Любовь сквозь года

Глава 1. Часть I

Диана. Возвращение

– Этого просто не может быть, неужели я снова здесь? – ступая ногой на перрон, подумала я. Детство и юность в миг пролетели перед глазами.

– Мдаа… – сказал сын явно без особой радости, осматривая место, в которое его привез поезд. Он впервые ступил на землю моей родины.

Точнее, с поездом он, конечно, знаком, но с туалетом, работающим с педали, или раковиной, кран которой с силой надо прижимать, чтобы полилась вода, он встретился впервые. Не был он готов и к звукам поезда и железной дороге. Но все когда-то бывает в первый раз.

Я дала ему время осмотреться, ведь ему пришлось несладко: оставить любимых друзей, баскетбольную команду и школу нелегко. Это фактически поменять свой уютный и знакомый мир на чуждый, странный и холодный. Когда тебе восемь, это не очень простая задача, судя по нашим ссорам и всхлипываниям сына, могу с уверенностью подтвердить.

– Ладно, хорош гундеть! Выше нос! Нас ждут великие дела, —я щелкнула сына по носу и посмотрела, жив ли песик после долгой поездки.

– Мам, может ты еще передумаешь? Погостим и обратно поедем, а? – сонно и устало пробормотал он.

– Ну, и пессимист же ты, не знаю в кого такой выдался. Бери Муню на руки и пошли искать такси.

Судя по тому, как сын покорно взял Маню на руки, вытащив ее из переноски, он уловил моё настроение.

Муня, она же Муся, она же Маня, она же Молли по паспорту, так же, как и Денис, была явно не в восторге, что не спит на своей любимой кровати и не грызет косточку.

– Слава Богу, хоть не взяли все вещи за раз, – хотела я поддержать, не знаю кого – ребенка или себя, – потому что не имею понятия, как бы мы все это дотащили. Я привычно сощурила глаза на солнце и чихнула.

– Дома бы остались, ничего тащить бы не пришлось, – с ехидной улыбкой ответил сын.

– Не бубни, говорю тебе. Иди вон к тому таксисту и попроси его донести чемоданы до машины, – я указала рукой в сторону стоянки такси. Мой смышленый не по годам сын гордой походкой пошел выполнять поручение, не выпуская недовольную Маню из рук.

Я еще раз окинула взглядом вокзал, на котором уже не была больше десяти лет. Все стало каким-то чужим. Нет больше бабушек за прилавками с булочками, фасад стал грязно-серым и от этого неприветливым, даже люди стали другими. Слава Богу, к этому времени подошел водитель такси и прервал мои размышления, иначе я бы засомневалась в своей адекватности.

– Здравствуйте! – таксисту на вид было лет сорок. Светлые короткие волосы аккуратно уложены, в карих глазах просматривалась уверенность, открытое лицо с правильными чертами лица. Он был похож на Брэда Питта в одежде советских времен. Он оценивающе смотрел на меня. – Могу я Вам помочь?

– Здравствуйте, – я попробовала улыбнуться, – да, возьмите, пожалуйста, эти два чемодана, если Вас не затруднит, а сумку и маленький чемоданчик я покачу сама.

– Да, конечно, – с приветливой улыбкой, но жадными бегающими глазками, отозвался он.

Мужчина внимательно осмотрел мои вещи, взял чемоданы, и мы пошли к машине. Затем легко загрузил, как мне казалось, неподъемные чемоданы в багажник и кивнул на дверь.

В пропитанном табачным дымом салоне такси мы направились навстречу тому, от чего я так усердно старалась убежать десять долгих лет.

Максим. Дорогой в прошлое

Увидев табличку «Добро пожаловать в …», сердце предательски заколотилось. Ровно десять лет назад я бежал отсюда с четкой уверенностью, что возвращаться буду только к родителям и друзьям, но жить…

Нет, я не вернусь никогда сюда. Но, как известно, у Бога на все свои планы, и мое «никогда» сыграло злую шутку. Вчера я окончательно запаковал все чемоданы, сел за руль и ровно через одиннадцать часов оказался снова в этом городе. Надолго ли? Поставлю фирму на ноги, разберусь с сотрудниками, которые за полтора года практически уничтожили компанию, и вернусь к своей умеренной жизни.

И вообще, совершенно не понимаю причину своих беспокойств. Та, из-за которой я бросил все и бежал, давно уже в другой стране замужем. У них даже есть сын. По выходным наверняка ходят в ближайший от дома «Яблочный штрудель» или «Захер». Или что там популярно в Австрии? Хотя первый она любит больше. Так, стоп! Какая разница, что она любит?

Вообще, замечательно, что я еду в город своего детства. Хоть родителей повидаю: год не видел, да и Антоха каждый раз в гости зовет. В последний раз, когда я отказался приехать на его день рождения, в трубке услышал грубое и одновременно расстроенное: «Ну да, ну да, куда уж нам, простым рабочим, до вас, бизнес–экспертов». Я потом перезванивал ему, пытался объяснить, но больше он не брал трубку. А я действительно хотел повидаться со всеми, но не мог бросить практику на полпути в корпорации, которую добивался два года.

Разберусь с делами компании, повидаюсь с парнями, возможно, Алинку приехать приглашу, чтобы с родителями познакомить. Мама давно ждет нас в гости, да и папа всё с внуком в баскетбол поиграть мечтает. Я включил радио «Шансон» и мои попытки быть счастливым прервал Александр Розенбаум, напевая до боли знакомые слова:

«Эх, Зойка....».

Хороший певец, песни душевные, только воспоминания тяжелые от них. У каждого своя «Зойка», которую никак не можешь забыть, несмотря на все попытки. Размышления прервал звонок. Алина. Я выключил радио и услышал приятный и до боли знакомый голос. Правда, неродной.

Диана. Путь домой

Спустя двадцать минут езды и постоянного бубнения водителя о повышении тарифов, нескончаемых проблемах его семьи и синяках на моей попе после поездки, я полностью ощутила себя дома.

В глазах Дениски и Молли читалось явное непонимание, что мы здесь делаем и кто эти люди, о которых так свирепо толковал таксист. За двадцать минут пути мой ребенок узнал весь политический уклад нашей страны за последние десять лет, имена всех родственников, которые мешают его мирной жизни. Ребенок не просто был в шоке, он был возмущен, что я допускаю эти нарушения его личных границ со стороны водителя.

Наблюдая за реакцией сына и собаки, внезапно я услышала любимого исполнителя:

«Эх, Зойка....».

Интересные мы существа, однако. Хотим, вроде, одного и того же: любви, верности, заботы, а в ответ предаём. И после этого только стихи и песни друг другу посвящаем про неразделенную любовь и измену. А кому легче от этого, если ни есть, ни спать, ни жить не можешь? Конечно, поэзия и музыка необходимы, но ко кровоточащему сердцу в виде анальгетика их не приложишь, дабы просто ощущать, что живешь и еще можешь дышать.

Подкативший комок к горлу перебили цоканье моих зубов друг об друга и подпрыгнувший ребенок с собачонкой: возле нашего подъезда яму так и не залатали. Окончив свою поистине красочную характеристику нашего мэра, не сумевшего положить качественный асфальт на дорогах вверенного ему города, водитель припарковался и заглушил мотор. Он использовал в своей лексике столько новых слов, которые я, учитель русского языка и литературы, еще не слышала. Что не скажи, а русский язык действительно богат на описания любых эмоций. Он недовольно посмотрел на меня:

– 3000 рублей.

Я понимала, что за долгое отсутствие на Родине цены тоже не остались на месте, но как практичный и предусмотрительный путешественник примерные расценки такси я узнала заранее. Озвученная цена была завышена вдвое.

– А почему не 5000? – искренне поинтересовалась я

– Так, дамочка, вы тут шутки со мной шутить будете или деньги за вызов платить? Я полицию быстро вызову, так и знайте! – рассвирепел водитель и замахал руками.

Дениска удивленно смотрел то на меня, то на водителя. Думаю, угроза вызвать полицию испугала его.

– Да что Вы? Не надо полицию, я с удовольствием заплачу двойную сумму, – съязвила я.

– Какая двойная сумма? О чем вы говорите? – залепетал хапуга. Он явно не ожидал от молоденькой и хрупкой девушки отпора. – Вы вообще знаете, какая у нас минимальная такса?

– Я знаю расценки такси в нашем городе и 3000 рублей платить не буду. Или мы сходимся на 1300, или будем считать, что вы сегодня сделали одно доброе дело и заработали плюс десять баллов к своей карме.

– Что? Какое доброе дело, какая карма? – заикаясь, краснея и зеленея одновременно свирепствовал таксист.

– Подвезли одинокую мать с ребенком, чем Вам не доброе дело?

– Так, мне некогда слушать ваши бредни, у меня новый заказ! Давайте 1300 рублей и забирайте свои чемоданы, – прорычал мужчина, от чего собака на руках сына спросонья тоже что-то залепетала.

– Как скажете, тысяча триста, так тысяча триста. Я-то думала, минимум тысяча пятьсот обойдется. Будем считать это скидкой. Ведь у матерей-одиночек всегда льготы, верно?

Бедняга не знал, что ему делать, то ли продолжать дальше орать на нас, то ли пузыри из носа ловить, то ли хвататься за сердце и изображать, что «товарищ Кондратий» где-то поблизости.

Я быстро расплатилась, и мы вышли из машины. Из открытого багажника виднелась моя жизнь: три туго набитых чемодана. Как только я справилась, водитель так газанул, что мысленно я представила его на Формуле – 1: если не победителем, то явно фаворитом он стал бы легко.

Я огляделась. Первое, что бросилось в глаза, – три миловидные бабули на лавочке перед домом. Они и не скрывали интерес к нашими персонам. Они ждали объяснений перепалки с водителем и чемоданов.

Зная, что с бабушками из подъезда важны хорошие отношения, иначе звание «Горе-матери алкоголички» станет моим вторым именем после Дианы, а восьмилетний сын превратится в «алкогольного наркомана», я улыбнулась и поздоровалась. На мое приветствие в ответ мы услышали: «Здрасьте, здрасьте». Затем последовало молчаливое сканирование с головы до пят.

Максим. «Алина, кто она?»

– Привет, любимый, как ты, очень устал? – щебетала Алинка в трубку.

Вроде и голосок у нее приятный, и на лицо не дурнушка, не глупая и верная, но все равно, что-то меня в ней раздражало.

– Привет, Алишка, – отозвался я, – подустал немного, да, но уже в городе. Еще минут сорок – и буду у родителей. А ты почему не спишь? Семь утра, суббота, а ну-ка, марш в кровать.

– Не могу без тебя. Совсем не получается уснуть, – милым и сонным голоском пробормотала она.

– Малыш, ты же знаешь, я долго не задержусь. Не по совести это, бросить Владислава Николаевича, когда ему нужна помощь.

– Да, да, конечно, я все понимаю, – и это была истинная правда. Алинка всегда меня понимала и принимала. Наверное, это меня в ней и раздражало. Ну, не может девушка быть настолько искренней и соглашаться со всем без скандалов, криков и слез.

Друзья иногда завистливо кидают:

– Вот твоя Алинка всегда тебя поддерживает и понимает. Даже если ты изменишь, тоже, наверное, поймет.

Положа руку на сердце, я думаю также, но не понимаю почему? Почему у других парней задержка с друзьями до полуночи заканчивается ссорой и новым платьем, а у меня с ней максимум надутые губки: «Ты же обещал пораньше освободиться?» И через пять минут примирительный секс.

Неужели ей настолько все равно где я и с кем? Вроде, нет, она всегда интересуется, когда приеду домой, нужно ли что приготовить и завести. Когда заболел, так вообще целую неделю возле меня дежурила, как мать в детстве. Вот этот момент в наших отношениях мне до сих пор был не ясен. Она не может быть настолько фальшивой по отношению ко мне. Или может? Не желая дальше размышлять, я быстро переключился обратно к Алине.

– Алло, Макс, ты здесь? – мягкий, но громкий голос Алины вернул меня в реальность.

– Да, да, здесь, извини, задумался. Движение сумасшедшее просто, и жара изматывает очень, – не краснея, обманул я.

– Ой, прости, я такая глупая. Очень разумно с моей стороны отвлекать тебя, – по-детски извинилась Алинка, – ты перезвони, когда будешь уже родителей, чтобы я не волновалась.

– Ляг, поспи немного, а когда проснешься, сама меня наберешь.

– Нет, я же сказала, не могу без тебя, – упрямилась она.

– Хорошо, как только доеду, сразу же сообщу. Подходит?

– Вполне, смотри внимательно по сторонам.

– Будет сделано, мэм, – и после долгой паузы, прекрасно понимая, каких слов она от меня ждёт, лишь выдавил из себя, – целую, не скучай.

– Я уже очень скучаю по тебе, – промолвила Алина тихим голосом, и у меня сразу же перед глазами появилось ее грустное лицо с опущенными глазами и надутыми губами. Надувала она их то ли для придания большей театральности, то ли природа ее даже в умении красиво обижаться не обделила.

В такие моменты я чувствую себя редким подонком, потому что осознаю, что не могу ей дать того, чего она ждёт и действительно заслуживает. Я на самом деле был ей верен, хотя провокаций было много. Но я пообещал себе, что никому не причиню такую боль, как причинили мне.

Много-много лет я был абсолютно одинок, и никого не хотел видеть рядом. Мимолетные связи, слезы, всхлипы, истерики и новые слова в свой адрес из-за неразделенной любви – прожитый этап. От сестры я узнал, что мама даже к гадалке ходила, чтобы та суженую мне наколдовала. И водой меня с заклинаниями поливала. Ничего не помогло. Думал, скоро начнет пляски с бубном вокруг меня вытанцовывать, лишь бы я скорее женился. Но не пришлось, к моему облегчению и её великой радости.

В один из вечеров я представил ей Алинку, правда, пока только по скайпу. Она была настолько рада, что, думаю, новость о выигранном миллионе её бы обрадовала меньше.

– Алиночка, деточка, как я рада с вами познакомиться, – мама не скрывала эмоции и тараторила, словно начинающий продавец, – мы вот давно Максика (ненавижу это прозвище, как кличка кота, но маме ведь не докажешь) в гости ждём, а он никак не приезжает. Вот, может, вы его уговорите стариков наведать, да и с нашим городом познакомитесь поближе. – Мама не останавливалась.

Наблюдая почти за процессом моей свадьбы на бедняжке Алине, которая стала пунцовой от неожиданного и торжественного посвящения в нашу семью, я прервал разговор:

– Мам, да какие вы старики, что ты начинаешь? – я заметил желание мамы прервать меня и затараторил: – Ты же знаешь, сейчас завал, я обязательно летом выберусь к вам.

–Мы? – Перебила мама, не давая досказать.

– Что мы?

– «Мы обязательно летом выберемся к вам». Ты хотел сказать? – не успокаивалась мать.

– Мам, мы посмотрим, как будут обстоять дела летом у нас на работе, – я начал закипать от маминой навязчивости.

Мама знала, что ее огорченный вид всегда вынуждает меня идти у нее на поводу, поэтому изменила тактику и грустно добавила:

–Ты за себя говори и решай. Ишь ты, привык командовать. Ты девочке даже рта открыть не дал!

– Ладно, мам, прости, ты же знаешь, я не со зла. Приедем, обязательно приедем. Мне тут звонок нужно сделать срочно, вы тут посекретничайте, —я умоляюще посмотрел на Алинку, – папе и девчонкам большой привет передавай.

Затем я послал маме воздушный поцелуй, поцеловал свою девушку и быстро слинял на кухню.

– Пока, сынок, я не сержусь, скучаю просто очень, – ответила мама и нежно преподнесла руки к губам, посылая обратный поцелуй.

Все это время Алина сидела, не шевелясь и, казалось, не моргая. По моему взгляду она поняла, что лучше ей продолжить знакомиться с мамой. Конечно, никакого срочного звонка не было, просто мне не хотелось продолжать бессмысленный разговор.

Включив кофеварку, краем ухая слушал разговор матери и… кого? Кто она для меня? Любимой и неповторимой девушки? – нет. Претендентки на роль будущей жены? – не знаю. Жениться нужно будет рано или поздно, иначе танцев с шаманом и бубном мне не избежать, а Алинка надежная. Точно, она как мой спасательный круг в бурлящем и опасном океане под названием «любовь». Именно за эти рассуждения и нелюбовь к ней, которую она заслуживает, я считаю себя редкостным подонком.

Диана. Неожиданная встреча

Бабули закончили нас рассматривать и ждали продолжения. Я сделала вид, что абсолютно не заметила, как они сверлили нас глазами, и залепетала:

– Какая жара, а еще ведь и девяти нет, как вы только выдерживаете?

– А мы уже привыкли, – недовольно фыркнула одна из смотрительниц.

– Вы деточка, откуда приехали-то, если климат наш для вас чужд? – спросила вторая бабуля, похожая точь-в-точь на старушку Шапокляк из мультика про крокодила Гену. Мне так и хотелось рассмотреть сумку в ее руках с сидящей внутри крыской.

– Так вот отсюда и приехала.

– Откуда отсюда? – не унималась седовласая стража подъезда.

– Родилась я здесь, давно просто не была, вот от климата и отвыкла.

– Вы снимаете? На каком этаже? – первая старушка снова ринулась в бой.

– Нет, не снимаю. Я живу здесь, – я не дала возможности спросить еще что-то и быстро представилась: – меня зовут Диана Огонёк. Мы жили раньше на седьмом этаже. Вот, решила в гости наведаться.

Бабули быстро переглянулись, и одна из них ухмыльнулась:

– Девушка, что вы нам голову морочите, Огоньки давно уже здесь не живут и вряд ли вообще снова приедут.

Только я хотела открыть рот, как главная надзирательница подъезда подошла ко мне чуть ли не впритык. Пару секунд она просто молча разглядывала меня, затем резко завопила:

– Дианочка, это ты?

От испуга ладони разжались, и сумка подняла «свежую» пыль на асфальте. Денис с Молли аж вздрогнули от прокатившегося грома по двору. Ребёнок интуитивно прижал собаку к себе и отшатнулся. Видя реакцию своего киндера, я сначала хотела возмутиться и выругаться, что нельзя так людей пугать, и что это вообще за город такой: один ободрать хочет как липку, другая пугает до полусмерти. Но не успела я открыть и рта, как звонкая старушка заулыбалась. И какой необычайно знакомой улыбкой!

– Тетя Поля! Вы ли это?? – слезы брызнули у меня из глаз.

– Я, Дианочка! Неужели я настолько изменилась, что и не узнать? – она обняла меня и крепко прижала к себе.

Взглянув на нее, я увидела ту же женщину, что и десять лет назад. Правда, с седыми волосами взамен смоляных, чуть большей сеткой морщин вокруг глаз и рта, полнее килограммов на десять. Однако взгляд все тот же. Глаза, наверное, единственный человеческий орган, который никогда не изменить. Я не имею в виду их цвет, но выразительность и взгляд.

Глаза тёти Поли – это как отдельный вид искусства. То, что дано ей свыше. Обыкновенные, зелено-болотного цвета. Но когда она смотрит, понимает и узнает абсолютно всё о человеке. Тетя Поля не из тех, кто отстаивает свою точку зрения до потери пульса, хотя нервишки пощекотать умеет: она так «всматривается» иногда в человека, что тот сам осознает, что надо быть настороже.

Если же она понимала, что человек искренен в своих мыслях и поступках, считай, у него появлялся новый друг, несмотря на разницу в возрасте. Каким образом она читает человека, легче, чем я букварь – никто не знает

Для меня тетя Поля была больше, чем друг. На протяжении нескольких лет она была мне матерью. Уж очень она любит поучать, да только оглядываюсь сквозь годы и осознаю всю истину её слов. Несколько минут она вытирала нам слезы, затем улыбнулась:

– Я и не надеялась, что ещё увижу тебя когда-нибудь. Думала, пошутить кто-то решил, вот и озлобилась. Ты не серчай на старушку, – она смотрела на меня словно провинившийся котенок.

– Да что вы? Я рада вас видеть! Но почему не отвечали на письма? – я отстранилась от нее, вспомнив злость и обиду.

Она заметила это, но осталась на месте:

– Тебе не на что обижаться, возможно, когда-нибудь ты узнаешь причину. А сейчас представь мне юного джентльмена, который меня боится, и милое существо у него на руках, – тетя Поля нежно улыбнулась, как всегда.

Я не стала спорить и посмотрела на сына. Тот, видимо, успокоился, видя дружескую атмосферу:

– Познакомьтесь, это Денис Хофманн и малышка Молли.

Максим. Скамейка воспоминаний

Заехав в город, мне стало страшно. С тех пор, когда я в последний раз приезжал к родителям, прошло месяцев восемь, а город остался прежним: серым, грязным и неприветливым. Мне бы хотелось себя чувствовать в этом месте как дома, ведь это моя родина: здесь я ходил в школу, познакомился с первыми друзьями и нашел первую любовь. Но, к сожалению, никакой радости от этого города у меня нет, даже несмотря на то, что мои родители до сих пор здесь живут.

Завернув во двор своего детства, на меня накатились воспоминания. Первый поцелуй, первые обнимания на качелях. А вот это футбольное поле видело не один гол нашей команды, его трава впитала не одну каплю крови с наших колен и локтей.

Именно здесь стоит та самая скамейка воспоминаний. Я не мог ответить себе, что именно я ожидал, для чего вообще свернул сюда, а не поехал прямиком к родителям? Ответов не было, мне просто хотелось вспомнить, что такое быть счастливым.

Это уже стало своего рода традицией: приезжать в город и ехать на нашу скамейку. Хотя она уже давно не считается таковой. Другие подростки сидят здесь. Другие подростки держатся за руки. Другие подростки признаются в любви и думают, что это навсегда. Так и было и у меня: я думал, что это навсегда.

Я припарковал машину у подъезда, вышел и направился во двор. Скамейка, к счастью, стояла на своём месте, правда, на одну доску меньше, вместо четырёх – три. Видимо её старались обновить и покрасили в красно-жёлтый цвет. Со стороны она казалась яркой, но вблизи, в принципе, как и всё в нашем городе, не очень. Краска уже облупилась и потрескалась местами: пришлось затем долго отряхиваться от ее остатков.

В прошлый раз мне не удалось спокойно посидеть. На скамейке сидела компания молодёжи. Сегодня же я был предусмотрительнее и приехал утром: всё движение обычно начинается ближе к обеду. Я сел на скамейку и прикрыл глаза. Воспоминания вырвались из памяти словно птица, стремящаяся много лет на волю.

Совсем молодой мальчишка с горящими от любви глазами сидел с букетом цветов. Он нарвал их во дворе школы, не боясь получить по шее от охранника, и ждал. Она была не первой, но у мальчишки никогда до этого не было таких чувств.

Они часто сидели здесь, целовались, обнимались и наблюдали за миром. Тополь рядом укрывал их от всего мира. Они могли часами сидеть здесь и болтать о школе, одноклассниках, музыке и любимых стихах. Обоим нравился Блок, и поэтому он полюбил учить его стихотворения наизусть и потом зачитывать ей их.

В то время уже были телефоны, но на них были рингтоны лишь по 15 секунд. Помню, они включали одну и ту же песню по несколько раз и подпевали. Насидевшись, отправлялись либо гулять по городу, либо провожать ее до подъезда, если уже было поздно.

Мальчишка ждал каждый вечер, если знал, что проведет его с ней. Пацаны обижались, что всё чаще он начал проводить время с ней, «забивая» на почти все сходки и матчи. Ему было все равно. Главное, чтобы она была рядом.

Всё закончилось в одну ночь в клубе, в который они впервые пошли вместе. Из-за разницы в возрасте родители не отпускали её гулять по ночам. Его это не беспокоило: он никогда не был особым любителем клубов. Посидеть с пацанами, попить пиво и поиграть в карты ему было ближе, чем слушать оглушающую музыку. Тем более, он не хотел, чтобы она волновалась.

Звонок телефона вырвал меня в реальность. Алина. Опять.

Диана. Милый дом

– Здравствуйте! – всегда очень уверенно и представительно отозвался Денис.

– Какой взрослый уже, – улыбнулась тётя Поля, – это тебе уже сколько лет?

– Мне уже восемь.

Простояв под солнцепеком слишком долго, я прервала их любезный разговор.

– Тётя Поля, пойдемте к нам, сядем спокойно, поговорим. Устала жутко, да и солнце жарит.

– Дианочка, вы идите. Я дура старая, совсем не подумала, что вы уставшие, – тетя Поля вновь начала вытирать начавшиеся слезы. – Я сейчас перекусить что-нибудь занесу, а вечерком вместе поужинаем и поговорим.

Тоже мне мать, – подумала я, – даже не подумала заехать в магазин. У подъезда меня ждала первая проблема: новый домофон, от которого, естественно, у меня не было ключа. Благо тётя Поля была рядом и вновь выручила.

Подъезд был «аля новый»: когда-то ярко-голубая краска на стенах, расписанная когда-то любовными посланиями мне и моим подругам от тайных и не очень воздыхателей. Лифт страшно скрипел, но тётя Поля была невозмутимой. Мы же сс Дениской вздрагивали каждый раз.

– А он не провалится? – спросил дрожащим голосом сын.

– Нет, что ты, – я нервно улыбнулась.

В старой кабине номер моего этажа был обведен сердечком, а внизу мелким почерком было «Я тебя люблю». Все знали, что это послание мне, и кто его написал. Максима все считали моим будущим мужем.

Еще под подъездом всегда красовалось очередное нарисованное или написанное краской послание о любви, от которой не осталось и следа. Все восхищались нами до тех пор, пока он, не сказав мне ни слова, собрал вещи и буквально за одну ночь испарился из моей жизни. Как оказалось навсегда.

Лифт в очередной раз странно проскрипел, остановился и открылся. Передо мной был абсолютно незнакомый этаж ужасного зелёного цвета, как в больничном коридоре. Через пару секунд лифт уже скатывался вниз.

Пообещав во всех подробностях рассказать свою жизнь и историю нашего путешествия, я наконец нашла ключи, и мы повернули направо. Там поджидал ещё один неприятный сюрприз. Оказывается, соседи отгородились и поставили дверь, а моя квартира была как раз внутри отгороженного коридора.

Но и здесь у тёти Поли были свои связи. Она позвонила в квартиру 75. одна из соседок, которую я знала и помнила с детства, после пятиминутного приветствия выдала мне запасной ключ и взяла обещание вернуть его завтра. Наша дверь отличалась от остальных. Сразу чувствовался ее возраст, но все-таки цвет и прочность были на месте.

Подойдя к двери, я замерла. Мне было страшно её открывать. Пугал не вид квартиры, я примерно представляла, что внутри. Пугали ощущения и чувства, что могут накрыть.

С трудом, но я это сделала. То, что мы увидели, нельзя описать. Это была катастрофа в прямом смысле: паутина, пыль, затхлость. Хичкок бы плакал от умиления. Благо, нигде не было плесени, так как квартира постоянно отапливалась. За коммунальные услуги мы исправно платили, потому что не знали, вернемся ли.

По словам мамы, она оставляла ключ какой-то соседки, и та должна была каждые три недели наведываться и поддерживать чистоту. Как оказалось, деньги мама платила, а вот соседка свои обязательства не выполняла.

– Да уж.. Здесь точно не убирали полгода. Ладно, с этим я позже разберусь. – Я посмотрела на старушку. – Тёть Поля, можно мы пока у вас посидим? Я позвоню в клининговую компанию, и они все приберут.

– Где ты позвонишь?

– В компанию, которая убирается.

– Дианочка, это, наверное, бешеных деньжищ стоит. Не надо нигде звонить, мы сами справимся.

– Ой, нет, после дороги я не буду ничего делать и вам не позволю.

Спустя пять минут мы тащили свои чемоданы на этаж выше к тёте Поле.

Максим. Встреча с родителями

– Да, Алин, – раздражённо ответил я.

– Макс, ты где? Обещал же позвонить.

– Алин, пробка была, скоро буду.

– Я просто спросить хотела. Чего ты кричишь? – обиженно пробубнила она.

– Извини, – я почувствовал укол совести, – устал просто, ещё Шумахеры эти недоделанные вечно прутся со всех сторон, вот и разозлился.

После трех минут разговора я в очередной раз почувствовал себя мудаком, а нахлынувшая слабость заставила поскорее добраться до дачи родителей, где они сегодня отдыхали. Мама уже ждала меня у ворот.

Я припарковался во дворе, вышел и огляделся. Шикарное место с удивительно тёплой атмосферой. Здесь родители встречались только с настоящими друзьями. Мы берегли это место от завистливых людей и негатива, потому что верили, что здесь можно по-настоящему провести время друг с другом в полном умиротворении и спокойствии.

Не успел я выйти из машины, как мама начала плакать и целовать меня.

– Мам, мам, прекрати. Ты чего? – успокаивал её я, но она никак не останавливалась и не выпускала из объятий.

Только когда подошел отец, мама отпустила меня. Мы не виделись с ними почти год, и сейчас особенно чётко на их лицах были заметны следы прожитых лет. Они стали старше: не все движения были легкими, как обычно. Отец всё больше держится за спину и кажется, продумывает каждое движение перед тем, как его сделать. Мама набрала ещё вес, и теперь явно начала прослеживаться одышка и отёчность на ногах. В этот момент мне стало страшно, как быстро они начали стареть.

Я старался не думать о том, что жизнь быстротечна, и что я так и не успел насладиться настоящим счастьем.

– Чего же мы стоим? Пойдёмте скорее в дом! – всплеснула руками мама.

Я вытащил из багажника три больших пакета с продуктами и подарками для родни. Всё–таки жить вдали от семьи – это не так романтично, как многие себе представляют. Как только мы вошли в дом, у меня снова зазвонил телефон: “ Чёрт, опять Алина, я забыл ей позвонить”, – подумал я, а вслух сказал:

– Привет, я только зашёл в дом и собирался тебе позвонить.

Мама тут же ринулась ко мне, загадочно улыбнулась и нарочито громко стала передавать ей приветы и зазывать в гости.

– Мам, прекрати, – я старался уйти дальше, чтобы спокойно поговорить. Вскоре она прекратила причитать, но напоследок успела выкрикнуть:

– Алиночка, очень ждем вас в гости.

– Мам, мы уже разговаривали на эту тему с тобой, – прикрыв ладонью трубку сказал я, – как будет время – приедем.

Алина, конечно, услышала и, как всегда, надула губки и обиженно пробормотала: “Так ты меня даже не спрашивал, могу ли я поехать”. Я сделал вид, что ничего не расслышал и продолжил. Через пять минут наедине с телефонной трубкой и Алиной я устал как собака, и мне просто хотелось принять душ и спокойно поесть.

– Алиш, я так устал с дороги, сейчас поем и спать пойду, наверное, – я прекрасно понимал, что спать точно не пойду. – Давай попозже позвоню.

– Да, конечно, – как обычно согласилась Алина. – Целую тебя крепко и очень жду.

– И я тебя, – сказал я и быстро отключился.

Диана. Квартира воспоминаний

– Проходите же скорей, родненькие, – бегала тётя Поля взад-вперед, словно президента встречала.

Когда я затащила все чемоданы в квартиру, поняла, что чувствуют марафонцы после дня пути. Мизинцы ног были стерты в кровь, сами ноги гудели и просились отдохнуть. Я осмотрелась и поняла, что не много чего здесь изменилось: обои новые в коридоре, зеркало в прихожей и светильник, остальное осталось как я это запомнила.

Если честно, я помнила квартиру тёти Поли до мелочей, так как после школы практически каждый день проводила у неё. Переехав в Австрию, мы поначалу переписывались. Я всегда радовалась ее письму в почтовом ящике, бежала к себе в комнату и сразу читала.

Полгода спустя она просто перестала отвечать на мои письма – это был второй нож в сердце, который я долго не могла вытащить. Я искренне не понимала почему она так со мной поступила. Мои же письма уходили к ней регулярно, но через три месяца усталость и апатия взяли вверх. Наша связь оборвалась до сегодняшнего дня.

Увидев тётю Полю сегодня, я удивилась, что она так тепло нас приняла и отреагировала. И, честно говоря, была безмерно этому рада, хотя какая-то обида всё равно старалась вырваться наружу.

Заметив, как я рассматриваю каждый уголок, тётя Поля сказала:

– Как видишь, не слишком много изменений.

– Я, если честно, точно и не помню, что да как было, – зачем-то соврала я. Хотя я частенько рыдала, воссоздавая в памяти эту квартиру.

Видимо, я отвыкла, что тётя Поля – человек-рентген. Она на раз выявила мое вранье. Ей было прекрасно известно, что я люблю её больше своей матери. На это высказывание она не отреагировала, а только как-то грустно улыбнулась и сказала:

– Иди, Дианочка, мой руки. Ваша четвероногая любимица уже приняла ванну и видимо сидит ждет еды, причём вместе с твоим сыном.

Я снова ощутила укол совести. Я настолько погрузилась в воспоминания и пережитые эмоции, что опять напрочь забыла про бедного уставшего и голодного ребёнка.

– Мам, а кто эта женщина? Ты же всегда говорила, что у тебя здесь нет подруг. Врала значит? – обиженный тон вырвал меня из воспоминаний, пока я искала в чемодане лакомство для собаки. Я повернулась, виновница моей суетливости сидела на руках сына.

У меня с сыном всегда были и надеюсь останутся доверительные отношения: у него был повод обижаться.

– Сынок, тётя Поля мне больше, чем друг, – постаралась я объяснить.

– А кто тогда?

– Она в своё время заменила мне маму, – призналась я.

Мне всегда казалось, что с детьми надо говорить как со взрослыми. Они понимают и чувствуют намного лучше нас.

– А бабушка, разве она не твоя мама? – искренне и по-детски поинтересовался Дениска.

– Понимаешь, сынок, – я опустилась на корточки и посмотрела сыну в глаза, – иногда бывает так, что, казалось, близкие люди, не такие уж и близкие, как чужие. Бывает, что чужим людям ты доверяешь больше, чем своей матери. – Мне стало грустно.

– Ты же всегда говорила, что ты для меня первый друг. Я думал, что и бабушка для тебя первая подруга.

– А разве я не твоя первая подруга? – постаралась я немного перевести тему разговора.

– Первая, ты же знаешь! – обиженно сказал сын. Он не представлял, как важны для меня эти слова.

Мне всегда было важно, чтобы мой ребёнок доверял мне и всегда мог на меня положиться. Я всегда хотела, чтобы он, не задумываясь, в трудную минуту шёл именно ко мне, а не к друзьям, в любое время дня и ночи.

Именно этого я всегда ждала от своей матери, но так и не дождалась. А с тех пор, как начала общаться с тётей Полей, у меня и вовсе отпала потребность общаться с ней. Если у меня случалось что-то хорошее, я бежала к тёте Поле, если что-то плохое – тоже. Для совета она также всегда была рядом. Даже когда мы переехали, ее советы не покидали меня.

Снова углубившись в свои размышления и воспоминания, я не заметила, как осталась одна на полу рядом с посапывающей Муней.

– Дианочка, ты что там замечталась? Пойдём завтракать, уже всё готово, —тётя Поля протянула мне руку.

– Пойдёмте, – ее ладонь была шершавой и теплой.

На кухне я обнаружила довольного сына, поедающего сосиски с гречкой и свежим нарезанным салатом:

– Какая вкуснотища! – причмокивал он.

– Ой, да ладно, будто сосиски никогда не пробовал, – удивилась я.

– Таких не пробовал, – сказал ребёнок и продолжил завтрак.

Что не говори, а еда у нас действительно вкусная. Никакие европейские помидоры не сравнятся с теми, которые продают бабушки на рынке со своего огорода. Никогда в жизни не найдёшь настолько пахучую клубнику или сочные персики, надкусив который ты уже не можешь справиться со струящимся по локтю соком.

После завтрака тетя Поля проводила сына до спальни, а я позвонила в клининговую компанию. Новость была неутешительной: на два дня вперед у них всё забронировано. По второму номеру перспективы были более радужными.

Мне сказали, что в течение суток квартира будет выглядеть как прежде и даже лучше. Ничего другого, как поверить им на слово, мне не оставалось. Поэтому в надежде, что завтра нам удастся переехать в родной дом, я спросила тётю Полю можно ли нам у неё остаться на какое-то время.

– Шутишь что ли? – искренне обрадовалась она, – я буду счастлива, если вы вообще ко мне переедете. Знаешь, как одиноко?

К сожалению, это правда: тётя Поля была действительно одинока. Господь не подарил ей ребёнка, и муж через 8 лет брака ушёл к другой, которая подарила ему наследника. Но несмотря на все жизненные обстоятельства, она не стала злобной, завистливой и ненавидящей всех. Тётя Поля была добрейшей души человек, хоть временами достаточно резким и прямолинейным.

Она налила еще кофе, как-то неловко села и спросила:

– Деточка, как ты жила все эти годы?

Немного помолчав, я честно ответила:

– Плохо. Одна радость у меня в жизни – Дениска и Муся.

Максим. Разговор с матерью

Когда я зашёл в кухню, сервировка стола шла полным ходом. Мама что-то нарезала, командовала папой, который, как ни странно, покорно выполнял все поручения. Видимо, они очень сильно по мне соскучились.

– Мам, пап, хватит уже, – прервал я их, – бутерброд с кофе выпью и хватит. Вы так наготовили как на свадьбу прям.

– Ага, дождёшься от вас, – возмутилась мама, – что ты, что сестра твоя. Хорошо, у неё хоть ребёнок в первом браке родился, нам отдушина с отцом.

Чтобы не начинать все заново, я быстренько слинял в душ. Когда вернулся, уже все 200 блюд были на столе.

– Мам, присядь пожалуйста, давай поедим спокойно, – попросил я все еще хлопочущую мать.

Когда мама наконец села, в доме наступили умиротворённость и покой. Словно и не было всех этих лет разлуки. Словно я недавно вернулся со двора, где гонял с пацанами мяч, и мы сели ужинать. Не хватало только сестры. Многие думают, что это только в фильмах семья садится и ужинает вместе. Нет, в нашей семье это была традиция, и мы всегда ждали друг друга к ужину.

Конечно, потом мы с сестрой повзрослели и совместных ужинов стало меньше, но если вечера мы проводили дома, то всегда старались быть вместе, чтобы обсудить все насущные дела. Потом у меня начались серьёзные отношения и абсолютно всё своё свободное время я проводил с Дианой.

– Сынок, рассказывай, как ты живёшь? – спросила мама. Казалось, вот-вот опять слёзы покатятся градом.

– Мам, да хорошо я живу, ты же знаешь, – начал я успокаивать ее, – работаю, как и все, на выходных, когда есть время, встречаюсь с друзьями. Обычная жизнь, ничего сверхъестественного.

– Как у вас дела с Алиночкой? – видимо любопытство брало верх, мама не удержалась и снова начала эту тему.

– Нормально у нас обстоят дела, мам. Нормально.

– Почему нормально-то? Почему, вот скажи? Почему не отлично или хорошо? Такое ощущение, что хорошо было только с той вертихвосткой.

– Галь, не начинай, чего ты завелась? – вмешался отец.

– А как здесь не начинать, скажи мне? – обратилась она возмущенно к отцу, – неужели ты не видишь, что вся его жизнь пошла под откос, – замялась мать и не произнесла имя вслух, – из-за той.

– Мам, она не Волан де Морт, её имя можно произносить, – немного усмехнулся я.

– Как не кто? – переспросили родители.

– Неважно. Её зовут Диана и её имя можно произносить вслух. Да, это была моя девушка. Да, мы встречались. Но сейчас я – взрослый мужчина и всё давно позади. Сейчас у меня новая взрослая жизнь и девушка, которая любит и заботится обо мне, – сказал я и сам не поверил, что сказал.

Я много лет старался не вспоминать и не говорить ее имя, у нас в семье был негласный закон по этому поводу.

– Вот именно, – чуть не выкрикнула мама. – Именно! Она любит тебя, и я чувствую это. Поверь, я мать, и знаю о чём говорю. Эта девочка заботится о тебе, Максик, и надо быть полным дураком, чтобы не жениться на ней.

Вообще мама хотела продолжить свой рассказ, о том какая Алина идеальная пара для меня, но видимо и папе эта тема настолько надоела, что он просто заговорил на другую тему.

Через час я почувствовал, что сейчас усну на стуле. Поэтому распрощался с родителями, отключил телефон и пошёл спать.

Глава 1. Часть I I

Диана. Разговор по душам

Наверное, тётя Поля не ожидала от меня такого ответа. Она просидела минуту молча, потом резко зарыдала. Сначала я не поняла, как мне реагировать, а потом сама начала рыдать. На меня вдруг навалилась физическая усталость, накопившиеся и нахлынувшие эмоции. Так мы проплакали минут пять, затем она начала вытирать мне слёзы:

– Дианочка, деточка, как же мне тебя не хватало. Ты не обижайся, что не получала от меня писем – просто так было лучше. Со временем ты сама всё поймёшь.

Я всхлипывая попыталась что-то сказать, но она прервала меня:

– Пойду посмотрю, как там ребёнок, – и отправилась в гостиную. Через минуту она вернулась, улыбнулась и сказала:

– Спит в обнимку с собачонкой – такие смешные они. Очень уж на тебя похож. Небось, нет отбоя от девчонок – красавец такой!

– Ой, не говорите, тёть Поль, у нас была целая драма. У него же уже была девушка.

– Да что ты говоришь! – засмеялась тётя Поля.

– Вот вам смешно, а я в течение двух недель каждый день слушала истерики.

– И как же он согласился переехать? – полюбопытствовала она.

– Так они расстались. В общем, как сказал мне Денис, он больше её не любит, потому что она совершенно ничего не понимает в мужчинах.

– О, как! – рассмеялась тётя Поля, а потом посерьёзнела и спросила:

– Дианочка, почему ты развелась? Он же так красиво за тобой ухаживал… Ты была абсолютно счастлива.

– Абсолютно счастлива, тёть Поля, я была много лет назад. А Флориан просто помог мне окончательно не сойти с ума. Потом я забеременела и не знала, что мне с этим делать. Я понимала, что жду ребёнка от нелюбимого мужчины. Беременность прошла достаточно легко, но на шестом месяце началось сильное кровотечение – видимо, на нервной почве, так как накануне я сильно поругалась с ним и его мамой, которая очень хотела командовать не только своим сыночком, но и мной. В тот день у меня была серьёзная угроза выкидыша. Когда я лежала в палате под капельницей, поняла, насколько хочу этого ребёнка.

Потом родился Дениска, и это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Когда я видела его крохотные ручки и ножки, его малюсенькие пальчики, я понимала, что этому человечку я очень нужна – и что буду делать всё, чтобы он был счастлив. Сначала у нас с мужем вроде бы отношения даже начали налаживаться, и мы были абсолютно примерной семьёй. Но где-то через полтора года я поняла, что мы всё больше и больше отдаляемся. У него явно появилась любовница, хотя он всё отрицал. Честно говоря, мне было абсолютно всё равно, и я была рада, что он меньше находится дома.

Ещё буквально полгода мы жили как соседи, а потом я сказала, что нашла нам с Дениской квартиру и мы переезжаем. Не думаю, что он был сильно удивлён. Он изредка навещал ребёнка, но никогда не отказывал в помощи – за это я ему очень благодарна. Когда я сказала, что хочу вернуться на Родину, сначала он был категорически против, но потом, наверное, всё переосмыслил и подписал документы. Правда, поставил одно условие: видеть сына, когда захочет. И вот теперь мы, собственно, здесь.

– Почему же ты не нашла себе другого мужчину? Женщине ведь очень важно любить и быть любимой. Только не говори, что никто не хочет брать женщину с ребёнком – это абсолютная ерунда.

– Я и не собиралась этого говорить, – усмехнулась я. – Мой сын никогда не был каким-то препятствием. Просто мне это не нужно. У меня были ухажёры, которые дарили цветы, забирали с работы, говорили комплименты. Но когда они начинали претендовать на что-то большее, я понимала, что просто не хочу этого. Не хочу чужого человека в своём доме, не хочу знакомить сына с кем-то… Просто не хочу любить.

Тут наш разговор прервал звонок в дверь. Тётя Поля тихо выругалась и пошла открывать, боясь, что разбудят ребёнка. Я пошла проверить, как там сын – оказалось, что ни его, ни собачонку звонок не разбудил. Я вернулась на кухню, а через пару минут пришла и тётя Поля, держа перед собой букет ромашек. На её лице играл юношеский румянец.

– Это кто дарит нам такие шикарные букеты? – поинтересовалась я у раскрасневшейся тёти Поли.

– Ой, Дианочка, прекрати, какие там букеты? Сосед нарвал на даче – вот и занёс по пути.

– Да что вы говорите? – засмеялась я. – Свидание уже было?

– Не было никакого свидания и не будет. Нужен он мне, пень старый, – тётя Поля явно лукавила.

– Так-с, давайте рассказывайте про вашего «пня». Заодно решим – нужен он вам или нет, – сказала я и пошла заваривать себе чай.

Максим. Между “стерпится” и “слюбится”

Разбудили меня голоса – весёлые, хлопочущие, возможно чуть громче, чем мне хотелось – явно приехала сестра с племянницей. Я был безумно рад их видеть, хотя встречались мы не так давно. Сестра часто приезжала ко мне в гости. Говорила, что только в чужом городе чувствует себя по-настоящему свободной. Я понимал, о чём она.

Мама у нас не тиран, но её мнение в доме всегда было финальной инстанцией. Отец не был тюфяком, но, скорее, человеком, который предпочитает мир любой правде. Но стоило ему выйти из себя или начать настаивать на своём – все дискуссии быстро прекращались.

Мама и после нашего взросления пыталась держать руку на пульсе: кто с кем встречается, кто как одевается, кто как ест, спит, выбирает подушку. Когда сестра рано вышла замуж, многие считали, что тут не обошлось без маминой тактики – и это была правда.

Никто не мог подумать, что её муж окажется деспотом и будет её избивать. Узнав об этом, мы с отцом сломя голову поехали забирать её из квартиры "муженька", объяснив ему по-мужски, что с моей сестрой так поступать нельзя. Отец тоже внёс свою лепту в "воспитательный" урок.

Как оказалось через пару недель, она была в положении. То был самый тяжёлый период – она ссорилась с мамой, винила её во всём, хотела сделать аборт. Мы отговаривали как могли. В какой-то момент она перестала спорить, а потом вдруг сказала, что ребёнка оставит. Так в нашей семье появилась Агния. Это редкое имя очень нравилось моей сестре, и в этом её никто не переубеждал – всем было важно только, чтобы она родила.

С тех пор многое изменилось. В малышке мы не чаяли души. Родители – особенно. Всё, что было нельзя нам, разрешалось ей. Три года сестра жила вместе с родителями, потом съехала – сняла квартиру, устроилась на работу. Мама поняла: больше её советы не принимаются в штыки, но и с напором поучений она приубавила. Потеряв контроль над личной жизнью сестры, мама с энтузиазмом переключилась на мою. Но вопрос, что должно было случиться, чтобы она от меня наконец отстала, повис в воздухе – потому что в комнату ворвалась Агния плюхнулась прямо на меня и начала щекотать:

– Мааакс, вставай! – кричала она звонким голоском. – Я так соскучилась! – и полезла обниматься.

Наверное, больше всего на свете я люблю, как дети проявляют эмоции – искренне и весело.

– Говорю же, не буди дядю! – раздалось с кухни недовольное шипение сестры

– Карин, я уже проснулся. Не кричи на ребёнка, – сказал я и обнял племянницу.

Минут двадцать мы лежали, обсуждая Светку из параллельного класса, у которой Барби "как в рекламе", и мальчика Колю, который "дурачок, конечно, но по уши в нее влюблен". Я пообещал, что завтра купим Барби, как у Светки и с этим условием меня отпустили на кухню.

Стол ломился от еды. Её как будто стало вдвое больше. Сестра поцеловала меня в щёку. И тут я вспомнил, что выключил телефон. Алина, наверное, уже обзвонила МЧС, думая, что я пропал без вести.

– Я сейчас приду, – сказал я и только собирался выйти, как увидел бегущую ко мне Агнию с телефоном в руках.

– Алиш, прости, – начал я, после того, как она ответила на звонок, – пропал ненадолго, был с семьёй…

– Макс, я всё понимаю. Просто… два слова хотя бы мог написать, – и повесила трубку.

Я даже сначала подумал, что связь оборвалась. Перезвонил – сбросила. Ещё раз – снова сброс. Такого не было никогда. Обычно, если и ссорились, то недолго – и первой на примирение всегда шла она. Дело не в моей гордости – я просто не успевал первым. Она всегда опережала.

Что-то во мне сначала даже обрадовалось: первая настоящая ссора. Эмоции, которых мне давно не хватало. Когда ругаешься, переживаешь, мечешься, потом плюёшь на гордость и бурю за окном и едешь к ней. А потом – примирение. Это одно из сильнейших чувств. По крайней мере, для меня.

Я написал ей несколько сообщений с извинениями. Она ответила, что я никогда не думаю о ней и её чувствах. Это было правдой, но всё равно удивило.

Не хотелось спорить – родные ждали. Я написал:

«Алишка, прости. Я люблю тебя».

Хотя понимал, что не люблю. Я точно знал, что значит любить. Но она – одна из немногих, кто был со мной долго. Только она оставляла у меня свои вещи. Только она ночевала у меня по несколько дней подряд. Это вторая девушка, которую я познакомил с мамой – пусть и неофициально.

Через несколько минут пришёл ответ:

«Я тоже тебя люблю. Хочу жить с тобой».

Этого я точно не ожидал. И – испугался. Позвать её к себе? Сейчас? Нет. Я не был готов.

Решил ничего пока не отвечать. Надо подумать. В этот момент подбежала Агния и залезла ко мне на колени.

– Это твоя девушка?

– Да. Моя девушка, – отчеканил я как робот.

– И ты на ней женишься? – восторженно спросила она.

– Я не думал об этом серьёзно. Ещё не планировал так далеко.

– Как это не думал?! – возмутилась она. – Ты либо любишь, либо нет.

И в этом она была чертовски права. Неужели я настолько туп в свои тридцать два, что восьмилетний ребёнок разбирается в этом лучше? Она была права. Я не любил. И не хотел врать.

– Агния, у взрослых всё чуть сложнее. Иногда тот, кого ты любишь, не хочет твоей любви.

– И что тогда делать?

– Искать того, кто примет.

– Но ты ведь не принимаешь любовь Алины. И не даёшь ей свою.

И она снова была права. Мне нечего было ответить. Я промолчал. Она явно ждала ответа, но, не дождавшись, продолжила:

– Она что, некрасивая, да? Поэтому ты её не любишь?

– Нет, красивая, – сказал я честно.

Алина действительно была хороша: высокая, стройная, длинные волосы, ровный нос, родинки, будто поставленные художником. Голос – мягкий, обволакивающий.

– Так в чём тогда проблема?! – снова удивилась Агния.

– Людей ведь любят не только за красоту, – сказал я, щёлкнув её по носу.

– Ну, я не знаю. У нас в классе все мальчики так себе. Я выбрала Артёма. Он самый симпатичный. Вот и буду сидеть с ним за одной партой. Так все и делают.

Она взяла меня за руку и потащила обратно – туда, где снова звучали мамины реплики, голос сестры и запах борща.

Диана. Вкус ромашкового чая

Как тётя Поля ни старалась найти отговорки, чтобы ничего не рассказывать, я всё равно не оставила её в покое – мне было безумно интересно всё разузнать. Тётя Поля – одна из немногих, кто безусловно заслуживает простого женского счастья. Оказалось, у неё появился поклонник – Алексей Петрович, давно влюблённый в неё. Хотя он был полковником в отставке и человеком с непростой судьбой, ухаживать за тётей Полей всё равно побаивался, робел. Но не прошло и года, как он набрался смелости и начал проявлять к ней видимое внимание.

Тёте Поле скоро шестьдесят, Алексею Петровичу недавно исполнилось шестьдесят четыре. Отношения развиваются медленно: она всё ещё продолжает его отталкивать, хотя, когда она вошла на кухню с букетом ромашек, её румяные щёки и блеск глаз всё сказали за неё.

За чашкой ромашкового чая, любовь к которому мне привила тётя Поля, мы пришли к общему выводу, что мужчина он хороший, работящий, много лет в разводе, тем не менее за собой ухаживать не перестал. А это означает, что дать шанс ему определённо стоит, хотя далось это решение ей ой как непросто.

Думаю, я понимала тётю Полю даже больше, чем она догадывалась. По сути, мы чувствовали одно и то же: страх снова полюбить. Только я это уже осознавала, а она – упрямилась.

Таким образом я уговорила её позвонить Алексею Петровичу – попросить починить подтекающий кран. А сама вдруг ощутила усталость. Видимо, сказались бессонная ночь в поезде, сытость и обретённое спокойствие. Я сказала, что хочу немного отдохнуть.

Я собиралась лечь на диван, где сладко спал сын и посапывала Молли. Но стоило собаке меня увидеть, как она вскочила и завиляла хвостом. Наверное, ей нужно было по делам. Пришлось доставать из чемодана пелёнку. Молли была крошечной, но смышлёной: чёрные бусинки-глаза глядели с пониманием. Я постелила пелёнку в ванной и отнесла её туда – она всё сделала быстро и по делу.

После проведённого моциона я легла на диван и через мгновение заснула. Меня разбудил детский смех за окном. Дениски и Молли рядом не оказалось. Я ещё немного полежала – тело ныло от усталости, но бурчание в животе всё же подняло меня на ноги.

На кухне уже полным ходом шло приготовление пищи:

– Тёть Поль, я сейчас в себя приду и помогу вам.

– Соня ты, уже восемь вечера. Ужинать пора.

– Восемь? Я думала, часок поспала… Я не хочу, чтобы мы доставляли вам неудобства. Из-за нас вы весь день у плиты.

– Дианочка, ты что! – тётя Поля вдруг обняла меня с такой силой, будто вкладывала в это всю себя. – Это счастье, что вы здесь. Сколько можно повторять? – Потом подошла к Дениске, поцеловала в макушку и потрепала за волосы.

– Может, закажем еду, чтобы вы не готовили? – Я зевнула, тоже поцеловала сына и почухала Молли за ушком.

– Не нужно. Нет ничего лучше домашней еды, – заупрямилась тётя Поля.

Спорить не было смысла – ужин уже был почти готов. Я погладила Молли и дала ей косточку, которую она с удовольствием утащила на диван и продолжила трапезу. Мы последовали её примеру и сели за стол.

Салат выглядел как картина: ярко-красные, налитые солнцем помидоры лоснились соком; свежие огурцы хрустели при одном только взгляде; тонкие полукольца фиолетового лука отдавали лёгкой пикантностью. Между ними прятались упругие чёрные маслины и крупные кубики феты – нежной, солоноватой, с характерным сливочным вкусом. Всё это великолепие было щедро окутано ароматным оливковым маслом, в котором отражался свет лампы, как в янтаре. При одном только аромате хотелось тянуться за вилкой. Мы делали такие и в Австрии, но запах бабушкиных овощей с грядки не сравнить ни с чем.

За ужином строили планы на следующий день: клининг обещал закончить завтра. Мне надо было закупить продукты, найти учебное заведение и для Дениски, и для себя, а ещё подобрать машину. Без авто я уже не представляла жизни.

Сразу найти хорошую работу я не надеялась, но мечтала попасть в частную гимназию. В случае неудачи – пойду преподавать в обычную школу.

Я обучалась с ребёнком на руках. Комфортное обучение? Нет, не слышала. Училась везде: на площадке, когда Дениска спал, в транспорте, ночью, в очередях. Не жалуюсь – знаю, через это проходят многие. После окончания учёбы мне даже удалось собрать восьмимесячный опыт работы в школе с детьми от 7 до 12 лет.

– Дианочка, будешь ромашковый чай? – спросила тётя Поля, прервав мои размышления о завтрашнем дне. – Конечно буду! Это же мой любимый, вы знаете.

Конечно, тётя Поля это знала, ведь именно она привила мне любовь к нему, и именно он сблизил нас настолько, что тётя Поля стала мне роднее кровной матери.

Мои отношения с мамой – это отдельная история. Мы жили вместе, только официально по прописке. На самом же деле, я её в своей жизни никогда не ощущала. Она просто знала, в каком я классе, покупала еду, по необходимости одежду, давала деньги на карманные расходы, когда я просила, и считала, что этого достаточно, чтобы называться мамой. Каждый раз, когда я нуждалась в поддержке, слышала: «Будь сильной. Ты уже взрослая». Неважно – пять мне лет или пятнадцать. Время для меня у неё всегда заканчивалось, а точнее, даже не начиналось.

Я долго не понимала, зачем я ей. Почему родила, если не хотела? Эти мысли съедали меня подростком. Однажды я сидела на лавке, вся в слезах. Мимо шла тётя Поля. Единственная, кто остановилась и спросила, что случилось.

– Она меня не любит! Никогда не любила! – вырвалось у меня сквозь рыдания.

– Кто, Дианочка?

– Мама! Зачем она меня родила? Она никого не любит, кроме себя!

Я уже почти кричала. Рёв переходил в истерику. Тётя Поля поняла, чем это может закончиться. Голос её вдруг стал жёстким:

– Вставай. Пойдём.

– Куда? – захлёбывалась я. – Только не к ней. Я не пойду!

– Во-первых, не «к ней», а к матери. Во-вторых, я приглашаю тебя к себе в гости. У меня есть ромашковый чай и песочное печенье. Попробуешь – и все беды пройдут.

Я начала упрямиться – хотела казаться сильной. Но тётю Полю не проведёшь: она видела, что я – обычный ребёнок, которому нужно тепло и материнская забота. Не обращая внимания на мой протест, она молча встала, открыла дверь и просто смотрела на меня до тех пор, пока я не встала и не пошла за ней.

С того дня тётя Поля осталась в моей жизни. До самого того момента, когда письма мои начали оставаться без ответа. А потом – и вовсе исчезла.

Максим. Первая любовь и незаживающая рана

Мы сидели за столом, и я старался мысленно быть с родными, но мысли всё ускользали куда-то далеко. Больше всего меня терзало, кем я стал за эти годы. В своих отношениях с девушками я совсем не понимал, что значит настоящая любовь.

После расставания с Дианой у меня не было серьёзных чувств. Страх перед повторением тех эмоций сделал меня таким, каким я стал: сам нередко причинял боль другим, почти не замечая этого.

Разговор с Алиной открыл мне глаза – я понял, насколько моё поведение было несправедливым. Не в любви дело, я это понял давно. Наверное, не всем суждено переживать настоящие чувства – глядя на статистику разводов, кажется, что настоящей любви сегодня вообще становится всё меньше. В России, говорят, на десять браков приходится около восьми разводов. Это печально, но, возможно, просто так устроен мир.

С Дианой у меня была настоящая любовь – не глупая подростковая, а осознанная. Я старался забыть это имя, но чувства всё равно преследуют меня. Было больно? Да. Боюсь полюбить снова? Тоже. Но я благодарен, что испытал это хотя бы раз.

Сегодня я решил: больше не хочу причинять боль ни себе, ни другим. Я собирался пригласить Алину переехать ко мне и познакомить с родными. Мама будет счастлива, Алина успокоится, а мне станет легче – ведь наконец-то я сделаю кого-то счастливым.

– Мам, – неожиданно даже для себя прервал я разговор родственников, – я думаю, ты была права насчёт Алины.

– Сынок, что именно ты имеешь в виду? – переспросила мать в недоумении, поглядывая, как и все остальные, на меня.

– Я имею в виду, что ты была права, и пришло время вас познакомить.

Сначала мама, как мне показалось, не до конца осознала значение моих слов – она просто смотрела на меня, не моргая и, кажется, не дыша. Первой, кто отреагировал, была Агния. Она радостно захлопала в ладоши, и в её глазах засверкали искренние детские искорки радости и ожидания приключений.

В этот момент я даже представить не мог, что это решение круто изменит мою жизнь – не на 90 градусов, а на все 180, если не больше. Я был уверен: я принял важное и верное решение. Что могло пойти не так?

Осознав смысл сказанного, мама торжественно воскликнула. Казалось, с таким же выражением лица и интонацией Гитлер произносил свои речи. Если вкратце, суть её 30-минутной триады заключалась в том, что она, как всегда, была права. Не зря она в роли домашнего попугая повторяет всей семье, что, когда и как нужно делать, потому что в итоге все счастливы. И она – права.

Спорить с матерью в её триумфальный час никто не осмелился, и я – в том числе. Я пробормотал что-то о том, что долго думал и что пришло время "открыть все карты" – перед собой, семьёй и Алиной. Как оказалось, все были счастливы. Кроме меня и Карины. Мама продолжала воспевать хвалебные песни всем богам, лишь бубна ей не хватало, чтобы начать ритуальный танец. Отец усмехался и наливал себе уже третью рюмку, а Агния довольно поедала торт, который ещё 10 минут назад был под запретом. Только Карина смотрела на меня глубокими и грустными глазами.

– Кариш, что-то не так? – взволнованно спросил я, подумав, что сестра себя плохо чувствует.

– Да, Макс! – воскликнула она, вскинув брови. – Всё не так! – с грохотом отодвинула стул и быстро вышла из кухни.

Такой реакции никто не ожидал. Никто не знал, как себя вести: идти за ней или оставить в покое. Зная характер сестры, второй вариант был безопаснее. Но я не из робких. Несмотря на уговоры родителей, я был готов принять весь удар на себя и выяснить, что же её так задело.

Я отодвинул стул, щёлкнул по носу всё ещё поедающую торт племянницу, пытаясь приободрить её, и вышел на веранду. Я был уверен: Карина там. Конечно, я оказался прав. Она уже открыто курила сигарету.

Карина никогда не была особенно красивым ребёнком – и она это знала. Высокая, худощавая, с вытянутым лицом – всё это придавало ей скорее мужественные черты. В детстве она не была самой красивой в классе, да и в группе института, который так и не закончила из-за ранней семейной жизни. Но у Карины был свой "магнит": внутренняя уверенность, обаяние и энергия, притягивающая людей. Она никогда не стеснялась своей внешности, всегда была окружена подругами, а позже – и парнями.

С возрастом, как и все, она экспериментировала с внешностью. К 20 годам, после развода и рождения Агнии, определилась со стилем. Волосы тёмно-красные, причёска – всегда аккуратная. Стиль – сдержанный, подчёркивающий фигуру, но не вызывающий. Мужчины оборачивались ей вслед. Прямая осанка, уверенный взгляд и тонкое понимание людей придавали ей харизму.

Увидев меня, Карина едва заметно шевельнула губами – я был уверен, она выругалась. Я искренне не понимал, в чём дело. Моя самоуверенность испарилась, шаги стали неуверенными. Я уже обдумывал план побега обратно на кухню. Наверное, у меня на лбу высветился сигнал SOS, потому что Карина, как знающая толк в мужчинах женщина, спокойно, но ледяным голосом произнесла:

– Макс, я тебя хоть и люблю, но ты такой идиот!

Диана. Слёзы и правда: встреча после многих лет

Отужинав, мы с Дениской еле-еле поднялись из-за стола. Накинулись на все вкусности и не отступали от тарелок, пока не увидели их дно – тётя Поля не жалела еды. Такой ужин – именно тот момент, когда понимаешь: ты не одинок. Классического киношного ужина всей семьёй у меня никогда не было. Матери было не до меня, я была просто счастлива, если в холодильнике была хоть какая-то готовая еда – чтобы не надо было самой всё готовить, как бывало чаще всего.

Отец… Я его практически не помню. Лишь высокий силуэт мужчины, постоянно кричавшего где-то вдалеке. Мама развелась с ним, когда мне было чуть меньше трёх лет. Семейной идиллии в нашем доме никогда не было – с самого моего рождения. Мама вышла замуж рано – как это часто бывало в СССР, едва достигнув совершеннолетия. Большой и светлой любви у неё не было, зато была надежда на стабильное будущее. Папа в итоге не стал тем великим инженером, каким мама его представляла. После увольнения он запил, и для мамы это был настоящий ад – молодая девушка с грудным ребёнком на руках, муж-алкаш и никакой работы.

Три года подряд папа пил, бил маму, а потом, как мама рассказывала, доставалось и мне – маленькой, беззащитной. Я много раз пыталась поговорить с мамой об этом, но ничего не вышло. Я её не осуждаю, ей самой было тяжело. Просто я, став матерью, поняла, что никогда не смогу понять её и поддержать в полной мере. Как бы ни было трудно, мой ребёнок всегда был счастлив и улыбался.

Когда мы закончили ужин, Дениска ушёл в гостиную смотреть телевизор, а Молли осталась у меня на руках, посапывая.

– Спасибо вам большое, тётя Поля! – стараясь не заплакать, сказала я, хотя глаза уже предательски покалывали, а губы сложились в некрасивую трубочку.

Увидев моё лицо, старушка быстро прильнула ко мне:

– Дианочка, родненькая, что случилось? – взволнованно спросила она.

Я взяла себя в руки, но слёзы уже навалились. Обняв её, еле слышно прошептала:

– Тётя Поля, вы даже не представляете, как сильно я вас люблю и как долго нуждалась в вас.

Мы обе не смогли сдержать слёз. Мама никогда не обращала внимания на мои страдания и душевную боль. Когда я это поняла, научилась скрывать эмоции, но в этот вечер решила, что хочу быть искренней.

Прошло много лет, много обид и стрессов, но именно в этот день я дала волю своим чувствам. Мне казалось, что я выплакала все слёзы на ближайшие пять лет.

Очень хотелось спросить у тёти Полины, почему она так резко прекратила со мной общение, в чём я виновата. Но время было не подходящее. Я чувствовала, что это не моя вина, что тайна в чём-то другом – и, наверное, я ещё не готова узнать её.

Мы обе никак не могли поверить, что сейчас действительно сидим и разговариваем не в воспоминаниях, а в реальности. Наш разговор продолжался до трёх часов ночи. Я и представить не могла, как сильно мне не хватало таких душевных бесед. Мы говорили обо всём на свете, смеялись и плакали, поддерживали друг друга и вспоминали былое. Впервые за много лет я заговорила с кем-то о Максиме – это было драгоценное и неприкосновенное для меня.

Моя мама не осмеливалась завести разговор на эту тему, хотя, как мне казалось, иногда ей всё-таки хотелось выступить в роли матери. Но она знала: она никогда не была и не является тем человеком, с кем я готова делиться сокровенным.

В жизни было всего два человека, которым я могла доверить свои тайны – тетя Поля и Оля. Не то чтобы у меня не было подруг, просто мне хватало пары настоящих людей, а не толпы. Душу и сердце я тоже никому особо не открывала – воспитание и отношение матери сделали меня закрытым человеком. Я привыкла не жаловаться и не доставать других своими проблемами.

Я знаю, как тяжело держать всё в себе, бояться признаться в слабости и попросить о помощи. Именно поэтому я мечтала, чтобы мой сын вырос совсем другим. Чтобы он знал: я всегда буду его опорой и поддержкой, и он не должен бояться показывать свои эмоции миру. Уметь говорить: «Мне плохо, мне нужна помощь, я в тебе нуждаюсь» – это так важно.

Я благодарна судьбе, что тётя Поля научила меня выражать свои чувства. Это умение помогло мне расстаться с мужем и не дать себя растоптать. Благодаря этому я выстояла перед всеми трудностями.

Оля была моей лучшей подругой, с ней мы познакомились в школе. Она перевелась к нам во втором классе, потому что её предыдущая школа всё больше закрепляла за собой статус «школы для будущих уголовников» – курение прямо на уроках, драки «стенка на стенку», разборки. Родители Оли, интеллигентные врачи, решили перевести её к нам уже в начале первого семестра.

Она пришла в класс испуганная, и я сразу начала с ней общаться, чтобы поддержать. Мы сблизились, вместе росли, ходили на тренировки, обсуждали мальчиков и первые влюблённости. Она знала всё обо мне и Максиме. Это оказалось не самым разумным решением.

Оля видела, как сильно Максим ценил наши отношения, хоть мы и были подростками. Ей тоже хотелось внимания от своего парня. Тогда я думала, что она искренне радуется за меня. Ошибалась. Сейчас понимаю, насколько.

В голове снова и снова прокручивался тот последний вечер с Максимом, Олей и её парнем. Он стал роковым для нас четверых. С того дня я никого из них больше не видела. Прошло уже десять лет, а картина в памяти не меняется и даже не тускнеет, как обычно бывает.

Когда долго не видишь человека, забываешь мелочи – улыбку, мимику, жесты и смех. Вот этого я так хотела забыть, но не могла. Помнила каждого так, словно мы виделись вчера.

Прокручивая тот вечер, я заснула и всю ночь видела один сон: я, Максим, Оля и Антон. Мы были так счастливы – но это счастье длилось недолго…

Максим. Тени прошлого и слёзы настоящего

Изначально я даже обиделся от незаслуженной нападки сестры. Думаю, она заметила моё смятение, но её это ни капли не волновало. Карина продолжала стоять с каменным, холодным выражением лица, из глаз которого, как мне казалось, сейчас начнут вылетать убивающие молнии. Немного помолчав и обдумав, что бы мне такого умного ответить, у меня получилось вымолвить лишь не очень остроумное:

– Да, ну и повезёт же кому-то с моей сестрёнкой.

– Повезёт, не сомневайся, – как баскетбольный мяч отбила она меня словами, – а вот тебе вряд ли повезёт в любви, если будешь продолжать вести себя как идиот.

Я попытался сделать недовольное лицо, но Карину это никак не впечатлило. Не обращая внимания на моё недовольство, она продолжила свою триаду:

– Макс, я никогда не думала, что у меня настолько слабохарактерный брат, – отчеканила сестрица, – у меня уже были тяжёлые времена, и мама постоянно заставляла меня делать так, как ей хочется. Тебе ли не знать, чем это закончилось? – тяжело вздохнула она и струсила пепел на пол.

– При чём здесь… – не дав мне договорить, она продолжила, делая вид, что абсолютно не замечает моего возражения:

– А закончилось это никому не нужным браком, побоями, нежеланием жить и незапланированным ребёнком. – Отвернувшись, она продолжала курить, пытаясь скрыть накатывающиеся слёзы.

– Кариш, ну ты чего? – приобнял я сестру сзади. – Ты же знаешь, мы с родителями всегда рядом, мы всегда тебе поможем с ребенком и всем остальным. Ты не одна.

Волнение нахлынуло на меня – я видел сестру такой сентиментальной крайне редко. Она никак не реагировала на мои объятия и молча курила, стоя ко мне спиной и глядя вдаль. Мои пальцы сжимали её хрупкие плечи, а горло временами нервно подёргивалось. Собравшись с силами, она, как обычно, проговорила вполне уверенным голосом:

– Максим, я люблю свою дочь больше всего на свете, и сейчас речь совсем не об этом, – резко отстранилась от меня, бросила «бычок» в пепельницу и сразу же потянулась за новой сигаретой. – Речь о твоём будущем и о твоём желании делать те или иные поступки. – Она обернулась ко мне.

– Ты же за Алину говоришь? – попытался я сбавить накал.

– Да, Макс! За Алину! Не строй из себя идиота! – взорвалась сестра. – Это очевидно, что ты не хочешь её ни с кем знакомить, очевидно, что ты уехал от неё, чтобы побыть вдали, но не можешь, потому что она, как назойливая муха, всё время названивает, а мама действует так же – и ты поддаёшься.

Молнии с её глаз будто вылетали, небо затягивалось дождливыми тучами, ветер развевал её длинные красные волосы – всё это лишь добавляло зловещей атмосферы.

– Карин, – начал я на повышенном тоне, – вот тут ты права. Может, хватит уже всем лезть ко мне и в мою жизнь? – Я эмоционально жестикулировал руками. – Разве не очевидно, что я достаточно взрослый, чтобы принимать решения сам? – продолжал «закипать».

Видимо, сестру не тронул мой всплеск. Она спокойно, медленно моргая, с каким-то наслаждением наблюдала за моим возмущением, затягивалась сигаретой и смотрела сквозь на меня. Затем спокойно отвернулась к столу, чтобы затушить окурок, подошла ко мне и тихо сказала:

– А еще очевидно, Максим, – медленно и чётко, по слогам, – что ты её не любишь, никогда не любил и не полюбишь, потому что до сих пор, спустя хрен знает сколько времени, любишь Диану. – Хлопнула меня по плечу и ушла, крикнув на прощание: «Сейчас дождь пойдёт, иди в дом».

Но я уже не слышал. Чёрт возьми, она была права.

– Я люблю Диану. Карина права. – Признавшись в этом себе, я закатил глаза к небу, и в тот момент дождь хлынул с небес…

Почти десять лет прошло с тех пор, как я последний раз её видел. Глаза не отпускала одна картина: Диана, её глаза, смех и внезапно увиденное мной сообщение на ее телефоне – «Я хочу тебя. Приезжай ко мне скорей». Первые секунды и даже минуты я не мог поверить – это не сон, это не ошибка. Казалось, будто ко мне подошли, вырвали сердце и внутренности без анестезии, а мои крики о боли остались никем незамеченные. Я стоял один, истекая кровью, без шанса на спасение.

С того момента я больше не видел Диану. Несколько лет просто существовал, безразличный к учёбе, экзаменам в экономический университет и жизни вообще. В ту роковую ночь, придя домой и никому ничего не сказав, я собрал вещи и скромные накопления – которых, конечно, было немного для семнадцатилетнего – и уехал прочь, оставив записку на кухонном столе:

«Мам, пап, Карина, я вас очень люблю. У Дианы другой. Не ищите меня, придёт время – сам свяжусь. P.S. Руки на себя не наложу».

Я считал это идеальным решением. Не мог больше оставаться в городе, где каждая улица напоминала о ней. Купил билет на ближайший автобус в город, где никогда не был, и выкинул сим-карту. Мне было всё равно: выгонят ли меня на улицу, побьют ли местные гопники или продадут на органы – главное было не видеть её.

Я много раз набирал её номер, но не звонил. Стоял на вокзале, порывался купить билет обратно, но не делал этого. Не мог простить предательства и лжи.

Кто-то подошёл сзади и накинул на мои плечи кофту. Я обернулся – мама стояла с зонтом, беспокойство на лице:

– Сынок, что ты здесь стоишь? Что сказала Карина? Почему ты так расстроен?

Мне оставалось только сказать:

– Правду, мам. Она сказала правду. – Запнувшись и глубоко вдохнув, я поднял лицо к небу, чтобы капли дождя скрывали слёзы. – Я не люблю Алину и никогда её не полюблю…

Мама хотела что-то утешить, но я перебил:

– Мам, не надо. Это правда, которую ты тоже знаешь. Но всё остаётся в силе – я приглашу её в гости и, скорее всего, скоро сделаю предложение. – Надев кофту, я чувствовал, как промёрз до костей.

– Но, Максим… – я увидел слёзы в её глазах и бессилие.

– Мам, – снова перебил, – мне нужно подумать. Я поеду прокатиться. Обещаю, через пару часов вернусь, так что не волнуйся. – Поцеловал мать в щёку и направился к гаражу.

Я не дал ей сказать ни слова и знал, что так будет лучше для нас обоих. Мама лишь несколько раз кричала вслед:

– Максим! Максим, подожди! Ты куда? – поняв, что меня не остановить, выкрикнула напоследок: – Да будь же она проклята, твоя Диана! – и громко заплакала.

Диана. День, когда всё меняется

Я проснулась рано утром. Не могу сказать, что была полна сил и энергии – накопившаяся усталость после дороги и вновь нахлынувшие эмоции не давали моему телу полностью расслабиться, казалось, даже во сне. Вся ночь мне снилась дискотека – первая в жизни, которая разделила мою жизнь на «до» и «после».

Времени и желания долго раздумывать не было, поэтому я быстро потянулась, почувствовала ноющую боль в теле от тяжёлых чемоданов, зевнула, дала облизать нос и лицо уже сидевшей рядом со мной Молли и побрела в ванную. Дениска ещё посапывал, и я решила дать ребёнку ещё немного времени поспать. Сегодня у нас было запланировано много дел, так что малышу вряд ли удастся хорошенько выспаться.

Проведя все утренние процедуры, я пошла на кухню, где старушка уже вовсю готовила завтрак.

– Доброе утро, тётя Поль! – бодро поздоровалась я, ведь утренний душ – одно из немногих средств, которые помогают мне бороться с усталостью. – К нам что, армия солдат в гости собирается? – спросила я, засовывая в рот блинчик, не дожидаясь приглашения.

– Нет, дорогая, это всё для вас, – сияющая тётя Поль показала рукой на большую стопку блинчиков, пирожков с яйцом и зеленью, на столе стояли мёд двух сортов, сметана, заварник и три чашки для чая.

– Вы что, совсем не ложились спать? – спросила я, счастливо таща второй блинчик и подкармливая собачку.

– Конечно, ложилась, Дианочка, здесь работы было часа на два, не больше, – улыбалась тётя Поль, переворачивая блинчик.

– Ну кому как, – ответила я, готовя еду для Молли, – мне бы здесь работы хватило на полдня.

Закончив завтрак, я пошла будить Дениску. Уже было 9 утра, пора было приступать к делам. Разбудив сына, дала указание сидеть с тётей Поль и ждать меня – ведь вот-вот должна была приехать клининговая компания, чтобы превратить нашу давно заброшенную тыкву не в прекрасный замок, но хотя бы в уютную халабудку.

Компания оказалась пунктуальной, что меня порадовало. Я показала объём работы, который, похоже, их не испугал, и отправилась обратно к тёте Поль за сыном, чтобы отправиться на поиски работы и школы для него. Предварительно я узнала у неё, какие школы есть в городе, чтобы сузить круг. Я написала список, и мы сразу же отправились в ближайшую к дому школу. Оказалось, что учительский состав у них был укомплектован, но место для ребёнка можно было получить за определённую плату. Я сказала, что подумаю – не была уверена, что это школа мечты для сына. Дениска тоже не казался воодушевлённым, поэтому решение приняли быстро: эта школа нам не подходит, идём искать другую.

Последующие две попытки тоже не увенчались успехом. Во второй школе ученики и учителя выглядели довольно враждебно. С чем это было связано, сложно сказать, но ясно одно – сын в такой атмосфере учиться не будет, и я не смогу работать там. Поэтому отправились в третью школу – с надеждой, что тут нас ждёт успех. Как говорится, «Бог любит троицу», но, увы, не в нашем случае: школа не видела ремонта, видимо, со времён Иосифа Виссарионовича.

Моё хорошее настроение и грандиозные планы начали быстро рушиться. Дениска, как и я, был явно не в восторге. Чтобы хоть как-то поднять нам обоим настроение, я предложила:

– Знаешь что? – таинственно подмигнула я и приподняла бровь.

– Что? – с небольшим энтузиазмом ответил сын, глядя в сторону.

– А ну её эту школу, – радостно сказала я, махнув рукой в сторону здания, – пошли лопать мороженое.

– Так что, поиски окончены? – обрадовался Дениска и улыбнулся.

– Думаю, на сегодня да, – облегчённо ответила я, – поехали в центр города, там уж точно найдём что-то подходящее.

Ребёнок был в восторге, что мучения закончились, и честно говоря, я тоже была рада. У меня ещё оставалось две недели до конца учебного года, и я надеялась успеть найти для нас подходящее место. В голове был план «Б» – если не получится найти работу учителем, я попробую устроиться переводчиком.

Недолго подождав, я увидела подходящее маршрутное такси, на котором мы отправились в центр. Мне было интересно, как он выглядит сейчас.

В моих воспоминаниях центр был украшен цветами на клумбах, продавалась сладкая вата и сувениры в многочисленных будках вдоль центральной улицы. Дети катались на роликах, скейтах и велосипедах, малыши гоняли на машинках на прокат и прыгали на батутах в специальных местах. Я помнила кинотеатр, куда ходила с Максимом. Нас не пускали на фильмы ужасов – любимые мной – из-за возрастных ограничений, поэтому мы ходили в основном на комедии и мультфильмы.

Из-за состояния дорог и привычки к поездкам на маршрутках, которые казались скачками с препятствиями, мы с сыном молча переглядывались и подпрыгивали на каждой яме, в которую, казалось, водитель целился специально. Примерно через 15 минут этих «состязаний» мы прибыли к месту назначения.

Максим. Диана, мама и правда между строк

Я мчался на машине и слышал слова матери словно из тумана и понимал, как сильно мои поступки причиняют ей боль. Но в такие моменты я был бессилен – эмоции захватывали меня полностью. В голове звучали лишь две фразы: «Ты любишь Диану» и «Да будь же она проклята». Я задавался вопросом: почему именно я? Почему я должен быть обречён на этот водоворот чувств? Это не дар и не милость свыше – кого-то любить – это наказание, от которого невозможно избавиться, сколько бы ни старался.

Я ехал, не осознавая куда, а в голове всё крутились одни и те же мысли, заглушая громкую музыку в машине. Я крутился по дьявольскому кругу, из которого не видел выхода. Хотя два варианта всё-таки приходили в голову – ни один из них не утешительный: первый – бить себя по голове до амнезии, второй – смириться и, как я это делал многие годы, жить с нелюбимой женщиной дальше.

Заезжая во двор дома, чтобы припарковать машину, я сразу заметил горящий свет в окнах. Это был плохой знак, ведь часы автомобиля уверенно показывали 04:17 утра. Запарковав машину в гараже, я не спешил, пошёл домой, ожидая бури гнева, слёз и истерик от матери. К моему удивлению и счастью, ожидания не оправдались. Родители с сестрой сидели на кухне. На столе стояла открытая бутылка коньяка, содержимое которой было практически на дне, рядом – новая.

Когда я вошёл на кухню, родственники замолчали. Мне было особо нечего сказать, да и извиняться я ни перед кем не хотел. Я молча достал рюмку из шкафа, взял рядом лежащую неоткрытую бутылку коньяка и сел рядом с сестрой. Затем также молча разлил оставшийся коньяк из начатой бутылки, открыл новую и наполнил рюмки всем присутствующим.

– Ну что? – прервал я молчание. – Кого хороним? Чего такие смурные? – сказал, глядя каждому в глаза по очереди.

Родители явно были не в восторге от происходящего, и лишь Карина, которой явно уже пора было отправляться спать, вымолвила:

– Ты что, Макс, мы никого не хороним. Мы, наоборот, отмечаем твою будущую помолвку. – Слегка икнув, как это обычно бывает у людей, перебравших с алкоголем, сестра продолжила: – Мама сказала, что ты в ооочень – сделав особенный акцент на этом слове – ближайшем будущем надумал жениться. – Съехидничала и недовольно улыбнулась сестра, даже находясь в состоянии алкогольного опьянения.

– Да, Карин, надумал. – Сразу же закипев на 200 градусов по Цельсию, я ринулся в бой с сестрой.

– Так не кипишуй, – сестра снова приняла эстафету. – Я же не сказала, что против или что это плохо. Жить с человеком, который любит тебя, а ты его – нет, всегда проще, чем наоборот.

Наша посиделка продлилась ещё минут двадцать, и мы разбрелись по своим комнатам, оставив невымытую посуду и еду на столе.

Зайдя в комнату, я вспомнил, что не брал телефон в руки с тех пор, как поговорил с Кариной вечером. Скинув джинсы на пол, я предварительно вытащил из кармана телефон, затем стащил с себя футболку отправился в кровать. Я хотел посмотреть, какие же гневные или, наоборот, любовные сообщения я получил от своей девушки, но телефон распорядился иначе, показывая лишь чёрный экран, за что я остался искренне благодарен. Я поставил телефон на зарядку и мгновенно заснул.

Проснувшись, я долго не хотел открывать глаза и возвращаться в реальность. Во сне мне было хорошо – мне в очередной раз приснилась Диана, её глаза и наша скамейка. Деваться было некуда, и спустя некоторое время я без воодушевления полез за телефоном. В принципе, ничего неожиданного: сотни пропущенных звонков и сообщений от Алины. Прочитав всю триаду, которую она мне написала, я сделал вывод: она успела со мной расстаться раза два, но затем призналась в любви раз двадцать. В общем, всё, как всегда – любовная история с Алиной, часть вторая, продолжается.

Я перезвонил Алине, и она через секунду после начала гудков ответила.

– Макс, прости меня, я такая дура! – в истерике и явно плача быстро проговорила девушка.

– Ты чего, Алиш? – не ожидая такой реакции, отозвался я. – Это ты меня прости, что я вчера пропал. – Потирал сонные глаза. – Так получилось… – ничего более вразумительного добавить не смог.

– Нет, ты меня прости! – не дожидаясь моего рассказа, рыдая и всхлипывая, проговорила Алина, избавив меня от необходимости придумывать очередную ложь, – я знаю, что тебе хочется побыть с семьёй наедине, а я не даю тебе покоя. – Шмыгая носом, от видимо скатывающихся в три ручья слёз, сделала паузу.

Мне не хотелось ничего оспаривать, так как по большей части. Помолчав минуту, я прервал паузу и сказал:

– Малыш, приезжай ко мне на следующей неделе. – Промямлил, презирая себя в этот момент. – На этой неделе мне нужно встретиться с Владиславом Николаевичем, посмотреть и вникнуть в дела фирмы, а на следующей думаю смогу несколько дней выделить только для нас. – Проговорил быстро, без запинки и как будто без воздуха.

– Правда? – Алина отозвалась мгновенно. – Ты честно не шутишь?

– Нет, Алиш, не шучу, – не веря собственным ушам, тихо ответил я. – Мама давно мечтает с тобой познакомиться, да и в моём родном городе ты никогда не была.

– Макс, родной, конечно, приеду. Сегодня же договорюсь об отпуске на работе, – радостно щебетала Алина, уже без намёка на обиду и слёзы.

Мы ещё минут пять разговаривали, в основном о моей лжи, как мы замечательно вчера провели время в семейном кругу и как телефон неожиданно разрядился и не хотел включаться до утра. Алина не была дурочкой и явно понимала, что я лгу, но, чтобы не нарушить романтическую атмосферу и не поставить под угрозу знакомство с родителями, с пониманием поддакивала мне в такт.

Распрощавшись, я пообещал набрать позже и отправился в душ.

Приведя себя в порядок, я пошёл искать родственников, которые снова собрались на кухне, чтобы выпить чай или кофе после вчерашнего напряжённого вечера и ночи.

– У меня такое ощущение, что вы эту комнату никогда не покидаете, – попытался пошутить я, но шутка никого не впечатлила.

Абсолютно понятно, что атмосфера в доме накалена до предела, и каждое неверно сказанное слово грозит всплеском ненужных негативных эмоций. Начинать дискуссию второй день подряд мне не хотелось, поэтому, чтобы избежать конфликта и накала семейных страстей, я подумал, что могу отправиться с Агнией в центр города купить обещанную игрушку, как у одноклассницы.

Я пошёл в комнату, где находилась малышка, чтобы сообщить ей о плане. Она рисовала в альбоме, усердно вымачивая кисточку в баночке с водой.

– Агния, – обратился я к ребёнку, не обращающему на меня внимания, – мы вроде сегодня договаривались сделать день подарков.

– Правда? – Интерес к моей персоне у малышки сразу же проснулся.

– Ты же сама говорила, что у твоей одноклассницы есть крутая кукла Барби, обладательницей которой ты тоже должна стать, – присел рядом, чтобы быть на её уровне.

– Не одноклассницы, а Светки из параллельного класса, – с сияющими глазами сказала Агния, убегая к маме делиться радостной новостью.

Тем временем Карина одевала дочь, а я снова пошёл на кухню перекусить. Папы уже не было – видимо, он ушёл на рынок за покупками, я слышал звук заводившегося мотора. Мать до сих пор была на кухне, капаясь в делах. Я сел на стул и начал собирать что-то вроде бутерброда из оставшихся продуктов.

– Мам, – сказал я виновато, – прости меня за вчера.

– Да что ты говоришь? – взорвалась мать и оборвала меня на полуслове. – В чём я виновата, скажи? А отец? Сестра?

– Мам, прекрати! – начал я говорить громче. – Не нужно делать меня виноватым! Каждый из нас внёс свою лепту в скандал. – Сделал паузу, чтобы не кричать. – В одном ты права – отец не виноват. В отличие от тебя, мам, он не лезет так беспардонно в мою жизнь. – Я не верил, что сказал это вслух.

Мне не хотелось обидеть мать, я знаю, что она хочет только лучшего для меня и сестры, но очень хотелось, чтобы она уважала личные границы.

– Знаешь, что, сынок, – с наворачивающимися слезами сказала мать, – ты можешь с этого момента жить так, как хочешь! – Кричала, не переводя дыхания. – Хочется бегать за вертихвостками – бегай! Хочется снова поломать жизнь – пожалуйста! Не нравится жить с тем, кто любит тебя – тоже отлично! – И, выдохнув, кинула кухонное полотенце на мебель и вышла.

Я не стал её догонять – устал чувствовать себя виноватым перед Алиной, семьёй, друзьями, и поэтому остался сидеть на стуле в ожидании племянницы, которую одевала сестра, не сказав матери о скором визите будущей невестки.