Натка

На антипригарном покрытии скворчат влажные плитки хлеба, брызги масла постреливают со сковороды в мокрый ворс халата, аромат шампуня вытесняется запахами жареных яиц, чеснока. Гренки почти готовы, я вынул из шкафчика тарелку. В углу кухонного стола утробно шипит чайник.

Недалеко от него застыл ноутбук. В черноте экрана загрузки матово отражается прямоугольник утреннего света из окна. И мой мутный силуэт у конфорки.

Наконец, связь с сервером установилась. Со дна дисплея всплыла картинка.

Я помахал перед ней деревянной лопаточкой.

– Привет, Натка!

– С добрым утречком! – ответил мелодичный голос.

Я застал ее за столиком веранды. Там устроились прозрачная чашка чая, корзиночка с печеньем, зернистая горка малины в мисочке, уложенная разворотом в столешницу книга. И верхняя половина женского тела в легком платьице. Букет оконных лучиков за ее спиной ярче, чем свет на моей кухне, но еще хранит новорожденную нежность утра.

Уперев локоть в книгу, а подбородок – в ладонь, женщина со светлыми волосами до плеч искоса и с полуулыбкой наблюдает, как перебрасываю гренки на тарелку, наливаю в кружку кипяток, усаживаюсь со всем этим добром против ноута.

– Хорошо спал, совенок?

В ироничном тоне растаяла, как сахар в кофе, ложечка материнской опеки. Неосторожный глоток слегка обжег мне язык. Поморщившись, я ответил:

– Как и подобает ночной птице. Не очень…

Натка вздохнула.

Рука переместилась с подбородка под грудь, к другой руке. Их хозяйка слегка подалась к соединяющей нас цифровой форточке, смотрит, как школьная учительница.

– Дай угадаю… Из-за сегодняшней даты?

Я тихо усмехнулся.

– Ясновидящая, однако.

Натка расплылась в заботливой улыбке. В очередной раз любуюсь ее родинками, печальными и уютными, как звезды в ночном небе.

– Эх, ты… чудо в перьях! – произнесла нежно. И добавила: – Говорила же, не влюбляйся…

Я взял с тарелки кусочек хлеба, обжаренный в чесночном омлете. Ноздри сократились, в горло потекла слюна.

– А нечего было в полтинник выглядеть так аппетитно!

– Мне был не полтинник, а всего лишь сорок восемь, – говорит Натка кокетливо и спокойно. – А ты что, хотел, чтоб я в этом возрасте была с тросточкой, в платочке? Семки на лавочке лузгала? Ну, извините. Мне как-то больше нравится быть ухоженной, женственной и в здоровом теле. Возжелал, понимаете ли, сочную милфу – вот и получай.

Она показала кончик языка.

Пальцы левой руки вернули на плечо сползшую бретельку, правая элегантно поднесла ко рту ягоду, та исчезла в губах, и вскоре к ним подплыла чашка. С достоинством леди Натка сделала глоточек чая.