Друг

Глава 1

В тот год лето затеяло бой с осенью за Зареченск, наполнив последние дни августа духотой и запахом раскаленного асфальта. Серые пятиэтажки спальных районов все еще тонули в зеленом море листвы тополей и кленов, но кое-где уже появились первые рыжие пряди, то ли от уже несколько недель стоящей жары, то ли как предвестники наступающей осени.

Как обычно бывает, в этот период городок оживал. Днём улицы наполнялись звонкими криками и смехом вернувшихся из лагерей и деревень детей, время от времени разбавленными выкриками из открытых окон и балконов, призывающих обедать, спать или куда-то собираться.

Как, например, в магазин. Прилавки единственного в городе универмага “Детский мир” до закрытия атаковали мамаши с детьми. Примеряя туфли, ботинки, брюки, юбки и пиджаки. Расчеркивая на предусмотрительно приклеенных возле кассы листах, ручки. Выбирая пеналы, тетради и ранцы.

Глаза детей радостно горели, словно они впервые открыли для себя волшебный мир канцелярских товаров. Они напрочь забыли, как скоро будут ненавидеть домашние задания и контрольные, сейчас перед глазами только яркие тетради и карандаши, а в ожидании встречи с друзьями, которым нужно столько всего рассказать. Так много случилось за лето.

Именно в эти дни случилась история, которая навсегда изменила городок. Кому-то даже пришлось навсегда покинуть городок.

Этот ужас начался в жаркий пятничный день августа. Следующий понедельник уже "Первое сентября". Школьникам оставались считанные дни, чтобы отхватить последний кусочек лета.

День клонился к вечеру. Тень от обшарпанных домов уже накрывала большую часть двора, все ближе подкрадываясь к детской площадке. На самом краю теневой границы, напротив одной из одинаковых пятиэтажек, выстроилась троица ребят. На вид им было лет двенадцать. Задрав голову вверх, они всматривались в окна, ладонями прикрывая глаза от бликов солнца. Затем самый высокий из них сложил руки рупором и крикнул.

– Серый! Выходи!

– Сееерыыый! – поддержал его пухлый мальчишка в белой футболке, так сильно натянутой на его круглом животе, что казалось, сейчас ткань затрещит и лопнет.

На втором этаже распахнулось окно, и из него высунулась женщина с ярко-рыжими волосами, завитыми в мелкие кудряшки.

– Чего разорались, бестолочи?

Пацаны слегка опешили. Это был явно не Серый. Но затем самый высокий из них подал голос.

– Теть Тамара, а Серы… Сережка выйдет?

– Обедает он. Только и знаете, что носиться как оглашенные и орать.

Женщина закрыла окно, не удостоив озадаченную троицу ответом. Сидевшие на лавочке у подъезда старушки, обмахивающиеся сложенными в подобие веера газетами, одобрительно закивали и что-то зашамкали.

– Лан, пошли, ждать его что ли, – сказал высокий, смачно сплюнув на асфальт.

– Ну и х.. хрен с ним, – поддержал пухляш.

Безобидное ругательство далось ему фальшиво, но высокий одобрительно скривил рот в ухмылке, от чего пухлые щеки второго также довольно расплылись.

Высокий, а за ним и пухляш повернулись и зашагали через двор. Третий мальчишка остался на месте. Это был щуплый паренек в клетчатой рубашке и шортах до колен, край одной из гач был вымазан зеленкой, а под ней красовалась и причина такого попустительского отношения к вещам – большая ссадина, также густо окрашенная в зеленый.

– Погодите! – крикнул он.

– Чего еще? – ответил высокий, через плечо.

– Ща. Напишу где мы.

Мальчишка подобрал кусок штукатурки и стал выводить на асфальте буквы. Высокий и пухляш развернулись, подошли и с безразличным видом наблюдали за стараниями товарища.

“МЫ НА СТРОЙКЕ” – наконец закончил паренек.

– Всё? – спросил высокий, прищурив один глаз.

– Угу, – закивал клетчатый, отряхивая руки.

– Ну наконец-то, – высокий закрепил свое нетерпение плевком в надпись, попав точно в середину буквы “О”. – Пошли уже.

Троица пересекла детскую площадку. Высокий при этом подцепил носком кеда, выкатившийся на встречу резиновый мяч и, не внимая просьбам малышни “катнуть” обратно, запнул его далеко в заросли полыни. Малыши проводили его молчаливым взглядом, и лишь когда фигуры троицы значительно отдалились, отпустил вслед парочку оскорблений, предусмотрительно не повышая голос.

Стройка. Есть ли лучшая игровая площадка для пацанов? Тут и лабиринты недостроенных стен, и готовые бойницы для игры в войнушку, а если повезет, можно было найти кусочки карбида и соорудить самодельную бомбу или поджечь и долго смотреть на магический синий огонь. Рабочий день как раз закончился, строители разошлись, старый сторож наверняка спит в своем вагончике, а во временном заборе из досок и сетки вперемешку уже было столько ходов, что его даже перестали ремонтировать.

В одну из таких брешей и проникли трое пацанов, протиснувшись сквозь выломанные доски. Ненадолго задержались, спрятавшись в зарослях высокой травы, высматривая сторожа, и, убедившись, что путь свободен, отправились в недра недостроенной многоэтажки.

Полазили по лабиринтам подвалов, покидали камни в еще не застывший раствор бетона и наконец обнаружили место, где можно было задержаться подольше – большую кучу свежего песка. Разровняли небольшую площадку, начертили на нем круг и по очереди кидали в него перочинный ножик, отсекая сектора.

Высокий только что выдернул нож из земли и, держа его за лезвие, спросил.

– Чья очередь?

– Моя! – крикнул пухляш, протягивая руку.

– Макс, ты чё? Ты в линию попал! – возмутился пацан в клетчатой рубахе.

– Не звезди! – тот, кого назвали Максом, продолжал тянуть руку.

– Костя, ну правда! У него пропуск хода! – клетчатый уповал на справедливость, обращаясь к высокому.

– Так, Санёк, у тебя, похоже, предъявы к Максу? – ехидно сказал Костя. – Может, ты хочешь доказать по-пацански, что прав?

– Да пусть кидает, – опустив голову, почти шепотом сказал Санёк и махнул рукой.

Пухлое лицо Макса расплылось в довольной улыбке, став еще шире. Он взял нож и занес над кругом.

– Здарова, пацаны! – раздался звонкий, слегка картавый голос откуда-то сверху.

Рука Макса дрогнула, и нож воткнулся в песок вне круга.

– Несчитово! Помеха! – закричал он, хватая нож. – Серый – очканавт, чё орешь под руку?!

Пацаны задрали головы на звук голоса. На недостроенной стене стоял белобрысый мальчишка в очках, одна половина которых была заклеена белой картонкой.

– Че обзываешься? – обиженно ответил он. – У меня вон что есть. За это не получишь.

Серый, или Сережа, как назвали родители, вытащил из кармана спортивных штанов батончик в легко угадываемой каждым ребенком упаковке.

– Оооо, Сникерс! – тут же отозвался Макс, напрочь забыв про переброс. – Сорок восемь – мало просим! Давай, делись!

– Давай кати сюда, Серый, – подхватил Костя.

– Сейчас! – по голосу стало понятно, что Сережа шутил и поделится со всеми.

Он, конечно, с большей радостью разделил шоколадку с Сашкой – своим лучшим другом. Но этим летом они вместе остались в городе, как и Макс с Костей, и часто играли, можно сказать даже подружились. Хотя Костя и Макс были задиристые и, бывало, чересчур наглые, но зато в школе их побаивались во всей параллели и даже некоторые пацаны постарше, а это чего-то да стоило.

– Сейчас. Ждите, – повторил Сережа. – Я быстро.

Он повернулся, осматривая, где удобнее спуститься.

– Да ты прыгай. Тут песок свежий! – крикнул Костя, указывая на кучу.

– Нее, высоко, – неуверенно ответил Сережка.

– Да не дрейфь, – отозвался Костя. – Ща! Жди.

Он ловко вскарабкался на стену, перепрыгивая по торчащим выступам, и через несколько мгновений уже стоял рядом с Сережей.

– Дай-ка, – он протянул руку к батончику.

Сережа передал ему шоколадку. Открыв упаковку, Костя откусил приличный кусок и, пережевывая, крикнул Максу и Сашке, которые остались внизу.

– Короче, кто не прыгнет со стены, “Сникерс” не получает, – распорядился он. – Посмотрите, там кирпичей нет и нож заберите.

Ребята осмотрели кучу и, убедившись, что ни камней, ни кирпичей в ней нет, отошли в сторону.

– Чисто! Прыгай! – крикнул Макс.

Костя согнул ноги в коленях, несколько раз взмахнул руками взад-вперед и прыгнул в кучу с криком “Киияааа”, подражая героям китайских боевиков. Пятки его кедов погрузились в рыхлый песок, не удержавшись на ногах, он плюхнулся на задницу, но тут же сам поднялся и отряхнул штаны.

– Высший класс! – оценил он сам свой прыжок. – Ну чё? Слабо? Я сейчас еще раз прыгну и весь Сникерс зарубаю.

– Ниче не слабо, – отозвался Макс, но слегка неуверенно. – Пошли! – он толкнул Сашку в плечо по направлению к стене, делая вид, что направляет замявшегося товарища. Сам пошел следом.

Костя их обогнал и руководил подъемом по найденной им “дорожке”. Вскоре трое уже стояли на стене, дожидаясь, пока грузный Максим, пыхтя и фыркая преодолеет последний выступ. Наконец он справился и встал рядом с другими. Костя стоял рядом с Сережей, поскольку взобрался первым.

– Так, – сказал он, протянув руку Сереже. – Дай, как мне.

Тот послушно передал ему остаток шоколадки, которую сам так и не попробовал. Костя продолжал.

– Кто прыгает, откусывает кусок, но чтобы всем досталось. Я уже прыгал так что банкую. Серый, давай ты следующий.

Костя протянул Сережке его же сникерс, тот откусил.

– Давай! – Костя указал на кучу песка.

Сережа показал на рот, намеренно сильнее шевеля челюстями. Мальчишки нетерпеливо ждали. Костя даже притопывал ногой.

– Ну давай уже! – подбадривал он..

– Ну ты чё, зассал, что ли? – подначивал Макс с края стены, едва отдышавшись.

– Да сейчас, – несколько дрогнувшим голосом ответил Сережа. – Прожевал уже.

Сережа приготовился. Он примерялся, шурша по стене сандалиями, вытягивая руки и снова опуская. – Очки! – вспомнил вдруг Сережа. – На, подержи, – он снял очки и протянул Косте, тот, не оборачиваясь, передал их Сашке.

– Да не тормози! – крикнул Костя нетерпеливо, но не закончил фразы.

Раздался короткий вскрик. Шаркающий звук. Сережа, стоявший на краю стены, вдруг поднял одну ногу и замахал руками в воздухе, начал отклоняться назад, совсем чуть-чуть, нужно всего-то немного удержать баланс, схватиться бы за что-нибудь… Но схватиться было не за что. Детские кулаки сжимали и разжимали воздух всего пару мгновений и… Казалось медленно, но на самом деле все произошло очень быстро. Секунды. Сережа, вот только что стоявший на краю стены и готовящийся к прыжку, уже падает вниз, совсем в другую сторону. Еще через мгновение раздался глухой удар и… ни звука больше.

– Я даже не коснулся… – начал было оправдываться Костя, но его прервал крик Сашки.

– Серегаааа!

Он, не готовясь, прямо оттуда, где был спрыгнул в кучу, хотя стоял не ровно напротив. Отчего неудачно приземлился на край, где почти не было песка, но тут же поднялся и, прихрамывая, стараясь не сильно наступать на правую ногу, побежал искать проход на другую сторону дома. Туда, куда упал Сережа.

Костя и Макс остались стоять на стене. Макс смотрел на Костю, не решаясь поднять глаза, отчего казалось, что он не может оторвать взгляд от шоколадки, которую все еще держал в руках Костя.

– Идём! – наконец опомнился Костя и, выбросив остатки “Сникерса”, прыгнул на кучу и тоже протиснулся в брешь недостроенной стены, где до этого пролез Сашка.

Когда Костя скрылся за стеной, Максим все еще стоял наверху, он взглянул на кучу песка, но прыгать не стал, повернулся и начал спускаться тем же путем, которым забрался на стену.

Оббегать пришлось довольно большое расстояние. Хотя Костя и бегал быстрее Сашки, но тот прыгнул раньше и раньше, нашел путь в лабиринте недостроенных стен. Так что когда Костя вывернул из-за угла недостроенного дома он увидел знакомую клетчатую рубашку вдали, возле больших бетонных блоков. Сашка стоял неподвижно.

Костя перешел на шаг, поравнялся с Сашкой и взглянул на него. Того трясло. Руки вытянуты вдоль тела. Пальцы скрючены. Рот открыт. Он словно пытался сказать или закричать, но только тряс головой из стороны в сторону, издавая щелкающие звуки. Глаза его были наполнены ужасом. Он, не моргая, смотрел вперед…

По бетонному блоку растекалась густая, почти черная, при тусклом свете сумеречного неба, к тому же стремительно застегивающегося невесть откуда набегающими тучами, кровь… Сомнения не было: это была кровь, потому что её источник был тут… перед глазами оцепеневших от страха мальчишек…

Тело Сережи висело на трёх выступающих из бетона арматурах. Две торчали у него из груди, и еще одна, пробив голову на затылке, вышла через глаз… оттуда, где был глаз. Глаз же висел на конце арматурины, раскачиваясь на тонком жгутике нервов и жил.

За спинами мальчишек раздался звук опустошения желудка. Костя обернулся, Сашка все еще стоял, оцепенев от ужаса. Рядом, согнувшись, стоял Максим, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Жесть, – сказал он с трудом выпрямляясь. – Валим отсюда!

– Стой! – распорядился Костя, остановив уже развернувшегося и готовящегося улепетывать Макса. – Нельзя!

– Почему? Валить надо! -настаивал Максим – А, а с этим, что? – он кивнул на Сашку.

– Н-незнаю… Завис…

Костя подошел к стоявшему столбом Сашке и потряс его за плечо.

– Сань, ты как? Нормальный?

– А? А? Что? – Сашка задергался, схватил Костину руку и отбросил от себя, как будто это была змея. Завертел головой и замахал руками. – Нет! Нет! Нет!

– Эээй, стоп, стоп. Тише. – Костя пытался поймать его руки. – Не кричи!

– Надо помочь! Надо позвать! – из глаз Сашки брызнули слезы.

– Стой. Стой, стой! – Костя схватил его за плечи. – Не ной! Никого не надо звать.

– Не надо звать. Просто валим! – поддержал Макс.

– Никуда не валим! – резко крикнул Костя через плечо. – Надо спрятать… его…

– Нет, нет, нет. Что? Нет, нет… – Сашка пытался освободиться от рук Кости, державших его за плечи.

– Да стой ты! Что ты скажешь? Сам упал? А если не поверят? В ментовку сдадут, а те, думаешь, разбираться будут? Нам вообще на стройку нельзя!

– Но мы же ничего не… – Макс начал говорить, но сбился, испуганно взглянув на Костю, затем наконец выдавил окончание фразы, но как будто бы даже с вопросом – …не сделали…

– Не сделали конечно! Но ты что, не знаешь, как делается?! Пришьют, что угодно.

Костя отпустил наконец плечи Сашки, и тот бухнулся на землю, уткнув голову в колени и закрывшись обеими руками. Плечи его дергались.

– Да, но… мы же дети? – пытался найти какие-нибудь отговорки Макс.

– И что? В колонию захотел? Тебя там точно в жопу оттрахают, – лицо Кости стало злым, глаза сверкнули.

Макс не ожидал такого, растерялся.

– Эээ, ты чего.., – начал было он возмущаться, но Костя взглянул на него колючим взглядом и Макс тут же заткнулся.

Усиливался ветер, на землю упало несколько больших капель дождя. Костя посмотрел вверх. Огромная черная туча затягивала небо.

– Дождь будет, – сказал он. – Надо быстрее, но зато следы смоет. Эй! – Он потряс сидящего на песке Сашку. – Вставай.

Тот отмахнулся, не поднимая головы.

– Вставай, я сказал! Ты тоже не отмажешься.

Сашка поднял заплаканные глаза, повернул было голову в сторону тела друга, но резко одернул.

– И куда мы его… спрячем? – неуверенно спросил Макс.

Костя покрутился на месте, оглядывая округу.

– Надо отнести куда-то. Где не ходит никто. А может в реку… Течение отнесет.

– Далеко. И как мы через дворы пройдем?

–Даа… Надо недалеко. Бетон! Да, точно. Он за выходные застынет намертво.

При слове “намертво” Сашка, до сих пор сидевший на земле, вздрогнул. Костя сам осекся, но тут же начал снова подгонять ребят.

– Давайте быстрее. Саха, харэ сидеть. Спалимся, всем хуже будет.

Сашка поднялся и, не поднимая головы, отошел в сторону.

– Ну всё. Давайте снимем его с арматуры.

Костя подошел к телу, присел на корточки и заглянул снизу на место, куда вошла арматура. Поднялся и уставился на глаз, свисающий с железного прута, примерно на уровне его груди. Он осмотрелся и наконец нашел то, что искал – грязный полиэтиленовый пакет. Надев его на руку, он, скривив лицо, тремя пальцами снял с арматуры глаз и стянув пакет другой рукой откинул в сторону.

– Бэээ! – Костя затряс рукой. – Не забыть, надо подобрать. Давайте все вместе. Сперва голову, потом вверх тянем. В крови не измажьтесь, не ототрешь, а то.

– Сейчас погодите. Я там видел…

Макс резко, насколько позволяла его комплекция, повернулся и побежал в сторону штабелей с кирпичами. Вскоре вернулся с куском синтетической ткани, остатками какой-то упаковки.

– Чтобы удобнее нести, – пояснил он. Костя кивнул.

Мальчишки растянули ткань на земле и обступили тело. Голову снял Костя. Каждый раз, когда кости шаркали по спиралям железного прута, по лицам ребят пробегала судорога. По арматуре растекалась красная с белыми разводами кровь. Костя отпустил руки и голова повисла на вывернутой шее. Помутневший зрачок оставшегося целым глаза смотрел куда-то на переносицу. Обычно он был прикрыт картонкой в очках. Зато кровавое отверстие второго с чернотой посередине уставилось прямо на Сашку. Тот вздрогнул и отвернулся.

Снять тело с двух оставшихся арматурин оказалось нелегко. Витые прутья крепко засели, к тому же их было два, малейший перекос и поднять тело было невозможно.

С трудом они справились и, положив тело Сережки на ткань, стояли, тяжело дыша. Уже темнело и накрапывал редкий дождь.

– Мне уже заходить пора, – тихо сказал Сашка.

– Да. Надо быстрее, а то искать начнут, – поддержал Максим.

Костя поднял пакет с глазом и кинул его на тело. Схватился двумя руками за углы ткани и распорядился.

– Вы вдвоем с другой стороны. Поднимайте, чтобы не волоком.

С несколькими остановками они дотащили тело до места, где видели свежезалитый бетон.

– А тут глубоко? – спросил Максим.

Костя поднял валяющуюся рядом палку и несколько раз ткнул в уже начинающую густеть смесь.

Осмотрев испачканный бетоном край, с уверенностью заявил:

– Достаточно. Кидаем.

Они подняли тело и вместе с тканью скинули в бетон. Тело погрузилось лишь наполовину.

– Надо притопить. Ищите палки, ни кусочка не должно торчать, – командовал Костя.

Палки, куски арматуры нашли быстро. Убедившись, что не видно никаких следов ткани, Костя разровнял куском доски поверхность заливки и отбросил доску в угол.

– Всё! Уходим.

Мальчишки побросали палки и поспешили к проходу в заборе. Идти надо было мимо места, где упал Сережа. Там уже крутилась местная дворняга – Рыжик. Бездомный добродушный пес, который постоянно таскался за ребятней, выпрашивая вкусняшки. Он обнюхивал прутья, на которых еще недавно висело тело, и даже пытался лизнуть.

– Эй. Фу. Нельзя, – попытался отогнать пса Сашка.

– Блин, кровь. Дождь может не смыть, – забеспокоился Максим поглядывая на небо. Редкие капли уже падали на землю.

– Да не, смоет. Туча вона какая чернющая, – ответил Костя.

– Ну, а вдруг?

– Ну… давай подстрахуемся. Эй, Рыжик! Иди ко мне. На!

Костя протянул руку и зацокал языком приманивая пса. Тот, радостно виляя хвостом, заковылял на зов, предвкушая угощение. Костя нагнулся, потрепал Рыжика за ухом, а потом резко схватил за шею и прижал коленом к земле. Пес испуганно заскулил. Свободной рукой Костя вытащил из кармана перочинный нож и открыл одним пальцем.

– Эээ, ты чё? – возмутился Сашка.

– Или помогай или заткнись, – резко огрызнулся Костя. – Держите его!

Макс послушно опустился рядом и обеими руками прижал пса к земле.

– Ну вы чего? Не надо! – умоляюще просил Сашка.

– Заткнись, я сказал! – сквозь зубы процедил Костя.

Он занес руку и несколько раз ударил Рыжика ножом в шею. Пес взвизгнул. Костя сжал его челюсти, сильнее прижимая голову к земле. Сашка уткнул лицо в локоть и отвернулся. Рыжик дергал лапами и глухо скулил сквозь стиснутые челюсти, но вскоре обмяк и затих.

– Понесли, – скомандовал Костя.

Они с Максом подняли тушку и отнесли к месту, где погиб Сережа. Держа тело пса над прутьями и кровавым пятном на бетонном блоке Костя еще несколько раз воткнул нож в ему в живот и водил кругами над пятном заливая следы собачьей кровью.

Решив, что уже достаточно, он бросил тело пса тут же. Присел и несколько раз воткнул нож в землю, затем сложил и убрал в карман. Осмотрел свои руки, что-то обнаружил и вытер о траву. Максим сделал также. Закончив, они пошли туда, где все еще стоял Саша.

– А это что? – сказал, приблизившись, Костя, указывая на рукав Сашкиной клетчатой рубашки.

Манжета рукава была испачкана кровью.

– Я ж говорил осторожно! Меньше всех возился и вляпался!

Сашка попытался потереть пятно.

– Да не сотрешь теперь. Дай-ка.

Костя подошел. Скомкал ткань рукава возле плеча и резко дернул, потом еще. Ткань поддалась, затрещала по швам, еще несколько рывков и рукав оторвался.

– Скажешь зацепился, – скомкав оторванный рукав и засовывая себе в карман, сказал Костя. – Я в подъезде сожгу. Давайте быстрей сваливаем отсюда, пока не застукал никто. Возле забора осторожнее. Я пролезу и скажу, когда можно.

Со стройки они вышли незамеченными, небо уже полностью затянули тучи, порывы ветра срывали листья с деревьев и крупные, но еще редкие капли холодного дождя врезались в лица и голые руки, разбиваясь на брызги. Дворы опустели, заигравшуюся детвору разогнал дождь, это было им на руку. По пути Костя давал указания.

– Короче так, мы на стройку сегодня не ходили. Если спросят, будут докапываться, ну заметили, что сторож ходит там и не пошли. Ходили на пустырь за табачкой в футбик погонять. Пацаны из других районов были. Я паре батарейковских скажу, чтобы если что подтвердили. Да. Сереги с нами не было, ясен-пень. Не вышел. Маманя его видела, что мы без него ушли. Если скажут – вышел. Нас не нашел. Не знаем. Кто вообще его знает, куда смылся. Короче, не будете вякать, все будет норм. Понятно?

Костя спросил всех, но при этом ударил кулаком в голое, теперь не прикрытое рукавом, плечо Сашки.

– Понятно?! – повторил Костя..

– Да… понятно… – тихо сказал Саша.

Макс с Костей жили в другом, соседнем дворе. Быстрее к нему было пройти через Сашкин и… Серегин, но в этот раз они остановились не доходя детской площадки.

– Вместе лучше не светиться, – сказал Костя. – Разошлись по-разнице. Давай, дуй домой и молчок.

Проводив взглядом опустившего голову Сашку, Костя и Макс повернули вправо и вскоре скрылись среди силуэтов тополиных стволов.

Сашка стоял у подъезда. На втором этаже светились Серегины окна. От этой мысли Сашка вздрогнул. Дождь уже разошелся во всю, к тому же поднялся холодный ветер. Сашка вымок и замерз, зубы стучали, но он смотрел на асфальт, на место, где под натиском дождя пропадали остатки надписи. “М.. НА СТ…К…” оставшиеся буквы уже тоже были расплывающимися, и белые ручьи извести растекались по асфальту.

– Саша! Ты что там стоишь? – раздался громкий голос. Сашка даже вздрогнул. – Я уже искать собиралась! Поднимайся быстро!

На балконе четвертого этажа стояла Сашкина мама. В плаще. Видимо, правда собиралась искать.

– Бегом! Мокрый весь! – торопила она, видя, что Сашка все стоит на улице.

Сашка молча поплелся в подъезд. На площадке второго этажа он ускорился, стараясь не смотреть на дверь квартиры Сережи. Боялся, если взглянет, то она откроется, выедет тётя Тамара и спросит, где же её сын. Боялся, что не сможет ничего придумать или даже повторить выдуманную Костей историю. Только не сейчас.

Он пробежал второй и третий этажи, на четвертом толкнул свою дверь и остановился в прихожей. С одежды и волос текла вода, почти сразу на темном линолеуме образовалась лужа. Мать все еще в плаще стояла перед ним, перегораживая проход.

– Мам.., у меня это… – Сашка указал на оторванный рукав.

– Что случилось? Ты что, из-за рукава боялся заходить? Бог с ним! Отрвал и оторвал. Пришью. У меня уже сердце чуть не выпрыгнуло. Ночь почти. Ветрища… – тараторила мама, помогая снять рубашку.

– Мам.., рукав… я рукав не подобрал… потерял..

– Ну потерял и потерял. Выкинем рубашку. Давай уже раздевайся. Ты что, как вареный? Погоди. Да ты горишь весь.

Мать приложила руку ко лбу, затем наклонилась и прижалась к нему губами.

– Ну конечно! Температура под сорок. Быстро вытирайся и в постель! Я сейчас таблетку принесу и варенье заварю. Прямо перед школой. Еще воспаление подхватить не хватало, – хлопотала она, стягивая мокрую рубашку, прилипающую к телу.

Голос матери словно отдалился и звучал где-то далеко, отдаваясь эхом в голове, там же вдали он слышал другой голос, с трудом осознавая, что голос этот его собственный. Мать что-то причитала, он отвечал, прихожая плыла перед глазами, Сашка словно “выныривал” в реальность из какого-то мутного озера. Просветление – узкие стены коридора, обои кирпичиками, и он, качаясь, идет по нему, темнота. Просветление – комната, кровать у стены. Упал лицом вниз. Кто-то трясет за плечо, тянет. Мама. Что? Постеть? Темнота. Он стоит посреди комнаты, мать растягивает простыню на кровати, подтыкая углы. Снова упал, уткнувшись головой в подушку. Темнота… Опять кто-то трясет за плечо… Что? Уже? Только лег… Не слышу, не пойму. Мама? Всё плывёт… Зачем вы меня поднимаете?..

– Сережа… С вами… гулять? – услышал он не понимая от кого.

– Что? Нет… Его не пустили… Тётя Тамара… Стройка… На стройке?… – Что?.. Нет. Сторож…. Его не пустили… Тётя Тамара не пустила, – отвечал он невпопад.

Лица перед глазами перестали дрожать и обрели черты. Одно из них – мама, второе… Второе – тётя Тамара. Заплаканное, уставшее лицо. Красные глаза умоляюще смотрят прямо на Сашку.

– Саша, Саша. Пожалуйста, Сережа… Сережа нашел вас?

Внутри столкнулись огонь и лёд, где-то в середине живота и взорвались. Сухой, обжигающий жар болезни и липкий холод страха. Перед глазами всплыли картины произошедшего, и как многотонным грузом сверху придавило осознание того, что это было взаправду. Что сказать? Как сказать? Сашка снова услышал собственный голос издалека и слова, как-будто произносимые не им.

– Нет… Не пустили… Мы на пустыре.. В футбол…

Сознание вновь накрыла темнота. Резко, как отключенный свет. Сашкина голова упала на грудь, и в следующее мгновение обмякшее тело завалилось на кровать.

– Тамара, отойди! Прости, – Сашкина мама бросилась к сыну. Обеими руками подняла голову за щеки. – Саша! Саша!

Сашка не реагировал. Она прижала ухо к груди.

– Коля! – крикнула она куда-то дверь комнаты.

– Лена, он ушел же с моим… Искать, – отозвалась стоявшая рядом Тамара.

– А, да… Скорую. Тамара… Прости… Телефон в прихожей… Ты знаешь… Я за водой.

В заливающей пространство темноте тянулась словно одна белая тонкая нитка. В темноте. Нет. В голове. Словно в Сашкиной голове. Вот эта тонкая белая нить, и он скользит по ней, быстро, гладко и от этого так легко. Но вот на ней появляется маленький черный узелок, и это словно глухой удар изнутри. Еще узелок. Бум. И еще. Бум! Бум! И вот нить начинает запутываться в черный клубок с узлами, петлями, переплетениями и его точно не распутать, и все болит и грохот от которого невыносимо, а самого кидает из стороны в сторону. Но вдруг кто-то словно обрезал черный клубок, все плохое и снова длинная белая тонкая нить, и становится легко и спокойно, но всё повторяется и с каждым разом все чаще и чаще. А затем нитка влетела в тоннель и из его глубины раздались голоса.

– Мамаша! Что же вы так? Самолечением занимаетесь когда у ребенка температура сорок! Что давали? – пожилая женщина-врач отчитывала Сашкину маму, сматывая фонендоскоп.

Сашка уже видел размытые силуэты. По лбу катились большие капли пота, даже подушка, на которой он лежал, насквозь промокла. Он ворочался в кровати, едва шевеля пересохшими губами.

– П-парацетамол, – запнувшись, ответила мама.

– Парацетамол, кончено! Чудо-средство! Собьем жар, и всё пройдет! Собирайте его. Оботрите хорошенько и закутайте. Воспаление у него! Снимок сделаем, но гарантирую воспаление схватил. Кто с ним поедет?

– Я! – тут же отозвался мама.

– Тоже собирайся. Отец-то у него есть?

– Есть, есть…. Он… У нас тут беда… У соседей… мальчик пропал. Он помогает искать.

– Ох, Господи! Одно другого не легче, – врач всплеснула руками. – Я водителя отправлю, поможет донести до кареты.

Женщина застегнула куртку и вышла. Мама вернулась в комнату. Вытащила из шкафа полотенце, подошла к сыну и осторожно вытерла лоб от пота.

– Саша, – тихо сказала она. – Давай помогу подняться, нужно тебя обтереть.

Она просунула руку под шею и посадила Сашку на кровать. Хорошенько потерев лоб, шею и грудь, вернулась к шкафу и принесла ворох одежды. В это время в дверь позвонили.

– Войдите! – крикнула она. – Мы сейчас.

Быстро собравшись и сунув в сумку кое-какие вещи и продукты, они спустились к карете скорой помощи. Сашку на руках вынес водитель. Женщина-врач курила рядом с открытой дверью машины.

– Боря, клади на кушетку, я пристегну. Так, мамаша, мальчик большой уже будет лежать без родителей. Сейчас экстренная, завтра лечащий врач придет. Зарегистрируем, езжайте домой, утром на прием к лечащему. Есть кому забрать?

Мама закивала и замотала головой поочередно.

– Я, я дождусь.

– Кого? Приём с девяти сейчас и двух нет. В приемном спать нельзя.

– Я дождусь, – наставила она.

– Мамаши.., – врач затушила сигарету. – Ладно, садись. Боря, поехали.

Больницу Саша помнил как в тумане. Градусник. Осмотр. Вроде даже сделали какой-то укол, но боли он не почувствовал. Одежду отдали маме, и пожилая медсестра куда-то долго вела его по лестницам и длинным коридорам. В темной плате она откинула одеяло с кровати и шепотом сказала лечь. Он лег и снова провалился в темноту с повторяющейся погоней за белой нитью.

Глава 2

Никто и не обратил внимания, как Максим открыл дверь своим ключом, скинул сандалии и прошел сразу в ванную, оставляя на линолеуме мокрые следы. Никто и не спросил где он был и почему так поздно пришел. В полутемной родительской комнате орал телевизор, стараясь перекричать отцовский храп. Мать в ситцевой косынке, под которой вздымались крупные бугры бигудей, цокала языком и толкала мужа в бок, когда раскатистые запилы перекрывали выкрученную почти на максимум громкость.

Заметили ли вообще родители, если бы он не пришел? Или легли бы спать, даже не проверив, в комнате ли он?

Максим закрылся в ванной и включил воду. Пока вода набиралась, он плеснул под струю, бьющую из крана в эмалированное дно, колпачок шампуня. Бурлящий поток сразу начал взбивать густые хлопья пены. Максим стянул мокрую футболку и штаны и повесил сушиться на змеевик. Бросить в стирку до конца недели никак нельзя – мать заругает.

Облака пены уже возвышались над краями ванной. Максим разгреб белую массу и опустил руку в воду. Немного горячая, но сейчас то, что нужно. По телу то и дело пробегали судороги, то ли от холода, то ли от случившегося сегодня.

Сегодня… Только сегодня, но сейчас казалось, что будто-бы очень давно и будто-бы не с ним. Какая-то страшная история, которую рассказывают пацаны друг другу вечером у подъезда, настолько правдоподобная, что отпечаталась в памяти, но настолько нереальная, что просто не могла произойти. Не могла произойти с ним.

Макс скинул трусы, также забросив их на змеевик, и с трудом перелез через скользкий край ванны, погрузившись в горячую воду. Тепло и легкий шелест лопающихся пузырьков успокаивали и расслабляли.

“Мыться не буду, – решил Максим. – Просто полежу”.

Страшные воспоминания все еще ломились в сознание, время от времени накатывая, как волны атакующие берег. Максим отгонял их, пытаясь заменить чем-то хорошим, но ничего хорошего в голову не приходило.

Наверное, он очень долго пролежал в попытках отогнать черные мысли, так что даже не заметил, как остыла вода. Больше никакого приятного ощущения, с каждой секундой становилось холоднее. Максим потянулся к крану и в этот момент скрипнула дверь.

“Я же закрывал”, – подумал Максим поворачивая голову.

Дверь приоткрылась, и в щель протиснулась голова мамы Максима.

– Мам! Я моюсь! – крикнул Максим, сгребая остатки пены на себя. – Выйди!

Но голова не скрылась в проеме. Напротив, мама открыла дверь и вошла в ванную.

– Выйди! Ты что? – Максим пытался схватить полотенце, жидких остатков пены на воде явно не хватало, чтобы прикрыться.

– Ты чем тут занимаешься, извращенец малолетний? – зло спросила мама.

– Мам, ты что?! – истерил Максим. – Выйди! Я моюсь!

– Что ты там моешь я знаю! Я сейчас покажу тебе, что надо мыть!

Лицо матери исказила злая ухмылка, обнажившая желтые зубы. Она захлопнула дверь и в один шаг преодолев пространство комнатки, склонилась над ванной и резко схватила Максима за волосы.

– Сейчас я отмою тебя, сучонок! – кричала разъяренная женщина.

– Мама, ты чт…

Максим не успел закончить, потому что сверху невероятная сила придавила его, погружая в остывшую воду. Он пытался отбиваться, но вторая рука схватила его за горло, и он обеими своими руками силился оторвать или хотя бы ослабить железную хватку.

Вода заглушала крики, превращая их в бурлящие пузыри. Сквозь них на Максима смотрело злое, ухмыляющееся лицо матери, и зловещая улыбка расплывалась все шире и шире.

“Неужели отец не слышит?”, – мелькнула мысль в голове Максима.

Ни сил, ни воздуха уже не оставалось. Он уже не пытался убрать руку с горла. Лицо матери исказилось до неузнаваемости, из глазницы вырвались клубы черной тьмы и затягивали его. Свет мельтешил, кровь била в виски, и казалось, голова сейчас взорвется.

Все прекратилось в один момент. Будто щелкнул тумблер и не осталось ничего…

Пульт от телевизора вывалился из рук и больно ударил по пальцам босой ноги. Рыхлая, полная женщина в ситцевой косынке и старом тонком халате, потрясла головой, прогоняя сон. Телевизор шипел, по экрану бегали белые полосы. На диване, запрокинув голову, храпел муж. Кряхтя, женщина поднялась с кресла, сунула ноги в расхлябанные шлепанцы, с трудом нагнувшись подняла пульт и бросила его в кресло. Телевизор отключать не стала, другого источника света в комнате не было.

Бросив взгляд на храпящего мужа, она, охая, поковыляла в прихожую. И, нащупав на стене выключатель, щелкнула им. Тусклая люстра с пластиковыми висюльками отбросила на стены колючие узоры. На коврике рядом с вешалкой стояли пара сандалий, от которых тянулась вереница наполовину подсохших следов. Женщина недовольно сжала губы, отчего на пухлых щеках образовались кривые складки, и, качая головой пошла по узкому коридору, почти задевая бедрами стены, к двум дверям, на одной из которых был прибита пластиковая плашка с писающим в горшок мальчиком, а на другой стоящая под душем девочка.

Шаркая разношенными шлепанцами, она дошла до двери с девочкой и дернула за ручку. Дверь не поддалась.

– Максим, ты там? – крикнула она и пододвинула ухо к двери. Никто не ответил. – Максимка! Ты что там засел? Ночь уже!

Женщина повышала голос с каждым словом и трясла ручку, от чего шурупы в разболтанных гнездах болтались и на пол осыпались мелкие опилки.

– Чего тут? – за спиной у женщины возник пузатый бородач в некогда белой майке.

– Максимка засел в ванной. Заснул что ли.., – ответила женщина. В голосе читался испуг.

– Дай-ка, – бородач отстранил супругу от двери и, схватившись за ручку, забарабанил в дверь своим кулачищем. – Максим! Вылазь быстро!

Дверь содрогалась от каждого удара, из щелей косяка вылетала пыль и штукатурка. Прекратив удары, бородач прильнул щекой к двери и прислушался.

– Ну-ка отойди, – распорядился он.

Уперевшись одной рукой в стену, он потянул за ручку. После недолгого противостояния ручка оторвалась вместе с шурупами и застрявшими на ней ошметками дерева и краски.

– Блядь! – выругался бородач и, бросив на пол ненужную больше ручку, крикнул жене. – Неси топор!

Охнув, та с невиданной ранее прытью скрылась за поворотом узкого коридорчика. Недолго чем-то погромыхав, она появилась с кухонным топориком в руках. Бородач недовольно помотал головой, но промолчал, взял топорик и, вставив лезвие в щель между дверью и косяком, заломил в сторону. Что-то хрустнуло. Мужчина распахнул дверь и замер на пороге. Одна его рука держала дверь, вторая упиралась в косяк почти у самого верха. Женщина, не дождавшись объяснений, поднырнула под руку, отталкивая мужа пролезла в ванную сразу заполнив собой почти все пространство маленькой комнаты.

Ей показалось, что над поверхностью ванны клубится легкий черный дым, возможно, это всего лишь потемнело в глазах от резкого приседания под рукой мужа, но из-за этого она не сразу разглядела, что было в ванной. Когда же осознание пришло, её глаза широко распахнулись, зрачки расширились, впитывая в себя весь ужас происходящего. Холодный пот мгновенно выступил на лбу, а руки начали мелко дрожать, будто от сильного озноба. Лицо побледнело, словно вся кровь отхлынула от кожи. Губы задрожали, и она машинально прижала руки ко рту, будто пытаясь удержать внутри рвущийся наружу крик, но ей не удалось, и душераздирающий крик, смешавшись со стоном, отразился от кафельных стен маленькой ванны и разбудил уже было заснувших соседей всех смежных квартир.

Она рухнула на пол, вышедший из оцепенения муж пытался подхватить падающее тело, но не успел. Женщина, не переставая кричать, сидела на полу комнаты. Её взгляд застыл, прикованный к источнику ужаса. Самого невыносимого для любой матери…

Глава 3

Сашка проснулся посреди ночи в холодном поту. Смутные воспоминания о холодном градуснике под мышкой, о твёрдой кушетке в машине скорой помощи, о лице мамы и строгой медсестре, приведшей его сюда, кружились в голове, как в калейдоскопе.

С трудом осознав, что он в больнице, Сашка напряг зрение, пытаясь разглядеть окружающее в тусклом свете, пробивающемся через огромное окно палаты. В полумраке он разглядел силуэты кроватей вдоль стен, на некоторых из них угадывались очертания спящих людей. На противоположной стене виднелась дверь, над которой светилось небольшое окошко, заливая комнату мертвенно-бледным электрическим светом.

Мысли путались, тело бил озноб. Одновременно и жажда, и желание сходить в туалет боролись в нём с ощущением слабости. Сашка поднялся, свесив ноги с кровати. Дотянулся до пола и поводил ногой, пытаясь найти какую-нибудь обувь. Ничего не подвернулось. Посветить нечем. Аккуратно коснувшись пола сначала одной ногой, затем второй, он встал на ноги. Пол был холодным и гладким. Переминаясь с ноги на ногу, он направился к двери. Проведя ладонью по выпуклому краю, нащупал ручку и потянул. Дверь не поддавалась. Тогда он толкнул её – и она с лёгким скрипом открылась.

За дверью был узкий коридор и напротив точно такая же дверь, чуть дальше еще одна и так во все стороны. Свет в коридор проникал из помещения справа, примерно посередине коридор расширялся в небольшое фойе.

Где туалеты Сашка не знал. Решил идти в сторону по направлению к фойе, там наверняка есть кто-то, кто сможет подсказать.

Аккуратно прикрыв дверь, он дошел до расширяющегося в квадратное пространство фойе.

В центре стоял фанерный стол с лампой, чья гибкая ножка была изогнута под странным углом, направляя свет прямо на поверхность стола. Женщина, сидящая за столом, – медсестра – догадался Сашка, – спала, опустив голову на скрещенные руки. Её белая шапочка лежала рядом, волосы с легкой проседью были собраны в тугую шишку на затылке. Будить её Сашка побоялся – еще отругает. Он сделал вдох и потихоньку прошёл мимо, стараясь не потревожить сон женщины. Это было легко, он был босым. Туалет наверняка был где-то в конце коридора – решил он. Не в этой, так в другой. Предположение и направление оказалось верным – в конце коридора по обе стороны были двери со значками девочки и мальчика. Сашка открыл ту, что с мальчиком, и шагнул внутрь. Тут пол был кафельный и жутко холодный, настолько что почти обжигал ступни. Сашка на цыпочках забежал в ближайшую кабинку, быстро сделал свои дела, и также на цыпочках, едва смочив руки под краном, тряся ладонями, засеменил обратно к двери.

Едва шагнув в коридор, он почувствовал – что-то изменилось. Стало темнее и чуточку холоднее. Свет от настольной лампы медсестры был намного дальше, чем когда он сюда заходил. Может, только кажется.

Сашка сделал шаг, и вдруг коридор вытянулся до бесконечности, стены будто наклонялись, и пол стал даже холоднее, чем кафельный, словно под ногами был лёд. От неожиданного изменения Саша поднял ногу и посмотрел вниз, и там действительно был лёд, тонкая корка разрасталась из-под его ступней и убегала в стороны и вперед. Дыхание перехватило, он резко вдохнул и выдохнул… Изо рта вырвался пар. Сашка потряс головой пытаясь понять он спит и это все сон или может быть жар, воспаление и он опять в обмороке и это все бред.

Это не помогло. Коридор по-прежнему был длинным, на полу лед, который стремительно расползался и на стены. Сашка сделал шаг, и коридор снова отреагировал: комната с тусклым светом резко двинулась, словно это был не коридор, а зонт на телескопической ручке, и он только что выстрелил отдаляя единственный источник света, отчего вокруг стало еще темнее.

Что же делать? Идти туда, рискуя еще больше увеличить расстояние, или развернуться, или войти в первую попавшуюся дверь… Сашка огляделся. На стенах не было дверей. Они пропали. Гладкие черные стены, затянутые коркой льда. Почему черные? Почему без дверей? Это все-таки сон, бред…

Сашка замер. Сперва он услышал гулкое эхо шагов. Затем увидел темный силуэт. Тёмный во тьме, но его было видно, он был настолько черным, что все вокруг казалось светлее. Он приближался. Сердце в груди дернулось и замерло. Невысокий, даже меньше Сашки, торчащие в разные стороны волосы, ноги словно в широких растянутых на коленях спортивных штанах… Нет. Не может быть! Промелькнувшая догадка испугала еще больше.

– С.. Серега? – тихо сказал Сашка, надеясь, что лишь ему мерещится.

Вместо ответа силуэт стал ближе, чернота, словно облупившаяся краска облетела, и с каждым шагом отчётливей просматривалась кошмарная метаморфоза, случившаяся с другом Серегой. Кожа на лице и руках была покрыта черными гниющими пятнами, на рубахе вокруг двух дыр расползались черные кляксы засохшей крови, из черных дыр с рваными краями сочилась белая мутная жидкость. Оставшийся целым глаз был мутно-белый, а на месте второго зияла черная дыра, дышащая самой тьмой, и из нее тоже сочилась мутная густая слизь.

– Сашка… – произнёс Серега с глухим эхом, и его голос звучал, как далекий шепот. Слова, казалось, вырывались из дыр в груди, от чего вытекающая из них бледная жижа слегка пузырилась.. – Тут… Тут темно… И холодно…

Сашка застыл на месте. Он бы закричал, но страх сжал его горло. Сережа шагнул вперёд, и Сашка почувствовал, как холод сжимает его сердце. Каждый шаг его друга оставлял следы на тонкой корке льда, покрывающей пол, он становился темнее, хотя, казалось, темнее быть уже не могло..

– Ты… Ты бросил…– прохрипел Сережа. – Убил…

– Н-Нет, – смог выдавить слова из оцепеневшего горла Сашка. – Нет! Я, я хотел помочь! Ты же упал…

– Упал? Сам? САМ?! – призрак Сереги выкрикивал слова и его голос расщеплялся на множество голосов в котрых уже не было голоса самого Сережки.

Призрак шел на Сашку и с каждым шагом черты его менялись: руки и ноги внезапно вспухли, пуговицы на рубашке затрещали и отлетели, и через образовавшуюся прореху вывалился толстый живот, затем лицо как будто надулось как воздушный шарик, и впалые Серегины щеки вывались в стороны, и это уж был не Сережа, это был Максим, но еще более пухлый, раздутый, с обвисшей кожей.

Призрак был уже рядом и смотрел на Сашку уже двумя глазами, двумя стеклянными глазами. Он открыл рот и, казалось, сейчас закричит, но вместо этого из рта хлынул поток воды. Холодной, ледяной воды окатив Сашку с ног до головы.

Сашка отшатнулся, поскользнулся и грохнулся на пол коридора. Он прикрыл лицо рукой, закрываясь от брыжащего на него потока и закричал. Кричал, сколько хватило воздуха. Затем еще и еще.

Поток воды внезапно остановился, и его плечи схватили крепкие холодные пальцы… “Всё”– пронеслось в голове всего на мгновение. Крик выдавил и эту мысль.

– Мальчик! Мальчик! – к слуху Сашки сквозь его же крик пробивались чьи-то слова.

Пальцы, сжимающие плечи, ослабли и перебрались и схватили Сашкину руку. Пытаясь убрать с лица, он попытался вырваться, но хватка усилилась.

– Мальчик, что с тобой? – голос был громкий, но мягкий и успокаивающий.

Не сразу, но Сашка все же перестал кричать и расслабил руку, её аккуратно отодвинули. Сашка сидел на полу, боясь открыть глаза.

– Мальчик, – сказал голос, ставший заметно тише. – Все хорошо? Что случилось?

Сашка открыл глаза. Он сидел на полу в коридоре рядом с постом медсестры. Как раз она и склонилась над ним, держа за руку. В коридоре было светло. По крайней мере, светлее, чем в его кошмаре, и никакого льда, никакой воды и никаких призраков. Двери некоторых палат были открыты и из-за них выглядывали сонные детские лица, кое-где даже по несколько, одно над другим.

– Ты упал? Ударился? – спрашивала медсестра, осматривая Сашкину руки, ноги и голову, и не переставая задавала вопросы. – Что случилось? Ты из какой палаты? Как тебя зовут?

Сашка замотал головой.

– Н-не знаю…

– Не знаешь как зовут? – испуганно спросила медсестра и даже прекратила ощупывать Сашкины руки.

– Н-ннет… Да, – Сашка запутался. – Саша. Саша Лазарев. Не знаю, из какой палаты.

– Уф, – медсестра успокоилась, даже улыбнулась. – Так, дети! – она посмотрела на выглядывающие из-за дверей лица. – Давайте по кроватям. Все хорошо. Ложитесь спать. А где твоя постель, Саша Лазарев, мы сейчас посмотрим.

Медсестра помогла Сашке подняться и провела к своему столику, по дороге жестами отправля зазевавшихся детей, все еще выглядывающих из-за дверей в палаты. Она быстро нашла в журнале нужную информацию и, взяв Сашу за руку, проводила в палату. Цыкнув на выглядывающих из-под одеял разбуженных детей она расправила скомканное одеяло на Сашкиной койке, помогла ему лечь и укрыла.

– Ложись, – сказала она. – Как себя чувствуешь? Может дежурного врача вызвать?

Сашка замотал головой. К расспросам о причинах своих криков он сейчас был не готов.

– Точно? – переспросила медсестра. – Заснуть сможешь?

– Да, – закивал Сашка, хотя был уверен, что вряд ли заснет.

– Ну смотри. Если станет плохо, беги на пост. Зови меня. Всё отделение поднимать по тревоге не обязательно.

Сашка снова закивал. Ему было очень стыдно. В полутьме он видел, что хоть большинство детей были напуганы этим происшествием, некоторые уже ехидно посмеивались.

– Ну-ка, спать всем! – строго, но по доброму, прикрикнула медсестра перед тем, как выйти из палаты и скрылась за дверью.

Как и предполагал, заснуть Сашка не смог. Долго валялся в кровати, боясь закрыть глаза. Когда начало рассветать, он наблюдал, как линия окна постепенно отпускается по стене к полу, и когда она почти наполовину закрывала дверь та открылась и на пороге появилась ночная медсестра. Сашка закрыл глаза и зажмурился, стараясь не сильно морщиться.

– Просыпаемся, – раздался мягкий голос. – Обход скоро и на завтрак.

Раздалось шуршание и шушуканье. Сашка не спешил открывать глаза. Он услышал тихие смешки и почувствовал как щеки наливаются краской.

– “Встану, когда все уйдут” – решил он и повернулся к стенке, делая вид, что все еще спит. Но через несколько минут дверь снова скрипнула, и еще через мгновение он услышал совсем рядом мужской голос.

–Эйй, ночной бродяга, просыпаемся.

Никаких сомнений, что обращаются к нему, быть не могло. Он повернулся всем видом показывая, что вот только просыпается и увидел стоящего перед кроватью высокого мужчину в белом халате, в очках с белой седой, аккуратно подстриженной бородой. В руках он держал планшетку с закрепленными на ней листами бумаги. Рядом с ним стояли еще два мужчины помоложе и медсестра, та самая, которая помогла Сашке ночью.

– Держи, – мужчина с бородой достал из кармана градусник и протянул Сашке. – Засунь подмышку.

Сашка послушался.

– Ну, рассказывай, – продолжил врач. – Что это ты всех ночью взбудоражил?

На соседних кроватях раздались смешки. Медсестра строго посмотрела на весельчаков, молча сделав знак наклоном головы. Рассказывать. Что рассказать? Что видел призрак друга, труп которого они забетонировали на стройке? Страх сковал грудь.

– Я, я, в туалет пошел, – тихо сказал Сашка. – Темно было.

– А что же кричал так? Почудилось что-то?

Снова смешки. Сашка опустил глаза и замотал головой.

– Темно было…

– А что у нас по анализам? – спросил седой врач у остальных.

Один из стоявших рядом врачей протянул мужчине листок из своей папки и пленку со снимком.

– При поступлении взяли кровь и сразу сделали снимок. Все в норме. Затемнений и очагов нет, кровь тоже в норме, ни инфекций, ни отклонений.

– Да? – удивился доктор. – Ну, давай, градусник.

Сашка вытащил градусник и протянул доктору.

– Даже тридцати шести не набежало, – доктор повертел градусник и приложил руку Сашке ко лбу. – Ту у нас симулянт что ли? – усмехнулся он.

Сашка завертел головой.

– Да, шучу, шучу. Вполне возможно защитная реакция на переохлаждение или стресс. Ты промок, говорят, сильно?

Сашка закивал.

– Ну посмотрим, понаблюдать надо еще день, а там, думаю, можно будет отпускать домой, если осложнений и проявлений не будет. Глюкозы ему поставьте, сахара все-таки маловато, – распорядился доктор, поправил одеяло на кровати и потрепал Сашку по волосам. – Все нормально, бродяга. Не переживай. Ночью проснуться в незнакомом месте, да еще с температурой и не так бывает кричали. Давай поднимайся, умывайся и на завтрак. Скажешь на выдаче – первый стол.

Доктор повернулся и пошел к другой кровати, остальные врачи последовали за ним.

Найдя в этом повод выскочить из палаты и избежать насмешливых взглядов, Сашка быстро поднялся, нашел тапочки, они все-таки были под кроватью, но довольно далеко, и начал оглядываться по сторонам. Одежда. Он не помнил, как разделся и куда сложил вещи.

На помощь вновь пришла медсестра. Увидев его замешательство, она отошла от группы врачей, открыла шкафчик рядом с Сашкиной кроватью и достала черный пухлый пакет.

– Держи, – сказала она, протягивая пакет Саше. – Вещи чистые. Мать вчера оставила.

– Спасибо, – тихо сказал Сашка.

Он раскрыл пакет, сверху лежал тюбик зубной пасты и щетка, под ними он узнал в свернутых вещах свою футболку и штаны. Быстро переодевшись, он выскочил из палаты.

В коридоре вереницы детей тянулись по направлению к туалетам и обратно. Вопреки его ожиданиям, почти никто не обращал на Сашку внимания, наверное, не узнавали “героя” ночного переполоха.

Быстро умывшись, стараясь не смотреть никому в глаза, он вышел из туалета. Когда открывал дверь, замялся и даже задержал дыхание, с облегчением выдохнул, лишь убедившись, что в коридоре по прежнему светло, двери палат на месте,а вокруг все также бродят и уже даже бегают дети.

Надо было отнести в палату пасту и щетку и, наверное, узнать, где столовая, но ни того ни другого делать не хотелось. Вместо этого Сашка подошел к расписанной яркими рисунками стене с Айболитом и выстроившимися к нему в очереди зверушками и стал изучать расположившийся на ней стенд. Самая яркая, написанная большими красными буквами, гласила: “КАК РАСПОЗНАТЬ КОКЛЮШ”. Что такое коклюш, Сашка не знал, но название показалось ему смешным. Конечно, читать все это он не собирался, просто хотелось меньше попадаться всем на глаза. Пусть займутся своими делами, забудут ночное происшествие и не будут приставать с расспросами.

“А как все-таки правильно: кОклюш или коклЮш”, – почему-то возникла мысль. На плакате было много написано про кашель и ухудшение сна. Как бы Сашка хотел, чтобы причиной его ухудшения сна был коклюш. Кроме этого плаката на стенде было еще много листков с правилами поведения в палатах, списками разрешенной еды и прочей очень важной в больнице информацией. Тут можно было задержаться надолго, но вряд ли кто-то из детей за всю историю больницы провел у этого стенда больше двух минут подряд. Это было не самое лучшее место, чтобы не привлекать внимания, того и гляди начнут тыкать пальцами и крутить у виска. Ходить по коридору с тюбиком зубной пасты в одной руке и зубной щеткой в другой тоже не лучшая идея. Надо было идти в палату.

От необходимости примерять на себе смешливые взгляды спас разнесшийся по коридору возглас.

– Лазарев! Саша Лазарев! На приём!

Возле поста медсестры стояла женщина с планшетом в руках. Вероятно, тоже медсестра, но уже другая. Она осматривала взглядом проходящих мимо детей, выискивая Сашу.

– Это я, – отозвался он. Стенд был за спиной медсестры, и до последнего мгновения Сашка стоял незамеченный ею.

Она обернулась, на лице мелькнуло удивление. Кто-то вообще подходит к этому стенду? Которое быстро пропало, и, смерив взглядом, она быстро затораторила.

– Так ты уже тут. Пойдем быстро, врач ждет. Быстрее, быстрее!

Кабинет врача был на другом этаже и в другом корпусе. Они долго шли по лестницам и коридорам, наконец она почти втолкнула его в одну из дверей, одновременно открывая и стуча в неё.

– Павел Андреевич, можно? – спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила. – Привела.

В кабинете помимо мужчины, врача, которого Сашка уже видел сегодня утром, была также Сашкина мама. Она тут же подбежала к Сашке, ощупала его лоб, щеки и руки. Заметив в руках зубную щетку и тюбик пасты, забрала и спрятала в сумочку. Вид у мамы был потрепанный. Из-под тонкого плаща виднелись полы старенького домашнего сарафана. Наверное, она так и не уезжала домой и всю ночь ждала в больнице.

– Да, да. Проходите, – врач положил ручку и сложил руки в замок. – Клавдия Петровна, спасибо. Я позову, когда проводить обратно.

Он достал из стопки бумаг на столе несколько сшитых тонких листов, некоторое время полистал и продолжил уже обращаясь к Сашке с мамой.

– Ну, анализы у мальчика в норме, температура при поступлении повышенная, сегодня уже тоже в норме. Как себя чувствуешь?

Сашка пожал плечами.

– Нормально.

– Ну вот. Даже снимок делать пока необходимости не вижу. Понаблюдать разве денек. Витамины пропить.

– А дома можно? – спросила Сашкина мама.

– Ну… В принципе можно, но выписывать через день не положено…

– Мы будем смотреть, – не дала закончить мама.

Доктор еще раз уткнулся в исписанные листки, внимательно перечитывая содержимое.

– Если напишите отказ от госпитализации. Под вашу ответственность. На всякий случай на неделю больничный оформим. Дома наблюдайте. Витамины. Больше жидкости. Покой.

– Да! Конечно! Спасибо большое! – мама даже поднялась с кушетки, как-бдуто тут же собиралась бежать домой.

– Вы садитесь, садитесь. Сейчас дам бланк, напишите отказ. Я пока выпишу больничный, – доктор сделал жест рукой, призывая женщину сесть обратно на кушетку.

– Да, да. Конечно!

В кабинете пахло лекарствами и бинтами. Сашка сидел на краешке белого пластикового стула, крутя пальцами ткань на вытянутых коленках своих штанов. За окном, которое было сразу за спиной доктора, возвышалось могучее старое дерево, чьи ветви лениво покачивались под легким летним ветерком.

Сашка смотрел то на врача, который что-то записывал в его медицинскую карту, то в окно. Там, среди зеленых листьев, вдруг появилась черная точка. Она медленно спланировала с неба и приземлилась на самую толстую ветку, воплотившись в черную ворону. Нахохлившись, птица уставилась прямо на Сашку. Каждый раз, когда Саша переводил взгляд на доктора, на плакаты на стенах кабинета или на свои пальцы, не переставая крутить “косичку” из тонкой ткани штанов и возвращался к окну, он встречался взглядом с черными бусинками птичьих глаз. Даже когда они с матерью выходили из кабинета, он чувствовал затылком, как они “сверлят” его в спину.

Глава 4

Осень словно ждала официального приглашения. Как только оторвали лист с последним днем августа желтые пятна на деревьях начали разрастаться на глазах и уже щедро сыпались на асфальт перед подъездом.

До конца недели Саша оставался на больничном, в школу ходить было не надо, но, честно, он и сам не горел желанием. Казалось, маленький комочек черного липкого страха навсегда притаился где-то внутри, внизу живота, и время от времени то ли нагревался, то ли наоборот, обжигающе замерзал, заполняя все внутри, от чего дышать становилось очень трудно.

Сашу выписали в субботу, и все воскресенье он просидел дома. Даже в магазин за хлебом или вынести мусор не отправляли. Мать несколько раз в день требовала измерять температуру и все время напоминала про витамины. Ни температуры, ни кашля, ни даже симптомов коклюша у Сашки не было, но “домашний арест” это не отменяло.

По разговорам родителей Саша слышал, что Сережу все еще ищут. Уже не сами, обратились в милицию. При упоминании милиции у Сашки внутри все сжималось, он старался даже не дышать, чтобы расслышать малейшие подробности. Его больше о случившемся не спрашивали ни родители, ни тётя Тамара. Так прошли выходные.

Понедельник начался как обычный летний понедельник все три месяца до этого. Сашке опять не надо было вставать в школу, поэтому он услышал звон родительского будильника за стеной и, повернувшись на другой бок, повыше натянул одеяло.

Пожалуй, отличало этот понедельник от других, то же, что и последние выходные. Спал Сашка плохо. Долго не мог заснуть и часто просыпался, опять же подолгу боясь закрыть глаза, но и всматриваться в темноту комнаты тоже было страшно. Родителям он об этом не говорил, причину своих кошмаров он знал и, конечно же, делиться ими с кем-либо не хотел.

Так что под утро спать хотелось больше, чем обычно. Детский организм начинал выигрывать в битве за сон у копошащихся внутри страхов.

Так что исключая эту никому неизвестную деталь – обычный понедельник – возня на кухне – хлопок дверью – щелканье замка и снова тишина. Но в этот раз в обычный ряд вклинился еще один звонок – звонок телефона. Вклинился где-то между возней на кухне и хлопком двери. И наверняка это была обычная, противная, но обычная трель старенького аппарата, но именно сегодня что-то её сделало тревожнее, чем звук сирены воздушной тревоги. Сашка никогда не слышал воздушную тревогу, но в его голове она звучала именно так.

Трубку взяла мама. Спросонья Сашка не разобрал, что она сказала, услышал, что не больше пары слов. Сразу же она окликнула не успевшего уйти на работу отца. Сон вмиг улетучился, и Сашка превратился в слух. Говорила мама тихо, но он расслышал страшное слово “милиция”, и кровь застучала в висках.

Телефон снова звякнул и затрещал, набирая номер. На этот раз Саша услышал голос отца. Отец говорил громко, так что Сашка без труда разобрал, что он просил кого-то предупредить на работе, что задержится. Отец еще не закончил разговаривать, когда к двери Сашкиной комнаты подошла мама.

– Саша. Вставай, – услышал он. – Умывайся и постель убери. К нам… придут.

Мама говорила спокойно, но даже в её голосе чувствовались легкие нотки тревоги. Что уж говорить о том, что происходило внутри у Сашки. Маленький черный комочек внизу живота взорвался, заливая все липким страхом. Рот наполнился металлическим вкусом.

Придет милиция! Что сказать? Что надо говорить? Костя же говорил… Что? Это было так давно… Нет же! Совсем недавно… Но уже все спуталось… А к ним уже приходила милиция? Что они сказали? А Макс? Почему он видел Макса в больнице?

Вместо того, чтобы вспомнить наставления Кости, мозг всё задавал и задавал вопросы, загоняя остатки памяти все глубже в самый темный угол.

Умылся и убрал постель, как в тумане. На выходе его окликнула мать из кухни, указывая на стоявший на столе стакан с чаем и бутерброд. С колбасой – понял он по виду, но, откусив, не почувствовал вкуса. Если бы кто-то спросил, есть ли в кружке сахар, он вряд ли смог ответить и наверняка бы захлебнулся, если бы не успел его допить, когда раздался дверной звонок.

После короткого разговора в прихожей в кухню вошли родители и двое мужчин. Один в изрядно поношенной милицейской форме, другой в обычных черных брюках и светлой рубашке, поверх которой была накинута серая ветровка.

В маленькой кухне сразу стало очень тесно. Над сидящим за столом Сашкой возвышались четыре взрослых человека. Сашка смотрел на них снизу, и ему казалось, что он уменьшался и уменьшался, а их головы отделялись и кружили где-то высоко, под самым потолком, который также стремительно улетал вдаль.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала мама, убирая со стола тарелку и кружку.

Мужчина в ветровке снял её и, повесив на спинку стула, сел, пододвинул его к столу, милиционер в форме сел рядом. Несмотря на то, что еще один стул остался свободным, оба родителя остались стоять.

– Саша, – сказала мама. – Это Валерий Викторович, наш участковый и Николай.., – мама сбилась и виновато посмотрела на второго мужчину.

– Игоревич, – сказал он.

– Николай Игоревич, – продолжила слегка смутившись мама. – Он тоже… милиционер.

– Здравствуйте, – тихо произнес Сашка, стараясь не смотреть на милиционеров.

– Здравствуй, – сказал “тоже милиционер” приятным и даже дружелюбным тоном.

Участковый лишь кивнул, хмыкнув что-то неразборчивое.

– Сережа…, – мама продолжила и снова запнулась. – Он… так и не вернулся.., после того вечера… когда.., когда ты заболел. Если ты видел или слышал, как кто-то говорил, куда он пойдет, расскажи.

Мама замолчала и все же взяла оставшийся стул, пододвинула и села рядом с Сашкой. .

Тоже милиционер достал из кожаной папки блокнот, ручку и заговорил.

– Я следователь. Ищем твоего друга. Мама его рассказала, что вы часто играли вместе. В прошлую пятницу тоже?

Сашка закивал.

– Да. Утром… А потом пошли кушать.

– И после уже не встречались?

Сашка замотал головой.

– Нас позвали, но он… он еще кушал.

– Кто позвал?

– Костя и… Макс.., Максим.

– Это ваши друзья? – следователь перелистнул пару страниц блокнота. – Костя Маркин и Максим… Новиков? – перед тем как назвать фамилию Максима он замолчал и словно, что-то беззвучно произнес пошевелив губами.

Сашка лишь кивнул.

– Вы ушли без него?

Сашка снова кивнул, но тут же будто длинная игла прошила его мозг: “Почему следователь сказал, что они ушли? Откуда он знает, что не играли во дворе?”

– Говорят, ты написал на асфальте, что вы пошли на стройку?

Практически мгновенно сменились чувства облегчения от того, что нашелся ответ на вопрос, откуда следователь знает, и еще большего страха от услышанного слова “стройка”. Сашка замотал головой, но, увидев заинтересованный взгляд следователя, понял, что просто жестами тут не отделаешься.

– Н..написал, – сглотнув, сказал Сашка. – Но на стройку мы не пошли.

Опять что-то не то. Горячая волна ударила в щеки. Зачем тогда писал?

– Пошли сперва, – страх и стыд за вранье уже сплелись в тугой бурлящий комок в животе. – Но… там сторож… и мы ушли.

– Сторож? Как он выглядел? – казалось, следователь не замечал волнения Сашки и спрашивал все таким же дружелюбным тоном.

– Нууу, который всегда, – страх и стыд преобразились в противного зеленого гоблина который одобрительно кивал потирая ладони навсегда поселившись в груди у Сашки.

– Он вас видел?

– Нннет, – Сашка опять замотал головой.

– И что дальше?

Очень хотелось отвести глаза. Уткнуться в стол, рассматривать узоры на клеенке, водя пальцем по линиям. Скорее закончить это все, не выдавливать из себя эти лживые слова. Сашка боялся, что следователь уже все знает. Догадался. Их видели. Все рассказали. И сейчас он просто мучает его, заставляя все глубже закапываться во вранье, а потом все выскажет, и Сашка сгорит со стыда, и мама наверняка вместе с ним. Но как быть? Не рассказывать же все сейчас. Уже поздно…. И Сашка продолжал врать…

– На пустырь пошли… За фабрикой. В футбол играть.

– А Сережа с вами был?

– Нет. Он так и не пришел.

– И ты к нему вечером не заходил? Не видел его?

Сашка замотал головой.

– Мы поздно… Там дождь и мама сказала быстро.

Тут кивала уже мама.

– Понятно, – следователь задумчиво крутил в руках ручку. – А вы часто играли на стройке?

Сашка замолчал.

– Не бойся, родители ругать не будут, – успокоил следователь и взглянул на Сашкиного отца, тот посмотрел на сына и кивнул.

– Летом часто, – ответил Сашка.

– А с кем еще?

– Ну, Костя, Максим… в основном. Иногда еще пацаны приходили.

Следователь некоторое время молчал, разглядывая Сашку, тот разглядывал свои руки.

– А ты видел после Костю или Максима? – наконец спросил он.

“Макса видел!” – как будто кто-то прокричал внутри, но Сашка тряхнул головой и замотал из стороны в сторону.

– Нет. Меня в больницу отвезли, а они не приходили.

Следователь помолчал, посмотрел на Сашку, на его родителей, в свой блокнот, и, видимо, не найдя больше вопросов, сказал:

– Спасибо. Ты очень помог. Может хочешь что-нибудь еще рассказать? Все, что считаешь важным. Может заметил что? Услышал?

Сашка вздрогнул и замотал головой.

– Ну хорошо. Если что-то вспомнишь, обязательно скажи родителям, это поможет быстрее найти друга. Хорошо?

Сашка кивнул.

Следователь поднялся. Отец проводил его и участкового к выходу, мама осталась на кухне. Когда дверь захлопнулась, отец вернулся в кухню, положил руку Сашке на плечо.

– Я на работу. Уже сильно задержался. Всё хорошо?

Сашка кивнул, опустив глаза.

Отец легонько похлопал по Сашкиному плечу и вышел из кухни, кивнув жене. Мама кивнула в ответ и тут же подошла к Сашке. Приложила ладонь ко лбу и, видимо, удовлетворившись показаниями материнского термометра, сказала.

– Иди в комнату, приляг. Ты бледный совсем. Или почитай. Не разболелся бы. Витамины пьешь?

Сашка опять кивнул.

– Хорошо. На обед, что хочешь?

Сашка пожал плечами.

– Ну ладно. Куриный суп сделаю. Для укрепления иммунитета. Иди. Я позову.

Спать уже не хотелось. Играть тем более. Он лежал, разглядывая трещины на потолке, узоры на ковре и обоях, мысленно путешествуя по линиям, как по лабиринту. Пытался читать, но буквы прыгали перед глазами, и даже если удавалось прочитать предложение, смысл тут же улетучвался. То и дело перед глазами возникали страшные картины. Серега на стройке, Серега в коридоре больницы. Макс…

“Макс! Макс и Костя!” – вдруг промелькнула мысль. – “А к ним приходил милиционер? Наверняка приходил. И что они сказали?”

Волна тревоги вновь накатила. Да, они договорились в общих чертах, что говорить: не были на стройке, сторож, пустырь. Но вдруг Костя с Максом передумали, пока он лежал в больнице. Вдруг по-другому рассказали что-то. Теперь их рассказы сойдутся, а Сашкин нет! Сашка одновременно и хотел узнать, и боялся узнать, что он уже попался. Почему милиционер спросил, видел ли он Костю и Максима после? А если он догадался, что они сговорились?

Сашка упал лицом в подушку и изо всех сил вцепился в неё зубами. Хотелось зареветь, расплакаться, пойти и все рассказать и будь что будет. Страшные сцены вновь поплыли перед глазами. Он зажмурился изо всех сил и сильнее уткнулся в подушку, так что перед глазами замелькали цветные искорки. Искры складывались в цветные спирали и вертелись, увлекая куда-то вниз, в глубину, в черноту. Подушка и кровать стали вязкими, как болото, и затягивали его внутрь, туда, где образовалась черная бездонная яма, а в глубине крутилась искрящаяся спираль…

Сашка стоял в абсолютной темноте, только вокруг него тьма чуть рассеивалась, словно он был в коконе из едва различимого свечения.

“Где я? Как сюда попал?” – искрящаяся спираль словно переместилась к нему в голову и сейчас вихрем кружила мысли. – “Это сон? Как я так быстро уснул?”

Ощущения были очень реальными. Вообще не похоже на сон. Он помнил все события реальности, вот только что лежал на кровати, уткнувшись в подушку. Он ущипнул себя за руку и почувствовал боль. Слабая надежда на то, что он сейчас проснется и все исчезнет, растаяла.

“И как отсюда выбираться?” – еще одна мысль вклинилась в спиральный вихрь.

Не дал додумать еще один кокон света, появившийся чуть подальше. В этом коконе Сашка разглядел силуэт и сердце бешено заколотилось. Сомнений быть не могло – Сережка. Он стоял в облаке света, опустив голову и не шевелился. Кокон вместе с ним приближался. И вот когда он был уже на расстоянии вытянутой руки, Сережка поднял голову…

Сашка опешил. Он ожидал более страшной картины. Сережка, не гниющий призрак, как в видении в больнице, и не с жуткими ранами, каким он видел его в последний раз на стройке, а вполне обычный Сережка, разве что без очков, и даже его ленивый глаз обычно скрытый за картонкой сейчас не косил и не закатывался вбок.

Он смотрел на Сашку своими тёмными грустными глазами, не узнавая, но в какой-то миг словно вспомнил что-то важное. Глаза его увеличились, выражение лица изменилось, он открыл рот, вдохнул будто вот-вот что-то скажет, и замер… Заморгал не в силах выдохнуть или сказать и наконец с трудом произнес.

– Сашка… Это… это не я… Это он…

– Ч-что? К-кто? – растерянно спросил Саша.

Он немного осмелел. Сережка не жуткий монстр, не зловещий призрак. Сережка. Друг Сережка! Он будто бы хотел его о чем-то предупредить, помочь. Сашка даже сделал шаг навстречу и поднял руку. Сережа тоже… Внезапно по протянутой руке пробежали мелкие волны, словно под кожей были сотни жуков. Кожа на руке треснула и расползлась лавтыками тут же покрываясь гнилью. Гниль перешла выше, на лицо, образуя страшные дыры, сквозь которые виднелись кости, зубы. Рука с хрустом скривилась, челюсть съехала в сторону, а глаз выпал из глазницы и повис на жгутике переплетенных нервов и мышц.

– Кто, кто? – харкающим голосом зашипел изувеченный Сережа. – Друг твой лучший, которого ты бросил. Иди же сюда. Давай вместе поиграем. Тут игр много. Можем потолкать друг друга со стены. Ты же это так любишь!

Сережка сделал несколько шагов вперед, даже не шагов, он словно исчез и появился уже рядом и схватил Сашу за руку. Сашка дернул руку, но хватка была крепкая, он дернул еще раз, вскрикнул, попытался вырваться и тут услышал голос. Знакомый мамин голос.

– Ты что, ты что? Это я! – мама держала Сашку за руку, другой рукой уже ощупывала лоб. – Ты задремал что ли? Взмок весь, но температуры вроде нет. Приснилось что-то?

Сашка испуганно осмотрелся. Он сидел на своей кровати, в своей комнате. Рядом мама. За окном уже стемнело, видимо он все же уснул.

– Приснилось что-то страшное? – переспросила мама.

Сашка замотал головой: сон, если это был сон, он помнил, но рассказывать о нём не хотелось.

Мама посмотрела недоверчиво, но не стала допрашивать.

– Забыл, наверное. Уже поздно, давай стелись и ложись. Нужно сил набраться. В понедельник в школу пойдешь. До конца недели смотри не разболейся, а то отстанешь совсем.

Сашка послушно расстелил кровать, умылся и лег в постель. Но засыпать было страшно. Вдруг опять увидит это… Может все-таки рассказать? Но как? Они спрятали тело. Зачем, если не виноваты? Голова шла кругом, все казалось нереальным. А может это все сон? Кошмар? Может, нужно проснуться и всё снова, как прежде? Вот бы было так. Но он знал, что, как прежде, уже не будет никогда.

Так тянулись дни. Кошмары всё еще снились ему каждую ночь и хоть он и просыпался в холодном полу, но они уже не были такими реалистичными и не врезались в память. Уже через несколько минут он смутно помнил детали, оставалось только ощущение безысходности и липкого ужаса.

Следователь больше не приходил. Родители тоже не задавали вопросов. Он слышал, как иногда вечерами они тихо перешептывались о случившемся. Среди причитаний матери о том, что она не знает, как теперь отпускать Сашку куда-то одного, он вылавливал фразы о Сережке и знал, что его пока не нашли… Не нашли его труп…

Однажды вечером в дверь позвонили. Всю неделю к ним никто не приходил, отец открывал своим ключом и звонок уже давно молчал, от этого его противная трель стала неожиданной. Неожиданной и тревожной. Послышались шаги, короткая пауза у двери и щелчки замка, и…

– Тамара, заходи, заходи, – это был голос мамы. – Как ты?

Сердце мгновенно ушло в пятки. Сережина мама! Все события того вечера мгновенно вынырнули из тумана. Взглянуть в глаза тёте Тамаре было страшнее всех ночных кошмаров. Кошмаров! Может, и это кошмар? Тот самый реалистичный кошмар снова захватил сознание!

Сашка ущипнул себя за руку сильно, как мог. Было больно, но он продолжал сжимать пальцы, стиснув зубы в надежде. Что вот боль пройдет и он проснется в своей кровати. А может даже вообще ничего не было! Он позавтракает и, перепрыгивая ступеньки по пути на улицу, забарабанит в обитую дерматином дверь, которая тут же откроется и на пороге будет стоять улыбающийся Сережка. Но боль не уходила. Он прекратил сжимать, а рука все еще болела. Наверняка будет синяк.

– Лен, спасибо. Извини, что я… – услышал он заплаканный голос тёти Тамары.

– Да что ты, что ты, проходи скорей! Пошли на кухню. Чай будешь? – прервала мама.

Сашка вжался в угол, не подавая признаков присутствия. Он услышал шаги, легкое постукивание кружек, голос Сережиной мамы, слова утонули во всхлипах, и разобрать, что она говорила, он не смог, а затем голос своей мамы.

– Может еще… найдется… Не нашли же…, – мать сбилась не решаясь закончить фразу. Сашка понял, что она не решилась сказать. Он сам не мог представить, что его еще недавно живого друга будут называть словом “тело”.

– Да, да.., – заговорила тётя Тамара, все еще всхлипывая, но отчетливее. – Конечно, конечно… Страшно просто.. Это все я, дура! Не отпустила тогда с Сашей твоим, сейчас был бы…

Послышался протяжный плач.

– Не захотела… С Сашей я бы конечно… Но Костя этот и Максим… Не нравились мне они. Переживала, что связались с ними наши. А вот значит, не о том… А теперь… Ты про Максимку-то знаешь?

– Это который полненький?

– Да, да.. Вот беда одна не ходит.., не зря говорят. Он… в ванной… утонул. Сердце, говорят, остановилось.

У Сашки в голове словно ударили в огромный колокол. Макс! Его сон! Тот кошмарный сон в больнице! Макс! И вода. Да! Во сне была вода. Макс в воде! Как?!! Что это было?!! В голове еще гудел “колокол”, но он слышал, как тетя Тамара, всхлипывая, продолжала.

– А я думала, хулиган он, а вот оказалось… впечатлительный. Он.., Родители рассказывали, как Сережа пропал сам не свой ходил. Переживал. В ванной обморок… и захлебнулся…

– Ужас какой… – услышал Сашка мамин сдавленный голос. – Дети они… сильнее всё чувствуют…

Повисла пауза. Сашка прямо чувствовал, как мама повернула голову и смотрит в сторону его комнаты.

– А… а про Сережу? – услышал Сашка тихий мамин голос и напрягся. – Что в милиции говорят?

– Что говорят… Ищут… Схватили этого алкаша-сторожа, допрашивают. На стройке нашли собаку мертвую. Дождь почти все смыл, кровь взяли на анализ. А если… Если он Сережу…

Снова протяжный стон и всхлипы. Мама успокаивала тётю Тамару, а Сашку трясло в кровати. Он дрожал от страха и того, что из-за него так страдает Серёжкина мама, а еще сторож. Он не виноват ни в чем и добрый, позволял ребятам играть на стройке, если покрикивал, то только если залазили на стены и кирпичи, а на кучах – пожалуйста. А теперь… А что с ним будет теперь?

Мысли бились в виски. Этот кошмар наяву никогда не закончится.

Сашка уже не слушал, о чем говорили на кухне женщины. В очередной раз его сердце ушло в пятки, когда услышал скрежет стульев по полу. Понял, что тётя Тамара собирается уходить, и до дрожи боялся, что она зайдет в его комнату. Но в этот раз ему повезло. Сказав друг другу пару фраз в прихожей, мама и тётя Тамара попрощались.

Не зашла в комнату и мама. Тихо позвякивала посудой, видимо, помыла чашки. Пару раз хлопнули дверцы шкафов, затем все стихло.

Пришел со смены отец. Заглянул в его комнату. Обменявшись с сыном короткими “привет-привет”, “как дела – нормально”, он ушел на кухню есть приготовленный ужин. Сашка слышал, как мама пересказывала ему события дня. Отец ел суп и изредка хмыкал.

Вечер закончился. Осеннее солнце уже убежало за горизонт. В родительской комнате некоторое время побубнил телевизор, и вскоре квартира погрузилась в тишину.

Сашка лежал в постели, пытаясь заснуть. Время и мысли в его голове скомкалось в запутанный клубок, он представлял, как втягивает тонкую нить, и пока она тянулась ровно, гладко, становилось спокойно он даже начинал засыпать, но внезапно нить снова путалась, затягивалась в узлы, переплеталась в резкие росчерки черных линий. В этот момент Сашку прошибал пот, грудь и живот наполняла тревога, он натягивал одеяло на лицо, но залезть под него с головой боялся…

Глава 5

Тонкая полоса рассвета поднималась снизу окна. Сначала она ползла по полу, затем забралась на кровать, на одеяло и медленно, сантиметр за сантиметром, захватывая территорию, приближалась к Сашкиному лицу.

– Ты что, в постели еще? – раздался мамин голос.

Сашка вздрогнул.

– В школу уже пора! Вставай быстро!

“Как в школу? Сашка с трудом соображал, голова была как в тумане. “Уже понедельник? А воскресенье? Уже было?” Сашка пытался восстановить в памяти, когда он приехал из больницы, сколько прошло дней, но мысли прятались в уголках сознания. Голос мамы то удалялся, то приближался эхом, отдаваясь в голове.

– Ранец собрал? Я вчера предупреждала.

Ранец? Предупреждала? Вчера… Сашка не помнил, но кивал.

– Ты спишь еще или заболел опять? – мать приложила ладонь к Сашкиному лбу. – Температуры нет вроде. Давай умывайся, одевайся и завтракать. Быстрее, а то опоздаешь.

Мама вышла из комнаты. Сашка поднялся. Ранец стоял возле стола, он толкнул его ногой. Пустой. Какие в понедельник уроки? Ничего не вспомнить… Так он же не был в школе с начала года. Надо было узнать. Он же хотел узнать, но… Да. Точно. Вчера мама сказала узнать, и он уже было собрался набрать номер, но вспомнил и все вернулось.

В таких случаях он узнавал у Сережки… И первые цифры которые прокрутил диск телефона, были цифры Сережкиного номера. Страх, который, казалось, затаился где-то внутри и вроде бы уснул, радостно проснулся, получив новую порцию страшных воспоминаний и окутал своими липкими холодными объятиями сперва желудок, потом легкие, а потом проник в голову застилая глаза холодным туманом. Сашка не позвонил. Маме соврал, что спросил, но, вернувшись в комнату, забился в угол кровати и так и просидел допоздна.

– Ты не умылся еще? – опять вырвал его из небытия мамин голос. Судя по тону, надо было поторапливаться.

Сашка сгреб с полки тетрадки и учебники, даже не смотря какие, и поплелся в ванную.

Весь день прошел как во сне. Уроки шли друг за другом. Монотонные речи учителей менялись на звонкий шум перемен, и все это происходило как-будто вокруг Сашки, его словно никто не замечал, и он переходил из кабинета в кабинет, видел знакомые лица, но сейчас они были как лица знакомых актеров в каком-то странном кино, и звуки звучали словно Сашку накрывал стеклянный колпак, слов он не разбирал.

Первый, второй, третий уроки. Перемены. Иногда он замечал, как школьники шушукались, поглядывая на него, но никто с ним так и не заговорил. Даже одноклассники.

Перемена уже должна была скоро закончиться и Сашка поплелся в кабинет, но одно лицо вырвало его из полусна, “колпак” тут же подняли, и в уши хлынул гул перемены. Кто-то толкнул, но он даже не обратил внимания. Он смотрел в одну точку. В коридоре, рядом с лестницей, стоял Костя.

Вид у него был потрепанный, волосы взъерошены, а глаза уставшие и покрасневшие. Костя стоял молча и тряс ладонью, не поднимая руки, пытаясь привлечь внимание. Поняв, что Сашка заметил его знаки, повернулся и пошел к лестнице. Сашка пошел за ним. Нагнал на лестнице.

– Пошли за школу, – прошипел Костя сквозь зубы и, также не глядя на Сашку и не останавливаясь, продолжил спускаться.

Двор за школой – удивительное место. Почти все здание школы с этой стороны занимал спортзал, из которого на двор выходил только ряд узких окон на уровне третьего этажа. Естественно, в них при всем желании никто заглянуть не мог, так что прямо под боком школы находилось укромное место, где можно было втихаря покурить и поиграть в запрещенные в школе игры на деньги или сигареты. А иногда и решить спор по старинной школьной традиции “через махач”. Так что нередко из-за школы выходили пацаны с разбитыми носами, один как правило гордый собой, в окружении толпы хлопающих его по плечам парней и улыбающихся девчонок, на которых украдкой поглядывал, а второй плелся сзади не поднимая глаз.

Сегодня двор пустовал. Костя кинул свой портфель на бетонную отмостку и плюхнулся на него задницей. Сашка остался стоять. Костик достал из кармана пачку сигарет, потряс, пока из проковырянной в углу дырки не показалась одна, вытащил её зубами и протянул пачку Сашке. Тот затряс головой. Костя пожал плечами и сунул пачку обратно в карман. За стенами раздалась трель звонка. Костя, уже раскуривший сигарету, увидел обеспокоенный взгляд Сашки и махнул рукой.

– Забей, – сказал он. – Поважнее дела есть. Сделав несколько затяжек, сплюнул на асфальт и спросил.

– Про Макса слышал?

Сашка закивал.

– Ндааа. Толстый, конечно, выдал.. Жрал наверняка в ванной и подавился.

Костя пристально вглядывался в Сашкино лицо, словно ждал чего-то. Может быть, одобрения его “отжигающей” шутки. Не получив желаемой реакции, Костя продолжил

– Менты приходили?

– Да… Участковый и еще один.

– Чё спрашивали?

– Про Серегу…

– Это понятно. Чё конкретно?

– Ну… Видел ли его. Где мы были.. Нашел ли нас…

– А ты чё?

– Как договаривались, – при этих словах Сашка опустил глаза.

– Понятно… Не просекли ничего?

Сашка замотал головой.

– Вроде нет.

– “Вроде”, – передразнил Костя и, помолчав немного, добавил. – Нууу… молоток! Я вообще думал спалишься ты и хана нам. Но видать поверили, иначе не отстали бы. Они алкаша-сторожа повязали. Наверняка на него повесят.

Сашка вздрогнул. Костя хмыкнул, криво улыбаясь.

– Да и хрен с ним. Он мутный тип, наверняка кучу дел натворил. Да и тела, – Костя поперхнулся. – В общем… нет тела – нет дела. Может и не повяжут. Короче мы с тобой вдвоем остались. Дружбаны. Не зассышь, нормально всё будет. Ты если что, сразу говори. А про это.., – Костя махнул куда-то рукой. – Про это никому, никогда не рассказываем. Понял? До самой смерти!

На последних словах Кости резко дунул ветер, захлопнув крышку мусорного контейнера, стоявшего рядом. Металл опустился на металл с раскатистым грохотом.

Костя подскочил, выронив зажженную папиросу, Сашка прижался спиной к стене. У обоих мальчишек на лицах застыл испуг. Они озирались по сторонам, пытаясь понять причину шума, что за опасность и откуда.

Контейнер еще гудел. Осознав, что виновником их испуга стал он, Костя постарался быстро скрыть испуганную гримасу и, резко шагнув в сторону короба, пнул его в железный бок.

– Сука! От неожиданности.., – попытался оправдать он свой испуг, но осекся, видимо решив, что не стоит. – Ладно, пошли.

Костя поднял свой портфель. Пару раз хлопнул по нему, выбив облачко пыли, и закинул на плечо.

Ребята шли молча, только возле самого поворота за угол на центральную площадку перед школой Костя остановился и спросил.

– Слушай… Ты ничего странного не замечал после…. ну, этого?

Сашка, напрягся. Рассказать? Почему он спрашивает? Тоже видел Сережку? И Макса? А если нет? Засмеёт. Скажет, свихнулся совсем от страха.

– Типа чего? – спросил вместо ответа Сашка.

– Нуу.., так… Да, забей! – Костя плюнул под ноги и ускорил шаг.

– Ладно, бывай, – Костя протянул руку и вместо рукопожатия хлопнул по протянутой в ответ Сашкиной ладони, и вместо того, чтобы войти в школьные двери, повернулся и зашагал в другую сторону. Сашка решил вернуться на урок.

Школьные коридоры были пусты. Из-за закрытых дверей были слышны голоса учителей. Уже прошла добрая четверть урока.

Возле кабинета он немного помялся, слегка приоткрыл и просунул голову внутрь. Седая учительница в длинном сером кардигане одарила его суровым взглядом поверх очков, покачала головой, сжав губы, но ничего не сказала, лишь махнула рукой, указывая на класс. Их с Сережкой парта пустовала, но Сашка прошел мимо в конец класса и сел за другую свободную., в самом углу.

Ольга Николаевна, так звали учительницу, что-то устало рассказывала, одноклассники изредка поглядывали на Сашку, сидящего за задней партой, и шептались. Он же отрешенно разглядывал узоры облупившейся краски на парте, водя пальцами и вырисовывая контуры самых крупных островков.

Зазвенел звонок. Урок был последним. Сашка взял свой портфель, учебники и тетради он даже не доставал и ни на кого не смотря поплелся к выходу из класса. Дверь кабинета, дверь школы, знакомые улицы, дверь подъезда, квартиры, комнаты, кровать, головой в подушку…

– …и если еще раз будут спрашивать говори всё точно также.

Сашка тряхнул головой. Огляделся. Небольшая комната, старенькие обои, отвалившиеся по швам, на стенах кое-как развешанные плакаты: Шварц, Ван Дамм. Тут же криво вырезанные страницы из журналов, тоже с актерами боевиков. До этого он всего один раз был в этой комнате. Комнате Кости.

Как он сюда попал? Когда пришел? После школы? Зачем?

За окном уже темнело. Вечер. Костя живет в другом доме, на соседней улице. Ещё домой идти. Приду в темноте – мать заругает. Надо уже выходить. В тревоге получить наказание за позднее возвращение Сашка потерял первую мысль – как он вообще оказался в гостях у Кости.

– Я, наверное, пойду, – сказал Сашка.

– А ты вообще чё пришёл? – спросил Костя, как-будто даже не дослушав фразу.

Сашка завис, не зная, что ответить. Он снова понял, что не помнит, как пришел, не то что зачем.

– Я.., – начал было отвечать Сашка, но Костя заговорил раньше не дожидаясь ответа.

– Я? Когда это? Ты гонишь! Я вообще в школу не пошел, развернулся и домой свалил. Да ты же видел.

Сашка замолчал, оглядываясь. Костя разговаривал не с ним. Он смотрел куда-то мимо, но в комнате больше никого не было.

– Да?.. Не помню… Возможно.., – продолжал Костя озадаченно почесывая затылок. – Да и хрен с ним. Ты это…

И тут Костя изменился в лице. Его уставшие глаза округлились, рот открывался все шире и искривлялся. Он словно задыхался, а затем из горла вырвался сдавленный крик.

– Маааам! Нет! Ты… Ты… Нет! Стой!

Костя завертелся, отступая спиной, хватаясь руками за стол, стены, подоконник, и тут он посмотрел прямо в лицо Сашке.

– Саня? Ты? Это ты?

Сашка завертел головой. Сейчас Костя уже говорит ему или нет?

– Ты, ты видишь? Там! – Костя указывал рукой на проем двери в комнату.

Сашка повернулся, в дверях никого не было.

– Он идёт! Бежим! – сомнений не было, Костя говорил, нет, уже кричал Сашке. – Сюда! На улицу!

– Стой! – успел крикнуть Сашка и даже попытался схватить Костю за рубашку, но руки прошли сквозь ткань. На глазах у Сашки Костя вскочил на стол, затем на подоконник и прямо сквозь стекло выпрыгнул в окно.

Сашка стоял посреди комнаты. Все произошло очень быстро. Он еще не мог осознать, почему и как это случилось. Что делать? Кричать? Бежать? Сам не свой Сашка медленно подошел к усыпанному осколками подоконнику и посмотрел вниз.

Костя лежал на асфальте. С высоты пятого этажа его неестественная поза – вытянутые вперед руки, одна нога вытянута, другая согнута в колене – в луже растекающейся крови, была похожа на какой-то странный дорожный знак, призывающий убегать без оглядки.

У тела кто-то стоял. Стоял и смотрел. Когда кровь из под тела начала подступать к ногами стоящего, он отступил на один маленький шажок, все также смотря на растекающуюся лужу крови. Затем незнакомец поднял голову. Было уже темно, но Сашка понял, кто это. Он захотел забраться внутрь и бежать, но страх сковал мышцы. Тело стоящего осталось на земле, а голова начала приближаться к окну. Она двигалась вверх на все удлиняющейся и удлиняющейся шее, покачиваясь из стороны в сторону.

Это была Сережкина голова. И вот уже лицо с вывалившимся глазом, ставшее еще более искаженным и ужасающим с того раза в больнице, зависло перед Сашкой, хищно улыбаясь. При этом с уголков губ этой жуткой улыбки стекала черно-зеленая слизь.

– Здарова, дружбан, – прохрипела голова. – Остался только ты.

Голова расхохоталась, брызжа слизью и слюной. Потянулась к Сашке. Смеясь она тряслась и помутневший глаз на тонком жгутике нервов и сухожилий бился по сгнившей щеке. Подвижность вернулась, Сашка оттолкнулся от подоконника и почувствовал как падает, проваливается куда-то. Удар. В глазах потемнело…

С высоты подоконника затылком о пол, но удар был слабый. Сашка не потерял сознания. Затылок лишь слегка отпружинил от тонкого коврового покрытия. Попробовал открыть глаза. Белый потолок. Знакомый. Вот эту трещину, расходящуюся от люстры с пластиковыми висюльками “под хрусталь”, он рассматривал каждый день. Он видел это дома у себя в комнате. Сашка повернул голову вбок, в вечернем сумраке проявились силуэты его стола, его кровати и… обутые в тряпичные тапочки ноги. Тапочки он тоже узнал. Мамины.

– Ты чего это? – раздался голос мамы. – Ну-ка поднимайся. Ты здоров?

Очень часто в последнее время он слышал этот вопрос. Схватившись за край кровати, Сашка подтянулся и сел на полу. Мать стояла за спиной.

– Мама.., – тихо сказал он. – Я… Я знаю где Сережа…

Сашкины плечи задергались, из глаз брызнули слезы…