Пакистанские авиалинии ищут стюардесс

Глава 1
“Необходимость сделать выбор, возможно, самая характерная черта сознательной человеческой жизни; В этом ее величайшее преимущество и тягчайшее бремя”
Рене Дюбо
Вводная часть
В центре Москвы, на манежной площади есть фонтан “Часы мира”. Громадный купол в виде полуглобуса рассечен меридианами и поделен на двадцать четыре часовых пояса. Мало кто знает, что часы эти – настоящие. По ним можно определить время в любой части земного шара.
Хай-да-ра-бад – водя по воздуху пальчиком, по слогам читаю я, – Интересно, где это? -А я откуда знаю? – Пожимает пухлыми плечами Танька. Мы стоим у фонтана, кутаясь в тонюсенькие ветровки, служащие больше для красоты, нежели спасения от зябкого дыхания ранней осени.
Там сейчас… – я черчу в воздухе прямую линию и считаю количество зажженных лампочек – почти семь вечера. Два часа разницы.
Угу, – безразлично кивает подруга и тянет меня за рукав, – Пошли уже.
Оторвавшись от созерцания этой необычной карты, отправляюсь следом за ней в торговый центр, чтобы выбрать там наряд посолиднее и помоднее. Потому что не собирались ударить в грязь лицом и прослыть “глухими” провинциалками среди одногруппников. Понаехавшей лимитой, наплыв которой столица особенно ощущает, когда новоявленные “москвичи” занимают места на студенческих скамьях и всеми зубами вгрызаются не столько в гранит науки, сколько в открывающиеся перспективы. Как раз такими мы с Машкой и являлись: семнадцатилетними студентками из провинциального городка.
Незнакомое название еще долго крутилось в голове, не давая покоя. Я повторяла про себя сначала со смаком, потом с раздражением этот резкий, начинающийся у основания горла, поднимающийся к небу и дальше, до тех пор, пока кончик языка не толкнется о зубы. Хай-да-ра-бад.
Я не знала, кому и зачем взбрело в голову разместить на карте именно этот маленький, ничем не примечательный Пакистанский город. Как не знала того, что однажды он перевернет мою жизнь, отпечатается памятной вехой на пути, поднимет до небес и обломает крылья. Станет счастливым случаем и злым роком. А пока я беспечно семенила за подругой, стараясь одновременно не потерять ее из виду и не навернуться с высоких модных платформ.
Глава 1. Два года спустя.
В мае 2006 года мы с Машкой не могли придумать, куда себя деть. С горем пополам, сдав последний экзамен и с удовольствием захлопнув зачетки, задумались. Впереди долгое лето, а из возможных вариантов отдыха светила только деревня в Ивановской области, что, понятное дело, не зажигало юных второкурсниц.
Может, работу найдем? – устремив взгляд в небо, где свободно парила пара наглых московских голубей, предложила я.
Можно, – кивнула подруга, стрельнув голубыми, до прозрачности светлыми, глазами.
Не откладывая в долгий ящик, купили в ближайшем ларьке газету объявлений, уселись на лавочку и склонились над хрустящими, оставляющими черные жирные пятна страницами. Заливисто щебетали птицы, лучи солнца обнимали за плечи и наши легкомысленные и пустые головы обдувал такой же легкий ветерок – весна правила балом, дразня и играя шальными нервами юности.
Кто увидел ее первым, не помню. Вакансия, помещенная в рамочку в центре страницы, гласила:
«Авиакомпания «Пакистанские международные авиалинии» приглашает девушек на должность бортпроводников…»
Далее следовал набор требований к соискателям – на него мы даже не взглянули, с первой фразы заглотив наживку и решив, что мы точно подходим. В мыслях тут же возникла картинка из недавно просмотренного фильма, где стюардесса, вся, как есть, элегантность и грация, плыла по салону, озаряя пассажиров белозубой улыбкой. Помню, я еще подумала: “Как здорово было бы так же…” И вот он – шанс.
Это же то, что надо! – Подпрыгнула я на скамейке от возбуждения.
Я бы тоже пошла, – медленно протянула Танька.
Так пойдём. Куда там надо идти?
Адреса нет, только телефон.
Звони! – скомандовала я и вскочила, усидеть на месте было невозможно.
Взяв раскладушку-Нокию, она набрала указанный номер. А я, вновь кинув взгляд на вакансию, поняла, что зря мы не прочли список требований: как одно из них значился возраст не менее двадцати лет. Нам же было всего по девятнадцать.
Толкнула подругу локтем в бок и пальцем указала на объявление, с надеждой прошептав:
Спроси, вдруг нам все-таки можно?
Разговор был недолгий, но содержательный. Во всяком случае, со стороны того, кто был на другом конце провода. Танька же озвучивала лишь краткие: «угу» и «ок». Мое напряжение зашкаливало, а излить его было некуда. Услышать, что говорит собеседник я не могла, лишь нервно мяла в руках газету.
Благо, пытка длилась недолго. Подруга положила трубку и затараторила так быстро, словно боялась что-нибудь упустить:
Ответила женщина, наверное, секретарша. Сказала, что каждый бортпроводник, успешно прошедший собеседование, отправится на обучение в лётную школу. В Пакистане. На три месяца.
Вот теперь мы заглотили не только наживку, но и крючок. А заодно и удочку. Три месяца в другой стране! Вместе. Ни один самый шальной полет фантазии не заводил так далеко ни меня, ни её.
Дикий восторг перекрыл все остальные эмоции. Так что ни одну из нас ничуть не смутило, что об этой стране мы знали
примерно ничего. Особенно – ничего хорошего. Потому что, где-то на задворках моей памяти, среди разрозненных школьных знаний и обрывков телевизионных новостей, маячили мутные тревожные факты.
Это сейчас можно взяв в руки телефон, в два счета загуглить все данные хоть страны, хоть человека. А тогда, в нашем распоряжении не было ни «Алисы», ни «Окей, Гугл!». Лишь слабые догадки, которые, уж точно не могли нас остановить. Не знаю, была ли вообще на свете какая-то сила, способная на это. И все же я спохватилась:
Ой, а ты насчёт возраста спросила?
Забыла, – подруга с досадой ударила кулаком по скамейке, тощий белокурый хвостик взметнулся вверх.
Ну вот! И что теперь? Перезванивать?
Может, не будем? Сказали завтра к десяти утра подойти. Офис на Тимирязевской, в гостинице. Придем и там уж спросим.
Логично, – согласилась я. Хотя, логикой здесь и не пахло. Но очень уж не хотелось так сразу терять надежду.
Глава 2. Надежда (поменять)
Следующим утром без пятнадцати десять мы с Таней встретившись на станции «Тимирязевской», направились к гостинице. Найти ее оказалось проще простого – высоченное здание в форме башни, выкрашенной в кичливый синий цвет нависало над соседними домами. Яркой кляксой выделяясь на фоне серых типовых пятиэтажек, грубо нарушало гармонию и разбавляло скуку спального района Москвы.
Мы робко шагнули в широкий холл, где сверкало все: люстры, полы, стены с зеркальными панелями и глаза молодого охранника в темно-синем костюме, который и объяснил, что офис находится на седьмом этаже. За дверью с надписью ПАИ встретила девушка, одетая по всем канонам делового дресс-кода: белая шелковая блузка со стоячим воротничком застегнута, так, как требовали приличия, но оставляя намек на соблазнительной формы грудь. Узкая чёрная юбка выполняла ту же функцию: с одной стороны подчеркивала строгость и официоз, с другой – упругую попу и стройные ножки. Длинные чёрные волосы спадали на плечи мягкой укрощенной волной, карие глаза улыбались. Благодаря врожденной наблюдательности и привычке мысленно рисовать психологические портреты людей, я успела отметить даже отстуствие кольца на безымянном пальце и зачем-то сделала вывод, что девушка не замужем.
Екатерина – промурлыкала она.
Должно быть, с ней Танька говорила по телефону – подумала я. Непринужденно поигрывая черной шариковой ручкой, Екатерина объяснила: сейчас нужно заполнить анкету, а собеседования пройдут седьмого числа. На него из Пакистана прилетят менеджеры компании, чтобы лично отобрать кандидаток.
Мы разочарованно переглянулись. Во-первых, из-за того, что придется ждать, во-вторых, стало понятно, что собеседоваться пройдет не на русском. Словно прочитав наши мысли, Екатерина спросила:
Надеюсь, с английским языком у вас всё в порядке?
Конечно, – синхронно соврали мы.
Тогда, все шансы – ваши, – ответно соврала она – компании нужны русскоговорящие стюардессы на рейсы Москва-Дубай. Это стыковочный рейс. Высадив часть пассажиров, самолет отправляется в Карачи. Но, так как до Дубая летят, в основном, русские, возникла потребность, чтобы на борту был кто-то, кто понимает язык. Поэтому, компания и объявила набор. Будете летать в основном до Дубая и обратно.
Ну нормально так-то, – важно кивнула Танька и поспешила задать главный вопрос – В объявлении указан возраст – от двадцати лет, а нам только девятнадцать.
Я спрятала руки в карманы и скрестила пальчики. Тщательно выщипанные брови устремились вверх, ручка в тонкой ладони замерла. Пару секунд Екатерина удивленно и задумчиво таращилась на нас, а потом махнула рукой, словно подписавшись под нашей дальнейшей судьбой.
Думаю, ничего страшного.
Мы просияли, заполнили анкеты, где честно указали даты рождения и, дико довольные собой, отправились домой. До седьмого числа оставалась неделя, а значит было время на подготовку. К ней я отнеслась ответственно: достала все свои учебники и сборники на английском языке. Зубрила, читала, пересказывала, освежала в памяти времена глаголов. Но, как бы ни пыжилась, как ни старалась, все-таки недели оказалось катастрофически мало, чтобы воскресить мой английский.
“Да и было бы что воскрешать” – с досадой думала я, вспоминая ивановскую школу-гимназию с английским уклоном. Увы, уклон там шел лишь под горку. И в карман моего отца, державшего небольшой бар и автомобильную стоянку. Заваленный перспективами крутого дочкиного образования, папа щедро снабжал директрису и замдиректора.
В университете дело обстояло еще плачевнее. Английский преподавали на таком позорном уровне, что мы с Таней, как и большинство студентов, не считали нужным его посещать. Слабым утешением стало то, что весь выпускной класс я посещала репетитора. Ей удалось вложить в мою голову какую-то толику знаний. Их-то я и намеревалась реанимировать за оставшуюся до собеседования неделю.
Следующим важным пунктом подготовки шло похудение. Хоть при генетической склонности к полноте, я уже тогда научилась держать себя в руках. И даже, если поправлялась, лишние килограммы распределялись равномерно: да полнели щеки и талия, но росла и грудь. Оглядывая себя в зеркало критическим взглядом, я посчитала, что длинные ноги могли бы быть стройнее, талия тоньше, а щекам вменялось прилипнуть к скулам, дабы подчеркнуть их – мне почему-то казалось, что это красиво. Чтобы добиться желаемых результатов, я исключила все, что принято считать вкусным: сладкое, мучное, жирное и соленое, оставив в меню яйца, гречку и кефир. Даже от любимого мороженного решительно отказалась.
Отказаться пришлось и от кое-чего еще. В новый график никак не вписывались тусовки, без которых раньше жизни своей не представляла. Скрепя сердце и сжав волю в кулак, я вычеркнула их и на протяжении всей недели отвечала твердое “нет” удивленным друзьям. И кое-кому еще, кто был все еще дорог, но уже безвозвратно утрачен. Мы
только недавно поставили крест на романтических отношениях, еще не успев перейти ни в ранг друзей, ни просто знакомых, балансируя где-то на грани. Эта балансировка отвратительным образом действовала на мою нервную систему, так, что, вынужденный “детокс” пошел только на пользу.
Глава 3. День Х
Настал день Х, теплый и солнечный. Я была нервной и возбужденной. Собиралась долго и заранее. Выбирая, что надеть, вспомнила Екатерину и за неимением лучшего варианта, взяла пример с нее. В скудном студенческом гардеробе отыскала похожую белую блузку. Окинув себя критическим взглядом, поняла, что повторить получилось лишь отчасти: идеальную картину портила грудь. А точнее ее отсутствие. С моим первым размером намека на соблазнительность не получалось, расстегни хоть две, хоть три, хоть все пуговицы.
Прямой юбки до колен не нашла и решила заменить чёрными брюками со стрелками, впрочем так было даже лучше: длинной ног я могла дать фору десятку смазливых секретарш. А после недельной голодовки они стали еще стройнее и привлекательней. Образ завершали туфли-лодочки на высоком каблуке, которые берегла для особых случаев.
Уложилась излюбленным способом: помыла, заколола крабиком и высушила феном. Этот простой прием творил чудеса: волосы приобретали объем и выглядели так, будто над ними потрудился опытный парикмахер. Концы слегка завила плойкой, сбрызнула лаком и, придирчиво осмотрев себя в отражении, заключила, что выгляжу очень даже.
Рассматривая фотографии того времени, понимаю, что природа не обделила меня красотой. Длинные темно-русые волосы, зеленые глаза и кожа цвета легкого загара, доставшаяся от пра-пра-бабки, которая, как выяснилось совсем недавно, была цыганкой. История эта всплыла совершенно случайно и повергла всю мою, считавшуюся чистокровно славянской, семью, в шок. Думаю, прародительница наградила меня не только смуглой кожей, но и страстью к путешествиям. Кто знает, случилась бы эта история, не будь во мне капли цыганской крови?
Не раз и не два я слышала определение “ангельская внешность” в свой адрес и искренне недоумевала, потому что по характеру я тот еще бесенок.
Да и на лицо считала себя просто симпатичной, не более того. Конечно, крутясь перед зеркалом я замечала свои достоинства, но ровно до того момента, пока передо мной не возникали другие представительницы прекрасного пола. Мне казалось, что вот у этой волосы длиннее и лучше, а у той ножки не чета моим. Лишь спустя годы я научилась ценить свою уникальность и не сравнивать с другими.
Даром, что за мной увивались большинство однокурсников, из-за чего я снискала дурную славу. Которая только усугубилась, когда стала встречаться с самым популярным мальчиком универа. Высокий темноглазый шатен, харизматичный ловелас с развязными манерами. Витя ходил в джинсах Дольче Габанна, куртке Хьюго Босс, а стоимость его футболки от Луи Вьютон равнялась сумме, на которую я жила целый месяц. Классический представитель золотой молодежи. Отец Виталия ездил с водителем, работал в центре Москвы и частенько мелькал на страницах газет и телевизионных экранах. То, что Витя стал увиваться именно за мной я посчитала простой случайностью, решив не принимать эти отношения всерьез. И никому, даже самой себе не признавалась, что безбашенно влюбилась. Впрочем, напомню – к моменту собеседования наши отношения уже прекратились, я зализывала душевные раны и длительная командировки в другую страну была бы сильно кстати.
Папа, попивая чай, наблюдал за моими сборами. Его полное лицо, покрасневшее от поднимающегося из чашки пара, выглядело совершенно спокойным. Он знал куда я иду, но не верил, что у меня получится. Если бы он обладал даром предвидения, предпринял бы все, лишь бы не отпустить на это злосчастное собеседование. Но, он им не обладал и потому, я вышла из дома, никем не остановленная.
Глава 4. Минута “славы”
Все шесть станций от Октябрьского поля до Тимирязевской, я проехала, трусливо трясясь в унисон с звякающим всеми своими частями составом. Увидев подругу, наконец, выдохнула. Мы двинулись к отелю бодрым шагом и почти сразу засекли конкурентку. Выдала ее одежда: белая строгая блузка и узкая черная юбка. Высокая, болезненно худая, она по-солдатски чеканила шаг и держала спину так ровно, словно проглотила линейку. Длинная светлая коса почти до попы, как маятник, качалась в такт ее шагов.
Мы не успели разглядеть лица, но, на всякий случай, сочли её опасной.
Может, нейтрализовать? – С видом заправского гангстера, спросила Танька.
Прекрасная идея. И как ты это сделаешь?
Ммм, – подруга поджала пухлые губки и сморщила подбородок, – Подставим подножку, она упадет, попортит лицо и прическу.
Ага, – поддакнула я, – А ты отправишься вместо собеседования отправишься в ментовку.
Почему я? – Удивилась она
А кто подножку ставить будет?
Ты, – наманикюренный пальчик нагло уперся мне в грудь, – Я придумала, тебе исполнять.
Ха, – фыркнула я, – Ищи дурочку!
Вот так нашим наполеоновским планам помешало элементарное неумение распределять обязанности. Впрочем стало ясно, что, нейтрализация одной конкурентки погоды бы не сделала. Холл наводнило море одетых по всем правилам, тщательно накрашенных и уложенных, молодых и симпатичных претенденток. Увидев это вопиющее безобразие, мы приуныли. Но, что делать? Не поворачивать же назад. Мы заглянули в уже знакомый кабинет, где с усталым видом Екатерина отметила нас в своём длиннющем списке и выставила обратно, велев ждать, пока не позовут.
Мы нервно слонялись по коридору, присматриваясь и прислушиваясь к разговорам вокруг. Вскоре выяснилось, что таких как мы – не имеющих опыта работы и смутно представляющих себе, что такое авиация – мало. Тех, же, кто в теме – большинство. Выпускницы авиационной школы собрались в большую группу и стояли особняком, свысока поглядывая на разрозненную толпу волнующихся одиночек.
Сама я казалась себе серой космической пылью на фоне небесных светил.
Блин, – ныла Танька, – Да им проще взять опытного человека, чем того, который ни бум-бум.
Мы обе так считали и обе ошибались. Оказалось, в авиации это правило работает ровно наоборот: каждая компания, как отдельная вселенная, где действуют свои стандарты и правила, начиная с организации сервиса и заканчивая разрешенным цветом лака для ногтей. У всех есть собственная школа, где бывшие борпроводники и бортпроводницы старательно вкладывают эти стандарты в головы новобранцев. А обучать, как известно, проще, чем переобучать. Именно поэтому, на трудовом авиарынке больше ценится неискушенный новичок, нежели опытный боец, в сознании которого уже укоренились чужие нормативы.
Мы этого не знали, и, промаявшись в толпе соискательниц, окончательно пали духом. Встреченная по дороге “конкурентка” стояла особняком, привалившись спиной к дальней колонне так, что мы смогли разглядеть ее лицо, которое уж точно не назовешь красивым. Широкий лоб, большой, прямо таки выдающийся, нос в сочетании с выпуклыми светло-голубыми глазами и бледная прозрачная кожа делали ее похожей на привидение.
“Уж эта нам точно не конкурентка”, – решила я. А в кабинет все приглашали и приглашали новых кандидаток. Наконец, очередь дошла до меня. Екатерина высунула голову из двери кабинета, и, измученно сдувая со лба прядь волос, произнесла мою фамилию.
На негнущихся ногах я последовала за ней. Когда передо мной предстала просторная переговорная, где за
широким полукругом столов сидели незнакомые темнокожие дядьки в пиджаках, еще больше струхнула. Екатерина ободряюще улыбнулась. Я улыбнулась в ответ, но шагу не сделала.
Что же вы? Заходите, – поторопила она и больно подтолкнула в спину.
Очутившись почти против воли в комнате страха, где, к тому же, во всю шпарил кондиционер, я поежилась. Наполовину от холода, наполовину от страха и робко подняла взгляд. Мужчины, казалось, мало обратили на меня внимания: кто-то уткнулся носом в бумаги, кто-то устало потирал взмокший лоб. Из-за кондиционера все окна были закрыты, но, несмотря на холод, было душно.
Беспомощно переминаясь с ноги на ногу, я стояла посреди переговорной и проклинала себя за то, что ввязалась в эту авантюру. Екатерина, ставшая вдруг самой родной, казалась единственным островком безопасности. Я цеплялась за нее взглядом, как утопленник за хлипкую соломинку.
Но она предательски быстро покинула меня: сунув дородному мужчине какие-то бумаги, скрылась за дверью. Вместе с ее уходом закончилась пытка тишиной. Лица сидящих как-будто разгладились, смягчились, десяток пар глаз с пытливым любопытством уставились в меня. Только теперь я заметила среди них женщину с такой же темной кожей, как у остальных, но в куда более легкомысленном наряде: на ней была длинная, расшитая светлым бисером туника и массивные золотые серьги. Она первой обратилась ко мне: кажется, спросила, как зовут. Я не смогла точно разобрать, что она спросила, скорее догадалась. Ее по-мужски громкий и четкий голос так бегло обращался с английским языком, что я не узнала даже такую простую фразу.
Мисс Кочнева Кира, – громовой бас, заставил вздрогнуть. Ко мне обратился тот, кому Екатерина передала бумаги. Это была моя анкета. Мужчина ободряюще улыбнулся и слегка кивнул головой, побуждая выйти, наконец, из ступора и начать говорить.
У него было круглое, мясистое лицо, сморщенное, словно гриб и темная кожа с расширенными порами. Такую же толстую и мясистую шею туго обтягивал галстук, глаза прятались в ложбинке между бровями и пухлыми щеками и от того казались слишком маленькими. Это был Юсуф – директор московского филиала Пакистанских Международных Авиалиний (ПМА). Единственный, кто в этой комнате знал русский. И единственный, в чьем лице я нашла поддержку.
Мне полегчало: зыбкая почва под ногами сменилась твердью. “Что я теряю в конце концов? Ну не возьмут, так и фиг с ними. Найду чем в Москве заняться. Да и деревня – не самый плохой вариант”, – торговалась я сама собой.
Уверенность возвращалась. Увы, со знанием языка так не работало. Не может вернуться то, чего не было изначально. Уровень владения английским моих экзаменаторов был идеален. Мой – безобразен. Но, хуже всего было то, что и следующие вопросы я не понимала и отвечала невпопад.
Юсуф снова пришел на помощь и стал переводить. Хоть и говорил по-русски с ужасающим акцентом, смягчая окончания и проглатывая часть букв. Под его одобрительным взглядом я проявила чудеса красноречия и, коверкая английские слова, не хуже, чем он русские, сообщила, что давно мечтала стать стюардессой. На вопрос о последнем месте работы, рассказать было нечего, кроме как о должности промоутера, где по четыре часа в день я втюхивала прохожим сигареты. Надо сказать, что на этом поприще я преуспела: сигареты разбирали почище горячих пирожков. Правда, в подавляющем большинстве то были мужчины, которых прельщала скорее моя умоляющая улыбка, нежели продукция компании Филип Моррис.
Мне показалось, что собеседование длилось минут десять. Но, выйдя из кабинета, словила на себе неодобрительные взгляды, по холлу прокатился недовольный шепот, а Танька тут же вцепилась в руку со словами:
Ну как?
Не знаю, – пожала плечами я, – Кажется, все плохо.
Но, ты так долго там пробыла! Дольше остальных.
Разве?
Точно тебе говорю. Все заметили.
Вот это поворот! Я что, их заинтересовала?
Да ну, – резко мотнула головой, отгоняя обманчивую мысль. И тут же подкинула более правдоподобную идею, – Я ж не поняла половины вопросов, мне какой-то мужик переводил. Поэтому так долго.
В любом случае, гадать бессмысленно. Перед тем, как выпроводить за дверь, добрый самаритянин, помогавший с переводом, сказал, что мне непременно позвонят и сообщат о результатах собеседования. Оставалось ждать.
Я успела во всех подробностях пересказать Таньке, о чем меня спрашивали, когда наконец, очередь дошла до нее. Подруга пробыла в переговорной совсем чуть-чуть и вопросов ей задали гораздо меньше. Но, надежда на благополучный исход ее не покидала. Меня тоже. Но, все же, вспоминая своё замешательство и неуклюжие ответы, я сильно сомневалась в успешности авантюры.
К тому же столько конкуренции! Из обрывков разговоров мы выяснили, что компании требуется всего десять человек, а на собеседование пришло несколько десятков. Наверняка среди них хватает тех, кто получше меня.
С такими мыслями я покидала гостиницу, еще не зная, что судьба бывает необычайно изобретательна в реализации своих планов. Дорогу ей не преградят ни скверный английский, ни возраст, ни ответы невпопад.
Глава 4. Звездный час
Дурная, после всего пережитого голова, усталым ногам покоя не давала. Вечером я созвонилась с Танькой, чтобы встретиться. Жили мы друг от друга, по московским меркам, недалеко: она на станции “Молодежная”, я у метро “Октябрьское поле”. Примерно на середине пути раскинулся большой живописный парк “Крылатские холмы”. Дорога до него на автобусе занимала у меня двадцать минут, у нее двадцать пять. Ничто не мешало нам встречаться, столько, сколько нашим душенькам угодно. А угодно им было встречаться чуть ли не каждый вечер.
Большой парк стал надёжным убежищем, где, в тишине, без лишних ушей и глаз, могли обсудить все, что угодно: начиная от не вовремя начавшихся месячных, кончая любовными травмами.
Посиделки тянулись долго. Бывало, полночь застигала нас, сидящими в кромешной темноте на полуразвалившейся скамейке. И тогда со всех ног спешили к остановке, боясь пропустить последний автобус. Сколько же всего знали эти скамейки и холмы! Если б только они умели говорить. Я бы с удовольствием вернулась туда, чтобы послушать наивные переживанья и признанья нашей юности.
В тот день нам особенно было, что обсудить. Усевшись на любимую лавку, принялись смаковать подробности, запивая их красным вином из пластиковых стаканчиков. Но, не успели начать, как в моей сумочке завибрировал мобильник. Услышав взволнованного отца, я не сразу поняла, в чем дело.
– Тебе звонил какой-то … Не русский! – Голос напряженно звенел, отец всегда отличался излишней подозрительностью.
– Какой не русский?
– Имя такое, странное. Не запомнил я. Сказал, что директор Московского офиса компании ПИА. Ну куда ты на собеседование ходила.
Внутри меня все содрогнулась и замерло. Я вспомнила, что в анкете указала домашний номер. И сразу умотала из дома. Умно, ничего не скажешь! Хорошо еще, что папа никуда не ушел. Я набрала в свою миниатюрную грудь побольше воздуха и спросила:
– Что еще он сказал?
– Вроде ты прошла собеседование, про какую-то первую пятёрку… Что за пятерка, я так и не понял. И вообще, мало что понимаю! – злился отец, но я его уже не слушала. В голове эхом отдавалась фраза: “прошла собеседование…”
– Меня взяли, получается???
Голос отца вернул в реальность:
– Он просил тебя перезвонить, оставил номер.
– Поняла. Продиктуй, пожалуйста.
– Кира, ты мне объяснишь, что все это значит? Кто он такой? И куда тебя взяли?
– Пап, – отмахнулась я. – Давай обсудим дома. Я ему позвоню и все выясню.
– Записывай, – недовольно буркнув, родитель продиктовал номер и отключился. Я мысленно усмехнулась, насколько быстро его снисходительный скептицизм сменился
тревогой. Что ж, сам виноват. Серьезней надо относиться к моим начинаниям.
Положив трубку, я поймала на себе полный тревоги и любопытства взгляд подруги.
– Какой-то мужик, – затараторила я, – Позвонил мне домой и представившись директором, сказал, что меня взяли.
– Кирааа!!! – закричала подруга. Ее звонкий фальцет разнесся по крылатским холмам. – Неужели? Поздравляю тебя!
Вот так всегда бывает: другие люди, быстрее нас самих осознают наши достижения. Только ликование ее длилось не больше секунды – Таня, в отличие от меня, указала свой мобильный номер, но пока никто не позвонил.
– Мне же нужно ему набрать, – спохватилась я.
– Кому?
– Директору этому.
– Так звони! И… – подруга смущенно опустила взгляд, – Спроси, пожалуйста, про меня.
– Спрошу, конечно, – пообещала я и набрала номер, трясясь, что все это окажется злой шуткой. Мужской голос ответил почти сразу.
– Здравствуйте, – робко начала я, – меня зовут Кира. Я была сегодня у вас на собеседовании. Мне передали, что вы звонили.
– О, мисс Кира, – голос загремел торжественно, как на параде. – Поздравляю! Вы оказались в первой пятерке. Представляете?
– Не очень, – честно призналась я.
– Вы прошли собеседование и мы готовы пригласить вас на работу. Компании требуется десять человек, но пока смогли отобрать только пять. Остальные – под вопросом. И вы, ВЫ, в числе тех, кого точно берут. Из целых восьмидесяти человек!
Даже не семьдесят, – мысленно присвистнула я, – А взяли, получается, пока только
пятерых. И я среди них? Как я, с моим жутким английским, оказалась в первой пятерке? – уложить это в сознании никак не удавалось. Казалось, что вот-вот голос на том конце провода расхохочется и сознается, что разыграл меня. Но, голос и не думал ни в чем сознаваться, вместо этого продолжая греметь в самое ухо:
– Вы узнали меня? Я Юсуф – директор ПАИ. Который переводил вам сегодня, – не без доли хвастовства, добавил он.
– Конечно, узнала, – соврала я.
– Отлично! Тогда, завтра жду вас в офисе. Приходите к десяти утра, расскажу, что дальше, ок?
– Хорошо, – все еще ожидая подвоха и боясь поверить реальности, кивнула я.
– Еще раз поздравляю! – крикнул он на прощание и уже почти отключился, когда я вспомнила про подругу.
– Простите. А можно вопрос?
– Слушаю.
– Со мной приходила подруга. Я бы хотела узнать, взяли ее или нет.
– Ммм, – протянул он, – Подруга? Да, конечно, могу посмотреть. Скажите ее фамилию.
– Белова. Мария.
– Би-ло-ва, – пробормотал он, безжалостно коверкая, знакомую мне со школьной скамьи фамилию, – Секунду.
– Ищет тебя, – тихонько шепнула я Маше. Подруга зажмурила глаза и скрестила пальцы. Я, в знак солидарности, сделала то же самое. В трубке снова загремел голос:
– К сожалению, мисс Биловы нет в списке. Мне очень жаль.
– Спасибо, – пробормотала я.
– Жду вас завтра.
Машка, конечно, все слышала, а если б и не слышала, то поняла по выражению моего лица.
– Не взяли, – печально выдохнула она.
– Не взяли, – вздохнула я.
Неоднозначность ситуации смущала: с одной стороны, хотелось кричать и прыгать от радости. И дело было не только в том, что мне предстояло нечто действительно захватывающее и замечательное. А в том, что я победила! Не просто достигла желаемого, а по пути обошла несколько десятков красивых, уверенных в себе и целеустремленных конкуренток. Именно это окрыляло и пьянило больше всего. Вкус победы был тем более насыщенным и острым, что дегустировала его в первый раз.
С другой стороны – подругу не взяли. Дружеская солидарность не позволяла сполна предаться обуревающим чувствам и выражать открытый восторг. Тем более, я действительно была этим огорчена. Все-таки, уехать в другую страну на три месяца с лучшей подругой – одно. А вот отважиться на такое приключение в одиночку – совсем другое. Тогда, в голову почему-то не пришло, что со мной поедут еще как минимум четыре девочки.
– Слушай, – потухшая голубизна Машкиных глаз сверкнула энтузиазмом, – А что, если завтра мне поехать с тобой? И попробовать поговорить с этим Суфом. Может, они передумают?
– Юсуфом, – поправила я, но идея показалась мне со всех сторон привлекательной.
На этой ноте мы с ней и расстались, договорившись встретиться в девять сорок пять у выхода из метро.
Мне предстояло одно дело, которое нельзя было отложить, хотя очень хотелось. Дома ждал отец. И ждал с большим нетерпением. Если утром перспектива, что я улечу куда-то, была лишь в области фантазии, слишком наивной и глупой для беспокойства, теперь все стало слишком реалистичным. А папа не привык закрывать глаза на реальность.
Справедливости ради, скажу, что отец поддерживал большинство моих начинаний. Но только не это. Да и как он мог его поддержать, когда столько денег и сил вложил, чтобы я поступила в Москву. За два года, что я училась в столице, его жизнь тоже изменилась. Потеряв свой небольшой бизнес в Иваново, пришлось временно перебраться ко мне на съемную квартиру. Чтобы продолжать оплачивать учебу и шаг за шагом кропотливо восстанавливать состояние. Давалось ему это, надо думать, нелегко. Но он не сдавался, потому что жаждал дать мне образование. Во чтобы то ни стало. И вот теперь желал услышать ответ на волнующий вопрос:
– Что станет с твоей учебой, если на три месяца улетишь?
Ответа у меня, разумеется, не было. Я даже ни разу не задумалась об этом. А папа продолжал сыпать неудобными вопросами:
– Даже если удастся откосить на время, что потом? Как работать будешь?
– Нас же берут на рейсы Москва-Дубай, – нашлась я, – Буду совмещать.
Отец скептически поджал пухлые губы, но промолчал.
– Я завтра утром поеду туда, – уже смелее продолжила я, – Все разузнаю. Тогда и решим.
– Ладно, – буркнул папа и спохватился, – а Маша?
Я боялась этого вопроса, и раздраженно переспросила.
– А что Маша?
– Ее взяли?
– Нет, – огрызнулась я, прекрасно понимая, что это еще более отяготит мое шаткое положение.
– Вот видишь! – воскликнул отец. – Она не едет и ты дома сиди!
– А если Машка с балкона прыгнет, мне тоже за ней? – сострила я, повторив фразу, которую тысячу раз слышала от него в детстве. И добавила. – Но, вообще-то, ее еще, может, возьмут. Она завтра поедет со мной.
– Ну-ну, – отец устало покачал головой, всем видом показывая, что сильно сомневается в успешности задумки.
Глава 5. Я срываю джек-пот.
На следующий день, дефилируя к офису, мы с Машкой были наряжены и взволнованы, не меньше, чем перед собеседованием. На кону было все: одной предстояло либо потерять, либо обрести надежду, другой… в сущности, тоже самое. Памятуя слова отца, я осознавала, насколько моя поездка зависит от того, поедет ли Маша.
У знакомой двери с табличкой ПАИ, переминаясь с ноги на ногу, стояла девушка в серых джинсах и белой футболке. Ее лицо и тонкий хвостик, в который были собраны светло-русые волосы, показались мне смутно знакомыми. Скорее всего, я видела ее в прошлый раз.
– Привет. Ты тоже сюда? – приветливо улыбнулась я.
– Да, – уголки губ дернулись, но криво и напряженно, – Вчера позвонили, сказали, что предварительно меня одобрили. Велели еще раз подойти, типа окончательно решить.
Должно быть, она из второй пятерки, – предположила я. Но, вслух не произнесла, вместо этого представившись.
– Кира.
– Надя.
– Я – Маша.
– А вам чё сказали? – новая знакомая вопросительно взглянула на нас.
– Меня не взяли, – вздохнула Маша, – но хочу попробовать их уговорить.
Надя сочувственно кивнула и перевела взгляд на меня. Вопрос относился к обеим и пришла моя очередь отвечать. Но, мне не хотелось признаваться, что я – та счастливица из первой пятерки, – поэтому ответила туманно.
– Тоже попросили подойти.
В этот момент дверь приоткрылась. Из нее, сверкая грудью, выглянула Екатерина. Кинула быстрый взгляд на бумагу и зачитала незнакомую фамилию, вопросительно взглянув на нас.
– Это я, – новая знакомая выдвинулась вперед.
– Проходите.
Надя скрылась за дверью, мы остались ждать. Ждали, правда, не долго. Как только вышла она, пригласили меня. Машка заходить не стала: мы решили вести себя как можно корректней. Поэтому заранее условились, что сначала узнаю у Юсуфа, сможет ли принять ее.
На этот раз, Екатерина повела не в переговорную, а прямиком в директорский кабинет. Тучный, бесформенный, как квашня, силует Юсуфа утопал в глубоком кресле. Но, увидев меня, вскочил с проворностью суслика и тут же загремел с неповторимым акцентом:
– Мисс Кира, рад! Рад вас видеть.
Пухлые губы растянулись в улыбке, от спрятавшихся в ложбинке глаз разбежались лучики морщин. На мгновение показалось, что вот-вот бросится обниматься. К счастью, этого не произошло. Лишь схватил меня за руку и затряс с таким усердием, что аж ноги стали подкашиваться. Столь откровенные эмоции обескураживали и сбивали с толку. Впервые я столкнулась с таким панибратством, тем более от человека много выше меня по статусу, кроме того – моего непосредственного начальника. Впрочем, Юсуф, во многом так и остался для меня загадкой.
После бурного приветствия, он предложил мне сесть в кресло напротив, сам же вернулся на свое место, все так же продолжая греметь:
– Еще раз поздравляю! Ты попала в первую пятёрку. Это так много значит! Да?
Мне показалось, что этот вопрос подразумевал ответ. Но так как между фразами Юсуф не сделал даже секундной паузы, я решила, что такова его манера разговаривать.
– Я лично очень этому рад, потому что болел за твою кандидатуру.
– Вы поэтому мне подсказывали? – смущенно спросила я.
– Да- да – засмеялся он, – Знаешь, все захотели тебя. Только один не захотел. Помнишь, слева, пожилой мужчина? Худой такой, с седой бородой, – его руки очертили силуэт, желая наглядно показать худобу этого дядьки.
Я смущенно пожала плечами. Из всех присутствующих я запомнила только женщину в тунике, да его самого.
– Вот он и не захотел, – не обращая внимание на мою реакцию, продолжал будущий начальник – И знаешь почему? – темные губы растянулись еще шире, глаза заиграли мальчишеским задором.
– Он посчитал, что ты слишком молода!
На этих словах я мысленно сжалась, словно мелкий воришка, пойманный с поличным.
“Надо признаться”, – мелькнула здравая мысль. Но тут же исчезла, так как Юсуф, не замечая моего замешательства, выпятил широкую грудь и продолжал.
– А я сказал: молодость – не преграда. Да? Обаяние и умение располагать к себе – вот что главное. А в тебе этого много. Да? – эти фразы Юсуф произнес особенно торжественно, будто ожидая оваций. Но, из-за моей врожденной скромности, ему пришлось довольствоваться лишь робким: “Спасибо”. Впрочем, как я вскоре поняла, он принадлежал к той категории людей, которые в постороннем одобрении не нуждаются, поэтому совершенно не расстроился.
Сохраняя внешнее спокойствие, я ликовала внутри. И, кажется, начала понимать, почему, руководство, несмотря на ужасный английский, сказало “Да” в мою пользу. Обаяние! Именно оно помогало мне продавать в два раза больше сигарет, влюблять в себя однокурсников и сдавать экзамены без особой подготовки. Хотя, может, было и кое-что еще – моя слепая, твердая вера. Несмотря на все сомнения и обстоятельства, которые, словно угли в топку, щедро подкидывал разум, душой я продолжала верить в чудо. И вера оказалась сильней. Поэтому, все получилось. Человек проигрывает там, где недоверие перевешивают чашу весов.
Мысли ураганом проносились в голове, пока Юсуф продолжал расхваливать меня. Наконец, ему это наскучило, он откашлялся и перешёл к делу.
– Значит так, – широкие мясистые ладони с силой ударили по столу. – Сегодня-завтра должны определиться с остальными: кого возьмут, кого нет. Потом, мне понадобится твой загранпаспорт. Визу сделаем рабочую, сразу года на два. Улететь вы должны в течении лета, то есть за месяц-полтора, нужно решить все вопросы с документами. Билеты за счёт компании, проживание в отеле и питание, тоже. Еще, вам дадут стипендию. Она… – он виновато поджал губы, – небольшая, но, учитывая, что самым необходимым вы будете обеспечены, думаю, нормально. Да?
Я сдержанно кивнула, стараясь не выдать своего ликования: мало того, что жильем и едой обеспечат, так еще и заплатят. Юсуф продолжал.
– Обучение длится три месяца, потом экзамены, следом стажировка – недолгая, всего несколько полетов. Если все ок, подпишешь рабочий контракт. Летать будешь Москва-Дубай, на эти рейсы нам и нужны русско-говорящие бортпроводницы. Кстати – наша школа считается одной из лучших летных школ в мире! К нам отправляют даже из Англии и Америки, – доверительно наклонившись ко мне, проговорил он. И внезапно замолчал. Лишь глаза продолжили хитро улыбаться из-под нависших бровей. Он ждал. Чего – я не понимала. Поэтому молчала, с каждой секундой смущаясь все больше и больше. Чувствуя, что вот вот начну краснеть. К счастью, Юсуф не дал мне залиться краской, а рассмеявшись, спросил. – Ты не хочешь спросить о зарплате?
– Зарплата? – я чуть было не треснула себя по лбу. Ну конечно, зарплата! Вот о чем я должна была подумать в первую очередь, но, как ни странно, ни разу даже не вспомнила. В своих, окутанных туманом романтики мечтах, меня увлекало лишь одно: поездка в другую страну и профессия, представлявшаяся мне тогда пределом совершенства. Таким земным мелочам, как зарплата, в грезах моих места не нашлось. Я понимала, насколько глупо и по-детски выглядела и, изобразив самую обаятельную улыбку, на какую была способна, спросила.
– Так какая зарплата?
– Две тысячи долларов, – довольно улыбаясь, ответил он и тут же добавил, – на первый год. Потом, больше. Зарплата повышается в зависимости от стажа. Это ок, да?
Я кивнула, чувствуя себя, будто сорвала Джек-пот. Две тысячи долларов по тем временам – огромные деньги. На рекламе сигарет я бы и за год столько не заработала. Мое лицо, видимо, отразило эмоции, потому что Юсуф, во второй раз торжествующе хлопнул ладонями по столу и заявил.
– Точно, ок!
Тут его лицо посерьезнело: брови сдвинулись к переносице, рот сложился в толстую ниточку.
– Вот еще что. Страна, в которую вы едете – прекрасна. Это моя родина и я ее люблю. Но, она отличается от России. Там люди уважают и соблюдают заветы Аллаха. Возможно, наши правила покажутся тебе странными или излишне строгими, но, тем не менее, их надо соблюдать. Я дам тебе брошюры, – он взял со стола несколько книжечек в глянцевых обложках, напоминающих туристические проспекты, – Здесь вся необходимая информация. Изучи их, пожалуйста, внимательно. Да?
Я кивнула с той легкой покорностью, которая вовсе не подразумевает серьезного намерения следовать полученным инструкциям. Но, Юсуф, кажется, был удовлетворен и перешел к следующему пункту переговоров:
– Итак, есть у тебя загранпаспорт?
– Нет, – испуганно выпалила я. Да и откуда б ему взяться, если за границей я не была и до недавнего времени, никуда не собиралась. – Это проблема?
Юсуф рассмеялся.
– Это будет проблема, если не сделаешь его до вылета. Но, время еще есть, думаю, переживать не стоит. Но, и тянуть ни к чему. Займись в ближайшее время, да? – и, не дожидаясь ответа, задал следующий вопрос – Ты ведь в Москве живешь?
– Да. Я переехала сюда, когда поступила в университет. А родилась я в Иваново. Это такой небольшой город… – затараторила я, но он перебил:
– Иваново? Тот, что город невест?
– Откуда вы знаете?
– Так я там был! У меня там друзья, – он снова загремел низкими нотами и лукаво добавил, – Теперь понятно, почему ты такая красивая.
– Городом невест его прозвали потому, что там когда-то было много ткацких фабрик, – смущенно пробормотала я, – Сейчас уже все не так.
– Не важно, – он поднял руку, словно желая отмахнуться от скучной исторической справки. – Девушки все равно у вас красивые.
– Может быть.
– Если буду в Иваново, обязательно тебе позвоню, да?
– Конечно, – вежливо ответила я, всей душой надеясь, что этого никогда не произойдет.
– Ну, тогда на сегодня я тебя отпускаю. Остаемся на связи, и, как загранпаспорт готов, сообщи мне, да?
– Хорошо, – кивнула я, но уходить не спешила. За дверью, трясясь, ждала лучшая подруга и я обязана была за нее похлопотать. И все же медлила, чувствуя неловкость. Непринужденность, с которой общался директор, только усугубляла ситуацию – не хотелось злоупотреблять его отношением, но надо было уже что-то сказать.
– У меня к вам просьба, – запинаясь, выдавила я – Моя подруга… Вы сказали, что ее не взяли. Так вот, она хотела бы поговорить с вами. Быть может, все-таки есть шанс?
– Мммм… Помню, конечно, помню. Но, понимаешь, я не решаю. Я могу лишь высказать мнение, в случае, если комиссия сомневается. Как, например, с тобой. А твоя подруга даже не обсуждалась. Члены комиссии проведут собеседование со второй пятеркой. Но, других рассматривать не будут. Мне очень жаль, – Юсуф развел руками.
Я открыла рот, чтобы попрощаться, но он продолжил:
– Понимаю, вам хочется вместе. Думаю, она хороший друг, но вы с ней… ммм.. разные. Понимаешь? У каждой своя дорога: у тебя одна, у нее другая. Тебе выпал шанс. Когда ты хочешь дойти до цели, не стоит останавливаться, потому что кто-то остался позади. Это не ее дорога, только и всего. Может, ее ждет что-то гораздо лучшее. И потом, ты ведь летишь не одна. С другими девочками тоже подружишься. Да?
После такого философского нарратива, не оставалось ничего, кроме как, попугаем повторить его любимое “Да!”. Я попрощалась, с досадой понимая, что в очередной раз выступаю в роли дурного вестника. А главное: не могу придумать слов поддержки, ведь по себе знаю, что в минуты разочарования все доводы кажутся фальшивыми и нелепыми.
Я уже выходила из кабинета, как Юсуф окликнул меня:
– Подожди- ка. Эта твоя подруга – она, что, здесь?
– Маша? Да.
Пухлая ладонь с силой шлепнула по лбу.
– А я и не понял. Так зови ее сюда
Я выскочила за дверь, мысленно вознося хвалу его доброте и проницательности. Машка, которая все это время находилась в компании Нади, выпучила на меня глаза и умоляюще прошептала: “Ну что?”
– Ты можешь зайти. Он ждет, – утешила я подругу. Та робко протиснулась в дверь. Откуда вышла минут через пять мрачнее тучи и озвучила приговор, который и так всем был известен.
– Не возьмут они меня.
Я смущённо опустила глаза, а новая знакомая легонько похлопала по плечу.
– Не расстраивайся. Меня ведь тоже еще не взяли. Но, что делать? Значит, это не наша дорога, только и всего.
Меня поразило, как удивительно точно она повторила слова Юсуфа, сказанные мне наедине. И мимолетом отметила, что она немного картавит. Мы уже почти попрощались с Надей, как вдруг меня осенило: было бы неплохо взять у нее номер. Может статься, что она окажется одной из тех, с кем мне предстоит прожить бок о бок целых три месяца. А значит, не мешало бы поддерживать связь. Мы обменялись номерами и расстались вполне довольные друг другом.
Глава 6. Муки уговоров.
Наступило лето. После разговора с Юсуфом, я кинулась оформлять загранник. Подать документы можно было только по месту прописки. Это сулило поездку в родное Иваново, где и состоялось по-настоящему серьезное объяснение: с мамой. По сравнению с которым, разговор с отцом можно было назвать легкой, непринужденной беседой.
Мама у меня строгой советской закалки. Все законы и правила, впитанные ею с младенческой скамьи – законы и правила большинства. “Все так живут, и я должна” – её девиз. Ситуацию усугубляла провинциальность нашего городка, где вероятность сплетен на один квадратный километр равнялась девяноста процентам. Девочки здесь росли и воспитывались по четко-отлаженной схеме: окончила школу, поступила в университет, вышла замуж, родила детей и… развелась. И, если в глазах других бренд “Город невест” выглядит романтично и заманчиво, то на деле являет собой засилье разведенок и тотальный дефицит мужчин.
Впервые я вышла за рамки местной схемы, когда заявила, что хочу уехать в Москву. Казалось, что проще похоронить себя заживо, чем оставаться в тесном пространстве, где пыльные улицы кишат знакомыми лицами с печатью скуки и безнадеги. Когда всего в трехстах километрах бурлит жизнью мегаполис. Куда, по широким магистралям, словно по артериям, стекаются все ресурсы огромной страны. Стремилась туда и я. Со всей юношеской страстью и максимализмом. Стремилась не для того, чтобы познать лучшую жизнь, а для того, чтобы познать собственно саму жизнь. Её шум и ярость. Ухватить то, чего никогда не смог бы дать родной, но маленький город.
Но, если этот “позор” мама, худо-бедно пережила, то поездка в Пакистан виделась ей чем-то вроде полета на Луну или выхода в открытый космос. Запредельно, стыдно (никто так не делает!), страшно. Она сочла, что ее миссия, как почтенной матери и благоразумной женщины – не допустить! Не дать блудному дитятку загулять еще дальше и дольше.
– Запрещаю! – поджав губы и вперив в меня жесткий взгляд, отчеканила она. Мы сидели на даче, на свежевыструганной новенькой веранде. Я специально затеяла беседу именно здесь: мама любила повторять, что природа действует на нее лучше любого успокоительного. А значит, как мне думалось, разговор пойдет легче.
– Ну, мам…
– Разговор окончен. Никакого Пакистана. С ума сошла, что-ли? Ты хоть знаешь, что это за страна?
– Знаю! – храбро заявила я.
– Знаешь? – тонкие губы сложились в усмешку. – А мне кажется, нет! Если бы знала, не рвалась бы туда, как мотылек-несмышленыш.
– А ты знаешь? – сравнение с несмышленышем уязвило и вынудило перейти в наступление. – Была там?
– Не была и не хочу.
– Как и нигде не была, – отразила удар я.
– У меня не было такой возможности. Ведь все свободное время я отдавала семье.
– Но у меня то пока нет семьи. Зато есть свободное время. Так почему я должна упускать шанс?
Казалось, она смутилась, но лишь на мгновение
– Это не та страна, где стоит испытывать судьбу. Да и профессия не та.
– Кто это решает?
– Твои родители.
– Я вообще-то, уже взрослая.
Красивое мамино лицо, которого не касались ни дорогие крема, ни время, исказилось гримасой сарказма. Она готовилась выдать свой излюбленный железный аргумент.
– Взрослые сами себя содержат! А за тебя пока что платят родители. И за жилье. И за еду. И за образование.
При других обстоятельствах спор на этом бы и закончился. Но сейчас в моем арсенале имелся контраргумент, куда более меткий, нежели тот, которым меня так долго держали на мушке. Его я и вытащила из-за пазухи со всей торжественностью.
– Мне обещали зарплату в две тысячи долларов.
Но, маму оказалось не так легко взять на прицел.
– Обещали, – хмыкнула она и, с видом знатока, добавила, – а в рабство продать не обещали?
– Мама!
– А что? Раз ты у нас уже взрослая, должна знать, что такое бывает. И не просто в рабство. А в сексуальное рабство. Слышала про это?
– Слышала, – буркнула я, осознавая, что стремительно краснею.
– Вот и отлично.
– Но это не тот случай, – теряя позиции, я все же не сдавалась. – ПАИ – солидная компания, которая дорожит своей репутацией. И им нужны стюардессы на рейсы в Россию, только и всего. Причем тут рабство?
– Хорошо, положим, рабство ни при чем. А учеба? Что с ней планируешь?
Этот же вопрос задавал мне отец, так что ответ я подготовила заранее.
– Конечно, я не собираюсь бросать университет. Улететь ведь придется всего на три месяца. За это время не отчислят. Буду совмещать учебу и работу. Как-то так, – уверенно выпалила я, хотя сама толком не представляла, как именно “так”.
– Всего! Всего на три месяца. Олег, – обратилась она к папе, театрально взмахнув рукой. Тот знал, что должен держаться неподалеку, выражая солидарность жене хотя бы своим присутствием, но сейчас изо всех сил старался казаться невидимым. Услышав, что мама требует его непосредственного включения, он вжался спиной в тую, но та, из-за чрезмерно жгучего солнца ощутимо сдала, пожелтела и осыпалась, поэтому не могла служить убежищем, – Олег, ты слышал? Всего на три месяца! Малость какая.
– А я ей говорил, – промямлил папа из своего шалаша. Перед маминым лицом рассчитывать на то, что отец встанет на мою сторону, не приходилось.
Дуэль затягивалась, но ни к чьей победе не приводила. Мама кричала, я стояла на своём. И тут она решилась на запрещенный прием: со скорбной гримасой на лице упала на стул и, закрыв лицо ладонями, стала громко всхлипывать. Я не растерялась и тоже принялась рыдать, с каждым новым вздохом повышая тональность. Папа растерянно взирал на опустевшее поле битвы.
Как бы то ни было, паспорт я сделала. А вот уговорить маму так и не смогла. Лето заканчивалось, но решение всё не принималось. Мало помалу я и сама начала сомневаться, что хочу лететь. Тем более, что руководство компании не торопилось отправлять нас в Пакистан.
Глава 7. Русский «Авось» и Пакистанский лосось.
Получив на руки свой первый загранник, тут же сообщила об этом Юсуфу. Он похвалил за скорость и велел ждать звонка. Который действительно вскоре поступил, вот только сообщил он вовсе не то, что я ожидала. Вместо радостной новости о скором вылете, он… пригласил в ресторан!
От предложения за версту разило двусмысленностью. Не хватало еще, чтобы будущий директор на меня запал. Ради поездки я готова была пожертвовать одобрением мамы, но только не собственной репутацией. И телом. На тот момент мой сексуальный опыт ограничивался лишь одним мужчиной. И это была близость по взаимной влюбленности.
Остальными поклонниками я злостно манипулировала, виртуозно лавируя между тем, чтобы дать надежду и одновременно не подпустить к себе. Под рукой всегда был кто-то, кто заберёт, если я загуляю допоздна и опоздаю на метро, кто поможет и подскажет, решит мои проблемы. Довольствоваться добрым самаритянам приходилось ничтожно малым: благодарной улыбкой, невинным поцелуем в щечку, смутным обещанием. К сексу я относилась серьезно и разменивать себя не намеревалась.
Все это я проделывала с мальчиками моего возраста, еще достаточно наивными и недостаточно смелыми. Вряд ли с таким мужчиной, как Юсуф такое прокатит. Тем не менее, вопреки логике и здравому смыслу, на встречу я согласилась. “Авось” – наша национальная идея, стала моей лазейкой и в этот раз. Способность трезво мыслить и просчитывать каждый шаг ограждает от бед и неприятностей. Но, она же мешает случиться чему-то необыкновенному. Все невероятные вещи, все то, что мы называем чудесами, происходят тогда, когда сцену покидает здравый смысл, и в игру вступает авантюризм.
Юсуф заехал в семь вечера. Папа был дома и пришлось соврать, что иду гулять с подругами. Мой будущий директор был при параде: темный костюм без единой складочки, галстук, начищенные ботинки и улыбающееся чисто выбритое лицо. Впрочем, таким я его видела и в офисе. Так что, возможно, вырядился он не ради меня, а всего лишь согласно протоколу.
Мне же пришлось поломать голову, что надеть. Хотелось соблюсти баланс между строгостью и непринужденностью.
– Я должна выглядеть так, будто не собираюсь с ним спать, – бормотала я себе под нос, напяливая белую юбку-карандаш. Джинса так удачно прикрывала колени, что долгое время валялась в шкафу. Сверху я, немного поколебавшись, надела тонкий трикотажный джемпер с вырезом под горло. В довершение образа шли чёрные туфли на шпильке (здесь выбирать было не из чего, так как они у меня были всего одни). Не удержавшись, завила локоны, но накрасилась действительно скромно. За что себя и похвалила.
Чувствуя, как вытягиваются внутри до предела миллионы нервных струн, я вышла к директору. Его чёрный седан блестел хромом у самого подъезда, раздражая глаза и языки местных сплетниц, которые в Москве, точно так же, как и в Иванове, не переведутся, кажется, никогда.
Юсуф вышел и галантно открыл переднюю дверь.
– Как твои дела? – спросил, как только я устроилась на сиденье.
– Хорошо, – вежливо ответила я и украдкой заглянула в глаза, боясь отыскать в них признаки злого умысла. Но, открытый взгляд, казалось, не таил ничего, кроме искренней радости и добродушия.
– Хочу отвезти тебя в одно местечко, да? Это лучший ресторан пакистанской кухни в Москве, -Юсуф, как и тогда, в кабинете, выпятил грудь вперед, будто лично являлся владельцем заведения.
Я удивилась, узнав, что в Москве есть пакистанский ресторан, но еще более удивительным казалось, что он лучший, а значит, есть из чего выбирать. Вслух же вежливо ответила.
– Буду рада попробовать пакистанскую кухню.
Но прежде он предложил немного покататься.
– Люблю смотреть на вечерний город, – признался он.
Такое я тоже любила но, не имея ни машины, ни прав и передвигаясь преимущественно на метро, ловила любую возможность насладиться видами Москвы. Вот только гонять по улицам города с одногруппником или кататься с начальником, которого видишь третий раз в жизни, – абсолютно разное. Но, раз уж согласилась на ресторан, пришлось согласиться и здесь.
Юсуф лихо вырулил из тесного двора и мы понеслись в сторону Ленинградского шоссе, а дальше – прямиком к Шереметьево. По дороге он болтал без умолку, умудряясь вставлять “да” даже в утвердительных предложениях. И рассказывал он, в основном… о своей семье. Что жена у него русская и зовут ее Катя (так же, как и его секретаршу), она блондинка с голубыми глазами (как неожиданно!) и у них уже двое прелестных девочек, которым он дал пакистанские имена: Ясмина и Беназир.
– В честь самой великой женщины Пакистана! – торжественно пояснил он. А я решила, что как только окажусь у компьютера, обязательно посмотрю, кто такая. Решила и естественно забыла, не только свое намерение, но даже само имя.
– А здесь я купил квартиру, – мы свернули с Ленинградского шоссе, и уже какое-то ехали через густо-населенный спальный район, пока слева не показалась стройка, окруженная высоким бетонным забором, – На стадии строительства. Заплатил вдвое меньше, чем за готовую квартиру. Удобно, да?
Я согласно кивнула и, не удержавшись, спросила.
– Вы хотите здесь остаться? В России, я имею ввиду.
– А куда деваться? – он широко улыбнулся, но в голосе я заметила нотки тоски. – С русской-то женой.
– Она не хочет уезжать в Пакистан?
– Я не хочу.
Я непонимающе уставилась не него, а он сосредоточил взгляд на дороге и с объяснением не торопился. Мы покинули территорию дворов и снова мчались по Ленинградке. Впереди замелькали огни Шереметьево, справа набирал высоту самолет. Его очертания были прекрасно различимы в подсвеченном сотнями прожекторов и неоновых реклам небе. Он рассекал воздух красиво и свободно, как стрела, пущенная чье-то уверенной рукой. Зрелище заворожило меня. Неужели, скоро я вот так же взмою в воздух и унесусь отсюда далеко-далеко… – подумала я.
Юсуф резко опрокинул меня с небес на землю, со вздохом, проговорив.
– В моей стране не безопасно. Если мы переедем, мне придется все время держать жену и детей под конвоем. Это неудобно.
Эта фраза заставила меня нервно заерзать на сиденьи. “Под конвоем? Что это, черт возьми, значит?” – подумала я.
Словно прочитав мои мысли, директор поспешил успокоить.
– Но тебе не стоит переживать. ПАИ обеспечит вас надежной охраной.
– То есть мы тоже будем под конвоем? – невольно вырвалось из меня.
– Ну… я бы не стал так выражаться. Притом, это ведь всего на три месяца, – озвучив это, он поспешил перевести разговор, задорно сообщив, что теперь едем прямо в ресторан. Но, червячок сомнений уже начал шевелиться в моей душе. Я вознамерилась узнать об этой стране, как можно больше и как можно быстрее.
Юсуф тем временем продолжал развлекать разговорами:
– Мои родственники ужасно противились нашей свадьбе – елозил пухлыми руками по рулю он – Мама считала, что из Кати не получится хорошей жены. Но, я настоял.
– И кто же оказался прав?
– Конечно, мама, – громко расхохотался он.
Я слушала и недоумевала: он пригласил меня, для того, чтобы рассказать о своей семье? Или это была лишь прелюдия? А все остальное припасено “на сладкое”?
Исколесив чуть ли не весь север столицы и вдоволь насладившись ночными видами, мы подъехал к ресторану с так называемой пакистанской едой. «Так называемой», потому что она и рядом не стояла с тем, чем предстояло питаться в самом Пакистане. Владелец ресторана, видимо, сделал большую поправку на вкусы жителей российской столицы и кстати, правильно поступил – в противном случае его клиентами были бы единицы. Единицы, обладающие изощренными стальными рецепторами и идеальным пищеварением.
Меню, упакованное в добротный кожаный переплет, пугало непонятными названиями: “Нихари”, “Самоса”, “Чапати”, “Роти”, “Корма”… Знакомым для меня оказался лишь “кебаб”, но и его умудрились извратить: Чапли кебаб, Боти кебаб, Бан кебаб, Решми кебаб, Шами кебаб. Попробуй, разберись!
К счастью, мне не пришлось рисковать. Юсуф предложил выбрать самое самое. Я с благодарностью кивнула и, пока он делал заказ, с любопытством и некоторым разочарованием оглядывала зал. Не знаю, чего я ожидала: внезапного погружения в Пакистан в самом центре российской столицы? Официанта, который заговорит со мной на заморском языке? Жгучие арабские танцы между столиков? В любом случае, ничего из этого ни в меню, ни в программе не было. Его интерьер: стены, отделанные красным кирпичом, люстры в стиле арт-деко, мягкие кожаные диваны – смотрелся стильно и дорого, но, как брат-близнец, походил на любой другой московский ресторан. Лишь гипсовые барельефы, спрятанные в нишах, намекали на арабскую культуру. Вот только больше напоминали индуистских богов, нежели мусульманские символы.
Когда официант, молодой парень узбекской наружности, тщательно повторив и записав для верности заказ, удалился и мы с Юсуфом вновь остались одни. Возникла неловкая пауза. По опыту зная, чем это грозит наедине с мужчиной (почему-то они как под копирку начинают свои поползновения именно в такие моменты), я решила направить разговор в нужное русло и спросила:
– Как насчет других девочек? Уже определились, кто точно поедет?
– О, да. Да! Конечно. А я и забыл совсем тебе сказать, – всполошился он, шмякнув пухлой ладонью по лбу – Увы, взяли не всех. Только троих из тех, в ком сомневались. Так что, вас будет семеро.
Я приуныла. Почему-то подумалось, что именно ту, знакомую Надю в эту семерку не взяли. Но, все же, спросила:
– А как зовут тех двоих?
– Надежда Карпович и Ольга… ммм… извини, фамилию забыл.
Но, она мне и не требовалась, потому что, я знать не знала эту Ольгу. А вот Надежда – это совершенно точно та самая Надя, я запомнила её фамилию.
Вскоре принесли еду: салаты, морепродукты, баранину на углях и какие-то тонкие лепешки. Баранина оказалась на редкость вкусной, хотя я ее не люблю. Но, у этой совершенно отсутствовал характерный привкус и запах. Единственное, она оказалась чуточку острой. И все же, это была приятная острота, которая лишь слегка раздражала кончик языка, но, как выяснилось позже, не имела ничего общего с истинно пряной пакистанской кухней.
На десерт подали пропитанные сиропом, мягкие оранжевые шарики с фисташковыми ядрышками, в качестве украшения. Шарики ужасно походили на накладные клоунские носы и оказались приторно-сладкими, но божественно вкусными.
– Нравится? – Юсуф сиял, видя, как я, наплевав на скромность, уминаю второй шарик.
– Очень. – Честно призналась я. Вкус у десерта был настолько непривычен, что мне не с чем было его сравнить. – А что это?
– Гулаб Джамун. Его делают из сухого молока и муки.
Люди, способные сотворить такое, используя лишь сухое молоко и муку, не должны быть опасными, – подумала я и поставила самую первую галочку стране, с которой только что заочно познакомилась.
В ресторане Юсуф вел себя так же мирно, как и в машине, не делая никаких поползновений в мою сторону. Наш разговор больше походил на общение двух давних друзей, нежели начальника и подчиненного. И мне начинало это нравиться. Ушла прежняя скованность и я уже не вглядывалась с тревогой в его лицо, разыскивая признаки похотливого умысла. Конечно, еще можно было ожидать сюрпризов, но я уже чувствовала, что ничего подобного не случится.
И не случилось. После того, как мы вдоволь наелись (хотя, в моем случае, будет уместней слово “объелась”), Юсуф довез меня до дома и проводил с той же добродушной улыбкой, с которой открывал мне дверь в машину. Ни прямого, ни прозрачного намека, ничего.
– Я позвоню, как только назначат дату вылета, – попрощался он.
Я вышла из машины, уставшая, но довольная: во-первых, вкусно поужинала, а во-вторых, волшебный «авось» не подвел и в этот раз.
Уснуть долго не получалось. Пытливый мозг стремился найти ответы. К чему была эта встреча? Хотел подкатить, но передумал? Маловероятно. А может, это был чисто профессиональный трюк: за неформальным общением узнать получше ту, с кем предстоит работать? Но, тогда он должен был больше расспрашивать, чем говорить. А Юсуф вел себя ровно наоборот: растрепал чуть ли ни всю свою подноготную. К тому же, логичнее было бы пригласить не только меня, но и остальных. А может, и их приглашал? Кто знает?
Глава 8. Никому. Никогда.
Той ночью я не только размышляла. Цель узнать побольше о стране, в которую предстояло отправиться, перестала быть формальной и стала реальной, особенно после упоминания про конвой.
Для начала достала брошюры, которыми снабдил Юсуф. Яркую туристическую книжечку сразу отложила в сторону. Гораздо больше заинтересовала папка с документами на фирменных бланках авиакомпании. Первое – письмо-поздравление с тем, что теперь я член дружной команды. Здесь же говорилось, что контракт заключается на два года. В Карачи нам предстоит пройти трехмесячное обучение. Билет Москва-Карачи-Москва предоставит компания.
Вторая – брошюра, отпечатанная на цветном принтере. Из центра страницы, оставляя за собой густые облака, взмывал ввысь самолет с эмблемой ПИА.
“Что можно, а что нельзя. Полезная информация о Пакистане” – гласил заголовок.
– То, что нужно! – Пробормотала я и углубилась в чтение. Текст был на английском, но таком простом и понятном, что даже не пришлось доставать словарь.
Из брошюрки я узнала, что:
Коран здесь основа основ, а его заветы – закон.
Пакистанцы славятся толерантностью, гостеприимством и щедростью.
Но при всей своей толерантности совершенно не одобрят короткие юбки и шорты, топики и открытые сарафаны.
В таких больших городах, как Карачи, Лахор и Исламабад вполне терпимы к западным причудам и ценностям, но в остальные районы с этим лучше не соваться.
Фотографировать женщин запрещено.
Трогать чужие головы нельзя.
Указывать на прохожих ногами некультурно. Трогать ногами тоже. Любую часть тела. Не только голову. И не дай Бог, положить нижние конечности на стол (у нас за это назовут свиньей, интересно, а у них что сделают?) А еще, ни в коем случае, сидя на полу, не располагать ноги так, чтобы они указывали на соседа. Эх, прочитай я эту книжечку раньше, спросила бы у Юсуфа, что они имеют против ног.
Передавая предметы людям, стоит использовать обе руки, на худой конец, правую.
Целоваться в общественных местах нельзя.
Кричать и злиться тоже. Хотя бы в общественных местах.
При звуках национального гимна лучше встать.
Здесь же я нашла номера экстренных служб и сотрудников ПИА, к которым, в случае чего, следует обратиться.
Надеюсь, не понадобится, – мотнула я головой, отгоняя дурные мысли. И отложив брошюрку в сторону, полезла в интернет.
Громоздкий стационарный компьютер на моем столе еле слышно жужжа, охотно выдавал информацию. Я прочла, что Пакистан – относительно молодая страна, которая долгое время была частью Индии. Вплоть до 1947 года, пока оттуда не изгнали колонизаторов-англичан. Передел Британской Индии, видимо, так взбудоражил местных мусульман, что они решили ковать железо, пока горячо и, под шумок, создали собственное государство. “Земля чистых» – так назвали новорожденного. Что, на мой взгляд, звучало чересчур претенциозно, хотя, с другой стороны, хозяин-барин. Их страна – имеют право.
Вычитав это, я закрыла “Википедию”. Ползунок мышки отправился дальше, туда, где пестрыми заголовками змеилась лента новостей. “Теракт в Пакистане”, “В результате терракта в Пакистане погибли..”, “Талибы вновь нанесли удар…”
“Ну, терактов и здесь хватает”, – подумала, вспомнив, как в панике выбегала из съемной квартиры. Я тогда едва переехала в Москву и делила жилье с Машкой. На второй или третий день после заселения, мы в чем были выскочили из дома, услышав громкие хлопки. Хлопки оказались салютом. Но, наши светлые головы успели нафантазировать черт знает что. А все потому что, насмотрелись по телику, как в результате террористических взрывов рушатся жилые многоэтажки в спальных, таких же как наш, районах.
Но, Талибы… Что-то смутно знакомое. Набираю, открываю, и с первой же вкладкой случается озарение. Аль-Каида. Карим Бен Ладен. Говорят, именно они устроили Нью-Йоркский апокалипсис одиннадцатого сентября, как и многие другие теракты, в том числе, в России. У меня прихватывает где-то в районе селезенки, по коже бегут липкие мурашки. И наконец, доходит разница – эти религиозные фанатики у нас периодически взрывают, а там они живут, постоянно. Пакистан с Афганистаном считаются их колыбелью, кровавой альма-матер, прочно удерживаемой в руках тех, кто терроризирует весь цивилизованный мир.
Чувствую себя так, будто сорвала покрывало со страшного скелета, веками хранящегося в шкафу. Хоть эта информация все время была на виду, я просто не удосужилась до нее добраться. Теперь она предстала передо мной. Голая, гремящая неудобными фактами, как старыми костями, уродливая и пугающая.
С той ночи я стала сомневаться в своей затее больше и больше. Но, время шло, жизнь лениво перетекала по согретым солнцем артериям города, томное лето близилось к зениту, а звонка от Юсуфа все не было. Зато со мной связалась Надя. Я обрадовалась, услышав ее чуть смягченное “р”. Первым делом Надя сообщила, что ее точно берут. Я уже знала это от Юсуфа, но решила умолчать про визави с нашим директором.
Выслушав мои поздравления, она спросила:
– Слыш, а ты точно поедешь? – голос звучал неуверенно и глухо.
– В каком смысле?
– Ну, ты уверена, что это безопасно и все такое?
Конечно, я не была в этом уверена и облегченно выдохнула, что не одна испытываю сомнения.
– Честно говоря, нет, – призналась ей.
– Может, встретимся, обсудим?
– Конечно, давай.
Встречу назначили завтра же, на Чистопрудном бульваре. Когда я вышла из метро, Надя уже ждала. В свободной футболке с коротким рукавом и спортивных брюках с широкими накладными карманами она выглядела по-пацански.
– Привет, – улыбнулась она.
– Привет. Давно ждёшь?
– Минут пятнадцать как приехала. Но, я встречалась с одной знакомой еще, она в Орёл едет, нужно было кое-что передать.
– Так ты из Орла?
– Да, в Москве только год живу. Снимаем квартиру с девчонкой напару.
– Учишься?
– Неее, работаю. Точнее, работала. Тоже в иностранной компании, кстати. Но нервы трепали знатно. А как заикнулась про повышение, так дерьмо и закипело. Там у них все свои, да наши… Поняла? Ну я и послала их куда подальше, – она ускорила шаг и карикатурная “р” зазвучала ярче.
– Ну и правильно.
Она шумно вздохнула и поправила выбившуюся из тонкого хвостика светлую прядь волос.
– Ага, правильно. А за квартиру платить надо, поняла? Пришлось идти официанткой. Потом увидела объявление о наборе в ПИА и решила прикольнутся.
Болтая, мы шли по аллее, протянувшейся вдоль всей проезжей части. С трудом отыскав свободную лавочку, уселись в тени деревьев. Лето игриво бросало в прохожих комки тополиного пуха и мазки скупого московского загара. Вокруг нас, расстелив на траве покрывала, разлеглись парочки, компании подростков и одинокие девушки с глянцевыми журналами в руках. Кто-то подставлял яркому солнцу лишь лицо, а кто-то выставлял напоказ всю фигурку, прикрывшись как фиговым листом, короткими шортиками и маечкой выше пупка.
Я смотрела и завидовала этой беспечности. Конечно, наивно полагать, что у них вообще нет ни проблем, ни забот. Но вряд ли кто-то в данную минуту решает дилемму: ехать или не ехать в Пакистан.
Надя сидела, уперевшись ладонями в лавку, и неотрывно смотрела прямо перед собой. Лучи солнца, пробившиеся сквозь решето из листьев и ветвей, окрашивали ее светло-русые волосы в стальной, пепельный цвет. Цвет, которым обладает каждая вторая, и каждая вторая стремится закрасить этот скучный, “мышиный” оттенок. Но, Надя, видимо, предпочитала естественность. Макияж тоже отсутствовал. Я прикинула, что если распустить хвостик, локоны достанут ей максимум до плеч. Глаза большие, карие. Нос прямой, крупный, что, в сочетании с тяжелым широким лбом добавляло некоторую грубость чертам лица. Заурядная среднерусская внешность. И только крупная родинка над верхней губой придавала пикантность и сексуальность.
Вместе с тем, во всем ее облике: в плотно сбитой коренастой фигуре, твердом по-мужски размашистом шаге, широких ладонях чувствовалось крепкое основание и внутренний стержень.
Такие люди предпочитают горькую правду даже самой сладкой лжи и бурно реагируют на малейшее проявление несправедливости. Как правило, они умеют достигать целей, не идя при этом по головам. Доступный мне психологический анализ, подкрепленный врожденной интуицией, сформировал к ней симпатию и доверие.
Но наши общие опасения никуда не девались. Больше всего волновало два вопроса: паспорта (как бы не отобрали) и рабство (как бы не забрали).
–Со стороны все будто бы четко – рассуждала Надя. – Компания крутая, трудоустройство официальное.
–Которого, пока еще не было, – перебила я.
– Да, – кивнула она головой. – Но это решаемо: не будет договора, не полетим. Скорее всего, договора то они сделают. Но, какой с них толк, если, например, отожмут паспорта?
Я пожала плечами. Толку, конечно, от такой бумажки не больше, чем от туалетной.
– Почитала тут еще о Пакистане, – продолжала она, – И только расстроилась, поняла.
– Такая же история.
– С другой стороны, – Надя с надеждой заглянула в мои глаза, желая найти в них поддержку, – Контора крупная, это правда. И учебный центр у них, как пишут, супер современный. А это перспективы. И зарплата! – Она подняла вверх указательный палец. – А мне сейчас это капец как важно.
– Да мне так же, – поддакнула я, стыдясь признаться, что в отличие от Нади, до сих пор на шее у родителей.
– Такие вот делишки.
– Вообще, Юсуф обещал, что у нас будет охрана, – ляпнула я, прежде, чем успела сообразить и быстро добавила, – Ну, тогда, в кабинете…
Но, Надя, кажется, ничего подозрительного в моих словах не услышала и принялась расспрашивать, как это все будет организовано. Я лишь развела руками:
– Понятия не имею.
За разговорами пролетело часа два, не меньше, но пришли только к тому, что никаких гарантий нет, и затея может обернуться факапом. Единственное, что нам доступно – хранить паспорта, как девичью честь, и никому никогда не давать.
Слово “никогда”, которые мы, подобно заклинанию, повторили несколько раз, эхом откатилось от лавки и сквозь прорехи в кронах устремилось к небесам и дальше, в бесконечность Вселенной. Над головой прокаркала ворона, оповещая, что вызов принят.
Сами того не желая, и ни о чем не подозревая, мы запустили опасный квест, каверзную игру мироздания. Люди обожают в нее играть, хотя постоянно остаются в дураках. И всякий раз попадая в грамотно расставленную ловушку, бьют себя в грудь, зарекаясь и божась, что никогда. Всегда при этом получая шанс проверить зарок на прочность. Увы, мы не стали исключением. И забегая далеко вперед, скажу – с треском провалили экзамен.
Расходились, если не подругами, то добрыми приятельницами. Не придумав ровно ничего, кроме “стратегии” держать паспорта при себе. Стратегии, наивней которой была лишь уверенность, что газовый баллончик спасет от террористов. Но я все же почувствовала воодушевление. И, как ни странно, желание улететь. Внутренний бесенок и цыганский ген, словно ищейки, взявшие след, помчались к добычи.
Глава 9. Девочка, танцуй.
И вновь наступила тишина. Никаких звонков ни от Юсуфа, ни от Нади. Лето закончилось, начался семестр. В череде студенческих тусовок, слегка разбавленных учебой, вся эта история с ПИА тускнела и казалась глупой фантазией.
Я уже свыклась с мыслью, что никакого Пакистана не будет, и затолкала мечту о полетах и дальних странах куда-то вглубь сознания. Пообещав вернуться к ней при любом удобном случае. Кроме того, уже похороненные и оплаканные романтические отношения, надумали воскреснуть. И я в очередной раз пребывала в раздумьях: ту би ор нот ту би?
Поэтому звонок Юсуфа прозвучал воздушной сиреной среди мирной студенческой аудитории. Только что закончилась вторая пара и мы с Машкой собирали конспекты, обсуждая предстоящую вылазку в клуб и на танцпол.
– Мисс Кира, – раздался в трубке знакомый бас, – Как у тебя дела?
– Все хорошо, – настороженно ответила я.
– Радуйся, танцуй! Все согласовали. Готова лететь?
Лететь? Вот так, сразу? – забегали испуганные тараканы у меня в голове.
– Ммм…а когда? – выдавила я, пытаясь скрыть смятение.
– Как только сделают визу. Но сначала нужно приехать в офис – подписать договор. Когда бумаги будут готовы, вам оформят билеты и отправят в Пакистан.
– Аааа.
– Завтра, да?
– Что, завтра? – запаниковала я, думая, что он про вылет.
– В офис приедешь завтра?
Что ж, это легче.
– Да, во сколько?
– Часам к одиннадцати.
– Хорошо.
Я отключилась и в растерянности посмотрела на подругу, которая поправляла колготки.
– Что случилось? – не поднимая головы, спросила она.
– Юсуф, – коротко ответила я
– Кто? – Машка сморщила нос, то ли не расслышав, то ли забыв, кто это такой.
– Ну, директор ПАИ. Не помнишь что-ли?
– Аааа. Поняла! И что сказал?
– Сказал прийти подписать договор.
– А ты что?
– В каком смысле?
– Ну, полетишь? – допытывалась подруга, которая давно уже смирилась, что ее не взяли и нашла утешение в объятиях нового парня.
– Не знаю, – простонала я – И думать забыла про это. И вот на тебе.
– Ситуация, конечно, сложная. И времени на решение мало.
– Не мало! Вообще нет.
Этим вечером я никуда не пошла, чтобы дома все хорошенько обдумать. Выбирать между неопределенностью и зоной комфорта всегда тяжело. Неизвестность пугает. Привычное, даже если, особенно если, оно не слишком радужно, держит в щупальцах не хуже спрута, высасывая все жизненные соки и оставляя нетронутой лишь внешнюю оболочку. Прозябающий в глубинах обыденности человек наполовину жив, наполовину мертв.
Я же была еще слишком жива. И решение дилеммы – лететь ли или не лететь – снизошло подобно озарению. Словно кто-то сдернул невидимые шоры, ограничивающие обзор. Я поняла, что все мои сомнения были обусловлены не животным инстинктом, а социальным страхом. Потому что пугал не риск сексаульного рабства или кровожадность талибов. А сама идея, возможность сделать то, на что не решилось бы большинство. Страх выйти за общепринятые рамки. Страх выделиться. Я усмехнулась, вспомнив, как укоряла маму за то, что стремится быть как все и жить, как все. А сама-то продолжала забег по тому же порочному кругу.
Дав себе перерыв, не думая и не обсуждая ни с кем поездку, я отбросив все лишние: надуманные страхи, чужие правила, гнет родительских запретов. И услышала голос собственных желаний. Стало жутко, что чуть было не отказалась от мечты и стремлений, к которым рвалась страстно, всей душой. Я испытала необычайное облегчение и, наверное, впервые поняла выражение “камень с сердца упал”.
Теперь даже предстоящий разговор с папой не тревожил меня. А вот родителям предстояло поволноваться. Только они вздохнули с облегчением, уверенные, что опасность миновала и дочери не грозят ни террористы-талибы, ни сексуальное рабство, как возник новый сюрприз. Едва услышав имя Юсуф, отец вздрогнул и обиженно поморщился, словно огретый поварешкой.
– И что на сей раз сказал этот Юсуф?
– Все уже готово и пора подписывать договор.
– Так… – протянул он. – А ты что ответила?
– Пока ничего. Но, пап, ведь это шанс! Сам подумай. Мир посмотрю, да и зарплата, в конце концов. Я этого правда очень-очень хочу! – на одном дыхании выпалила я.
Папа внимательно и как-то затравленно посмотрел на меня и ничего не ответил. Это молчание казалась вечностью. Я понимала, что он взвешивает «за» и «против» и принимает решение, от которого зависит состоится поездка или нет. Ведь несмотря на своеволие своей натуры, я твёрдо знала, что без согласия хотя бы одного из родителей – не поеду.
Наконец, папа вздохнул, обреченный взгляд сменился мрачной решимостью. Он заговорил медленно, с мучительными паузами:
– Я не стану запрещать. Если действительно всего этого хочешь, и готова по взрослому отвечать за свои решения, – подписывай договор.
– Папа, – выпалила я и хотела броситься на шею, но он выставил вперед ладонь с поднятым указательным пальцем:
– С одним условием! Скажешь маме, что я не разрешал, что поехала и подписала договор сама. Иначе меня убьют, – добавил он почти шепотом.
– Хорошо-хорошо, – закивала я, хоть и понимала, что объяснение с мамой предстоит крайне неприятное.
Глава 10 Следовательницы-сплетницы
После беспокойной ночи, проведенной в грезах о предстоящей поездке, наступило солнечное тихое утро. Проснувшись, я, по обыкновению, первым делом вышла на балкон и с наслаждением вдохнула свежий и пряный воздух ранней осени. По телу, словно рябь по воде, пробежала легкая дрожь. Нет, я вовсе не волновалась перед подписанием договора. Избавившись от доброго килограмма сомнений и мук выбора, не будучи больше скована чужими рамками, я испытала пьянящее чувство свободы от осознания собственной дерзости. Еще вчера послушно тащилась проторенным путем, а сегодня резко сменила направление. Разглядывала дорогу, уходящую в неизвестность и готовилась сделать первый шаг.
Так как на подписании договора не предполагалось никого, кроме меня и Юсуфа, я сочла возможным пренебречь официальным стилем и натянула узкие джинсы и белую футболку с цветной апликацией. На самом подписании и правда был только Юсуф, как всегда, сверкающий торжествующей улыбкой. Выслушав его поздравления, я лихо подмахнула документ, который не сочла нужным даже прочесть. Хотя пообещала себе сделать это, когда под рукой окажется переводчик.
Но, этот день запомнился не столько подписанием, сколько неожиданным знакомством. Первой я увидела Маринку. Она выпорхнула из кабинета, как раз когда я
заходила. Выпорхнула так стремительно, что я еле успела отскочить и избежать позорной участи быть сбитой с ног. Розовое вихревое облако мелькнуло, обдав прохладой и ароматом цветов. Облако имело большие голубые глаза и тугой белокурый хвостик с множеством петухов. Маринка заговорила первой:
– Ты туда? – тонким пальчиком указал на дверь, которой только что чуть не прибила меня.
– Да, – ответила я, от неожиданности разглядывая ее открыто и бесцеремонно.
Нежно-розовый вельветовый костюмчик с приталенным пиджаком и
юбкой-карандашом едва прикрывал стройные колени, придавая хозяйке сходство с Барби. Единственное, что нарушало кукольный образ – чересчур крупный нос картошкой. Да и фигура, хоть обладала соблазнительными округлостями, была лишена той плавности и особой грации, которая, как сказали бы современные инста-гуру, есть незыблемый атрибут женственности. Движения ее были быстры и резки, а походка широка и размашиста. Впрочем, как я убедилась позже, она умела преображать ее, когда того требовали обстоятельства.
Но главное и определяющее – это бешеная энергия, заставляющая ее шагать по жизни с напором и скоростью локомотива. Сила была в каждом движении: взмахе ресниц, повороте головы, в каждом звуке и в каждом слове. А на дне ее глаз, похожих на озера с чистой голубой водой, плясали озорные чертики, в любую секунду готовые подбить хозяйку на очередное безумство.
Дикие чёртики, пожалуй, и были тем связующим звеном, на котором держалась наша дружба. Марина вечно мчалась вперёд, сметая все на своём пути и потому являлась двигателем наших похождений. Я же, обладая некоей долей скромности, хотя бы пыталась скрыть те качества, которые принято называть безрассудными или даже порочными. Что вовсе не гарантировало ей первенства в авантюризме и рисковости, а лишь доказывало, что Марине глубоко наплевать, что подумают окружающие. В отличие от меня.
Неудивительно, что именно она пригласила выпить по бокальчику и познакомиться поближе. Я, конечно, и не думала отказываться.
– Юсуф сказал, должен подойти кто-то еще, – предложила она, – Подождем?
– Конечно.
Этим “кем-то” оказалась Аглая. Эффектная брюнетка с ногами “от ушей” и настолько тонкими щиколотками, что я испытала приступ зависти. Мои собственные лодыжки не были настолько хрупки и изящны, чтобы эффектно дефилировать в туфлях на шпильках, да и в другой обуви я изрядно комплексовала на этот счет.
Ее типаж был скорее восточным, хотя, как любила повторять Аглая, происходила она из чисто славянской семьи, но нисколько не походила на своих родителей, что доставляло им определённый дискомфорт: некоторые “умственно одаренные” интересовались, не от соседа ли дочка.
Глубокие карие глаза прекрасно гармонировали с темными волосами и смуглой кожей. Смеялась смуглянка заразительно и на первый взгляд казалась весела и задорна. Хотя позже выяснилось, что человеком с легким характером ее не назовешь.
Собираясь на подписание договора, Аглая решила не пренебрегать официальным этикетом, и облачилась в черные классические брюки с белой рубашкой. Она старалась «держать лицо», напуская на себя серьёзный строгий вид. Но, широко распахнутые искристые глаза и хитрющая улыбка выдавали с потрохами. Так же, как и я, Аглая с готовностью ответила «да» на Маринкино предложение “обмыть сделку”.
Втроем мы вышли из гостиницы «Молодежная» и направились к метро, решая по дороге, где бы накрыть поляну.
– А поехали ко мне! – заявила Марина. – Возьмем вина, организуем закусь.
– Идет, – согласились мы.
Ехать решили на такси. Обычно я не позволяла себе подобную роскошь, да и откуда у студентки деньги на такси? Но, компрометировать себя, конечно, не стала, сделав вид, что для меня это дело привычное. Тем более, на троих выходило не так уж много. Таксист попался молодой и болтливый. Да и мы на радостях поделились, что улетаем на учебу в Пакистан.
– Куда, куда вы собрались? – заигрывающие глаза покосились на нас в зеркало заднего вида.
– В Пакистан, – услужливо повторила я.
– На учебу? И чему же там учат?
– Там готовят стюардесс! – гордо выдала Марина.
– Я думал, там готовят только талибов, – усмехнулся тот и, не дав нам опомниться, продолжил. – А что, у нас на стюардесс не учат?
– Учат, конечно, – решила я прояснить ситуацию. – Но мы же в пакистанской компании работать будем, а у них своя школа.
– Ааа, – не переставал офигевать он.
– Между прочим, мы прошли жесткий кастинг, – Марина намерилась укрепить наши позиции в глазах таксиста. – Десять человек на место.
– Ну вы отчаянные, конечно. – Явно не оценив по достоинству нашего подвига, заключил он.
Маринка жила в Строгино в старой девятиэтажке прямо у метро. Непонятно, в чем была необходимость ехать на такси. Хотя увидев габариты трешки, я сообразила, что тут не бедствуют.
– Квартира бабушки, – пояснила она. – Отсюда до универа ближе, да и лучше, чем с родителями.
Где жила сама бабушка, да и жила ли вообще, она не уточнила, а мы спрашивать не стали. Купив в ближайшем магазине пару бутылок и нехитрую закуску, накрыли стол “по-студенчески”. Наполнив бокалы, произнесли первый тост: “За знакомство!”
– Так ты одна здесь живешь? – обвела взглядом гостиную обставленную в стиле ранних девяностых, Аглая.
– Сейчас да, – кивнула Марина и мотнула головой в сторону стула, где валялись мужские джинсы и ремень с широкой пряжкой, запремечанные мной уже давно, – На той недели парня выгнала.
– Что так? – смуглянка приподняла бровь, явно ожидая душещипательных подробностей.
– Да надоел, – пожала плечами Маринка. Лицо Аглаи удивленно вытянулось. Да и я была обескуражена той непосредственностью, с которой это было брошено. Мое расставание с парнем сопровождалось настоящей драмой, подробности которой долго и слезно мусолились с подружками. “Может, просто не хочет откровенничать?” – решила я: “Все-таки, первый раз нас видит”.
Но, как оказалось, Маринка к своим романам действительно серьезно не относилась. Парень, которого она выгнала, был однокурсником. Повстречавшись пару месяцев, они спокойно разбежались, вполне довольные друг другом. А до этого у нее жил другой, до него – еще один. Кукла Барби заводила и заканчивала романы так же, как меняла наряды: часто и легко.
– Я просто люблю секс, – на третьем бокале призналась она.
Аглая в этом отношении разделяла мои привычки. К своим романам подходила со всей серьезностью, каждый раз влюбляясь как в последний.
– Вот только с мужиками не везет, – вздыхала и закашливалась она, стоя на подоконнике и высунув зажженую сигарету в форточку, чтобы дым уходил на улицу, но противная тонкая струйка все равно просачивалась внутрь, – Одни уроды попадаются.
– А поподробнее? – заплетающимся языком спросила я. Мы уже выпили бутылку вина и приступили ко второй.
– Два года встречалась с сокурсником. Оказался маминым сыночком, каких еще поискать: ни черта не мог самостоятельно, кроме как к другим бабам клеиться. А последний. На восемь лет меня старше. Бизнесмен, между прочим. Выяснилось, что женат.
Я покачала головой, в знак искреннего сочувствия. От дальнейшего размазывания соплей спасла Маринка, которая быстро перевела тему:
– А универ уже окончила? – спросила она.
– Ага, – отозвалась Аглая – год назад.
– И кто ты по специальности? – подхватила я.
– Кадровик, – кислое выражение лица подсказало, что никакого энтузиазма по этому поводу она не испытывает.
– Теперь будешь стюардессой, – хохотнула Марина.
– А ты что окончила? – перебила ее Аглая.
– Да ничего пока. Учусь в РУДН на рекламе. Заочно.
– Хорошо вам, – вздохнула я, – А у меня только третий курс, дневное отделение.
– Тяжело, наверное, совмещать будет? – посочувствовала Аглая. – Хотя, кому в конце концов, эта корочка нужна. Вот я со своим дипломом устроилась в офис. Скукота, зарплата мизерная. Пару месяцев юбку попротирала и ушла.
Так мы проболтали, просмеялись и проплакали весь вечер. Я узнала, что обе девчонки старше меня: Маринке двадцать три, Аглае двадцать два. У Марины – старший брат, младшая сестра, и довольно обеспеченная семья. Об этом говорила не только ее квартира, но и, как выяснилось, машина. К тому же она обмолвилась, что в десятом классе училась в Америке.
– Так ты, наверное, хорошо английский знаешь? – с завистью в голосе и очередным бокалом в руке протянула Аглая.
– А ты разве не знаешь? – удивилась Марина.
– Знаю, но плохо.
– Обучение будет на английском, ты в курсе?
– Конечно, в курсе.
– Ну, и?
– Что “и”? Меня же взяли.
– И меня, – невпопад вставила я.
– Что тебя?
– Ну, взяли. Хотя у меня тоже беда с английским.
Маринка, с открытым ртом уставилась на нас. Мы смущенно молчали, а она разглядывала наши уже нетрезвые лица со смесью ужаса и интереса.
– Ну вы даете!
– Ты же, нам поможешь, правда?
– Да не вопрос. Только как вы вообще на такое решились, без языка?
– Так я и не планировала, – блестя захмелевшими глазами и жестикулируя, как перед оркестром, начала жаловаться Аглая. Типа бедняжка живет с родителями и жутко страдает от этого. Видимо они тоже, потому что идея отправить дочь в стюардессы принадлежала маме. Именно она и подсунула объявление. – И тут раз – в первую пятерку!
– И я в первую, – отозвалась Марина.
– Я тоже, – скромно добавила я.
– Может, знаете, кто еще с нами? Должны быть еще две.
– Ну я с Ольгой познакомилась, – прохрумкала чипсами Аглая. – Видели ее наверное: сама длинная, коса длинная…
– И бледная, как привидение? – вспомнила я наше с Машкой неудавшееся покушение на конкурентку.
– Ага. Ее заставляли приходить несколько раз. В итоге, взяли все-таки.
– Значит, она не в первой пятерке. – Заключила Марина.
Мне тоже было чем похвастаться и я тут же рассказала о Наде и нашей встрече на Чистопрудном бульваре. Таким образом, мы уже вычислили уже пятерых девочек из “великолепной семерки". И только две оставались инкогнито.
В целом, и расследование, и вечеринка прошли успешно. Я радовалась сложившемуся командному духу, ведь вместе нам предстояло провести несколько месяцев. Ночевать остались у Марины, заснув на одной кровати, не удосужившись даже раздеться. Хорошо хоть вспомнили о родителях и сообщили, чтобы не ждали.
Папа не любил такие «спонтанные» ночевки и на следующий день встретил меня недовольным. Но услышав, с каким восторгом я рассказываю о девочках и наших веселых посиделках, наконец, с улыбкой, хоть и не лишенной сарказма, произнес.
– Да, прям чувствую, как вам было весело!
Тут я со стыдом осознала, что от меня разит сигаретным дымом и перегаром.
Глава 11. Постороннее вмешательство или “все пропало”, Параллельная разведка,, Операция на грани срыва.
Неожиданно нас троих пригласили на День рождения. Та самая Ольга – бывшая конкурентка, нынешняя компаньонка. Хотя то, что она плохо впишется в нашу компанию, стало ясно сразу. До противности правильная, не употребляющая алкоголь, не приветствующая всякого рода авантюры. Любое спонтанное действие приводило ее в ужас. Педантичность сквозила во всем: начиная от длинных, собранных в аккуратную косу, волос, заканчивая манерой одеваться. Было ощущение, что она пытается восполнить природную неправильность черт – вытянутое лицо, острый подбородок, бледно-голубые навыкате глаза – безжалостным перфекционизмом. Но, несмотря на все свои попытки, Ольга оставалась отчаянно некрасивой.
С детства приученная компенсировать недостатки внешности, она отличалась умом и прилежанием. Много читала, хорошо училась и вообще старалась быть лучшей во всем, за что бралась.
Познакомившись с Ольгой поближе, я узнала, что жизнь не слишком баловала ее: мать умерла рано, оставив смутные воспоминания, да наследственные проблемы с желудком. Воспитанием девочки занималась тетя, которая всю жизнь проработала стюардессой в Аэрофлоте. Так что Ольга была единственной из нас, кто пришёл на собеседование в ПАИ с четким пониманием, что собою представляет «небесная работа».
На Дне рождения она проявила себя как отменный кулинар: наготовила столько, что хватило бы на целый экипаж. Нежный жульен, ароматная пицца, салаты, запечённая курица – натурально “прощай талия”. Не представляю даже, сколько времени ей пришлось проторчать у плиты. Для человека, кидающего яйца в кипящую воду и удаляющемуся, почему они лопаются, такой стол казался чем-то за гранью человеческих возможностей. Хвала папе, который до сих пор готовил мне.
Впрочем его опека на этом не заканчивалась и порой выходила за все пределы. Пока я сидела на чемоданах, ожидая сообщения о вылете, он вел параллельную разведку. И дошел до того, что решил позвонить Юсуфу, чуть было не сорвав мой план.
О диверсии я узнала от самого Юсуфа, который в расстроенных чувствах позвонил мне. – Он думает, что мы заберем у тебя паспорт и сдадим в рабство, – жаловался будущий начальник. Я, как могла старалась успокоить, объясняя, что отец просто сильно переживает.
– Я понимаю, у меня тоже дочки. Но, он говорил со мной так, будто я преступник.
Я вздохнула. Есть у папы такая привычка: всех и во всем подозревать. Хотя вряд ли его можно винить за это. Пережив шальные девяностые, потеряв бизнес из-за продажности ивановских чинуш, будешь дуть и на молоко, и на святую воду.
Но, надо же было провернуть свой коронный номер именно с Юсуфом! Я, конечно, злилась на отца. Досаднее всего было, что cо мной поступили, как с неразумным ребенком. Будто сама не могу за себя отвечать. Но, оказалось: это не худшее, что провернул мой заботливый папа.
– А еще, мисс Кира, – уже более спокойным и непривычно строгим голосом произнес Юсуф, – Сколько тебе лет?
Вопрос поставил в тупик. Фактически я никого не обманула, честно указав в анкете дату рождения. Но тон будущего шефа говорил об обратном. И снова, как тогда в офисе, я почувствовала себя застигнутым врасплох воришкой. Врать и отпираться не имело смысла.
– Девятнадцать, – дрожащим голосом ответила я.
На том конце провода послышался протяжный вздох.
– Когда твой папа сказал, что тебе всего девятнадцать лет, я надеялся, что ослышался. Ты разве не знаешь, что набор с двадцати?
– Знаю, в объявлении было указано. Но, я спрашивала Катю. Она сказала, ничего страшного.
– Катя? – удивился Юсуф. – Она такие вещи не решает.
– Я не знала.
– Так, ок, ок. – Он замолчал, обдумывая ситуацию. Я вслушивалась в его тяжелое дыхание и ждала приговора. Наконец, он спросил:
– Когда у тебя день рождения?
– Через две недели.
– Так это совсем скоро, да? Тогда, может не все так плохо. Если вы не вылетите раньше этой даты, а я думаю, что нет, тогда, выкрутимся, наверное. Главное, никому не говори, что на момент подписания договора тебе было девятнадцать. Иначе у меня будут проблемы. Да?
– Хорошо, – проблеяла я, чувствуя, как перестают трястись поджилки и вновь ощущается почва под ногами.
Расчет Юсуфа оказался верным – мы улетели спустя неделю после моего дня рождения. Он в очередной раз спас меня. На сей раз, рискуя собственным положением.
Глава 11. Обещать, не значит жениться
За несколько дней до вылета я решила организовать вечеринку. Папа уехал в Иваново, его должна была сменить мама, которая жаждала проводить меня лично. Но в моем распоряжении оказались пару дней пересменки и целая квартира. Глупо было этим не воспользоваться.
Пригласила самых близких друзей. Маша и Юля пришли пораньше – помочь нерадивой хозяюшке накрыть стол. Впрочем из них хозяйки были не лучше и стол получился более, чем скромным. Чего не скажешь обо мне: вместо готовки я навела марафет. Накрасилась, накрутила волосы, нагладила блузку изумрудного цвета, которая подчеркивала цвет глаз.
Все потому, что было для кого стараться. Я не звала лично, но знала, что шанс появиться он не упустит. Мой бывший. Влекомая обидой за разваленные отношения и вялые попытки их возобновления, я жаждала предстать пред Виктором во всем блеске. И, как бы банально не звучало, лишний раз продемонстрировать, что он потерял.
Не знаю что он там понял, но обыграть свой отъезд эффектно мне удалось. Виктор, как я и ожидала, пришел. Неожиданностью стало другое. Появление еще одного поклонника, которого, к своему стыду, даже не знала как зовут. У парня было чеченское имя и когда мы познакомились, я была не настроении запоминать что-то труднопроизносимое. Переспрашивать потом было неудобно и мы с подружками прозвали его БМВ, в честь машины, на которой ездил. Ничего серьезного между нами не было: встречались несколько раз, пару раз целовались. И когда сообщила ему, что улетаю в Пакистан, совсем не ожидала, что явится без предупреждения. Причем в тот самый момент, когда все гости в полном составе будут у меня дома.
Повезло, что мы встречались только у подъезда и он не знал номер квартиры. Поэтому, немой сцены между соперниками не случилось. Парень, носивший имя иномарки, просто позвонил и попросил спуститься.
– Мне нужно выйти ненадолго, – нервно бросила я присутствующим и быстро выскочила за дверь.
Как только села в машину, он сунул мне в руки небольшую плюшевую игрушку – очаровательного мишку-панду и наградил страстным поцелуем, на который, приличия ради, пришлось отвечать.
– Надеюсь, это, – он кивнул на панду, – Будет напоминать обо мне.
– Конечно, – с готовностью пообещала я, – Я бы и так тебя вспоминала.
Последнее было откровенным враньем. Но принимая все за чистую монету “БМВ” пытался отговорить меня от поездки. Мой решительный настрой заставил его смириться и со вздохом произнести:
– Хорошо, хоть, что это Пакистан. Там мусульмане, а значит, буду меньше волноваться.
– Почему? – искренне удивилась я.
– Мусульмане надежные и к женщинам уважительно относятся.
– А, ясно, – решила не развивать эту тему я, чтобы ненароком не задеть его религиозных чувств.
– Раз отговорить тебя не получается, остается лишь дожидаться твоего возвращения.
Вот теперь, прямо поразил! Неожиданный визит и мягкая игрушка – еще куда ни шло. Но, ждать? Между нами толком ничего и не было. Во всяком случае, все что было, для меня ничего не значило. Я просто развлекалась, даже не задумываясь о его восприятии происходящего. В своем еще наивном и по-детски легком отношении к жизни, я упускала, что могу причинить кому-то боль.
Да и в конце концов – обещать не значит жениться. Где гарантия, что он действительно собирается ждать, а не манипулирует? Ухватившись за эту спасительную мысль, я подарила прощальный поцелуй, пообещала вести себя хорошо, и, с почти чистой совестью, вышла из машины. В квартиру вернулась раскрасневшаяся и возбужденная, прижимая к груди плюшевую панду. Виктор вопросов не задал. Хотя, конечно же, все понял.
Прощальный вечер подходил к концу, мы с ним вышли на балкон. Промозглый ветер швырнул в лицо холодные капли дождя. Из комнаты донесся плаксивый голос певицы Максим: «Этот сон был всех короче, буду я скучать очень…» Слова, как нельзя лучше отражающие мое настроение; то, что я чувствовала и хотела, но не могла сказать. Все, что между нами было, казалось лишь сном. Сном, после которого не хочется просыпаться. Неожиданно, он метнулся, схватил меня за плечи и крепко прижал к себе.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Я жаждала этих слов. Жаждала с момента, как объявила ему о поездке. Скажи он их неделей, несколькими днями раньше и я бы, возможно, даже осталась. Но, теперь – я проснулась. И знала: счастливые сны не повторяются. Повторяются только кошмары. Со мной еще случатся прекрасные сновидения, но этот исчезнет навсегда.
Я не смогла удержаться от поцелуя. А потом, проводила его, вместе со всеми остальными. И провела эту ночь одна. Наутро приехала мама, чтобы проводить в аэропорт.
Глава 12. Великолепная семерка
Вылетали ровно в полдень. Мы с мамой встали пораньше, хотя еще с вечера все было собрано. Большой чемодан и рюкзак стояли в коридоре, полностью готовые к вылету, чего нельзя было сказать обо мне. Волна сомнений нахлынула с такой силой, что тело сжалось от макушки до самых пяток, а в горле застрял ком. Мне стало отчаянно страшно. Пропало понимание, ради чего все это затеяно. Я рыдала, сидя на чемонадане, и с отчаяньем смертника твердила, что никуда не поеду. Это просто невозможно. Совершенно точно нет!
И тут, надо отдать должное маме, которая больше всех противилась этой авантюре. Подыграй она сейчас, скажи, что и правда, не надо ехать – видит Бог, я бы послушалась. И однозначно пожалела бы сразу, как только самолет поднялся в воздух без меня. Мама, очевидно, предвидя это, проявила мудрость:
– Да брось ты. Просто минутная слабость – гладя меня по спине, ободряюще сказала она – Не поддавайся ей. Если уж решила ехать – езжай.
Я перестала реветь, в недоумении захлопав опухшими глазами: это мама так говорит? А она, порывшись в карманах, достала упаковку таблеток и протянула мне:
– Что это?
– Успокоительное.
Уж не знаю, что подействовало больше: лекарство или мамины слова. Но, я, наконец, выдохнула и покорилась неизбежной, добровольно выбранной участи. Маме же пришлось проявить чудеса стойкости дважды. Пока я в ванной ожесточенно хлестала лицо ледяной водой, она полезла в мою сумку, проверить на месте ли документы. И как назло наткнулась на сигареты. До этого мне удавалось тщательно скрывать курение от родителей. В нашей семье зависимостями не страдал никто, потому за сей акт вандализма к собственном здоровью, мне грозила хорошая взбучка. Однако, момент для этого был явно не удачный, мама это понимала. Я и так была на грани истерики и всех устроило липовое объяснение, будто сигареты Маринкины. И снова нужно отдать должное маме, которая не вернулась к этой теме никогда. И я безнаказанно и бессистемно баловалась сигаретами еще пару лет, пока они окончательно не наскучили.
Когда подъехали Марина с отцом, который вызвался отвезти нас в аэропорт, я была вполне адекватна и вышла к машине твёрдой походкой. Столь же твердо сжимая в руках плюшевого панду. Взрослые ухмыльнулись и покачали головой:
– Зачем он тебе?
– Не знаю, – честно ответила я.
Мама с нами не поехала, простились у подъезда. Как же я в тот момент любила ее и как не хотела расставаться! Мы обнялись и поцеловались, и я поскорее залезла на заднее сиденье черного Гранд Чероки, чувствуя, что еще немного и нового срыва не избежать.
Маринкин настрой был значительно лучше моего. Голубые глаза возбужденно сверкали, улыбка не сходила с лица. Волосы заплетеные в две тонкие косички и бирюзовая толстовка с мультяшной аппликацией придавали ей вид беззаботной школьницы. Это настроение быстро передалось и мне, заставив отвлечься от мук разлуки. Разговаривали мало, присутствие отца сковывало и мы предпочитали помалкивать. Ехали, глядя каждая в свое окно.
Мы знали, что в Пакистане будет жарко, но в Москве уже стоял октябрьский холод, всецело захватив столицу. Хотя нас провожало чистое как стеклышко небо, без единого облачка и намека на надоевший дождь. И все же, лучи солнца практически не грели, воздух дышал прохладой, заставляя прохожих ежится и прятать носы в воротники пальто.
Машина плавно скользила по московским дорогам, через густые спальные районы, где многоэтажки, плотно жмущиеся друг к другу, напоминали сросшихся сиамских близнецов. Затем выехали на широкую магистраль Ленинградского шоссе и проводили взглядом указатель на аэропорт Шереметьево. Город жил обычной жизнью, снисходительно взирая на своих жителей и гостей, спешащих утолить жажду амбиций и подняться как можно выше, чтобы гордо провозгласить: «Я покорил Москву». Кому-то из них это даже удастся, но большинству все же нет. Город это знает, но ему, в сущности, все равно.
Я выбывала из этого ритма, представляя, как завтра друзья встанут и побегут по холодным октябрьским улицам в метро, которое согреет их теплым и затхлым дыханием. Встретятся на станции Ботанический сад и, болтая, направятся в универ, где отсидев все, ну или почти все, пары, решат как обычно пойти в парк или на ВДНХ. И там уже проторчать до вечера, а может до самого утра. Больнее всего я восприняла именно эту мысль. Ведь там будет он. Но тут же одернула себя. Ты приняла решение. Он больше не твой. Улететь – самое лучшее, что можно сделать сейчас.
Тем временем аэропорт неумолимо приближался. Сердце забилось чаще, я перестала оборачиваться на то, что оставляю здесь. И устремилась мыслями к тому, что ждет меня там. В аэропорту я была лишь однажды, в тот единственный раз, когда летела на свадьбу к сестре. Подруга подтрунивала надо мной:
– Как ты могла выбрать карьеру стюардессы, если летала всего один раз? А вдруг тебе не понравится?
– Понравится, – упрямо отвечала я.
Маринин отец проводил нас до стоек регистрации, помог поднять багаж на ленту и, обняв на прощание дочь, взял с нее обещание позвонить, как только будем на месте. А мы отправились на поиски Аглаи, Ольги и Нади, с которыми договорились встретиться примерно в центре зала. И это “примерно” сыграло с нами злую шутку. Пришлось собирать друг друга, как разбежавшихся тараканов. Аглаю отыскали в противоположном конце зала, хоть она уверяла нас, что это и есть середина, мы разумеется ей не поверили. Ольга решила, что найтись будет проще, если шагать туда-сюда. Надя была единственная, кто более-менее верно определил центр зала. Но ее, как ни странно, мы нашли последней.
– Куда теперь?
– Наверное, к выходу на посадку?
Мы были слегка растеряны, Юсуф обещал приехать в аэропорт, проводить. Но, где мы должны встретиться, оставалось непонятным. Посовещавшись, решили набрать его. И правильно сделали. Оказалось, он давно ждет в кафе, расположенном на втором этаже. Наш девчачий патруль выдвинулся туда.
Внушительная фигура и лицо, похожее на сморчок, в очередной раз успокоили и ободрили. Среди аэропортной суеты он казался единственным оплотом безопасности. С ним за столиком сидела девушка.
– Ирина, – представилась она и, вместо вежливой улыбки, почему-то жеманно поджала губы. Из-за сутулость ее фигура выглядела щуплой и угловатой, как у подростка. Волосы светло-каштанового оттенка были скручены в пучок и заколоты двумя палочками, на японский манер. При минимуме макияжа губы алели яркой помадой. Нескладный образ дополняли свободные льняные брюки и белая рубашку.
– Коллега ваша, – весело сообщил Юсуф и предложил нам кофе с пирожными. Он беспокойно ерзал на стуле, постоянно поглядывая на часы. И, наконец, с облегчением выдохнул, когда к нам присоединилось очаровательное создание на высоких каблуках.
Маргарита. Невысокая, пожалуй, ниже всех нас, но стройная и безупречно одетая, с тщательно уложенными волосами и эффектным макияжем. Она казалась столь же неуместной в нашей компании, как принцесса на птичьем дворе. Ее темные слегка раскосые глаза смотрели высокомерно, сходу давая понять, кто здесь главный экспонат. Плавная ленивая походка была подобна мягкой поступи кошки. Движение рук, корпуса, то, как она вскидывала голову и широко распахивала глаза – все несло в себе обаяние, но придавало надменный и неприступный вид.
Марго, как мы в дальнейшем стали ее называть, обладала явным талантом: она умела себя подать. И не важно, что красота ее меркла сразу после снятия макияжа. Главное – произвести первое впечатление. Вот она и производила, делая это настолько искусно, что можно только позавидовать. Возможно, это и позволило ей пройти собеседование, потому что по-английски Марго могла лишь назвать свое имя и столицу Великобритании.
Было и еще кое-что, отличающее ее от остальных – возраст. На момент вылета ей уже стукнул тридцатник. В целом, наша “великолепная семерка” представляла собой занятную компанию из трех отвязных тусовщиц (которые еще до отлета успели вместе и напиться, и повеселиться) и четырех серьезных девиц, настроенных на учебу и работу. Впрочем, Марго быстро переметнулась на нашу сторону. И всю ее напыщенность как рукой сняло, стоило опрокинуть стаканчик виски вместе с нами, тут же, в аэропорту.
Именно Маргарита оказалась недостающим звеном в нашем расследовании о первой четверке. Ее, меня, Аглаю и Марину утвердили сразу. Лишь несколько месяцев спустя, мы смогли оценить, какая ирония (а быть может, некомпетентность) крылась в таком решении. Ведь именно наша четверка доставила компании больше всего разочарований и проблем.