Демон Кометы. Десять дней

Жила-была на свете

Одна девчонка Бетти

Приехал к ней из Лондона

Весёлый парень Джек.

Бетти плюс Джек,

Танцуйте, дети, шейк

Джек привёз из Лондона

Весёлый танец шейк.

Возможно, народная песня

And I said no, no, no

Oh, Lady Day

Lou Reed

01

Люди в этот бар не заходили. Обычно. Поэтому когда вымокший под дождём парнишка в белых брюках и лёгкой куртке ввалился в дверь, стихли все разговоры. Несколько десятков пар глаз уставились на посетителя, который ожесточённо стряхивал воду с густых жёстких волос. Когда же он поднял голову, оказалось, что у него запотели очки.

– Звезда кучерявому, – сказал Криспион и швырнул на стол девятку бубен.

Карта прилегла на мою восьмёрку треф. Козырная. Я подкинул девятку червей, и Криспион, выругавшись, сгрёб карты.

Я с улыбкой взял стакан и допил виски одним глотком. Льдинка проскользнула в рот – я покатал её языком и раздробил зубами.

– Долго тебе ещё осталось? – визгливым голосом спросил Дион и зашёл с двух валетов.

Взглянув мельком на часы, висящие справа от стойки, я отбился козырями.

– Пять минут.

– Сочувствую! – громыхнул Криспион и докинул ещё одну карту. – А мне ещё восемь лет окучивать. Этого дебила…

Я уронил последний козырь на туза Криспиона и показал пустые руки.

– Я служил верой и правдой. Давайте, парни. Быстренько определите, кто следующий ставит мне выпивку.

– Не торопишься? – хихикнул Дион.

– Нет, растягиваю удовольствие. Первый раз – такой первый раз…

Я посмотрел, как ребята перебрасываются картами. Потом перевёл взгляд на паренька, взгромоздившегося на барный стул у стойки. Сабела дала ему салфетку, и он протирал очки, одновременно что-то говоря. Бла-бла-бла, такой страшный и внезапный дождь, а тут ваш бар – просто невероятное везение. Налейте мне чего-нибудь…

Да, пожалуйста, вот, за счёт заведения. Мы всегда рады дать приют несчастному путнику. А что двое бледных задвигают засов на двери – так это ты внимания не обращай. Всё будет быстро.

– Жулик! – рявкнул Криспион.

Дион мерзко захихикал.

– Мне того же, что Ливию. Согреть потроха.

Ворча, Криспион встал и отправился к стойке. Я посмотрел на часы. Две минуты. Две минуты – и я свободен. Да не просто так, а с прибытком.

– Что будешь делать, когда вернёшься? – Дион мечтательным взглядом ощупывал парнишку за стойкой.

– Держаться подальше от пустоши, – проворчал я.

Старик хохотнул:

– Эт-то уж как пить дать!

Дион был не из бледных. Он был… Вообще, один дьявол знает, кем он был. И какой у него интерес до того парнишки – лучше не задумываться.

– У меня будет душа, – сказал я в продолжение темы. – Хочу немного приподняться.

– Души, – облизнулся Дион. – Души – это как выпивка. Одной всегда будет мало.

– Больше я в эту клоаку не вернусь, – мотнул я головой.

– А мне здесь нравится.

– Спятил, старик?

– Обижаешь! Давно, очень давно. И всё же – ты посмотри, как тут хорошо. Один день похож на другой, и в то же время – не похож.

– Тебе бы в рекламе работать, – хмыкнул я. – Так расписал – даже остаться захотелось.

– Оставайся-оставайся! – Дион весь затрясся от какой-то сложной эмоции. – Я буду без тебя скучать.

– Ну а я без тебя не буду. Можешь хоть сгнить здесь, полоумный сукин сын.

Дион взвизгнул от хохота и тут же вскочил.

– Печень! – заорал он и, чуть не опрокинув стол, рванул к стойке. – Печень мне!

Паренёк уже валялся на полу, полностью скрытый под навалившимися бледными. Криспион аккуратно обогнул эту кучу-малу. Он нёс три стакана огромными ручищами и был сосредоточен на том, чтобы не расплескать драгоценную ношу.

Дион промчался мимо него и начал оттаскивать одного из бледных. Тот, повернувшись, показал окровавленные клыки. Дион вынул нож.

Пошло-поехало…

– Зачем ему печень? – спросил я, когда Криспион стукнул по столу стаканами.

– Ты об этом хочешь думать в последнюю минуту рабства? – спросил Криспион и взял свою порцию. – Давай! Я уже слышу, как бьют куранты. Это был непростой год…

– Десять лет, – поправил я его и тоже встал, поднял стакан. – Спасибо, Крисп. Давай… За то, чтобы в следующий раз увидеться на родине.

– Восемь лет, Ливий! – прорычал Криспион. – Я вернусь через восемь лет. Встретишь меня – и мы там…

Он недоговорил. Что «мы там»? Выпивки там нет. Ничего нет. Там – другое.

Мысль эта на секунду омрачила простоватое лицо здоровяка Криспиона, однако умение долго унывать в число его талантов не входило.

– За тебя!

Стаканы со звоном столкнулись. Я залпом осушил свой, поставил его и, обойдя стол, обнялся с Криспионом.

– Удачи, брат, – сказал тот.

– Не нужна мне удача.

Миг, когда секундная стрелка перепрыгнула через деление с числом 12, я почувствовал. Захотелось взвыть от счастья.

Можно было бы задержаться ещё, и ещё, и ещё. Да хоть на тысячу лет. Работодатель – теперь уже бывший – не стал бы возражать. Но я, хлопнув на прощание по плечу Криспиона, двинулся к двери.

– Не отказывайся от удачи, – напутствовал Крисп. – Эта мерзавка никогда не бывает лишней.

Парня осушили бледные, настал черёд всяких сомнительных тварей, вроде Диона. Они рвали тело на части, рыча друг на друга, как шакалы.

Засов я выбил ударом руки, отшвырнул.

– Ливий уходит! – заорал на весь бар Криспион. – Ливий покидает нас навеки!

Ему отозвался могучий хор.

«Ну надо же, – удивился я, – меня здесь, оказывается, успели полюбить. А сам я если и сумел к кому привязаться – так только к простаку Криспиону».

Обернулся на пороге. Порозовевшие бледные оскалили зубы, теперь ничем не отличающиеся от человеческих. Сабела отсалютовала рюмкой водки и выпила.

Я взмахнул рукой и вышел в холодную октябрьскую ночь.

Погода в этом городе, будто издеваясь, жила строго по календарю. Испепеляюще жаркое лето сменялось промозглой дождливой осенью, а ровно через три месяца наступала морозная зима с таким количеством снега, что в первые дни заваливало все дороги.

Весна тоже была омерзительной. Поэтому я очень хотел домой. Не задержался бы здесь ни за какие коврижки.

Собственно, я мог вернуться хоть сию секунду, но не прихватить награду за эти десять лет было бы преступлением.

Отойдя на два шага, я обернулся. Заколоченная дверь, над ней выцветшая табличка: «Библиотека им. Н. Г. Чернышевского». И чуть ниже: «Не работает».

Маскировка пашет исправно, однако иногда её всё же срывает по непонятным причинам. И ещё более иногда кто-то оказывается рядом.

Я застегнул куртку, поднял воротник и, сунув руки в карманы, двинулся по улице Платонова в сторону центра. Настроение поднималось с каждым шагом. Дышалось всё свободнее. Последняя прогулка по опостылевшему городу. Ничто уже не сможет её испортить.

Впрочем, кое-кто попытался.

Возле закрытого на ночь табачного ларька дорогу заступили трое. Ещё одного я почувствовал сзади.

– О, здорово, брат, – негромко заговорил главный, в заношенной расстёгнутой дублёнке, и протянул руку. – Слушай, такое дело… Есть курить?

Я посмотрел на протянутую ладонь, потом – в глаза гопнику. Ударил кулаком по ролл-ставню, закрывающему ларёк. Кулак пробил тонкий металл и стекло. Завизжала сигнализация.

Согнув руку в локте, я дёрнул её на себя, и хлипкая защита вылетела.

– Кури, – приглашающе кивнул я на разбитое стекло.

Парни попятились, развернулись и бросились бежать. Тот, что хотел напасть сзади, обогнул меня и вчистил за друзьями крича:

– Блин, пацаны, это демон! Демон!

Я стряхнул изуродованный ролл-ставень, посмотрел на киоск, в недрах которого надрывалась сигнализация.

– Заткнись.

Сигнализация заткнулась. Я двинулся дальше.

02

Код от подъездной двери не подошёл.

Я, не веря глазам, уставился на мигнувшие красной подсветкой кнопки.

– Ты серьёзно? Вот так вот?

Смеяться или злиться? Надо бы посмеяться, но злость буквально схватила за горло. Что за чёртов детский сад!

Вздохнув, я положил на дверную ручку ладонь и прикрыл глаза. Почувствовал, как ожило, засветилось под одеждой знамение, нанесённое на правую дельтовидную мышцу. Одно из трёх моих знамений, за которое пришлось расплатиться возможностью курить табак.

У мастеров-знаменщиков условия простые: одна способность в мире людей отнимает одну радость в этом же мире. Я почти десять лет не мог позволить себе затянуться, но зато…

Электронный замок жалобно пискнул, и дверь отворилась. Я шагнул в тёплый подъезд.

Ради хозяина – теперь уже бывшего – приходилось вскрывать сейф в доме генерала ФСБ. Семь потов сошло, знамение, казалось, сожжёт руку. Но справился. А тут – обычный замок, который и мальчишка при желании обдурит.

Консьержки не было. Лифт гостеприимно распахнул двери. Я поднялся на восьмой этаж и позвонил в нужную квартиру.

Ти-ши-на.

Нет, эта игра уже положительно надоела.

Я ударил по металлической двери ногой, и она ушла внутрь вместе с коробкой и добротными кусками кирпичной стены.

– Ты поменял код? – сказал я, шагнув через порог. – И всё? Где парни с автоматами? Где ОМОН? Хотя бы один завалящий вертолётишко? После десяти лет ты вот так ко мне относишься?

В квартире стояла тишина, которая меня обескуражила. Я-то думал, по мне хотя бы постреляют.

Пересёк прихожую, посреди которой теперь валялась дверь. Посмотрел вправо. Телевизор в зале стоял выключенным, только тусклая ночная подсветка аквариума разгоняла мрак. Пустовала и спальня. Ни малейшего отзвука из ванной и туалета.

А вот в кухне теплилось.

Я остановился в проёме, глядя на человека, который отнял у меня десять невыносимо долгих лет.

Альберт сидел за столом, одетый в чёрный костюм, который пошили два дня назад, и который обошёлся в годовой доход Мавритании.

– Хорошо смотрится, – заметил я. – Серьёзно.

Здесь тоже было темно. Только лампа над плитой, да неоновая подсветка стола. И чайник на островке, отдыхая, переливался зелёными разводами. Альберт поднёс к губам чашку с кофе и отхлебнул. Рука дрожала.

– Даже не напиваешься, – сказал я. – Ну что ты за человек… И что за фокусы с кодом?

– Я подумал, что ты, может, просто захочешь уйти, – сказал Альберт, уставившись в чашку.

– Серьёзно так думал?

– Нет. В планах был ОМОН, пара вертолётов… Ну, ты понимаешь. Но потом я решил, что в этом нет никакого смысла.

Я оттолкнулся от косяка, подошёл к столу и сел напротив Альберта. Бывший хозяин поднял взгляд.

– Ты отлично мне служил, Ливий. Все эти десять лет.

– Если бы ты это говорил почаще, папочка, может, мы бы сейчас тут не сидели, – усмехнулся я.

Вряд ли, конечно. Люди есть люди, они демонам не ровня. И привязываться к ним технически невозможно.

– Я не хочу умирать, – просто сказал Альберт.

– Сочувствую.

– Но ты… всё равно меня убьёшь?

– Заберу твою душу, – уточнил я. – Она – моя, я её заслужил.

– Ты бы мог… отказаться.

– А ты часто отказывался от своего куска?

Молчание. Никогда он не отказывался. Да и у других изо рта вырвать не брезговал. Моими руками, конечно же.

– Десять желаний ты израсходовал уже в первый год, – напомнил я. – Знал, на что шёл.

– Тогда почему ты сейчас со мной разговариваешь?

– Я ведь демон. Мне доставляют удовольствие твои мучения.

Кажется, он всхлипывает? Мерзость какая. Пора заканчивать этот кошмар, пока меня не вырвало.

– Я сделаю всё что угодно, чтобы избежать…

– Ой, ну хватит. – Я встал и пинком отшвырнул стол с пути. – Альберт Эммануилович Шеин, ты – мразь и конченый сукин сын. Даже если сейчас ты пожертвуешь все свои средства на благотворительность и до конца жизни не произнесёшь ничего, кроме молитв, твоя душа после смерти улетит прямиком в ад, где её будут рвать на части миллионы моих братиков и сестричек. В конце концов, от неё останется вот такая крупинка. – Я показал небольшое расстояние между большим и указательным пальцами правой руки. – Она отправится в Чистилище, где из неё выжгут все воспоминания. А потом – потом – да, она уйдёт в большой Свет. Только это уже будешь не ты. Поверь, со мной тебе будет лучше. Ну, какое-то время, в течение которого тебя не тронут.

Сам не зная, зачем, я облегчил ему последние минуты. Альберт этого точно не заслужил. Конечно, я соврал. Ничем ему у меня не будет лучше. Скорее даже наоборот – на куски я его разорву медленно и мучительно.

– Неужели нет никакой возможности искупить? – прошептал Альберт, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Наш контракт закончился, я не обязан говорить тебе правду. И с чего ты обращаешься ко мне с таким вопросом? Ты бы ещё у наркодилера спросил адрес реабилитационного центра. Последнее слово?

– Контракт…

Последнее слово я дал ему произнести. Но не больше. Что он там пытался пролепетать про контракт – так и не узнал. Моя правая ладонь засветилась красным. Из неё вылетело красное щупальце и проникло в грудь Альберта.

Тот вздрогнул, вытянулся и замер на стуле. Глаза остекленели, кожа на лице посерела. Зажурчала льющаяся на пол моча.

Я дёрнул щупальце на себя, и оно втянулось обратно в ладонь. Мелькнула уменьшенная копия Альберта, которая корчилась и беззвучно кричала. А потом…

Потом я почувствовал невероятное. На глазах выступили слёзы, и я простил вселенную за десять лет, проведённые среди людей.

У меня появилась душа.

Где-то там, в преисподней, теперь лежит одна мерзкая, но полноценная, моя душонка! С биркой, на которой моё имя, чтоб ни одна тварь не посмела оторвать ни кусочка, пока я не приду.

Но я приду уже через мгновение. Больше меня здесь ничего не держит.

– Скучать не буду, – прошептал я. – Прощай, убогий мир!

Я сделал один шаг, подключив силу. Шаг в преисподнюю, такой же простой и очевидный, как для человека – шаг через порог своего дома. Несмотря на говорящее название, преисподняя находится не где-то внизу. Она здесь, рядом. Просто в иной плоскости бытия.

Кухня Альберта исчезла. Я очутился в комнате, которая, по сравнению с той кухней, была крохотной. В ней едва помещались односпальная кровать, письменный стол и шкаф. Стены как будто давили.

– Какого… – произнёс я.

Произнёс, должно быть, слишком громко. Человек, лежащий на кровати, дёрнулся и сел.

Демоническому зрению темнота не помеха, поэтому я без проблем разглядел, что на кровати сидит девушка. Рыжие волосы ниже плеч, глуповатое после сна лицо. Простыню прижимает к груди – может, спала голой.

Я сделал ещё один шаг, вложив в него всю силу. И – ничего. Вообще никакого эффекта. Я лишь переместился к убогой скрипучей кровати.

Девчонка шарахнулась, вскрикнула.

– Ты ещё кто? – прошипел я.

– Кто вы такой?! – воскликнула она одновременно со мной.

Выхватила из-под подушки телефон и осветила меня бледным лучом фонарика.

– Как я здесь оказался?! – Меня уже трясло от злости.

– Как вы здесь оказались?! – не отставала девушка.

– Что я здесь делаю?

– Что вы здесь делаете?!

Это была последняя капля. Нет, понятно, что она не специально издевалась. Но мне нужно было немного тишины, чтобы осмыслить положение, в котором я оказался.

Я взмахнул рукой, даже не задумываясь, как именно убью её. Но рука опустилась.

– Ты что, издеваешься? – Я посмотрел на свою ладонь. – Нет. Нет!

Девчонка взвизгнула, напуганная моим криком. Утешить её было нечем – мне самому сделалось страшно. Стандартный контракт я знал наизусть, и по всем статьям я должен был, забрав душу хозяина, вернуться домой. Но в памяти всплыл один пункт, который мог обратить в пыль все мои чаяния. Оговорка, приписка мелким шрифтом.

Если у хозяина есть ближайший родственник маг, то по окончании срока демон поступает в распоряжение этого мага. Такую приписку сделали после того, как маги оказали преисподней услугу…

– Что происходит? – всхлипнула девчонка. – Вы демон, да? Я что-то сделала? Я не хотела вас призывать!

03

Всё это напоминало дешёвый развод. Шоу «Скрытой камерой». Никаких родственников у Шеина не было!

Нет, ну, конечно, все люди – братья. Но согласно одному из многочисленных приложений к стандартному контракту, понятие родства очень строго регламентируется. Отцы, матери, дети, братья, сёстры, вплоть до двоюродных, дяди и тёти, племянники и племянницы – всё!

– Выключи фонарь, – велел я девушке. – Тебя не учили, что это невежливо – светить в лицо?

– Не выключу, – последовал ответ. – Если станет темно, ты на меня нападёшь.

– По-твоему, я боюсь света?

Дурища закивала.

Вздохнув, я нашёл на стене выключатель и повернул его. Под потолком загорелась убогонькая люстра с треснувшим плафоном из пожелтевшего пластика. Озарила всё остальное убожество. На столе подрагивали магические книги. Как и положено – живые, привязанные к одному хозяину, ни украсть, ни скачать в сети. Здесь же притаились пара тарелок, кружка, электрочайник. На полках обычные книги – сплошь какие-то фантазии про любовь в разваливающихся переплётах. Одна из этих книг лежала на полу рядом с кроватью.

– Так лучше?

Голос я постарался сделать более дружелюбным. Не в моих интересах доводить красавицу до инфаркта. Впрочем, красавицей её можно было назвать лишь весьма условно. Внешность самая непритязательная. Глаза – серые, волосы – рыжие. Личико вроде и правильных пропорций, но какое-то будто бы недоделанное.

– Да, спасибо, – сказала она.

Погасила фонарь и протянула руку к столу. Пока тянулась, я отметил, что спала она действительно голой. Ну или как минимум топлес. Одеяло к груди она так и прижимала, но вот спина её выдала.

Заодно я оценил возраст новой хозяйки. Плюс-минус двадцать лет, скорее плюс.

Девушка взяла со стола очки, нацепила их на нос, и пазл собрался. Лицо обрело гармоничную завершённость. Всё равно она не из тех, кто привлекает всеобщее внимание, и в кого парни влюбляются без памяти, но в очках ей гораздо лучше. Человек привыкает к очкам, мимика подстраивается, и без них потом лицо выглядит беззащитным.

– Вопрос номер один, – сказал я. – Где я нахожусь, что это за место?

– Моя комната, – пролепетала девушка, разглядывая меня сквозь очки.

– Комната где? Это твой дом, квартира? Или что это такое?

– Комната в общежитии, – уточнила девушка.

Спасибо тебе, милая, за огромный кусок информации.

– Что за общежитие? Рабочее?

– У… учебное. Это общежитие института магических наук. – Помолчав секунду, она добавила: – Города Белодолска.

– Ты – студентка института магических наук? – не выдержал я.

Кивнула.

– И ты думала отбиться от демона светом фонарика?

– Мы демонологию только на третьем курсе проходить будем, – покраснела девушка.

– Ясно. Ладно. – Я потёр лоб рукой. – Как тебя зовут?

– Комета.

Я не удержался – сел на край кровати. Девушка поджала ноги.

– Комета?

– Это из-за моего папы. Он астроном, и в тот год, когда я родилась, открыл комету. Меня назвали в её честь. Моё полное имя – Комета Си дробь две тысячи двадцать три Ди один.

В голове шумело. Надо мной кто-то издевается. Сейчас рухнет стена, и я увижу камеру, оператора, режиссёра. А на заднем плане будет добродушно посмеиваться Люцифер…

Но стена не падала. А я сидел рядом с голой девушкой по имени Комета Си дробь две тысячи двадцать три Ди один в общежитии института магических наук.

– Окей, Комета. Имя Альберт Эммануилович Шеин тебе о чём-нибудь говорит?

– Конечно! Это наш мэр. Бывший бандит. А может, и не бывший.

– Бывший, – подтвердил я. – Мэр – тоже бывший. Он умер этой ночью.

– Ох… – растерялась Комета.

– Это всё, что ты о нём можешь сказать?

– Ну… Не знаю. Его пытались сместить с должности, было какое-то дело, связанное не то с вымогательством, не то… Но в ФСБ пропали из сейфа какие-то доказательства, и…

– Ясно, – оборвал я. – Ладно, оставим пока.

Нужно будет встретиться и поговорить с отбитыми родителями Кометы. Вдруг они прольют чуть больше света на это дело. Пока всё выглядит так, будто меня занесло в комнату к случайной магичке.

– А кто вы? – перешла в наступление случайная магичка. – И что делаете у меня в комнате?

– Слушай внимательно. Впрочем… можешь потом переспрашивать сколько угодно раз, я отвечу на любые твои вопросы по поводу нашего взаимодействия. Вкратце ситуация выглядит так: ты почти заключила контракт со мной. По его условиям ближайшие десять лет я буду обязан оберегать тебя всеми силами, а также выполнять твои приказы.

– Я не заключала никаких контрактов! – воскликнула Комета.

– Заключил Шеин, – терпеливо пояснил я. – Десять лет назад. Сегодня срок закончился. По условиям… – Тут я запнулся и вспомнил, как Шеин пытался что-то сказать о контракте, прежде чем я его убил. Теперь я понял, что именно. – По условиям, если у заказчика есть близкий родственник маг – контракт автоматически перезаключается на него.

– А с какого боку здесь я? – хлопала глазами Комета.

– Вот и мне тоже интересно. – Я развёл руками. – Разберёмся со временем.

– Я – родственница Шеина? – В голове Кометы завертелись шестерёнки. – Но это ведь невозможно!

– Небольшое уточнение: я – не твоя подружка, с которой уместно обмениваться риторическими восклицаниями. Меня вообще мало что интересует, кроме твоей безопасности и твоих приказаний.

– Я хочу, чтобы ты… – начала Комета.

– Помолчи! – рявкнул я.

Обалдевшая Комета заткнулась.

– Приоритет сейчас – твоя безопасность. Прежде чем начнёшь распоряжаться, ты должна узнать всё. У тебя есть возможность без каких-либо последствий приказывать мне до десяти раз за эти десять лет. Если к концу срока будет девять приказов – я просто уйду. Если их будет десять или больше – тогда я уйду, забрав твою душу. После десяти можно ни в чём себя не ограничивать, потолка нет. Согласно условиям контракта, у тебя есть десять дней на то, чтобы всё это осмыслить, и только потом я смогу принять от тебя первый приказ. Это не шутки, девочка, речь идёт о твоей душе. Уточню: душа – это самое драгоценное, что у тебя было, есть и будет. Деньги, власть, слава, любовь и прочее дерьмо даже рядом не стояли. Вопросы?

Комета подняла дрожащую руку.

– Как в школе, – покачал я головой. – Спрашивай!

– А я могу отказаться? Ну… расторгнуть контракт.

– Конечно. В Госуслугах найди раздел «Договоры с нечистой силой».

Комета схватила телефон. Я выждал минуту.

– Ты… ищешь раздел на Госуслугах?..

– Нет, я устанавливала Госуслуги. Тут нужен номер СНИЛСа… – Она поджала губы.

– Скажи, пожалуйста, Комета, тебе знакомо понятие «сарказм»?

Комета зависла на несколько секунд. Потом моргнула, и глаза её наполнились слезами.

– Зачем ты надо мной издеваешься? Мне и так страшно до чёртиков!

– Я – демон. Мне доставляют удовольствие твои мучения. Но БДСМ мы с тобой заниматься не будем. По крайней мере, ближайшие десять лет. Потом, в принципе, можно, но вряд ли у меня будет настроение. Видишь ли, моё настроение совершенно точно не улучшится ещё за десять лет в этой вонючей клоаке, которую вы именуете своим миром.

– Так значит, я не смогу от тебя отказаться? – уточнила Комета.

– Сможешь. Через десять дней, когда тебе нужно будет принять окончательное решение. Тогда мы либо начнём с тобой работать, либо – распрощаемся. Наш контракт, подписанный кровью, будет расторгнут.

– Но я ведь и не…

– Кровное родство. Кровь. Родственники. Ничего не щёлкает? – Я щёлкнул пальцами у неё перед носом, и Комета вздрогнула. – Хватит пережёвывать очевидное. Ты получила полную лопату дерьма, но и мне досталось не меньше. Приятного нам обоим аппетита. А теперь – ложись спать. Недостаток сна вреден для организма.

Я встал и выключил свет. Комета зашевелилась, потом замерла.

– А ты здесь останешься? – спросила она.

– Видимо, да. – Я с тоской огляделся в крохотной комнатушке.

– Но… Это запрещено.

– В смысле? – Я повторил про себя пункты контракта.

– Правилами общежития.

Господи Боже… Я никогда тебя особо не любил, но сейчас – услышь молитву твоего косвенного создания! Сделай что-нибудь, а? Не можешь? Или не хочешь? Собственно, ничего другого я от тебя и не ожидал.

– Что именно запрещено? – ласково спросил я.

– Приводить в комнаты гостей, – пробормотала Комета.

Всё-таки нравилась она мне. Сморозив невероятную чушь, быстро начинала чувствовать себя идиоткой. Это хорошая черта. Только настоящие идиоты постоянно мнят себя самыми умными, находят признаки собственной гениальности даже когда их тычут носом в ошибки.

– Я не гость. Я твой личный демон. Согласно кодексу магов, демон имеет право сопровождать мага-хозяина где угодно. Чем я и буду заниматься в течение десяти дней. Потом, если хочешь, можешь запретить мне, например, сопровождать тебя в туалете. Или в душе.

– Так вот на что я должна буду тратить желания?! – ахнула Комета.

– Можешь не тратить. Я ни на чём не настаиваю.

Комета ворочалась долго. Что-то бормотала, вскрикивала, всхлипывала. Забылась сном только ближе к рассвету.

Я всё это время неподвижно стоял возле двери. Усталости я не испытывал, неудобства – тоже. Сказал бы, что на душе кошки скребли, но нет у меня своей души.

Когда Комета, наконец, уснула, я подошёл тихонько к окну, посмотрел, как сереет край неба над городскими крышами, и вздохнул:

– Да… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

04

Опасное заблуждение думать, что контракт с демоном – это как чит-код в компьютерной игрушке. Демона ещё нужно уметь обуздать. Нужно иметь характер и волю. Иначе это демон тебя обуздает, и твоя жизнь превратится в дерьмо, а потом ещё и душу потеряешь.

– Ты не мог бы подать мне ночную рубашку? – попросила Комета.

Я сидел на полу возле двери. Ночная рубашка висела на крючке, прибитом к этой самой двери. Разумеется, я мог её подать.

– Через десять дней – любой каприз.

– Хорошо. Но ты мог бы отвернуться?

Вместо ответа я показал десять пальцев.

Комета начала нервничать. Ситуация грозила ей опозданием на занятие. Но опоздание и даже отчисление из института – это не то, от чего демон должен защищать хозяина, так что на этом поле я мог играть вечно.

Давать Комете поблажки я не собирался. Потом, возможно – если я посчитаю это правильным – я создам впечатление, будто мы подружились. Но пока что я предпочитаю прямую стратегию. Превращу её жизнь в ад. Уж я-то знаю, как это делается – я в аду родился и вырос.

– Мне нужно одеться!

– Так оденься, – пожал я плечами. – Кстати, почему ты спишь голой?

Покраснела, отвернулась.

– М-мне так нравится.

– Мне тоже. Ну, в смысле, сам-то я не сплю.

Комета вскочила с кровати. Завёрнутая в одеяло, она подошла ко мне, сорвала с плечиков ночнушку и вернулась к кровати. На секунду задумалась, потом легла, накрылась с головой. Под одеялом началось бурное шевеление.

– Тебе там опасность не угрожает? – полюбопытствовал я. – Мне следует вмешаться?

Послышалось неразборчивое. Огрызается. Не такая уж мягкая, как могло показаться. Ну так и я пока даже не начал её доводить.

Вернулась Комета в целомудренной непрозрачной ночнушке и невероятно растрёпанная. Достала из ящика стола зубную пасту и щётку, из шкафа – полотенце, чистые трусы.

Я встал и распахнул перед дамой дверь.

Комета вышла, я – следом. Коридор был по-настоящему убогим: дощатый пол, который последний раз красили в прошлом веке, обшарпанные стены, исписанные подростковым бредом. Владение магией не означало баснословных богатств. Не в эту эпоху.

– Слушай, это – этаж девочек, – сказала Комета, покосившись через плечо.

– Я догадался, что ты не выставила из комнаты несчастного мальчика, чтобы поспать голой в его постели.

Как легко вогнать в краску мою новую хозяйку. Нужно поосторожнее: если доведу её до инсульта… Лучше не вспоминать, какие кары грозят демону, угробившему хозяина. Десять лет в мире людей мне покажутся счастьем в сравнении с «мясорубкой».

Мы вошли в душевую. Три кабинки были заняты, там журчала вода. Комета подошла к раковине, повернула кран, умылась. В паре метров от неё стояла девушка, яростно шуруя во рту зубной щёткой. Ростом пониже Кометы, а весом килограмм на пять больше. Соломенного цвета волосы болтались спутанными прядями.

– Овое уо! – проговорила она, пуская пенные пузыри.

– Доброе утро, – откликнулась Комета и, смочив свою щётку, выдавила пасту.

– Ой аень? – Соломенноволосая кивнула на меня.

– Демон, – объяснила Комета.

Девушка обдала зеркало фонтаном белых брызг.

– Я видел один порноролик, где всё закончилось точно так же, – прокомментировал я ситуацию.

– Демон?! – завопила соломенноволосая. – Настоящий демон?!

– Есия, умойся! – Теперь Кристина говорила невнятно – начала чистить зубы.

Есия быстро умылась, выплюнула остатки пасты в раковину и вытаращилась на меня.

– Вау! – выдала она вердикт.

– Спасибо, – улыбнулся я.

– А ты – совсем как человек! Сколько тебе лет?

– Десять.

– Десять лет?! – изумилась Есия.

– В этом мире – да. В преисподней времени не существует.

– Кла-а-асс. А выглядишь лет на двадцать пять.

Я не знал, как реагировать на подобное заявление, да и сама Есия не задумывалась, какой реакции ждёт.

В одной из кабинок затихла вода, дверца распахнулась, и вышла высокая красотка, обмотанная полотенцем. Сразу видно – местная королева. По взгляду, походке, выражению лица. Брюнетка с загаром, за которым, верно, ездила в жаркие страны.

– Есия, что ты опять натворила? – капризным тоном спросила она, взглянув на забрызганное пастой зеркало.

– Он – демон! – Есия ткнула в мою сторону зубной щёткой. – Настоящий! Демон Кометы!

Что-то нехорошее загорелось в глазах королевы. Она посмотрела на меня – без особого интереса – и перевела взгляд на Комету, которая, как мне показалось, слишком резко потупилась и слишком уж старательно работала щёткой.

– Ах вот, значит, как? Думаешь, это тебе поможет, лохушка? Не-а. Ты лишь впустую просрала свою душу.

С этими словами королева удалилась. Есия проводила её взглядом исподлобья.

– Сучка, – буркнула она и, открыв краны, принялась плескать в зеркало водой.

– Кто это сказал? – Из кабинок вышли две королевских фрейлины. – Эй, лохушка, ты совсем берега попутала?

Смотрели обе на Комету. Та наклонилась над раковиной и быстро прополоскала рот. Есия попыталась вмешаться:

– Это я сказала! Но я имела в виду…

– Ты – заткнись, тебя никто не спрашивал, – отрезала фрейлина номер один, в то время как фрейлина номер два подошла к двери и подпёрла её плечом.

05

На меня никто не обращал внимания, как будто в женской душевой каждый день появляются демоны.

– Капец тебе, овца, – сказала фрейлина номер два, стоя у двери.

По её лицу блуждала полудурочная улыбка.

И почему, спрашивается, мне так не нравится в человеческом мире? Может быть, потому, что люди – тупые животные, живущие лишь одними инстинктами? Вот сейчас эти две идиотки озабочены тем, чтобы утвердить авторитет своего лидера. Они – стая, перешедшая в режим атаки. Подумать, зачем им это нужно, они физически не способны. Оценить возможные последствия – тем более. Даже самые простые, элементарные последствия в моём лице.

– Зетула, я правда ничего не говорила, – забормотала Комета, прижимаясь к раковине копчиком.

– Тебе кто разрешал моё имя произносить? – Фрейлина номер один подошла на расстояние удара. – Ты поганишь его своим помойным языком. Называй меня «госпожа». Встань на колени, назови меня госпожой и попроси прощения.

Комета побледнела. Губы её плотно сжались, и я понял: не встанет. Не назовёт. Эту черту не переступит, даже если речь будет идти о жизни и смерти.

– Я жду! – прикрикнула Фрейлина номер один, которую звали Зетулой.

Комета упрямо смотрела ей в глаза.

Пробормотав неразборчивое ругательство, Зетула замахнулась. Врезать собиралась как полагается – тыльной стороной ладони. Возможно, до крови. Если очень повезёт – даже до сотрясения мозгов.

А этого всего я уже не мог допустить.

– Ты чё, охренел?! – вытаращила глаза Зетула, когда я внезапно очутился рядом с ней и перехватил запястье. – Ты кто такой здесь, а, чтоб меня лапать?

У демона, попавшего в человеческий мир, изначально есть не очень много бонусов. Первый – бессмертие. Убить меня нельзя. Теоретически, даже оказавшись в центре ядерного взрыва, я не умру. Соберусь по частичкам, буду очень страдать, займёт это, возможно, месяц, но – соберусь.

Второй – сила. Чемпионы-тяжелоатлеты не соперники для меня.

Третий – скорость. Если бы я захотел обогнать гепарда – дал бы ему хорошую фору.

Всё остальное можно обретать с помощью знамений, однако они требовали жертв.

Сейчас мне вполне хватало скорости и силы.

– Я не стану тебя убивать. Пока. Сделаю скидку на то, что тебе в уши залилась вода, когда было сказано, кто я такой. Повторю: я – демон. И в ближайшие десять лет вот эта милая девушка находится под моей защитой. – Я развернул Зетулу, заломил руку ей за спину и прижал к себе – так, чтобы она видела Комету. – Ещё раз рискнёшь поднять на неё руку – я тебе её сломаю. Даже если тебе покажется, что меня рядом нет – я рядом. Запомни это сама, позаботься, чтобы запомнил безмозглый комплект из сисек и задницы, что стоит возле двери, и донеси эту информацию до всех, кого не хочешь увидеть разобранными на части. Я могу быть уверенным, что ты поняла меня?

Зетула меня не поняла. Пока я говорил, она пыхтела. И стоило мне замолчать – её прорвало.

– Ты ваще не догоняешь, с кем связался! Да я…

– Зетула! – пискнула фрейлина номер два от двери – до этой дошло.

– Зетула не умеет пользоваться головой, – сказал я. – Что ж, попробую воззвать к другим частям этого совершеннолетнего тела.

Свободной рукой я сорвал с неё полотенце. Все девушки вздрогнули одновременно. Зетула побледнела. Я видел её лицо в зеркале рядом с лицом Кометы, которая застыла, раскрыв рот. Наверное, за неё никто никогда не заступался. Да и я бы не стал, но – контракт…

– Вот это вот всё, – сказал я, проведя когтем по груди Зетулы, – ты можешь потерять навсегда. Я разрежу тебя на кусочки, которые не покажутся привлекательными ни одному человеку в здравом уме, разве что он перепутает их со свининой. На эту операцию не потребуется и минуты. Так – понятно?

Раздевание неплохо действует на людей. Ну и демонстрация истинного демонического тела – тоже. Я обратил всего лишь кисть, но впечатление произвёл неизгладимое. Есия попятилась. Фрейлина номер два, взвизгнув, выскочила за дверь. Зетула побледнела до синевы. Я поймал её взгляд в зеркале, улыбнулся. Губы девушки шевелились, пытаясь что-то сказать.

– Не торопись, сосредоточься, – посоветовал я. – Мне спешить некуда, я здесь ещё на целых десять лет.

Чуть не сказал «грёбаных лет». Сдержался. Это непрофессионально.

– Отпусти её! – подала дрожащий голос Комета.

– Тебе что, не нравится видеть своих врагов униженными? – Я изобразил лицом удивление. – Да брось. Это ведь одно из немногих настоящих удовольствий, которые можно получить без повторяющихся движений в области половых органов.

– Я сказала – отпусти! – Теперь она повысила голос, прикрикнула.

Конечно, я не обязан её слушаться. Могу вовсе свернуть шею этой сучке, но тогда всё сильно осложнится. Ладно уж, поиграли – и будет.

Я отпустил Зетулу и сделал шаг назад.

– Подними свою тряпку и пошла вон отсюда.

Зетула присела на корточки. Её трясло. Она дважды выронила полотенце. Потом кое-как в него завернулась и выскочила прочь – с торчащей из-под полотенца задницей.

– Вау! – выдохнула Есия. – Это было – вау!

– Лет через десять всё сильно обвиснет, – поморщился я. – Спортом она, кажется, не увлекается.

– Да нет! – покраснела Есия. – Я говорю про то, что ты сделал! Это было – супер!

– Всегда пожалуйста, – пожал я плечами.

У Кометы схлынул адреналин, и её начало потряхивать.

– Ты не можешь так поступать! – заявила она.

– Вообще-то, могу, – возразил я. – В этом весь смысл. Демоны поступают так, как не дано людям. Иначе нас бы никто не призывал.

– Ты меня понял. Это – неправильно!

– Неправильно? – Я нахмурился. – Это… что-то из области морали? Боюсь, с этим не ко мне. Мораль, нравственность – это всё заботы людей. У демонов совершенно другие проблемы. Например, как заполучить твою душу после десяти лет службы. Как подняться в преисподней на высшие круги…

– Ты должен слушаться моих приказов. Вот мой приказ: больше ты так делать не будешь.

– Комета, – вздохнул я, – во-первых, я уже сказал: твои приказы станут для меня чем-то, помимо сотрясений воздуха, только через десять дней. Во-вторых, как – «так»? Мне нельзя применять силу? Почитай контракт. Я вынужден буду нарушать этот приказ каждый раз, как на тебя попытаются напасть. Потому что твоя жизнь – в приоритете. Такой приказ будет бессмысленным расходом твоего ресурса.

– А где я могу прочитать контракт?! – закричала Комета.

– В Госуслугах не нашла?

Есия хихикнула, а вот Комета до самоиронии ещё не доросла – покраснела.

– Пошёл ты!

Схватила полотенце и метнулась в душевую кабинку. Очень удивилась, не сумев закрыть дверь, которую придержал я.

– Пусти! – сказала Комета.

– Сопровождать тебя повсюду – самый простой способ обеспечить безопасность. И если ты думаешь, что твои угрозы, слёзы и прочий бред меня остановят – подумай ещё раз. Это будут долгие десять дней. С демоном лучше дружить. Не перечить по мелочам.

– По мелочам? – Комета широко распахнула глаза. – Ты унизил и чуть не убил человека!

У меня за спиной отчётливо фыркнула Есия. Комету это смутило, она отвернулась.

– Можно мне, пожалуйста, принять душ в одиночестве?

Я несколько секунд подождал, потом отстранился.

– Постарайся не ошпариться.

– А если ошпарюсь – тогда что? Свернёшь душу лейку?

Она с треском захлопнула дверцу. А вот шпингалетом в паз попала раза с четвёртого. Я покачал головой и повернулся к Есии.

– Она немного юродивая, – доверительно сообщила та, когда в кабинке зашумела вода. – Не парься. Я считаю, ты поступил правильно с этой сукой.

– Есия, Есия… – Я вздохнул. – Меня не нужно подбадривать. Фактически, учитывая сложившуюся ситуацию, ты никак не можешь поднять мне настроение. Разве что… – Я задумчиво посмотрел на неё. – Ну… Если ты вскроешь себе вены и будешь истекать кровью у меня на глазах – возможно, я улыбнусь краешком рта. Но это не точно.

– Мне нравится твой стиль, – заявила Есия, взяв тюбик пасты с края раковины. – Брутальный, но изящный. Хотела бы я найти себе такого парня.

И вышла. Я проводил её взглядом.

– Да что с людьми не так?

Вопрос утонул в шуме льющейся в кабинке воды.

06

Слух о моей скромной персоне разнёсся по институту со скоростью света, и вместо первой лекции Комету вызвали в кабинет декана.

– И что мне им сказать? – спросила девчонка, нервно шагая по коридору.

– Понятия не имею, и мне плевать, – откликнулся я, оглядываясь по сторонам.

Сам институт выглядел поприличнее общаги. Полы покрыты линолеумом, извёстка со стен не сыплется, а двери некоторых аудиторий даже сделаны в этом столетии. Быть магом – это примерно то же самое, что быть учителем. Профессия нужная и почётная, однако в здравом уме никто это в работу не превратит. Лучше разучить по онлайн-курсам пару-тройку полезных для жизни фокусов и работать в бизнесе.

– Ты мог бы меня хоть немного подбодрить, – проворчала Комета.

– Ты сильная, ты справишься.

– Лучше бы ты молчал.

– Обожаю женскую логику. Продолжай.

Комета замедлила шаг. По лицу пробежала тень страха. Мы остановились перед дверью с надписью: «Деканат»

– Постучать? – предложил я.

– Нет! – прошипела Комета.

– Хорошо. Просто чтобы ты знала: твоё мнение для меня действительно важно.

Комета робко улыбнулась. Я отзеркалил улыбку, а в следующий момент выбил дверь ударом ноги.

– Не ждали, суки?!

Секретарша – или секретарь? Как их там сейчас правильно называть, чтобы они не плакали? – с визгом выскочила из-за стола и прижалась к подоконнику. Нормальная реакция, когда в стол врезается дверь.

– Что ты наделал? Что ты наделал?! – влетела вслед за мной, заламывая в панике руки, Комета.

Я посмотрел направо – увидел дверь с табличкой «Замдекана по академической работе». Посмотрел налево: «Декан института магических наук Туровцев В. И.»

– Нам сюда.

– Нет! – крикнула Комета.

Ударить я не успел. Дверь открылась сама, и в проёме появился плотный мужчина лет пятидесяти пяти, с усталым лицом и жидкими волосами, обрамляющими великолепную блестящую лысину.

– Здравствуйте, – негромко сказал он. – Забела Нафанаиловна, что же вы кричите? Вы в институте магических наук работаете, вам нужно уметь сохранять спокойствие, даже если всё здание внезапно проваливается в тартарары.

– И-и-извините, Веденей Иванович, я – машинально.

Вздохнув, Веденей Иванович смерил меня взглядом, потом посмотрел на Комету и сказал:

– Входите.

И повернулся ко мне спиной. Отважный. Вызывает уважение.

Кабинет тонул в полумраке и обставлен был как-то… не по-человечески. Стол, покрытый треснутым стеклом, стоял торцом к дальней от зашторенного окна стене, напротив двери. Большая часть кабинета пустовала. Не то декан здесь частенько магические ритуалы проводит, не то… Дьявол знает, чем он занимается.

Единственный шкаф, забитый папками с кодовыми обозначениями на корешках, стоял у окна.

Сесть нам не предложили. Собственно, и некуда было. Сам же декан, умостившись на скромном деревянном стуле, взял в руки карандаш и начал его сосредоточенно вертеть.

– Комета Си дробь две тысячи двадцать три Ди один Ледашова, мне в общих чертах известно, какая ситуация сложилась вокруг тебя на потоке. Но неужели всё настолько плохо?

– Я… Я… – залепетала Комета, косясь на меня.

Помощи, что ли, ждёт? Нет предела этой святой простоте. Меня происходящее здесь вообще не тревожит. До тех пор, пока жизни «хозяйки» ничто не угрожает.

– Как я понимаю, призыв состоялся десять дней назад. – Декан постучал карандашом по лежащему под стеклом календарю. – И теперь ты перешла к решительным действиям.

– Да он только этой ночью появился! – наконец родила Комета что-то вменяемое.

А до меня дошло, что ещё не так с обстановкой. Здесь компьютера не было. Как будто весь кабинет переместился из далёкого прошлого.

– Видишь ли, Комета, мне трудно в такое поверить. – Декан поднял грустный взгляд на девчонку. – Природа демонов хорошо известна. Их цель – за первые десять дней произвести наилучшее впечатление, чтобы ты согласилась на основной срок. В течение которого демон будет стараться добиться от тебя десяти желаний, чтобы завладеть твоей душой. Вряд ли демон в первые десять дней станет самовольно превращать твою жизнь в ад. А именно этого ты и добиваешься. Если я сейчас сообщу, что ты отчислена – что будет? Демон попытается меня убить?

«Попытается»? А он самонадеян. Неужели ему есть чем крыть?

– Нет, – чуть слышно сказала Комета, опустив голову. – Он только порадуется…

– Хм, – озадачился декан и посмотрел на меня. – Вы не станете возражать, если я задам вам несколько вопросов?

Я выдержал паузу. Мог бы и вовсе промолчать – кто он мне? Ближайшие десять лет я отвечаю лишь перед Люцифером. Ну и перед Богом, естественно. Вряд ли он, впрочем, когда-нибудь узнает о моём существовании. Как и Люцифер…

– Ну… задавайте, – оскалился я, показав свои настоящие зубы. Клыки демона.

07

– Вас действительно призвали этой ночью? – спросил Веденей Иванович.

– Меня призвали десять лет назад. Комете я достался по наследству. Для меня это – такая же приятная неожиданность, как для неё.

– Кто был предыдущим хозяином? – быстро спросил декан.

Комета дёрнулась. Я, не глядя на неё, ответил:

– Этот вопрос вас вообще ни с какого боку не касается.

– Справедливо. – Декан покатал карандаш по стеклу. – Почему же вы избрали такую линию поведения? Запугивание и даже, не побоюсь этого слова, насилие над студенткой. Оскорбление действием. Порча институтского имущества…

– Мне грустно, и я хочу домой.

– Домой – в преисподнюю?

– У демонов может быть какой-то иной дом?

– Позвольте… Обычно демоны мечтают оттуда вырваться.

– «Обычно» – для чего? Для тех книжонок, которые вы, люди насочиняли? Никому ваш мир не нужен. Ничего здесь хорошего нет. А в преисподней всё… замечательно.

Тут я немного покривил… Ну, не душой, но чем-то. Исказил правду. В преисподней – по-разному. Внизу, в пустоши, самый настоящий ад. Но стоит забраться чуть выше…

– Любопытно. – Декан начал стучать по стеклу пальцами. – Никогда раньше с таким не сталкивался.

– А вы часто сталкивались с демонами? – спросил я.

– Я демонолог по образованию. За свою жизнь призывал демонов дважды.

– И сберегли душу? – Теперь я удивился по-настоящему.

– Да, – кивнул декан. – В первый раз остановился на одном желании. Во второй ограничился десятью днями. Теперь я у вас – персона non grata.

– И зачем был этот балаган? – пожал я плечами. – Десять лет – и одно желание?..

– Я учился на демонолога. Не мог ограничиться лишь теорией, мне нужно было взаимодействовать с демоном по-настоящему, иначе я не стал бы себя уважать. Потому и призвал. Желание было… необходимостью.

– А второй раз? Десять дней? – продолжал недоумевать я.

– Мне нужно было совершить кое-что очень опасное и – выжить. Я знал, что демон не будет меня слушаться, но будет защищать всеми способами. Так и вышло.

– Хитро, – покачал я головой. – Держу пари, там вашу душу с нетерпением поджидают.

– Даже спорить не стану, это очевидно – после смерти мне придётся несладко, – улыбнулся декан. – Но в итоге я буду там, где мне хочется быть.

Настроение у меня испортилось совершенно. Я отошёл к окну, отодвинул штору и полюбовался серой унылой моросью. Как в такое время люди могут думать о чём-то, кроме самоубийства? Странные твари.

– Что ж… – Декан откашлялся у меня за спиной. – Я меняю своё решение. Вызывая тебя сюда, Комета, я планировал сообщить об отчислении.

– Веденей Иванович! – воскликнула девчонка.

Я зажмурился. Дура! Он же сказал – меняет решение. Ну ты ведь не до такой степени глупа, чтобы реагировать на отдельные слова, не замечая целого! Не заставляй меня испытывать испанский стыд, это чувство слишком человеческое!

– Помолчи, пожалуйста, пока я говорю. Учитывая сложившуюся ситуацию, я не могу тебе позволить находиться и дальше в стенах института. Оформим это дело так. Я даю тебе академический отпуск по семейным обстоятельствам.

– Но… Но…

– Сейчас же освободишь комнату. Вернёшься через десять дней, без демона. Ну или с демоном, действия которого можно будет вменить тебе в вину. Пока что он неуправляем, и я не могу подвергать такому риску студентов и преподавателей.

– Веденей Иванович, я прошу вас!

– Комета Си дробь две тысячи двадцать три Ди один! – повысил голос декан. – Представь себя на моём месте. Ты отвечаете за жизни нескольких сотен людей. Ты бы оставила среди них нестабильного демона?

– Он больше так не будет… – пробормотала Комета.

– Да, – сказал я, глядя в окно. – Больше не буду. Даю честное слово.

– В-вот… – еле слышно пролепетала моя бестолковая хозяйка.

– Комета… Ты потрясающе наивная девушка. Но тебя же саму раздражает твоя наивность. Я бы сказал, ты застряла в детстве. Пора двинуться дальше. Принять на себя ответственность. Нельзя чуть чего, прятаться в кокон и делать вид, будто не понимаешь серьёзности ситуации. В твоём возрасте многие уже матерями становятся. Ох, не я должен тебе говорить это всё… Иди, Комета. В общежитие, забери свои вещи, а потом – домой. Соответствующий приказ я подпишу немедля. Не беспокойся: сразу, как вернёшься, восстановишься без каких-либо проволочек. А если не будешь терять время эти десять дней, а посидишь над учебниками, успеваемость не пострадает.

Комета, понурив голову, вышла из кабинета. Я пошёл следом.

– Демон, – окликнул меня декан.

Я обернулся.

– Вам бы тоже не мешало повзрослеть.

– Спасибо за напутствие, – кивнул я. – Словами не пересказать, как оно для меня важно.

Декан только покачал головой.

08

– Я просто в каком-то кошмарном сне. Ты превратил мою жизнь в ад, и тебе для этого даже суток не понадобилось!

Мы шли по мосту через Ионэси. Справа пролетали автомобили. Комета волокла тяжёлый и неудобный чемодан.

– Знаешь, когда ты наедине со мной – ведёшь себя намного увереннее, чем с людьми.

– Мог бы этого и не замечать.

– Мог бы, но так я бы не причинил тебе душевных мук. А ведь это очень приятные муки – от осознания собственного несовершенства.

– Я тебя ненавижу.

– А я тебя люблю.

Она остановилась. Повернулась. Посмотрела на меня.

– Люблю, – кивнул я. – Потому и довожу. Как глупый мальчишка, дёргающий девочку за косу. Декан был прав – мне нужно бы повзрослеть, но я…

Комета побледнела. Потом залилась краской. Приоткрыла губы, явно не зная, что сказать.

– Шучу, – улыбнулся я и похлопал Комету по плечу. – Никто тебя никогда не полюбит.

– Ты… – У неё в глазах сверкнули слёзы. – Ты…

– Ладно-ладно, прости. Позволь, я тебе помогу.

Я забрал чемодан из её ослабевшей руки и бросил через ограждение в Ионэси. Комета проводила свои вещи взглядом широко раскрытых глаз.

– Что ты сделал? – прошептала она.

– Просто помог. – Я приподнял воротник куртки. – Может, пойдём? Погода – отвратительная.

– Что ты сделал?! – заорала Комета.

– Выбросил твой чемодан в реку. А почему мы не можем поехать на чём-нибудь? Такси. Автобус. Попутка.

Комета взревела. По-настоящему так, стиснув кулачишки и запрокинув голову.

– Ты тварь! – Она толкнула меня в грудь. – Там были все мои вещи!

– Знаю, в этом и смысл чемоданов, разве нет?

– Учебники!

– Учебники тебе не нужны. С твоим интеллектом – купи лучше комиксов.

– Купи? Купи?! – Её нешуточно трясло. – Я за эти учебники ещё год буду выплачивать кредит!

Тут эмоции опять переполнили Комету, и она завизжала. Видимо, переусердствовала: на высшей точке закатились глаза, и она рухнула. Бы. Если бы я не подхватил. Иначе ей грозило разбить голову об отбойник.

– Эй! – потряс я свою хозяйку. – Комета! Не смешно. Видишь? Я не смеюсь. У тебя нет чувства юмора, как и прочих достоинств. Ты глупая, некрасивая и неинтересная. Наверняка бревно в постели. Но ты об этом, разумеется, не знаешь, потому что в постель с тобой не ложится даже плюшевый медвежонок.

Она молчала. Выглядела как мёртвая – этакая Джейн Доу в ветхом пальтишке, с раздуваемыми ветром рыжими волосами. Но она всего лишь упала в обморок. Умри Комета по-настоящему, я бы уже расплачивался… Впрочем, если буду продолжать в таком духе – умрёт, и довольно скоро.

Мимо нас, глядя исподлобья, прошёл парень в пуховике и в наушниках. Следующий за ним пожилой мужчина в старом кожаном пальто остановился.

– Плохо даме? – спросил он. – Помочь?

– Нет, я демон, как-нибудь справлюсь.

Мужчина поспешил убраться подобру-поздорову. А я, ещё раз тряхнув Комету и не добившись никакого результата, вздохнул:

– Ну и что мне с тобой делать, а?

09

Мест, куда я мог пойти с бесчувственной девушкой на руках, было в городе, прямо скажем, не очень много. Я пинком открыл дверь под вывеской, сообщающей о нерабочей библиотеке, и оказался в почти родном помещении бара.

По случаю раннего часа посетителей не было, кроме Диона, который тут, кажется, жил. Сейчас он сидел за дальним столиком и сосредоточенно ковырялся у себя в области паха. Услышав хлопок двери, поднял взгляд, оценил обстановку и сказал:

– Второй буду. А потом – печень мне!

– Привет, Ливий! – Сабела махнула рукой из-за стойки. – Я думала, ты нас покинул. Решил напоследок поразвлечься? Смотри, охотники поймают…

– Вляпался по самое не могу. – Я осторожно положил Комету на стойку. – Эй, Дион! Тронешь её хоть пальцем – я тебя уничтожу, и это не фигура речи. Налей моего любимого, Сабела. Погода отвратная.

Сабела щедро плеснула, поставила бокал на живот Кометы. Я, усевшись, взял бокал и опустошил залпом. Потом вдавил его на прежнее место, где куртка сохранила форму, махнул рукой – мол, повтори. Сабела не замедлила исполнить просьбу.

– Может, расскажешь, что случилось?

– Вот это, – указал я пальцем руки, в которой держал бокал, – моя новая хозяйка. Маг. Каким-то образом, надо полагать, оказалась в родстве с прежним.

– Иди ты! – вытаращила глаза Сабела.

– Угу. Можешь себе представить? Вместо того чтобы очутиться дома, я оказываюсь в комнатёнке метр на два.

– А она сама-то как? В курсе была?

– Ни разу. Чуть не обмочилась на месте. Сделаю всё, чтобы через десять дней она от меня отказалась.

– Ну, за успех! – Сабела показала мне бутылку, я стукнул по этикетке бокалом, и мы одновременно выпили.

К стойке приковылял Дион. Покосился на Комету, но трогать поостерёгся.

– Гнилые времена, Ливий, – прокряхтел он, устраиваясь на стуле. – Истинно гнилые. Отцы отрекаются от детей. Дети становятся на скользкую дорожку…

– Он ей не отец, – сказал я. – Её папаша – отбитый на всю голову астроном. Знаешь, как он её назвал?

– Солнышком?

– Не угадал.

Я произнёс полное имя Кометы, и Дион чуть со стула не свалился, а Сабела поперхнулась пойлом и закашлялась.

– Люди – удивительные, – сказал Дион. – Чудесные люди. А зачем ты её сюда приволок?

– Понятия не имею, где она живёт, – сказал я. – Пусть полежит тут, пока не придёт в себя, а потом начнёт принимать осмысленные решения… Честно говоря, глядя на неё, сомневаюсь, что она дозреет до осмысленных решений хотя бы в этом тысячелетии.

Дион похмыкал, потом зевнул и почесал живот.

– Значит, ошибка.

– Ошибка? – посмотрел я на него.

– Ну да. Магия – не компьютер. Я слыхал от ребят про такое.

– И что ребята в таких случаях делают?

Дион хохотнул:

– Сидят на жопе ровно и радуются. Что тут ещё поделаешь!

Ну да, точно. Однако слова Диона меня слегка обнадёжили. Если это ошибка, то теоретически – ну, очень теоретически, – я могу воззвать к Люциферу, и тот расторгнет контракт. Но для этого мне нужно быть на сто процентов уверенным, что произошла именно ошибка. Убедиться, что Комета не имеет к Шеину ни малейшего отношения.

Сабела внимательно смотрела на безмятежное лицо Кометы.

– Может, ей нужно как-то помочь?

– Ударишь по щеке – я буду вынужден сломать тебе руку.

На всякий случай Сабела отстранилась.

– Такая молоденькая, – облизнулся Дион. – Печень такая свеженькая…

– Что у тебя за сдвиг по печеням? – поморщился я.

– Конструирую кое-что у себя в подвале, – оскалился Дион. – Заходи как-нибудь посмотреть.

– Спасибо, обязательно загляну.

– Это значит, нет?

– Это значит, нет.

– Не самое безопасное место ты выбрал, Ливий, – заметила Сабела.

– Бледные до заката не приходят, а остальные вполне могут держать себя в руках, – отмахнулся я.

– Послушай, – снова влез Дион, – а ведь, несмотря ни на что, у тебя уже есть душа, а? Хе-хе. Душоночка-то, а?

– Ну, есть, – нехотя признал я. – Когда ты об этом говоришь, у меня возникает ощущение, будто я купил заспиртованный пенис Чикатило.

– Так поздравляю! – заорал Дион и стукнул по стойке стаканом.

Крик и удар возымели действие. Веки Кометы затрепетали. Она приподняла голову, огляделась. Увидела скалящуюся рожу Диона и завизжала.

– Ну да, ну да, – обиделся тот и отполз подальше. – Давай, оскорбляй, притесняй. Ты ведь – девушка славянской внешности из небогатой семьи. Какие к тебе могут быть претензии.

Комета свалилась со стойки на сторону Сабелы. Там из неё вырвалась новая порция отчаянного визга – Сабела ниже пояса представляла собой нечто членистоногое, с клешнями. Она старалась этого не демонстрировать, во время нашествий посетителей носила пышную юбку, но сейчас позволила себе проветриться.

– Прекрати! – Сабела щёлкнула клешнёй перед носом Кометы. – Никогда не задумывалась, что твоё поведение может действительно быть для кого-то оскорбительным?

По поводу внешности Сабела комплексовала. Особенно ненавидела вариации шутки на тему «как насчёт рачком?» И в полном баре всегда хватало тех, кто был готов растолковать смешливому новичку, чем хорошее чувство юмора отличается от плохого.

Комета замолчала, тяжело дыша.

– Боюсь, она в принципе никогда не задумывалась, – сказал я. – Не обижайся, Сабела. Плесни ещё. Всё равно там на один глоток осталось.

Сабела наполнила мой стакан на четверть и бросила бутылку под стойку.

– Это что – уже ад?! – сдавленным голосом произнесла Комета.

Я прикрыл глаза рукой, Дион со своего столика дико заржал, а Сабела сорвала полотенце с плеча и звучно щёлкнула им в воздухе.

– Так! – рявкнула она. – Во-первых – пошла вон из-за стойки, здесь место только для персонала! А во-вторых… А во-вторых, пошла вон из моего бара! Здесь место только для теневого народа.

Пока я пил, Комета перелезала через стойку. Рука у неё дрожала. В самый ответственный момент подогнулась, и бедолага чуть не грохнулась на пол.

– Там, кстати, есть нормальный выход, – показал я пальцем на открытую дверцу, через которую Сабела могла выбираться в зал, если была такая необходимость.

– Как я здесь оказалась? – спросила Комета.

– Я принёс.

– Зачем?

– Выпить хотел. А бросить тебя на мосту не мог. Это бы грозило как минимум воспалением лёгких. Почки тоже легко простудить. Вообще, тебе бы не мешало пройти диспансеризацию.

Настроение Сабелы тем временем не улучшалось. Демонстративно протерев стойку там, где лежала и ползала Комета, она перевела мрачный взгляд на меня и сказала:

– Если всё допил – уведи отсюда свою бесноватую принцессу. Возвращайся либо без неё, либо с ней, но через десять лет. Чтобы мы могли сожрать её на брудершафт.

– Справедливо. – Я вынул из кармана тысячу и положил на стойку. Сабела сгребла купюру не глядя и бросила в кассу. – Можешь вызвать такси?

– С радостью, – буркнула Сабела и сняла трубку. – Адрес?

– Адрес? – посмотрел я на Комету.

– У меня нет денег, – пролепетала та.

– Это название улицы? А номер дома какой?

В который раз за этот бесконечный день у Кометы задрожали губы.

– Вавилова, четыре, – прошептала она. – Первый подъезд.

– Алё, – сказала Сабела. – Будьте добры, машинку к библиотеке Чернышевского, на Платонова. Едем – Вавилова, четыре. Ага, спасибо, ждём. – Грохнула трубку на аппарат. – На улице ждём!

– Пошли. – Я слез со стула. – Что ты за невыносимое существо такое? Тебя гонят даже из бара, где зависает нечисть.

– Нечисть? – прошептала Комета.

– Тебе так говорить нельзя. Это как назвать ниггера – ниггером, обладая твоей внешностью.

– Меня можешь называть нечистью, красавица! – крикнул Дион. – Я про себя иллюзий не строю.

– А ты можешь не называть её красавицей? – попросил я. – Она ведь понимает, что ты это просто из вежливости. Представляешь, как ей больно?

Дион засмеялся, а Комета, оттолкнув меня, простучала каблуками по полу и выскочила за дверь. Я поторопился следом.

– Ли-и-ивий, – окликнул Дион.

– Ну? – Я обернулся на пороге.

– Тут слушок бродит. Мастер знамений прибывает в город.

– Ого. – Я замер, кивнул, оценивая информацию. – И где приземлится?

– Пока непонятно. Но сегодня вечером, думаю, придёт сюда. А если нет – придут слухи. Многие хотели бы потрепаться с ним. Сам-то думаешь?

– Пока не знаю, – вздохнул я. – Видишь ли, по первоначальному плану я должен быть в преисподней.

Сопровождаемый каркающим смехом, я вышел на улицу.

10

Морось прекратилась, да и ветер стих. В просвет между тучами выглянуло вялое осеннее солнце. Комета стояла рядом с баром и озадаченно смотрела на вывеску.

– Что всё это значит? – спросила она.

– Значит, что твоё воспитание оставляет желать много лучшего, – сказал я.

– Они что – открыли бар в библиотеке?!

Судя по тону, для Кометы такой поступок был сродни открытию борделя в храме.

– Ну, зайди и спроси.

В моём голосе ей тоже послышалось нечто большее, чем насмешка, и она подошла к двери. Схватилась за ручку, толкнула, потянула – ноль реакции. Подошла к грязному окну, закрылась ладонями от света и заглянула внутрь.

– Там… библиотека, – обескураженно произнесла Комета. – Как?

– В институте такому не научат. Это называется «магия».

– Слушай, демон! – прошипела Комета. – Я не знаю, чего ты добиваешься, но хватит уже подкалывать меня каждой фразой! Я… Если ты меня доведёшь – я покончу с собой! Понимаешь, что тогда с тобой будет?!

Ох ты, какие глубокие познания мы демонстрируем!

– А что тогда будет с тобой? – задал я встречный вопрос.

Мы уставились друг другу в глаза. Однако этой схватке не было суждено закончиться – нас прервал хриплый гудок со стороны дороги. Комета молча развернулась и пошла к серой «Волге». Я, сунув руки в карманы, двинулся за ней.

***

Чем ближе мы подъезжали к дому Кометы, тем сильнее у меня портилось настроение. Какие-то трущобы. Детские площадки, заросшие бурьяном и закиданные бутылками, ветхое бельё, висящее на верёвках, натянутых между ржавыми столбиками, кругом шпана, тлен и безысходность. Что вообще заставляет людей жить в подобных местах, когда можно всё закончить одним движением и потом вечность наслаждаться мучениями в преисподней? Неужели в раю настолько хорошо, что терпеть это дерьмо семьдесят-восемьдесят лет – приемлемая цена?

Когда водитель остановился возле двухэтажного дома, некогда красного, а теперь бледно-дерьмового цвета, я рассчитался и посмотрел на Комету.

– Признайся: ты меня разыгрываешь.

– Что? – Комета вышла из машины и немедленно наступила в лужу с расплывающимся на поверхности бензиновым пятном – единственным ярким моментом в этом районе.

– Ты ведь не можешь здесь жить, правда? – Я тоже выбрался из салона и хлопнул дверью. – Сейчас двадцать первый век. Никто не может жить здесь! Это какой-то квест? Реалити-шоу? Или мы попали в параллельный мир?

Таксист рванул прочь, торопясь покинуть это место. Комета поникла.

– Почему ты постоянно делаешь мне больно, демон? Причём не просто больно. Ты бьёшь мне в самую душу. Каждым словом, каждым поступком.

Я вновь огляделся, чтобы убедиться: глаза меня не обманывают.

– Ты вынуждаешь меня жить десять дней на мусорном полигоне, и ты же говоришь, что я делаю тебе больно. Это мне больно, Комета. Ты не представляешь, как мне больно.

– Я не буду заключать контракт! – всхлипнула Комета. – Не бу-ду! Пожалуйста, если тебе так необходимо ошиваться рядом со мной, так хотя бы не причиняй мне боли! Просто молчи!

– Нет.

– Почему?!

– Потому что я плохой.

Она смотрела на меня грустными глазами раненого оленёнка и недоумевала. На полном серьёзе не могла понять, что кто-то – просто плохой, что у кого-то нет других целей, кроме как причинять боль и страдания.

– Пойдём, – улыбнулся я и открыл перед Кометой покосившуюся деревянную дверь, которой служила доводчиком ржавая визжащая пружина. – Спорим, я найду пять способов довести до слёз твоих родителей за первые пять минут?

Комета шагнула в подъезд с таким видом, словно там её должны были прирезать. Что в таком месте – ни разу не удивительно. Однако я ещё десять лет назад раздобыл базовое знамение, активизирующееся, когда хозяину угрожает опасность. Сейчас оно молчало.

Мы поднялись на второй этаж по скрипучим деревянным ступеням. Комета остановилась возле обитой грязным дерматином двери и, тихонько вздохнув, нажала кнопку звонка.

Я обратил внимание, что кнопка располагалась на уровне бёдер Кометы.

11

– Это шутка? – Я перевёл взгляд с матери Кометы на её папу. – Нет, ты всё-таки издеваешься? Сдаюсь: где здесь камера? Где режиссёр? Я его большой фанат, хочу пожать этому парню руку.

Отец стоял прямо перед нами. Мать остановилась на углу, не полностью заехав в поворот.

– Твой отец – карлик, а мать – инвалид-колясочник?! – Я застонал. – Нет, ну это слишком. Слишком легко!

Лицо женщины в инвалидном кресле окаменело. Карлик же отнёсся проще, ему явно было не привыкать к издевательствам.

– Кто твой друг, Комета? – спросил он.

– Тс! – поднял я палец. – Кажется кто-то наступил на пищащую резиновую игрушку.

Комета врезала мне локтем в живот, на что я, разумеется, не отреагировал.

– А одноглазого тойтерьера у вас нет?

– Замолчи! – взвизгнула Комета. – Пап, мам, он не мой друг, он – демон! Я не смогу от него отделаться десять дней. Меня выгнали из института, и…

– Выгнали?! – схватилась за сердце женщина. – Господи боже мой, Олимпиодор, её выгнали!

Побледнела, начала обмякать. Карлик засуетился. Вытолкал её из прихожей, куда-то метнулся, принёс блистер с таблетками и стакан воды.

– Маме нельзя волноваться, у неё больное сердце, – прошептала Комета.

– Тише, – попросил я, – ничего больше не говори. Дай мне насладиться тем, что уже есть.

– Она умрёт, если ты будешь продолжать!

– Во-первых, мне плевать. Она – не ты. Во-вторых, если она живёт здесь, то смерти нужно радоваться. А в-третьих, плохо ей стало после твоих слов. Но, конечно, вини меня, это ведь так удобно – обвинить во всех бедах демона.

Я двинулся вперёд и прошёл мимо карлика, который уже привёл в чувства колясочницу и что-то нежно ей шептал, гладя по голове.

– Не слушайте Комету, она такая фантазёрка, – сказал я с улыбкой. – Какой из меня демон. Мы просто поженились и будем теперь жить вместе. Нас объединила любовь к героину. Где я могу поставить свою стереосистему? Кстати, Комета беременна, скоро у неё родится малыш, и вам, папа, будет с кем играть.

***

Квартира была убогой. Пол местами продавлен или проломлен, потом по этому месту покрашен. Извёстка на потолке сделалась жёлтой, в углах колыхались серые лоскуты паутины. Металлическая раковина в кухне просто торчала из стены, бесстыже являя миру исподние сифон и гофрированный шланг – тоже пожелтевшие от времени. Нет стиральной машинки. Унитаз был… ну, такой, с «полочкой под говно». Сперва нужно нагадить на «полочку», а потом смотреть, как поток воды пытается столкнуть всё это дело в сливное отверстие. Да, именно смотреть, потому что крышка отсутствует. И накладное сиденье. И эмаль ванны нуждалась в обновлении ещё двадцать лет назад, а теперь сдалась и уже ничего не хотела, кроме гибели от ядерного взрыва.

Каким образом здесь, у карлика и колясочницы, сумела вырасти Комета, оставалось лишь гадать. Прямо сказка про Золушку. Сногсшибательной красоткой Комету, конечно, не назвать, умницей – тоже. Но, как сказал бы мой предыдущий наниматель, «если вложить в неё миллион – пять она заработает».

– И люди, которые здесь живут, боятся преисподней, – сказал я унитазу.

Нужды посещать туалет у меня не было. Всё, что я ел и пил, пожирало внутри адское пламя. От одного оно разгоралось жарче, от другого притухало немного. Что-то выбрасывалось в кровь, или как там это делается. Например, от выпивки я становился расслабленным. А сельдерей меня бесил. Так, что хотелось стены пробивать кулаками.

Туалет был последним пунктом в моём маршруте. Я обследовал квартиру на предмет потенциальных опасностей. Результат инспекции не порадовал. Это жилище представляло собой одну сплошную опасность для жизни и здоровья. В основном – для психического.

Я вышел из туалета. Все, судя по голосам, сидели в кухне. Туда я и направился. Встал в проёме, прислонившись к дверному косяку. Тот хрустнул, и все повернулись. Спиной ко мне сидела только Комета. Карлик и колясочница занимали места с торцов стола. Ели суп – мы как раз успели к обеду. Суп, похоже, варили на вкусной и питательной воде с добавлением перловки – чуть-чуть, для аромата.

– Вы, должно быть, голодны, – предположил карлик Олимпиодор. – Присоединитесь к нам?

– Нет, спасибо, я уже блевал на этой неделе. Приятного аппетита, кстати.

Все одновременно напряглись и помрачнели. Я улыбнулся.

– Вы так и будете унижать нас? – с вызовом сказала колясочница.

– А у вас есть какие-нибудь интересные настолки? – Я вскинул брови. – Нет? Тогда – да.

Женщина перевела взгляд на Комету.

– О чём ты думала, дочь? Зачем ты призвала это чудовище?

– Мама, я уже три раза сказала, что я не призывала его! Он сам сверзился на мою голову, с каким-то контрактом, и я вообще ничего не поняла, кроме того, что мне надо терпеть его десять дней, а потом он уйдёт.

– Бесполезно, – сказал я.

Комета обернулась и окинула меня яростным взглядом.

– Что «бесполезно»?

– Повторять бесполезно. Слова «демон» и «призывать» намертво спаяны в головах обывателей. Хоть заповторяйся, через час она снова будет упрекать тебя за то, что ты призвала демона. Усваивать новую информацию, анализировать её – непосильная задача для абсолютного большинства людей. Их ум просто ездит по прокатанной колее туда-сюда. Как инвалид в коляске.

Комета вскочила и влепила мне пощёчину.

– А вы, как я слышал, астроном? – посмотрел я на карлика.

– Верно слышали. Наверное, сейчас будет уморительная шутка о том, что при моём росте звёзд не разглядеть?

– Нет, это было бы безграмотно с моей стороны. Шутка будет о том, что вы взяли два кредита на пятьдесят лет каждый – один на телескоп, а другой – на стремянку, чтобы доставать до телескопа.

Олимпиодор стоически вытерпел это издевательство.

– Чего вы добиваетесь, молодой человек? – спросил он.

– Самоубийства. Ну, или ещё чего-нибудь весёлого в этом духе.

Поскольку все замолчали, я решил разбить лёд и обратился к Комете:

– Кстати, я догадался. Сначала думал, что ты спишь голой по каким-то эротическим соображениям, но теперь понятно: у тебя просто никогда не было пижамы.

Колясочница ахнула:

– Комета, ты спишь голой?! И почему он об этом знает?!

Покрасневшая Комета толкнула меня в грудь и вылетела из кухни. Хлопнула дверь в комнату.

– Дети, – вздохнул я и сел на освободившийся табурет. – Интернет их совершенно испортил. А эти компьютерные игры? Кошмар.

Хозяева дома, похоже, испытывали некоторое смущение от моего присутствия. Карлик первым выразил своё отношение.

– Я должен сказать, что нам глубоко неприятно ваше общество. Можем мы что-то сделать, чтобы избавиться от вас?

– Да уж, будьте добры! – фыркнул я. – Скажите своей дочери, чтобы валила прочь из этого дома и из этого района. Хотя я бы на её месте и город сменил.

– Вы никогда не были на её месте и никогда не будете, – грозно пропищал карлик.

– Хвала дьяволу за маленькие радости. – Я потыкал пальцем кусок серого хлеба, самого дешёвого, должно быть. – Ну а если серьёзно, то Комета сказала всё верно. Десять дней я никуда отсюда не денусь. Придётся друг друга терпеть. Как-то притираться друг к другу. Искать точки соприкосновения. Например, можно устроить групповуху. Только без вас, – торопливо осадил я возбудившегося карлика. – И без вас, – подумав, добавил колясочнице. – Ничего личного, я рад был бы склонить к греху кого угодно, но есть такое понятие, как элементарная эстетика.

Женщина буквально кипела. Её пальцы скребли по подлокотникам кресла. Она мечтала вскочить и наброситься на меня, но – увы.

А вот карлик был на удивление спокоен.

– Расскажите о себе, – выдал он.

– Прошу прощения?..

– Я понял, вы всегда будете говорить оскорблениями. Значит, обращать на них внимание смысла не имеет. Но уживаться действительно как-то нужно. Для начала неплохо бы познакомиться, вы не находите?

Я медленно повернул голову и сказал, обращаясь к женщине:

– Он говорит такими длинными предложениями. Просто удивительно, как в этих крошечных лёгких помещается столько воздуха!

С отчаянным визгом колясочница швырнула в меня своей тарелкой. Я отклонился, и тарелка, врезавшись в стену, разбилась. Суп разлился, на стене осталось пятно.

– Надеюсь, это был не последний ваш обед на этой неделе? И примите соболезнования насчёт тарелки. Однажды на помойке найдётся новая, лучше прежней.

Уронив лицо в ладони, женщина заплакала от бессилия. Я улыбнулся.

– Звездана, перестань, – сказал карлик. – Он ведь только этого и добивается. Ты просто даёшь ему то, чего он хочет.

Звездана – мать Кометы! – всхлипывала. Я кивнул на неё.

– А знаете, о чём она сейчас думает? «Что же ты за мужчина, если позволяешь ему так со мной разговаривать».

– Неправда! – Звездана врезала по столу влажными ладонями.

– Тише, тише, – увещевал её карлик. – Он не умеет читать мыслей. Ведь не умеете?

– Увы, – вздохнул я. – Такое знамение слишком дорого стоит…

– Что, нищета мешает получить то, чего хочется? – Звездана вновь пошла в атаку.

Я улыбнулся ей.

– Знамения оплачиваются не деньгами, мадам. За них платят радостями. Зачем это Мастерам – ведомо лишь им. За знамение, дающее возможность читать мысли, просили отдать чувство юмора. Я здраво рассудил, что, во-первых, без чувства юмора в этой клоаке будет невыносимо, а во-вторых, меня тошнит даже от того, что люди говорят вслух. Не хватало ещё знать, что они думают. Вашему биологическому виду свойственно сильно переоценивать значимость тех хаотических импульсов, что время от времени пробегают по нейронам.

– Вам не нравится мир людей? – спросил карлик.

– Совершенно не нравится.

– Чем же?

– Людьми, – зевнул я. – Не фанат. Сама по себе идея пихать чистые души в кучи смердящей плоти ради какого-то гипотетического роста, по-моему, отдаёт безумием. Допуска к статистике у меня, конечно, нет, но поставил бы чувство юмора, что количество деградирующих душ обильно перекрывает количество тех, которые действительно развиваются.

– Может быть, дело не в количестве, а в качестве? – Олимпиодор заинтересовался предметом разговора.

И своей доброжелательной улыбкой совершенно испортил мне настроение.

– Какая разница…

– Знаете, как говорил Гераклит? «Один стоит десяти тысяч, если он наилучший».

– Покажите мне того наилучшего, что выстоит против десяти тысяч, – фыркнул я.

– Разве мы говорим о битве?

Нет, он меня положительно бесит. Пора прекращать этот балаган. Вспомнить, ради чего я вообще сюда явился.

– Может быть, хватит обо мне? – улыбнулся я. – Это не очень-то вежливо. Давайте поговорим о вас.

– Конечно, – обрадовался карлик, – что вас интересует?

– Ох, да всё! Как вы познакомились, зачем поженились. Как чисто технически занимаетесь сексом. Как выкатываете коляску во двор, чтобы прогуляться. Что будете делать, когда она сломается. Ну и самое главное: где вы нашли Комету? Только не надо мне врать, что она – ваша родная дочь. Я не человек, чтобы верить в настолько глупые сказки.

12

Звездана замерла, будто Господь послал ей лом вместо позвоночника. Олимпиодор медленно отклонился от стола.

– Может быть, вернёмся к унижающим шуткам? – предложил он.

– Можем, – кивнул я. – С огромной радостью вернёмся. Мне, например, интересно, нужны ли вашей супруге водительские права, чтобы кататься в пробке между рядами автомобилей, выклянчивая милостыню. Но я потерплю. Сейчас меня интересует Комета.

– Она ничего не знает, – сказал карлик.

– Да, я уже заметил, что интеллектом она не уступает сливному бачку.

– Как ты смеешь? – прошипела Звездана. – На свете не было, нет и не будет ребёнка более умного, доброго, честного и благородного, чем Комета.

– Для девицы двадцати лет – так себе характеристика, – усмехнулся я. – Ладно. Я ускорю процесс. Вы рассказываете, кто родители Кометы, или я рассказываю ей правду.

– Она тебе не поверит! – прокричала Звездана.

– Тише, прошу, – промямлил Олимпиодор. – Комета может услышать.

– Она услышит всё. А когда закончит орать на меня, начнёт рыдать и орать на вас. И рано или поздно спросит, кто её настоящие родители. Так вот, это – долгий путь. Предлагаю немного срезать: вы мне расскажете всё сейчас.

Звездана опустила голову. Её трясло. Олимпиодор вздохнул:

– Что ж…

– Не смей! – вскинулась Звездана.

– Всё равно он узнает.

– Это не твой секрет, не тебе и рассказывать. – Звездана пронзила меня яростным взглядом. – Мать Кометы – моя двоюродная сестра. Двадцать лет назад мы с ней вместе ехали на машине. Машину занесло, мы угодили под грузовик…

– Ты была за рулём, – зевнул я. – Сестра погибла, ты отделалась колесницей и чувством вины, а чтобы её загладить, приняла племяшку, как родную дочь.

– Откуда ты?..

– Откуда я знаю вас, людей? – Я заглянул в глаза Звездане. – Я знаю вас десять лет. А до того я тысячи раз слышал россказни душ. Вы все одинаковые и все на сто процентов предсказуемы. Значит, мать Кометы – твоя двоюродная сестра и она мертва. Кто отец? Или он ехал в той же машине?

Глаза у Звезданы забегали.

– Зачем тебе это?

– Мне нужно знать всё о родителях Кометы. Кстати, предложение подключить её к диалогу до сих пор в силе.

Звездана побледнела. И на помощь ей вдруг пришёл карлик.

– Отец не участвовал в воспитании.

– Спасибо за очевидное заявление, – сказал я, повернувшись. – В воспитании участвовали вы. Но меня интересует биологический отец, а не моральные ценности, которые вы привили своей подопечной. Кровь и сперма – вот что имеет значение… в некоторых важнейших вопросах.

– Понимаю, – поморщился Олимпиодор. – Но дело в том, что это был случайный контакт, и этот человек, скорее всего, даже не знает о существовании Кометы.

Я встал, вытянул руки назад, с хрустом растягивая грудную клетку.

– Значит, мать Кометы перепихнулась с каким-то ноунеймом на вечеринке и залетела. Потом она вдруг из оторвы превратилась в благочестивую христианку и не стала делать аборт. Родила, собираясь нести гордое знамя матери-одиночки, но Господь над ней сжалился и направил машину под мусоровоз. Так?

– Под грузовик, – буркнула Звездана.

– Меня больше интересует этот переход. Девушка, допустившая случайную связь, и последующее нежелание делать аборт, несмотря на то, что ваш «клан», как я вижу, в принципе звёзд с неба не хватает.

– Да? – взвилась Звездана. – По-твоему, значит, размножаться должны только богачи?!

– По-моему, размножение – это последнее, что нужно людям в принципе, – отрезал я. – Но если легкомысленная нищенка нагуляла живот, а потом решила оставить ребёнка – тому есть причины, и я хочу их знать.

– Она не была гулящей, – прорычала Звездана, скребя пальцами по подлокотникам кресла. – Это было лишь минутное помутнение.

– Минутное? – переспросил я. – То есть, она даже удовольствия получить не успела?

От очередной тарелки увернулся так же легко, как от первой.

– Приятно видеть, что вы уже распланировали бюджет на следующий месяц, – сказал я. – Итак, отец. Кто он? Как зовут?

Звездана залилась бессильными слезами. Карлик посмотрел на меня с укором.

– Жду, – сказал я.

– Его зовут Миклюд, – пробормотал Олимпиодор. – Он живёт…

– Прекрати! – застонала Звездана.

– Родная, мы ничего не можем противопоставить. Если хотим избавить Комету от этой грязи…

– Да он всё равно ей расскажет, чтобы сделать нам больно!

– Нет, – сказал я. – Тогда у меня пропадёт рычаг давления. Как знать, вдруг мне захочется заставить вас плясать. И последний на текущий момент вопрос: где фотография?

– Фотография? – переспросила Звездана.

– Ну да. Только не говорите, что её нет. В такой дыре, как эта, просто обязана быть стопка пухлых фотоальбомов с фотографиями начиная с чёрно-белых. Среди них наверняка затесалась парочка снимков мамочки Кометы.

13

Дверь в комнату Кометы я толкнул без стука, но смутить девушку не удалось. Она лежала на своей неразобранной кровати и спала, не сняв очков. Милая привычка: вырубаться от переживаний.

Комната была даже меньше той, что в общаге. Стул еле втискивался между столом и кроватью. Шкаф скрадывал остатки пространства, мимо него нужно было проходить боком.

Над кроватью висел дешёвенький светильник, удобный для чтения перед сном. За пластмассовым плафоном, потемневшая и запылившаяся, таилась иконка. Высоко для карлика, недосягаемо для колясочницы. Похоже, Комета поставила её туда сама когда-то давно. Ещё до того, как осознала себя могущественной волшебницей.

Все свободные места в комнате занимали книги. Та же фантастическая дребедень, что в общаге, художка для убийства времени. Люди постоянно убивают время, полагая, будто оно никогда не закончится.

Я снял с Кометы очки и положил на письменный стол. Во сне легко неудачно повернуться и вогнать себе в глаз осколок, что мне совершенно ни к чему. Потом я взял двумя пальцами волосок, упавший Комете на лоб, и выдернул его.

Комета что-то пробормотала во сне и свернулась калачиком. Подумав, я накрыл её краем покрывала и поцеловал в щёку.

А когда выпрямился, столкнулся взглядом с удивлённым Олимпиодором.

– Что ж, вот вы и узнали мой секрет, – прошептал я, разводя руками. – На самом деле грубость и жестокость – это лишь маска. В глубине души я мягкий, добрый, заботливый парень. Мне просто нужна рядом такая девушка, как Комета, чтобы напоминать об этом.

– Да, я понимаю, – вздохнул карлик и сделал шаг в сторону, уступая мне проход.

За Комету можно было не переживать ближайшие четыре часа. Этому поцелую меня научила одна суккуба три года назад. Не то чтобы мне так хотелось. Просто она задолжала, а расплачиваться было нечем. Спать с суккубой – это всё равно, что человеку отодрать дворнягу на помойке. И отпустить её без оплаты я тоже не мог – разболтает ещё кому, что обо мне подумают…

Я дошёл до нужного дома пешком – на это потребовалось двадцать минут. Серая панельная девятиэтажка. Настолько безысходно серая, что вскрыться хочется ещё на улице, а мне нужно попасть внутрь.

– Что я вообще делаю? – спросил я вслух. – И зачем?

Помолчав, я вздохнул и сам себе ответил:

– Ищу отца Кометы.

– Но зачем, Ливий?

– Чтобы убедиться, что он – её отец.

– А потом?

– А потом я собираюсь воззвать к Люциферу и сказать ему, что произошла ошибка, и что меня можно забрать назад.

– Ты можешь просто подождать десять дней. Девчонка ненавидит тебя и боится, ты уже испортил ей жизнь. Она откажется заключать контракт, и…

– А если не откажется? Она – человек. У них вечно семь пятниц на неделе. Пытаются усидеть на десяти стульях.

– Так сделай всё, чтобы отказалась!

– Как пить дать, сделаю. Но лучше подстраховаться.

Я кивнул, придя к полному самопониманию. Мысленно добавил, что маленькое приключение меня хотя бы развлечёт. Не сидеть же безвылазно в этой дыре, которую Комета называет своим домом. В общаге и то было уютнее.

– Очередной полудурочный на районе, – проворчала, ковыляя мимо, старушка. – Развелось, как тараканов…

Я проводил её взглядом, вздохнул и подошёл к подъездной двери. Кодовый замок, старого образца, никакого электричества, всё по-серьёзному. Круглые кнопки с номерами 5, 7 и 9 вдавлены миллиметра на четыре глубже остальных. Взломоустойчивая система.

Я даже не стал дёргать знамение из-за такой ерунды. Нажал кнопки, услышал щелчок, открыл дверь. Второй этаж, квартира номер три. Звонок висит на проводе. Я из интереса придавил кнопку, и за дверью послышалось дребезжание, от которого, должно быть, мозги вытекали из ушей.

Нет, ну серьёзно. Зачем люди каждой мелочью превращают свою жизнь в такое дерьмо, что смерть кажется избавлением? Зачем делают вещи, настолько ужасные, что даже демону хочется выть на луну?

Шаги, неразборчивое ворчание. Потом – резкий каркающий крик:

– Кто?!

– Миклюд? – спросил я.

– Кто это?

– Хочу поговорить.

– Пошёл ты нах…

– Понял вас. Отойдите от двери.

– Чего? Ты как разговариваешь, су…

Я пнул по двери. Та вылетела из проёма, оборвав на середине гнусное слово.

Внутри было… ожидаемо. Запах застоявшегося перегара, смешавшись со смрадом тысяч выкуренных сигарет, объединился с вонью немытого тела. На стенах морщились жёлтые обои. Линолеум на полу был серым, местами прожжённым, местами залитым пивом.

– Прошу прощения, – сказал я, подняв дверь. – Вы не ушиблись?

На полу корчился лысеющий брюхатый выродок лет пятидесяти, в майке-алкоголичке, застиранной до состояния половой тряпки, с многочисленными дырками. Трусы не уступали. Я подавил желание просто уничтожить убожество.

– Ты кто такой? – просипел мужик.

– Миклюд? – повторил я вопрос.

– Ну я, я, а…

– Очень приятно. Я – Ливий, демон из преисподней.

Мужичок замер, уставившись на меня красными глазами.

– Демон? Нахрена я сдался демону?

Вместо ответа я лучезарно улыбнулся и протянул руку.

– Э, нет! – Миклюд, оттолкнувшись пятками от линолеума, прополз на спине в сторону кухни. – Я эти шутки знаю! Душу мою заберёшь?

Я горько вздохнул. Демоны в мире людей, конечно, редкость. В Белодолске, насколько я знал, нас было двое – я и Криспион. А город немаленький, недавно получил статус миллионника – Шеин расстарался.

В общем, мифов о демонах ходило столько, что всех и не перечислить. Один из самых распространённых – что мы забираем душу через прикосновение. Но это ведь форменная чушь. Во-первых, чтобы забрать душу, нам и прикасаться не нужно, мы её просто забираем. Во-вторых, получить душу можно только через контракт. Так формируется элита преисподней, к низшим слоям которой я уже имею счастье принадлежать.

– Душа твоя мне без надобности, – сказал я и опустил руку. – Но убить тебя могу. Вот об этом стоило бы поволноваться.

Я скептическим взглядом окинул Миклюда, затем его обитель и проглотил чуть не вырвавшуюся фразу: «Хотя я бы на твоём месте молил о смерти».

– Чего тебе от меня надо? – Миклюд, в конце концов, поднялся, держась за стенку.

– Ответов. И правдивых. Пройдём в кухню.

Миклюд не возражал. В кухне на столе возвышалась бутылка с водкой, компанию ей составляли залапанный гранёный стакан и тарелка солёных огурцов.

– Отмечаешь что-то? – спросил я.

Садиться не стал. Здесь было ещё гаже, чем у родителей Кометы. Те хоть за чистотой следили.

А вот Миклюд сел на липкий с виду табурет, наполнил стакан до половины и злобно на меня зыркнул.

– А тебе чего? Проповедовать будешь? Дверь сломал…

– Нос на очереди. Потом – рука. Нога. Впрочем, я бы начал с пальцев. И мне за это не будет ровным счётом ничего. Я вне юрисдикции людей.

Тут я самую чуточку слукавил, но об этом позже.

– Так чего надо-то?! – возопил Миклюд.

Я сунул руку в карман и достал фотографию. Бросил на стол. Со снимка смотрела немного похожая на Звездану женщина. Впрочем, ещё девчонка, лет двадцати. Лицо очень сосредоточенное, серьёзное, волосы рыжие. Никаких сомнений – мать Кометы.

– А? – Миклюд тупо вылупился на снимок.

– Узнаёшь? – спросил я.

– Кого? Эту, что ли? Не. Никогда не видел.

Я наклонился к лицу Миклюда и убрал маскировку с глаз. Позволил адскому пламени вспыхнуть в глазницах.

Сработало. Миклюд затрясся, как паралитик, на глазах у которого любимая футбольная команда сливает матч всухую. Красная рожа покрылась каплями пота, и вонь усилилась.

– Посмотри ещё раз на снимок.

– Ну, было раз! – вякнул он. – Было. Она сама на шею вешалась. Да мне тогда любая давала! А чего эта психованная меня ищет, что ли? День открытых дверей в дурдоме?

– Братья, сёстры у тебя есть? – проигнорировал я вопрос.

– Нет! И родители пять лет как преставились…

– Слов нет, как я тебе сочувствую. Предлагаю это отпраздновать.

Я подошёл к шкафчику, открыл дверцу, которая тут же повисла на одной петле. Достал оттуда стеклянную банку, оглядел её и поставил на стол.

– Там же стакан есть, – сказал Миклюд.

– Это не мне. Тебе.

Миклюд хлопал глазами.

– Сдай биоматериал.

– А?

– Ты всё понял, Казанова. Сними свои трусишки и поработай правой.

Тут он даже побледнел. На банку взглянул так, будто в ней сидел тарантул.

– Ты левша? – поинтересовался я.

– Я не могу!

– Хочешь сказать, маленький Миклюдик уснул вечным сном?

– Нет, но… Я не могу гонять лысого, когда на меня смотрит какой-то мужик!

– А женщина?

– Что – женщина? – совсем растерялся Миклюд.

– Если женщина смотрит – можешь?

– Ну… Да.

– Как же я завидую этим счастливицам. Ладно, твоя взяла. Иди в ванную. Пять минут на всё про всё, постарайся обойтись без предварительных ласк.

Схватив банку, Миклюд выбежал из кухни. Вскоре хлопнула дверь в ванную, щёлкнула задвижка. Я вздохнул и покачал головой. Если Комета будет себя плохо вести – приведу её сюда и познакомлю с папой.

Пока Миклюд пыхтел в ванной, я выплеснул на пол водку и завернул стакан в целлофановый пакет, валявшийся на подоконнике. Вышел тихонько, чтобы не помешать работе Миклюда.

14

Ближе к вечеру бар постепенно заполнялся ночным народом. Далеко не все приходили выпить. Это место, где заключались сделки, узнавались новости. Наконец, просто место, где можно поболтать.

На меня многие смотрели удивлённо – не думали ещё раз увидеть – но вопросов не задавали.

Диона я разыскал на том же самом месте, что и утром.

– Ты вообще отсюда выходишь? – спросил я.

– А зачем? – удивился безумный старикан. – Здесь чертовски, чертовски!

Тут он просто начал хихикать, трясясь и шмыгая носом. Преодолев отвращение, я достал из кармана стакан и поставил на стол.

– Ты пришёл в бар со своим стаканом? – перестал смеяться Дион. – Что-то новенькое.

– Это не мой стакан. Из него пил один хмырь, касался его своими слюнявыми губами. А это, – я достал из другого кармана свёрнутую салфетку, – волос одной девушки. Окажи услугу.

– О! – Глаза Диона засверкали. – Ты украл стакан Шеина? – Дион понюхал и скривился: – Неужели он пил такую сивуху? Мне казалось, малыш мог себе позволить хорошие напитки.

– Дион, ради всего порочного, не задавай вопросов. Просто сделай.

– Да легко! Эй, милая! Солнышко, подойди!

К нам подошла неприлично юная кудрявая брюнетка в одной короткой юбке в клеточку. Жуя жвачку, она посмотрела на меня, потом – на Диона.

– Оформи мне стакан, сладенькая! – попросил Дион, трясясь от еле сдерживаемых истерических хихиканий.

– Стакан чего? – уточнила девица, перекатывая во рту комок жевательной резинки.

– На твой нежный вкус, дорогая… Водки, конечно. Водки. Вот сюда, в этот стакан.

– Ага. Щас устрою.

Девица удефилировала в сторону стойки.

– Это ещё кто? – спросил я.

– Это Эллада, новенькая. Идентифицирует себя как богиня и пытается справиться с комплексами при помощи вызывающего лука.

– Лука? Идентифицирует? – скривился я. – Ты что, уже в сопли?

– Просто повторяю, что слышал. Я понял не больше твоего.

Эллада вернулась быстро, с бутылкой. Наполнила стакан до краёв.

– Что значит, «богиня»? – спросил я.

– Значит, что я считаю себя богиней, – сказала девица, бросив на меня вызывающий взгляд. – И ты будешь уважать моё мнение на этот счёт.

– Ты ведь понимаешь, никаких богов и богинь, кроме Единого, не существует? – ласково спросил я, заподозрив, что говорю с конченой идиоткой.

– Конечно, – фыркнула Эллада. – Я – исключительная.

И ушла.

– Люблю её, – сказал Дион. – Женюсь на ней. Точно, женюсь.

С этими словами он взял волосок Кометы и бросил его в стакан. Зашептал что-то, трясясь и закатывая глаза, как припадочный. Волос растворился, водка приняла бледно-розовый оттенок.

Хихикнув, Дион схватил стакан. Розоватая жижа выплеснулась в лужёную глотку старика.

Донышко стакана ударило по столешнице. Дион, запрокинув голову и, зажмурившись, улыбнулся. Выражение его лица сделалось блаженным, будто он отведал прекраснейшего вина.

– Я на сто процентов уверен, – шевельнулись его губы.

– Очень за тебя рад. В чём именно?

Дион резко опустил голову и уставился на меня налитыми кровью глазами.

– Ничего, – прохрипел он. – Общих родственников у этих двоих – только Адам и Ева.

15

Мелиссен заметил их ещё когда они были на улице. Стайка пацанов, на вид несовершеннолетних. Явно поддатые. Одежда и причёски оставляли желать лучшего. Войти в этот клуб им не светило в любом случае, и до последнего он надеялся, что ребят пронесёт мимо.

Не пронесло.

Первый, в расстёгнутой дублёнке, которую донашивал, наверное, за отцом, вскочил на крыльцо. Допил залпом пиво и разбил бутылку о стену. Взревел дурным голосом под аккомпанемент хохота дружков.

«Чё, погнали, затусим», – услышал Мелиссен.

За спиной была дверь, сдавать которую нельзя. Впереди – выход наружу. Пальцами правой руки Мелиссен мял сигарету – планировал выйти покурить. Не срослось…

Открылась дверь, и холодный ветер ворвался внутрь вместе с галдящими малолетками.

Тот, что в дублёнке, перестал смеяться и, сделав зверскую рожу, встал напротив Мелиссена.

– Чё, братишка, мы зайдём тусануть?

– Сегодня частная вечеринка, ребята, – сказал Мелиссен спокойно.

Это был предпочтительный ответ. Не оскорблять, не унижать. Минимизировать возможность конфликта.

– Ты чё лечишь-то? У меня там братуха сидит, меня ждёт! Я ему только что звонил.

Врёт. А даже если бы и не врал, это ничего не меняет. Пропусти он этих ребят, и с работой можно будет попрощаться. Даже если они не станут создавать проблемы сразу, как зайдут – хотя они станут. Лишь только их увидит кто-то из персонала или из администрации, или из тех охранников, что дежурят внутри, их вышвырнут. И Мелиссена вместе с ними.

– Чё ты быкуешь? – подключился парень, что встал слева от главного. – С тобой пацан нормально разговаривает.

– Я могу и по-другому разговаривать, – подхватил «пацан». – Ты чё, думаешь, ты герой, что ли, а? А?! Герой, сука?!

Главный гавкал, напирая, но рук пока не распускал.

– Сегодня. Частная. Вечеринка, – повторил Мелиссен. – Вы не…

И тут парень справа смачно харкнул ему в лицо.

Откуда-то из глубины поднялась волна чёрно-красного гнева. Когда она поднималась, противостоять ей было невозможно. Мелькнула и утонула в этой волне мысль, что его не просто уволят – его посадят. Потому что у четвёрки пьяных малолеток не было ни единого шанса.

Мелиссен бросился в атаку, как гепард. Малолетки гогоча рванулись к выходу, но одного – того, что плевался – ему удалось схватить. Щуплый, в тонкой куртке из кожзама, он казался невесомым. Взвизгнул, когда Мелиссен поднял его, схватив за шиворот и за пояс джинсов.

Он швырнул парня в дверь, которая как раз успела закрыться. Парень громко долбанулся черепом в металлическую поперечину и застонал, рухнув на пол. На белой краске, покрывавшей металл, осталась кровь.

Хорошо, что остальные сбежали. По крайней мере, он убьёт лишь одного, а не четверых. Впрочем… Так ли уж велика разница? Сколько бы ему ни дали, на волю он уже точно не выйдет. Не с его характером.

Подойдя, Мелиссен толкнул дверь плечом, выставил ногу наружу. Подхватил лежащего выродка под мышки и выволок на крыльцо.

– Охренел, бычара! – послышалось сзади.

Чёрно-красная пелена сослужила злую службу. Мелиссен не заметил, что как минимум ещё один из парней не сбежал, а притаился за дверью. И вот он улучил момент: толкнул в спину.

Мелиссен перелетел через свою жертву и кубарем скатился по ступенькам крыльца. Что-то хрустнуло в левой руке. Боли не было. Боль придёт потом.

Зарычав сквозь зубы, Мелиссен поднялся. На крыльце тот парень, что толкнул его, помогал встать другу.

Мелиссен поднял ногу, но шагнуть не успел. Сначала ощутил спиной и задницей что-то тёплое и мокрое, потом услышал журчание.

Развернулся и замер, слишком потрясённый, чтобы что-то предпринять.

– Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»! – орал парень в дублёнке, обеими руками сжимая своё достоинство. – Пощады никто не желает!

Реальность больше таковой не казалась. Это был какой-то сюр, бред. На него нагло, бесцеремонно ссали. Одна его часть хотела броситься вперёд и втоптать ублюдка в землю. Другая хотела шарахнуться назад, прочь от зловонной струи. В результате он стоял на месте, не веря, что всё происходит на самом деле.

– Это фиаско, братан, – хихикнули справа.

Мелиссен повернул голову и увидел четвёртого. Тот стоял в трёх шагах и держал в руках смартфон, снимая происходящее на камеру.

И тут об затылок разбилась бутылка. Осколки посыпались за шиворот, туда же полилось холодное пиво.

Мелиссен упал на колени. В лицо ударил чей-то ботинок. В следующий миг Мелиссен уже лежал на земле, и удары сыпались на него один за другим. Когда получалось посмотреть вверх, Мелиссен видел чёрный глазок камеры смартфона.

– Пацаны, пацаны, поверните его, чтобы бейдж видно было.

Его пинком перевернули на спину. Парень со смартфоном присел и навёл камеру на бейджик.

– Кречетов Мелиссен, – прочитал он. – Если увидите эту чушку на улице, переходите на другую сторону, пацаны.

– Петух обоссанный, – хохотнул кто-то.

Потом Мелиссен увидел подошву ботинка, опускающуюся на лицо. Что-то хрустнуло, и наступила тьма.

16

Я корчился от невыносимой боли на полу в тайной комнате. «Тайной» называли самую обычную комнату, находящуюся на втором этаже, над баром. Её иногда использовали для тёмных делишек, интимных свиданий или уединённых посиделок те, кто готов за это платить.

А ещё её можно использовать для того, чтобы корчиться от невыносимой боли.

Да, демон – существо подневольное. Он во всём подчинён хозяину. И если демон вдруг начнёт применять силу для каких-то своих дел, за это придётся расплачиваться адской болью. Как будто в каждую косточку вкрутили по винту.

Чтобы отвлечься от агонии, я думал.

Итак, тот доходяга – не отец Кометы. Карлик и колясочница либо обманули меня, либо сами не знали правды.

Теперь мне бы заполучить ДНК Шеина. А с этим проблема. Тело наверняка уже забрали. Мне нужно выяснить, где оно, прийти туда, запугать, а то и побить кучу людей… Теперешняя му́ка мне сказкой покажется. А может скрутить и в процессе, тогда совсем плохо.

Самое же худшее в этом состоянии то, что ты не можешь прийти на помощь хозяину. С Шеиным я так однажды попался. Его привязали к стулу и начали бить, а я в это время корчился на асфальте в другом районе. Чувствовал, что должен идти, но не мог даже ползти.

После того инцидента пришлось разжиться знамением, которое моментально переносит демона к хозяину в случае опасности.

Боль отпустила резко. Выдохнув, я забрался в кресло и закрыл глаза. Проклятый, проклятый мир…

Дверь скрипнула, и я выпрямился, стараясь придать себе достойный вид. Получилось, кажется, так себе. В глазах вошедшей Сабелы читалась жалость, и я опустил взгляд. Юбка-колокол скрывала клешни от посторонних взоров.

– Извини, Ливий, но я предупреждала. Прибыл мастер Дисидерий, он на три дня арендует комнату.

– Так-так-так! – послышался тонкий привзвизгивающий голос, и в дверь не вошёл, а буквально вкатился маленький круглый человечек в светло-сером костюме, явно сшитом на заказ. В руке он держал коричневый потёртый чемоданчик. – Ливий, старый друг. Дай-ка поковыряюсь в памяти. Всего три знамения, хе-хе. За десять лет, хе-хе-хе. Немногие, ох, немногие.

Говоря, колобок подошёл к столу, брякнул на него чемодан и с трудом втиснулся в кресло.

– Оставлю вас, – сказала Сабела. – Нужно присматривать за баром. Сегодня ажиотаж.

Как только закрылась дверь, мастер Дисидерий проникновенно заглянул мне в глаза.

– Пошёл на второй круг, а, Ливий? Хе-хе. Я вижу, что ты в подвесе. В чём дело? Ты ведь так и рвался в преисподнюю, когда мы виделись с тобой в последний раз, хе-хе-хе!

– Давай не будем, – пробормотал я. – Надоело. Рассказывать.

– Храни свои тайны, – согласился Дисидерий. – Я, вообще, думал сначала промочить горло, хе-хе. Но, раз уж ты здесь… Хочешь чего-нибудь нового?

– Хочу, чтобы перестало ломать после того, как сделаю что-то для себя. Есть такое?

– О-о-о! – Мастер щёлкнул замочками чемодана, открыл его. – Как не быть! Но – дорого, дорого, Ливий, хе-хе.

– Сколько? – спросил я со вздохом.

– Ты уверен, что готов это услышать?

Всё как всегда. Кривляется, глумится, мерзко хихикает. Все жилы вытянет, пока от него добьёшься хоть чего-то.

– Сколько бы ты дал за такую свободу действий, хе-хе? Такую безнаказанность, хе-хе?

Он не подпрыгивал, а пульсировал, как желе, по которому шлёпнули ложкой, и потирал ладони. Хоть бы лужу под столом не сделал от избытка чувств.

– Говори цену, или я пошёл.

– Какой ты торопливый! Портишь всё удовольствие от торговли, хе-хе.

Я молча встал и направился к двери. Дисидерий сразу встревожился.

– Куда же ты, Ливий? Не надо так, я просто пошутил, хе-хе!

– Цена? – Я повернулся к нему у самой двери.

– Твоё безразличие! – выпалил мастер и замер с раскрытым ртом, ожидая реакции.

– Моё что?

– Ну, вот эта твоя броня. Тебе наплевать на всех и вся, тебя ничто не трогает, хе-хе… Этого я тебя лишу.

– И… что со мной будет?

– Хе-хе! – вновь развеселился Мастер. – Да ровным счётом ничего! Будешь всё тем же беспринципным ублюдком, но сердце твоё станет открыто человеческим чувствам.

– Звучит как «бесплатно», – признался я. – Дурить меня задумал?

– Мастер никогда не лжёт о цене, – обиделся мастер. – Тебе будет тяжелее жить здесь. Ты станешь… Сочувствовать. Понимать.

– Но я ничего не потеряю?

– Ничего, как видно, хе-хе, – сказал Дисидерий. – Ну, так ты решил? Работы на час.

– Да, – кивнул я. – Где оно должно быть?

– Спина. – Мастер с усилием вылез из кресла. – Снимай рубаху и ложись на стол, хе-хе.

– И не мечтай, – фыркнул я.

Снял куртку и рубаху, сел в кресло и, наклонившись вперёд, опустил сложенные руки на край стола, а голову – на руки.

– Мне так будет неудобно, – запротестовал мастер.

– Посочувствую тебе, как только закончишь, – откликнулся я.

Уныло хехекнув, мастер открыл чемодан.

Сначала я почувствовал прикосновение к спине мокрой холодной кисти. Кисть скользила по коже, выписывая вензеля. Знамение и правда обещало быть огромным.

– Зачем это вам? – спросил вдруг я.

– Хе-хе! Решил перейти на «вы»? Вот что значит поработать над мужчиной сзади, хе-хе-хе…

– Вам, мастерам-знаменщикам, – терпеливо сказал я. – Зачем все эти сложности?

– А зачем вам, демонам, души?

Кисточка добралась до поясницы, оставила там пару быстрых тонких штрихов.

– Душа увеличивает силу, влияние и статус, – зевнул я. – Тут всё прозрачно, это как автомобиль F-класса у людей. С той лишь поправкой, что душа приносит объективную пользу. Это всё особенности преисподней, существование там слишком отлично от земного, чтобы о нём можно было рассказать в двух словах.

– Хе-хе, – отозвался Дисидерий и добавил несколько брызг на лопатках. – А мы вот просто наслаждаемся.

– Чем? – не понял я.

– Тем, что забираем у вас, конечно же. Вас так много, вы все такие разные. И у всех всё такое разное, хе-хе. Ну вот, рисунок готов. Я должен спросить: ты точно решил? Понимаешь и принимаешь условия?

– Жги, – сказал я.

И Дисидерий зажёг.

17

Это знамение было самым большим и самым болезненным. Боль продирала до демонического естества, я с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не разбить голову мастера об стену. Ощущения были такие, словно мне рвут кожу раскалённой иглой, которая при этом брызгается кислотой.

– Ты должен понимать, – бормотал Дисидерий, – что полностью ощущения знамение не снимает.

– И ты мне это только сейчас говоришь? – прорычал я сквозь зубы.

– Правила ты знаешь. Когда знамение активируется, оно жжётся, хе-хе, самую малость жжётся.

– Насколько сильно будет жечь конкретно это? – спросил я.

– Не так сильно, как жгло бы без него, хе-хе.

– Скоро ты там закончишь? – рявкнул я, когда боль перебралась на левую лопатку.

– Да, собственно, уже всё, хе-хе. – Мастер отступил; что-то звякнуло и брякнуло в его чемодане. – Встань, Ливий. И расплатись со мной.

Я поднялся, расправил плечи, похрустел шейными позвонками. Боль в спине стремительно утихала.

Мастер стоял возле своего кресла и переминался с ноги на ногу. Рот его то кривился, как грустный смайлик, то нервно выгибался уголками вверх.

– Забирай оплату, – сказал я. – Но если эта чертовщина не сработает…

– Тогда сделка сама собой отменится, хе-хе! – обрадовался Дисидерий.

Он подпрыгнул, будто поймал что-то в воздухе, и приземлился так, что пол задрожал у меня под ногами.

– О да… – Глаза его закатились от невыразимого блаженства. – Я не прогадал, хе-хе… Это так изумительно! Такое равнодушие…

Мастер попятился, толкая кресло, и шлёпнулся в него. Руки его, дрожа, подпрыгивали на подлокотниках, изо рта пошла пена.

Я только головой покачал. Надел рубашку, затем куртку. Застегнул её до самого конца – почему-то начало знобить.

Внезапно на меня навалились сомнения. Зачем я приобрёл знамение? Всего девять дней – и я уйду навсегда из этого мира. А веду себя так, будто мне тут ещё десять лет жить. Глупость ведь… Но, с другой стороны, я могу освободиться раньше чем через девять дней. Если разберусь с Шеиным и Кометой, и если результат этого разбирательства окажется благополучным. А именно – если выяснится, что никакими родственными связями они не обладают.

И потом – какая разница? Если через девять дней я уйду, там уже никакого значения не будут иметь мои сделки и знамения. В преисподней всё сгорает.

Оставив Дисидерия трястись в экстазе, я молча вышел из комнатёнки и наткнулся на Криспиона, который стоял под дверью.

– Ливий! – воскликнул тот. – А я думал, что мне врали. Ты и вправду остался?

– Увы, – поморщился я. – Возникла небольшая заминка, но я надеюсь, что разберусь с ней в ближайшее время.

– Может быть, нужна помощь?

Для демона Криспион был невероятно доброжелательным.

– Уже не надо. – Я пальцем указал себе за спину. – Только что набил себе громоотвод.

– Мерзкая штука, – помрачнел Криспион. – В случае чего играет против тебя…

– Переживу. А ты чего хочешь?

Криспион оскалился:

– Пуленепробиваемость!

– Чего? – изумился я. – Ты же бессмертный!

– Бессмертный, – кивнул Крисп. – Но нынче ночью меня изрешетили. Пули в глаза, пули в суставы… Я практически не мог работать. Можешь себе такое представить?

– Н-да, – только и сказал я.

За годы работы на Шеина я, конечно, многое повидал. Но Криспион, судя по всему, вляпался со своим хозяином ещё хуже.

– Ладно, удачи, – хлопнул я его по плечу.

– Спасибо. А ведь помнишь, я говорил тебе, что нельзя отказываться от удачи?

***

Выйдя на улицу, я остановился. Погода менее гадкой не стала. Выл ветер, бросая в лицо колючую морось. Я поморщился. Если бы Господь сошёл сейчас сюда и посмотрел на дело рук своих, он бы, наверное, снёс всё к чертям сию же секунду. И к лучшему.

Справа послышался скулёж. Я повернул голову. Под переломленным листом гипсокартона, как в шалаше, сидел щенок. Смешной, маленький, вислоухий. Он смотрел оттуда на мир, как будто задавая ему вопрос: «Почему мне так плохо? Что я сделал, чтобы заслужить такое?»

– Это дерьмо, которое я чувствую, глядя на тебя – то, что люди называют эмпатией? – спросил я.

Реагируя на голос, щенок хрипло тявкнул.

– Какая же дрянь, дьявол меня побери…

И тут знамение на груди вспыхнуло внезапной болью. Промозглость осеннего вечера сменилась влажным теплом, полумрак – ярким светом. А вместо щенка передо мной обнажённое женское тело. Черты его искажались колеблющейся водой.

Комета лежала в ванне. Она даже не заметила моего появления, настолько была увлечена своими гадкими действиями. Что ж, не она первая и не она последняя одинокая девица, пытающаяся ручками сделать себе хорошо. Но только не в мою смену.

– Где ты это взяла?!

Я наклонился, схватил её за руку, которая сжимала лезвие бритвы. Комета вздрогнула, ахнула. Пальцы разжались, и лезвие, шлёпнувшись на воду, плавно опустилось на живот девушки.

– Откуда ты здесь взялся? – пискнула Комета.

– Я – твой демон-хранитель, – напомнил я. – А ты пытаешься испортить мне репутацию.

Я опустил свободную руку в тёплую, почти горячую воду и подобрал с живота Кометы лезвие. Стряхнул воду и положил его себе в рот. Несколько движений зубами, и я проглотил осколки под изумлённым взглядом Кометы.

До неё ещё даже не дошло, что она лежит передо мной голой. Не удивительно, девчонка только что одной ногой стояла в могиле. А, вот, дошло. Покраснела, правой рукой закрыла грудь, левую положила на лобок. Жест скорее развратный, чем целомудренный, но кто я такой, чтобы раздавать советы.

– Убирайся! – прошептала Комета. – Уходи отсюда!

– Нет, я останусь и буду смотреть. – Я присел на краешек унитаза. – Если хочешь, могу тебе чего-нибудь потереть, мне не трудно.

– Ты уже забрал у меня лезвие!

– А вдруг ты попробуешь утопиться?

– Это было бы нелепо.

– Настолько же нелепо, как вся твоя жизнь и каждый поступок, начиная с рождения, или ещё более нелепо? – уточнил я.

И вдруг почувствовал странное. Когда глаза Кометы наполнились слезами, у меня в груди как будто что-то кольнуло. И сделалось так мерзко, так…

– Будь ты проклят, Мастер! – простонал я и закрыл лицо ладонями.

– Мастер? – переспросила Комета. – Ты о чём?

– Тебе не понять… Никто не может меня понять в целом мире. Да мне и не нужно ваше понимание.

Плеснула вода. Я опустил руки и посмотрел на Комету. Она села, по прежнему пряча от меня грудь. И зачем, спрашивается, её прятать? Стыдиться совершенно нечего. Лучше бы так прятала глупость. Но люди горазды прикрывать лишь то, что совершенно естественно. А недостатки, которых следовало бы стесняться, выпячивают изо всех сил.

– Что с тобой? – спросила Комета шёпотом.

– Отстань, – буркнул я. – Что за номер с лезвием? Ты решила устроить своим родителям подарок в виде трупа, плавающего в кровавой ванне? Согласен, очень весело будет посмотреть, как карлик и колясочница справятся с такой веселухой. Если хочешь, я наведаюсь в городской морг и принесу кого-нибудь, похожего на тебя. Так ты тоже сможешь повеселиться.

Комета помрачнела. Опустилась обратно в воду, но высоты ванны не хватало, чтобы скрыться от меня.

– Я не знаю, что делать, – сказала Комета.

Я фыркнул:

– Тоже мне, невидаль. В этом весь прикол: никто из вас, тварей вонючих, не знает, что делать. Сочиняете себе нелепые цели и рвётесь к ним так, будто это имеет какое-то значение. Деньги. Власть. Секс. Задница шимпанзе. Смысл есть, только не для вас. А для тех, кто выше и ниже.

Комета меня проигнорировала. Это что же, я теряю хватку? Не могу довести до слёз девушку, которая только что едва не наложила на себя руки?! Позор на твою голову, Ливий! Немедленно исправляйся!

Но я не успел исправиться. Комета с какого-то перепугу решила, что я – идеальный собеседник, и мне самое оно выплакаться в жилетку.

– Ты выбросил все мои учебники. Они стоили целое состояние. Это не обычные книжки, а магические. Они сами выбирают хозяина и работают только с ним… У меня нет денег купить новые, я за те ещё кредит не выплатила. А теперь, если я не смогу учиться, я лишусь стипендии, мне нечем будет платить по кредиту. Я не знаю, что мне делать! – закончила она с надрывом, которому позавидовали бы театральные актрисы.

Я стёк с унитаза на пол, встал на колени и сложил перед собой руки в молитвенном жесте. Комета посмотрела на меня, как на буйнопомешанного.

– Скажи, – попросил я, – открой тайну, ибо она мучит меня каждый миг моего существования. Зачем?! Зачем ты вложилась так сильно в получение профессии, которая в целом мире никому никуда не упёрлась?!

Комета побледнела от ярости, но в этот момент в дверь стукнули, и раздался смешной голос карлика:

– Комета, ты с кем-то разговариваешь?

Комета сделала круглые глаза и беззвучно произнесла: «Пожалуйста!»

Я кивнул и, повернув голову в сторону двери, громко сказал:

– Нет, папа, она стонет от секса. А разговаривать – нет, не разговаривает, ей не до этого. Прошу меня извинить, я как раз собираюсь исполнить мой коронный заход винтом.

Комета издала нечто среднее между стоном и волчьим воем.

– А ей понравилось! – воскликнул я. – Всем нравится.

Комета от всей души плеснула в меня тёплой водой.

18

Эта проклятая Комета не желала спать до пяти утра. Ворочалась, читала какую-то книжку, ныла про учебники, плакалась. Я не обращал на неё особого внимания. Всё моё внимание было подчинено тому, чтобы убраться отсюда раньше, чем окончится срок предконтрактного испытания.

Поэтому когда Комета, наконец, уснула, я поцеловал её в лоб, выдернул ещё один волосок и беззвучно вышел из комнаты.

Карлик пил кофе в кухне. Ну как «кофе»… Что-то такое пил.

– Уже уходите? – спросил он.

– И не мечтай, – отозвался я.

– Кофе?

– Да, было бы неплохо. Возьму, как только окажусь подальше от этого района, спасибо, что напомнил.

– Я пытаюсь быть вежливым…

– Если ты делаешь это ради меня, то не стоит беспокойства, мне плевать. Если это зачем-то нужно лично тебе, то не стоит возводить свои причуды в ранг добродетели и тыкать меня в них носом. Вежливость к демону, отец мой Сатана, и эти люди ещё считают себя христианами…

Я поторопился выйти за дверь. Убогая дверь, убогая квартира, убогие мысли, порождённые убогой средой… Одно желание Кометы, и я бы вытащил их всех из этого дерьма.

Так, стоп, Ливий! Успокойся, дыши. Вдох, выдох – медленно! Тебе плевать на Комету и её родственничков, ты помнишь, да?

Было ещё темно. Я не стал проверять, приедет ли такси в эту дыру ночью. Добрался до проезжей части и поймал попутку. Высадили меня недалеко от дома Шеина.

Дверь я открыл при помощи знамения. Консьержа опять не было – видимо, спал. Лифт поднял меня на нужный этаж, и я остановился напротив дверного проёма, перетянутого крест-накрест жёлтой лентой с надписью «Место преступления, не входить». Преступления?.. Ну, ладно, как будет угодно. Новости, что ли, посмотреть…

Я прошёл внутрь, оборвав ленты. Открыл дверь в ванную.

– Какого?..

Я обошёл помещение размером с квартиру Кометы. Всё было стерильно, как будто кто-то вымыл каждый миллиметр с нашатырём. Нет зубной щётки. Корзина для грязного белья пуста.

Я прошёл в кухню. Он пил кофе! Здесь, за столом!

Кружки не было. Тела, разумеется, тоже – от него остался лишь грубый контур, очерченный кусками малярного скотча.

Я проверил спальню. Свежие простыни, всё сверкает чистотой. Если где-то тут и завалялась частичка ДНК Шеина, мне её не найти.

– Кто ты такой?

Я повернулся, окинул взглядом незнакомца. Пальто, которое больше напоминало шинель. Волосы тщательно зачёсаны назад. Лицо круглое, курносое; лопоухий. Руки держит в карманах. Наверняка в правой – ствол.

В общем, ничего интересного. Следователь или ещё что в этом духе. Потеряв к нему интерес, я подошёл к шкафу, отодвинул зеркальную дверцу. Пусто… Кто-то тут похозяйничал несмотря на запрет входить на место преступления. И кто? Внезапно нарисовавшийся дядя из Киева?

Тут меня будто ледяной водой окатили. А что, если действительно произошла ошибка? Я должен был попасть в услужение к кому-то иному, а оказался у ни в чём не повинной Кометы.

Стоит ли тогда дёргаться? Ошибку исправят, и я на десять лет зависну с человеком, который оприходовал квартиру Шеина едва ли не раньше, чем вынесли тело. Может, лучше, не высовываясь, досидеть оставшиеся девять дней, изводя насмешками Комету и всю её жалкую семейку?..

– Я задал вопрос: ты кто такой и что тут делаешь? – напомнил о себе следак.

Я закрыл шкаф и, повернувшись, привалился спиной к дверце. Задумчиво уставился на следака. Тот начал хмуриться и переминаться с ноги на ногу. Хорошенько подумав, вынул пистолет – обычный Макаров на десять патронов.

– Это место преступления, – сообщил следак.

– Серьёзно? – не выдержал я. – А тебя не смущает то, что здесь похозяйничала рота уборщиков?

– Это я задаю вопросы! – возмутился следак.

– Кто тут побывал? Что за хрень творится? Вы, там, в своей полиции, вообще на работу забили?

Следак немного обалдел, даже ствол опустил.

– Что за полоса такая пошла! – Я сплюнул. – Что ни день, то плохие новости…

Я вышел из комнаты, толкнув плечом замешкавшегося стража порядка. Вернулся в кухню, не слушая его воплей. Заправил и включил кофемашину.

– Слышь, ты думаешь, что ты крутой? – ворвался вслед за мной следак. – Я могу наряд вызвать, и тогда с тобой будут говорить…

– Кофе будешь? – перебил я этот бессвязный поток сознания.

– Что?

– Кофе. Если у говнюка Шеина и было что-то приличное, так это кофе. Из Бразилии заказывал.

Следак, подумав, убрал ствол в карман.

– Ну… Можно.

– Я налью.

***

– Ну так и кто ты такой? – спросил следак, сделав первый глоток из чашки.

– Откровенность за откровенность, – предложил я. – Мне тоже нужны ответы, но лень начинать пытки.

– Ну, допустим, – осторожно согласился следак.

– Я – Ливий, демон. Служил Шеину десять лет. Забрал его душу. Можете закрывать дело, преступления нет.

– А… – Следак открыл рот и закрыл его. – Ага.

– Твой черёд. Кто здесь похозяйничал?

Следак заёрзал.

– Я думал, ты спросишь, как меня зовут…

– Я сказал «откровенность за откровенность», а не «тупой вопрос за тупой вопрос». Если надумаешь призвать демона, потренируйся чётко формулировать запросы. Итак?

Следак щёлкнул пальцем по кружке и загрустил.

– Начальство будет не в восторге, – буркнул он. – У нас на демонов списывают все висяки.

– Да от демонов вообще одна сплошная польза. И всё же?

– Да хрень какая-то, Ливий! – Следак откинулся на спинку стула. – Нарисовался наследник. Бумаги, всё чин по чину. Готов вступить в права наследования. Документы, которые готовятся полгода, появляются будто по мановению волшебной палочки.

Чёрт. Наследник – это дерьмово. Дерьмовее не придумаешь. Лучшее, что я могу сделать – свалить отсюда куда подальше и забыть, как про страшный сон.

– Не продолжай. – Я встал. – На остальное мне плевать.

– Что? – изумился следак. – Но я ведь не договорил.

– У Шеина наследник, в квартире прибрался он. Точка. Я получил необходимую информацию. Мой кофе можешь допить сам.

Я двинулся к выходу, но остановился и вернулся. Достал из шкафчика пачку кофе и сунул в карман куртки. Опять отошёл, снова замер и вернулся. Отключил кофемашину, поднял её.

– Ты ведь в курсе, что это воровство? – спросил следак.

– Отвечу за этот грех перед Всевышним, – огрызнулся я и, наконец, ушёл.

19

Мелиссен приходил в себя долго и неохотно. Душа помнила, что в этом кожаном мешке ничего хорошего нет, и не рвалась вернуться туда после увлекательных астральных приключений.

Сначала глухая боль появилась в руке. Потом она докатилась до лица. Стали различаться звуки. Женский голос, что-то напевающий.

Последней пришла память, и Мелиссен со стоном открыл глаза.

Потолок с бегущими по извёстке трещинами вызвал приступ тошноты. Мелиссен повернул голову набок и часто задышал ртом.

Больница, ну да. Следовало ожидать. Пустая мрачная палата. День, но за окном тучи, как и всегда. Дожить до лета —надо ещё постараться.

На соседней койке лежал старик и смотрел вверх пустым взглядом. Казалось, что он мёртв. Но тогда эта женщина в белом халате, которая стоит рядом, запихивая в мешок грязное постельное бельё, вела бы себя иначе. А она – ничего, напевает. Мелиссен прислушался и разобрал:

– По лунному берегу моря шагал молодой солдат…

Почему «по лунному»?..

– Леди, – прохрипел Мелиссен.

Женщина повернулась. Некрасивое, но доброе лицо осветила улыбка.

– А, проснулся? Ну и слава богу. Скажу доктору, чтобы заглянул. Ох и отделали ж тебя… И что за зверьё на улицах. Вроде в цивилизованные времена живём, а что творится.

– Что со мной? – перебил Мелиссен.

– А то сам не видишь. Лапку поломали, но без смещения, быстро заживёт, не боися. Мордочку тоже почистили, конечно, но да то совсем ерунда. А, и на затылке рана была. Голова-то кружится? Сотрясение, может. Ну да сотряс – не простатит, за неделю пролетит.

Мелиссен сделал несколько вдохов-выдохов и попросил:

– Телефон можно?

– Отдохнул бы ты. Пялятся вечно в эти мыльницы свои. Головушке покоя бы надо.

– Мне позвонить нужно. Дайте телефон, пожалуйста.

Медсестра вздохнула и посмотрела на Мелиссена грустным взглядом.

– Ладно, – сказала она. – Сейчас, в другой палате бельё сменю и вернусь.

– А что, у вас санитаров нет? – спросил Мелиссен.

– А откуда ж им взяться на зарплату десять тыщ? – хохотнула медсестра. – Дураков мало в дерьме купаться задарма. Сегодня умные все, в интернетах зарабатывают.

Она ушла. Мелиссен прикрыл глаза и старался сдержать дурноту.

Чёртовы малолетки. Чёртов поганый случай, который им помог.

А может, и к лучшему? Он отлежится и выйдет, жизнь вернётся в норму. А повернись всё по-другому, и сейчас его здоровая рука была бы прикована к спинке кровати наручниками.

– Они опять меня не услышали.

Мелиссен открыл глаза и с усилием вернул плывущую картинку на место.

– Ты о ком, старик? – спросил он. И добавил, как будто для собеседника это имело значение: – Блевану сейчас…

– Демоны, – хныкнул старик. – Они меня не слышат. Каждую ночь зову – не слышат…

– А… – Мелиссен зевнул. – Ну, богу помолись. Некоторым, говорят, помогает.

– Каждую ночь, – повторил старик. – Сорок лет, каждую ночь. Не слышат…

Мелиссен повернулся к стенке. Демоны его не интересовали. Они обитали в каком-то другом мире, с которым Мелиссен не пересекался.

Вскоре вернулась медсестра и протянула Мелиссену его дешёвенький смартфон. Экран треснул, но работал, тачскрин отзывался на прикосновения.

Мелиссен нашёл телефон начальства и нажал вызов.

– Константин Егорович, я в больнице…

– Да уж, знаю, – послышался тяжёлый вздох. – Н-да…

– Ну… – Мелиссен невесело усмехнулся. – Мне, наверное, больничный нужен.

– Да уж, понятно. Оформим уж. Только вот… Ну, я думаю, ты понимаешь.

– Что понимаю?

– После больничного я тебя не жду. Можешь «по собственному» написать, можем нацарапать, что под сокращение попал, да уж…

– Константин Егорович, вы что? Вы меня увольняете? Да я же…

– Ты, Мелиссен, перед камерами такое исполнил, что если б те детишки были мажорами, ты бы увольнением не отделался.

Мелиссен вспомнил, как швырнул одного в дверь. Кровавый след на белой краске.