Коловращения

Посвящается жене Вере

Предисловие

Этот роман оказался, в определённом смысле, продолжением тетралогии автора «Собирание Игры». Наверное, автор не доСобирал что-то… Может не доИграл…

Посему следует предварить читателя хотя бы тем соображением, что некоторые персонажи романа «наследованы» из четырёх книг «Собирания Игры» и не выписаны в должной мере. Впрочем, и некоторые герои упомянутой тетралогии «вырастают» в своей литературной судьбе из прочих первых книг автора.

Пусть взыскательный читатель помилосердствует этой авторской манере «продвигать» своих любимых героев и не взыскует строго. Читать этот роман, право, вполне возможно и как самостоятельное сочинение.

Глава 1

– Урал! Фу! Ко мне! – кричал колченогий старик с узловатой тяжёлой палкой в руке, с белыми космами и такой же белой длинной бородой, довольно шустро сбегавший с угора к речному обрыву – Не бойтесь! Не тронет без команды… Сейчас… Сейчас помогу…

– Брэд! Пит! Ко мне! Рядом! Лежать! – спокойно приказал двум среднеазиатским овчаркам молодой рослый мужчина с вытесанным жёстким лицом, оглядно скашивая чуть узкие глаза, и изо всех сил натягивая вожжи.

– Рафаэль! Рафаэлла! Кыш! Нельзя! – вновь кричал старик, обращаясь уже к двум огромным беркутам, кружащим, и на бреющем полёте буквально «обривая» макушки-ушки людей, лошадей и собак, вторгшихся в их владения. Цепкие взгляды зорких глаз, когтистые лапы и турбинные лопатки мощных крыльев мешали чужакам управлять вздыбленными, уже сопревшими конями. – Помогу! Щааас… Эх, путники-запутники… Как же вы, экие… Ах, это мой Урал коняшек ваших смутил… Он – старый волк, как и я… Дурные уже, зубы да подковы годы съели… И пути-дорожки… Да и людей сторонних по нашим бережкам-овражкам уж годков как 15 реде-е-е-нько быват… Эхма…

…Конец мая 2041 года выдался в этой местности грозовым с обвальными частыми ливнями. Эти ливни порушили, пообваливали, пораспутили дороги, дорожки и тропинки… Здесь, по крутому в этом районе, берегу реки Серая близ Александрова картина крушения обоза из двух упряжек с повозками да людьми выглядела сейчас довольно жалкой. Упряжки лошадок о три коня каждая изо всех сил пытались вытянуть на ровную твёрдую дорогу сползшие по речному склону подводы. Слава Провидению, что те не перекинулись, но и утопающие, скользящие в жидкой глинистой лакше колёса и копыта, выматывали силы путников и коней… Была опасность рухнуть всем скопом в реку!

– Серый волк за горой…, на речке Серая… не пускает нас домой… Топит славных сталкеров в серой, жирной, жидкой глине… – весело, тем не менее говорил другой возница, тоже тянущий под уздцы свою тройку. Закушенные удила коней, волевое лицо этого Одиссея, всё же выдавали огорчение от безрезультатности усилий – А ну, «академики» – обратился он к трём своим ездокам – снизу подоприте, поднажмите каркас дилижанса нашего! На раз! И – «раз»! И… – взяли… И… – Эх!

«Академики», трое мужчин, на вид возраста от 30 до 55, упирались-дыбились, как могли (а могли!), но… «воз и ныне был там»…

– Погодь-ка! Давай я! – старик подошёл к лошадям, что-то шепнул им в уши, потрепал по холке и приказал людям действовать по его командам – Сначала одну…, опосля вторую… Ты, как тебя?

– Ратибор – отзвался первый кучер.

– Тащи под уздцы… продолжай… А ты, эээ…

– Добромир – назвался второй возница.

– Ишь! Добрые имена – старик прищурил умные, пытливые глаза – Мдаа… Свои!.. Ты карауль свою упряжь… Но не наседай шибко-то. Вы «академики», как?..

– Савелий, Игнат, Джеймс Дэниэл – представились мужчины.

– Ишь! И иностранец в наших дебрях плутает… да не плутит небось… Вижу!.. Поднимаем и толкаем телегу-ту…

Куда там! Впустую… Эта повозка действительно напоминала дилижанс и была крупногабаритною и тяжёлою.

– Ааа… – сердился дед – А ну-ка, отойди!

Он один ухватился за каркас у задней колёсной пары и начал раскачивать повозку. И вдруг рванул вверх! Та поддалась!

– Гойда! Вперёд! – этот клич старик адресовал всем.

Рывок, другой…! Вместе с хлюпающей под ногами и колёсами глиняной лакшой, «хлопнул» миг победы, высвобождения, и кони вынесли дилижанс на твёрдую дорогу, на верх берега.

– Ух, ты! Ничего себе! Ну, силища! Ты, дедушка – богатырь! Восхищаюсь! – восторгался 39-летний «академик» Джеймс Дэниэл, которого остальные прозывали просто «Дэном», или «Даней», или «Яшей».

И он был прав! Любого поразила бы невероятная сила этого старого мужчины, невысокого, но крепкого да широкого в плечах и спине, с ручищами молотобойца.

– Есть маненько… Да что я… Мне уж 90! А вот видали бы вы меня с полста лет назад… Ооо! Ууу! – довольно отозвался «богатырь», по-деловому осматривая упряжь и колесницу – всё цело! Порядок! Добро! Но некогда, паря, некогда! Те-то лошадушки, другой тройки, хрипят уж.. Айда! Так же – на раз-два! В раскачку – рывок – в тягло!

Что-то шло не так…

– Ааа… Перекосило! Фиакр-то сам ничего, а прицеп вкривь пошёл! Ну-ка… – старик осматривал сцепку.

Этот второй экипаж напоминал то ли фиакр, то ли бричку. Он тоже был крыт, ловко спроектирован да слажен, но к нему был прицеплен колёсный… лафет… Вот сопряжение-то брички с лафетом и попортилось!

А сказать надобно, что всё в этих повозках, хоть и новоделах, было изготовлено добротно, с любовью, да со смекалкой. И большого диаметра колёса, и их ободы, и подшипники… Да всё! А уж рессоры и всяческие удобства давали фору веку 20-му. Тем паче 19-му! Да, много «штуковин», отвечающих за технику, надёжность и комфорт управления и движения славны были своей изощрённостью инженерии и дизайна. И милые «мелочи» века 19-го (шторочки, прочий «антиквариат») тоже были употреблены. Но с мерой надобности и вкуса! Да, именно Вкуса!

Натужный поиск комфорта (прагматичного, праздного и потребительского!) в 20-21 веках, жажда (иступлённая до безумства и просто глупости!) эффективности, «креативности», «продвинутости» на деле утопили, сожгли в людях простое человеческое, самые важные жизненные ценности, смыслы и идеалы. Некогда вспомнить, что такое лесная опушка, лесное озерцо, и что вообще есть Природа! Есть! Всё – поздно! Каюк! Допрыгались! Люди опротивели Природе! И та решила их… «выплюнуть»! Как шелуху от семечек! Заработал «двигатель внутреннего сгорания»! Ох, попёр! Нет, не в тех навороченных «тачках», что уже душили города, а те двигатели «внутреннего гниения», что сделали ненужными и смешными все «тачки», «бутики» и «салоны».

Война! Пандемия!

В России к 2041 году выживших, выкарабкавшихся – десятая доля от начала 21 века! В Европе – ещё меньше! Таперяча и разные там голландцы мечтали о телегах, да дровишках, и тусоваться по барам, пати и прочей шелухе отпало желание… Валенки б…

Да тулупчик… заячий хоть… Да хлебца корочку… Да спрятаться в «тихий угол»! Подальше… Подальше!

Поделом вору мука!

Самому себя обокравшему!

…Так вот… На этом лафете размещались походная чугунная варочная печь, обвязка алюминиевых фляг с питьевой водой и запасами продуктов, лопаты, канаты и прочее… И этот лафет-то и выворотило! Опять-таки ничего не опрокинулось в воду, но «сустав» металлической связки требовал ремонта! Серьёзного, в кузне… А пока надо «выдернуть» всё на ровный бережок!

Да, не «пёрло»!

– Нет «прухи» – сердился дед Пахом (так звали этого аборигена) – выпрягай коней из первой тройки! Сюда, на подмогу! В одну связку, упряжь! Ууу, дохлые уж вовсе… Устали… Напоить бы, накормить бедных… Верных… Ииии!.. Гойда!

Получилось!

Но ехать сегодня далее было невозможно. Ремонт нужен… Да и темнеет… И тучи… И новая гроза грозит! Ночевать в крытых своих повозках, да хоть в палатках (тоже качественных, с надувными дном-матрасами) под новым ночным ливнем, ой, не хотелось вовсе… Костра не разведёшь, печи не растопишь, чайку горяченького, духмяного не изопьёшь! Впору, впору комфортный (да, такой!) отдых… Нет – комфортно-походно-регламентно-домашний. Даааа… Третья ночь как в дороге… Как из Москвы отъехали…

– Ну, что,… робя, давай ко мне! На ночёвку. Вона мой хуторок на горочке, наверху. Милости просим! И кузня есть! Утром тележечке вашей ремонту дам! Ушицей накормлю… Медовушкой отпою… Хлебец недавно испёк… В печи… Не простыл ещё небось… Эх, жалко баньку поздно топить… Али как? Можно и посумерничать… Лампадки засветим…

– Нет! Утром, с рас…, с окончанием ремонта – в дорогу! – твёрдо заявил Савелий. Он был самым младшим среди «академиков», но решения принимал он. Старшой! – Мы любим лечь с темнотой и встать с рассветом. Это правило… А банька – он улыбнулся юношей – да – жаль! Очень! Хм… – Савелий задумался – может на обрат… , на «Кольце» и побалуем себя… Мы по «Кольцу» едем… Золотому… Свидимся, дай Бог! Коли случай управит…

– Так Бог! Али Случай? Кто главней? – насмешливо спросил дед, и, не дождавшись ответа повёл гостей.

… Крытый двор. По-русски. Однако столбы врат и столбы крыльца – странные идолы… Волк Урал сторожем сразу возлёг у одного из столбов. Рядом высоченный шест с перекладиной. На ней устроились дозором Рафаэль и Рафаэлла. Чинно всё, привычно… И спокойно… Зная своё место… И свои задачи… Под столбом и под шестом – кости. Объедки…

Круг дома – странные красные камни разных размеров. Вообще знаки и символы везде: и круг дома, и в дому. Какие-то обережные кольца… Серебро? На пальце Пахома такое… И на кольце фигурки… Не разглядеть…

Дом крепок, просторен… И подворье богато. В хозяйском доме большие сени и большая горница с русской печью. Она делит горницу на две части. В одной, обжитой – хозяин, его кровать, стол, стулья, платяной шкаф; в другой, гостевой – три широкие лавки с медвежьими шкурами… Ещё в подворье банька, дровяник… Утварь домовая и банная. Всё – по местам, с продумкой размещено.

– Вы, «академики», со мной, в горнице размещайтесь. А вы, молодцы, айда со мной за двор. Там тоже славно отоспитесь…Хе-хе… – Пахом гордился своим хозяйством.

На заднем дворе крытый сеновал, крытое гумно, хлев и курятник. И опять вся утварь строго по местам… И тварь: лошадка, коровка, курочки… А вон и кузня… Далее необъятный огород и посевное поле…

– Да… И пшеничка, и рожь, и картошка-моркошка, и репка-редька, и лук-чеснок, и свекла… А как же… И улья… 2 парника: огурцы да помидоры… И кусты-деревья плодово-ягодные… Вот редис, да лучка нарву-надёргаю вам…

– Уже? Так рано? – удивился Игнат. – Холодно ещё… И ночи холодные…

– Всё по Вере… По промыслу… И по Урокам… Нам – даётся – пробубнил старик туманно-загадочно. – А готовлю на улице. Там тоже печь… А ту, в доме лишь подтапливаю… Кашу, хлеб тёплые люблю.

– А телега? Ездишь куда? – спросил Дан.

– Быват… , быват… Родня в округе есть… Гостимся… А вот колодец, под домом подполье с банками-закрутками… И подвал знатный есть… с ходами – тут Пахом спохватился: «Ишь, разболтался. Народ-то, видать, хороший, да прохожий».

В доме дух русский: уют, чистота, строгий порядок.

– Ууу… забыл, старый: жаркое из зайца есть! Дааа… А то и тетерев, и глухарь бывают… Беркуты мои одаривают… Всем хватает… А рыбы – у-у-у, грибы-ягоды… Ох, опять забыл: пирог с капустой со вечера есть… Сдобный ещё! А то с картошкой да с грибами пеку! И сладкие, с медком-ягодками.

– Мы удивлены! Скатерть-самобранку прячешь где? А, дед Пахом? Как управляешься?.. Или молодцы сказочные являются? Да и девицы… Ха-ха – шутили гости…

– Все бывают… Все… – уклонился дедок от объяснений…

Брэд и Пит устроились на заднем дворе… Рядом с Добромиром и Ратибором. Животные их не шугались, смирно соседствовали. И, что странно – и собаки были, как дома! Чуют добро! «Своих»!

За ужином говорили о хозяйстве Пахома. Лишних расспросов «кто и что, куда и зачем» сейчас не нужно. Не ко времени… Да и поздно… Зачем к ночи задавать вопрос «зачем?»

Ах, как славно откушали! Не пищу, а точно Дух Реки (с ушицей), Дух Земли (с хлебом), Дух Леса и Дух Печи (с жарким) отведали. Глотнули, впитали, насытились сторицей.

Ах, как славно выспались! Сна-то 4 часа, а сил прибавилось в 400. Аура дома! Необычайно умиротворяющий запах ауры дома! И она, эта аура от Духов Реки, Леса, Земли, Печи. И сам хозяин, дедушка Пахом, простой с виду «рыбачок» чем-то заряжен изнутри, что-то было в нём от этих Духов. И даже хитринки, и даже печаль в глазах его были светлы этими Духами… Кудесников угол…

«Теремок в лесу сказочный… Сказочном лесу … Сказ… Сказ… Позвала нас эта сказ… В гости… Гос… » – роилось в подсознании гостей… И предсонном забытьи, и в просоночной хмари-мрети-хляби… Сознание почему-то возвращается в себя не сразу твёрдо… Первые «шаги» по хляби… Но очень нужной человечьему сознанию… Точно из этого «киселька животворящего» и появится и логос, и знак. Космос человека, его мозга, хмарный даже в гениальных прозрениях, – тоже в «кисельке» мретьного, морочного Космоса Вселенной. Или Вселенной Космоса? Или всё это Едино? Едко-едино-заблудино…

А Рассвет приходит! Ясный! Дарящий! Не обижающийся на все на свете «кисельки» кислые! Утро вечера мудренее, пацаны! Вот и всё…

С утречка дедушка Пахом с Добромиром и Ратибором сходили до речки, из хитроумных ловушек для рыбы (в форме сердца?!) достали две стерляди , щуку, язя, голавля и жереха…

– Ну ничего… А быват и сом, и судак, и налим попадутся… Ничяво… Благодарю… Много рыбы стало. И разного… Как люди сгинули – полегчало Природе-матушке! Дааа… Ну идите, печь топите, да хоть и обе… На уличной – ушицу, в домашней кашицы напрейте… Масло в погребке… Да я в кузню, потом подойду… Неее, в кузне я один справлюсь. Чаго там… Пустяковое дело… Разожгу и подойду…

Когда он подошёл, все были при деле. Кто кашеварил, кто коней кормил-поил, кто постирушку малую затеял… Добромир один, большемерной ножовкой, пилил отрубы брёвен. Пилил ловко, проворачивая бревно на «козле» так, чтобы зубья вгрызались в плоть дерева с минимальным трением!

– Ишь, ножовочка кака! Хороша! Одному сподручно… Откую себе таку! Выковать из рессоры старой… А то двуручной одному несподручно… И, братцы, скажу я вам, что добрых слов заслуживает и упряжь ваша, и коняки, и сами вы… – не разгильдяи какие… Ха! – «Академики»… Ха… Работяги.

– Да… Всё сами делаем… И мастерские, и цеха, и малые заводы, и конезаводы…

– Ишь, спорые каки! Хорошо это! А Ратибор рубит дрова своим колуном да топором?

– Конечно! Любим своё! Сподручно… Да, сами… Тоже… И топор, и топорище… Да, «язычок» на топоре… «бородка» и «косичка» обязательны… Да, и полимеры готовим. Заливаем добавочно…

– Смотри-ка! Эхма! Поучусь! Люблю новое! За старину держусь, у старого козла рога-те покрепче… Так ить как ишо быват: что новизна, то и кривизна! Эко вот… – вздохнул – Чурки-то тоже маненько оставь! Не коли всё-то… Спасибо, ребятушки… Ох, спасибо… Славные…

В девять сели завтракать.

– Готова повозка с лафетиком… Мы тоже «не пальцем деланые» – довольно-сурово похвастывал дед…

– Да… Нам тоже есть чему у вас, дед Пахом, поучиться. Ох, есть! Много! – правильную, нужную сердцу реплику отпустил Джеймс Дэниэл. Сердечную, искреннюю…

– Ну, погостите пару-то деньков… Порыбачим, по грибы-ягоды… Эхма – и баньку! Как без баньки-то!?

– Как…к…ие грибы, яг…годы..? Май ещё…– изумлялся Савик…

– Ну… , вот остались бы… Может…, показал бы чего… Ух, невидаль для вас! – хотел трепануться о каком-то ещё секретце своём (а их, видать, немало тут!) Пахом, да умолк. Строг стал… Точно на стражу, в караул себя выстроил!

Странный!

– Нельзя нам… Задание… Поручение… По «Золотому Кольцу» России… э…э…. Обзор… э… Дозор…?… Надсмотр – тоже мямлил и секретничал Савелий. Ему было неудобно.

Дааа… Компания…

Но ведь и невежливо, и неблагородно добрым людям чересчур-то не доверять… Не Собрать Игры, не Собрать Совета.

– Всяк человек должностной пред кем-то… Дааа… И то: должник не умрёт, покамест долга не отдаст… Но и та правда, что кто поручает, тот и больше отвечает… Дааа… Первый в совете – первый в ответе! А и то верно, что государиться – всё сыпал поговорками, да пословицами (любил, видать, да знал немеренно) – … при смутах, да сомнительных правах – дело швах… Народ согрешит – царь умолит, а царь согрешит – народ не умолит… Царь да нищий – без товарищей! Дааа… Так кто поручил-то?

– Начиная с 2027 года, по указу президента (был тогда ещё…) началось расселение… из городов… Война… Пандемия… Ну, кто куда: на дачи…, на свои, на заброшенные, на Урал, за Урал… 70% за Урал, в Сибирь… знаете… – начал издалека Савелий Андреич.

– Знаю, знаю… Натворили делов… И поделом… Ну? – остро зрил Пахом, прямо в глаза молодому мужчине. Но и выдержки Мастеру Игры, стоику и рыцарю Саве хватило бы и на 100 «рыбачков-кудесников».

– Сейчас люди потянулись назад… Любовь к родному пепелищу, «любовь…

–… К отеческим гробам…» Любите Родину? Пушкина? – довольно доцитировал «рыбачок». – Ну, ну… Дальше…

– … По домам… Да и лето… Можно прожить, прокормиться, обогреться… Но водоснабжение… Мдааа…

– Ясно… Снабжение опять… Дайте то, дайте это, дайте, дайте… А власть какая государева есть? – насмешливо, почти не слушая ответов, задавал вопросы хозяин.

– Былой нет… Советы общин, Командорства, Братства, Воеводства, Заставы… Это отрегулированная… в общем… структура…

– О! Это дело! – уже заинтересованно вскинул густые седые брови дед.

–… Да… Местная… Но и общая в Большом Совете… есть… хм…, ну, должности….

– Уроки! – пояснил по-своему Пахом…

– Да… Консультанты, Наблюдатели, Уполномоченные, Смотрители, Воеводы, Заставники…

– Молодцы! Хм… Страги! По-нашему! – загадочно, для себя более, за-метил дедок. Поставил мету!

– А корни Веры и Дела вашего доброго из чего растут? – такого острого и требовательного взгляда трудно было выдержать даже этим «академикам» – Мастерам Игры.

– Мы Собираем… новую Игру… – туманно, нехотя буркнул Игнат.

– Играете, что ль? – язвительно уже уточнял «рыбачок».

– Нет… Не так… То есть… Да – Играем! Все и всегда играют. Весь мир – Театр! – Буквально яростно защищал что-то важное «своё» Дэн-Дан.

– Как же… Слыхал… А в свои-то ворота голы часто «хватаете»? А, «заставнички-воеводы»? – неприязненно резко высказался дед.

«Он не понимает! Эх, мы… Не объяснить сразу человеку «от сохи», этому «рыбачку» нашу умь-заумь… Зачем начали эти объяснения… Эх, «несоединимое»… Да, Матвей-Корней, мой любимый, опять ты прав! – подумал Савелий – Вот и отец бы смог найти «верное слово».

И эта мысль, и это слово «отец» сразу проявились. В Яви! Верным, хоть и загадочным образом.

– Да вы, сынки, не волнуйтесь! Логос – штуковина хитрая! Не телега. Не управишь… Понимаю я: «неизъяснимое», «неизрекаемое»… От того и «несоединимое»…

Вот это да! Читает мысли?!

Читает… Конечно… Выуживает «рыбачок»! По воде ходит и сквозь землю видит?.. Может и видит! И грибочки-ягодки тянутся к нему из землицы… В мае…

«Ооо! – жарко мелькнуло в голове Савика – а ведь он – визионер! Как отец! И… всё в нас…, и нашей Игре… понимает… Ну, суть…»

– Да, сынки, что-то и понимаю… За вас только пекусь… Не заиграться бы второпях… Козырей бы не сбросить внечай, да сглупа!.. Мдааа… Державу строить да беречь надобно с любовью да умом. И Силой! Силы-то ваша Игра не отымат? Не раскачиват вправо-влево, … в сомнениях да мудрствовании… Когда лиру в сторону, а меч – в руку!.. Ну-ну – примирительно и, словно спохватившись-опомнившись-решившись, Пахом сказал вновь туманно-неожиданное – Да! Одно дело правим! Одни Уроки несём… Наказы Отцовы… Словом и делом… Ну, пусть слова и разные маненечко… Учителя, да школы иные… А дело – Единое! Общее! Святое! Свят Русь! Исконная!

– Величаво, да туманно, батя, речи ведёшь… Клонишь-то куды – нарочито, стилистически по деревенски, усмехнулся Игнат.

– Язычники мы! Род мой – Воины Духа и Меча. Я – страга, обережник здесь… В дозоре Урок свой несу… – совсем просто и обыденно разъяснил дедок. Но с каждым пояснением лицо его преображалось… Э… из «простого» в «оччень непростое»… Лицо всего его Опыта Судеб Рода, всех Побед и Поражений. Идола!!! – Духа! Прежде – Духа! Но и мечи куём, и Силу Богатырскую взращиваем! Крепости-городцы свои огораживаем… Заветы-обереги храним… Да, и хранители мы – он улыбнулся, на миг добросердечно. – Доверяю вам! Вижу!… – Он вновь окаменел лицом – Строги бываем… Жертв не страшимся. Смерти не боимся… Эттто… Ну, опосля… Тьму и Кащеев вытравляем! Из Мира, из Себя, из друга и недруга… Оборотней всех мастей… Моё Александрово городище – мой Урок. Округа вся эта… Ну, поедем вот – подробней покажу – взгляд уже с хитрецой. Порешал уж чего, видать! – Далее по «Кольцу Златому» – другие Воины… Моего Рода… А есть Роды и по Северу, и по Псковщине, Смоленщине, Вологодчине… Урал, Зауралье, Сибирь. И пора мне, сынки, навестить братушек моих, и дядьёв, и зятьёв… Да племяшей… Ха – и сыновей, да дочек, внуков и внучек… так всё они ко мне, быват… Неее…! И мне охоча… Поглядеть – что и как у них… Лет 10 не кружил над гнёздами! Полечу! Да вот щас и поедем!

– Ннно… – замычал Савелий – Ннам…

– Не перечь, паря! Вам, ой как полезно будет! И видали, и «невидали» узрите! Спасибо ещё скажете! Сегодня до внученьки, Аринушки, на Ближнюю Заимку съездим-обернёмся… Баньку обещаю вечером! – Пахом как-то сам обрадовался принятому им так легко решению. – Давай, давай! Свою упряжь полегче соберите, в одну лошадку! Узка тропа-то! Ха! – он рассмеялся – Собирание… Игры… Ха! И я пойду свою колясочку упрягу, да гостинцев Аринушке соберу… Ха! Собирание! Ишь, ребятки!

Он ушёл. Добромир и Ратибор тоже пошли перепрячь повозки. А «академики» сидели как-то приумолкнув- призадумавшись…

«Что же? Как поступить? Дед этот… Примета? Знак? Тоже Урок нам? Может отцу, Командору, на Волхов по радиотелефону позвонить? Посоветоваться? Неее… Игрок ты, али нет!? И… Собирание это тоже? Да? Да! Едем! С дедом!» – думал Савелий Андреич.

«Едем! Как ужасно-уныло было бы жить в мире, когда не с кем было бы поговорить не только о музыке, живописи, поэзии, но и о сказках, житии-нежити… Мир – иллюзии и фантазии, а не только дела-делишки, заботушки, да Уроки… Игра – всё! И иллюзии, и Уроки! И сказки! Да!» – думал Джеймс Дэниэл.

«Забавный, причудливый «рыбачок» … Облик и окрас меняет как рыб…, нет, как диковинный морской моллюск. Ха – осьминог! Во, точно! Спрут – отшельник! Дедушка с говорком деревенским… И раз – острые, умные глаза-щупальцы, осанка… Ну… – генерал ГРУ! Даже ноздри генеральские… Внюхиваются! Впечатляет! Ого! Нрав беркута и волчий норов. Ни слово «ужас», ни он сам такого не смутит. Оскалится – и всё…» – думал Игнат.

– Ну, вот! Готова моя каретка! Что, Бражка, съездим до Аринушки? – обратился Пахом к своей лошади. Та забила копытом! Тоже, видать, рада дорожке, да пути… – Эхма! «На безлюдье и сидни в честь»… А зачем оружия столько? «По безлюдью смерть не ходит». Путь наш не «сокольничий»… Так, «гужевой», да «стольничий», гостевой… Ну, ха-ха, вы-то, может, и «бояры с путём»… А я пока так – «дорожный человек»… Попутничать желаю!

Ехали чуть менее двух часов. Странно, но лесная узкая тропинка, сначала тихая, светлая вдруг завела в какие-то прямо дебри. Хм… Ну, странности… Вновь они, родные! И будут! И ухабы, да холмы… Дрожки Пахома отчаянно кренились… А он всё балагурил. Имя лошади его, «Бражка», очень в пору было. Дед сидел в армячке Селифанове и «выдавал» наизусть целые куски из последних глав «Мёртвых душ»… Ну… «Русь-Тройка» и прочее. И как славна дорога по «глади русской, широкой». По глади широкой может и славна… А вот дедок начал цитировать Платона. Об утопизме-идеализме его рассуждать:

– Эхна! Ума – палата! Номер 6! – Ха-Ха! – смеялся «Селифан» – Всё у философов – идея! Идеализм! Он, Платоша, не советовал к власти ни военных, ни людей искусства допущать! Токмо философов! Ну, типа конфуцианские идеи… А человек-то парадоксален! Ухабист! И, ха, Игрив! И в грехах, и в поисках… Моя бабка, ведьма, говаривала: «Девка игрива, да прясть ленива… Всё ей игрушка… Эка балушка – блядушка – потешка»… Нет, парни, не думайте: я понимаю, что Игра высокая тоже службой бывает.

– А откуда ты, дедушка, Гоголя да Платона так хорошо знаешь? – простодушно спросил Дан.

– Так читывал по молодости … я, братушки мои, на филфаке в МГУ учился, филологию, да философию познавал… Да и люблю… Читал много… Страсть! До… того, как Урок получил. С 5-го курса ушёл… Ха… диплома не получив… Да суета всё…

«Вот те на! А откудова эти «надысь», «ничаво», «быват» – подумали «академики» – Дааа… Быват!»

– А вы, уважаемый, как сами-то к философским учениям? С почтением, али как? «Балушка?» – стебанулся Игнат, внимательно вглядываясь в лицо «рыбачка».

Другое лицо! Лицо мыслителя! Серьёзное и величавое!

Они перепряглись и перестроились через полчаса дороги. Ободья колёс и шины «каретки» дедовой поизносились порядочно.

– Ох, старый! Обода запаршивились… Да и шины. Ах, я … – сокрушался Пахом – У Аринушки новую «каретку-ландо» займу в дорогу! Славная у неё «ландау». И коняшек, тройку одолжу…

Теперь ехали «паровозиком». Впереди на фиакре ехали дед, Дэн и Игнат, а сзади потрюхивал на дедовой бричке Савелий. Ратибор и Добромир дома ждать остались.

– Я-то? К философским? Да у иного философа «пути ясны, да очи слепы». А у другого «кащея какого» наоборот. А третий, бедолага, на перепутье вечном: всё поперёк другого.– Поясни… – попросил Джеймс.

– Хоть Аристотель… Хитрован! Изгой, всё себе прибрать хотел! Один на вершине быть! Да Кащеям служить! Он-то и военных, и художников любил! Использовать любил!

– Ты про походы Александровы? Про «Веды» и «Весту»?

– Про них… Ну, агностицизм Канта уважаю, диалектику Гегеля… Из греков древних…

– А ещё? Поясни…

– Ещё? Хм… Вот славят, трубят во всю глотку об эпохе Возрождения… А это что за эпоха така? Это эпоха Возвращения к язычеству! Но особая! Свобода, вишь! А свобода человеку (нашему русскому, особенно!) не нужна! Опасна! Только Равенство и Братство! Ещё? Ну, болтуны-путанники… В логосе, как в этих трёх соснах, заблудшие… Спорят всё: что такое «смерть за Родину» или «жизнь за Отчизну»? Что правильней… Таким из ловушечек не вылезти… И в морду-то дать такие не способны! Врагу! И ни в Жизни, ни в Смерти ничего не смыслят – тут лицо деда-философа стало смятенным! Сокрушилось лицо! – Эх, нуда какая! Эх, хлуда! Бродит опять нежить по округе моей… Что ж Васятка? Не доглядывает, чтой ли?

Он смотрел на дерево по левой стороне. Листва осталась чуть на верхушке, а все ветви от земли – серые! В серой паучьей тине! Жутковатая картина!

– Кащеевы дела! Знак его… Или оборотни-слуги кащеевы побывали тут… Вынюхивают! Близко ведь! Эх, сынок, эх, Васятка! Камни-то по дороге видели?

– Даа… Красные, удивительные…

– Это Васятка… возит… Его Урок… По округе… Он – Страга! Обережник! Камни и копит тут, у дочки своей, Аринушке… И если дерево какое хворь-хирь така вот бьёт, Васятка-Богатырь рвёт с корнем, сжигает, а в корневую яму камень укладывает. Боится нежить камней этих красных… По дороге этой… хм, раз в неделю, вроде, ходить должен… Нет, вру… Реже… Один воин погиб – Васятка за двоих теперь…

Лицо Пахома стало болезненно-беспокойным:

– А парни ваши Ратибор и Добромир крепки в битве? Рядом, чтоль, лешие-упыри?

– Крепки! Не дрогнут! Смерти в глаза спокойно смотрят! – твёрдо заверил Игнат.

– Да… Да… Что я? Лихоманка позорная… Впервой, что ли? – устыдился Хранитель-Уполномоченный… – Эх, ведь… Шалят нервишки… Не за себя… За детей-внуков… А для воина это плохо! Очень плохо! Пасть в бою, в борьбе со Злом, защищая Землю Предков – это даже не жертва! Это геройство! Да хоть бы и жертва! Пусть…

Трудно человеку! Хоть воину, хоть философу, хоть… Стойкостью, стержнем ума и сердца не каждый одарён… А хорошо бы…

…Подъехали… Кругом стена из красных камней… Вдали терем. Ого – настоящий, как в сказках… С резными наличниками, карнизами, коньком, с мезонином-светёлкой вверху… Несколько крупных бородатых неясытей первыми встретили гостей… Закружили, размах крыльев под два метра… Глаза ворожеев… Клюв кащеев… И это гулкое «в-у-у-у-у», трубное…

– Здесь, на этом месте Капище наше было… До 20 века не трогали…Коммуняки добрались… Хотим возродить святилище…

– Да, вот идолы тоже – сказал Славик, напряжённо вглядываясь в ворота. Внутри него что-то шевелилось… Этим гулким «в-у-у-у».

«От отца совы во мне… отзываются сейчас с этими» – просто подумал Савелий Андреевич.

Милый Савик! Да, Дар Отцов, сов стая живёт в тебе! И Визионер ты уже славный… Мужает Видение твоё! Да не только совы в груди твоей отозвались сейчас! Судьба! Её гулкое эхо!

– Аринушка! Внученька моя золотая! Серебряная! Соскучился! И гостей зазвал… Путники… Поломка у них… – Пахом прижался к высокой статной русоволосой девушке с ярко-зелёными глазами, скулами Валькирии и волевым крупным подбородком. А коса! До пят! И очелье по голове… Из серебряных плоских колечек, соединённых кожаным плетением.

«Валь… Валь… Валькирия! Наяву! Настоящая! И перстень серебряный, как у деда… И кольцо-оберег на голове… Тоже «Смотрящая»! Тоже Урок имеет. А как смотрит! И гордо, и приветливо! И нежно, и обережно-настороженно, готовая нанести удар! Неясыть села ей на плечо… Тоже ведьма, кошка летающая, ночная… Ах, как красива эта внучка! Что-то ноги… мои… ватные… И словно в кольце я… схвачен… в плену… в её плену!» – стрекотало в голове Мастера Савы.

– «Держался Авоська за небоську, да оба в воду упали» – девушка (на вид 20-25) переводила взгляд с деда на гостей.

«Тоже поговорками-пословицами напичкана» – подумал Игнат.

– Да, люблю… Как дед… Как все наши… – ведьмочка читала мысли … И улыбалась…

Эхма! Эээ.. Да не просто улыбалась… Кому-то и особенно! И это был Рыцарь Савелий. Эээ… и она, Валькирия в колечно-обруч, обручальный плен чёй-ли попала?! А что – к такому попадёшь!

– Да, грозы были… Неделю шумели… Обочь надобно чуток было… Да… Заездили Сивку крутые горки – она говорила уже одному ему, рыцарю. – Быват и помочи собирать надобно. И мои, небось, помочи надо? – она перевела взгляд на дедушку. – Что-то не так, дед? Ну, кроме аварии… Я ведь чую…

– Васька-то когда бывал у тебя?

– С полмесяца… А должен на днях быть… А что?

– Гниль… Дерево…

– Ах ты! Ах! Я ему голубиную почту отправлю! Говорила тебе, дед, восстанови голубятню… Ну, порушило ураганом… Попроси отца… Я жердей, тёсу дам… Ничего! Обойдётся! Не расстраивайся! Айда, гости дорогие, в избу! Хлеб-соль!

Когда подходили к крыльцу, слева раздался рык!

– Ааа… Не смущайтесь… Мишки мои здороваются с вами!

Боже всемилостивый! Ангелы милосердные! Три здоровенных бурых, матёрых медведя работали! Двое распиливали бревно, вдоль, в хитром высоком «козле». Третий из полученного тёса обвязывал плоты.

– Что, Аринушка, болото прибыват? – огорчённо сказал, не дожидаясь ответа, дед Пахом. И пояснил гостям. – Болото круг растёт… Тоже кащеевы дела… А мы гати сооружаем! Не дадим Капищу пропасть… На плоты по болоту камни красные крепим! Боится нечисть камней, да обручей…

– Да мне берегини и домовой опять помогать начали. И водяной… – задумчиво сказала Арина – Пару раз даже Единорог и Китоврас… А Гамаюн что-то давно молчит…

– Ты шибко-то не верь им! Вон наша-то… Преж Русалкой превратилась… Потом Бабой-Ягой, сейчас вовсе Анчуткой ходит… Бывает у тебя?

– Нет. Сама наведываюсь…

– Это мы про тётку мою… На Дальней Заимке живёт, стережёт «дома мёртвые»… Да опосля и сходим… Пара вёрст…

– Обед, обед!.. Заговорил гостей… Я такое варенье наварила! И грибовница хороша! И жарёха!

За обедом Джеймс не удержался от вопроса:

– Милая Арина Васильевна! А не страшно вам тут… Ну, одна же… Кикиморы кругом…

– Ха-ха! – расхохоталась «Валькирия» – Я – «Смотрящая»! Это долг, Урок! Какой ещё страх? Да и мишки, и совы… Стая разъярённых сов ярее своры бешенных псов… Но, конечно, от злых духов не… Ладно…

– Не очень-то и ладно… Но давай, внучка, о деле… Хочу поехать, жениха тебе пошукать! – Пахом рассказал о своих планах – тебе скоро 25! Наш обычай – в 25 назначение-посвящение давать девам!

Поговорили о хозяйственных планах, о том-сём…

– Ну что, беру я у тебя ландо твоё и трёх этих, каурых! И Васятке голубя-то зашли… Непременно!

– А мы, что, уезжаем? Так скоро?! – совершенно «убитым» голосом спросил Савелий.

– Так банька в вечер! Да сборы! С утречка – в путь! – удивился дед – ты ж, сынок, первой ведь торопился ехать!

Глаза «смотрящего» всё усмотрели. Улыбался лукаво-притворно.

– Нет! Без… без знакомства с вашей тётушкой… э… э… «Бабой-Ягой»… и домами этих… «мёртвых»… Это тоже наш… Урок.

– И то верно! Я не поеду к дуре старой! Аринушка, проводи гостей! Через два часа – обратно выезжаем!

… Чудеса чудесатые! Натуральная «избушка на курьих ножках». Высокие пни, конечно, похожие на птичьи лапы. Крыльцо из черепов человечьих…

– Предки нашего рода… Скоро я тут… Мне ведь годков 133! Страшна, небось? – «баба-яга» была озорна и остроумна. И, вестимо, опасна! – Со скрытого капища черепа… Храню вот… Ох, и скучаю тут одна! Ох, скучаю!

– Ах, бабуля, ладно… Знаем… И домовые у тебя часто, и кикиморы… Говорят: лешему в карты много проиграла… И лиху одноглазому. Ох! Смотри! Спрос у них Злой! – Арина была строга со старухой… – Я тебе варенье привезла.., да шаль новую связала…

– Ой, родная… Ой… А дурень-то наш как? Пахом-то? – недобро спросила старуха…

– Ничего! Бодр! Вот в обход, в дозор по «Кольцу» собрался! С этими рыцарями…

– Дааа…? Аааа? – что-то недоброе сверкнуло в глазу старухи.

Глаз у ней был один, да и зуб… не, зубов – четыре аж! Зубастая, да глазастая карга. Глаз один – да сглаз водим.

Пошли посмотреть стоянку древних людей – дьяковцев, тех, что жили до прихода сюда славян… Ещё 1500 лет назад…

– А славяне пришли сюда в 10 веке… Поселились рядом с дьяковцами… Ну и наблюдали обряд их… странный: сжигать умерших, а пепел помещать в такие маленькие домики, установленные на высоких пнях… Сжигание сопровождалось и специальным ритуалом… Жрица в лохмотьях как бы «облетала», кружила над домиком… И приглядывала потом за «кладбищем» сим… И сама жила…, ха, бабой-ягой в таком домике… На курьих, ха, ножках – весело болтала Аринушка…

Эх, болтала… И … лишнее бабуле-ягуле своей… о вояже Пахомовом. Не верьте, люди добрые, бабам… ягам…

Эстафету неосторожной словоохотливости подхватил Савелий:

– Понимаю… Класс! И, очевидно, славяне-язычники перенимали что-то… у этих дьяковцев… Тоже язычников… Эстафета… Эхо… поколений… Сближений! Да! «Есть странные сближенья»! Ведь так? Э… кривичи, вятичи… Я читал… – уж очень хотелось Мастеру Саве понравиться Ведунье-Валькирии… Срочно блеснуть умом, знаниями. Эх…

Эх! Осторожней! В этой Игре ты не знаешь козырей, Савик! Не утрать… облачка… сближения… с ней… Да, вот, пожалуйста: ответный взгляд холоден, высокомерен, чем-то расстроен, но твёрд:

– У Пушкина… «бывают»…, а не «есть странные сближенья»… И не всюду эту цитату употреблять возможно… Загадок в дьяковской культуре даже для нас… э… Нас – много… А уж обыкновенной культурологии… Традиционной… – она поправилась, чтоб не было обидно, но… обыкновенный «перевёртыш логоса» всё выровнял – Ха-ха! – рассмеялась Арина. – Что есть слово «традиционная». С какого времени?! А? – она уже обволакивала зеленью глаз. Топила в них… Как в болоте – И фраза эта… имеет «традицию» связи с шутливой поэмой поэта «Граф Нулин». Результат сближения – Нуль! А с экоей велеречивой важностью фразы суют в философические дискурсы… – глаза её потухли – Мы не любим случайного «знайства», зауми некстати…

Да, Савик – Урок!

… Обратно… Пора!

– Да не волнуйся, дед! Что ты как… Езжай спокойно! Мы с отцом подстрахуем! Смени «картинку»! А потом я… через год! Обожаю странствия! Хоть… не была нигде… Ну, в детстве, когда речкой была… Или облаком… Помню, как было чудесно!

– Вот! Если, внученька – чего,… ты, раз – и в «облако». Или «ветер»… Хорошо? – не унимался Пахом.

– Да! Да! Конечно! Вот, возьми… две пары носков связала тёплых, рубаху новую, ты любишь такие… Сшила тебе… Варенье… Да тёсу хоть досок 5-7 на телегу… Ничего, доедете! Ах, да… Книги! Я перечла! И Гомера, и Гёте, и Данте! Ууух! Раньше читала – половины не «видела»! Только верхний пласт… Да оставь ты свою бричку! Вот какой… А Брагу в телегу с тёсом… Вооот! Всё, всё… Долгие проводы – лишние слёзы… – она неуклюже, чтобы не показать заболоченных разлукой глаз, отвернулась… и, как-то боком-боком, обняв деда, пошла в терем, на ходу прощаясь с «академиками».

– Удачи! Мы увидимся… Да? Обязательно свидимся… – и чуть грустно, чуть улыбаясь, добавила, персонально пробросив мост-коромысло взгляда Цельнову – Бывают… хорошие, славные «сдруженья»…

– О! Да! Я… Я… – Савелий заикался. Хлюпали и глаза, и язык… и сердце… Как же ты, рыцарь? Ай, яй, яй! А вам дай полное обладание Счастьем… не пару часов… И сразу отними! Миг сближения с Радостью!

Тот же миг Аринушка исчезла. Растворилась! Как сквозь землю… про… Не вошла в терем, а… На небе появилось облачко-сердечко… Оно шепнуло земле: «Я чуть провожу… ещё чуть-чуть…»

Игнат недовольно бросал взгляды на едущего сзади Савелия. Он поворачивал назад голову, хмурился и ворчал что-то себе под нос…

– Тоже мне – старший! Старшина! Разсопливился…

Отец Савы, их Командор Андрей Петрович специально дал Урок Ответственности и долга, не Игнату, который был почти на 20 лет старше Савелия, а малоопытному пока в жизненных обстоятельствах сыну. Сердцем! Умом и Духом – всё ж Мастеру!

– Ничаво… Ничаво… – вторил мыслям Игната сидевший рядом дед Пахом – Нрав обтёсывать надо… И норов… И печаль сладка быват… Вона Савик за моей весёлой Бражкой тащит тёс. Тяжело всякому! У Бражки даже… тоже голова… обвиса… И слюни… Ха!

– А скажи, дед… – Игнат решил отвлечься. И новая тема его сильно взволновала. И не одного его! Древняя история русичей! Кто они? – Русские, славяне, дьяковцы эти… Расскажи!

Пахом неспешно повёл рассказ:

–За час-то не управлюсь… Ну, суть…– И он рассказывал.

… О древних носителях дьяковской культуры… Что они предки племён «мери» и «веси», а, например, городецкую культуру переняли «муромы», «мещеры», «мордвы»… Ассимиляция повсеместная… Ну, по ветхим русским летописным источникам… Скооолько сгорело! Ууу…

… А славяне-то выделились из большой индоевропейской общности до… нашей эры… Ну, первоначально, может и в Прикарпатье, Западный Буг, Висла… А с 5-го нашего века потянулись (шибко!) на восток, юг, северо-запад… И в Ладогу, и в Волгу… Кругом пёрли… Ах, да, на северо-восток… Урал… Дальше кто… А уж название «Русь» с Олега, да Игоря пошло… Много зёрен в наших зёрнах… И корней сплетённых… Дааа… Я-то скажу, что «русы» – это северные славяне… Это уже – воины, да охотники! Мы думаем и Рюрик из балтийских славян… Али скандинавских… Племена тамошние…

Ну что в «Повести…» этой… «Временных лет» племена славянские: поляне, древляне, вятичи, кривичи, волыняне, хорваты… Ох, и ещё там ежели в этнос залезть… Ууух… мы, наш род, себя к племени «северян» относим… А тут мы, в центральной России сейчас пошто? Так царь-Ампиратор Пётр Московию-то забросил… Уклад порушил! А мы на помочи сюда призваны. Род наш… Так-то… Чисты мы! Татары наших девок не мяли… Не было… «странных сближений». Ха! Доехали! Распрягайся, паря!

Баню топили. Подорожье, утварь всякую и упряжь сготовили к утру. Савелий всё крутился-кручинился возле деда Пахома.

– Ты, сынок, не печалься… Ты тут – старший! Вот и держи! Докажи! «Царь да нищий – без товарищей». Урок труден сей! На юбку нет надёжи в деле походном!

– Я беспокоюсь… Что-то… Я что-то… не верю бабке этой Яге… Чую! Опасна она Арине!

– Кто знат… Кто знат…

– Ты, дед, расскажи: почему она, «Яга», ведьмой… стала?

– Не ведьмой… «Ведьма – ведающая мать»! Тут путанка есть! Именно «Бабой-Ягой»! Дааа… В сорок восьмом дело было… В окрест наших Заимок гэбисты и вояки начали лабораторию лесную, тайную затевать… Вонь стояла – ух! Биология да химия… Ну, проволоку колючую потянули… и нас-то обнаружили! Обрадовались! Любили мистику коммуняки! Искали в ней своё! Для себя! Ну, пытали-спрашивали «тётушку»… Что ты за жрица? То-сё… И надожь: влюбилась она в генерала-гэбиста! Главного! Ууу – тот ещё Кащейчик! Оборотень!

– Шибко «коммуняк» не любишь? – уверенный в ответе «да» спросил Савик.

– Почему? Вовсе нет! Идея коммунизма правильна! И вечна! И создать «советского человека» – великая задача… И ведь какие удачи были! Сколько идейных, честных трудяг, воинов и державников было… Героев! Истых стоиков! А таланту прошибло из народа сколько! Песни, фильмы! Космос! Да мало ли…

– У Игната прадед – генерал КГБ. Честнейший человек, самоотверженный…

– Вот видишь… Да много партейцев толковых… Да наивных!.. Не перешибить плетью обуха! Экзистенциальную рану человечью не излечишь словами… Хоть кракракрасивыми!

– Ого-го! Ну, дед! Вы и в экзистенциальных ловушечках сильны… Кризисы души, одиночество…

– Говорил уж: в МГУ философией увлекался… Мдааа… Кризисы, порушения, превращения! Ленин – в Гриба, Сталин – в Демона, Горбач и Ельцин – изгои… А всё потому, что нет корней! Духа Рода! Истинного Света силы! Что сталинские репрессии и наказания?! Не обороть ему суть человечью – пограничные состояния, расстройства психики! Не обороть! Не сунуть в «Прокрустово ложе» их Морального Кодекса… Как в квантовой физике… Стационарное состояние, равновесие, устойчивость иллюзорны. Раз – и уже любое другое из возможных… Фокусы-покусы… Покусывают… На краю, на обрыве стоит человек! Пограничником! Так ему и надо!

– А вы, ваша Община, старейшины как… управляются? С этими пограничными нарушениями? – Савелий не переставлял удивляться «рыбачку». Тот его крайне интересовал!

–Наши обряды священны, Уроки тяжелы, Наказания суровы. Мы уже на младенца надеваем обережные наши кольца, посвящаем отрока в воинство, юноше даём Уроки, а с мужа… спрашиваем. Строго! Мы – стоики! И мы Воспитатели! Мы – Заставники! Пограничники! – дед остро скосил глаз. Взглядец! Ой-ёй! Прокуратор Пилат! «Тухлый» глаз уставшего мудреца! – ваша Игра – культурологическая, слово у вас, звук, знак – детальки герметического корпуса, а мы… Мы выполняем Приказ! Мы – Страги! Мы – Смотрящие! И… – казнящие!.. Да!

Лицо деда стало презрительно-кислым, отчуждённым:

– Нет, Савик, не думай: Платон мне друг, и Кант, и Гегель, и Ницше, и Сартр, все оккультисты, суфии и дзен-буддисты… Все…

– Вам, наверное, Игнат наш поинтересней будет… Он и математик, и квантовой физикой увлечён.

– Добры вещи: математика, квантовая физика… Добрые… Пока не заИграешься… А всё лучше, чем филологом-«подробником» прошуршать по тёмным лесам, да заводям, да вороночкам идеализма-либерализма…

– Так… Да… Но… Иллюзии всё… И всё дуально… – блуждал умом и сердцем «старший академик»…

– Так… Да… Но… – иронично, но свысока повторил дед – и «врезал» – А отец твой – иллюзия? Родина? Совесть? Хм… – пауза – Давай-ка! Иди в баню! Я тоже возьму медовушки и приду… Кличь всех!

–… Вот и медовушка-бражка моя славная… Тааак… венички… Запарили венички-то?

Тааак, робя… – с удовольствием покряхтывал дед Пахом, сбрасывая исподнее – Ну, на полок! Кто меня поправит-постягает? – он напялил на лысоватую голову видавшую виды шапку-пирожок из каракуля. Уши, которые в парной от жара «сворачивались трубочкой» были и так прикрыты седыми и довольно густыми кудрями – Надддай-ка… Нее – не сразу! Посидеть, вспотеть дай – сказал он Игнату, взявшему с твёрдыми намерениями веник.

–… Ох, славная банька! Ох, попарил, Игнатушка… Я щас как… «кот Шрёдингера»: ни жив, ни мёртв. – Хитро лыбился в мокрую бороду «рыбачок»… – Ууух – квантовый скачок Здоровья!

«Дааа… Мутный дедок… Тот ещё «джокер» – думал запыхавшийся, упревший Игнат.

… Через полчаса, когда по большой кружке медовухи было «взято на грудь» дед снова провозгласил:

– За баньку! За хозяина её, – за банника! Туточки где-то… Бражку чуть метните на камни – он любит… И по второй!

Все сидели разомлевшие и чуть охмелевшие! Хорошо! Не обидится банник, не ошпарит кипятком, не напустит угара.

– Дедушка Пахом… Имя твоё лишь знаем… А по батюшке-то как? – спросил вежливый Дэниэл.

– Корнеич… А фамилия Рода – Изосимовы мы… С Верховажского района на Вологодчине…

– «Пахом» – «орёл», ну… «хищная птица», «Корней» – лук, что всегда натянут, всегда начеку, «Изосим» – «помощник, целитель». – Разглагольствовал оживлённо Джеймс, любивший «расшифровки» имён…

– Тоже верно! Имя – знак! И назначение… Ну и вы о себе чуть… Образование… Увлечение… Чем по жизни прельщены. В Игре вашей кто… Да не смущайтесь… Голые и так… Коротко… – попросил Корнеич.

– Да что там… Простые мы – первым начал Игнат – Игнат Саввич Черский, математик, физик… Из Одессы… Прельщён Богиней Иронии и прочим всем разноцветьем и неопределённостью Игры… По Нильсу Бору и прочим.

– В Бога-то какого веруешь? Кроме… этих «боров»? – зацеплял дед.

– Я понимаю… Начинаю уразумлять иронию твою, дедушка «целитель – беркут, живущий как стрела… в натянутом луке…, тетиве… Рода…, тетиве Уроков и Наказов, всегда готовой к Бою!» Но, поверь, и мы играем лишь Умом! Сердцем нет! Мы – свои! – прямо смотрел в глаза одессит. И без иронии. И тут же сиронизировал – в Бога? Да – Богиню Иронии. В заповеди, хм, иных пророков…? Ну, если не увижу в заповеди-проповеди… э… «замута», «запута»… Пусть попроще, посердечней… пусть… Но фанат-дурак – мимо иди! Мимо! Верю… Хм… Венечке, Ремарку, Окуджаве… Люблю сюр и абсурд… ха!

– Лады! Держи кружку! – довольно сказал старик Изосимов. – Люди умными быть должны! И беседы сурьёзные вести! Не пустословить! И шутить! Умно шутить… Ты? – он посмотрел на Дэна.

–Я? – как-то чуть растерялся Дэниэл – Я – потомок великого Якова Вилимовича Брюса! – уже гордо, привстав, представился «голый потомок королей» – И имя моё означает «следующий по пятам»… И, играя, прельщаясь и химией, и биологией, и… верю… Э… Агриппе, Бёме, Блаватской… Символы, знаки… Булгаков, Чехов… И я – лютеранин! Но… и я… – опять запнулся – эзотерик-оккультист… в моей Игре много ролей! – закончил он опять высокопарно…

– Да, да, хорошо! Заметно… Полотенце-то не урони… с… Пусть один конец прикрывает… «конец», а другой, на манер Нерона, на плечо забрось! Вот и театр… Времён Нерона и Сенеки… Тоже парни роли исполняли… Неее… Хорошо… Хорошо… Брюс-то тоже… «лавировал»… Держи кружку! – и дед с манерой Петра Великого сунул кружку «своему птенцу». – Ты? – он посмотрел на Савелия. Как-то особенно по-доброму глянул! Хм…

– Я всё ж добавлю… Ну, может, и повторюсь… за всех… Мы – Мастера Игры из Командорства на Волхове… Фамильное Командорство Мальтийских рыцарей-госпитальеров. Рода Богдановичей и Цельновых. Наша миссия…, Командорства – э…, главные… э, гуманитарные: целительство, просвещение, обережение идеалов национальной культуры и державности… Рыцари – Савик волновался и даже употребил для чего-то это «обережение» вместо привычного «сбережение», «защита». – Командорство – светского толка… Разные насельники… И таких «командорств-братств-союзов-академгородков» сейчас по России… более пятидесяти. Это – наше Собрание! Руководство – Большой Совет! И собираем единомышленников… Забыл… И поездка эта не очень ответственная, обременительно-официальная. Свежий, внимательный взгляд трёх пар глаз на этот уголок России… Серьёзные аналитические доклады отсюда тоже поступают… В Большой Совет… Долго, да?… Извините… Мой отец, Командор, Андрей Петрович Цельнов… Историк, визионер… И я… историк… И умею… (чуть)… видеть сокрытое… Мне 27. Ах, да… потом… Игнату – 51. Джеймсу – 39. Путаюсь… Исповедаю пантеизм… Как Эйнштейн, Джордано Бруно… Спиноза… У матери учусь культурологии… Семиотике, Герметике… – Молодой мужчина, видимо, впервые так серьёзно представлялся (представительствовал и за других, то есть посольствовал от Командорства). В его взволнованном образе сейчас так резко, выпукло и амбивалентно проявилась сначала мать: глаза ярко горели, губы… целовали мир (вытягивались для поцелуя), затем (резко) отец: глаза холодные, пустого серо-ледяного цвета, губы брезгливые, равнодушные… Прельщаюсь… Пушкиным…, Пастернаком… Верю… в свой Род и в Собирание Игры!

– Понимаю… Да… Понимаю… Один лишь пока вопросик: а заставы имеете… И воинов? – спросил «рыбачок»-воин.

– Да… Ратибор и Добромир – из Белого Братства Витязей.

– Славно! Это очень достойно! Кружка! Будем здраве, бояре! За «нестранное сближение»… Братьев!

–Смущает одно…. – протянул Игнат… Порой его шуточки с издёвочкой, да насмешкой трудно было раскусить-распознать сразу – Шапка-пирожок! Такие… бааальшие начальники-чины-чинуши носили… Ей, поди, лет… э… 70?

– Угадал! Да не всё… Говорю: ну, ушёл я из Университета, эх, с 5-го курса… Надо было… Да и диплом по той скучной теме не хотел писать… А главное: Надо! 21 год! Урок получил! Должность малая, но… ходкая… Молодой нужен! Каликой перехожим назначен! По кругу – кольцу этому… Ну… устроился (я ж филолог-баснослов был!) В одну газету… Московскую, потом в другую-третью, тут штатный корреспондент, тут внештатный,… Главное – «заштатный»! Командировочные! Пять-шесть «корочек» журналистских! И разъезды, разъезды, пути-дорожки… 6 лет бродил-колесил! Опыт бродяги не заменит ничто, ни библиотека, ни целый университет… «Мои университеты» – помните?.. Ах,да… Шапка-пирожок-то… А для важности! Заходишь куда, хоть в райком партии, хоть… ха-ха! «Пирожок» на башке, папка-портфель под мышкой – всё! Кошки-мышки разговорчивее, доверчивее… – он вспоминал что-то и сам себе что-то «ёкал-чмокал» – Ну, паря, лады! Ходок пять, поди, в парную сделали, а? Ну, вот… На покой… Спать будем крепко… Айда, помаленьку…

Глава 2

… Восемь утра. Всё готово в дорогу.

– Печка нежит, а дорожка учит… Ну, чего ты, Урал… Слёзы-то чего? Нехорошо волку так… Вернусь скоро… И вы не хлопочите крыльями так… Всех кур мне распугали… Слышь, Рафаэль и Рафаэлла! Кормёжка и догляд за вами… Васятка завтра-послезавтра… Ладно… Дорожные люди долго не спят… Всё ль готово, алтайцы? – обращался Корнеич то к волку, то к беркутам, то к витязям алтайским.

– Щас… Квасу, чаёв травяных… термосы… так, так… – вдумчиво отвечали Рат и Добр.

– Эх, голова дурная моя! Забыл! Гармошка моя-то! Хо-хо! Дорожный человек ночлега с собой не возит, а гармонь – завсегда! – он погрузил старенькую русскую гармошку – Во… Верная подруга и верная спутница… Ты чего там, Савелий Андреич, так внимательно изучаешь?

– Карты! Альбомы очень подробных карт… Мест нашего маршрута… от вояк достались! – гордо сказал «старший» из «академиков».

– «От вояк…» – передразнил Пахом – Вот тут – он хлопнул себя по голове – тут все тропинки, паря.

– Отлично! Как обоз составим? Э… – рассуждал Савик.

– Ты – первой упряжкой… Я – второй… Мне кучер не надобен. Мои коньки-горбунки мысли мои читают… Брэд и Пит бегут рядом… Ворон пужають..

– Нууу… – потянул «старшой» – вы же «калика перехожий»… И старший… Главный…

– Брось! В дороге отец сыну товарищ! Стройся, да трогай потихоньку…

– «Поехалиии!» – гаркнул-протянул Даня Брюс-Всеволжский. – Курс: Александров!

Помолчали… Дедушке Пахому долго не удавалось отогнать назад волка и беркутов… Но – у них тоже Уроки! Они теперь Страги! Понемногу Корнеич оживился-повеселел:

– Я чужие, иноземные царства не видывал… И не плачусь… Это стороннее, путанное… Диво, причуды, да своеобычаи. И тут, верста за верстой – любо-дорого странничать… – крикнул он погромче…

А на первом же привале он добавил:

– У меня тож цель невелика… У вас тож: «картинку сменить»… Ну – молодые… Ясно… А мне по холмам нашим потрястись надо… Надо! Пропердеться! Ухабы, что на душе гарью копятся, поровнять-принять. Скажу: места наши храмовые… А на месте храмов-то в язычестве наши капища были… Вот – навестить хочу… На полу полежать… Послушать голоса предков… Особливо в пещерные церкви попасть… Наши!

– Хм… И мы… останавливаемся в церквях… Или на окраинных брошенных отелях, санаториях… Там и там колодцы, скважины, автономный обогрев… И печи попадают! А людей в городах мало… По окраинам, где посеять можно, скотинку завести, печурку опять же… Города проезжаем… Да, кстати! В храмах много народу… Прямо живёт! Пригодились и тут… Беседуем… Как настроение, что в планах? И людей, и жизни поселения? Что восстанавливается? Лекарства! Мы и с собой везём… Джеймс – целитель! От Брюса Дар… И Живая вода… Ну, по мере… дети, женщины, самые необходимые специалисты… Чем можем… Госпитальеров Урок…

– Добре… Добре – дед Изосимов достал гармошку. Растянул. – Эх, гармошечка! Душа русская спрятана в складках твоих!

Нажим и размах! – запел куплет:

На малом привале он подошёл к своим лошадкам. Шептал им:

– Сирин! Славный конь! Райская птица… Китаврас! Славный конь! И ты, Рассвет, добрый коняка! Поехали что ль…

– Красивые имена у лошадок ваших: знаковые! – заметил Всеволжский-Брюс. – А ещё?

– Ну, у Васятки – «Единорог», «Гамаюн» – птица вещая, «Алконост», тоже, что мой «Сирин». Ну… «Радегаст», «Ругевит», «Белобог», «Ярило», «Яровит», «Божич», «Белун»… Да много… У братьев, племяшей… Дааа – Пахом призадумался – А правда ваша: в храмах, в монастырях ночевать! В кремлях здешних… Правда: народный глас! Много гостей – много новостей! Гость немного гостит, да много видит… – поговорки-пословицы…

На другом, обеденном привале дед спросил:

– В Московии-то, небось, разнюхали чего? Новостей важных? Будут её, Москву-ту, столицей по-новой величать?

– Дааа… Четверо суток округ кружили… Там-то дела-встречи важные были… И понятно… А будут-не будут – неизвестно… Историческая столица – да! Хранимая! И Кремль, и МГУ, и Большой, и Третьяковка… Много видных, нужных государству людей там остались жить… И работать… Не уехали… С ними – координация постоянная… И помощь… Это под контролем Большого Совета… И мы кой-какие выводы, анализ привезём… Доложим… Тамошние Союзы – не командорства, не братства – другое…И сложности с ними есть… Вот побывали в одном, в Усадьбе Остафьего… Это ж уникальный памятник русской культуры, а там местные… «князьки» санаторий, прям… Римские бани… Поменяем! В работу «князьков»! У нас свои кадры выросли! Их будем ставить! Или, вот: «Дубровицы». Церковь Знамения Пресвятой Богородицы, усадьба Голицыных! Тоже редкостные объекты. Особенно церковного зодчества! И опять: высокие чинуши бывшие с семьями осели. Ни черта не делают! «Голубые воришки» с «Эмильевичами»… Гнать взашей! На скотные дворы! Своих ставить! Есть, есть проблемы… – по очереди, добавляя друг друга рассказывали «академики». – А вообще: усадьбы, санатории, базы отдыха – наши «точки опоры» и «точки роста»… Там координаторы, наблюдатели, консультанты… наши… служат… Так что и у нас строгости есть: кому-то и колодцы рыть, и за скотом ухаживать, и за землёй надо… Наш «стройбат»!

… Александров. Улицы Военная, Ленина, Советская… Мдааа… Знаки истории… Но Кремль, но монастырь-церкви. Иван Грозный уже царём прожил тут 17 лет! Вот те и столица!

Заметно, что на перекрёстках-перепутьях дорог и дорожек небольшие рыночки: сюда приходят люди, тут совершают натуральный обмен… Кто мясо на валенки, кто хлеб на сало… Денег нет, золото, серебро, драгоценные камни плохо идут… Кушать хочется, и алмаз не тулуп – зимой не спасёт… Ещё заметно, что из форточек каменных домов, трёх, пятиэтажных выставлены дымоходные трубы… «Буржуйки»…

– Нет, странники, не «буржуйки» мы используем. Другие… Дрова экономим… в основном – скупо пояснял староста Успенского монастыря. – Я и староста, и настоятель… Помогаю, размещаю… Да вот хоть – Покровская церковь… Люди живут… Простые насельники… Ну, по-армейски, ха, ну, – казарменный образ жизни… И работают все: от 10 до 70 лет повинности иноческие несут, ну и монахи, и послушники, и трудники… И там, в Успенской церкви, и во всех храмах… Тут, в монастырской слободе, за территорией тоже дружина обитает. 30 воинов в усадьбе, около храма, собора Рождества Христова… Коней, скот держим, огороды, теплицы… Пройдёмся? Обед через 2 часа… В главной трапезной, в Распятской колокольне…

Иероним – староста – экскурсовод всё рассказывал. Рад был путникам благопосланцам:

– Подвалы обширные под церквями… Со старины… И от земли тепло идёт. И печи там большие ставим… А в стенках-то – каналы! Теплом опоясываем, закружаем храмы! Ну и внутри пространство нагреваем… Печи-калориферы приобретаем загодя… Они на большой объём, ох – добрые! «Булераны», «Бренераны», ну – «рогатые» номер 5,6, большие… И сами мастерим – выкладываем из кирпича… И кирпич – сами…

Всё это было очень понятно и близко «академикам» с Волховского командорства! Всё это они «проходили»! И «проходят»!

– Ааа… Вон как раз развод дружины… Посмотрим! – продолжал староста – … Тааак… Дааа… Степенно… Строго… Воевода наказы даёт… В караулы им… По десятку… 10 – по Кремлю-монастырю, 10 – по рынкам… Им положена наша национальная «десятина»! Не в обиду, во благо защиты порядка! Ну, и десять круг города… Вон, слышите команды старшин десятин: «Коней под седло!», «Шашки к бёдрам!», «Луки за спину!», «Копья в кулаки!»… Дааа… Славно дело военное… Заставное! А луки-то! Ох, и луки! Мастера есть у нас! Знают секреты гуннского лука! Степняки эти гениальные луки мастерили… Сложные, слоёные, особого изгиба! Но и дальность, и убойная сила – ууух! И на скорости, с коней – эх, равных нет!

Они обходили, объезжали кремль, и городок, с людьми говорили…

– Тут мастера, хм…, всегда, видать, были – задумчиво-восхищённо высказался Джеймс Дэниэл, уставя взгляд на Тверские ворота. – Эттто золотом по меди! «Огневое золочение». Ртуть! Это вечное! Не портится, не ржавеет… Это искусство средневековых западноевропейских алхимиков! Ого!

– Да… Воевал Иванушка! Грозно воевал! Из походов много чего привозил… Это 14–16 века… И ранее есть… Кремль – резиденция Ивана IV, ныне – монастырь… Людская обитель…

… Ночевали в церкви Успения… Лилии вокруг, лилейник… Расцветает! И почему-то много камыша? Странно! Вроде не сыро… Не как в глубоких каменных погребах, что были повсюду под всеми полами храмов. Припасы еды! Но путники взяли только свежего хлеба, да чая и, наскоро позавтракав кашей, томлёной в русской печи отправились далее… Настоятель, добрая душа, ещё и горшок картошечки с маслом-укропом в одеяле лоскутном сунул.

На Переславль – Залесский!

Полюбовались в селе Новое (близ Александрова), храмом Сошествия Святого Духа. Ах, каков! И точно средь дороги, то ли с небес сошёл, то ли из земли возрос белокаменный Образ… Далее чуть проехали и вдруг совсем иной дух, Злой, Нечестивый, сошёл на побелевшего Савелия! Совы, что теснились в груди стаей, тоже загудели… Он вперил застывший, словно горем убитый, взор на красивый глубокого цвета терем с белыми резными наличниками! Это же почти точная копия Аринушкиного!!! Но! Но на наверху, над коньком крыши восседал… Дракон!

– Дракон! Дайте мне наш «Бекас»! Быстрей! – заорал чокнувшийся Мастер.

– Зачем тебе это мощное помповое ружьё? Что с тобой? – забеспокоились Ратибор и Добромир.

– Быстрей! Ну, «Ремингтон» дайте! – Орал обезумевший молодой сталкер. – Ну, «Баретту»… Давайте же! Дракон! Он полетит к Арине! Я убью его!

– Он вырезан из дерева! Безумец, прозрей! – Разозлился Игнат. – Хочешь глоток виски?

– Да… «Доктора»…

Из «НЗ» достали бутылку ирландского «Джеймса»… А «Доктором» звали в честь друга Якова Брюса, генерала Патрика Гордона, который всех, и солдат, и Петра ! лечил виски… Но … шотландским… Своим…

– Расскажи нам лучше… Об истории Переславля-Залесского… Ты же историк…

– Легко… В середине 12 го века… Заложен Юрием Долгоруким… Возле устья реки Трубеж, впадающей в Плещеево озеро… Вон, слева… Вдали… Раньше жили меря, кривичи…

– Меря, напомню, не славяне, кривичи – да! – Серьёзно подчеркнул дед Пахом. Они теперь втроём ехали в первом «дилижансе».

– Возле Киева тоже был город Переславль, так вот, чтоб не путать, добавили «Залесский» – продолжал Савик.

Он ещё с полчаса рассказывал о Всеволоде Большое Гнездо, о трусливом младшем его сыне Ярославе (вот тебе и «Ярый»…), о его, Ярослава, сыне-герое Александре Невском, о его сыне Данииле, ставшем первым московским князем. Об Андрее Боголюбском, старшем сыне Юрия Долгорукова…

– Да, не путать всё… смешение дат и имён трудно… Надо точнее… Например, Ярослав I Владимирович Мудрый… А сейчас я говорил о Ярославе II Всеволодовиче… Мдаа… – он замолчал.

– Привал! – скомандовал дед Пахом – Оправиться!

Все рассмеялись… И… «оправились»… Поодаль, в кустиках.

За чаем, разлитым из термосов, да ещё под картошечку, ещё горячую (вполне!) и хлеб (тёплый, пахнущий невероятно!) поговорили о природе этих мест, о вкусной монастырской еде.

– Вот план города… – раздумчиво развернул карту Савелий – Мы проехали Ярославское шоссе, сейчас Московская улица… Ну, Советская…, вестимо, и на Ростовскую… Вон Успенский монастырь – он показал рукой – а вот на карте обведены Никольский, Фёдоровский, Данилов, Никитский… Вот Кремль, Красная Площадь… Где остановимся?

– А почему?.. – Джеймс уставился в красные круги, следы от фломастера, которым были обведены все эти «огороды».

– Интееереесно… Круги! Кольцевая планировка! Аркаим! Эти города… Второй век до нашей Эры… Индоевропейцы… Первые! Яков… мой Яков Брюс так предлагал и Москву перестраивать, и ходы подземные… Ну, метро… И у себя в Глинках… Кольцево-радиальное… отражение Космоса! Мандалы!

– А как же… По нашим чертежам тут славяне обживались! – гордо и важно заявил Корнеич. – Сюда с Аркаима древние двинулись! И до 10-го века… Раааньше! – он потрепал бороду и пригладил кустистые брови. – Предлагаю постой… на Красной Площади… Там и церкви , и собор… Спасо-Преображенский… Это… по моим ха…, «картам»… – главное место! Место Силы! А обойти – всё обойдём, объедем…

Да, дед, прав! Большая площадь внутри Земляного вала… Церкви, особняки, усадьба… И белокаменный Собор! Надежда на Спасение и Преображение! 900 лет стоит… Собор Надежды… Завет от Юрия Долгорукого! «Долгая рука ожидания»…

– А чего опять в церкви? – артачился Игнат – Вон и особняк, и Усадьба есть…

– Ну, ещё разок… Может… – Пахом не закончил…

Навстречу гостям вышел благообразный старец. Белый весь. И власы, и борода, и брови, и одеяние до пола.

– Здравствуй, брат Пахом Корнеич! И все люди добрые! Прошу! – искрился радостью старец. – Узнал, чай?

– Доброго здравия и тебе, Зосима! Узнал, как не узнать. Спаситель, чай, мой – и Пахом пояснил своим спутникам. – 2028. Ты иноком тут был?

– Нет, поди уже иеромонахом… – улыбнулся Зосима. – Сейчас вот архимандрит тут…

– Едрит-мандрит! – не очень любезно для священника сострил «рыбачок». Но тот не реагировал… Как будто… – Так вот… Буча в городе была… Смута… Гражданской войной запахло… Ну я замирял русичей… Пытался образумить… Да куды там: и либералы, и наци бросились на меня! Чуть не забили – Зосима забрал меня… Спас… Хм, вот тебе и «Спас»…

Обустроились… Опять та же история: при храмах людно… Ну и хорошо… Что-то люди и сыщут тут… Хоть кров, покой и хлеб…

– А как сыновья твои, отец Зосима? – спросил Пахом.

– При деле… Один, Фёдор, ферму держит, другой, Потап, муку делает, третий, Клим, плотничает, столярничает… Все люди при работах… Твои?

– И дружина есть? – спросил Пахом, ответив про своих.

– А как без неё?! И врачи, и учителя! Кто не производит товару, ну…, для обмену, я (Я старостой тут ещё) талон особый выдаю… По нему продукты и прочее… Или в частном порядке доктора, да лекторы-учителя робят… Честность, да порядок в почёте… А буде вор, или неработь какая – в «капкан», и на самую чёрную работу… Рыть землю, камни дробить, лес валить, канавы-колодцы копать… Таких в Никитском монастыре держим… Ну, где обитал страстотерпец Никита Столпник… На столпе и жил, и молился… На голове каменную шапку носил, а на теле тяжёлые цепи-вериги… Мнооогим это в пример!

… Потрапезничали и пошли в обзор-дозор по городу. Подъехали к Фёдоровскому монастырю.

– Что это? Звуки бубна… Горловое пение… Что за?… – крайне удивлённо спрашивал Дэн.

– Рядом тут… в парке-саду… Лагерь… Палатки…. Мы разрешили… Наш один краевед, Илларион Сильвестрович (почётный человек!), ну… хм, рериховец… Его вера! Пусть! Он вот привёл буддистов, евреев, мусульман..

– Ха! У вас тут Малый Иерусалим значит! – рассмеялся Пахом Корнеич – А мы, язычники-славяне обретаемся?

– Есть! Дружно живут! Монастырю помогают, сад в порядке содержат… И им воду, да хлеб даём… Пусть живут! Толковые, образованные все… Инженеры есть… Очень нужны! Ну, и агроном, Феофан, путный есть у них – сад-то знаменитый – 600 видов растений! Хоть Америка – Япония – Китай! И история наша богата! Детям передать необходимо!

– Это точно! Очень нужно! Крайне важно! – подтвердил Савелий Андреич.

– Синий Камень! – воскликнул Даня. – Ишь, каков!

– Да! Это от нашего Капища! В честь Бога Солнца Ярило. Знатно… А мы «красные» таперя… Против Кащеев…

– Дааа… Хотели этот камень в фундамент церкви покласть… Лет 500 назад… Ну повезли через озеро, по льду…Лёд-то провалился, а камень на дно ушёл… А опосля, лет через 40 вылез! И на прежнее место отправился, на Капище твоё, Пахом! Даа… Но и наши «капища» чудны! Вот хоть Никольская церковь… Её в другом месте хотели соорудить. Да куды! Завезли камень-кирпич, много тонн… А они… «переехали» туда, где должно быть храму.

– Где предками заповедано! – добавил строгий дед Изосимов.

За ужином отведали знаменитой ряпушки из Плещеева озера! Вкусна зело! И с собой взяли… И по зорьке утренней собираться бы в дорогу, да Игнат вдруг впал в сентиментальное настроение. Ну, прям – в меланхолию! Странно! Чего с ним? Не острит, не ёрничает…

– Что-то, братцы, плещется в душе… Ха! Ряпушка из Плещеева озера, чой ли – ну, не шутить вовсе он не мог – Давайте напоследок,… на колокольню хочу… Знаменской церкви! На самый верх! Посмотреть… И на город, и на… храмы, и на озеро, и на речку Трубеж… Да, братцы, города эти… э… они…э… – Божедом…, Божьи дома… Даа… Что-то я… Прям «голубиная душа»… Тот «голубь – святой дух»?

– Ничаво… Это хороший камертон в тебе зазвучал… Проняло… Треснуло… Ничаво, полезно… Из трещин этих не бесы – поэты просачиваются… Пограничное состояние психики человека хоть и подмучивает, подмутивает, вроде ослабляет человека, да человеком делает… Мдаа… – задумчиво, глядя внутрь «вещей в себе» и внутрь себя, бубнил дед Пахом, чему-то очень радуясь в глубине души…

А ещё эта «глубина души» прозрела (Инсайт! Визионерство!) Встречу! С таким вот Поэтом! Встретят скоро человека утомлённого, смятённого, сокрушённого… Такого монашествующего поэта-одиночку. Отчуждённого экзистенцией длительного этого «пограничного состояния». Может, такому инсайту сопутствовало (вспомоществовало?!) и то, что буквально через три часа пути, как они двинутся по Ростовской улице на Ростов Великий им попадётся не только поэт, но и ещё колокольня, и ещё речка, и ещё озеро.

Да! Точно! Вот речка Сара, вот место её впадения её в озеро Неро. Ну, «рыбачок»-ведун промашек не даёт! И вот колокольня! И какая!

Ты, читатель, скажешь: любишь ты, писака, каляка-маляка, всё подряд мистифицировать, чудесность да гораздость во всякой вещице узревать. Может с претензией ишо: – прозревать. Под язычника-колдуна Пахома подкосить! А всё же просто, бумагу лишка не марай – он, Пахом, тут каликом всё исходил-переходил! Получил? То-то!

Что ответить тебе, розовощёкий читатель мой? Подождём… Поэта! Не будет – бей меня по моим брылям морщинистым.

– Давайте привалить чуток. Он, вишь, колокольня кака знатная! – предложил Корнеич – Как тебе, Игнатушка, колоколенка? Влезешь? Божий Дом высок…

– Читал про это село… И колокольню… – вспоминал Савелий – Село Поречье-Рыбное. Вотчина графа Григория Орлова… Катька 2-я пожаловала! Тут разное вспоминается… Ну, вот: о колокольне… Колокольня Ивана Великого в Кремле – 81,5м. Выше строить нельзя, запрещает церковь… А эта? Сколько?

– Ну… 80… – нехотя ответил Игнат…

– 92 метра! – рассмеялся Савик – да в земле ещё два метра…

– Возомнил Гришка! Ивана Грозного обойти захотел! Взалкал гордости!

Савик хмуро посмотрел на своего друга (и вечного оппонента-задиру!) Игната Саввича:

– Хм… Метры считать в небо – не кванты в ускорителе… А ты, Игнат, про какого сейчас царя Ивана думал?

– Ясно какого… Ивана Грозного – физик почувствовал подковыку историка… Но какую?

– Так два их Ивана…. Васильевича…. И Грозными оба прозваны – прилип историк.

– Да? Хм… Четвёртый, что ль? – с сомнением выдавил Игнат.

– Нет – Третий! Тоже Великий! Тоже Собиратель земли русской. Дед Ивана 4. Не тушуйся… Многие так… В этом мы, историки, виноваты отчасти… Мало об Иване 3 говорили…

– А ведь ещё… Ведь как похожа эта колокольня на Петропавловский собор в Ленинграде… Э… Санкт-Петербурге – проговорил дед Пахом. – Почто та, Савик?

– Хм… Ну, тут и Петропавловская церковь недалече, в Петровске… Петром 1 попахивает, хочешь сказать? Он ведь набросок в Питере рисовал… И тут бывал… Вот и «Ботик» его мы вчера видели… Что Григорий Орлов так этим сказать хотел?.. Что внука, Петра 3 убил?.. Извинение?.. Поклонение? И уж не гордыня точно: собор в Питере 122,5м. Можно порыться-покопаться… Может и «нарыть» что можно… Многое мы «проходим»… В школе «проходили»… Тут проскочили… Вот дачу Коровина… А подумать-погрузиться в дух… В их разговоры с другом Шаляпиным… – рассуждал Цельнов. – Или… СПб… Санкт-Петербург…Спасо-Преображение Божье… – Дух… Эх, всуе-невсуе? И мы… – «покопаться, да и нарыть»… А если – пшик один выйдет? А? Легенды! Хороши они? Вот, Коровин, говорят, любил рыбачить всё… В тишине… А Фёдор-то – он всё пел. Громко! Константин всё обижался: «Не ори! Рыбу всю испугал!»

– Нет, друзья – Пахом Корнеич был очень серьёзен. И хотел быть убедительным. И очень хотел быть понятым. Правильно. – Всё «нарыть» нельзя! Ни историкам, ни археологам, ни… Поэтам… И физикам… Уж точно… Вы, робя, правильно меня поймите… Ни в коей мере не отрицаю устремлений! Дерзновений! Но – Мера! Всему голова! Самоирония – тоже штуковина полезная! Историки, учёные, музейщики… все – работают беззаветно… С самоотдачей, то бишь до самозабвения, да за малую толику… Хе-хе… Э-хе-хе… И ЗАВЕТ их людям важен. Но знания человечьи, их выводы – легенды – ещё не тот ЗАВЕТ! Не высший!

Глава 3

– Искупаемся? В озере Неро! Тут близко! – предложил Савик. – Почистим перья…

– И коням – добавил Джеймс Дэниэл – и собакам…

– И «Мере» – подбросил ехидно-едкий ёрник Игнат. – Нее, не в обиду… Я всегда говорил, что логос лукав! И время лукаво… Да и всё на свете…

Когда они, вволю наплескавшись и поплавав, уже «сушили вёсла» (и «перья», и «хвосты») на берегу, послышался далёкий лай собак. Брэд и Пит встали в боевые стойки, но не «брехали», а выжидали. Перестали лаять и «чужаки». Они брели возле хозяина, крутясь возле него и жалобно поскуливая. Для двух легавых «брести» было не по нутру, но судя по его сильной хромоте и по столь преданным и жалостливым взглядам собак в лицо хозяина, случилась травма. Да, видимо, так. Когда группа подошла ближе, на перекошенном лице человека была сильно заметна мучающая его боль.

– Кадо! Фёкла! Рядом! Тихо! Здравствуйте – обратился сначала к собакам, а затем к людям подошедший хромец. – Ногу вот… Подвернул… Вывих?

– Здравствуйте! Давайте поможем доехать до врача! Мы не местные, путешествуем, но, если вы… – поздоровались «не местные».

– Да нет… Может … потом… Есть врач, да… пока не нужно… А вот до дому… Я тут в лесу, по тропинке от озера километра три будет… Но «тройки» не пройдут… Цепочкой… Если в гости… Милости прошу! А если нет желания или времени, то одной бричкой меня… И обратно… Или я сам доковыляю… – хромец говорил спокойно, и с тем особым мягким и одновременно стальным достоинством, какое встречалось раньше у родовых дворян, и теперь редко и каким-то окольным путём, всё же просочившимся в «народные массы». В людей-отдельностей! А это был «отдельный человек». Экземпляр! Его харизма была отпечатана на всём: на твёрдом взгляде аквамариновых глаз, в орлином носе, в стати крепкого, жилистого тела, костисто-худого, благородного даже в малом движении. Острая бородка делала его похожим то ли на Дон Кихота, то ли на Робинзона Крузо, то ли на… ещё кого-то неуловимого пока… Но очень щекочещего память… Нет, не ясно… пока… Но… Хм… лет, на вид … 70-75…

– Какие у вас чудесные собаки!.. Редкие! Порода, да? Охотничьи? Борзые? Гончие? – восхищённо спросил Джеймс.

– Легавые… Охотничьи… Не борзые… Стиль работы иной… – вежливо ответил хозяин – Кадо – испанская легавая, Фёкла – чёрный пойнтер… Да, породистые… Род держим в строгости… Лет 200 уже…

– Имена… Что-то у меня крутится в голове… В «матрице» моей… – мучился Сава.

Следует сказать, что замечательный Савелий Андреич был замечателен не только тем, что унаследовал от отца, историка Андрея Петровича Цельнова, «нутряную стаю сов» и способность «видеть непроявленное», и не только тем, что от матери, Веры Яновны Богданович, доктора наук, культуролога, архивиста, семиотика и герметика, невероятного объёма Матрицу сведений, имён, дат и пр., но и тем замечательным свойством, что ЗАМЕЧАЛ замечательное, в частности замечательных, «отдельных» людей! И тогда, как легавая, не упускал из виду!

– Довезём… Что вы… Обязат… Стоп! – встал в «стойку» «пойнтер Савич». Напряг «ноздри». Втянул аромат истории. И «матрица» выдохнула – Вот! Поймал! Тут недалеко Карабиха! Некрасов! Поэт! Ваши… Ваш облик… Фёкла – последняя муза Николая Алексеевича… э…, Кадо – любимый пойнтер! Что, взял я след? – насмешливо спросил Савелий хромца, лицо которого на миг забыло о боли, и походило на лицо ребёнка в цирке, во время выступления иллюзиониста. – Как вас звать-величать, уважаемый?..

– Лев… Бор..рисыч… Дааа… Ну, вы … Поразили… Да, угадали, я потомок Фёклы и Поэта…

– Отлично! Здорово! А… в карты вы, Лев Борисыч, не играете ль? Удачливый игрок?! Вот вы поразились моим… способностям… А мы удивляемся, насколько Николай Алексеич был удачлив в карты! Выигрывал! И собственную систему имел! Анализировал! Подсчитывал! Для образного мышления… Хм…

– Я не играю… Рыбачу… Охочусь… Так как? – лицо опять сковала боль…

– Едем! К вам! В гости! До утра! Можно? – решил «старший», проявив свойственную ему прыть, упрямство и любознательность. – Он спросил и хозяина, и своих товарищей. Все были согласны.

… Добротное хозяйство в лесу. Дом, подворье, хлев, другие хозпостройки… Огородец славный, теплички… Колодец опять же…

– Здесь раньше охотничьи угодья были… Для номенклатуры… Я сюда… пришёл сторожем, а потом егерем… В 2010-м… Тогда мне сороковник стукнул. И меня… «стукнуло»…

Осмотрелись, дом большой, просторный… Семь комнат… 3 печи…

– Я бы на ручей, по воду… Ключи тут знатные! Чистая вода! Но… нога…

Лев имел ещё двух собак:

– Это Мари, колли, в доме со мной… А этот зверь – немецкая овчарка Рембо… С любым ударением, ха…, хоть на «е», хоть на «о»… Мари! – позвал он колли.

Та подошла и с умным видом слушала хозяина:

– Отнесёшь записку Кузьмичу! Пусть приедет! Это хирург… Бывший… И вообще лекарь от Бога!… Бывает у меня… Травы собирает – снадобья готовит… Одинокий… Тоже…

– Я ногу сам давайте погляжу – заявил Дэн – Зачем человека беспокоить… Разве в гости.. Так… Тут больно? А тут? Таак… И снадобья я люблю готовить… Вот пойдём может к вечеру, – и в этот миг он дёрнул ногу так, что слёзы брызнули из глаз Льва Борисовича.

– Уй!.. Ёп…! – заорал он и тут же просветлел – Прошло! Ёп..!! Ну, спасибо! Вот это да! Так я за водой… Пообедаем – и по лесу побродим… Постреляем, капканы проверим, грибы-ягоды… Травки…

– Это что, ваша? Вы что – поэт? И художник?! – Игнат, увлечённо перебиравший книги, обнаружил томик стихов с рисунками автора. Прочёл наугад строчку – «Неспособно поэту с пахарем»… Ха! А как же Маяковский: «Землю попашет, попишет стихи»…

– «Других я судьбин» – ответил скупо Лев. Тоже строчкой Маяковского… – Давнее это… Шалил по юности… Публиковался в «Юности». Вот помогли они издать… Это ведь какой год? А – 99-й … конец… века… Конец… Одну и издал… Всё! Я за водой! – чёрными тучами заволокло и голову, и плечи хозяина – потомка Великого русского поэта. И это резкое, полное горечи: «всё»! Новая боль, старый вывих… Трудно выправить…

– Ты, паря, не пытай! Не береди! Вишь – заполошный какой стал – Пахом тронул Игната за плечо – Дай-ка, книжку – ту… – «рыбачок» листал странички и приговаривал – Дааа… Не слаб Лев! Дааа… Нуу – такому не всплыть! В 2000-е…, нее – не всплыть! – резюмировал бывший филолог. – Не поможешь тут – не ногу вправить… Душу подстрелили, видать, обидели… Ну, поэт – дело обычное…

… Пообедали… На вечер из ледника мясо достали, из погреба – картошки.

– А давай-ка, Лев Борисыч, ты нас не по лесу своему, а по городу Ростову Великому поводи… Местный ведь ты? – попросил Пахом.

– С удовольствием! Местный… Мама в музее здешнем работала… И я… Я ведь историк… И краевед… Что ж, прокатимся!

Ехали не спеша, наблюдая, вглядываясь более, чем вслушиваясь… И вслушивались в себя тоже… Нам, говорящим, пишущим хочется чтоб слово наше впечаталось прям-таки в ум и сердце, чтоб достигнуть в любой лекции «беседы по душам»… Но… «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся,…»

– … «Повесть временных лет» датирует город 862… Не было ни Москвы, ни Переславля… Киев, Новгород, да, – были… Да раньше Ростов был… «Повесть…» упоминает этим годом… А племя меря (не славяне) жили тут задолго до 9-го века… Задолго… Славяне (тоже язычники), пришедшие на эти земли растворили в себе это племя… И своих Богов-идолов возвели… Многих…, ох, много… Ярило, Перун, Даждьбог, Стрибог… Вот Бог Велес тут есть на памятнике… Поверженный… А был ох-какой важный идол!.. На берегу озера стояла огромная каменная статуя! Внутри шла лестница… Жрец поднимался, в голове идола поджигал солому… Если дым выходил изо рта и ноздрей, Бог Велес доволен и скот (им Велес ведал) будет здоров. А уж ежели из ушей – дело плохо!

– Что-то и у меня не… очень хорошо… С пантеоном этим… – Игнат, пряча свой сарказм по отношению ко всему оккультному («цыганщина» – насмешливо говорил он своим, материалистам вульгарным) и, не желая ни малейшего остракизма, возвёл очи отличницы-пятиклассницы на Льва – Вот Ярило и Даждьбог… То у язычников Ярило – Бог Солнца, а Даждьбог – Бог Плодородия, то вишь наоборот… – нет, коварный Игнат, математики физик, хотел ясности. Хотел даже остракизма (изгнания лишнего!)

Лев Борисович вяло повёл плечами, мол – это незначащие пустяки в его экскурсии, но дед –«рыбачок» – язычник решил дать справочку. Такую что ли справку-отпор:

– Не вижу остроты вопроса! И самого вопроса не вижу! – мягко, в своей манере дремлющего крокодила начал он – Я два слова… Даждьбог – один из верховных Богов, Бог Плодородия и Солнечного Света, без которого (света) ничего не родится, не будет жизни! Ярило – ну, … синоним, что ли… С оттенком «восходящего» Солнца, ну,… яровые культуры… – объяснение, скажем честно, так себе и Пахом задиристо добавил – Ты, Игнатушка, физик квантовый… Как так: корпускулярно-волновой дуализм? А принципы Шрёдингера и Гейзенберга… А ваши умные шуточки… э… физики шутят…

– Да, дед, да… В фундаменте всего,… и логоса тоже – принципы неопределённости и относительности – примирительно-рассеянно улыбался «Игнатушка» – и… Ну, до обратного, противоположного… Принцип Питера…

– Этто… э… о том, что… с возрастанием знания возрастают заблуждения… – дед-всезнайка искрил морщинами у глаз.

– Н..н..е совсем… Но… в… «логосе»… глумиться – так глумиться… – Игнат опять переместил жало квантовой физики и своей перечно-острой натуры на кончик языка – Принцип Питера, конечно – общий. Но… суть: попытки повторить хорошо работающую идею (тот же любой принцип, ха…) будут продолжаться до тех пор, пока… эта идея (принцип,.. хоть аксиома морали!) не станет причиной Катастрофы. – Глаза Игната сузились и плеснули ядовито-жёлтым – Или вот… Почему начальники непременно тупеют, становятся какими-то оборотнями… Карьерист доходит до точки своей возможной компетенции и потом… – пфф… ууу… Сдувается… И про обжорство, и про наживу это… И про любовь… И про… Веру… Наверно… Инициация Веры идёт тоже… мистически… Но, чёрт возьми! Разве Магия не чудесна!? Разве мистерии не красивы? О-хо-хо!

– Неустойчивость, неравновесность,… не… не… не… – пробормотал о чём-то Джеймс Дэниэл.

– Тем более Единый Бог не может иметь Промысла! Силы Завета! Единобожие – путь слабого…, желающего… э… «согласиться», уйти от проблемы, спрятаться, смириться и переложить всё на плечи… «Спасителя» – язычок Пахома не жалил, но «пасть крокодилова» была в миге от броска. – Единобожие, ха! Без Единогласия, без Единомыслия, без… Единосмыслия!

– Да пусть каждый имеет Свой Духовный Храм! – пылко заговорил Савелий Андреевич, повторяя слова отца – Дорога, путь, любая вещь… (в себе, ха!) – он улыбнулся – внутри… Света и Тени. Тут-то Едино-Двубожие есть? Свет и Тень… Даже Тьма! Обрушить статую в реку (озеро ли), убрать с площади… – пустяки. Идолы внутри каждого! А в реку и мы вот недавно чуть не свалились… Без промысла… Или?… А? – глаза визионера что-то «увидели»…

Ямы, ухабы…

– Ровней, Ратибор, ровней, Добромир! – Игнат чуть не вывалился из коляски-дилижанса.

– Да… Пытался объехать… Вон кучи мусора… А лужа глубока оказалась… Чёрт!… – оправдывался Добромир.

– Ну вот! Наши кучи мусора, наши колдобины, наши дураки и дороги – это… «капища» русского менталитета, духа! Это, ха, порталы… К упоминанию «чёрта»! Ха! И к филологии-матологии! А, поэт? – Игнат посмотрел на заскучавшего Льва.

– Да… Компания… Я даже как-то в замешательстве… Ну, какую для таких… эрудированных людей следует провести… экскурсию… Ваши знания и ваше… воображение… перехлёстывает связи объектов, логики… Исторической, архитектурной… Амбивалентность, оксюморон… Дааа… Мастера Игры! – глаза Поэта быстро меняли цвет из голубого в синий, затем в индиго, а затем заплескались и утонули в ультрамарине.

Эта нечаянное «Мастера Игры», такое точное по отношению к «компании» как-то своевременно погасило пыл дискуссии. Рой дискурса следовало разумно «размыть» в ленивую глуповатость экскурса. Вежливого, с ароматцем обзора и созерцания. И не нужно умному Льву упоминать было, что в своей поэзии он Бога Солнца называет Хорс. И что князь Владимир так осмысливал этимологию этого теонима. И эта первая религиозная реформа князя. Это потом, через 5-8 лет он откажется от своего Пантеона. Крестит Русь!

– Смотрите! Рыночек! Давайте купим молока! А вот тётка пироги (о, горячие!) продаёт! С луком-яйцом?! О-о-о – затараторил Джеймс.

– А какие яблони в Ростове! Как цветут! Великий, яблонево-цветущий город! – отдавался чувственному восприятию и Савик.

– А бабы! – проглатывая пирожок почти целиком и глотая, обливаясь в уголках губ, молоко – восторгался Игнат. Он более всех соскучился по любимой жене Соне, сестре Дэна, которая к тому же очень скоро должна родить. И он думал об этом.

– Этт… точно! Хорошо тому живётся, кто с молочницей живёт! Молочко он попивает и молочницу… еб…т! – ну совсем некстати пропел «рыбачок».

Частушечка шла в разрез нежным мыслям Игната, и панораме открывшегося взору великолепия Спасо-Яковлевского монастыря.

– Грешно, язычник! Изыди! – шутил Лев Борисыч и думал про себя: «А ведь долго… Ох, долго и упорно наши предки сопротивлялись крещению, порой насаждаемому христианству».

– Чо ты? Ишь, «Тартюф»! А может, твой Николай Некрасов это сочинил? Может , выпимши был? Молочком оттягивался?.. А?.. Эх, Поэт! «Нам не дано предугадать»… И слово как, и мысли как, как всё вообще отзовется… Но! «Нам сочувствие даётся!» И благодать! И, возможно, это когда «молочница» нам… отдаётся! Когда сосцы её теребим… Откуда и молоко… И сок жизни… – дедок что-то вспомнил и пошевелил губами и пальцами… Ввиду возраста «другое» не шевельнулось, не напряглось…

Чудесный монастырь! И храмовый комплекс с зелёными куполами над белокаменными стенами, и две башни в виде неких воздушных ротонд, с «куполом» и «шатром» сверху. И более всего Димитриевский собор с его… «портиком»! Это греческий храм! Классический портик, выступающая часть здания, крытая галерея – колоннада – аркада, аттик и треугольный фронтон! И открыт с трёх сторон по типу лоджии. И колонны ионического ордера с капителям – завитками (волютами)! И ещё более… На фронтоне лучезарная дельта! Всевидящее око!

Этот «глаз, вписанный в сияющий лучами треугольник» как-то странно, даже как-то… «нехорошо», даже как-то треугольно-остроугольно отобразился в трёх Мастера Игры: Савелию почудилась… поэтесса Марина Цветаева… Она будто бы пыталась схватить какого-то фигляра-полишинеля, прячущегося между колонн с газетами, рекламирующими новый всемогущий смартфон. Вонь, исходящая от газет (и от смартфона) перкосила гневное лицо лирика с «содранной кожей»; Джеймсу – Булгаков, только мистик «отлетел» точно Воланд на крышу одной из башен, вынул свой монокль и стал пренебрежительнейшим образом обозревать «обывательскую долину»; Игнату – аж Блез Паскаль, причём Блез влез на шпиль другой башни и оттуда стал отрекаться от «Треугольника Паскаля», а за одним и от квадрата и даже ромбовидной окружности.

Всё это опять отвлекло экскурсантов. А между тем Лев говорил… Он рассказывал легенду за легендой, решив, что это то, что нужно этим «образованцам».

– Монастырь основан… Да что это с вами? Чего вы крутите головами? – Борисыч уже нервничал, так как от монастыря они уже отъехали прилично, а взоры его слушателей всё ещё были прикованы к соборам и башням.

– Там… там… эти люди… Вон – Савелий и другие двое показывали на свои «фантомы».

– Ааа… Вам, наверное, почудились…Эти… Собор украшен статуями и барельефами святых… Да, большая редкость в православных церквях… И небо… какое! Тучи… Гроза, что ль будет…

Ну да… Ну да… «Каменные гости»… Как обычно… И обычные «Булгаковские» грозы!

– Так вот… – продолжал поэт-краевед – По легенде монастырь основан в 1389 г. Некая женщина совершила преступление, и князь собрался было её казнить. Народец на радостях и камней набрал… Ну, такая привычка забивать… Но вмешался епископ Иаков и защитил тётку… Толпа, не вкусив радостей, потребовала и женщине, и епископу убираться из города. Ну, Иаков пошёл на озеро Неро, расстелил на воде свой плащ… и поплыл! Народ-то тут и взвыл! «Ах, вернись, святой отец… Ну чё ты так уж…» Но осерчал епископ – не вернулся!

– А женщина? – воскликнул Игнат…

– Не знаю…

– Слабоватая фабулка! Роль тётки, их отношения с епископом не проработаны… Что этот Иаков за каждую… Чуть-что – и по воде, вон из города… Неее – бестселлера, аль сериала при таком раскладе не выйдет! Надо эротики, аль другого туману подпустить! Но терпкого! Чтоб зацепил! – Игнат всё стебался. – Биномиальные коэффициенты перед членами разложения Бинома Ньютона у Паскаля – это не по воде топтаться ради каждой… юбки…

– Прекрати, Игнат! – одёрнул его шурин Джеймс Дэниэл – Что за… «юбки»… И вообще – и тут же удивление – А что за коэффициенты?.. Паскаль? Ты что? Нет, ты – математик, но…

– Аааа, ладно… – отмахнулся Игнат. Зятёк и сам понял, что пересаливает… – Так… конформное отображение… членов биномиального ряда в … образ невинности и … святости… Ну, как у «Кащея», нашего бернского нумеролога, Арецкого. О, это великий математик! А его «Матрица»!

– Ааа… Ну, если члены… Тогда ясно… – это потомок Якова Брюса уже и сам подшучивал (и не очень элегантно!). Он отлично знал математику и понимал шуточную некорректность задачи.

– Кремль! Узнаю! Именно здесь снимали «Иван Васильевич меняет профессию»! Ха! «Где живёшь?» «В палатах». Ха… Стоп! – Савик перевёл «пустой» глаз со зданий Кремля на Льва Борисовича. – Стоп! Я вспомнил обложку вашей книжки… Томика стихов! Как – Глинский?! Это что, настоящая…

– Нет, псевдоним – широко улыбался поэт, в голову которого тоже мгновенно залетела связь псевдонима и фильма, которую «считал» Мастер Савелий.

– Глинские – предки Ивана 4-го по материнской линии. Э-э-э… Да! Лев Борисович Глинский – литовско-русский князь, прадед Ивана Грозного 4-го. Хо-хо! А он-то, в свою очередь, Лев этот – сын… э… полного имени не припомню… Бориса… Из рода татарского мурзы… возжелавшего служить литовцам и русичам… Ну, вы – остроумец! Конгениально! Имя, фамилия, отчество… И эта связка (ха, конформное отображение!) в Бориса… Годунова… Он тоже зачем-то выдавал себя потомком некоего знатнейшего мурзы-татарина.

– Да… – грустно махнул рукой «Глинский – не царь». – Думал, тоже думал, что остроумно… Мне казалось, имя поведёт за собой… Ну… ясно… Мне кажется, никто и не расчухал моего остроумия. Это вы такие! А я – …хм, наглость и позёрство никуда не поведут… Мелочность и Поэт несовместимы!

Они ехали, любовались городом! Собор Успения Пресвятой Богородицы, церковь Спаса на Торгу, церковь Исидора на Валах, Богоявленский Собор! А каков Гостиный двор – пустой, проторговавшийся и покорившийся «храм торговлишки»… Ему не уйти «по воде, яко посуху». Несколько торговок… Тишина… Сумеречная тишина…

– Давно…, то ли в 5-м, то ли в 6-м веке сюда (по преданиям) наведывался… Кий, основатель (тоже по преданиям)… города Киева… Он ведь был… э (по леген…) – Лев «припадал» в слоге на «задние лапы» сомнений.

– Да что вас смущает? – воскликнул Игнат – Предания… Мифы… Легенды… Анекдоты истории! Пушкин: «Но дней минувших анекдоты, от Ромула до наших дней…, Хранил он в памяти своей». Ха! Все хранили и привирали! Ради «красного словца»! И «наше всё»: и про Сальери, и про Годунова, и про Павла 1-го и Александра 1-го…, да мало ли… Не обижайтесь! История… Вы историк… Тоже… Но история – это, ммм… такой что ли ряд… Да – ряд! Его… Её, функцию, разлагают в ряд… Препарируют, препарируют (историю!), добавляют членов разложения… Ещё, ещё… Ещё легенда, ещё нестыковочка… Имя, дата… Противоречия! Ещё добавим членов разложения! Точности! (якобы!)… – Пауза – А всё просто: ряд может вовсе не сходиться! Или ряд может сходиться, но совсем не к функции, его породившей! Ха, а совсем к другой! Или сходится…, к родимой, но… на некотором промежутке – Игнат был доволен образом.

Ну и ладно! Раз такой прагматик (в общем) и нигилист, как Игнат опирается на Образ, значит не всё пропало! Может, в каком-то «члене разложения» этого Игната, появится такой, что поймёт, наконец, что образ, даже простая метафора, аллегория… могут пролить такой луч Света Истины, что не прольют тонны чернил, на тонны листов исторических, философских и богословских книг!

Историк Савелий Андреич, понимающий, разумеется, и принимающий (само собой!) как и любой Мастер Игры справедливость слов физика-математика, всё же не хотел огрублять мысль. Да и сами образы обидятся! И метафора, и… Да все эти тропы… И он выбрал для возражения обычную тропу-тропинку: троп, имеющий даже название этакое ироничное – «оксюморон»:

– Не вижу парадокса! Вернее – остроумное противоречие, незавершённость… – твой любимый конёк… Ну, эти кванты, чёрные дыры, кротовинушки, Бозон Хиггса, все частицы… Бога… «Быть может, эти электроны – Миры, где пять материков! Искусства, знанья, война, троны… И память (ха, ряд твой, Игнат) сорока веков!». Это поэт Валерий Брюсов, начало 20-го века… Нет ещё квантовой физики! Тю-тю! А поэт видит! Видит всегда и всё!

– Абсолютно! Непременно! – горячо поддержал Саву Дэн.

Он оккультист и эзотерик, хоть и лютеранин по духу (как Яков Брюс, как его, Джеймса, любимые покойные дочери Брюса, Мона и Дана) воспринимал мир бесконечным, вообще состоящим из топологических и всяких разных ловушек-червоточин. Возможно, что ехидные и нагловатые Фагот и Бегемот, жившие в его голове, как, впрочем, и Азазелло, весьма недурно уживались во всей этой «черво-чертовщинке», но сердце! Сердце этого 39-летнего неженатого (Ого!), ни разу не «подженившегося» юного романтика и рыцаря-мужчины, чаще засматривающегося на картины Чюрлёниса, или Рериха, чем на девичьи ножки; чаще видящий во сне взгдяд-дыру Блаватской, чем … э… иную дырочку; чаще готовый отдать своё время Чехову, Булгакову, Агриппе или Бёме, чем переброситься тремя фривольными шутками с какой-нибудь чаровницей, невинными, так… ничего особенно не значащими словцами, было влюблёно (!) (по-настоящему!) в Маргариту! Ту, возлюбленную Мастера. И он было влюблено в те, живые в его памяти, образы Моны и Даны, образы блоковских прекрасных дам в шляпах с перьями и вуалью, незнакомок из других времён… Других! Но Ждущих… его, Джеймса Дэниэла. Да, он сам давно уже Мастер… Но иной Игры! А пора! Неплохо парнише под сорок познакомиться с правилами Игры в соблазнение! Ну хоть ход сделать… Белыми…

Ах, да… Читатель! Может быть тебе не по вкусу упоминание «не прорисованных», «теневых», «образов-эхо» героев, таких как Командор, «Кащей – Арецкий», Моника, Даниэла… Вообще… какие-то рыцари, какая-то Игра, её Мастера и аж Магистры… Виноват! Виноват-с… Но, читатель, в предисловии автор уведомил (и решительно!), что будет в этом романе, как и раньше (привычка такая, если угодно – профессион де фуа!) употреблять в литературную «пищу» (или готовить таковое блюдо по-саврасовски) прежний пантеон своих героев, и, ничтоже сумняшеся, расширять контент этого самого «де фуа». Посему не смущайся, дорогой читатель! Вдумчивый, внимательный! Тот, что заметил, что если Джеймс знал (!) живых (!) дочерей Якова Брюса, то… это так (!)… Ну, любит автор мистику… Ну, любит… А если ты, иной читатель, «румяный критик мой, насмешник толстопузый» не изволишь, не привык трудиться над «энтими» контентами,… ну…, Ну… плюнь! Не читай дальше! Вот тебе кисельные берега в молочных реках, детективчик потупее. Всё, что любишь… А то газетку-смартфончик полистай… Ах, и славный румянец у тебя!

–… Чёрные дыры! Прекрасно! – продолжал Дэниэл – Цитирую: «Тут по ночам беседуют со мной историки, поэты, богословы». За-ме-ча-тельно это! Дыру надобно заполнять! Хоть иллюзиями, хоть рядами Тейлора, хоть… примусами… Извините, Лев Борисыч, мы опять… Всё, что вы рассказываете, – очень интересно!

– Да? Ну… Ну… Ну вот. Этот Кий был…э… «перевозчиком»… Такое слово употребляют… То ли купец, товары перевозил, то ли калик перехожий, информацию перевозил, может и «разведчик-шпион» самого Атиллы… Говорят в селе Киев (было такое село!) была одна из ставок-лёжбищ гуннов…

– Крутяк! Супер! – всё не унимался Игнат, специально бедностью слова гася патетику. – Ростов Великий! Великий он один! Он один – родина русско-гуннских слонов!

– У-у-у, братцы! Гроза! Назад… – Пахом обвёл носом душный воздух… Через полчаса настигнет!

И настигла! Если бы кто-то, имеющий воображение, наблюдал, как сквозь чернеющий от сумрака и ливня лес, только озаряемый молниями и оживляемый громом, что, впрочем, лишь делало мистерию ещё более суровой, двигался конный обоз, тот в полной мере осознал бы смысл образа «Булгаковская гроза». И если бы он открыл сердце и взор свой бесконечности, то понял бы, что сравнения и иносказания не выдумки досужие, а отображения… хм, конформные! Пусть! Да, в мнимой, ирреальной, параллельной бытийности. Он, визионер, увидел бы в небе… (нет, не Бога Саваофа, его как обычно, сложно узреть), а тех всадников мессира Воланда, что непременно-часто проезжают в небе по этим краям. «Натурально» – Коровьев. «Зуб даю» – Азазелло. И Джеймс Дэниэл вглядывался в своё небо, и видел… Своих…

Эх ты, русская печь! Подруга верная! Эх, пироги, да водочка!

– Вы, молодёжь, там, во дворе пока, по-быстрому… распрягайтесь, коней попоите-покормите-оботрите… И упряжь… В сухое место. Лёва! Ты чтой-ли помоги, что к чему… А я с «академиками» тут печечку подрастоплю, жаркое слажу… Дай-ка, Денис, (так «рыбачок» называл Джеймса, хотя русское соответствие – Яков) вот те горшочки-казаночки-чугуночки… Эх… да вон же! В себя-то приди! Всё в небе витаешь… «А он, мятежный, просит бури…» Ха! «Как будто в буре есть покой…»

– Да… Там – Дэниэл не уточнил где: в небесах или в буре – всё есть… – и как-то кисловато-рассеянно улыбнулся.

– Игнат – печь! Вон дрова! Савелий – чистить картошку, лук, а ты, «англичанин», квашню замеси… Вон кадка деревянная, в ней опара… Эх, ты… Тесто размешай! – командовал разошедшийся в ефрейторовском запаре дед Пахом. Приговаривал добродушно, озорно – «Мясо хорошо в пирогах, река – в берегах, хозяин – во дворе». – и ещё – «Хозяйство вести – не мудями трясти»! Так-то, Дениска…

… Через два часа, друзья, уже подразомлевшие от сытного ужина, сидели во дворе, на крытой террасе вокруг металлического костровища, изготовленного из обрезка толстенной трубы с дном и на приваренных ко дну ножках в виде частей клотоиды (ну, типа архимедовой спирали, или может гиперболической спирали, или логарифмической… Ну, понимаете… вообщем улитка, бл… , Паскаля… Блеза Паскаля). Блики огня плескали по лапам елей, ещё слезящихся после дождя, искры и дым пирамидой уходили кверху в застывшем безветрии, не слезя глаза людей. Люди, склонные к сентиментам в таких случаях говорят: «Вечер обещал быть томным». Нуу… Как сказать.

Глинский, размякший более всех, уже сопел носом и клевал подбородком свою грудь.

–Ты, робя, не простыл, чай? – беспокоился Пахом – Давай держи форс! Ты – поэт! А Поэт – это «неспящий»! И болячки – мимо у Поэта! Только боль Человека! И боль Космоса! А её мы лечить умеем! – «рыбачок» достал вторую бутыль самогона, купленного им втихаря (о, он умел «тихарить», делать дело «крадучись»!) в Гостинке.

– Я так… Просто…. Извините… – мутные глаза его выдавали ещё и некоторую борьбу с собой. – Мне… не нужно… Не наливайте больше… Я же в «завязке»… Попил своё!

– Эка беда… Ну, развяжем тебя… Я потом тебе словцо шепну – и отпустит… Знаю, заветное… Тоже свойство Поэзии… Хорошее… Вообще, – Художника…Слабенькие вы! Странно, что мы чтим, вообще ещё чтим творцов. Даже читаем, фильмы смотрим, картины… Ну, до недавнего… Они же вопиюще отличаются от нормальных. Неее, нормальные обыватели каляк-маляк и писак не любят… Чё выпячиваются? Чё ноют? И пьют поболе других по какому праву? А? Я вас спрашиваю? – дедок явно хотел «толкнуть речь». – Выпьем, братья!

– Вот огурец…, – Пахом хрустнул солёным огурчиком – Им можно рот Поэту заткнуть! Но дыру, ту, о которой и Сартр говорил, ту, что в сердце человека огурцом не заткнёшь… Дааа…

– «У человека в душе дыра размером в Бога…» – процитировал Сартра Лев Борисыч.

–… «И каждый заполняет её, как может» – закончил цитату «рыбачок». – Свобода выбора! Ха! Но… НЕ ИЗБЫТЬ! Посвистывает дырочка! У Поэта орёт! Голосом Сущей Экзистенции… Криком Кьеркегора… Это когда… Ну, невеста что ль, бросила его, философа нежного… А он – думать! Орать и думать! И книжки умные писать! А другой – за стакан! А третий – в молитву! Дааа… Но переживать-пережёвывать и держать в желудке это долго нельзя! Нет! Гниёть! И психика, главное, гниёть! Вот хоть… из моих любимых алкашей… Ну кто? Ну вот – Олег Даль! Болен «манией совершенства». Ко всему, и ко всем! Чё-то требовал от всех… И от себя более всего. А Марина Цветаева? Ненавидела обывателя! Дааа… И этого чувства оказалось больше, чем любви… Ненависти больше… Это плохо… Вот её «Читатели газет»… Хоть смартфонов! «Через всё вам лицо – автограф!» А у Булгакова? – хитрые, колючие глаза Корнеича вылавливали из голов приятелей их темы-занозы. Ну, одно слово – «рыбачок». – Чё это Сам Сатана, мессир Воланд за жопки мелочь всякую хватает? Ни главу государства, ни грешника великого? А то, что всё Зло от «мелочи»! От обывателя, от алчности, глупости, зависти и трусости его! Большие проблемы, ха, он оставляет Божьему Сыну! Ха! Ну, Пилата усовестить, то-сё… Мелким бесом соблазнён человечек. И гибнет потому. Ну, как не взять взятку, коли никто не видит! А? Ну как… – Пауза. Стакан. Огурчик. – Да нет… Разные Игры играют с человеком. Хоть гением… И ломать можно не на слабости, а на Силе! Вот гениальный Паскаль! Чуть сам теоремой не стал! Вывернулся! Убежал от математики в иррациональное… Болен… Психике в трансреальности… непросто… Кого как протащит: одного боднёт неврастенией… Ну, неврозы преходящи, люди-невротики, могут и не стать больными, психотиками… Ему, невротику, от себя, да от мира тошновато бывает… Но он – не клещ, да и не болен, собственно… Все мы, отчасти… Другой – он «пограничник», на грани, он может «всплыть»… Ясно… А третий – психотик! Он не всплывёт, затоплен своим бессознательным! Не разумеет реальности! Болен! Ох, заболтал вас, паря!