Беги, если вспомнишь

Пролог

Действия происходят за три месяца до основных событий

Сердце бьётся так бешено, что, кажется, вот-вот разорвёт грудную клетку, вырвется наружу и упадёт к моим ногам – окровавленное, дрожащее, жалкое. Господи… Неужели это конец? Или только начало чего-то куда более ужасного? Темнота сжимает виски, в ушах – гул, как перед обмороком, но сознание, предательски ясное, не отпускает.

Как это случилось?

Вопрос вонзается в мозг, как лезвие. Я не виновата. Не виновата! Но разве это что-то изменит? Они уже всё решили. Уже составили своё мнение, уже вынесли приговор. Как доказать? Слова – просто звук, а факты – лишь тени, которые можно истолковать как угодно.

Что теперь будет?

Что будет с ним?

Мысли несутся вихрем, сплетаясь в паутину ужаса. Каждая – острая, как осколок стекла, вонзается в сознание, оставляя кровавые борозды. Слёзы —их слишком много. Они жгут, словно кислота, оставляя на щеках следы, которые уже не скрыть. Это ливень? Или это я тону в собственной беспомощности? Звуки мира растворились – остался только пульс. Глухой, тяжёлый, как удары молота по наковальне.

Я одна. Совсем одна. Набережная пустынна, ветер хлещет по лицу, а воздух, густой, как сироп, не попадает в лёгкие. Горло сжато невидимой петлёй. Ещё секунда – и колени подкосятся, тело рухнет на мокрый асфальт, а завтра…

«Молодая девушка, подававшая большие надежды… Тело обнаружено на берегу Невы… Предположительно, несчастный случай…»

Губы сами складываются в горькую усмешку. Случай? Нет. Здесь нет места случайностям – только холодный расчёт. Только ледяная, беспощадная логика. Может, просто шагнуть вперёд? Один шаг – и чёрная вода сомкнётся над головой, унесёт прочь от этого кошмара. Тишина, покой – конец.

Но тут – вибрация. Телефон в кармане бьётся, как пойманная птица. Мама. Нет, только не сейчас…

– Да? – голос кажется чужим, вырывается из горла разбитым шёпотом.

– Аврора, где ты?! – её слова, быстрые и острые, как шрапнель. – Ты уже на вокзале?

– Нет… – дыхание перехватывает. – Я не поеду, не могу. Мне нужно побыть одной.

Тишина. Короткая, звенящая. Потом – взрыв.

– Как это «не поедешь»?! – её крик режет слух. – Отец уже купил билеты! Всё приготовлено! Все приехали! Ты должна быть здесь!

Должна.

Это слово падает, как камень, прямо в грудь.

Я должна. Всегда. За всё.

Они подарили мне Петербург, квартиру, будущее – долг, который нельзя отдать. Но как я могу сейчас туда вернуться? Как смогу улыбаться, целовать родственников в щёки, слушать тосты о своих успехах, когда внутри – пустота и ледяной ужас?

– Мам, я не могу…

– Не хочу слышать! – её голос – непробиваемая сталь. – Поезд в 19:40. Ты обязана быть на нём.

Щелчок.

Тишина.

И я падаю в эту тишину. Сердце сорвалось в пропасть, разбилось вдребезги, и теперь его осколки режут изнутри, каждый вдох – боль.

Я одна.

Всё кончено.

Но… нет. Нельзя. Надо ехать. Надо улыбаться. Надо играть свою роль до конца.

Навигатор: Вокзал —17 минут.

Тело не слушается, мышцы одеревенели, но я заставляю себя сесть на велосипед и начать крутить чёртовы педали. Ветер бьёт в лицо, слёзы сливаются с дождём, город превращается в размытое пятно.

Боль.

Тошнота.

Темнота.

И вдруг – свет фар.

Ослепительный.

Последний.

Глава 1.

Наше время

Ну вот и всё, черта подведена.

Я выхожу из университета, сжимая в руках документы, которые теперь – всего лишь бумажки, свидетельства моего прошлого. Небо хмурится, сгущаясь тяжёлыми, свинцовыми тучами, будто сама вселенная готова разрыдаться от принятого мною решения. Скоро хлынет дождь – холодный, беспощадный, словно слёзы небес по тому, что я натворила. Или, может, по тому, что я наконец осмелилась сделать. Пожалею ли я об этом? Возможно. Но сейчас мне плевать. Я не вернусь. Никогда.

Через пару дней начнётся новый учебный год, и он должен был стать для меня последним. Государственные экзамены, диплом с отличием, престижная профессия финансиста – вот что ждало меня впереди, если бы я продолжила идти по накатанной колее. Но я сошла с этой дороги. Добровольно. Осознанно. Ради чего? Ради призрачного счастья, которого, как мне казалось раньше, можно достичь только через послушание, через отказ от себя.

Как же я заблуждалась.

Прежде я свято верила, что счастье – это жить по правилам. Упорно трудиться, получать похвалы, строить карьеру, угождать родителям, которые видели во мне не личность, а продолжение своих несбывшихся амбиций. Тысячу раз вытереть ноги о собственные желания – не беда. Зато все довольны, зато общество одобряет, зато ты – «правильная». А потом? Потом выйти замуж за такого же «мамина радость, папина гордость», нарожать детишек, загрузить их кружками и репетиторами, гордиться их успехами как своими собственными и рыдать в подушку, если вдруг заметишь сигарету в их руках или, не дай бог, татуировку на запястье. А в конце – умереть в белой больничной палате, с трубочками во рту, в полном одиночестве, потому что дети давно сбежали от тебя, чтобы наконец-то вздохнуть свободно и посмотреть мир.

Нет. Не этого я хочу.

Та авария перевернула всё. Она заставила меня пересмотреть каждый шаг, каждую мысль, каждую иллюзию, в которую я так слепо верила. И, как ни странно, я благодарна ей. Благодарна за этот жёсткий, жестокий урок. Потому что только так я поняла, насколько хрупка жизнь. Насколько легко она может оборваться в один миг, оставив после тебя лишь пыльные грамоты, золотую медаль и пустые слова соболезнований.

Как же страшно умереть, так и не узнав, каково это – встречать рассвет в пьяной компании лучших друзей, смеясь над глупостями и чувствуя, что в этот момент ты по-настоящему жив. Как страшно уйти, ни разу не разбив сердце от неразделённой любви, не прорыдав ночь на кухне у случайной знакомой, не выболтав ей всё, что копилось годами. Как ужасно никогда не сорваться с места, не уехать в неизвестность с одной сумкой и жаждой приключений, не почувствовать ветер свободы на своём лице.

Я провела три месяца в больнице. Один – в коме, два – в мучительном восстановлении. И за это время я передумала всё.

Я не вернусь к прежней жизни.

Кома, ирония судьбы, оказалась символичной – учитывая моё имя, шутки про «Спящую красавицу» сыпались со всех сторон. Но я чувствую себя не принцессой, разбуженной поцелуем. Я – феникс. Я сгорела дотла и восстала из пепла, переродившись в того, кем должна была стать.

Четыре сломанных ребра, повреждённое лёгкое, трещина в бедренной кости, черепно-мозговая травма – всё это осталось в прошлом. Всё, кроме шрама. Длинного, грубого, рассекающего левую бровь и висок. Он – моя метка. Доказательство того, что я выжила. Что я сильнее, чем кажусь. Что никакие удары судьбы не сломят меня.

Но шрам – лишь физическое напоминание.

Ничто не вернёт тех слёз, что пролили мои родные, дрожа от страха потерять меня навсегда. Ничто не сотрёт седые волосы, появившиеся у моих родителей за эти три месяца. Их мировоззрение тоже изменилось – они больше не держат меня на цепи, не контролируют каждый шаг. Мама, хоть и сквозь зубы, поддержала моё решение уйти из университета. Наверное, потому что винит в произошедшем себя.

А я… я не могу её успокоить. Потому что следующая потеря – моя память. Я не помню день аварии. Не помню месяц до неё.

Со слов матери, в тот вечер я была в отчаянии. Но вместо того, чтобы выслушать, меня заставили мчаться на вокзал, прямо под колёса того автомобиля.

Водитель скрылся, его не нашли. Или, возможно, даже не стали искать. Он остался безнаказанным. А я осталась со шрамом, разрушенными планами и провалом в памяти, который мне ещё предстоит заполнить.

Но я не жалуюсь.

Потому что теперь я свободна.

Я торопливо шагаю к метро, кажется, скоро начнётся дождь. Господи, разреши солнцу озарять нас своим ликом чуть дольше, чем две недели в году, это уже ни в какие рамки. В кармане вибрирует мобильник – Инга, я с самого утра игнорирую её сообщения. Не хочу выслушивать нравоучения в стиле «Одумайся!!! Остался всего год учёбы!!!», не ей меня судить.

Когда-то мы с Ингой были лучшими подругами. Хотя, если честно, звание «лучшей» доставалось ей автоматически – других-то просто не было. Мы выросли бок о бок, в одном сером микрорайоне, где дружба измерялась не общими интересами, а банальным «кто живет ближе к твому подъезду». Соседство – вот что склеило нас воедино. Дворовая песочница, первая линейка в школе, совместные походы в жалкий парк с ржавыми качелями – всё это создавало иллюзию неразрывной связи. Потом был Петербург: одинаковые чемоданы, одна комната в общежитии, одинаковые мечты о свободе.

Но даже это «одинаково» для нас было разным.

Родители любили сравнивать: «Вот Инга снова получила пятерку, а ты?», «Инга уже капитан в волейбольной команде, а ты даже подать нормально не можешь». Я злилась, конечно. Но не на неё – на себя. Потому что Инга не просто преуспевала – она жила. Легко, без оглядки. Пропускала пары, списывала у меня домашку, смеялась над занудством преподавателей, а на следующий день снова была первой в списке на стипендию. Она умела всё: и учиться, и веселиться, и оставаться любимицей судьбы.

А я? Я была её тенью. Удобной, преданной, вечно следующей за ней.

Но я её любила.

Она была живой – по-настоящему. Рассказывала мне о своих похождениях так ярко, что казалось, будто я сама целовалась с тем красавчиком с физфака или убегала от охраны ночного клуба с бутылкой вина в сумке. Её истории пахли духами, сигаретным дымом и молодостью – той самой, которой у меня не было.

А потом случился он.

Сергей (или Денис? Чёрт, даже имя уже стёрлось из памяти) – высокий, с насмешливыми глазами и привычкой носить кожаную куртку, будто он не студент политологии, а герой дешёвого боевика. Мне он казался недосягаемым. Инге – нет.

«Ты же не против, да?» – спросила она уже после, с виноватой ухмылкой, будто речь шла не о предательстве, а о взятой без спроса жвачке.

Я не кричала. Не плакала. Просто перестала отвечать на её сообщения.

Глупо, конечно. Сергей (Денис? Артём?) даже не знал, как меня зовут. Но дело было не в нём. Дело в том, что Инга снова взяла то, что хотела, – просто потому что могла. А я снова осталась ни с чем.

Потом была авария. Провал в памяти. Больница.

Мама, конечно, позвонила Инге – «девочки, надо же мириться». И та пришла. С цветами. С улыбкой. С рассказами о том, как все скучали.

Я не помнила ни ссоры, ни того парня, ни своей злости. Только её лицо – знакомое, родное, как старое зеркало, в котором когда-то отражалась моя жизнь.

Мы снова стали друзьями. Но иногда, глядя на её смеющиеся глаза, я ловила себя на мысли: «Зачем ты здесь?»

Может, из жалости. Может, от скуки.

А может, просто потому что других-то у меня всё равно нет.

– Ты же не сделаешь этого? – голос Инги пробивается сквозь помехи, едва я успеваю нажать кнопку «ответить». Он звучит так, будто она уже знает правду, но отчаянно цепляется за последнюю соломинку. – Прошу, с кем мне теперь сидеть на лекциях?

Я прижимаю телефон к уху, чувствуя, как по спине пробегает холодок от собственной решимости.

– Уже сделала, – мой голос звучит твёрдо, почти вызывающе.

На другом конце провода – пауза. Короткая, но красноречивая.

– Ну зачем? – Инга снова включается, и теперь в её тоне слышны нотки паники. – Можно же было потерпеть, всего год остался!

Я прищуриваюсь, глядя на серые стены станции метро, на толпу, спешащую в никуда.

– Знаешь, вот сейчас я как раз и начала думать. Сама. О самой себе. Представляешь?

Мои слова повисают в воздухе, и я почти физически ощущаю, как подруга закатывает глаза.

– Мы же теперь совсем перестанем видеться! Не оставляй меня! – её голос дрожит с наигранной трагичностью, и я представляю, как она заламывает руки в лучших традициях мелодрамы.

– Ты живёшь в соседнем доме, не драматизируй, – фыркаю я, но уголки губ сами собой ползут вверх. – Всё, спускаюсь в подземку, с-в-язь п-ро-пад-а-ет, пока!

Нарочито растягиваю слова, изображая помехи, и бросаю трубку, не в силах сдержать ухмылку.

– Авви! – её возмущённый крик успевает донестись до меня в последний момент.

Я смеюсь про себя, пробираясь сквозь поток людей. Лестница в метро кажется сегодня уже, толпа – плотнее, но в груди странно легко.

Спускаюсь на перрон и замечаю подходящий поезд. К моему удивлению, внутри есть свободные места. Оказывается, можно насладиться поездкой сидя, если кататься здесь не только в часы спешки – ранним утром, когда глаза ещё слипаются, или вечером, когда все, как зомби, бредут домой после работы и учёбы.

Устраиваюсь у окна, пожиная первые плоды свободной жизни. Больше не надо тащиться на ненавистные пары, делать вид, что мне интересно, тратить время на бессмысленные задания.

Наушники плотнее вжимаются в уши, и я листаю плейлисты, выбирая что-то под настроение. В этот момент экран телефона загорается новым сообщением.

Ирга: «И чем теперь будешь заниматься, халтурщица?»

Я усмехаюсь.

Я: «Планировала ничем. Потом, может, останется время для ни-че-го».

Ответ приходит почти мгновенно.

Ирга: «Очень смешно. Вообще-то я хотела позвать тебя в ТЦ, закупить канцелярии к началу учебного года. Но, увы, для тебя это уже не актуально. Эх, пропал мой отголосок совести… Может, ещё по впискам и клубам начнёшь ходить?»

Я задумываюсь на секунду.

Я: «Вот и начну».

Ирга: «Хах, ни за что не поверю».

Я: «А почему нет? Надо когда-то начинать. Не умирать же девственницей».

Пауза.

Я: «Может, правда сходим сегодня куда-нибудь? Отметим моё отчисление и последние деньки лета».

Ответ приходит не сразу.

Ирга: «Нет, я таким больше не занимаюсь. Надо браться за ум. Теперь я буду подружкой-заучкой, раз уж ты от этой роли отказалась».

Я фыркаю. Конечно, она не бросит тусовки – просто родители урезали ей карманные деньги из-за хвостов. Но идея с вечеринкой засела в голове. Если уж я решила перевернуть свою жизнь, то почему бы не начать с чего-то нового?

Пора выбираться из скорлупы.

Глава 2.

Наше время

Дверцы старого лифта с лёгким скрипом затворились за мной, поглотив шум улицы. Я привычным движением жму кнопку восьмого этажа, и в этот момент что-то цепляет мой взгляд.

Среди пестрой мозаики объявлений – «Суши за 30 минут», «Ремонт холодильников», «Массажистка Аня» – на стене притаился чёрный постер. Глубокий, как ночь перед грозой. На нём – лишь три слова, выведенные серебристым шрифтом, будто процарапанные чьим-то ногтем:

«ЗА ГРАНЬЮ ПРАВИЛ»

И чуть ниже – QR-код, тёмный квадрат, похожий на дверь в неизвестность.

Моя жизнь последние месяцы текла, как застоявшаяся лужа: белые стены больничной палаты, одни и те же лица в одинаковых халатах, таблетки, капельницы, синяки от уколов, которые до сих пор не зажили. Но это… это пахло тайной.

Я почти физически ощутила, как в груди вспыхивает давно забытое чувство – предвкушение. Рука сама потянулась к телефону. Камера навелась на код, и я на мгновение замерла, мысленно умоляя судьбу, чтобы ссылка не завела меня в какие-нибудь тёмные закоулки даркнета.

Щёлк.

Экран телефона вспыхнул, и передо мной развернулось…

ПРИГЛАШЕНИЕ

Туда, где кончаются правила

Когда последние лучи солнца окрасят небо в цвет расплавленного золота, а тени начнут шептать забытые секреты – мы откроем дверь.

Место: тщательно скрыто. Координаты будут высланы в последний день лета, когда солнце коснётся горизонта, а город начнёт медленно растворяться в сумерках.

Время: ровно в тот миг, когда последние солнечные лучи коснутся земли, превращая обычный вечер в нечто особенное.

Дресс-код: Тени и шёпот. Придите в том, что заставит вас почувствовать себя частью этого действа. В том, что скроет и одновременно раскроет вас.

Особые условия: Вас встретит тот, чьё лицо вы не запомните. Он попросит показать это приглашение. И если в ваших глазах он увидит огонь – вас пропустят.

Мест осталось мало. Их число равно количеству звёзд, которые осмелятся зажечься в эту ночь.

Ответьте до наступления темноты.

P.S. Возьмите с собой то, что нельзя купить: смелость, любопытство и готовность отпустить реальность.

P.P.S. Лето уходит. Возможно, это ваш последний шанс ухватиться за его исчезающий край.

Лето всегда было моим любимым временем. Временем, когда воздух густеет от жары, а город превращается в огромную теплицу – душную, липкую, но такую живую. Временем, когда можно до рассвета болтать ногами на набережной, пить тёплый лимонад из банки и смеяться над чем-то бессмысленным. Время, когда кажется, что всё возможно – стоит только протянуть руку и поймать этот миг.

А я провела его в больнице.

Бесконечные белые стены, капельницы, мерный писк аппаратов и тихий голос врача: «Вам пока нельзя…» Нельзя на солнце. Нельзя резких движений. Нельзя жить – только выживать.

Но завтра – последний день августа. Последний шанс.

Я обязана украсть у этого лета хоть что-то, наполнить этот сезон приятными воспоминаниями, пусть даже и в последний день. Я ведь хотела пойти на вечеринку, а тут она сама меня нашла, будто судьба, устав от моей покорности, наконец махнула рукой: «Ладно, бери своё». По пути в квартиру быстро отправляю адрес своей электронной почты для получения дальнейшей информации.

Квартира встретила меня пылью и тишиной. Я не была здесь вечность. После выписки родители забрали меня к себе – «отдохни, окрепни». Бабушкины пироги, дедовы рассказы про СССР, мамины вздохи: «Ты так похудела…»

А сегодня – наконец-то дом.

Дверь захлопнулась за спиной, сумка шлёпнулась на пол. Я обвела взглядом комнату – всё на месте, но какое-то чужое.

Беспорядок. Слой пыли на комоде. Засохшая чашка с чаем, оставленная до аварии.

И – мёртвые растения.

Хойя, которую я растила три года. Аглаонема, пережившая два переезда. Антуриум – подарок на день рождения. Даже кактус, чёртов кактус, не дождался. Я провела пальцем по сморщенным листьям – они рассыпались в труху. Грустно, но было ожидаемо, что ими никто заниматься не будет. Спасибо, что хоть меня выходили.

Что ж, остаток дня придётся провести за наведением порядка и расхламлением. Боюсь представить, сколько раз мне предстоит спуститься к мусорным бакам, учитывая разрешённую нагрузку. Зато потом награжу себя ночным киномарафоном и чипсами, о да, наконец-то, к чёрту больничную еду, вогнавшую мой желудок в депрессию.

Я сильно похудела, скулы и ключицы стали чётче и заметнее, рёбра торчат, а под тонкой бледной кожей просматривается чуть-ли не вся кровеносная система. Но когда я ловлю своё отражение в зеркале – мне не страшно – мне интересно.

Это новое тело. Новая я.

И, может быть, этим летом я что-то потеряла – но что-то и обрела.

Сознание продирается сквозь липкую паутину сна, как сквозь густой туман. Глаза слипаются, веки налиты свинцом, а в висках пульсирует ленивая, размягчённая сонным теплом боль. Рука судорожно шаркает по прикроватной тумбе, пальцы нащупывают холодный прямоугольник телефона. Экран вспыхивает, ослепляя, и цифры медленно складываются в осмысленную картину: 11:34.

– Прекрасно, – выдыхаю я, и голос звучит хрипло, будто проржавевшим механизмом.

По ощущениям, я проспала не просто утро – я проспала последний день лета. А может, и весь сентябрь. Мозг услужливо подкидывает картинку: календарь, листы, безжалостно отрываемые чьей-то невидимой рукой, время, утекающее сквозь пальцы.

– Ну конечно, – бормочу себе под нос, – стоило ограничиться парой серий, а не глотать целый сезон, как последний киноман перед концом света.

Но разум тут же включает защитный механизм самооправдания: «Не нагнетай. Тебе двадцать один, а в двадцать один положено засыпать под утро, просыпаться в обед и считать это абсолютной нормой.»

Реальность, однако, напоминает о себе немилосердно: сегодня 31 августа. День вечеринки. Той самой, на которую я должна попасть. Проблема в том, что мой опыт праздной жизни стремится к нулю, а гардероб – его верный союзник – состоит из поношенных футболок, растянутых шорт и одного-единственного платья, купленного мамой «на выход». Остальное больше не сидит. В прямом смысле.

С трудом отрываюсь от матраса, будто он намагничен, и первое, что делаю, – заправляю постель. Автоматизм, въевшийся в подкорку с детства. «Беспорядок в комнате – беспорядок в голове», – голос матери звучит у меня в ушах четче, чем собственные мысли.

Умываюсь ледяной водой – лицо в зеркале бледное, с синяками под глазами. Волосы, непокорные и путаные, после долгой борьбы наконец скручиваются в длинную косу. Одна прядь остаётся свободной – привычный жест, прикрывающий шрам у виска.

Голода нет. Вернее, он где-то там, на задворках сознания, но я не горю желанием его искать. Натягиваю первые попавшиеся шорты, футболку с потрёпанным принтом – и выхожу в день, который, кажется, уже давно начался без меня.

В лифте больше нет того объявления с QR-кодом. «Набрали достаточно заявок», – догадываюсь. Быстро работают.

Иду пешком. Раньше взяла бы велосипед – лёгкий, стремительный, с ветром в лицо и асфальтом, мелькающим под колёсами. Но теперь нельзя. Не после того случая. Не после того, как дала слово.

Торговый центр встречает меня стеклянными дверями, холодным воздухом и безликой музыкой из динамиков. Пора на охоту.

Первое, за что цепляется взгляд – витрина магазина нижнего белья. Я замираю на пороге, будто передо мной не просто бутик, а запретная территория, куда посторонним вход воспрещён. А я – посторонняя.

Стекло витрины, холодное и безразличное, отражает моё смущённое отражение, накладывая его поверх кружевных бюстгальтеров и стрингов, выложенных словно драгоценности. Они кажутся мне чем-то чужим, почти постыдным – как будто я подсматриваю за чужой, более раскрепощённой жизнью, к которой никогда не имела отношения.

Но сегодня что-то перещёлкнуло.

Может, это был тот самый «голос женской сексуальности», о котором так пафосно вещают на тренингах для «раскрытия внутренней богини». Или просто усталость – от серых хлопковых трусов, от взглядов, скользящих мимо, от мысли, что никто никогда не увидит, не оценит, не захочет.

«А почему, собственно, никто?» – вдруг спрашивает себя та часть меня, что обычно молчит. «Разве я не могу выбрать что-то… для себя?»

Дверь магазина с лёгким звоном поддаётся под моей ладонью. Внутри пахнет ванилью и дорогим парфюмом. Кондиционер выстудил воздух до мурашек, а бесконечные зеркала, множащие отражения, заставляют чувствовать себя как на подиуме. Я неуверенно скольжу пальцами по стойкам, касаясь шёлка, гипюра, тончайшей сетки.

– Что-нибудь помочь? – голос продавщицы звучит слишком громко в этой тишине.

– Нет, спасибо, просто посмотрю, – мой ответ вылетает автоматически, будто я поймана на чём-то неприличном.

В конце концов, я выбираю два комплекта: оба – полупрозрачная сетка с вышитыми розами, но один – белый с розовым, невинный, как первый поцелуй, а второй – чёрный с алым, словно намёк на то, о чём не говорят вслух.

Хватаю их и бегу в примерочную, сердце колотится так, будто я совершаю преступление, а зеркала здесь – безжалостные свидетели.

Я стою перед своим отражением, впервые за долгое время разглядывая себя без привычной доли критики. Бельё сидит идеально, подчёркивая изгибы, которые я годами прятала под бесформенными свитерами.

Но всё равно странно.

– Неужели это я? – шепчу себе, проводя ладонью по животу.

И тут штора резко дёргается.

Я инстинктивно хватаю футболку, прижимая её к груди, но уже поздно.

Передо мной – она.

Высокая, с волосами цвета спелой пшеницы и губами, будто созданными для того, чтобы оставлять следы на чьей-то коже. На ней – корсет, утягивающий и без того узкую талию, и стринги, которые больше показывают, чем скрывают.

– Подруга, как думаешь, корсет здесь лишний? – её голос звучит так, словно мы знакомы сто лет. – Будто перегружает образ.

Я застываю, не в силах выдавить ни звука. Кто вообще так делает? Врывается к незнакомым людям, когда те полуголые?

– Эм… Вы, кажется, ошиблись кабинкой? – наконец выдавливаю я, но в голосе нет и тени убедительности.

Незнакомка смеётся – звонко, беззаботно, как будто мы не в примерочной, а где-то на вечеринке с шампанским.

– Прости, просто мне нужен был совет, а ты выглядишь как человек со вкусом. – Её взгляд скользит по мне, но без оценивания, скорее… с одобрением. – Я Виолетта. Можно просто Ви.

Она протягивает руку, будто это самая обычная встреча.

Я медленно разжимаю пальцы на футболке.

– Аврора. Можно… Авви.

– О, красиво! – Её улыбка становится ещё шире. – Ну так что, Авви, покажешь, что там выбрала? Или будем стоять как две монашки на исповеди?

Что-то в её тоне заставляет меня расслабиться.

– Ты же понимаешь, что сзади зеркало, и я уже всё прекрасно разглядела? – добавляет она, подмигивая.

Я краснею, но… отпускаю футболку.

– Вау, – Ви закусывает губу, осматривая меня. – Думаю, этому белью не суждено долго оставаться целым, когда твой принц его увидит.

– Ох, нет, это… только для меня, – торопливо говорю я, но тут же смущаюсь ещё сильнее. – Просто… не могу определиться. Чёрный или белый?

– Бери оба, – Ви делает шаг ближе, её пальцы скользят по кружеву на моём плече. – Сегодня – нежная кошечка, завтра – грешница. Всё зависит от настроения.

– Боюсь, это всё не про меня, – я нервно провожу ладонью по бёдрам. – Стринги жутко неудобные. Не понимаю, как в них вообще ходят.

– Ах, милая, – она смеётся, и звук этот нежный, как шёлк. – Ты забываешь о неудобствах, когда понимаешь, как круто в них выглядит твоя задница.

Я фыркаю, и вдруг осознаю, что смеюсь вместе с Ви.

– Ладно, это аргумент. Беру.

– Отлично! – Ви хлопает в ладоши. – Тогда переодевайся и бегом на кассу! А потом… – она задерживает взгляд на мне, – может, пройдёмся по магазинам вместе? Если, конечно, я не слишком навязчива.

Я колеблюсь. Всего пять минут назад эта девушка была чужой. А теперь…

– Да. Я буду рада, – отвечаю я, и в голосе звучит неожиданная для меня самой уверенность.

Ви улыбается, и в её глазах – что-то, что заставляет меня думать…

Что сегодня всё только начинается.

Мы обошли с Ви добрый десяток магазинов, если не больше. Она, конечно, скромничала, упоминая «пару бутиков» – на деле же мы прочесали весь торговый центр, от брендовых лавок до крошечных нишевых магазинчиков, где пахло кожей и дорогим парфюмом. Пакеты в моих руках оттягивали пальцы, а где-то среди них терялась главная цель моего сегодняшнего выхода – вечеринка, ради которой всё и затевалось.

Уведомление пришло неожиданно: координаты, время, дресс-код. Я уже собиралась показать его Ви, как она сама протянула мне телефон с идентичным сообщением.

– Ты тоже? – удивилась я, ощущая лёгкий холодок под кожей.

– Похоже, судьба решила подкинуть нам совместное приключение, – усмехнулась Ви, но в её глазах мелькнуло что-то настороженное.

Я предпочла не копать глубже. Совпадение? Возможно. Но куда приятнее было просто радоваться тому, что мы очутились в одной лодке.

Ви, как оказалось, разбиралась в моде куда лучше меня. Она критически осмотрела мои первые неуверенные выборы, заставила примерить десяток платьев и в итоге настояла на облегающем чёрном, которое подчеркивало каждую линию тела, не скатываясь в пошлость.

– Ты должна убивать наповал, – заявила она, поправляя складки ткани на мне. – Иначе зачем вообще стараться?

Косметика, аксессуары, туфли на каблуке, от которых ноги онемели уже через пять минут носки – всё это вылилось в сумму, от которой дрогнули бы даже более толстые кошельки. Благо, семья выделила мне приличный стартовый капитал. Но мысль о том, что пора искать работу и перестать зависеть от их денег, сверлила мозг всё настойчивее.

Шопинг вымотал меня дотла, особенно на пустой желудок. Когда мы наконец выползли из последнего магазина, я почувствовала, что готова съесть даже подошву своих новых туфель.

– На фуд-корт? – предложила я, но Ви скривилась, окинув взглядом заполненную до отказа зону с едой.

– О нет, сегодня же последний день каникул, – она закатила глаза. – Кажется, каждый подросток в радиусе двадцати километров решил отметить это здесь. Мы не найдём даже места, чтобы присесть.

Она задумалась на секунду, а затем её губы растянулись в хитрой улыбке.

– Как насчёт альтернативы? – Ви игриво приподняла бровь. – Можем завалиться ко мне или к тебе, заказать роллы, прихватить бутылочку чего-нибудь игристого… – она сделала паузу, ловя мою реакцию, – и заодно подготовиться к вечеру вместе. Две девушки справятся быстрее, да и веселее.

Я заколебалась.

– А ты далеко живёшь?

– Другой район, – вздохнула Ви. – Минут сорок на автобусе, если повезёт с пробками.

– И что тебя вообще занесло сюда? – удивилась я.

Она пожала плечами, но в её движении была лёгкая неестественность.

– Пустяки. Была у клиента неподалёку.

– У клиента? – я невольно оглядела её с ног до головы, но никаких намёков на профессию не обнаружила. Ни маникюрного набора, ни сумки с массажным маслом.

– А чем ты вообще занимаешься? – спросила я напрямик, внезапно осознав, что ничего не знаю о своей спутнице.

Ви замерла на секунду, затем медленно выдохнула, будто принимая решение.

– Сопровождаю мужчин на мероприятия. Иногда – с продолжением, если клиент симпатичный и мне самой этого хочется. – Она бросила на меня оценивающий взгляд, заметила моё замешательство и резко добавила: – И не смей меня судить, ханжа.

Эскорт. Вот оно что.

Мозг тут же начал лихорадочно перебирать стереотипы, но Ви стояла передо мной – уверенная, стильная, с холодноватым блеском в глазах. Не жертва, не «падшая женщина», а человек, который знает, чего хочет.

– Клянусь, всё в порядке, – поспешно сказала я. – Просто… неожиданно. Завидую твоей смелости, честно.

Ви расслабилась, уголки её губ дрогнули.

– Тогда ко мне? Моя квартира в десяти минутах ходьбы, – предложила я.

– Давай, – Ви кивнула, и мы направились к выходу, оставляя за спиной шум торгового центра.

Глава 3.

Наше время

Мы с Виолеттой утопаем в этом вечере, как в тёплом бархатном сумраке перед рассветом. Она заказала роллы из той самой доставки, куда я всегда стеснялась звонить – слишком уж пафосное меню, слишком дерзкие названия. Но они оказались идеальными: нежные ломтики лосося таяли на языке, а острый соус щекотал нёбо, оставляя послевкусие чего-то запретного. Шампанское – лёгкое, игривое – разлилось по венам золотистыми пузырьками, растворяя последние остатки скованности.

И вот я, полулежа на диване, слушаю её истории. Ви рассказывает о работе с циничной нежностью, будто перебирает бусы из грязных бриллиантов. Вот банкир, плативший ей за то, чтобы она молча сидела напротив и ела устрицы – ему нравилось смотреть, как она глотает. Вот наследник нефтяного магната, требовавший, чтобы она притворялась его покойной матерью. А вот её любимый клиент – пожилой профессор, который нанимал девушку исключительно для того, чтобы она читала ему вслух Платона в нижнем белье… Я смеюсь до слёз, до спазмов в диафрагме. Господи, как же мне этого не хватало.

Виолетта не продаёт себя – она сдаёт в аренду иллюзии, а клиенты платят за то, чтобы на пару часов забыть, кто они. Она не лжёт, не притворяется, не надевает фальшивых улыбок. Рядом с ней я впервые за долгие годы чувствую, что моя «приличная» жизнь – всего лишь ещё один вид клетки. Ви – это глоток свежего воздуха после лета в душной комнате. Она не боится быть неудобной, не играет в социальные игры, не извиняется за то, что живёт на своих условиях. Рядом с ней я чувствую себя… живой. Жаль только, что мне нечего рассказать в ответ. Моя жизнь – как старый чёрно-белый фильм: однотонный, предсказуемый, лишённый ярких сцен.

Но сегодня всё иначе.

Виолетта раскидывает по столу тюбики, палетки, кисти – косметичка похожа на волшебный сундук алхимика.

– Доверься мне, – говорит она, и в её голосе столько уверенности, что я просто закрываю глаза.

Холодное прикосновение аппликатора скользит по веку – чёрная стрелка, резкая, как лезвие. Потом ещё одна. Они будто прорезают моё отражение, делая его чужим, но невероятно соблазнительным. Шиммер рассыпается по коже, превращая веки в тёмное мерцающее небо.

– Карие глаза нужно подчёркивать зелёным, – шепчет Ви, выводя по внутреннему контуру глаза изумрудный кайал. – Смотри, какой контраст.

Я смотрю. И правда – взгляд стал ярче, опаснее. Губы тронуты лишь лёгким блеском, чтобы не перегрузить образ. Виолетта укладывает мои волосы – тёмные, с бардовым отливом – то собирая их в свободные волны, то отпуская вниз, чтобы они скользили по обнажённым плечам.

Когда я надеваю платье, мир будто переворачивается.

Чёрное. Бархатное. Без бретелек.

Оно облегает каждый изгиб, каждую линию моего тела, как вторая кожа. Серебристая кайма из стразов переливается при каждом движении, словно оплетая меня светящимися нитями. Но главное – разрез. Глубокий, дерзкий, открывающий стройное бедро, по которому струятся тонкие цепочки с кристаллами. Они звенят при каждом шаге, напоминая, что под тканью – ничего.

– Бельё только испортит силуэт, – настаивала Виолетта, и теперь я понимаю почему. Платье лежит безупречно.

Я поворачиваюсь к зеркалу – и не узнаю себя.

– Кажется, это слишком… – вырывается шёпот.

Виолетта, уже готовая, стоит позади. Её серебристое платье – вызов. Глубокий вырез едва прикрывает пышную грудь, а высокий хвост из светлых волос делает её похожей на героиню какого-то футуристичного блокбастера.

– Ты потрясающе выглядишь, – поправляет она прядь на моём плече. – На примерке тебя ничего не смущало.

Но тогда это было просто «платье». А сейчас – в этом платье я.

Сначала мы просто фотографируемся в зеркале – две красотки в шикарных нарядах, улыбающиеся, чуть наигранные. Потом Виолетта прикусывает губу и притягивает меня ближе.

– Расслабься, – шепчет она, и её пальцы скользят по моей талии.

Следующий кадр – я откинула голову, волосы падают на спину, открывая голую кожу. Ещё один – губы почти касаются её шеи. Ещё – её рука на моём бедре, цепочки блестят в свете люстры. С каждым кадром я чувствую себя свободнее. С Виолеттой моё стеснение растворяется, как сахар в кипятке.

– Закат сегодня в 20:07, нужно выходить, – голос Ви звучит как приговор, но в её глазах мерцает азарт. Она проверяет часы на запястье, и я замечаю, как последние лучи солнца скользят по её ногтям, окрашенным в глубокий чернильный оттенок.

Я беру сумку – небольшую, но достаточно вместительную, чтобы поместить всё необходимое для ночи, которая, кажется, уже дышит мне в спину холодком предвкушения. И тут же ловлю себя на мысли: почти забыла.

Браслет Pandora.

Он лежит на туалетном столике, будто ожидая, пока я о нём вспомню. Металл прохладен под пальцами, бусины-шармы тихо позванивают, сталкиваясь друг с другом. Мы с Ингой купили их в выпускном классе – два одинаковых браслета, два оберега, две ниточки, связывающие нас даже тогда, когда наша дружба дала трещину. Каждый праздник – новый шарм. Сердечко на восемнадцатилетие, крошечная подкова «на удачу» перед отъездом, череп в прошлом году – уже после того, как мы перестали быть теми самыми подругами. Глупо? Возможно. Но когда я застёгиваю его на запястье, что-то внутри сжимается – не больно, а скорее… надёжно.

– Поехали? – Виолетта уже в дверях, её пальцы нетерпеливо барабанят по косяку.

Мы заказываем такси. Точка, которую она скинула, выглядит подозрительно – промзона на окраине, место, куда не сунешься без причины. Но Ви смеётся, её голос звенит, как разбитое стекло под каблуком, и я позволяю себе расслабиться.

Дорога кажется бесконечной. Город за окном постепенно теряет очертания, уступая место тёмным складам и заброшенным цехам. В животе ворочается что-то горячее – не страх, нет. Скорее, предвкушение, острое, как бритва.

– Может, мы что-то напутали? – я всматриваюсь в темноту. Вокруг ни души. Только ветер гуляет меж ржавых конструкций, напевая что-то неслышное.

И тут – он. Будто возник из воздуха, будто тень, принявшая форму. Высокий, в безупречном смокинге, лицо скрыто полумраком.

– Дамы, – его голос низкий, словно доносится из-под земли, – разрешите взглянуть на ваши приглашения?

Мы молча протягиваем телефоны. Экран освещает его пальцы – длинные, бледные, с безупречным маникюром. Мужчина кивает, и его улыбка на миг ловит свет: слишком белые зубы, слишком острые клыки.

– Добро пожаловать.

Мы идём за ним, и с каждым шагом тревога нарастает. Заброшенный завод, когда-то кипевший жизнью, теперь лишь пустая оболочка. Но когда охранники у входа раздвигаются, пропуская нас внутрь, мир взрывается.

Звук.

Он бьёт по нервам, заставляет сердце колотиться в такт тяжёлым басам. Воздух густой от дыма, подсвеченного неоном. Люди – нет, существа – в карнавальных масках, в коже, в латексе, с обнажёнными торсами, украшенными узорами из бисера и металла. Кто-то смеётся, кто-то целуется, кто-то пьёт прямо из горлышка, не обращая внимания на струйку жидкости, стекающую по подбородку.

Я замираю. Всё, во что я верила до этой секунды, кажется детской сказкой.

– Ты в порядке? – Виолетта сжимает мою руку. Её пальцы обжигают.

– Я…

– Алкоголь поможет, – перебивает она и тянет меня к бару.

Текила. Соль. Лайм.

Я повторяю за подругой, как в трансе. Огонь растекается по горлу, и мир на секунду становится мягче, податливее.

– Кажется, сегодня я выпила больше, чем за всю свою жизнь, – говорю я, и голос звучит чужим. – Раньше мне разрешался только один бокал шампанского на Новый год.

Виолетта смеётся.

– Дорогая, – она наклоняется так близко, что её губы почти касаются моего уха, – это только начало.

Ви тянет меня за руку в самую гущу – туда, где свет проваливается в ритм, где тела сливаются в единый пульсирующий организм. Я никогда не была такой. Не чувствовала кожей музыку, не ловила взгляды, не позволяла себе раствориться. Но сейчас в висках стучит сладкий, тёплый угар, а в животе – бас, низкий и властный.

Ви смеётся, запрокидывает голову, и её волосы пахнут дымом и чем-то сладким – может, коктейлями, может, её помадой. Она двигается так, будто её кости – жидкость, а я… я пытаюсь повторять, но мои жесты пока ещё угловатые, робкие.

– Расслабься! – кричит она мне в ухо, и её голос тонет в музыке.

Тонкие пальцы скользят по моей талии, направляют, и я вдруг понимаю: на нас смотрят. Не просто так, мельком – всматриваются. Мужчины, женщины, кто угодно. Ви знает это, играет с этим – подмигивает незнакомцу через моё плечо, выгибает спину, заставляет меня кружиться. А я…я больше не та, что пряталась у стенки. Я часть этого безумия.

Кто-то подносит мне стакан, я пью, не глядя. Вкус горький, но мне уже всё равно. Ви прижимается ко мне спиной, шепчет что-то, от чего по коже бежит жар, и мы двигаемся уже в унисон – две тени в мерцающем свете, две чужие, но такие близкие фигуры. Я не помню, когда в последний раз дышала так глубоко.

Через пару треков чувствую лёгкую усталость. Голова кружится, ноги ватные, а от яркого света танцпола в глазах остались цветные пятна.

– Пойду поищу уборную, – предупреждаю подругу.

– Окей, буду ждать тебя у бара, не теряйся.

Помещение клуба дышит густым полумраком, пропитанным запахом спиртного, пота и чего-то ещё – чего-то острого, металлического, будто в воздухе витает предчувствие. Я медленно провожу взглядом по стенам, затянутым бархатным мраком, и замечаю узкий проход, теряющийся в глубине. Коридор – узкий, как нож, тёмный, как сама безысходность.

Не ходи туда.

Но ноги уже движутся сами, будто кто-то невидимый тянет за нити. Стены смыкаются вокруг, холодные, влажные, будто выточенные из подземного камня. Даже сквозь тонкую ткань платья ледяная сырость пробирается под кожу, заставляя содрогнуться. Я останавливаюсь, прикрываю глаза – может, так проще собраться? Где-то здесь должен быть персонал. Кто-то, у кого можно спросить…

– Заплутала, маленькая пташка?

Голос. Грубый, низкий, будто просочившийся сквозь саму тьму. Мурашки бегут по спине, сжимая лёгкие.

Соберись. Он может помочь.

Но когда я открываю рот, слова застревают в горле.

– Я… эм…

Тень передвигается, и внезапно он здесь – слишком близко, слишком реально. Моя спина вжимается в стену, а его ладонь упирается в кирпич рядом с моей головой, отрезая путь. Вторая рука скользит по цепочкам платья, тяжёлые пальцы намеренно медленно перебирают звенья, пока не касаются оголённого бедра.

Горячо.

От прикосновения кожа вспыхивает, будто обожжённая. Я чувствую себя мышью в когтях хищника – крошечной, дрожащей, обречённой. Сердце бьётся так громко, что, кажется, эхо разносится по всему коридору. Но я не кричу. Не дёргаюсь. Просто смотрю в темноту, что пульсирует вокруг мужчины, как живая.

Чёрная рубашка облегает мощные плечи, на шее – татуировка, чьи очертания теряются в полумраке. Поднимаю взгляд выше и вижу…

Глаза.

Угольные, бездонные, в них нет отражения – только тьма. Ужас сковывает тело, сжимаясь комом где-то внизу живота. Он наклоняется ближе, и тёплое дыхание обжигает ухо, когда он шепчет:

– Раньше ты хотя бы пыталась убежать… А теперь стоишь, как агнец перед закланием.

Тьма сгущается, воздух становится густым, тяжёлым. Я судорожно вдыхаю, но лёгкие наполняются с огромным трудом.

Знакомый запах.

Пряный, с оттенком кожи и металла – как сталь после выстрела. В глазах темнеет.

Я знаю его?

Но когда я моргаю, передо мной – пустота.

Он исчез.

Что это было?

Дрожащими пальцами я поправляю платье. Нужно найти Ви. Нужно уйти, сбежать отсюда как можно дальше.

Толпа в баре бурлит, как море перед штормом. Я пробираюсь сквозь неё, нервно озираясь, пока не замечаю Виолетту. Она полулежит на барной стойке, а рядом – парень, чья татуированная рука лежит на её плече. На каждом пальце – карточные масти.

– Вот и Авви! – Ви расплывается в улыбке, её голос звенит, искрится. – Знакомься, это Макс.

Я принудительно растягиваю губы.

– Надеюсь, это не один из твоих клиентов? – шиплю ей на ухо.

Она громко смеётся, будто я сказала что-то невероятно забавное.

– Нет, дорогая, он бы в жизни не накопил даже на час моего времени.

Парень – Макс – усмехается, поднимая бровь.

– Ха-ха-ха, в любом случае, блондинки не в моём вкусе.

Значит, он в курсе её работы.

– Он мой брат, – поясняет Ви, будто это что-то объясняет.

Я моргаю.

– Никогда бы не подумала. Вы совсем не похожи.

Макс пожимает плечами, его рыжие кудри падают на острые скулы.

– У нас одна мать, но разные отцы, – отвечает парень, – и не один из них в семье не прижился.

Ви толкает его локтем, но в её глазах мелькает что-то тёмное.

Я хватаю подругу за руку.

– Ви, мне нужно домой.

Но прежде чем она успевает ответить, вмешивается Макс.

– Малышка, веселье только начинается. Его пальцы сжимают мой локоть – не больно, но достаточно, чтобы почувствовать силу. – Я никуда вас не отпущу, пока вы не выпьете со мной. Кто уходит с тусовки на прямых ногах?

Он улыбается, и в этом есть что-то заразное. Может, и правда… не стоит сбегать? Тот жуткий тип в коридоре уже кажется плодом воображения. Сколько ещё таких будет за пределами моей скучной жизни?

– Ладно, – сдаюсь я. – Но только один коктейль.

Макс уже машет бармену, а Ви шепчет мне на ухо:

– Расслабься. Сегодня ночь, когда всё можно.

Но когда я оглядываюсь через плечо, мне кажется, что в дальнем углу кто-то стоит.

И смотрит.

Братец Ви разошёлся не на шутку, уже не знаю, что одурманивает меня сильнее – три «маргариты» или его азарт провести эту ночь как последнюю, будто завтра упадёт метеорит и уничтожит всё живое. Толпа стекается ближе к стойке, мне так жаль бармена, еле поспевающего отдавать заказы. Почему он только один? Ещё и Макс терроризирует беднягу просьбами самому приготовить три убийственных коктейля для нашей компании.

– К чёрту, валяйте, делайте что хотите, пошло оно всё! – бармен не выдерживает, снимает форму и удаляется прочь. Разъярённая толпа негодует.

– Смена власти! – кричит Макс и ловко перепрыгивает стойку.

– Господи, может ли он хотя бы раз не быть в центре внимания? – причитает Ви и перелезает за ним.

– Эй, красотки! – парень хлопает ладонью по стойке и окидывает взглядом растерянных гостей. – Кто тут хочет выпить по-настоящему?

Ви уже роется в бутылках, наливает что-то в бокалы, смешивает, не глядя. Макс ловко жонглирует стопками, подбрасывает лайм в воздух – и режет его ножом на лету. Люди вокруг ликуют, а я стою как вкопанная, не понимая, что только что произошло. Откуда у этой парочки нужные навыки?

– Залезай! – Ви тянет меня за руку, её пальцы липкие от сиропа, а глаза горят азартом.

Я колеблюсь всего секунду – но алкоголь уже ударил в голову, а смех Ви и одобряющий взгляд Макса сметают последние сомнения. Цепляюсь за край стойки, чувствую, как кто-то подталкивает меня снизу, и вот – я уже наверху.

Гул толпы, вспышки света, десятки глаз, устремлённых на меня. И среди них – его взгляд. Тот самый, из темноты. Он стоит чуть в стороне, прислонившись к колонне, и курит. Дым стелется вокруг него, а глаза – тёмные, неотрывные – будто прожигают меня насквозь.

– Не пялься на него, работай! – Ви хлопает меня по бедру, сует в руки бутылку шампанского. – Держи!

Она взбирается рядом, её босые ноги уверенно стоят на глянцевой поверхности. Макс снизу подаёт бокалы, а она ловит их на лету, расставляя передо мной.

– Раз! – она встряхивает бутылку, и я повторяю за ней.

– Два! – пробки вылетают с громким хлопком, пена бьёт в потолок, а толпа взрывается восторгом.

И тогда Ви начинает танцевать. Стройное тело изгибается под ритм, будто у неё нет костей, только плавные, змеиные движения. Я пытаюсь повторять, чувствуя, как юбка задирается выше, как волосы прилипают к влажной шее.

– Давай же! – Ви кричит, и её голос тонет в музыке.

Я закрываю глаза – и отпускаю себя.

Руки вверх. Бёдра в такт. Шампанское льётся по запястьям, капает на стойку, на тех, кто тянется к нам снизу. Я смеюсь, и это уже не мой смех – это что-то дикое, освобождённое.

А когда открываю глаза – он всё ещё смотрит. Но теперь в его взгляде не только холод, там – интерес. И это опаснее, чем всё остальное.

Вечеринка длилась до самого рассвета, пока первые лучи солнца не просочились сквозь разбитые окна заброшенного завода, окрашивая бетонные стены в кроваво-алые тона. Мы выбрались наружу, едва держась на ногах от усталости и шампанского, но с каким-то странным, липким ощущением счастья под кожей.

– Поедем ко мне, – Ви лениво тянет слова, закуривая сигарету. Дым клубится в холодном утреннем воздухе, смешиваясь с паром от дыхания. – Займём кровать, а Макса выбросим на диван. Или в ванну. Или под кровать – зависит от степени его раздражительности.

Губы её растягиваются в хищной ухмылке, и я понимаю, что она не шутит. Макс, стоящий чуть поодаль, лишь фыркает, но не спорит – видимо, уже привык к её юмору.

– Нет, спасибо, – моя голова гудит, будто в неё встроили старый заводской мотор. – Я хочу свою кровать. Свои подушки. Своё одеяло. И тишину. Ооочень много тишины.

– Ну, как знаешь, – Ви пожимает плечами, но в глазах читается лёгкая тревога. – Напиши, когда доедешь.

– Обязательно, – обнимаю подругу, чувствуя под пальцами холодную кожу и запах дыма, духов и чего-то электрического – будто сама ночь впиталась в неё. – Всё будет в порядке.

Сажусь в такси, и мир за стеклом плывёт, как в тумане. Город просыпается медленно, нехотя, и я прилипаю лбом к холодному стеклу, борясь с тяжестью век. Закатное небо уже сменилось рассветным – густо-розовым, с фиолетовыми прожилками, будто кто-то размазал акварель по мокрому холсту.

Неужели уже осень?

Скоро листья пожелтеют, как страницы старого романа, и воздух пропитается запахом корицы, будто кто-то поджёг пачку пряных сигарет. Скоро я буду пить тыквенный латте, закутавшись в плед, и снова пересматривать «Сумерки» – потому что осень без Беллы и Эдварда это не осень, а просто унылое умирание природы.

Первый день сентября.

И я проведу его как богиня лени – в постели до самого вечера, пока солнце не скроется за горизонтом, и комната не наполнится синим мраком.

Добравшись до дома, я едва доползаю до порога, и если бы не необходимость смыть с себя следы вчерашнего безумия, уснула бы прямо здесь, свернувшись калачиком на коврике с надписью «Welcome». Но кожа уже шепчет мне проклятия, а тушь превратилась в чёрные реки под глазами. Печатаю сообщение Ви.

Я: «Я дома. Бегу в душ смывать шампанское, помаду и грехи. Пальцы слипаются, будто у лягушки – может, я и правда превращаюсь в животное после такой ночи?»

Ответ приходит мгновенно – значит, она ждала, может, и в правду волнуется.

Ви: «Хах, отлично. Мы тоже дома. Макс всю дорогу трещал о тебе, как сумасшедший. Если бы я не знала его всю жизнь, подумала бы, что он влюблён.»

Я смеюсь. И вдруг вспоминаю всё:

Громкую музыку, от которой дрожал пол.

Танцы в полумраке, где тела сливались с тенями.

Её руку на моей талии.

Его взгляд, когда он подал мне стакан, и наши пальцы ненароком соприкоснулись.

Как я могла так долго прятаться от всего этого?

Я: «Спасибо за самую яркую ночь в моей жизни. Обними Макса от меня. Спокойной ночи. Или утра. Или чего-то среднего.»

Ви: «Сладких снов. Целую.»

Глава 4.

Наше время

Сознание продирается сквозь свинцовую пелену похмелья. Голова – тяжёлая, словно отлитая из чугуна, каждый вздох отдаётся в висках глухим, неровным стуком. Мир за окном кажется нарочито ярким, злым, солнечные лучи бьют в незащищённые зрачки, как осколки битого стекла.

Я лежу, придавленная невидимым грузом, и лишь через несколько мучительных секунд понимаю: под боком что-то твёрдое и холодное. Мобильный телефон. Видимо, всю ночь он служил мне подушкой – на экране засохший след от помады, а в углу трещина, которой вчера ещё не было.

Пытаюсь приподняться – и тут же падаю обратно, потому что комната внезапно наклоняется, пол уходит из-под ног, а потолок медленно вращается, как карусель в парке аттракционов. В висках пульсирует боль, во рту – привкус пепла и прокисшего коктейля, от которого сводит челюсти.

Что, чёрт возьми, было вчера?

Память выдаёт обрывки, как кадры из испорченной киноплёнки: Ви, её смех, разливающийся по барной стойке, словно шампанское из опрокинутого бокала; искрящиеся брызги, взлетающие к потолку; и его глаза – тёмные, неотрывные, следящие за мной из глубины зала, будто два уголька в пепле ночи.

Я накрываю лицо руками и стону.

Господи, я танцевала на баре. Я…

Тело ломит, будто его переехал грузовик, а потом ещё и пнули на прощание. Голова раскалывается на части, словно кто-то методично вбивает в неё клинья. Видимо, так вселенная решила напомнить: за каждое безумное решение рано или поздно приходится платить. И платить дорого.

С трудом сползаю с кровати, и ноги подкашиваются, будто сделаны из ваты. Начинаю поиски аптечки, роясь в ящиках с той же осторожностью, с какой сапёры обезвреживают бомбу. «О, великий аспирин, избавь меня от мучений» – эта молитва крутится в голове навязчивой мантрой.

Пока таблетка медленно растворяется в желудке, я проверяю телефон. Сообщение от Инги:

Ирга: «Как ты?»

Следом – второе, уже с характерной для неё лёгкостью:

«Заскочу к тебе после пар, очень соскучилась! С меня – кола и кислые мармеладки, с тебя – хорошее настроение 😊».

Отвечаю что-то невнятное и валюсь обратно в постель, благодарная хотя бы за то, что подруга не пытается вытащить меня на улицу. Видимо, на каком-то подсознательном уровне она чувствует: сегодня я не способна на такие подвиги.

Проходит ещё час. Час апатии, тупой боли и попыток собрать себя по кусочкам. Но постепенно таблетка делает своё дело, и я наконец нахожу в себе силы подняться.

На кухне – последствия вчерашнего урагана: пустые бутылки, смятые салфетки, следы помады на бокале. Я методично заметаю следы наших с Ви безумств, будто стираю улики преступления. Даже пожарить омлет с беконом получается – руки дрожат, но не настолько, чтобы уронить сковороду.

Ем медленно, почти механически, уставившись в телевизор. На экране – очередное шоу о беременных подростках, их наигранные драмы и слезы. Впервые за долгое время я ловлю себя на мысли: «Спасибо, одиночество, что уберегло меня от этого цирка».

Раздаётся стук в дверь.

Инга.

Она врывается в квартиру, как торнадо, и прежде чем я успеваю что-то сказать, её руки уже обвивают меня в тугом объятии. Подруга одета в свободный укороченный топ, обнажающий загорелые плечи, и рваные джинсы. Её тёмные короткие волосы взъерошены, будто она только что выбежала из ветра, а ярко-розовые пряди у висков бросаются в глаза, как вспышки неонового света. На ногах – потрёпанные кеды, будто она и правда мчалась сюда, не разбирая дороги.

Мы не виделись больше недели – с тех самых пор, как я выписалась из больницы. От её напора голова снова начинает пульсировать, но я стискиваю зубы и не подаю виду.

– Я обязала тебя лишь одним условием, – говорит она, отстраняясь и изучая меня взглядом, – и ты его провалила. Ну и в каком ты состоянии?

В её голосе – знакомая нота. Лёгкое, почти привычное осуждение, приправленное заботой.

– В состоянии «никогда больше», – бормочу я, закутываясь в плед, как в кокон.

Она кивает, будто это единственно возможный ответ, разливает колу по стаканам и устраивается напротив.

– Рассказывай.

И я рассказываю. Медленно, с паузами, иногда спотыкаясь о собственные мысли. Про заброшенный завод, про тот проклятый бар. Про смех Ви, звонкий и заразный. Про шампанское, бьющее в потолок.

И про него – тёмного незнакомца, чей взгляд будто прожигал меня насквозь. Эту часть слегка приукрашиваю – Инга не любит «жуткие истории».

– Ты серьёзно? – она ставит стакан с таким звоном, что я вздрагиваю. – Ты, которая даже на собственном дне рождения отсиживалась в углу, вдруг полезла танцевать на бар? С какой-то… Викторией?

– Виолеттой, – поправляю я.

– Неважно! – Инга вздыхает, проводя рукой по волосам. – Ладно, ты выпила, окей, бывает. Но кто эти люди? Ты же даже не знаешь, чем это могло закончиться!

Я молчу. Потому что знаю: она права. Потому что где-то в глубине сознания шевелится что-то холодное и липкое – страх. Не только от похмелья, а от осознания: вчерашняя я была… другой.

– Просто будь осторожнее, – смягчается она, протягивая мне мармеладку. – Ты же не хочешь превратиться в одну из этих…

– В одну из каких? – поднимаю на неё взгляд.

Она пожимает плечами, но ответ я читаю в её глазах.

В одну из тех, кто теряет себя.

Кислый червяк размазывается на языке, резиновый и безвкусный, будто я жую кусок старой плёнки. За окном серое небо давит на город, тучи сбиваются в беспокойные стаи, словно предчувствуя чью-то чужую беду. Или, может, мою.

Что-то окончательно закончилось. Или только начинается.

В тишине комнаты резко взрывается звонок – незнакомый номер, цифры горят на экране, будто шипят. Беру трубку.

– Да? – голос звучит глухо, будто не мой.

– Добрый день, Аврора? – из динамика льётся женский голос, сладкий и слишком отточенный.

– Всё верно. Кто это?

– Меня зовут София, я представляю клуб «Stardust», – пауза, будто даёт мне время вспомнить то, чего я не знаю. – Вы были на нашем закрытом мероприятии «За гранью правил» прошлой ночью. И, скажем так… спасли ситуацию, когда наш бар столкнулся с некоторыми… техническими сложностями.

Я молчу. В памяти – обрывки: тёмные коридоры, чужой смех, Виолетта, тянущая меня за руку куда-то в дым.

– Ваши друзья проявили невероятную находчивость, а вы… – голос слегка меняет тембр, – произвели впечатление. Наши VIP-клиенты остались под большим впечатлением.

– К чему вы ведёте? – пальцы сжимают телефон чуть крепче.

– Мы расширяем команду. Наши прежние сотрудники… не справились с ожиданиями, – в её интонации что-то скользит, холодное и недоговорённое. – Вы сейчас в поиске работы?

– Возможно.

– Отлично! – она перебивает, будто боится, что я передумаю. – Мы вышлем вам все детали. Ждём завтра. Без опозданий.

Щелчок.

Тишина.

Телефон тяжёлый, будто наполненный свинцом. Ладони влажные, дыхание чуть сбилось.

– Я даже не сказала «да»… – бормочу себе под нос.

– Что предлагают? – Инга поднимает голову с дивана, её взгляд прищурен, будто она уже знает ответ.

– Работу. В «Stardust».

– О-о, – она медленно возвращается в прежнее положение, и в её глазах вспыхивает что-то – то ли интерес, то ли тревога. – Это же часть «Дредторна». Ты понимаешь, что за дверь перед тобой открывается?

– «Дредторн»? – повторяю, и где-то в глубине памяти шевелится что-то тёмное.

– Они контролируют половину ночной жизни города, ты по-любому о них слышала. Кто-то даже говорил мне, что ты хотела устроиться к ним в центральный офис на время практики. Но, полагаю, ты не настолько наивна. Попасть к ним невозможно. Если не по блату. Или… – она замолкает.

– Или что?

– Или если они сами тебя не нашли.

В голове пустота. Провал.

Звонок снова режет тишину. Виолетта.

– Ты сегодня прямо нарасхват, – Инга качает головой, но в её голосе нет насмешки.

– Привет, Ви.

– ТЫ СОГЛАСИЛАСЬ?! – её визг рвёт барабанные перепонки.

– Мне не дали выбора.

– Слушай сюда! – её голос резко падает в шёпот, но от этого становится только страшнее. – Завтра в десять. Мы все трое идём. Никаких «но», никаких «я подумаю». Ты поняла?

– Ви…

– Нет. Ты не понимаешь, что это за шанс, – пауза. – Или… может, и правда не понимаешь?

Она бросает трубку.

Я смотрю на погасший экран.

– Ну что, героиня? – Инга встаёт, собирая свои вещи. – Ты же хотела всё изменить?

– Я хотела контролировать свою жизнь.

– А теперь её контролируют за тебя, – она улыбается, но в её глазах что-то чужое. – Добро пожаловать в игру.

За окном сгущается тьма.

Где-то там, в неоновых ловушках города, уже зажигаются огни.

Телефон в руке горит.

Я знаю, что соглашусь.

И от этого страшнее всего.

Глава 5.

Наше время

Стоя на тротуаре, я замечаю приближающийся Hyundai Solaris – серый, с потёртыми колёсными дисками и слегка заляпанной грязью дверью со стороны водителя. Машина притормаживает передо мной, и сквозь слегка запотевшее стекло я различаю знакомые силуэты. Макс за рулём, с привычной небрежной ухмылкой, а Виолетта – на пассажирском сиденье, уже машет мне, пальцами делая нетерпеливый жест: «Садись, не тяни».

Открываю заднюю дверь – и сразу же морщусь. Салон пахнет дешёвым кофе, пережаренным маслом и чем-то затхлым, будто здесь неделю проветривали носки. Сиденье завалено мусором: скомканные салфетки, пластиковые стаканы с остатками сладкого напитка, пустые коробки из «Бургер Хауса» с застывшими пятнами кетчупа. Один недоеденный чизбургер, завёрнутый в промасленную бумагу, лежит прямо на подлокотнике, и мне становится дурно от мысли, что он мог здесь пролежать не один день.

Брезгливо отодвигаю весь этот хлам и аккуратно сажусь, надеясь ничего не подцепить в результате поездки. Заметив недовольство на моём лице, Макс пытается сгладить ситуацию, сгребая мусор с сидений на пол, будто это чем-то поможет.

– Извини, ваше высочество, – его голос звучит насмешливо, но без злобы. – Покорный слуга не успел прибрать карету к вашему визиту. Но если хочешь, могу постелить тебе красную дорожку из салфеток.

Я фыркаю, но сажусь, стараясь не касаться ничего лишнего. Виолетта, тем временем, поправляет макияж в зеркальце солнцезащитного козырька. Она выглядит безупречно – тёмные стрелки, идеально растушёванные тени, губы цвета спелой вишни. Контраст между её безукоризненным образом и этим замусоренным салоном настолько резкий, что кажется почти сюрреалистичным.

– Ну что, готова? – её холодные глаза встречаются с моими в отражении.

Я прикусываю губу, ощущая, как тревога сжимает горло.

– А у меня есть право отказаться? – спрашиваю, приподнимая бровь.

Виолетта ухмыляется, и в её улыбке – что-то хищное.

– Конечно… нет, – она поворачивается ко мне, слегка наклонив голову. – Я спросила просто из вежливости.

Макс включает музыку – громко, агрессивно, как будто намеренно заглушая наш разговор. Бас дрожит в дверцах, и я понимаю, что это его способ не участвовать в «девчачьей болтовне».

Может, и к лучшему.

Я откидываюсь на сиденье, глядя в окно. Город проплывает мимо – огни, тени, размытые силуэты прохожих. Сердце колотится так, будто пытается вырваться из груди.

– Ты слишком напряжена, – вдруг говорит Ви, не глядя на меня. – Расслабься. Это просто работа.

– Работа? – я усмехаюсь. – Барменом? В заведении, о котором никто толком ничего не знает?

– Тебе сказали – престижное место.

– Ага, настолько престижное, что набирают сотрудников через анонимные звонки.

Макс бросает взгляд в зеркало заднего вида.

– Ну, ты же не думаешь, что тебя позвали подавать коктейли, да?

Виолетта медленно поворачивается, и её глаза сверкают в полумраке.

– Ты хочешь сбежать?

Я закрываю глаза.

– Нет.

– Ну вот и решили.

Машина ускоряется, и я чувствую, как асфальт уходит из-под колёс.

Я соврала об отсутствии желания убежать. У меня нет никакого опыта работы, да и специальность, изучаемая мной в университете уж никак не сопоставляется с должностью бармена, или что там от меня потребуют? Может, мне удастся подняться по карьерной лестнице и заняться тем, чему меня учили в вузе. Но кому я буду нужна без диплома?

Добравшись до клуба, Макс по-джентельменски открыл мне дверцу автомобиля и подал руку.

– Принцесса на бал прибыла, – его голос, густой, с ленивой хрипотцой, растворился в воздухе.

Я приняла помощь, чувствуя, как его пальцы – тёплые, с грубоватыми подушечками – на мгновение сжимают мои чуть сильнее, чем нужно.

– Ого, какие манеры, – рассмеялась я, поправляя сбившуюся юбку. – А я и не догадывалась, что ты так умеешь.

Тень улыбки скользнула по его лицу. Он приложил ладонь к груди, изображая раненое достоинство.

– Как, по мне разве не видно? Я оскорблён, – но в его глазах, светлых и насмешливых, читалось явное удовольствие от игры.

– Поверь, я тоже не знала, – Ви, подошедшая к нам, бросила реплику с убийственной невозмутимостью. Она поправила прядь светлых волос, её каблуки чётко отстукивали ритм по плитке.

Я перевела взгляд на неё.

– Ви, а тебе разве нужна работа? Думала, у тебя и так всё в порядке с финансами.

Она усмехнулась, доставая сигарету. Пламя зажигалки осветило острые скулы на мгновение, прежде чем она затянулась, выпуская дым колечком.

– Это прикрытие для успокоения мамы. Она до сих пор свято верит, что я живу у какого-то парня и вишу у него на шее. Беспокоится о пенсионных отчислениях, социальном статусе… мило, не правда ли? – Ви бросила взгляд на клуб, где за матовыми стёклами уже мелькали силуэты. – А здесь… неплохое место для нетворкинга. Серьёзные дяди будут выстраиваться в очередь за нашими номерками.

Её слова повисли в воздухе, обволакивая меня чем-то липким и тревожным. «Нетворкинг». Звучало так невинно. Но в её интонации это слово обрело острые грани. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Макс, а что насчёт тебя? – спросила я, стараясь отвлечься. – Зачем тебе это? Чем ты занимался раньше?

Он наклонился чуть ближе, окутывая меня запахом табака и бензина.

– Малышка, тебе лучше не знать, – он подмигнул, и я почувствовала, как предательский румянец заливает щёки. – Ты и так, судя по всему, не лучшего мнения обо мне. Зачем портить его ещё больше?

– Ох, простите, я, кажется, пропустила момент, когда мы перешли на откровения, – Ви закатила глаза, но в уголках её губ дрогнула усмешка.

– Ну а если говорить о мотиве… – Макс откинулся назад, закинув руки в карманы. – Он, в принципе, совпадает с причиной сестры. Если, конечно, отбросить её креативные методы поиска членов при бабле.

– Боже, – Ви закатила глаза от дерзости брата.

Я наблюдала за ними, за их лёгкостью, с которой они переступали границы условностей. Они были как шторм – неудержимые, хаотичные, и я уже чувствовала, как меня затягивает в этот водоворот.

«Ну что, Авви? Вот они – твои новые друзья. Развязные, беспринципные, плюющие на все нормы. И, судя по всему, на законы тоже. Ты точно этого хотела?»

У входа в клуб нас встречает девушка в тёмно-бардовом костюме, сшитом так безупречно, что кажется – он вылит из жидкого рубина. Её светлые волосы стянуты в тугой пучок, настолько идеальный, что от одного взгляда на него сжимаются виски – будто невидимые нити, стягивающие кожу, напоминают о дисциплине, которой здесь дышит каждый сантиметр. И всё же её лицо безмятежно, словно она давно переступила грань, где обычные люди испытывают дискомфорт. Лаковые стилеты в тон костюма впиваются в пол с тихим, но угрожающим стуком, будто отмеряя секунды до чего-то неизбежного. На переносице – стильные очки с затемнёнными стёклами, за которыми не разглядеть взгляд, а в руках – планшет с мерцающим экраном, холодный и безликий, как она сама. Офисная сирена, заманивающая не песнями, а тихим скрипом кожаных перчаток по сенсорному стеклу. Девушка представилась – Злата – имя, которое звучит как намёк на роскошь, но пахнет металлом.

Зеркальный коридор затягивает нас внутрь, удваивая, утраивая отражения, пока не становится непонятно – сколько нас на самом деле. Стены поглощают шёпот, оставляя лишь приглушённый гул шагов, и вот мы перед ресепшеном – чёрным, полированным, как гробовая плита.

– Это место администратора, – голос Златы скользит по ушам, не оставляя следов. – Он встречает гостей и проверяет, являются ли они членами клуба «Дредторн».

– То есть гости здесь – не просто случайные проходимцы с улицы? – Макс приподнимает бровь, его пальцы беспокойно теребят манжет рубашки.

– Конечно, наши клиенты – особенные, – в её улыбке что-то хищное. – Мы обслуживаем «сливки» этого общества. Членство в «Дредторн» открывает доступ не только к «Stardust», но и в другие заведения холдинга.

– Какая прелесть… – Ви шепчет мне на ухо, её губы едва касаются кожи, но от этого мурашки пробегают по спине.

– А много ли заведений входит в ваш холдинг? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Много, – Злата проводит пальцем по экрану планшета, и на секунду я замечаю отражение какого-то списка – длинного, как исповедь грешника. – Клубы, бары и рестораны нашей компании находятся во всех крупных городах страны.

Главный зал встречает нас роскошью. Я и подумать не могла, что эпицентр людских пороков может быть настолько… изысканным. Стены цвета индиго переливаются, словно глубоководный океан, поглощающий свет. В них тонут блики золотых панелей, вкрапления натурального дерева и шёпот теней, скользящих по поверхности.

В центре – зеркальная сцена. Она пуста, но отражения в ней искажены, будто кто-то уже танцует там – невидимый, но ощутимый. Над ней парит хрустальная люстра – массивная, но невесомая, словно паутина, сплетённая из осколков звёзд.

Диваны обиты кожей, которая холодит кожу при касании. Столики – чёрный мрамор, в котором тонут отражения неоновых огней, превращаясь в размытые пятна, как воспоминания пьяного утра.

Подходим к отполированной барной стойке из чёрного камня. За ней – стеклянные стеллажи с рядами безымянного спиртного, цену которого я не знаю, но инстинктивно прикрываю рёбра рукой. Интересно, сколько органов придётся продать, чтобы покрыть штраф за случайно разбитую бутыль?

– Итак, вот ваше рабочее место, – Злата прерывает мои мысли, её голос разрезает воздух. – Конечно, дамы не ограничены зоной бара. Вы можете подходить к столикам гостей. Ваша задача – сделать так, чтобы посетители тратили как можно больше, – пауза. – Заигрывайте с ними. Танцуйте для них. Раздевайтесь. Делайте всё, что позволяет ваша совесть, – её глаза скользят по моей шее, останавливаясь на пульсе. – И даже больше.

– Насколько далеко мы можем заходить? Есть ли какие-то ограничения? – голос Ви звучит слишком спокойно для такого вопроса.

– Абсолютная свобода действий, – Злата поправляет очки, и в этот момент я замечаю шрам у неё на запястье – тонкий, как нить. – Единственное правило – вы должны оставаться в трезвом уме. Гости будут предлагать вам выпить, но для вас на баре приготовят специальные безалкогольные коктейли, – она усмехается. – Конечно же, цена на них не изменяется и заносится в чек клиента в полном объёме.

– А если… – мой голос предательски дрожит. – Насколько свободны в своих действиях гости?

– Клуб оснащён системой охраны, – ответ быстр, как удар. – Наши ребята защитят вас от того, к чему вы не будете готовы.

Но в её глазах что-то ещё – намёк на то, что «готовы» здесь – понятие растяжимое.

– А когда мы познакомимся с остальным персоналом? – Макс нервно постукивает пальцем по барной стойке.

– Сегодня клуб закрыт, – Злата проводит рукой по экрану, и где-то в глубине зала вспыхивает синий свет. – Ближайшее мероприятие в пятницу. Мы ждём вас в 14.00 для знакомства с сотрудниками и совместной подготовкой.

Она останавливает взгляд на каждом из нас, будто вбивая расписание прямо в мозг.

– У вас будет два дня для изучения меню и карты бара. Прошу подойти к этому с предельной ответственностью, – её последние слова висят в воздухе, как приговор. – А сейчас отправляйтесь в центральный офис. Там вы оставите копии документов и согласуете зарплату.

Вот так просто – без вопросов об опыте, без проверки дипломов, даже без формального «А вы действительно хотите у нас работать?» – мы получили работу. Будто наше место здесь было предопределено, будто кто-то заранее вписал наши имена в штатное расписание. И хотя обычно подобная беспечность со стороны работодателя вызвала бы у меня подозрения, горящие глаза Ви и Макса словно растворяли все сомнения. Они сияли, как сигнальные огни в тумане, – и я, вопреки логике, шла за ними.

Центральный офис компании возвышался над улицей, как стеклянный колосс, слепящий отражением облаков. Я запрокинула голову, пытаясь разглядеть верхние этажи, но они терялись где-то в вышине. «Сколько же денег нужно, чтобы построить такое?» – пронеслось у меня в голове. «И как их можно заработать на ночных клубах и ресторанах?» Ветер гулял между небоскрёбами, и мне вдруг стало казаться, что это не просто здание, а живое существо, наблюдающее за нами снизу-вверх.

– Ну что, идём? – Макс тронул меня за локоть, и я вздрогнула, словно пойманная на крамольной мысли.

Мы вошли внутрь. Холл встретил нас прохладой кондиционированного воздуха и мягким светом, льющимся откуда-то сверху. Под ногами – идеально отполированный мрамор, в котором отражались наши силуэты, будто мы уже стали частью этого места.

– Добрый день, мисс, – Макс с лёгким поклоном протянул администратору пропуск, который нам вручила Злата. Его голос звучал так, словно он произносил не формальность, а тайный пароль. – Мы новые сотрудники клуба «Stardust». Нам бы найти секретаря.

Женщина за стойкой подняла на нас взгляд. Её глаза скользнули по пропуску, затем по нам – быстрая, но придирчивая оценка.

– Ах, да, здравствуйте, – её голос был ровным, без эмоций. – Меня предупредили о вашем прибытии. Вам нужно подняться на третий этаж, в зону ожидания. Кабинет 311. Вас пригласят.

– Премного благодарны, – Макс одарил её ослепительной улыбкой, но девушка уже отвернулась, поднося к уху телефонную трубку.

Едва мы отошли, Ви схватила его за рукав.

– Идиот, – прошипела она, сверкнув глазами. – Нужно было хотя бы дорогу спросить, а не строить глазки каждой обладательнице сисек. Где тут лифт, или ты уже забыл, зачем мы здесь?

– Направо и до конца, – неожиданно для себя ответила я.

Ви резко обернулась, её брови поползли вверх.

– Ты уже была тут? – в её голосе прозвучало не только удивление, но и что-то ещё… настороженность?

Я замерла. Откуда я знала? Я точно никогда здесь не была. Но мои ноги словно помнили путь, а язык выдал слова прежде, чем мозг успел их обдумать.

– Не знаю, – наконец пробормотала я. – Наверное, догадалась.

Но в глубине души понимала: это была не догадка. Это было воспоминание.

Глава 6.

Четыре месяца назад

Я стою на парковке, затерянная среди холодного блеска машин, под тяжелым свинцовым небом, которое словно придавливает город к земле. Передо мной вздымается стеклянный колосс – одна из тех современных высоток, что, как ледяные кристаллы, пронзают небосклон. Архитекторы, должно быть, гордятся этим творением: острые грани, зеркальные фасады, бездушная красота, отражающая суету улиц и спешащие силуэты. Красиво? Да. Но не так, как старые здания – те, что помнят шепот истории, чьи стены пропитаны дымом эпох, чьи карнизы украшены каменными ликами забытых богов.

Я исходила эту территорию вдоль и поперек, вышагивая нервными кругами, как зверь в клетке. Каждый раз, поднимая глаза на массивные двери главного входа, я чувствовала, как что-то сжимается внутри. Страх? Нет, не совсем. Скорее – предчувствие. Будто за этим порогом меня ждет не просто офис, а целый мир, который либо примет меня, либо выплюнет, даже не разжевав.

«Давай, соберись. Ты не для того пробивалась сквозь горы конспектов, бессонные ночи и презрительные взгляды сокурсников, чтобы теперь струсить.»

Я лучшая на факультете. Лучшая не потому, что гений, а потому, что пахала как проклятая, пока другие разбрасывались талантом на ветер. «Дредторн» – это не просто солидная компания. Это билет в другой мир, где решения творят судьбы рынков, где каждая цифра – это чья-то победа или крах. Практика здесь – не строчка в резюме. Это шанс доказать, что я не просто очередная выпускница с дипломом, а тот самый острый клинок, который они ищут.

Десять шагов. Всего десять шагов.

Но ноги будто вросли в асфальт. Я пытаюсь унять дрожь в коленях, делаю глубокий вдох – воздух обжигающе холодный, с привкусом бензина и городской пыли. Выдох. Еще вдох. Но дыхательные упражнения не помогают. Сердце колотится так, будто рвется наружу, а в голове – каша из мыслей, каждая из которых шипит, как змея: «А вдруг не возьмут? А вдруг поймут, что ты не настолько хороша? А вдруг…»

«И как ты собралась идти по головам, если ноги у тебя – ватные, а руки дрожат, как у пьяницы?» – язвит внутренний голос.

В зеркальном фасаде высотки мое отражение кажется чужим. Серая юбка-карандаш, строгая, почти монашеская, черная блуза, слегка мешковатая – будто я пыталась спрятаться в ней. Волосы собраны в тугой хвост, но пара непокорных прядей вырвались на свободу, обрамляя лицо. Макияж минимальный – только чтобы не выглядеть мертвецом.

Но больше всего меня выдает папка в руках. Я прижимаю ее к груди так крепко, что пальцы побелели. Внутри – весь мой арсенал: рекомендации, справки, сертификаты. Бумаги, которые должны доказать, что я чего-то стою.

И вдруг осознаю: это не просто документы. Это мой щит. Последняя защита от мира, который смотрит на меня свысока, от тех, кто уже заранее решил, что я – никто. От собственного страха, что, может быть, они правы. Но если я сейчас развернусь и уйду – они победят. А я не могу позволить им победить.

Резкое движение позади – и я, не успев осознать угрозу, уже разворачиваюсь, инстинкты срабатывают быстрее мысли. Но мир взрывается оглушительным визгом шин, и внезапно, будто из самой преисподней, передо мной материализуется чёрный Aston Martin, его глянцевый корпус бросает в лицо ослепительные блики выглянувшего и такого редкого в этих местах солнца.

Я вздрагиваю, пальцы рефлекторно разжимаются – и бумаги, только что сжатые в моих ладонях, теперь кружатся в воздухе, как опавшие листья, прежде чем бесшумно опуститься на асфальт. Колени, и без того дрожащие от усталости, предательски подкашиваются, и я падаю – резко, нелепо, с глухим стуком, отдающимся в костях. «Как же жалко я должна выглядеть», мелькает в голове, но мысли путаются, захлёбываясь в адреналине.

А машина… Она стоит теперь неподвижно, будто всегда была здесь, будто она не возникла из ниоткуда, а просто ждала момента, чтобы я её заметила. Чёрная, как сама ночь, отполированная до зеркального блеска, она переливается в свете, словно живое существо, только что вырвавшееся из другого измерения.

И тут дверь открывается. Медленно, с непозволительной для этого мира театральностью.

Из неё выходит он.

Мгновенно я понимаю – это не человек. Нет, это что-то другое. Существо, для которого человеческая форма – лишь маска, временная оболочка. Он движется с такой ленивой, хищной грацией, что воздух вокруг него словно густеет, сопротивляясь. Его чёрная рубашка, расстёгнутая настолько, чтобы обнажить кожу, испещрённую татуировками, облегает тело так плотно, будто это не ткань, а вторая кожа. Брюки, безупречно сидящие на мощных бёдрах, подчёркивают каждое движение его длинных ног – ног, которые могли бы раздавить меня за секунду, если бы он того захотел.

Но самое страшное – его лицо.

Резкое, словно высеченное из мрамора рукой безумного скульптора. Скулы, будто готовые прорезать кожу. Губы, изогнутые в полуулыбке, которая не обещает ничего хорошего. А глаза… Боже, эти глаза. Глубокие, тёмные, как бездонные колодцы, в которых тонут души. В них – ни капли тепла, лишь холодное любопытство хищника, нашедшего новую игрушку.

Он приближается, и с каждым шагом земля подо мной кажется всё менее устойчивой. Его парфюм – смесь дыма, кожи и чего-то пряного, – окутывает меня, проникает в лёгкие, в кровь. Голова кружится.

И вот он уже здесь. Нависает надо мной, как тень, как приговор. Я всё ещё сижу на асфальте, чувствуя его холод сквозь тонкую ткань юбки. Мои пальцы судорожно сжимаются в кулаки, но подняться нет сил – будто он пригвоздил меня одним лишь взглядом.

– Заплутала, маленькая пташка?

Его голос, густой и тёплый, как дым сигары, обволакивает меня, проникая под кожу, заставляя сердце биться чаще. Он протягивает руку – широкую, сильную ладонь, испещрённую тенями прошлого: чернильными узорами, что навсегда впитались в кожу, будто тайные послания, которые мне никогда не прочесть.

Мои пальцы дрожат. Нерешительность сковала тело, будто ледяные оковы, но что-то внутри – то ли инстинкт, то ли безумие – заставляет меня ухватиться за его руку. Кожа шершавая, обожжённая жизнью, но прикосновение обжигает куда сильнее, чем я ожидала. Мужчина поднимает меня легко, будто я невесома, и на миг я чувствую, как его дыхание смешивается с моим, как его тень накрывает меня целиком.

– Спасибо… – мой голос звучит слишком тихо, почти стыдливо.

Я готова простить ему всё – лишь бы он не отпускал. Лишь бы этот миг, этот сладкий, дурманящий миг, длился вечно.

– Прости, что напугал, малышка.

Его слова падают мне в душу, как капли дождя на раскалённый асфальт. Я чувствую, как по спине пробегает дрожь, но делаю вид, что всё под контролем.

– Ничего страшного… – мои пальцы нервно поправляют растрёпанные волосы. – Мне стоило быть повнимательнее.

Он не уходит. Не отворачивается. Его взгляд, тяжёлый и проницательный, скользит по мне, будто изучая каждый изгиб, каждую дрожь.

– Помочь собрать бумаги?

Я слишком резко отказываюсь, почти перебивая его.

– Нет, не нужно… – и тут же жалею о своих словах, потому что он, должно быть, сейчас уйдёт. – Вы и так, наверное, торопились…

Но мужчина не отвечает. Вместо этого его губы слегка приподнимаются в полуулыбке. Его глаза задерживаются на мне, когда я опускаюсь на колени, подбирая разлетевшиеся листы. Я чувствую его взгляд на своей спине, на сгибе шеи, на дрожащих пальцах…

Потом – шаги. Он уходит.

Тяжёлый вздох, шорох ткани, и вот я уже одна.

Я жду несколько секунд, будто давая себе шанс одуматься, но ноги сами несут меня вслед за ним – туда, в здание, где царит полумрак и шепот чужих голосов.

Надеюсь, что мы больше не пересечёмся, а то вдруг он решит, что глупая девчонка влюбилась и теперь преследует его? Но где-то в глубине, в самой тёмной части души, я уже знаю – я хочу этого. Хочу снова услышать его голос. Хочу, чтобы его пальцы снова обхватили мои.

Хочу, чтобы он заметил меня.

И от этого страха – страха перед самой собой – становится только слаще.

– Здравствуйте, – мой голос звучит чуть громче, чем я планировала, но дрожь в нём выдаёт мою неуверенность. – Я студентка Института экономики и управления. Хотела бы пройти практику в вашей организации. Скажите, пожалуйста, с кем я могу обсудить этот вопрос?

Я обращаюсь к женщине за стойкой администрации, её маникюр с идеальным гель-лаком стучит по клавиатуре, будто отбивает такт моему надвигающемуся провалу. Она даже не поднимает глаз.

– Милочка, – её голос холодный, как сталь, – даже слушать не буду. Мы не берём студентов. Могли бы заранее осведомиться и не тратить ни моё, ни своё время.

Её пальцы продолжают бегать по клавишам, словно моё присутствие – не более чем назойливый шум, который скоро исчезнет. Я сжимаю папку с документами так, что костяшки пальцев белеют. Ожидала трудностей, но не такого откровенного пренебрежения. Неужели всё закончится, не успев начаться?

– Но… прошу вас, – голос предательски дрожит, и я чувствую, как под веками нарастает жар. – Взгляните хотя бы на мои рекомендации…

Я протягиваю папку, но её рука даже не шевелится, чтобы принять её.

– Какие-то проблемы?

Его голос.

Тело пронзает электрическим разрядом, каждый нерв натягивается, как струна. Я чувствую его тепло ещё до того, как он подходит ближе. Его запах окутывает меня, словно невидимый щит.

Я замираю, не решаясь обернуться, но вижу мужские руки – широкие ладони, выступающие вены, пальцы, впивающиеся в стойку по обе стороны от меня. Он окружает, даже не касаясь.

– Ксандер, вы уже вернулись? – голос администраторши мгновенно меняется, в нём появляется нотка почтительной тревоги. – Никаких проблем, просто… эта девица хочет стать у нас практиканткой, а я объясняю ей правила компании.

– Практиканткой, значит… – он произносит это медленно, словно пробуя слово на вкус.

Наконец Ксандер обходит меня, и я вижу его лицо, так близко…

Боже.

Тёмные волосы, слегка растрёпанные, будто он только что провёл рукой сквозь них. Губы, сжатые в усмешке. И глаза – глубокие, пронзительные, цвета ночного океана, в которых тонут все мои мысли.

– Кажется, за мной должок, – говорит он, и его взгляд скользит по моему лицу, будто читая каждую эмоцию.

Я прикусываю губу, чтобы сдержать дрожь.

– Пойдём в мой кабинет.

– Но… Правила! – администраторша почти вскидывается с места.

Ксандер лишь отмахивается от неё, не сводя с меня глаз. Его рука касается моего плеча – лёгкое, но властное прикосновение.

– Идём.

Мои ноги не слушаются, но мужчина ведёт меня так уверенно, что я будто парю над полом. В голове – каша из мыслей: победа над противной администраторшей, страх, любопытство, и это… необъяснимое тяготение к нему.

Заходим в лифт, он нажимает кнопку последнего этажа. Дверь закрывается, и мы остаёмся наедине в тесном пространстве. Тишина. Только шорох моих бумаг, которые Ксандер перелистывает с убийственной внимательностью.

Я стою, обхватив себя руками, боясь пошевелиться. А вдруг это сон? Вдруг я проснусь в своей крошечной комнатке, и всё это окажется лишь плодом моих отчаянных фантазий?

Но его тепло, его взгляд, его присутствие – всё слишком реально. И когда лифт останавливается, я понимаю – обратного пути нет.

Металлические створки раздвигаются беззвучно, словно растворяясь в воздухе, и передо мной раскрывается пространство, больше похожее на чертог из какого-то готического романа, чем на обычный пентхаус.

Высокие потолки, теряющиеся в полумраке, уходят ввысь, создавая иллюзию бесконечности – будто над головой не бетонные перекрытия, а само ночное небо, затянутое дымкой. Панорамные окна, охватывающие три стороны света, превращают город в живой организм: огни небоскребов мерцают, как звёзды, а далёкие фары машин струятся по улицам.

Главный зал дышит мрачной роскошью. Чёрный мраморный пол, отполированный до зеркального блеска, отражает приглушённый свет скрытых светильников, создавая иллюзию хождения по воде. Стены облицованы тёмным деревом с серебряными прожилками – инкрустация переливается при движении, будто под кожей интерьера пульсируют вены.

В центре – массивный камин, пламя в котором не столько греет, сколько гипнотизирует: языки огня лижут чугунную решётку, отбрасывая на пол танцующие тени. Вокруг – зона отдыха, выдержанная в холодных тонах: диван цвета графита, будто высеченный из камня, журнальный столик из дымчатого стекла, в котором отражается потолок, и два кресла из чёрной кожи – настолько безупречные, что кажется, на них никто никогда не садился.

Я замираю на пороге, сжимая пальцами ремешок сумки. Мы должны были отправиться в его кабинет – так зачем он привёл меня сюда? Вопрос вертится на языке, но я не решаюсь его задать. Вместо этого просто наблюдаю, как мужчина движется по залу – плавно, без лишних звуков, будто и сам часть этого места.

Его рука ложится мне на талию – лёгкое, почти невесомое касание, но от него по телу разливается волна тепла. Ксандер не толкает, не направляет – просто ведёт, и я покорно следую за ним к кухонному острову, где массив дуба сочетается с мраморной столешницей, холодной и гладкой, как лёд.

– Садись.

Он отодвигает высокий барный стул – жестом, в котором нет приказа, но есть уверенность. Я подчиняюсь, ощущая, как кожа на запястьях слегка холодеет от напряжения.

– Хочешь кофе? Или, может, чего-то покрепче? – его голос звучит низко, с лёгкой хрипотцой. – Ты как-то слишком напряжена.

От этих слов лицо мгновенно вспыхивает. Неужели это так заметно? Я чувствую, как кровь приливает к щекам, и спешу опустить взгляд, будто внезапно заинтересовавшись рисунком мрамора перед собой.

– Спасибо, я не пью. Можно просто воды.

Голос звучит ровно, но в горле – сухо, будто после долгого молчания.

– Ну, как знаешь, милая Аврора.

Он произносит моё имя так, будто пробует – медленно, растягивая гласные. От этого по спине пробегают мурашки, и я невольно сжимаю бокал, когда он ставит его передо мной. Вода внутри кажется кристально чистой, почти нереальной. Себе же он наливает золотистую жидкость – виски или коньяк – и бросает в бокал пару кубиков льда. Они с тихим звоном касаются стекла.

– Вы живёте здесь? – спрашиваю я, чтобы заполнить тишину.

Ксандер делает глоток, не спеша, будто давая мне время рассмотреть движение его горла, игру света на коже.

– Мой дом за городом. Но иногда приходится задерживаться на работе допоздна.

– Вы здесь главный? – вопрос вылетает прежде, чем я успеваю его обдумать, и звучит как-то глупо.

Уголок его губ приподнимается – не улыбка, а скорее тень усмешки.

– Да, верно. Компания принадлежит мне.

Я чувствую, как мои пальцы слегка дрожат, и спешу обхватить бокал крепче.

– А почему мы здесь, а не в вашем кабинете? – наконец решаюсь спросить.

Ксандер задумчиво проводит пальцем по краю бокала, оставляя след на запотевшем стекле.

– Можем пройти туда, если тебе приятнее формальная обстановка.

Его взгляд скользит к массивным дверям рядом с лифтом – тёмным, почти сливающимся со стеной.

«Он беспокоился о моём комфорте.» Мысль обжигает. Он не хотел давить официозом, а я, как всегда, всё испортила. Разве это должно его волновать?

Конечно, мне приятно такое отношение. Но я не хочу, чтобы он видел во мне слабую, дрожащую от каждого его взгляда девочку. Я пришла сюда не за снисхождением. Я должна доказать, что достойна этого места. Что я – не просто ещё одна напуганная студентка, а человек, который может принести реальную пользу его компании.

Но когда он смотрит на меня так – оценивающе, почти пристально – я чувствую себя голой. И от этого становится ещё страшнее.

Двери кабинета Ксандера распахнулись передо мной, будто сами подчинялись незримому приказу. Он пропустил меня вперёд, и я шагнула внутрь, ощущая, как воздух здесь густеет от аромата старинной бумаги, воска и чего-то неуловимо-горького.

Стены, возвышающиеся до самого потолка, сплошь заставлены книжными шкафами из эбенового дерева, их полированные поверхности отражали тусклый свет, словно чёрные зеркала, хранящие чужие тайны. Между ними, в тяжёлых золочёных рамах, замерли старинные картины – тёмные пейзажи, портреты с пронзительными взглядами, будто следящими за каждым моим движением.

В центре комнаты стоит массивный стол из чёрного дерева, инкрустированный вставками из слоновой кости – узоры на нём напоминают древние символы, а сама форма кажется созданной для неких таинственных ритуалов. Но всю эту мистическую атмосферу безжалостно нарушает холодный блеск iMac, стоящящего на столе, – дерзкое напоминание о том, что здесь всё ещё правит современный мир.

Ксандер обошёл этот алтарь власти и опустился в своё кожаное кресло, глубокое, как трон, с высокими спинками, будто призванными подчеркнуть его превосходство. Лёгким жестом он указал мне на стул напротив – на этот раз без галантного движения, без намёка на рыцарственность. Я больше не гостья. Я – подчинённая.

– Так, значит, институт экономики и управления, – его голос разрезал тишину, пока он раскладывал мои документы перед собой, будто игральные карты перед решающей партией. – А ты у нас будущий финансист.

– Финансовый аналитик, – поправила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Могу заниматься анализом финансового состояния компании и рынка, оценкой инвестиционных возможностей и рисков, финансовым планированием, составлением отчётов.

– Да-да, я в курсе подноготной финансовой аналитики, – он отрезал мои слова резким движением руки, и в его глазах мелькнуло что-то, от чего по спине пробежал разряд тока. – Но у меня для тебя предложение немного иного характера.

– И в чём оно заключается? – спросила я, чувствуя, как пальцы непроизвольно сжимают край стула.

Ксандер откинулся в кресле, скрестив руки на груди, и его взгляд, тёмный, как бездонный колодец, удерживал меня на месте сильнее любых оков.

– Аврора, я вижу, что ты умная девушка, – его губы тронула лёгкая ухмылка, словно он уже знал все мои мысли. – Наши правила действительно содержат запрет подпускать посторонних к делам организации. Все сотрудники преданы мне, и при устройстве заключают контракт о неразглашении корпоративных тайн. Эти люди со мной до конца. А требовать этого от тебя я не могу.

– Но, тем не менее, сейчас я здесь.

– Ты совершенно права, – он наклонился вперёд, и свет от настольной лампы отбросил резкие тени на его лицо, подчеркнув острые скулы. – Я хочу предложить тебе должность моего личного ассистента.

– Что-то вроде секретарши? – я не смогла скрыть удивления. – Чай, кофе и юбка покороче? Это не тот опыт, который я ищу.

Его смех прозвучал мягко, но в нём была опасная нотка, словно он лишь терпел мою дерзость.

– Пташка, я не посмею требовать от тебя ничего лишнего, – его голос стал ещё тише, почти ласковым. – Прошу, не бойся. Ты будешь получать небольшие задания, составлять отчёты по информации, которую я тебе предоставлю. Я обеспечу тебя всем необходимым для выполнения задач твоей практики, а по её окончании ты получишь все нужные подписи и печати для оформления отчётности перед вузом. Что скажешь?

Я почувствовала недоумение. Почему он предлагает мне это? Почему вообще обратил на меня внимание? Был ли он тем самым рыцарем в сияющих доспехах, протягивающим руку помощи? Или же дьяволом, предлагающим сделку, цена которой – моя душа?

– Я благодарна вам за предоставленную возможность, но хотелось бы узнать мотивы такой щедрости, – прозвучало осторожно, и я заметила, как его губы вновь искривились в ухмылке.

– Милая Аврора, во всём видит подвох. Это похвально, – Ксандер произнёс это так, будто разговаривал сам с собой. – Не буду скрывать, ты мне нравишься. И я думаю, что мы можем помочь друг другу. Ты хороший человек, и таких, как ты, в моей сфере деятельности встретишь нечасто. Кто знает, может, однажды ты присоединишься к нам на полных правах.

Он поднялся с кресла, и его фигура, высокая и доминирующая, заставила меня инстинктивно откинуться назад. Но мужчина не остановился, приближаясь с гибкостью хищника, пока не оказался прямо передо мной.

– Можешь не давать ответа прямо сейчас, – его пальцы легли на подлокотники кресла, запирая меня в ловушке из собственного тела. – Хорошо обдумай моё предложение. И если будешь готова – я жду тебя завтра на этом же месте.

Он наклонился.

Слишком близко.

Настолько, что я почувствовала его дыхание – тёплое, с лёгким оттенком дорогого виски и чего-то ещё, тёмного, манящего. Оно обжигало кожу, вызывая щекотку где-то глубоко в животе, а между бёдер вспыхнул предательский жар. Мои губы приоткрылись сами, будто в немом ожидании.

Он поцелует меня?

Неужели я хочу этого?

Время потеряло смысл. Были ли это секунды? Или часы? Я не знала. Знало только моё тело, дрожащее от его близости, от этого немого поединка, в котором я уже проиграла, даже не начав сопротивляться.

Он мог сломать меня, даже не прикоснувшись.

И, кажется, я была не против.

Но Ксандер первым разорвал этот гипнотический момент, слегка отстранившись и протянув руку, чтобы помочь мне подняться. Я почувствовала лёгкую обиду.

«На что ты надеялась?» – пронеслось в голове.

– Тебя проводить или помнишь дорогу? – спросил он, когда мы покидали кабинет.

– Я… я справлюсь, – мой голос дрожал, но я сделала шаг в сторону лифта, отчаянно желая сбежать.

Ксандер нажал кнопку, и когда двери начали закрываться, внезапно склонился ко мне, аккуратно заправив выбившуюся прядь волос за ухо.

– Я жду тебя завтра, Аврора, – его шёпот рассыпался по коже миллионом иголок, а потом он добавил то, что разбило меня на тысячи осколков. – Я не в силах выбросить из головы образ тебя, стоящей передо мной на коленях.

Двери закрылись. Я осталась одна – с дрожью в ногах, тревогой в груди.

И с предательской влагой между бёдер, которая кричала о том, что я уже проиграла.

Что этот мужчина делает со мной? Мне нужно бежать, пока ещё есть возможность. Но оставил ли он мне выбор?

Глава 7.

Наше время

Я стою на краю тротуара, нервно постукивая ногтями по корпусу смартфона, и наблюдаю, как крошечная иконка такси ползёт по карте, будто застряв в паутине городских дорог. Водитель, кажется, пойман в ловушку каждого красного света, каждого перекрёстка, словно сама судьба решила проверить моё терпение. «Неужели он везёт с собой шлейф неудач?» – мелькает тревожная мысль. Сегодня мой первый день, и я не могу позволить себе даже тени провала. Не сейчас.

Я вышла из дома заранее – на целый час раньше, чем требовалось. «Лучше я буду ждать у закрытых дверей, чем опоздаю на секунду», – твердила себе, наспех собирая вещи. Старая привычка, въевшаяся в подкорку: сверхпунктуальность, граничащая с паранойей. В памяти всплывают ледяные ступени университета, на которых я тряслась от холода, ожидая, пока охранник соизволит открыть ворота. Тогда это казалось разумным – «а вдруг пробки?» – но сейчас, под тёплыми лучами ранней осени, я чувствую лишь лёгкое смущение от собственной мнительности.

Погода сегодня благоволит мне. Солнце золотит асфальт, воздух прозрачен и свеж, будто северная столица на миг забыла о своём норове и подарила жителям редкий, почти южный день. Я даже надела шорты и просторную футболку – зачем утруждать себя выбором наряда, если моё платье уже ждёт в клубе? Сшитое на заказ, идеально подогнанное по меркам, оно должно сидеть безупречно. «Всё должно быть идеально», – повторяю я про себя, как мантру.

Макияж я тоже оставила на потом – в «Stardust» нас встретит целая команда визажистов. Хотя… зачем? По словам Ви, это будет бал-маскарад. Наши лица скроют маски, превратив в таинственные силуэты, лишённые индивидуальности. И всё же я бросила в сумку свои кисти и косметику – старые привычки умирают тяжело. Даже теперь, когда моя жизнь кардинально изменилась, я не могу избавиться от этой брезгливой дрожи при мысли о чужих руках на своём лице.

Такси наконец подъезжает, и через двадцать минут я уже стою перед зданием клуба, но не решаюсь зайти. Новые люди, новые правила, новый мир – мне нужно время, чтобы собраться. И главное – мне нужна Ви. Без её заразительной уверенности я рискую превратиться в ту самую застенчивую девочку, которой была когда-то. Первое впечатление – это всё. И я не могу позволить себе его испортить. В кармане вибрирует телефон. Ви и Макс уже близко. «Слава богу», – выдыхаю я, готовясь к тому, что ждёт меня за этими дверьми.

Тёплые объятия друзей растворяют в себе всю усталость последних дней. Мы не виделись всего пару суток, но, кажется, успели соскучиться друг по другу – так, будто прошли недели. Их присутствие успокаивает, но ненадолго: уже через секунду я замечает несостыковку.

– Почему вы не на своей машине? – поднимаю бровь, оглядывая чужой, слегка потрёпанный седан.

Макс лишь усмехается, поправляя серебряную цепочку на шее.

– Малышка, ну кто приезжает на тусовку на своём авто? – его голос звучит так, будто он только что выдал неопровержимую истину.

Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как в голосе проскальзывает сталь.

– Мы должны работать, а не веселиться. Ты такими темпами и дня тут не продержишься, а вслед за тобой и нас погонят.

Макс откидывает голову назад, смеётся, но в его глазах мелькает что-то раздражённое.

– Слушай, для меня это не первый опыт работы в баре. Можно позволить себе немного расслабиться – никто не будет подбегать ко мне каждые пять минут с алкотестером. А профессионализм, между прочим, не пропьёшь, – он делает паузу, гордо подчёркивая последнюю фразу. – Тем более, я ни разу не палился.

– Зато палился с кое-чем другим, – Ви бросает это вполголоса, отводя взгляд, будто рассматривая что-то вдалеке.

Макс резко толкает её плечом, но сестра лишь ухмыляется. Я решаю не лезть с расспросами – и так всё ясно. Ханжества мне сегодня хватило.

Внутри клуба нас встречает Злата. Её присутствие – как глоток воздуха: по крайней мере, она не оставит нас на растерзание незнакомому коллективу. За ресепшеном – первое новое лицо: девушка с холодным, отстранённым взглядом – Анастасия.

Она одета в шёлковую блузу с глубоким декольте, обнажающим хрупкие ключицы. Её светлые волосы, пышные и слегка завитые, падают каскадом до плеч, будто тщательно уложенные волны. Но её лицо не выражает ни капли радушия. Возможно, она бережёт улыбки для гостей. Или мы ей просто не понравились?

Обмениваемся парой формальных фраз, и Злата, уловив напряжение, мягко уводит нас дальше.

– С Настей вы пересекаться не будете, у вас разные зоны ответственности, – её голос звучит обнадёживающе. – Так что не переживайте.

Перемещаемся в главный зал, здесь нас уже ждут двое. Первая – Кристина. Чёрное каре, чёлка, резкие черты лица. Она смотрит на нас с лёгким вызовом, и мне сразу вспоминается Ума Турман в «Криминальном чтиве» – та же опасная грация. Вторая – Диана. Огненно-рыжие кудри, рассыпанные по плечам, милое лицо, усыпанное веснушками. Она улыбается открыто, почти по-детски, и в её взгляде читается искренний интерес.

Диана выглядит гораздо больше похожей на сестру Макса, чем сама Ви. Но, судя по его растерянному взгляду парня, он видит эту рыжую бестию впервые. Обе девушки одеты просто: шорты, майки, никакого намёка на будущие «рабочие» наряды. Видимо, их тоже ждёт перевоплощение.

За барной стойкой – мужчина лет тридцати пяти. Тёмная борода, длинные волосы, собранные в небрежный пучок. В его позе – спокойная уверенность.

– Это Илья, старший бармен, – представляет его Злата. – Работает здесь с самого открытия, – она делает паузу, бросая многозначительный взгляд на Макса. – И да, он будет за тобой следить.

Макс тяжело вздыхает, но прежде чем он успевает что-то ответить, Диана мило улыбается:

– Да не волнуйтесь, он лапочка! Просто любит делать серьёзное лицо.

Злата хлопает в ладоши, возвращая всех к реальности.

– Так, девочки, принимайтесь за работу! Кристина, покажи новеньким подсобку, – её голос звучит как команда к бою. – К вечеру клуб должен сиять. И вы – тоже. До меня дошли слухи, что сегодня нас посетит высшее руководство. Так что… не подведите.

Последние слова звучат как предупреждение.

Распределив обязанности, Злата исчезла так же стремительно, как и появилась – её каблуки лишь коротко отстучали по мраморному полу, прежде чем раствориться за тяжёлой дверью. Мы остались одни – новая команда, чужие друг другу люди, брошенные в водоворот подготовки к чему-то, о чём знали лишь обрывками.

Макс, не теряя времени, направился к бару, где уже маячила угрюмая фигура Ильи. Их диалог начался с молчаливого изучения друг друга – два альфа-самца, оценивающие границы. Но Макс умел находить подход даже к самым колючим, и вскоре его низкий смех разбавил напряжённую тишину.

Мы же с девушками взялись за стеклянные поверхности, заставляя их сверкать под приглушённым светом люстр.

– Что за высшее руководство? – Виолетта провела тряпкой по зеркалу, оставляя за собой идеальную прозрачность. – И почему Злата так нервничает? Я ещё не видела её такой… растерянной.

Диана склонилась над столешницей, изучая каждый сантиметр на предмет разводов. Её движения были точными, почти механическими.

– Холдингом владеют два брата – Ксандер и Давид Дредторн. – Она говорила тихо, будто боялась, что стены подслушают. – Они не из России, но приехали лет десять назад и построили здесь целую империю. Говорят, их мать была русской, поэтому внешне они – свои, но внутри…

Она не договорила, лишь провела пальцем по виску, словно указывая на нечто, что нельзя выразить словами.

– Формально всем заправляет Ксандер, – вступила Крис, полируя хрустальный фужер так, будто от этого зависела её жизнь. – А Давид всегда был в тени. На побегушках.

– До недавнего времени, – поправила Диана. – Потом у Ксандера начались проблемы с законом. Очень серьёзные. Власть временно перешла к Давиду. Ксандеру удалось выкрутиться – связи решают всё, – но теперь братья правят вместе. И, судя по всему, им это не нравится.

Ви присела на диван, энергично натирая кожаные подлокотники.

– А как они выглядят? Как мы их узнаем?

Кристина фыркнула, ставя бокал на полку.

– Никак. Им около тридцати, но ни фото, ни описаний нет. Они не любят публичности.

– Ходят слухи, что они… мм… очень эффектные, – Диана хихикнула, но в её глазах промелькнула тень.

– А ещё говорят, что этот холдинг – просто ширма, – добавила Крис.

– И что же за ней? – Ви приподняла бровь. – Наркотики? Торговля людьми?

В её голосе звучал сарказм, но Крис, кажется, не уловила его.

– Возможно, и то, и другое, – пожала плечами девушка.

– Так, хватит трепаться! – резкий голос Ильи разрезал воздух. Он подошёл к нам, скрестив руки на груди. – Потом опять убежите на два часа краситься, а мне за вас доделывать. Будто мне своей работы мало.

Его взгляд был тяжёлым, как свинец. Видимо, Макс за баром успел его изрядно допечь.

– Ой, какие все нервные! – Ви язвительно протянула, с удвоенным рвением продолжая тереть диван. Казалось, ещё немного – и в кожаном покрытии появится дыра.

– На то есть причина, – Диана понизила голос, будто делилась государственной тайной. – Прошлое мероприятие «Stardust» провалилось. Половину персонала выгнали.

– Мы в курсе. Поэтому нас и наняли, – парировала Виолетта, но её уверенность слегка дрогнула.

– Если сегодняшний вечер сорвётся, клуб закроют. Насовсем.

Тишина повисла в воздухе. Я сжала тряпку в руках, ощущая, как по спине пробежал холодок.

– А что, собственно, будет сегодня? – спросила я. – Мы знаем только про маскарад, но в чём суть?

Крис ухмыльнулась, её губы растянулись в чём-то среднем между улыбкой и оскалом.

– Закрытый бал для богатых извращенцев. Где под масками они творят всё, что душе угодно. А мы им в этом помогаем.

Фраза звучала зловеще, но Ви, кажется, уже представляла себя в центре этого безумия.

– В программе танцовщицы в стеклянных клетках, – продолжила Диана, – игра в карты, где ставки – не деньги, а обещания. Или услуги.

– Это мероприятие проводят раз в три месяца, – добавила Кристина, – но в этот раз Злата сказала, что готовит какой-то… сюрприз. Кульминацию вечера.

– Не нравятся мне такие сюрпризы, – пробормотала я, заканчивая с последним столом.

– А мне всё очень нравится! – Ви хлопнула в ладоши, её глаза горели азартом.

Глава 8.

Наше время

Уже который день её образ преследует меня, как навязчивый кошмар, от которого не скрыться даже в опьяняющем дыме сигар и ледяном виски. Милая, милая Аврора… Как же ты ошиблась, оставшись здесь, в этом городе, под моим пристальным, немигающим взглядом. Ты могла исчезнуть – сорваться в ночь, раствориться в чужом мегаполисе, затеряться среди миллионов безликих теней. И тогда, быть может, я позволил бы тебе уйти.

Ложь.

Даже мысль об этом – самообман. Я бы нашёл её. Всегда.

Она решила поиграть с огнём, и теперь пламя идёт по её следам, готовое поглотить без остатка. Беги, маленькая Аврора, если хватит духу. Но знай: где бы ты ни была, я уже иду по твоим пятам. Дредторн не прощают.

Я не прощаю.

Кабинет тонет в полумраке, лишь тусклый свет лампы выхватывает из тьмы массивный итальянский стол, на который я бесцеремонно закинул ноги. В зубах – сигарета, дым кольцами уплывает в потолок, растворяясь в тяжёлом воздухе. Телефон на столе дрожит от бесконечных звонков – все чего-то хотят, все чего-то ждут. Дела, сделки, кровь, деньги… Мир не остановится, даже если я на минуту захочу забыться.

Могу ли я проигнорировать очередной кризис в одном из заведений? Конечно. Для этого и существует целая армия подчинённых. Но есть вещи, которые не терпят отлагательств – дела Сети.

Мой отец, Сэмуэль Дредторн, выковал её из стали и крови, превратившись в монополиста европейского чёрного рынка оружия. «Оружие – это власть», – любил повторять он, – «а власть – единственное, что имеет значение». Теперь я управляю российским филиалом этого «семейного предприятия». Мы продаём смерть оптом и в розницу, а Европа глотает её с жадностью наркомана, жаждущего очередной дозы.

Но всё, что у нас есть, всё наше влияние – заслуга того, что когда-то мой отец преклонил колено перед ними.

Европейский картель.

Настоящие короли грязи. Они не просто торгуют наркотой – они владеют улицами, судами, политиками. Их сети опутали Мадрид, Париж, Берлин, и мы… мы всего лишь их тени. Поставщики стволов для их солдат, пока те заливают кокаином целые кварталы.

Моя жизнь – это бесконечная игра, где правила пишутся ножами по горлу, а доверие измеряется калибром пуль. Наша организация – военная машина: жёсткая, безжалостная, где любая слабость карается мгновенно и без сожалений.

Отец научил меня главному: эмоции – роскошь, которую мы не можем себе позволить. Каждый партнёр – потенциальный предатель, каждый союзник – временный попутчик. Мои подчинённые дрожат передо мной, и это правильно. Страх – лучший клей, скрепляющий нашу империю.

Это не просто бизнес. Это наша судьба.

Наше проклятие.

А теперь ещё и эта война. Американцы лезут на нашу территорию, и картель требует больше оружия. Больше крови.

Телефон вибрирует – на экране имя отца. Поднимаю трубку без лишних слов.

– Да.

– Ты видел новости? – голос Сэмуэля спокоен, будто он обсуждает курс акций, а не возможную гибель всего, что мы построили.

– Какие именно?

– Перехватили груз в Гамбурге. Две тонны кокаина. Наши контейнеры.

Я сжимаю кулаки. Европейцы не стали бы топить свои же поставки. Значит, это американский картель вышел на охоту.

– Они уже знают?

– Пока нет, – по другую сторону провода слышен мягкий хлопок – отец зажигает сигару. – И если мы скажем им сразу… это будет выглядеть как слабость.

Я понимаю, к чему он клонит.

– Ты предлагаешь не докладывать?

– Я предлагаю позвонить им, – его голос становится тише, опаснее. – Сказать, что у нас есть информация… и что мы готовы её продать. Дорого.

Желудок сжимается. Это уже не просто сделка – это игра с огнём.

– Ты понимаешь, что будет, если картель узнает?

Отец смеётся – сухо, без тени веселья.

– Они не узнают, если ты не дрогнешь. Европейцы считают нас своими псами. Но даже пёс, загнанный в угол, рвёт глотку первым.

Тишина. Затем – короткий гудок.

Он бросил трубку, оставив меня наедине с мыслями, с выбором. Но я не успеваю переварить полученную информацию из-за отсутствия терпения моего брата.

– Почему с тобой вечно невозможно связаться?!

Дверь моего кабинета с грохотом распахнулась, едва не сорвавшись с петель. Давид ворвался внутрь, как ураган, его глаза пылают раздражением. Он без пиджака, рукава белоснежной рубахи закатаны до локтей.

Я даже не поднял головы, лишь слегка сжал челюсть.

– Я занят.

– Чем? – брат резко подошёл к столу и упёрся ладонями в полированную поверхность. – Разработкой плана мести той девчонке? Или фантазиями о её упущенной заднице?

Я медленно поднял взгляд, ощущая, как во рту горчит от его слов.

– Ты серьёзно пришёл ко мне с этим?

Он усмехнулся, откинулся назад, скрестив руки на груди.

– Ну, а с чем ещё? Ты же больше ни о чём не думаешь.

Я закатил глаза. В детстве я любил брата, но с возрастом всё стало… сложнее. Нет ничего хуже, чем делить власть с человеком, который знает тебя с пелёнок. Мы выросли в одной спальне, дрались за один завтрак, делили одну няню. А теперь – один бизнес. Одно наследство.

И вечное соперничество за внимание отца.

Именно мне он доверил российское направление. Давид до сих пор видит в этом не результат моей работы, а лишь благосклонность старика. Но если бы отец действительно любил нас, не втянул бы в этот кровавый бизнес. Мы для него – инструменты. Детали механизма, которые можно заменить.

После последних событий брат получил свою долю власти. Теперь он не мой помощник – он партнёр. Нравится мне это или нет. Но как бы ни легли карты, он никогда не получит всё. Эта компания – мои люди, и верны они только мне.

– Отец звонил, – сухо бросил я, отодвигая папку с отчётами.

Давид замер на секунду, брови чуть приподнялись.

– Груз в Гамбурге?

Я на мгновение задержал взгляд на нём. Осведомлённость брата удивляла, но… возможно, это даже к лучшему. Видимо, его новый статус дал ему доступ к информации, которой раньше он не владел.

– Мне не нравится, что он затеял двойную игру, – пробормотал я, вставая и подходя к окну. За стеклом раскинулся вечерний город, мерцающий огнями, холодный и безразличный.

– Он боится, – Давид развалился в кресле напротив, закинув ногу на ногу. – Что если мы станем расходным материалом в чужой войне?

Я усмехнулся.

– Вот именно – чужая война. Нам нечего там делать. Мы должны чтить кодекс.

Всё, что у нас есть, держится на двух вещах: страхе и преданности. И если мы нарушим правила этого мира, даже будучи его королями, всё пойдёт прахом.

Давид задумался, затем кивнул.

– Да, наверное, ты прав.

Его согласие неожиданно согрело что-то внутри. Хоть в чём-то мы на одной стороне. Я вернулся к столу, взял сигару и прикурил.

– Кстати, о девчонке, ты знал, что она провела три месяца в больничной койке? – я стряхнул пепел в малахитовую пепельницу – подарок брата на моё тридцатилетие.

– Откуда? – Давид скривился. – Пока ты прохлаждался в камере, у меня были дела поважнее, чем следить за твоими бывшими.

– Она не моя бывшая, – я резко опустил стакан на стол. Лёд звонко стукнул о хрусталь.

Он закатил глаза.

– Ещё и из вуза отчислилась, – продолжил я, игнорируя его реакцию. – Будто хочет замести следы, но делает всё наоборот. Я ничего не понимаю.

– Какой смысл понимать? – Давид махнул рукой. – Убрать бы её по-тихому и дело с концом. Есть дела поважнее.

– После всей шумихи ничего «по-тихому» не выйдет.

– Как знаешь, – он отмахнулся, затем вдруг оживился. – Ты не забыл, куда мы идём сегодня вечером?

Я вздохнул.

– Дела в «Stardust». Помню. Ищем поводы для его закрытия.

– Не для закрытия, – поправил он, – а для запугивания. А то работнички там совсем расслабились.

– Давай просто всех разгоним. Можно даже не идти – кину SMS.

– Э-эй! – Давид схватил ручку с моего стола и швырнул в меня. Я успел уклониться. – Это мой любимый клуб. Мы не будем его закрывать.

Я поднял бровь.

– Окей. Тогда что ты от меня хочешь?

Он встал, поправил манжеты.

– Хочу, чтобы ты пошёл со мной и расслабился.

– Это обязательно?

– Да, – брат уже шёл к выходу, но обернулся на пороге. – Жизненно необходимо. Оставил твой костюм в гостиной. И не забудь маску.

Дверь захлопнулась. Я вздохнул и потянулся за бокалом – глоток виски обжёг горло.

Вечер только начинался.

Громкие басы крошили мозг еще до того, как мы переступили порог. Звук бил в виски, пульсировал в крови, словно навязчивая мысль, от которой не скрыться. Я ненавидел этот шум. Ненавидел этот клуб. Ненавидел каждую деталь этого вечера.

Охранник на входе лениво взглянул на пропуски – чужие, разумеется. Брату вдруг взбрело в голову остаться незамеченными, будто кто-то в этом городе не знал, кто мы. Но Давид любил игры, даже самые бессмысленные.

– Проходите, господа, – буркнул охранник, даже не всмотревшись.

Я усмехнулся. Как просто.

Внутри клуб был еще хуже, чем я ожидал. Воздух густой, пропитанный потом, алкоголем и чем-то сладковато-приторным – то ли духами, то ли наркотическим дымом. Люстры из хрусталя бросали блики на танцпол, где тела сливались в единую массу, подергивающуюся в такт музыке.

Фальшь.

Всё здесь было пропитано ею. Девушки в клетках, изображающие экстаз, хотя в их глазах читалась только усталость. Женщины, пришедшие с одними кавалерами, но ищущие взглядом тех, кто богаче, влиятельнее. Мужчины, жадно скользящие глазами по каждому оголённому участку кожи, хотя сами едва ли способны на что-то без горсти таблеток.

И все это – с улыбками. Широкими, обворожительными, готовыми в любой момент превратиться в услужливый шёпот: «Чего изволите, господин?»

– Мерзость, – пробормотал я себе под нос.

Давид уже пробирался вглубь зала, к группе знакомых лиц. Их смех резал слух – громкий, натянутый.

– Ну что, брат, развеселился? – он крикнул мне через шум, поднимая бокал.

Я подошёл ближе, намеренно медленно.

– Будет тут что-то интереснее пустой болтовни, голых задниц и порошка?

Давид усмехнулся, пригубил вино.

– Скоро начнётся игра в VIP-зале.

Я посмотрел на него, потом на эту толпу, на эти маски, скрывающие только лица, но не суть.

– Так сворачивай этот парад лицемерия и пойдём.

Чёрный бархат, приглушённый свет, массивный стол, за которым уже собрались игроки. Здесь не было криков, не было бессмысленного трепа. Только шёпот ставок, лёгкий звон бокалов и скольжение карт между пальцами.

Но самое интересное – ставки.

Здесь не играли на деньги. У каждого за этим столом их и так было больше, чем можно потратить за десять жизней. Здесь играли на желания. И проигравший не мог отказаться.

Кто-то ставил на унижение: «Целуй мои ботинки», «Выпей эту гадость», «Отдай мне свою жену на ночь». Кто-то – на бизнес: «Подпиши контракт», «Продай акции», «Откажись от наследства».

Но мало кто решался бросать вызов мне. Все знали, чем это заканчивается. И даже маски не спасали от последствий.

Я уже собирался сделать ход, как вдруг…

Она.

Аврора.

Вошла, как вспышка в кромешной тьме. Золотое платье, короткое до неприличия, облегающее каждую линию её тела. Маска с позолотой – стандартная для работников клуба, но на ней она выглядела как корона. Волосы – тёмные, с кровавым отливом, ниспадающие волной по спине.

И её губы. Алые. Приоткрытые.

Те самые.

– Ты чего застыл? – Давид толкнул меня локтем. – Ходи уже.

Я медленно положил карту на стол, не сводя с неё глаз.

Девушка подошла к одному из гостей, наклонилась, что-то прошептала. Её смех – лёгкий, чуть хрипловатый – пронзил меня.

– Всё в порядке? – кто-то спросил.

Я ухмыльнулся.

– Абсолютно.

Стекло бокала затрещало в моей руке. Аврора даже не взглянула в мою сторону. Как будто я для неё – просто очередной гость в маске. Как будто не было тех ночей, когда она дрожала под моими пальцами. Как будто она не исчезала, оставив только пепел от того, что было между нами.

Предательство – как нож. Можно вытащить лезвие, но шрам останется.

И теперь, когда судьба сама привела её ко мне…

– Проигрыш, – бросил я, откидывая карты.

Все замерли.

Я поднялся, медленно, неотрывно глядя на неё. И наконец – Аврора посмотрела. В её глазах не было ни страха, ни узнавания. Только пустая вежливость.

Отлично.

Значит, она ещё не знает, что игра уже началась.

– Ваше желание? – кто-то спросил.

Я усмехнулся.

– О, ни один из вас не в силах его исполнить, – повернулся к выходу. – Приятного вечера, дамы и господа.

Но это было только начало.

Тень ложи отхлынула, едва я резко распахнул дверь. Шаги за спиной – быстрые, нервные.

Давид.

– Ты что творишь? – его голос, обычно насмешливый, теперь сдавлен тревогой.

Я не оборачиваюсь. Губы сами складываются в оскал.

– Какого дьявола Аврора работает в моём клубе?

Тишина. На секунду – только далёкий смех, звон бокалов, приглушённый ритм музыки.

– Аврора? – брат делает паузу, но я уже чувствую подвох.

Резко разворачиваюсь, вцепляюсь в дорогой шёлк его рубашки. Ткань хрустит под пальцами.

– Ты знал об этом?

Давид отстраняется, но в его глазах – не страх, а холодный расчёт.

– Клянусь, я без понятия, что за чертовщина тут происходит! – он бьёт по моим рукам, высвобождаясь. – Успокойся. Это же идеально. Она сама пришла. Преподнесла себя на блюдечке с голубой каёмочкой.

Его ухмылка раздражает сильнее, чем должно. Он прав. Аврора здесь, в моём клубе. В золотом платье, которое облегает её тело, как вторая кожа. Неужели она настолько глупа?

– Приведи ко мне кого-нибудь из персонала, – бросаю через плечо, отходя к дальнему столику.

Тёмный угол – уединение. Я сажусь, наблюдая, как Давид шепчется с блондинкой в таком же золотом наряде. Через минуту они подходят.

Девушка скользит на диван рядом. Её губы – влажные, блестящие.

– Вы хотели меня видеть? – голос сладкий, как сироп.

Я медленно кладу руку на спинку дивана за ней, не касаясь.

– Давно работаешь здесь?

– Первый день, – она смеётся, и в этом смехе – что-то фальшивое.

Мой взгляд скользит к бару. Аврора стоит там, улыбается какому-то рыжему ублюдку.

– Ты знаешь её? – киваю в её сторону.

Блондинка поворачивается, и её глаза сужаются.

– А, это моя подруга. Мы устраивались вместе.

– Какая прелесть… – мой голос звучит почти ласково. – У меня к тебе предложение.

Она приподнимает бровь, облизывает губу.

– Я вся во внимании.

– Расскажи мне всё, что знаешь о ней.

Блондинка на секунду задумывается, взгляд бегает в сторону.

– Мы не так давно знакомы…

Я достаю пачку рыжих купюр и медленно кладу на стол.

– Наличка устроит?

Её пальцы дрогнули.

– По рукам.

Я откидываюсь назад, поднимая запотевший бокал с ледяным джином.

– Начинай.

Блондинка выдыхает, собирая мысли.

– Ну… она приезжая. Родители купили ей квартиру. Училась хорошо, но бросила на последнем курсе. Говорит что-то про «жить для себя», – девушка криво ухмыляется, рисуя в воздухе кавычки. – Вообще, она скучная. Ханжа. Думаю, даже девственница, – глаза блестят с намёком. – Не понимаю, на что она вам сдалась…

Мой бокал стучит по столу.

– Это не твоё дело. Продолжай.

Блондинка сжимает губы, не скрывая недовольства.

– Да что рассказывать! – её голос стал резче. – Я не встречала никого скучнее. Если в её жизни и было что-то интересное, оно вытекло вместе с мозгами на асфальт.

Что она несёт?

– С этого места – подробнее, – пальцы сжимают бокал крепче.

– Ну… в конце мая её сбила машина. Кома, амнезия. Говорит, не помнит ни дня аварии, ни какое-то время до неё.

Амнезия.

Я медленно отсчитываю купюры и протягиваю ей. Потом наклоняюсь, губы почти касаются уха.

– Видишь, как просто? Даже не пришлось никому отсасывать.

Ладонь девчонки взлетает для пощёчины – я ловлю запястье, сжимаю до хруста.

– И держи язык за зубами.

Девушка убегает прочь, едва сдерживая слёзы. Сильно же досталось моей пташке, раз она начала водиться со шлюхами, неверными даже своим друзьям. Я остаюсь наедине со своими мыслями, новая информация просто не укладывается в голове.

Получается, милая Аврора не помнит, кто я такой и что она сотворила. Просто стёрла всё это, как что-то ненужное. Не позволю жалости прокрасться в щель между «она не могла» и «она не помнит».

Я не чувствую жалости, теперь я чувствую новую власть над ней. Если она действительно не помнит прошлого – я сделаю так, чтобы у неё не было и будущего.

Ты хотела начать с чистого листа? Я сделаю тебя чистой. До пустоты.

Глава 9.

Наше время

Маска давит на переносицу. Я поправляю её уже в сотый раз за вечер – будто это может помочь. Будто если сдвинуть её на миллиметр вправо, я стану той, кем должна быть здесь: уверенной, дерзкой, соблазнительной. А не этой дрожащей мышью, которая забывает, как дышать, когда на неё смотрят.

«Просто флирт. Просто улыбнись. Просто скажи что-нибудь…»

Я цепляюсь за инструкции, как за спасательный круг. Подойди. Наклонись. Заставь их почувствовать, что ты заметила только их. Радует лишь то, что мои друзья тоже тут, рядом, и я всегда могу обратиться к ним за поддержкой. Поэтому я часто зависаю у бара, болтая с Максом – его глупые шутки придают мне уверенности, правда Илья этим не особо доволен. Ещё и Ви куда-то пропала.

Бар тонул в полумраке, подсвеченный лишь дрожащими огнями хрустальных люстр. Дым сигар смешивался с ароматом дорогого алкоголя, а низкий гул разговоров создавал фон, на котором так легко было потеряться. Или, наоборот, быть найденной.

Моя новая жертва сидела в углу, за столиком у окна, за которым лился искусственный свет неоновых вывесок. Седеющий бизнесмен. Костюм, отутюженный до безупречности, но сам он – словно скомканный лист бумаги, брошенный в урну после важного совещания. Его пальцы медленно вращали бокал с коньяком, золотистая жидкость переливалась, ловя отблески света. Его глаза – усталые, с тёмными мешками под ними – смотрели в никуда, будто видели там что-то, чего больше не могли удержать.

Я позволила платью шуршать чуть громче, чем нужно. Шёлк скользил по коже, напоминая о том, что я здесь не просто так.

– Вы выглядите так, будто вам не хватает компании, – мой голос прозвучал мягко, почти уверенно, но с лёгкой дрожью, которую мог уловить только самый внимательный слушатель.

Мужчина поднял взгляд. Его зрачки расширились – рефлекс хищника, учуявшего слабость. Но я знала, что он не хищник. Он – уставший волк, загнанный в клетку своих же амбиций.

– А ты разве не должна обслуживать других гостей? – спросил гость, но его рука уже потянулась к моей талии, пальцы слегка сжали шёлк, проверяя границы дозволенного.

Я не отстранилась. Не могла себе позволить.

– Я обслуживаю только самых интересных, – солгала я, наклоняясь, чтобы налить ему ещё коньяка. Мой вырез зиял перед его лицом, но он смотрел не туда – взгляд застрял на моих губах.

Запах дорогого парфюма – древесные ноты, смешанные с алкоголем – ударил в нос. Он купил бутыль. Сразу. Без вопросов.

Это… оказалось легко. Слишком легко.

Во рту появился странный привкус – что-то между торжеством и стыдом. Но размышлять было некогда.

Следующий.

Молодой. Острые скулы, холодные глаза, пальцы, обхватившие бокал так, будто он сжимал горло врага.

– Ты новенькая, – заявил парень, даже не поднимая головы.

Я улыбнулась. Тренированно.

– А вы уже всех девушек здесь знаете?

Его губы растянулись в улыбке без капли тепла.

– Только тех, кого стоит знать.

Он взял мою руку и перевернул ладонью вверх. Его большой палец провёл по тонкой коже запястья, где пульс бился чуть быстрее, чем нужно.

– Сколько стоит твоё время?

Внутри всё вскипело. За кого он меня принимает?

Но я не дрогнула.

– Бесплатно, – ответила я, играя в его игру. – Но только пока вы пьёте.

Его глаза вспыхнули.

– Тогда я готов скупить весь бар.

Парень прижал мою руку к своим губам. Потом – язык. Горячий, влажный. Он двинулся выше, к внутренней стороне локтя.

Я не выдерживаю этой мерзости и одёргиваюсь, отходя в сторону. Ловлю себя на мысли, что уже автоматически ищу следующий столик, следующий взгляд, следующую жертву. И тут…

Он.

Этого не может быть, я думала, что в VIP-ложе мне просто показалось. Но это точно он – тот незнакомец. Мужчина стоит у колонны, полускрытый тенями. Его взгляд прожигает кожу, даже когда я поворачивалась спиной.

Все остальные просто хотели купить меня. А он смотрит так, будто хочет меня сломать.

Ноги сами несут меня к бару – будто земля подо мной наклонена, и единственное спасение – это холодный мрамор стойки, за которую можно ухватиться. Но даже здесь, среди шума голосов, звона бокалов и густого дыма сигарет, я чувствую егоприсутствие. Оно будто проникает под кожу, заставляет сердце биться так, что кажется – вот-вот разорвется.

Я хватаю Макса за рукав, и мой голос звучит чужим, сдавленным, будто кто-то сжимает горло.

– Макс…

Парень оборачивается, и в его глазах – привычная смесь заботы и легкого пренебрежения.

– Что такое, малышка?

– Я… я не могу…

Слова застревают в горле, превращаясь в ком. Макс не спрашивает больше. Он просто притягивает меня к себе, и его объятия – теплые, крепкие, пахнущие кожей и дорогим виски – на секунду заставляют поверить, что все это просто дурной сон.

– Илья, будь другом, прикрой меня, нужно отойти.

Старший бармен, Илья, бросает на нас взгляд, полный ярости. Его кулаки сжимаются так, что костяшки белеют.

– Опять? – он шипит, и в его голосе – обещание расправы. – Жду не дождусь окончания вечера, чтобы придушить тебя голыми руками!

Макс только смеется, откидывая голову назад.

– И я тебя люблю, брат! – кричит он, уже уводя меня за собой в подсобку. – Не оставлю же я даму в беде!

Тусклая лампочка мигает, отбрасывая желтые тени на стены, заставленные ящиками с бутылками. Здесь пахнет спиртом, старым деревом и чем-то затхлым, как будто воздух давно не обновлялся. Макс присаживается на один из ящиков, достает сигарету, зажигает. Дым клубится между нами, как завеса.

– Ну, рассказывай, – говорит он, разливая в бокалы виски – «для храбрости».

Я сжимаю стакан в руках, чувствуя, как лед тает, превращая напиток в мутную жидкость.

– Я… не знаю, – начинаю я, водя пальцем по краю бокала. – Все смотрят на меня, будто… будто я им что-то должна. Будто я должна улыбаться, должна быть красивой, должна терпеть их взгляды…– голос дрожит. Ненавижу эту слабость. – Хочется сжаться и закатиться куда-нибудь в тёмный уголок…

– Чтоб никто не уволок, – Макс заканчивает за меня, усмехаясь.

Он делает глубокий вдох, выпуская дым в потолок.

– Слушай, никто не говорил, что будет легко. Но ты привыкнешь. Тем более я рядом, – его рука ложится на мое плечо, тяжелая, как гиря. – Ну, еще и кучка охранников, – он смеется, но в его глазах что-то меняется. – Будь уверена, никто не посмеет ничего с тобой сделать, если ты сама этого не захочешь.

Я отвожу взгляд.

– Просто… я… не совсем уверена…

Макс задерживает взгляд на мне, потом вдруг копается в кармане.

– Смотри-ка, что у меня есть.

В его руке – маленький прозрачный пакетик. Белый порошок.

Мое сердце замирает.

– Расслабься. Один раз – и всё, как рукой снимет.

Я отшатываюсь, спина упирается в стену.

– Нет. Я не могу.

– Ну же, – он уже рассыпает порошок на экран мобильного, аккуратно разравнивая его кредиткой. – Ты вся на нервах. Один раз – и сразу забудешь, о чём переживала.

– Я сказала нет!

Тишина.

Потом – резкий вдох Макса. Он закидывает дозу сам, и что-то в нём меняется моментально. Зрачки расширяются, глаза становятся стеклянными, движения – резкими, нервными.

– А знаешь… – он приближается, и его голос теперь звучит иначе. Грубее. Грязнее. – Я всегда думал… ты слишком много о себе возомнила.

Татуированные пальцы впиваются в мое оголённое бедро, словно когти.

– Макс… Отпусти, – я стараюсь не поддаваться панике, но голос уже предательски дрожит.

– Ты же не против? – дыхание обжигает кожу, пахнет химией, потом, чем-то сладковато-гнилым. – Мы же друзья, да?

Я пытаюсь оторвать его руку, но он гораздо сильнее. Другой рукой Макс хватает меня за горло, прижимая к стене.

– Макс… прошу…

Я в ужасе смотрю в его глаза – зрачки так расширены, что не видно цвета. В уголках моих глаз собираются слёзы, пока его пальцы направляются вверх под золотое платье.

Задыхаясь, яростно бью его в грудь, впиваюсь ногтями в кожу, но он будто совсем не чувствует жалких попыток моего сопротивления. Макс отпускает горло и больно хватает оба запястья, заламывая их над моей головой. Его губы прижимаются к шее, язык скользит по коже, оставляя за собой липкий след.

– Такая невинная… и… сладкая…

Скрип двери.

– Макс, твою мать, у нас очередь до потолка!

Илья замирает на пороге. Его лицо искажается от ярости.

Тишина.

Потом Макс отпускает меня, ухмыляясь.

– Шутка.

Но я уже бегу. Куда – не имею ни малейшего понятия. Я знаю одно – здесь нет безопасных мест.

Я врываюсь в туалет, едва успевая захлопнуть дверь перед чьей-то протянутой рукой. Зеркала в полстены, обрамленные золотыми змеями – их холодные глаза следят за мной, пока я цепляюсь за раковину, пытаясь не упасть.

Смотрю на отражение – размазанная тушь, алые пятна на щеках, волосы растрёпаны. Кто эта девушка?

Я не узнаю себя.

Бархатные диваны в углу, будто приглашают прилечь – но я понимаю, сколько пар перевернутых каблуков и чужих пальцев они видели. Включаю воду – шум заглушает музыку, но не голоса в голове:

«Сколько стоит твоё время?»

«Ты слишком много о себе возомнила.»

Я сжимаю зубы, чтобы не закричать. Бью по крану, и вода брызгает на платье, оставляя тёмное пятно. Срываю маску, и та падает в раковину. Теперь я вижу свое лицо. Настоящее.

Я достаю телефон – одно сообщение могло бы все изменить. Но кому мне писать?

Маме? «Прости, я не та, кем ты меня воспитала.»

Инге? «Ты права, это было ошибкой.»

Ви? «Твой брат пытался меня изнасиловать, будь добра, разберись с ним.»

Смехотворно.

Бросаю телефон обратно в клатч. За дверью – стук каблуков, смех, чей-то стон. Я притворюсь, что это не касается меня. Я выйду. Я доиграю. Но сначала – одна минута. Всего одна минута, чтобы перестать дрожать, чтобы стереть все следы истерики и снова натянуть обаятельную улыбку.

Причесав выбившиеся пряди и стерев размазанную тушь, наношу последний слой помады, вбивая её в губы кончиком пальца, будто стирая следы чьих-то прикосновений. Маска на месте – теперь я снова та, кем должна быть. Ненадолго.

Дверь с грохотом распахивается, в моё временное убежище врываются Ви и Крис – запыхавшиеся, с расширенными от адреналина глазами.

– Ты где, чёрт возьми, пропадала?! – Ви хватает меня за руку, её ногти впиваются в кожу. – Ты должна быть на сцене. Сейчас.

Не узнаю подругу такой встревоженной, она что, тоже плакала? Я моргаю.

– Какой сцене?

– Той самой, это сюрприз от Златы, кульминация вечера – аукцион, – объясняет Кристина.

– Какой… аукцион? – мои пальцы цепенеют на пудренице.

– Выставляются девушки, точнее, время с ними. Час, два, ночь – кто сколько заплатит, – брюнетка резко поправляет мое платье. – Вы с Ви новенькие, вас выставят последними. Это шанс – если повезёт, тебя купит кто-то… сносный, – Кристина фальшиво улыбается, – просто будь милой. И не убегай, как сейчас. Иначе… – она не договаривает, боюсь даже представить о чём.

– Я не… – голос предательски дрожит. – Мне не говорили, что будет такое.

– Тебе не говорили много чего. Но теперь ты здесь.

– Эй, хватит ломаться, поддержи меня, – умоляет Ви, – главное – выйти на сцену, а потом сможешь отказаться.

За дверью грохочет барабанная дробь. Голос ведущего гудит через динамики:

«Леди и джентльмены, начинаем наши торги!»

Кристина тянет меня к выходу, а я даже не успеваю подумать.

– Бежим. Если опоздаем – босс тебя в подарок кому-нибудь отдаст.

Я спотыкаюсь на пороге. Он где-то там, в зале. Тот, кто смотрел на меня, как на добычу. А теперь кто-то купит меня. И хуже всего – я сама не знаю, боюсь ли я этого… или жду.

Я прижалась спиной к холодной стене за сценой, словно могла раствориться в ней, исчезнуть. В ушах – гул собственной крови, слишком громкий, слишком быстрый. Сердце колотится, как пойманная птица в клетке, и каждый удар отдается в висках тупой болью.

Я не готова. Но разве это кого-то волнует?

Мои пальцы сами собой тянутся к маске – поправить, проверить, не сдвинулась ли. Глупо. Она сидит идеально. Как и макияж, и платье, и эти дурацкие туфли на каблуках, в которых я едва стою. Все идеально – и все неправильно.

– Следующая – ты, – бросила мне Кристина, проходя мимо.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Где-то там, за тяжелым бархатным занавесом, ведущий объявлял очередной лот. Аплодисменты. Смех. Цифры, растущие, как волна. Сейчас и меня выставят, как вещь. Живот скрутило так резко, что я едва не согнулась пополам. Не сейчас. Только не сейчас.

Я зажмурилась, пытаясь дышать глубже, но воздух не шел – только короткие, прерывистые глотки.

Что, если никто…

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль. Хорошо, боль – это реально.

Из-за занавеса донесся голос ведущего:

– И следующая – наша жемчужина…

Я выпрямилась. Я сделаю это, потому что выбора у меня нет.

– Выходи! – чувствую, как кто-то толкает меня в спину.

«Никто не захочет такую, как я: слишком нервную, слишком не опытную» – мысли летят в голове со скоростью света. Ставки за Ви достигли полумиллиона, а я слишком…не такая, как она.

Но когда занавес передо мной раздвигается, и холодный свет софитов бьет в лицо, я понимаю, что ошибалась.

Голоса наперебой:

– Сто!

– Двести!

– Триста пятьдесят!

Я не успеваю поворачивать голову – они все смотрят на меня. Руки подняты, глаза горят, улыбки обнажают слишком белые зубы.

И среди этого шума – он. Тот, что сидит в тени, не шевелясь. Не кричит. Просто смотрит.