Ты точно справишься! Как потерять всё и не сойти с ума (пособие для взрослых).
Оглавление.
Вступление.
Часть 1.
Где случается всё плохое.
– Развод.
– Смерть.
– Здоровье.
– Финансы.
– Банкротство.
– Друзья и отношения.
Часть 2.
Где ничего не происходит.
Часть 3.
Где я даю советы.
– Страдание – это боль, помноженная на сопротивление.
– Сначала помоги себе, потом другим.
– Вечное сияние чистого разума.
– Практикуйте.
– Медицинский спецназ.
– У страха глаза велики.
– Спокойствие, только спокойствие.
– Движение – это жизнь.
– Искусство маленьких шагов.
– Время лечит?
– Что еще?
Часть 4.
Итоги.
– Будь счастлив, что ты во всём разочаруешься.
– Каждая чаша уже разбита.
– Игры разума.
– Про моду на «здесь и сейчас».
– Не завидуйте.
– Выйти из гонки.
Послесловие.
Вступление.
Приветствую. У вас в руках книга, содержание которой окажет поддержку в трудное время. В ней нет нравоучений, призывов, уникальных методов борьбы за право на жизнь, религиозных постулатов или эзотерических концепций. Нет и советов по поводу того, как стать богатым, успешным, популярным, найти своё предназначение или правильно расставить мебель в квартире. Эта книга скорее о том, как делать не стоит.
История моего стремительного падения, после которого было трудно допустить саму мысль о том, что я смогу встать на ноги.
И она интересна хотя бы по этой причине.
Путь, который я прошел, теперь не кажется мне таким страшным и запутанным, как казалось ранее. Сознание быстро блокирует негативные воспоминания, это часть нашей защитной системы. Но мне, после всего произошедшего, было необходимо выговориться. Пересказать события заново, чтобы до конца освободить себя от болезненных воспоминаний. Я постараюсь вспомнить как можно больше деталей, чтобы наглядно продемонстрировать процесс саморазрушения, реакции на цепь событий, в которой все звенья оказались бракованными.
Я не знаю всех ответов на вопросы, которые приходят в голову, когда реальность выворачивает тебя наизнанку. Но могу доподлинно рассказать о том, что помогло одному конкретному человеку. Как он нашёл в себе силы зацепиться за воображаемую веревку и начать подъем из бездонной ямы, заполненной отчаянием и жалостью к себе, в которой барахтался несколько долгих лет.
Этот человек, за небольшой промежуток времени, умудрился потерять практически все, за что так цепляются люди. Здоровье, работу, накопления, семью, друзей, перспективы. Я искренне надеюсь на то, что книгу откроют и те читатели, кто ежедневно сталкивается с хроническим болевым синдромом, который врастает в личность человека и постепенно вытесняет доступные эмоции и желания. Нет ничего хуже болезни, которую не могут вылечить. Но, обо всем по порядку.
В сентябре 2022 года я написал заметку в одной социальной сети, которую вы прочитаете ниже. Именно тогда я по-настоящему сдался и с удивлением ощутил, что жизнь продолжается. Моя история не дописана. Начать стоить именно с тех памятных строк.
Пост в сети «ВК» от 07.09.2022:
«Мне, как человеку, получившему бесценный опыт внутренней борьбы без правил, рано или поздно придётся передать его дальше. Насильственным методом, через информационный шум. Естественно, ради всеобщего блага. У нас же так принято?
Я легко могу подойти на роль мотивационного тренера, мне не надо придумывать слезливую историю личного становления, у меня есть своя.
Пропитанная кровью и потом, с обломками воздушного замка внутри. Содержание захватывает. Четыре и девять десятых балла из пяти возможных. Показатели качества чуть не дотягивают до идеала.
Что там у вас, говорите? Проблемы в отношениях? Свалила болезнь? Сделка сорвалась? Финансовые проблемы? Вы это сейчас серьезно? Да, бросьте!
Я потерял вообще все нажитое, при этом сам чуть не умер. А потом ещё раз чуть не умер, но уже по собственной инициативе. Ах, да, меня же ещё и вылечить никак не могут. Постоянные боли не ясного происхождения. Так что оставьте вот это вот ваше, приземленное. Не стыдно говорить о таких мелочах? Постыдились бы рот открывать и жаловаться…
Так стоило бы начать повествование. Восхитительный заход, не правда ли? Надо только в ораторском искусстве потренироваться. Пишу хорошо, а на публике держусь плохо. Если серьёзно, то кто ещё расскажет вам о кардинальных отличиях физической боли от ментальных страданий, причиняемых ею? Или о том, как работает человеческий мозг в тяжёлых ситуациях, как он сравнивает текущие события с опытом прошлого, личным багажом знаний. А когда сравнения и варианты дальнейших действий заканчиваются – выдаёт мысль о самоубийстве. В виде абсолютно выверенной и просчитанной идеи, не требующей дальнейшей аргументации.
Теперь я действительно уверен в том, что большая часть самоубийств происходит не от внезапного импульса, а от того, что жизненного опыта оказалось недостаточно, чтобы подсказать любое альтернативное решение. Или хотя бы выдвинуть гипотезу о том, что такое решение имеет право на существование, просто надо дать себе чуть больше времени.
Мозг делает свою работу, анализирует, сопоставляет, выдаёт результат. Иногда результат не подразумевает никаких возможностей для дальнейших действий. Списывает и тело, и разум со счетов, как бракованную систему. Из-за недостатка информации для обработки.
"Страдания – это боль, помноженная на сопротивление". Идеальная формулировка. Физическую боль можно терпеть, можно перекрыть сильнодействующими препаратами. Можно пережить боль утраты, расставания. Вселенское зло несут не события, которые произошли, не физический аспект того или иного состояния, а мысли, которые сопровождают любое действие.
Это мысли заставляют человека страдать. Ежеминутно брать на себя ответственность за полученный опыт, за существование боли, за существование жизни, за все грехи рода человеческого. Если опыт позитивный – тебя заставят страдать от того, что он закончился. Если негативный – страдать от того, что это произошло с тобой, что ты не справился, что ты не совершенен. И не один раз, а всю оставшуюся жизнь! Скатывая в ком и следующие события, в которых ты не смог стать победителем.
Ежедневно, мысли заставляют миллиарды человек страдать. Вспоминать, анализировать, сравнивать себя с другими, критиковать, оценивать. Но мы – не наши мысли. Они – не более чем фоновый шум. Неожиданно появляются, а если не получают продолжения, так же внезапно исчезают. Это разговоры чужих людей за соседним столиком в кафе, мчащиеся по дороге автомобили, стук дождя по стеклу. То, за чем стоит наблюдать. Если позволить им пробраться чуть глубже – поток снова захватит тебя и перекрутит, пока не потеряешь ориентацию в пространстве.
Пора просыпаться. Начинать жить заново. Переходить к новому этапу. Принять. Простить всех и себя. Практиковать. Это работает и этому можно научиться. И никаких страданий, пока мы сами не позволим себе их присутствие в жизни».
Прежде чем перейти к моей истории, запомните один важный момент. Психологические травмы лечит не время, а приобретенный за это время жизненный опыт. Дымка рассеивается сама собой, если появляется необходимый контекст.
И выходит, что мать или отец были алкоголиками и не справились с болезнью и ответственностью, дело вовсе не в отсутствии отеческих или материнских чувств. Вы ни в чем перед ними не виноваты.
Личная жизнь идет кувырком от того, что в системе выбора партнёра учитываются совсем не те параметры, что необходимы для спокойной семейной жизни. И можно найти человека, с которым будет легко преодолевать любые трудности.
Внезапно оказывается, что финансовые неудачи – это часть пути и все риски просчитать невозможно, как бы умен ты не был.
Что жалость к себе – это явный дефект в мышлении, который необходимо устранить в первую очередь. Иначе любое препятствие превратиться в непреодолимую крепость.
Это – естественный путь. Хорошо, если было ПЛОХО, но выводы сделаны. Хорошо, когда двигаешься дальше. ПЛОХО, если всё идет ХОРОШО слишком долго.
Надеюсь, что моя книга принесет пользу.
Найти меня можно здесь: https://vk.com/makcumka
Часть 1.
Где случается всё плохое.
Боль была настолько сильной, что я уже не мог подбирать варианты для решения ситуации. Мне оставалось кататься по полу и тихо выть, стараясь найти наиболее выгодное положение тела, чтобы чуть уменьшить страдания. Сгибаясь под определенным углом, я замирал. Боялся дышать, если мне становилось чуть легче.
Таблетки не помогали. Несколько раз заезжала «скорая помощь», врачи кололи мне обезболивающие, которыми я и так был напичкан, и уезжала дальше. Один раз меня всё же прокатили до больницы, где я провалялся несколько часов в ожидании регистрации, получил очередной бесполезный укол и кое-как добрался обратно до дома. Сейчас, конечно, уже понятно, что надо было выпрашивать у дежурных врачей хотя бы «трамадол». Но откуда мне было знать тогда, что бывают случаи, когда привычные препараты не имеют никакого эффекта.
Спустя несколько лет лечения, я могу прочитать длинную лекцию о том, что наша медицина результативна в тех случаях, когда и симптомы, и варианты лечения – многократно описаны и апробированы. А если на снимках не видно, где болит и что конкретно – вам придётся надеться только на чудо.
В первые месяцы болезни, я сходил с ума и от боли, и от мысли о том, что никто не сможет её уменьшить. Полное безумие, наваждение. Мир за окном, выстроенный по чётким законам, оказался иллюзией.
Дома я старался держаться подальше от окон. Меня тянуло туда, как к источнику прекращения боли, когда становилось совсем худо. Один шаг, один вдох, и страдания прекратятся. Иных вариантов не существует, так думал я тогда, сдерживая позывы облегчить муки раз и навсегда.
Я потерял все, что мог. Семью, работу, здоровье, сбережения. Полный провал по всем фронтам. Нет выхода, нет будущего. А значит, к сожалению, моё время пришло. Подобные мысли закручивались петлей вокруг шеи, виток за витком, я физически ощущал, как дышать становилось все труднее.
Боль держала меня где-то на границе между реальностью и потерей сознания. Она не давала возможности проанализировать ситуацию, просчитать все варианты, затуманивая разум. Но при этом не была настолько непереносимой, чтобы сознание отключилось на долгое время. Если я и вырубался, то на какие-то доли секунды.
Мир будто перемещался статичными кадрами, а меня зажало между ними.
Пол, шкаф, коридор, ванная комната. Фотографии, а не запись видео. Не всегда удавалось вспомнить, как я попадал из одного места в другое. Когда силы терпеть заканчивались, я сворачивался внутри прямоугольника ванной. Надеясь, что эта чугунная крепость позволит мне защититься от себя самого. От той части личности, что уже окончательно решила, как поступить дальше.
В один из тяжёлых дней, лежа в темноте, я окончательно решил умереть. Но не могу уйти просто так, без объяснений. Другая часть меня, пусть и ослабленная, продолжала борьбу. Уже не за существование, а за правильно поставленную точку. Мне было необходимо оставить хоть что-то.
Записку. Если и не включающую в себя объяснение моего бегства по ту сторону жизни, то хотя бы со словами извинений внутри.
Никому не пожелаю столкнуться с подобным психическим тупиком. Это необъяснимое состояние. Я не хотел умирать, но мой мозг пришел к выводу, что это единственное правильное решение. Так как постоянная боль ставит крест на его безупречной работе. Выбор без выбора. И я принял эту мысль, как абсолютно очевидный вывод из сложившейся ситуации. Так и заснул, лёжа в ванной комнате, с полностью сформированным намерением сделать следующий день жизни – последним днём.
Та ночь стала точкой отсчета, поделившей мою жизнь на «до» и «после». Я действительно написал предсмертную записку следующим утром. Потом еще одну. И еще. Несколько дней я занимался только этим. Ревел от боли, жалости к себе, отчаяния. Разрывал бумагу в клочья и начинал заново. Не мог найти нужных слов, злился, переписывал. Пытался сформулировать суть поступка, чтобы меня хотя бы попытались понять близкие люди. Не получалось.
Спустя время, стало понятно, что происходило со мной в те моменты. Я занимался тем, что опытным путем измерял концентрацию эгоизма, которым был переполнен. Как бы странно это не звучало. Каждая моя записка подразумевала надежду на то, что близкие люди будут оплакивать меня и жалеть. Возненавидят, но обязательно простят. Но они бы сделали всё это и без моей прощальной писанины, которая если и могла что-то сделать, то только усилить их потрясение от случившейся трагедии.
Я был слаб, болен и беспомощен. Не понимал, как жить дальше. Но пока я марал бумагу в поисках идеальной формулировки для предсмертной записки – смерть отдалялась всё дальше от меня.
Любому подвластно провести подобный эксперимент и над собой. Собираться покончить с собой для этого процесса необязательно. Для исследования влияния эгоизма на отдельно взятого человека, понадобится лист бумаги и ручка. Внешние условия не имеют значения, разве что не помешает изоляция от социума на время проведения опыта. Достаточно сесть за стол, оценить в окуляр опыта свои промахи и достижения, а затем перейти к делу. Предстоит написать предсмертную записку. Даже если вы никогда не думали о таком экзотичном варианте решения накопленных проблем.
При написании текста появятся вопросы. К кому конкретно обращаться? Есть ли ограничения по размеру? Является ли записка завещанием?
Не стоит зацикливаться на этом. Вы и без меня знаете, как ваше «эго» зависимо от драматических постановок на сцене сознания. Как любит себя, а поэтому любая поставленная пьеса сопровождается овациями и выходами на бис.
Люди мало чем отличаются друг от друга. Мы привычно жалеем себя до изнеможения. Верим в собственную уникальность. Мир вокруг зависит исключительно от наших судьбоносных решений. Просто намекните подсознанию на новый сценарий, где можно проявить себя, и декорации возникнут сами собой.
Смерть. Такая близкая. На расстоянии вытянутой руки. Дайте волю воображению. Свет, звук, вот уже и артистов гримируют. Скоро пойдет череда сцен с похорон, где отрабатывается искренняя скорбь на лицах собравшихся. «Эго» никого и ничего не забудет. Сценарий развернется тончайшим пергаментом, чтобы виться по полу и надиктовывать смыслы.
Боже мой! Такая невосполнимая потеря для и без того ущербного человечества! Ушел такой человек! ЧЕЛОВЕЧИЩЕ!
Нельзя оставить хоть какое-то слово не запечатленным. Предсмертная записка должна включить в себя все аспекты пройденного пути. Необходимо подготовить напутствия детям, если они есть в наличии. Сочные, но лаконичные. Чтобы и внукам с правнуками достались крошки мудрости, засушенной на века.
А может, наоборот, открыться до конца, хотя бы раз в жизни? Заполнить лист текстом, наполненным простодушной добротой, от которой так щемит сердце.
И вот оно – долгожданное зрелище. Родные плачут без продыху. Друзья ночуют в барах, поднимая стаканы. Дети замерли в странных позах, их психика знакомится с чувством потери. Планета Земля стала крутиться чуть медленнее. Прислушивается, куда же делся из строя звуков любимый голос?
Сцену заливает слезами. Антракт. Пергамент сценария уплывает по течению полноводной реки под названием «Жалость».
Это не только мой сарказм. Попробуйте и поймете, о чем я говорю. Узнаете много интересного о себе. Только одного эксперимента недостаточно. Исследования лучше проводить через определенные промежутки времени. Чтобы хватало данных для создания полноценной модели изменения концентрации эгоизма. Можно составить красивый график.
Если говорить серьезно, то на дистанции записки станут менее изощренными. Даже самое талантливое «эго» способно перегореть, исписаться и завести себя в смысловой тупик. Театр придет в запустение. Актеры начнут халтурить. Забывать текст. Потом и вовсе запьют с горя.
В пьесе образуются незаполненные паузы, которые сведут на нет драматическую составляющую произведения. Превращая трагедию в комедию положений.
После определенного количества написанного текста придет понимание, что в реальности с твоим уходом не изменится ничего. Останутся обрывочные воспоминания в чужих головах, вроде вспышек на солнце. Бытие продолжить быть, не бытие продолжить не быть. Ни тут, ни там не останется автографа в рамке. Так предсмертная записка, заполненная обидами и объяснениями, превратится в инструкцию. Пара советов о завершении начатых дел, подсказки по документам, которые заранее собраны в папку, чтобы избежать лишней волокиты во время похорон. Что-то про то, что остается после тебя из материальных ценностей. Несколько фраз в заключение. Скорее нейтральных, чем выводящих на эмоции.
Возможно, «эго» вежливо попросит оставить последний штрих, который все равно никто не поймет. Что-то вроде – "Я ушел. Дальше сами". Будто, пока ты был здесь, что-то находилось под твоим контролем. Ты что-то решал и что-то мог. И жизнь не происходила сама собой, без всякого твоего участия.
Свою записку я дописал. Она так и лежит у меня в ящике комода. Как напоминание о том дне, когда я окончательно сдался. Там всего пару строк, как вы уже поняли. Каких именно строк – останется тайной.
Чудовищных дней было еще много. Неимоверно много. И они продолжаются до сих пор, время от времени. Хорошо, что они быстро сливаются в одну бесконечную черную полосу, где уже нет места надежде, которая иногда делает только хуже. Без смирения нет фиксации на том месте, где ты очутился. Чтобы подняться, надо упасть до конца и прощупать твердь собственным телом во время удара.
В плачевном состоянии я пробыл несколько месяцев, тщетно стараясь выбраться. В итоге, как можно догадаться, выбрал дверь, а не окно. Пишу эти строки для того, чтобы люди нашли в моей истории и себя. Имели представление о том, что бывает плохо всем и каждому. Иногда беда и в правду не приходит одна. Но при этом каждый человек должен держать в голове тот факт, что выход не обязательно должен быть найден сиюминутно.
Иногда следует остановиться и подождать. Я этого не понимал.
В своих записях, я постараюсь вспомнить, что чувствовал, как сдавался, как боролся и сдавался снова. Любые ужасы быстро переходят в раздел подсознательного ума, но они всегда будут там. Да, я пропустил слишком много ударов, чтобы оставаться на ногах. Рухнул в глубокий нокаут. Смог ли восстановиться до конца? Вопрос спорный.
Но, обо всем по порядку.
Развод.
В моей жизни всегда хватало стрессовых ситуаций, каждая из которых оставила свой отпечаток на моем восприятии мира. В детстве у нас еще нет того опыта, который позволил бы грамотно толковать то или иное событие, делать выводы. Собственный механизм борьбы за свое психическое здоровье еще даже не в проекте. А тот, что заложен природой, заключается в том, что психика быстро блокирует негативный опыт, позволяя нам двигаться дальше.
При этом мы никогда не знаем, как наш опыт будет переработан на уровне подсознания, и какие комплексы мы получим, оставляя плохое позади себя. Чтобы стало понятно, о чем я говорю, расскажу небольшую историю из детства.
Мне было лет десять, когда я совершил первую далекую поездку по городу. Мама уехала на пару недель. Со мной остался отец, который справлялся с жизнь гораздо хуже, чем я. Перед отъездом, мне пришлось потратить немало слов, чтобы убедить маму в том, что я справлюсь. Точнее – «мы» справимся, подразумевая еще и отца. Ложь во благо. Уже тогда я не мог сопротивляться силе фатума.
Бытовые проблемы решаемы, как и психологические. Пока я занимался первыми, отец взял на себя задачу разобраться со вторыми. Поэтому продолжил делать то, что умел лучше всего – жёстко запил. Он работал фельдшером – психиатром на скорой помощи. Та еще работёнка. Поэтому если пил, то остервенело. На отходняках снимался «феназепамом» и прочими веществами, которых было в достатке.
Когда водочные заплывы проводятся с употреблением допинга, стиль плавания меняется на вольный. Пловец использует не только чашу бассейна, но и близлежащие территории. Наличие воды становится второстепенным фактором. Поэтому чудил батя знатно.
Черти, пауки, пришельцы. Личный канал «Рен-тв», без необходимости садиться у телеэкрана. Мой отец жил в удивительном мире и, как мог, старался раскрыть все его тайны. В том числе, и мне. На всякий случай, я держал под подушкой нож. Как орудие против межгалактических захватчиков. Один из них, по уверению отца, вполне мог вселиться и в меня, а тогда ему пришлось бы сражаться со мной. Во имя спасения нашей планеты, естественно.
Нож не пригодился. От инопланетного вторжения я отбивался табуретом. Поэтому, через пару дней наедине с отцом, я понял, что с меня достаточно. Пока тот восстанавливал силы перед очередным приключением, я собрал какие-то вещи и вышел из дома. Мобильных телефонов не было. Побродив по району, я понял, что мне ничего не остается, как поехать к родным. Бабушка и дед были на даче, дома была прабабушка. Она впустила меня, обняла, и я остался на ночь.
Понятия не имею, как отец смог заметить мое отсутствие, и что за гигантская капельница позволила ему начать функционировать. Но ровно через сутки он начал меня искать и позвонил прабабушке. Мне пришлось вернуться домой.
Отца только выковыряли из запоя, а значит, он был беспомощен и не отличался умом и сообразительностью. Теперь я и сам знаю, что чувствует человек на выходе из таких состояний. Его выводили из себя любые звуки. Думаю, что он потерялся во времени. Не помнил, когда я уехал и сколько времени отсутствовал. Умудрился вызвать милицию, сотрудники которой не поленились снять мои отпечатки пальцев с вещей в комнате. Все было усыпано веществом для дактилоскопии.
Отец что-то пытался объяснить, потом орал. Кое-как собрался и мы потопали в отделение милиции. Там я должен был предстать перед операми и рассказать историю о том, что уехал к бабушке и просто забыл предупредить об этом. На улице шел сильный дождь, кроссовки промокли и хлюпали. По пути мне доходчиво объяснили, что если я скажу операм правду, отец убьёт и меня, и маму. И ему ничего за этой не будет.
Я шел и смотрел на небо, подставляя лицо дождю. Мне было совершенно наплевать на его слова. Они не трогали меня, мне не было страшно. Я снова промок и хотел домой. Тогда я в первый раз в жизни почувствовал то самое чувство полного опустошения.
Произошло предательство планетарного масштаба. Глобальная катастрофа, которой поздно бояться, ведь она не оставила после себя ничего живого.
Именно это чувство я снова пропущу через себя после того, как уйдет моя жена. Чувство без чувств. Мертвая тишина внутри и очевидная бесполезность любого действия, которое можно совершить.
Сидя за столом в отделении милиции, я отвечал сотрудникам так, как этого хотел отец. Правильность моих слов подтверждала его нога под столом, которая каждый раз наступала на мою, если разговор поворачивал не в ту сторону. И я сделал так, как он хотел. Не из страха, а потому, что дети должны слушать родителей. А я был послушным ребенком.
На обратном пути, дождь кончился. Дома я переоделся и пошел гулять, отец лег на диван перед телевизором, дав себе небольшую передышку перед очередным походом за водкой. Жизнь продолжалась. Об этой истории я рассказала своей маме только тогда, когда мне было уже за тридцать.
В детстве, я считал подобные события – обыденностью. Неотъемлемой частью своей жизни. Не придавал им значения, шёл дальше. Откуда я мог знать, что так жить – не правильно.
Отца я простил. Но уже после его смерти. Он умер с похмелья в квартире бабушки и дедушки. Ему не было и пятидесяти.
Мне необходимо было привести одну из историй детства, иначе моя реакция на то или иное событие может быть не совсем правильно истолкована. Хоть эта книга описывает иной этап моей жизни.
Несомненно, самый сложный.
Безумную хронологию моего падения следует начать с разрушения семьи.
Именно после ухода жены, я понял, что с того момента в детстве ничего не изменилось. Я вырос, отучился, зарабатываю деньги. Решаю возникающие проблемы, живу полной жизнью, как это и полагается взрослому, но на самом деле это не значит совершенно ничего. Я НИЧЕГО не контролирую и НИ В ЧЕМ не могу быть уверен. Я остаюсь все тем же мальчиком под дождем, капли которого никак не могут повлиять на внутреннюю засуху.
Сейчас я могу проанализировать отношения с самим собой на протяжении всей жизни. Думаю, что после предательства отца (назовем это так), после наглядного доказательства того, что один из самых важных людей в жизни может оказаться вовсе не тем, кем должен быть по всем законам мироздания, я частично возложил вину за его поведение на себя. Никогда не озвучивал в голове этот довод, но где-то на подкорке он совершенно точно отложился. Поэтому мне часто казалось, что я куда хуже того образа, в котором меня видят и воспринимают другие люди.
Я никогда не любил себя. Меня угнетала мысль о том, что в определенный момент я не справлюсь, подведу тех, кто рядом со мной. Превращусь в чудовище. Или просто не оправдаю ожиданий. Я слишком часто сталкивался с тем, как делать не надо и боялся, что когда-нибудь и сам сверну не в том направлении. Что, отчасти, и получилось. Только из-за этого кошмарного допущения, в котором я не смог себя разубедить.
При этом, я с самого детства мечтал о нормальной семье и детях. Меня мало беспокоила карьера или так называемая самореализация, мне хотелось стать хорошим отцом. Да, по причине того, что у меня хорошего отца не было. Но что с того?
Я не имел особых проблем с женским вниманием. Но всегда чуть сторонился тех, кто нравился мне по причине их доброты и открытости. А самое главное, по причине того, что им нравился я. Старался держаться с ними на дружеской волне. Они были слишком добры ко мне. А я просто не мог поверить в то, что кто-то может быть добр ко мне бескорыстно. Ждал подвоха и держался на расстоянии.
Для отношений я выбирал девушек, чей характер полностью не совпадал с моим характером. Теперь я понимаю, что такое подсознательная тяга к определенным условиям, которые были сформированы в детстве. Если тебя отверг тот, кто обязан любить – это становится нормальным явлением. В глубине души, ты будешь ожидать подобного шага от любого, кому решишься довериться. И тянуться к тем людям, которые могут вернуть тебе эту боль. Но весь кошмар заключается даже не в этом. А в том, что ты сам, шаг за шагом, будешь подталкивать выбранного партнера к очередному доказательству собственной правоты. И не замечать этого. Выбирать только тех, кто способен тебя уничтожить.
Конечно, я мечтал о простых отношениях. Без конфликтов и криков, которые я не переношу физически. В детстве мне приходилось вслушиваться в каждый шорох, когда отец открывал ключом дверной замок. Так я пытался заранее понять, в каком состоянии он вернулся и что нам придется пережить ближайшей ночью. Чуткий сон сохраняется и по сей день, меня может разбудить любой шорох. При этом, каждый раз я отторгал тех девушек, которые, скорее всего, могли быть со мной счастливы. С которыми мог быть счастлив и я сам. Выбирал совершенно другой типаж.
Отношения с женой всегда напоминали поездку на американских горках.
И если она привыкла к тряске, выплескивала энергию, и не без удовольствия готовилась к новой поездке. То я находил сотни причин, чтобы обходить этот вид развлечений стороной. Предпочитал просто уйти, когда конфликт переходил в стадию повышенных тонов, и каждый мой уход провоцировал жену еще больше.
Я сбегал. Пил, как это полагается у мужчин. Чтобы очистить голову, чтобы пожалеть себя. К тому же, в измененном состоянии куда проще выносить любые крики.
А вот в трезвом состоянии моя психика начала давать сбои. Я познакомился с паническими атаками, которые было не так просто взять под контроль. Появились первые боли в спине, которые на тот момент были слабо выражены. Лечение заключалось всего лишь в серии массажей или простой блокаде по средствам уколов. Только сейчас я понял, что те боли были вызваны не сидячей работой, не сколиозом или нехваткой витаминов.
Это была своеобразная реакция моего организма на самый устрашающий для меня вид стресса. С криками, руганью и оскорблениями.
Я мог сохранять спокойствие в самых сложных жизненных ситуациях, но в такие моменты просто терялся. Сворачивался в клубок. Наверное, моя психика пыталась сделать мне больно для того, чтобы я получил какую-то поддержку и помощь со стороны того человека, от которого я эту поддержку перестал получать. Как бы странно это не звучало. Моему подсознанию казалось, что боль может помочь нашим отношениям. Все утихнет и мне начнут сопереживать.
Стоит сказать, что я далеко не ангел, поэтому не пытаюсь себя как-то обелить. Я бываю замкнут, плохо проявляю чувства. Мои решения, как уже стало понятно, не всегда можно назвать рациональными. У любой истории взаимоотношения двух людей есть две стороны. Здесь же уместно упомянуть только ту часть, что связана со мной. Иначе не понять, что привело меня к ежедневной практике саморазрушения.
Сразу отмечу, что бывшей жене я только благодарен за то, что все вышло, как вышло. Я безмерно счастлив от того, что у нас есть сын и никогда не перестану ей помогать в любых ситуациях. Мы живем рядом и общаемся.
У неё свой жизненный путь. И свои черти, которые вылезают наружу в самый неподходящий момент, как это бывает у всех нас. Но с ними бороться только ей, если она посчитает, что в этом есть необходимость.
Все события нашей жизни тесно переплетаются между собой. Один опыт приводит к возникновению следующего. А когда люди не слушают друг друга, они неосознанно провоцируют партнера на необдуманные решения. В рамках тех механизмов, с которыми они знакомы с детства и которые стали привычными.
В последние год семейной жизни, я все чаще уходил в себя от очередных истерик и пил. Бывшая жена общалась с другими мужчинами и делала вид, что этого не происходит. Я же знал правду и от этого сходил с ума еще больше. Надо было еще и работать, содержать семью. Не сорваться в лютый алкоголизм. Маневрировать между конфликтами, не срываясь в крутое пике, и при этом казаться ребенку жизнерадостным. Не привлекать внимания к своим проблемам на работе. Полный дурдом.
Так или иначе, все действия, которые совершали мы оба – вели только к одному исходу. К расставанию. В моем случае – расставанию крайне тяжелому. Она ушла к другому, а я остался заперт внутри своих комплексов, обид, презрения к ней, презрения к себе, бесконечного цикла самобичевания. Теперь я понимаю, что в моем случае, когда отношения начинаются и в них возникают первые конфликты, завязанные на истериках и взаимных оскорблениях, лучше закончить сразу. В дальнейшем лучше уже не будет.
Только хуже. Рвать и точка.
Я остался один. Первые месяцы просто не мог поверить в то, что это произошло. Дурацкая мужская черта, до последнего верить в то, что держишь ситуацию под контролем. В случае непредвиденных ситуаций – сможешь все исправить, откорректировать, починить. Иногда чинить попросту нечего, все рассохлось и развалилось.
Сложность в том, что когда понятие семьи является для человека самым важным в жизни, с его разрушением теряются и все прочие ориентиры. Настоящий сбой в системе. Происходит полное испепеление принципов, законов, понятий, которые выстраивал для себя, гордился ими и верил в их незыблемость. Да, в конце отношений я знал наверняка, что жена мне изменяет. Но у меня не хватало мужества уйти, а у нее не хватало мужества признаться в том, что происходит.
До сих пор она так и не сказала мне, когда все началось и почему. Ушла, когда план к отступлению был сформирован. Просто уехала в отпуск с другим мужчиной. Когда я узнал об этом, то, естественно, совершенно слетел с катушек. Если бы мог достать его в тот момент – совершенно точно бы покалечил.
В тех условиях, наш брак в любом случае не привел бы ни к чему хорошему. Если бы мы и дальше продолжили жить согласно выстроенной модели поведения. Точнее, он привел бы к одной простой вещи. Я бы разрушил себя на глазах своего сына. Точно так же, как это сделал мой отец. От отчаяния, от безысходности, от жалости к себе. Но, совершенно точно не смог бы уйти сам. Трепыхался бы до последнего вздоха. К сожалению, такая форма поведения присуща большинству мужчин.
Первое время после расставания я просто лежал и ничего не мог сделать. Объяснил ситуацию на работе. Начальник понял меня, я взял отпуск и пару недель не выходил из дома. Разве что за выпивкой и чем-то похожим на еду. Мне не становилось легче. Алкоголь не помогал.
Кое-как я собрал себя в кучу и начал работать. Стал принимать антидепрессанты. Сходил пару раз к психологу. Проводил время с друзьями. Радовался от встреч с сыном. Но это все была просто маскировка, внутри я был снова полностью уничтожен. Ни одного росточка надежды. Тикающая бомба.
К сожалению, так устроено большинство наших семей. Мужчины горбатятся во имя великой цели, которую невозможно достигнуть. А потом внутренне сдаются, хотя не могут показать этого внешне. Женщины генерируют поводы для истерик. Кто-то начинает пить, уходя от реальности. В итоге все катится к черту.
Побои, измены, оскорбления, несчастные дети, разбитые судьбы. Алкоголь, наркотики. Люди с мертвыми глазами.
В нашем с женой случае, все закончилось мирно. Не считая того, что внутри меня начал тикать таймер, который отчетливо сигнализировал о том, что рано или поздно произойдет взрыв. Так как внутренне я не оправился. И как бы не делал вид, что у меня всё отлично, на самом деле – я уже вынес себе смертный приговор. Знал, что рано или поздно таймер закончит отсчет и боеприпас сдетонирует.
Так и случилось.
Смерть.
Я довольно легко отношусь к потере близких людей. Ты рождаешься, начинаешь жить, познавать мир вокруг. А в это время те, кто жил до тебя – потихоньку распределяются по могилам и урнам. Остается память, которая не требует определённой формы для сохранения. В этом нет никакой катастрофы, злого рока или несправедливости. Я как-то быстро осознал, что мы здесь только на мгновенье, поэтому похороны с самого детства не вызывали у меня никаких чувств. Люди исчезали, появлялись новые.
В рамках этой истории, уместно упомянуть о последних месяцах жизни моей бабушки. И её смерти. Смерти мучительной. Думаю, что её уход повлиял на мою и без того расшатанную психику. Каждый подобный фактор, завязывающийся в узлы с предыдущим и следующим, предопределял неизбежный финал, к которому я в итоге и пришёл.
Я рано потерял отца. О том, что это был за человек, вернее, во что этого человека превратила жалость к себе и алкоголь – можно поверхностно понять из предыдущей главы. После его смерти, я остался единственным продолжением рода со стороны отца. С моей мамой бабушка и дедушка не общались.
За пару лет до основных событий книги, тяжело заболел дед. Он быстро ослаб, периодически перемещался в больницу, куда его пристраивала по знакомству бабушка. Затем возвращался домой и просто сидел в кресле у телевизора целыми днями. Он сидел в нём, когда я первый раз привёз к ним домой его правнука. Он был в нём, когда уже практически совсем перестал видеть. Казалось, что я видел его очертания на том месте и после того, как он умер. Мне чертовски хотелось взять топор, разрубить кресло на части и сжечь прямо на полу квартиры.
Бабушка, естественно, очень тяжело переживала утрату, так как осталась фактически одна. Да, я был в том же городе. У нее родился правнук. Но большую часть времени она проводила в одиночестве.
Так вышло, что она привыкла всеми командовать. У неё был твердый, как она полагала, характер. Пробивные способности. Школа, институт, работа в медицине, карьера. Много лет службы в качестве заведующей кафедрой судебной медицины в одном из главных медицинских вузов города. Научные степени, награды, защита докторской, звание «профессора».
Такие же по масштабу продвижения она хотела видеть и у близких людей. Поэтому мой отец вынужден был податься в медицину, поступать в медицинский вуз, вылетать из вуза, возвращаться в вуз. Думаю, подобное давление, отчасти, и привело его к тому, что он искал любой способ жить «по-своему». Сходил в армию, женился на моей маме, потом родился я.
Работал фельдшером на скорой психиатрической помощи. Чего, по сути, он никогда не хотел. Деду тоже доставалось, но он был довольно молчаливым и податливым человеком.
После ухода из жизни отца и деда, рядом не осталось никого, о ком можно было заботиться в её своеобразной форме. Со мной, по сути, построить конструктивный диалог удавалось редко. Я хоть и старался держать себя в руках, но не мог долго слушать истории о том, каким прекрасным человеком был мой отец. Как любил меня, или как не права была моя мама, решившаяся на развод спустя много лет после того, когда это нужно было сделать. Может быть, тот человек, о котором она говорила, был действительно хорошим отцом. Но точно не моим. Где-то в параллельной вселенной, эти истории имели бы под собой почву, но в этой реальности мы говорили о разных людях.
О своём отце, как я не старался, я не смог вспомнить практически ничего хорошего. Помню только, как радовался, когда удавалось хоть немного поиграть с ним в настольный хоккей. А так, самое частое что я слышал от него были слова «нельзя» и «не сегодня». Я простил его, понимая, что могут сделать с человеком жизненные обстоятельства. Он не смог с ними справиться, не смог и смириться. Как бы то ни было, это не отменяет того факта, что отцом он был никудышным.
Любил ли он меня на самом деле? Думаю, что да. Но эта любовь никак не помогла ему спасти себя. И меня, но уже от последствий этой любви.
Бабушка до последнего пыталась давать мне наставления, смысл которых был утерян еще до развала Советского Союза. А я хотел просто сесть и поговорить о чем-то простом, отвлеченном. Вспомнить случаи из моего детства, ведь я каждое лето проводил с ними на даче. Да, не всегда отличался послушным характером, но искренне любил их и гордился тем, что я их внук. Вместо этого мы больше молчали. Или спорили, когда я не выдерживал жесткого напора по поводу любой вещи, мнения о которой у нас не совпадали. Это у меня от неё. Потребность гнуть свою линию до победного конца, а потом остаться ни с чем. Принцип ради принципа. Хорошо, что я понял это, пока еще не стало слишком поздно. Надеюсь, что в результате произошедших перемен в жизни, изменился.
Бабушка начала сильно болеть сама и потихоньку сдавать. Советовалась со знакомыми врачами, несколько раз ложилась на обследование в больницу. Анализы, терапия, лекарства. Снова анализы и консультации профессоров из старого окружения.
В итоге, ей поставили болезнь Паркинсона. От него и лечили, пока я не нашел ее дома в коме, после того как она несколько раз не ответила по телефону. Её спасли, но стало ясно, что лечение не очень-то помогает. Я уже расстался с женой, о чем очень не хотел рассказывать. Находился в полном душевном ступоре. Метался между работой, барами и её квартирой.
Необходимо было зарабатывать, платить по счетам и не поехать крышей. Я не понимал всю серьезность происходящего, что нужно как можно чаще ее видеть, что это последние месяцы её жизни. Мне тупо было не до этого. Я жалел себя, и у меня не было сил помочь кому-то еще. Да, я не мог ее спасти, но мог скрасить последние дни своим вниманием, привозить правнука.
Задним числом легко рассуждать, но послушайте меня внимательно. Если вы видите, что с вашими родственниками что-то не так, заставьте себя провести с ними как можно больше времени. Узнайте, чем можете им помочь. Что доставит им хоть какое-то подобие удовольствия.
Если помочь уже нечем – просто оставайтесь рядом как можно дольше.
Пришёл момент, когда стало необходимо нанимать сиделку. Мы проходили этот этап еще с дедом, но, к счастью, если можно так выразиться, прилетела ее младшая сестра из другого города. Она взвалила на себя уход за бабушкой в последний месяц. И однажды позвонила мне и сказала, что та умирает. Я сразу приехал, но бабушка уже не приходила в себя.
Так продолжалось несколько дней, пока она не ушла, как я надеюсь, в лучший мир.
Я занялся организацией похорон. Её коллеги – медики, решили провести вскрытие и обнаружили, что Паркинсон был совсем не причем. Умерла она от рака кишечника, который каким-то невероятным образом смогли пропустить все ее знакомые врачи, профессора, доктора, кандидаты медицинских наук.
Если честно, внутри я почувствовал облегчение. Не потому, что я такой чёрствый. Бабушка слишком долго страдала, я видел, что она давно устала от своего состояния. Стала очень набожной, ходила в церковь, когда могла. Часто повторяла, что Бог испытывает её, не давая уйти. Наверное, в какой-то момент она поняла и приняла всё, что требовалось для завершения жизни. И тот Бог, в которого она верила, наконец, смилостивился.
Их урны захоронены вместе под одним надгробным камнем на участке крематория. Мой отец, дедушка и бабушка.
Берегите близких, и простите их за все плохие поступки. Иногда для того, чтобы понять, почему их отношение к вам было именно таким, просто не хватает взгляда со стороны. Попробуйте встать на их место и взвесить тот груз, что они несли и от которого так и не смогли избавиться до самой смерти.
Здоровье.
Отмотаем на несколько месяцев вперёд.
В августе две тысячи двадцать первого года я получил серьезные травмы в драке. Вполне заслуженно, если говорить начистоту. Не то, чтобы я сам напал на невиновных людей. Нет. Я просто специально лез на рожон, там, где этого делать не стоило. Ведь мой скрытый механизм самоуничтожения продолжал отсчитывать время. Даже если внешне я делал вид, что все в порядке.
Я не сразу понял, насколько все серьезно. Проснулся утром дома, но совершенно не помнил, как попал туда. Были небольшие следы крови на одежде, чуть опухшее лицо. Подумал, что случился какой-то конфликт. Ничего особенного. Не в первый раз. Дома, жив, остальное – не важно. На всякий случай, дошел до ближайшей платной травматологии, где врач взглянул на меня через стол и бодро отрапортовал, что всё в порядке.
Но никакого состояния «в порядке» не было.
Мне становилось хуже. Спустя два дня я понял, что дело явно не ограничено похмельем, сопровождаемого головной болью. Я с трудом передвигался. Попросил бывшую жену отвезти меня в ближайшую клинику, где можно сделать МРТ.
После процедуры взволнованный врач выбежал из кабинета и сказал, что мне срочно нужно ехать в больницу и непонятно, почему я еще передвигаюсь по городу, а не лежу в палате. Мы заехали домой, вызвали скорую помощь. Собрали вещи, так как, судя по выписке, никаких альтернативных вариантов не будет.
Диагноз: «ЗЧМТ. Ушиб головного мозга средней степени с формированием контузионных очагов лобной и теменной дли.
Оскольчатый перелом передней стенки левой ВЧП» и дальше по мелочи. Классический нокаут, где человек улетает головой об асфальт. Частая причина смерти в уличных конфликтах. И отличный повод для судебных тяжб, где судьи обычно выносят вердикт, что человека убило твердое покрытие, а не другой человек, который наносил удар.
Но я не умер. И, на тот момент, совершенно не напрягся. Да и не стал писать никаких заявлений в полицию. Больница, так больница. Смерть проходила рядом, но у неё были дела поважнее.
Подобное случалось со мной и раньше. У меня в запасе огромное количество историй, которые могли бы закончиться грустно, от чего теперь вспоминать их бывает весело. Один раз я, вместе с друзьями, чуть не утонул во время шторма на Ладоге. Тогда мы решили, что умнее всех, ушли на катерочке, а иначе его не назвать, на тринадцать километров от берега. И попали в шторм. Выбрались только благодаря какой-то мгновенной синхронизации в действиях. Катер уже вставал в свечку, так как на Ладоге погода меняется мгновенно. Раз волна, два волна – мотор глохнет, и ты идешь ко дну. Мы бы не выплыли. Без иллюзий.
В другой раз, я делал сальто в бассейн на чей-то день рождения. Немного не рассчитал, буквально прочертив головой край бассейна. Пронесло.
Меня били толпой солдаты в одном из посёлков. Забивали ночью бутылками на Думской улице, возле клуба. Передо мной махали ножами, в мою сторону стреляли, чего только не было. У меня огромное количество шрамов, которыми я абсолютно не горжусь, но которые ежедневно напоминают мне о том, чего больше делать не стоит. Вне зависимости от того, кто прав, а кто виноват.
В больнице, в отделении нейрохирургии, я провел чуть больше недели. Лечили медикаментозно. Капали, кололи, убирали кровь из головы.
Я быстро приходил в себя. Меня ни сколько не угнетают больничные помещения. Довольно просто войти в режим, где за день от тебя требуется три раз поесть, а в остальном – не нагружать себя чем бы то ни было. На тот момент я уже уволился с работы, о чем расскажу в другой главе, у меня не было ДМС, поэтому я лежал в обычной палате.
Нас было шестеро в одном помещении. Один парень, чуть моложе меня, отключился за рулем. Слава богу, на светофоре. Что-то внутри его головы щелкнуло, и он очнулся только в реанимации, спустя несколько дней. Его чудом спасли, привезли к нам в палату, где он лежал, весь истыканный трубками. Собирался жениться. Надеюсь, у него всё хорошо.
Был капитан дальнего плавания в отставке. Ждал операции по удалению опухоли в мозге, которая давно стала айсбергом, способным потопить его «Титаник». Правое полушарие работало, он рассказывал какие-то истории, но вот левое было совсем не в порядке. Он не мог писать, считать, решать простейшие задачки. Иногда забывал, как снимать штаны или положить пакетик чая в стакан. Страшное зрелище.
Еще была пара алкоголиков, выпивших термоядерное пойло, и наша главная звезда – дед. Целыми днями он молчаливо читал газету или книгу, изредка переговариваясь с медсестрами по поводу необходимых ему лекарств. Интеллигентно, вежливо, тихо. В наших разговорах участия не принимал. Но как только он ложился спать, в нем просыпался демон. Дед орал благим матом на все отделение. Оскорблял всех и всё, из того, что ему снилось. Это был отборнейший, многоярусный мат, который поначалу вызывал у нас дикий восторг, но потом откровенную злость. Так как приходилось просить больше снотворного, чтобы выспаться. И даже с ним это не всегда удавалось и приходилось досыпать в дневное время. Наутро дед просыпался, как ни в чем не бывало. Не мог поверить в то, что с ним происходило ночью. Краснел и продолжал читать свои газеты.
Где-то на третий день нашего совместного проживания, мы начали активно покашливать. Сначала не придавали этому значения. Я уже болел ковидом, в тот момент эпидемия была в самом разгаре. Мои подозрения по поводу того, что это снова был он, быстро превратились в факт. Только врачи не спешили сообщать об этом выше.
Отделение перезаражалось полностью. И так в закрытой на ковид больнице. В нейрохирургическом отделении, где каждый второй ждал операции на мозг. Не знаю, как это с медицинской точки зрения, но отменять операции врачи не планировали. Так и резали пациентов.
Меня благополучно выписали, я вернулся домой с позитивным настроем. У меня было немного времени осмыслить произошедшее, я соскучился по сыну, который вернулся с дачи и пошел в садик. Планы были грандиозными. По всем направлениям. Поэтому я просто ждал момента, когда мой ковидный карантин закончится, и я начну новую жизнь. Судьба распорядилась иначе.
Сперва, у меня начались осложнения после травмы. Появились головокружения, причем в тот момент, когда я закрывал глаза. Стало невозможно заснуть. Потом появилась слабость, и я с трудом мог дойти до туалета или на кухню.
Снова вызов скорой помощи. Уверения в том, что со мной всё хорошо и состояние неминуемо улучшиться. Только не надо, пожалуйста, звонить по пустякам и отвлекать от других вызовов.
Незнакомые ощущения ввели меня в состояние страха и паники. Я совершенно не мог понять, что со мной происходит и как это остановить. Но и тут меня пронесло. Врачи выписали лекарства, которые через некоторое время стали помогать.
В который раз я воспрял духом. Повторное МРТ показало, что очаги в голове практически рассосались. Отеки практически спали.
Я постоянно отхаркивал кровью, но и этот вопрос закрыл грамотный отоларинголог. Заживало, как на собаке. Логично было бы закончить историю на этом, но тогда в целой книге не было бы никакого смысла. Моя эпопея со здоровьем только начиналась.
В начале октября, одним днём, у меня появилась резкая боль в грудном отделе спины, которая с той поры не отключалась ни на один день. За все прошедшие четыре года. Кто-то дернул невидимый рубильник, включая передачу сигналов от места поражения в спинной мозг, потом в головной, и дальше по привычной для организма схеме.
Боли не было, боль включилась, боль есть. И никто пока не в силах её отключить.
У меня были проблемы со спиной и до этого момента. Как я уже писал, обычно всё ограничивалось серией массажа и мануальной терапии. Курсом простых лекарственных блокад. Я пошёл по тому же пути и в этот раз. С ужасом понял, что мне не помогает. Снова вызов скорой помощи, больница, пара уколов, дневной стационар, никаких улучшений. Тогда и начался мой личный ад, который привёл к тому, что я всерьез решил покончить жизнь самоубийством.
На тот момент я не имел ни малейшего представления, что делать дальше. Мне ничего не помогало, я потерял все сбережения, о чем расскажу позже. У меня не осталось ни малейшего повода жить.
Да, был сын. Но, от страха превратиться для него в беспомощную обузу, я всё равно упирался в одно единственное внятное решение. Совершенно чётко помню, как мой мозг подтвердил объективность его принятия. Как внутренне согласился с ним, предвкушая освобождение от боли, от страданий. От жалости, от порицания, от ответственности, от всего хорошего и плохого, что я успел сделать в жизни. Мне хотелось исчезнуть, стать ничем, раствориться. Лишь бы не наступал еще один день, который потянет за собой череду таких же новых дней. Без признаков надежды, наполненных болью и разочарованием.
Я бы точно решился. Если бы не моя склонность к планированию, даже в таких делах, как собственная смерть. Если бы не стены ванной комнаты, которые сдерживали мои позывы. Если бы не внутренние соображения о том, что стоит держаться подальше от окон. Если бы не склонность к писательству, которая позволила писать одну предсмертную записку за другой, отвлекая от запланированного действия. Если бы не долги, которые я не мог оставить своим близким. Если бы не курьеры доставки, которые позволяли мне не выходить из дома. Если бы не игровой коврик сына, на котором я пытался заснуть, так как уже не мог спать на кровати. Если бы не записка от бабушки, которую я нашел после смерти, где было написано «Я так хочу, чтобы ты был счастлив». Если бы не крики во дворе с детской площадки, где жизнь продолжалась и тогда, когда в одной из квартир она могла закончиться. Если бы не трещина на стене, которая завораживала изгибами, и я часам смотрел на неё, извиваясь на полу. Если бы не всё это и многое другое – никто бы не написал эту книгу.
Каким-то чудом, я снова проскочил. И надолго завяз в одном бесконечном дне, которые отличались друг от друга только количеством зачеркнутых палочек на детской пишущей доске на ножках. Где я маркером отмечал дни и недели своего состояния. Пока место не закончилось. Затем я расписывал на ней дни по часам и интенсивности боли. Сильно, чуть легче, очень сильно. Пытаясь найти закономерности, в связи с приёмом тех или иных лекарств, но никакой связи не было.
В итоге, в один из дней, когда ко мне приходил сын, и я мог с ним нормально общаться, он нарисовал на доске странное существо. То ли доброе, то ли злое. То ли абсолютно индифферентное по отношению к любым категориям. И оно оставалось на доске до того момента, когда я принял решение переехать к своей маме.
Скитания по врачам продолжались. Я делал бесконечные МРТ, пытаясь подтвердить хоть какой-то диагноз. Узи, ЭКГ, энцефалограммы. Сдал все необходимые анализы. Я был совершенно здоров, не считая сколиоза и небольшой грыжи, которая никак не могла давать такие боли.
Первым делом я пошел в клинику лечения позвоночника, где меня уверяли, что дело все же в нём и неделю в меня вливали ударные дозы веществ через капельницы. Попутно был массаж, мануальная терапия, физиотерапия на всех приборах, которые могла предоставить современная медицина. Мне не становилось легче. Я отправился в институт Вредена, где стойко отходил в дневной стационар и прошел их курс лечения. Тоже мимо.
Дальше были неврологи всех мастей и регалий, я добрался до «топовых» профессоров, но и от них не добился ничего вразумительного. Один и вовсе сказал, что все мои проблемы от того, что я – рожденный левша, а спина меня мучает от того, что я стал писать правой. Профессор. Заведующий кафедрой неврологии одного из главных медицинских Вузов Санкт-Петербурга. Дай Бог ему здоровья. Но иногда таким людям пора завязывать с медициной.
Нейрохирурги, ортопеды, неврологи, терапевты, врачи лечебной физкультуры – все разводили руками. Либо прописывали ровно то, что я уже пробовал.
В медицине – все по шаблонам. Есть выверенные ступени лечения.
Шагаешь по ним, а когда варианты заканчиваются – заканчивается и медицина. И начинается хождение по мукам. Кафедры Неврологий, Военно-медицинская академия, институт Бехтерева, институт Поленова. Куча врачей разной степени адекватности.
Начинается все с лёгких болеутоляющих, потом идут противовоспалительные и миорелаксанты, типа любимого молодежью «баклосана». Следующая ступень – "прегабалин" и "габапентин". Не забываем про психиатров и их рекомендации по приему антидепрессантов, транквилизаторов и нормиотиков. Я пережрал столько всего, что могу написать свой собственный справочник по рецептурным препаратам. И их очевидной бесполезности в моём случае.
Я не получил ничего, кроме уплывающего в далекие дали сознания, когда помимо болевого синдрома я тупо не понимал, что происходит.
Находясь в полном отчаянии, я был готов отдать деньги любой колдунье, магу или экстрасенсу, просто от безысходности. В итоге удалось пройти мимо эзотерического маразма. Разве что пару раз сходил по совету знакомого к одному шаману, в действиях которого не было ничего сверхъестественного.
Кроме того, что он делал моему телу действительно больно, и эта боль перекрывала мою.
Но и его манипуляции не помогли. Человек оказался честным и на третьей встрече сказал, что дело в голове, в психике, а с этим он никак не поможет.
Так я добрался до специализированной клиники по лечению боли, где врач посмотрел толстую папку моего медицинского резюме и с ходу выписал "тапентадол", то есть опиоидный анальгетик. Наконец, мне стало легче. Он не снимал боль полностью, но я уже мог спокойно гулять с сыном или выполнять какие-то дела, до которых столько времени не мог добраться. Опиоидный анальгетик на то и опиоидный, что принимать его долгое время, а тем более в больших дозах – затея сомнительная.