Девушка из девяностых

ТРИГГЕР

Если не хочешь по-хорошему, пеняй на себя!

Разгневанный Николай сверлил меня взглядом, сидя на кухне в моей квартире.

Я предлагаю тебе всё! Роскошь, помощь, путешествия! Карьера пожалуйста! Картины писать галерею куплю! Моделью быть продолжай! Торговый бизнес не вопрос! Только скажи! Да хоть на сцену иди и песни пой все для тебя сделаю. Только выходи за меня!

На минуту в его глазах мелькнул луч надежды, и он в который раз за эту ночь придвинул ко мне коробочку с дорогущим кольцом.

Я ведь даже не зову тебя к себе в Магнитогорск. Не хочешь бросать родителей ладно. Просто скажи «да»! Поедем распишемся, и я улечу на Урал, порешаю дела и назад! А тебя в Париж отправлю, чтобы платье себе подобрала и…всякое такое…Или не хочешь платье?

Он заискивающе искал мой взгляд. А я упорно разглядывала знакомый до последней трещинки старый линолеум. Уже в который раз он игнорировал мой однозначный отказ и откровенное нежелание сочетаться с ним браком.

«Господи! Да сколько можно! Неужели эти новоявленные толстосумы не понимают, что не всё можно купить за деньги? И как я, вообще, позволила всему этому случиться?»

Мы сидели за кухонным столом, застеленным кружевной клеёночкой, которой моя прекрасная мама попыталась украсить скромность обстановки. На нашей семейной кухне, впрочем, как и во всей квартире, царила ничем не прикрытая бедность. Да! Мы жили бедно. Хотя в начале девяностых годов и на нашу голову свалилась прекрасная возможность поправить это привычное для семьи состояние. Но мой отец был явно не бизнесменом и довольно большими деньгами, которые мы получили от удачно проведенной сделки, распорядился весьма неказисто, вложив их под большие проценты в различные акционерные общества. Они множились в те годы, как грибы после дождя. Теперь же он, нервничая и чертыхаясь, таскался по судам, в надежде вызволить хоть часть пропавших денег из жирных закромов всяких там «МММ», «Гермесов», «Хопер-инвестов», «Властилин» и т.д. Также он изводил меня, заставляя перепечатывать составленные им нескончаемые гневные письма, просьбы о рассмотрении и жалобы во всякие слабо работающие в те времена государственные инстанции. За недолгое время материального процветания в нашем доме появилась заграничная бытовая техника, блестящая новизной и современным дизайном. Но, если честно, она лишь подчеркивала убогость совдеповского интерьера тридцатилетней и более давности. Хотя и служила моему отцу предметом для гордости и подслащивала горькую пилюлю обманутого вкладчика. Вся эта история с финансовыми пирамидами и обманутыми надеждами очень скверно сказалась на характере и здоровье моего отца. Он начал ещё больше пить, постоянно устраивать скандалы на пустом месте, доводя нас с мамой до слез. Потом на некоторое время затихал, уходил в себя, часами пялясь в стену, тяжело вздыхал и хватался за сердце. Как следствие, папа сильно заболел, получив вторую группу инвалидности. А в нашем доме поселилось гнетущее уныние, которое лишь моя лучезарная мама пыталась осветить светом своей души. Мы с ней старались как могли. Мама шила на заказ, я писала на продажу небольшие картины маслом и преподавала изобразительное искусство в центре эстетического воспитания дошкольников. Затем, в один прекрасный день, получив месячную зарплату, на которую я смогла купить лишь свой любимый дезодорант Envol фирмы Lancome, я отчетливо поняла, что работать за такие крошечные деньги значит не уважать себя. И с болью и сожалением ушла из такой любимой и нужной, но слабо оплачиваемой профессии. Сначала я подрядилась заниматься брокерством. Но не преуспев на этом поприще, как и многие другие преподаватели и врачи, оставшиеся без средств к существованию, занялась торговлей. Сначала ездила челноком в Польшу. Затем стала товароведом в элитном магазине, который открыли мои хорошие знакомые. И, наконец-то начав весьма прилично зарабатывать, смогла обеспечить себе и родителям достойное существование. Параллельно я работала демонстратором макияжа, участвуя в областных, региональных и российских конкурсах. И в конечном итоге совершенно спонтанно приняла участие в местном конкурсе красоты, завоевав высокий титул. Будет к месту сказать, опуская ложную скромность, что я была яркой, высокой и стройной девушкой. Посему, на улицах ко мне подходили вербовщики модельных агентств, которых в ту пору тоже развелось немало. Сказать по правде, я долго сопротивлялась этой профессии. Ибо воспитана была в довольно пуританских традициях да и будущее видела для себя иное. Ведь ещё совсем недавно, в мечтах я связывала свою жизнь с преподавательской деятельностью, сдавала кандидатский минимум в институте, писала кандидатскую диссертацию, со всем своим юношеским максимализмом мечтая, какую пользу я принесу своей любимой родине и обществу. Но! В бурном потоке быстро меняющихся событий о мечтах и предпочтениях быстро забывалось. Так как «есть хочется каждый день». А деньги на жизнь зарабатывались в те времена другими профессиями. Так что да! В конечном итоге я стала фото- и супермоделью. И периодически это тоже приносило приличные суммы.

Тотальные и непредсказуемые изменения в стране, на которые пришлась моя молодость, научили неплохо приспосабливаться к быстро меняющимся обстоятельствам, но не уничтожили слишком мощное во мне чувство свободолюбия и эгоцентризма.

Даже во многом живя для своих родителей, идя на поводу их желаний и потребностей, я весьма четко отвоевывала себе личное пространство и право жить по своим правилам.

И потом, ведь молодость брала свое, и, помимо многочисленных забот и работ, в моей жизни на постоянной основе присутствовала ЛЮБОВЬ. Ох! Как сейчас понимаю, я была очень влюбчива. И родившись в семье двух красивых, сложных, темпераментных, но любящих друг друга людей, я знала только одно! «Любовь это самое важное в жизни человека! Миром правит любовь! Без любви ни в чем нет смысла!». Понятное дело, что эти порождения юношеского максимализма цитаты часто не служили мне доброй службы. Ведь в каждых новых отношениях я видела апофеоз всех смыслов вообще и человека, с которым встречаюсь, в частности. Отдаваясь отношениям полностью, я требовала этого в ответ. Была вспыльчива, непоследовательна, истерична. Только теперь понимаю, как порой другим людям было со мной сложно. Но, тогда! Тогда я мыслила себя и свою жизнь по-другому. И если кто-то не соответствовал моим представлениям о действительности, тот был «бедный».

К тому моменту, как мы с Николаем сидели за столом на моей скромной кухне, я, как мне казалось, знала о себе все. Правда, я не вполне ясно представляла, чего же в конечном итоге хочу от жизни. Но отчетливо понимала, чего не хочу. А не хочу я замуж за магнитогорского магната (оно же бандита) Николая. И ничего никто со мной сделать в этой ситуации не сможет. Нет и всё!

Хотя, по правде сказать, к этому моменту я уже отчаянно хотела выйти замуж. Уж не знаю, почему? Возможно, потому что мне было 28 лет, и я чувствовала себя «белой вороной», не соответствуя принятому в обществе клише, что замуж выходить надо рано. Возможно, мечты о браке подогревали сложенные судьбы моих подруг и их растущие на моих глазах дети. А тут ещё отец каждый божий день не упускал случая рассказать, как он хочет внуков, и что я, в любом случае, буду уже «старородящая», ведь «годики-то идут».

Да, годики действительно шли. За плечами было уже несколько полновесных романов. Каждый из которых был пропитан моими необузданными эмоциями, взаимными чувствами и драматизмом. Во мне бушевали страсти, но и опыт в отношениях тоже потихоньку рос. Когда-то очень давно, лет в тринадцать, я написала стихотворение, которое стало (как и многие мои стихи) весьма предсказательным:

ОЖИДАНИЕ (13 лет)

Жду тебя мой принц из сказки

Славный, смелый, молодой,

Сильный да не хватит краски

Описать весь образ твой!

Годы мчатся жизнь в познанье,

Я теперь иного жду:

Мне не надо золотого,

Лишь не бросил бы в беду.

А затем, еще немного

В жизни милого прождав,

Изменила образ строго

Горечь, стыд и страх узнав:

Не хочу, чтоб был красивый,

Не хочу, чтоб знал успех.

Все равно он будет милый!

Самый, самый среди всех!

И действительно, красивого я вообще никогда не хотела. Ибо очень красивым мужчиной был мой отец. И не потому, что он мой. Нет! Это просто факт! И что такое жить со своенравным красавцем я знала «не из газет».

В свои 28 лет я уже не хотела и «особенного», то бишь талантливого, яркого и слишком неординарного. Роман с таким человеком у меня уже был. Талантливый молодой хирург, кандидат медицинских наук, спортсмен и интеллектуал, он оставил на память о себе подорванное от абортов здоровье, упавшую до ноля на длительный период времени самооценку и ещё более растерзанную психику.

«Золотой», то есть, богатый мужчина в моей жизни тоже присутствовал. В реальности я его давно уже оставила. Но он не хотел этого понимать, периодически прикатывая на своей дорогущей машине к нам под окна, оглушительно сигналя фразой из песни «История любви» и призывая меня выйти к нему. Иногда мама врала, что меня нет дома. И тогда он приезжал пьяный по ночам. И тут уж мне приходилось к нему спускаться. Ведь жители нашего пятиэтажного дома да и других домов во дворе, были крайне недовольны пробуждению в два или три часа ночи. Хотя это был и неплохой человек, но огромные деньги, заработанные за короткий период «парнем из аула» (как он сам себя называл), служили ему дурную, разрушительную службу. С ним я чуть не спилась, завтракая, обедая и ужиная в ресторанах с неизменным шампанским в меню.

СОСТОЯНИЕ № 1 (24 года)

Шампанское, разлитое в бокалах.

Искристый луч зеленовато мил.

Ах, боже мой! Как страшно я устала!

С глотком вина ушел остаток сил.

Сокрытая на дне кофейной гущи,

Судьба моя пронзительно грустна.

И мир мой призрачен и хрупок пуще,

Чем светлый лед, чем капелька вина.

Состояние №2 (25 лет)

Слабость отвечать…

Серые следы

Тусклая печать

Праздной суеты.

Дым от сигарет.

Стынет в чашке чай.

В горле стоном «Нет!»,

Встанет невзначай.

Это от пиров,

Это от тоски.

В млечности миров.

В суете толпы.

Обреченность дум.

Скоротечность лет.

Заморожен ум,

Но покоя нет.

Слабость отвечать,

Зыбкие следы

Серая печать

Пошлой суеты.

Такое бесцельно прожигаемое время меня в конечном итоге не устроило. Как, впрочем, и многие другие нюансы, сопутствующие разгульной жизни. Лишь теперь я понимаю, что внутренний цензор присутствовал во мне всегда, воспитанный запретами и ограничениями советского детства и юности. А ещё во мне жил внутренний творец, которому постоянно нужно было иметь в жизни творческое занятие, невозможное в этом вечно пьяном бардаке. Ведь творить: писать картины и стихи, ткать гобелены, искать смыслы и вдохновения в книгах на пьяную голову я никогда не могла. А ещё во мне жил неизлечимый романтик, которому страстно желалось утонченности в чувствах и верности в отношениях.

Поэтому в какой-то момент я и сказала стоп такому образу жизни. Выбор, конечно, делала какая-то лучшая, глубинная часть меня. Которая и позволила ещё в 17 лет написать стихотворение, ставшее ну просто гимном всей моей последующей жизни:

Не желая, не стану молить.

Просто жалко мне слов драгоценных!

Но, почувствовав буду любить,

Не избегнув препятствий мгновенных!

Испугаюсь и в «угол забьюсь»,

Ложной храбростью не покрываясь.

Замечтаюсь мечтами упьюсь,

Горько, сладостно в них заблуждаясь!

Захочу полететь Полечу!

Даже если на самолете.

Захочу рассказать Закричу!

Даже если в ответ Вы уйдете.

Буду жить! Заблуждаться! Творить!

Буду делать ошибки и верить!

Не позволю душе я застыть!

Не позволю душе лицемерить!

Итак, мне более-менее уже было понятно, каких любовных отношений я для себя хочу. Но что было делать, когда в бандитском городе в бандитское время ко мне постоянно цеплялись бандиты. Не только они, конечно. Но эти хамоватые, схватившие на короткое время «Бога за бороду» люди представляли настоящую угрозу. Они были везде. В своих дорогих машинах и якорных золотых цепях на шеях они подкатывали в любом месте и в любой ситуации. Уж и не предположу точно, что помогло мне лавировать между ними, не нарываясь и ни разу не попав в скверную ситуацию. В конечном итоге я как-то сумела сложить о себе приличную репутацию. И, в общем и целом, среди бандитов в городе меня считали вежливой, приличной девушкой с принципами (тут, почему-то, очень хочется поставить смайлик).

Тем не менее один дикий случай в моей жизни все-таки был.

Подруга встречалась с главарем одной из группировок и, пригласив меня на день рождения, познакомила с ним. Вечер в ресторане прошел вполне прилично. И затем он со своим водителем вызвался развезти нас по домам.

Я, подруга и её сестра сели на заднее сидение, и меня можно было высадить первой. Но нет. Этот самый главарь сказал, что водитель отвезет сначала его и подругу, а потом нас. Ладно, пусть так. И вот мы подъехали к подъезду дома на окраине города, где подруга с главарем вышли. А мы, почему-то, остались сидеть в машине. Водитель сказал, что так надо. И затем через несколько минут из подъезда появился главарь, сказав мне, что подруга просит меня подняться. Мол, она что-то забыла мне сказать важное по работе. Ничего не подозревая, я вышла из машины и зашла в подъезд. Главарь следовал за мной. Резко остановив меня на площадке между этажами, он притянул меня к себе, сказав, чтобы я не «рыпалась».

Что, недотрога, прошипел он, обдав перегаром моё лицо. Попалась? Можешь этим идиотам головы морочить… Но не мне! Возомнила из себя умную. Такая же шлюха, как и все. А ну-ка, снимай штаны.

Он резко дернул меня за лацканы шубы. Мех затрещал, а голова закружилась от панического страха и беззащитности. Я стала умолять. Он не слушал, продолжая короткими ударами кулака бить мне под дых. Сколько это длилось? Как мне удалось вырваться? Я точно не помню. Но отчетливо помню, что с криком выбегаю из подъезда, хватаю с заднего сиденья машины портфель с документами и кассой (да, вот такая я дурында работая товароведом, носила все документы и выручку с собой) и бегу сломя голову в порванной шубе, голося на весь квартал от ужаса.

Несколько дней после этого происшествия я лежала дома, дрожа от паники и переживая снова и снова момент морального террора. Не могла выйти из дома, не ходила на работу. В конечном итоге ко мне вдруг заявилась та самая подруга и, узнав, что случилось, беззаботно заявила:

Ну и что ты трясешься? Ничего же не случилось.

Да? А ты вообще считаешь нормальным, что твой кавалер, походя хотел и подругу изнасиловать?

Честно говоря, я уж и не помню, что мне она ответила. Да это и неважно. А важно то, что это происшествие ещё больше усугубило моё желание вырваться из замкнутого круга бандитского города. Мне мнилось, что где-то там, в других городах и странах, ходят утонченные, интеллигентные и воспитанные мужчины, с которыми можно почувствовать себя в безопасности, с которыми можно прожить романтическую историю любви и в конечном итоге создать крепкие, доверительные отношения. Теоретически я знала, что могу уехать в Москву, в которую я итак не раз приезжала по работе да и просто в гости к подруге. Но практически даже не представляла, как разрушить (растянуть, ослабить) крепкую спаянность с мамой. Надо сказать, что я очень любила родителей. И эта любовь (как я поняла гораздо позже) была столь огромна, что как пудовая гиря висела на моей душе, не давая выбирать собственное направление, не оглянувшись на состояние и настроение родителей. И вот я всё наступала и наступала «на горло собственной песне», оправдывая это тем, что «мама просто не выдержит разлуки, а папе нужна моя помощь и поддержка». Так длилось уже 11 лет. Рядом с ними я закончила институт. Рядом с ними страдала от неразделенной и разделенной любви. Рядом с ними меняла профессии, заводила друзей, занималась творчеством, болела, падала, вставала, добивалась успехов и наград. Мы жили в этом крепком триединстве, даже не осознавая, до какой степени друг в друга проросли.

НИКОЛАЙ

В тот момент, когда Николай сидел на моей кухне, родителей дома не было. Они отдыхали на море, и новоявленный «жених» об этом прекрасно знал. Так как я сама давеча поведала об этом в общей компании. Отношений с Николаем у меня не было никаких. Я лишь снисходительно слушала от друзей, как он такой несметно богатый «владелец заводов, газет, пароходов» «запал на меня», как расспрашивает обо мне и моей личной жизни, как узнает у подруги о моих предпочтениях и так далее. Может это и льстило моему самолюбию. Но не более того.

В этот злополучный вечер он вызвался проводить меня домой. Был, как, впрочем, и всегда при наших встречах, вежлив и внимателен. Его шофер и телохранитель довез нас до моего дома. Николай галантно открыл дверь машины, подал мне руку и направился за мной в подъезд. Я остановилась как вкопанная. Слишком свежо было воспоминание об инциденте с главарем местной банды.

Спасибо Николай, что проводил. Дальше я сама, резко обернувшись, сказала я.

Слушай, Прима (это прозвище я получила в среде многочисленных друзей после победы в конкурсе красоты), я прекрасно знаю о том, что произошло с тобой зимой. Поверь, эта мразь поплатится по-крупному. Теперь никому непозволительно тебя обижать.

Видимо надеясь сравнять своё лицо с моим, он поднялся на ступеньку у подъезда и заглянул мне в глаза.

Ты такая красивая и одна! В нашем неспокойном мире красивой девушке нужна защита. Да и вообще, редкому бриллианту нужна достойная оправа.

Я едва сдерживала смех, понимая, к чему он клонит. И да, моё упущение я не восприняла его, как опасность. Николай всегда производил весьма благоприятное впечатление. Он не ругался матом. Любил бывать в театре и на концертах андеграундных групп. Предпочитал общество актеров и музыкантов. А с некоторых пор стал материально поддерживать целый коллектив нищих, но, большей частью, очень талантливых музыкантов. При невысоком росте и неброской внешности, одет был всегда элегантно и со вкусом. На носу поблескивали неизменные стильные очки в золотой оправе. Которые кстати придавали ему интеллигентности и шика. Конечно, на пальцах блестели перстни и на шее цепи. Но все драгоценности были подобраны со вкусом. И да! Даже пиджак на нем не был красным. Носил он, в основном, дорогие светлые костюмы пастельных оттенков. А зимой удивлял всех местных длиннющим кашемировым пальто.

Ты же понимаешь, насколько ты редкая? пытаясь притянуть меня за руку, сказал Николай. Тебе нужна совсем другая жизнь. Ты должна блистать!

Ну и что ты предлагаешь мне делать с этой информацией? с усмешкой ответила я.

Ничего, просто…просто я хочу предложить тебе… помощь. Ну, поддержку…любую. Какую хочешь.

Николай запинался и подбирал слова, явно нервничая. Мне тоже было неловко. Я не испытывала к этому человеку никаких романтических чувств. Для меня он был приезжий меценат моих друзей музыкантов, с которым я несколько раз виделась в общей компании.

Николай, спасибо тебе большое и за комплименты, и за желание помочь. Но, я и сама неплохо справляюсь.

Нет! Ты не понимаешь! повысил он голос, нетерпеливо дернув меня за руку. Я хочу предложить тебе роскошную жизнь…

Нет! Я прекрасно всё понимаю! с силой выдергивая руку, почти крикнула я. А если ты ещё не понял, то я на роскошь не ведусь, не продаюсь и не желаю больше разговаривать на эту тему.

Придется поговорить!

Его лицо изменилось до неузнаваемости. Взгляд поверх поблескивающих под фонарем очков стал жестким. Губы сложились в тонкую холодную ухмылку.

Ириша! услышала я голос соседки. Ты домой?

Да, тётя Зиночка!

Задрав голову, я с благодарностью смотрела на темный маленький силуэт в проеме окна четвертого этажа.

Зайди сейчас ко мне. Я тебе котлет и пюрешку дам. Небось опять целый день голодная носилась.

Ой, ням-ням какой! Иду, бегу и спотыкаюсь, весело ответила я тёте Зине, стремглав бросившись в проем подъезда.

Прима, мы не договорили, крикнул мне в спину Николай.

Ага! И не договорим, обернувшись, на ходу ответила я. Я такой тон по отношению к себе не приемлю.

А зря! Глупо пренебрегать выгодными предложениями…

Ну, значит я дура! уже несясь по ступенькам вверх, со смехом парировала я.

Тётя Зина ждала у открытой двери своей квартиры.

Заходи, сказала она и проследовала на кухню. Пюрешку и котлеты разогрею сейчас. Поешь у меня, чтоб я видела. А то с твоими похудениями скоро за шваброй сможешь спрятаться. Вот помидорчик, огурчик и лучок зеленый… Садись ешь.

Тётя Зиночка, дорогая моя и любимая! Что бы я без вас делала!

Я согнулась почти в два раза, чтобы поцеловать мою любимую соседку.

Надо сказать, что жили мы с соседями очень дружно. Даже скорее как-то по-родственному. Мы все ещё помнили те времена, когда двери квартир запирались только на ночь. А окна даже первых этажей летом оставались открытыми ночи напролет. Живя в материальном смысле приблизительно одинаково, мы готовили впрок, угощая соседей своими нехитрыми деликатесами. Собирались вечерами играть в лото. Часто вместе отмечали праздники. Одалживали трёшку или пятёрку до зарплаты, помогали в трудную минуту, радовались друг за друга в минуты счастья. Я выросла в этом мире открытых дверей и душ и поэтому ещё долго оставалась открытым и простодушным человеком. Из всех соседей связь с семьёй тёти Зины была самая крепкая. У неё было трое детей и муж дальнобойщик. Мы переехали, когда мне было 9 лет. И тётя Зина сразу взяла маму под свое крыло. Она была старше мамы на 7 лет, работала продавщицей в овощном магазине, любила петь песни, шутить и веселиться. Я провела в квартире соседей времени не меньше, чем в своей собственной. А Маринка, младшая дочь тёти Зины, была частой гостьей в квартире нашей. Поэтому для меня было вполне естественным и привычным проявление соседской заботы.

Хорошо, что ты вернулась рано, продолжала между тем соседка. А то бы мне пришлось сторожить тебя всю ночь.

Ну, тёть Зин! Зачем сторожить? Я ведь уже взросленькая девочка, с аппетитом уплетая котлеты, с полным ртом промычала я.

А затем, что матери нет. А я ей слово дала, что присмотрю за тобой. Она ведь тоже бы не легла спать, тебя не дождавшись.

Я с нежностью посмотрела на соседку. Про маму она сказала чистую правду. Она никогда не могла заснуть, не дождавшись меня. Дедлайном моих гуляний, даже во взрослом возрасте, была полночь. И если я задерживалась, мама, как стойкий часовой, в любую погоду ждала меня на балконе, с тревогой вглядываясь в ночь. Меня это, конечно, очень напрягало. Я злилась, доказывала, что её поведение глупо. Что я не могу нигде расслабиться, зная, что она не спит и беспокоится. Что я уже взрослая. Что я так никогда не устрою личную жизнь. Что я… В общем, боролась за свои права, как могла. Мама обреченно соглашалась, говорила, что я, конечно, права. Но мир нынче стал опасен. На улицах и во дворах фонари горят через один. По городу ездят бандиты. По двору шляются ночи напролет пьяные компании. В нашем подъезде выкручены почти все лампочки и в нем уже не раз были замечены наркоманы. Недавно она слышала выстрелы. А в соседнем дворе ограбили и зарезали мужчину. Всё это было верно, конечно. И отчасти я её понимала. Но моей «гуленской» натуре, как воздух, нужна была свобода и независимость. «Вся в папу, с грустью в голосе вздыхала мама. Только пить, как он, не начни». Но я к тому времени выпивала изрядно. Ведь пили все. В любой компании, будь то сообщество художников, литераторов, музыкальный андеграунд или быстро разбогатевшие молодые бизнесмены, спиртные напитки лились рекой. Ими приправлялись и весьма интересные интеллектуальные беседы, и творческие проекты, да и просто посиделки в ресторанах. Кстати, в этот злополучный вечер я тоже была навеселе.

Что это за новый ухажёр у тебя? между тем интересовалась тётя Зина. Опять шибздик «метр с кепкой»?