Слеза Андромеды. Детектив

Часть 1. Невидимый страж Корнелии

Он.

В её длинных волосах золотилось яркими переливами солнце, играя в шелковистых прядях, свежий ветер обдувал её личико с пухлыми губками и очаровательным вздёрнутым носиком, она то и дело напряжённо поворачивала голову и смотрела, далеко ли от неё бегу я. А я тогда совершенно растерялся, глядя на неё, и даже не пытался догнать, не говоря уж о том, чтобы перегнать её стремительно бегущую фигурку.

Это был первый класс и какие-то нелепые спортивные соревнования. Конечно, я тогда проиграл ей, и проиграл бы ещё раз, и ещё, несмотря на возмущённые вопли моих одноклассников.

Не понимаю, почему я не видел её в школе раньше, почему не встречал взгляд этих бездонных голубых глаз, где я был, когда она ходила по коридорам, смеялась с подружками, дралась портфелем на спортивной площадке? Это потом оказалось, то она просто перевелась из другой школы, и появилась в параллельном классе непосредственно перед этими дурацкими соревнованиями.

Я тогда устроил матери жуткую истерику с требованием перевести меня в её класс, и та, привыкшая носиться со мной, как с писаной торбой, испугавшись, добилась этого правдами и неправдами.

Я долго не решался подойти к хрупкому объекту моей любви, долго не решался сказать ей о том, что она мне нравится, смотрел на неё, сидя сзади, замечая любую мелочь – тонкую синюю жилку на шее, пульсирующую лёгкими толчками крови, пушистые ресницы над удивительными, чуть навыкате, глазами, красивый изгиб губ… Я стал её тихим стражем, идущим по пятам и желающим только одного – чтобы эти чудесные мгновения длились ещё очень долго. Я провожал её после школы, незаметно шёл следом, прячась за деревьями, а когда она однажды обнаружила меня, ответил ей честно на вопрос, почему слежу за ней:

– Ты мне очень нравишься. Давай поженимся, когда вырастем.

– Дурак – только и ответила она, презрительно скривив губки.

У неё было странное имя Корнелия, над которым смеялись в классе, а для меня её имя звучало, словно музыка. Она сама сократила это имя до Нелли, и всем, с кем знакомилась, так и представлялась.

Ради неё все школьные годы я творил безумства. Узнав неизвестно откуда, – то ли кто-то из старших подсказал, то ли где вычитал – что девочки не любят мямлей и «ботанов» я в один миг стал «плохишом», дерущимся направо и налево, гоняющим по дворам животных, прыгающим с моста в пруд, а после стал ещё и употреблять крепкие словечки, курить и метко сплёвывать сквозь зубы. И всё это только для того, чтобы она обратила на меня внимание.

Как-то раз я с компанией таких же оболтусов сидел в сквере при школе. Такие кучки, как наша, народ обходил стороной, и тут кто-то присвистнул:

– Ребя, смотрите, какая тёлка пошла!

Она спокойно, ничего не боясь, двигалась в нашу сторону, постукивая каблучками изящных туфелек. Я схватил за грудки того, кто назвал её тёлкой и сказал сквозь зубы:

– Ещё раз назовёшь её так – и получишь от меня, понял, козёл!

Отшвырнул его от себя, и пошёл ей навстречу, беспечно жуя какую-то травинку. Остановился напротив, пронзительно, как мне казалось, посмотрел ей в глаза и спросил:

– Погуляем?

Она лишь покачала головой, опять презрительно скривила губки и произнесла привычное:

– Дурак!

Я остался стоять, словно оплёванный, а она спокойно отправилась дальше, помахивая сумкой.

После школы наши пути разошлись – я не смог отыскать и следа предмета своего обожания, всё это время носил её в сердце, теша себя надеждой на встречу. Они сменили место жительства, а найти её в городе-«миллионнике» было бы не так просто.

Я услышал о ней только тогда, когда появились соцсети и каналы по телевизору самой разной направленности. Из соцсетей я узнал, что она стала довольно известной певицей, и её стали назвать популярным словом «поп-дива». Жизнь её была очень бурной и насыщенной, в ней преобладали необузданность, страсть и похоть. Мужа у неё не было, детей тоже, но её волосы были по-прежнему такими же золотистыми, глаза – большими и бездонными, а фигура приобрела чудесные формы.

Она была и осталась моей богиней… Но связывалась с теми, кто был совсем недостоин её… Для меня она была такой близкой и такой далёкой, а все эти её романы… Мужики просто пользовались её красотой и телом… Я бы таким не был… Я хотел другого для неё – чтобы для всех них она тоже стала богиней…

Несколько лет я убил на то, чтобы всеми правдами и неправдами подобраться к ней максимально близко. Я был уверен, что она не узнает меня – ведь мы так изменились. Так и произошло. Да и кто я для неё? Она даже не знает, что я по-прежнему её невидимый страж…

Не знает, что пришло время уничтожить тех, кто всего лишь пользуется ею…

Марго

Я влетаю в комитет – так и знала, что опоздаю сегодня! Утро началось ужасно – мы поссорились с Русом из-за какой-то ерунды, я наорала на Юрчика, потому что он слишком медленно и, как мне показалось, специально, пил какао, потом сломалась кофеварка и мне пришлось варить кофе в турке.

Время было безнадёжно упущено, Руслан, чтобы в очередной раз не нарываться на мой скверный характер, выскочил из дома, прихватив ноутбук, а у меня в итоге спустило колесо. С досады пнув его как можно сильнее, я подхватила сына и почти бегом мы долетели до детского сада, откуда я помчалась на работу.

– Марго! – укоризненно сказала Диана – ну шеф ждёт, уже пятый раз спрашивал!

– Прости, Ди. Всё, как всегда – утренние нестыковки… Терпеть не могу утро понедельника, всё в этот день через одно место!

– У него, похоже, тоже сегодня того… – зашипела Диана – проблемы с головой.

– А что случилось?

– А ты зайди в кабинет к нему, и увидишь.

Я позвонила Игорю, который тут же присоединился ко мне, и мы отправились к Евгению Романовичу.

Шеф в нетерпении расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Я отметила, что у него редеют волосы и начинает прорисовываться под кителем брюшко. Потом перевела взгляд на экран огромного телевизора, висевшего на противоположной от окна стене, и подумала, что Ди, пожалуй, была не так уж и не права.

На экране шёл концерт. Великовозрастная, как мне показалось, певица, с золотистыми волосами, развевающимися от её энергичных движений, одетая в кожаный чёрный топ с сильным декольте и открывающим полоску её живота, в кожаные же чёрные шорты на массивных бёдрах и в высокие блестящие сапоги красного цвета, носилась по сцене, как ураган и пела что-то нелепо-попсовое.

За спиной у неё прыгали, видимо, желая одержать победу в номинации «Кто выше – тот и умнее, и круче» молодые самцы в золотистых нарядах и идеальными, одинаковыми, как на подбор, торсами с выделяющимися «кубиками».

– Вот это ничего себе! – присвистнул Игорь.

Я же, подозрительно посмотрев на шефа, спрашиваю у него:

– Шеф, вы что, увлеклись попсой?

Он, словно опомнившись, и наконец оторвав взгляд от экрана, говорит нам бодро:

– Где ходим, товарищи? Где ходим? Время уже – он поднимает руку, не обнаруживает на ней часы и говорит – впрочем, это неважно. Важно другое. У нас новое дело! И тут же показывает на экран – итак, дорогие мои, кто эта такая?

Мы с Игорем переглядываемся и с недоумением мотаем головами, как послушные болванчики.

– Я как-то попсу не очень – пытаюсь оправдаться я, чувствуя какую-то странную вину за то, что не знаю всех престарелых девиц, плящущих полуголыми под почти одинаковую музыку.

– Это – продолжает Евгений Романович, не обращая на меня никакого внимания – поп-звезда местного разлива Корнелия Завадская!

Он произносит это так торжественно, словно эта девица с таким странным именем заплатила ему за рекламу.

Я начинаю нервно хихикать, а мужчины смотрят на меня так, словно мне пора отправиться кое-куда подлечиться. Чтобы объяснить свой хохот, говорю им:

– Это кто же наградил её таким имечком? Кто-то был большой оригинал!

– Дело даже ни в её имени, милая Марго! – с усмешкой отвечает шеф – я бы, наверное, больше посмеялся над её сценическим псевдонимом.

– И? – спрашиваю я – ну, не томите, Евгений Романович!

– Она взяла себе псевдоним Андромеда.

Мы с Игорем начинаем ржать, как ненормальные.

– Что? – говорит Игорь – эта звездулька возомнила себя дочерью Цефея, царя Эфиопии, и его жены Кассиопеи?

– Так, дорогие мои – останавливает нас шеф – давайте посерьёзнее. Итак, Корнелия Завадская, сорок лет, популярная певица, высшее образование, не замужем.

– Подождите, шеф – говорю я – Андромеда означает «заботящаяся о своём муже», а тут замужеством и не пахнет.

– Марго – шеф смотрит на меня испепеляющим взглядом – вот и сама у неё и спросишь, или я должен персонально этим заняться?

– Так это не её убили, что ли? – я сама не замечаю непонятного разочарования в своём голосе.

– Нет – спокойно отвечает шеф на мой тупой вопрос – убили не её. И убийство ли это вообще, непонятно. Так вот, я продолжу, да? Вчера на вечернем концерте, на малой площадке стадиона внезапно упал и скончался молодой человек из группы подтанцовки Завадской.

– Это вот эти прыгающие мячики? – спрашиваю я у шефа, показывая на молодых людей в золотых шароварах и с голыми торсами.

– Они самые, Марго. Но это не мячики, как ты выразилась, это – танцоры. Итак, танцор, который умер вчера прямо на сцене – это Кирилл Маркушев, двадцати трёх лет, и это первая подобная смерть в группе подтанцовки Корнелии Александровны.

– Я бы не удивилась, если бы она была не первой. Она их, наверное, гоняет, как сидоровых коз. Сам вон как скачет…

– Марго – шеф теряет терпение – я признаю, что за это время ты отточила свой язык до максимальной остроты, но может быть, ты дашь мне договорить?

– Простите, шеф.

– Да, я продолжу с твоего разрешения. Так вот, Кирилл Маркушев упал и умер. На первый взгляд, никаких следов убийства на теле не обнаружено. Труп уже доставили к нам в лабораторию, Роб с ним разбирается. Малое помещение стадиона закрыто. Вам необходимо поехать туда, осмотреться на месте, ну и поговорить с этой самой Андромедой.

– Шеф – говорю я – так может, это не убийство?

– А что это, по-твоему? Думаешь, он нахлебался яда непосредственно перед концертом? Специально, чтобы упасть на сцене? Этакий пиар-ход?

– Ну, может, у него сердце не выдержало нагрузок?

– Вот это, дорогая Марго, нам и предстоит выяснить! И потом, сердце просто так не даёт сбой – должна быть какая-то причина. Всё-всё, работайте! А я ещё раз посмотрю на этот спектакль…Кстати, я вам там на почту скинул запись этого концерта, можете посмотреть, как всё произошло.

Мы выходим из кабинета, и я говорю Игорю:

– Послушай, давай сейчас посмотрим запись, и ты поедешь к родным танцора, ладно. Я отправлюсь на стадион, возьму с собой оперативников.

– Хорошо, как скажешь.

Мы внимательно смотрим запись – шеф прислал нам описание внешности Кирилла. Проходит примерно полчаса от того момента, как началось выступление. Иногда танцоры сменяют друг друга, чтобы иметь возможность отдохнуть. Ближе к тому времени, как Кирилл должен упасть, он тоже меняется и выходит на сцену после небольшого отдыха.

– Надеюсь, это не пер…н из твоего дела о маньячке – бубнит Игорь – а парень не отравлен контактным ядом тетродотоксин из дела о Барсуке и его гареме…А то у меня будет дежавю.

– Смотри, Игорь, у него начинает нарушаться координация движений – тыкаю я в экран – гляди, вот у него на лбу выступают бисеринки пота. А вот он облизывает губы, словно ему жарко и у него сохнет во рту.

Мы внимательно наблюдаем тот момент, когда танцор, подпрыгнув особенно высоко, вдруг падает на пол и его безжизненные глаза смотрят наверх.

– Ну, и как ты думаешь – что это?

– Кто знает, похоже, что у него резко схватило сердце. Ладно, поеду к его родителям, постараюсь выяснить, может, он жаловался на него…

Он уходит, а я, прежде чем ехать на стадион, захожу к Робу.

– Роб?! Ну и? Это яд? Контактный? Или нaркотики? Или что ещё?

Он разводит руками:

– Нет, Марго, на первый взгляд всё чисто. Я пока провёл предварительный осмотр тела, но могу тебе сразу сказать – это не яд. Причину нужно искать внутри, я думаю, поэтому сейчас я начну вскрытие. Но сначала… На его животе я обнаружил следы пока непонятной мне субстанции, какие-то капли. Хочу исследовать их состав. Взял у него подногтевое содержимое, проверил желудок…

– Он употреблял что-то перед выступлением – энергетики, кофе, алкоголь?

– Нет, в последний раз он ел примерно за пять часов до выхода на сцену. Следов алкоголя и возбуждающих напитков нет, употреблял он только воду. Пока всё.

– Спасибо большое, Роб. Пожалуйста, как только ты определишь состав этой жидкости на его животе – позвони мне.

– Замётано. Да, ещё кое-что. Примерно за два часа до выступления у него был незащищённый половой контакт.

– Вот это да! Впрочем, секс даёт дофамин, после него скакать козлом – милое дело.

– Маргоо! – возмущённо говорит Роб – тело молодого человека в морге, побойся Бога.

Я сажусь в машину и еду на стадион. Телефон звонит, оповещая меня весёлой мелодией о том, что это звонок от Руса.

– Марго, любимая, прости, что сегодня утром наехал на тебя!

– Ладно, Рус, проехали, с тебя – мытьё посуды!

– Ты в хорошем настроении. Новое дело?

– Угу. Причём, не совсем обычное – я рассказываю ему о Андромеде и внезапно скончавшемся парне из подтанцовки.

– А я её немного знаю – заявляет мне Руслан – она моя одноклассница. Правда, мы триста лет не виделись.

Вот это да! Ничего себе, новости!

– Подожди секунду, Рус, у меня Роб на второй линии. Да, Роб. Да, говори, ничего страшного, я скоро уже к стадиону подъеду. Что? Ты это серьёзно?

– Нет, я шуточки с тобой шучу – язвительно говорит он – повторяю для особо одарённых – жидкость на животе танцора – это женские слёзы.

Часть 2. «Висяк»?

Он.

Всё прошло, как по маслу…

А иначе и быть не могло, я нисколько не сомневался в себе. Сам дьявол не узнает, как я сделал это, за это я продал ему душу и научился тому, что умеют делать всего лишь немногие на нашей планете.

Следователи – те, к кому попадёт это дело, вообще не смогут добраться до настоящей причины смерти какого-то там танцоришки, ну, и тогда дело уйдёт в разряд «висяков». Самое главное, что моя богиня Нелли должна понять, что отныне ей нельзя связываться с мужчинами для того, чтобы удовлетворить своё похотливое тело.

Только я способен дать ей то, что не может дать никто другой – настоящую, всепоглощающую, страстную и безудержную любовь. Она обязательно поймёт это и пожалеет о том, что когда-то давно отталкивала меня.

За пару часов до концерта я наблюдал эту безобразную сцену в её гримёрке – самец, который её имел, даже не удосужился закрыть дверь и сквозь тонкую щель я видел, как они совокуплялись на диване. Это было омерзительно настолько, что у меня появилось желание сделать это прямо там – ворваться в гримёрку и вонзить в него что-нибудь острое, так, чтобы из сонной артерии на шее, которую она целовала, фонтаном брызнула алая струя. Я представил, как его жизненная жидкость заливает обнажённую грудь моей любимой, и тут же почувствовал эрекцию.

На ней не было ничего, кроме высоких красных сапог, блестящих, словно они были намазаны маслом. Несмотря на всю омерзительность, сцена была очень эротичной – этот самец и она сама стонали, как два первобытных человека.

Я поразился её бесстыдству – она совершенно не боялась того, что в этом людном месте за ними могут наблюдать, а ведь этими наблюдающими могли быть в том числе и вездесущие папарацци. Скорее всего, в порыве страсти они забыли закрыть дверь, вот и всё.

Потом, когда всё было закончено, он налил ей в бокал шампанского и добавил туда какую-то белую таблетку. Она видела это, значит, понимает, о чём идёт речь. Единственное, что меня волнует – приём этого непонятного средства вкупе с алкоголем.

Я быстро ушёл, испугавшись того, что они меня обнаружат, и сразу же решил, что сегодня этот парень с хорошо развитым торсом станет моей первой жертвой, и я надеялся, что единственной. Всё зависело только от самой Нелли – поймёт ли она, что отныне все, с кем она будет иметь беспорядочную одномоментную связь – будут отправляться к праотцам.

Через некоторое время я вернулся, и застал её уже полностью «при параде» для выхода на сцену. Она очень редко меняет свои образы – чаще всего так и выходит в этом чёрном, блестящем топе, кожаных чёрных шортах и ярко-красных сапогах. Соблазнительница! Она прекрасно понимает, что этот образ практически охотницы Дианы, или Валькирии, очень идёт ей.

Я залюбовался невольно её статной фигурой и легонько стукнул в дверь. Увидев меня, она с радостью воскликнула:

– Привет! – покрутилась передо мной – как я тебе?

Касаюсь пальцем её обнажённого плеча, в которое чуть врезалась широкая лямка топа, провожу по нежной коже, чувствуя, что она необычайно горячая, словно огонь, касаюсь рукой лба:

– Ты пылаешь, Андромеда? Ты не больна?

– Нет, ну что ты!

– Всякий раз, как я захожу к тебе перед выступлением, ты задаёшь мне один и тот же вопрос… Хотя прекрасно знаешь на него ответ.

– Я просто хочу ещё раз его услышать – смеётся она, и я в который раз убеждаюсь, что не видел улыбки прекраснее этой.

Я наблюдаю за ней из-за плотной портьеры – она, как всегда, неотразима и смотрится на сцене так, как никто другой – яркая, умеющая заворожить публику, этот народ, который беснуется при виде неё, она в действительности словно гипнотизирует эту массу своей харизмой. Да, может быть и поёт всякую ерунду, которая не по нраву мне, но зато как умеет заводить!

Марго

Малая сцена стадиона перекрыта наглухо – не подобраться, к тому же шеф выставил тут охрану до того момента, как кто-нибудь из нас приедет и всё осмотрит. Прохожу внутрь – ничего себе, малая сцена! Да тут легион римских солдат поместится!

Впрочем, говорят, эта Андромеда популярна настолько, что может собрать площади и побольше. Интересно, что она тут делает? Обычно, такие поп-дивы, достигнув подобных высот, едут покорять Москву. У нас, конечно, тоже город немаленький, но для таких, как она, Москва – святое дело, обязательно нужно покорить. Впрочем, возможно её всё устраивает.

Я набираю Даню:

– Данюш, привет. Слушай, позвони пожалуйста этой Андромеде, спроси её, где она находится, скажи, что я подъеду к ней минут через тридцать-сорок, пусть никуда не отлучается.

– Замётано – говорит он – эх, увидеть бы её вживую! Хоть одним глазком!

– Дань, ты чё, поклонник этой попсы, что ли?

– Ну, она довольно привлекательная дамочка, я тебе скажу.

– Она тебе в матери годится!

– Чего сразу в матери-то? В сёстры – да, что она – в десять лет меня родила?

– Ладно – морщусь я – хватит болтать бесполезно, давай, звони ей.

– А улики будут?

– Надеюсь.

Я подхожу к одному из охранников.

– Скажите, кто-нибудь осматривал сцену или гримёрки?

– Нет, Маргарита Николаевна, вас ждали.

– Хорошо.

Я поручаю приехавшим следом оперативникам осмотреть помещения, особенно гримёрку самой певицы и гримёрку артистов подтанцовки, а сама осматриваю довольно большую сцену. Важно хорошенько осмотреть пол, на котором могут быть какие-то улики, если их, конечно, не затоптали.

Чуть не с лупой внимательно осматриваю поверхность, которая почему-то на удивление чистая – в бахилах они тут, что ли, танцевали? Хотя… Браться пыли тут неоткуда – обычно выступающие надевают чистую обувь.

Через некоторое время мои усилия вознаграждаются – на одном из участков пола я нахожу малюсенькое красное пятнышко. Задумавшись, вспоминаю, где примерно упал Кирилл, получается, совсем недалеко от этого места. Что же – будем надеяться, что это кровь и кровь именно Кирилла, хотя на видео вообще не видно, что у него есть какие-то раны, которые кровоточат.

Достаю ватную палочку, осторожно беру соскоб с этого места, показываю понятым, складываю в зип-пакет, ещё раз всё осматриваю полы. Пока это единственная улика здесь, на сцене, но скоро я прихожу к выводу, что их больше нет и пора сворачиваться.

Поручаю оперативникам отправить все найденные улики Дане, сама звоню ему, чтобы спросить, где сейчас находится эта самая Корнелия-Андромеда. Он даёт мне адрес её городской квартиры и говорит, что сейчас она там и ждёт меня.

Я знаю этот дом недалеко от центра города, и не люблю район, потому что здесь одни сплошные пробки. Пока добиралась, устала и разнервничалась так, что в лифте к квартире Андромеды поднималась абсолютно злой. Ну, да ладно, нечего злиться, нужно выполнять свою работу, да и всё.

Звоню в дверь и слышу энергичные шаги внутри квартиры. Скоро она открывается и передо мной предстаёт предел мечтаний множества мужчин в нашем городе от мала до велика. Что же – на сцене, в гриме, она выглядит немного другой. Сейчас же я вижу перед собой уставшую женщину с потухшим взглядом голубых глаз и множеством мелких морщинок на лице. По-видимому, на пластику лица она ещё не решилась, но до этого недалеко.

– Вы следователь? – голос у неё чуть с хрипотцой, и немного не похож на тот, что я слышала на записи и по телевизору у шефа. «Фанера» или всё-таки присутствует элемент искажения?

– Да – говорю я ей и протягиваю «корочки» – вы совсем не похожи на ту женщину, что я видела на сцене.

Я говорю ей это совершенно неожиданно для себя. Она поправляет свой ярко-синий пеньюар, сморкается в белый платочек, трёт красный от слёз нос и говорит:

– У актёров и певцов, знаете ли, два лица… Все мы – и вы тоже, играем какие-то роли. Пока вы молода и не понимаете этого, но когда вам будет сорок…

– Вы так говорите, словно древняя старуха. Сорок лет, на мой взгляд – это самый расцвет жизни.

– О, нет – она пропускает меня в квартиру – я уже чувствую себя разбитой калошей, а после смерти Кирилла – тем более. Бедный мальчик!

– Позвольте вам не поверить – на сцене вы выглядите, словно тысяча вихрей собрались воедино в одном месте.

– Сомнительный комплимент – улыбается она очаровательной, на мой взгляд, улыбкой, и я вынуждена с ней согласится – вы знаете, я не стала отменять свой следующий концерт – он состоится сегодня, в память о Кирилле, пожалуй, я ему посвящу его…

– Корнелия Александровна – мягко начинаю я, но она перебивает:

– Нет-нет, пожалуйста, избавьте меня! Ужасное имя, которое я терпеть не могу, зовите меня Нелли.

– Ну, хорошо… Скажите, в каких отношениях вы были с Кириллом Маркушевым?

– В обычных. Он всего лишь один из артистов подтанцовки.

– Разрешите вам не поверить. Мы ведь всё равно дороемся до правды.

– Дорывайтесь. Тело Кирилла ещё не остыло, а вы требуете от меня рассказать о том, о чём в приличном обществе говорить запрещается?

– Потому что он годился вам в сыновья?

– Давайте не будем об этом. По крайней мере, не сейчас. Поверьте, мне больно, очень больно.

– Хорошо, тогда я вызову вас повесткой к нам в комитет, и мы поговорим с вами об этом под протокол.

– Делайте, как считаете нужным.

– Скажите, Кирилл когда-либо жаловался на проблемы с сердцем?

– Нет, что вы. Мои танцоры постоянно проходят медосмотр – с нашим образом жизни, с постоянно подвижными постановками, гастролями и переходами из одного шоу сразу в другое, здоровье должно быть просто космическим. Вероятно, с его сердцем случилось что-то очень неординарное, может быть, тромб или ещё что-то… Ну, я не знаю, я не сильна в медицине…

– А мы, Нелли Александровна, думаем, что Кирилла убили.

– Ну что вы, как такое может быть! Это кажется мне полнейшей нелепицей – кому мог помешать этот приятный молодой человек?!

– Это нам и предстоит выяснить. Вы не знаете, у Кирилла были враги?

– У нас нет времени на врагов. Да, у мальчиков в подтанцовке было противостояние определённого рода – танцевать в центральной линии хотят все. Но чтобы убить ради этого…

– Простите, я не совсем понимаю, что такое центральная линия?

– Ну, это те, кто танцуют в первом ряду, практически рядом со мной. Основной костяк составляют три-четыре человека, которые могут брать меня на руки и вообще, как-то участвовать в танце, прикасаясь ко мне, понимаете, контактировать. Вот сюда мечтают попасть все они. Но я повторюсь – среди них нет ненормальных, они не станут ради такого убивать, тем более, Кирилл танцевал во второй линии, как вы видели.

– А про его личную жизнь вы знаете что-либо?

– Поймите, у мальчиков и у меня нет личной жизни. Гастрольный график настолько плотен, что у нас идут концерт за концертом, нам просто некуда впихнуть сюда личную жизнь.

– И тем не менее, за два часа до смерти у Кирилла был половой акт, и я даже не сомневаюсь, что с вами.

Она молчит некоторое время, потом неуверенно заявляет.

– Да, со мной… Не смотрите на меня так! Да, я гожусь ему в матери, но никто не запрещал нам этого и это никого не касается.

– Я извиняюсь за интимные подробности – вы плакали во время секса с ним? Он делал вам больно?

– Откуда вы знаете про слёзы? – она таращит на меня свои огромные глаза.

– Наш патологоанатом установил это, он нашёл их следы на животе Кирилла.

– Я плачу не от боли во время секса. Такая реакция у меня только при достижении высшего пика наслаждения. Да, это странно, но это факт.

После этих её слов мне хочется смеяться, но я сдерживаю себя – замечаю за собой, что в последнее время я стала более неэтичной в этом отношении. Честное слово, никогда не слышала о таком, чтобы человек во время «этого» плакал. Очень странно! Господи, в этом деле целая масса каких-то интимных подробностей! А самое главное – ничего непонятно со смертью Кирилла.

Звонит Роб.

– Простите – говорю я тихонько своей собеседнице и беру трубку.

– Марго, я провёл вскрытие тела Кирилла. Он умер от расслаивающей аневризмы аорты.

– Прости, Роб, а что это такое?

– Это разрыв аорты, который приводит к тому, что кровь затекает между слоями стенок аорты и расслаивает их дальше.

– Вот как? – говорю я – то есть, это не убийство?

– Я бы не был так категоричен. Молодой человек был абсолютно здоров, Марго. У него было на зависть крепкое сердце и все органы были в порядке, так что нужно понять причины такого внезапного разрыва, определить первоисточник, от чего это произошло.

– Но как это можно сделать?

– Пока не знаю, буду проводить более подробные исследования.

– Может быть всё-таки врачи не досмотрели?

– Нет, Маргарита, его сердце вполне здорово. Здесь что-то другое.

Больше мне пока не о чем говорить с этой женщиной. Я прощаюсь и ухожу, время вечер и пора ехать домой. На сегодня всё равно я больше не сделаю.

Приезжаю домой, где меня уже ждут мои мужчины и вкусный ужин. После ужина мы идём гулять и при этом совсем не говорим о работе. Пока этого не нужно, но у меня в планах расспросить Руслана про Андромеду, коли уж он учился с ней в одном классе. Когда Юрчик засыпает, Руслан приводит меня в комнату и показывает на бутылку вина и два бокала.

– У меня для тебя предложение. Вижу, что тебе не терпится расспросить меня про Завадскую. Сейчас будет прямой эфир её концерта – давай посмотрим.

Я не возражаю мужу – мне и самой интересно, что она будет петь, ведь концерт – в память о Кирилле. Подозреваю, что эта девица просто не может его отменить из-за условий контракта, в котором, вероятно, предусмотрена огромная неустойка в подобных случаях.

Внешне Андромеда выглядит неважно – вероятно, сказывается стресс, но всё также ураганом носится по сцене, да так, что двадцатилетний молодняк из подтанцовки еле поспевает за ней. В какой-то момент я внимательно смотрю на неё, придвигаясь ближе к экрану, чтобы хорошенько разглядеть то, что меня заинтересовало. Наблюдая за моей реакцией, Рус тоже начинает придвигаться ближе.

– Рус, смотри – говорю я мужу – что это? С неё пот льёт, словно она в кузне пашет, она уже вся мокрая, даже кожа блестит… И скачет совершенно без остановки, разве так бывает. Антракта же не было ещё, а ведь концерт идёт уже практически сорок минут.

Мы переглядываемся с мужем, потом я медленно поворачиваю голову в сторону телевизора, и словно в замедленной съёмке вижу, как Завадская падает на сцену.

Часть 3. Ещё один?

Он

Так я и знал, что эти странные неведомые таблетки не пойдут ей на пользу. Интересно, зачем она их принимает? Что бы что?

Замечаю только, что она после них необычайно живая, что ли… Скачет, прыгает, ни на минуту не останавливаясь, а ведь уже не девочка. Ей бы о другом пора подумать. Карьера – это всё, конечно, очень хорошо, но ведь должна быть и личная жизнь.

А Нелли умудряется менять мужиков и только то. Привыкла к тому, что все на неё смотрят, восхищаются, что мужчины теряют голову от одного её взгляда. А ведь это неправильно – мужчина у женщины должен быть один.

Я знаю, что мы с ней предназначены друг другу судьбой – я и она, и я лишь жду, когда она поймёт это.

Мои знаки внимания она принимает также, как от своих поклонников – благосклонно и с очаровательной улыбкой, открывающей идеально белые зубы.

Мне всегда кажется, что возраст – это не про мою Нелли. В сорок большинство женщин, как правило, обрастают семьёй, детьми, лишним весом и проблемами со здоровьем. У Андромеды же ничего этого нет – она всё такая же, как тогда, в школе. Огонь, а не женщина.

Хотя я предпочёл бы, чтобы у неё была семья, желательно, со мной в роли мужа. Да и ей пора уже завести детей, молодость молодостью, но вечно порхать не будешь, странно, что в сорок лет она совершенно об этом не думает.

Перед концертом я пришёл к ней, чтобы в очередной раз пожелать удачи. У неё красный нос, который она старательно пытается запудрить, и глаза подозрительно блестят. Она встаёт и идёт ко мне, протягивая руки:

– Ты мой самый большой друг!

Видимо, ей настолько одиноко, что она сейчас считает меня своим самым большим другом.

– Ты плакала? – спрашиваю я.

– Да. Следователь говорит, что Кирилла убили. Я в это не верю. Кому помешал этот славный мальчик?

Убили? Вот уж не думал, что следствие сейчас зашло так далеко! Неужели я неаккуратно сработал? Настолько неаккуратно, что скоро всё вскроется? Ну уж нет, я не готов к этому. Конечно, следователи могут думать всё, что угодно, но они никогда не поймут, как именно произошло убийство, а значит, вряд ли вычислят меня.

– Нелли – мягко говорю ей – ты устала, ты расстроена. Почему бы тебе не подумать наконец о себе? Возьми отпуск, или хотя бы временно отойди от дел.

– Ты что? – говорит она – нет-нет, я не могу, сейчас самый пик моей творческой деятельности, я популярна, как никогда, а ты предлагаешь мне отойти от дел? Да ты с ума сошёл!

– Нелли, ты когда-нибудь свалишься от такого плотного графика!

Она кладёт голову мне на плечо, и я с трепетом ощущаю тонкий аромат её волос.

– Только ты обо мне и заботишься…

И дальше буду заботиться, пока рядом с тобой, моя Нелли, не останется тех, кто просто использует тебя. Когда же ты поймёшь, что никто, никто не будет относиться к тебе так, как я…

Марго

– Чёрт! – говорю я – Рус, что происходит?

Он соскакивает с кровати:

– Поехали! Поехали-поехали, я отвезу тебя туда.

– С ума сошёл? А Юрчик?!

Он думает несколько минут, потом звонит кому-то, а через некоторое время заявляет:

– Сейчас тётя Маша придёт, соседка, посидит здесь, пока мы ездим.

– Рус, ты что? Время уже позднее! Зачем ты побеспокоил её, она же пожилой человек! Я бы сама съездила!

– Я тебя одну не отпущу, Марго! Именно потому, что время уже позднее. Собирайся, собирайся!

У меня резвой птичкой проскакивает мысль, что Рус просто очень хочет увидеть свою одноклассницу. Но тут же эта мысль теряется в ворохе других. Я быстро надеваю джинсы и футболку, кроссовки. Скоро раздаётся звонок в дверь – тётя Маша. Нам можно ехать.

Когда мы подъезжаем туда, где проходил концерт, на месте видим скорую помощь. Расталкиваем зевак, проходим к машине, я показываю врачу удостоверение.

– Она жива? – спрашиваю у него.

– Да, Маргарита Николаевна – отвечает он – без сознания просто.

– Вы можете навскидку сказать, что с ней, почему упала?

Нас прерывает молодой человек с торчащими в разные стороны волосами:

– Вы кто? Почему мешаете доктору?

Сую ему «корочку» под нос, жёстко отвечаю:

– Я следователь и веду дело об убийстве Кирилла Маркушева. А вот кто вы такой, интересно?

Он начинает заикаться:

– Я… Я личный менеджер Андромеды и её танцевального коллектива.

– Отлично. Вы мне будете нужны, поэтому будьте добры завтра явиться в следственный комитет для беседы. Если отказываетесь – я пришлю вам повестку и разговаривать будем уже под протокол.

– Да я… Я не отказываюсь – заявляет он и в глазах у него появляется страх – приеду, отчего же не поговорить. Я Нелли только добра желаю.

Да уж – пора бы побеседовать с этой многочисленной когортой сотрудников, сопровождающих Андромеду, а также с коллективом прыгающих мальчиков-зайчиков. Вот только времени мало на что хватает – хоть ночью работай.

Мы с Русланом едем на машине за скорой помощью, и остаёмся ждать результатов в коридоре больницы. Оттуда я звоню Робу, объясняю ему ситуацию и ставлю в известность, что утром ему привезут кровь Завадской – нужно её исследовать.

Когда появляется доктор, я в нетерпении спрашиваю у него:

– Ну что? Вы осмотрели её? Она отравлена или что это?

– Вы знаете – он разводит руками – думаю, ваш эксперт исследует её кровь и сообщит вам результат, на это ведь нужно время. Но вот что я вам скажу – у неё все признаки обезвоживания, скажем так…

Я поворачиваюсь к Русу:

– Руслан, помнишь, как с неё градом лился пот во время выступления?

Он кивает.

– Да, было такое.

– Обезвоживание именно так произошло? – спрашиваю я доктора.

– Вероятно, да. Она потеряла очень много жидкости и не успела восполнить её. Словно бы… Как вам объяснить… Словно перегрелась, понимаете? И не замечала этого.

– Понятно. Не забудьте завтра отправить образцы её крови к нам в лабораторию.

– Конечно.

– Всё, доктор, не буду больше вас пытать, уже поздно, мы поедем.

По дороге мы с Русланом молчим, он о чём-то напряжённо думает, а потом заявляет мне:

– Знаешь, Марго, мне известен только один препарат, который мог вызвать такую реакцию. И потом – эта её неуёмная энергия, эта раскованность и сексуальность на сцене – всё это только подтверждает мои предположения.

Он склоняется и шепчет мне на ухо, я удивлённо таращу на него глаза:

– Да ну, Рус! Ты что! Она ведь немолода уже!

– Ну, помимо приёма этого препарата она ведь тщательно следит за здоровьем, так что вряд ли он прямо так уж вреден для неё. Кстати – он отводит глаза – она по-прежнему прекрасна…

Я шутливо бью его кулаком в предплечье:

– Ты влюбился что ли. Руслан?

– Да ну тебя. У меня есть любимая, и это ты. А она – недостижимая звезда, Андромеда, одним словом.

– А я считаю, это очень пошло – называть себя так… Жаль, что я не спросила, зачем она взяла себе такой псевдоним.

– У тебя ещё будет возможность узнать это у неё. Да, я же обещал тебе про неё рассказать, правда, знаю я совсем немного. После школы мы практически не виделись – наш класс не был слишком дружен.

– Подожди – говорю я – тебя же бабушка воспитывала, я думала, ты в деревне учился.

– Конечно, нет, Марго. Одно время мы жили в городе, пока я не вырос. Потом уехали в деревню, и я ездил на учёбу оттуда, благо, не далеко и электрички ходят постоянно. Она была… Не такая, как остальные девочки. В неё практически все мальчишки были влюблены, в том числе и я. Несколько пацанов даже попросили перевести их из параллельного класса в её класс. Но она… Она никому не отдавала своего предпочтения. Мне кажется, даже внешне она с тех пор поменялась мало.

– Ты тоже? – спрашиваю я его.

– Что – тоже? – не понимает он.

– Попросил перевестись.

Он мнётся:

– Да нет… Учился изначально с ней, с первого класса. Марго, пойми, Андромеда не создана для любви и семьи. Она создана для карьеры, для безумства, для сумасшествия. Она прекрасна на расстоянии, понимаешь?

– А что было потом?

– Потом? Шли слухи, что она стала популярной, по-моему, была замужем, но закончила разводом, детей нет. Да ей, по-моему, и без них хорошо. Она немного неразборчива в связах, но я думаю, это именно вот из-за постоянного приёма этого препарата.

– А мне кажется, её отравили – вздыхаю я – слушай, может быть у этого Кирилла была девушка, она узнала об измене Кирилла, и решила отомстить им обоим?

Рус морщится:

– Немного примитивно, Марго, на мой взгляд.

– А может быть, она сама его?

– Кто, Андромеда? Да она мухи не обидит.

Следующий день начинается с того, что Игорь отправляется к танцорам – у них сейчас репетиция в их помещении. Ему предстоит выяснить, кто был с Кириллом в тот момент, когда он менялся для отдыха во время выступления, поговорить с ними и узнать, как он себя чувствовал, принимал ли что-то, может быть, пил, хотя шейкер с водой мы обнаружили в его рюкзаке и исследовали – ничего такого странного в нём не было, только вода.

Я иду к Робу, он уже должен провести исследования крови на полу сцены стадиона и сделать анализ крови Андромеды.

Роб весь в работе. Он достаточно зол сейчас, и всё потому, что не может понять, каким образом Кирилла настигла смерть. Разрыва аорты не может быть у абсолютно здорового сердца.

– Робик – осторожно говорю я – ну, не переживай ты так! Сколько у нас было таких дел с этими неясными смертями. Раскроется всё… Я даже не знаю, как тебе помочь…

– Да ладно, Марго – он криво улыбается – не успокаивай меня. И не подлизывайся! Я ведь знаю, зачем ты пришла. Итак, капля крови на полу сцены принадлежит, конечно, Кириллу…

– Как так может быть, Роб? Мы ведь видели на видео, что у него не было крови нигде, и ран на теле нет. Откуда она у него взялась?

– У меня есть некоторые соображения – он включает видео – посмотри, вот в этот момент он облизывает губы, видишь. Мы думали, что это от того, что ему жарко. На самом деле он слизывает кровь с уголка губы. Видимо, он почувствовал её после того, как одна капля во время какого-либо движения, упала на пол. И это подтвердил мой анализ – у него действительно текла кровь из уголка губ. Скорее всего, это было следствием разрыва аорты. Через несколько минут после этого он упал. Теперь что касается крови Андромеды. Это тридиметилдиоксиметамфитамин.

– Что это? – пугаюсь я.

– Говоря простым, ненаучным языком, в народе этот препарат известен, как экстази. И она приняла его сама.

– Вот как? А я думала, что её отравили. Но зачем ей это?

– Видишь ли, милая Марго, этот препарат задействует рецепторы, которые отвечают за выработку дофамина, серотонина, норадреналина, придаёт энергии. Физическую зависимость он не вызывает, а вот психологическую – да. Если не принимать препарат, наступает лёгкая депрессия. Она уже не молода, Марго, а скакать по сцене нужно также, как раньше. При этом необходимо употреблять много воды, а она совершенно забылась, из-за чего много двигалась, и тело её перестало охлаждаться.

– Интересно, интересно – говорю я задумчиво – её многочисленные менеджеры и продюсеры знают, что она принимает экстази?

Роб усмехается.

– Думаю, знают, но, чтобы быть не при делах, делают вид, что нет. Кстати, при приёме экстази человек всех любит, хочется обнять весь мир, возникает безудержное желание секса.

– Может, всё-таки её поили им?

– Вряд ли. Она бы заметила изменения в себе. Скорее всего, пила сама на добровольной основе.

– Знаешь, Роб, что я тебе скажу. Несмотря на всё это в её чертах характера, она мне всё-таки очень понравилась, эта Андромеда. Она необычайно харизматична. Кстати, её знает Рус.

– Вот как? – удивляется Роб – а каким образом?

– Учились они в одном классе. Он говорит, что она уже тогда была такой – её все любили, и она всем нравилась.

– Марго? Что с твоим голосом? Ты это так говоришь, словно Рус дал тебе повод сомневаться в себе.

– Да нет, Роб… Просто…

– Да ты ревнуешь, Марго!

– Нет, Роб! Что ты говоришь! Ладно, некогда мне болтать с тобой. Как только выяснишь причину, по которой произошёл разрыв аорты, позвони мне, пожалуйста.

– Тебя не будет в комитете?

– До обеда я должна поговорить с Андромедой, а потом ко мне приедет для беседы её менеджер.

Когда я приезжаю в больницу к Нелли, из её палаты выходит мужчина. Молодой, с яркой внешностью и стильной причёской. Я думаю о том, что где-то видела этого красавчика и, пока вспоминаю, ко мне подходит врач.

– К сожалению, сейчас у вас не получится поговорить с ней – говорит он – сейчас у нас процедуры, после этого она будет спать, вам придётся навестить её позже.

– Может, я могу поговорить с ней до процедуры.

– Ни в коем случае – она у нас не одна пациентка, времени у меня нет, чтобы ждать, к тому же медсестра уже несёт ей капельницу. Навестите её во второй половине дня, хорошо.

– Послушайте, доктор, у меня тоже всё расписано по минутам и совершенно нет времени кататься к вам.

– Она подозреваемая, преступница?

– Пока только свидетель.

– Ну вот и славно, значит, не случится ничего страшного, если вы поговорите с ней после обеда. А теперь прошу на выход.

Спорить я не стала – решила, что заеду во второй половине дня. Тем более, Игорь должен вот-вот вернуться в комитет, к тому же скоро приедет менеджер.

– Ну что, поговорил с этими попрыгунчиками? – спрашиваю я, имея ввиду ребят из подтанцовки.

– Поговорил, но были не все. У некоторых сегодня выходной, но мне повезло – те, кто были в тот момент, когда Кирилл менялся, оказались на репетиции.

– И что они сказали тебе? Сообщили что-то интересное.

Игорь не успевает открыть рот, как у меня звонит телефон. Странно, незнакомый номер.

– Алло, Маргарита Николаевна? Это менеджер Андромеды. У нас… у нас снова чэпэ – умер один из артистов подтанцовки.

Часть 4. Букет от одноклассника

Он

Я чуть не упустил его – этого второго, который посмел прикоснуться к моей богине. Андромеда в больнице, и конечно, я и понятия не имел, что у неё хватит сил на то, чтобы заниматься «этим» на больничной койке. И я не узнал бы об этом, если бы этот дурачок сам не рассказал мне.

Кем он меня считает? Своим другом, приятелем? Зачем он начал вываливать на меня эту грязь? Лучше бы уж промолчал – по крайней мере, жив бы остался.

Да ещё, будучи на выходном, после больницы припёрся туда, где проходят репетиции. Видимо, нужно было срочно поделиться с кем-то своей «победой», вот и явился. Я встретил его в коридоре, мы разговорились, слава Богу, мимо нас никто не прошёл, и никто ничего не видел. Это на Кирилла я затратил много времени, а с этим напыщенным петухом всё прошло, как нельзя лучше. Он даже ничего и не понял сначала, воспринял этот жест, как нечто шуточное, и пошёл к своим ребятам. Видимо, в планах у него было и с ними поделиться тем, как он ловко отымел эту дуру в больнице.

Если бы ты знала, Андромеда, как ты смешна! О тебе твои танцоры уже в таком ключе говорят – как о распутной шалаве, которая в своей похоти и жажде секса абсолютно не знает границ. Мне по-настоящему больно это слышать, поэтому я делаю всё для того, чтобы ты поняла, что нельзя так жить. Жить нужно по-другому, иметь семью, мужа, детей, быть покорной женой и хорошей матерью, а пока это всё не про тебя, моя любимая Андромеда.

Я ушёл к себе и с бьющимся сердцем ждал, когда же всё произойдёт. Сначала было тихо, так тихо, что от этой тишины звенело в ушах. Но вот я слышу, как по коридору кто-то бежит, громко топая ногами, забегает в какую-то из комнат, потом бежит назад. Скоро раздаётся крик: