Здесь, сейчас и тогда

Размер шрифта: 13

Mike Chen

HERE AND NOW AND THEN

This edition is published by arrangement with Harlequin Enterprises ULC.

This is a work of fi ction. Names, characters, places and incidents are either the product of the author’s imagination or are used fi ctitiously, and any resemblance to actual persons, living or dead, business establishments, events or locales is entirely coincidental.

Издательство Азбука^®

Пролог

Под кожей ни намека на пульс.

Всеми органами чувств Кин силился уловить знакомое «тук». Нет, не биение сердца, но нечто не менее важное: сигнал возвратного маячка, тонко настроенного на биометрию носителя.

За восемь лет и двадцать восемь заданий от Бюро темпоральной деформации легкая пульсация импланта слилась с общим фоном. Еще один нюанс путешествий во времени. Всего лишь часть работы. Как сердцебиение: не замечаешь, пока не прекратится. Но теперь эта пульсация исчезла.

А с ней – и обратный билет в две тысячи сто сорок второй год.

В номере мотеля Кин разбинтовал живот, переборов жгучую боль, с которой марля отделялась от липкой кожи. Нащупал засохший край нашлепки заживляющего геля, отклеил ее от входного пулевого отверстия под ребрами и аккуратно сложил зеленые обрывки на полотенце. Надо будет сжечь. Даже в самом тяжелом состоянии Кин строго придерживался протоколов бюро. Любопытной прислуге из тысяча девятьсот девяносто шестого незачем видеть следы медицинских технологий будущего, пускай и после использования.

Яркие светодиодные цифры на деревянном радиобудильнике у стены напротив подсказывали, что с момента стычки прошло восемь часов четыре минуты. До сих пор в затылок будто бы все еще впивался гравий на крыше фабрики, где Кин вступил в схватку с наемницей из будущего. Ей поставили задачу задержать мужа сенаторши, чтобы та опоздала на голосование по одному из банковских регулятивных правил. Незначительное на первый взгляд, оно повлекло за собой десятилетия негативных последствий. Кин скрутил наемницу в болевом захвате, но девица обломком кирпича шарахнула ему по коленной чашечке.

Теперь он еле стоял на ногах в ванной комнате, вцепившись в обод раковины. Левая с трудом выдерживала его вес.

Кирпичом по колену, ботинком по ребрам. И выстрел – не из плазменного разрядника, а из соответствующего эпохе полуавтоматического пистолета.

В памяти отпечаталась самодовольная ухмылка наемницы, мелькнувшая в жидком лунном свете. На мгновение Кин удивился, почему девица сочла их стычку забавной. Но дульный срез пистолета скользнул вниз, от лба к месту имплантации возвратного маячка, – и он все понял.

Чем лишить его возможности вернуться, лучше бы застрелила.

Кин выругал себя за то, что позволил преступнице одержать верх. Доверился интуиции, а не массиву разведданных БТД – Бюро темпоральной деформации.

Спустя пару секунд наемница зазевалась, и этого было предостаточно. Адреналин придал Кину сил для финального рывка. Тошнотворный хруст свернутой шеи принес облегчение вкупе с ненавистью к самому себе. Типичные спутники служебного протокола номер восемьсот девяносто шесть: «При сопротивлении, представляющем угрозу для жизни, исполнитель имеет право уничтожить объект».

Задание выполнено. И что теперь?

Кин порылся в памяти. Пролистал воспоминания о рабочих процессах, отчетах, тренировках – обо всем, что могло бы содержать алгоритм действий при неисправности маячка. Но бесконечный список технических спецификаций и заверений в отказоустойчивости не принес утешения. Выходит, все это Кин зубрил напрасно.

Хотя нет, не напрасно. Маячок никогда не выключается. Просто не может вырубиться, пока жив его носитель.

«Действуй по обстановке», – напомнил себе Кин.

Процедуры, протоколы, ментальная визуализация. Благодаря годам специальной подготовки вся совокупность данных разом всплыла перед внутренним взором. Крепко зажимая рану, Кин ждал, когда ощутит ладонью легчайший трепет. Сквозь темно-коричневые пальцы сочилась кровь и стекала по обнаженному торсу. На кафельную плитку в конспиративном номере бюро шлепнулась ярко-красная капля. За ней вторая и третья.

– Сотрудник отдела темпоральных преступлений И-Д-Р-один-пять, код Е-шесть, включить интерфейс.

Эту активационную фразу Кин произносил в конце каждого задания.

Прошло две минуты. Сто двадцать застывших мгновений.

Подождав, Кин повторил те же слова. Миновала секунда, еще две, а затем все расплылось. Прищурив глаза, Кин смотрел прямо перед собой. После активации должна появиться тактильная голограмма. Та же, что всегда.

В нескольких дюймах от лица он буквально видел полупрозрачные линии оранжево-голубого дисплея ввода-вывода. Чувствовал физический отклик, слышал, как щелкает виртуальная клавиатура при вводе кодов доступа и подтверждении статуса задания отпечатком большого пальца.

Видел, слышал, чувствовал, но только в воображении. Интерфейс не появился. Невозможно подать сигнал о завершении миссии.

Из аптечки первой помощи Кин выхватил маленький черный прямоугольник:

– Сканер жизненных показателей.

Перед глазами всплыли голографические символы. Температура тела (слегка повышена из-за ранения), частота ударов сердца (то же самое), уровень гидратации организма (понижен), интенсивность дыхания (в норме), кровяное давление (стабильное). Все это должно было подтвердить личность сотрудника и запустить генератор тепловой энергии для маячка.

С коротким гидравлическим шипением из прибора выскочила тонкая черная палочка. Плазменный скальпель цилиндрической формы. Кин сжал его крепко, до боли в пальцах. Так, приставить инструмент двумя дюймами выше огнестрельной раны. Сделать диагональный разрез на семь-восемь дюймов сверху вниз, чуть наклонив рукоятку к себе.

Теоретически, если в маячке сохранилась хотя бы крупица энергии, в систему отслеживания командного центра – то есть в две тысячи сто сорок второй год – немедленно поступит сигнал. При контакте с воздухом маячок, прежде чем выключиться раз и навсегда, сообщит об успешной попытке извлечения.

Кин накалил скальпель. Вонь горелого мяса оказалась еще невыносимее, чем боль при медленном прожигании тела.

«Но если маячок уже отключен, у меня лишь добавится ран. А условия для полевой хирургии здесь далеко не идеальные. Особенно в отсутствие базовых медикаментов».

Жаркий луч скальпеля исчез.

Полотенце. Вода. Зажать рану, нанести заживляющий гель, наложить бинт. Хорошенько обдумать следующий шаг. Если рассуждать логически, через два дня закончится двухнедельный срок, отведенный на выполнение задания в тысяча девятьсот девяносто шестом, после чего командный центр начнет сканировать эфир в поисках возвратного сигнала. Обычно Кину импонировал строгий регламент БТД с его политикой «день в день», благодаря которой сотрудники избегали преждевременного старения. Но теперь это означало, что целых двое суток предстоит мучиться вопросом: а что, если?..

Не обнаружив сигнала, подсказывал здравый смысл, эвакуаторы БТД найдут агента и заберут домой. Даже без геопозиционирования сделать это проще простого, ведь бюро имеет доступ ко всем цифровым записям в истории человечества.

Да, именно так и будет. Его не бросят здесь, в девяносто шестом.

Ведь не бросят?

Наложив чистую повязку, Кин прислонился обнаженной спиной к стене, соскользнул на пол и шумно выдохнул, ощутив на плечах тяжкое бремя.

На ум пришел новый вариант. Пожалуй, единственный: сохраняй спокойствие, жди и наблюдай.

Будущее покрыто мраком. От этой мысли свело все мышцы в теле. Стон Кина эхом отозвался от тонких грязных стен.

Освещение здесь было скверное, но натренированный глаз приметил за унитазом какой-то крошечный предмет. Претерпевая жжение в боку, резь в коленях и колики в животе, Кин дрожащей рукой дотянулся до него и придвинул к себе.

Монетка.

Игнорируя боль, что расползалась по избитому телу, превозмогая страх, очевидность которого не хотелось признавать, Кин негромко рассмеялся. Один цент. Самая бесполезная наличность в девяносто шестом. Или какой-то знак. Символ. Пенни.

Он зажал находку в кулаке, и ее края впились в ладонь.

На него снизошло спокойствие. Дыхание и сердцебиение вернулись к нормальному ритму. Этот косвенный намек на прошлое – или, в зависимости от точки зрения, на будущее… В нем непременно что-то есть.

Надежда. Ну конечно. Иначе зачем ему эта монетка?

Глава 1

В прошлом Кин Стюарт был секретным агентом и путешественником во времени.

С тех пор минуло восемнадцать лет плюс-минус пара месяцев. По крайней мере, так подсказывало чутье. Но даже теперь Кин толком не знал, где он и что случилось. Не говоря уже о том, кто он вообще такой.

Кин открыл глаза.

Огни. Свет и твердый бетон. Ноющая боль в коленях. Холодно щеке и уху.

Автомобильный гудок.

Голоса. Две женщины – далеко, потом все ближе. Одна определенно моложе другой. Обе взволнованы, говорят короткими фразами.

– Кин? Кин! Ты в порядке? – сказала та, что старше.

– Позвонить в службу спасения? – спросила вторая, помладше.

В каждом ее слове звенела паника.

– Ну же, ну, вставай! Ты меня слышишь?

– Ему нужен врач!

Мир снова потускнел и вдруг обрел резкость. Кин закрыл глаза, отдышался и через силу попробовал вспомнить, что произошло. Наверное, его кто-то ударил, и он лишился чувств.

К лицу прикоснулись холодные пальцы, немедленно пробудив моторную память спецагента.

Исходя из прикосновения, Кин рассчитал угол наклона чужой руки. Периферийным зрением засек два силуэта – обе женщины на коленях, позади него. Сам он на полу, лицом вниз. Ничком. Надо в безопасное место. Но где оно?

Он вскинул руку, оттолкнул женские пальцы, откатился в сторону – на спину, снова на живот, – вскочил на колени и выставил перед собой руки для защиты.

На него смотрели две пары испуганных глаз. Вокруг обеих фигур искрилось гало, менявшее форму, когда Кин переводил взгляд с одной на другую.

Хезер, в деловом костюме, лицо обрамлено длинными рыжими локонами, рука вытянута вперед, ладонь раскрыта. Жена.

Чуть позади Миранда, в форме школьной футбольной команды, смотрит с неподдельной тревогой, округлив большие глаза. Дочь.

Куда ни глянь, везде слепые пятна. Будто фейерверки. Еще один симптом, характерный после отключки.

Кин видел, что Миранде страшно, а Хезер взволнована. Значит, снова потерял сознание, и теперь надо заверить их, что в этом нет ничего особенного, хотя сам он едва держался. Кин изобразил улыбку, не самую широкую, но необычайно теплую, улыбку отца и мужа, желающего успокоить родных. Однако в душе у него, набирая обороты, бушевал смерч.

– Все в порядке, милые. Я в норме. Просто…

Тупая боль в коленях сменилась жгучим огнем, и Кин поморщился. Виски пульсировали в такт с сердцебиением. Дневной свет за открытыми воротами гаража казался ослепительно ярким, а урчание машины Хезер, работавшей на холостом ходу, – оглушительно громким.

– Должно быть, я оступился.

– Нам стоит вызвать врача, – сказала, подавшись к матери, Миранда. – Это уже третий раз за месяц.

Говорила она тихо, но Кин все равно услышал. Надо их приободрить, прежде всего дочь.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Просто дайте мне прийти в себя.

Он выпрямился, игнорируя боль и мышечные спазмы по всему телу.

– Вот видите? Я в полном порядке.

– Миранда, ты же торопишься! – сказала Хезер. – Иди, а я помогу папе.

– Ладно.

Четырнадцатилетняя девочка забрала из машины рюкзак и спортивную сумку и снова подошла к нему.

– Пап, с тобой точно все хорошо? Честно?

– Да, милая. Все отлично.

Кин вытянул руку – мол, дай обниму, – и Миранда на миг прильнула к нему.

– Скоро займусь ужином. Сегодня будет лазанья. По моему рецепту. Добавлю слой киноа для текстуры…

Не успел он договорить, как перед глазами возникли точные образы. За долгие годы тренировок и служебных заданий мозг привык сканировать каждый эпизод, учитывая все переменные. Эта моторная память включалась непроизвольно, даже при простейших действиях вроде приготовления пищи или уборки гаража. Кин мысленно визуализировал рецепт, ингредиенты и весь процесс, а также предполагаемое время готовки и пузыристую сырную корочку на идеальной лазанье. Он надеялся, это блюдо будет достойно телешоу «Домашний шеф-повар», если когда-нибудь у него хватит смелости записаться на прослушивание.

Кин посмотрел на Хезер. Жена ответила привычной ухмылкой и закатила глаза, как всегда бывало, стоило ему завести речь о кулинарии.

Миранда, выводя из гаража велосипед, бросила на отца обеспокоенный взгляд, и Кин мигом переключился в семейный режим. Ну а как иначе?

– Постой. Четыре вопроса.

Их он задавал всякий раз, когда дочь уходила из дома.

Забыв о недавней тревоге, Миранда заломила бровь, и Кин выпалил первый из четырех:

– Куда ты собралась?

– К Тане. Делать домашку по программированию.

Миранда недовольно поморщилась, переминаясь с ноги на ногу, однако Кин был счастлив, что ее волнение сменилось подростковым нахальством.

– Кто там будет?

– Только Таня. И ее родители.

– Когда вернешься?

– Около семи. Сейчас… – (Миранда покосилась на стенные часы.) – …без двадцати четыре. Как раз успею к твоей лазанье.

– В экстренном случае…

– Можешь мне позвонить. Телефон я взяла. Доволен?

– Вполне. Не забудь, сегодня первый понедельник месяца. По традиции вместе смотрим телевизор.

Миранда кивнула и с неприступным выражением лица обвела глазами предков. Последнее время такое случалось часто.

Хезер ослепительно улыбнулась дочери и переключилась на мужа. Он все еще потирал голову. На лбу у Хезер, как всегда в моменты беспокойства, снова проступили морщинки.

– Поставлю машину в гараж, – сказала она и вернулась в седан, мурлыкавший на холостом ходу.

Автомобиль тронулся с места – и вдруг из-под протектора с громким хрустом вылетел какой-то предмет.

Кин сосредоточился, пытаясь понять, откуда донесся хруст, и просчитать траекторию полета, но в памяти не осталось ничего, кроме голубой вспышки и пронзительного звука. Наверное, еще один обморочный симптом.

Хезер открыла водительскую дверь и хотела было выйти, но замерла.

– О нет, – прошептала она так, чтобы ее услышал Кин, и подняла с пола сферу размером с мячик для пинг-понга. – Только не снова… Ты что, опять рассматривал эту штуковину?

Возвратный маячок Бюро темпоральной деформации. По большей части гладкий хром с редкими технологическими канавками и выемками, а еще – с вмятиной от пули. (Однажды Хезер назвала этот шар помесью Звезды Смерти и сферы Борга. Вместо того чтобы выяснить, о чем речь, Кин предпочел поверить жене на слово.) Голосовая активация, голографический интерфейс. Когда-то маячок находился в теле Кина, прямо под грудной клеткой.

Другие нюансы забылись, но эти засели накрепко. Быть может, о них напоминали шрамы, что остались после собственноручной операции.

Висок ужалила боль. Кольнула, будто швейной иглой.

Теперь Кин вспомнил. Минут десять-пятнадцать назад он достал ящик с инструментами, выудил сферу из-под набора гаечных ключей и уставился на нее, пытаясь усилием воли пробудить былые образы.

– Все то же, что и при нашем знакомстве? – спросила Хезер. – Головные боли, потеря памяти? Но симптомы давно не давали о себе знать. Почему они вернулись? Почему тебе становится хуже?

Кину хотелось раскрыть правду: когда они познакомились, воспоминания о две тысячи сто сорок втором году и БТД стерлись еще не до конца. В итоге мозг вошел в равновесие между прошлым и будущим. Это совпало с расцветом отношений с Хезер. Проявление симптомов стало редким, только когда Кин пытался что-то вспомнить.

До недавних пор.

– Полгода назад… – начал он, поскольку требовалось что-то сказать.

Снова повторить прежнюю легенду о военном прошлом и посттравматическом стрессовом расстройстве, с которым никак не совладать? Или признаться, каково это – чувствовать, как немногие воспоминания агента бюро меркнут в той же черной пропасти, где сгинула память о прежнем Кине? О том, кем он был до встречи с Хезер. Объяснить, что он смотрит на маячок, пытаясь себя спровоцировать? Доказать себе, что не сходит с ума?

Но это прозвучит как бред умалишенного. К тому же Хезер и без того взволнована.

Кин сосредоточил внимание на неработающем маячке. Изобретенный в далеком будущем сплав сферы давным-давно выдержал пистолетный выстрел, а теперь еще и наезд автомобиля.

– Кин, ты слышишь? Здесь твоя семья. И здесь же эта металлическая штука. Объясни, что происходит, – тихо попросила жена. – Я трижды находила тебя в отключке, а рядом лежал этот шарик. Ты прямо как одержимый.

– Это мелочь, старый рабочий инструмент, – пояснил Кин и положил маячок на полку. – Смотрел, нельзя ли починить.

– Но это не совпадение. Быть такого не может. Прошу, избавься от него. Выброси.

Внезапно Хезер поморщилась, зажмурила глаза и, закусив нижнюю губу, схватилась за голову. Кин хотел обнять ее, но жена отвернулась.

– Я в порядке, – сказала она. – Просто день выдался долгий, а еще предстоит сделать несколько звонков.

Адвокатская карьера служила ей поводом для гордости, но в равной мере и причиной постоянного стресса.

– Вот как! – воскликнул Кин. – И кому из нас надо к врачу?

– Честное слово, я в порядке. Если бы не стенограммы разговоров с клиентами, которые надо просмотреть…

На серьезном лице Хезер появилась кривая улыбка, и у Кина стало одной заботой больше.

Жена взяла его за руку. На фоне ее светлых пальцев кожа Кина казалась совсем темной.

– Нет, ты только взгляни на нас. Пререкаемся, кто первый пойдет к врачу из-за головной боли. Как парочка стариков.

– Может, нам сделают пенсионерскую скидку?

– Знаешь что? Вот это, – она коснулась морщин в уголках его губ, – и вот это, – погладила его седые пряди и щелкнула по очкам на носу, – заметно повышает твои шансы на дисконт.

– И твои тоже, – беззаботно отозвался Кин.

– Ты должен говорить, что я выгляжу на двадцать пять и ни днем старше, – усмехнулась Хезер. – И не списывай эту грубость на помрачение рассудка.

Она игриво толкнула его в плечо, и Кин, едва не потеряв равновесие, снова вскинул руки к голове.

– Ой, прости, – смутилась Хезер. – Извини…

– Все хорошо. Ну что ты, все хорошо, – заверил ее Кин и украдкой вытер проступивший на лбу пот. – Ничего мне не сделается.

– Прошу, избавься от этой штуковины, – сказала она изменившимся строгим тоном. – Тебя мучают головные боли и провалы в памяти. Меня это пугает. Миранда места себе не находит от волнения. И видеть тебя в таком состоянии… Все это нам не на пользу.

Она взяла его за руку и добавила:

– Тебе нужна профессиональная помощь.

– Все со мной нормально. Несколько лет назад мне делали томографию. Я в полном порядке.

– Ну почему ты отказываешься меня слушать? Так продолжаться не может. Тревога давит на Миранду, и она замыкается в себе. Обратись к специалисту. Может, у тебя панические атаки или что-то в этом роде. И причиной тому… – (Она взяла маячок.) – …вот эта штуковина. Не знаю почему. Допустим, включается подсознание. Этот шарик напоминает тебе о детстве в интернате. Или о службе в специальных войсках. ПТСР… Такое расстройство типично для получивших боевое ранение.

Слова Хезер означали, что легенда Кина все еще в силе. Даже теперь. Но он уже не знал, хорошо это или плохо.

– Скверные были годы. Не хочу о них говорить.

– Именно поэтому ты и должен излить душу! Сам подумай – что, если снова потеряешь сознание? Ударишься головой и умрешь? Мне придется осваивать готовку, а в тридцать восемь это как-то поздновато.

Рослая Хезер рассмеялась, притянула мужа к себе и обвила длинными руками.

– В наше время ПТСР – уже не клеймо и не позорное пятно. Это самая настоящая болезнь, и тебя могут вылечить.

ПТСР. Как, скажите на милость, объяснить врачу, что Кин страдает от остаточных фрагментов путешествий во времени, а не от посттравматического стрессового расстройства?

– Таков экспертный совет налогового адвоката?

– Между рабочими встречами выдалась минутка, и я загуглила.

Кин взглянул на маячок, на шероховатые канавки, за которыми виднелась начинка устройства.

– Если это повторится, пойду к врачу. Договорились?

– Ох, Кин… – тяжело вздохнула Хезер.

Они стояли обнявшись, но жена как-то сникла, обмякла у него на руках, зарылась острым подбородком ему в плечо.

– Ну почему ты такой упрямый? Зачем сопротивляешься? Из месяца в месяц становится только хуже.

– Я не сопротивляюсь. Все под контролем.

На Кина вдруг снизошло озарение, мысль столь очевидная, что его самого удивило, как он мог не додуматься раньше. После всех логичных планов, списков и наглядных схем, рассуждений и самокопания… Почему этот вариант лишь сейчас пришел ему в голову?

«Забудь о прошлом. Забудь и не вспоминай».

– Но ты права. Если проблема сохранится, обращусь к специалисту.

Должно быть, Хезер заметила перелом в ходе его мыслей. Такое интуитивное понимание возникает лишь с годами совместной жизни. Она прижалась лбом к его лбу, и кончики их носов соприкоснулись.

– Чертов упрямец, – с теплом в голосе сказала она. – За это и люблю.

– А я думал, ты любишь меня за кулинарные таланты.

– Раскусил!

Поцеловав мужа, Хезер высвободилась, отступила на шаг и окинула взглядом пустую подъездную дорожку.

– До ужина надо поработать с документами. Больше не трогай эту металлическую штуковину. Хорошо?

Она скрылась в доме и поднялась на второй этаж. По гаражу разнеслись отзвуки ее шагов и глухой стук собачьих лап. Собака побежала следом за Хезер, а Кин остался стоять в тишине и медленно перевел взгляд на сломанную вещицу из будущего.

Все, хватит пугать родных. Оно того не стоит.

Кин сам не знал, почему так цепляется за эту железку. Может, подсознание силилось отыскать доказательства прошлой жизни. Или его рассказы об интернате, о службе в войсках специального назначения и о бесконечном переходе по дикой местности были самыми что ни на есть настоящими, а воспоминания о БТД – выдумкой, плодом воображения? Да, это объяснило бы, почему он не помнит ни родителей, ни друзей, ни подружек из гипотетической жизни в будущем.

В конце концов, какая разница?

Кин схватил маячок, вышел через боковую гаражную дверь и решительно выбросил чужеродный хлам в большой черный контейнер для мусора.

Будущего нет. Есть только настоящее.

Он вернулся в гараж, но что-то привлекло его внимание. На подъездной дорожке уже не было пусто.

Там стоял курьер. Молодой, лет двадцати пяти. В полном обмундировании: трекинговые ботинки, коричневые шорты и рубашка, в руках планшет. Но ни посылки, ни грузовичка. Только компактный рюкзак за спиной.

И пристальный недоверчивый взгляд.

Но пару секунд назад этого парня здесь точно не было.

– Чем могу помочь? – спросил Кин.

Курьер продолжал смотреть на него круглыми от удивления глазами. Их взгляды пересеклись, и Кина охватило неодолимое желание отвернуться. Наверное, виной всему та эфемерная шрапнель, что засела в сознании по вине маячка.

– Вы заблудились? – снова заговорил Кин. – Ищете чей-то адрес?

Парень сделал шаг и остановился. Что-то промычав, шагнул еще и застыл, глядя на планшет.

– Мне пора готовить ужин, – сказал Кин. – Если не нуждаетесь в моей помощи, я закрою ворота.

Курьер переступил с ноги на ногу и покачал головой.

– Прошу извинить. Виноват, ошибся, – произнес он с отчетливым британским акцентом и ушел.

Опустилась дверь гаража. В автомобильном зеркале блеснуло солнце, и луч отразился от пенни, прикрепленного над верстаком. Эта монетка была у Кина с тех пор, как он себя помнил. Одного взгляда на нее хватило, чтобы забыть о послеполуденном хаосе и обрести спокойствие.

Кин подошел к верстаку, машинально поцеловал пальцы и коснулся счастливого пенни. Рефлекторное действие. Когда-то это вошло в привычку.

Он подумал, не взглянуть ли в последний раз на маячок. Нанести, так сказать, прощальный визит в будущее. Спорное желание. Особенно с учетом предстоящей готовки, к тому же по новому рецепту. Возможно, Кин покажет эту лазанью на прослушивании для телешоу «Домашний шеф-повар».

После всех неприятностей, доставленных прежней жизнью за восемнадцать лет, слово «прощай» сопровождалось вздохом облегчения. Теперь, отринув прошлое, Кин был готов к чему угодно.

Глава 2

Кин молчал.

Он непременно сказал бы что-то, будь у него возможность вставить слово. Но между матерью и дочерью разгорелся спор, и Кин лишился дара речи.

За несколько минут до того, как Миранду позвали ужинать, Хезер отвела его в сторонку и шепотом сообщила, что знает, как разговорить дочь и растормошить ее после сегодняшнего происшествия.

– Перестань думать об одном и том же. Просто угости нас лазаньей, а все остальное – моя забота.

Не зная, чего ожидать, Кин согласился.

Хезер и Миранда ели вдвое медленнее, чем он. За столом они заспорили, громче и громче, сопровождая реплики все более оживленной жестикуляцией. Хезер иногда ходила в кино с так называемыми «друзьями-гиками». Не об этом ли они говорят?

– И Джейнвей разбила корабль, взяла и разбила! – воскликнула Миранда, решительно взмахнув рукой. – Она поступила так, чтобы восстановить ход времени. Тут ее точно не переплюнуть.

– Да, эпизод впечатляющий, – согласилась Хезер, – но, уж извини, если говорить о самопожертвовании, кого не переплюнуть, так это Спока. «Интересы большинства превыше интересов меньшинства». Научная фантастика во всей красе. И в списке, который я сегодня читала, это полностью подтверждается.

– Ой, да ладно тебе! Такие списки составляют, чтобы людям было о чем поспорить.

– Но признай, они выполняют свою функцию, – парировала Хезер и вернулась к лазанье, звякнув вилкой о тарелку. – Знаешь что? Раз уж сегодня кинопонедельник, посмотрим второй «Звездный путь». А завтра – первые серии «Вояджера», эдаким бонусом к семейному вечеру.

Хезер бросила на Кина многозначительный взгляд. Юридическую стратегию она выстроила с первого слова и до ключевой фразы, что позволит провести больше времени втроем с Мирандой.

– Ну а потом вернемся к нашему спору, – заключила Хезер.

Миранда притворно застонала, затем издала смешок – и они вдвоем покосились на Кина.

– Что скажешь? – спросила Хезер.

– Когда мы в прошлый раз смотрели второй «Звездный путь», папа заснул.

Почти всю жизнь Миранда была папиной дочкой. Хвостиком ходила за ним с футбольным мячом, а с утра пораньше они вместе смотрели прямые трансляции игр английской Премьер-лиги. Но за последние два года или около того Миранда сильно изменилась, как будто в ней разом проклюнулись все семена научной фантастики, с давних пор зароненные матерью. Теперь они с Хезер разговаривали на языке, которого Кин даже не понимал. Ощутив укол ревности, он вклинился в беседу, хотя здравый смысл подсказывал, что делать этого не следует.

– Кстати, я записал матч между «Арсеналом» и «Тоттенхэмом». Готов спорить, Миранда предпочла бы посмотреть его, а не «Звездный путь». Я прав или не ошибаюсь?

Кин посмотрел на дочь, но вместо ожидаемого кивка увидел только, как ее взгляд мечется между отцом и матерью.

– Миранда?

Атмосфера за обеденным столом изменилась. В воздухе повисло осязаемое напряжение. Не самая типичная картина для простого обсуждения, что посмотреть вечером. Хезер озабоченно наморщила лоб. Пожалуй, сильнее, чем следовало бы.

– У меня есть еще одна мысль, – негромко отозвалась Миранда.

– Ты же помнишь, это очень важный матч. «Арсенал» имеет все шансы занять…

– Давайте попробуем сериал «Доктор Кто». Маме он точно понравится, – сказала Миранда, уставившись в свою тарелку, на ломтик чесночного хлеба. – Может, и тебе понравится, пап.

– Вряд ли мне дано понять…

– Думаю, стоит прислушаться к предложению Миранды, – тихо, но убедительно произнесла Хезер, не сводя глаз с дочери, хотя обращалась к мужу.

Девочка продолжала смотреть в тарелку. Казалось, поутих даже храп Бэмфорд, которая дремала на подстилке. Но вдруг лежавший на столе телефон Хезер завибрировал с такой силой, что на блюдах заплясали вилки.

– Это из конторы, – сказала Хезер, глянув на экранчик. – Надо ответить. Но насчет «Доктора Кто» мысль неплохая. Наслышана об этом сериале.

Все это она произнесла, удаляясь в домашний кабинет. Ее тон мгновенно перещелкнулся в профессиональный режим, довольно странный для женщины, только что обсуждавшей просмотр «Звездного пути» для укрепления семейных уз.

– Пап, этот сериал… – звонко начала Миранда, но осеклась.

Кин заметил, что она сделала несколько прерывистых вдохов, прежде чем продолжить.

– …знаешь, о чем он? О путешествиях во времени.

Ее слова спровоцировали новую реакцию на упоминание больной темы. Не типичную пульсацию в висках, а тяжесть в груди и стиснутые зубы.

Миранда… На что она намекает?

– Я… это…

От столь целенаправленного упоминания о путешествиях во времени Кин почти утратил дар речи.

Миранда покосилась в коридор и посмотрела отцу в глаза.

– Пап…

Помолчав, она вздохнула и продолжила:

– Мне надо кое в чем признаться. Только не сердись.

Сердиться Кин даже не думал. Его охватил страх. Ужас при воспоминании о первых днях в этом мире, когда он постоянно оглядывался, надеясь, что БТД придет ему на выручку, или холодея при мысли, что его сочтут темпоральным беглецом, нарушившим протокол невмешательства бюро. Самих правил он почти не помнил, но нельзя допустить, чтобы кто-то узнал о существовании агентства. Ни в этой эпохе, ни в две тысячи сто сорок втором году.

– Я не сержусь, – сказал он, положив на тарелку палочки для еды. – Напротив, рад, что ты честна со мной.

Миранда кивнула, но отвела взгляд.

– Мама не знает, что я нашла записную книжку. Ту, что у тебя под верстаком. На днях, когда искала отвертку. Ты же просто помешан на своих инструментах.

В нынешнем контексте «помешан», должно быть, означало «педантичен». Инструменты Кина были рассортированы по назначению, размеру и частоте использования. Так же обстояли дела с кухонной утварью, рабочим столом, запасом носков. Инстинктивно, всем своим существом Кин всегда стремился к порядку.

– Заметила, что в ящике бардак, какие-то хаотично набросанные вещи. Заглянула просто так, а потом вижу – записная книжка.

Чтобы понять, – вернее, вспомнить, – о чем речь, у Кина ушло несколько секунд.

Записная книжка. Его дневник.

Прозрение сопровождалось пронзительной болью в висках, настолько острой, что Кин едва не упал со стула.

Он совершенно забыл о дневнике. Забыл, как достал его полгода назад и начал, прогоняя головную боль, отчаянно листать страницы в поисках утраченных подробностей несуществующего прошлого.

Ничего не вышло, как будто организм противился воспоминаниям. А через несколько недель этот эпизод испарился из памяти. До сегодняшнего дня.

К щекам прилила кровь. По иронии судьбы сознание Кина переключилось в оперативный режим. Целиком и полностью, с визуализацией вариантов ответа.

Включая новый. Тот, о котором Кин не задумывался целых восемнадцать лет. Просто сказать правду.

Прежде чем он успел что-то произнести, заговорила Миранда:

– Чтоб ты знал, мне понравилось.

Она побледнела, и ее лицо, обычно светло-коричневое, стало серовато-смуглым.

– В смысле, я не знала, что ты пишешь фантастику, ведь ты отказываешься смотреть наши сериалы.

Фантастика. Миранда решила, что дневник – просто сборник рассказов вроде этого ее «Доктора Кто» или «Звездного пути», любимого Хезер. Но это не рассказы, а подробное описание самого что ни на есть реального будущего. Отчеты по заданиям, инструкции к оборудованию, своды правил. Факты, которые Кин сумел вспомнить и задокументировать в безумной спешке, пока они не стерлись из памяти. Чернила высохли лет шестнадцать назад, еще до того, как он познакомился с Хезер.

А после знакомства с ней поиск утраченных воспоминаний стал не важнее старых инструментов в ящике для всякого хлама.

По телу сверху вниз, от плеч к ногам, прокатилась волна облегчения.

– Ах вот ты о чем.

Всплыли новые варианты ответа, способы развить легенду, не углубляясь в подробности.

– Незадолго до встречи с мамой я брал уроки писательского мастерства. Даже не знаю, можно ли назвать эти обрывки прозой. У меня не особо получалось. Я даже маме об этом не рассказывал.

– Но подробности… Они такие красочные! Как будто ты был там и видел все собственными глазами.

На растерянной мордашке Миранды вдруг появилась широкая ухмылка.

– Обалдеть просто! Бюро темпоральной деформации. Ботинки с раздвижными подошвами, чтобы взбираться на высокие здания. Плазменные разрядники. Развитая сеть по всему миру. Невероятные научные штуки насчет того, как устроены путешествия во времени. «Сферы влияния», «краеугольные события»… Как все это вообще могло прийти в голову? Похоже на создание мира, о котором рассказывал учитель по программированию. «Сперва кодируешь что-нибудь прикольное, а затем строишь вокруг этого мир – так, чтобы он понравился другим».

Миранда прищурилась и, глянув в окно, заключила:

– Эх, пап, зря ты бросил это дело!

Тренированное сознание Кина свело варианты ответа к единственно верному: смени тему, и как можно быстрее.

– Не знаю. Давно это было. Почти ничего не помню. Сказал же, у меня не особо получалось. Как говорится, дело не заладилось, поэтому я увлекся кулинарией.

– Нет, я в том смысле, что тебе надо вернуться к писательству.

Она бросила на него взгляд не четырнадцатилетней девочки, но взрослой женщины, умудренной годами и даже десятилетиями.

– Я так обрадовалась, когда нашла твои рассказы. Подумала, ты можешь подойти к ним с другой стороны. Как к средству самовыражения. Я и правда считаю, что тебе надо снова заняться научной фантастикой.

– Кулинария гораздо лучше…

– Помогает справиться с ПТСР?

Свой вопрос Миранда подкрепила долгим твердым взглядом, после чего потупилась снова и сказала:

– Говорят, творчество способствует исцелению душевных травм.

Кин похолодел. Речь шла вовсе не о дивном вымышленном мире, где умеют путешествовать во времени. Прежние страхи, волнения насчет обмороков и головной боли… Такой способ Миранда выбрала, чтобы тревога превратилась в надежду. Кину стало жаль, что он не может обнять дочь так, как обнимал во младенчестве, когда для утешения ей хватало чистой пеленки и отцовских рук.

– А это кто сказал?

– «Гугл», – ответила Миранда, не сводя глаз с тарелки. – Я поискала.

– Вернее, поискали вы с мамой?

Кин пожал дочери плечо и добавил, понизив голос:

– Не забивай голову подобными вещами.

– Мне четырнадцать. Я знаю, как устроен мир, и вижу, что тебе становится хуже.

– Все будет хорошо.

– Переживаю за тебя, – сказала Миранда, положив ладонь ему на руку. – Эти отключки, фокусы с памятью… Такое чувство, что за последние месяцы все усилилось. Если не лечить ПТСР, возможны скверные последствия. И как нам быть, если с тобой что-то случится? Ты что, не пробовал мамину стряпню?

– Насчет нее мама тоже волнуется.

Оба рассмеялись, хотя Кин украдкой сморгнул набежавшую слезу. Он не сомневался, что Миранда сделала то же самое.

– Что такого страшного с тобой произошло? Откуда эти симптомы?

– Знаю, я редко говорю о прошлом, – признал Кин и тяжело вздохнул.

– Ты никогда о нем не говоришь. Мне всегда казалось, это из разряда «если расскажу, придется тебя убить». Но поверь, давно пора вывести из себя эту дрянь. В реальной жизни или продолжая сочинять. Или поделись с кем-то. С каким-нибудь врачом.

Ее губы дрогнули, и она с трудом произнесла:

– Или, к примеру, со мной.

Фальшивая легенда, которую Кин повторял из раза в раз, въелась в мозг настолько, что он и сам почти поверил в нее. Поддельный номер социального страхования и удостоверение личности, купленные много лет назад, наверное, были зарегистрированы как подлинные. Даже если подробности вымышлены, теперь это твердые факты. Вот и все, что имеет значение.

– Может, как-нибудь сядем за десертом и… попробуем. Только мы с тобой.

Когда она последний раз говорила так искренне? Говорила ли хоть когда-то? Быть может, он этого не замечал?

Всю свою жизнь, начиная с тех пор как Кин остался в тысяча девятьсот девяносто шестом году, он только и делал, что защищался от прошлого. Но здесь, в моменте, рядом с Мирандой он дал волю чувствам – непривычным, едва ли не противоестественным способом.

И это было здорово.

Кин посмотрел дочери в глаза.

– Послушай, милая. Я дал слово маме. Пообещаю и тебе. Все это прекратится. Головокружения, обмороки и так далее. Знаю, мне стало хуже. И еще я знаю – поверь, знаю!.. – Он помолчал, воскресив в сознании образ маячка, погребенного в контейнере для мусора. – …по большей части знаю, откуда все это взялось.

Он не стал говорить, что понятия не имеет, почему некоторые воспоминания не вызывают головной боли, в то время как другие терзают его, почему временами боль сильнее, а иной раз вполне терпимая, почему иногда его тошнит, а порой голова буквально раскалывается на части. Это не имело значения. В конце концов, все это лишь препятствия между ним и по-настоящему важным в жизни.

– Ты что, путешествовал во времени и ловил злодеев? – хихикнула Миранда.

– Ага, именно так, – усмехнулся Кин. – В прошлом я работал в Бюро темпоральной деформации.

Хотя фраза прозвучала беззаботно, по позвоночнику скользнула искра, – как молния, вверх и вниз, – и сразу же едва ощутимо заболела голова.

Кин поклялся себе, что сегодня последний раз говорит или хотя бы вспоминает о БТД.

– Это осталось в прошлом. Навсегда.

Ему предстояло сосредоточиться на более важном.

– А теперь дашь слово? – спросил он.

– Какое?

– Не рассказывать о дневнике. Никому. Особенно маме. Мне и без того неловко. Она даже не знает, что я брал уроки писательского мастерства.

Кин выставил ладонь, и Миранда хлопнула по ней – так же, как в детстве, когда училась азам футбола.

– По рукам!

Она поднялась, взяла тарелку, но на полпути к раковине замерла, разинув рот. Вытянув шею, девочка выглянула в окно.

– Пап?..

Мягкость в ее голосе сменилась истерической ноткой.

– На заднем дворе кто-то есть!

Кин подошел к дочери и уставился в оконное стекло. Из-за сумерек видимость ухудшилась, но Миранда была права: в полутьме вырисовывался человеческий силуэт. Мигом вспыхнули забытые инстинкты Кина – обозначить и выследить цель. Теперь их питала острая потребность защитить семью.

Человек стоял у ограды. За секунду Кин понял, что видит уже знакомую фигуру загадочного курьера.

Глава 3

По венам, активируя весь спектр рефлексов, разлился адреналин. Пусть Кин и не мог припомнить особенностей две тысячи сто сорок второго года или деталей службы в бюро, но у тела, несмотря на кумулятивный эффект возраста и полученных ранений, сохранилась мышечная память.

Слегка присесть. Набычиться. Приподнять руки. Левой. Правой.

Пригнувшись, он осторожно обошел палисадник, ступая почти неслышно. Колени горели от напряжения.

Перед выходом из дома он велел Миранде не волноваться и идти работать над проектом. Он сказал это с полной уверенностью. С учетом разговоров о ПТСР меньше всего Кин хотел, чтобы дочь с женой подумали, будто он превратился в конченого параноика. С каждым шагом осторожность таяла, сменяясь возбуждением. Вернее сказать, взрывалась, будто попкорн.

Чтобы остаться незамеченным, он выскользнул через главный вход. Запер дверь и через боковой двор направился к калитке, чувствуя себя как рыба в воде. Взгляд метался по сторонам в поисках примечательных нюансов. Кин отворил калитку – аккуратно, чтобы не подали голос скрипучие петли. Сделал шаг, другой, третий – и выглянул из-за угла.

Да, и впрямь курьер. Тот самый, с британским акцентом, но без посылки или грузовичка. Стоит у мусорного контейнера и смотрит в планшет.

«Напугай. Подойди. Наблюдай. Подожди. Застань врасплох».

У каждого варианта свои преимущества. За несколько секунд Кин взвесил все за и против. К пяти линиям поведения добавилась шестая: вернись в дом, запри все двери и вызови полицию. Но верх одержала ставка на фактор внезапности. Взять парня на испуг.

Курьер что-то бормотал себе под нос. Кин сделал первый шаг, прикидывая угол сближения. Парень качнул головой и снова неразборчиво произнес какую-то фразу. Вдруг перед ним появилось оранжевое сияние. В воздухе материализовалось нечто яркое и полупрозрачное.

Кин почувствовал, как от головы отливает кровь, а желудок превращается в гнездо бабочек, и все они рвутся наружу. Чтобы устоять на ногах, он потянулся к стене, но из-за дезориентации сумел опереться на нее лишь со второй попытки.

«Что это? Неужели…»

Даже в фиолетовых тонах сумерек Кин четко и ясно разглядел очертания голографического интерфейса. Стоило этому образу впечататься в мозг, как в висок ввинтилась жалящая боль, и Кин упал на колени.

Курьер обернулся. Их взгляды пересеклись.

Волнами морского прибоя накатывало чувство, что еще немного и Кин потеряет сознание. В висках заколотился пульс. Чтобы не рухнуть ничком, Кин оперся ладонью на бетонную дорожку.

Голограмма растворилась в воздухе, и курьер осторожно двинулся вперед, выставив перед собой руку. Кин приказал телу встать, сражаться, защитить семью от незваного гостя. Ноль реакции. Одного взгляда на интерфейс хватило, чтобы Кин окаменел. От головной боли он не то чтобы шевельнуться, даже думать не мог.

Человек остановился. Стоптанные ботинки замерли в нескольких дюймах от Кина. Курьер присел на корточки и заглянул ему в глаза.

– Агент Стюарт?

Агент? Последний раз его называли агентом… Когда? Он не помнил. Вообще не помнил. Эти подробности стерлись из памяти много лет назад.

Кин попробовал ответить, но не сумел вымолвить ни слова.

– Господи, Кин… Что с тобой стало?

Лицо. Голос. Даже поза. Все это казалось до боли знакомым, словно размытый снимок из старого фотоальбома. Чем внимательней присматривался Кин, тем сильнее болела голова. Такое чувство, что в висках безжалостно стучат отбойные молотки.

– БТД? – сумел вымолвить он, а затем все мышцы онемели.

– Похоже, мы слегка припозднились, – сказал курьер.

Все тело Кина, от сведенных судорогой пальцев до немигающих глаз, превратилось в лед. Из заднего кармана парень извлек хромированную трубку. Ее кончик с шипением сдвинулся, обнажив короткую иглу.

– Я должен кое-что сделать.

– Пап? – звенел в ушах голос Миранды.

Кин снова обрел контроль над телом. В отличие от прошлого раза вставать ему не пришлось, ведь он уже стоял во дворе – хотя понятия не имел, как долго.

Последние лучи солнца исчезли за силуэтами домов пригорода Сан-Франциско, оставив после себя фиолетово-розовые завитки в постепенно темневшем оранжевом небе. Каких-то несколько секунд назад было светлее. Или нет?

Он вышел из дома. Увидел курьера. По какой-то причине впал в ступор. Заболела голова. Появился шприц.

А затем целый вихрь образов, будто Кин бахнул крепчайшего кофе и догнался энергетиком.

Но куда делся тот парень? Назвал его «агентом Стюартом». И сообщил что-то, достав шприц. По крайней мере, Кину так показалось.

– Пап? У тебя снова… проблемы?

Кин моргнул и обернулся. Дочь замерла в напряженной позе. За Мирандой стояла Бэмфорд, борзая тигрового окраса. Ее навостренные уши походили на крылья бабочки.

Она не залаяла на чужих. Миранду не напугали, ей не причинили вреда.

Голографический интерфейс, хромированный шприц. Парень из бюро, однозначно. Но зачем он явился?

Кин взвесил варианты и решил сохранять спокойствие. Тревожить Миранду незачем. При желании сотрудники БТД уже причинили бы вред ему или его семье. Он снова обвел задний двор внимательным взглядом. Все в полном порядке. Загадочный гость бесследно исчез.

– Нет. Вовсе нет. Все хорошо, честное слово. Взгляни, – указал он на тающие в небе краски. – Просто наслаждаюсь видом.

Миранда подошла и прижалась к нему всем долговязым телом.

– Красота…

– Иногда мы считаем ее чем-то обыденным.

– Да, – тихо подтвердила Миранда и повернулась к нему, – хотя учитель по естествознанию говорит, что закаты такие красивые из-за загрязнения окружающей среды и концентрации химикалий в воздухе.

– Ну… – сказал Кин, чувствуя, как в руку ткнулся длинный собачий нос; Бэмфорд требовала внимания. – Все равно красота.

– С курьером разобрался?

– Ах да! Курьер.

Кин выудил из памяти яркие подробности. Теперь он четко видел лицо этого парня, соломенные волосы, светлую кожу, крючковатый римский нос, слышал модуляции британского акцента.

– Ему велели оставить посылку на заднем дворе у Слейденсов, но бедняга не сумел открыть калитку, поэтому хотел войти с нашего участка. Только и всего.

Воспоминания не сопровождались головной болью.

Ему бы радоваться, но на языке завертелись новые вопросы, и Кин приказал себе: никакой оторопи на глазах у Миранды, тем более что из дома вышла Хезер.

– Я что-то пропускаю? – игриво спросила жена веселым голосом.

– Ничего, кроме заката.

– Калифорнийские закаты… – протянула Хезер и, встав за спиной у Миранды, положила ладони ей на плечи. – Чтобы вы знали, они такие из-за скверной экологии.

Миранда с ухмылкой покосилась на отца.

– Все, рабочий день окончен, – продолжила Хезер. – Честное слово. Не пора ли отправиться в путешествие во времени?

– Сейчас подойдем. Как насчет приготовить попкорн?

– Микроволновка – это по моей части, – усмехнулась Хезер.

Миранда утвердительно хмыкнула и развернулась. Ее шлепанцы, подтверждая свое название, зашлепали по бетону. Следом отправились Хезер и Бэмми – та цокала по дорожке отросшими когтями.

Кин же пошел в другую сторону – вглубь заднего двора и к мусорному баку, где чуть раньше тихо стоял курьер. Заглянул под крышку…

Маячка как не бывало.

Кин вытаскивал пакет за пакетом, пока вместительный контейнер не опустел. При беглом осмотре двора других следов обыска не обнаружилось. Уличные кресла на местах, растения не потревожены, и даже керамическая черепашка стоит где всегда, в моховом кольце, наросшем вокруг нее за последние полгода. Никаких изменений, кроме исчезнувшего маячка.

В заднем кармане зажужжал телефон. Кин вытащил его прочесть сообщение. Вот только это не была служебная жалоба на очередную попытку взломать сервер компании «Голд фри геймз».

Сообщение пришло с неизвестного номера.

9:30 в кафе «Ноубл Мотт». Надо поговорить.

Значит, не померещилось. Все по-настоящему.

Из две тысячи сто сорок второго года прибыли сотрудники БТД.

Глава 4

– А вот и ты, – протянул ему руку все тот же человек.

Кин едва не отказался от этого рандеву. Прошлой ночью он то пялился в потолок, ожидая, что БТД снова даст о себе знать, то дремал и видел странные, гиперреалистичные сны, где фигурировал загадочный женский силуэт на фоне футуристического города. Образ прямиком из коллекции фильмов, собранной Хезер. Утро Кин провел в размышлениях, стоит ли вообще идти на тайную встречу, и одновременно с тем увиливал от вопросов жены, когда та периодически интересовалась, почему он такой хмурый.

Вместо того чтобы поехать на работу, Кин остановил машину в двух кварталах от кафе «Ноубл Мотт».

Игнорируй сообщение. Иди на предложенную встречу. Вступи в открытую схватку. Подкрадись и выруби противника. Вымани его, а затем допроси. Подыграй и сделай вид, что рад его видеть.

Беги. Хватай в охапку Хезер, Миранду, Бэмфорд и беги, будто за тобой гонятся все черти ада.

Кин выбрал вариант, казавшийся самым логичным. Прийти на встречу, узнать, что от него хотят, и оценить обстановку. Затем действовать. И держать эмоции в узде. А для этого требуется ясная голова.

Он направился в сторону кафе, подошел к столику и, опустив руки по швам, окинул человека внимательным взглядом. Форму курьера – излюбленный камуфляж в жилых районах – сменили серые брюки и повседневный черный пиджак, стандартная одежда для работы в общественных местах. Такой наряд не привлекает внимания почти в любой современной эпохе.

Кин помнил об этом. Но откуда? И почему при этой мысли уже не раскалывается голова?

– Ну что ж… – сказал человек, опуская руку. – Как вижу, доверие надо заслужить. Снова. Прости за вчерашний вечер. Я услышал чьи-то шаги и решил, что пора исчезнуть. Присядешь?

Кин обвел глазами кофейню. Еще четверо. Трое клиентов, поодиночке. Двое в креслах, один на диване. Четвертый за прилавком. Все за пределами слышимости. Пожалуй, это неплохо – по меркам БТД. Случись кому-то подслушать их разговор, черный пиджак, наверное, получит выговор с занесением в личное дело.

– Что, оцениваешь обстановку?

Неужели это так очевидно? Кин считал, что по-прежнему владеет оперативными навыками, но, похоже, умение скрывать намерения не прошло испытания временем.

– Не понимаю, о чем ты.

– Вся эта безмолвная стрельба глазами – твой способ поразмышлять о жизни? – рассмеялся человек. – Вы, оперативники, считаете себя слишком умными. «Оценивай и действуй», – сказал он с жестом, обозначающим кавычки. – Знаешь, что я обожаю в эпохе «двадцать один – А»?..

Он поднял бумажный стаканчик с темно-коричневым потеком на боку.

– Кофе. Здесь он куда вкуснее. Жаль только, на меня как-то странно посмотрели, когда я попросил добавить меда.

Кофе с медом. Кин постоянно добавлял в кофе мед, а Хезер терпеть не могла этот запах. В кафе будущего ей бы не понравилось.

– Значит, ты и впрямь из БТД.

– Бюро опоздало на восемнадцать лет.

Мужчина опустил уголки рта и понурил плечи, словно ему было очень жаль, – и это заметил бы не только действующий спецагент, но и кто угодно.

– Посмотри на меня. Очень внимательно, – указал мужчина на свое лицо. – Оно тебе знакомо. Надо лишь пробудить воспоминания.

Нюансы те же, что и вчера во дворе. А еще кое-что новенькое…

«Маркус».

Маркус… но фамилию Кин не помнил. Специалист по эвакуации, его звали Маркус.

Кин поморщился – можно сказать, машинально, ожидая пульсирующей боли в висках, – но не ощутил ни внезапного напряжения, ни пронзающих череп уколов. Встревоженный легкостью, с которой дались воспоминания, он откинулся на спинку кресла.

– Тебя зовут Маркус. Людей вроде тебя присылают по окончании задания. Вы подтверждаете результат и с помощью ускорителя темпоральных прыжков возвращаете нас домой.

– Молодец. Голова не болит?

– Нет.

– Что отметишь за период с нашей вчерашней встречи? Головная боль – чаще, реже? Приступы головокружения?

– Вчера мне снился сон. Яркий, реалистичный, но очень далекий.

Перед мысленным взором зажглись подробности сновидения. Женщина, которую Кин не узнал, и обрывки ее слов с каким-то акцентом… английским, что ли? Внутреннее око сфокусировалось на ее лице: выразительные глаза, округлые щеки, темно-каштановые волосы. Вокруг аплодисменты, но кто аплодирует? Женщина смотрела на него с явной уверенностью – но почему?

И чувство. Какое именно, не сказать. Нечто ощутимое.

– Яркие сновидения во время быстрого сна. Следствие гиперфункции головного мозга. Побочный эффект вот этой штуки, – пояснил Маркус и потянулся к сумке на полу. – Можешь вспомнить, что это такое?

Он показал Кину тонкую хромированную трубку, зажатую между большим и указательным пальцем. Ту же, что и вчера вечером.

Шприц с метаболизатором.

– Метаболизатор, – ответил Кин. – Снижая скорость метаболизма и разрушения клеток, укол продлевает человеческую жизнь до…

В памяти всплыли цифры и неуловимые подробности.

– …до двухсот лет? Что-то вроде того. Ежегодные процедуры начинаются в восемнадцать лет. Сотрудники БТД получают дополнительные дозы для защиты от физиологических реакций на путешествия во времени, поскольку без этих уколов темпоральные прыжки дестабилизируют организм на клеточном уровне.

Слова лились сами собой, будто сплошной поток данных из говорящей энциклопедии. Тотчас вспыхнуло еще одно воспоминание – не об уколах, но о странице дневника, испещренной почерком Кина.

– Вот почему, Маркус, ты так молодо выглядишь. В отличие от меня.

При этом замечании мужчина кивнул.

– …Были еще какие-то технические тонкости, однако их я не запомнил.

– Великолепно, – сказал Маркус. – Да, яркие сновидения – характерная черта адаптации к метаболизатору. Организм начинает новую жизнь. К тебе постепенно вернутся воспоминания. Не могу сказать, когда и какие именно или даже почему одни стерлись, а другие нет. На этот счет есть теория – к примеру, почему ты забыл некоторые подробности личной жизни.

– Некоторые? – заломил бровь Кин. – Точнее сказать, все до единой.

– Все? – изменившись в лице, переспросил Маркус. – Да ну?

Он поерзал в кресле. Поджал губы. Казалось, он готов смотреть куда угодно, лишь бы не на сидевшего перед ним Кина.

– Что ж, знай я, что творится у тебя в черепушке, был бы зажиточным терапевтом, а не парнем, который заберет тебя назад в будущее.

– Ты же сам сделал мне укол. Вчера вечером.

– Это так. Сожалею об этом твоем естественном старении. У тебя оно, наверное, началось примерно через год после прибытия. Ах да, – снова потянулся к сумке Маркус, – еще я сделал свою работу.

Он показал Кину пропавший маячок:

– Обычно я забираю эту штуковину вместе с ее носителем. Наверное, можно назвать это парапсихологическим ОВТ, опытом вне тела.

Маркус рассмеялся над собственной шуткой, но тут же посерьезнел, увидев, что Кину совсем не смешно.

– Так или иначе, начало положено. Поздравляю, Кин. Теперь твой пример включат в стандартный курс подготовки.

В памяти постепенно всплывали мелкие нюансы, факты, профессиональные особенности, мелочи, будто взятые из служебного досье. Они с Маркусом были друзьями? Этого Кин не помнил, но по вежливо-нейтральному тону беседы решил, что нет, друзьями они не были.

– Пойми, я не могу ничего рассказать. Надо, чтобы ты сам пробудил воспоминания через непосредственный контакт. Без поддержки метаболизатора человеческий мозг не способен воспринимать сразу две эпохи, поэтому фокусирует внимание на одной, а другую информацию откладывает в долгий ящик. Если приоткрыть его, заболит голова. Если открыть пошире, начнутся мышечные судороги. Если не хочешь утратить контроль над телом, дай метаболизатору время. Нам предстоит обсудить все особенности задания, о которых ты вспомнишь. Подумай об этом, а я пока съем пирожное. Что-нибудь возьмешь?

Кин решил умолчать о своей слабости к печенью с шоколадной крошкой. Не дождавшись ответа, Маркус кивнул – мол, намек ясен – и прогулялся по кофейне, соблюдая выверенную дистанцию между собой и другими посетителями, а также бариста, вытиравшим лужицу пролитого кофе. Глядя на него, Кин вспомнил новые мелочи из свода правил для спецагентов: не путайся под ногами у местных, совершай покупки только при отсутствии очереди, старайся избегать пешеходного потока. Столько рекомендаций, и все они разработаны, чтобы не забуксовать в чужом времени и минимизировать темпоральную деформацию при выполнении задания.

Несколько минут Кин сидел, обхватив голову руками, – отчасти чтобы справиться с бурным потоком давно забытой информации, отчасти пытаясь сдержать панику, возникшую при мысли, что обо всем придется рассказать жене.

– Это тебе, – прервал его размышления Маркус и положил на стол сложенную салфетку, а сверху – печенье с шоколадной крошкой.

Догадливый.

– Итак, что насчет цели, сующей нос в политику? – спросил Маркус и, куснув маффин, аж замычал от удовольствия.

– Уничтожена. Подробностей не помню.

– Маячок?

– Поврежден. Цель выстрелила в меня. Вернее, в маячок, который находился в моем теле. У меня не оказалось метаболизатора, ускоряющего процесс заживления, и рана воспалилась. При каждом движении я чувствовал инородное тело. Оставалось только вынуть его, пока маячок меня не доконал.

– Наверное, пуля повредила передатчик до отправки экстренного импульса. Выстрел из разряда «один на миллион». Кто вынул маячок? Нелегальный врач?

– Нет. Я сам его вырезал.

По немигающему взгляду Маркуса нельзя было понять, в ужасе он или под впечатлением. Пожалуй, и то и другое.

– Я вломился в ветеринарный центр. Украл анестетик, болеутоляющее, морфий, антибиотики, хирургическую нить и так далее. Медицина этой эпохи все еще требует поддержки извне. А затем просто сел и вырезал маячок. Он был слева, в полудюйме от кожи, в жировой ткани под грудной клеткой. Пришлось это сделать, когда стало ясно, что за мной не придут. По этой же причине я разобрал оборудование и устроился на работу.

Кин снова откинулся на спинку кресла, стараясь не выдать, насколько он изумлен яркостью воспоминаний.

– Маячок не работает, – сказал он. – Как вы определили его местонахождение? Как ты меня нашел?

– В нашем времени с момента твоего отбытия прошло две недели. Стандартный период для задания. Это значит, сотрудника пора эвакуировать. Я пришел на работу, включил маячковый сенсор и получил сигнал из этой геотемпоральной локации. Засек его вчера, в шестнадцать часов сорок одну минуту. География верная, год – нет, но мы обязаны проверить точку обнаружения. Твоему маячку изрядно досталось. Думаю, он испустил последний сигнал под воздействием каких-то внешних факторов.

Шестнадцать сорок одна. Вторая половина дня, без девятнадцати пять. Гараж. Машина Хезер. Вспышка и пронзительный звук.

Кин списал их на головную боль.

По всей видимости, когда маячок оказался под колесом, на долю секунды цепь замкнулась, и этого хватило, чтобы подать сигнал, а затем выключиться снова.

– Но если бы маячок не включился? Если бы ты его не нашел?

– С тех пор как в две тысячи сто двадцать втором появились подкожные маячки, ни один оперативник не пропал без вести. Поверь на слово, вчера вечером я все проверил. Коэффициент возврата – сто процентов. Резервный источник питания, защита от сбоев и так далее, даже если сотрудник убит. До этого, когда пользовались внешним устройством и теряли сигнал, правила предписывали, чтобы эвакуатор и прикрывающий его напарник отправились в дату конца задания, проверили ее на аномальность и вернули агента домой.

– То есть если бы не вчерашний сигнал…

– Я объявился бы в конце рабочего периода, в тысяча девятьсот девяносто шестом, через две недели после твоего прибытия. Но благодаря ожившему маячку я здесь и сейчас, ну и так далее. У нас есть правила, и мы их соблюдаем.

– Но… теперь ты знаешь, что я застрял на восемнадцать лет. Почему бы не забрать меня из девяносто шестого?

– Тогда получится дед, а ты помнишь, что в бюро дедов терпеть не могут. Кроме того, в отделе предотвращения парадоксов служат не самые простые ребята.

Дед. Чтобы понять, о чем речь, у Кина ушло несколько секунд. Дедов парадокс. Если бюро, зная то, о чем знает сейчас, заберет Кина до Миранды, до Хезер, восемнадцать лет назад, то маячок в гараже не подаст сигнала. Теоретически это могло спровоцировать цепную реакцию: Маркус не появился бы здесь и, следовательно, не узнал бы, что сотрудника надо эвакуировать из тысяча девятьсот девяносто шестого года. Таким образом, возникнет дедов парадокс, способный уничтожить пространственно-временной континуум и отправить всех в небытие. Или что-то вроде того. Кин подозревал, что все это лишь бюрократические каверзы, призванные держать в узде оперативников и планировщиков задания.

– Говоришь, устроился на работу в этой эпохе? – продолжил Маркус. – За это придется ответить. Бюро просканирует шкалу времени в поисках темпоральной дельты. Будем надеяться, твое присутствие не послужило причиной государственного переворота или убийства президентов. В таком случае после прыжка рассчитывай на жесткий нагоняй, многочасовой допрос и полное медобследование.

Многочасовой допрос? Даже с учетом воспоминаний, воскрешенных метаболизатором, изложить подробности задания будет…

«Стоп. После прыжка?!»

Должно быть, Маркус заметил, что Кин побледнел.

– После вчерашней встречи я отчитался о ситуации, – не торопясь произнес он, – а затем ждал, пока подействует метаболизатор. Тем временем замдиректора и командный центр думали, как быть. Зам дает тебе время до сегодняшнего вечера. Закрой все дела, сотри темпоральный отпечаток. Уволься с работы, уведоми арендодателя. Расскажи всем, что переезжаешь. Необъяснимые исчезновения создают множество дополнительных проблем. Кроме того, логистическая команда подчистит кое-какие записи в здешних реестрах.

– Уведомить арендодателя?

– Владельца дома, где ты снимаешь комнату. Кому он принадлежит – той женщине с дочерью? Только не говори, что приобрел здесь недвижимость. Сам понимаешь, это был бы вопиющий случай темпоральной деформации.

Кин скрежетнул зубами. В бюро ничего не знают.

«Скажи правду. Солги. Уклонись от вопроса».

Какой из вариантов причинит наименьший ущерб?

Важность правды не переоценить.

– Дом принадлежит мне, – размеренно выговорил Кин, – а также моей жене Хезер…

Легкая ухмылка, что не прекращала играть на губах Маркуса, сменилась отвисшей челюстью и широко раскрытыми глазами.

– Мы живем с дочерью. Ее зовут Миранда.

В ответ ни слова. Только звяканье кофейных чашек и гул кофемашин. Несколько секунд – если не минут – Маркус сидел не шелохнувшись.

Наконец он нарушил молчание:

– Это… Мм…

Он потер виски, но его головная боль отличалась от привычной боли Кина.

– …это проблема.

– Вы бросили меня здесь на восемнадцать лет. Восемнадцать! Что мне было делать? Сторониться всех и каждого?

– Да.

– Это никому не под силу.

– Но таковы правила, под которыми мы подписывались. Протокол «одиннадцать – двадцать три». Кроме того, а как же…

Маркус осекся. На его лоб легли глубокие морщины. Несмотря на моложавый вид, обеспеченный регулярными инъекциями метаболизаторов, серьезность взгляда выдала его реальный возраст.

– Я должен уведомить командный центр, – объявил он после долгой паузы.

Маркус достал планшет – тот же, что вчера, подумал Кин, – и, застучав пальцами по яркому экрану, пояснил:

– Отправляю электронное письмо.

– В две тысячи сто сорок второй? – хмыкнул Кин. – Там уже забыли, что такое электронная почта.

– Верно. Прости. Фигура речи. Сам понимаешь, терминология эпохи.

Губы Маркуса разомкнулись в тонкой зигзагообразной улыбке. Глаза смотрели не на собеседника, а вниз, на деревянную столешницу.

– Ситуация требует новых вводных.

Каждое его слово впивалось Кину в сердце. Казалось, для дыхания требуется огромное усилие воли. Он смотрел прямо перед собой, думая только о том, на что способны люди из бюро.

– Устранение, – наконец процедил он сквозь стиснутые зубы. – Ты говоришь о физическом устранении.

– Еще не факт.

К лицу Кина прилила кровь – с такой силой, что ладоням стало тепло, когда он потер щеки.

– Но разве это не общеизвестное правило?

Кин смотрел на Маркуса, пролистывая в уме новый список вариантов, и все они были весьма радикальны.

– Мы не убийцы, а служба безопасности со своим протоколом действий.

– Можешь гарантировать, что их не тронут?

– Я… – начал Маркус и, замолчав, уставился в окно. – Сделаю все, что в моих силах.

Кин впервые слышал, чтобы эту фразу говорили таким беспомощным тоном. Он забарабанил пальцами по бедру и снова обвел кофейню внимательным взглядом, примечая, что изменилось здесь с тех пор, как он сел за столик.

– Обсуждение займет какое-то время, – сказал Маркус. – Хочешь совет? Держись подальше от семьи. Так безопаснее. Ничего обещать не могу. Зная ребят из командного центра, предположу, что они будут настаивать на невмешательстве.

Он шумно выдохнул и снова застучал по планшету – самому обычному айпаду. Наверное, планшет доставили в две тысячи сто сорок второй год, где отдел технического снабжения подготовил его для использования на заданиях соответствующей эпохи.

– Когда что-то прояснится, я тебя найду, – пообещал Маркус.

От серьезности его тона сердце Кина бешено заколотилось. Ноги приклеились к полу, а шея напряглась, как туго натянутая струна.

– Не заставляй меня расставаться с родными. Ты не вправе этого делать.

– Расскажи о работе, – перевел тему Маркус, впервые за встречу посмотрев в пылавшие от гнева глаза Кина. – В чем она заключается?

– Я защищаю сеть компании «Голд фри геймз». Она разрабатывает многопользовательские игры формата «фри-ту-плей», – сухо объяснил Кин, не понимая, зачем Маркусу эта информация. – «Основать империю», «развить ферму» и так далее…

Он умолк, сообразив, что исследовательскому отделу не интересны предпочтения геймеров этой эпохи.

– Отражаю хакерские атаки. Занимаюсь реинжинирингом, чтобы узнать, как взломщики заметают следы, а также…

– Видишь? – прервал его Маркус. – Вот в чем твоя ошибка. Ты оперуполномоченный отдела темпоральных преступлений БТД. Ты не занимаешься ни защитой сети, ни реинжинирингом. Все это в прошлом. Теперь ты подчиняешься протоколу «одиннадцать – двадцать три». Именно в этом и заключается твоя работа. Держись подальше от всего остального – всего без исключений, – пока я не выйду на связь. Сделаю, что смогу, чтобы твоей семье ничто не угрожало.

Он прищурился, снова уперся взглядом в экран планшета и добавил:

– Печеньку не забудь.

Пару секунд Кин молча смотрел на Маркуса, а затем выпалил первое, что пришло в голову:

– Расскажи хоть что-нибудь о моем прошлом. Что-то одно. Что угодно.

– Ну ладно. Уговорил, – согласился Маркус, задумчиво жуя маффин. – Помнишь, как тебя зовут?

– Кин Стюарт. Кин Лютер Стюарт.

– Нет. При рождении ты получил имя Киноа. Тогда было модно называть детей как-нибудь по-кулинарному. Ты терпеть не мог это имя и настаивал, чтобы тебя звали Кин.

Одно это упоминание вызвало знакомый укол в голове. Даже близко не такой острый, как раньше, но достаточно заметный. Так вот что Маркус имел в виду, говоря о приобретении забытой информации.

– Занятно, – наконец обронил скрипучим голосом Кин. – Вчера вечером киноа было главным ингредиентом моего блюда.

– Готовишь? Ого! – не поверил Маркус.

Помрачневший по ходу беседы, он просветлел и чуть не улыбнулся, но снова принял профессиональный серьезный вид.

– Это интересно, Кин. И ты не изменил имя.

– Сначала подумал, что так, имея хоть какую-то зацепку, бюро быстрее меня найдет.

Кин даже изумился яркости воспоминания, не существовавшего всего лишь день тому назад.

– А потом решил оставить, – добавил он. – Ты встречаешь людей, занимаешь какое-то место в их жизни. Нельзя же изменить имя так, чтобы никто ничего не заметил.

Маркус фыркнул, вконец помрачнел, приоткрыл рот, но не сказал ни слова. А распрямившись, отчеканил:

– Как бы то ни было, тебе пора.

Кин встал, прикидывая варианты развития событий.

«Вступить в переговоры. Предложить взятку. Вывести наружу и обездвижить или… уничтожить».

Способен ли он убить этого человека?

В сознании прокрутились потенциальные версии взаимодействия с бюро. Но чутье подсказало не спешить.

В этих вариантах предполагалось, что БТД захочет прислушаться к нему. Пойти на переговоры. Любые гарантии – не больше чем пустые предположения. Догадки, основанные на ностальгии и обрывках воспоминаний.

Нет. Чтобы защитить семью, необходимо взять дело в свои руки, чтобы у сотрудников бюро не осталось ни шанса на уговоры или действия.

«Быстрее. Время работает против тебя».

– Что, по-твоему, будет?

– Не знаю. Примут какое-нибудь решение.

«Примут».

Это слово прозвучало так буднично, будто речь шла об очередном задании. Еще один вердикт.

Но это не так. Речь о семье, и решение должен принимать Кин.

Его охватила параноидальная тревога. Все вокруг казалось подозрительным. Если Маркус выглядит так естественно, чего еще ожидать? Каким образом бюро держит под наблюдением целую семью, повинную в темпоральной деформации?

Кин вышел из кофейни, с каждым шагом набирая скорость. Остался ровно один способ опередить БТД. Бежать.

Глава 5

Такое с ним уже случалось. Или, по крайней мере, Кин переживал нечто очень похожее.

Весь день любая незначительная мелочь вызывала новые воспоминания. Косая тень почтового ящика напоминала заходящий на посадку автолет. Отражение телеэкрана в оконном стекле походило на парящий в воздухе голографический новостной дисплей. Далекое «воп-воп-воп» вертолетного винта было не отличить от звука, сопутствующего первым десяти секундам, когда пневмопоезд надземки набирает скорость. Благодаря метаболизатору Маркуса в голове у Кина наконец-то складывалась недособранная головоломка.

Теперь на кровати лежала расстегнутая спортивная сумка, а в ней – самое необходимое: телефон, зарядные устройства, бутылки с водой, документы, энергетические батончики. Глядя на багаж, Кин вспомнил, как однажды вечером, семнадцать лет назад, перекинул мостик меж двух жизней – той, что осталась в две тысячи сто сорок втором году, и той, что он выстроил после встречи с Хезер.

Воспоминания обрели резкость.

Примерно год он проторчал в этой эпохе. Фрагментированные образы будущего рассыпались по крошечной квартирке-студии в Беркли, будто детали пазла без картинки-подсказки. Их страшно хотелось вернуть на место, но Кин понятия не имел, с чего начать и чем продолжить. А теперь ему предстояло избавиться от этих фрагментов, причем за несколько минут.

Тогда он тоже бросил спортивную сумку на кровать, после чего лихорадочно принялся за дело. Внимательно осмотрел комнату, подмечая все предметы из будущего, которые требовалось спрятать. Пейджер, моток сетевого кабеля, зип-дисковод в ярко-голубом пластмассовом корпусе? Нет, все это он принес из офиса, где работал айтишником. Кина интересовали предметы, связанные с его настоящей работой. Работой в бюро. Только они помогали зацепиться за прошлое. Несколькими неделями раньше, обнаружив, что с памятью творится неладное, Кин с маниакальной подробностью описал эти вещицы в дневнике. Но все физические улики, следы или фрагменты – приколотые к стене листки с расчетами на шкале времени, остатки оборудования, поврежденный маячок – все это предстояло спрятать в укромном месте, подальше от чужих глаз. На очистку скромной и не самой опрятной квартирки от признаков будущего осталось двадцать минут.

Иначе стройная рыжеволосая девушка, с которой Кин встречался уже два месяца, сочтет его ненормальным.

Кин схватил испорченный маячок. Погладил пальцем вмятину от пули. На хаотических зазубринах остались следы высохшей крови. Окислившись, они приобрели неприятный бурый цвет.

Когда Хезер пришла в пункт компьютерной техподдержки восточного кампуса, их флирт начался естественно и непринужденно. Тогда Кин и подумать не мог, что однажды эта волейболистка из Калифорнийского университета пожалует к нему домой. Туда, где хранились остатки его прошлой жизни. Все эти мелочи, что помогали бороться с нарастающими провалами в памяти.

Маячок отправился в сумку. За ним последовал истрепанный от частого перечитывания дневник – тот самый, что через шестнадцать лет попадется на глаза Миранде.

В тот день Кин пролистал бумажные страницы с информацией о службе в БТД, лихорадочно исписанные сверху вниз, слева направо, спереди и сзади, многочисленные параграфы текста наряду с грубыми подобиями чертежей и вереницами чисел. Тогда его взгляд задержался на последней странице, а сегодня, шестнадцатью годами позже, в метаболизированной памяти всплыло ее содержание, целиком, от первого до последнего слова.

«История путешествий во времени: в 2097 г. в результате секретной коллаборации между учеными США, Австралии и Японии создан ускоритель темпоральных прыжков. Первое путешествие сквозь время совершила авторучка, отправленная на неделю назад, в заранее назначенную точку. Находившийся рядом с ней ученый должен был исключить возникновение дедова парадокса. Эксперимент повторили с более крупными предметами и наконец с млекопитающими. Первым путешественником во времени стал ученый по имени Альберт Бекетт, рассчитавший параметры демпфирующего поля, необходимого для ускорения частиц на низком энергетическом уровне. В ноябре 2098 г. по решению ООН было образовано БТД – независимый аудитор технологий перемещения во времени и гарант темпоральной безопасности. О существовании этой организации известно лишь узкому кругу лиц, связанных с разведслужбами планеты».

В ожидании Хезер Кин поглядывал на спортивную сумку, чувствуя, как в животе ворочается тошнотворный клубок. Листал страницу за страницей, смотрел на чертежи и записи, сделанные незадолго до этого дня, и не узнавал их. За год воспоминания разлетелись вдребезги, и теперь Кину казалось, что его разум превратился в непроницаемую клетку-головоломку, где хранятся осколки мыслей и образов.

В заметках последних недель не было ни строчки о его, Кина, личной истории. Прошлая жизнь стерлась настолько, что о ней Кин даже не задумывался.

Поздновато он начал вести дневник.

Глядя на страницы, Кин присел на край кровати. Пульсация в висках, поначалу малозаметная, вышла на крейсерскую скорость. Запретив себе закрывать глаза, Кин изо всех сил противостоял этой боли. На кончике языка, на грани сознания проклюнулось нечто – не лицо, не имя или что-то конкретное, но одна и та же мысль, что не переставала вертеться в голове.

Счастливый пенни. Пенни, просто пенни. Снова, и снова, и снова.

Но что это значит?

Затем постучала Хезер. Рано. Или Кин потерял счет времени.

Он поднял глаза. Тело и разум вернулись в состояние равновесия. Вот оно, прошлое, у него в руках. Вернее сказать, частицы прошлого, подсказки, догадки и факты, вырванные из контекста, и все они составляют размытый портрет прежнего Кина. Образ над горизонтом, и его можно коснуться, пусть и ценой немалых усилий. Что выбрать? Держаться за этот образ? Или впустить Хезер, а историю сдать в архив до лучших дней?

Снова стук в дверь. Журнал, сумка, оборудование. Головная боль. Загадки. Недовольство и даже отчаяние.

Или женщина у порога.

Пару секунд – они показались часами – Кин смотрел то на дневник, то на дверь. Затем прозвучал голос Хезер.

– Кин, – позвала она из-за двери, – прости, я поторопилась. Вернуться чуть позже?

Он сунул дневник в сумку и поставил ее в угол. Подождет.

– Значит, вот она, твоя таинственная берлога, – сказала Хезер, когда Кин открыл ей и жестом пригласил войти.

Гостья окинула изучающим взглядом скудное убранство квартиры. Поставила на пол сумочку с торчащим из нее журналом. Обложка рекламировала ремейк научной фантастики семидесятых – тот самый, что вызывал жаркий интерес у сотрудников Кина. Он принял у Хезер плащ, и вечер начался.

Слово за слово, одно за другое и третье… Забыв о договоренности с друзьями насчет ужина, оба очутились на неудобной односпальной кровати, где уснули в объятиях друг друга, а наутро Кин разлепил глаза под звуки хлопающих дверок шкафчиков.

– Прости, – сказала Хезер, одетая в трусики и футболку, – я не хотела так громко.

Кин мигом проснулся, прекрасно понимая, что Хезер могла случайно заметить какие-нибудь следы БТД или даже заглянуть в сумку. Он сел, чувствуя всплеск адреналина – хотя иного рода, чем прошлой ночью.

Хезер показала ему упаковку магазинных кексов:

– Смотри, что я нашла. Позавтракаем?

– Кексы на завтрак? Тебя такое устраивает?

– Десерт – это лучшее начало дня. Если только ты не сотворишь чудо из тех двух яблок, что залежались в холодильнике.

– Готовить я еще не умею, – сказал Кин. – Только учусь.

Она неторопливо подошла к постели с упаковкой промышленной выпечки в руке.

– Поэтому… вот он, наш завтрак.

Пока Хезер сражалась с целлофановой оберткой, Кин бросил взгляд в угол, на спортивную сумку. Закрытая и нетронутая, она стояла под прежним углом и с той же вмятиной на поверхности. Осматривая квартиру накануне, Хезер больше заинтересовалась стопочкой видеокассет на столе – пока не поняла, что перед ней записи матчей Премьер-лиги, взятые напрокат в университетском фан-клубе УЕФА. А утром она сосредоточилась на пакете с кексами.

– Господи… Никогда не умела открывать такие пачки. Сделаешь одолжение?

Отвлекшись от созерцания спортивной сумки, Кин увидел, что Хезер протягивает ему несговорчивую упаковку.

Внезапная мысль ошеломила его едва ли не сильнее, чем выстрел в живот. Велика ли ценность забытого прошлого в сравнении с человеческим прикосновением здесь и сейчас?

Шестнадцать лет спустя та же сумка стояла на кровати, которую Кин делил с той же женщиной, теперь его женой. Но теперь сумка была туго набита вещами, поскольку забытое прошлое вдруг стало вопросом жизни и смерти.

Внизу звякнул ошейник Бэмфорд, открылась и захлопнулась входная дверь.

– Кин? – крикнула Хезер.

Потные ладони. Дрожащие руки. Сейчас, острее всего нуждаясь в рабочих навыках, Кин вовсе не ощущал себя спецагентом.

– Я наверху! – отозвался он и напомнил себе, что отвлекаться некогда.

– Что случилось? Ты написал про какой-то экстренный случай.

Раздалось эхо быстрых шагов по ступеням.

– С Мирандой все хорошо? – сыпала вопросами Хезер. – Я должна была забрать ее позже.

Кин повернулся к жене. Ее широко раскрытые глаза против его серьезного прищура.

– Нам надо уходить, – объявил он, надеясь, что дрожь в голосе останется незамеченной.

Хезер обмерла. Казалось, она даже не дышит.

– Уходить? Куда?

– Куда-нибудь. Куда угодно. Помоги собраться. Но не бери ничего лишнего.

– Давай все обдумаем.

Хезер медленно направилась к нему, подняв руки.

– Ты что, говоришь в буквальном смысле? – ткнула она пальцем на сумку. – Мы должны собраться и уйти? А как же Миранда? И Бэмми?

Страхи и ощущения Кина вдруг улетучились и оказались рассортированы по полочкам. Сознание наводнили визуализированные списки вариантов и потенциальные сценарии побега. Для эмоций не осталось места. Адреналин? Профессиональная подготовка? Инстинкт самосохранения? Пожалуй, и то, и другое, и третье.

– Конечно, мы возьмем их с собой. Заберем Миранду из школы, а затем…

С каждым шагом Хезер поскрипывали половицы. Она приблизилась, встала рядом с Кином и нежно обхватила его лицо ладонями.

– Эй! Это я. Мы дома. У тебя очередная вспышка ПТСР. Все хорошо. Давай присядем, все обсудим…

Тяжело отдуваясь, он отвернулся. На обсуждения нет времени. Сотрудники БТД могут оказаться где угодно. В соседнем доме, в школе Миранды. Быть может, даже внизу, в гараже. Вчера вечером Маркус объявился не где-то, а у них на заднем дворе.

Но как рассказать об этом, чтобы Хезер не сочла его умалишенным?

– Я объясню. Но не сейчас. Позже. Все – поверь, все! – встанет на свои места. Ты получишь ответы на вопросы, которые когда-либо задавала о моем прошлом. Как только мы уедем подальше отсюда…

– Кин, тебе становится хуже.

– Нет, вовсе нет. Послушай, Хезер…

Кин смотрел на кровать, но краем глаза заметил, что жена застыла как истукан.

– Знаю, все это звучит безумно, – кивнул он. – Просто поверь, мы в опасности. Надо уходить. Налегке. Всем вместе. Возможно, они прямо у нас за спиной. Наблюдают. Меня ведь они выследили, а теперь…

Он умолк из-за шума. Нет, не из-за грохота, с которым в дом неожиданно вламываются спецагенты, включая того же Маркуса. Просто Хезер дошла до точки кипения, и ее сдержанные всхлипы сменились безудержными рыданиями.

Она почти никогда не плакала. Проливала слезы реже, чем муж. Однажды он расчувствовался, когда «Арсенал» выиграл Кубок Футбольной ассоциации, и Хезер даже сказала, что Кин очень некрасивый, когда плачет.

Теперь же он не мог до нее достучаться. Нахлынули страх, отчаяние, паника, но Кин устоял.

«Не сейчас».

Надо сосредоточиться, вывезти семью в безопасное место. А там можно отдышаться.

Кин повернулся к жене, и она расправила плечи. По ее лицу ручьем текли слезы.

– Сам-то себя послушай, – произнесла она, тыча в него пальцем при каждом слове. – Просто прислушайся к своим словам. Кин, тебе нужна помощь. Умоляю, обратись к врачу. Мне страшно. И Миранде тоже. Ее пугают твои…

Как об стенку горох. Кин слышал ее слова, но тут же забывал их значение. Его цель, его единственная цель состояла в том, чтобы родные сбежали вместе с ним.

– Мы с ней поговорили, она все понимает. Я сказал, чтобы она не волновалась…

– У тебя приступы головокружения. Ты отключаешься в гараже. Теряешься в пространстве.

Голос Хезер окончательно преобразился из осторожно-сочувственного в полный отчаяния, и с каждым словом она говорила все громче.

– Так было, когда мы познакомились, затем перерыв на много лет, а теперь опять. Но почему? Почему полгода назад это возобновилось? Почему ты не хочешь обратиться в Министерство по делам ветеранов? Тебе помогут! Ты же ветеран, черт возьми, ты словил за них пулю! – указала она на место под грудной клеткой, откуда Кин вырезал маячок. – Они обязаны помочь. Просто обязаны. Это их долг. Просто умоляю, сам подумай, что ты несешь!

– Хезер…

Кин закрыл глаза, и в памяти начали всплывать подробности прошлых заданий. Сначала наблюдай издали. Изучи шаблон перемещений, циклы сна, поведенческие привычки объекта. С помощью разведданных из командного центра застань объект в одиночестве, после чего задержи и/или уничтожь. Расчетливо. Педантично. Безжалостно.

Не исключено, что это происходит и сейчас, вот только объекты – жена и дочь Кина. Назойливую боязнь утратить доверие Хезер затмил страх при мысли, что их найдет БТД. Все остальное не имело значения.

– Я понимаю все, о чем ты говоришь, – сказал Кин, – ведь я же здесь, прямо перед тобой. Но ты не знаешь, с чем мы столкнулись. А я знаю. Надо бежать. Сейчас. Мы должны опередить их хотя бы на шаг.

– Их? Кого?! – (Кин ни разу не слышал от жены такого оглушительного крика.) – Сам себя послушай! Они! Кто они? Если это так важно, почему бы не рассказать?

– Не могу. Не сейчас. Как только пойму, что мы в безопасности, тогда…

Кин умолк на две-три секунды, и этого хватило, чтобы в душу закрались сомнения. Сосредоточенность развеялась, а затем сменилась целым шквалом вопросов. Ему сделали всего лишь одну инъекцию метаболизатора. Как долго продлится ее действие? Когда его мозг перестанет функционировать в этом режиме? Как скоро нюансы происходящего вновь начнут ускользать от внимания?

– Я запишу все, что знаю, и отдам тебе записи…

В горле заклокотало.

– …ведь я могу обо всем забыть.

– Я тебя не понимаю, – ответила Хезер, пряча лицо в ладонях. – О господи, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Все настолько хуже, чем было…

Вдруг она начала оседать, будто все ее кости превратились в желе. Такого Кин прежде не видел. Казалось, если подождать, Хезер расплывется по полу.

– Поговорим об этом позже, – сказал Кин. – Сейчас надо…

– Перестань. Просто перестань.

Хезер схватила его за плечо: рука тяжелая, но пальцы безвольные.

– Так жить нельзя, слышишь? Тебе – нужна – помощь, – с расстановкой выговорила она.

Ничего не получается… Кин попробовал вспомнить заранее продуманные варианты убеждения, но в голове было пусто. Ни мыслей, ни визуализации, ничего, кроме тупой боли в затылке. И она усиливалась. Кин машинально помассировал виски, хотя эта боль не имела ничего общего с прежней.

– Так, давай начнем сначала…

– Нет. Никаких начал. Обратись к врачу, пока не причинил вреда себе или нам.

– Я никогда не причиню вреда ни тебе, ни Миранде… Неужели ты думаешь, я на такое способен?

– Не нарочно. Но представь, что за рулем тебе станет дурно? Или что-то померещится, что угодно, и ты проедешь на красный свет? А если будешь везти куда-то Миранду и отключишься? Сможешь после этого жить? Ну а мне-то как жить после этого? Тебе надо обратиться за помощью. Так продолжаться не может.

Хезер поморщилась – то ли из-за ситуации, то ли у нее тоже разболелась голова. Кин начинал понимать, о чем говорит жена, и не требовалось быть спецагентом, чтобы сообразить, к чему она клонит.

– Ты из месяца в месяц отмахиваешься от проблемы. Обратись за помощью, Кин. Прямо сейчас.

Она тяжело вздохнула. Ее ладони едва заметно дрогнули, и она сложила руки на груди, пытаясь или скрыть эту дрожь, или просто набраться сил.

– Прошу, не убегай, – закончила жена. – Просто сделай, как я говорю.

Всем существом Кин стремился принять бой и защитить семью от беды. Вот только эту беду навлек он сам. Все, что происходило и могло произойти, когда их найдут сотрудники БТД… Он сам положил этому начало, решив проигнорировать протокол «одиннадцать – двадцать три» и обосноваться в чужой эпохе. Тогда, много лет назад, в компьютерном зале он ответил улыбкой на улыбку Хезер. А сейчас, вместо того чтобы закрыть родных от пули, проделавшей долгий путь во времени, – подумать только! – он попросил жену собрать вещи, забыть о прежней жизни и уехать в незнакомые места, не обещая, что она вернется, и даже не объясняя, зачем уезжать.

Конечно, Хезер не стала бы его слушать. Она слишком умна, слишком рациональна, а Кин позволил слепой надежде одержать верх над логикой.

– Ты права.

Благодаря метаболизатору он в кои-то веки ощутил ясность рассудка. Маркус велел держаться подальше от родных, и тогда с ними ничего не случится. На данном этапе им опаснее всего оставаться рядом с Кином.

Все очень просто. Пора бежать.

Но не всем троим, а только ему.

– Мне надо идти.

– К врачу? Слава богу…

– Нет. В том смысле, что я должен уйти отсюда.

Это ведь он бывший спецагент, он, а не они. Именно за ним явился Маркус. Кин мог защитить семью, просто отстранившись от нее. По крайней мере, пока Маркус не решит проблему.

– Не на консультацию, а в реабилитационный стационар. На несколько дней или даже недель. Столько, сколько потребуется.

– Что?

Хезер вытерла глаза, размазав тушь, и стала похожа на енота.

– Тебе нельзя уходить, Кин. Ты нам нужен. Мы же семья. Что подумает Миранда?

– Миранде нужна стабильность. Пока я не могу этого гарантировать. Давай все продумаем.

В горле у Кина пересохло, и тяжесть его слов терялась за осипшим голосом.

– Чем раньше я это сделаю, тем скорее семья заживет нормальной жизнью. Зайду туда после обеда. Быть может…

В сознании вспыхнули варианты легенд.

– …быть может, меня примут уже сегодня.

– Это так внезапно…

– Нет-нет, ты права. Каждый день я как будто играю в азартную игру. Но больше не могу рисковать. И с вас тоже хватит. Мне нужна помощь. Довольно обижать тебя и пугать Миранду. Я не стану этого делать.

Осталось добавить последние слова, но они дались с таким трудом, будто Кин взялся передвигать горы.

– Мне нужно уйти, чтобы защитить вас обеих.

Хезер внимательно смотрела на него. Взгляд ее карих глаз оставался неподвижен, но на лице отразилась целая палитра эмоций. Кин видел, как практичный ум обрабатывает вводные данные. Рациональные оправдания помогли адвокатской логике прийти к наиболее разумному выводу.

– Ты прав, – кивнула Хезер так медленно, будто на ее плечи легло непомерное бремя.

– Все закончится быстрее, чем ты думаешь. Обещаю.

– Наверное, у тебя уже есть план?

– У меня всегда есть план.

Она потерла лицо ладонями и снова взглянула на мужа. Былое напряжение в карих глазах сменилось сдержанной мягкостью.

– Интересы большинства… – сказала Хезер голосом чуть громче шепота.

– Что-что, милая?

Она провела длинными пальцами по волосам и закончила фразу:

– Интересы большинства превыше интересов меньшинства. Так говорит Спок во втором «Звездном пути».

В висках у Кина стучало. Сердце разрывалось, но не от тревоги, а из-за мысли о годах совместной жизни. Само собой, в подобный момент Хезер процитировала «Звездный путь».

– Я люблю тебя, Хезер Стюарт. Не меняйся, слышишь? Никогда-никогда.

– А я люблю тебя, Кин…

Ее грустная улыбка сменилась глухим смешком.

– Тебя и твои дурацкие планы.

Кин кивнул. Неуверенность на его лице не шла ни в какое сравнение с тяжестью взятого на душу груза.

Хезер притянула его к себе и заключила в объятия настолько крепкие, что стало не вздохнуть.

– С тех пор как мы познакомились, – произнесла она, – иногда казалось, что у тебя есть нечто важнее меня. Но сейчас мы будем вместе. Пусть и не в физическом смысле этого слова. Ты делаешь это для всех нас. В интересах большинства.

«Для всех нас».

Хезер как будто прочла его мысли, хотя те вращались вокруг иного контекста, который она не сумела бы осмыслить.

– В интересах большинства, – тихим эхом отозвался Кин.

Она прильнула к нему, и Кин впитал ее всеми органами чувств, впитал изгиб спины, аромат волос, высоту скул и мягкость щеки, соприкоснувшейся с его щекой. Они были одного роста. Кин запомнил эти детали и отвел для них отдельное место в сознании, надеясь, что ничто не ускользнет из памяти. Поцеловал жену преданным, едва ли не благоговейным поцелуем, и она ответила с таким же теплом, но еще и страстью, развившейся в нечто большее. Их нежные касания стали настойчивыми, обоих охватило исступление, знакомое только людям, которые вот-вот расстанутся.

Но Кин знал, что разлука – это нечто совсем иное. Это пропасть во времени и пространстве.

Когда их руки отчаянно сомкнулись, пальцы сплелись и Хезер стала целовать его в шею, Кин молил всех богов, чтобы происходящее навсегда врезалось ему в память. Он столкнул с кровати спортивную сумку. Пусть БТД и Маркус не оставили ему выбора, но в последний раз – как и шестнадцать лет назад – Кин выбрал Хезер, а не прошлое.

Глава 6

В полночь он позволил себе послушать музыку.

Кин следил за автомобилем Хезер, когда она забирала Миранду из школы. Вскоре после этого позвонил и соврал, что в Маринском реабилитационном центре для ветеранов согласились принять его сегодня вечером и он уже в пути на регистрацию. Мольбы проводить его всей семьей Кин решительно отверг. Проследовал за Хезер и остановил машину в темноте, под деревом, в квартале от дома. Около одиннадцати свет на первом этаже погас, и он подъехал ближе, ни на секунду не сводя глаз с жилища Стюартов. В животе урчало от голода, а зрение проигрывало неравный бой с усталостью. Но не было ничего важнее того, чтобы неуклонно высматривать потенциальные признаки деятельности БТД.

Этим Кин и занимался. Наблюдение помогало сдерживать натиск самых разнообразных мыслей.

Наконец, после долгих часов слежки, он включил радио и рефлекторно поморщился, услышав грохочущие барабаны и перегруженные гитары на волне любимой радиостанции Миранды, передающей альтернативный рок.

Обычно современная музыка провоцировала жалящую боль в виске, а иногда и более серьезный приступ, будто здешняя совокупность ритма и тональности музыкальных инструментов не особо отличалась от поп-музыки две тысячи сто сорок второго года. Почти все время, проведенное в этой эпохе, Кин предпочитал классику с ее струнными и духовыми, гарантированно не похожими на звуки будущего.

Но сейчас он поморщился напрасно: головная боль не возникла. Наверное, метаболизатор вошел в полную силу. Однако Кин все равно переключил радио на станцию классической музыки. Не для того, чтобы избежать приступа. Просто так захотелось. Знакомая ария Генделя достигла крещендо, и Кин на мгновение смежил веки, но тут в окно машины постучали.

Маркус.

Кин покосился на дом. Ничего необычного. Ни движения в кустах, ни перемен в освещении или положении дверей и занавесок, ни теней, скользнувших в палисадник.

– Ты один? – спросил Кин, выключив радио и открыв окно.

– Да. И тебе здесь не место, – сказал Маркус, глядя на асфальт. – Впрочем, без разницы. Хочешь узнать, что решили парни из Вашингтона?

– А у меня есть выбор?

В ответ Маркус пожал плечами и облокотился на крышу автомобиля.

– Твоей семье ничто не грозит. Несмотря на уровень темпоральной деформации, наш региональный зам и комитет национального надзора решили оставить твоих в покое. При одном условии: им нельзя знать ни о будущем, ни о бюро.

– Как щедро, – съязвил Кин.

– Не то слово. Агентство существует только для того, чтобы искоренять темпоральную деформацию. Ты не должен был здесь оказаться, но теперь уж ничего не попишешь. – Маркус посмотрел ему в глаза. – Они не бессердечные сволочи, Кин, а такие же люди, как мы с тобой. Ты сам поставил их в безвыходное положение.

– И что теперь по плану? В чем стратегия выхода из конфликта? Как вы собираетесь забрать меня, чтобы никто ничего не заметил?

– Поезжай через мост Золотые Ворота. Встретимся в Сосалито. Этой же ночью, – произнес Маркус так, будто зачитывал подготовленный текст.

«Этой же ночью».

Кину стало нечем дышать.

Но Маркус продолжал чеканить неумолимые фразы:

– Твою машину бросим, а на моей отправимся в точку темпорального прыжка. Махнем домой. Из-за долгого пребывания в этой эпохе нельзя исключать, что твоему организму придется несладко. Нас встретит медицинская бригада. Логистическая команда подчистит следы, которые ты успел здесь оставить, и обеспечит беспроблемный отход.

Все это было сказано с таким холодным безразличием, что Кин осознал услышанное лишь через несколько секунд. По коже от макушки до пяток пробежала ледяная волна.

– «Подчистит»? Поясни.

– Подробностей не знаю. Это не входит в мои обязанности. Но парни приложат все усилия, чтобы минимизировать темпоральную деформацию для всех, с кем ты когда-либо общался.

Маркус строго посмотрел на него, словно учитель, делающий выговор трудному подростку. Может, и у Кина было такое же лицо, когда он пытался говорить с Мирандой?

– Только не требуй сочувствия, – предупредил Маркус. – У тебя нет такого права. Это наша работа. Допустим, по улице едет машина. За рулем женщина, и впереди у нее вся жизнь. Тут появляешься ты и проезжаешь мимо, задержав ее на повороте. Всего лишь на несколько секунд, но это меняет изначальное расписание. Из-за тебя женщина не успеет проехать на зеленый свет и опоздает еще на несколько минут. Последствия нарастают как снежный ком. Какие изменения ты внес в ее жизнь? Может, из-за тебя она не встретила будущего мужа? Или не погибла в аварии? Или, наоборот, погибла? Кто дал тебе право влиять на ее судьбу?

– Или, быть может, ничего не случится. Ты драматизируешь.

– Вполне вероятно. Допустим, она приедет домой, задержавшись на несколько минут, ляжет спать в обычное время, и все пойдет по-прежнему. Недаром психологи твердят, что люди склонны возвращаться к привычному укладу. Беда в том, что мы не способны повлиять на события, происходящие по мере этого возвращения. Мы здесь для того, чтобы контролировать значение переменных. Нельзя отменить случившееся, ведь при каждой отмене возникают сотни последствий. Наша работа заключается в том, чтобы искоренять темпоральную деформацию.

– А по-моему, в том, чтобы разрушать чужие семьи.

– Это несправедливо, Кин, ты же сам – воплощение темпоральной деформации. Знал ведь, что нельзя влиять на события этой эпохи. Если бы не ты, за кого вышла бы твоя жена? Какие двери закрылись в ее жизни? И в жизни всех остальных?

Маркус прочистил горло и распрямился, избегая смотреть Кину в глаза.

– А твоя дочь – предельная нагрузка на шкалу времени.

– Нет. Моя дочь – четырнадцатилетняя девочка.

– Которая не должна была появиться на свет. У Хезер была бы совершенно иная жизнь и совсем другие дети, но ты подменил ее судьбу собой и Мирандой. Сам факт существования твоей дочери деформирует время. А деформацию необходимо нивелировать. Чем мы и занимаемся.

– То есть ты хочешь, чтобы я просто исчез из жизни своей семьи?

– Да. Ты сам подписался на это, когда поступил на службу. Знал правила и понимал, что будет, если перестанешь их соблюдать, застряв в другой эпохе. Пускай ты изменился, но протокол остался прежним. Еще одно нарушение – и у бюро не останется выбора. Деформацию придется выправить.

Маркус снова облокотился на дверцу, поднял внимательный взгляд к небу и добавил:

– Но до этого лучше не доводить.

Лежавший на плечах Кина груз трансформировался в острое желание защитить дочь от Маркуса. Да и от всех, кто может причинить ей вред. От любого оружия и любой угрозы из будущего.

– Чтобы спасти их, ты должен уйти, – пояснил Маркус.

Вот так-то.

У Хезер не будет мужа. А у Миранды – отца. Не будет даже шанса попрощаться с Кином или ответить на его четыре вопроса.

В качестве ответа лучше всего подходило молчание.

Маркус неловко переступил с ноги на ногу.

– Десять минут первого, – сказал он. – В два встречаемся за мостом.

– Мы же друзья, – произнес Кин. – В твоем времени мы же друзья?

– Вспомнил?

– Нет. Догадался.

– Да, мы друзья. Но этого мне говорить не следовало, – покачал головой Маркус.

– Зачем так поступать с другом?

Маркус промычал что-то сквозь стиснутые зубы, снова покачал головой и обвел глазами черное ночное небо.

– Что посеешь, то и пожнешь.

– И что теперь будешь делать? – спросил Кин.

Профессиональные навыки Маркуса дали слабину. Он лукаво усмехнулся, будто ожидал, что Кин уже знает ответ на свой вопрос.

– То же, что всегда при посещении этой эпохи. Куплю что-нибудь перекусить.

Из кармана пиджака он достал тонкий длинный предмет.

Комплект палочек для еды.

Значит, это умение просочилось из будущего.

– Хезер всегда смеялась над моей склонностью есть палочками, – сказал Кин. – Как знал, что это старая привычка, хотя и не помнил.

– Врачи считают, что за время пребывания в этой эпохе личные воспоминания, скорее всего, исчезнут, но повседневные привычки останутся. Палочки для еды. Кофе с медом. «Арсенал». Это как мышечная память, понял? Возвращение к знакомому укладу. Даже не верится, что здесь до сих пор пользуются вилками. Они же такие неудобные!.. Ну все, долг зовет.

Он отсалютовал Кину футляром с палочками и пошел.

– Это темпоральная деформация! – крикнул Кин ему в спину.

Маркус замер, но, повернувшись, снова взглянул на него.

– Помнишь, – сказал Кин, – ты приводил пример, где по моей вине женщина потеряла время? То же самое произойдет, если ты закажешь еду. Мне следовало бы донести на тебя начальству.

– Протокол «семь – пятнадцать», посещение другой эпохи, – парировал Маркус. – Выбирай безлюдные улицы. Ничего не покупай, если для этого придется стоять в очереди. Не сиди в людных местах. Действуй с нулевым влиянием на окружающую среду. Как видишь, полночь – идеальное время для перекуса.

Он оживился и сверкнул глазами, будто на секунду забыл о висевших на волоске человеческих судьбах, но тут же вернулся к реальности и взглянул на часы.

– Ровно в два, Кин. Мы отбываем. Если хочешь, возьми с собой что-то на память.

Кин продолжал сверлить предполагаемого друга разгневанным взглядом, пока тот, ответив на молчание коротким кивком, не ушел в ночь.

Как только окно закрылось, пространство салона заполнили звуки виолончели. Кин пошарил в кармане и нащупал счастливый пенни, еще вчера висевший на липкой ленте над верстаком в гараже.

Следующие несколько секунд для Кина не существовало ничего, кроме него самого и этой монетки достоинством один цент. Он крепко зажал пенни в ладони, а затем поднял к лунному свету и стал рассматривать окисленное пятнышко на волосах Авраама Линкольна, отчеканенное на его лацканах число «1978» и царапину на верхней половине тусклой поверхности.

Всего лишь монетка. Но это была единственная вещица Кина из его собственного мира. Он снова сжал ее в кулаке и сделал глубокий вдох.

Глава 7

В академии новым рекрутам читали теорию мультиверсума, согласно которой выбор, сделанный любым индивидуумом, порождает новую вселенную – бесконечное множество вселенных, и многие из них существенно отличаются друг от друга. Разумеется, все это обсуждалось на умозрительном уровне, поскольку, даже вооружившись технологиями две тысячи сто сорок второго года, самые мозговитые профессора физики не могли обеспечить свои гипотезы доказательной базой.

Кину хотелось раздвинуть полотно времени и пространства, а затем рвануть туда, где главной заботой была подготовка рецепта для участия в кулинарном шоу. Однако в этой вселенной оставался час до того, как в портовом районе Сосалито Кин пересядет в машину Маркуса и они поедут к точке темпорального прыжка.

А пока Кин нашел место, откуда открывался вид на залив, и стал играть в гляделки с отблесками городских огней на воде. Оборонительные стены, возведенные им вокруг эмоций, разом обрушились, оставив после себя комок в горле, пустоту в груди и множество вопросов без ответа.

Сидя рядом с сумкой памятных вещей, он сосредоточился на воспоминаниях. В голове то и дело мелькали беспорядочные образы прошлого. Кин как мог отбивался от них, отгоняя эти картинки на задний план. Сейчас время принадлежало только ему, и он хотел запомнить лишь то, что выберет по собственному желанию.

День, когда родилась Миранда.

Три двести. Кин думал, она будет крупнее. Недовеса не было, девочка выглядела вполне здоровой. Кин взял ее на руки и, прижав к себе маленькое тельце, ощутил всю хрупкость вселенной.

Да, он перемещался во времени, убивал одних людей и спасал других, но к такому оказался не готов.

Хезер подняла на него глаза и усмехнулась. За полтора часа потуг ее волосы пропитались испариной.

– Такое чувство, что ты боишься ее сломать, – сказала она, выглянув из-за портативной видеокамеры.

– Да, боюсь.

– Младенцы очень пластичные. Сам увидишь. Даже если упадут, с ними ничего не случится. В отличие от нас, взрослых. Это мы хрупкие, а не они.

Хезер говорила с позиции человека, выросшего с четырьмя младшими братьями и сестрами. Кин давно забыл, была ли у него другая семья. Он держал на руках только что родившегося ребенка, и сердце замирало от нового опыта.

Миранда кашлянула, хлюпнула носом и закричала.

– Иди сюда, малышка, – пропела Хезер, передавая видеокамеру мужу, и взяла у него дочь.

Уже несколько дней Кин обдумывал слова, которые скажет новорожденной. Тем утром, когда солнце едва выглянуло из-за горизонта, он остановился на первом варианте.

– Жизненный урок номер один, – произнес он, закрыв один глаз, а другим смотря в видоискатель камеры. – Когда играешь в футбол, не беги за мячом. Беги туда, где он окажется.

– Жизненный урок номер два, – парировала Хезер. – Жан-Люк Пикар – лучший капитан космического корабля в «Звездном пути», и подобных ему больше не будет. Никогда. Но если когда-нибудь захочешь уважить отца…

Хезер кивнула на стоявший в углу чемодан на колесиках и обратилась к мужу:

– Кин, загляни в передний карман. Там для нее подарок.

Он поставил запись на паузу, расстегнул молнию и нащупал что-то мягкое вроде пряжи.

– На ощупь как… – начал было Кин, но умолк, вытащив и развернув находку.

– На тот случай, если ей захочется ощутить духовную связь с папулей. В промежутках между фантастическими фильмами.

Держа в руках красно-белый детский шарфик с вышитым названием «Арсенал», Кин улыбнулся жене так широко, что губам стало больно. В тот момент ничто не могло сделать мир еще лучше. Кин вернулся к постели и нежно накинул шарфик на Миранду, ерзавшую на руках у матери.

– Прекрасный ребенок, – сказала медсестра, положив на стол стопку покрывал, и взяла висевший за дверью планшет. – «Миранда Элизабет Стюарт». Какое красивое имя…

– Нам тоже нравится, – рассмеялась Хезер с особой нежностью, которой Кин прежде не замечал в ней. – Нравится? Да, очень нравится, – заворковала она, обращаясь к ревущему младенцу.

В ее голосе слышалась смесь любви, надежды и отчаяния, свойственная лишь новоиспеченным родителям, очарованным и перепуганным одновременно.

Кин рухнул в кресло у больничной койки и ощутил, как усталость вкрадчиво шепчет «закрой глаза». Услышал, как выходит медсестра, отключился, а через секунду почувствовал, что жена толкает его локтем.

– Кин! – вполголоса позвала Хезер, ткнув его еще раз.

Открыв глаза, Кин увидел улыбку на ее измученном лице.

– Смотри, – одними губами сказала она и кивнула на ребенка.

Тихо спящий младенец.

– Дремлет впервые в жизни, – еле слышно шепнула Хезер. – Положишь ее в колыбельку?

Она передала ему дочь с той же осторожностью, с какой недавно отдавал ее Кин. И тогда он понял: несмотря на опыт общения с братьями и сестрами, уверенность Хезер была показной. В спорах она могла вести себя как вышедший из-под контроля тепловоз, за словом в карман не лезла, отличалась смекалкой, а то и дерзостью (о таких говорят «язык до добра не доведет»), но в роли матери нервничала не меньше, чем новоиспеченный отец.

Баюкая Миранду, Кин подошел к теплой больничной кроватке и замер над ней, не желая расставаться с дочерью. Хотелось закрыть ее собственным телом, защитить от любых угроз из прошлого, настоящего или будущего. Это навязчивое ощущение пришло и ушло, сменившись мыслью, что у Миранды теперь есть свое место в мире и Кин, доверив дочь колыбели, не перестанет ее защищать. Он опустил спящее дитя на матрасик, а сам снова упал в жесткое кресло рядом с Хезер. Жена уже закрыла глаза. Взяв ее за руку, Кин продолжал наблюдать за Мирандой.

Теперь же он сквозь слезы смотрел на расплывчатые городские огни. Может, не стоило расслабляться и забывать о бдительности? Может, сотрудники бюро нашли бы его в любом случае? Мысли громоздились в голове, формируя длиннейший список, и Кин зажмурился. Он не открывал глаза, пока не сумел усмирить ту специально натренированную часть мозга, которая отвечала за планирование и структурировала варианты действий.

Сейчас навыки спецагента были бесполезны. Только воспоминания о прошлом с Хезер и Мирандой могли помочь ему пережить эту ночь. Остался один час. Семью разделяли воды залива Сан-Франциско. И все же Кин надеялся, что родные каким-то образом читают его мысли.

Глава 8

Провал.

Это слово вертелось у Кина в голове во время часовой поездки из Сосалито к безлюдной двухполосной дороге, змеившейся меж холмов к Тихому океану. Даже шагая следом за Маркусом по горному склону, пробираясь через колючие кусты, иссохшую грязь и сорную траву, он не мог отделаться от мысли, что бросил семью и это полный провал.

Он подвел жену и дочь, когда сел в машину Маркуса, а затем последовал за ним к точке темпорального прыжка. По логике эвакуационной стратегии у Кина не было выбора. Просить Хезер и Миранду принять невероятную истину и сменить привычную жизнь на существование в бегах было бы несправедливо. Этот вывод сомнений не вызывал.

Но если допустить, что были и другие варианты? Эта мысль не давала ему покоя во время пустой болтовни с Маркусом.

– Что ты решил взять с собой? – поинтересовался тот после вопросов о жизни с Хезер.

– Почти ничего. Телефон. Зарядное устройство. В будущем наверняка найдется способ подключиться к ю-эс-би-порту и сохранить фотографии.

– Думаю, их даже смогут перевести в трехмерные голограммы, – проронил Маркус так, словно речь шла о стоковых картинках, а не о снимках брошенной Кином семьи.

– Еще несколько распечатанных фотографий. Бумажник и счастливый пенни. Все.

– Счастливый…

Краем глаза Кин заметил, что губы Маркуса как-то странно изогнулись, будто он с трудом подыскивал нужное слово.

– Ты о монетке? – спросил Маркус.

– Она приносит удачу.

– Наверное…

Маркус закашлялся.

– Наверное, ты очень дорожишь этой монеткой, – с расстановкой произнес он.

– Честно говоря, даже не помню, откуда она у меня. Вернее сказать, еще не вспомнил. Мы с ней многое пережили. А почему спрашиваешь? Это всего лишь пенни.

– Любопытно узнать, что ты счел памятными вещами. Только и всего.

Маркус завел речь о том, как проходил в университете курс психологии, а затем переключился на рассказ о стандартной экипировке путешественника во времени, но Кин почти не слушал его. В голове бурлили другие, более важные мысли.

Он подвел семью, потому что сдался. Пошел на поводу у Маркуса. Тот уже настраивал ускоритель темпорального прыжка. До отбытия оставалось несколько драгоценных минут.

У Кина еще была возможность дать отпор.

– Ну а с машиной что будет? – спросил Кин, поддерживая приятельский разговор и одновременно с тем прикидывая варианты действий.

– С машиной?

Сосредоточившись на оборудовании, Маркус не заметил, что Кин подошел чуть ближе.

«Убежать? Стукнуть его так, чтобы потерял сознание?.. Убить?»

– Ну да. Мы ее бросили. Разве это не темпоральная деформация?

– Не-а, – отозвался Маркус, и внутренние распри Кина прервала яркая вспышка.

Когда глаза привыкли к свету, он увидел маленький голографический экран, возникший над металлической сферой в руке у парня.

– С машиной разберется логистическая команда, – сказал Маркус. – Однажды я спросил, как это делается, но у них служебные секреты.

Бормоча себе под нос, Маркус коснулся голограммы и попятился. Теперь Кин слышал, о чем он говорит.

– Так, задать темпоральные координаты… Черт возьми, Стю, неужели нельзя было сбросить значения к исходным? Ну почему всем наплевать на порядок?

Новые касания. Маркус хмуро смотрел, как голограмма меняет цвет и по экрану бегут сообщения.

– Парни, вы серьезно? Ну в чем проблема-то? Неужели никто, кроме меня, не соблюдает правила? Как будто протоколы написаны просто так, для галочки!

Он продолжал работать, а Кин тем временем приблизился к нему на расстояние вытянутой руки. Вырубить? Да, этот вариант давал наибольшее пространство для маневра. По крайней мере, тогда Кин сумеет обдумать способы воссоединения с семьей.

Вот только он давным-давно не вступал в рукопашный бой. Взвинченный, он чувствовал, как напряглись пальцы рук и ног, локти и кулаки приготовились к схватке, но душу глодал червячок сомнения. Что, если навыки спецагента не сохранились в мышечной памяти?

– Ну ладно. Твоя очередь, – сказал Маркус.

Голограмма исчезла, и оба теперь стояли под черным небом.

– Готов к путешествию сквозь время? – спросил Маркус, развернулся и, несмотря на темноту, прочел все у Кина в глазах и вылупился на него. – Что ты…

Не дав ему договорить, Кин взял Маркуса в усыпляющий захват. Строго по учебнику. Подбородок Маркуса впился ему в локтевой сгиб, ноги забились в пыли, а Кин надавил на сонную артерию – вернее сказать, попытался, поскольку Маркус не обмяк. Напротив, он забился, захрипел и врезал Кину локтем по ребрам.

– Кин! – выдавил Маркус. – Хватит!

Он упал на колени, подняв облако пыли.

То ли Кин чего-то не учел, то ли разучился проворачивать подобные фокусы: вместо того чтобы лишиться чувств, Маркус извернулся и с трудом выговорил:

– Мы же друзья. Считай, родные люди.

– Ошибаешься. Друг никогда не поступил бы так, как ты.

Кин надавил коленом ему на спину – выключайся же, ну!

– …И ты мне не родной.

– Пх… Пех…

Похоже, дело шло на лад. Маркус обмяк, хотя еще пытался дышать.

– Мое место не в будущем, а здесь. Вместе с семьей.

– Пен…

– С моей семьей. Я должен остаться. Ради Миранды.

Стоявший на коленях Маркус заерзал из стороны в сторону, набирая воздух для последнего слова.

– Пенни.

В голове грянул гром. В глазах потемнело, ноги подкосились, и Кин схватился за виски, пытаясь изгнать грозу из черепной коробки.

Освободившийся Маркус отскочил в сторону и повторил:

– Пенни.

Это слово… Его хватило, чтобы в голове у Кина забурлило светошумовое варево.

– Пенни.

Кин упал на спину. Ноги поджались, как у эмбриона. Во всем теле запульсировал невидимый отбойный молоток.

Слово «пенни» он слышал далеко не впервые. Почему же оно так действует, когда его произносит Маркус?

Кин не видел его лица, но, сражаясь с жестяным звоном в голове, услышал извиняющийся голос:

– Прости, что пришлось так с тобой обойтись. Сейчас помогу.

Кин с трудом приоткрыл один глаз. Маркус приближался к нему со шприцем в руке.

– Не надо, – тяжело выдохнул Кин и откатился в сторону, приминая траву и отбиваясь ногами от чего-то бесформенного.

На него навалился тяжелый груз, и шею кольнуло чем-то острым.

Инъекция подействовала моментально. Осколки ледяного взрыва разлетелись по кровотоку.

Перед отключкой Кин услышал, как Маркус бормочет под нос:

– Да, монетка и впрямь счастливая.

* * *

Когда Кин открыл глаза, его запястья горели огнем. Зрение привыкло к виду ночного неба. Он даже сумел отдышаться, глядя, как стоящий на коленях Маркус возится с настройками темпорального ускорителя. Кин понял, что его руки примотаны к прокси-рукояткам – или как там они называются – чем-то наподобие старой веревки, а тело плашмя покоится на пыльной земле.

Да, прокси-рукоятки. За них надо покрепче держаться, путешествуя во времени, чтобы перемещение увенчалось успехом.

Вернулись новые воспоминания. Сначала технические подробности при взгляде на оборудование, а затем другие, не требовавшие аудиовизуальных триггеров. Просто возникли в сознании сами собой.

– Ты что, связал меня?

– Ага. Извини. И прости, что пришлось воспользоваться словом на букву «п».

Маркус застегнул лежавшую у ног сумку и выпрямился:

– Я сжульничал. Ты не был готов услышать это слово, произнесенное знакомым голосом.

– Что все это значит? «Пенни»… Проклятье, это всего лишь монета. Один цент.

– Не могу сказать. – Стараясь не смотреть Кину в глаза, Маркус закусил губу. – Таковы правила. Ты должен вспомнить все самостоятельно. Твой мозг не готов к осмыслению обеих эпох. Первый укол помог тебе, а второй должен ускорить дело. Он, если можно так выразиться, снимет воспаление мозга. Расширит границы сознания. Ты многое вспомнишь, и эти воспоминания уже не вызовут тошноты. Вот смотри.

Он снял колпачок шприца, обнажив короткую иглу в защитном металлическом кожухе.

– Сейчас я тоже приму лекарство. Без фокусов. Никакого риска.

Маркус вонзил иглу себе в шею, надавил на поршень, поморщился и убрал шприц.

– Все. Готово. Для меня это мера предосторожности. Для тебя – способ разбудить память. Но должен предупредить: когда это произойдет, ты можешь почувствовать боль.

Кин встал на колени, но все суставы казались какими-то разболтанными, существовали не вместе, а по отдельности. Он попробовал выпрямиться, но плечи зашлись тупым жжением, и он снова упал лицом в пыль.

– Как долго я провалялся без сознания?

– Минут десять-пятнадцать, что-то вроде того. Больно? Значит, препарат действует. Прости, что связал тебя. Надо было удостовериться, что мы вернемся вместе, – сказал Маркус, напряженно морща лоб. – Ну ладно. Нам пора.

Он еще несколько раз коснулся парившей в воздухе панели, и та исчезла.

– Пусковой цикл инициирован, – объявил бесплотный голос ускорителя. – До старта шестьдесят секунд. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь.

– Подожди, – попросил Кин.

Веревка врезалась в онемевшие руки. Он дернулся, но безрезультатно, как выброшенная на берег рыба.

– Мне нельзя в будущее. Ты говорил, мы друзья. Помоги остаться здесь. Помоги найти какой-нибудь выход.

Кин снова дернулся, и носки кроссовок зарылись в землю, взбив два фонтанчика пыли.

– Умоляю. Я не могу бросить семью. Только не это.

Такое чувство, что он разговаривал с кирпичной стеной. Делая вид, что Кина не существует, Маркус склонился над рукоятками, присел и сжался в комок.

Стандартная поза перед прыжком. Кин прекрасно ее помнил. Ну конечно. Как он мог забыть?

– Сорок пять. Сорок четыре.

– Просто потерпи, Кин, – сказал Маркус. – Скоро ты начнешь вспоминать, зачем…

В сознании загудел гонг, и обмякшее тело Кина проиграло те несколько дюймов, что он сумел выгрызть у гравитации, а в голове что-то снова взорвалось, создав невыносимое давление, и его требовалось стравить – хоть как-то, как угодно. От боли он зажмурился, и в глазах запестрили образы, моментально сменявшие друг друга.

Круглолицая шатенка над кухонной плитой. Кошка с белыми лапами и окрасом морды, как у енота. Человек с футбольным мячом. Машины, летающие промеж высоких зданий. Кольцо на пальце.

– Что, началось? Потерпи, я рядом. Прорвемся.

– Тридцать семь, – отсчитывал нечеловеческий голос. – Тридцать шесть.

Мозг наводнила информация, и подробности вспыхнули так, будто в темной комнате включили свет. Пенни. Акаша. Вид из окон их квартиры. Маркус, брат Пенни.

Кольцо. Его Кин подарил Пенни, когда делал предложение.

– Тридцать одна. Тридцать секунд до старта.

И снова звуковой удар. От него, как после хорошей оплеухи, заныло все лицо. Кин знал, что кричит от боли, но не слышал этих криков из-за безостановочного звона в ушах. Перед глазами промчались новые образы, смешиваясь с остальными, будто в блендере, где каким-то непостижимым образом рождался смысл его жизни.

Миранда. Хезер. Дорога. Бэмфорд. Работа.

Как только стих шум в голове, тело пронзил электрический разряд. Мышцы свело судорогой, шея изогнулась, голова запрокинулась к небу. Снова Пенни, тысячу раз Пенни, коллаж из наслоившихся воспоминаний и водоворота разрозненных нюансов, где единственной константой оставалось ее лицо.

– Пенни, – сказал он скорее себе, а не Маркусу. – Как вышло, что я забыл Пенни?

– Ты не забыл. Цеплялся за ее образ, даже когда отказала память. Образ Пенни, приносящей удачу.

Маркус кивнул на ускоритель. Тот продолжал отсчитывать секунды.

– …Все в порядке. Не переживай. Просто держись.

– Двадцать. Девятнадцать.

Восемнадцать лет назад Кин оставил Пенни и отправился на ничем не примечательное задание. И все же после того вечера в Дейли-Сити, отринув всякую надежду о спасении, он обосновался в этой эпохе, устроился на работу, и Пенни испарилась у него из памяти. Ни лица, ни голоса, ничего.

Она даже не попала к нему в дневник.

– Свадьба, – сказал Кин, сражаясь со жгучей болью в руках и ногах. – Я что, пропустил свадьбу?

– Нет. Она на следующей неделе.

Кулинария. Общество спасения кошек. Ресторан, который Пенни хотела открыть. Кредит на развитие бизнеса – только собирались взять. Сама их жизнь.

На долгие годы Пенни уменьшилась до размеров символизирующей ее монетки.

– Десять. Девять, – твердил бесплотный механический голос.

Будущее или прошлое? Нельзя выбрать одну из двух жизней, старую или новую. Только не сейчас. Только не так. Миранда и Хезер не заслуживают предательства. И Пенни тоже. Кину требовалось время, чтобы все обдумать.

– Останови отсчет, Маркус. Я вспомнил Пенни.

– Семь. Шесть.

– Не могу. Процесс необратимый.

– Нет, мне нужно больше времени, чтобы разобраться.

Возобновилась пульсация в груди, и быстрые удары раскатились по всему телу.

– …Так нельзя. Надо подумать.

– Два. Один. Старт.

Темноту пронзил высокочастотный гул, за ним урчание, от которого заплясали камешки и комья земли, и снова гул, поначалу низкий, но быстро набирающий высоту и громкость.

– Маркус… Маркус, мне нужно больше времени, нужно больше…

Не договорив, Кин ослеп от белой вспышки, а за ней последовала кромешная тьма – темнее ночного неба над безлюдным пейзажем Северной Калифорнии.

Глава 9

Кин открыл глаза. Яркие точки звезд в небесах почти сразу превратились в полосы, когда на него, лежавшего на спине, обрушился приступ головокружения. Раскинув руки, Кин вцепился в неровную землю, поросшую сухой травой.

– Хезер? – крикнул он. – Похоже, я ударился головой!

– Секунду, Кин, – отозвался кто-то, а затем пробормотал нечто неразборчивое.

Мужчина, не Хезер. Мир перестал кувыркаться, и зрение стабилизировалось настолько, что Кин увидел звезды, а под ними – мерцающие очертания зданий Области залива Сан-Франциско. Судя по близости к Золотым Воротам, они находились у холмов неподалеку от горы Тамалпаис, а затем широкий световой луч стер все это из вида.

Лучу сопутствовали низкий гул и урчание какого-то механизма. Проморгавшись, Кин различил в ослепительном сиянии силуэт автомобиля.

Машина парила в воздухе.

– Ничего себе…

– Ладно, ладно, дружище, уже все, – сказал мужской голос. – После темпорального прыжка ты слегка расклеился.

Что-то кольнуло Кина в шею. К голове прилила кровь, и мозги встали на место.

– Транспорт шесть-два, приземляйтесь и ждите нас, – сказал мужчина, обращаясь к наручным часам. – Он дезориентирован.

Кин попробовал изогнуть шею и оглядеться, но окаменевшее тело не слушалось. В висках застучал знакомый пульс, вскоре сменившийся сильным распиранием черепной коробки.

– Голова…

Даже закрыв глаза, Кин видел яркий свет. Шум усиливался, будто источник звука был подключен непосредственно к мозгу.

– Так… Все, взяли.

Чьи-то ладони схватили Кина за руки и ноги, оторвали от земли и водрузили на облако. Так ему показалось. Не в силах открыть глаза, он пошарил вокруг. То ли металл, то ли пластик. С каких это пор путешествие на носилках по пересеченной местности стало таким комфортным? Такое чувство, что он летит – или парит в воздухе.

Полет. Летающий автомобиль. Парящие носилки. Мужской голос. Маркус. Хезер? Ее здесь нет. Она сто лет как умерла.

Кин теперь в будущем.

* * *

В следующий раз, когда он открыл глаза, мир вспыхнул с резкостью, которой Кин не ощущал уже много лет. И дело не только в зрении (оно улучшилось, но не стало идеальным), но и в извечной боли в коленях. Теперь она значительно уменьшилась. Пару секунд Кину хотелось лишь одного: осмотреть комнату, оценить ситуацию и сообразить, как сбежать отсюда.

Впервые за долгие годы голова работала в полную силу, и вовсе не благодаря подготовке суперагента. Когда Кин уселся на больничной койке, ему не пришлось спрашивать, где он. Достаточно было посмотреть по сторонам.

На прикроватной тумбочке лежал небольшой черный диск, а над ним светилось голографическое сообщение – как ни странно, написанное от руки. «Это от Пенни», а ниже – дата и подпись: «Маркус».

Пенни.

Одно это имя вызвало лавину… ну, всего на свете, и вскоре она уравновесила ту жизнь, с которой только что расстался Кин. Судя по висевшему перед ним медицинскому журналу, уже две недели Кин находился в терапевтическом отделении, где его пичкали метаболизаторами, исцеляя тело и разум.

Кин снова глянул на дату над черным диском. Свадьбу он пропустил. Голографическая надпись исчезла, едва Кин коснулся диска, и он сжал эту вещицу в руках – просто ради того, чтобы держаться за что-то осязаемое.

С ошеломляющей ясностью к нему вернулись новые подробности, и головоломка жизни наконец обрела законченный вид. В двадцать два года Кин поступил в совершенно секретную академию БТД, годом позже выполнил первое поручение для отделения Торонто, а затем его перевели в Сан-Франциско. На последнем задании он – вместо того чтобы получше изучить план – бегло ознакомился с разведданными. Доверился нутру, интуиции, способности изучать, визуализировать и принимать решения, но недооценил умение объекта сливаться с толпой. В итоге был атакован недалеко от служебного номера в мотеле. А когда эти подробности стали забываться, после того как он застрял в прошлом, их сменило инстинктивное предчувствие вкупе с навыком разрабатывать и претворять в жизнь самые замысловатые планы. С учетом профессионального умения оценивать обстановку и визуализировать варианты решения проблем неудивительно, что в тысяча девятьсот девяносто шестом году Кин подался в сферу информационных технологий.

К тому времени ему уже стукнуло тридцать два, но благодаря метаболизаторам он легко мог сойти за двадцатитрехлетнего. Увязнув в прошлом, он восемнадцать лет старился с естественной скоростью, но теперь, в будущем – или настоящем? – этот процесс замедлится. Просто Кин будет выглядеть гораздо старше друзей и ровесников.

Вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетел Маркус.

– Очнулся? Пойдем.

Кин распрямился, и тело отозвалось размеренными уколами в висках.

– Я тоже рад тебя видеть, Маркус.

Маркус Фернандес. В памяти всплыла эта фамилия, а также факт, что она уже не свидетельствует об этнической принадлежности. Межрасовое кровосмешение расцвело в двадцать первом веке и обесценило вопрос стереотипных имен. Фамилия Фернандес подходила акценту Маркуса куда меньше, чем бледная кожа или соломенные волосы.

– Я не шучу. Нам пора. По пути объясню.

Все еще не в гражданской одежде, а в стандартном обмундировании оперативника, Маркус коснулся полупрозрачной панели управления больничной койкой.

– Ну же!

– Опаздываем на футбол? – спросил Кин.

Он почувствовал, как кровать изменила форму. Под руками появились подлокотники, изножье опустилось, а плоская поверхность превратилась в подобие летающего кресла-каталки. Маркус схватился за рычаги, которые выдвинулись у Кина за спинкой сиденья.

– Хотелось бы. В твоем времени – в твоем старом времени – пропала спецагент Мелета. Тебя зовут на помощь.

«Пропала».

По телу Кина разлился адреналин, будто задание было в самом разгаре. Маркус наклонил и развернул летающее кресло с легкостью, немыслимой для каталок из прошлой жизни Кина. Вместе они помчались по коридорам, вверх на лифте, мимо многочисленных кабинетов и офисных пространств. Отдуваясь, Маркус вводил Кина в курс дела. Утром, совсем недавно, в тысяча девятьсот девяносто первом году дал сбой маячок агента Имоджен Мелеты. Группа мониторинга временной шкалы подтвердила, что архивная дельта – разница между задокументированными данными и нынешней шкалой времени – еще не вернулась в состояние равновесия. На данный момент эвакуатор не мог выйти на связь с Мелетой: хотя ее маячок продолжал подавать дежурные сигналы, в командный центр не поступило ни подтверждения, ни запроса на эвакуацию.

– Как думаешь, она жива? – спросил Кин в коридоре, полном запертых дверей.

– Жизненные показатели мы получаем, и экстренного сигнала еще не поступало. Но что-то не так. Ты знаком с этой эпохой лучше других. Быть может, мы не видим всей картины. Шанс невелик, но все же…

За спиной у них захлопнулись тяжелые металлические двери, а впереди открылись новые, из пуленепробиваемого стекла, и взору Кина предстало то же, что показывали рекрутам на первой экскурсии по бюро. С тех пор он был равнодушен к подобным вещам. Как оперативника его не интересовали отделы планирования и мониторинга. Его задача – не лезть на рожон и не засиживаться на одном месте.

Но теперь он смотрел на рабочий зал командного центра.

Три кольца рабочих столов, голограммы с данными и отчетами по безопасности, снующие повсюду люди, а над ними довлеет громадное информационное табло. От разноцветных изображений, цифр и букв голова пошла кругом, и несколько секунд Кин пытался сообразить, где кто находится. Ребята из контроля безопасности наблюдали за смещениями гравитационного поля, вызванными темпоральной деформацией. Мониторинг временной шкалы выявлял несоответствия и специфические изменения во времени. Координационный отдел обеспечивал обмен информацией между эвакуаторами и другими группами на местах. И еще человек тридцать из других подразделений метались туда-сюда, беспрестанно разговаривая друг с другом.

Справа от информационного табло располагался список ключевых имен и событий, нуждавшихся в строгой защите без оглядки на вопросы морали и нравственности. Слева Кин увидел лицо объекта текущего задания: увеличенный кадр видеозаписи в сопровождении особых примет и данных, имеющих отношение к делу. Исполнителя нанял неустановленный заказчик. Цель – проведение биржевой махинации. Рядом с лицом наемника горела большая цифра 2, обозначавшая сферу влияния второго уровня: темпоральная деформация ради исключительно финансовой выгоды, с незначительным воздействием на последующие поколения и с отсутствием летальных исходов.

Просто деньги на банковском счету.

– Мы уже здесь! – крикнул Маркус, прерывая ход мыслей Кина. – Как успехи?

– Геолокация указывает на Чайна-таун. Уже восемь часов Мелета находится на одном месте. Судя по координатам – в переулке между зданиями, но эвакуатор Сидни не может ее найти.

Вокруг стоявшего на подиуме человека кружились голограммы.

Он опустил глаза:

– Спасибо, что откликнулись, агент Стюарт. Но, боюсь, вы опоздали.

Человек обратился к парившей перед ним проекции мужчины в белой рубашке за большим столом:

– Надо уведомить замдиректора о пропаже и предположительной смерти Мелеты. Поставьте в известность отдел гражданской интеграции. Пусть на всякий случай подготовят уведомление о гибели сотрудника.

– Легенда?

– Зависит от того, будет ли у нас тело.

Завязалось обсуждение логистических особенностей транспортировки мертвеца, чтобы тело – если его, конечно, сумеют найти – не пострадало при темпоральном прыжке. От терминов вроде «зафиксировать», «экранировать», «сохранить структуру коллагена», произносимых самым бесстрастным тоном, у Кина засосало под ложечкой. Затем речь зашла об уведомлении родных: «компенсация расходов на погребение», «оплата психологической помощи» и «ресурсы для восстановления после травмы».

Должно быть, примерно так же работают с овдовевшей Хезер. И осиротевшей Мирандой. И то же самое услышала бы Пенни, случись Кину не вернуться.

Продолжить чтение