Белое солнце пустыни. Возвращение

Глава 1. Солнышко здесь такое, аж в глазах бело.

Тормозные колодки по-бабьи завизжали и состав остановился. Паровоз, точно разобидевшись на весь белый свет, выпустил под себя отработанный пар. Тот, шарахнувшись в обе стороны, окутал деревянный настил перрона, вознесясь аж до открытого окна машиниста. Локомотив отработал реверсом и вагоны, злобно лязгнув сцепкой, дернулись вперед-назад.

Два пассажирских вагона, три «теплушки» и четыре открытые платформы вполне тянули на состав. Особенно учитывая, что вокруг места не то, что глухие … Провинция до самой границы.

– Счастливо оставаться! – Сухов тиснул ладонь проводнику. Дядька, несмотря на жару, пребывал в форменном кителе российских железных дорог. Правда, остальной гардероб вызывал недоумение. Взять, к примеру, брюки. Серые с малиновой полоской выглядели несколько предосудительно. И лихо заломленная фуражка вряд ли относилась к униформе путейца.

– Доброй дороги, солдат! – железнодорожник неожиданно отвесил короткий поклон головой. Тут же, смутившись, закашлялся в кулак. Федор Иванович поправил выгоревший до госпитальной белизны картуз и мерным шагом двинулся к зданию вокзала.

– Пед-жент, – подойдя ближе, вслух прочитал он на фасаде. Как-то само собой получилось в два слога и почему-то вдруг стало грустно. За спиной весело защебетали девичьи голоса, разгоняя пыльную тишину. А тут ещё паровоз заявил о себе – свистнул так, что аж в ушах зазвенело и, озорничая, выбросил в бирюзовое небо черный дым из пузатой трубы.

– Пошла губерния, слава те …, – облегченно вздохнул Федор Иванович. – Хм. Печенным хлебом пахнет. Чудеса!

Пропустил вперед себя четверку девушек в косынках из кумача, серо-синих блузках, разноцветных юбках и тканевых сандалиях на босу ногу. Бывшие попутчицы покосились и, отойдя на несколько шагов, прыснули от смеха.

– Молодежь! – с оттенком зависти он усмехнулся в пшеничного цвета усы, забрасывая полупустой «сидор» на плечо. Брезент от дождей, солнца и ветра цвет «хаки» давно променял на бледно-песочный. – Видно, рабфак прислали. То-то разбудят провинцию.

Привокзальная площадь продолжала изнывать от муторной духоты, хотя солнечный диск миновал зенит несколько часов тому. Дыхание Каспия сюда не дотягивалось. А вот песка, мелкого словно сахарная пудра, (будь он не ладен) натягивало немало. В закутках наметало холмики глубиной на два пальца. Причем не детских. Так размышлял Сухов шагая по выкрученной, что пустынный саксаул, улице. Пару минут тому назад прохожий, что вел под уздцы груженого двумя корзинами с яблоками осла, объяснил где разместилась здешняя власть. Светило лезло под опущенный до носа козырек картуза, именной наган в кобуре привычно оттягивал поясной ремень, а подковки на подошвах армейских башмаков дзинькали, задевая брусчатку.

– Вот решил поговорить с вами, дорогая Катерина Матвеевна. Выдалась минутка. Как говорил давеча – вернулся я на братский Восток. Сказать по правде, такая меня тоска в Самаре взяла … Без Вас точно солнышко с неба пропало … Решил, съезжу в Педжент. Могилу Петрухи приберу. Помину, как положено, в синем море искупаюсь, да и вернусь в родные места. Не прощаюсь надолго, – тихо бормотал Сухов, оставив далеко позади площадь у вокзала.

Улица выписала правильный полукруг в центре которого рос могучий, как былинный Илья Муромец, платан. Двухэтажное здание из вездесущего песчаника с красным флагом, что висел справа от массивной двери, оказалось третьим по счету. Федор Иванович, стараясь держаться в тени от кроны дерева, направился прямо к крыльцу.

– В райком товарищ? – на низеньком табурете, опираясь спиной о ствол, сидел красноармеец. Кавалеристский карабин покоился на коленях, а буденовка чудом держалась на макушке. Дорожная пыль ржаной мукой покрывала сапоги от носок до верха голенищ.

– Точно, – Сухов повернулся на голос и остановился.

– Мандат имеется или документ какой? – боец, поднимаясь на ноги, отер ладонью лицо. При этом карабин оказался в левой руке. Причем сделал он эту манипуляцию буднично, демонстрируя немалый опыт.

– Имеется. Красноармейская, – Федор Иванович, не снимая вещевой мешок с плеч, расстегнул нагрудный карман гимнастёрки и, зажав большим и указательным пальцами, вытянул серо-коричневую книжицу.

– Ага. Сухов Федор Иванович значит, – дежурный читал лилового цвета слова. – Красноармеец Закаспийского интернационального революционного пролетарского полка имени товарища Августа Бебеля.

Он поднял глаза:

– Это ж какой такой Сухов? Черного Абдулу ты прищучил? Дела-а.

– Я пойду, – Федор Иванович протянул руку за красноармейской книжкой. – В ревкоме начальство на месте?

– Сам Рахимов там. Поторопись, а то он в порт собирался.

– Рахимов?! – усмехнулся в усы Федор Иванович, пряча документ в карман. –Хорошая новость. Бывай боец.

– И тебе не хворать, товарищ.

– Войдите! – председатель, что сидел за столом и увлеченно читал передовицу в «Заре Красного Востока», откликнулся только на повторный стук в дверь. На столешнице, обтянутом зеленым сукном, кроме нескольких листов бумаги, лежала большая ракушка. Красавица, поигрывая перламутром в солнечных лучах, использовалась под вульгарную пепельницу. Недокуренная папироса торчала обжатой гильзой вверх на манер мачты затонувшего парусника.

– Здравствуй, Рахимов! – ровным голосом, будто виделись не далее, чем вчера, произнес Федор Иванович, переступая порог кабинета. Председатель недоуменно уставился на вошедшего, не покидая стул. Газету, правда, отложил и теребить свою ассирийскую бородку перестал. Прищурился, вглядываясь в лицо посетителя. Произнес неуверенно, качнув головой:

– Сухов?

– Эх, Рахимов-Рахимов, – укоризненно вздохнул Федор Иванович, приближаясь. – Только два месяца минуло, а ты уж не узнаешь старого товарища.

– Федор Иванович! – председатель так резко подскочил со стула, что тот опрокинулся на пол.

А спустя пару минут они сидели на жестком, словно точеном из камня, диванчике.

– Каким ветром тебя к нам? Ты ж к супруге всё торопился? – карие глаза Рахимова, впрочем, как и лицо, сияли.

– Торопился, да не успел. Не дождалась меня Катерина Матвеевна немного, – печально вздохнул Сухов, продолжая сидеть в полуоборота к бывшему сослуживцу. – Померла три месяца как. Тиф.

– Дела …, – протянул бывший командир эскадрона и коротко дернул головой. Они молчали, понуро опустив головы. Слышно было, как у окна топталась муха. Насекомое то замирало и начинало сучить передними лапками, словно стряхивала прилипшую грязь, то летала вдоль стекла и недовольно жужжала, будто ворчала по стариковской привычки. Неожиданно забили часы, что пеналом высились в дальнем углу. Громко и тревожно.

– Рахимов. Мне бы работу какую. И чтоб людей вокруг побольше. Одному как-то …

– Будет тебе работа. Мы сейчас железнодорожную ветку восстанавливаем. Та, что с порта идет, – оживился председатель ревкома и подскочил с дивана. Кивнул на мебель. – Жесткий, зараза. От прежних хозяев остался.

– От порта? Получается, старая крепость рядышком?

– Да. В крепости и жить будешь, – Рахимов расхаживал из угла в угол, жестикулируя при этом. – В бывших казармах мы общежитие там для строителей устроили. Или у тебя на примете другое место жительства имеется?

– Хорошо, что в крепости, – Федор Иванович пропустил мимо ушей вопрос про иное жительство, но ироничный оттенок отметил. – До моря рукой подать. Благодать.

– Оружие вижу у тебя имеется. Поблизости басмачи недавно объявились. Будь начеку! – бывший комэска, резко изменив направление, подошёл к столу. – Сейчас напишу тебе мандат. Пойдешь в порт. Там за главного инженер Васютин Иван Владимирович. Почти твой земляк. С Астрахани прислали.

– Как говорится, премного благодарен, – через несколько минут Сухов подхватил лежавший у дивана «сидор» и встал в рост.

– На днях приеду в порт. Там и увидимся, – Рахимов протянул листок с рукописным текстом и фиолетовой печатью внизу. – Устраивайся.

В подворотнях прибрежной улицы шпаной бродил ветерок. Он то подглядывал между ставен, то шуршал железом крыш, то трепал подолы женских юбок, то срывал тюбетейки у зазевавших. А тут взял, да и покатил проржавевшее ведро под горку. То-то грохоту случилось.

Каспий открылся враз и до горизонта, едва он завернул за угол дома. Так, точно распахнул окно, что было закрыто наглухо портьерами. Бриз, сдобренный ароматом соли, накатывал в такт волнам. Те, неустанно шелестя мельчайшим песком, намывали гармонию нескончаемого узора, пенясь у кромки. Чайки в немом восторге от полёта носились над морем, порой, охотясь за рыбой, камнем падая вниз.

Федор, решив сократить путь, шагал жёлтыми россыпями песка к белым зданиям порта. Те выстроились строгим шпалером вдоль насыпи узкоколейки. Сияющие стрелы рельс, пришитые к шпалам, протянулась почти до конца пирса. Справа в верстах двух, подрагивая в мареве, высились стены и башни старой крепости.