Где растёт доверие

Глава 1 – Девочка, которая не видела связей

Аэллия родилась в городе, где люди были соединены друг с другом тонкими светящимися нитями. Эти нити были невидимы для глаз, но ощущались сердцем – как тихое тепло, проходящее от груди к груди, как уверенность в том, что ты не один.

Но у неё этих нитей не было. Никто не чувствовал её, и она не чувствовала никого. Даже мать – тёплая, улыбающаяся женщина, исчезающая в пыльных тенях прошлого – не могла коснуться Аэллии по-настоящему. Объятия были, слова были, но между ними – пустота. Прозрачная и звенящая, как холодное стекло.

Сначала она думала, что это у всех так. Но в шесть лет она впервые увидела, как её соседка, девочка с веснушками, смеётся и вдруг хватается за живот – а от неё к матери тянется тонкая золотая нить, словно солнечный луч. А когда та прижала дочь к себе, нить вспыхнула на мгновение – как звезда. А потом исчезла, растворившись в воздухе. Аэллия стояла на пороге, глядя на это. Она поднесла руку к груди, в надежде на тепло, но было пусто и холодно.

С того дня она больше не искала нитей. Она научилась выживать без них. Она стала тенью в людском муравейнике: вежливой, внимательной, тихой.

Люди говорили, что она «не по годам мудрая» и «немного странная».

Она принимала это как одежду – ту, в которой удобно быть одной. Она полюбила дождь. Потому что он не требовал ответа. И книги – потому что в них не нужно быть кем-то. И одиночество – потому что оно не предавало. Но внутри – в самой глубокой точке, где даже она не заглядывала, – жила жажда. Страшная, невозможная. Почти болезненная. Это была жажда доверия. Не к другим – сначала к себе. К тому, что она имеет право чувствовать, верить, открываться. Что кто-то сможет не разрушить это, не взять в заложники, не вырвать с корнем.

И вот однажды всё началось. В день, когда к городу подошёл человек с зеркальным сердцем.

Глава 2 – Сердце из зеркал

Он появился в городе, когда воздух был натянут, как струна, а небо висело низко – будто готовилось упасть. Его звали Лорин. Хотя это имя никто не знал, пока он сам не произнёс его – тихо, как будто пробовал на вкус. Он не спрашивал дороги, не искал гостиниц, не знал, куда идёт. Но шёл – уверенно, точно зная, что ищет не место, а встречу. Его сердце было видно. Не в переносном смысле – оно действительно светилось сквозь грудь, как будто внутри него жили осколки разбитого зеркала, собранные в форму. Каждый осколок отражал что-то другое: чью-то боль, воспоминание, страх. Но он сам своего отражения не знал. Люди его сторонились. Он не казался злым, но рядом с ним становилось тревожно. Все чувствовали, как их собственные нити дрожат – будто кто-то дотрагивается до них неосторожно. Некоторые ощущали странное: их нити вдруг обрывались, теряли свет, и на мгновение возникало чувство пустоты, похожее на то, которое носила в себе Аэллия всю жизнь.

Он пришёл на рынок, где продают не только фрукты и ткани, но и чувства. Старики торговали воспоминаниями детства, женщины – настойками из прощений, а дети выменивали на улыбки по капле надежды. Лорин просто стоял и смотрел. Ему ничего не нужно было.

И тогда он увидел её.

Аэллия сидела на ступеньке у фонтана и кормила птиц. В ней не было ничего особенного. Но он не смог отвести взгляд. Потому что… она была тишиной. Он не чувствовал её страха. Не видел нитей. Не ощущал отражений. Она была – как он. И в тот миг между ними что-то дрогнуло. Не нить. Не эмоция. Что-то иное – древнее, как первозданный свет, и новое, как первый вдох после долгого сна.

– У тебя сердце шумит, – сказала она первая, не поднимая глаз.

– А у тебя – молчит, – ответил он, садясь рядом.

Это была не романтика. Не сближение. Это было узнавание. Как если бы два одиноких острова впервые поняли, что они – части одного материка.

Глава 3 – Мир между словами

На следующий день они встретились снова – случайно, как всегда начинается настоящее. Ни один из них не спросил: «Ты откуда?» или «Зачем ты здесь?». Им это было не нужно. Они говорили иначе – молчанием, взглядом, паузами между словами. Аэллия повела Лорина в заброшенную теплицу, которую она давно облюбовала. Здесь росли странные цветы – у каждого был лепесток, похожий на крылья, и у каждого был свой запах памяти. Один пах детским голосом, другой – страхом падения, третий – надеждой, которую не оправдали.