Два плюс два или строптивая любовь майора Белова

ЧАСТЬ 1. Глава 1
Назар
– Ты все запомнила? – спрашиваю я у дочери уже, наверное, раз десятый за пятнадцать минут дороги, врубая режим тревожного бати, что случается со мной крайне редко.
– Так точно, товарищ майор! – неумело прикладывает свою мелкую ладошку к виску моя егоза, вытягиваясь на сиденье по струнке.
– Таисия, перестань ерничать. Я переживаю.
Таська хмыкает. Я бросаю на нее взгляд через плечо, критически оценивая ее внешний вид. Темно-синяя школьная форма отутюжена абы как. Белая рубашка вся в заломах. Клетчатый галстук набекрень. А волосы? Челка торчит во все стороны, а из двух длинных светлых кос выглядывают неряшливые петухи. Да уж, Белов, спасатель ты, может, и первоклассный, но парикмахер из тебя даже восемь лет отцовства спустя – херовый.
Качаю головой. В конце концов, хорошими отцами нас делает не умение ровно плести косички и орудовать утюгом. Возвращаю свое внимание на дорогу. До новый школы дочери примерно десять минут езды на машине. Сегодня ее первый учебный день в новом классе. И я волнуюсь капец как. Определенно больше, чем она сама.
– Я серьезно, детеныш. Давай еще раз пробежимся по ЦУ.
– Па-а-ап, за последние пять минут я тебе дважды их повторила, и опять? Рили? Я же не маленькая!
– Тебе всего восемь, – замечаю я.
– Уже! – восклицает дочь. – Уже целых восемь. Это много!
– Большинство детей в твоем возрасте еще даже яичницу себе пожарить на завтрак не могут так, чтобы потом не пришлось вызывать пожарных.
– Я не большинство. Я оставалась одна дома, когда ты улетал в командировки. Ну неужели я не справлюсь с какой-то там новой дурацкой школой?
– И все-таки давай повторим озвученные правила.
– Да заче-е-ем опя-я-ять?
– Для моего душевного спокойствия. И это приказ, боец, а приказы командиров, как ты знаешь, не обсуждаются. Начинай. Я слушаю.
Дочь картинно закатывает глаза и выдает скороговоркой:
– Детей не бить. Учителям улыбаться. В плохие компании не вступать. И самой не организовывать. На уроках слушать внимательно. Сидеть как мышка за партой, а не под партой или на парте. После уроков, по дороге домой, обязательно тебе позвонить и отчитаться. Доволен?
– Более чем. Кстати, про плохие компании – тонко подмечено. Давай, чтобы не было, как в прошлой школе? Оставим Тасю-хулиганку там.
– Тебя вызывали в школу всего пару раз. Разве это хулиганка? – фыркает дочурка. – Это так, мелкие шалости, – картинно отмахивается, вызывая у меня улыбку. – Вот Ваньку Венькина из параллельного класса чуть не отчислили! Вот где настоящий уровень.
– Что за мечтательный тон? – напускаю я строгости в тон. – Мы к другому уровню стремимся, да, юная леди?
Ответом мне служит невнятное бормотание, которое я благоразумно принимаю за согласие. Кручу баранкой, ныряя на своем внедорожнике в проулок. Впереди уже мелькает бело-оранжевое здание школы, лучшей во всем регионе, если верить тому, что написано на их сайте, конечно.
– Я вообще не понимаю, зачем было переводить меня в конце учебного года, – возмущенно поднимает любимую тему последних дней дочь. – Ну камон! Два месяца, пап! Я могла бы доучиться в старой школе.
– Мы с тобой этой уже обсуждали, и ни раз. Прости, детеныш, но так сложились обстоятельства. Теперь моя работа здесь, в Сочи. Я физически не мог мотаться каждый день так далеко.
– Я могла. На «Ласточке». Сорок минут, и я на месте. Я бы справилась, честно!
– Нет, это не разумно. Твоя классная руководительница и так уже смотрела на меня волком.
– Она просто чучело набитое, которое живет в мире розовых единорогов!
– Таисия, перестань. Чтобы больше я такого не слышал, – осаждаю я дочь.
Тася возмущенно отворачивается к окну, ковыряя ногтем торчащую из шва рюкзака нитку. Я смотрю на свое чадо. Она ведь действительно считает себя взрослой. Да и, откровенно говоря, она и есть взрослая не по годам. Ей пришлось такой стать. Из-за моей непростой профессии и неимения рядом родных, которые могли бы «подстраховать». Дочери пришлось научится быть самостоятельной буквально с пяти лет. Возраст, когда она начала оставаться дома одна. Разумеется, только в самых экстренных случаях, типа подъема по тревоге и вызовов на чрезвычайные происшествия. На другие у нас была няня. С шести лет Таська научилась готовить яичницу и варить пельмени. К семи она уже запросто могла сварганить к моему приходу со смены полноценный ужин в виде макарон и сосисок. С уроками у нас никогда не было проблем: твердая хорошистка. Поведение вот временами хромает, но покажите мне хоть одного идеального, покладистого ребенка, который никогда не проказничает? Нет таких. Так что я больше чем уверен, что дочурка действительно справилась бы с путешествиями на «ласточке» до школы и обратно. Вот только узнай об этом местная тревожная классуха, на меня бы точно стуканули в органы опеки. Эта грымза и так временами бросала непрозрачные намеки в мой адрес, когда я из-за службы в очередной раз пропускал очередное дебильное собрание, где кроме денежных поборов, ничего толкового и не происходило.
Надеюсь, в новой школе педагогический состав будет более понимающим и лояльным, ибо мой нынешний перевод точно не на один и не на два года. В идеале хотелось бы в Сочи осесть основательно. Спокойно лет шесть доработать до пенсии и уйти на покой, цветочки в огороде выращивать. Хотя МЧС и спокойно – два диаметрально противоположных понятия. Да и уйти «на покой» в сорок пять мне вряд ли кто-то позволит, с нашей-то нехваткой достойных кадров.
– Ты сегодня опять допоздна? – спрашивает дочь.
– Как получится. Если не будет вызовов, то постараюсь вырваться пораньше. Ты после школы домой и за уроки. Понято? – тяну руку ладонью вверх.
– Принято, – отбивает мне пять Тася.
Мы заезжаем на территорию школы. Я сбрасываю скорость до минимально допустимой. Осматриваюсь. В святая святых разномастными темно-синими компашками стекается детвора. От мала до велика. Школа государственная, но новая совсем. Пару лет функционирует. Глаз сразу цепляется за большую прилегающую территорию, львиную долю которой занимают уже позеленевшие стриженные газоны в европейском стиле. И обилие дорогих тачек на парковке. Помимо того, что школа славится своими достижениями на олимпиадах, она еще и гремит на всю округу как пристанище для деток местной олигархии.
– Дурацкая форма, – ворчит дочка, разглядывая учеников. – Мы тут все как клоны.
Я хмыкаю. В нашей старой школе форма была необязательной.
– Я всю жизнь ношу форму, малышка. И ничего. Говорят, что она мне даже идет.
– Это другое, пап. Ты не понимаешь!
– Разумеется, – соглашаюсь я. – Куда мне, – женские заморочки, в них я и правда ни черта не шарю.
Я прокатываюсь вдоль школы, поворачивая на парковку. Собираюсь занять одно из парковочных мест, уже выкручивая руль влево, когда прямо перед «носом» моего джипа вырастает вылизанная до блеска белая «Ауди», подрезая меня.
Я резко давлю по тормозам, едва не «целуя» немца в задницу.
Таська взвизгивает, хватаясь за ремень безопасности. Я выругиваюсь, сигналя. Твою мать! Это что за бессмертный мудила?
Еще раз давлю на клаксон. Седан бизнес-класса с урчанием мотора притормаживает через пару метров. Дверь с пассажирской стороны открывается, из нее выскакивает темноволосый кудрявый пацан примерно таськиного возраста, в школьной форме и легкой черной ветровке. Закидывает красный рюкзак на плечо и машет рукой на прощание тому, кто в салоне.
Я поигрываю желваками, продергивая на тачке на пару метров вперед. Поравнявшись с «Ауди», заглядываю сверху вниз в окно водилы. Аж подбрасывает на месте от злости. За рублем не мудила, а мудачка! Что за отбитые нынче бабы пошли? Никакой культуры поведения на дороге. Ни о себе не думают, ни о других, а мы потом задницы их из-под покареженной груды металла вытаскивай.
Со злости еще раз бью по сигналке, привлекая к себе внимание.
Автоледи мажет по мне безразличным взглядом и тут же отворачивается, показательно вздернув нос. Вот коза! Ее пацан заходит в школу. Дамочка газует, тут же теряясь на соседней улице. Гребаная мажорка. Наверняка жена какого-нибудь местного царька. Тьфу!
– Па, ты че? – удивленно спрашивает Таська. – Все норм?
– Норм, – занимаю я место мажорки, все еще борясь с недовольством от произошедшего. – Жду звонка после занятий, – напоминаю дочери, когда она хватается за ручку двери.
– Помню-помню.
– Может, мне зайти? Проводить тебя до класса?
– Па, что за зашквар!
– Я просто спросил.
– Не позорь меня. Я взрослая.
Я молча закатываю глаза. Окей. Взрослая моя. А ведь моргнуть не успел, как выросла. Семь с половиной лет назад казалось, что ее детство будет вечным. Для отца-одиночки воспитывать дочь с грудничкового возраста – сложная задача. Особенно для служивого солдафона, которому чуткости и нежности перепали при рождении крупицы. А теперь временами даже скучаю по тому времени. Во всяком случае, тогда меня слушались беспрекословно. Сейчас – на одно мое «за» найдется с десяток ее аргументов «против».
Жена такая же была. Независимая и упрямая.
Мысли об Олесе, как всегда, навевают тоску.
– Эй, ты чего? – чутко подмечает перемену в моем настроении Таська.
– Все пучком, – осторожно щелкаю по кончику ее конопатого носика. – Иди уже, а то опоздаешь. Хорошего первого дня в новой школе, детеныш.
– Тебе того же самого. Люблю тебя, па! – расстегивает ремень безопасности дочь и тянет за лямку рюкзак. – До вечера! – чмокает меня в бородатую щеку и выскакивает из тачки.
– Я тебя тоже, – успеваю крикнуть дочери вдогонку, как раз в тот момент, когда она закрывает дверь и, перепрыгивая через ступеньку, поднимается на крыльцо школы. У самой двери оборачивается, помахивая мне на прощание. Я улыбаюсь и страгиваюсь с места, на всякий случай набирая классной руководительнице сообщение с просьбой приглядеть сегодня за моей бандиткой.
Глава 2
Женя
– Вы чего такая взъерошенная, Евгения Александровна? – спрашивает наш ландшафтный дизайнер Лида, когда я залетаю в офис, с грохотом кидая сумочку на свой рабочий стол.
– Сегодня что, какое-то особое положение звезд? – ворчу я. – Ретроградный Меркурий или полнолуние? Почему сегодня на дороге одни козлы попадаются?!
– Так, с этого момента поподробней, пожалуйста, – устраивается поудобней наш сметчик Жанна, закидывая в рот «рафаэлку».
– Рассказывайте, чего у вас там за козлы? – поддакивает ей Лида.
– Один у школы нерв задрал! – начинаю я на эмоциях. – Я паркуюсь, он сигналит. Трижды! Спрашивается, какого черта? Эти качи тестостероновые думают, что напокупали огромных тачек, так им теперь все можно, что ли? Второй на перекрестке перестраивался в мою полосу без поворотника, чуть левый стопак ему не снесла. Хорошо, реакция ого-го. Затормозить успела. Но самый апогей – третий! Он подрезал мое парковочное место, урод! Единственное рядом с офисом. Пришлось полчаса кружить по району и искать, где оставить машину. Я в бешенстве!
– У-у-у, дело дрянь, – многозначительно тянет Лида. – Хотите пироженку? – двигает ко мне коробку с макарунами. – Свежие, из вашей любимой кондитерской.
– С кофе, м-м? – тянет свой картонный стаканчик из кофейни напротив Жанна.
– Только если и то и другое с коньяком, девочки, – выдохшись, оседаю я в свое кожаное директорское кресло. – Терпеть не могу такие дни, когда все с самого утра идет наперекосяк, – массирую пальцами виски. – Сначала будильник не сработал – мы с Кирей проспали. Потом машина задергалась – еле доехали. А потом этот на своем черном танке… у-у-у, бесит, не могу как! – снова завожусь. – Рожа его бородатая прямо перед глазами стоит!
– Чья рожа? – непонимающе переспрашивает Жанна.
– Ну того козла!
– Какого из трех?
– Первого, – терпеливо объясняю я, – у которого у Кириной школы клаксон заело. Ну или извилины в башке перемкнуло, не знаю.
– Хорошая?
– Что?
– Рожа его, – хитро стреляет глазами Лида. – Симпатичный хоть?
– Мордоворот обыкновенный, – бурчу я, вешая кардиган на плечики и запуская компьютер. – Я его особо не рассматривала. Успела только густую черную бороду заметить и взгляд высокомерный. Мужики нынче противные пошли.
– Но на больших машинах, – задумчиво говорит Жанна.
– Еще на каких больших, – поддакиваю я. – Своим джипом полпарковки перекрыл!
– Так, может, он это, – хихикает Лида, зардевшись, – большой машиной что-то маленькое компенсирует? Например, член.
Секундный ступор. Мы с Жанкой переглядываемся и… начинаем хохотать. Если от тридцатипятилетней Жанны, которая много лет проработала в сугубо мужской компании, подобные высказывания – норма, то от Лидии шуточки ниже пояса услышишь нечасто. А уж слово «член» и подавно сразу вгоняет ее в густую краску! Она у нас молоденькая. Двадцать два года недавно исполнилось. Не удивлюсь, если этот самый член вживую и не видела еще ни разу. Хотя не в членах счастье, будем честны. И уж точно не в его размерах. Мужик должен быть мужиком, чтобы женщина рядом с ними себя изящной ланью чувствовала, а не лошадью ломовой! Лидок у нас вот такая. Скромная, мечтательная, добрая лань. Таких мужчины любят. С такими мужчинам просто.
Я же такой никогда не была. У меня с самого детства амбиции хлестали через край. Благодаря своему рвению в люди выбилась. Практически из трущоб и с матерью-пьянчугой. На характере выползла! Архитектурное агентство в Сочи открыла. Зарабатываю хорошо. Участок купила. Дом построила. Дерево посадила. И сына родила. Все сама. Все на собственных «хрупких» плечах, не забывая при этом выглядеть на все сто. Потому что так положено. Потому что никто не должен видеть тебя слабой. Все одна. Никаких мужиков.
Нет, где-то там мимоходом бывший муж пробежал, конечно. Спермотазоидом своим поделился, за что ему огромное спасибо! Но, оказалось, что только на это он и был способен. Как мужик – полный ноль. Ни руками ничего по дому сделать не мог, ни денег заработать. Только рожей своей модельной светил – с секси-улыбочкой с ямочками на щеках, втирая мне про какие-то контракты. На эти проклятые ямочки, кстати, в свое время я и повелась, только четыре года спустя сообразив, что посадила себе на шею альфонса.
С Денисом мы уже пять лет как разошлись, а в личной жизни у меня до сих пор, как в танке – глухо. Подружки не перестают удивляться: как это такая красотка, спортсменка, при деньгах, и без мужика! А я, видимо, совсем сильному полу доверять разучилась. Да и где они, нормальные? Достойные? За которыми, как за каменной стеной? И в огонь, и в воду, и в холодную Сибирь? Нет их. Три умственные калеки пишут. Двое ухаживают. С одним «встречаемся» время от времени для здоровья. И ни к одному сердце не лежит. Мне всего тридцать три – самый шикарный возраст, чтобы шалить и грешить! А у меня все грехи ограничиваются обжорством после полуночи. Грустно.
– Даже если он что-то и компенсирует, мы этого, увы, не узнаем, – отсмеявшись, подхватывает кипу бумаг Жанна, держа курс на принтер. – Пойду займусь самым неприятным.
– Это чем? – хмыкает Лида.
– Работой, чтоб ее! Размножу экземпляры договоров с новым заказчиком. Кстати, Евгения Александровна, я смертельно устала и срочно хочу в отпуск. На море. Я чувствую, как оно без меня волнуется, – обмахивается листочком Жанна, мечтательно уставившись в окно.
– Нам чтобы оказаться на море, не обязательно идти в отпуск, – напоминаю я, тыча ручкой себе за спину. – Оно в пяти минутах ходьбы от офиса. А волнуется оно сегодня, потому что по прогнозу передавали штормовое предупреждение, а не потому что Жанна Игоревна до сих пор не помочила в нем ножки.
– И все равно, я чувствую, что на грани, буквально в предболезненном состоянии.
– И что же это за болезнь такая?
– Трудоголизм называется.
Мы с Лидой хихикаем.
Жанна хмыкает:
– А чего вы смеетесь? Между прочим, трудоголизм такая же серьезная болезнь, как и алкоголизм. А может, даже и посерьезней будет.
– Жанна, солнце, тебе нужен выходной? Скажи прямо.
– Два! На следующей неделе, у племяшки свадьба. Отпустишь?
– А когда-то было иначе? – улыбаюсь я. – Сваяешь мне все необходимые на время твоего отсутствия документы, и попутного тебе ветра в паруса. Хоть на море, хоть в горы, хоть в степи. Но только на два дня!
– Лидок, у нас самый лучший генеральный директор! – сияет улыбкой Жанна. – И работа у нас самая лучшая в мире! В самом лучшем месте. С самым шикарными видом из окна!
Я польщенно хмыкаю. Оглядываясь на виднеющиеся у себя за спиной и правда волнующееся Черное море. Слышать «генеральный директор» применительно к себе и пять лет спустя все еще дико. Да и в нашем коллективе, скорее, приятельские отношения, нежели начальник-подчиненные. Но все равно приятно, что тебя ценят.
– Кстати, о лучшей в мире работе, – откашливаюсь я. – Что у нас сегодня по расписанию? Во сколько встреча? – спрашиваю у Лиды, которая, помимо всего прочего, занимается еще и администрированием у нас в агентстве. Все входящие и исходящие вызовы, долгие переписки по почте и ведения записи на встречи – все проходит через нее.
– Через час подписание договора с тем самым заказчиком, для которого готовит документы Жанна, – тут же подобравшись, декламирует Лида, уставившись в свой ежедневник. – В час у нас встреча по утверждению технического задания таунхауса в Имеретинке. А после обеда, ближе к трем, должен подъехать новый клиент…
– Это какой?
– Особняк в викторианском стиле, – морщит носик Лида.
– Точно, мистер безвкусица, – щелкаю я мышкой, открывая рабочий фай. – Это все на сегодня?
Лида пожимает плечами:
– Аха. Не считая моей встречи. Но там я сама справлюсь.
– Отлично. Тогда сначала сварю себе кофе, а потом за работу. Нас ждут великие дела.
– Аминь!
Я делаю себе двойную порцию американо в нашей кофемашине и сажусь за компьютер. С головой погружаясь в работу, еще на раз перепроверяю, все ли пожелания заказчика учтены в итоговом техническом задании. Каким бы сумасшедшим ни было утро, цифры и чертежи – единственное, что всегда по-настоящему меня успокаивало.
Первая половина дня за работой пролетает бодро. В обед мы с девчонками закрываем офис и топаем в свою любимую «Барабулю» на набережной, рядом с пляжем «Маяк». Заказываем по ризотто и, неторопливо потягивая облепиховый чай, наблюдаем за волнами глубокого темно-синего цвета, набегающими на галечный берег и свинцовыми тучами, затянувшими весь горизонт. Завороженные буйством красок, засиживаемся в ресторане дольше положенного и едва успеваем вернуться в офис, как на город обрушивается первая в этом году гроза. Мощная, настоящая. Порывы ветра гнут деревья. Косые капли дождя стучат по крышам соседних малоэтажек. От грома трясутся окна в рамах. Масштаб стихии впечатляет.
– Трехчасовую встречу только что перенесли на завтра, – сообщает Лида, кладя трубку. – Клиент боится, что в такой шторм до нас не доедет.
– Но до трех еще полтора часа! – возмущается Жанна.
Лида разводит руками, мол, что поделать. Я подхожу поближе к окну, разглядывая хмурые краски взбунтовавшейся природы. Так и замираю, обнимая себя за плечи. Зябко. В офисе тепло, но общее настроение сырости за окном будто проникает прямо под кожу. Пробирает до самого костного мозга.
– Страшная красота, – тяну зачаровано.
– Ключевое – страшная. Бр-р-р, терпеть не могу дождь! – передергивает плечами Жанна.
– Если этот ливень быстро не прекратится, то на дороге и правда будет коллапс, – замечает Лида. – Деревья повалит, да сели пойдут.
Я киваю, соглашаясь. Какими бы прекрасными ни были природные стихии, но сила, с которой они бушуют, нередко доставляет человечеству серьезные проблемы.
Девчонки рассаживаются по своим рабочим местам, зарываясь в документах. Я так и стою у окна, молча наблюдая за начавшимся штормом, пока меня не отвлекает входящий звонок. Телефон дребезжит на моем рабочем столе, привлекая к себе внимание.
Подхожу. Бросаю взгляд на экран. Мария Львовна – классная руководительница Кири. Внутри просыпается непонятно откуда взявшаяся тревога. Обычно я не из тех истеричных мамаш, у которых по поводу и без дергается глаз. И тем не менее, отвечаю я на звонок с ожиданием чего-то совсем нехорошего.
– Мария Львовна? Добрый день. Что-то случилось?
– Добрый день, Евгения Александровна. У меня для вас плохие новости.
– Что такое? – натягивается от напряжения каждый мой нерв. – Что-то с Кириллом?
– И да, и нет. Даже не знаю, как сказать… Кирилл всегда такой вежливый, спокойный и уравновешенный мальчик, что случившееся для меня полнейший шок.
– Хватит говорить загадками, – бросаю я раздраженно. – Что с моим сыном?
– Он жив и здоров, не переживайте. Разве что порвал форму и заработал пару царапин.
Я выдыхаю, даже не осознавая, что все время до этого стояла не дыша.
– И что это значит? Как он порвал форму? Упал?
– Не совсем. В общем, Евгения Александровна, ваш сын подрался.
Удар прямо в солнечное сплетение.
Шок. Полнейший! И раскат грома за окном.
Я на мгновение теряюсь. Подрался? Мой Кирилл подрался? Мальчишка, который дружит со всем классом. Таскает девчонками рюкзаки и участвует абсолютно в каждой школьной активности, от олимпиад до спектаклей. Мой сын подрался? Это, наверное, какая-то чудовищная ошибка. Он у меня и драться-то не умеет!
– Подрался? – словно не расслышав, переспрашиваю я удивленным, почти благоговейным шепотом.
– Увы.
– Но с кем? Насколько я знаю, ни с кем из ребят в классе он не конфликтовал.
– С девочкой. Она новенькая у нас. В общем, Евгения Александровна, вам необходимо подъехать в школу. Чем быстрее, тем лучше. Папе Таисии мы тоже уже позвонили. Нужно уладить эту ситуацию как можно раньше. Пресечь недопонимание, так сказать, на корню. Ведь детям предстоит учиться вместе еще, как минимум, семь лет. Будет очень нехорошо, если эта история затянется…
Я молча киваю, соглашаясь со всем озвученным Марией Львовной, а у самой в голове до сих пор обезьянки бьют в ручные барабаны. Кирилл подрался. Офигеть!