Чеченец. Одержимый

ПРЕДИСЛОВИЕ! ЧИТАТЬ!

Это мрачная, жесткая книга наполнена интригами, насилием, жестокостью и откровенными сексуальными сценами. На ее страницах вы обнаружите одержимых повернутых героев и много мужского доминирования. Здесь главный персонаж живет своими собственными страстями и борется со своими демонами.

Я обожаю своих героев, особенно мужчин, и мое повествование о них ОЧЕНЬ откровенно. Члены, соски, клиторы все здесь представлено напоказ! Я тащусь от того, что пишу! Однако, если вы чувствуете, что подобные темы могут вызвать у вас дискомфорт, прошу обратить внимание на это предупреждение и, возможно, воздержаться от чтения. Строго 21+

У героев свои кинки и они им обоим нравятся именно в таком виде!

Хотя некоторые могут наслаждаться содержанием, я считаю необходимым указать на возможные триггеры, которые могут вызвать негативные эмоции у читателей. Насилие, преследование, жестокость, одержимость, издевательства, кровь и насилие – все эти темы присутствуют в книге во всей своей красе. Без смакования подробностей, но все же!

Моя цель – не причинить вам боль или травму, а предостеречь от потенциально неприятного опыта. Чтоб потом не писали мне мерзкие отзывы и не возмущались. Здесь СЕКС! Много секса, мата, насилия, крови! Повторяю! Если считаете, что такое содержание может вызвать у вас дискомфорт, лучше остановиться на этом и выбрать чтение более подходящей для вас книги. Или другого автора!

Глава 1

В машине, мчавшейся по дороге домой, царила напряженная тишина. Марат сосредоточенно вел машину, его профиль выглядел твердым и высеченным из камня в лучах заходящего солнца. Не знаю почему, но я в каком-то оцепенении засмотрелась на него.

Вдруг он обратился ко мне, не отрывая взгляда от дороги, голос его звучал мрачно и решительно:

– Ни одна живая душа даже думать не должна о том, что ребенок не мой. Одно слово – и я просто уничтожу тебя лично, поняла? Пока они считают, что он мой ты остаешься живой… а я не позволю себя опозорить.

– Тогда…тогда дал бы им убить меня…, – прошептала очень тихо, а он грязно выругался и сжавшись замолчала.

– Я буду решать умирать тебе или жить, а не они! Ты поняла?

Я поняла это еще тогда, когда он сказал о ребенке. Поняла, что это вынужденная мера. Что он переступил через себя.

Я молча кивнула, мое сердце замерло от страха перед его словами. Отвернулась к окну, пытаясь скрыть свои эмоции. Сцена с головорезами вспыхнула в моей памяти с новой силой, напоминая о реальной угрозе, особенно когда лысый выхватил пистолет и направил на меня. Я вообще не могла их видеть. Одни их рожи напоминали о том, что так хотелось забыть. Я понимала, почему Марат так сказал. Он защитил меня, закрыл собой и…и признал своим чужого ребенка, чтобы меня не убили. Что я чувствовала в этот момент? Не знаю…Боль. Я чувствовала всепоглощающую адскую боль и гадливое ощущение, что внутри меня живет пришелец, живет чужое…живет нечто ненавистное. И теперь забыть никогда не получится.

И как же нам жить дальше с этой тяжелой тайной? С каждым километром пути домой я ощущала, как над нами нависает тень неизбежных последствий этого молчаливого соглашения. Я боялась представить, что будет, если правда вскроется, и какие меры Марат готов принять, чтобы защитить свою честь и положение.

В то же время, я не могла отрицать, что в его словах звучала не только угроза, но и обещание защиты. Это противоречивое чувство защищенности и одновременного страха перед человеком, который стал для меня и спасителем, и угрозой, заставляло мое сердце биться быстрее.

Погруженная в свои мысли, я смотрела в окно, где мелькали огоньки уличных фонарей, и старалась найти ответы на вопросы, которые кружили в моей голове. Какой будет наша жизнь после всего, что произошло? Смогу ли я найти в себе силы принять новую реальность и как-то ужиться с ней? Или же тяжесть этой тайны станет непосильным бременем для нас обоих? Смотреть на Марата мне больше не хотелось, хотелось стать маленькой и незаметной. А еще… еще я очень жалела, что лысый не выстрелил. Желательно в живот.

***

Я почувствовала себя плохо прямо посреди завтрака. Встав со стула, я бросилась в туалет, где меня сильно вырвало. После того как мне стало немного легче, я медленно вернулась обратно, стараясь взять себя в руки. Но атмосфера за столом заметно изменилась за время моего отсутствия.

Мадина, демонстративно скривившись, ушла, как только я появилась. Лаура, сидящая напротив, бросила на меня презрительный взгляд и мерзко усмехнулась, сверля меня глазами, словно пытаясь сжечь заживо.

– Ну что, вас можно поздравить? Интересно, это случилось до или после свадьбы, Марат? – её слова прозвучали как насмешка, наполненная ядом.

Марат, который сидел рядом со мной, обернулся к своей сестре и грозно сжал кулаки. Я почувствовала, как в комнате нарастает напряжение, готовое вот-вот перерасти в конфликт. Но бабушка опередила его, вмешавшись с решительностью, которую я от неё не ожидала:

– Любопытство – порок, Лаура. Это не твоё дело. Алиса – жена Марата, и у них скоро будет ребенок. А ты относись к брату с уважением! Чтоб я больше не слышала этого нахальства!

Лаура фыркнула в ответ, но её следующие слова заставили меня замереть:

– Ну один незаконнорожденный у Марата уже есть. В эту секунду кулак Марата с силой ударил по столу, заставив посуду зазвенеть. Лаура побледнела, поняв, что перешла грань.

– Вон! – прохрипел Марат, и его голос прозвучал так холодно и опасно, что даже воздух вокруг, казалось, стал плотнее. Лаура, не говоря ни слова, выскочила из-за стола и исчезла из комнаты.

Марат обернулся ко мне, и в его взгляде я увидела нечто, чего не могла разгадать – это было что-то между решимостью и злостью… и на меня тоже.

– Сегодня Алиса примет ислам при нас, никому не обязательно знать, что она не приняла его до никяха, – сказал он, и его слова повисли в воздухе, словно приговор. В этот момент я поняла, что моя жизнь скоро кардинально изменится, и я не могла предсказать, куда меня приведет этот новый путь. Я была не готова. Я вообще ни к чему не была готова. На меня словно сыпались камни и все сильнее вдавливали в землю.

Сидя за столом, окружённая взглядами семьи Марата, я почувствовала, как внутри меня всё сжимается от страха и отчаяния. Марат только что объявил, что я сегодня приму ислам, и все вокруг казалось мне каким-то далёким и нереальным.

– Я согласна, – вырвалось у меня почти бессознательно. На самом деле, в этот момент я бы согласилась на что угодно, лишь бы избежать дальнейших угроз и конфликтов.

Моё согласие было автоматическим, потому что внутри меня бушевал настоящий шторм эмоций. Меня трясло от одной мысли о том, что во мне растёт ребёнок от человека, который насиловал меня, и теперь я даже не могу избавиться от последствий этого кошмара. Эта мысль была невыносимой, она заставляла меня дрожать и терять ориентацию в реальности. Мне хотелось вытащить себе внутренности выдрать этого ребенка из своего тела голыми руками.

Всё вокруг кружилось, и я едва сдерживала слёзы, пытаясь казаться спокойной и собранной. Но внутри меня всё кричало от боли и страха. Марат бросил на меня взгляд, но я не могла понять, что именно он означает. Мог ли он действительно понять, через что я прохожу? Мог ли он почувствовать эту бездну отчаяния и страха, которая разрывала меня изнутри? Впрочем ему не лучше…Я это понимала и чувствовала кожей. Ему совсем не лучше. Жениться на такой как я… да еще и смириться с ребенком с которым я сама не смирилась.

Я подняла глаза на него, пытаясь найти в его взгляде хоть какое-то утешение. Но в глубине души я понимала, что никто не может помочь мне справиться с этим испытанием. Это был мой крест, и я не знаю смогу ли я выдержать. Смогу ли смириться.

***

После напряженного завтрака я собиралась уйти к себе, но бабушка Зулейха остановила меня. Я не имела сил противиться, поэтому последовала за ней, чувствуя себя ужасно слабой. Мы зашли в ее комнату, где было тихо и прохладно, и она пригласила меня сесть. Николь тут же прыгнула ко мне на колени и замурлыкала. Я автоматически почесала ее за ушком и она устроилась у меня, укладываясь поудобнее.

– Она все чувствует. Ты почему ты такая печальная? Что не радует тебя? Принятие другой религии? – спросила она, пристально глядя на меня.

Я не знала, что ответить. Мне казалось, что я действительно хожу по минному полю, где любой мой ответ может вызвать непредсказуемую реакцию.

– Это религия твоего мужа, ты обязана быть рядом с ним, обязана родить малыша, моего правнука, в чистоте и вере. Чтобы Аллах благословил его! – продолжила Зулейха с некоторым упреком в голосе.

Слова бабушки заставили меня замереть. Чувство ужаса, которое я старалась подавить, вновь вспыхнуло с новой силой. Если они узнают, что ребенок не от Марата, они просто уничтожат меня. Эта мысль кружилась в моей голове, вызывая панику и отчаяние.

Пытаясь сохранить спокойствие, я медленно ответила:

– Я благодарна за вашу заботу и понимание. Мне нужно время, чтобы принять всё это. Я понимаю важность этих традиций для вас и для Марата, и я постараюсь сделать всё возможное, чтобы уважать их.

Мои слова звучали неубедительно даже для меня самой, но я надеялась, что они хоть немного успокоят Зулейху. Ее взгляд слегка смягчился, и она кивнула, словно принимая мои слова, но я видела в ее глазах, что она ожидает от меня конкретных действий, а не только обещаний.

Глава 2

Покинув комнату бабушки, я направилась к себе, пытаясь подавить в себе всплеск эмоций, который накрыл меня после нашего разговора. Жизнь казалась мне ужасной, пустой, бессмысленной. Я ощущала ненависть к собственному телу, к этой несправедливой ситуации, в которой оказалась. Это какой-то затяжной кошмар, который просто не заканчивается, просто не видно конца и края. Принять ислам…для меня это серьезный шаг. Может быть, если бы я любила мужчину я бы постаралась понять и принять его веру. Но вот так…Насильно. Он говорит, что это сохранит мне жизнь. Но хочу ли я ее сохранять.

В коридоре, как назло, мне навстречу вышла Мадина. Её взгляд был холоден и враждебен. Я попыталась поздороваться, стремясь сохранить видимость вежливости, но она, не обращая внимания на моё приветствие, преградила мне дорогу.

– Смотришь овечкой! Здоровается она! Откуда ты взялась, мерзкая шлюха?! Я всё про тебя знаю!" – яростно шипела она, её глаза искрились гневом. – Думаешь, замутишь разум бабушке и всем остальным? Только не мне! Насквозь тебя вижу…нашла людей, которые все о тебе узнали. Надо будет и бабушке расскажу.

Её слова ударили по мне как хлесткий холодный дождь. Я почувствовала, как внутри всё сжалось от боли и унижения. Мадина стояла передо мной, олицетворяя всю ту ненависть и отторжение, которое я вызывала в этом доме.

Я попыталась сохранить спокойствие, хотя моё сердце колотилось от страха и возмущения.

– Мадина, пожалуйста, давай не будем устраивать скандалы, я поняла, что перешла тебе дорогу, но я не знала даже о товоем существовании, меня в это не посвятили, – начала я, пытаясь как-то сгладить ситуацию.

Но она не слушала.

– Ты никогда не будешь частью этой семьи! Ты только приносишь позор! Была замужем! Не девственница! – с этими словами Мадина презрительно скривилась.

Столкновение с этой чертовой Мадиной в коридоре стало для меня испытанием. Её слова отзывались во мне болью и страхом, но я нашла в себе силы ответить.

– Ты можешь считать меня кем угодно. Меня это совершенно не волнует, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие в голосе. – А теперь, пожалуйста, дай мне пройти, я плохо себя чувствую.

Мадина злобно усмехнулась в ответ:

– Ты вечно будешь плохо себя чувствовать, я буду проклинать тебя каждый день снова и снова.

Я улыбнулась краешком губ, чувствуя, как внутри всё сжимается от её слов.

– Я и так проклята. Проклинай, если тебе станет легче, – мой ответ был спокойным, хотя в глубине души я чувствовала, как каждое слово Мадины ранит меня всё сильнее и сильнее. Потому что я сама чувствовала себя униженной, грязной. И мне казалось что она во всем права.

Когда я попыталась пройти мимо, Мадина внезапно схватила меня за локоть и резко развернула к себе. Её глаза пылали яростью.

– Думаешь, украла у меня Марата? Думаешь, ты продержишься долго рядом с ним?

В этот момент я поняла, что Мадина видит во мне не просто врага, а угрозу всему тому, что она считала своим по праву. Но я не собиралась сражаться за Марата, как она могла подумать. Я хотела лишь чтоб меня не трогали. Не дергали мою душу, не ковыряли мои раны.

– Мадина, я никого у тебя не украла. Всё, что произошло между мной и Маратом, – это не моё желание и не мой выбор, он так захотел! – прошептала я, пытаясь освободиться от её захвата. – Я просто пытаюсь выжить в этой ситуации. Хочешь что-то выяснить – говори с Маратом.

Слова вырвались из меня честно и откровенно, но я не была уверена, дойдут ли они до Мадины. Её враждебность и гнев казались выплескиваются из нее как лава, только я превратилась в кусок льда и не чувствовала ожогов. Я лишь надеялась, что со временем она сможет понять моё положение и что в моих словах нет лжи.

– То есть ты хочешь сказать, что Марат тебя еще и заставил? Тебя, шлюшку, у которой уже был муж и которая прыгала по барам и дискотекам. Как ты окрутила Марата? Ребенком? – слова Мадины были полны яда и презрения. – Одна уже считала, что можно его удержать пузом! И обсчиталась! Ты будешь там же!

Я выдернула свою руку из ее холодных пальцев. Ее обвинения и оскорбления били по мне, как кнут, но я нашла в себе силы ответить:

– Какая разница, как я его «окрутила»? Я смогла, а ты – нет? Это тебя так сводит с ума. Смирись. Я теперь его жена. И от этого никуда не деться. Нравится нам обоим это или нет!

Мадина злобно зашипела в ответ:

– Это мы еще посмотрим. Сначала выноси и роди. Кажется, один у тебя уже сдох.

Эти слова поразили меня как удар ножом. Моя прошлая потеря, моя боль и страдание, которые я пыталась оставить позади, всплыли с новой силой. Моя рука взлетела сама собой, и звонкая пощечина заставила Мадину замолчать. Она застыла на месте с раскрытым от удивления ртом.

Я не ожидала от себя такой реакции, но в тот момент это казалось единственно возможным ответом на ее жестокость и бездушие. Проходя мимо нее, я чувствовала, как мое сердце бешено колотится в груди. Я направилась к себе в комнату, где, наконец, смогла закрыть дверь от всего этого безумия. Меня трясло, лихорадило, на меня навалилась паника и какое-то отчаянное желание, чтобы все немедленно прекратилось.

В моей комнате я обрушилась на кровать, пытаясь собраться с мыслями. Я была шокирована тем, что произошло, и одновременно ощущала странное облегчение от того, что смогла поставить на место Мадину, даже если это было лишь мимолетной победой в этой бесконечной войне.

Меня сжирают мысли о том, что как сильно я ненавижу собственное тело, ненавижу этого проклятого ребенка внутри себя. Я снова вспоминаю тот страшный день и как по моим ногам текло семя насильника. Мне до рвоты противно. Я мечусь по комнате в приступе паники. Мне нужно что-то сделать, избавиться от ребенка немедленно. Вспомнила что видела в комнате Зулейхи спицы, которыми та вязала какой-то плед для Николь. Выскочила, побежала в гостинную, схватила спицу, вернулась обратно к себе, разделась и сжала спицу в руке. Я избавлюсь от этого проклятого ребенка и пусть будет что будет. Может и сама сдохну. Плевать. Я больше не выдерживаю.

Охваченная отчаянием и волнением, я дрожащими руками держала спицу, которую схватила в гостиной с кресла Зулейхи. Мое сердце колотилось в безумном ритме, а душу разрывало на части от противоречивых чувств. В моей голове кружилась карусель мыслей, каждая из которых была тяжелее и мрачнее предыдущей.

Страшные воспоминания о том проклятом, черном дне окутывали меня, как вязкое, всепоглощающее темное облако, и я чувствовала, как ненависть к себе, к своему телу и к этому ребенку, который рос во мне, заставляет меня действовать. Я ненавидела себя за слабость, за неспособность защитить себя, за то, что я стала жертвой.

Опустившись на край кровати, я позволила слезам хлынуть из глаз, освобождая накопившееся отчаяние и страх. Мне нужно было найти выход из этого кошмара, который окружал меня со всех сторон. И я видела только один выход – вонзить эту спицу поглубже в свое чрево и выковырять, выдолбить из себя этого пришельца, уничтожить его, разорвать на части, как сделала б с его отцом.

В тишине своей комнаты, наедине с собственными мыслями и чувствами, я впервые за долгое время почувствовала желание воевать – с этой тварью в моем теле, с этой гадиной, которая там поселилась и сжирала меня изнутри. Я сжала спицу обеими руками и подумала о том, что должна сделать это сильно и быстро. Вонзить ее внутрь и продырявить зародыш.

Когда дверь в мою комнату резко распахнулась, моё сердце замерло от испуга. Марат ворвался внутрь, его глаза горели яростью. Он бросился ко мне, вырвал из моих рук спицу и с силой выбросил её в сторону. Затем схватил меня за лицо, шипя сквозь зубы:

– Черта с два ты это сделаешь! Черта с два ты убьешь ребенка и навредишь себе! Теперь все знают о нем! Слышишь? Все! Хватит одного раза, когда ты вывернула мне внутренности! Хватит одного позора! Хер там ты опозоришь меня снова…или, клянусь, смерть покажется тебе раем.

Я не смогла сдержать эмоций, завыла и начала отбиваться кулаками, пытаясь освободиться от его железного захвата. Я орала и выла, я рыдала навзрыд. Но Марат сильно сдавил меня в своих руках и прижал к себе, словно пытаясь усмирить мою бурю.

– Тихо… тихо, девочка, – его голос звучал теперь мягче, но в нём всё ещё чувствовалась угроза. – Нам придется его выносить и родить, придется воспитывать. Его жизнь – это наша с тобой жизнь. Не заставляй меня начинать следить за тобой, приставить к тебе человека! Круглосуточно!

Моё тело дрожало от страха и отчаяния, но его слова проникли в мою душу, заставив на мгновение остановиться, обмякнуть в его руках, позволить ему прижать меня к себе. От отчаяния и безысходности я продолжала скулить, а он гладил меня по голове. А потом вдруг схватил за волосы сзади на затылке и заставил посмотреть на себя.

– Ты знаешь почему ты до сих пор дышишь?

– Нет… я…

Глава 3

Я не могла говорить, я давилась каждым словом, как будто ком в горле мешал мне дышать. Бежать некуда, он прижимает меня к стене, я полностью в его власти.

Марат дышал кипятком мне в лицо. А я смотрела в его глаза, я не могла оторваться. Какие страшные у него широкие зрачки. Внутри в его глазах пламя обреченной жестокостиэ

– Ослушалась меня? Да? Напрасноооо….– проревел мне в лицо.

Тошнота подступила к моему горлу, стало плохо и перед глазами потемнело. Как же сильно и больно он ломает меня, сталкивает в пропасть, превращает в покорную игрушку. Трясти головой, чтобы избавиться от его взгляда. Пусть не управляет мной. Пусть не смеет подавлять меня своей силой.

– Ты…ты сам убиваешь меня, Марат…

Простонала, чувствуя как слезы обжигают глаза.

– Убить мертвую? Как? Ты видела себя в зеркало? Ты как будто барахтаешься по уши в дерьме. Проклинаешь, мечешься, стонешь. Ты же сдохла. От тебя воняет дохлятиной!

А потом вдруг привлек меня к себе и заставил уткнуться лицом ему в грудь.

– Маленькая бедная девочка. Несчастная и всеми брошенная.

– Нет…нет…

– Да! У тебя никого нет! Кроме меня! Кроме этого дома! Никого и ничего нет!

Он впился в мой затылок насильно удерживая в своих объятиях.

– Хватит прятаться от страданий. Они делают нас сильнее. Боль всегда быстрая. Она догоняет настолько стремительно, что ты не успеваешь оглянуться, а она уже душит тебя своими костлявыми руками.

Я попыталась оттолкнуть его, но он не отпустил. Мои всхлипывания перешли снова в рыдания. Я вырывалась, но он держал.

– Ненавижу! Я их ненавижу! Его ненавижу! Ненавижууууу!

Рухнула на колени и ощутила, как он спустился ко мне, как сжимает мои плечи, как раскачивается вместе со мной. А я выплескивала из себя боль, я дышала ею, я орала ею.

– Почему я? За что? Почему…почему это была я?

Марат взял мое лицо в ладони. Наклонившись, прорычал в губы:

– Я отомщу всем им! Поняла? Они пожалеют, что вообще посмотрели в твою сторону! Каждый из них! А потом даже когда сдохнут будут поджариваться в аду… Я позабочусь об этом. Клянусь!

Мои руки медленно опустились, и я перестала сопротивляться. Слёзы текли по моим щекам, а дыхание постепенно становилось ровнее. Марат всё ещё держал меня крепко, и в его прикосновении я почувствовала не только угрозу, но и странное ощущение защиты.

В этот момент между нами витало невысказанное единение – неважно, как сложатся наши судьбы, но ребёнок будет рожден… я это поняла.

Поддавшись настойчивости Марата, я позволила ему аккуратно одеть на меня халат и уложить в постель. Лежа в теплой и мягкой кровати, я погрузилась в глубокие размышления. В моей голове кружились мысли о том, что, возможно, моё тело снова отторгнет плод, как это уже случалось раньше. В глубине души я почти молила об этом, ведь это казалось единственным спасением из этой невыносимой ситуации. Будет выкидыш…все забудется. И Марат потом отпустит меня.

Вечером, в присутствии всей семьи, я прошла через церемонию принятия ислама. Строгие и ожидающие взгляды семьи Марата были прикованы ко мне, когда я произносила слова, необходимые для того, чтобы принять Аллаха в своём сердце. Мои губы формировали правильные звуки, но внутренне я ощущала пустоту. Я не была готова принять эту веру, моё сердце было заполнено сомнениями и болью.

В тот момент мне показалось, что есть только один Бог для всех нас, но он отвернулся от меня в самый трудный период моей жизни. Я чувствовала себя оставленной и забытой, как будто вся моя предыдущая жизнь, мои убеждения и мечты рассыпались в прах под тяжестью текущих событий.

После церемонии я вежливо улыбалась и кивала, отвечая на поздравления, но внутри меня всё больше окутывала холодная пустота. Я чувствовала себя актрисой на сцене, играющей роль, которая мне не принадлежит. Возвращаясь в свою комнату в конце вечера, я закрыла дверь за собой и обрушилась на кровать, позволяя слезам литься из моих глаз.

Выскочила на улицу, бросилась к беседке внутри которой возвышался красивый фонтан с небольшим бассейном, в котором плавали золотые рыбки. Какое-то время я смотрела на него…не моргая. Вытирая слезы ладонями…стараясь успокоиться. И вдруг мне показалось, что сзади кто-то стоит.

Обернувшись, я увидела Марата, стоящего в тени, опирающегося на одну из колонн беседки. Его внезапное появление застало меня врасплох, и я невольно вздрогнула. Его глаза были прикованы ко мне.

– Я тоже люблю сюда приходить когда на душе херово, – его голос звучал мягко, не так, как в тот момент, когда он в последний раз говорил со мной.

Я пыталась найти слова, но внутренняя тревога заткнула мне рот. Марат медленно приблизился и сел рядом, сохраняя дистанцию, которая казалась как защитой, так и пропастью между нами.

– Я… Я просто смотрела на воду, – наконец выдавила я, стараясь отвести взгляд от его пронзительных глаз.

Мы оба молчали, погруженные в свои мысли, пока шум воды в фонтане не наполнил пространство вокруг нас своим успокаивающим журчанием. Марат вздохнул и посмотрел в сторону фонтана, за моим взглядом.

– Ты знаешь, эти рыбки… Они не заботятся о том, что происходит в мире вокруг. Они просто плывут, следуя своему пути, – его слова были неожиданно философскими, и я удивилась, услышав их из его уст.

Я медленно повернулась к нему, пытаясь понять, к чему он клонит. В его взгляде я увидела отражение борьбы. Наверное, я мало задумывалась над тем чего все это стоит и ему тоже. В боли мы эгоистичны, мы не замечаем страданий вокруг себя, ведь наша боль болит именно нам, а значит она самая сильная.

– Начни думать о том, что это единственный правильный выбор, прими его, ради себя прежде всего, – продолжил он, и его слова коснулись чего-то в моей душе.

В тот момент я почувствовала, что, несмотря на всю боль и страдания, мы оба были в этом вместе, пытаясь найти свет в конце этого долгого и темного туннеля.

Я хотела узнать больше о Шамиле, о его матери, о той истории, которая так тщательно скрывалась. Не знаю почему, но я именно сейчас спросила о нем…особенно вспоминая слова Зулейхи и Мадины.

– Как появился Шамиль? Кто его мать? – спросила я, глядя Марату в глаза, ища в них ответы.

Марат на мгновение задумался, затем взял травинку и бросил её в воду. Рыбки мгновенно подплыли к ней, искрясь золотом под солнечными лучами. Внезапно Марат резким движением руки поймал одну из них. Рыбка металась в его ладонях, пытаясь вырваться на свободу, хватая ртом воздух.

Я смотрела на эту маленькую живую сущность, борющуюся за жизнь, и моё сердце сжалось от боли и жалости.

– Хватит! – не выдержав, крикнула я, и Марат, казалось, встрепенулся от моего внезапного крика. Он осторожно отпустил рыбку обратно в воду, где она тут же скрылась среди своих сородичей.

Марат молчал несколько мгновений, а затем начал говорить тихим, почти невыразимым голосом.

– Мать Шамиля… это была ошибка молодости. Женщина, с которой спал от скуки. Она оставила мне Шамиля, когда ему было всего несколько месяцев, и исчезла без следа. Так она думала…

Его слова обрушивались на меня, как холодный мелкий дождь, заставляя меня ещё больше сжиматься внутри. Я понимала, что каждый из нас несёт свой крест, свои ошибки и свои тайны. Марат, несмотря на свою внешнюю силу и властность, тоже был уязвимым и страдал от своего прошлого.

– Я люблю Шамиля. Он – мой сын, несмотря ни на что, – добавил он, и в его голосе послышалась решимость и теплота. В этот момент я опять иначе взглянула на Марата, увидев в нём не только человека, который заставил меня стать его женой насильно, но и отца, готового на всё ради своего ребёнка. Это был настолько невозможный контраст, что я с трудом в него верила.

– Шамиль, это плод разврата, похоти и адской грязи. Я терпеть не мог его мать, я трахал ее пьяным, а она хотела моих денег. Когда поняла, что я хрен ей что дам, решила залететь. Но мне было насрать на нее и ее ребенка. Я дал ей денег на аборт. Она его не сделала. Просрала деньги, а младенца швырнула у ворот нашего дома. Его принесла мне собака…Тана…Кстати Тана знает какова на вкус кровь матери Шамиля.

И в этот момент Марат страшно посмотрел на меня так что я дернулась. Я вспомнила слова Зулейхи…о том, что Марат нашел мать Шамиля…

Глава 3

Я повернулся к Алисе, глядя на неё сверху вниз, и мои слова звучали жёстко и бескомпромиссно. Она не узнает, что я сделал с тварью. Которая бросила моего ребенка, а до этого не кормила его и не ухаживала должным образом…Я до сих пор помню ее страшные, огромные глаза и жадный взгляд на миску с собачьей едой, которую ей не давали. Тана изуродовала ее до неузнаваемости, и я отпустил ее на все четыре стороны, оплатив лечение. Конченая сука сдохла в подворотне. Кто-то забил ее насмерть. Это был не я. Но жалости не испытал. Она нюхала, когда носила моего ребенка…это скажется потом, через время. До двух лет я буду в святой уверенности, что мой красивый сын…что с ним все хорошо.

Воспоминание о том дне, когда мне впервые дали в руки Шамиля, всплывало в моей голове как яркий, но болезненный всплеск. Ему было всего два месяца, малыш явно отставал в развитии и имел маленький вес для своего возраста. Я помню, как его хрупкое тельце лежало у меня на ладонях, как я ощущал его дыхание, такое лёгкое и неровное.

Бабушка Зулейха, когда увидела его, зло фыркнула и сквозь зубы бросила: "Этого мальчишку надо отправить в горы, в аул. Пусть никто не знает об этом позоре." Я почувствовал, как во мне вскипает гнев. Как она могла назвать моего сына позором? Мой Шамиль, моё продолжение, мой кровиночка.

– Мой сын не позор, – резко ответил я, сжимая Шамиля крепче, словно пытаясь защитить его от её слов. – Мой сын – это подарок Аллаха. А вот та сука, которая его бросила, заслуживает самой страшной участи.

Я видел, как бабушка встрепенулась от моих слов, но я не собирался отступать.

В тот момент я понял, что буду защищать Шамиля всеми силами, невзирая на обстоятельства и чужое мнение. Он стал моим искуплением, моим испытанием и моей радостью. Несмотря на все трудности, которые ему предстояло преодолеть из-за своего состояния, я решил быть рядом, поддерживать и любить его безоговорочно. Мой Шамиль – моя радость, мой свет в темноте, и я буду бороться за его счастье до последнего своего вздоха. Как умею…К сожалению мое присутствие рядом не имеет для него значения. Но я люблю его…Как умею. Как мне дал Аллах уметь любить.

Алиса не должна знать все. Я и не собирался ей рассказывать свою жизнь. Замолчал на мгновение, давая моим словам утонуть в тяжёлой гнетущей тишине, а потом добавил, смотря прямо в глаза Алисе, чтобы она поняла всю серьёзность последствий: "Тана знает вкус крови матери Шамиля. Помни об этом…

Я видел, как Алиса дёрнулась от моих слов, но я не собирался смягчать удар. Вот что может быть за предательство. И я не знаю как наказал бы Алису сам, если бы она не попала в руки Шаха.

Я Марат Салманов, и я не привык отступать перед лицом трудностей или изменять свои решения из-за чужих слёз и страданий. Я жил по своим правилам, и те, кто окружал меня, должны были это понимать и принимать.

Я стоял перед Алисой, глядя на неё, и чувствовал, как во мне бушуют противоречивые эмоции. Она была сломлена, её глаза – пустые, безжизненные, как будто в них погас весь свет. Видеть её в таком состоянии, понимая, что я – часть её боли, вызывало во мне адскую жалость и одновременно дикий гнев на себя.

Как я мог допустить это? Как я мог не защитить её от того кошмара, который принёс Шах в нашу жизнь? Моя несгибаемость, моя сила, всё, чем я так гордился, обернулись против меня, превратились в моё проклятье. Я смотрел на Алису, и каждая клеточка моего тела кричала от боли и отчаяния. Совсем другую женщину я привел когда-то в свою квартиру…Только тогда я не чувствовал к ней и десятой доли тех эмоций, которые испытывал сейчас, раздираемый яростью, болью.

Моя лютая ненависть к Шаху, к этому человеку, который посмел тронуть мою женщину, достигла предела. Я клялся себе, что он заплатит за всё, что он сделал. Моя месть будет страшной. Но больше всего сжирало то, что я не могу отомстить сейчас. Что пока я бессилен что-либо изменить. Пока что я подстилка Шаха, и он вытирает об меня ноги. Ничего. Придет время дать сдачи. Я умею ждать…

Но в этот момент моё внимание было приковано к Алисе. Мне хотелось обнять её, защитить от всего мира, но я боялся, что даже моё прикосновение причинит ей боль. Я чувствовал себя бессильным, и это ощущение бессилия было для меня новым и невыносимым. Когда она спала, забываясь тревожным сном и кричала во сне, я чуть ли не орал вместе с ней. Я приносил ей воды, гладил по волосам, что-то шептал, чтоб она уснула. Первые дни я поил ее транквилизаторами, чтоб загасить боль, чтоб она могла спать, могла существовать и не наложила на себя руки. Я адски боялся один раз прийти и найти ее мертвой…

"Прости меня, Алиса," – прошептал я, едва слышно, когда она спала. Шептал себе… а потом, потом на меня накатывало и я вспоминал, что она сука тоже виновата, что это она пошла к ментам, она решила меня слить… а еще она решила вернуться к своему ублюдочному мужу. Земля ему стекловатой.

Были моменты когда мне хотелось избить ее до полусмерти…останавливали следы ссадин на ее теле, затравленный взгляд, бледная кожа и опухшие от слез глаза. Она постоянно плакала. Постоянно…меня это сводило с ума.

Потом я поклялся себе, что сделаю всё, чтобы вернуть ей желание жить, чтобы она увидела во мне не причину своих страданий, а защиту. Но в то же время в моём сердце бушевало адское пламя мести, и я знал, что скоро придёт время действовать.

Чувство предательства, мешающееся с ненавистью к Шаху, кипело во мне, как вулкан, готовый извергнуться. Но гораздо сильнее болело осознание, что я никогда не смогу стать для Алисы настоящим мужем. Да, я говорил ей что больше не хочу ее, говорил, что больше не трону. Я лгал. Я причинял ей боль за то, что чувствовал эту боль сам. Я бил ее словами, потому что сам чувствовал себя избитым. Блядь! Вы не представляете какого это когда твою женщину трахают насильники на твоих глазах. И ты ни хуя не можешь сделать. Только смотреть и выть, реветь от бессилия.

Мысль о том, что её тело касались другие мужчины, сжигала меня изнутри, оставляя после себя лишь пепел разрушенного достоинства. Ее муж, пидор Шах… Этот человек, его противные глаза, полные холодного, мерзкого расчета, стали для меня воплощением всего самого ненавистного. Я клялся, что когда придет время, я разорву его на части. Он будет мечтать о смерти. И она будет такой страшной, какую он даже не может себе представить.

Я хотел ее…Да, я, конченый придурок, мазохист, презренный подбиратель чужих костей, я ее хотел. Моему мозгу, моему члену, моему нутру было насрать на то, что были другие. Я унизительно, раболепно хотел ее себе. Меня возбуждало бледное лицо, ее великолепное пусть и исхудавшее тело, ее торчащие нежные груди, ее соски, ее задница, стройные ноги. Я хотел ее…блядь…я даже не знаю как это произнести. Я любить ее хотел. Любить, понимаете? Впервые в своей долбаной, никчемной жизни я хотел любить женщину и понимал, что она никогда мне этого не позволит, не подпустит, не даст. Все. Это конец. Между нами стоит проклятый, ебучий Шах! Чтоб он сдох падла! В ее памяти и в моей…но больше в ее. И я для нее один из них, такой же. Я вижу это в загнанном взгляде, в затравленном выражении лица.

Новость о ребенке была как удар ножом в спину, выбивший из меня всю почву из-под ног. В моей голове крутилась одна мысль – выпотрошить из нее этого проклятого чужого ребенка, избавиться от всего, что напоминает о Шахе и его насилии. Но это похоронит нас обоих. Шах хочет иметь рычаги давления на меня. Как только он их потеряет…он назло мне убьет Алису. Пока он считает, что рвет мне каждый день яйца, она будет жить. И я… я согласен, чтоб мне тянули внутренности клещами лишь бы она жила. Я не знаю что я к ней чувствую. Что-то темное, страшное. Что-то очень непохожее на человеческие чувства. Нечто звериное, приниженное, адское. Хочу ее, ненавижу, презираю, боготворю, восхищаюсь и снова ненавижу. Могу дрочить в ванной представляя ее соски и кончать, могу выпустить сперму едва вспомню как лизал ее клитор. А потом рычать и бить кулаком в стену понимая, что больше этого не будет…а внутри нее этот проклятый плод, это проросшее семя твари. Он же кончил в нее… я это видел. А я не кончал. Так что сразу понятно чей ребенок. Не знаю когда он родится как я смогу спокойно смотреть на него. На отпрыска Шаха…который ыл зачат от насилия над женщиной от которой я с ума схожу.

***

Передо мной стоял Шах, его противные близко посаженные глаза впивались в меня, как стальные когти.

– Где деньги, Марат? Где моя доля? Ты обещал процент! – его голос звучал угрожающе, но я сохранял спокойствие.

– Товар ещё не продался, – отвечал я, стараясь контролировать свой тон, чтобы не показать ни малейшего признака слабости.

Шах прищурился, его взгляд стал ещё более пронзительным.

– Как поживает жена, Марат? Прекрасно? – он выпалил этот вопрос с ядовитой усмешкой.

– Прекрасно, – мой ответ был кратким, хотя каждое слово давалось мне с трудом.

– Вспоминает меня?

– Нет.

– Уверен?

– Уверен! У нее сейчас хватает забот.

– Да, я слышал, что ты скоро станешь отцом. Поздравляю, Маратик. Ты молодец. Видишь, как я позаботился о тебе и нашел тебе хорошую жену. Не целочку да…но красивую сучку.

Вдруг Шах выхватил из кармана сотовый и ткнул мне в лицо фото Алисы на заправке, и мир вокруг меня застыл.

– Скоро бой с Али, и ты должен этот бой проиграть, дать себя избить. Кости себе пересчитать. Ставки не на тебя. Ты понял, Маратик? – его слова звучали как приговор.

Я кивнул, хотя внутри меня всё кипело от ярости и отвращения. Этот человек думал, что он может манипулировать мной, использовать мою жену как инструмент давления. Но он сильно ошибался. Я, Марат Салманов, не тот, кого можно запугать или заставить играть по чужим правилам.

В то время как Шах удовлетворённо улыбался, в моей голове уже крутился план, как обратить ситуацию в свою пользу. Я не позволю этому мерзавцу уничтожить мою жизнь и жизнь Алисы. Я найду способ отомстить ему и защитить то, что мне дорого, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Глава 4

Я повернулся к Алисе, глядя на неё сверху вниз, и мои слова звучали жёстко и бескомпромиссно. Она не узнает, что я сделал с тварью. Которая бросила моего ребенка, а до этого не кормила его и не ухаживала должным образом…Я до сих пор помню ее страшные, огромные глаза и жадный взгляд на миску с собачьей едой, которую ей не давали. Тана изуродовала ее до неузнаваемости, и я отпустил ее на все четыре стороны, оплатив лечение. Конченая сука сдохла в подворотне. Кто-то забил ее насмерть. Это был не я. Но жалости не испытал. Она нюхала, когда носила моего ребенка…это скажется потом, через время. До двух лет я буду в святой уверенности, что мой красивый сын…что с ним все хорошо.

Воспоминание о том дне, когда мне впервые дали в руки Шамиля, всплывало в моей голове как яркий, но болезненный всплеск. Ему было всего два месяца, малыш явно отставал в развитии и имел маленький вес для своего возраста. Я помню, как его хрупкое тельце лежало у меня на ладонях, как я ощущал его дыхание, такое лёгкое и неровное.

Бабушка Зулейха, когда увидела его, зло фыркнула и сквозь зубы бросила: "Этого мальчишку надо отправить в горы, в аул. Пусть никто не знает об этом позоре." Я почувствовал, как во мне вскипает гнев. Как она могла назвать моего сына позором? Мой Шамиль, моё продолжение, мой кровиночка.

– Мой сын не позор, – резко ответил я, сжимая Шамиля крепче, словно пытаясь защитить его от её слов. – Мой сын – это подарок Аллаха. А вот та сука, которая его бросила, заслуживает самой страшной участи.

Я видел, как бабушка встрепенулась от моих слов, но я не собирался отступать.

В тот момент я понял, что буду защищать Шамиля всеми силами, невзирая на обстоятельства и чужое мнение. Он стал моим искуплением, моим испытанием и моей радостью. Несмотря на все трудности, которые ему предстояло преодолеть из-за своего состояния, я решил быть рядом, поддерживать и любить его безоговорочно. Мой Шамиль – моя радость, мой свет в темноте, и я буду бороться за его счастье до последнего своего вздоха. Как умею…К сожалению мое присутствие рядом не имеет для него значения. Но я люблю его…Как умею. Как мне дал Аллах уметь любить.

Алиса не должна знать все. Я и не собирался ей рассказывать свою жизнь. Замолчал на мгновение, давая моим словам утонуть в тяжёлой гнетущей тишине, а потом добавил, смотря прямо в глаза Алисе, чтобы она поняла всю серьёзность последствий: "Тана знает вкус крови матери Шамиля. Помни об этом…

Я видел, как Алиса дёрнулась от моих слов, но я не собирался смягчать удар. Вот что может быть за предательство. И я не знаю как наказал бы Алису сам, если бы она не попала в руки Шаха.

Я Марат Салманов, и я не привык отступать перед лицом трудностей или изменять свои решения из-за чужих слёз и страданий. Я жил по своим правилам, и те, кто окружал меня, должны были это понимать и принимать.

Я стоял перед Алисой, глядя на неё, и чувствовал, как во мне бушуют противоречивые эмоции. Она была сломлена, её глаза – пустые, безжизненные, как будто в них погас весь свет. Видеть её в таком состоянии, понимая, что я – часть её боли, вызывало во мне адскую жалость и одновременно дикий гнев на себя.

Как я мог допустить это? Как я мог не защитить её от того кошмара, который принёс Шах в нашу жизнь? Моя несгибаемость, моя сила, всё, чем я так гордился, обернулись против меня, превратились в моё проклятье. Я смотрел на Алису, и каждая клеточка моего тела кричала от боли и отчаяния. Совсем другую женщину я привел когда-то в свою квартиру…Только тогда я не чувствовал к ней и десятой доли тех эмоций, которые испытывал сейчас, раздираемый яростью, болью.

Моя лютая ненависть к Шаху, к этому человеку, который посмел тронуть мою женщину, достигла предела. Я клялся себе, что он заплатит за всё, что он сделал. Моя месть будет страшной. Но больше всего сжирало то, что я не могу отомстить сейчас. Что пока я бессилен что-либо изменить. Пока что я подстилка Шаха, и он вытирает об меня ноги. Ничего. Придет время дать сдачи. Я умею ждать…

Но в этот момент моё внимание было приковано к Алисе. Мне хотелось обнять её, защитить от всего мира, но я боялся, что даже моё прикосновение причинит ей боль. Я чувствовал себя бессильным, и это ощущение бессилия было для меня новым и невыносимым. Когда она спала, забываясь тревожным сном и кричала во сне, я чуть ли не орал вместе с ней. Я приносил ей воды, гладил по волосам, что-то шептал, чтоб она уснула. Первые дни я поил ее транквилизаторами, чтоб загасить боль, чтоб она могла спать, могла существовать и не наложила на себя руки. Я адски боялся один раз прийти и найти ее мертвой…

"Прости меня, Алиса," – прошептал я, едва слышно, когда она спала. Шептал себе… а потом, потом на меня накатывало и я вспоминал, что она сука тоже виновата, что это она пошла к ментам, она решила меня слить… а еще она решила вернуться к своему ублюдочному мужу. Земля ему стекловатой.

Были моменты когда мне хотелось избить ее до полусмерти…останавливали следы ссадин на ее теле, затравленный взгляд, бледная кожа и опухшие от слез глаза. Она постоянно плакала. Постоянно…меня это сводило с ума.

Потом я поклялся себе, что сделаю всё, чтобы вернуть ей желание жить, чтобы она увидела во мне не причину своих страданий, а защиту. Но в то же время в моём сердце бушевало адское пламя мести, и я знал, что скоро придёт время действовать.

Чувство предательства, мешающееся с ненавистью к Шаху, кипело во мне, как вулкан, готовый извергнуться. Но гораздо сильнее болело осознание, что я никогда не смогу стать для Алисы настоящим мужем. Да, я говорил ей что больше не хочу ее, говорил, что больше не трону. Я лгал. Я причинял ей боль за то, что чувствовал эту боль сам. Я бил ее словами, потому что сам чувствовал себя избитым. Блядь! Вы не представляете какого это когда твою женщину трахают насильники на твоих глазах. И ты ни хуя не можешь сделать. Только смотреть и выть, реветь от бессилия.

Мысль о том, что её тело касались другие мужчины, сжигала меня изнутри, оставляя после себя лишь пепел разрушенного достоинства. Ее муж, пидор Шах… Этот человек, его противные глаза, полные холодного, мерзкого расчета, стали для меня воплощением всего самого ненавистного. Я клялся, что когда придет время, я разорву его на части. Он будет мечтать о смерти. И она будет такой страшной, какую он даже не может себе представить.

Я хотел ее…Да, я, конченый придурок, мазохист, презренный подбиратель чужих костей, я ее хотел. Моему мозгу, моему члену, моему нутру было насрать на то, что были другие. Я унизительно, раболепно хотел ее себе. Меня возбуждало бледное лицо, ее великолепное пусть и исхудавшее тело, ее торчащие нежные груди, ее соски, ее задница, стройные ноги. Я хотел ее…блядь…я даже не знаю как это произнести. Я любить ее хотел. Любить, понимаете? Впервые в своей долбаной, никчемной жизни я хотел любить женщину и понимал, что она никогда мне этого не позволит, не подпустит, не даст. Все. Это конец. Между нами стоит проклятый, ебучий Шах! Чтоб он сдох падла! В ее памяти и в моей…но больше в ее. И я для нее один из них, такой же. Я вижу это в загнанном взгляде, в затравленном выражении лица.

Новость о ребенке была как удар ножом в спину, выбивший из меня всю почву из-под ног. В моей голове крутилась одна мысль – выпотрошить из нее этого проклятого чужого ребенка, избавиться от всего, что напоминает о Шахе и его насилии. Но это похоронит нас обоих. Шах хочет иметь рычаги давления на меня. Как только он их потеряет…он назло мне убьет Алису. Пока он считает, что рвет мне каждый день яйца, она будет жить. И я… я согласен, чтоб мне тянули внутренности клещами лишь бы она жила. Я не знаю что я к ней чувствую. Что-то темное, страшное. Что-то очень непохожее на человеческие чувства. Нечто звериное, приниженное, адское. Хочу ее, ненавижу, презираю, боготворю, восхищаюсь и снова ненавижу. Могу дрочить в ванной представляя ее соски и кончать, могу выпустить сперму едва вспомню как лизал ее клитор. А потом рычать и бить кулаком в стену понимая, что больше этого не будет…а внутри нее этот проклятый плод, это проросшее семя твари. Он же кончил в нее… я это видел. А я не кончал. Так что сразу понятно чей ребенок. Не знаю когда он родится как я смогу спокойно смотреть на него. На отпрыска Шаха…который ыл зачат от насилия над женщиной от которой я с ума схожу.

***

Передо мной стоял Шах, его противные близко посаженные глаза впивались в меня, как стальные когти.

– Где деньги, Марат? Где моя доля? Ты обещал процент! – его голос звучал угрожающе, но я сохранял спокойствие.

– Товар ещё не продался, – отвечал я, стараясь контролировать свой тон, чтобы не показать ни малейшего признака слабости.

Шах прищурился, его взгляд стал ещё более пронзительным.

– Как поживает жена, Марат? Прекрасно? – он выпалил этот вопрос с ядовитой усмешкой.

– Прекрасно, – мой ответ был кратким, хотя каждое слово давалось мне с трудом.

– Вспоминает меня?

– Нет.

– Уверен?

– Уверен! У нее сейчас хватает забот.

– Да, я слышал, что ты скоро станешь отцом. Поздравляю, Маратик. Ты молодец. Видишь, как я позаботился о тебе и нашел тебе хорошую жену. Не целочку да…но красивую сучку.

Вдруг Шах выхватил из кармана сотовый и ткнул мне в лицо фото Алисы на заправке, и мир вокруг меня застыл.

– Скоро бой с Али, и ты должен этот бой проиграть, дать себя избить. Кости себе пересчитать. Ставки не на тебя. Ты понял, Маратик? – его слова звучали как приговор.

Я кивнул, хотя внутри меня всё кипело от ярости и отвращения. Этот человек думал, что он может манипулировать мной, использовать мою жену как инструмент давления. Но он сильно ошибался. Я, Марат Салманов, не тот, кого можно запугать или заставить играть по чужим правилам.

В то время как Шах удовлетворённо улыбался, в моей голове уже крутился план, как обратить ситуацию в свою пользу. Я не позволю этому мерзавцу уничтожить мою жизнь и жизнь Алисы. Я найду способ отомстить ему и защитить то, что мне дорого, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Глава 5

С каждым днем становится всё тяжелее смотреть на себя в зеркало. Я видел в нем монстра, которого сам же и создал много лет назад, только теперь его оскаленная морда смотрела с яростью на меня самого. Алиса… Её пугающая хрупкость, её глаза, полные боли и обиды, все это вонзалось в меня, как тысячи зазубренных кинжалов. Я начинал осознавать, что моё поведение должно измениться. Да, блядь, я должен переступить через себя, надавить себе на горло. Но это не так просто, как кажется. Мои нервы были натянуты, как струны, готовые вот-вот порваться от любого, даже самого незначительного раздражителя.

Это понимание тогда, что она что-то сделает с собой. Это ощущение, что все может выйти из-под контроля, что я снова увижу ее окровавленную, полумертвую…или ее не станет. От одной мысли об этом мне рвало ребра как от взрыва мины внутри груди.

Я пытался быть внимательным, заботиться о ней, показывать, что её благополучие для меня действительно важно. Насколько вообще умел. Но каждый раз, когда я пытался быть мягче что ли, это оборачивалось против меня. Мои попытки заботы казались ей лживыми, мои слова утешения звучали в её ушах как насмешка. Я видел эту загнанность в глазах, страх, ненависть. Она ведь меня реально ненавидела.

Меня это злило. Сводило с ума. Я не привык чувствовать себя таким бессильным, не в силах изменить ситуацию, которая меня не устраивает. Я Марат Салманов, черт возьми, я всегда брал то, что хотел. Но теперь… Я сталкивался с проблемой, которую не мог решить ни силой, ни властью. Это ее душа, ее сердце. Я не знал, что в них творилось. Всегда чувствовал, понимал людей, а ее нет.

Мои эмоции были как взбешенные волны в штормовом море, готовые в любой момент вылиться наружу. Я чувствовал, как во мне накапливается гнев, ярость к тому, кто посмел трогать мою женщину. Шах. Его имя вызывало во мне такую бешеную ярость, что казалось меня сейчас разорвет нахрен. Я поклялся, что его смерть…он будет о ней умолять.

Но в то же время, я видел, как Алиса медленно меняется. Она становится сильнее, учиться бороться с демонами своего прошлого. И это внушало мне надежду. Слабую. Тупую. Презренную надежду, что однажды она посмотрит на меня иначе.

Но пока я стою на этом пути, я понимаю, что каждый шаг дается мне с огромным трудом. Я должен измениться ради неё, ради нас. Но сможет ли когда-нибудь Марат Салманов стать другим человеком? Сможет ли он отбросить маску безразличия и жестокости, за которой так долго прятался?

Время покажет. Но одно я знаю точно – я должен попробовать. Для неё. Для нас.

С каждым днем, проведенным в этом доме, я вижу, как Алиса находит утешение в общении с Шамилем. Что за ирония судьбы – женщина, которую я привел в свой дом, не жена, не любовница, по сути никто, все наши отношения сотканы из лжи, эта женщина становится светом для моего сына. Мне всегда казалось, что в моем мире нет места нежности и уязвимости. Но глядя на них вместе, я начинаю сомневаться в своих убеждениях.

Алиса и Шамиль… Они находят общий язык, который недоступен мне. Она говорит с ним тихо, ласково, и Шамиль кажется, слушает ее. Он не отвечает, его мир закрыт для нас, но иногда мне кажется, что он чувствует ее доброту и заботу.

В своей жизни я мало видел подобное. Мои сестры и бабушка давно перестали предпринимать попытки общения с моим сыном. Его вычеркнули. Инвалид. Невербальный. Что можно от него хотеть. Притом он сам показывает, что не нуждается ни в ком из нас.

Но их общение сейчас – это символ надежды, светлый луч в этом мрачном мире. Алиса делает для Шамиля больше, чем я мог когда-либо представить. Она не только терпит его и его странности, но и принимает его, обнимает его мир своим сердцем. Когда так говорила мне мама. «Я обниму твой мир своим сердце, Марат. Оно большое…в него поместится вся твоя Вселенная».

Мне сложно признать, но я благодарен ей. Ее доброта к моему сыну размягчает даже мое черствое сердце. Вижу, как Шамиль отзывается на ее присутствие, и это заставляет меня чувствовать к ней нечто большее. Может быть, в глубине души, я начинаю уважать ее. Потому что страсть, похоть, желание и нечто безумное, что я испытывал к ней имело мало связи с уважением.

Но я не привык ни к каким эмоциям. Моя жизнь – это борьба и выживание. Мне не присущи нежность и уязвимость. Моя сила – в моей жесткости и властности. И хотя я вижу, что происходит между Алисой и Шамилем, я не могу позволить себе стать слабым. В этом мире слабость может стоить тебе жизни.

Итак, я наблюдаю за ними, скрывая свои истинные чувства под маской равнодушия. Но в глубине души я благодарен Алисе. Она приносит в наш дом свет, которого здесь так долго не было. И может быть, однажды, я найду в себе силы признать это не только перед собой, но и перед ней.

Алиса осторожно подошла ко мне, когда я сидел на террасе, глядя в никуда. Бросил на нее взгляд, отмечая, что сегодня она не такая бледная как обычно, потом царапнул глазами по ее животу. Еще не видно. Как я переживу когда станет видно? Как я смогу вообще с этим жить?

– Марат, я хотела с тобой поговорить о Шамиле, – начала она, и я сразу напрягся, но решил дать ей продолжить. – Он такой особенный мальчик. Ты не думал найти для него специалиста? Может быть, кто-то мог бы помочь ему общаться с миром… по-своему.

– Шамиль не нуждается в общении.

Её слова вызвали во мне смешанные чувства. С одной стороны, я видел, как она искренне хочет помочь, но с другой – я уже прошёл через это, прошёл через отчаяние и разочарование.

– Всё безнадёжно, Алиса, – резко ответил я, стараясь держать эмоции под контролем. – Как есть, так есть. Шамиля не изменить. Я уже пробовал, верил, надеялся… и разочаровался.

Алиса вздохнула, но не сдалась:

– Но Марат, иногда нужно просто найти подход. Может быть, не всё потеряно. Может быть, есть специалисты, которые могли бы помочь…

– Я не верю в чудеса, Алиса, – перебил я её, чувствуя, как моё сердце сжимается от боли. – Я не могу позволить себе верить и снова терпеть разочарование. Шамиль… он мой сын, и я люблю его таким, какой он есть. Не могу подвергать его и себя испытаниям, которые, вероятно, ни к чему не приведут.

Мои слова повисли между нами, как тяжёлый, вязкий туман. Алиса кивнула, показывая, что понимает мою позицию, но в её глазах всё ещё теплилась надежда.

– Хорошо, Марат. Я понимаю твоё решение, – сказала она мягко. – мне просто очень хочется помочь ему. Ты знаешь…сегодня он ненадолго посмотрел мне в лицо. Прямо в глаза. И мне показалось, что он что-то хочет сказать.

– Тебе показалось.

– Я могу больше времени проводить с ним? Пожалуйста…

Я кивнул, соглашаясь, но внутри меня всё ещё кипела буря сомнений и страхов. Несмотря на наше отчуждение, на все что мы с ней вместе пережили, в этот момент между нами витало что-то вроде хрупкого перемирия.

***

Но с каждым днем Шах становился всё настойчивее и опаснее. Его люди маячили на каждом углу, его глаза следили за нами из темноты. Сукин сын, гребаный вонючий паразит. Он начал угрожать не только мне, но и моей семье, что заставляло меня дрожать от напряжения и каждый день ждать подлянки. Боя еще не было. Мразь хочет унизить меня, заставить проиграть впервые в жизни. На потеху себе и своим прихвостням.

Однажды утром мне пришла смска от ублюдка. "

« Попробуй взбрыкнуть и не проиграть и твои дни сочтены, Марат. И если ты думаешь, что можешь защитить своих, подумай ещё раз.»

Каждое его слово жгло меня изнутри. Шах перешёл все границы, и я понял, что должен действовать.

Я созвал своих людей, лучших из лучших, чтобы обсудить план защиты. «Никто не тронет мою семью,» – сказал я, глядя на каждого взглядом, острее бритвы. «Мы укрепим безопасность дома, поставим круглосуточное наблюдение. Я хочу знать обо всех, кто приближается к нашим воротам.»

Но мои меры не ограничились лишь физической защитой. Я начал играть в ту же игру, что и Шах – игру разведки и контрразведки. Информация стала моим оружием, и я отправил своих людей выяснить, где он прячется, какие у него планы. В какие сделки он влазит, с кем знакомится, с кем трахается.

Ночами я не спал, бороздя темноту на своем джипе, в ожидании любых признаков опасности. В каждом шорохе я слышал угрозу, в каждой тени видел врага. Я был на стороже двадцать четыре на семь. Я бы сделал всё, чтобы защитить Алису и Шамиля, мою семью, от сраного сукиного сына возомнившего себя Аллахом.

С каждым днем в моей душе углублялась рана, наполненная яростью и болью от предательства Шаха. Но я знал, что придёт момент, и я столкнусь с ним лицом к лицу. И тогда я отомщу за всё, что он нам причинил. Отомщу жестоко, жутко. Он даже не знает на что я способен.

***

Каждый день для меня – это борьба. Борьба с демонами прошлого, с ненавистью к Шаху, который причинил мне столько боли и страданий. Но ещё сложнее бороться с ощущением, что Марат смотрит на меня с презрением, что он никогда не простит меня за то, что случилось.

Я чувствую, как во мне постепенно пробуждается желание справиться с этой травмой, стать сильнее и выйти из этого ада, в который я погрузилась. Но каждый шаг вперед даётся мне невероятно тяжело. Мои мысли постоянно возвращаются к тому ужасному дню, и я чувствую, как моё сердце сжимается от боли и страха.

Я замечаю, что Марат старается измениться. Он стал более терпимым, в его голосе иногда проскальзывает нотки заботы, которые я раньше не слышала. Но в то же время, я всё равно ощущаю между нами стену непонимания и отчуждения. Мне кажется, что в его глазах по-прежнему тлеет гнев, а в сердце – адское презрение за все, что произошло со мной.

Каждый раз, когда он смотрит на меня, я чувствую себя уязвимой и беззащитной. Я боюсь его гнева, его возможной жестокости, но в то же время я вижу, как он борется с собой, пытаясь быть другим. Это пробуждает во мне чувство надежды, несмотря на всю мою ненависть и страх.

Мне также тяжело с Шамилем. Нет, не тяжело общаться…Тяжело видеть его беззащитность и невинность. Они напоминают мне о моей собственной уязвимости. Иногда, глядя на него, я нахожу в себе силы идти дальше, бороться за свет в конце туннеля. Он ведь непременно будет. Когда-нибудь я выйду из мрака.

Я знаю, что путь впереди будет трудным. Но в глубине души я надеюсь, что смогу простить и возможно, даже понять Марата. Я хочу найти покой и силы, чтобы двигаться дальше, живя каждым днем, стараясь залечить свои раны и построить что-то новое на обломках прошлого.

Лежа в темноте своей комнаты, я почувствовала, как во мне зарождается решимость. Всё, что произошло в последнее время, – мой страх, моя боль, моё отчаяние, – всё это как будто слилось в один момент озарения. Я поняла, что не могу больше позволить страху контролировать мою жизнь. Я должна взять её в свои руки, ради себя и ради ребенка, который растет во мне.

Марат, Шах, вся эта ситуация с бандами и угрозами… Это стало частью моей реальности, но я больше не могу позволить этому определять моё существование. Да, я боюсь. Я не знаю, что меня ждет в будущем. Но я знаю одно – я должна бороться.

Я решила, что сделаю всё возможное, чтобы обеспечить безопасность и будущее моему ребенку. Неважно, кто его отец, этот ребенок – часть меня, и я буду его защищать всеми силами. Я больше не хочу от него избавляться…да мне и не дадут. Наверное, я должна принять его. Принять как часть себя. Если смогу. Пусть Бог решит, как будет дальше. Если ему суждено родиться – так тому и быть. Боже, как же я когда-то ждала малыша от Никиты, как молилась на свою беременность и как сейчас ненавижу ее. Смотрю в зеркало, ищу перемены в своей внешности.

Моя решимость не означает, что я полностью простила Марата или забыла обиды. Но я понимаю, что моя ненависть и гнев не помогут мне выжить. Я должна использовать эту ситуацию как шанс стать сильнее, стать лучше.

Завтра утром я встану и посмотрю в лицо новому дню с новой силой в сердце. Я буду искать способы защитить себя и своего ребенка. Я буду искать союзников, буду учиться доверять снова, несмотря на всю боль и предательства прошлого.

Мое решение может показаться безрассудным, и возможно, это так. Но я больше не могу жить в страхе и бездействии. Я буду бороться за каждый миг счастья, за каждую возможность к лучшей жизни. Для себя и для моего ребенка.

Но утром Марат пришел и сказал, что сегодня я еду с ним в город. Он хочет, чтобы я была рядом. И весь страх вернулся с новой силой.

Глава 6

Стоя перед зеркалом в моей комнате, я пыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Ужин с Маратом… Это всегда было чем-то большим, чем просто еда. Это был тест, испытание, вечная игра в кошки-мышки, где я всегда оказывалась в роли мышки. А вдруг там будет кто-то из этих тварей? Как я выдержу?

«Только держись,» – наставляла я себя, пристально глядя на своё отражение. «Ты сильнее, чем кажешься.» Но мои глаза предавали меня – в них тлела неуверенность, страх.

Выбор одежды был непростым делом. Марат всегда предпочитал видеть меня в чем-то элегантном, но не слишком вызывающем. После нескольких минут колебаний я остановила свой выбор на темно-синем платье до колена, сдержанном, но подчеркивающем фигуру. Оно казалось мне бронёй, которая хоть как-то может защитить меня сегодня вечером.

Следующий этап – макияж. Я наносила его методично, как будто выполняла какой-то ритуал. Легкий тон, немного румянцев для свежести, тушь, делающая мои взгляд более выразительным. Я старалась не переборщить, Марат не любил слишком яркий макияж. Каждое движение кисточки было наполнено желанием скрыть под слоями косметики истинные эмоции, которые кипели во мне.

Глядя на себя в зеркало, я видела женщину, которая старалась казаться сильной и уверенной. Но внутри я была разбита, наполнена страхом и тревогой о предстоящем вечере. Что меня ждет на этом ужине? Смогу ли я сохранить спокойствие и достоинство?

Подбирая украшения, я выбрала нежное серебряное колье и пару скромных сережек. «Меньше значит больше», – напомнила я себе, заканчивая наряжаться.

Страх перед неизвестностью, перед тем, что может произойти за ужином с Маратом, снова и снова накатывал на меня волнами. Но я глубоко вздохнула, взглянула на своё отражение еще раз и сказала себе: «Ты готова. Справишься.»

Когда мы вошли в ресторан, меня охватила волна удивления от его роскоши и элегантности. Воздух был наполнен легкими ароматами изысканных блюд и дорогих духов смешанных в один общий запах. Мягкий свет люстр делал атмосферу интимной и приглушенной, а шумные разговоры других посетителей создавали ощущение живости и движения. Каждый столик был аккуратно накрыт, а на стенах красовались картины с изображенными на них натюрмортами и явно не подделки, добавляя интерьеру шика.

«Держись спокойно, Алиса,» – повторяла я про себя, пытаясь подавить внутреннее волнение. Марат вёл меня за руку, и я старалась шагать уверенно, хотя колени подкашивались от волнения. Его большая ладонь сжимала мои пальцы одновременно придавая уверенности и в то же время показывая, что выбор мне не оставлен.

Мы подошли к большому столу, где уже сидели четыре человека – двое мужчин и их женщины. Марат представил меня как свою жену, и я попыталась улыбнуться как можно шире, несмотря на то, что внутри всё сжималось. Оказывается, я не готова вообще выходить в люди. У меня теперь боязнь толпы, напоминающей самый первый триггер – встречу с Маратом в клубе. Мужчины кивнули в знак приветствия, а их жены улыбнулись, хотя их взгляды показались мне немного оценивающими.

– Это Георгий и Алексей, мои бизнес-партнеры, – произнес Марат, указывая на мужчин. – А это их очаровательные жены, Ольга и Марина. Моя любимая жена – Алиса.

Сказав это он сжал мои пальцы.

Я поздоровалась с каждым, стараясь запомнить имена, хотя они мгновенно выветривались из моей головы. Моя задача на этот вечер была ясна – произвести хорошее впечатление и не подвести Марата. Когда официант принес блюда, я невольно расслабилась, отвлекаясь на прекрасные ароматы и изысканное оформление. Еда выглядела как произведение искусства, и я не могла не восхищаться мастерством шеф-повара.

Внутренне я благодарила себя за то, что смогла сохранить спокойствие и внешне выглядеть уверенно. Отвлекаясь на беседу и блюда, я пыталась забыть о своих страхах, о Шахе, о том, что могло произойти. На мгновение мне даже показалось, что я действительно могу пройти через это испытание без потерь. Но глубоко внутри я знала, что спокойствие обманчиво, и одно неверное слово или взгляд могут обернуться катастрофой.

В разгар ужина, когда разговоры за столом стали более расслабленными и веселыми, моё внимание неожиданно привлекло движение за пределами нашего уголка. Отведя взгляд от своей тарелки, я увидела его. Шах. Он сидел за соседним столом в компании какой-то женщины кавказской внешности, и его присутствие поразило меня как удар молнии.

Всё во мне замерло, а затем начало кружиться в хаотичном водовороте страха и ужаса. Его присутствие вызвало во мне всплеск самых темных воспоминаний, и моё тело отреагировало мгновенно. Желудок сжался, и я почувствовала, как волна тошноты подкатывает ко мне с неудержимой силой.

Моё сердце колотилось так сильно, что я боялась, оно вырвется из груди. Мне казалось, что все звуки вокруг внезапно стихли, и я осталась один на один с моим страхом. Шах продолжал вести себя абсолютно естественно, смеясь и разговаривая с своей спутницей, и это только усугубляло мою панику. Как будто ничего не произошло, как будто он не причинил мне столько боли и страданий. Я не могла сидеть здесь ни секунды дольше. Вставая со своего места настолько резко, что стул чуть не упал, я поспешила в сторону туалетов, едва удерживаясь на ногах. Мои дыхание было прерывистым и поверхностным, каждый вдох был наполнен тяжестью и болью.

В туалете я обхватила руками унитаз и мощно исторгла содержимое желудка, стараясь хоть как-то облегчить своё состояние. Слезы беспощадно текли по моим щекам, смешиваясь с каплями холодного пота. В тот момент я была абсолютно беззащитной, сломленной, потерянной.

«Почему это случается со мной? Почему я не могу найти покой?» – мысли вертелись в моей голове, но никаких ответов не последовало. Всё, что я знала, это то, что я должна собраться с силами и вернуться за стол, несмотря на всю боль и ужас, которые я чувствовала внутри.

Марат нашел меня в женском туалете, где я пыталась оправиться от панической атаки. Его фигура возникла в дверях как огромное черное пятно. Он горит от ярости, его взгляд наполнен гневом и раздражением.

– Что это за спектакль, Алиса? – его голос был ледяным и резким, когда он заговорил со мной. – Ты что, решила испортить этот вечер? Я и так долгое время не выводил тебя в люди. А вопросы были и много. И что теперь? Ты даже не извинилась!

Я старалась собрать волю в кулак, чтобы ответить ему, хотя мои колени все еще дрожали.

– Я… я не могла остаться там, – с трудом выдавила я из себя, чувствуя, как горло сжимается от страха.

– Не могла остаться? Ты понимаешь, что ты моя жена и ты портишь мне репутацию перед партнерами? – Марат подошел ко мне ближе, его глаза сверкали гневом.

– Я видела Шаха, – еле слышно прошептала я, стараясь встретить его взгляд, но не смогла. Мысль о Шахе снова вызвала волну тошноты.

– Шах? Это твоя проблема, Алиса. Ты должна научиться контролировать себя, ты еще не раз увидишь Шаха, его людей! – он схватил меня за руку, его хватка была железной. – Сейчас же вернешься за стол и будешь вести себя как обычно, извинишься. Поняла? Ни одна живая душа не должна заподозрить о том, что было! Не клейми меня собой!

Я чувствовала, как слезы собираются в уголках глаз, но я сдержала их. Марат уже достаточно ясно дал понять, что мои чувства и страхи для него ничего не значат. Его интересы и репутация всегда будут стоять на первом месте.

Собрав волю в кулак, я медленно поднялась, опираясь на его руку. Марат жестко потащил меня обратно к столу, где продолжался ужин, и каждый шаг в этом направлении был для меня испытанием. В глубине души я понимала, что мои страдания и переживания ничего не значат в его мире, где правила диктует он. Плевать, что этот ублюдок меня изнасиловал. Я должна сидеть за столом и улыбаться, делать вид что ничего не произошло.

Под руку с Маратом, я возвращалась к нашему столу, пытаясь собрать в себе остатки достоинства. Мои ноги казались свинцовыми, каждый шаг давался с трудом. Я старалась не смотреть в сторону стола, где сидел Шах, но ощущение его присутствия, словно топор, висело надо мной, заставляя дрожать каждую клеточку моего тела.

Марат незаметно подталкивал меня вперед, его хватка была жестокой властной и я не имела права на возражения. Когда мы сели, я старалась сосредоточиться на чем-то другом, не думать о Шахе, не чувствовать его взгляд на себе. Но это было почти невозможно.

– Простите, мне стало не хорошо.

– Ничего, дорогая. Все бывает.

– Ты и правда очень бледная. Попей воды.

Женщины старались быть милыми, но мне было все равно. Вода мне точно не поможет. Я могу вытошнить и ее.

И тут Шах встал и медленно направился к нашему столу. Моё сердце замерло, в груди стало тесно и нехватало воздуха. Я сжала край стола так сильно, что мои ногти побелели, а затем начали ломаться, оставляя острую боль в кончиках пальцев. Но физическая боль была ничем по сравнению с той эмоциональной бурей, что бушевала во мне.

– Марат, – начал Шах, не здороваясь, его голос звучал немного издевательски с подколом и каждое слово было как удар по моей уже израненной душе. – Я рассчитываю на тебя. Не подведи сегодня!

Его взгляд скользнул по мне, и я почувствовала, как меня опять охватывает тошнота. Но я не могла позволить себе снова убежать. Марат кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, но я заметила напряжение в его челюсти.

– Не волнуйся, дорогой, всё будет как надо, – ответил он, стараясь казаться спокойным.

Когда Шах ушел, в воздухе витало напряжение. Партнеры Марата притихли, обменявшись быстрыми, нервными взглядами. Я пыталась дышать ровно, хотя каждый вдох давался с трудом. Марат внешне сохранял спокойствие, но я чувствовала, как тяжело ему было сдерживаться. Рука под столом была сжата в кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

Этот вечер обещал стать одним из самых длинных в моей жизни, и я молилась лишь об одном – найти в себе силы выдержать его до конца.

Когда последние блюда были убраны со стола, а партнеры встали из-за стола и попрощались с нами, Марат, неожиданно для меня, заявил.

– Мы сейчас поедем в другое место. Вечер еще не окончился, – его голос звучал решительно, и я поняла, что возражать бесполезно. Пытка продолжается.

Мои мысли были хаотичными и противоречивыми, когда мы вышли из ресторана и направились к его машине. Марат казался сосредоточенным, и я не могла даже предположить, что он задумал. Часть меня была рада покинуть ресторан и избавиться от давящего присутствия Шаха, но другая часть тревожно ожидала, что же нас ждет дальше.

Прибыв на место, я увидела небольшой, но впечатляющий крытый павильон, где уже собралась толпа людей. Судя по всему, здесь должны были проходить бои без правил. От самой атмосферы этого места веяло жестокостью и напряжением. Яркий свет прожекторов освещал центральную арену, где уже раздавались звуки подготовки к предстоящему зрелищу.

Внутри меня всё сжалось от ужаса и отвращения к тому, что могло здесь происходить. «Почему он привел меня сюда?» – мелькнуло в моей голове. Марат взял меня за руку и повел сквозь толпу к местам, отведенным для особых гостей. Я старалась не смотреть на лица вокруг, не впитывать в себя эту агрессивную энергетику.

Я очень трепетно относилась к боли. К своей к чужой. Меня это вводило в состояние шока. Особенно сейчас. После того, что мы с ним пережили. Марат, казалось, не обращал внимания на моё состояние. Он был полностью поглощен предстоящими событиями, настраиваясь на бой. Его решимость и сосредоточенность лишь усугубляли апокалипсис внутри меня.

«Что он пытается мне показать? Что хочет доказать? Зачем мы здесь?» – эти вопросы вертелись в моей голове, но ответов на них не было. В один момент мне показалось, что это испытание, еще одно испытание, которое Марат приготовил для меня. Или, может быть, это был способ отвлечься от всех проблем и напряжения, что царило между нами.

Сидя рядом с Маратом и ожидая начала боев, я пыталась найти в себе силы принять и пережить то, что должно было случиться дальше. Но каждая клеточка моего тела сопротивлялась, мечтая оказаться где угодно, только не здесь.

Когда первый бой начался, я ощутила, как каждый мускул в моем теле напрягся от предвкушения жестокости, и я была совершенно не готова стать ее свидетелем. Звуки ударов, стоны бойцов, крики зрителей, восторженно встречающих каждое агрессивное действие, вызывали во мне отвращение и желание закрыть глаза, закрыть уши, исчезнуть.

Моё внимание было приковано к арене, где два человека боролись не на жизнь, а на смерть. Я видела кровь, видела боль, ярость, жестокость в их глазах, и это напоминало мне о моем собственном страхе и боли. С каждым ударом, который они наносили друг другу, я чувствовала, как удары эхом отдаются в моем собственном теле.

Марат, казалось, был полностью поглощен зрелищем. Его глаза не отрывались от арены, и я пыталась понять, что он чувствует в этот момент. Был ли он так же возбужден жестокостью, как и большинство здесь, или его интерес был чисто профессиональным?

Наблюдая за боями, я размышляла о своем месте в этом мире, о том, куда я попала и с кем связала свою жизнь. Марат привел меня сюда, возможно, чтобы показать, что такое настоящая жестокость и борьба за выживание. Или, может быть, это было его способом сказать, что моя собственная борьба, мои страхи и переживания ничтожны по сравнению с тем, что происходит на арене.

Я заблуждалась. Марат ничего не собирался мне показывать и я пока понятия не имела зачем мы приехали сюда.

Мысли кружились в моей голове я думала о жизни, о смерти, о любви и ненависти. Я понимала, что моя связь с Маратом никогда не будет простой и однозначной, что наше "счастье" всегда будет омрачено черной стороной его мира. Да и возможно ли счастье для нас? Конечно нет. Ни о каком счастье и речи быть не может. Только боль, проклятие.

Как он сказал: «Заклеймить меня собой» вот кто я. Клеймо на его репутации. Жена, которую трахал другой.

С каждым новым боем мое внутреннее отвращение росло, и я осознавала, насколько чуждым мне был этот мир жестокости и насилия. Но одновременно я чувствовала странное облегчение от осознания, что, несмотря на все, я все еще способна чувствовать, способна отличать добро от зла, любовь от ненависти. И это давало мне силы продолжать борьбу за свое место под солнцем, за свое право на счастье, каким бы оно ни было.

Внезапно я обернулась и…вдруг поняла, что Марата рядом нет. А потом раздался звук гонга и ведущий громко в микрофон объявил.

– Самый долгожданный бой! Самый яростный! Самый жесткий! Али против Чечена! Зверь против Зверя! Нас ждет незабываемое зрелище!

И в эту секунду на арену вышел Марат.

Глава 7

"Что?" – мысль мелькнула в моей голове так же быстро, как и исчезла. Все мои страхи, вся ненависть, которую я копила, вдруг уступили место жгучему страху за его жизнь. Невозможно. Он не может участвовать в этих боях. Но он шел, уверенный и сосредоточенный, как никогда. И я не могла понять почему сейчас? Что он там делает?

Толпа встретила его овацией. Крики, свист, аплодисменты – все смешалось в едином порыве одобрения. Марат был здесь не просто участником, он был звездой, и я почувствовала, как внутри меня все сжимается от страха и отвращения к этому жестокому зрелищу.

Первые минуты боя казались мне вечностью. Марат вышел на арену, и его движения были точными и решительными. Он доминировал с самого начала, уверенно парировал удары противника и наносил сокрушительные контратаки. Его превосходство было очевидным, и это на мгновение вдохнуло в меня надежду. Я никогда раньше не видела ничего подобного. Особенно, чтобы на арене был кто-то кого я знаю.

Я смотрела, затаив дыхание, как он уворачивается от ударов и яростно атакует, на мгновение забывая обо всем на свете, кроме этого боя. В его движениях была грация и сила, и я не могла оторвать взгляд. Его уверенность заразила даже меня, заставив на мгновение поверить в его несомненную победу.

Но внутри меня все еще бушевал страх. Страх за него, страх за нас, страх перед неизвестностью того, что могло произойти дальше. И этот страх держал меня в напряжении, заставлял моё сердце биться как сумасшедшее, а руки холодеть от предчувствия беды. Когда Марат вышел на арену, его появление вызвало бурю аплодисментов. Его шаги были полны уверенности, а взгляд – был непоколебимым. Начало боя показало его превосходство: его движения были точными и решительными, каждый удар – силой и мастерством. Но внезапно что-то изменилось. Неожиданный поворот заставил мое сердце замереть. Я не поняла, как и когда это произошло. И почему.

Его противник, который казался почти побежденным, сумел найти слабое место в защите Марата. Сначала это был один удар, который заставил Марата покачнуться, потом еще один и еще. Я смотрела, как каждый удар приносит ему боль и страдание. Мои руки инстинктивно сжались в кулаки, а губы побледнели.

Страх окутал меня, когда я увидела, как Марат пытается встать после мощного удара, но его ноги уже не держат его так уверенно, как в начале боя. Его противник, словно акула, чувствующая кровь, стал еще агрессивнее, каждым движением демонстрируя желание победить любой ценой. Убить, разорвать.

Я чувствовала, как моя душа кричит, хочет броситься на арену и остановить это безумие, но рука Валида, крепко державшая меня за плечо, не давала даже пошевелиться. Я была беспомощна, могла только смотреть, как Марат старается собраться с силами, но каждый новый удар его противника только усугублял положение.

Мое сердце, казалось, остановилось, когда Марат упал на колени. Я закрыла лицо руками, не в силах смотреть на это, но затем снова широко раскрыла глаза, ожидая, надеясь на чудо, на его возвращение в бой. Но вместо этого последовал еще один удар, и Марат рухнул на пол арены, оставив меня в оцепенении и ужасе от увиденного.

В тот момент, когда Марат упал, часть меня рухнула вместе с ним. Мир вокруг меня потемнел, и я почувствовала, как моё сердце сжалось от нестерпимой боли и бессилия. Страх за его жизнь заполнил каждую клеточку моего тела. Я хотела кричать, просить остановить этот кошмар, но слова застряли у меня в горле.

Инстинктивно я рванулась вперёд, стремясь преодолеть расстояние, отделяющее меня от ринга, от Марата. Каждая клетка моего тела стремилась к нему, желая поддержать, облегчить его боль. Но Валид, крепко державший меня за плечо, был непреклонен. Его сила удерживала меня на месте, и я бессильно пыталась освободиться, дергаясь в его руках как пойманная птица.