Замок на холме

Часть 1

Знаки

Деревянное лицо постепенно выходило из тени. Все глубже прорисовывались черты лица: запавшие глаза под нахмуренными бровями, плотно сжатые губы. Взгляд деревянных глаз был устремлен вдаль и словно прорезал тончайшую дымку раннего утра, наблюдая за тем, как постепенно просыпается природа вокруг.

Солнце едва выглядывало, а его посланникам-лучам уже не терпелось начать новый день. Они бежали играть, выпрыгивали из-за горизонта, мягко касаясь каждой черточки, трещины на деревянном лице. Но само Солнце еще не спешило, будто чего-то ждало. Может оно желало задержаться на мгновение на этой границе света и тьмы, дня и ночи, чтобы деревянное лицо смогло насладиться этим недолгим, но таким невероятным переходом. Когда природа есть абсолютная тишина и спокойствие, и ничто не нарушает её, то действительно кажется, что время замирает. Тишина звенит в предрассветном тумане, вот-вот и это мгновение перехода завершиться. Деревянное лицо видело это тысячу, миллионы раз и будет видеть ещё столько же. Оно не может уловить уже этого мгновения, когда день и ночь соприкасаются и становятся единым целым, для деревянного лица все превратилось в вечность, а время исчезло.

Старое деревянное лицо, тотем бога Сварога, увидело, как загорается новый день. Тотем видел очертания леса, в котором ночные обитатели готовились ко сну. Видел, как едва уловимо шепчутся деревья на старом языке. И он когда-то знал этот язык, но забыл о нём, как и забыл, кем он когда-то был. Солнце, выйдя из-за горизонта, увлекаемое лучами-проводниками, уже полностью осветило лицо Сварога. А потом и его руки, сжимающие подкову и молот; засохшую кровь и голову козла, которые лежали на земле посреди других даров. Неуловимая граница дня и ночи была разрушена, и власть света вступила в свое законное право.

Поселение встало еще раньше, чем лучи-озорники начали выскакивать из-за горизонта. Мужчины открывали хлева и выводили сонных коров, чтобы Мокша-пастух забрал их на пастбище; а петух, видимо, еще не догадываясь, что его работа не понадобится сегодня, закукарекал во весь голос. Женщины зажигали печи, и дым поднимался почти над всеми домами поселения. Дети же помогали родителям: кто собирал на огороде необходимые травы, а кто чистил праздничную одежду, которую будет надевать вечером. Мужчины одевались в белые длинные рубашки и льняные штаны, подпоясывались орнаментальным поясом, женщины же одевались в красные платья с тонким белым пояском и венком на голове с разноцветными ленточками. И когда придет вечер, все поселение отправится на праздник в Волотов Дом.

Все дома были похожи в своих приготовлениях. Как раз возле одного из таких домов на окраине поселения стоял Данка. Юноша уже почти взрослый, через еще одно лето ему будет тринадцать, и он сможет доказать, что заслуживает носить настоящий меч или лук, в зависимости от того, что решат старейшины. А пока он ходил с затупленным старым мечом, который поменял поколений десять владельцев. Данка порой представлял, держа его в руках, что это меч одного из древних героев тех сказаний, которые рассказывала ему на ночь мама. И тогда у него получалось сделать удар немного лучше, а то и вовсе заставить скупого на проявление эмоций Яра похлопать его по плечу в знак одобрения. Но лето надо было еще прожить, а точнее сегодняшний праздник, тогда все станет более понятным. Когда Солнце коснулось его лица своими лучами, юноша направился во двор – Мокша-пастух не любил ждать, поэтому коровы должны были стоять до его прихода.

Хозяйство у Данкавой семьи была небольшое, но все же хорошее. По сравнению с другими, Данка мог сказать, что они жили даже богато. Другим приходилось труднее. Хотя каждый старался помочь соседу – так жить было проще от одного лета к другому. А хозяйство и состояло, что из десятка куриц и пару петухов, две свиньи с многочисленными поросятами и кабана, две коровы с теленком, десяток кролей, но самое ценное – лошадь. Отец Умислав какое-то время работал в Волотовом Доме, и старейшины подарили им коня до следующего лета, о таком мечтали в каждом доме в поселении. С конем было в несколько раз проще вести хозяйство – и землю побороновать, и если ехать надо было далеко, или что-то доставить быстро, или на уборке сена сразу забрать несколько стогов. А если не хотел брать коня, так приходилось впрягаться в плуг самому. Ведь по закону за коня нужно было отдать половину урожая. Данка не понимал, откуда такие законы и часто спрашивал об этом у отца вечером, когда вся семья собиралась на ужин. Отец от ответа уходил, переводя тему на что-то другое, спрашивая Миру, старшую сестру, кто ей больше нравится из сыновей Мстивоя.

Проходя мимо окна, Данка услышал, как мама Иванка говорит, что нужно сделать по хозяйству его сестрам. «Златка, как всегда, не слушается», подумал Данка. Он невольно улыбнулся про себя и пошел дальше.

– Данка, выпусти кур сначала! – услышал он возбужденный крик матери. На нее сегодня свалилось работы больше, чем обычно, а сестры помогать не хотят – у Златки одни игры на уме, впрочем, как и у Миры, только игры у них разные: куклы у Златки и юноши у Миры.

– Хорошо, – крикнул Данка в ответ и неохотно открыл хлев.

Курятник был сделан в дальнем углу, рядом с дверью стояли коровы Черница и Милавица с теленком Орликом, и хотя к месту огороженного под кур было всего лишь, что пройти два шага, но и этот путь казался ему долгим.

Данка вошел в хлев, коровы сразу подняли свои головы. «Сейчас, сейчас», отмахнулся Данка от них. Сначала нужно было выполнить мамину просьбу. Но когда Данка подходил к маленькому штакетнику, который огораживал место для кур, что-то внутри него дернулось, что-то было не так, как всегда – за оградой было тихо, из-за нее не раздавалось ни одного звука. С замирающим сердцем, парень заглянул за него и от того, что он увидел, у него перехватило дыхание, а в горле закололо так, будто он проглотил рыбью кость. Внутри лежало несколько окровавленных куриных тушек. Скорее это больше напоминало месиво из перьев, куриных внутренностей и крови. Невозможно было разобрать, где голова, а где крылья, только желтые лапки торчали кое-где из этого месива. Остальные куры сжались в углу так, словно хотели стать частью стены, петух был позади, он втягивал голову и отворачивался от того зрелища, которое предстало перед взором его. Данка выбежал на улицу.

– Мама, – Данка сглотнул, «рыбья кость» поцарапала ему горло, но стало легче, и он позвал громче, – мама! Скорее сюда! Мама!

– Что такое? Что случилось? – Иванка прибежала почти сразу, испугавшись крика.

– Мама, сюда. Смотри.

Когда Иванка заглянула за штакетник, то осела на пол. Она только открывала рот, как рыба, пойманная на крючок, и смотрела выпученными рыбьими глазами на страшную картину перед собой. А потом слезы так и брызнули из ее глаз.

– Чего кричите? – подошел Умислав. Он только бросил взгляд на кровавое месиво на полу, не сказав ничего. Желваки на его прямых скулах напряглись, лицо его задеревенело, словно кто-то наслал на него проклятие. Умислав поднял жену и вывел на улицу, поцеловал ее в лоб. Вытер большим пальцем слезы с её щеки. А потом, странно прокашлялся, будто и у него в горло засело что-то, и произнес еле слышно плотно сжатыми тонкими губами, спрятанными под густой русой бородой:

– Иванушка, не плачь. Это куница. Она часто ходит. Слава богам, что остальные живы.

Из дома выбежала Мира, а позади Златка со сшитой куклой в руках.

– Мама, там печка не разжигается, что нам … – Мира осеклась на полуслове, заметив слезы на щеках матери. – Что-нибудь случилось? Я слышала, Данка кричал.

– Все в порядке, ничего страшного, – ответила Иванка, вытерев слезы. – Ну-ка, марш в дом, у нас еще много работы!

Иванка взяла за руки дочерей, когда Златка так и норовила извернуться и подбежать посмотреть, что же все-таки так напугало ее родителей. Но Иванка держала крепко, и силой увела их в дом.

– Так, Данка, ты выводи коров. Не говори никому, что видел сейчас, твоя мать тоже знает, что нужно молчать. Может тогда беда и пройдет мимо. Я сам куриц посчитаю! Выводи коров, не стой, – сказал отец.

Данка молча отвязал коров и теленка, искоса поглядывая на отца, когда тот, присев, поднимал часть штакетника и входил внутрь, что-то шепча себе под нос. А что не надо говорить про куриц он знал и так – дурной знак на праздник. Не хватало, чтобы все в округе знали об этом. А если узнают все, то там и до старейшин может дойти, и тогда у них сегодня никакого шанса больше не будет, остается только надеяться на милость богов.

Юноша погладил Чернику по черной гладкой морде, она вся была черная, поэтому так и назвали. И на мгновения Данке показалось, что корова тоже чем-то встревожена. Когда он ее отвязал, она упиралась и не хотела идти, хотя всегда первая выбегала во двор. А сейчас крутила головой и не двигалась с места. Ему пришлось тащить ее силой, и через несколько минут она пошла. Как ни странно, но то же самое случилось и с Милавицей. Хотя и поддалась корова легче. А вот Орлик выбежал сразу, как только Данка его отвязал. Запрыгал по двору, радуясь тому, что может прыгать и бегать, а не стоять в хлеву, переминаясь с ноги на ногу или валяться на соломе.

Солнце уже забрасывало лучи за крыши дома – Данка опаздывал, Мокша-пастух мог пройти мимо, и тогда придется вести коров на пастбище самому, чего Данке совсем делать не хотелось. Ведь все его планы на этот день до вечера разрушаться, и не будет даже никакого намека на ощущения праздничного настроения. А он так не любил, когда что-то вмешивается в его планы. Выводя коров, Данка бросил взгляд на ограждение, отец что-то шептал и возносил руки вверх. Когда Данка вышел, за ним вышел и отец, он как-то грозно смотрел, лицо его было все перемазано землей и кровью, ни слова не сказав, отец закрыл дверь в хлев.

Данка погнал коров со двора. Дом его находился почти на самом конце поселения. Большая часть людей жила дальше по дороге через лес, в таких же одиноко стоящих домах, и далее дорога выходила к Волотовому Дому, который стоял на возвышенности возле пересечения двух рек – Малой, словно ручей, и Штормовой, такой широкой, что переплыть ее без лодки удавалось не каждому. Волотов Дом находился за укрепленным толстыми деревянными кольями частоколом высоты такой, что нужно было еще таких два Данки, чтобы его перелезть. Внутри за частоколом, кроме Волотового Дома находились дома дружинников, кузнеца, и тех, кто построил свои дома еще до прихода старейшин, а также капище с тремя тотемами главных богов. На поселение уже никто не нападал долгое время и резные ворота, ведущие к Волотовому Дому, всегда были открыты.

За Данковым домом глубже в лес практически никто не жил. Было пару заброшенных домов, да и в одной из них жил бывший дружинник Ждан, который напивался сладким медом каждый день. Данко вздохнул легче, когда увидел подходящего Мокшу-пастуха, «значит не пропустил». Но сначала он увидел стадо, которое радостно приветствовало мычанием Чернику и Мелавицу с Орликом, а уже потом появился и сам Мокша-пастух.

– Э-гей! А кто там стоит? А, так это сам Данка! Сам он стоит передо мной!

– Привет-привет, – Данка смутился от такого эмоционального приветствия Мокшы-пастуха.

Одет пастух был почти что в тряпки, с мотляющимся лаптем на правой ноге и с голой левой, в рваных штанах и такой же рубашке, с чумазым лицом и волосами словно солома. Мокша-пастух порой спал на улице, а если и спал дома, то всегда в одежде на соломе. Но удивительной особенностью его было то, что вечером он будет выглядеть совсем по-другому. Чисто вымытые волосы будут заплетены в косы, белая свежая рубашка и льняные широкие брюки, а на ногах дубовые лапти. Лицо его будет чистым, как никогда раньше, и будет сиять, словно лицо бога Солнца Сварога. А сейчас Мокша-пастух отмахивался небольшим кнутом от мух, которые летали над его головой.

– Как дела твои? – Он подошел почти вплотную к Данке, отчего тот невольно сделал шаг назад.

– Да, все хорошо, утром в хлеве…

– Что в хлеве?

Данка запнулся. Говорить про куриц было глупо и опасно. «И кто меня за язык дернул?» Сказать Мокше-пастуху и к вечеру все будут знать. Значит и до старейшин дойдет. С некоторыми жителями их поселения надо было держать ухо востро.

– Что-что?! Дверь не смог открыть! Вот что!

– Ууу, даешь ты, брат. Может тебе желтой травы поесть?

– Сам эту траву ешь!

– А я и ем. Поэтому видишь, какой сильный? – И Мокша-пастух вдруг крутанулся в воздухе сальто, подбросив свой хлыст и поймав его, приземлившись. – Видел? Ем-ем, и тебе советую. После пастбища, когда всех коров по домам отведу, так могу по девкам спокойно ходить!

– Если я буду по девкам вечером ходить, то Яр меня не то, что заставит все удары отрабатывать по несколько раз, так еще может и оружейную чистить.

– Хах, брат, ну, как знаешь. – Мокша-пастух свистнул, и Черника с Милавицей и Орликом побежали за ним, другие коровы радостно их встретили. «Как у него так получается? Свистнул и животное слушается тебя», пронеслось в голове у Данки. Мокша крикнул, – до встречи в Волотовом Доме на празднике!

– Да, до встречи. И чтобы к Мире не подходил сегодня! – крикнул вслед Данка.

– Еще посмотрим, кто к кому первый подойдет, – ответил Мокша-пастух, не оглядываясь и ударяя по спине какую-то коричневую корову с белыми пятнами.

Данка только усмехнулся про себя, такой был смешной и непосредственный Мокша. И все же, как у него получалось так, быть таким неуклюжим, грязным и простым, но между тем, люди тянулись к нему, слушали его истории по вечерам, собираясь около тотемных костров. Данка мог только плечами пожать, у него так не выходило, но зато он мог спокойно тренироваться несколько часов у Яра, и ему было нипочем. Но теперь надо было идти на сенокос, а уже потом, после обеда, он будет отдавать все силы на сбор к празднику.

Отец встретил его на подходе к дому. В руках он держал две косы.

– Вот, держи, – протянул Умислав одну из кос, поменьше, Данке. – Надо идти. Мы немного опаздываем, думаю, большая часть домов уже на месте. Поэтому поспешим, сын.

Семьи помогали друг другу. Так было проще платить старейшинам и дружине за службу. Теперь очередь дошла до Галубеного дома. Ближайшего к ним, ближе к лесу и к Малой реке. Поэтому они шли оставляя свой дом сзади и через поле, далее немного еще пройти по лесу, и выйдут на большую поляну, где и стоял дом. Идти было легко – траву они скосили раньше, и сейчас было то чувство, когда хочется бежать по полю, а потом упасть на траву и слушать звуки лета, когда стрекочут и жужжат разные насекомые и шумит ветер. А ветер как раз и пел мелодию, и насекомые подпевали ему, летая туда-сюда среди цветов, собирая пыльцу. Данке так хотелось остановиться и лечь в эту мягкую пушистую траву, вдохнуть полной грудью всю палитру запаха полевых цветов, представляя, на что похожи плывущие в далекие земли густые и кучерявые белые облака.

А впереди был уже лес. Он встречал их, шумел, видимо, так деревья передавали друг другу и обитателям леса сообщение о приближающемся человеке, или рассказывал только ему известные тайны, хранившиеся более тысячи лет. Лес был старый, в нем чувствовалась та древняя сила, которая только звенит в пространстве и не показывается пока нет угрозы. Но как только угроза есть, эта древняя сила вырывается, и тогда защита леса ведет к разрушению всего вокруг и того, что жаждет уничтожить это старое дитя природы. Лес был щедрым. Он кормил их всегда. Данка любил ходить на охоту, или на сбор ягод, или грибов. Лес был всем для них, и матерью и отцом, и таинственным богом, который следит, чтобы дети его жили в достатке, были сыты, одеты и довольны своей жизнью. Но это не всегда было так.

Оказавшись под кроной деревьев, Данка почувствовал, что он пересек некую невидимую границу. Отец шел немного впереди, в то время как Данка, вскинув голову, рассматривал кроны деревьев, которые защищали их теперь и под чьё покровительство они вступили. Тропинка бежала среди берез и сосен, а солнечные лучи касались её через листья и как сумасшедшие неслись обратно. Они были словно пальцы Хорса, а в его прикосновении к земле было что-то невероятное. Далее по тропе они выйдут к Галубеному дому. Она жила одна, мужа убил медведь, а детей они не успели родить. Но это не имело никакого смысла, так как старейшины после смерти мужчины давали другой меньший надел, либо оставляли тот, который был, но половину урожая тогда отдавала бы Голуба. Данка не понимал этого, и часто спрашивал у отца:

– Папа, почему они забирают у нас почти весь урожай?

– Потому что дружина сохраняет нас от темной силы, от Нечапыра. Она несет свою службу неустанно, день и ночь, а потому им нужно есть больше, как и старейшинам, которые всегда думают о нас, – обычно отвечал Умислав.

– Но почему так много? Им же хватит и меньше, а они с каждым годом требуют все больше.

– Старейшины знают что, куда и сколько. И не нашего это ума дело, сын, – обычно отмахивался отец. Данка больше не спрашивал ничего после. Настроение исчезало, и он уходил куда-нибудь к Малой или к Штормовой реке, но так, чтобы Иванка не видела. Розги еще висели около печи. «Однажды я переплыву Штормовую, тогда ребята поймут, что со мной тоже стоит считаться», думал Данка, следуя за отцом.

Теперь дорога шла через хвою. Рыжие белки бегали наперегонки по веткам, и изредка бросались орехами и изжеванными шишками. И еще Данка заметил, как сидел под одной из сосен кролик. Животное почуяло их и, когда они подошли ближе, заяц рванул в сторону, ударившись о сосну, отлетел назад, тряхнул головой и снова осознав, что попался на взгляд людей, ломанулся в другую сторону. Данка не выдержал и рассмеялся. Но тут же испугался сам, пригнувшись к самой земле. Ему показалось, что что-то огромное летит на него с ближайшей ветки. Вокруг него зашумел ветер такой силы, что волосы его вздыбились, и казалось, словно Стрибог решил прямо сейчас и здесь устроить шторм.

– Чего испугался? А еще на охоту ходишь, и к Яру мечом махать. Думаешь, он тебе меч настоящий даст, если ты чуть ли не до земли от простого тетерева падаешь? – усмехнулся отец, глядя через плечо на сына.

– Я не боюсь, просто неожиданно было.

– Неожиданно, да-да, – ещё шире улыбаясь, отвечал отец.

– Идем дальше, – Данка и сам был не рад тому, что так отреагировал на обычную птицу, хоть и такую огромную.

Данка ходил по этому лесу чуть ли не с рождения. Поэтому знал его весь, только до большого болота на восточно-южной границе не ходил. Лес огибал их поселение с юга и шел еще дальше на восток, там и было большое болото. С этим болотом было связано много жутких историй. Говорили, что оно там появилось после большой битвы с силами Чернобога и что по ночам воины выходят из воды, чтобы продолжить сражение. Также на селе рассказывали, что баба Домна видела там настоящую Мавку, но ей никто не поверил, все же множество сказок любила она рассказывать. Но однажды Данка с сыновьями Мстивоя, зашли чуть дальше в болото и видели, как что-то странное, в человеческий рост, прыгает по кочкам, тогда, перепугавшись, они помчались домой. Больше Данка туда не ходил, не то, что из любопытства, а вообще, даже в шутку. А на охоту ходили как раз ближе к речке Малой, которая уходила больше на запад, лес там был светлее, заросший одними соснами.

– О чем задумался, сын? – вырвал из раздумий Данку Умислав.

– А? Да, ничего, отец. О празднике думаю, как в этом году все пройдет. Хорошо ли?

– Хорошо, обязательно хорошо должно пройти. Ну, после… Того как… Нечего беспокоиться, сын. Все будет хорошо, боги помогут. Вот увидишь. – Но Данка заметил, как по лицу отца пробежала тень волнения, едва заметная, но все же не ускользнувшая от взгляда юноши.

– Да, я тоже надеюсь, что все будет хорошо.

– О, кажется уже пришли. Голоса, слышишь?

«А ведь и правда, голоса!», подумал Данка. Последний поворот и они выйдут из леса на поляну, где стоял дом тетки Галубы. Но вот из-за этого самого поворота им навстречу вышел высокий мужчина, словно древний атлант, воин, с подвязанными красной тонкой лентой на лбу русыми волосами.

– Гей, доброе утро, Сварог! А ты тут чего?

Это был кузнец, единственный в их поселении. Работал Сварог и день, и даже когда приходила ночь, не прекращался литься звук из его кузни. Он ковал и правил все: подпругу, оружие, кольчугу и все, что приносили ему люди, и таким был мастером, что говорили будто сами боги к нему спускаются по ночам, чтобы узреть мастерство его руки и попросить, сможет ли он выковать для них новую кольчугу или оружие, или украшение, поэтому не утихает горн в его кузнице. И никто не видел его никогда дальше от своей кузницы, лишь на большой ежегодный праздник. Конечно, ковать ему больше приходилось для старейшин и дружины. Был он также верующий не только в круг пяти богов, но и в договор старейшин, хотя Данка пару раз слышал, как Сварог с отцом обсуждали новый налог старейшин и отец успокаивал Сварога, просил еще немного потерпеть. И в целом они часто тихо переговаривались, когда Данка их видел вместе, буквально парой фраз, оглядываясь по сторонам.

– Голуба попросила, гм, лезвие для косы принести, так как не успевает ничего, к празднику нужно подготовиться. Так боги смотрят на нас и судят по делам земным нашим, – Сварог подошел ближе и коснулся плеча Умислава, также сделал и отец. Кузнец и не сразу заметил юношу, который стоял за спиной отца. – А кто это? Данка, ты ли? Ну, что готов свой меч получить?

– Как уже? – Слово это подняло в душе юноши все его давние мечты – самому когда-нибудь держать меч и стать настоящим воином, как Яр, или даже выучиться охотничьему делу, как Лютомир. Или стать тем героем из сказок, которые рассказывала им Иванка перед сном. – Так я могу его уже забрать?

Сварог улыбнулся широкой улыбкой.

– Забирай! Вот только услышу «добро» от Яра, и тогда забирай.

– Всегда есть это «вот», – нахмурился Данка. Все его мечты тут же улетели, остался только старый деревянный меч перед ним, с тем, с которым он всегда занимался.

– Ты не сердись на меня, Данка, – Сварог повернулся к Умиславу, – там уже несколько домов собралась, но вы не последние, еще ждут некоторых, но все же поторопитесь, они уже начинали, когда я уходил. Спешите, и боги не забудут и зачтут вам, и может ближе будем сидеть за столом богов наших. Так что до встречи сегодня вечером в Волотовом Доме. – Сварог бросил взгляд на Данку, прищурив правый глаз, но Данка сделал вид, что не заметил этого.

– До встречи, Сварог.

И кузнец широким шагом двинулся в сторону кузницы, что-то насвистывая себе под нос.

Когда они вышли из леса, то сразу увидели, как поднимается дым из трубы Галубеного дома. Дом стоял на огромном поле, окруженный со всех сторон лесом. Сам дом был небольшим, но очень красивым – весь был изумительно расписан, на бревнах было много знаков, отражая то, чем занимались жители этого дома, а над входом было вырезано настоящее Солнце. И возле дома уже собралось много мужчин из поселения. Данка заметил, что некоторые пошли в поле, а некоторые остались еще ожидая распоряжений дружины. Там стояли дед Милорад, что жил у самого Волотового Дома, пожалуй был один из самых старых, с длинной белой бородой, но еще крепкий, сам следил за своим хозяйством, потому что баба Златка умерла два года назад. Но это его не согнуло, как других, а только усилило. Он и на охоту ходил, и до сих пор больше всех работал, когда нужно было. А больше всего Данка любил слушать, какие захватывающие сказки рассказывает дед Милорад. Заслушаешься и действительно поверишь, что так и было на самом деле. Стояли там дядя Мстивой с двумя сыновьями – Святом и Изяславом. Мстивой разговаривал с дедом Милорадом, но замолчал когда к ним подошел очень высокий и сильный человек, одетый в кольчугу и с двуручным мечом за спиной – Градимир, старший воевода. Данка время от времени и не понимал, для чего должна быть эта дружина, но отец говорил, что если враг нападет, так кто их защищать будет? А Данка вновь спрашивал отца почему, ведь был договор с врагом у старейшин, и никто на них не нападает почти как триста лет, но потом все-таки соглашался с папой.

– Привет, Умислав! – сразу закричал Мстивой, когда увидел, что они подходят. – Ждем вас уже!

– Солнце на пути твоем, – ответил Умислав, – да вот встретили Сварога, задержались немного на дороге разговаривая.

– А, понятно.

Они прикоснулись к плечу друг друга. Так поступил и Данка, но при этом слегка наклонив голову. С улыбкой положил руки на плечи сначала Святу, потом Изяславу. Они редко когда играли, так Мстивоевы сыновья были старше его, Свят на четыре лета, а Изяслав на три, и уже получили от Яра мечи, а старшие не играют с младшими – им стыдно.

Мстивой что-то шепнул отцу, но Градимир стоял рядом с ними, поэтому отец только коротко кивнул, а Данке показалось, что видимо Мстивой спрашивает отца про кур, может куница к нему тоже приходила ночью?

– Все, пойдем, – ответил Градимир, – ты, Мстивой, с сыновьями ближе к левой стороне от леса, а ты, Умислав, иди от них на сорок шагов. Тогда твой сын от тебя на десять. Понятно?

Мстивой кивнул в знак согласия, глядя на Градимира из-под бровей. Поднялся и дед Милорад, который сидел на траве, закрыв глаза, и видимо до этого был где-то далеко в своих воспоминаниях, либо придумывал новую сказку.

– Да, раньше начнем, раньше закончим, – он подмигнул Данке. – Градимир, может и ты нам поможешь?

– Иди старик, – ответил воевода даже не глядя на него. – Не мое это дело.

– Да, не твоё, не твоё, – вздохнул дед Милорад и пошел к полю что-то говоря себе под усы.

– Идите, а то придется у Галубы забрать то, что соберете, если так время тратите, – жестко сказал Градимир, поправив кожаный ремень на груди, который держал за спиной меч с драгоценной рукоятью.

– Идем, – ответил Умислав.

Но когда они ступили на поле, то сразу услышали жуткий крик.

– Дядька Умислав!

Данка тут же обернулся на крик. Даже бабка Галуба выглянула из дома:

– Кто кричит?!

Со стороны леса, которая идет к началу пути Солнца, бег Брячислав. Еще маленький, почти пятое лето, он всегда помогал Мокше коров пасти. И вот теперь, босой с черными ногами, с грязным листьями в волосах, он бежал и кричал:

– Дядя Умислав! Дядя Умислав!

Когда он подбежал совсем близко, то Умислав подхватил его под мышки и слегка встряхнул:

– Чего ты кричишь, а, лесовичок?

Брячислав вытер лоб ладонью и уже спокойнее произнес:

– Дяденька Умислав, там Мокша…

– Что Мокша?

– Он зовет вас, там случилось… там… Орлика… Мокша убил… там Орлика волк задрал.

Умислав опустил на землю маленького Брячислава.

– Чего стоишь, иди скорее к Мокше, – сразу нашелся Мстивой.

– Никто никуда не пойдет! – громко рявкнул Градимир.

– Градимир, успокойся, я со Святом возьму часть Умислава. Поэтому, ты иди, Умислав, выясни, что там случилось.

– Да, надо, – ответил отец, еще не понимая, что именно случилось на самом деле, – так, Данка, пойдем, скорее!

– Подождите, я иду с вами, – ответил Градимир. Умислав вздрогнул, услышав эти слова. – Если что, Совет должен знать. Может старейшины, по крайней мере, дадут тебе награду за животное.

«Не дадут», подумал Умислав. Но не это было главное, а то что старейшины узнают, и, если с Орликом действительно что-то случилось, вечером ждать им беды в Волотовом Доме.

– Будем надеяться, что все хорошо. Идем.

Умислав вместе с сыном и Градимиром зашагали в лес в направлении откуда прибежал маленький Брячислав. Мстивой только покачал головой, глядя из-под бровей на воеводу, и с сыновьями пошел к полю. А тетка Галуба сразу подняла маленького Брячислава на руки:

– Ух, какой ты тяжелый! Брячислав, опять ты от матери сбежал к Мокше? Ах, ну что с тобой делать? Пойдемте в дом, я тебе блинчиков дам, – ответила тетка Галуба и пошла с ним в дом.

– Блинчики, – удовлетворенно произнес Брячислав, похлопав в ладоши.

Данка шел с папой и Градимиром, не зная, что и думать о том, что рассказал маленький Брячислав. Сначала курицы, потом Орлик. Нет, что-то неладное идет к ним. Было так однажды, кто-то рассказал, когда у бедной Умилы поросенок помешался и в лес к озеру бросился, так и она не знала потом куда себя деть, и тоже в лес ушла за поросенком, еще даже до начала праздника.

Они очень быстро проскочили через лес и вышли к следующему полю, где пас коров Мокша. Он был недалеко от них, коровы ходили по пастбищу, но две коровы стояли именно рядом с пастухом. Это были Черника и Милавица, Данка сразу узнал их. Милавица склонилась над чем-то около дерева в траве.

– Вот и вы! Думал и не добежит Брячислав! – крикнул Мокша-пастух, двигаясь к ним.

– Что случилось? Говори! – сразу спросил Градимир, когда они подошли ближе.

– Пойдем скорее, сюда, – Мокша-пастух махнул рукой к дереву, неподалеку, – я все-таки волка отогнал, ранил его, может, он бешеный был? Спасибо, что топор сегодня взял. И я еще думал, ну, на что он мне нужен?!

Они подошли ближе и Данка увидел, что рядом с деревом лежал их Орлик, а Милавица толкала сына носом, заботливо облизывая его рану, не веря, что ее дитя больше не скачет возле нее. Отец, наклонившись, глядя на теленка, произнес:

– Да-да, – потом посмотрел на Градимира, стоявшего заложив большие пальцы за пояс, и, обратившись к сыну, сказал, – сынка, беги к дому, возьми лопату и тут же обратно сюда! А мы с Градимиром сейчас в лес пойдем, вон след кровавый от раны волка виден, – Умислав посмотрел на Мокшу, – давай топор, мы быстро.

– Не нужно, – остановил рукой Мокшу Градимир, и вытащил меч из ножен, – так справимся.

Данка, не дослушав отца, побежал к дому.

Умислав пошел в лес с Градимиром, пока Мокша-пастух остался со своим стадом. Вдвоем они зашли недалеко в лес, когда услышали, как что-то толкается у сосны. Это и был волк – Мокша его хорошо зацепил, волк скулил, лизал раздробленную ногу. Услышав подходящих людей, хищник сразу поднялся, но ослабевший, не способный больше бежать, опустился опять к земле, поскуливая, с глазами полными осмысленности своей судьбы. Градимир обошел животное сзади, держа меч в руках, а Умислав подходил к нему спереди. Хищник скулил, и видимо хотел показать, что он совсем не виноват в том, что случилось, что это только его волчья порода, и он совсем не хотел трогать бедного теленка. Когда между врагами осталось несколько шагов, волк резко вскочил, собрав последние силы для того, чтобы сохранить капли своей жизни и, может быть, прожить еще несколько часов. Он зарычал и бросился на Умислава со всех сил, разинул пасть, и сверкая глазами, словно охотничья собака Дикой Охоты. Умислав отскочил в сторону, и клыки щелкнули по пустоте, не обнаружив ничего кроме воздуха. Приземлившись на лапы, волк повернул голову, чтобы вонзить опять клыки в ногу охотнику, но в этот самый момент Градимир обрушил меч на шею волка. Голова отделилась от туловища, и пасть закрылась так и не достигнув цели.

Градимир наклонился над хищником и прошептал молитву:

– Иди от Калаксая к Полнолунию, обратись назад, от Земли-матери до Луны-солнышко сына, а над моим мечом-железом не будет надругательства во веки веков. Сохрани тебя Велес. Иди. – И, нагнувшись, дружинник поцеловал голову волка в лоб. Прикоснувшись к его шее, Градимир вымазал пальцы в крови и провел ими вдоль мяча.

– Ты знаешь, что делать, – обратился Градимир к Умиславу, – никто не пожелает, чтобы на праздник в его доме было убийство – дурной знак.

Умислав ничего не ответил, лишь молча посмотрел на Градимира – тот не знал, что он ещё утром обнаружил. Он и не хотел, чтобы кто-то еще узнал, так как считал, что если это оставить тайной, так может и беда проскочит мимо его семьи.

– Бери голову волка и иди к Матери-Земле, она ждет тебя. – Градимир вытер меч от крови и сунул его в ножны, и несмотря на Умислава зашагал обратно.

Умислав вздохнул – Градимир сразу пойдет к старейшинам. И поэтому надо поторопиться попросить спасения у Матери-Земли – она всегда была защитницей их семьи. Взяв голову волка, Умислав пошел к тотему.

Тотем стоял неподалеку. Сейчас никого здесь не было. Около столба дрожало пламя костра, видимо, утром сюда приходила жрица Марана. Умислав, подошел ближе к тотему. Он чувствовал суровый взгляд и между тем ласковый словно своей матери. Тотем Матери-Земли был один из самых главных, но было решено поставить его в отдалении, где и было место силы земли, откуда пришла Мать, которая хранила их и давала им урожай, хоть старейшины и забирали большую его часть. Она держала колосья в руках, с венком из полевых цветов на голове. Умислав подошел к нему и положил голову волка.

Подняв руки, он посмотрел в лицо Матери-Земли. Неподвижные вырезанные глаза ее смотрели печальным взглядом, словно спрашивая: «Чего пришел просить? Почему беспокоишь? И ради чего нужна?»

Умислав задрожал, только боги могли теперь спасти его семью. С самого утра словно кто-то наслал проклятие на них. «Дурной знак, дурной!», – и не знал Умислав, что происходило в его доме в этот момент. Но сейчас было только лицо этой древней богини, которое спрашивало: «Что нужно тебе, человек?»

– Сохрани. Сохрани. Сохрани. – Умислав шептал, подняв руки вверх, надеясь, что Мать-Земля услышит его, что возьмет эту голову волка, как дань смерти Орлика, и защитит их дом от Чернобога. – Сохрани!

Мужчина не мог больше сдерживать волнение за свою семью, припал к земле и заплакал. Вскоре он почувствовал, как лица коснулся легкий ветер, якобы кто-то подул на него. Умислав поднял голову и посмотрел на тотем – ветерок дул со стороны тотема! Почувствовал он, что должен спешить домой. «Они зовут меня!» – пронеслось в голове Умислава. Сразу поднялся и быстро зашагал к своему дому, надеясь, что он успеет. Не забыл он также, прикоснуться рукой к тотему, благодарил он Мать-Землю, что выслушала его.

В этот самый момент Данка бежал к дому. Мысли в голове его метались, как безумные, как будто пчелы, вылетающие из улья от того, что кто-то толкнул его. «Что будет дальше? Куры с утра, сейчас Орлик! Ужас! Что вечером ответят! Ах, как страшно! А если из этого и старейшины решат, что и кости не нужно бросать, а сразу выберут папу или маму? Что тогда? Что если Златка? А ей еще только пятое лето пошло! А Мира? А как же свадьба? Мать, отец? Ой, ужасно!» И он еще сильнее припустил к дому.

Когда он прибежал, то заметил, что у забора стоял привязанный конь. Серый, с белым пятном вдоль спины, с такой же серой гривой вплоть до самой земли, с хорошей подпругой и седлом, и подкованный так, что копыта его блестели на Солнце. Данка подошел ближе и тогда признал коня старейшины Абруя. «И что он у нас забыл?» Данка вошел в дом и услышал голоса.

– Да, вы говорите, что не готовы? Стыдно, стыдно, Иванка.

Зайдя в дом, Данка увидел человека, сидящего за их столом. Он положил свои короткие ноги в отделанных драгоценными камнями ботинках на стол, курил трубку, выпуская клубы дыма к потолку толстыми губами, спрятанными под густыми усами. Его шапка сползла на одну сторону, закрывая единственный и без того невидимый из-под таких же, как и усы, густых бровей, маленький глаз. А другой глаз смотрел на Иванку. Он блестел и во взгляде его чувствовалось превосходство над теми, кто был перед ним. Данка, не смотря на старейшину, прошел молча сзади и сел на скамейку рядом со Златкой около печи.

– Вам надо уже позаботиться о счастье своей дочери, а там глядишь лета пройдут, и девка старой бабой обернётся.

– Милый Абруй, – отвечала Данкава мать, – я снова говорю вам, что это за счастье, чтобы наша дочь стала вашей женой и была в помощь вам, чтобы Любмел шагал над вами. Но упрямая, ничего не поделаешь.

– А кто спрашивает? Неужели счастья не хотите? – Опять выпустив клуб дыма, спросил Абруй.

– Да, что я? Что могу? – отвечала мать, ломая пальцы.

– Да-да, – Абруй спустил ноги со стола и, положив руки на стол, продолжил, – сегодня будет праздник, на котором будет решаться судьба каждого дома, а с поддержкой вашей дочери, вам нечего будет и волноваться. Позовите ее сюда.

– Златка, солнышко, сходи, пожалуйста, к Мире, пусть она придет сюда.

Златка вскочила со скамейки и, как бешеная, кинулась во двор. Мать сидела, опустив голову вниз и даже не смотрела на Абруя. Сам старейшина только выпускал клубы дыма, почему-то улыбаясь себе. Иванка подалась вперед, видимо, хотела произнести еще что-то, но не успела, так как в дом вернулась Златка.

– Мира говорит, что куры еще не кормила, а так уважаемый старейшина также может яйцо снести, чтобы было чем на праздновании губы мазать – и, сказав это, захохотала во весь голос и выбежала из дома. Но столкнулась с папой на выходе, – папочка!

Умислав подхватил дочь на руки, и осмотрел дом. Встретившись взглядом с Абруем, он произнес:

– Добрый день. Что вам здесь нужно, господин старейшина?

– Да-да, зашел узнать, как дела ваши, не тяжело ли вам увеличенную десятину платить… да и дочь ваша, старшая, красавица растет, вот уже и жениха нужно будет искать.

– Парней много молодых.

– Да-да, но что молодые? Дома нет, хозяйства своего тоже…

– Все по милости богов.

Абруй снова глянул на Иванку, потом обвел всех взглядом, кто присутствовал в доме, глядя словно это они пришли к нему в гости, просить за свою дочь.

– Я вот что имею в виду, все мы знаем, как хорошо, когда старейшины оттолкнули зло, которое наводило здесь ужас множество веков, и как хорошо сейчас живется.

– Так мы и благодарны вам за это.

– Я не закончил, – ответил Абруй, сжав зубы так, что раздался скрежет трубки о зубы. – Да-да, также вы знаете, как плохо, когда боги отворачиваются от вас в день праздника. Но мы можем защитить и в это время. Мне только нужны ваши слова, не дочери, а ваши, как родителя этой семьи. Так что?

Умислав опустил Злату на пол, потом решительно посмотрел на Абруя, решая, какой будет дальнейший судьба его семьи. И, опустив голову, произнес:

– Мира сама выберет жениха. Вам она отказала.

– Да-да, – ответил Абруй, едва не сломав трубку, так сильно он стиснул зубы. Вздохнув, пошел к выходу, и, обратившись на пороге, тихо проговорил, – хорошо, скорее покормит кур, пожалуй на пару голов меньше, – и вышел из дома.

Иванка, как смотрела, так закрыв лицо руками, села на скамейку у стола.

– Гой, что же это делается! Мать-сыра-земля! Что же это?

Данка со Златкой подошли к матери, обнял ее за плечи. Златка уже была готова заплакать вместе с матерью и шмыгать носом. Данка, гладил мать, приговаривая:

– Мама, не плачь, все будет хорошо! Не плачь. Чернобог пусть заберет его! Только ходит и обижает простых людей, и никто не может им слово сказать!

– И в кого это девка упрямая такая, а? И я хочу, чтобы счастье было. Так где же то счастье? Там, где есть все, чтобы жить и ручки не портить, или там, где есть любовь? – Как бы к самой себе обращалась Иванка, забыв сына стоявшего рядом.

Данка не знал, как успокоить мать, и как сказать про Орлика, так как еще одна худшая новость для матери была бы невыносимой. Папа молчал, закрыв лицо руками, сидя на стуле, с которого минуту назад встал Абруй. Данка не заметил, как заговорил:

– Мама, ты не волнуйся, пожалуйста. Хорошо? Обещаешь?

Мать подняла взгляд к сыну, словно только сейчас заметив его. Она обняла и поцеловала его в голову.

– Да все будет хорошо, сынок.

– Мать, волк Орлика убил, – слова сами выскочили.

Мать оттолкнула от себя Данку, посмотрела серьезно, словно он лжет, потом обратилась к мужу, – Умислав все также сидел не поднимая головы, – привлекла сына к себе. Слезы больше не лились, Иванка только говорила:

– Мать-сыра земля, избавь от Чернобога Орлика, и нашу семью, сохрани. Прошу!

Она говорила это бесконечно, больше не в силах лить слезы, словно смирившись с тем, что ждет их вечером. «И на что Мира такая упрямая?» Вновь прозвучало в ее голове, так как теперь все зависело от богов, как они решат. Умислав встал, подошел к жене и обнял детей и жену. Когда в дом вошла Мира все посмотрели на нее. Девушка даже не сразу поняла, чего мать плачет, а отец обнимает её младшую сестру и брата. И почему в воздухе летает такое ужасное чувство наступления беды.

Златка подскочила к ней:

– Мира, Мира, вот видишь, ты про яйцо пошутила, а мать плачет.

Мира, не понимая, что она сделала не так, подошла к матери. Иванка встала и, глядя прямо на дочь глазами снова полными слез, сказала:

– Молись, дочь, чтобы спасли нас боги сегодня.

Папа подошел к Мире и поцеловал ее в лоб. Потом, не глядя на семью, вышел из дома. Мира, испугавшись неизвестного, проговорила жалобным голосом, надеясь, что мать её успокоит:

– Мать, ответь, так что-то плохое будет, что я отказала?

– Все будет хорошо, дочь, все будет хорошо, – сказала Иванка, – будем к празднику собираться.

Иванка вытерла те слезы, что еще остались на щеке и, хлопнув в ладони, громким радостным голосом, который бывает, когда человек успокаивает себя, проговорила:

– Так, Данка, беги на улицу, надо вам с папой яблок насобирать. Златка, ты будешь мне помогать дальше с хлебом, а ты, Мира, иди набери воды и сюда неси, потом я тебе скажу, что дальше делать.

И каждый пошел по своим делам.

2. Праздник

Скоро Мокша-пастух отвел стадо по домам, и Милавица с Черникой стояли в хлеву. Милавица каждый раз оборачивалась, ища своего сына, надеясь, что он где-то спрятался от неё и вот-вот выбежит, и не дождавшись сыночка, замычала так, что её голос подхватила Черника, а после завыла собака, решив, что коровы хотят с ней пообщаться. Умиславу же пришлось идти и успокаивать домашних животных.

Шли последние приготовления в Данкавом доме. Иванка никак не могла нацепить поверх головы Златки венок с разноцветными ленточками. Данка, сидевший на скамейке у окна, наблюдал, как плавно солнце пряталось за лесом, как размеренно оно двигалось в своем путешествии по земле. В этот момент, он представлял, как проходят приготовления в других домах. Видимо, все собираются так, как и они. Девушки примеряют венки, ребята подпоясываются белыми поясами, кто-то возносит молитву богам, чтобы те оберегали их сегодня вечером. И в каждом доме, в каждой его части, в самом воздухе, присутствует маленький нервный дух, дух неизвестности, который рождается перед важным событием. Но в Данкавом доме этот дух поселился еще с утра – смерть животных случилась не просто так. И мальчик это замечал по тому, как мать пыталась зацепить венок Златке, руки ее дрожали и ничего у неё не получалось. Как отец пытался с твердым лицом скрыть свой взгляд волнения, и видимо только Мира не замечала вокруг ничего и была такой, как всегда. Она уже оделась в самое лучшее белое платье с красным тонким пояском на узенькой талии и крутилась возле маленького зеркала, рассматривая себя со всех сторон. Данка мог в это время только позавидовать её безмятежности. Отец же в этот момент сидел на скамейке за столом, потирая ус одной рукой и нервно стуча пальцами по столу другой.

– Да не вертись ты, Златка, не вертись! – говорила Иванка дочери, которая в свою очередь, не могла спокойно усидеть на месте и пыталась добежать до зеркала, чтобы посмотреть на себя. И, не дождавшись, вскочила и побежала, толкнув Миру в сторону. Венок остался в руке мамы. – Ну, что мне с ней делать?! – ответила Иванка глядя на Умислава.

Мира обратилась к Златке, в свою очередь оттолкнув её, и сказала издевающимся тоном:

– Не хочет быть красивой, пусть так идет, всё равно потом где-то влезет и перепачкается!

Отец вздохнул, когда-нибудь, а дочери должны будут уважать друг друга, а пока пусть будет так. Бросив недокрученный ус, отец встал, на нем была белая рубашка с красной вышивкой на груди и белые льняные штаны, и подошел к Златке. Та смотрела на папу с улыбкой на устах, и отец в ответ улыбнулся, подхватил ее под мышки и, подняв почти под потолком, произнес:

– Златка, и в кого же ты такая непоседливая, а? Посидишь у меня тихо на коленях, а? Златка?

– Да, папочка, – ответила Златка еще больше улыбаясь, – я только увидеть хотела, как получается, только это, папочка.

– Давай, ты закроешь глаза, а когда я скажу открыть, тогда и посмотришь, как получилось, согласна? А там может и подарок еще тебе кто принесет.

– Ой, правда, папочка?

– Правда, дочка.

И Умислав, сев на скамейку сначала сам, посадил дочь на колени. Сейчас Златка сидела не двигаясь, ждала пока Иванка цепляла ей венок. И даже глаза закрыла, как и говорил папа. А Умислав кивком головы показал Данке в направлении печи. Данка догадался, что имеет в виду папа, подошёл к печи, увидел там сладкую конфету на палочке, которая напоминала медведя, стоявшего на двух задних лапах, а две передние он поднял вверх. Данка удивился откуда у родителей столько денег для такого лакомства, но виду не подал и, как мог тихо, положил сладкого медведя на стол. Он и сам был не против полакомиться медведем, но очень ценной была такая сладость. Делали его из меда, яблок и яичного белка. Даже Мира отвернулась от зеркала и с удивлением посмотрела и на лакомство и на родителей, спрашивая их взглядом откуда такая роскошь? Умислав взял венок из руки жены и надел его на голову дочери. Златка в этот момент сидела держа дыхание в груди, боясь спугнуть что-то тайное. Так отец зацепил ленты и венок за волосы. И, наконец, произнес:

– Все, можешь глаза открыть, дочка!

– Ох! Медведь! – крикнула Златка, хлопнув в ладоши, сразу заметив сладкое угощение. И, будто ящерица, соскочила с колен отца и бросилась к столу. Схватив двумя руками медведя, она уже хотела откусить ему голову, как остановилась и посмотрела на родителей. Потом, словно поняв что-то важное для себя, она протянула медведя матери.

– Мама, ты раздели его на равные кусочки для нас, чтобы мы все попробовали.

Иванка только улыбнулась прозорливости своей младшей дочери.

– Я не буду, еще успею угощений попробовать сегодня! – проговорила Мира, глядя на семью через зеркало. А мать только покачала головой в ответ. Но взяла медведя из рук Златки и разделила его на четыре равные части. Данка, воодушевленный этим поступком сестры своей, вернул свой кусочек Златке, даже если и сам невероятно хотел попробовать лакомство. Отдала свой кусок Мира отцу. А Умислав вместе с усмехающаяся Златкой съел угощение.

– Теперь можно идти, – Умислав повернулся к жене, – так, берем приготовленные блюда и подарки и идем к Волотовому Дому.

И семья вышла в направлении Волотового Дома, где видимо уже и собиралось поселение. Данка с папой выходили последние из дома, и Умислав придержал сына и сказал:

– Чтобы сегодня ни случилось будь мужественным, ничего не бойся, – Сказав это, отец толкнул сына в спину, будто поторапливая его, а сам закрыл дом.

Волотов Дом находился за высоким плотом, который скрывал почти всё строение, оставляя лишь видимым крышу. Но даже так можно было заметить, как ярко блестела пламя костров, словно дневной свет остался на земле провести эту ночь. Ворота были открыты, и люди со всех сторон поселения шли к главному зданию. Дрожал свет от костров, и только сейчас, рядом с Волотовым Домом, с помощью пламени и месяца, можно было увидеть небольшую тень вдалеке – замок.

Замок был спрятан за кронами деревьев, и хоть он и стоял на самой высокой местности за болотом, тем не менее отсюда можно было увидеть только его шпили. Замок этот всегда пугал парня, хоть и любил Данка сказки про него. Парень вздрогнул и отвернулся. Сегодня решится дальнейшая судьба их деревни – будут ли они жить так красиво следующее лето, как, пожалуй, последние триста лет?

Люди проходили через главные ворота и шли к тотемам, минуя великое множество костров. Жар от них распространялся на весь двор, где находился главный дом поселения. Около тотемов они клали подарки и угощения для Перуна и Матери-Земли. После того как люди положили свое сокровище около богов, они шли в Волотов Дом, чтобы быстрее занять выгодное место, ближе к главному огню. Так и Данка с семьёй положили под высеченным из дерева бога то, что подготовили за день и поспешили войти в Дом.

Под крышей собралось уже почти все поселение. Ближе всех к огню, который находился в самом центре Дома, сидели дядя Мстивой с женой Новой и сыновьями Святом и Изяславом, рядом с ними был Мокша-пастух, который о чем-то разговаривал с дедом Милорадом. А с другой стороны напротив сидел кузнец Сварог. Сзади подошел прихрамывая (где-то на охоте волк схватил за ногу) охотник Лютомир с семьёй, была тут уже и тетя Галуба, и Святар с другого конца от Данкавого дома, а Ждан бывший воевода спал у самой стены, рядом с ним лежал пустой рог. И многие другие, кого Данка видел лишь несколько раз на лугах и на празднике. Так они подошли и сели с семьей Мстивоя, здесь было хорошо видно да и с их семьёй они дружили. Поэтому Умислав начал сразу вести беседу с Мстивоем, тогда как Мира покраснела, когда сыновья Мстивоя, и подсевший к ним Мокша-пастух начали говорить ей приятные слова насчет ее красоты. Данка же смотрел сразу на три престола, стоявшие в глубине дома, пламя костра освещало их и от этого они казались величественнее.

Эти три престола были разные по высоте – один стоял на ступеньках и поэтому был выше двух остальных, но по левую руку престол был выше престола по правую. Центральный был украшен черепом лося с цветами клюквы. Тот, что находился по левую черепом яка с пшеницей, по правую – черепом волка с листьями папоротника. И рядом с каждым троном стояли по два дружинника, в стороне стоял Градимир, на котором была очень красивая сбруя и шлем с драгоценными камнями. Данка заметил у среднего трона и Яра, который учил их, как владеть мечом, луком или топором, и порой рассказывал им о старейшинах и их заслуги перед поселением. После разговора у Данки всегда складывалось впечатление, что старейшины настоящие боги. Также здесь были и другие дружинники. Рядом с Яром стоял Лютовлад, далее к левой стороне Радогор с Уйкай, а по правую – Яромир с Завидом. Каждый из них был крепок и силен, хоть и уступал Завид в росте остальным, а Лютовлад в ширине. Рядом с Градимиром находилась жрица Марана. Она стояла у самого угла дома, была в тени и Данка не мог её полностью рассмотреть.

Данка посмотрел на главные двери, через которые они только что пришли и откуда в зал войдут три старейшины. Без них праздник не начнется. Ждать их долго не пришлось и вот появился первый старейшина – Вышеслав. Это был самый младший из старейшин, которому было около тридцати лет. Высокий и крепкий, с красивым лицом, один глаз его – голубой – ярко блестел, другой – темный, серый, цвета земли – забирал весь мир. И он смотрел на всех так, будто знал какую-то тайну, известную только ему. Одет Вышеслав был в волчью кожу с покрывающим его голову волчьим скальпом. Вышеслав подошел к костру, поднял руки к огню, потом прикоснулся ко лбу (при этом произнес «Радуйтесь!»), И пошел к трону по правою руку его. Сев на свое законное место, положил ногу на подлокотник, осматривая людей насмешливо-презрительным взглядом.

Потом появился Абруй, который и приходил с утра до Данкавого дома. Сейчас он выглядел более мужественным, чем раньше, был одет в такие же красные ботинки с украшениями из драгоценных камней и в белые полотняные широкие брюки, как и утром, но без рубашки, с серьгой в носу и с венком из пшеничных колосьев. Абруй несколько раз бросил взгляд на семью Данки, в частности больше на Миру (но Данка предполагал, что это ему показалось), и сел на свое место – левый престол с головой яка.

Никому не нужно было говорить куда смотреть дальше. Данка перестал даже дышать. Вся деревня задержала дыхание, глядя туда, где с минуты на минуту должен был появиться последний и самый старый и мудрый старейшина. И он не заставил себя долго ждать. Подул легкий ветерок, и взгляды всего поселения обратились к главному входу.

Человек мягко ступил под крышу своего дома. Ноги его были босые с браслетами на щиколотках, одет он был, как и на каждый праздник, в белую ритуальную рубаху до пят, подпоясанный поясом с Родовой Обереговой символикой – разноцветными ромбами и крестами. Белая борода его, тоже была подпоясана под пояс, обходя его стан три раза, а у самого лица в бороду были вплетены маленькие серебряные колокольчики, которые пели прекрасную песню, когда он шел. Около одного глаза была маленькая татуировка земного плодородия – ромб с четырьмя точками внутри, а под другим Солнце-бога Святовита – солярный круг с двумя символами мощи человеческой и богов над ними. Темные глаза его смотрели на всех словно пронзая каждого насквозь. Свет костра отражалось в его глазах. Рад – так звали последнего старейшину – держал в руках небольшой посох, украшенный миниатюрной вырезанной головой лося. Рад ступал медленно, и также, как предыдущие два старейшины, прошел через центр и стал у своего трона, но не сел, а продолжал осматривать людей.

Потом, подняв руки в гору, он произнес так, что все люди втиснули головы в плечи, словно небо сейчас обрушится на них:

– Боги наши суть Отцов наших, а мы – дети их, и будем достойны Славы Богов наших, и создадим хороших дней множество, да во славу Родов наших, троекратно более, чем волосов в бородах наших! Радуйтесь!

Началось звучание голосов, сначала тихое, а потом, как волна идущая на берег, все громче и громче. Но Рад поднял руку, и голоса смолкли, только бубенцами в бороде пели свою песню «дзинь-тинька-дзынь-тинька-тинька». Данка весь, дрожа, смотрел на этого человека, которому они были обязаны счастливой жизнью. Рад обвел всех снова взглядом и сел на свое место, положив руки на посох. Руки его были старые, кожа почти вся иссохла, но если присмотреться можно было заметить, что руки эти никогда не знали грубой мужской работы, а только возносились вверх в молитве.

После поднялся Абруй. Голос его был более раскатистый:

– Поздравляю вас всех с праздником нового рождения нашего! – на минуту голос его заглушили крики и свисты людей, но Абруй поднял руки и снова все затихли. – Сегодня мы празднуем ровно триста лет, как старейшины избавили вас от врага, который уничтожал ваш род, делая набеги из замка на холме, – он махнул рукой в направлении замка, – но сегодня вам ничего не надо бояться! Наши предки избавили вас от врага! Наш предок Ничапыр боролся день и ночь! День и ночь! Но сила их была равна, и не могли победить друг друга! Тогда Ничапыр взял договор с врага об ежегодной человеческой жертве, и не будет больше отродье Чернобога хватать людей, когда ему вздумается! И оставил Ничапыр после себя сыновей своих Кривду и Старосвета, чтобы следили они за договором, так как только потомки Ничапыра могут иметь разговор с тварью. И силу имели потомки его такую же. Ведь если разобьет договор отродье Чернобога, чтобы смогли потомки защитить поселение от врага страшного! Поэтому мы, потомки Ничапыра, говорим вам, – и Абруй крикнул во всю силу так, что вздрогнуло пламя, – радуйтесь!

Будто отдав все силы на свою речь, Абруй устало упал на трон, закрыв лицо ладонями. Глядя на своего брата, Вышеслав, держа рог со сладким медом в руках, поднялся на ноги и обвел всех своим пронзительным взглядом. Опрокинув рог, он вытер сладкий мед с усов и откинул его в сторону, указав в направлении замка, он произнес:

– Да, мы заключили договор с этим порождением Чернобога! И сегодня мы, как ежегодно, приносим ему нашу сакральную жертву, чтобы следующий год был плодородным и счастливым, и вы не беспокоились за свои семьи! – Снова раздался крик и свист, но, как и предыдущие старейшины, Вышеслав остановил его поднятием руки. – Да-да, вижу-вижу, вам уже не терпится идти к праздничному столу, но не все будут сегодня праздновать, танцевать и петь, но так было и раньше, будет после, таков был договор. Теперь кости откроют нам тайну следующей жертвы.

Народ в зале замолчал. Данка нервно поглядывал то на папу, то на мать, то на сестер, а если иногда так и на остальных, и у всех был такое же выражение лица – нервное, они ждали, на кого укажут кости в этот год.

Вышеслав ступил со ступеньки трона, поднял рог, подошел к бочке возле стены, открыл ее и налил сладкого меда. Потом, с таким же ярким разноцветным блеском в глазах, он показал рукой с рогом до угла, где стоял Градимир и жрица.

Вышеслав крикнул так, что чуть не погасил пламя в центре:

– Марана!

Жрица шагала так тихо, словно плыла по воздуху, и все взгляды были обращены только на нее. Магической красоты, будто каждый мужчина вдохнул в нее свои самые тайные мечты о женщинах. Никто не мог находиться рядом с ней, потому что сразу захватывало дыхание. Марана носила черное платье, подпоясана была она золотым пояском. Вокруг зеленых глаз было раскрашено черной краской. В руках она держала мешочек, в котором звучали кости, ударяясь друг о друга.

Марана неотрывно смотрела на пламя, и прыгало оно в её глазах. Жрица опустилась на колени, что-то шепча, и припала головой к земле. Все взоры были направлены к ней. Потом Марана подняла руки в гору, и открыв мешок высыпала кости на землю. Народ следил неотрывно за тем, что делает ведьма. Она подсунула руку к пламени, достала маленькую головешку. Ударила она ею по песку. Маленькие кусочки отлетели в стороны. Взяв один из них, подула на него, и в руках у нее остался только пепел. Она нарисовала круг вокруг костей, снова что-то шепча. Кости сейчас лежали так, что три оказались в центре, а остальные были ближе к огню. Марана склонилась над костями и начала рассматривать их очень внимательно, держа руку над ними. Через несколько минут она оторвала взгляд от них и посмотрела на людей, сидящих по обе стороны и с нетерпением ожидающих сегодняшнего приговора. Когда она перевела взгляд к той стороне, где сидел Данка, то что-то дрогнуло внутри мальчика. Ведьма остановила свой взгляд на нем. «Словно это уже я,» – пронеслось в голове мальчика. Марана подняла горсть пепла в ладонь и подошла близко к Данке. Все затаили дыхание. Марана стояла рядом с ним и водила глазами по рядам, а мальчишка так испугался, что неотрывно смотрел на ведьму. Данка почувствовал, как Марана осматривает его своими зелёными глазами, открывает его самые тайные желания и мечты, выворачивает его душу. Также он чувствовал, как его мать и отец, и обе сестры его, следят за ними, не в силах отвести взгляд. А потом случилось то, чего ждала вся деревня последний год, Марана развернула ладонь и подула пеплом в лицо Данки – жертва была выбрана.

Рядом с Данкой кто-то вскрикнул. Тут же по всей толпе прошел звук облегчения и несколько ужасных криков. Данка увидел, как Златка крутилась на месте, не понимая или радоваться ей за брата или нет. Умислав, как и Иванка, смотрели на сына, что-то застыло в их груди. А Мира никак не могла поверить в то, что пепел в этом году попал на лицо ее брата.

– Марана выбрала! Жертва выбрана! – произнес Вышеслав, снова опрокинув рог со сладким медом в рот. – Вставай мальчишка!

Данка поднялся, стараясь сдержать ноги, которые дрожали, и посмотрел на отца с матерью. «Успокойся, мать, я мужественный», пытался ответить он ей взглядом, успокоить ее, как и отца, которые просто стояли, ничего не могли сделать они против выбора Мараны-ведьмы.

– Я Данка.

– Да-да, Данка, хорошо, сегодня тебе выпал шанс дать еще один плодородный год твоей семье, – произнес Абруй раздражительно, закатив глаза, но тут же спохватился и добавил, – подходи, не робей. Сегодня это твой праздник!

Было несколько криков одобрения, но не так много, как раньше. Данка смотрел на всех своих друзей с которыми играл. Мокша-пастух, Свят, тетка Галуба, кузнец Сварог, он смотрел на каждого и у каждого молчаливо спрашивал, как же это так, но все отводили взгляды, словно стесняясь того, что выбрали его, а не их, словно не хотели отвечать ему. Также Данка посмотрел и на Рада, и на Вышеслава, который своим взглядом как бы говорил, что знал, кого выберет Марана. Кинул взгляд Данка и на Абруя. И во взгляде его, Данка заметил то, что было скрыто от остальных: «Знаю и про курей, и про Орлика. Отказала. А я говорил вам, пусть лучше соглашается.»

Неужели это и есть последний момент, когда он видит свою семью? И отца, и мать, и Миру со Златкой? Неужели, эти триста лет они вот так жили? Когда были последние годы, Данка даже и не представлял, как это, когда избирали кого-то другого, Святара ли, или сына тети Чары, либо Крутило, либо маленькую Смиляну, когда потом дед Милех пошел и бросился в Штормовую реку. А теперь избрали его, и он должен был идти в замок на холме на смерть до отродья Чернобога. И неужели он видит их всех в последний раз? А как же меч, который сковал для него Сварог? И он, не выдержав своих мыслей, заплакал.

– Закон говорит, что ты должен идти сразу же, – проговорил Вышеслав. – Кто возьмется проводить этого юношу, кроме члена семьи его?

– Я проведу, – вышел из тени Градимир. И всегда он водил к замку на холме тех, кого выбрали. Всегда помогал идти в последний путь.

– Хорошо. Тогда решено. Стань у пламя, Данка-жертва, – Вышеслав сел.

– Пусть будет легкой смерть, и пусть идут с тобою Перун и Мать-Земля, – произнес тихо Рад.

Данка, немного успокоившись, не смотрел на родителей и сестер, стал у костра. Он держался, но боялся, что не выдержит и слезы, как и у матери снова польются из его глаз. Марана подошла к нему, и помазав пальцы в пепле, нарисовала на его лбу прокрученный крест. Наклонившись, собрала кости в мешочек. И затем, отступая постепенно от него, ведьма, выполнив свою роль, скрылась в темноте, уступив место Раду.

Старейшина подошел к мальчику очень близко. Данка видел пустые темные глаза Рада, ничего не замечая в них. Колокольчики медленно пели свою обычную песню «цинк-диньк-диньк-циньк-циньк», а Рад положил свои старые мягкие руки на плечи мальчику.

– Сегодня ты отдаешь свою жизнь ради жизни других кого ты любишь. Эту жертву боги вознесут к себе, а ты никогда не будешь забыт. Теперь ты можешь сказать слова, которые будут последними для твоей семьи, поэтому думай хорошо. Будь мужественным перед последним путешествием.

Рад опустился к земле, поднял немного пепла, оставшегося после Мараны, помазал им голову лося на своем кие, и коснулся креста на лбу Данки.

– Говори! – сказал Рад.

Данка повернулся к родным. Слова не приходили ему в голову. Он видел, как плачет его мать Иванка, как отец держится, чтобы не схватить его и не убежать, Златка, которая до сих пор вертелась на месте, и то улыбалась ему, то смотрела на маму и сама чуть не плакала. Мира еще не верила тому, что это будет последний раз, когда она видит своего брата, как и Данка, который не верил, что это будет последний раз, когда он видит свою семью. Слезы сами полились из его глаз.

– Я не хочу! Мама! Папа! Почему так? Что это?

Но Абруй быстро подошел к нему.

– Шагай по земле, и к небу ты иди! Перун выберет, и Чернобог убежит! Ты, жертва, иди! И нас опять сохрани! – он обратился к Данке, – Данка-жертва, большая честь для всего поселения! Твои родные должны гордиться тобой! Мы будем петь песни в твою честь! Радуйтесь! Радуйтесь, люди!

Но никакой радости не было. Не будет меча у Данки, не увидит он, как Мира выходит замуж, как празднует Златка свой брак, ничего больше он не увидит. И эти жертвы ради того, чтобы отродье Чернобога не уничтожала больше людей, как раньше? Почему никто не попытался убить его? Неужели он был таким страшным и ужасным, что только мудрые старейшины и только и смогли, что договорится с ним? И как? Приносить человеческую жертву ежегодно.

Праздник начался, и в шуме, который поднялся, мальчишка и не заметил, как к нему подошел Градимир и, толкнув его в сторону, повел через главный вход.

Вслед им Абруй еще кричал: «Радуйтесь! Радуйтесь!». Но его заглушали крики людей: «Хороший путь! Мать-Земля! Добрый путь! Гром-отец! Добрый путь!»

А Данка все пытался запомнить лицо родителей и сестер, и не верил, что этот год ведьма Марана подула пеплом на него. Когда дверь захлопнулась, Данка еще слышал плач матери, но потом он утонул в общем голосе празднующего селения.

3. Сказка на ночь

Когда-то давно, а может и совсем недавно, но как раз тогда, когда на эту землю пришли представители рода человеческого и стали устраивать здесь свою жизнь, тот замок на холме уже существовал. И никому не было известно, каким образом возникло то сооружение, кто его построил и почему именно на том самом месте, и никто даже не стремился войти туда, чтобы узнать тайну замка этого.

Современники, так же как и их предки, поклонялись своим древним и могущественным богам. Их вера установилась еще в начале рождения мира. Боги вели их по земле и каждый оседал там, где чувствовал наибольшее притяжение и слияние со своим покровителем. Так, в своих странствиях по земле люди нашли прекрасное место среди лесов, озер и рек. Земля, на которой они остановились, была хорошая и давала много урожая. Постепенно поселение увеличивалось, так как вести о богатстве и плодородии местных просторов расходились далеко и быстро.

С течением времени границы поселения все ближе и ближе приближались к замку на холме. Строя дома и высекая лес, люди стали замечать то, как урожай постепенно становился скуднее. Многие говорили, что это было наказание богов за то, что поселение хорошо живёт, и что жертв, которые приносились богам на капище, было недостаточно. Многим казалось, что замок на холме имел свою особую силу – тёмную, жуткую, неосознанную. Ведь люди, которые приближались к замку ближе чем на несколько вёрст, после теряли разум и, как бешеные, бежали к ближайшему озеру, чтобы утопиться. Либо убегали в лес, где потом их видели в странном состоянии безумия, словно они животные. Говорили, будто они превращаются в оборотней, воют на луну и пьют кровь убитых ими животных. Среди людей начала господствовать уверенность, что окрестностями холма овладели тёмные силы, поэтому к замку никогда нельзя приближаться. Старые рассказывали, что в замке когда-то жил волшебник, который водил дружбу с мертвецами и другими чудовищами и слугами Чернобога. Высказывались даже мнения, что этот замок сам Чернобог и воздвиг для себя. А соседство с таким мрачным местом и порождало все несчастья жителей поселения.

Однако был в тех местах один здравомыслящий богатырь, который не верил тому, что полушёпотом говорили старики. Звали его Ничапыр. Это был высокий и сильный человек, который был в состоянии поднять и пронести коня на спине, а также с легкостью мог сломать ладонью железный меч. И вот однажды он объявил, что пойдет к замку, чтобы посмотреть, что там на самом деле происходит. И если есть там какой волшебник, может и сам Чернобог, то он его сразу убьёт и всех спасёт. Сказал он так и двинулся к замку. А взволнованные люди остались в селении, зажгли костёр на капище и стали богам молиться, чтобы помогли богатырю одолеть неизвестного врага.

Пошел Ничапыр через лес и быстро вышел к огромному болоту, которое у самого замка было. Заметил силач к своему удивлению, что возле болота словно копешка сена стоит. Понял он, кто поможет ему перейти болото. Подошел Ничапыр к копешке с сеном и толкнул её. Сразу раздался чавкающий звук, и действительно, как он и думал: копешка та живой оказалась. И что на самом деле это чудище болотное, что Кадуком называется. Рот он имел на всю длину тела своего, а внутри было несколько рядов острых как коса Смерти клыков. Заметной была только огромная мохнатая голова его, а ног и рук видно не было. Ухватил Ничапыр Кадука за сено-волосы и потребовал, чтобы тот его через болото к замку провел.

Однако Кадук хитрец тот еще был. Без особого жертвы помогать Ничапыру не хотел. «Так чего же хочешь в качестве жертвы?» – спросил богатырь. А Кадук ответил, что давно не угощался он кровью человеческой. Ничапыр взглянул на него и спросил, а как же узнать, что Кадук сдержит слово своё. А тот ответил, что отдаст Ничапыру власть над духами, слугами своими, а других, неподвластных ему, духов сможет видеть. В качестве доказательства вырвал Кадук с лохматой головы своей кусок волоса, который превратился в небольшую палку. Отдал ее Кадук богатырю. Взмахнул ей Ничапыр, и сразу из болота полезли существа разные – водяные и русалки, змеи и ужи, Лозовик даже показался из-под дальнего дерева. Второй раз взмахнул палкой Ничапыр – и сразу попрятались чудовища, исчезли, словно и не было их. Понравился подарок Кадука Ничапыру и решил он принести ему жертву, как тот хотел. Ухватил Ничапыр меч свой и сделал надрез на своей руке. Напился Кадук крови из той руки так, что аж захмелел. И показал он богатырю безопасный путь через владения свои. Так и отправился силач дальше к замку.

Но по мере того, как шёл он, стало казаться ему, что сколько бы он не приближался он к цели, как бы быстро он не двигался, замок всё оставался на одном и том же месте. Будто кто-то невидимый водил его по кругу, так как одно и то же дерево попадалось, а сломанную ветку или куст один и тот же проходил много раз. Солнце в это время опускалась все ниже и ниже. Подумалось Ничапыру проверить, действительно ли кто-то водит его по лесу, есть ли кто рядом невидимый. И посмотрел тогда Ничапыр на палку, которую отдал ему Кадук, и взмахнул ей. Ничего заметного не произошло, однако лес изменился, а деревья расступились, открывая тропинку.

Так и пошел дальше Ничапыр по тропинке, глядя на замок на холме, да шел так долго, что потерял ощущение времени. Шел он так, пока не услышал откуда-то внезапный свист. Свернул богатырь в ту сторону, откуда донесся звук и вышел на поляну небольшую. А на поляне той, на пне замшелом, сидел Хозяин Леса и плёл лапти, насвистывая что-то себе под длинные усы так, что уши закладывало. Подошел к нему Ничапыр и обратился к нему с вопросом о том, как пройти до замка. Не сразу среагировал на ту просьбу Хозяин Леса. Встал он потихоньку, подхватив длинную бороду свою в руки деревянные и бросив лапти, головой крутить начал и лес осматривать, так как выше деревьев была его голова. А Ничапыр звал его снова и снова, чтобы вниз взглянул Хозяин Леса. Наконец услышал эти обращения Хозяин, глянул вниз и сильно удивился, кто это такой смелый, что за существо маленькое такое, которое не видел он никогда в своем лесу. И наклонившись, спросил Ничапыра, откуда он взялся. А Ничапыр рассказал ему, что он богатырь, идет людей спасать от волшебника в замке, и что не пред чем он не остановится, пока не добьётся своего. Послушал его Хозяин Леса и отметил, что действительно, одержим замок этот силами чародейскими, и что не сможет кто-нибудь просто так попасть к нему. Но не может он богатырю просто так путь показать, а вот если Ничапыр ночь проведёт с дочерью его, Зазовкой, тогда Хозяин смилостивится и проведет его к замку. Согласился Ничапыр, так как ничего другого не оставалось ему. Сам бы он не вышел к черному замку, а биться с Хозяином Леса только сумасшедший человек может. Направил его Хозяин Леса к дочери и сообщил, что узнать её будет легко по пению очаровательному, а сам снова сел на пень и лапти продолжил вязать и свистеть громко.

Недолго гулял по лесу богатырь, пока вдруг услышал звуки, такие дивные, что сразу затаил дыхание он. Звуки эти достигали самого сердца, и музыка звучала в голове, меняя мысли так, что кроме нее ты ничего уже не воспринимал и ни о чем не думал. Одно только стремление овладело богатырем – скорее увидеть того, кто поет. Настолько ли певица красивая, как и её пение? А потом заметил он издалека, за деревьями, золотые волосы, и подошел ближе. Отталкивал он ветки елей и кустарников, но никак не мог увидеть певицу. Каждый раз видел, как кто-то прячется за деревом, словно пугаясь чужака, но продолжает пение своё волшебное. А песня овладела им полностью, и ничего, кроме того, чтобы встретиться с певицей, ему уже не нужно было.

Наконец, когда Солнце уже почти скрылось и наступило время ночи, силач вышел на небольшую поляну, где папоротник рос. Необычный вид был того папоротника – он цвел так, как рассказывалось в легендах о праздновании ежегодного поклонения Солнцу. Ничапыр никогда не видел таких красивых цветов, они окутывали окрестности мягким светом, словно пламя, и были цвета неба и солнца одновременно. Ничапыр подошел к ним и хотел сорвать одну, но снова услышал голос. Благозвучный, подобный тому, как родничок бежит-журчит посреди леса. Спросил его голос, зачем он цветок хочет сорвать. Ничапыр поднял глаза и остолбенел: золотые волосы вились к самой Матери-Земле, дивное лицо-солнышко, гибкий стан её вобрал в себя ароматный запах леса, и улыбка на губах такая, что делало тебя самым счастливым человеком на земле. И никакой одежды на лесной нимфе не было, но, вместе с тем, грудь ее была невидимой, словно она была и частью воздуха тоже.

Ничапыр ответил, что сначала не хотел он срывать ничего, а просто шел за пением красивым. Сказала тогда Зазовка (а это была именно она), что знает, почему оказался здесь силач. Ведь отец ее, Хозяин Леса, часто женихов к ней засылает. А ей не нужны те женихи-недотепы, так и без них она хорошо жила себе более тысячи лет. Однако отец все-таки последние годы начал волноваться из-за отсутствия внуков. И ответила Зазовка, что полюбит только того, кто сумеет снять с неё чары. Ничапыр отметил, что охотно помог бы красавице, если бы та подсказала, как это можно сделать.

Зазовка подошла ближе к силачу, с интересом разглядывая его. Что-то в этом человеке было иначе, чем в остальных. Эта особенность привлекала её, так как те многие годы, что провела она одна в лесу, были грустны и наполнены несчастьем. Люди знали, что нужно остерегаться дивных песен её, поэтому и мужчин не было видно очень давно в этих местах. Зазовка отдернула свои золотые волосы и, стоя напротив Ничапыра совсем близко, коснулась ладонью до его щеки. «Проклятие на меня наложено. Волшебник наложил. Превращаюсь в змея я» – ответила она, – «того, что уничтожает живое всё и хвост имеет огненный, и крылья широкие. Если победишь змея, спасешь меня от проклятия.»

Ничапыр успел оттолкнуться от девушки, как та превратилась в змея черного. Огромного и с крыльями. Имел он пасть с острыми клыками и уже оскалился на Ничапыра, но силач и здесь показал смекалку свою. Подхватив палку свою прелестную, он воткнул её в пасть Змея так, что нельзя было ту пасть закрыть. А потом схватил за шею змеюку и взобрался сверху, не давая существу возможности шевелиться. И песни начал петь и истории какие-то рассказывать.

Так он и сидел на шее этого создания до самого утра. А когда солнышко поднялось, опять зашипела змея на него, но на этот раз Ничапыр увидел, как сходит кожа с него, и вот уже перед ним девушка красивая, на этот раз одетая в бело-красное платье, а волосы золотые и длинные ярко блестят. Подхватил ее Ничапыр на руки и пошел искать ее отца.

На удивление быстро вышел он на опушку, где до сих пор так и сидел Хозяин Леса. Тот удивился сразу, когда увидел богатыря и дочь свою. Благодарить стал, что спас от проклятия дочь, ответил, что покажет дорогу к замку, и дал Ничапыру ниточку из лаптя, что плел. Мол, в какую сторону толкать его будет ниточка, туда и идти надо. Поблагодарил Ничапыр за подарок и дальше пошел.

Так, при помощи ниточки, вышел вскоре Ничапыр к замку. Огромным был замок тот. Старый, мощный, из черного камня построен, и вороны сидели на ёлках и соснах рядом с ним. Дорога извивалась по высокому холму. Долго поднимался на холм Ничапыр и наконец попал ко входу в замок. Смотрит, а там двери дубовые, в три человеческих роста, и открыты. Так и вошел он в замок, достав меч свой. Повсюду паутина злобно нависала, а внизу были разбросаны кости самых разных размеров. Царила тьма и стояла вонь такая, что аж ни вдохнуть ни выдохнуть.

Ничапыр начал более пристально осматривать замок. Ни одной живой души не было видно вокруг. Будто и не жил здесь никто. Вошел силач в последнюю залу. Стоял там почти истлевший деревянный трон, а также серый от пыли стол и скамьи с дырками в досках. Видно и вправду, никто не жил в замке уже много лет, а все ужасы, что рассказывали люди, были всего лишь легендами. Опустил голову Ничапыр – напрасным был весь его сложный путь. И собрался он уже пойти обратно к деревне, чтобы рассказать, что ничего нет в этом месте, и что пустыми были страхи человеческие. Но увидел, как на троне возникла неизвестно откуда черная тень и начала расти. Росла и росла эта тень чрезвычайно быстро, пока не превратилась в фигуру человеческую. От неожиданности не успел ничего понять Ничапыр и только продолжал молча наблюдать, словно прикованный к земле неизвестной силой. А тень тем временем сползла с трона, приблизилась к богатырю и… поглотила его!

– Ой, как страшно! – вскрикнула Златка.

– Да чего тут бояться! Если бы я был там, я бы этой тени показал бы! Ух! – решительно произнес Данка.

Златка часто просила маму рассказать эту историю. И Данке она нравилась, так как каждый раз парень представлял себе, как он этого монстра убивает одним ударом меча. Мира была уже взрослая, и побежала где-то на поселение играть, поэтому ее не было дома. А вот Златке было только два года, да и Данка не был таким уж взрослым, чтобы его отпускали одного поздно гулять, хотя и был способен самостоятельно запрячь лошадь.

– Что дальше было там? – нетерпеливо спросил Данка. Зная эту историю так, как будто сам был ее участником, он, тем не менее, каждый раз с большим интересом слушал рассказ матери.

– Да, конечно, что этой тенью был сам Чернобог, который скрывался в замке и ждал момента, чтобы вернуть себе власть, – продолжала Иванка, радуясь, что ее дети такие добрые и послушные, а также потому, что можно еще немного скоротать время, ожидая Миру с гуляний. – Так вот, когда тень вошла в Ничапыра, произошло что-то страшное. Ничапыр ужасно кричал, потому что чувствовал, что перестает владеть собой, и что спина его сильно болит от того, что странные крылья выросли там, а зубы его стали клыками, да и сам он потерял свой разум. Только одна мысль овладела им сейчас – как бы поскорее наесться мяса человеческого.

И полетел он к деревне, где жил, и которой ранее намеревался помочь. Сначала коров хватал он, так как частично ум еще оказывал сопротивление и запрещал ему людей убивать. Но потом и остатками ума тень овладела. Тогда начал оборотень на людей нападать, в замок таскать их и есть там. И был он ненасытный – людей уничтожал почти ежедневно, и никак не мог остановиться в своем уродливом стремлении. А когда люди поняли, что пришло к ним, решили они убить урода гнусного. Выдвинулись вперед сыновья его – Кривда и Старосвет – такие же богатыри как отец…

– Мама, да это же старейшин наших предки, – заметил Данка, каждый раз удивляясь, как это давно было, и как долго сохраняется память о всех представителях рода.

– Да, как раз они, но тогда они еще молодые были. Так вот, вышли те богатыри на поле, чтобы с отцом-оборотнем драться. Наконец увидели, что летит к селению чудовище с замкового холма, закрыв тучи крыльями и жутко рыча. А люди все по домам попрятались, так как никто не хотел жертвой стать. Тогда заметил Ничапыр-Змей Кривду и Старосвета на поляне и полетел к ним. Совсем его лишила тень всякого ума, не узнал он сынов своих.

И стали биться они изо всех сил, и братья не отступали, а Ничапыр никак убить их не мог, так как силы равны были. Так в противостоянии прошел день и прошла ночь, а потом еще день, и еще ночь. Наконец остановились силичи и начали требовать от отца, чтобы тот перестал совершать убийства. Тяжело дыша, Ничапыр выслушал сыновей. И договорились они тогда, что будут ему ежегодно из поселения жертву приносить, а Ничапыр пусть сидит в замке и больше не летает, не хватает бесконечно людей и животных. Так и повелось с тех пор, и договор тот помог множество невинных душ спасти. Поэтому и обязаны мы старейшинам нашим, что защитили нас от темной силы, пусть и такой высокой ценой.

– Мама, а я все равно не понимаю, почему же за столько времени люди не сумели забить Ничапыра? – не мог успокоиться Данка.

– А кто же его убьет, если даже Кривда со Старосветам не смогли? Никто. А мы, сынок, рады уже тому, что только раз в год отдаем жертву, а не ежедневно… А сейчас спать уже пора, вон и Мира как раз пришла. Ну, скорее, по кроватям!

Златка, улюлюкаючи, побежала к кровати. Данка потянулся также, немного расстроенный тем, что никто точно не может ответить на его вопросы. Эту историю он слышал много раз в течение всего детства. Особенно ему нравился момент, когда Ничапыр двинулся к замку, так как сам Данка тайно мечтал о том, как он когда-то пойдет и убьет это мерзкое воплощение Чернобога, даже если договор нарушит. Однако старейшины всегда говорили, забирая десятую часть урожая, что могут расторгнуть договор, если селение не будет согласно платить дань, так как спасительный договор только и существует, что благодаря им. Ух, как бы Данка всем им ответил, вернувшись к селению с окровавленным мечом в одной руке и головой Ничапыра во второй! Ведь хватит уже над людьми издеваться. Они по справедливости жить должны, а не так, как велят старейшины, которых все боялись и тайком ненавидели. Тогда он им всем показал бы!

Завтра вновь будет праздник. Нужно будет много чего приготовить. Видимо, папа еще его на охоту возьмет. Или есть у них что-то для Перуна? Данка не знал сейчас. Мысли постепенно втягивались в сон и более запутывались. Как завтра все пройдет, когда селение соберется в Волотовом Доме? Мира будет красивой. И Златка. Как бы он хотел поскорее свой меч получить из рук Вышеслава. Тогда он станет настоящим мужчиной и может на равных ходить на охоту. Он мечтал стать охотником, так как в дружину путь был закрыт для него – он не родился в семье дружинников, которые, как и старейшины имели свои законы и избирались только из семей тех, кто с самого первого праздника победы над Ничапыром были выбраны.

Думал и о том, кого встретит новый день, будут ли как-то по-другому одеты старейшины. Видимо только младший из них, Вышеслав, который любил различные украшения. Но больше всего юноша переживал по поводу своей семьи, и в последних ясных мыслях попросил богов, чтобы сохранили их завтра. Так, послушав сказку на ночь и с тревожными, но полными надежд мыслями, Данка заснул.

Сейчас идя по дороге через лес, Данка вспоминал эти моменты. Как он мечтал, и как мама рассказывала ему о замке, о Ничапыре, о сыновьях его. Мечта сбылась, но совсем не так, как он себе это представлял. Меча у него не было, и он был жертвой, а не освободителем поселения, как он себе всегда рисовал в своих мыслях. Теперь он погибнет. Через некоторое время он встретит Ничапыра и будет его ежегодным лакомством. И даже Градимир, который шел рядом, ничего не мог сделать, ничем помочь. Он был крепким человеком, но не богатырем. И не смог бы убить Ничапыра. А Данка…

Мысли у Данки были ужасны. Он пытался сохранить лицо матери в памяти, лицо Златки, Миры и папы. Больше он скучал по Златке, по её улыбке и заливному смеху, как они разыгрывали Миру. И как же злилась Мира. А Мира? Данка не мог не думать о своих родных, и не мог не думать о том, что нависло над поселением. И как от этого спастись, тоже не знал. Градимир не поможет, он только проводит его и все.

В детстве у ребят была игра, кто дальше всех добежит до замка. Но все добегали только до болота, а дальше, после того, как утонул маленький Иван, никто сюда не ходил, даже взрослые. Вот и сейчас, они подошли к болоту и остановились. Градимир отошел в сторону, и склонился к земле, что-то копая. Потом, Данка заметил, как Градимир держит в руках длинную жердь. Воевода подошел к болоту, на несколько шагов в сторону, где стоял пень, и поглядывая глазом вдаль, положил один конец на землю, а другой на трясину. Но жердь не погрузилась в воду, а продолжила плавать по воде, по трясине. Градимир подошел к мальчику и, взяв его за плечо повел по жердочке, которая держалась очень хорошо на трясине. Они прошли ее и стали на небольшую кочку, где и лежал другой конец жерди. Потом дружинник поднял жердь и перебросил ее дальше, на другую кочку, невидимую из-за трясины. Так они прошла почти все болото и вышли к поляне. Градимир толкнул снова мальчишку в плечо и они пошли дальше.

Лес казался здесь более темным из-за хвойных деревьев. Данка заметил, как выскочило стадо кабанов и снова убежало в лес. Так прошли они с версту и Данка уже думал, что сейчас, как и Ничапыр встретит Хозяина Леса, но вдруг они вышли на опушку и Данка не смог поверить своим глазам.

Перед ними на холме высотой почти с гору, стоял замок. Он был огромным и казалось, что он был совсем рядом. На самом деле до него было много еще идти. Вот там будет его смерть. В этом страшном замке. Так, как и издали, замок почти весь был из черного камня, и три шпиля его были как будто престолами старейшин: центральный – самый высокий, потом правый, дальше левый. Поднимались в высоту и до самого темно-синего неба, где две серые тучи уже были по всей длине его и растягивались больше и больше.

Градимир снова толкнул его, и они пошли. Стали подниматься на холм, по небольшой извилистой тропинке. Камни под ногами Данки катились вниз. А серые тучи становились почти черными. Но ни одна капля дождя не упала, пока они шли, и даже когда Градимир произнес перед дверью замка на холме:

– Пришли, парень.

4. Все, что не случается, все к лучшему

Когда воевода закрыл с гулким грохотом за ними дверь, Данка вздрогнул. Впереди была неизвестность, а позади него жизнь превратилась в ничто. Ничего не осталось, теперь был только этот большой замок, где он должен был найти свою смерть.

Главный зал, в котором они стояли, на удивление освещался, под потолком была круглая деревянная люстра наполовину заполненная свечами. Зал этот шел полукругом, далее с двух сторон поднимались лестницы, ведущие к темному проходу. Над проходом висели лоскуты красной ткани, напоминавшей сильно потертый временем флаг. Откуда-то сбоку капала вода, ударяясь о серые камни пола. Но для Данки этот звук был самым ужасным сейчас, ведь кроме него никаких звуков больше не было.

– Идем, юноша, – снова сквозь зубы произнес воевода и, взяв его крепко за плечо, повел к лестнице.

Данка даже не оглядывался, только смотрел вперед и все. Он шел, словно вступая в холодную воду, осторожно, сначала прикоснувшись одним пальцем к воде, потом засунув всю стопу и, когда привыкаешь к воде и она становится не холодной, залез по пояс. Оглядываясь, не зная откуда ждать беды, Данка уже привык к холодной воде и шел вперед, с рукой Градимира на своем плече. И за ними мерно звучало: «кап-кап-кап». Ничего другого Данка не замечал: ни костей, ни смрадного запаха, который должен был быть в таких местах, но с течением времени он чувствовал, как сырость все больше и больше сковывает его уставшее тело.

Они поднялись по лестнице. Если бы Данка был один, он бы сразу попытался найти выход отсюда; он попытался бы сбежать раньше, чем его найдет отродье Чернобога – Ничапыр. Но, Градимир держал его крепко, поэтому шаг вправо или влево он не мог сделать и только глядел вокруг себя, пытаясь что-то найти, что сможет ему помочь, а что, он и сам не знал.

Далее был небольшой коридор. У стен его стояли создания, поднимая свои крылья до самого потолка. Их было всего лишь четыре, но их пальцы с длинными когтями касались почти один одного; одна горгулья дотрагивалась рукой до другой напротив нее, создавая таким образом арку. И в их лапах были древки от факелов, но только один из них горел. Данке казалось, что эти существа и есть Ничапыр, но они не шевелились. Они смотрели на них сверху, предвкушая пир, на котором и им что-то перепадёт. Когда воевода с юношей проходили под ними, Данка зажмурился, чтобы не видеть их страшных морд. Юноша открыл глаза, когда почувствовал, что страшные существа остались позади и больше не смогут его напугать.

Дальше шли еще два коридора в обе стороны. Они повернули направо, там была деревянная дверь, она болталась на верхней петле. Лишь на мгновение удалось заглянуть Данке в проем. То, что он увидел его немного порадовало, так как за дверью была кровать с балдахином, и маленький луч света от свечи, которая освещало окно. Сразу Данка понял, что если не найдет он другой выход, тогда кинется сюда и спустится через это окно, но надо было придумать как сбежать во-первых от Градимира, а во-вторых не попасть в лапы к чудовищу.

Если бы он был один, так Данка сразу бы рванул в открытую дверь, попытался там найти выход. Но Градимир был все еще сзади, держа его в своей руке, как хищная птица держит добычу в своих когтях. Градимир повел Данку дальше, где в конце коридора за дверями был проход.

«Видимо, там меня и будут готовить», – подумал Данка. Но сразу твёрдо решил, что найдет выход из этого замка, что будет сражаться до последнего, как герои сказок, которые рассказывала ему на ночь мама.

– Поднимайся, юноша! – сказал Градимир голосом, словно не чувствовал ничего, а был лишь куклой, неживым.

Поднявшись по лестнице они подошли к такой же деревянной двери, как и в комнате с кроватью. Она тоже была приоткрыта. Воевода толкнул ее. Дверь с тяжелым скрежетом открылась. Градимир просто толкнул Данку в спину так, что юноша влетел в зал и упал на пол, больно ударившись о камни. Градимир медленно шагал за ним.

Данка встал, озираясь по сторонам. Главный зал был с высоким потолком и колоннами. В центре стоял длинный стол, на котором горело несколько свечей, а также над ним висела люстра с несколькими догорающими свечами. А у стены напротив от Данки находился трон. Данка удивился, потому что никогда не видел таких престолов, железных, с несколькими ступенями к нему, с длинной спинкой и ценным камнем в изголовье. Также удивило его и второе – на троне кто-то сидел, заложив одну ногу на подлокотник.

«Вот он и есть Ничапыр!» – подумал Данка, и хотел уже бежать, но ужас сковал его. Заметил Данка еще, как кто-то сбоку прихрамывая вышел из тени, а когда Данка узнал охотника Лютомира, то не поверил своим глазам. Лютомир держал в руках топор. Он как-то жутко улыбался, прищуривая глаз, словно что-то сильно радовало его, и потирал лезвие большим пальцем.

А силуэт встал с трона, произнес:

– Так-так, снова жердь потерял, Градимир? Чего так долго? Мы уже заждались нашего уважаемого гостя!

Силуэт сделал несколько шагов вперед и, когда он опрокинул рог, его капюшон откинулся назад, и Данка узнал старейшину Вышеслава. Он смотрел на старейшину и не верил глазам, но что-то внутри ответило ему, что как только услышал он голос, сразу уже знал, кто скрывается под капюшоном. Младший старейшина стоял на ступенях около трона, покачивающийся от выпитого сладкого мёда, его разноцветные глаза ярко блестели и снова будто улыбались над глупостью людей.

Данка на минутку было подумал, что они пришли наконец освободить его и поселение и убили отродье Чернобога. Но когда услышал сзади голос, то эта мысль исчезла, как звездочка, которая мчится к земле, мечтая достичь её, и погибает войдя во владение воздуха.

– Ты бы пил меньше! – зло бросил Градимир, обойдя Данку сбоку и встав у стола. Лютомир залез на стол, придерживая поврежденную ногу, держа в руках топор, и крикнул:

– Я-ху! Хоть пришли и то хорошо. Позабавимся.

Данко сделал несколько шагов назад. А где та тварь? Почему здесь Лютомир?

– Вы его убили? Чернобога? – сказал вслух Данка, но словно сбоку услышал свой голос.

– Ха-ха-ха! – захохотал Лютомир во весь голос, – Слышали?! – Обратился он больше к Вышеславу, чем к Градимиру, показывая топором на Данку. – Убили чудовище! Вот парень, ха-ха!

– Да-да, убили, юноша! – сказал едва ворочая языком Вышеслав и делая еще один глоток из рога. – Убили! – прокричал он и полностью выпил рог, потом перевернул его, проверяя осталось там что еще и, когда на пол упали несколько последних капель напитка, отбросил рог с силой в сторону.

– Начнем сейчас, – сказал Градимир, словно спрашивая, неуверенно.

– Ты посмотри на нашего добросовестного воеводу, – ответил Лютомир, присев на корточки. – Эй, Вышеслав, слышишь? Я бы тоже не отказался выпить перед таким моментом.

Градимир бросил быстрый взгляд на Данку, взгляд совести, взгляд вины, и тихо сказал:

– Я тоже буду.

Лютомир подошел и хлопнул его по плечу:

– Вот это другое дело! Вышеслав, наливай, воевода пить будет!

Вышеслав хлопнул в ладоши, сделал шаг, но потом повернулся и резко, глядя блестящими полностью трезвыми разноцветными глазами, сказал:

– Да-да, а с ним тогда, что делать?

– С ним? – Лютомир, видимо забыл насчет юноши, и как-то рассеянно посмотрел в сторону парня, – что-что, – он поскреб затылок, – а вот, я думаю…

– Посадим его в камеру, – резко прервал Градимир, указывая пальцем на дверь напротив. – Выпьем хорошо, а тело не убежит.

– Правду говоришь! – радостно ответил Лютомир.

– Да-да, давай, Лютомир, в кладовую его. А я пока мёда принесу.

Лютомир улыбнулся и спрыгнул со стола.

– Да, малыш, иди сюда.

Охотник схватил Данку за шиворот и, легко оторвав его от земли, потащил к двери. Открыв дверь, Лютомир толкнул Данку внутрь. Парень снова упал на пол, а когда повернулся, увидел над собой охотника, который смотрел на него, как на настоящее животное, попавшую в ловушку. Градимир снял меч с ножнами со спины и положил его на стол и сам сел за него, потирая усы, а Вышеслав уже возвращался с бочонком напитка и тремя деревянными чашками в руках. Это почти последнее, что видел Данка перед тем, как Лютомир закрыл перед ним двери, все еще смотря на него и улыбаясь. Раздался скрежет ключа, и Данка остался наедине с собой.

Данка не слышал о чем говорили его тюремщики, только порой до него доносилось гоготание Лютомира или пение Вышеслава. Вокруг него были каменные стены. Кладовая почти была что пустой, в одном углу стояло ведро, а сам Данка сидел на разорванной ткани. Потолок был высоко, почти три высоких человека должны были встать на плечи друг другу, чтобы достать до верха. Было холодно и сыро, а на стене рос зеленый мох, и словно пальцами касался камней и забирал их к себе. Такой же был запах, который бывает после дождя, но такой, который можно почувствовать только в очень старых постройках, запах старости мокрого дерева. И мерный звук, который Данка почти уже забыл – «кап-кап-кап».

Парень подтянул ноги к себе и обхватил их руками. Так и сидел он, размышляя о своей судьбе и куда он на самом деле попал. Мысль пришла сама собой. Никакого монстра нет. Они убивают нас сами. Лютомир, старейшины, Градимир. Разгадка была так проста, всегда была на поверхности. Вот почему старейшины не разрешали никому ходить в замок. Ведь тот, кто придет, ничего не найдет, кроме паутины и пустого замка. Тогда и откроется тайна, что старейшины рассказывают истории о монстре, чтобы в страхе держать людей поселения.

Данка вспомнил, кто шел на прошлое лето, и лето до этого. Первого кого он вспомнил был дядя Стоян. Тогда Данке, видимо, было лет пять, не больше. Дядя Стоян был крепкий мужчина. Бывший охотник. Люди всегда прислушивались к нему, и ходили по вопросам справедливости. Часто и в их доме бывал он, и отец любил с ним подолгу вести разговоры разные. А еще, дядя Стоян отдавал только десятину, и даже если старейшины увеличивали оброк, он отказывался платить больше. Сказал, что пусть попробуют забрать больше – так совсем ни с чем уйдут. Остальное, что оставалось, раздавал жителям, если чего не хватало у кого. И всегда спорил со старейшинами, говорил, если не согласен. И люди все больше шли к нему. А потом собрались, хотели назначить его новым старейшиной. Но тогда встал на место младшего старейшины Вышеслав. А затем Марана выбрала дядю Стояна на праздник. Так Яру вместе с Уйкай и Яромиром пришлось его успокаивать и скручивать, потому что Стоян достал меч и сказал, что живым не сдастся. Данка не придал значения этому, а теперь понял все. Повели его втроем связанного, так как не согласился с избранием Стоян, с мечом звал людей вместе к замку идти. Но дружинников было больше, они были сильнее и с оружием; люди притихли и отошли назад. Так и вели Стояна, кричащего на людей за трусость их.

А потом были еще. Данка вспомнил, что те, кто спорил всегда со старейшинами, того рано или поздно избирала Марана. И почему никто до него не заметил этого? Что люди избирались на праздник по какой-то непонятной выгоде старейшин? Вот и сейчас. Абруй приходил к ним, свататься к Мире. Но отказала сестра его. А потом выбрали его, как в предупреждение семьи его. Или это только Данкаво воображение?

– Я-ху! Давай, Вышеслав! – услышал Данка вдруг. А потом запел громко Лютомир какую-то жуткую песню.

Пожаловал гость к нам наконец,

Ищем гостя, чтобы передать ему весть.

Слышит он, как близко смерть?

Я-ху! Несется вскачь, кричит гонец!

И Вышеслав расхохотался, таким смехом, что у Данки волосы встали дыбом. «Видимо, скоро ко мне придут», – подумал Данка, – «так что это? Спасаться надо! Но куда?»

И Данка вскочил, начал оглядываться вокруг себя. Подошел к стене, поднял ткань. «Может, палку найду, у Лютомира нога болит. Вышеслав пьян, а от Градимира убегу?», подумал Данка, но палки не было, ни под тканью, ни возле ведра, «так, может, ведром тогда бросить?» – Данка не знал, что ему придумать.

– Слышь, зашевелился там? – Данка признал голос охотника.

– Сходи, посмотри, чтобы хорошо было все, – это был голос воеводы.

Данка сделал шаг назад. Под его ногой хрустнула доска, едва слышно, но юноша опустил голову к низу. «Как же она прогнила!» – пронеслось в голове парня. И в тот момент, когда в дверях раздался скрежет ключа, Данка со всего маху прыгнул на прогнившую доску. Только увидел он, как открывается дверь и охотник следит за ним взглядом, а сам Данка летит вниз.

– Куда! – взревел охотник, – не уйдешь! Я-ху!

Данка летел недолго, сердце стукнуло два раза, когда он больно приземлился на спину. А сверху была дырка от доски и голова охотника.

– Там он! Никуда не делся!

К нему подошел Градимир. Он заглянул в дыру, Данка даже вжался в землю, пытаясь стать единым целым с ней. Градимир исчез, но снова появился, держа в руках горящую свечу. Он просунул ее в дырку.

– Там он!

– Да, вижу.

– Надо добить.

– Думаешь?

– Да.

– Тогда идем.

– Да-да, идите! Я с вами, – крикнул из-за стола Вышеслав, едва выговаривая звуки.

– А ты еще выпей, Вышеслав, чтобы рука сильнее была, – крикнул ему издеваясь Лютомир. Он и Градимир исчез, а Лютомир снова затянул свою жуткую песню.

Пожаловал гость к нам наконец,

Ищем гостя, что передать ему весть.

Слышит он, как близко смерть?

Я-ху! Я-ху! Кричит гонец!

Сколько времени им потребуется, чтобы сюда дойти, парень не знал, поэтому нужно было действовать быстро. Данка хотел встать, но дикая боль сковала его спину так, что он закричал и у него перехватило дыхание. Дышать было трудно, но Данка попытался еще раз вдохнуть, боль схватила его за левую сторону, так что он закашлялся и от этого стало совсем невыносимо. Он повернул голову, с левой стороны было что-то не то. Парень попытался задрать рубашку. Получилось это не сразу, но опершись на локоть, Данка смог сесть и, задрав наконец рубашку, посмотрел на свой левый бок. Около груди был небольшой кровоподтек, и дышать было больно, но не так, как сначала – легче. Данка осторожно опустил рубашку.

Сейчас надо было осмотреться. Рана не была самой важной. Он потерпит. Теперь главное было спастись из новой ловушки. Место, в которое он попал было такое же сырое и холодное. Но еще под ним была совсем мокрая земля. И где-то опять капала вода «кап-кап-кап». Было темно, но Данка как-то сумел рассмотреть, что слева от него была дверь. Настоящая дверь. Подойдя к ней, юноша приложил ухо к доскам. Ничего не было слышно. «Может попробовать ее выломать? А если я сразу попаду в руки Лютомира? Нет, может еще что найдется.» Так он начал водить руками по стенам, двигаясь по часовой стрелке. Сначала он водил стоя на ногах, и, когда руки его снова коснулись досок двери, он вздохнул и вскрикнул, забывшись на ребро, боль не утихала.

Тогда он аккуратно присел и начал водить руками снова. Когда он был напротив двери, пальцы его коснулись чего-то интересного. Камни в этом месте было другие. Они шли в линию. И когда его пальцы спустились ниже, на губах Данки заиграла улыбка – там была дыра. И действительно, парень нашел полукруглую дырку в стене. Видимо сюда сливали отходы, которые оставались после ужина или пиров, либо прочий мусор. Она могла выводить отсюда в совершенно другое место, о котором охотник не знал, и тогда он сможет убежать. Дыра казалось достаточно большой, чтобы туда пролезть. И поэтому Данка, недолго думая, полез в эту дыру, толкая себя вперед. Сзади, будто в отдалении он услышал, как кто-то крикнул «Я-ху!», и кто-то стукнул в дверь позади. Но парень только полз вперед.

Ползти пришлось долго. Здесь стоял ужасный смрад, такой что Данку выворачивало, он кашлял, сознание порой мутилось, но Данка полз вперед и никогда не прекращал движение, а даже и ускоряясь, толкая себя, словно вот-вот его за ногу схватит охотник.

Наконец Данка почувствовал как смрад рассеивается, стало чуть легче дышать. И уже через несколько минут его волосы поднял ветерок – он вылез из сточной канавы. А потом не оглядываясь, Данка, стиснув зубы от боли так, что те заскрежетали, побежал к лесу. Быстрее, чтобы только спасти жизнь, на другое у него мыслей пока не было. Только после, когда он, как угорелый, добежал до первой сосны, он остановился, чтобы перевести дух.

«Да, это была все ложь! Они обманывали нас все это время! Делали в селении, что хотели. Я должен всем рассказать!»

Теперь Данка сидел у сосны, вглядываясь в темноту перед ним. Замок был словно клыки в темной пасти хищника. Ни одного огня света. И даже не было слышно ни как по-охотничьи зазывает Лютомир, ни пения Вышеслава. Поэтому, Данка посидел еще немного и затем поднялся. Он решил для себя, что пойдет назад в селение и расскажет всем, что их, людей, все эти лета нагло водили за нос. Чтобы они поняли, кто такие старейшины и, что человеческая жертва, которую они приносили каждое лето, на самом деле лишь прикрытие для того, чтобы народ пугать. В замке никто не живет, и может, никогда и не жил.

Несколько капель дождя упали на плечо Данки. Потом ещё и ещё, и пошел настоящий дождь. Будто природа хотела очистить землю от скверны, которая происходила здесь ежегодно. Данка вспомнил – после праздника всегда был дождь. Он смахнул воду с лица, в последний раз оглянулся, что никто за ним не бежит, и, держась за левый бок рукой, шёл дальше в лес, домой.

Была настоящая ночь. И Данка мог только надеяться, что идет в правильном направлении, ориентируясь по приметам, которые запомнил. Дождь мешал, Данка за первые минуты дождя замерз сразу же и теперь дрожал, словно листья на дереве, когда ветер на них сердился. А еще он дрожал не только потому, что ему было холодно, а потому, что каждый куст, свирепым хищником казался, а каждая ветка, которая упала с дерева – звуком охотничьих шагов.

Однажды, Лютомир приволок на спине кабана, огромного, даже больше Сварога, самого высокого человека в селении. Но убил Лютомир этого кабана, как он сам потом рассказывал не в открытой схватке, а с помощью ловушек, которые он сам и изобрел. Вот этих-то ловушек, Данка боялся больше всего. Потому что не знал, где Лютомир мог их оставить, и были ли они вообще. Данка молился только, чтобы охотник был настолько уверен, что никто никогда не убегал, что даже и мысль такая в голову охотнику не пришла – ловушки ставить. А теперь надо было решить еще вопрос – как перейти на другой берег болота, к которому он обратно вышел? В общем, если обходить так потребуется больше, чем несколько дней, так как болото было большое, а путь, по которому они сюда пришли Данка забыл в то же время, как его нога шагнула за порог замка. Поэтому нужно было найти другой путь, более быстрый.

Но небывалая мысль пришла к нему вскоре. Данка примонил, как во время игр, кто к замку ближе сможет дойти, они всегда доходили до болота. Но один раз Малуша, худенькая бледная девочка, что была дочерью, Анастаса, их соседа, так та говорила, что нашла ход через болото, что где-то здесь бобры плотину построили. Приметил Данка, что вода несомненно поднялась, когда он и был здесь в последний раз. А чего он не заметил этого, когда они шли сюда с Градимиром, он не знал, потому что тогда другими мыслями была его голова занята. Вспомнив, где говорила Малуша должна была быть плотина, Данка обратился к левой стороне.

Мальчишка надеялся, что найдет её сразу, но он все шёл по краю болота, а плотины не было видно. Но не могли они же построить только домик, бобры эти? Или Малуша на самом деле им солгала? Да не могла она, так как всегда только правду говорила. Да и когда пошли они на ту плотину смотреться, так и не дошли тоже, так как шли долго, много времени, и побоялись, что родители будут на них ругаться. Поэтому и пошли домой, а Малушу тогда называли Бобровкою. Так и сейчас Данка по своим расчетам где-то должен был уже выйти к этой плотине. А дождь так и лил, нисколько не останавливаясь, а даже становился сильнее.

Через несколько шагов Данка почувствовал, что вода от болота подошла ближе, идти становилось труднее. Снова он едва не провалился в трясину. Пройдя на пару шагов в сторону, он отодвинул ветку дерева перед собой и увидел впереди ту самую плотину, о которой говорила Малуша. Но вода была вокруг неё, а край плотины был чуть дальше от более-менее твердой поверхности так, чтобы пройти к ней не ступив по пояс в болото, было трудно. Топора у Данки не было, чтобы срубить себе бревно и положить его между берегом и плотиной. Ничего не осталось для Данки, только как плыть по трясине к сооруженному бобрами мосту.

Собрав волю в кулак, Данка сделал первый шаг. Но тут же его нога провалилась, и мальчишке пришлось отступить. Всё-таки нужно было что-то подложить. Данка наломал веток со стоявших рядом деревьев, сколько смог. Он накидал их перед собой, чтобы стать хоть немного ближе к краю плотины. Осторожно став на первую ветку, он затем перенес полностью свой вес и не провалился. Мальчишка, улыбнувшись, сделал ещё шаг. Затем присев, взял те ветки, что оставил позади, и кинул их перед собой. Так ему удалось пройти несколько шагов к месту, где начиналась уже глубина, и веток было недостаточно, чтобы подойти вплотную к плотине. До неё оставалось только четыре шага, не более. Поэтому дальше можно было сделать только одно.

Данка прыгнул к плотине, и вероятно упал бы в трясину полностью, но всё же сумел зацепиться руками за край плотины. Потом как только мог, Данка начал тянуть себе из трясины, ноги его почти были сжаты со всех сторон и казалось, что кто-то настолько сильно держит его за ноги, что оторвёт их, но не отпустит. Ветки и брёвна, держались друг за друга, сначала ломаясь под натиском Данки, потом больше уступая. Так Данка тянул себя, перебирая руками, отталкивая сломанные ветки от себя насколько мог, и хватаясь за новые, карабкаясь выше. И так понемногу, по-тихому, маленькими толчками, Данка вскоре осознал, что полностью лежит на плотине, нервно дыша. А дождь льет ему на лицо, заливая глаза и в рот, смывая черную землю с его ног. Потом пришла боль. Сильнее, чем раньше. Такая, что Данка замычал, и слёзы полились из его глаз. Данка думал только об одном – спасение совсем близко. Он перевернулся, поднялся, несколько веточек треснули под его ногами (а может уже уставшее ребро), но он даже не заметил этого. Так, снова помогая себе руками, цепляясь за следующие ветки и бревна, Данка пошёл дальше.

Через некоторое время, Данка спрыгнул на другой берег. Домик бобров была в отдалении, но и через завесу дождя его было видно. Темное пятно на фоне грязно-зеленого болота.

До селения оставалось почти ничего. Перейти теперь до Цветочного места, потом на поляну, где росли березки, и которую назвали Риморовским местом, от него если пойдешь направо, то выйдешь к небольшому озеру. Люди говорили, что название так идет от того, что жил здесь когда-то давно человек один. И было у него двое детей – мальчик и девочка. А мать умерла, когда родила их, потому что не выдержала – так как были эти дети близняшками и родились вместе. Один на другого похож, со светлыми бело-русыми волосами, красивые, как будто сами духи лесные. Вот и говорили люди, что не обошлось без волшебства там. А дальше было ещё более странно. Встретил однажды Римор тот в лесу девушку красивую, и бросился к ней, потому что была, как две капли воды на жену его похожа. А то Зазовница была. Так и ответила ему, если хочет жену с того света вернуть, так пусть придет к ней со своими детками. Так и привел он на поляну детей своих. Зазовница та, превратилась в змея с крыльями кожаными, схватила детей и вместе с ними в озеро влетела, видимо до Чернобога, владельца своего. На том месте появилась воронка. Долго плакал тогда Римор, над озером с воронкой. А что дальше было известно. Отдал Римор всё, что имел волшебнице местной, чтобы силу получить до Чернобога дойти и детей своих спасти. И ушел к озеру, плыл до самой воронки. А там и пропал. И никто не знает, что было дальше. А потом и дом исчез со временем, осталась только поляна, цветы и озеро. Так и называют место, где дом стоял, Риморовым. Еще говорят, что если на день Солнца прийти сюда, так можно и действительно только там цветок папоротника найти. Но сколько не бегал Данка с друзьями, так никогда и не видел цветка папоротника. Поэтому Данка знал, что когда пройдет Риморово место и пойдет налево от озера, так выйдет на дорогу до селения, а там пожалуй, что уже и дома.

Вот он, как раз и прошел Цветочное место, где между елей и берез, шла лента цветов, ведь всегда они здесь росли. И даже когда была зима, так под толстым слоем снега, если расчистить место, то можно было увидеть, как цветы растут. Такие голубые, словно небо, на тоненьком стебельке. Вот и сейчас Данка видел путь из маленьких голубых цветочков до Риморового места. Дождь почти перестал. Только некоторые капельки еще стучали по листьям деревьев. «Кап-кап-кап» – «Словно как в замке», подумалось Данке. И эта мысль его напугала. До восхода Солнца было много времени, поэтому ночь и тьма всё ещё были здесь. Он видел только на небольшое расстояние от себя и полагался скорее на чувства. К счастью дождь почти прекратился. Поэтому Данка мог видеть несколько дальше, но это не совсем ему помогало. А капельки продолжали отстукивать по листьям свою музыку. Лесная тишина не успокаивала, а наоборот, поднимала в груди Данки чувство первобытной тревоги за свою жизнь. Но, что могло случиться, если он перешел болото, и его враги остались позади? Неизвестно. Лес был молчалив, словно хотел сохранить свои тайны от человеческого взгляда навсегда. Словно не хотел рассказывать Данке такое, что знал сам. Так и Данка шел вперед, не зная, что может случиться в следующую минуту.

Вскоре, он вышел к полянке. Здесь цветочный путь истекал. Вокруг были одни березы. «Так я же на Риморовым месте!» – вспомнил Данка. Так далее, только нужно было пройти к другому краю полянки и повернуть налево. Данке же показалось, что стало холоднее. Он потер ладони, подул на них. Все-таки после дождя стало холодно. Выглянула Луна на небе и осветила полянку. Данка, радостно, снова потер руки, холод не проходил, пошел дальше. Когда Луна осветила путь, стало намного проще, Данка видел почти всё перед собой. А капли, совсем прекратились, только стучали по листьям, через промежуток – кап… кап… кап.

Данка увидел впереди что-то странное. Это была ель, с одной стороны обшарпанная, был виден ее белый и голый от коры ствол. «Кабан спину тер», – только успел подумать парень, как услышал ужасный звук – что-то затрещало под ним, и следующий шаг он сделал в пустоту.

Данка больно ударился о землю, будто с него снова выбило весь дух. Данка увидел звезды, но те, которые возникают, когда тебе сильно бьют по голове. Потом он почувствовал, как боль поднимается по спине, доходя до шеи, головы, а также до кончиков пальцев рук и ног. Она пронизывала все тело, не оставляя после себя ни одного куска живого места. Боль эта была пронизывающая, словно игла. Когда Данка смог открыть глаза, то увидел уже настоящие звезды на небе, и Луну, которая изумительно сияла.

«Все-таки, я попал в одну из этих ловушек Лютомировых», подумал Данка, «так, нужно отсюда скорее выбираться». Он попытался встать, но боль еще сильнее пронзила спину его так, что он застонал. Как-то ему все-таки удалось перетерпеть и он смог подняться. Ему повезло, он упал как раз на ветви, которыми была прикрыта яма, почти рядом с краем, не достав до острых кольев, которые были утыканы по всей яме. Если бы ещё немного вперед, то не миновать ему быть проткнутым как кабан. Край ямы же был высоко, почти как три его роста. Юноша попытался зацепиться за землю – она рассыпалась под ним. «Надо зацепиться за что-то,» именно тогда парень приметил небольшой корень, который торчал из земли, выше головы. Данка подпрыгнул и уцепился за него, отталкиваясь ногами. Если он ещё и подтянется, то сумеет зацепиться левой рукой за край ямы. «Спасибо, Мать-Земля!»