Собирание игры. Книга четвёртая. У Запретных Врат

Предисловие

Эта, 4-я книга, будет понятна и, может быть, интересна тем, кто уже знаком с первыми 3-мя.

А ещё лучше – со всеми ранними романами автора: герои-то следуют от книги к книге. Хотя… Искушенному в чтении этого и не требуется…

Но все равно – PAUCIS!

Глава 1

Март 2020г. Поезд «Петушки Зазеркалье».

… не отцветает жасмин – повторил Веничка и продолжил любимую цитату. Самого себя. – Петушки – это место, где первородный грех – может он и был – никого не тяготит. Там даже у тех, кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен!

Ещё раз прозвучало:

Провожающих просим выйти из вагона! и ещё раз на английском Mourners, please, leave the train!

Ангелы мои! Вот он, «поездатый» дух сопричастности! Ты ведь знаешь, Алиса, что слово «mourners» на английском «присутствующее на похоронах».

Ну и что? Клоуны на кладбище! Я этот образ, метафору, считаю очень сильной! Грустные клоуны… Печальный контраст… Но как сказал один остроумец – поляк Ежи Лец «Когда запахли фиалки, дерьмо сказало: «Они работают на дешёвом контрасте». Я ведь, ты знаешь, обожаю контрасты, парадоксы, перевёртыши и весь сюр и абсурд. То есть всё то, что нас окружает… Алиса достало яблоко и вонзила в него свои зубки.

Можно оказаться непонятым… А можно и «огрести»! хмуро усомнился поэт-философ.

Ерунда… Можно подумать, что ты прислушивался когда-то к мнению толпы… Или боялся чего-то и кого-то… Ты боишься только трёх вещей…

Ишь… И каких, позволь узнать? Веничка иронично посмотрел на девочку.

Изволь… во-первых, ни в текстах твоих, ни в жизни твоей… окаянной… не было дешёвых контрастов…Во-вторых, ты боишься жить с собой… во времени, то есть «здесь и сейчас»…, ты хочешь «чемоданчиком» прихлопнуть тяжесть часа… И, в-третьих, ты боишься Игры «Бог-Боль», ну, что отцветёт твой «жасмин» и обманет твоя «нега»… И больше их не будет…

Вот и нет: смерти я не боюсь. Я и неживой уже!

Больше не будет вообще … Вернее их и нет… И не было в твоём Времени… И ни в чьём! Иллюзии!

Ну, более-менее угадала… Да, человеку важнее и труднее всего не проживать Время, а прожить собой час, да, «здесь и сейчас», и, подобно барону Мюнхгаузену вытягивать себя из болота… За волосы, на йоту! Выше, выше! Из поезда этого не увидишь, не поймёшь… Здесь иной взгляд…

Хм… Не уверена…

Мы видим Зеркало, в этом времени… А что уходит, истекает в Зазеркалье?! А? Истина? Карма? Вот и огорчают меня не столько штучки прятки Сатаны, сколько прятки-притчи Создателя Света… Отчего не вразумит? Прямо, ясно… Хоть что-то…, кому-то, когда-то… А может Создатель Света обустроил тут, перед Зеркалом, кое-что, кое-как, да и ушёл… Сами-де далее… А мы – пффф… А из-за Зеркала Князь Тьмы язык нам кажет…

Ну и ладно… И пусть… Пусть мы очевидцы лишь этого, историки (посмею так выразиться!) очевидного, заложники неочевидного. Пусть… Вот отъедем подальше – и разглядим получше! История – то, что позади… И тогда…

Ха! И тогда наше Время начинает судить то Время… Ха! Нет! Время то ушло За зеркало! Эх! Словить бы хоть малый кайф: в редких повисших паузах выражения лиц современников… Эх…

Пусть время бессердечно. Но мы-то любили! Эти лица, лицо с нами! В нашем сердце! И чтобы жить со всеми, нужно жить с тем , и чтобы любить всех, нужно любить того , и чтобы понимать всех тех, ушедших и сегодняшних, нужно любить! И их, и того , и себя, и время, и Свет… И тьму! Да-да, и тьму! Я буду любить тебя, Веничка! Буду ехать с тобой в этом поезде!

И я буду… Но нам не дадут… Оно не даст… Время будет с нами… Оно соглядатай, судья и шулер… Эх… колёса чух-чух, время тик-так, сердца тук-тук… А в чемоданчике есть буль-буль… Так что нам эти цап-царап! Веничка достал бутылочку «Кориандровой».

И нам налей! раздались неожиданно два резких, трескающихся голоса. Оба похожие на треск разбитого стекла. Только одно: стекло… (нет!, зеркало!) разбили с этой стороны, а другое с той! Но в обоих случаях разбили намеренно. С разным интересом, и разными целями.

Тот, кто разбил Зеркало с этой стороны, был наш друг «Кащей». Он же «Хирон». Он же А³: Александр Александрович Арецкий. Тот Мастер Игры из Берна, что сочинил свою Матрицу Игры, тот главный по комфортным отображениям «тудой-сюдой» и в Предзеркалье, и в Сквозьзеркалье. А вот в Зазеркалье случается только, если помогала «третья производная». А помогала часто, но сбоила. Неправильное употребление правильного алкоголя иногда приводит к сбоям: комплексная переменная, довольно шустрая, на комплексной плоскости стола при перемене блюд начинает «бликовать», ну, то есть, она блестящая по виду, но по сути – ложная. Так бывает… Наиболее склонны «бликовать», разумеется, женщины, подруги наши верные. Затем, конечно, идут Великие Идеи, ну и наконец, на третьем, почётном месте, бронзовом бронзовые, прям «забронзовевшее» Памятники Истории. И память её…

Мы бы «Зубровки»… В графинчике, сто пятьдесят… И селёдочки с картошечкой отварной… И… буквально потребовал «Хирон».

А мне «Текилы»… Литр! На закуску мозги… Да нет…, из говяжьих костей… С зеленью… это перебил «Кащея» тот второй. С той стороны Зеркала. Его по праву можно назвать Кащеем (без кавычек), но он просил называть его герр Воловьев.

Этот герр был в услужении у Хозяина, у Тролля и выполнял тонкие поручения «эвакуаторщика», «взвешивателя душ», «уполномоченного»… И имел право «играть по полной». Он и играл… по полной, не церемонясь с «человеками» и их Идеями.

Вам тут чё,… ресторан Курского вокзала? Щас позову халдея, он вас… огрызнулся было Веничка на «порывистость» неожиданных гостей. Его чемоданчик вещь интимная! И суете не служит! И «на троих» он не любит! Один умный, а два других жлобы и дураки…

А сам чё про «очевидцев», про «историю» треплешь? Много думаешь о себе, холоп! грозно, с внушающим доверие голосом, сказал «уполномоченный».

Не нужно базара, пацаны! Вон же в холодильнике все есть. мирно «разрулил» ситуацию «Кащей». А графинчик и стопочки особые у меня всегда с собой… Аааа! Вот и тот, кого мы привели! Вам, для Истории. Знакомьтесь: Китаврасов Григорий Федорович, литератор, сочинитель и описатель вашей «Одиссеи», друг Саввы Черского…

Аааа… уныло отозвался Веничка Слыхал… Прочёл пару страниц… Так… Описывать кое-что могёт… Струя только слабовата… Пусть… Что будешь?

Я «Горилки» прихватил… И шампанского Алисе,… если будет «вырастать».

Девочка тут же вытянулась в росте и возрасте. Ну, 16+! Грудь и попа 18+! А взгляд на 300+!

Друзья! Я очень рада всем! Я ждала! Как положено три раза. И вот вас трое…

– Волшебная! Мы с герром-хером на часок! Извини! У нас дела! У меня – «конформные»; У него – «конторные»!

– Да-с! Отчёт квартальный… Да-с…

– Много гадостей-то за квартал натворил? Всех скомпрометировал? – язвил Веничка.

– Ну-ну! Осторожней! Я, хоть и не совсем человек, но тоже винтик Истории, а если вы не кусок идьёта, то понимаете, что сама Клио, так или иначе, в той или иной мере компрометируют всех своих… «рабов»… Вот вы себя, небось, считаете хорошим человеком? А? В глубине… Нет, так-то вы кокетничаете: «пыльный-де мудак» и пр… А сам-то… Тьфу! Попробуйте никогда не лгать, хоть час, не пить свой «шмурдяк»… Хоть день… Не гордиться! Не обижаться! Не гневаться! Да мало ли… «На каждую хитрую жо… найдётся х…р с винтом» – так народ ваш трактуют вопросы истории и литературы! И правильно! И не разница в ваших дарованиях людских, в ваших идеях, конфессиях… «казнит и ломает» людей, а невозможность постичь Творца! А вам-то надо… Непременно-с! Хе-хе. Вам, идьётам, невдомёк, что это просто Игра… Пинг-понг!… «Бог – Боль, Боль – Бог»… В смирении не спрячешься… Покаянием – не откупишься… И ничем от Игры не отмахнешься… Ловушечки на каждого у нас припасены! Капканчики-с! Ха-ха!

– Пей, жри и иди! Утрись только – с презрением бросил Веничка. – И вы, уважаемый…э… «Хирон»… Александр… Но вы приходите ещё…

– Да уж придём… Спасибо… Но мы вместе с «рогатым» придём… Извините… Но в этой Игре мы… «повязаны»…

Гости – «слуги Зеркала» – ушли… «Слуги»? «Ушли»? Да, в определённом смысле… А в другом – «распорядители», «проводники», те, что «запускают механизмы»… никогда не исчезают… Листают «Скрижали».

– Расскажите-ка скорей, милый Григорий, как там… все-все-все? Все наши? Мы ведь расстались во Владивостоке…, в первой декаде марта 2020 года… Ах, да, в этом ещё году… Что же это я? – Алиса убрала свой фужер, прилежно уложила ручки на сдвинутые коленки и села на краешек кресла, став опять десятилетней примерницей-остроумницей.

– Вы говорили о Времени… Что было в нём? Что я понял? Что знаю? Дааа… Время течёт… Песочные часы… Внимание к узкому месту. Там… по песчинке… Можно успеть… Хм… Я кое-что записал… То, что бывало терпким . Да-да! Даже не ясным, но «терпким»! Мы долго с Саввкой трепались на эту тему… Недавно, на его юбилее…, до и после…

– Ой. Хочу по порядку… – захлопала в ладоши девочка, поправив бантики в косичках. Эти бантики должны были, видимо, усилить восприятие.

– Хм… Да, с Владивостока… Мне Саввик тоже рассказал об этой замечательной поездке. И об Японии, о гастролях, коненчо. Они, Черские, вернулись в прекрасном настроении. Ленка и Младочка задержались в Москве на пять дней. Алёнка уехала в Усадьбу. Там мама, дочь, работа в Центре творчества. Затем… Ммм… Мы увиделись в первый раз, в двадцатых числах февраля. У меня, в Киеве. Там и концерты были большие, юбилейные… Два… С оркестром… Две программы: «старое» и «новое»… Девочки тоже участвовали. И Леночка и Млада… Затем три дня «балдежа» в Киеве… Погода, жаль, была… не та… Очень не та… Слякоть вперемежку с гололедицей… Затем два концерта подобных у себя, в Одессе… Я прилетел в Одессу пятого марта… За пару дней до юбилейного торжественного вечера в узком кругу… И в Академии, и в Филармонии, и в Театре были торжества… Суетня! Устал бедный Саввик! Да и «узкий» круг седьмого в ресторане – семьдесят человек! Дааа…. Сегодня двенадцатое? Не помню… Не важно… Или… Хм… Я уехал домой в Киев девятого… Двенадцатого провожают Младиславу… Домой, в Хорватию…Затем Саввка уезжает на дачу, на недельку… Отдохнуть, отрелаксировать пару дней… И записать…, и поработать на поэмой своей… «Петушки-Зазеркалье»… Он псих до работы, любит чтобы впечатления… зафиксировать, пока они тёплые, сочные, пряные… Терпкие! И я ведь люблю! Мне пора, пора!

– Отличная мысль! – крякнул «Кащей» из-за окна-зеркала. Терпкость должна ощущаться как великий, главный живительный признак! Жизнеспособности, жизнестойкости во всём… Хоть в доказательстве теоремы, хоть в твоих сомнениях философа, хоть в строчке Поэта – голос становился глуховатым.

– Точно! Эх-хе-хе… – герр «эвакуаторщик» тоже подал голос. Дребезжащий, словно по стеклу стучали чем-то железным. И глаз у него почему-то был только один. Второй, наверное, был в отдалении… И третий… – Хм, …, а ведь среди людей есть ещё неслабые экземплярчики! Да-с!

– Ты ещё не исчез, вертлявый бес! Кыш! – Гаркнул Веничка и, убедившись, что герр Воловьев исчез, обратился к «Киту» – Каждое дыхание наших строк, даже одного слова… должно быть терпким! Это должно ударять, как… Как «Слеза Комсомолки»! Дааа… Этой терпкостью даже… должен быть… славен, … жив… твой последний горький час… Прощай, «Кит»! Пиши, Григорий! И мне показывай…, и этому… «Хирону-Кащею»… Ничё мужик! Ему нужны наши тексты, всё… для его Матрицы, его этих «конформных отображений». Терпких!

– До встречи, Григорий Федорович – сказала ясноглазая Алиса.

– До скорой! – сказал «Кит» и вышел в тамбур…

Глава 2

Март 2020 г. Одесса.

Сначала ему снился шум каких-то голосов… Затем он очутился в поезде и стук колёс ночного экспресса становился всё отчётливее… Эти голоса и этот стук словно прорывались из предсонной хляби, из бессознательного морока (а эта «рваная» мреть некрепкого, кусочно-недолгого и беспокойного сна преследовала Черского до сих пор, уже третий год…) и вот-вот сознание определяло себя, в эту секунду («точку разрыва»!) к Савве приходили самые необыкновенные, самые важные мысли-образы. Вот недавно в таком сне-бреду он понял смысл теории относительности. И он удивился тому, как это просто. Например, в ситуации, когда за окном экспресса и внутри него время протекает по-разному. С разной скоростью, с разной «сочностью» и уловимостью… И как скорость поезда влияет на скорость времени.

Или вот недавно кто-то в сне, очень даже приятным и не зомбирующим голосом (доброе такое, нейролингвистическое программирование, НЛП) поведал Савве Арсеньевичу:

– Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии; аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий. Всуе вам есть утреневати; востанете по седении ядущии хлеб болезни, егда даст возлюбленным своим сон.

Ах, да ведь это Амвросий Оптинский!

А когда Саввик, извинившись, попросил, чтобы… э… чуть яснее, другой голос разъяснил, тоже по-доброму, по-отечески:

– Если Господь не созидает дом, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит город, напрасно бодрствует страж. Напрасно вы рано встаёте, поздно просиживаете, едите хлеб печали.

Ах, это перевёл Иоанн Златуст! Только вот что-то ещё осталось не до конца… Златоустно, конечно… Спасибо, конечно… Но не до конца понятно.

И перспективы не обрисованы!

А вот в другом сне-просветлении вроде про «перспективы» … Да, да… Из «Книги Екклесиаста» … Там всё про «перспективы» …

– Суета сует, – всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род приходит и Род уходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце и заходит солнце… Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться… Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет…

Ну какой сон после этого? Какая эффективность в труде и нега в сердце…? Слабая! А мы хотим пряного, тёплого, сочного, терпкого, нежного – «перперперспективного»!

«Хм, – подумал Савва Арсеньевич – Должен утром пропеть весёлый петушок… Хорошо поусердствовавший, «потоптавший» всласть своих курочек… О, Боже! А ведь в старом, добром «Вие» тоже… должен пропеть петух!? Или где? И кто-то страшный, Василиск какой-то жутковатый, приснился вот позавчера под утро. Толковал, будто среди умерших появилось очень много упырей. И что при встрече с живыми они подают особый знак… Прищёлкивают так, по-особенному языками, аки кузнечики… Тьфу! Нет, что-то я перемедитировал не в ту сторону… Да и Екклесиасты эти «под буддизм» не катят… Язык-то вообще… Жестковат, как старая курица! Вот же у французов! Всё – мило, всё – «шерше» без «шаршавости» нашей… Произношение у них меняет смысл слова! Фразы! Прокаррртавил иначе: и всё – запах фиалок, жасмина… Все эти «визави», «апропо» … Кстати, (апропо!), а если и мне начать… Ну… «премного благодарен», «не взыщите», «худое дело это», «преотменно откушали», «ступайте на…, сударь», «наше знакомство не даёт вам права», «вы позволите быть вашим рыца…»… Хе–хе… Рыльцем рыцарь не вышел! Хорошо все эти тем Златоустам, что «живут в душе, а не в теле»! А мне как-то знакомства с Андреем Петровичем, Арецким и, особенно, с Матвеем Корнеевичем – генератором праны, помогло… «сгенерировать» полезное правило: «будь свободен в своих желаниях, не люби тех (ну, в смысле не обязан любить этой пресловутой христианской и подобной прочей любовью!), кто не любит тебя, и не замечай тех, кто завидует тебе!»

Сейчас, приняв ледяной душ и легко позавтракав бутербродом с сыром и говяжьей печенью (выпив, однако, большую кружку крепкого кофе), музыкант отправился прогуляться по своей любимой лощине, что довольно круто спускалась от дома к морю. Погода была на удивление ясной и тёплой, сейчас, в одесском марте! Однако, шарф и перчатки обязательны!

«Люди подмяты гнётом вселенской несправедливости. Но одни задирают голову вверх, ожидая спасения и покоя, другие – опускают очи долу. Тех, что «опустили», маловерных – много… Очень! И из их рефлексии, из их «вечно одинокой, вечно скорбной человеческой жизни», из их хаоса, и рождаются новые «танцующие звёзды», те, что наблюдают… Внятного, заповеданного Вечной Авторитетной Аксиомой, Божественного Знания нет! И почему такое упущение? Отчего? Зачем? Зачем нужно отпускать ради Игры на это «минное поле» детей? «Будьте как дети!» Хм… Были! О, сколько раз были! Все, что подорванные и ещё ищущие свои мины! Что – конец Игры и должен быть неутешительным? Неубедительным – точно! А может и…

Ладно! Есть же небольшие победы, прорывы, праздники, чёрт возьми! Вот ведь недавно меня так славно поздравили близкие люди! Так душевно! И ведь ещё и осенило («овеснило»!) славно так! Я даже похвастал об этом «Киту»… И ещё Ильфу и Петрову! Ну и что, что во сне! Зато как хорошо посидели вчетвером! Хм, А «овеснило» прелюбопытно: новая Игра, новая, что ли, стратегия, в сочинении моей «Петушки-Зазеркалье» … Я ведь музыкант и Игра… В общем, суть такая: в начале глав, частей, музыкальных тем и тем словесных ставить скрипичный ключ (!) или другой ключ! Задавать тон той или иной части этим «ключом-ключом» … Открывать дверь… И не просто знак линейной нотации… Нет – знак и нотоносца и «словоносца»! Ключом «соль» открою дверь в «соль» смысла, темы, с ключом «фа» – посмеюсь и пошучу, дам ироничную интонацию этой скучной порой «соли»… Ну а ключом «до»… сделаю «шаг вперёд»! И уже попробовал эту методику! Класс! Не дурно, батенька! Ей Богу – не дурно!

«Китаврасик» пошутил:

– Ха! Прав был, видать, Ницше, советуя в старости (ха-ха…!) начать сочинять, нет, писать… Ты и так сочинитель… А тут двойная… радость! Он для радости это советовал! Для Радости! Ра-до-сти!

– Юппь-юбь! Радости старости! – начал хохмить Ильф. – Обожаю эти Одесские штучки! Мультижанровость нашу! То настоящее, что больше нас! Больше любого жанра! Слово плюс музыка – Радуга! Та, что выше всего, и выше самой себя!

– Да, да, Илюша! – Женька Петров закурил, поставив стаканчик на стол – Всё как у нас с тобой! Вместе сочиняем. Этакие грустные клоуны на кладбище… Ха-ха! Я более за «Кафковские превращения»… ну, любого жанра в любой… Как «поэт» Гаврила! За соитие жанров! Ненавидим оба тупых… Скучных… Ты, Илья, более за псевдомодернизм, одиссейство и «пофигизм» в целом. Ясно: еврею поиски правды противопоказаны… Только истины! А не быть остроумными, нам, одесситам – это большой недостаток! Диагноз и позор всей Одессе-маме!

– Ну, не трепите лишнее, классики! Не видят люди в вашем «одиссействе» никаких Путей… Так: юмор, сатира, ирония и много-много стёба! К бааальшому сожалению… «Соитие», вишь, у них… Читают ваши книги и ваши герои! «Гаврилы»!

– Да и хр… с ними… Босяки тоже разные… Пусть… Мелкие писатели и читатели любят писать (читать) о житейском: о бабах, работе, любовных треугольниках… Средние – о событиях… О-о-о… А большие, ну, мы – об Идеях! Растворённых в бабах и работе, разбавленных (сильно!) юмором и самоиронией… Хм… «треугольники» … А ну-ка. Саввик, литератор наш «подгузничковый», вставьте слово «только» во фразу «Он говорил ей, что любит её»…, в разные места, ха, «равнобёдренности»… Ха-ха! Дивнобёдренность почувствуйте! Почувствуйте разницу!

Он вернулся домой. Приготовил немного глинтвейна и гоголя- моголя… Замёрз чуть… До обеда ещё час… Сел в кресло… «Мягкое», «горячее» и «сладкое», то «вкусное», что украшает жизнь, погрузило Черского в воспоминания… Юбилей…Славно! Хорошие, небанальные, не «дежурные» поздравления! А какие шутки – преставления – миниатюры! Улыбка замерла на губах, когда Савва Арсеньевич вспомнил поздравление-сценку родных Черских. И как солидно, тщательно приготовили всё…

«Заказали где-то «ростовых» кукол. Они изображали борцов сумо. В творческих муках они «боролись» со всем, что мешало Поэту и Музыканту. Ха, они ещё и держали музыкальные инструменты… Что-то «тренькали» …Алинка в национальном наряде изображала Художника-творца, то бишь меня… Всё возвышала к небесам очи, заламывала руки… Игнат представлял самурая. Это фишка самой высокой японской театральности! Суперэффект! На авансцене стоит самурай, выставив вперёд ногу, скрестив руки… Долго молчит… Замер! Всё замерло… И вдруг он резко, весь сконцентрировавшись, собрав всю энергию сдвинул брови! Молния! Гром! Камнепад! И камнепад аплодисментов – изгнал-таки лень из Художника! А ещё две музы: Ленка и Млада! Взорвали! Ну, сорванцы! Да, сорванцы! Сначала – музы как музы… В кимоно, пристойно танцуют, ублажают Саввину фантазию, будят воображение… Потом, обратясь к зрителям спиной, эти две… «сорванки» срывают с себя кимоно! Резко, как брат бровями-катанами! О, Боже! Японская живопись по телу? Разве? Японцы изысканы в живописи! Японцы прячут красоту! Вышивка – и то на спине! Под наружной одеждой! Если уж буря чувств – трёхстишие! Если сильный аппетит – двумя палочками три рисинки в рот! А тут?! Что это? Гейши? Хм, в переводе «девушки искусства». Музы-гейши… Оригинально… Хм. Но как было красиво! И незаметны трусики-лифчики… Выбеленные тела! Да, да! Монохромность в живописи! Зритель должен подключить воображение и «раскрасить» картину! Она написана тушью на белом! И тема обычная: Сад камней… Эдем… Камни, вода, чуть растений… Но ведь в японской живописи важнейшим является понятие «пустоты» … Тут с «воображением», (хм…) и «пустотой» как-то уж более конкретно, что ли… Фигура молодой женщины! Рим плюс Греция плюс Япония?! Равно «японамать»! Грациозная такая… Ещё бы ладно… Но эти чертовочки пригласили меня… выйти к ним… Шепнули: «магический ритуал Творения»… Сунули в руки тушь, кисть, заставили ставить кляксы и чертить по их телам любые линии, что придут в голову… А потом они взяли бубен и стали просить публику искать смысл и сюжет! Все ухохотались! Опис…сь! Ах, какие же все молодцы! Фантазёры, Игроки! Таланты!

Ах, Младочка, как щемит душу твой смятый голос при прощании! Ничего, ничего… в мае, в Берне…»

Черский налил себе хереса. Он считал этот напиток лучшим аперитивом. Затем уже следовали коньяк, мартини, кальвадос. Ну, или шампанское брют…, белое или розовое вино. Но это, если случай особый: рядом дама «не брют», «белая» или «розовая» … Чуть-чуть…

И пока он готовил обед, и пока обедал, он продолжал вспоминать сегодня те три (да, три!) суматошных юбилейных дня… Вспомнил звонки-поздравления своих новых друзей… Тех милых интеллигентов, с кем недавно путешествовал. Пусть и отрывочно:

– Мафусаилова века! Я обожала всю свою жизнь талантливых мужчин! Все триста лет! Но таких, как вы, могу перечесть «по пальцам»! – страстно дышала в трубку Даниэла. Мона добавила спокойней:

– Своим Даром, да и своими сомнениями, своей жаждой жизни… вы наполняете сосуд мудрости…, и даёте нам испить из него этот свежий нектар…

Он забыл какой именно «нектар» … Главное – свежий!

– Да, да! Дорогой мой Савва Арсеньевич! – это рвал трубку Алекс – Поздравляем! Обнимаем! Для такого долгого и нелёгкого путешествия, мой милый сталкер и «одиссей» … как поиск Истины и Гармонии нужны лёгкие крылья и «тяжёлые башмаки»!…

– Не бойтесь открывать объятия своего таланта людям, мой любимый Маэстро! Да, так легче вас распять… И художник знает это… Но вы, мэтр, умете сочинять такую музыку, что дарит здоровые мысли днем, грёзы вечером, фантазии ночью, надежды утром! Люблю, целую… Ваша Алёнка…

Матвей «сгенерировал» нечто оч-ч-ень умное:

– Не целей, и не смыслов взыскуйте! Оставьте эту блажь нам, философам! Ищите Вкуса и Меры… И это самый простой и хороший путь к Гармонии и Совершенству! Вперёд! Даю зелёный свет!

Красиво сказал Лёвка. Ясное дело – антиквар:

– Вы – старинная книга в костре страстей и озарений! Листы, обугливаясь, переворачиваются сами! Лёгкости и полноты вашим прометеевым трудам!

– Вы – редкий человек! Вы умеете стать больше самого себя! И быть разным! И быть равновесным… И, ха-ха, быть везунчиком! Если на чашу весов вам доведётся положить минуту счастья, а на другую время Судьбы, знайте –чаща «минутка» заставит подскочить Время! – Андрей Петрович знал толк в «везении» и, разумеется, во «всевидении» и «всеведении».

– Вы отныне «наш»! Мы теперь – «мы»! Витязю Савве Арсеньевичу Черскому – Слава! Виват! – чеканил слова Огнеслав.

– Вы – «свой»! Если все деревья зашелестят листвой, поднимется ветер! Мы – Сила Ветра! Вы, учёные и художники – «деревья»! – красиво и умно добавил Ратомир.

После ужина, никак не рассчитывая ни на плодотворные собственные размышления, ни (тем более) сочинительские потуги, Савва теперь либо читал, либо слушал. Более слушал: и классическую музыку, и классическую литературу (аудиокниги в исполнении любимых чтецов или актёров). Реже он смотрел любимые фильмы, и тоже, разумеется, классику либо советского, либо мирового кино. Ближе ко сну, когда мозг и чувства совсем уже притуплялись и требовали отдыха, он слушал либо григорианский хорал, либо пение буддийских монахов, либо горловое пение шаманов (с бубном или без), либо лёгкий джаз или блюз. Пока это была вторая, вечерняя, из примитивных практик медитации, которую после Японии Черский стал пытаться принять в свою жизнь. А первая (утренняя) была тоже связана с чтением того листочка текста на тему «Медитация па принятие себя». Утром, рано, сразу после сна, он совершал неспешный ритуал: зажигал свечу и, постукивая по поющей чаше, читал, заучивая наизусть этот текст… Сейчас, перед сном, он повторял лишь выборочно:

– Я чувствую, что охватываю весь мир…;

– Я принимаю необходимость этого воплощения как развитие кармической Связи… Я принимаю всю обусловленность моего этого физического тела…;

– Я принимаю двойственность этого мира; я принимаю закон о том, что здесь, на земле, в физическом теле невозможно достичь абсолютного счастья и справедливости. Любое проявление счастья ведёт к несчастью… и наоборот…;

– Я принимаю себя таким, каков я есть; Я – это я и во всём мире нет точно такого. В этом моя ценность…;

– Я принимаю факт жизни и смерти, как необходимый природный процесс для осуществления совершенствования души через цепь воплощений…;

– Все качества, которые я хотел бы исправить в других, присущи мне…;

– Я притягиваю…, я принимаю…, я забираю в своё сердце…, я.… несправедливости…, обиды…, гнев… Болезни…

Связность всё терялась и терялась… Более это походило на бред, бормотание слабоумного… Нет сегодня сна! Ну нет! В чём дело? «Ну не попадались мне сегодня бабы с пустыми вёдрами… Нет… А всё равно как-то неспокойно… Да и слово «бабы», ха!, несовместимо с духовными практиками… Ха!… Я уже промычал сто раз «Ом», и так: «оммм»; и этак: «ом-м-м»… Ну не получается… э… сакрально… Нет… Мухи вот могут ожить… Сосчитал сто баранов… Плохо!… Не те бараны! Может Луна в Деве?.. Да нет… Один я.… и Луны тоже нет… И эти два шамана… Ну не горловое пение это сегодня… Это… полоскание горла… С содой… Дааа… Приснятся сегодня какие-нибудь «не вещие» сны, какой-нибудь, ха, «здоровый образ жизни»…

Следует сказать о том, что академик и прочия Черский, человек солидный и весьма неглупый, не в первый раз услышал о медитации, о принятии себя, мира, людей и прочей магии. И думал не раз о сем темноватом предмете… Но уважал всегда! И порой… порой – да! Случалось «почудеситься»! И, ох, гораздо! И в «гораздость», дающуюся Сверху, и только Сверху верил! Но одесситу трудно быть Буддой! «Добуддой», «забуддой», «расбуддой» – это пожалуйста! Но на полном серьёзе… Хммм… Что же случилось? А то, что в Японии ему посчастливилось познакомиться с одним старичком-мудрецом, Акайо. Телефон японца дал Савве Александр Яковлевич, сказав, что этот «старичок» его добрый и давний знакомый и коллега. В первый же день гастролей, Черский позвонил и пригласил японца с семьёй на концерт. В ответ семья Акайо пригласила назавтра, на завтрак домой к ним, весь квартет «Черские». Побывать в семье, увидеть всё воочию, пообщаться с японцами, да ещё «непростыми» –это везение! «Черские», счастливые и очарованные, провели за завтраком три часа! Незабываемых! «Старичок» рассказал, что вся их семья увлечена музыкой, особенно той, «космической», что исполнил вчера квартет. Они очень хвалили, они очень благодарили. Сам Акайо сейчас не работает, ему почти девяносто, а раньше преподавал в Университете Токио. Философ. Очень ценит и уважает русских философов, дорожит дружбой с профессором Юсовым. И что он хочет подарить Савве Арсеньевичу свою последнюю книгу. А ещё экземпляр передать другу Алексу.

– Аааа… Оккультизм? Эзотерика? – Черский через переводчика пытался вникнуть в аннотацию к книге.

– Да, в некотором роде… оккультизм… Но не эзотерика… Что вы… – Японец скромно потупил глаза – Мне до эзотерики… расти и расти… Ещё пять-шесть воплощений… Я ведь очень эмоционален… Да и суетен… Болтлив… Нет – далековато мне … А вот мой дед – да! Это его мысли… в книге… По большей части…

Когда уже гости допивали чай, Акайо пригласил Савву в свой кабинет… «На минуточку… Да… Одну минуточку… Извините». Он эту минуточку как-то по-особенному, отечески-грустно, смотрел Савве Арсеньевичу в самые-самые глаза… Даже лицо своё приблизил… Сказал наконец:

– Вы не очень доверяете мне, книгам этим … Теме этой оккультной … Нет… не так… Вы чувствуете мистическое, магическое… Но вас много обманывали на этот счёт… Да, я знаю. Есть очень много заурядных, невежественных, но кичливых людей, которые берутся выдать себя за оккультистов, астрологов и даже эзотериков. Иногда, цель – деньги, но чаще, о, чаще – желание возвысить себя в глазах окружающих! Опасайтесь и их книг, и их речей! Дураки-то они дураками, а зомбировать могут! Путать могут! Ставить «зависимости, влияние своё»… Да, да –могут! Вся их «черная кровь» кипит особой, злой энергией! И завистью! «Подмять», «зацепить», «срезать» одарённого, доброго человека – их главное удовольствие!.. Но я не о том – глаза старика стали «горячими». – Я вижу, чувствую! Что вы… «доросли»! До Высокой Магии! И вам не нужно много знаний об этом, много практик… Вот… Этот листок… Это Введение в книгу! Ваша музыка вам помогает! Ох, как! И вам нужно лишь… э… созвучие вашего круга. Круга людей, интересов тех, что любите по-настоящему. Собирание этого…

– Мы говорим – Игра! – неуверенно заметил Савва и вопросительно посмотрел на мудреца.

– Пожалуй… Только проще… Проще! И меньше вещей! Вы, западные люди чересчур… Ведь люди созданы, чтобы их любили, а вещи – чтобы ими пользоваться… Сейчас – наоборот! Это страшно! Страшно, что у молодых нет в сердце мудрых, добрых, сильных авторитетов… Чувства, самые заветные чувства, и то устаревают… Чуть сломалась… «Игрушка» – дай другую. Новую, дорогую, престижную! А ведь сломанную руку носят, осторожно прижав к груди… С людьми, с людьми не играйте! Учитесь терпению и прощению. – Японец поклонился и стих. Именно стих… Словно осенний лист упал на холодную землю…

Весь вечер тогда, уже после концерта, после оваций, после такого успеха у принявшей «русских» публики, Черский думал о принятии себя. И той сломанной руке… Он почему-то подумал о Чехове и сочинил что-то наподобие хокку:

А потом он думал о жене … И снова грустил … И снова сочинилось:

«Хм … Круг единомышленников … Игра! Это хорошо. Это прекрасно. А другие «круги»? На воде … Пузыри на воде … Опять вот:

Дааа… Простота! Легкость! Жизнелюбие! Всей жизни…, всей! В…, сей…, ей… ей…

Он, наконец, уснул. Принял сон, нашёл покой…

Глава 3

Май 2020 г. Опатия.

Планы… Люди строят планы. Часто – серьёзные… Готовятся к их выполнению… Дают себе слово… Другим… Чувствуют долг.

«Почему мои ровесники свысока, порой даже презрительно смотрят на высоту планов?.. На высоту Долга! Их покинуло чувство долга. Хотя бы признательность. Покинула любознательность… Высокая культура… Та культура, что не массовая, не дрянь и пустельга TikTok… Боже, как они скучны и глупы! Люди без детства, без гораздости и чудесатости! А ведь иногда оно, чувство долга, и только оно помогает выжить, совершить нечто! Наполнить смыслом… Вот эти славные Ленка, Ратомир… Мой Огнеслав! Вот я и повторяю: «мой»… Да… Так…

Мне очень грустно… Я одна…

Пандемия! Ты украла мои планы! Планы многих… Зачем ты?

Почему? Нет! Ты не бессловесна! У тебя тоже План!

Ты губительна, ты очистительна! Я это знаю!

Ты хочешь нашего очищения, ты хочешь, чтобы мы задумались!

О наших «мелких бесах»! О наших прегрешениях… Грехах!

Да, разных… Я, подобно Данте, считаю, что чем грех материальней, тем он более простителен… Да! Что чревоугодие, что любострастие? Так… А вот зависть, алчность, уныние… Гордыня! Тут сложнее… Как, например, эти три змеи – гордыня, уныние, зависть – могут сплетаться клубком! Ооо! Я уже месяц в унынии… Оно гложет мою гордынюшку… Были планы – и рухнули! И тут залезает, крадучись так, зависть… А другие смогли! А чем я хуже?! Эта зависть отравляет и меня и тех, кому завидую. Это сжирает… Губит добрые отношения…

Но я хотела Добра! Я хотела выполнить долг! Я хотела с братом Саввой съездить на могилу прадеда Елисея Черского… В Альпы, где-то недалеко от Монтрё… Мне это так необходимо! Я так долго искала его могилу. Я хотела сказать ему, что моя поэма «Хлоя» готова! И я горжусь (хм…) ею! И довольна… Довольна и тем, что изменила… либретто… Да! После рассказа Саввы о первой жене Елисея, её тоже звали Хлоя… Я много думала… Как Елисея и Хлою разлучила Революция… Как он уехал из России и не вернулся… Как она ждала! Жила одна, в Крыму и ждала, ждала, ждала… И ещё я подумала (и эта нота есть в моей музыке): Елисей-Одиссей-Улисс… Человек-Одиссей путешествует. Много нового происходит вокруг… Иногда чужого для него… Другие люди, другие культуры… И он превращается в Улисса! Гневного Одиссея-Елисея! Рухнули «Терпение» и «Прощение»! Рухнула и «Любовь»? И уж какие там Вера и Надежда…

Но что всё? Все планы… Постановку в Колизее Пулы не разрешили… Пандемия… И, главное, я приняла это решение властей почти уже безразлично. И понятно: билеты не распродадутся, туристов нет (а Колизей огромен!). Та же причина… Савву не пустили ни в Хорватию, ни в Швейцарию… А без него мне могилы прадеда не найти… И корабль с парусами строить не хочу! И не хочу уже выступать в этом Колизее! Там, где была Кровь… Это ведь всё-таки не греческий амфитеатр. В общем, всё не так! Я – слабая! Я – маловерная!

У меня есть ещё три сочинения… С подачи Саввы – два… И моё… Такие классные задумки! И заделы! Но вдохновению нужно признание! Хоть узкого круга… Близких по духу… Ведь току электрическому нужно напряжение… Водопаду – обрыв и приток… Рыбаку – улов… Впрочем, и «напряжения» у меня чересчур…, и обрыв – вон… рядом, и рыбаку не рыба более нужна – тишина! Он «ловит тишину»… Свою… Своё «принятие»… своей «истины»… «Приток» мой, не оставь меня! И «тишина души» – приди! Ангелы мои родовые, любите меня!

Брат говорит: «Вдохновением можно запастись на короткую дистанцию. Для творческого марафона более пригодится профессионализм. А он не любит бездеятельности, ему нельзя «выпячивать живот». Талант должен «горбить спину»! Иначе мастером не стать!».

Две мои подружки детства здесь, в Опатии… Совсем мы стали чужими… Им не хочется ничему учиться… Только деньги на уме… Да ещё считают себя «креативными»… Креативные кретинки. Меня дурочкой стали величать… Дааа… Разные цели – разные люди! Они обе работают администраторами то в отелях, то в студиях красоты, то ещё подобном… Мечтают устроиться в казино… И чтобы любовников, а то и женихов богатых сыскать… Чтобы бутики им, да салоны подарили… Дааа… В способах улова они не стесняются… Как там… Забыла русскую поговорку… Матвей Корнеевич любит ими «сыпать»… И плохо я понимаю… Буквально… Притчевости и юмора не чувствую… И мудрости… Вот пошутил однажды по случаю…, ах, забыла: «Если встать между двумя Матрёнами и загадать желание, оно непременно сбудется! Но! Два условия: первое – сбудется только для Афанасиев или Митрофанов и второе – только на креативненьком пати… А если лечь между Анжелой и Сюзанной, то лишь бы…» Забыла. Шутит он всё… Самый мудрый из наших… А Андрей Петрович – сфинкс! Он всезнающ и всевластен! С ним нелегко… А с Матвеем и Алексом легко… Такие прекрасные дедочки! И все – прелестные!».

Млада зашла к бабуле в комнату. Села за её письменный стол. Много книг… Тетрадей… На столе и в шкафу… Читала много… Записывала оттуда… И своё? «Нужно всё разобрать… Привести в порядок… Я не очень всё понимаю… Бабушка обожала богословскую литературу. И даже более всего различные толкования всевозможных подвижников, святых и святителей… Хм, слово чудесное: «подвижники»… Сталкеры, одиссеи, странники… Многие из богословов и были странниками… В дороге истину постигали… Открою наугад в этой тетради:

Младу словно током ударило! «Да это пророчество! Это – Знамение! Ах, почерк у бабушки никуда… Не разобрать… Вот тут пометки её ещё: «завеса тайн»…, «запретные врата…» Что она себе хотела растолковать? Эх… И на Пророчества у людей куча вопросов! Вот Экумений, византийский епископ, богослов… А, это его цитата, его толкование «Откровения Иоана Богослова»… «По белым одеждам, в которые облачены настоящие светлые люди, узнают их…»… Хм… Но это ведь и саван (и смерть). Да, и халаты докторов… И.. многие… Ещё вот: «В белых одеждах предстают праведники на Судный день…» И стоят бабушкины подчеркушки и подписки, замечания: «Одежды-то белые нужно иногда прятать. И чтобы не запятнать, и чтобы скрывать… Покрывать их надобно порой… А если в белые одежды роится Зло?! И есть белые одежды Возмездия… О, Боже, Огнеслав и Ратомир из «Белого Братства Витязей»! Они борются в белых одеждах… Или более ищут Истину? Чего более? Суфии, дервиши на Востоке в белом… Не воины… Как они «обходят» Демонов и «мелких бесов»? И в себе? Как бороться со злом и злонамерением? Разные вещи… А это что за странная запись: «Высшее смирение – это принимать поношение от людей как благословение…» Да, это бабулина тема: «… Подставь вторую щёку…», «Терпение», «Прощение»… Далеко людям до этого! И как, вечно терпя и прощая, не допустить чужой грязи к своим «белым одеждам»? Да так – терпя, и прощая! Искренне! Ах… Наш поезд… Зима… Белая Россия… Снег, снег, снег… И мы, Игроки, «Разведчики в белых одеждах»…

Вот ещё её записи… Из другой тетради:

«Мне бы нужно навести хоть какой-то порядок… в своих Ид и Эго… А впрочем, не в моих мыслях нужно… Пусть там хаос… Раз уж в Мироздании порядок не определён… Не наведён… Да и возможно ли?»

«Отцы церкви повторяли, что они не на вершине! Откуда дорога только вниз… А они карабкаются вверх… Стирая в кровь коленки и сердца…»

«Терпение, прощение, смирение важнее творческой, научной гениальности… Вообще людской воли к Истине… Не выразить! Не понять! Но быть непонятым как? Как жить в несовершенстве?.. Так…». Закрыла тетрадь и, сев в кресло, открыла альбом живописи… Западноевропейской… Тоже бабулин…

Затем Младислава спустилась к себе и начала листать свой альбом русской живописи, что купила в Пушкинском музее… Затем альбом живописи Николая Рериха… И уже затем альбом «Русский Космизм», что вместе с альбомом Рериха она приобрела на выставке «Русский Космизм» в музее Рериха на Волхонке в Москве. Она три дня бродила с Еленой по музеям! И это оставило самое восторженное впечатление! Она влюбилась в живопись Рериха и Чюрлёниса! Сейчас она особенно вглядывалась в картину Рериха «Заклятие земное». Люди идут по земле, люди лежат в земле… Или Цикл «Сотворение мира» Чюрлёниса… Вот снова Рерих… «Полунощное». Далее в альбоме другие авторы… «Хм… Авангард, андеграунд… Нет, я люблю символизм, но… преображения должны быть… духовными, без надуманности, ложной туманной многозначительности или «страшилки»… Да, абстракция, абсурд и сюр расширяют сознание, но не сумбур красок и линий! Холст хаоса – это хаос холста! Звёзды здесь не танцуют… Они разлагаются и беснуются! Нет нравственного императива –хоть морфию накачайся, хоть экстравагантностью «намажься», а всё равно – не в «белых одеждах»! Да, да… Огнеслав говорил, что хочет нарисовать серию… на тему, как усовершенствованное человечество расселяется вновь по земле и в Космосе, как преодолевает Смерть… Он с Александром Яковлевичем обсуждал сюжеты… Тот ведь ещё и художник… Только… хм, почему «вновь»… Слово это… Это что – после пандемии, что ли? Хм… И почему так? Почему наши с Огнеславом идеалы, наши, Ego ldeal так близки… И вот кумир в живописи… А вообще кумиров боюсь! И бабуле говорила…

Ego State Млады, то есть её упорядоченная система чувств и мыслей, уставшая от «взрослого» состояния, хотела «впасть в детство»… Такую медитацию «ухода в детство» девушка практиковала давно. И сейчас, собираясь уже заснуть, она нараспев (под собственную сочинённую музыку) мысленно читала отрывки из «Алисы», те, что знала наизусть лет с десяти…

Да, бабушка предупреждала, что путешествие по Стране Чудес не всегда бывает весёлой прогулкой в духе гораздости и чудесатости, оно сопрягается часто и с попаданием в «кроличью нору», где, прямо сказать, бывает и темновато и страшновато… Темновато-гораздо и страшновато-чудесато…

Сон начался темновато и страшновато… И такое сно-видение ей было послано впервые…

Ветер, сильный ветер… Почти ураган… По бурному, взъерошенному фьорду, меж суровых, тревожащих взор скал плывёт пятимачтовый парусник… Команда людей в белых, истрёпанных долгим плаванием одеждах… Команда Одиссея? Да… Их лица тусклы, скулы и мышцы рук, держащих фалы и вёсла, напряжены. Надежда в глазах иссохла… Небо над их головами жестоко… Как жестоки к ним их Боги… Они изредка поднимают глаза в это мистериальное, эль грековское небо… А кому-то оно кажется небом Гойи… Все вместе… Вот чудовищный Колосс бредёт по израненной земле, упираясь головой в это беспощадное, как и он сам, небо… Он топчет Землю, топчет Толедо, топчет Опатию, топчет… топчет всё… Ему всё ненавистно! И луна, обрамлённая багрово-оранжево-бурой радужкой, точно глаз, усиливает эту мистерию, забирает остатки Веры и Покоя из душ странников.

Но вот небосвод стал иным… Тёрнеровским… Чёрные линии туч округлились, заклубились серыми облаками, уже способными пропустить лучи света… И вдруг! И вдруг корабль вырывается к морю, спокойному, берущему путников под защиту Нептуна… Нет же, для греков это Посейдон! Люди хватаются за миф и кумира как за это весло, за этот фал. За Имя… И небо…! О, это же «Полунощное»! Это картина Рериха! Это же спасительная Шамбала! Лучи света рвутся мощным взрывом и с синего неба, и из фиолетовых гор!

– Ура, Одиссей! Мы спасены! Мы в Чёрном море! – кричит какой-то моряк.

Почему в «Чёрном»? Оно же серо-голубое, доброе сейчас… И почему этот Одиссей так похож на Огнеслава? Может в Алтайских горах есть Чёрное озеро? Или… Хм… А почему фьорд? Аааа… Алёнка рассказывала что-то о своём путешествии по фьордам Норвегии… Таинственным…

Ах, вот… Вокруг парусника кружат белые чайки… Нет же! Это Ангелы в белых одеждах! Ангелы мои милосердные… Я знала, я верила, что это вы… Что вы спасёте… Обережёте моих любимых, родных…

… «Какой интересный, волнующий сон… Сновидение-провидение? Предсказание? Пророчество? Предупреждение? Мой чудесный внезапный инсайт? Ах же… В любом случае он – гораздый и чудесатый… И в конце совсем даже не страшный!.. Хм… Я знаю – это коллективное бессознательное моей команды! Команды Игроков… Это Собирание Игры!»

Позавтракав, Младислава направилась в Храм… Здесь, на холме, недалеко от её виллы… Церковь Благовещенья Пресвятой Богородицы. Её ведь сон тоже благая весть? Несомненно! И вот ещё одна благая весть. Как только девушка вышла из храма, большого белокаменного, и начала спускаться по высокой парадной лестнице, раздался звонок. «Огнеслав! Ангелы всевидящие! Как хорошо! Как хорошо с вами!» Младислава рассказала сон.

– Да-да, да-да… – о чём-то размышляя, азбукой Морзе отреагировал друг – Я могу продолжить… Это из таинственного фьорда, о котором говорила Алёна Игоревна… Колосс? Хм… Может быть, тот Хозяин Фьорда, тот Тролль? Или… Дааа… Чёрное море? Одиссей… Нужно поразмышлять… И главное – белые одежды! Вот! Я говорил со Львом Антоновичем о каликах перехожих и суфиях…, ну, дервишах этих в белых халатах… Как это замечательно! Как славно, как чудесато и гораздо, что наши мысли, мысли нашей всей Команды передаются друг другу на такие большие расстояния… Но… Но… – голос витязя дрогнул и оглох…

Они разговаривали друг с другом по скайпу уже почти каждый день… Они терпели, они переживали разлуку… Они её пережидали… Но для какого терпения нужно более сил? Для каторжника, отбывающего срок, для Одиссея, ищущего Путь и Смысл, для разведчика, не имеющего права быть самим собой…? Или всё же для двух влюблённых, нет – любящих, и любящих горячо и крепко, что не принадлежат уже самим себе! Терпение, время ожидания – бикфордов шнур, шагреневая кожа запаса сил. У витязя Огнеслава из Белого Братства этих сил было поболее, чем у его возлюбленной. Но и он…

– Для меня, Ладочка, Ладушка моя, теперь уже один день без тебя – три осени… Да, это такая китайская поговорка… Точная и острая как копьё, как меч самурая… Ты… – он успокоил дыхание – ты говорила с Саввой Арсеньевичем? О нас, наших делах?

– Конечно, конечно… Мы часто же перезваниваемся. Но ты же его знаешь, чувствуешь… Он тоже очень переживает, и что-то предпринимает… Но пока не сделает чего-то твёрдо – не скажет! И всё шутит… Тоже китайскими, японскими… поговорками… Или вашими, русскими… Вот сказал про моё… ожидание: «Не делай ожидание болью… Считай, что это муха (живая! уснувшая!) в куске янтаря… Пусть он мерцает в сумерках… Или сверкает в полдень…». Или: «Если уж это ожидание сильно устало, и оно стало… словно сухое дерево…, пусть под ним склонит голову и отдохнёт путник… Дай им обоим воды…» И ещё он повторяет – Младислава рассмеялась – «Если расцвела хоть одна ветка, на неё должна сесть певчая птица». Это – очень красиво, очень… Это – надежда… Это будущее…, надежда всех веток!

– Ты каждый раз «уходишь» от конкретных ответов! – Огнеслав настаивал спокойным, но «отвердевшим» голосом – Ты ведь уже говорила о нас со своими родителями… Да, да, я знаю… Понимаю… Не очень… Да, ошарашила… Нужно время… Но я хочу их увидеть! Они должны увидеть меня! Должно быть… ну хоть просто знакомство… Добрые, даже… близкие отношения… Потом свадьба… И они должны… Не перебивай! Я же приехал бы! И мои родители! С удовольствием! Но ведь пандемия! А наши козыри – связи Саввы Арсеньевича и Андрея Петровича с МИДами России и Украины… Вообще дипломатические Связи и все их уловки… Да, да, через дипломатию! Но – это к нам! Вы – к нам! Наоборот, никакой МИД на вашу страну не повлияет… Я и говорю ещё раз: дай Бог тебе съездить в Монтрё, в Альпы, на могилу Елисея Стефановича… Вам! Дай Бог, чтобы открылись границы и нам можно было бы к вам в Хорватию… На твой день рождения… На Рождество и Новый год… И когда же свадьба?!

– Ну, Огнеслав, не торопи нас! Я ведь тоже страдаю! И люблю! Да, слова по телефону, хоть по скайпу… Не то! Брат Савва что-то решает… И что-то он задумал! Хорошее! Он лишь намекает… И говорит, что все вопросы будут гораздо легче решаться, если мы поженимся… И я приму гражданство России… Ну, – двойное, видимо, гражданство. Я, конечно, не против, я очень рада! Савва надеется, что пандемия и.. этот весь… «ажиотаж» и «нервозность»…, все барьеры с границами утихнут… Прогнозы?.. Ах, эти прогнозы… Кирилл Алексеевич и другие авторитеты смотрят на всё… пессимистично… Весьма… Ну, май следующего года, двадцать первого… Ну, лето… Он обещает, что если раньше благоприятного «пути» не откроется, то весна-лето будущего года – сто процентов. Я ему верю! За этот год и мои родители попривыкнут к мысли… Что я? Я не против жить с тобой в Горном Алтае, Одессе, Москве, Петербурге… И в Хорватии, конечно! Мы будем жить везде! Будем переезжать! Вечное свадебное путешествие!

– Хорошо, славная моя… Благоразумная… Пусть моя главная дальняя цель будет май следующего года! Пусть! Но – со свадьбой, с гражданством! И в моём Алтае… Впрочем,… Всё, родная, целую и обнимаю тебя!

– И я тебя! Очень, очень, очень…

Глава 4

Май-июль 2021 г., Балаклава.

«Нет, не точно… Забыл слова…» – подумал Савва, мурлыча себе под нос эту незамысловатую, добрую и наивную песенку из тридцатых-сороковых прошлого века. Он услышал её в Севастополе, два дня назад, в исполнении бравого старого морячка, какого-то внучатого племянника из многочисленной крымской родни его прабабки Хлои. Черский пребывал в прекрасном расположении духа! Его дух, ух!, сумел даже перевыполнить план, казавшийся год назад совершенно несбыточным.

Сейчас он сидел в гостях у Ирины Валерьевны, местной балаклавской краеведки, и тоже его дальней родственницы. Он разливал чудесные крымские вина, он играл, он пел. Подыгрывал себе на аккордеоне и краеведка ему вдохновенно подпевала:

– Я не поняла… Разве там есть о… «хорватке Младе»… Я слышала эту милую старую песенку – Ирина Валерьевна «уставила» на родственника удивлённые глаза.

– Переделал, право, извини… Но… сейчас всё объясню…

И Савва Арсеньевич рассказал… Он, разумеется, не рассказывал об Игре, о том всём необычном, что случилось с ним в последние два года. Но и того, что он поведал этой славной, образованной и увлечённой женщине хватило, чтобы она в течение почти часового рассказа с небольшими перерывами на тосты и закуски, сидела с округлёнными глазами и открытым ртом.

Черский только десять дней назад вернулся из Швейцарии. Ему с Младиславой наконец удалось побывать на могилке прадеда. Он повидался и с друзьями: и с «Хироном Кащеевичем» Арецким, и с Карлом-Густавом и, конечно, с дедом Мартином. Все, включая «серьёзного» пса Бормана, были очень рады этой долгожданной встрече. Всемогущая Матрица Александра Александровича Арецкого не дремала всё это время. Много чего полезного она «конформно отобразила» в Игру, в её Собирание… И для семьи Черских, в частности, для Младиславы Черской, очень расстаралась!

– Дааа… Не одну «третью производную» пришлось взять! На грудь! –хвастал «Кащей». – Чтобы…

И ещё он поведал, что у него есть неопровержимые нумерологические «доказательства» того, что Одисей, именно тот, древне-легендарный герой, заплывал на своих судах в бухты Балаклавы! И что именно в Балаклаве, именно в этой бухте, Младе следует представить публике свою поэму «Хлоя»! И будет, обязательно будет и Удача, и Успех! Это период, э.. с двадцать второго по двадцать седьмое июля!

– Но сегодня двадцать второе мая! Как мы успеем?! – с поражённым и недоверчивым видом говорила младая хорватка.

– Милая девочка! Что ты знаешь о Времени? Оно всё – твоё! Эх, в твои-то годы… – Хирон кривил рот и косил глаза. Так он делал, если слышал в свой адрес недоверие… – Более того… На этот период следует запланировать и твою свадьбу… с этим… славянином из Братства, Огнеславом… И тебе, Савва, хе-хе. Мне думается… есть что запланировать…

– Ах! Вы и это знаете…

– Я знаю всё! – легко, словно речь идёт о смене дня и ночи, отреагировал «Кащей». – Почти. Вот посмотри на мои часы: они разные на двух руках. Одни часы, вот эти, символизируют иллюзорность движения в неподвижной Вечности… Э… Они как бы воскрешают часы и минуты, а годы – уже съеденное и переваренное время… Годы, память о них, не даёт вкуса… Это – след, это – анализ… съеденного! А другие… Другие мои часы тоже имеют не один циферблат, и несколько стрелок… О! Тут сложнее… У меня с этими часами бывает и дуэль… Ну, не наповал. Ещё они – копилка моих расчётов, замыслов… Моя Матрица бросает туда иногда золотые монеты! Ммм-да… Точнее – только золотые…

– Он, Младочка, – Карл-Густав Берман сделал привычное академическое лицо – как и я, – живот профессора чуть выпятился – измеряет время не длиной, а объёмом, э.., полнотой занятости. И качеством дел и дум! Досуг тоже в счёт! И если в этом твоём Времени мало упущенного, пустого, нет глупой суеты… ты… э… можешь извлечь из секунды десяток лет…, э…, подарок от своей Судьбы!

– Мудрёные эти умники, девочка – Мартин усмехнулся, сжав оголовок своей палки-трости жилистой мужицкой рукой альпийского фермера. – Правильно одно: не суетиться! Не вопрошать: «успеем»? Хм… – он улыбнулся по-доброму – «если взять девять мужчин и девять женщин – ребёнок не родится через месяц»! Вот и вся их нумерология! Идея должна созреть! Как зерно пшеницы! И всё проверятся «на вшивость» терпением! А тогда – и награда! Плохо, внучка, терять терпение! Очень… Я по себе знаю… Многие мои потери от меня самого… От дурости моей…

– Вы совсем запутали мою сестрёнку! – провозгласил перерыв в философской беседе Савва – У нас есть ещё и реальные «начальники ситуации», те, что способны помочь, запустить нужные механизмы в МИДе и прочем… Проводники Времени сквозь людей, их намерения… Да вся Вселенная!

– Хм, хорошо сказал… – крякнул Арецкий – Обратная теорема тоже верна: «… Людей… намерения их… сквозь Время»…

Младислава почувствовала, что её не просто проводили – её запустили… на какую-то очень высокую, очень иную орбиту Времени… и «Кащей» этот очень иной… Иноходец с «третьей производной» в душе и Матрицей в голове.

Конечно же, во всю эту чудесатость и гораздость Савва Черский не посвятил Ирину Валерьевну. Но у него ещё там, в Берне и Альпах, созрел чёткий план по проведению именно в Балаклаве двух, (нет – трёх!) «мероприятий»!

– Как это необычно всё! Как это верно всё! И я ждала…, ждала такого часа… Ах… Я ведь много лет утверждала (и тому есть документы… э… упоминания… ну, косвенные…), что Одиссей заходил на своих судах в Балаклавскую бухту! И давайте, милый Савва, перестанем «выкать»! «Ты», и по имени…

– Хорошо, дорогая Ирина!

– Вот! Теперь – план действий! Ты в Севастополе говорил с нашим Трофимом Витальевичем… Он ведь в городе, да и в округе большая шишка…

– Да… Обещал всемерную помощь. А тут, в Балаклаве, тебя в «резиденты» выдвину.

– Помогу всем, чем могу!

– Он, Трофим, посоветовал ещё подключить Владимира Трифоновича… Тоже ведь родня… Но…

– Да, да, понимаю… Бука… Мизантроп… Живёт уже два года в Андреевке, посёлок тут рядом… А идея отличная! Владимир ведь отличный, талантливый судостроитель! И очень уважает твоего отца, многому у него учился! По судостроению… Дааа… За три года до пенсии он поссорился с кем-то из начальства в Севастопольском морском заводе, где работал… замом главного инженера…, перевели в торговый порт… После выхода на пенсию работал ещё три года… Уже на торговых базах порта… Нигде не задерживался…, не удерживался… Давай завтра к нему с утра съездим. Он всю «инженерию» спланирует, рассчитает… Ум-то у него – ого-го! Да и – Ирина сделала паузу – Да и помним мы.. ну, по рассказам, твою прабабку Хлою! Уважаем! И корни греческие кое у кого ещё… памятны… Хорошо! Всё хорошо: есть «севастопольский» указующий перст; есть «Андреевский» инженер; найдутся на базах материалы; я, «балаклавский резидент», выберу местечко в бухте… Знаю уже – где! Осталось за малым: найти мешок денег, рабочих и… Удачи!

«Да, да, Ирина… Надо найти…» – Дух Саввы, ещё вот только нацеленный на перевыполнение плана, начал «сдуваться». Чуть… «Мешки денежные», точнее их отсутствие, всегда угнетают дух. Словно шилом дырявят… – «Нет, нет! Намерение зреет правильно! Правильная неправильная дерзость…, дерзновение должно «подбросить» Идею! Удачную! Лучшую! Я ведь ещё предусматриваю «третье мероприятие»… Хм… Тоже      ой-ёй-ёй! С Ленкой-то своей ещё даже не обсуждал… Эх, сюрпризец полный не выйдет! Жаль! Хм… Концерт и две свадьбы! И всё – оригинально-красиво! Ах, Ангелы мои добрые!»

– Ну чего задумался-то? Слушай: а ведь у Хлои в Евпатории и Саках ещё есть родня… И близкая… Может наскребёшь деньжат-то?

– Нет, нет… Не дело это… Я к ним на обратном пути в Одессу заеду, повидаюсь… Расскажу… Что смогу… И приглашу… предварительно… Не знаю…

– Что за настроение?! А ещё профессор, академик! – Ирина, дама лет на пять старшего возраста, чем Черский, была весьма энергичной и оптимистичной дамой. Свойство, наверное, всех краеведов… Все       – в краеведы! – Давай, покатаемся по бухте… Покажу, расскажу…

– О, я не сомневаюсь, что меня ожидает увлекательнейший рассказ! Но, милая моя Ирина… э.… я имею другую привычку… э…

– Да не мямли! Поняла я: хочешь побыть один, переварить, покумекать… Ну, кумекай! А в восемь вечера – у меня! Котлет нажарю!

«Сейчас пять… Поброжу по набережной часок… Потом найму катерок… Не был тут давненько…»

Черский обожал Балаклаву, дивный городок с древней историей и удобнейшей бухтой. Она узкая и глубокая, наподобие фьорда, в ней из-за нескольких изгибов и поворотов не бывает морских штормов. Да и не видна гавань со стороны моря. И швартоваться кораблям удобно. А живописные скалы и гроты!

… Владимир Трифонович сильно «сдал» за последние годы, как его не видел Савва Арсеньевич. Такой же хмурый, неразговорчивый… Но сыну Черского Арсения был рад.

– Пустяковое дело! Давненько я не работал… Сегодня всё рассчитаю и доложу… Приготовлю записку-смету… с ориентировочной ценой… Вы с Ириной топайте на пляж, тут сто метров… «Моя» приготовит борщец и чебуреков крымских знаменитых… Дайте мне… ну, на вскидку, часа три.

Через три часа был готов и план работ, и борщ, и чебуреки… Матрёна Зиннуровна, пышная, добродушная и краснощёкая хозяйка, уже и накрыла стол во дворе, на лужайке под туями и кипарисами.

– Чертёжик – так,… набросок… Но за расчёты      – отвечаю! Я сам бригадиром буду! Подъеду – смонтируем всё за пяток дней… Материалы, инструменты, двадцать мастеровых парней, плавучий кран, лебёдку толковую… Я сам всё это…

– И я найду пяток… Столько ребят без зарплат… – тихо сказала Ирина.

– Ну и я пяток… Друзей-дружинников-витязей алтайских… Потом расскажу… Сначала – деньги… У тебя, Володь, тут – кругленькая сумма… Дааа… Я потяну на треть её…

Ужинали не спеша… Самогоночки, наливочки домашней… Разговорчики неспешные, приятные… О родных, что да как…

– Ба! Я подумала! Ох ты, господи! Всё что-то крутилось в башке! – Матрёна всплеснула руками и раскраснелась ещё пуще прежнего – крутилось, крутилось… – она «тяпнула» стопочку «на абрикосах».

– Говори же, Мать-Матрёна, задница ядрёна! – с любовью подвзнуздал муж.

– У меня же подружка в Балаклаве! Позавчера с ней говорила по телефону – складно изложить суть дела ей было сложней, чем варить борщи – Сынок у её, олигарх… Бизнесмен, значит… Аллигатор!… Ну, так я и говорю… Дочка у его… Внучка моей Лидии… Ей восемнадцать сполниться как раз в конце июля… «Олигатор» хочет весь свет удивить – так отметить еённое совершеннолетие… Артистов назвать… Фейерверки… В Балаклаве хочет…, дома… Денег «метнёт»!

Савва тоже раскраснелся: когда кто-то хочет «метнуть» денег в вашу пользу – это весьма приятно. И всегда весьма кстати…

Что ж! «Намерение» набирает вес!

– Володя! Слушай… Я тут подумал: если ветер… Там же пять мачт с парусами… Устойчивость плота… Или что: катамаран-платформа?

– Да не боись ты! Тут редки ветра… сильные… Ну ладно: поставлю на плавсредства киль и стабилизатор качки… Я уже говорил: два плавсредства… Несамоходные… Одно – у берега причалом, для гостей-зрителей, второе – на воде, метров в двадцати от берега… Да есть на базе понтоны… Какие хошь… И пиломатериала – навалом… И рангоуты, и всё… Всё: и мачты, и бушприты и реи соорудим… И металлопластик есть. Композиты эти. Не боись, композитор, за мои композиты! Ха-ха! – мастер был добродушен после выпитого – Выше стеньги! Такелаж будет – высший сорт! Готовь паруса, боцман! Нет – шкипер! Деньги – на бочку!

«Всё, всё… Нельзя более трепаться, трепать паруса намерения… «Намерение этого не любит…» – подумал «боцман-шкипер»… Завтра утром еду в Евпаторию и Саки… Есть о чём родне сообщить… Верю, что сможем уговорить этого «аллигатора» сдать нам в аренду то, что Володя соорудит… «На буксире» после его праздника и мы…»

… Два дня в Евпатории и Саках тоже были весьма полезными и приятными душе и уму. Здешняя родня была наиболее переплетена с корнями прабабки Хлои. В этих курортных городах есть работа для врачей. Родня и врачевала. Родовое, потомственное занятие, что уходило корнями и к Хлое, и далее, в девятнадцатый век. Только в городке Саки в санаториях «Полтава», «Сакрополь» и «Саки» работали близкие Саввы Алексей, Виктор и Никас. А ещё и в Евпатории пара человек, что Черский знал поближе и общался почаще.

– Хорошие новости, дорогой Савва. Рад и за тебя, и за Ленку, и за эту… Младиславу… Хм… Затею ты затеял. Молодец! Мы все обязательно приедем в Балаклаву! – Алексей угощал родственника, деликатно расспрашивая его и рассказывал сам. – А знаешь: есть ведь ещё новость! Тоже, ха, «свадебная»… Нет, нет, я не буду заранее… болтать лишнего… Но к свадьбам принято готовиться «издалека»… Раньше было… У Виктора дочка ведь в Евпатории, ну. Ульяна… помнишь? Заканчивает медуниверситет… Неврология, с прицелом в остеопатию и лечебную физкультуру… Нетрадиционность эта… Я-то, уролог, боюсь лишних телодвижений…, «пальцем в ж…у»… попасть…, да хоть «в небо».. Но девка очень талантливая, оригинально умеет мыслить… Так вот… Жених у неё! Ну, пара ей! Философ, кандидатскую пишет… по этим древним… монахам…, как их… Дервишам-суфиям! Ну, слыхал?

– Конечно, Лёша, слышал.

– И подрабатывает в монастыре тамошнем… суфийском. Говорят на его экскурсии не только жители Евпатории или Сак ходят… Со всего Крыма едут!

– Очень интересно! Я завтра еду туда, в Евпаторию…

– Вот и попроси у этого парня индивидуальную экскурсию! Маратом его зовут. Я слышал… его… Весьма! Не пожалеешь!

– Да я уже… Были знаки… – многозначительно-задумчиво начал Савва Арсеньевич! Но у него раздался звонок на телефон.

– Здравствуй, Ирина… Да, да… С Алексеем, у него дома… Завтра в Евпаторию… Да что ты говоришь! Вот, отличнейшая новость! Вот и «знаки»… Да так… Как ты её, Матрёну, называешь? Мотя? Хм… Опять… «Знак». – Черский вспомнил Матвея Корнеевича. Тоже «генератора»! И праны, и «знаков», и… –Спасибо, дорогая моя! Да, конечно… Да, передам… Да, позвоню…

– Ирина Валерьевна звонила… По делу этому… – Савва улыбался как человек, державший в кармане выигрышную облигацию… на миллион… Но рублей… Но миллион… Пётр Алексеевич (Матрёна… жена Володи, называет его «аллигатором», ну, олигархом, то бишь) позвонил прямо Володе, подтвердил смету расходов и готов выплатить средства на наше… «мероприятие»… Я имею в виду концерт Млады на свадьбе этой Ники, дочки Петра Алексеевича. Ха! Царское, императорское имечко-то! Эта Ника так обрадовалась идее, этим парусам… Мотя выразилась: «кипятком писает от счастья»… Ну и я! Весь…, все эти плавучие «платформы» останутся нам…, на наши свадьбы! Причал и «корабль» с парусами! Ну, расскажу! И Ленке, и Младе! Ну обра… – обпи… – ся!

… Оказалось, что Монастырь Дервишей (Суфиев) «Текие дервиш» находится в непосредственной близости к Старому городу Евпатории, к Малому Иерусалиму, где Черский бывал неоднократно: Правду говорят, что открывается тебе «по намерениям твоим»!

«Кто же мне в поезде «Москва-Владивосток» рассказывал о суфиях-дервишах этих. И о славянских каликах перехожих… Как-то увязывал их Лев? Матвей? Алекс? Андрей? Эх, забыл кто… Но что-то важное, очень даже…, запало в душу… «Запала за подкладочку монеточка волшебная» – шутила Ленка маленькая… Или это Игнат? Да, да! Он, сын… Он, как и я, в детстве собирал всякие пуговички, кнопочки и прочее по карманам… Хм… Карма в кармане… Знаки Знаковичи… Лингвистика – ЛонгМистика…».

Отличить Марата от тысячи других парней его возраста удалось бы любому, кто однажды хоть видел и разговаривал с молодым философом. Или шизофреником… Нет – это не обидно, это – Звание! Это и есть суфизм! Долговязый, черноволосый, черноглазый. Глаза-уголья! Что он видит, когда смотрит на вас? Вас? Вряд ли… Ауру вашу? Возможно… А думает в это время о чём? О разговоре вашем с ним? Отчасти… Хотя благовоспитан, эрудирован, умён!

– …в основном мусульмане… Но есть и язычники, и буддисты… Или – и то, и другое, и третье… Они – изгои, они – эзотерики, точнее… эзотерические воины, монахи и проповедники Сущего… Бродяги и учёные, носители и передатчики (из рук в руки!) Сокровенных Знаний! У славян такие… калики перехожие… Почти такие… Практики духовные разные… Но, ха, такие… «Такие»… – Марат замолчал о чём-то своём и продолжил через несколько секунд – Странствующие и нищенствующие… – он вновь впал в раздумье.

«Наверное, размышляет о будущем браке, об ответственности мужчины… Ха, состоящего, как известно, из «мужа» и «чина»… Одет-то «мой бедный Марат» ха, по-суфийски, бедненько и монастырь этот… А эти кельи?! Это склепы! Камень и шерстяная накидка (суфа)… Обитель… Жертвенник… Эх-хе-хе… Религиозные начальники, верующие-догматики не любили этих «изгоев». Хоть то мусульмане, хоть то буддисты… И понятно почему: дервиши постоянно учились, искали истину в самых разных книгах, в самых отдалённых уголках Земли. Высокие шапки, высокие лбы! Люди в массе своей не любят «шибко умных». Обособленных! И духовенство тоже не любит! Ересь от них! Путаница, хаос! И – ослабление влияния Церкви. Манипулирование слабеет, паства редеет, казна пустеет… Это правда, хоть ты и праведник, и батюшка честный… А суфии – проводники, и Марат этот – молодец, очень интересно рассказывает… Уже почти час… Он не устал ли?»

Марат прочитал, видимо, все эти мысли с лица Саввы:

– Может – перерыв… Вопросы… Вот у меня есть вопрос: зачем такому… э… благополучному и известному человеку, академику и композитору… эти знания и… практики… Я вижу… ваш… не праздный интерес…

– Я отвечу… пока общо́… По причине… своих ну, некоторых «конспирологических» обязательств перед моими друзьями, …э, Игроками… Мы Собираем Игру…

– Я понимаю – Марат вновь что-то «считывал», глядя куда-то поверх головы Черского.

– Были знаки… Были разговоры… Нет – даже аллюзии о суфиях… Ассоциации… И, кроме того, моя музыка… Я пытаюсь создать …э, новые музыкальные жан…, стилистики в композиции с этнической, мистериальной музыкой… Я вам потом покажу, подарю кое-что… Отражение суфийского ритуала в моём сочинительстве мне интересно… Весьма! Эта проблема неоритуальности, обрядов, культов… Мистерий…

– Я понимаю – Марат как-то даже приподнял одну ногу и развёл руками, точно собирался сделать «крутой поворот».

– А именно? Что именно… вы понимаете? Мне… важно ваше…

– Прошу вас – ко мне: «твоё»… «твоё» мнение… Ваше сочинительство, уважаемый, – тоже практика разговора с… Космосом, его Тайной. Вы говорите с собой, а значит – с Ним! – Марат улыбнулся. Дружески.

Слетела некая тень высокомерия с его лица. Этот молодой человек явно был высокомерен. Он разговаривал с почётным Академиком как… Царь с подданным… Или как учитель с учеником… Способным, тянущим на «отлично»… И всё.

Когда человек вдруг ощущает высокомерное к себе отношение, да ещё со стороны младшего, хотя и благородного и воспитанного человека, ему уже не хочется говорить ему ни «вы», ни «ты»… Такое общение нелегко, дружеским его назвать нельзя никак. Так поручик-аристократ держится с генералом из «незнатного рода». А может даже предков поручика и не «пороли» никогда? И гены его таковы, что спина его прямая, как и его взгляд. Взгляд «сверху»!

– Да… Это хорошо, правильно…

– А разрешите уточнить… Пример «знака»…, «разговора»… Пожалуйста.

– Суфийская притча. Не помню, от кого из друзей недавно… И по какому поводу…

Львёнок малышом попал в стадо овец… Так и рос, не ощущая себя львом, не издавая рыка… Овцой! И вот однажды он встретился со взрослым львом… Он растерялся… Сердце его билось, разрывалось… Лев подвёл молодого львёнка к озеру:

– Смотри! – приказал старый лев.

И в отражении воды молодой лев узнал кто он! Он такой же лев! И он зарычал! И рык его был воистину львиным!..

– Это одна из моих любимых притч суфиев… Мне следует думать о ней! – Марат углубился в себя, не пояснив загадочности последней фразы.

Потом вдруг обеспокоенно вскинул глаза на Савву:

– Савва Арсеньевич… Но трудно, как сочинять суфийскую музыку, не будучи знакомым с таким… суфием…? Не встретив… «старого льва»! Разве возможно… Эзотерические знания не «публикуются»! Они передаются устно! Нужно учителю и ученику «смотреть в гладь озера»… В отражение их общего. Без Учителя невозможно! Я.. ищу, мучаюсь этим…

– Ты желал бы стать суфием? – удивился Савва.

– Конечно! Как мои прапращуры! – взгляд его стал горячим. Княжеским! Он словно «бросил перчатку» дуэлянта.

«Ах вот какая «тайная заноза» жгла сердце этого юноши! Вот откуда эта высокомерность! Его не поняли однажды, его обидели, он замкнулся. Он «Мцыри»! Он – Дух Рода! Величественного!» – подумал Черский.

Он угадал. Угадал даже исток: горный, древний.

– Мой прапрапредок был суфием. По преданиям это человек из одного из дагестанских племён, кажется – аварец. Он служил сначала монахом… В лоне ислама ведь возникли суфийские традиции. И мой этот корень прорастает из четырнадцатого века! И не засох! Мы передаём устно рассказы… И мифы, и легенды… Но не открыто… Нет! У меня в крови и аварская, и башкирская, и татарская кровь… и… разная… Прадед, караим, мудрейший из мудрых, утверждал, что жена того «аварца» была пленная караимка… А караимы – уже тайна… – он опять словно хотел взлететь. Руки желали сделать взмах, ноги оторваться от земли… Хотите, я станцую «Танец дервиша»?

– Очень! Очень хочу!

Марат зашёл в какой-то закуток, достал одежду суфия. Облачился в белое одеяние (длиннополый халат, расширяющийся книзу) и высокую, чёрную, мохнатую шапку (в виде усечённого конуса) затем, выйдя в центр монастыря, согнул и приподнял правую ногу, потом приподнял высоко кверху правую руку, а левую, тоже чуть приподнял опустил кистью вниз. Далее он резко наклонил голову набок, прижав её к плечу… И, о чудо!, быстро, быстро начал вращаться! Кружить!

– Это великолепно – отреагировал восторженно Савва.

– Я учусь этому двадцать лет! Кое-что умею… Но… Рука кверху «берёт энергию» неба, рука вниз, пропущенную через меня энергию «сбрасывает» в Землю… Наклоны головы, зажимая сонную артерию и кружась, я вхожу в мистический транс… Должен входить… Но не очень… – лицо юноши стало недовольным собой. Даже злым. – Идёмте домой… Время обеда… Нас ждут…

По дороге Марат продолжал:

– Как люди приходят…, что называется «к Богу»? Три дорожки. Первая: интеллектуальная, книжное углубление в Знание. И оккультное, и сакральное тоже… Второй путь: мистическое озарение. Это – суфии, это – мой путь. Главный… Ощутить присутствие трансцендентального, иррационального,… хм, высшего, внутри тебя… И третий, частый, горестный: поражение от произошедшей в твоей Судьбе Беды… Той, что казнит, опустошает, забирает всё… Весь Свет, радость жизни… Эта Дыра в сердце, в душе, вряд ли может созидать Дух. Укреплять Веру… Это Ловушка! Я был однажды в такой… Глубокая депрессия после смерти мамы… Болото, не хватает воздуха! – он помолчал – Ну разве может явиться благодать от Церкви? Утешение – да! И всё! Правда, если сможешь пойти на самопожертвование… Отдать себя служению… Но не мыслить! Тоже, знаете, подстерегают такого человека… норы… Легче ему от Веры такой? Не знаю… Наверное… снова пауза – А ваш, мне думается, путь – первый? Ваше творчество. Но вдохновение, страстность, может ли дать соприкосновение, причастность к Неразгадываемому?

– Нет, не может вполне… Во всей полноте… Но и «Бах-Бог!». В это верую!

– Маратик, ты, наверное, замучил гостя своими рассказами – Ульяна излучала свет своей «остеопатической» души. И этот свет уже лечил. Лечила и пища, ею приготовленная. Да, суп «бурчак-шурпа», по-дагестански и «чуду» по-дагестански с творогом были не просто очень аппетитны и ароматны. Они были «заряжены»!

Была ли эта «дагестанская традиция» обыденной в этом доме? Или это был некий знак и намёк. Очевидно и то, и другое.

– Ты, Маратик, рассказал Савве Арсеньевичу о своём пра-суфии? Об аварско-караимских корнях? Отлично… Ибо всё – от корня! А о той легенде? – она испытывающее, исподлобья посмотрела на жениха.

Тот почему-то вдруг посуровел. Видимо, есть вещи, которые открывать даже родственнику, заинтересованному и интеллигентному человеку, не просто.

– Да, да, Марат! – «подстегнул» Савва – Ты обещал легенды, мифы… Эта – семейная? Или… – он «отжал» педаль и выжидал.

– Ну хорошо… Семейная… Но это очень древняя легенда! Пророчество! Наказ! И мне – наказ! И – Вам! – и Марат, «улетев» в своей манере в дали небесные, повёл повествование…

– Давно это было… В двенадцатом веке… Может и раньше… Или позже… Суфии того времени служили «звездочётам» у Чингисхана, Батыя и далее… Они были хранителями Священной Статуэтки «Танцующий дервиш». Магической… И во время одного из походов она пропала! Украдена! – Марат сделал паузу неуверенности – Есть указания, ну, так…, нетвёрдые, что украл её некий славянский калик перехожий… А дело в том, что ещё существует сакральный меч «Танцующий дервиш»… Местонахождение и вид неизвестны… Его никто не видел… Есть предположения, но… Так вот: вместе со статуэткой меч открывает Прозрение, открывает Запретные Врата! Они вечно ищут друг друга!

– Куда?! – Черский аж приподнялся – Открывает куда? Врата куда ведут?!

– Думаю, что те… В Чистилище… – спокойно, словно речь шла об открытии магазина, сказал Марат.

– Нууу… – в голосе и позе Черского обнаружилось недоверие. – Сколько таких легенд…

Марат сразу «свернулся и спрятался». Зачем он позволил распустить язык?! Ах! Как это плохо! Как глупо раскрывать себя, своё сокровенное! Ульяна быстро взяла его за руку, а затем своими двумя руками тихо провела вдоль лба, разглаживая его… И «сглаживая» острый поворот беседы.

Но, подобно тому, как этот меч и эта статуэтка вечно ищут друг друга, а люди вечно ищут Истины, Покоя, Взаимопонимания и Мира, найти теперь нужную, достойную нить разговора не удавалось. Они «приземлились». Чайная церемония церемонно закончила визит.

И тут Ульяна, интуитивно найдя благую подсказку, поставила в музыкальный центр диск с Мистериями Саввы, затем Елисея. Слушали час, другой молчали, иногда поглядывали друг на друга или на трепет свечей, что были зажжены. Темнело. Но небо, опуская свои сумерки на землю, казалось «подносило» свой дневной свет этим людям, «открывалось» для них далёкими звёздами. Эти Мистерии разговаривали с Зодиаками, разговаривали с душами, Кармами сидящих людей. Наедине с каждым… В традиции эзотерики… И всё стало ясно, понятно и легко! И руки Марата, ещё два часа назад нечаянно налившиеся свинцом несоединимости, невозможности доверительности, вдруг начали подниматься кверху, он почувствовал тот свой любимый полёт, своё кружение.

Да, пацаны! Случается, что если самые больше проблемы мужчин начинаются со слов женщины: «Я тут подумала…», то самые прекрасные минуты начинаются с её: «Я вдруг почувствовала»… Кто умеет делать второе…

«Пора домой, в Одессу! Столько хороших новостей везу… Ну, «девки» мои, держитесь! Дааа… Опять ты, «Кащей Хиронович Арецкий», крёстный наш отец и ангел-направитель, прав! Вот ведь, сукин сын нумерологический! Как умеет его эта Матрица так «конформно» послать его, Савву, туда… куда надо… Сейчас заеду до Лёшки, выпью до… «Третьей производной»! За записанное! За проявленное!

… А двадцать третьего июля в Балаклаве был концерт Младиславы! Первое исполнение её поэмы «Хлоя». Признание, успех, аплодисменты! Даже паруса на судне «Елисея-Одисея» трепетали овациями! Дочь-именинница «олигарха» была в восторге. Довольный Пётр Алексеевич предложил свои продюсерские услуги и в Севастополе, и в Ялте…, и далее по Крыму.

– Да, да! Конечно! – отвечали Младислава, Савва, Алёна и Лена.

Трое последних, разумеется тоже, участвовали в представлении. С берега наблюдали за успехом Млады Огнеслав, Ратомир, Андрей Петрович, Вера Яновна, Матвей Корнеевич, пятеро алтайских витязей, и часть крымской родни Ленки, собирающаяся на свадьбу. Две свадьбы! И, конечно, Алина и Игнат. И много, много других приглашённых…

Ведь двадцать шестого Свадьбы! Почти сто человек гостей! Россия (Крым, Петербург, Москва, Алтай), Украина (Одесса, Киев) и Хорватия! Все, кто смог…

Савва, «Кит» и Андрей, под предводительством Матвея Корнеевича, ещё утром заявились на морские платформы-суда, чтобы «проревизовать» подготовку. Мотя ещё вчера объявил себя «главным», то есть «свадебным генералом» и сейчас важно беседовал с Владимиром Трифоновичем и тремя «витязями» с Алтая, друзьями Ратомира и Огнеслава. Женщины-помощницы тоже уже заботились о столе. Должно быть красиво и вкусно! Это – вкус! Московский «генератор» заметил ящики с алкогольными напитками. Проверил самым придирчивым образом:

– Хм… Пойдёт! – довольно отметил Матвей, лукаво «подхватил» бутылочку «Ай-Петри» и сунул в карман пиджака. На суровый взгляд Володи «Ай-яй-яй» от пренебрежительно ответил – Не боись, паря! Кунаки форму не потеряют! Пошли, пацаны – обратился он к трём своим «кунакам» – «Поставим печати» за принятые работы!

Такие свадьбы, как эти, люди помнят всю жизнь! Они – залог счастья! А необыкновенная свадьба необыкновенных людей – залог… необ… (нет, пацаны!) обыкновенного человеческого Счастья. Без той бытовой мути, несвободы и упрёков, что начинают «прилипать» к жизни ещё и молодожёнов (как морские наросты прилипают к днищу судна). О таком «необрастании брачной лодки» много говорили в тостах. Чтоб не «слащавенькие, сексапильные» мидии, не толстокошельковые коварные «моллюски» не прилепились к истинной красоте! Чтобы, как говорят в народе, «пары были красивы»! Более всех из гостей и самым изощрённым метафорическим языком изъяснялся Мотя. Он был в ударе. Правда, его и «ударять» было чем – стопочка «Коктебеля», фужерчик «Нового света». Одно слово – «генерал»!

А подарки-то?! Конечно! Значительно-презначительне! Важные-преважные! Савва и Алина подарили «детям» Елене и Ратомиру квартиру. Ну, не новую, а ту «двушку» (престижную, на Приморском бульваре!), где жили их матери. Поскольку Игнат приобрёл самостоятельное жильё, мамы Саввы и Алины переезжают в их пятикомнатную квартиру.

Да, да, касаться тем «совместного проживания, на какой территории, какой страны» было непросто… Тот самый «быт»! Быт не забыт! Но вот встал с тостом Саввин киевский друг, работник МИД Украины и сообщил, что принято решение об украинском гражданстве для Ратомира, Огнеслава и Младиславы и в конце следующей недели можно будет получить паспорта. Этот тост-весть был очень своевременным! Ведь он прозвучал вслед за тостами родителей Млады, Огнеслава и Ратомира, которые тоже говорили о «гнёздах» своих детей, о будущих внуках и тоже дарили «гнёзда» или «на гнёзда». Так, родители Огнеслава и Ратомира сообщили, что их община (Братство) строит большое поселение витязей между Горно-Алтайском и Бийском, и межу реками Катунь и Каменка. Там, рядом с прежними поселениями.

– Хо, братья-славяне решили создать «Новое Междуречье»! – шепнул на ухо сидящей рядом Вере Яновне Мотя.

– Поселение доброе, всё будет сурьёзно… Хуторская система… Уже семьдесят подворий… Два новых хутора Братство отдаёт во владение новым семьям, то бишь Огнеславу с супругой, и Ратомиру с Еленой – дед Огнеслава нервничал, то трепал свою седую лохматую бороду, то хмурил кустистые брови – Дочки у нас славные… Добрые и красавицы… И имена – наши… Но – он строго посмотрел на всех – но внуки, особенно пацаны, должны воспитываться в братстве! А значит жить…, ну жить не в Украине или Югославии (э… называю по-старому), а в России… У нас такая природа! И места для ваших хуторов такие… Как-то надо…

– Позвольте сейчас нам, с женой – Андрей Петрович поднялся вместе с Верой Яновной – Мы как раз по поводу границ, печатей и штампов в паспортах. Поздравляем! И вопрос «как-то надо»… в России уже решён! Тоже решён! И наш патрон Александр Владимирович Деев попросил поздравить молодых и сообщить, что в конце августа, в нашей Усадьбе на Волхове мы (он лично намерен!) вручим Младиславе, Елене и … хм, всей её семье (да-да Савва, Алина и Игнат) российские паспорта. Ждём, ждём всех на – Волхове. У нас тоже неслабые места!

– Ух ты! Блин! А я?.. А мне?.. У Младки аж тройное гражданство! Ух ты! Я бы орлом!.. Я бы… – ерепенился Матвей Корнеевич, генерируя свою «генеральскую» прану до «трёх паспортов в третьей производной».

– Тише! – Вера, присевшая, острым толчком локотка успокоила фантазёра. – Почему без жены приехали на свадьбу? А? Почему Наталью Кирилловну не взяли? А, гусар?

– Ну… Кто-то на свадьбе должен символизировать Свободу! – пробурчал «гусар».

– Я знаю, что вы с шестнадцатого августа собираетесь к нам. Алекс говорил… Так вот – с женой! Она прекрасный к тому же доктор и психолог. Нам такие люди очень нужны… Проживёт у нас два месяца! Это приказ Марии Родиславовны! А потом – на Новый год и Рождество! С женой! С праной и женой!

– Ладно-ладно… Будем… С Наташкой… И сына Женьку с внучкой Ольгой прихвачу… На Рождество… И Серёгу её… И… Ещё не рады будете… Эх, скучаю я по Алексу! И по пани Марии! Люблю!

От крымской родни первой взяла слово Ирина Валерьевна. И вновь суперприз-сюрприз! Оказывается, они «сбросились» финансами, знакомствами и идеями! И совершили обряд Собирания Игры! Они организовали в Херсонесе, в античном греческом театре (!) (не хочется это называть «площадкой») выступление Млады. Её поэма «Хлоя». Для «своих». Для этой сотни гостей и ещё двадцать-тридцать «приблудных», тех, кто помогал в организации. Завтра! Да, да, опять такой вот оригинальнейший «второй день» свадьбы! Вечером, уже в сумерках. Помост, мачты с парусами, мультимедийный большой экран, вся звукорежиссура и прочее уже «на низком старте»!

– Оооо! Да! Спасибоооо! Как всё чудесно! И гораздо! Как в настоящей сказке! Наяву! – слёзы на глазах Младиславы угрожали туши. Она на секунду стала растерянным Пьеро… Только на секунду.

Радовались, конечно же, и Елена, и Савва, и новоиспечённые мужья. Двое последних сразу напросились в актёры. Они – соратники Елисея-Одиссея. И, попутно, – рабочие сцены. Там паруса подровнять, там – волны-полотнищи «поволновать»… Всё было к месту, сообразно и интересно… Утром их уже пригласят на примерку хитонов и прочего.

Родители Младиславы только успевали «переваривать» водопад новостей! И каких! Ох, уж эти загадочные русские! «Неужели ещё и медведи будут… А на хуторах этих? Ах как всё волнующе? Ах, наша Младушка! У нас-то, дома, когда будет? И в Опатии? Ездить туда-сюда? И Елена эта «прекрасная»? Одесса – хутора? Ой! И деды эти алтайские суровые какие! А холод там у них какой!? Нет! Зимой – у нас, в Хорватии! Решим… потом…»

Бесконечно раздавались какие-то звонки! Хотели поздравить, наверное… Но пока отвечать было невозможно. Многие, например, Лев Анатольевич, Александр Яковлевич, Мона и Даниэла, позвонили ещё днём. Понимают вопрос! А другие… Успеют!

Вот объявили музыкально-танцевальную паузу. Сначала два номера концертного плана. Алёна Игоревна исполнила чудесный, собственного сочинения, романс на стихи Роберта Бернса. Как раз любовная, даже свадебная лирика. А «кунаки» алтайские хотели вместе с мужьями Ратомиром и Огнеславом станцевать свой танец витязей. С элементами и славянской, и алтайской и борьбы, и музыки… Куда там! Как только эти восемь богатырей вышли с мечами, копьями и луками и начали «танец» публика похватала посуду и вжалась в лавки. «Не-не-не!» – запротестовали женщины-гости. Завтра! «На разогреве» в греческом амфитеатре. В Херсонесе! И правильно!

Ну и – танцы! Общие! Море! Звёзды! Паруса!

Наконец, перед десертом, устроили «паузу тишины и общения». Кто-то знакомился, кто-то подходил к «молодым» и что-то хорошее говорил.

«Генерал-генератор» уже приклонил головушку к плечу Ирины Валерьевны. Но ещё не сопел. Его полюбили сразу все гости, и с лёгкой руки Верочки Яновны стали называть «Ген Геныч» (т.е. Генерал Генераторович). Вот прана «Г.Г.» насторожилась, он повёл ухом, открыл глаза. По очереди: один, другой… «третий». «Ага! Звонит этот «Кащей-Хирон». Наслышан! Хочу познакомиться!».

Арецкий из Берна по видеосвязи поздравлял «молодых». Знакомился с тем или иным родственником. Все уже знали, что это Крёстный Отец Событий, всех, связавших этих людей. Уж хорватско-одесских точно! Что он обладает волшебной Матрицей, предсказывающей и исполняющей чудеса. И хотелось приобщиться! Матвей Корнеевич подрастолкал гостей:

– Меня-то, меня пустите… Здравствуйте, «Кащей-Хирон»! Я «Ген Геныч» тут, генерал, генерат… – он поперхнулся и все засмеялись.

– Генерал-губернатор? Крыма? – ехидничал Кащей – А я Александр Александрович, поручик! Порученец Игры! Слышал о вас, дорогой Матвей Корнеевич! Рад знакомству! И мы с вами ведь ещё и москвичи, и математики…

– Чего же не приехали, Сан Саныч? На свадебки-то, а? Ай-яй-яй! Песни бы московские попели бы с вами! – добросердечно спросил Мотя.

– Это вам тут гражданства раздают… А мне в женихи поздно… И в гости – не всегда… Да, нет… Правду если – пандемия эта! Как я?.. Жалею… Длинный разговор, Матвей… Давай потом… И о делах. У Андрея есть мои контакты… Веселитесь, друзья! Счастья! Поднимаю за вас этот бокал!

Торты! Мороженное! Фейерверки! И снова музыка! И снова тосты! «Горько»! И поцелуи! И эти… раз, два, три…

Разошлись ближе к трём ночи. Любезный Пётр Алексеевич предоставил в своём отеле двадцать лучших номеров. Остальные – по другим отелям, по домам крымской родни. Устроились…

… В Херсонес, Херсонес Таврический, античное историческое место близь Севастополя, расположенное по замечательному, символическому адресу: улица Древняя, дом один, прибывали гости. Представление начнётся в восемь. Но уже к пяти в этот государственный историко-археологический музей-заповедник, знаменитый античный полис России, прибыли Матвей Корнеевич, Алёна Игоревна и Андрей Петрович с Верой Яновной. Они задержались у интереснейшего информационного стенда об истории Херсонеса. Андрей, историк, дал высокую оценку труду разработчиков и создателей такого стенда, сделанного со знанием, усердием и любовью.

– Дааа… Местечко-то – «крутяк»! – восхищался «генератор праны» и член-корреспондент Академии наук – Хм… Время активного существования полиса с четвёртого века до нашей эры до четырнадцатого нашей эры… Интэррэсно, Алёна Игорева, – он рассеянно посмотрел на спутницу – А как это древние греки изгнали отсюда, и вообще из Крыма древних скифов. Хм… Парни-то были ой-ёй! Как наши витязи алтайские… Хм… Чем-то напоминает мне это большую драчку древних германцев-варваров с культурными римлянами…

– Точно… заметил Андрей Петрович – Только тут наоборот: культура победила.

– Да уж… Бывало, видать, и такое…

– Это бывает, когда воспитанию молодёжи, культуре и образованию государство и семья уделяют самое важное значение… А уже потом… хм, лёгкой атлетике и остроте мечей… – серьёзно вставила замечание Вера Яновна.

Эта благородная дама «за сорок» сама была похожа на родовитую гречанку. Стать, чуть вьющиеся волосы, носик с небольшой горбинкой, волевой подбородок, и необыкновенно яркие глаза, Эти глаза вкупе с несколько иронично-высокомерным выражением губ и вообще со всем обликом пленяли и приказывали. Но грустинка, тающая в изумруде глаз, не делала высокую меру этой «царицы» обидной, уничижительной для окружающих. А манеры, да, те, что воспитала в ней бабуля Мария Родиславовна, были безупречны. И, конечно, во всём чувствовалось, что Вера Яновна – доктор наук, виднейший архивист и герметик России. И на Западе её знали и ценили. И часто приглашали для консультаций. И, бывало, вместе с Андреем они «проворачивали» такое, из таких авантюр выходили победителями, что… не рассказать… «Гораздая» дамочка и «чудесатая», одним словом… Двумя… А сейчас (вот уже семь лет) она воспитывает их с Андреем сына и.. отошла от дел… Ну, «гречанка» – воспитание на первом плане!

– Очень важен твой тезис, Снежная Королева! – так Андрей называл свою «яркую и холодную» с виду «царицу». Та сверкнула своими глазами-прожекторами, в удовольствии чуть вытянула губки (словно бабочку поцеловала!). Спасибо, «типа». «Сама знаю!»

– Нам, дорогой Матвей Корнеевич, всем, и особенно, вам с Алексом об этом нужно крепко подумать… Воспитание!

– А чё мне? А чё думать? Предлагаю по субботам «пороть на конюшне»!… Хм… Делов-то…

– Я без шуток. Я о вашем труде… Книге вашей… Конечно, история философии, философия истории, всё ваше мастерство и энциклопедичность – выше всяких оценок… И находка эта стилистическая – форма диалога, как у древних философов – очень привлекательна и, наверняка, продуктивна… В смысле живости восприятия читателем… Но! Но – этика! Мы, Александр Владимирович, Деев…, ну и мы всё… Нас волнует этика! Воспитание, нравственность, мораль… Мне неудобно говорить банальные вещи такому изощренному мудрецу и острослову, как вы… Но! Но в будущем объединении, Собирании Игры… э… Полисе таком вот, нас, Игроков и наших детей…, всех поселенцев… Нужно выработать Идеи и Правила воспитания… Уклад! Традиции! Нормы! Как в Орденах, Братствах…

– Да понимаю я… Чего проще… Я – за идеи стоиков! За принципы «коммунистической» морали! За тот кодекс!.. Да-с! Я сейчас «сталинист». Это – метафора. Но – суть. Если из образа Иосифа Виссарионовича убрать «его Демона», «его Страх и Страшность», то он и метафизик, стоик недурной. А державник, Государь – отличный! Но… Хм… Вы правы, Андрюша… Личностные факторы… Завистники, доносчики, карьеристы-лизоблюды, дураки-формалисты… Как это вытравить? Каким воспитанием? Какие «привычки» сызмальства нужны… Это – работа каждого родителя! Учителя! Духовника-психоаналитика! Ой, какая работа!

– Вот более и о практике, о «техниках» привития и подумайте! А то, что вы в «медали Сталина» видите ту сторону, где он – государь-стоик-отец народа… хм, хорошо… Вот «другая сторона медали»… Откуда в людях берётся? Как бы… Чтоб не было ни у вождей, ни у простых людей… – Андрей прищурил свои стальные, льдистые глаза и, посмотрев вдаль, вдоль длинной аллеи, указал рукой на два ряда баннеров по обе стороны аллеи. Баннеры с изречениями великих: мыслителей, учёных, писателей… И их изображения-портреты…

– Вот на первом баннере… Видите? Это – Знак! Я их обожаю! Они мне верные друзья! Ангелы мои путеводители, генераторы праны моей! И моих сов… – последние слова он сказал как-то уже глухо. Непонятно… – Так вот: Парменид. Неслабый пацан, я вам скажу! Учился у Пифагора, оказал сильное влияние на Платона и Зенона. Дааа… Читайте: «В каждый момент во всём есть меняющаяся пропорция смеси. Такова и мысль.». Да! Я смешиваю мысли, взгляды, смыслы и цели! Игра – вот Идея! И вы таковы. И нечего этого стесняться. Был демократом, стал сталинистом. От нашей дерьмократии и сатанистом стать немудрено!

– Браво! Ты мой человек! И Парменида я тоже а наши, в Игроки записываю… – смеялся Мотя. – Жаль, что Алекс, вялый такой… Либералом дохлым воняет… А ведь…

– Он был совершенно другим, когда я занимался «Призраком Якова Брюса»… Познакомился с Александром Яковлевичем тогда… Мощный был! Стоик! Жил один в «гнезде» на крыше… Мансарде на двадцать третьем этаже! Он ведь из рода Брюсов! Хм… Теперь он Юсов. И теперь он – другой… Он, –Андрей, не решался на откровенность. Ведь чужая тайна. Да тайна ли? Чужая ли? – Он неизлечимо болен! Весьма! Да, мы имеем много достижений и побед (удивительнейших!) по продлению жизни, улучшению «качества» старости… Но… Наши лучшие врачи…, наши «светила» не дают ему более десяти лет… И Сергей, муж Ирины Яновны, главный наш «мозговед-душевед», и Мона, и Дана… Они ведь тоже доктора… И – какие! И чувствуют свою, брюсовскую… породу… Эту черту… Эту… Это… «наказание за преступление черты»… Так они считают… Яков Вилимович колдуном-то был величайшим… Залез в карманы всех Чертей… У него необычная опухоль эпифиза, шишковидного тела в башке… Это эндокринная железа неврогенной группы… В общем, если заболит – непременно и умом послабеешь, и в либералы потянет…

– Да ум-то его светел и могуч… Тут другое… Дух… Слабнет… Душа ленится… Нет, не так… Душа боится слов! Новых этих правд-неправд… Начала и концов! Края рвутся! – Было видно, как Мотя переживает за друга.

– Он Бродского любит. Я ему прочёл недавно:

– Хм… «Голос – нить»… хм… – Матвей Корнеевич задумался.

– «Голос» – метафора – заметила Алёна – Это и Слова, и Музыка…

– И весь логос, и вся семиотика, герметика всех знаков – вставила Вера. – Я ещё процитирую хорошего парня, Парменида: «Безразличны начало и конец. Начни вот отсюда, в конце сюда и придёшь»… Это очень иллюстрирует наш разговор! Но давайте сначала дойдём до амфитеатра, а потом вдоль этой длинной аллеи неспеша прогуляемся…

– Ты, моя Нежная Королева, что-то хочешь наглядно показать нам? Убедить? – Андрей тонко чувствовал Веру и когда хотел чуть возразить «снежная» менял на «нежная». Ей эта тонкость очень импонировала – Я предлагаю пройтись сейчас вдоль аллеи…, сэкономить время, а про театр… ну, скажи дорогая.

– Разумно – спокойно согласилась Вера Яновна – А хотела вот что… Опять же про воспитание… Про мучения Алекса: «начало и конец»… Нужны примеры! Эти… хм, «практики-техники»… Эмоциональные! Глубокие! Вот тот античный театр, куда мы скоро пойдём… Он сооружён в третьем век до нашей эры! И что представляли? Главное! Воспитание на сказаниях и эпосе. О великих героях, о славных делах и победах людей… Да, и помощи Богов, их почитании было… Даже приговорённых к заключению водили на представления… Уроки! Истории! Имена предков, уважение к ним! Вот Алёнушка сейчас работает над этой затеей Театра у нас, в усадьбе…

– Да-да! – рассмеялась Алёна Игоревна – Как только Млада появится у нас, на Волхове… её спектакль покажем… Обязательно! Талантливо! Но я сторонник более классики! В продуманном выборе репертуара, в чётком соотношении формы и содержания! Нет, и современное…, но без этой тупой эпатажности, формальности, бедности мизансцен и декораций… И Джульетта не ходила в рваных джинсиках! Тут – границы! Пусть Ромео Бродского читает, или Пастернака! Но не в кроссовках! – она уже не улыбалась – Ой, что это я… Разошлась-то! Ой, смотрите! Как это верно! Какой-то эзотерик, или буддист был этот Гераклит! Ишь! «Космос никто не создал. Он был, есть, и будет всегда».

– О-хо-хо! Да, милая! Гераклит – создатель первых идей диалектики! У него учились Платон и Аристотель, и Гегель, и Ницше, и Хайдегер. Хм, Алекс этого «Хай-гера» уважает, а диалектику – не очень… М-да… – Матвей вдруг поднял палец кверху – Забыл вчера женишкам нашим дать мудрый совет Гераклита: «Нельзя дважды войти в одну и ту же женщину»… Да-с!

– Фу, Матвей Корнеевич! Там про «воду»… – возмутилась Алёна.

– Дамочки не склонны к глубокой философской диалектике… И ироничным кувыркам мысли. Да-с. Ну уж пардонте, если шо… Всё текёть, всё изменится… И вода, и дам… Я к тому, шо дамочки – утлый сосуд… Библия!

– Фу, фу! – Вера Яновна тоже недобро сверкнула глазами, взяла под руку Андрея и они пошли намеренно вдвоём по одной стороне аллеи, намекая, что Матвею Корнеевичу и Алёне Игоревне «удобнее» пойти по другой стороне.

– А знаешь, милый, – я уже так давно не была в ауре античности, западной… И западного средневековья… Любимых мною… Вспоминаю наше «свадебное путешествие»! Тогда, в первый раз… Мальта, Сиракузы, Нотто… Помнишь? – её лицо помолодело и светилось теми поцелуями и…

– И приключениями! И победами! Наши открытия! Эхо мальтийское до сих пор отзывается в моём сердце… Мои Совы… Твоя Матрица… Наши ночи… и дни… – Андрею редко удавалось оказаться чуть сентиментальным, даже чуть взволнованным. Обычно, когда тяжёлые веки этого Рыцаря поднимались (точно забрало), выдержать его взгляд было непросто даже близким. Всевидящий печальный взгляд визионера, смотрящий не на собеседника, а внутрь его. Внутрь всего. То же было и с губами, равнодушно-брезгливый вид которых отталкивал. Зато собеседникам очень непросто было лукавить с Андреем. Изловить и высветить их, взвесить, ему не составляло труда… Понять: лёгок ты? Горяч или тёпел?

Но в те редкие минуты счастья, когда Верочка так смотрела на него, так припухали и приоткрывались её губки, он светлел и оттаивал душой. Родные, и Верочка, и пани Мария знали, что внутри, глубоко внутри Андрей Петрович любит уже более не свои авантюрные приключения, победы и даже свой Дар. Он обожает милоту своей Усадьбы, милоту близких ему по духу людей в этом Командорстве. Но сразу ещё более ощущает на своих плечах груз ответственности. Долг. Он Магистр Игры! Командор! Ему дано – с него спросят!

А ещё все, кто хоть однажды видел его в деле, знали, что он не «человек стаи». Более того: стая внутри него! Стая тех загадочных Сов, что были его и спасителями, и поводырями, и помощниками в борьбе со Злом. Эти «ночные ведьмы» появлялись в нужный момент из ниоткуда и сметали любую опасность. И Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ в Ватикане, представитель России при суверенном Мальтийском ордене Александр Владимирович Деев (он же и патрон Фамильного Командорства на Волхове) ценил эти Дары и Достоинства Андрея Петровича Цельнова, как из ряда вон выходящие, и поручал ему самые сложные и запутанные дела (чаще всего связанные с сакральными артефактами, всяческой мистикой и «тёмными силами»). Знал – он-то справится! Игры этот посол вёл серьёзные. И с поддержкой государственных структур (МИДа, ГРУ, ФСБ) и самостоятельно, тонко чувствуя где, когда, кому и как следует «открывать карты». Всегда скрывая козыри! Он на дипломатической службе ведь не новичок! Мог играть и с Тьмой, и со Светом… Нет-нет, он не беспринципный циник и ловкач! Он – бывший Министр Культуры России, интеллигентный и мягкий человек, Просто очень умный… Очень…

– Да, да… Милый, а твои Совы тебя ещё слушаются?.. Как они? – Вера Яновна сладостно вспоминала свою первую «брачную» ночь встречи с этими совами.

– Да… Наверное… Я им уже более года не подавал команды: «На вылет»! – он рассмеялся. Им не нужна команда. Они сами по себе… – А твоя Матрица? Она у тебя такая… Я до сих пор не понимаю, как можно удерживать такое количество связей, фактов, лиц, дат и деталей событий! Нитей накала!

– Ууу, что вспомнил… Я тебе помогала с этой Матрицей в последний раз три года назад, в той истории с Павлом Первым… Может, и жива моя Матрица… Но более меня сейчас занимает наш сын. Ты замечал, что в нём просыпаются наши эти «совы и нити»? Я волнуюсь…

– Замечал, разумеется… Не волнуйся… – он обнял жену – А может нам «рвануть» по местам «боевой славы»? Давай… э.. э.. э…

– Quizas, quizas, quizas…

– На Рождество! Эх, не могу! А если… э…

– Perhaps, perhaps, perhaps.

– Да, на твой День Рождения!… Э.. нет… А…?

– Мау be, may be, may be… – её глаза стали печальными – тебе вечно некогда… Я понимаю… Пандемия эта… Я сама бою…, не хочу привезти заразу в Усадьбу! Мы ведь не на сто процентов уверенны в тех вакцинах, что разрабатывает наш хранитель…, Кирилл Алексеевич. Эти новые штаммы… модификации… «Дельта»… Ещё… Что вы там с Деевым всё планируете, планируете? – Вера с усилием пыталась проникнуть в мысли мужа. Нет! Пока сам не скажет…

– Он сам скажет… Скоро… Приедет на Рождество с супругой… К нам, в наше Командорство… Я и сам не знаю всех его «комбинаций»… «Темнит»… Как обычно…

– Одно слово, намёк… Крепость?

– Да… Хм… Да, родная. Где-то должны жить «Герды» и «Каи»…

– И Рыцари… И Мечты… И рождаться дети!

– Андрей! Верочка! – Мотя окликнул друзей – А почему на этих баннерах нет наиважнейшей мысли Сократа: «Женись! Попадётся хорошая жена – будешь исключением, плохая – станешь философом!» Ха-ха! Что с вами, Алёнушка? Ну ведь как же актуально… Но… Что с вами? – генератор тревожно смотрел на лицо и руки пианистки.

– Ббб… Белая Страница… Или… – губы Алёны подрагивали, глаза застил туман, а руки словно били по невидимому бубну – Вот же… Баннер с Сократом, а сейчас с… Пифагором кривятся, идут волнами… И ветер… Гул… Я слышу!

– Да нет же, милая! Что за чудачество, в самом деле… Аааа – академик рассмеялся – Это Сократ вспомнил свою Ксантиппу. Жену, весьма вредную бабу… Ха-ха… А может его уже начали колошматить палками…

– Прекратите… же… Слышу! Кто там?! Андрей Петрович! Прошу вас… Подойдите! – Алёна повернула голову в сторону Цельнова, который и сам что-то видел. И его Совы готовы были вырваться наружу… На стражу!

– Иди же сюда! Что ты прячешься, герр… Это Воловьев, Троллев холуй, бес-распорядитель. Что, стыдно появиться?

Витольд Варфоломеевич Воловьев, бес-человек с непростой двухсотлетней судьбой, служивший у Всевластного Тролля порученцем, бочком-бочком вышел «из тени». Снял свой котелок, поклонился…

– Что, новый-то костюм купить не можешь? Всё в этой же «клетчатой» рвани перемещаешься в пространстве и времени? – Андрей презрительно посмотрел на узкие, короткие штанишки распорядителя, на грязную манишку… – Чего ж тебе иллюминаты твои не заплатили за подлость твою? Зачем нас им выдаёшь? А?

– Ах, это ты, говноед? – Алёна вспомнила, как герр эвакуаторщик ужасно неопрятно ел на лайнере какую-то слизистую гадость. – Предатель! – она брезгливо отвернулась.

– Позвольте-с! Я никому ничего не обещал! Да, у меня один Хозяин! Тролль! А вы, иллюминаты – мои, ха, координаты! Мои Игры! Я не имею ваших высоких, глупых идей! Я Играю!

– Да хрен с тобой! Только не мни, что твоя Игра напоминает наши! И обыграем мы тебя и твоих всяческих иллюминатов! – Андрей намеренно дерзил.

– Ой-ёй! Не зарекайтесь! Они опасны! Для вас – особенно! Они выловили труп Герберта Эрлесена! Да, да, того, что вы выбросили, полудохлого на плотике в море! Они будут мстить! Берегитесь!

– Может дать этому фраеру под зад? – спросил спокойно Матвей Софьин. В нём проснулся предок, мальтийский рыцарь Софи.

– Объясните ему…, пока я сам его не «лягнул» – зло буркнул Витольд.

Да, этот бес способен был устраивать такой хоррор, такое устрашающее фэнтези, что обыкновенному человеку не следовало без подготовки цеплять его самолюбие! Но и совершать над собой мистерию экзорцизма, то есть изгонять из себя своего же «беса» этот «хамелеон» умел… Попробуйте!

Сейчас он был «почти человек». И хотел делать подарки:

– Вот… Я узнал про свадьбу… Прилетел… это корона Пенелопы, а это её сандалии… Младиславе и Елене. Сегодня ведь представление… Хочу посмотреть… Издалека… А можете одолжить лишние брюки?.. Или пиджачок? А? – он был уже совсем «человек».

– Те самые? – Матвей ощупывал подарки.

– Разумеется! А это тебе, Алёнушка – корона Маргариты, с того Балла Ста Королей… Мессира Воланда, моего друга.

– Но это же выдумка Булгакова? Какой Бал?.. – не унимался учёный-естествоиспытатель.

– Матвей Корнеевич, не спорьте! – Андрею было неудобно за сомнения товарища – Те… Те самые вещи… И ничего Михаил Афанасьевич не выду… Вымысел, хм… , он, как… мои Совы – Цельнов «ущёл в себя» и, замерев, процитировал Пифагора – «Не давай полной воли своему воображению. Оно может породить чудовищ» – Потом ещё – «Душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь то в одну, то в другую жизнь». – И ещё, третья – «Жизнь – Игра! Иной в ней соревнуется, другой торгует, а вот третий, самый счастливый – наблюдает!» – голос его был не свой, похожий на клёкот.

– Ёппь…! Ну, пацаны!.. А мы с Алексом… Пытаемся… «пукать», когда всё уже… «накакано»! Сказано!

– Да, да… – уже обычным голосом произнёс Андрей. – Да ещё «Три раза»! А всё, что сказано три раза, становится истиной. Да, Алиса?

– Да, Магистр! – Верочка взяла мужа за руку – Совы? Они? Проснулись? Хм. Дааа… Не зря их за мудрых держат… Всё ведь – про нас! И всё – про Всегда!

И было представление! И поэма «Хлоя» снова собрала полный амфитеатр и «сорвала» бурю оваций. Нет, не сразу «сорвала»… Сразу, по окончании, с последними звуками, случилась пауза… Замирание… Зрители что-то «дослушивали»… А может «договаривали» что-то своё… Так бывает, когда акт творчества напоминает молитву… Бывает, что Автор, сочиняя, словно молится…, словно кается… И зрители, слушатели, читатели… И тогда общая молитва в Храме… Храме искусства! И ухо Творца, быть может, слышит… Так же, настолько же, насколько Автор услышал Его, смог передать, добавить, Прирастить в Сосуд понимания или удовлетворения… Насколько успокоить мыслемешалку, этот гул сомнений, этот «звон меди»… И, наверное, чаша Добра весов перетянет… Сердца «тёплые» станут жаркими. А как «согреется» художник! Он ведь получил возможность создать (ну, пусть прожить, пережить!) жизнь своих героев, того Времени… Или упущенное им…

Глава 5

Август 2021 г. Командорство на Волхове.

– Ну, что, Саша? Разрешился от бремени? – Матвей Корнеевич сердечно обнял друга и соавтора их будущего «философского камня». Той тетралогии, что они задумали.

Александр Яковлевич смотрел в недоумении.

– Алекс! Ну ты чего, как… Черновик третьего тома готов, я спрашиваю.

– Нууу… Мухоморю потихоньку… – Юсов опустил глаза.

– Слушай, дружище! Ты первые два тома, «Историю философии» и «Философию истории», должен практически один навоять… Потом уже диалоги… Беседы… Да ты же всю жизнь студентам «толкал» это! Статейки, книжки пописывал. Обобщи! Я потом… Эх!..

– Во-первых, я работаю! И сразу над всеми четырьмя томами… И более размышляю над проблемами этики… Да! И думаю, думаю… Но – Алекс посмотрел на академика красными, воспалёнными глазами. Воспалёнными тревогой… И.. какой-то… беспомощностью. – Понимаешь, Мотя… Путать карты – хороший Ход и творческой Игре! Но я боюсь запутаться в самих картах! Что козыри? Аааа: эти?! Нет – те?! Эта Игра больше меня… Уже так… Да, пять лет назад я был иным… Мой мозг мог штурмовать… Я мог найти штрих, мазок новый в картине философии. Яркий! Точный! А сейчас куча, свалка «избитого» – это бездарность автора…

– Брось ныть! Аромат классики как старое вино…

– Это ты… не утешай… Ты математик, ты понимаешь, что такое мера! И Мера Дара, Мера Вкуса. Вкусности! Мне теперь сложно… Быть непосредственным, искренним, естественным… Страстности своей боюсь… Трусости своей боюсь… А должно быть так: Мысль – часть Природы! Я всё мусолю, уточняю мысль… И разжижаю её, убиваю сочность, сжимаю сферу в точку…

– Ну и нормально! Натурально – «точка Алефа»! Молодец! – Мотя не очень-то умело успокаивал друга. Ясно было всем: только творческие усилия продлят его дни! Но и удовлетворение от них!

Это тонкая штучка, пацаны! Мудрый сказал, что наслаждение в творчестве – это когда не ты овладел истиной (метафорой, слогом, красотой), а они – тобой!

Андрей Петрович слушал этот диалог и пока воздерживался от комментариев. Он размышлял: «Следует, братцы вы мои, решать трудные творческие задачи… Вот я чищу эти свои сосуды, разгоняю кровь по венам, по мозгу, забавляюсь и забавляю Творца. И дивану моему приятно, и подушке… И подружке… И всем «точкам, бляшкам Алефа»… Холестериновым и малохольным… Как говорил недавно наш художник Игорь: «Нужно оставаться бароном Мюнхгаузеном! Нельзя скучать!» И я хорошо знаю, помню… Как трудно начать новую строчку… Новую оригинальную мысль заковать в слово. А Алексу и утро начать непросто… И ему надоело «правильное», нормы и планы, штампы и итоги… Не хочет Итога!» Сказал, хоть и весьма двусмысленно:

– Ну, что, уважаемые наши «Пармениды»? Не хочется, Алекс, тебе флажки красные развешивать? Понимаю… И вы, генератор, не напирайте… Не всем «стоикам» весёлыми быть на роду написано. И невесёлыми – тем паче!… Жить как в тылу врага! За железным занавесом… К этой «тёрке» всё ведь клонится… И Деев…

– Да, сынок! – Мария Родиславовна подкатила своё кресло на колёсиках поближе – Андрюша прав! «Человеческое, слишком человеческое» в ложе Прокрустово не запихнёшь! Веселей, Платоновы дети!

– Уж если «веселей», то это по Аристотелю… По Вольтеру… – тихо заметил Александр – Это Аристотель считал…, намеривался «поэтикой смеха» из Божьих ловушечек выпрыгнуть… А Вольтер…, тот вообще… насмешник…

– Нет, я не о философии… Можно хоть кого в «красный угол» повесить, любую икону, любого кумира… Я о том, что можно из «таинственных фьордов» Познания пересесть в фирменный поезд «Петушки – 3азеркалье». Но из кроличьих нор души, этих «кротовин» не спасёшься нигде! Ни на круизном лайнере, ни за «Железным занавесом»! Багаж судьбы своей не перетащишь… От грешков не спрячешься за разговорами и техниками, практиками… Думай не думай – всё одно к Серёге нашему прибежишь! К психоаналитику… Или уж как Кирилл… «Духовник» наш доморощенный…

– Но ведь Кирилл Алексеевич, да и Алёнушка наша светлая на этом «фьорде-лайнере» урок получили… – Алекс как-то обнадёжился и повеселел – и каждого из них их Белая Странница как будто бы отпустила? Прощены… Спокойны… Эх, и мне бы к Троллю этому Всевластному!

– Может быть… Может быть… – Пани Мария задумалась – Я протестантка. И я думаю, что утешены они были делом хорошим. А у Кирюши ещё и семья славная… Да и везунчик порядочный…

Они не заметили, как в гостиную вошёл Кирилл Алексеевич, Алёна Игоревна и Вера Яновна.

– Ну, положим, в «духовники» я не гожусь пока… И «батюшку» из меня делать не нужно… Я догматизм не терплю. Да и страстен… по-своему… Все уже вы знаете мои предпочтения… Идеология и мировоззрение – пантеизм, секулярная этика; пристрастие – наука; любовь – культура. Любовь и Надежда. А Вера – в этом вот триединстве! Единстве Культуры и Природы, прежде всего. Их взаимодействие, порой взаиморазрушение… Сущностное, объективное… Да, да… Придуманное тысячью чертями… Они тоже создания Культуры и Природы… И я мучаюсь… Если в зрелости как-то подбирался, подкарабкивался к ответам (наука очень вдохновляла! Результаты в ней!), то сейчас, на пороге… хе, «зрелой зрелости», вновь задаюсь теми же вопросами… (ну, может под другим «соусом»)… И порой… Да, порой обидно, что ответа-то не могу найти… И не найду никогда…

– «Соусы», анчоусы и Сталина усы… – пробормотал невнятно Алекс.

– Именно… Именно! «Соусы»! Порой ведь чрезмерное самокопание, надрывная, безмерная рефлексия даже гениального художника не воспитывает, не укрепляет, а.. «разжижает», разрушает, разъедает… Подрывает Корни! Корневое! Вот ведь что!.. Это корневое – то духовное, Высшее, чего только в Культуре не найти! Не взрастить! Да – это Вера! Своя у каждого… И это наука… Но не технологии, и вся эта «гаджетная зараза», а фундаментальная! Математика, физика, химия, биология… И этика! Да – и этика – Кирилл налил чаю себе и сопровождающим его дамам. Они, все трое, присели за небольшой столик близ рояля.

Матвей, наоборот, встал из своего кресла, и, заложив руки за спину, медленно двинулся в сторону Андрея Петровича, стоящего у окна с трубкой.

– Да! Вот эта вечная драчка! Дрочка! – Мотя испугался сам своей «метафоры», и покосился на дам. Ухом те не повели. Понимают – Человеческий фактор, природный фактор… Отдельная личность и народ… Толпа порой… Народ тёмен! Хоть обвешайся наимоднейшими смартфонами и тряпьём. Залезь в лучшие машины… Жри еду в лучших ресторанах! Темнота выпирает! Поразительная! Без мозгов, без достоинства, без воспитания!.. Быдлятина эта наша… неизжитая в века. Из века!

– Какой красивый маникюр… у этих дур. – опять пробубнил Саша. – Да, да, Мотя… Всех – За «парты коммунистического воспитания», всех «перековать в стоиков»… Друзей – в дружины, дружины – на баррикады!

– Вот скажи мне, остряк: что лучше? Если лев возглавляет стадо баранов, или баран – стадо львов?

– Крокодил лучше возглавляет стадо… Любое стадо. Именно стадо – это Андрей Петрович решил вставить словечко – Всё так… По заслугам… По Вере и по Делам… Народ… Люди… Простые и не очень… Элита, образование и культура. Аристократы духа! Фу ты, ну ты… Я сам рождён в рабочем посёлке, среди простых людей. И усвоил главное: «не суди, и не судим будешь»… И ещё: «Никто не является только тем, что мы видим». Следует уважать…, признавать…, право за всеми… Но! Но есть большое «но»!.. – Андрей подыскивал хорошие, необидные и верные слова – Среди «простых» чистые люди – редкость. Да, да, сейчас вообще «чистые» редкость… Более надушенные и наряженные… Напудренные, фальшивые… И всё-таки: культура является необходимым условием…, прививкой против жадности, зависти, тупости и всего этого «маникюрного иванизма», что прёт изо всех щелей… Что касается элиты… Богемы… Эх, я – в их «стаде»! И не сужу! Мы , хм, не спились, мы в Игре… Не всем ведь везёт… Творческой личности опуститься – «раз плюнуть»! – вдруг лицо его стало жёстким. – Но «Судья должен» быть! Нужно прибраться на Земле! И «посадить»… хм, кого за «парту», кого… в иное место – следует! По Вере! По Делам! Пока ещё есть шанс… Наверное… Есть…

Вере Яновне не нравилось, когда Андрей, да и вообще люди, в беседе, даже в дискуссии «нажимали на педали эмоциональности». И «рваное» многословие не было для неё признаком интеллектуального общения. Она ценила такт и то благородство в общении, которые она видела в семье бабули, которое по роду передалось в породу. Эти дворяне даже судачили по-другому, нежели теперешние «дворняги». А уж на темы высокого порядка… Даже слог был соответствующий… И голос, и взгляд… И никогда суесловия, этого теперешнего «бла-бла-бла»… Да, она в этих проблемах этики выделяла более всего культуру диалога… И полемики… Даже в общении «отцов и детей»! Это общение – первые, главные Уроки этики! И вот эта непростая «манера держаться», манера «держать себя в руках» и прививала «привычку», ставила «привычку» Терпения и Прощения… Говорят: «привычка порождает Судьбу»… Дааа… ещё говорят: «не нужно тратить излишние силы, чтобы переубедить другого… Может лучше в этом вопросе доубедить себя?» Да, вслушаться, посмотреть со стороны! Она тоже любила эту стратегию… А в тактике спокойного наблюдения за эмоциональным оппонентом находила даже интригу, Игру. И, разумеется, аргументы…

«Люди ведь слабы и греховны – думала она – И этот «ком неразгаданного, несоединимого и невыразимого» – он такой же как в эпоху этих Гераклита и Зенона… Может и больше… Но почему он втягивает в себя, в свой «ад», невинных? Через беды и горе следует учить терпению и прощению? От века? И подставить «вторую щёку»? Путанная, дёрганная современная жизнь!.. Уязвлённость! Кротовинушки и кроличьи норы… Хм, кто-то сказал, что если некто способен написать книгу, но не делает этого, он подобен тому, кто теряет сына… «Некто»? Ха! И где эти «сыновья», что прочтут? Эх, Мотя! Эх, Алекс! Да и самоуважение – хорошая прибавка к теряемым физическим силам… Даа… Неразвитость души… Вот бич этих «читателей»… Казалось бы, что от этих… «пустых» голов можно ожидать особой восприимчивости… Ха! Ничего подобного! У кого не болит, того не беспокоит…»

«Мы все тут, однако, говорим (да уж и думаем!) слишком афористично… То ли уже своими мыслями, то ли чужими… мыслями и словами…» – думал Андрей. Им с Верой достаточно было бросить взгляд друг на друга, чтобы прочесть мысли друг друга… Что другого – хоть… Платона, хоть Ньютона… Тоном ниже, да пожиже они «зазанозились» в их образованных головушках… В сердцах уже «запеклись»… Да «что ему Гекуба?» Ему, человеку «от сохи»… «Природному», цельному… Тому, кто не знает никакие «точки Алефа» и «точки G»… Чьё это вот: «Творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых»… Он – Платон… Эх, парень! Не проживёшь здравомыслием… И неистовством не исцелишься – истратишься! Человек ведь – системное безумие в системном хаосе»…

То ли Андрей Петрович тихо проговорил последние слова, то ли весь разговор вообще был слышен в соседней зале – столовой, где Игорь, Ирина и Сергей накрывали «лёгкий вечерний фуршет». Однако, судя по тому, что Игорь, художник и тоже поэтому чуть визионер, отреагировал прицельно в мысли Андрея и Веры, следовало предположить, что «залез-таки в голову»… Да и Ирина и Сергей тоже мастера по этой части…

– Дааа… Ван-Гог… Моцарт… Их феномены… Гения, у которого быт – один, тот самый, приземлено-природный… А Дух – другой! Совсем! – неторопливо начал формулировать свою «точку» (Алефа?) Игорь. Его глубоко посаженные глаза и тёмная борода не сразу «открывали» его лицо и его мысли о «точках». – Прежде приобщение (глубокое!) к высшим духовным ценностям культуры! А уж затем – мировоззренческие, философские глубины…, топи… Да, да! Уж, извините, господа философы, но в искусстве – вся космология, космогония!

«Что «выгоним» – то и выпьем – подумал Матвей Софьин, поглядывая на манящий хрусталь бокалов в обеденной зале. – «Гонишь», парень… Прекраснодушничаешь-с! Исповедальность эту нашу, русскую, хочешь превознести… Ну-ну, в наших «степанчиковых сёлах» это после третьей бутылки самогона завсегда было… В замесах с вопросами «уважаешь?» и «где справедливость?»… Вслух сказал:

– Жаждет наш народ «попечителей от культуры» и «духовников» этих ваших? Валом валит «припасть к истокам»? Исповедаться? Очиститься от смрада «природного»? Увы! «Покаюсь и ладненько» – в лучшем случае… Да и выборка, пацаны, грешников не поменялась за последние пять тысяч лет… Циничней только стали…

– И всё же, Матвей Корнеевич – настаивал художник – Если вы в свои книги с Александром Яковлевичем кроме острых, парадоксальных и оригинальных тезисов… э.., «загенерируете» художественный образ.., э… слог.., то будет… э.., «блюдо по-гомеровски»! Круче!

– Да? Хм… – вдруг «сел на чужой пенёк мысли» генератор праны – Прана тут какая-то есть… Но! Однако… пауза – Есть у меня пяток знакомых-приятелей. Писателей этих… Прозаиков и поэтов… И что вижу? Если пожиже человечек, то его книжки больше его самого и ведёт его в них Тема. Исповедальная, конечно! А покрупнее человечек – и книги «попроще». Но язык «вкуснее». А для Мастера художественного слова и язык важен… Да и вечная беда: мысли летят, а слова шагают… Драма…

– Искусство – душа бездушного мира… Я – за литературу! За живопись! Музыку! – Ирина выкрикнула из столовой. – Я – за Игоря!

– А я изволю возразить… И взять «точку» философов… Я ведь лечу души… И не искусством… И замечаю в беседах с пациентами… досадное… Вот начитался мой, для примера, «неврастеник-одиночка»… Не того! Как отравился! Причём к низкопробному, серому, посредственному «прилипают» ещё более, чем к «надрывно-исповедальному»… И вот «нули» дают уже грозную цифру – Сергей вошёл в гостиную – И крадут, крадут из подсознания «серое», снижают общий уровень… хе, «души бездушного мира»… Эти «нули» – резерв «серости»! Тьмы! Даже хорошая книга глупых делает ещё глупей, только избранных – ещё умней, а тысячам «посредственных» – «ни о чём»… Мне позиция Матвея Корнеевича понятна… И близка… Не каждому следует вообще разгуливать по «набережной неисцелимых». Пусть, хе, «разгуливают» по своим тупым сайтам… Или мелодрамкам, «безвкусной» мистике или уж очень наивному оккультизму… Бес-вкусно! Бес-то любит «вкусное»!

– Вот, вот! Завалили книжные магазины дрянью! Вот той, что Игорёк назвал… Или ещё этими… «ироническими детективами»… Коровьи лепёшки! Что корова идёт по деревенскому «большаку» и иронично так «метит помётом»? Да нет – просто ср…т! Как эти авторы… Ха! Помню слова Оскарчика… Уайлда: «Читается с интересом только то, что вышло из употребления». Ха… Не про нас! У нас – то, что «вышло» из-под коровьего хвоста! Для употребления! Мне одна дура, «светская львица» поведала… про одного модного писателя: «Читала… Но, знаете, Матфей (так меня зовёт), я позавчера… утром вышла от него и подумала… Нет, не продирает! Ни сам, ни книги его!»

– Ропшешь, Матвей! Ропшешь, однако… Просто нам с тобой, родной мой, уже нечем жевать «плоды искушений»… А исповедоваться – рановато! – Мария Родиславовна вспоминала, как она девочкой замечала необъяснимую печаль и грусть в глазах своего деда… Как они порой редко разговаривали с бабулей… Как она плакала… Как они смеялись и миловались потом. Что это бывало? Где настоящее? А где… «обглоданное» страстью и уже «без замаха», без притяжения. Много думала она потом… И много пережила сама. Но что такое измена, предательство так трудно осмысливать…, прощать… «Подруги, коллеги! Я всегда вам всем так верила! А вы?.. Эх, вы…»

– Нет, правда, Мария! Сколько «подделок»! Всего! Вот мне в журнал мой «У камелька» прислали статью. Псевдоним-то какой взял автор важный: «Публий Юлий». О зороастризме, о связи с индоиранскими эзотерическими учениями, о связи с астрологией… Намекает, что он (автор) смог увидеть (прощупать!) «всего слона»… И, ха, понять! Ну, встречаюсь с ним… Для личной беседы… Мы иначе не публикуем… О, Боже! Какой невежа и невежда оказался! И хитро так из умных книг всё «передрал», наворовал, надёргал.

– Мотя, неужели тебя до сих пор фраппируют эти неучи, что везде суют свой нос?

– Да, матушка! Неприятно поражают!.. Ошеломляют своею наглостью! И ведь не по глупой неопытности. Открытое шарлатанство!

– Это, чаще всего, свойства человека-дилетанта. Ну и хитреца! Того, что хочет на «непонятках», на оккультизме, нахватавшись того-сего возвысить себя в глазах окружающих. А среди них есть особо ловкие… Иллюзионисты, способные манипулировать окружающими. Да, вот ничего стоящего в человеке нет – а как «подаёт» себя! Вечно живой «Ревизор» гоголевский. Правда, тот – «букашка безобидная»… А нынешние злобны бывают, гадливы…

– И я немало таких «историков» встречал… На конференциях, дискуссиях… Избегать пустельги этой следует… Астрологов поддельных, оракулов… недоучек и недоносков… Так и хотят в карман залезть… А попутно душу «зазомбировать», замутить… Пиардыши…

– Андрей Петрович! Ну это уже филоложество! Эттто… – возмутилась филолог и эзотерик Ирина. – Эта бабуля вас научила? Она, хоть и филолог, – любит русское словцо.

– Люблю! И не такое… – улыбнулась пани Мария. – Мне в журнал тоже такой… «Книготриппер» присылали… И приходили, авторы… в редакцию. Я ведь завредакцией была раньше… До семьдесят четвёртого… Многих «пустобесов» повидала…

– Всё, господа! Сейчас на фуршет, а через полчаса Алёна Игоревна порадует нас новым романсом и поиграет нам… Романс, кстати, в честь,.. э… по прось…, с подачи нашего милого Александра… Забыли ведь уже, с чего разговор-то начали сегодня… Ушли в сторону… Каждый в свою… «Лебедь, рак и щука» книг в соавторстве не пишут… Ну, ладно… – Ирина широким жестом пригласила в столовую, а Сергей принялся расставлять дополнительные стулья и кресла в гостиной. Для небольшого концерта…

Такие мини-концерты проходили в главном усадебном доме (старинном, рода Богдановичей) почти ежевечерне. А в субботу и воскресенье в актовом зале Центра творчества были ещё и детские или взрослые самодеятельные спектакли. Или опять же «концерты самодеятельности», «самотворчности»… Строился и театр, настоящий, с «заделом» и замыслом появления «профессиональной» (полупрофессионально пока, конечно) труппы… В Командорстве находились на излечении около десяти актёров и актрис. И были среди них и цирковой, и эстрадный, и вокалист… Но это уже весьма пожилые люди… А Алёна Игоревна и Ирина Яновна мечтали о сильном театре… И ещё Алёна мечтала, что в скором времени на помощь к ним приедет её милая Алла Максимилиановна, актриса (довольно известная!) из Перми. Приедет на ПМЖ! Постоянное место жительство!

А сейчас в большой гостиной собрались те постоянные завсегдатаи, самый близкий круг, двадцать пять – двадцать восемь Игроков и членов их семей, их близких, а также друзей и помощников. Прежде всего Алёна объявила, что этот «вечер романса» она начнёт с «новинки», со своего романса на стихи Пастернака «Август». Его так проникновенно прочёл недавно Александр Яковлевич. Я так вдохновилась! Хотя… печали много в строчках… и в музыке моей тоже… Что же… Когда прозвучали последние строчки:

Все посмотрели на Юсова. Он плакал. Он пытался встать и поклониться… Он прошептал, повторяя строчку романса:

– Да, но… Спасибо, милая… Но

Прежде. Всё прежде… Сейчас что ж…

Мотя и Мария, сидевшие рядом, по обе стороны от Алекса, взяли в свои руки его слабые ладони… Чуть сжали… Равнодушные к теме аплодисменты оставили уже позади себя «тот распад», а когда они стихли, звучали уже другие романсы. Кроме Алёны осмелились «сразить вокалом» (среди своих!) и Матвей Корнеевич, и Игорь, и Вера с Ириной. А Кирилл Алексеевич, чуть смущаясь, прочёл тоже пастернаковское «Свидание»:

Все понимали, что Кирилл очень скучает по семье. Его жена была его Верой, Надеждой и Любовью. Столько лет! Это большая редкость! Сейчас без этого привычного тепла, этого «тыла», ему было немного тягостно… Он, конечно, каждые две недели ездил в Москву домой, и., да, вёл переговоры, убеждал супругу переехать в Командорство, но той, тоже страдающей из-за этого «нового надреза», очень не хотелось уезжать из родного города, из родного дома. Да и не каждому человеку это даётся… И «рана» может оказаться незаживающей… Вот и дочка их уехала, живёт сейчас за границей… И с ней редкие встречи…

– Чудесные стихи… Как и всё пастернаковское! Какая глубина, и лёгкость, и вкус! Вкусно! Воздушно! Музыкально! Обязательно положу на музыку! Скоро! Будет новый романс! – воскликнула Алёна и добавила. Лишнее сейчас. – И Пушкин! Вот пять-десять поэтов в сборнике – и готовы ваши пудовые книги по этике! Вот нравственный закон! – Гости потихоньку разошлись и осталась только «основная сборная Игроков».

«Окисленный, щелочной, зашлакованный иронией» и уже плохо поддающийся «восстановительным реакциям» поэзии и музыки, Софьин сразу насупился. Его, мудреца, члена-корреспондента и генератора, смеют атаковать!

– Это Сашка Пушкин – нравственный? Я не ослышался? – ехидно начал он ответное наступление.

– Да… – уже настороженно отвечала Алёнушка – Ну… как человек… Но как поэт! Его слова: «Поэзия выше нравственности»… о том… – она смутилась перед уважаемым Матвеем Корнеевичем, не терпящим банальностей.

– Ах, милая! Что он имел в виду тогда, когда ляпнул это? Какой контекст? Что подразумевал под нравственностью? Чистое бельё? Или всё же силу слова? Даже «с грязнотцой»? А? И опять же эта «грубоватость» как подана? По какому поводу… Эх… Эти слова: «пошлость», «чистота» и подобные так избиты («и красными, и белыми»!), что неплохо бы их снова избить! Полезно! – тут Матвей перевёл взгляд на «чистого», «легкого» Кирилла Алексеевича.

Он, не отдавая отчёта, осознавая всю несуразность и беспричинность этого, порой чувствовал какую-то «душную неприязнь» к этому крайне талантливому, доброму, но «пресному» человеку. С рассованными по карманам Верой, Надеждой и Любовью. Ах, да, и с чем-то Божественным ещё… Этот химик порой очень «смахивал» на богослова. И цитаты библейские наизусть «шпарил». Да – умные, притчевые… Всё складно! Но… Но хоть и складно Кирюша объяснял свой пантеизм, что мол «Вера, Божественное у меня внутри, а не снаружи», Матвей не верил… Не ощущал его блаженства… И источаемой Благости… Не вкусна и чужда ему эта вегетарианская похлёбка, да ещё без соли, да без перца. Без иронии! Он, Мотя, ведь совсем по-другому слушает те же цитаты-притчи библейские из уст Марии Родиславовны, тоже верующей, да ещё без разделений «внутри и снаружи»… Без пантеизма, прочих «измов», обклеивающих красивыми аппликациями её простой и строгий протестантизм. А как она славно, чистым звуком умеет сказать острое, спорное на первый взгляд. Например, сейчас:

– Нравственность, в частности, эротика, сексуальное, находятся в тесной связи с Поэзией, Музыкой, Живописью. В гениальном вообще много сексуального! А как иначе!? Не нужно поддержки Фрейда или вот нашего Серёженьки, чтобы уяснить простое: творчество – сублимация эротического! В большой степени!