#ЛюбовьНенависть

Анна Джейн

#ЛюбовьНенависть

Хаде Татаевой, которая верила в эту историю больше, чем в нее верила я.

Любовь как Вселенная

Пролог

Ночь. Резкие порывы ветра. Росчерки молний на небе и рокот грома вдалеке. Надвигалась гроза. И запах озона становился все более ощутимым.

Я бежала по улице с глухо бьющимся сердцем, хватая разбитыми в кровь губами холодный сырой воздух. Под ребрами кололо, но я не останавливалась. Туфли были мокрыми насквозь – я не видела глубоких луж, в которых слабо мерцал свет фонарей, не замечала грязи и прилипших к ней опавших листьев, не обращала внимания на пробоины в асфальте, а потому спотыкалась и едва не падала.

Я вообще ничего не видела. Слезы и страх застилали глаза. Я просто хотела скрыться в ночной мгле, спрятаться так, чтобы никто не нашел. Чтобы он не нашел.

Я бежала, бежала, бежала…

И тень бежала за мной.

В какой-то момент я поняла, что больше не могу. В это же время хлынул дождь, и крупные капли заскользили по моему лицу вместе со слезами. Нужно было спрятаться под какую-нибудь крышу, но я стояла посредине пустой дороги в незнакомом районе и не могла сдвинуться с места. Вокруг не было ни одной живой души, лишь где-то вдалеке слышались вой сигнализации да лай собаки.

Я стояла и не знала, что делать, а надо мной взрывалось небо серого октября.

Дождь усилился и уже наотмашь бил по лицу, ветер трепал волосы, а я так и стояла под чужим черным небом. Меня охватила паника, стыд щипал щеки, словно мороз, а дыхание было все таким же тяжелым. По рукам ползли мурашки – в такую промозглую погоду я была одета в одно лишь платье, еще несколько часов назад красивое и яркое, а сейчас промокшее и порванное.

«Иди ко мне, малыш. Иди. Тебе понравится. Ну же. Я буду лучше, чем он».

Я тряхнула головой, прогоняя от себя его голос.

Раз. Два. Три. Все хорошо. Выдохни.

С огромным трудом мне удалось взять себя в руки. И я решилась – позвоню единственному человеку, который может мне сейчас помочь. Больше мне не к кому обратиться. У меня нет денег, чтобы отсюда уехать – сумка с кошельком и верхняя одежда остались там, в той квартире. И там же осталась часть моей души.

Негнущимися пальцами я набрала номер, который знала наизусть, и прижала телефон к уху. Он ответил не сразу, через десять гудков – я считала их, закусив разбитую губу. У батареи всего несколько процентов.

Пожалуйста, возьми трубку.

Да, раздался наконец сонный голос, и я облегченно выдохнула. – Дашка? Я сплю. Перезвони завтра, а?

Н-нет, не клади трубку, попросила я и добавила едва слышно: П-пожалуйста. Пожалуйста.

Эй, что с тобой? – мигом насторожился он, а я не выдержала и заплакала снова.

Говори! Что случилось? Не молчи. Даша!

Я закрыла рот пальцами, чтобы не было слышно моих всхлипов.

Даш, что случилось? Где ты? Тебя ведь нет дома, верно?

Нет… Он… Он… Понимаешь… Я… К нему… Пошла… мне не удавалось связать слова в цельные фразы. Было страшно и стыдно говорить о том, что произошло. Меня трясло от ужаса и отвращения.

Никто и никогда не предавал меня так.

И? Ты была у него дома, так? Что случилось в… его квартире? –мягко спросил мужской голос, а я поняла, что это обманчивая мягкость. Обманный маневр. Он пытается понять, что со мной.

Забери меня отсюда, глухо попросила я и вновь зажала рот и нос ладонью. Рыдания рвались из груди, а губы до сих пор жгло. И щеку. И душу.

Больно, так больно… Почему это произошло? Что я сделала не так?

Адрес, только и сказал он, поняв, что я сейчас не в том состоянии, чтобы что-либо говорить.

Я не знаю… с трудом вымолвила я, боясь, что слезы вновь возьмут вверх. Не знаю, где я.

Что вокруг? – не растерялся он.

Дома… Я на пустыре между домами. Тут никого.

Дома, холод и тьма, изредка разбиваемая светом мерцающих фонарей. И дождь. Я даже не помню, как оказалась здесь. Просто бежала, не разбирая дороги.

Иди к ближайшему из них, велели мне. – И прочитай название улицы и номер. Поняла?

Д-да. Только не клади трубку, попросила я сбивчиво, не замечая, что иду по холодной луже, а порванное платье промокло насквозь.

Не буду, пообещал он. – Иди, девочка. Скажешь мне адрес, и я заберу тебя. Хорошо?

Раньше он никогда не называл меня так.

Хорошо, мой голос был едва слышен.

Он продолжал говорить мне что-то успокаивающее, и я шла вперед, к свету высоких домов. Страх медленно отступал, и я перестала оглядываться каждые две секунды. Но сердце все еще норовило вот-вот выскочить из груди.

К ближайшему дому, вытянутому к темному небу свечой, с супермаркетом на первом этаже, я подошла через пару минут. Послушно назвала адрес и встала под выступающий козырек магазина.

Он сказал, что сейчас приедет.

Не бойся. Верь мне. Поняла?

Да…

Он добавил, чтобы я не смела никуда уходить, и на этом батарея в телефоне села. И заряд моего сердца тоже сел. Я никогда не казалась себе более жалкой, чем сейчас.

И только сейчас я поняла, что такое настоящая ненависть. Я действительно ненавижу одного человека. Ненавижу и презираю. То, что я раньше считала ненавистью, и в подметки не годилось этому чувству.

Второй Вселенной не получилось. Она так навсегда и осталась в своей космической сингулярности.

«Тебе понравится, обещаю».

«Не бойся, верь мне».

Я подула на ледяные руки и закрыла глаза. Сколько я так простояла, слушая дикую музыку грозы, было непонятно: то ли минуту, то ли час.

А потом рядом со мной остановилась большая черная машина. И из нее вышел тот, от кого я так отчаянно убегала. Рука его, там, где я ее порезала, была перебинтована какой-то окровавленной тряпкой.

Молния ярко осветила его лицо. На нем играла усмешка.

Вот ты где, услышала я его вкрадчивый голос, и сердце мое упало. – Я нашел тебя, малышка. Продолжим?

Тени все-таки догнали меня.

Вкус крови на губах вновь стал ощутимым.

Я взорвусь, разлечусь на части,

На осколки размером с атом –

В бесконечность. Узнаю счастье

Быть нигде. Быть повсюду. Рядом.

Часть 1.

Глава 1. Свадьба

Мне, как и любому из нас, нравятся далеко не все люди.

Среди них есть те, которые тихо раздражают – своими привычками, поведением, речью и даже мыслями. Их постоянно хочется одернуть, поправить, заставить замолчать… В моей жизни их приличное количество, но я стараюсь не обращать на них внимания.

Есть те, которые неимоверно бесят, и порой ты даже не знаешь, в чем причина твоей антипатии. Таких людей хочется прибить, за что – понятия не имеешь, но желание от этого не становится меньше. В моей жизни подобные личности имеются в количестве нескольких жалких штук. И, кажется, наша неприязнь взаимна.

А еще есть те, которых ненавидишь до зубового скрежета, до биения пульса в горле, до алых бликов в глазах – их существование вызывает в тебе внутреннего демона. В моей жизни такой человек присутствовал в количестве лишь одного экземпляра, но поверьте, мне хватает!

И зовут его Клоун. По крайней мере, я так его называю.

Чертов придурок.

Позитивный психопат.

Высоченный наглый тип с дерзкой улыбочкой.

Сукин сын с чувством юмора, как у обкуренного лося.

Я его НЕ-НА-ВИ-ЖУ. От слов «совсем» и «навсегда». Он сумасшедший, просто повернутый, и от его розыгрышей я скоро окончательно осатанею. А как он шутит?! Будто Боженька смолвил! До колик в печени и в душе. И с его легкой (проклятой) руки с детства весь двор и школа величали меня Пипеткой!

И этот человек должен стать моим мужем. Подумать только!

Я сильнее стиснула небольшой букет белых роз, лежащих на коленях.

Сейчас он сидел рядом со мной, положив одну руку на руль, и спокойно вел машину по пробке. И если я была облачена в нежное подвенечное платье с кружевным лифом и пышной юбкой, поверх которого накинута кожаная куртка, то на нем был приталенный, сидящий по фигуре темно-синий костюм-тройка, белоснежная рубашка и галстук под цвет жилета. С левой стороны груди вместо бутоньерки – аккуратно сложенный платок. Темно-каштановые волосы деланно небрежно зачесаны набок, открывая лицо с правильными чертами: высокий лоб, широкие темные брови с резким изломом, прямой нос, выступающие, четко очерченные скулы, упрямый подбородок. Его всегда считали красивым: высокий, с отличным спортивным телосложением, да еще такой симпатичный – просто принц местного разлива!

Но мне больше всего нравились его глаза холодного серого цвета, обрамленные длинными коричнево-черными ресницами. Они всегда казались мне похожими на предгрозовое небо. И были очень выразительными: когда Клоун хотел показать недоверие, он забавно щурил их, когда был зол – широко распахивал, а когда смеялся, от их уголков разбегались тонкие лучики. А еще он умел пристально смотреть – так, будто вынимал душу. И когда он смотрел на меня так, я начинала особенно нервничать и злиться.

Идеальный образ портили только сбитые костяшки левой руки, но мы оба делали вид, что все в порядке.

Опять ты на меня косишься.

Все не могу нарадоваться, какой у меня жених прекрасный, отвечала я, наматывая на палец и без того волнистый локон. Волосы у меня вились. И это тоже ужасно раздражало.

Я тоже себе нарадоваться не могу, весело отвечал он и, глядя в зеркало, провел большим и указательным пальцами по подбородку. – Красавчик.

И подмигнул сам себе, а после коротко рассмеялся.

Я закатила глаза. Чертов нарцисс.

А ты будешь хорошей женой? – спросил он. – Имей в виду, я привык есть три раза в день.

А я привыкла к адекватному общению. Хочешь есть – ешь дальше. Хоть пять раз. Я-то здесь причем? – спросила я, разглядывая свадебный букет из белоснежных нежнейших роз. Он был простым, но при этом очаровательным. Зеленые стебли переплели кобальтовой лентой – в тон костюма жениха. Только вот бутоньерку с небольшой изящной копией роз этот дурак надевать не захотел. И из-за этого мы ругались перед выходом.

Жена должна кормить мужа, – заявил он весело.

Может, мне тебе еще и детей родить? – прищурилась я.

А это перебрасывает нас к проблеме номер два, – оскалился Клоун довольно и взглянул на меня – мы снова стояли в пробке, которой, казалось, не было конца и края.

Какой еще проблеме?

Проблеме супружеского долга, объявил он все с той же поганой улыбкой.

Слушай, милый, ты не мог бы помолчать? У меня от тебя голова болит.

А у меня от тебя сердце ноет. Думаешь, я в восторге от всего этого? Ты – моя невеста, и я… Вот же черт! – выругался он вдруг сквозь зубы, глядя вперед. Клоун всегда был слишком эмоциональным и умел заводиться с пол-оборота.

Что?! – подпрыгнула я от неожиданности.

Менты. Просят остановиться. Тут и без них пробка.

С этими словами он съехал на обочину. Я занервничала. Время поджимает, а тут еще и полиция! Свяжешься с Клоуном – неприятностей не оберешься. Опытным путем я проверяю это в который раз еще с младшей группы детского сада. Вот сейчас как выяснится, что автомобиль находится в каком-нибудь угоне, и плакала наша свадьба горькими слезами.

К нашей машине вразвалку подошел парень в форме. Он представился лейтенантом Смирновым и попросил документы, с интересом разглядывая нас. Понял, что мы – жених и невеста. Я тут же стала мило улыбаться ему, призывая на помощь женскую магию. Может быть, мне удастся смягчить его сердечко своим невинным взглядом? Я даже ресницами похлопала, а Клоун недовольно на меня покосился. Наверное, не оценил моих флюидов.

Я что-то нарушил? Если честно, мы с невестой опаздываем на свадьбу, сказал мой будущий муж, пытаясь сохранить добродушное выражение. Но я-то знала, что он злится – не любит, когда все идет не так, как он задумал! Клоун – истеричка, правда, маскируется хорошо.

О, свадьба – это отлично! – радостно улыбнулся лейтенант. – Вообще-то я вас остановил, потому что машинка ваша под описание тачки из ориентировки подходит. Но если у вас свадьба… Давайте-ка мы вам поможем.

Как? – округлились у меня глаза.

Организуем коридор. Свадебный подарок от доблестной полиции, так сказать. Жених, поедешь за мной. Домчим до загса, иначе вы тут стоять еще часа два будете. Впереди авария и дорогу ремонтируют. А где гости-то? – спохватился лейтенант.

На свадьбе почти никого не будет, ответила я, скрывая усмешку. Свадебка наша настолько спешная, что о ней никто не знает. Даже наши родители. А узнали бы, дружно упали бы в обморок.

Неужто даже свидетелей? – удивился Смирнов.

У нас тайная свадьба, сообщил ему Клоун и доверительно прошептал, прикрыв рот рукой: Не хочу тратить бабки на всякую чушь, мы лучше на море слетаем.

Ага, слетаем. Нам нужно заселяться в нашу совместную квартирку-студию, а не на море лететь. Сегодня вечером кровать привезти должны, кстати.

А лейтенант неожиданно поддержал Клоуна.

И правильно! У меня вон свадьба была в прошлом году, такая толпа родни приехала, мы с Наташкой чуть с ума не сошли. Столько на банкет потратили, что представить страшно… Так, молодожены. Едем за нами.

Он сел в полицейскую машину к своему коллеге, они включили мигалку с душераздирающей сиреной и нагло стали протискиваться через пробку, заставляя машины расступаться. Клоун не растерялся и поехал следом, держась на некотором расстоянии. Мы довольно быстро пересекли улицу, выехали на широкий проспект, в котором пробка стала еще плотнее, и помчались следом за полицейскими по боковой полосе, предназначенной для автобусов и служебного транспорта.

До загса центрального района мы доехали за какие-то десять минут. С ветерком, что называется. И Смирнов любезно открыл нам двери, дабы мы могли торжественно выбраться наружу.

Полицейские машины всегда привлекают внимание. Полицейские машины с мигалкой и сиреной привлекают внимание вдвойне. А когда из машины, которую они сопровождаю, выходят жених и невеста, внимание окружающих становится таким пристальным, что хочется провалиться сквозь землю.

К нам с Клоуном обернулись все, кто был около загса. Будущие молодожены, их многочисленные гости, прогуливающиеся неподалеку люди. Кажется, я зарделась, и даже твердолобому Клоуну стало немного не по себе. Только лейтенант Смирнов и его коллега улыбались как ни в чем не бывало.

Начальники, вы сидельца жените, что ль? – крикнул какой-то мужик в помятом костюмчике. Кажется, он был слегка подшофе. Дородная женщина с букетом, что сопровождала его, толкнула мужика в бок – мол, не лезь.

А чего такого?! Сидельцы что, жениться не могут? Вася, налей мне еще бокальчик, обратился он к кому-то из свадебной процессии, с которой приехал в загс.

Я звонко рассмеялась. А Клоун мрачно уставился на мужика. Сидельцем его еще не называли.

Не заключенный это, отозвался Смирнов, жадно глядя на пластиковый стаканчик в руках у мужика, который мгновенно наполнился шампанским. – Нормальный.

Где нормальных привозят мусора… мужик осекся и получил еще один тычок в ребра от жены. То есть господа полицейские. Эй, девушка, если бить вас будет, вы от него сразу уходите! – дал он мне ценный совет перед тем, как забраться в салон «девятки», такой же потрепанной, как и его костюм. – Бугай-то еще тот! Как даст, в стене отпечаток останется! А ежели один раз ударил, то и повторно треснет, ей богу!

Я тебя сейчас сама тресну! – заорала дородная женщина. – Хватит людям праздник портить! Поздравляю, кинула она на нас извиняющийся взгляд. – Хлеб да соль, как говорится.

На этом они наконец отчалили.

Мой бугай, нежно пропела я и погладила Клоуна по плечу. – Ну-ка, напряги мышцы, продемонстрируй силушку богатырскую.

Сергеева, захлопни ротик, прошипел он. – Спасибо, что помогли добраться, у нас церемония через полчаса, а это уже полицейским.

Всегда пожалуйста. Живите, так сказать, дружно и счастливо. Деток нарожайте, потребовал Смирнов.

Троих хочу, улыбнулся Клоун и погладил меня по животу. – Первый уже ждет своего выхода.

Я дернулась. Вот дурак. Пусть ему Каролина хоть с десяток родит, и всех мальчиков в честь него назовет. Но я промолчала – только растянула губы в неестественной улыбке, которую почему-то приняли за смущение.

Полицейские от души поздравили нас с предстоящим бракосочетанием, получили от Клоуна бутылку дорогого шампанского и отбыли на дальнейшую службу. А мы неспешно направились к нарядному двухэтажному зданию со стенами уютного мятного цвета, перед которым расположился осенний парк с фонтанами, коваными скамьями, арками и статуями, символизирующими любовь и гармонию. Деревья были припорошены золотой пыльцой и багряной пудрой, на дорожках ковром стелились листья – отличный фон для нежной фотосъемки. Я насчитала три пары в парке, вокруг которых кружили фотографы и свидетели с бокалами шампанского.

На высоком крыльце загса было многолюдно. Там стояли чьи-то гости – и как только молодожены вышли, стали обсыпать их лепестками роз и дружно кричать: «Поздравляем!». Молодожены отряхнулись и тут же попались в сети убеленному сединами дедушке, который предлагал им выпустить в небо двух голубей, разумеется, за некоторое денежное вознаграждение.

– Чей голубь взлетит выше, тот в семье будет главный, – сообщил дедушка. Невеста и жених взяли в руки белоснежных голубей – ручных и послушных. Я почему-то засмотрелась на них.

– Тоже хочешь? – раздался над ухом голос Клоуна. – На обратном пути можем и их запустить.

– Чтобы твой голубь мне на голову нагадил? – усмехнулась я. – Нет уж, спасибо. И вообще, бюджет у нас теперь общий. Будем рационально его использовать. Никаких голубей.

Клоун хотел мне ответить какой-то колкостью, но у него зазвонил телефон. И мы остановились около лестницы. Пока он разговаривал, я разглядывала людей и нарядные машины. Всюду царила праздничная торжественная атмосфера. Почему-то мне хотелось улыбаться, но я сдерживала себя – вдруг Клоун подумает, что я улыбаюсь ему. Он не переживет этого факта. А мне еще замуж выйти за него нужно!

Чьи-то подружки невесты, одетые в одинаковые лавандовые платья, заметили нас и, косясь на моего женишка, стали о чем-то перешептываться, не забывая кидать ему многозначительные улыбочки. Клоун закончил разговор, вернул им эти улыбочки, и теперь они стали бросать на него жадные взгляды.

Наверное, они думают, что я заставила тебя жениться под дулом пистолета. Угрозами, хихикнула я.

Люди всегда рассуждают в понятной им системе координат, сказал он задумчиво.

В смысле?

В прямом. Ты глупая, Дашка, всегда была глупой, оставаясь при этом умной, объявил Клоун, странно на меня глядя сверху вниз. – А еще сегодня ты красивая. Очень красивая. Поэтому я тебя прощаю.

Он вдруг провел пальцем от моей скулы до уголка губ, заставив замереть. Я так его ненавижу, но почему меня так сильно к нему тянет?

До сих пор.

Что? – нахмурилась я, силой воли отогнав эту странную нежность прочь. – Руки об меня вытираешь?

Какая подозрительная. Вообще-то, я пытаюсь быть нежным, хмыкнул он. – Как-никак, я твой жених. И совсем скоро стану мужем. Кстати, если хочешь, у тебя есть шанс смыться.

Он сказал это совершенно серьезно.

Дурак. Обещала – значит выполню.

Ты же меня ненавидишь, приподнял он темную изогнутую бровь.

Это не означает, что я бросаю слова на ветер, – фыркнула я.

Тогда заключаем временное перемирие?

Заключаем.

Мы одновременно подняли руки, и наши сжатые кулаки легонько ударились друг об друга – как в детстве.

И об этом не должна узнать ни одна живая душа, предупредила его я уже в который раз.

Я что, псих – рассказывать о таком? – хмыкнул Клоун.

Ах да, Каролиночка не переживет.

В его глазах на секунду мелькнула боль.

Нас уже ждут. Идем.

Кольца у тебя?

Да.

Перед тем как зайти в загс, я вдруг остановилась, оглянулась на высокое нежно-аквамариновое октябрьское небо, и спросила тихо:

Скажи… А я правда красивая?

Правда. Идем, Пипетка, галантно подал он свой локоть, чтобы я взялась за него. – Исполнишь мечту детства. Станешь моей рабыней.

И мы пошли. Чтобы через полчаса выйти из загса мужем и женой.

Мои губы горели от поцелуя.

Глава 2. Рождение ненависти

Я хочу рассказать нашу историю с самого начала. Историю, в которой детская ненависть переросла во взрослые непонятные чувства. Историю яркую, для кого-то – смешную, для кого-то – грустную.

Историю нашей общей Вселенной…

Все началось с того, что мы родились в один год, в одном доме и на одной лестничной площадке. Нет, вернее так – родились мы в роддоме, конечно (тоже в одном и том же!), а то кто-нибудь, не особо наделенный интеллектом, решит, что наши мамы рожали нас прямо в подъезде. Но поскольку наши родители оказались соседями, то наше знакомство состоялось в те смутные детские времена, которые ни я, ни он припомнить не сможем. Если честно, мне вообще кажется, что мы с Клоуном знакомы всегда. Целую вечность. Ему, наверное, тоже.

Мало того, что мы жили по соседству и наши спальни разделяла какая-то жалкая несущая стена, так еще и наши родители умудрились подружиться и вот уже двадцать лет как тесно общаются. Просто какое-то дьявольское стечение обстоятельств! Сначала подругами стали мамы – по их рассказам, они вместе выходили на прогулку с колясками. В перерывах между общением на тему ухода и воспитания потомства мамы обнаружили, что у них общие музыкальные вкусы, они обожают одни и те же сериалы, да и хобби у них общее – вышивание и шитье. Они даже нашли каких-то общих знакомых! А потом выяснилось, что обе – по профессии бухгалтеры, и после окончания декрета моя мама потянула его маму к себе на работу.

Именно поэтому нас обоих отправили в садик с трех лет, уговорив заведующую поместить меня и Клоуна в одну младшую группу. Забирала нас то моя мама, то его – они даже график для удобства установили! И все дети считали нас братом и сестрой, которых воспитывают сразу две мамы.

Некоторые из детишек стали задавать своим родителям вопросы типа: «Почему у Дани и Даши две мамочки, а у меня только одна?», и, естественно, что эти самые родители заподозрили неладное. Не знаю, что они сказали воспитателям, но и у последних возникли крамольные мысли. И когда Ирина Васильевна и Инесса Максимовна аккуратно стали расспрашивать меня и Клоуна о наших мамах, тот, ввиду своей неуемной, пусть еще и детской тупости, отвечал, что да, мам у нас с Дашей две! Мне на тот момент было совсем мало лет, но уже тогда я понимала, что мама у меня одна, а мама Дани – это совершенно другая тетенька. Клоун же упорно твердил, наверное, уже тогда назло мне, что мам у нас две, и даже придумал, что мы все вместе живем в одной квартире. Врать у него всегда получалось отменно!

Брови у воспитательниц поднимались все выше и выше. А когда они услышали его вольную фантазию на тему, что есть еще и двое пап, их брови оказались у самой линии волос и не спешили возвращаться на законное место. После всего этого Клоун объявил, что у них четверых общая спальня. И мысли изумленных взрослых переместились из одной плоскости в другую. После вольной Даниной интерпретации нашей жизни на одной лестничной клетке воспитатели сходили к детскому психологу. И та либо что-то неправильно поняла, либо сделала свои какие-то странные выводы, но мою маму, которая пришла нас забирать, в тот вечер ждал большой сюрприз в виде встречающих ее психолога, методиста и заведующей. Все они жаждали узнать подробности из жизни нашей якобы большой дружной шведской семьи… Пришлось вызывать Данину маму, а заодно и наших пап на детсадовские разборки, чтобы доказать, что семьи у нас две и они вполне обыкновенные.

В общем, шуму было… Конечно, когда разобрались, все почему-то очень развеселились, а воспитатели, как самые крайние, даже извинялись. Но уже тогда во мне стало зарождаться какое-то еще необъяснимое, но вполне осязаемое чувство глубокой личной неприязни к Клоуну, из-за которого домой мы пришли на два часа позже обычного. А он словно ничего не замечал. Был доволен собой.

Папы наши подружились почти так же быстро, как мамы, – оказывается, у них рядом стояли гаражи, что, видимо, является особенно сближающим фактором в мужской суровой дружбе. Кроме того, они оба любили футбол, болели за какую-то местную команду и вместе смотрели матчи по телевизору, а пару раз даже ходили на стадион. Правда, после того как оба вернулись с красочными фингалами – «пообщались» с фанатами команды-соперника, мамы им на футбол ходить больше не разрешали. А потом папа и дядя Дима вместе решили открыть свое дело – небольшую автомастерскую прямо в гаражах.

Дело пошло неплохо, и через несколько лет они открыли уже «нормальную» автомастерскую, сняв помещение рядом с автомойкой. Сейчас у них несколько таких мастерских. Не то чтобы это приносило баснословный доход, но я не могу назвать нашу жизнь плохой. Родители никогда не баловали меня, но и нужды я не знала. Клоун – тоже.

В старших группах садика я, как обычно водится, общалась с девчонками, а Даня – с мальчишками, но иногда его переклинивало, и он начинал активно лезть в наши игры во главе со своими дружками. Они рушили наши домики, отрывали головы куклам, прятали наши вещи, калякали на рисунках… Естественно, меня и подружек это выводило из себя, и мы, разозленные, бросались в бой. Я до сих пор помню, как отважно кусалась до крови – все обидчики носили мое клеймо. Правда, в результате почему-то виноватыми оказывались не только мальчишки, а мы все, и воспитательницы в наказание рассаживали нас по стульчикам, предлагая обдумать свое поведение. Пока я обдумывала, скрипя мозгами, в чем тут моя вина, Клоун начинал раздражать меня вновь – если он сидел близко, он тыкал меня в бок или развязывал бант, а если далеко, то начинал строить мерзкие рожи. В результате я кидалась его лупить, и меня наказывали вновь. То же самое происходило и дома. Стоило мамам отвернуться, как этот мелкий придурок начинал меня активно доставать, а стоило мне его стукнуть, как он начинал реветь, и от взрослых прилетало мне. Я даже помню, как мама отвела меня к детскому психологу из-за агрессии, но та объяснила, что я просто защищаю свое.

Однако со временем я стала перенимать тактику Клоуна. И тогда ругали его – на радость мне.

В общем, как вы понимаете, играть с Даней я ненавидела – и в саду, и дома, и во дворе, и везде. Все происходило по одному и тому же сценарию. Он исподтишка кидался в меня песком, таскал игрушки и ставил подножки, а когда я падала, громко гоготал, вызывая желание пульнуть в него камнем. Однажды Клоун так нарывался, что я, подняв камень, честно попросила его перестать – не то брошу. Естественно, он ничуть не испугался, продолжил обзываться, за что и поплатился – я бросила камень. И, сама не знаю как, попала ему в голову. Боже, как я тогда испугалась! Не того, что навредила Дане, а того, что меня заругают старшие! Я со всех ног бросилась к маме, сидящей с другими родителями на лавочке, но не успела ничего сказать, потому что тетя Таня услышала его плач и побежала выяснять, что произошло. Ничего страшного не случилось, камень был маленьким и пролетел по касательной, почти никак не повредив чугунную башку.

При этом рыдающий Клоун не сдал меня родителям, и в первый день я даже была ему благодарна – впервые в жизни. Зато на второй он вылил на меня с балкона воду. Ох и злая же я была!

Правда, родителей наши отношения почему-то веселили, и они часто называли нас женихом и невестой, прогнозируя в шутку нашу свадьбу.

Как будет удобно, говорила с улыбкой мама. – Мы все давно друг друга знаем. И Данечка – мальчик славный и умненький.

Вот-вот! И Дашенька такая красавица растет! подхватывала Данина мама. – И вообще они друг другу подходят: Дашка темненькая, а Данька светленький!

Крошки-картошки! умилялась моя.

Мы в таком случае третью квартиру на площадке выкупим и их там вдвоем поселим, смеялся Данин папа.

Или стену между нашими снесем, хмыкал в усы мой, и сделаем на троих одну огромную квартиру.

Меня это невероятно возмущало, и я твердила, что выйду замуж за Глеба Иванова – мальчика из группы, в которого я была влюблена. А Даня мотал головой и твердил: «Нет-нет-нет-нет-нет», что еще больше умиляло наших родителей.

Кстати, Глеб Иванов, моя первая детская любовь, тоже пал жертвой козней мерзкого Данечки. Наши чувства начались с того, что мы с Глебом лежали на соседних кроватях и обменивались взглядами во время сончаса, потому что оба терпеть не могли спать днем. У Глеба были очаровательные рыжие кудряшки, большие голубые глаза, и он казался пухленьким и умилительным, как ангелок. Никто из мальчишек с ним не играл, поэтому он примкнул к нашей девичьей стайке с моей подачи – я взяла его под опеку. Это тотчас же просек Клоун – и, естественно, начал терроризировать бедного Глеба. Апогея его пакости достигли в конце старшей группы, когда я решила, что Глеб должен меня поцеловать. Как папа – маму. Дело происходило в спальне, когда остальные дети отдыхали, а воспитательница куда-то ушла.

Ты должен меня поцеловать, решительно объявила я Глебу, который смотрел на меня круглыми совиными глазами, сидя на кровати и свесив босые ноги.

Это как? спросил он тоненьким голоском, и я многозначительно указала пальцем на свои губы. Поцелуй мне казался ужасно взрослым, а мне очень хотелось повзрослеть. Поэтому я брала мамину помаду и с важным видом носила дома ее туфли на каблуках.

Подойди и целуй, как принц Белоснежку, велела я и улеглась в кровать, как и принцесса, сложив руки на груди. Глеб медлил. Я приоткрыла глаза и нахмурилась:

Так будешь или нет?

Буду, сказал он, и я опять закрыла глаза и даже вытянула губы трубочкой, наивно полагая, что так и надо.

Ничего не происходило. Я уже снова хотела распахнуть глаза и возмутиться, как вдруг почувствовала в воздухе перед собой какое-то движение и поняла, что Иванов все-таки подошел ко мне. В следующую секунду что-то холодное и странное коснулось моих губ. Оно было слишком большим, чтобы оказаться губами. Я распахнула глаза и заорала от негодования. Надо мной навис не Глеб, а мерзкий и подлый Даня. Он изловчился, поднял ногу и прижимал к моим губам свою грязную пятку! Ну, может она была чистая, но факт остается фактом – я поцеловала чужую ногу. Все, кто не спал – а таких детей было много – смеялись. Ровно до того момента, как я открыла рот. И лишь тогда испуганно замерли.

Боже, как я орала! Помню до сих пор. На мои громкие вопли сбежались и воспитатель, и няня, и даже проходившая мимо заведующая. Они все вместе пытались выяснить, что со мной произошло, однако я, даже будучи крошкой, понимала, что взрослым не стоит рассказывать о таких вещах, как поцелуи. И успокоившись, соврала, что мне приснился страшный сон.

Любовь к Глебу моментально выветрилась из головы – все мои мысли занимала лишь месть треклятому Клоуну. Я не придумала ничего лучше, чем спрятать его шапку в морозный день, да не где-нибудь, а за унитазом. Поэтому гулять в тот день Даня не пошел лишь печально смотрел в окно, как мы катаемся на ледянках с горки, а шапку нашли только вечером, после полдника.

На следующий день потерялась моя Барби. А через два – его любимая машинка. Кроме того, мы не забывали драться дома, потому что часто сидели вместе то у меня в квартире, то у него.

Глава 3. Детская месть.

Завязалась нескончаемая цепочка мести. Он делал что-то мне, а я – ему, и так продолжалось до самого выпускного в подготовительной группе. Правда, несмотря на то что мы пакостили друг другу, теперь не только родители величали нас невестой и женихом, но и весь садик. Нашу парочку называли «ДашаДаня», и когда говорили обо мне, то имели в виду и его. А когда говорили о нем, подразумевали и меня.

Мы стали неотъемлемой частью друг друга. Нас постоянно ставили в пары – в группе, на музыкальных занятиях, на физкультуре, даже на прогулке! Взрослые считали это чем-то забавным, но наша взаимная неприязнь только росла, хотя почти во всех стычках виноватой почему-то считали меня, а не Данечку. Уже в детстве его внешность была обманчиво милой: светленький, сероглазый, с пухлыми щечками и трогательной щербинкой между передними зубами. Все только и делали, что умилялись, какой он милаха! Да и прическа у него была, как у Иванушки-дурачка – что-то вроде каре с густой челочкой, что придавало его образу дополнительное очарование. Ложное, разумеется. Даня громко щебетал звонким голоском, чуть картавя, и очаровывал взрослых направо и налево. Я же, наверное, казалась взрослым маленькой ведьмой – с серьезным не по годам лицом, вздернутым носиком, сдвинутыми бровями и вечно разбитыми коленками. А еще – с кудрявыми темными волосами, вечно торчащими во все стороны, сколько ни причесывай. Как назло, в детстве мой голос был чуть хрипловатым – взрослей, чем у сверстниц…

Папа шутил, что мне не хватает ступы и метлы, а я страшно обижалась и говорила, что я фея, а значит, мне не хватает волшебной палочки. Это как-то услышал Даня и решил сделать мне подарок – притащил на улице «волшебную палочку» – то есть, конечно, обычную веточку. Держал он ее двумя пальцами, что сразу вызвало во мне подозрения, но отказаться ума не хватило. Едва я взяла палочку, как Клоун и его дружки гнусно захохотали – оказалось, палочка предварительно была испачкана в какой-то гадости. Я эту палку, помнится, засунула за шиворот одному из мальчишек, которого успела поймать, а еще одного здорово стукнула в плечо. Вроде бы я отстояла свои честь и достоинство, но в результате моя мама вновь задумалась, что нам с ней пора к детскому психологу. Мол, я слишком агрессивная: то игрушки не даю, то детей избиваю.

И ведь повела! После того как я в отместку тайно принесла в кармане куртки уличную грязь прямо в группу. И незаметно запихнула ее в резиновые сапоги Дани. Перед вечерней прогулкой он сунул в них ноги, испугался и стал жалобно выть, а я стояла рядом и хохотала.

Психолог несколько раз водила меня в свой заставленный интересными игрушками кабинет, где мы с ней делали разные задания, а потом объявила обеспокоенной маме, что со мной все в порядке, а вот общение с Даней надо ограничить, дабы не травмировать меня. Мол, мы с ним несовместимы. Но маме совет не понравился. Она решила, что психолог не особо разбирается в детях, а Даня – мой лучший друг, и пара «ДашаДаня» продолжила свое существование.

Оглядываясь назад, я понимаю, почему она так решила. Наши разборки не длились круглосуточно, и часто мы с Даней вполне себе мирно сосуществовали. Даже умудрялись спать вместе, на одной кровати, особенно когда играли в «Мартышку». Мартышка была злой и хотела нас поймать, поэтому мы прятались под одеялом и неизменно засыпали, прижимаясь к друг другу. Кто из нас придумал эту игру, я и не помнила…

На выпускном в подготовительной группе нас обоих сделали ведущими, которые помогали воспитателям на торжественной части, и мы стали соперничать, кто лучше выступит. Сначала все было более-менее честно, а потом Клоун умудрился подставить меня – уже в который раз! Перед самым праздником он сделал мне подножку, и я, упав, сильно растянула лодыжку – так, что даже ходить не могла. Естественно, меня заменили другой девочкой. И уже не я, а она в нарядном платье и лаковых туфельках помогала воспитателям вести праздник.

Я же, скуксившись, сидела на стульчике и не могла ни танцевать, ни участвовать в сценках. Нет, я потом, конечно, в отместку плюнула Дане в глаз и выбросила в окно его любимую машинку, но все равно было ужасно обидно! Его-то потом все хвалили и говорили, что он – настоящий артист, а на меня не обращали внимания. Да еще и родители были недовольны мною, ибо, по их мнению, я просто раскапризничалась. Я ревела целый вечер, и мама в итоге наказала меня – не пустила гулять. А Даня бегал по двору со счастливым выражением лица и коряво писал мелом под моими окнами: «Дура».

Лето после садика мы провели раздельно – я уехала к бабушке в деревню, а Даня с родителями – в санаторий. И за время нашей двухмесячной разлуки я даже как-то подзабыла, какой он отвратительный – детская память весьма гибкая штука.

Когда наступила славная (нет) пора отправляться в школу, наши мамы, недолго думая, сообща решили, что было бы здорово, если бы мы учились в одном классе. Не знаю, как они это провернули, но мы снова оказались вместе, в первом «А». Более того, нас посадили за одну парту, как сейчас помню – вторую, в третьем ряду, около шкафа со всякими поделками и учебниками. У меня до сих пор есть старая фотография, где мы вместе с Даней сидим за этой партой первого сентября, и рядом с нами лежат пышные одинаковые букеты с крупными хризантемами: у него в золотой обертке, а у меня – в серебряной. На снимке он довольно улыбается, а я сижу с традиционно кислой рожей – за минуту до съемки Клоун больно дернул меня за хвостик, а когда я попыталась дернуть его за дурацкую бабочку, получила от мамы замечание, что если я так буду себя вести и в школе, то меня оставят дома.

Мы сидели вместе две четверти, и это было ужасно! Клоун постоянно списывал у меня, как бы я ни старалась закрыть свою тетрадь ладошкой. Иногда скуки ради чиркал ручкой у меня в тетради или даже на руках. Пулялся бумажками, тыкал в бок, дергал за косичку, при этом мастерски подставляя сидящего позади мальчика – прилежного Колю Полежаева. И я все время оборачивалась к нему: сначала с недоумением, а потом и со злостью и просила перестать – не то расскажу учительнице.

«Это не я», пищал Колька, а я не верила, пока случайно не заметила ловкую лапу Даньки у себя на плече. Естественно, в ответ он получил в лоб.

Еще эта мелкая сволочь воровал мои ручки, карандаши, пенал и прятал, а потом делал честные глаза и разводил руками. Мол, он совершенно ни при чем! После этого я и стала называть его Клоуном. После очередной его выходки я упирала руки в боки и говорила: «Цирк уехал, а Матвеев остался».

Он ненавидел, когда я назвала его Клоуном. И клоунов тоже ненавидел. И боялся.

Я категорически не хотела общаться с Даней в школе. Но он был всюду, как навязчивая собачка. Чем больше я его отталкивала, тем больше он прилипал. Кроме того, дома мы часто вместе обедали и делали домашнее задание – то с его мамой, то с моей. И только там, дома, когда мы оставались наедине, вновь наступало временное перемирие. Разве что он незаметно перекладывал еду со своей тарелки на мою да воровал конфеты с печеньем. В школе же и во дворе, когда я играла с другими детьми, а не только с ним, он, как говорится, жег напалмом.

Однажды Даня, предложив донести мой ранец до дома, схватил его и убежал. А мне пришлось мчаться за ним по всей улице. В результате он спрятался, и я долго искала его, пока не села на лавку у подъезда и не заревела от обиды. Только тогда он прибежал и сунул мне под нос мороженое со словами: «Хватит ныть». Мороженое я съела, а после, как назло, заболела. Тогда он приходил ко мне домой каждый день и с важным видом личного секретаря начинал рассказывать, что происходит в школе, а еще приносил домашку. Домашку я делать, естественно, не хотела, а он ее все носил и носил, и я снова начинала злиться. Дурацкий Матвеев!

Кроме того, он, зная, что я ужасно боюсь щекотки и начинаю громко смеяться, так и норовил защекотать меня. Однажды он сделал это прямо на уроке математики. Сначала в классе раздался мой протестующий вопль, а затем – отчаянный смех, учительница пришла в недоумение. Надо сказать, Ольга Викторовна была женщиной хоть и довольно молодой, но строгой, и ратовала за дисциплину. А потому она сделала мне суровый выговор. Даньку я не выдала – со старшей группы не выдавала, как и он меня. Это был наш негласный детский договор. В ответ перед уроком физкультуры, когда мы, мелкие первоклашки, почему-то переодевались все вместе в кабинете, я выхватила у зазевавшегося Клоуна спортивные штаны и убежала с ними в женский туалет. Ему волей-неволей пришлось зайти туда, и в результате завуч младших классов застала его выскакивающим из женского туалета. Теперь ругали его, а я выглядывала из-за угла и строила злобные рожи.

Во втором классе Матвеев подложил мне мышь в рюкзак, и тогда я познала, что такое настоящая ненависть.

Большое темное чувство. Поднимающееся словно волна из самых глубин сердца. Н.Е.Н.А.В.И.С.Т.Ь.

Дело в том, что я, как и многие девочки, панически боялась мышей. Если к тараканам и жукам я относилась с долей отвращения, но вполне спокойно, то мышей и крыс опасалась, как огня. И, естественно, когда на перемене я сунула руку в портфель с очаровательной феей, чтобы достать заботливо положенный мамой сок, а нащупала мышиный хвост, и потом вытащила настоящую мышь, я завизжала так оглушительно, что Ольга Викторовна уронила стопку с тетрадями. Как оказалось, мышей она тоже боялась, особенно бегающих по классу. Она взобралась на стул, как и половина девчонок, а мальчишки с азартом стали эту мышь ловить. Правда, оказалось, что она неживая – обычная заводная игрушка, но ту перемену я не забуду никогда. В том числе и потому, что классная руководительница оказалась более прозорлива, чем родители и воспитатели в садике, и поняла, кто и зачем положил мне в портфель мышку. Она наказала Даню, отругав перед всем классом, что его почему-то очень обидело. От обиды он написал мне в тетради «Туповатая» своим корявым почерком, а Ольга Викторовна это увидела. И вновь наказала Клоуна. Вот тогда я по-настоящему упивалась своей победой! Что там какой-то выговор от завуча!

А Даня строил планы, как отомстить.

С моей осенней поделки «Ежики на лесной прогулке», которую мы делали всей семьей, он стащил пластилиновых ежей. А вместо них положил свою лепку – нечто странное, напоминающее пародию на голые задницы. Кроме того, Клоун карандашиком аккуратно зачеркнул слово «ёжики» и вместо них тоненько написал слово «булки». В итоге моя поделка стала называться: «Булки на лесной прогулке» почти в рифму. Подмену заметили не сразу, а когда заметили, то очень смеялись – и дети, и родители. Не смеялась только Ольга Викторовна и завуч младших классов, которые, ничего не заподозрив, отнесли поделку на школьную выставку. Зато все это булочное великолепие увидела комиссия, состоящая из педагогов, которая должна была оценивать поделки.

Как говорили очевидцы, сначала комиссия была в явном недоумении, а затем стала смеяться. В итоге моя работа даже заняла какое-то место в своей номинации. Но строгую Ольгу Викторовну это не порадовало, и Клоун вновь поплатился за свое злодеяние. И на осеннем утреннике он получил маленькую роль – всего две строчки, а вот я была Королевой осени. На Новый год ситуация повторилась. Я играла роль прекрасной Снежинки и была одним из главных действующих лиц на празднике, а Даня стал Поганым мухомором, помощником Бабы Яги и Кикиморы.

У меня до сих пор хранится старая фотография, на которой мы запечатлены в самый разгар представления. Глядя на эту фотографию в старом семейном альбоме, мне всегда становится смешно. На этом снимке я стою у нарядной елки в чудесном бело-голубом костюмчике с мишурой, радостно улыбаюсь и рассказываю стихи Снегурочке. А Даня с картонной здоровенной бело-красной штуковиной на голове, символизирующей шляпку гриба, с отвращением смотрит на Деда Мороза. Тот, кстати, тоже просил его рассказать стишок. Ну знаете, хочешь подарок – порадуй дедушку. Даня явно был не в настроении и выдал: «Сами себе расскажите, я вам тут не клоун».

И ушел, стянув с головы мухоморную штуковину. Дома ему опять досталось, а я выглядела в глазах наших мам хорошей воспитанной девочкой.

Данечка был отличным наставником в подлостях. И я быстро у него училась.

Наша борьба продолжалась. Даня с отчаянной смелостью пытался лепить на меня бумажки с надписью «Пни меня» и «Постучи, я открою», рисовал карикатуры на доске, подкладывал на стул пищалку, даже с помощью спрятанной рации пытался изобразить привидение, живущее в моем шкафчике, менял мелодии на звонке на душещипательные вопли, но каждый раз учительница ловила его едва ли не за руку, а я торжествовала. Злодеяния не удавались!

Это время было превосходным, и я чувствовала себя отомщенной. Увы, так длилось всего лишь четыре года, пока нашим классным руководителем была Ольга Викторовна, которая, зная вредный характер Клоуна, держала его в узде, хоть это и не мешало ему время от времени пакостить мне и моим подружкам. Из-за дурацких приколов он постоянно получал замечания в дневник, и его родителей регулярно вызывали в школу. Ольга Викторовна до последнего лелеяла надежду на то, что сможет перевоспитать мальчика.

Когда мы закончили младшие классы и перешли в старшие, вся его семья облегченно выдохнула – им надоели постоянные жалобы. Зато в средней школе Клоун оторвался как следует! Он вырос, стал умнее, хитрее и сильнее. Кроме того, он сделался еще и лидером мальчишек, которые во всем его слушались. И чего он только ни вытворял: расстегивал ранцы за спиной и совал в них всякую дрянь, приносил на урок тухлые яйца, плевался из трубочки бумажными шариками, пугал впечатлительных девчонок тараканами, закрывал их в классе и убегал вместе со своими такими же полоумными дружками, ломился к нам в раздевалку на физре, связывал рукава курток и умыкал шарфы… При этом умудряясь оставаться обаятельным и милым, по крайней мере со взрослыми. Наша новая классная руководительница Татьяна Карловна души в нем не чаяла и стояла за Данечку горой.

Тогда для меня наступили темные времена.

Глава 4. Новый уровень

В пятом классе нас вновь посадили вместе – уже на первую парту первого ряда, прямо перед столом учителя. Обо мне мой соседушка не забывал и подготавливал особо глупые или изощренные приколы. Чего стоила оскалившаяся старая кукла без глаз, облитая красной краской, которую я обнаружила в своем шкафчике! У меня сердце в пятки ушло, и я долго носилась за Клоуном по всему этажу, пока случайно едва не сбила с ног директора. Пришлось остановиться и слушать долгую нотацию, когда как Клоун стоял за ее спиной, корчил рожи и играл на невидимой дудочке, шевеля пальцами то у рта, то у носа. В отместку я стала лупить его ранцем на следующей перемене и случайно зацепила пластиковый пенал – он упал и сломался. Портить вещи, особенно чужие, я не любила. И сразу же извинилась, а Даня важно сообщил, что прощает меня, но окончательно простит, если я куплю ему пирожное. Я купила – выгребла деньги из копилки и притащила ему целых два пирожных. Он великодушно поделился одним со мной. Мы пили чай у него дома и смотрели любимого «Короля льва», старательно пряча друг от друга мокрые глаза – отца Симбы всегда было жалко до слез! А потом вместе пели песню Тимона и Пумбы. Уснули тоже вместе. Однако таких теплых моментов было совсем мало.

В шестом классе Даня придумал мне кличку. В отместку за Клоуна. Но если Клоуном его называла исключительно я, то обидное прозвище, которое использовал он, моментально прижилось ко мне и во дворе, и в школе! До одиннадцатого класса все звали меня Пипеткой. Пипеткой! Почему так? Я не знала. Наверное, слово «пипетка» показалось ему забавным. Но меня просто трясло, когда я слышала это прозвище, и никогда не отзывалась на него. Впрочем, никого это не смущало.

В седьмом классе Клоун начал заметно крепнуть и стал гораздо сильнее меня. Однажды мы, как в былые времена, решили подраться у меня дома, не поделив конфеты. Данька толкнул меня так, что я отлетела к стене, больно порезав руку о торчащий гвоздь. Появилась кровь, и я с трудом сдерживалась от слез. Тогда я впервые увидела его испуганным, и это, честно говоря, мне неожиданно понравилось.

Побледневший Матвеев помог мне встать, довел до дивана, побежал за бинтом и зеленкой и кое-как наложил повязку. Наверное, боялся, что я расскажу родителям о случившемся. Но мне было так приятно чувствовать его неожиданную заботу, что я сказала маме, будто сама споткнулась, упала и порезалась. А уже мама наорала на папу – за то, что он не успел забить «этот чертов гвоздь». На следующий день в школе Данька даже отдал мне свой пирожок с капустой, но я не взяла – мало ли, вдруг он успел туда плюнуть…

После уроков и кружков поздней осенью, зимой и ранней весной мы часто проводили время вместе. Заключали временное перемирие, обедали, смотрели мультики и делали домашку. Клоун становился почти адекватным – особенно когда дело касалось математики, в которой он был лучшим в параллели. Надо отдать должное, с ней он мне здорово помогал, а еще с физикой и информатикой. Зато я помогала ему с русским и литературой, особенно с сочинениями, которые он терпеть не мог. Порою мы даже нормально разговаривали, не повышая голос и не обзываясь.

Наши мамы, видя, как мы помогаем друг другу с уроками, только умилялись – как в раннем детстве. Кажется, они так и лелеяли надежду однажды нас поженить. Но тогда я этого не понимала. И просто думала, что они немного не в себе, когда смотрят на нас, шепчутся и хихикают.

Однако подобные моменты перемирия случались нечасто, и наша незримая вражда крепла. Росла, как сорняк в волшебном саду.

Возможно, в этом была виновата моя злопамятность.

Ну как, как я могла простить Дане в пятом классе отодвинутый в сторону стул, из-за чего я грохнулась мягким местом об пол? Между прочим, я больно ударилась, а когда догнала его и пнула изо всех сил, это увидела новая классная и заявила, мол, как не красиво девочке драться. Ха!

Или как я могла спустить ему в седьмом классе то, что он испоганил мою презентацию по биологии?! Я усердно делала ее несколько часов, а Клоун подменил несколько картинок с животными на картинки не совсем приличного содержания. Пожилая учительница только охнула, увидев вместо самца гориллы человеческого брутального самца с накачанным обнаженным прессом и в стрингах. А я была красная как рак, потому что смеялся весь класс.

А глупые валентинки на 14 февраля, написанные мне якобы от лица Игоря Альтмана, моей первой школьной любви из параллельного «Б» класса?! Разве могла я это простить Даньке? Нет, вы только представьте, этот мерзавец в седьмом классе прознал откуда-то, что Игорь мне нравится, и стал забрасывать меня сообщениями с левого номера якобы от его имени. До сих пор помню одно из них: «Ты нравишься мне так сильно, что я не могу себя контролировать». Я несколько раз перечитала его, а потом озадаченно чесала голову. Альтман был скромным и милым, и что он там не мог контролировать, я понятия не имела.

На следующий день мне пришла целая куча валентинок, в которых Игорь предлагал встретиться после уроков за школой. И я, дура, поверила! Вот чувствовала же неладное, но все равно с замиранием сердца поперлась за школу. Однако вместо Игоря встретила там Клоуна и его свиту, которые едва ли не падали на снег от хохота – почему-то это казалось им очень смешным. Самое обидное, что среди них был и Альтман – высокий худой мальчик, который занимался скрипкой (именно игрой на ней он поразил меня во время какого-то выступления в актовом зале). Он тоже смеялся, хоть и как-то натужно.

Я тогда так обозлилась, что до боли сжала кулаки и со всех ног набросилась на мальчишек, не замечая, как падает с плеч ранец. Они с улюлюканьем помчались в разные стороны, а стоять остался только Игорь. До сих пор помню, как он стоял и смотрел на меня большими глазами, а я вдруг остановилась и не ударила его, как хотела, а сказала:

Ты мне очень нравился. Но сейчас мне кажется, что ты – полный придурок.

Я не хотел, только и сказал Игорь. Я, гордо задрав подбородок, ушла. И не стала слушать его жалкие оправдания.

Альтман тогда принялся мне писать – уже со своего настоящего номера. Но я так рассердилась, что просто заблокировала его. На Клоуна я тоже обиделась и с удовольствием сдала его на контрольной по химии, когда он ловко списывал со шпаргалки. Забила на все принципы и сдала. В итоге Данька получил двойку, что снизило его оценку за четверть. А поскольку отец обещал Клоуну новый велик, если тот сможет закончить четверть на одни пятерки, то мне оставалось лишь торжествовать, потому что свой спор Данюша проиграл и ничего не получил.

«Ты встряла, Пипетка», сказал он мне тогда, обозленный решением отца. Я лишь показала ему средний палец, который – что за неудача! – увидела директор. У нее и так сложилось о моем поведении не самое лучшее мнение, а в тот день ей и вовсе показалось, что средний палец я демонстрирую исключительно ей. Кроме того, она услышала несколько матерных слов из моих уст. Естественно, меня пригласили в кабинет директора после уроков и долго читали нудную нотацию, а за окном (кабинет находился на первом этаже) маячила хитрая морда Клоуна.

За велик он мне отомстил довольно убого – закрыл в спортзале, где я проторчала пару часов, прежде чем меня вызволил порядком удивленный физрук.

Вторая часть его «великой мести» пришлась на приблизившийся Новый год. Поскольку наши родители праздновали его вместе, то и нам приходилось довольствоваться компанией друг друга. Частично это компенсировалось тем, что подарков мы получали вдвое больше. Мои родители обязательно что-то покупали ему, а его родители – мне.

В этом – восьмом – классе мы последний раз отмечали Новый год вместе. И тогда же Даня, чтоб его, подарил мне живую белую мышку, сделав вид, что «забыл» о моей фобии. Он запустил эту мышь в мой шкаф, и она пробежалась по белью, которое я потом не хотела даже брать в руки.

Убери ее оттуда! голосила я, стоя на стуле, глазами, полными ужаса, наблюдая за шустрой мышкой.

А что мне за это будет, Пипа? веселился Клоун. Пипа – это еще более мерзкое сокращение от Пипетки.

В глаз плюну! яростно отвечала я и вновь начинала вопить.

Он помучил меня немного и убрал животное; правда, при этом мышка зацепилась за мой лифчик и потянула его за собой. Клоун не упустил момента и, посадив мышь на плечо, натянул лифчик себе на голову, как шапочку. В этом время в комнату вошел его папа, который хотел позвать нас к праздничному столу. Увидев, что сын напялил на свою дурную голову, дядя Дима так обалдел, что отвесил Клоуну хороший подзатыльник, а мышь вынес из комнаты.

Ближе к четырем часам утра мы все-таки пришли к мировому соглашению и тайком от родителей распили бутылку шампанского, прячась у него в комнате. А как только кто-то захотел зайти к нам, притворились спящими – зачем, не знаю. Видимо, боялись, что от нас будет пахнуть алкоголем.

Какие они милые, услышала я тогда голос Даниной мамы.

А вдруг у них… хотела что-то предположить моя мама, но почему-то оборвала сама себя на полуслове. Что там она имела в виду, я даже додумывать не хотела. Мне хватило того, что под действием алкоголя мы вместе уснули на его кровати и проснулись тоже вместе, лежа спина к спине. И тотчас переругались из-за одеяла.

В следующей четверти Клоун придумал мне еще одно прозвище, которое показалось всему классу весьма остроумным. Дело было на уроке труда, который у девочек и мальчиков шел в разных классах. Они что-то мастерили, а мы – шили и готовили. В тот день мы должны были сварить ни много ни мало, а настоящий борщ, чтобы потом угостить им мальчиков. Я этим занятием очень увлеклась, и мое рабочее место было, по обыкновению, завалено – я из тех самых людей, вокруг которых всегда творческий беспорядок, в котором мы, впрочем, легко ориентируемся. Аккуратный во всем Данька подошел ко мне во время перемены и, скептично осмотрев мою заставленную парту, на которой высилась куча всего, громогласно заявил:

Товарищ Свалка, вас там Валентина Петровна ищет.

Как ты меня назвал? – сощурилась тогда я, уперев руки в боки. – Товарищ Свалка?!

Все вокруг грохнули от смеха, даже учительница засмеялась. С тех пор меня величали либо Пипеткой (проклятье!), либо товарищем Свалкой (ненавижу!). Вспоминая об этом, я улыбаюсь. Но это сейчас, а тогда мне было не до улыбок. Я ужасно злилась, расстраивалась, пыталась нанести ответный удар, но товарища Свалку и чертову Пипетку переплюнуть не могла. Даже Клоуном.

Пользы от Матвеева не было почти никакой – один вред, наглость и унижение, которое просто преследовало меня по пятам. Мы вместе ходили в школу, вместе учились, вместе возвращались домой, вместе делали уроки, вместе выходили гулять. Я нигде не могла скрыться от Клоуна, казалось, что он – мое вечное проклятье, и в прошлой жизни, наверное, я уничтожила целую страну, раз мне досталась эта невыносимая обуза. Правда, надо признать, изредка Даня все же оказывался полезным. Он умело врал взрослым и мог отмазать нас от их праведного гнева, постоянно таскал с собой жвачку (не делился, но я научилась воровать ее или отбирать силой) и даже иногда заступался!

Одним поздним декабрьским вечером мы шли домой после репетиции новогоднего праздника – поодаль друг от друга, по скрипучему снегу. Было морозно, но безветренно и спокойно. Ярко светили фонари, кружили в воздухе сверкающие снежинки и пахло новогодними праздниками, которые вот-вот должны были наступить. Всю дорогу мы молчали. Правда, в какой-то момент Даня с разбегу разломал чьего-то косого снеговика с кривой морковкой вместо носа и стал пинать эту морковку по заснеженной дороге, как сдувшийся мяч. Я покрутила около виска – Клоун всегда отличался вандализмом – и отправилась домой в гордом одиночестве. До дома осталось совсем немного.

Но в следующем дворе меня поджидали какие-то отбитые девятиклассники из не слишком благополучной школы. Это были долговязые подростки в дутых куртках и черных шапках, надвинутых на глаза, – одинаково неприятные и даже внушающие страх.

Какая хорошая девочка, сказал один из них, перекрывая мне путь. И никого из взрослых, как назло, не было рядом. – И куда это мы идем?

Домой из школы, с недоумением ответила я, таращась на парней.

Что кушала в школе, девочка? – полюбопытствовал второй.

Пирожки с капустой и чай, я искренне не понимала, к чему он клонит.

Наверное, мама каждый день дает деньги на столовку? поинтересовался первый.

Я честно кивнула.

А нам мама ничего не дает. Поэтому будет справедливо, если ты отдашь нам свои деньги, заявил второй.

Я не считала, что это будет справедливо, и нахмурилась. Не то чтобы я была жадным ребенком, но отдавать каким-то уличным упырям свои кровные, сэкономленные на столовке, не собиралась. Но и не отдавать было страшно.

Ну, давай, вытаскивай деньги, девочка. А то мы сейчас тебя кое-куда отведем и сделаем очень боль…

Продолжить он не успел – откуда-то с криком выскочил Даня и бросился на моего несостоявшегося обидчика, боднув головой в живот. Тот от неожиданности свалился в снег и грязно, совсем по-взрослому, заругался.

Клоун в те времена был ниже меня, костлявее, но его лицо в этот момент было таким злым, а кулаки так крепко сжаты, что я вдруг почувствовала себя гораздо смелее за его спиной и, изловчившись, ловко пнула лежащего на спине парня.

Вот ты мелкий гаденыш! Я тебе сейчас башку твою откручу!

Второй начинающий бандит схватил Даню, а тот, не растерявшись, ткнул обидчику в глаз морковкой, которую зачем-то притащил с собой, – наверняка меня хотел ею накормить, не иначе.

Второй парень тоже заорал и схватился за лицо.

Беги, Пипетка! завопил Клоун. Но могла ли я оставить его одного?

Первый старшеклассник встал со снега и двинулся к нам, нехорошо ухмыляясь. Он схватил Даню за шиворот и занес руку, чтобы познакомить его лицо со своим кулаком, но тут в дело вступила я.

Помогите! – заорала я как сирена и, вспомнив, что нам говорили на уроках ОБЖ, выдала. – Пожар! Дом горит! Все горит!

А Даня, не будь дурак, ударил ногой по стоявшей рядом дорогой машине, у которой тотчас включилась сигнализация.

Парни вскочили и, переглянувшись, дали деру, напоследок пообещав нас найти. Домой мы с Матвеевым бежали наперегонки. С тех пор всю зиму нас встречал кто-то из родителей, но, правда, и парней этих мы больше не видели. А Даню все посчитали моим защитником и хвалили больше обычного.

Глава 5. Дискотека.

Спустя месяц мы впервые побывали на взрослой школьной дискотеке, куда всей душой мечтали попасть класса с пятого. Дело в том, что дискотеки у нас устраивали раздельные, и крутыми считались те, которые предназначались для учеников с восьмого по одиннадцатый класс.

Как же я ждала этого дня! Как хотела попасть на дискотеку со старшеклассниками! Вместе с Ленкой и другими девчонками из нашей компании мы неделю морально готовились к этому событию. Еще неделю обсуждали, что наденем. А третью неделю бегали по местным магазинчикам в поисках нужного лака и помады и обменивались вещами. В результате я щеголяла в своей первой джинсовой мини-юбке и симпатичной бирюзовой кофточке, а на Лене было обтягивающее платье леопардовой расцветки – где она его взяла, я понятия не имею. Сейчас бы мы, конечно, такое не надели, но тогда эта расцветка казалась нам модной, как и яркие синие тени, стрелки на веках и фиолетовый лак на ногтях.

Обе мы жаждали танцев и мечтали, что нас кто-нибудь пригласит на медляк. К тому моменту нам обеим нравились парни из старших классов – ничего особенного, никакой любви, так, первая симпатия, совершенно ничего не значащая. Но сколько мы тогда переживали!..

А если он позовет меня на танец?! воскликнула подруга. – Что делать?!

Танцевать, конечно же, ответила я.

Падать в обморок, пробубнил Матвеев, стоя в дверях. Он к дискотеке не готовился вообще. Напялил широкие джинсы с клетчатой рубашкой – и красавчик.

Мы его проигнорировали.

А если меня никто не позовет на танец?! не унималась подруга

Вскройся, посоветовал Даня, и я шикнула на него. Давайте быстрее, дуры, мне жарко!

Бросив прощальные взгляды в зеркало, мы с Леной пошли в прихожую.

Сначала идти на дискотеку Даня отказывался – то ли стеснялся, то ли не хотел пропускать какой-то там поход клана в компьютерной ролевой игре. Но в итоге все-таки притащился в школу вместе с нами, недовольный, как мертвец, которого спустя двести лет поднял некромант.

От первой в своей жизни «взрослой» дискотеки мы были в восторге! Стоял полумрак, из огромных колонок по школьному холлу разносилась громкая музыка, которая, казалось, начинала биться в груди вместо сердца, глаза слепили неоновые всполохи зеркального шара, висевшего под потолком. Правда, сначала почти никто не танцевал – все традиционно стеснялись и смотрели в пол. Наконец на импровизированном школьном танцполе появились смелые старшеклассники – два самых популярных парня со своими подружками. Постепенно к ним присоединились и остальные: кто-то танцевал ритмично, кто-то – как маятник, раскачиваясь туда-сюда. А кто-то – такие, как Даня – с недовольным видом стоял у окна, скрестив руки на груди.

Дискотека проходила прямо в холле на первом этаже, достаточно широком, чтобы вместить в себя большое количество людей. В противоположной стороне от входной двери находилось нечто напоминающее установку диджея, за которой высоко прыгал одиннадцатиклассник. Те, кто находился рядом с ним, танцевали отвязно, ничего и никого не стесняясь. Те, кто выбрал противоположный конец холла, едва двигался, топчась на одном месте. Мы с Ленкой и подружками были где-то посредине, образовав традиционный кружок. Между школьниками то и дело шныряли не шибко-то и довольные учителя, которым было поручено дежурство. Они отлавливали нарушителей порядка, а также высматривали наглецов, посмевших принести сигареты или алкоголь.

Было весело, и я, честно сказать, даже устала резвиться под задорную электронную музыку – абсолютный хит того года. Однако когда объявили медленный танец и девчонки хлынули к стене, лелея надежду, что пригласят именно их, веселье пропало. Потому что Ленку и других девчонок из компании на танец пригласили, а меня – нет. Я стояла и таращилась на крутящийся зеркальный шар, усиленно делая вид, что не очень-то мне и хотелось. Однако было обидно, и я кусала губы, чувствуя себя идиоткой – пар на медляк выходило все больше и больше.

А потом до моего плеча дотронулся Даня, хмурый, как дедушка-лесовичок. Я удивленно на него посмотрела.

Пойдем, буркнул он и протянул мне руку, предварительно обтерев ее о широкие джинсы.

Куда? не сразу поняла я.

К психиатру отведу, как всегда, плоско пошутил он. – Танцевать пойдем.

Ты хочешь со мной танцевать? не поверила я.

Не очень, сознался Даня. – Но твое кислое лицо портит атмосферу веселья. А я не хочу, чтобы все из-за тебя страдали.

Какой заботливый!

Будешь выделываться, Сергеева, я кого-нибудь другого позову.

Ну, пойдем, царственно разрешила я и вложила свои прекрасные пальцы в его корявую ладонь.

Только я танцевать не умею, предупредил меня Даня уже на танцполе. – Куда там тебе руку класть? На какой горб – спереди или сзади?

Дурак! – прошипела я и украдкой оглянулась, чтобы посмотреть, как танцуют другие. – Клади свои лапищи мне на талию.

А где она у тебя? полюбопытствовал Даня.

На бороде! я сто раз пожалела, что согласилась связаться с Клоуном.

Да ты не Пипетка, а Мутант, невозмутимо отозвался он и принялся искать на мне талию, демонстративно ощупывая. Пришлось треснуть его по рукам. После физического внушения Матвеев стал куда более покладистым. Он обнял меня за пояс, едва касаясь, а я положила руки на его плечи. От Дани пахло отцовским одеколоном.

Надеюсь, у тебя рубашка чистая? спросила я, чувствуя себя странно. Раньше мы были так близко друг к другу только когда дрались. До второго класса всегда побеждала я. Потом в Клоуне откуда-то появилась сила. А еще мне понравилось касаться его плеч. Почему – я и сама не знала.

В луже стирал, буркнул он, а я лишь закатила глаза.

Мы стали танцевать. Ну, это, конечно, громко сказано – мы просто стали раскачиваться на одном месте, что меня жутко бесило. Другие-то танцевали нормально! Кроме того, он умудрился трижды наступить мне на ногу своей огромной кроссовкой.

Веди меня, велела я Клоуну. Топтаться на одном месте надоело.

В туалет? невинно поинтересовался он. – А сама не можешь сходить?

Боже, почему ты создал этого человека таким тупым? спросила я, глядя в потолок. – В танце веди!

Он и повел – так дернул меня в сторону, что я запнулась об его ноги, мы полетели и врезались в похожего на быка десятиклассника, держащего в своих объятиях ромашку из девятого «А».

Офигели? – поинтересовался десятиклассник злобно.

Извините! – тут же пролепетала я. Зачем нам проблемы? Слова вежливости называют волшебными, потому что они творят чудеса.

Малолетние идиоты, буркнул десятиклассник и, моментально забыв о нас, повернулся к своей девушке. Однако Дане проблем, видимо, очень хотелось. Он вдруг отчего-то разъярился и, не найдя ничего лучше, пнул десятиклассника под зад. Тот заорал и моментально повернулся.

Сам идиот, самодовольно сказал Даня и криво улыбнулся. Десятиклассник тотчас попытался врезать ему по лицу, но Матвеев увернулся, однако почти тут же оказался на полу – противник навалился на него всем весом и опрокинул, подмяв под себя. Но просто так Даня сдаваться не собирался. Началась драка. Все отскочили в стороны, кто-то заорал. Ромашка из девятого «А» тонко запищала, а я, неожиданно для себя, вдруг схватила пустую пластиковую бутылку, которую кто-то оставил на полу, и принялась дубасить ею по спине десятиклассника, сидевшего на Дане. Я даже пнула его несколько раз, правда, при этом старалась держаться на расстоянии – не дай Бог мне перепадет!

Музыка неожиданно остановилась, включился яркий свет – к месту драки бежал охранник, физруки и несколько учительниц. Взрослые быстро разняли мальчишек и потащили их в учительскую на разборки. Меня, кстати, тоже. Это были мои первые разбирательства в школе, и я ужасно перенервничала. Однако, скромно сидя на стуле перед суровыми учителями, я включила актрису – стала плакать и рассказывать, как злой десятиклассник обзывал нас с Даней нехорошими словами, потому что мы споткнулись и задели его локтем. И именно поэтому Матвеев с ним и подрался. Я и Клоун всегда были на хорошем счету: отлично учились и ездили на олимпиады. Поэтому нам поверили, а десятикласснику, который постоянно влипал в какие-то неприятности, нет. Нас отпустили домой, решив даже не вызывать родителей, а наш противник остался и дальше слушать нотации.

Домой мы с Матвеевым шли вместе и не ругались, как обычно – находились во временном перемирии. Было темно. Всюду пылали огни вечернего города, а потом неожиданно пошел первый снег. Легкий и воздушный, искрящийся под светом фонарей в парке, который мы пересекали.

Жалко, что дискотека закончилась, вздохнула я, глядя на небо. Снег все шел и путался у меня в волосах.

Еще кого-нибудь хочешь полупить по спине бутылкой? хмыкнул Даня. Почему-то это ужасно его смешило.

Хочу танцевать, зачем-то призналась я. Так готовиться к первой настоящей дискотеке – и закончить ее дракой.

Обязательно танцевать на дискотеке? вдруг спросил Клоун, вытащил телефон и включил какой-то заграничный медляк, а после протянул мне руку.

Что? подозрительно спросила я и хлопнула по его ладони.

Танцевать пойдешь, Сергеева? Больше спрашивать не буду, важно сообщил Даня.

Пойду, так же важно ответила я и во второй раз за вечер вложила пальцы в его ладонь – теперь уже холодную из-за мороза.

Это был странный танец – в теплых куртках, шапках и шарфах, под первым снегом и под медленную музыку, доносящуюся из динамиков телефона. Неуклюжий, смешной и ужасно теплый. С наших губ срывался пар, глаза блестели, и, кажется, даже сердца бились быстрее, чем раньше. Даня больше не дергал меня, а вполне сносно вел, правда, на ноги иногда наступал, но я на него не ругалась великодушно прощала.

Мы танцевали так почти час, смеясь и шутя над чем-то, пока батарея в его телефоне не разрядилась.

Ну что, Сергеева, спросил Даня, не отпуская мою руку, натанцевалась?

Он пристально смотрел мне в лицо – тогда мы еще были одного роста.

Почти, ответила я, отчего-то смущаясь. Такое со мной было впервые.

Чем платить будешь? поинтересовался он.

За что?!

За удовольствие.

Могу поцеловать, заявила я. Даня приподнял и без того выгнутую бровь.

Куда?

В твои сахарные уста, захихикала я. Это была просто шутка! Шутка! А он повелся!

Окей. Целуй, ошарашил меня Клоун. – Жду.

Серьезно? опешила я.

Серьезно, подтвердил он и коснулся моей щеки сбитыми костяшками. Я вздрогнула от неожиданности. Это новый способ троллинга? В моей памяти все еще был жив эпизод с его пяткой из детского сада.

Хорошо, медленно согласилась я. – Только закрой глаза. Я так… стесняюсь.

Глупый Даня послушался меня. И закрыл глаза – на его бледные щеки опустилась тень от длинных ресниц, на которых оседали снежинки. Его руки почему-то сжались в кулаки. А губы плотно сомкнулись, но он тут же разжал их и сглотнул.

Клоун выглядел так мило, что я улыбнулась. И теперь сама уже ласково дотронулась до его щеки, рядом с тенью от подрагивающих ресниц. Очень странно…

И долго мне так стоять, Пипетка? спросил он.

Недолго. Я настраиваюсь, ответила я.

В какой-то момент мне действительно захотелось поцеловать его. И я шагнула к нему так близко, что он, кажется, почувствовал мое дыхание на своей щеке и едва заметно вздрогнул. Но вместо поцелуя я, с трудом сдерживая смех, набрала немного снега в руку и попыталась втереть его в губы доверчивого Матвеева. Он тут же распахнул глаза и закричал что-то обидное, а я, подхватив валяющийся у забора пакет со сменкой, побежала в сторону нашего дома. Матвеев погнался за мной, на ходу отплевываясь и крича что-то грозное. Догнал он меня у самого подъезда и запустил прямо в лицо снежком. Ох и злой же он был!

Я тебя сейчас убью! заорала я, моментально перестав веселиться.

Домой мы вернулись поздно – сначала кидались снежками, потом искали мою туфлю – она вывалилась из пакета во время погони. А затем, уставшие, но почему-то довольные, купили на последние деньги мороженое в вафельном стаканчике. Со сливочным вкусом и шоколадной крошкой. Одно на двоих.

Мы сидели на заборе около подъезда, как нахохлившиеся снегири, жались друг к другу, по очереди кусали мороженое и болтали. Потом из окна нас увидела моя мама и позвала домой. Мы отогревались у нас на кухне – пили обжигающий малиновый чай и ужинали котлетами и маминым домашним тортиком. Мама все пыталась узнать у нас, как прошла дискотека, но мы, помня о драке, дружно уверяли ее, что она была скучной и больше мы туда не пойдем.

Даня, девочек на танец приглашал? – с улыбкой спросила мама. Тот смутился и подавился чаем.

Ну, одну дурочку позвал, буркнул он. – Она мне все ноги отдавила.

Сам дурак! – возмутилась я и под столом врезала ему по икре. Матвеев исхитрился и показал мне средний палец. Вот же козел!

Дань, ты Дашку, что ли, позвал? – весело рассмеялась мама.

Не звал он меня, надулась я. – Зачем он мне вообще нужен?

Даня хороший, мама ласково потрепала его по потемневшим волосам. И тот тут же загордился. – Даш, а ты с кем-нибудь танцевала?

Ага, ответила я. – С одним альтернативно одаренным. Странно – у него всего две ноги, а у меня было такое чувство, что я танцую с многоножкой. Оттоптал мне не то что ноги, но даже и руки!

На прощание Даня щелкнул меня по лбу и был таков, а потом несколько часов доставал меня сообщениями, в которых рассуждал, как ему, бедолаге, не повезло. И что, дескать, я притягиваю несчастья. А значит, я – ведьма.

А потом мы дружно заболели – после мороженого – и вместе сидели на больничном, рубясь в компьютерные игрушки.

Глава 6. Новенькая

Больше в этом году на дискотеки мы не ходили. Даже на крутую дискотеку, посвященную дню всех влюбленных. Зато в этот день мне пришло несколько валентинок – от подружек, разумеется, от неизвестного отправителя и от Дани. Кто еще мог нарисовать мне в красивой открыточке блюющего человечка, а потом ходить кругами и ухмыляться?

Тебе класса с шестого каждый год кто-то присылает валентинку без имени, сказала задумчиво Ленка, рассматривая бумажные сердечки на перемене. – Как думаешь, кто это?

Не знаю, честно сказала я. – Наверное, кто-нибудь из девчонок.

Может, Альтман? Он с прошлого года по тебе сохнет.

Мозг у него сохнет, я никак не могла простить ту мерзкую выходку с подставным свиданием – не Игорю, разумеется, а Клоуну. Альтман мне давно стал безразличен.

А если у тебя есть тайный поклонник? загорелись Ленкины глаза. Я захохотала.

Не думаю. Мой единственный поклонник, это Клоун. Да, Матвеев? стукнула я его по плечу учебником – он сидел за партой в соседнем ряду.

Иди к черту, одарил он меня не самым приятным взглядом – кажется, его настроение было сегодня отвратительным. Я вскочила и подошла к нему, чтобы погладить по волосам – Даню это жутко бесило.

Неправильно говоришь. Разве тебя не учили, что с девочками нужно быть нежнее?

Это ты неправильно идешь. Тебе надо идти на фиг, а ты все время идешь ко мне, отозвался лениво он.

Скотина! я попыталась снова стукнуть его, но Даня ловко скрутил мне руки, и я оказалась у него на коленях.

Отпусти! возмутилась я, но сердце снова забилось сильнее. Почему – я не понимала.

Извинись, Свалка, потребовал Даня.

Сейчас, подожди минуточку, только закажу транспаранты с извинениями, я извивалась у него на коленях, но он не отпускал меня – лишь сильнее прижимал к себе. – Пусти, сволочь!

Не знаю, чем бы это закончилось, но в это время в класс вошли наша классная и невысокая тоненькая девочка с лицом ангела и длинными волнистыми волосами, рассыпавшимися по плечам.

Ребята, внимание! – громко сказала Татьяна Викторовна, пытаясь перекричать шум в классе. – Ребята! Сядьте на свои места! Ребята!

Естественно, никто ее не слушал. Мы – в том числе. Я снова попыталась отделаться от Клоуна под смех подружек, а он умудрился стиснуть мне большим и указательным пальцами щеки – так, что выражение моего лица стало весьма забавным. Я заорала на него громче прежнего, и новенькая с любопытством уставилась на нас. И почему-то даже улыбнулась. Естественно, не мне, а Даньке. Тот, заметив это, едва не уронил меня на пол.

Ребята! – пыталась призвать нас к порядку Татьяна Викторовна и от всей души грохнула журналом по столу. Только тогда все заткнулись. И с интересом поглядели на новенькую.

По местам, снова скомандовала классная. И когда все нехотя расселись, объявила: Это Каролина Серебрякова, ваша новая одноклассница. Перевелась к нам из Москвы. Каролина, поздоровайся с ребятами.

Привет, несмело улыбнулась новенькая. – Рада видеть вас всех. Надеюсь, мы станем друзьями.

Если честно, я в этом сомневалась – в том, что мы с ней станем друзьями. Каролина не понравилась мне с первого взгляда.

Одноклассники стали перешептываться между собой – хотя наш город и был миллионником, новенькая из столицы казалась экзотикой. Все тут же принялись оценивающе изучать хрупкую фигурку. Кое-кто тут же отметил, что одета девочка с дивным именем Каролина весьма дорого, а небесного цвета рюкзак, накинутый на одно плечо, – брендовый.

Какая-то богатенькая, прошептала мне Ленка, с которой я сидела.

Каролина, садись на третью парту, рядом с Даней, велела Татьяна Викторовна.

А я куда? возмущенно спросил один из его дружков, на ходу жующий булку из столовки.

А ты сядешь к Петровой, решила классная. – Мне все учителя жалуются на вас с Матвеевым – разговариваете слишком много.

В итоге новенькая села с Даней. Не знаю почему, но это мне не особенно понравилось. А еще мне не понравилось, что Клоун мило общается с ней, не делает подлянок и не достает, как меня. Они постоянно шептались на уроках, за что получали выговоры от учителей. Каролина приносила ему какие-то японские сладости и вообще вела себя так, будто бы это она знакома с Даней кучу лет, а не я. А он велся, лопал ее угощения, улыбался и радостно махал гривой, слушая Каролину. Правда, обо мне он не забывал и продолжал доставать. Когда мы гонялись друг за другом по всему классу, я ловила на себе взгляд новенькой. И мысленно обзывала дурой.

Да, Серебрякова меня раздражала – была слишком милой, слишком улыбчивой, слишком доброй со всеми. Я не верила, что можно оставаться хорошей абсолютно для всех. И мне не нравились люди, которые пытались понравиться всем. Это всегда казалось мне неправильным. И неискренним. Кроме того, Каролина не переставала заглядываться на Матвеева. Я часто замечала, как она смотрит в сторону Клоуна, и каждый раз мне хотелось подойти и хорошенько пнуть его, чтобы показать Серебряковой, что он издевается над моей нежной детской психикой столько лет. Над моей, а не над ее! Это я терплю его столько времени! И она тут не пришей кобыле хвост.

В конце последней четверти Каролина пригласила нас на день рождения. У нее были богатые родители, поэтому она, недолго думая, позвала на праздник весь класс. Хотя она мне по-прежнему не очень нравилась, отказаться я не могла. Все так все.

Для торжества ее папа снял караоке-бар на целый день, и для нас, подростков, это было просто вау! совершенно невероятное событие. особенно если учесть, что поехали мы туда на автобусе, опять-таки арендованном папой. Каролина уже ждала нас, одетая в воздушное нежно-голубое платье со струящейся юбкой и открытыми плечами. Поверх ее волос сияла изящная диадема – не восьмиклассница, а юная принцесса из королевства Розового пони. Она солнечно улыбалась, принимала подарки, благодарила, смеялась весенним звонким колокольчиком, приглашала к столикам – в общем, была приветлива и доброжелательна, но при этом у меня возникло ощущение, будто бы мы все – не просто ее гости, а подданные, что продались за караоке и вкусняшки, от которых ломились круглые аккуратные столики, рассчитанные на четверых. На каждом столике стояли таблички с именами – я оказалась за одним столом с Леной и двумя подружками. А вот Даня – за одним столиком с Каролиной. Она вообще сидела в окружении мальчишек и сияла как начищенный пятак.

Сначала мы смотрели на аниматоров – это были фокусники, представляющие действительно интересную иллюзионную программу. После перерыва, на котором мы накинулись на угощение, словно дикие звери, началось не менее яркое и забавное научное шоу. А потом нас ждали десерт, танцы и песни. Первой, конечно же, выступала именинница – она спела нам несколько песен, написанных специально для нее. Пела она здорово – с ней явно занимались вокалом, но все это время я и подружки откровенно скучали.

Слушай, у Серебряковой друзей нет, что ли? удивленно спросила меня Ленка.

Почему ты так думаешь? удивилась я, жуя вкуснейший шоколадный брауни.

На дне рождения только наш класс, отозвалась подруга.

Может, со своими друзьями она будет днюху справлять отдельно, я пожала плечами.

У нее друзья богатые, не может же Серебрякова звать и их, и нас, хихикнула одна из подружек.

Точно! – поддержала ее вторая. – Типа кто мы и кто они!

Я снова пожала плечами – брауни интересовал меня больше, чем друзья Каролины. А еще меня интересовал затылок впереди сидящего Дани, таращившегося на сцену. И я пыталась кинуть в него скомканную в шарик бумажку, которую спешно нашла в рюкзаке, висевшем на спинке стула. В его затылок я, естественно, не попала. Зато бумажный шарик приземлился прямо в пустую тарелку рядом с Матвеевым. Тарелку Каролины.

«Вот задница», в отчаянии подумала я, видя, что именно в это время Каролина заканчивает свои вокальные излияния. Все начали ей аплодировать – подозреваю, не из-за того, что ее песни понравились, а потому что она наконец замолчала.

Пока остальные хлопали Каролине, Даня повернулся ко мне и покрутил пальцем у виска. Я только пожала плечами, глядя на то, как Серебрякова изящно спускается по ступенькам вниз и направляется к своему столику. Даня убрал шарик из ее тарелки. Я облегченно выдохнула. И долго наблюдала за тем, как Каролина воркует с мальчишками, сидящими рядом. Все они были от нее в восторге, а вот девчонки поглядывали на нее косо. Мой взгляд прямым тоже назвать было нельзя. Каролина липла к Матвееву, как муха к навозу. И это почему-то раздражало.

К караоке выстроилась целая очередь – покрасоваться на сцене хотелось всем. А вот Матвеев сидел рядом с Каролиной и слушал ее, как будто бы она открывала ему истины этого мира. Я написала ему сообщение, что он дурак, но Клоун никак не отреагировал. Тогда я дернула плечом и тоже пошла на сцену. Буду я еще на этого утырка свое драгоценное внимание тратить! Выбор мой пал на песню заводной женской поп-панк команды «Я влюбилась в идиота». Мы с Ленкой громко и не особо музыкально пели ее вместе, на несколько минут возомнив себя рок-звездами. И я старалась не смотреть на Матвеева. Вскоре к нам присоединились несколько мальчишек, и мы все вместе скакали по сцене, играя на невидимых гитарах.

Вдоволь напевшись, вернее, наоравшись в микрофоны и напрыгавшись под музыку, я в какой-то момент отлучилась в туалет. А когда вышла оттуда, то увидела в холле Серебрякову и Матвеева. Она сидела на подоконнике, и ветер из открытого окна играл с ее длинными волнистыми волосами. А Даня стоял рядом, подпирая спиной стену и слушал ее, пялясь в телефон. Меня они не замечали.

Ты необычный, услышала я голос Каролины – хрустальный и тихий.

Тебе кажется, ответил ей Клоун. Вообще-то, он был не прав – таких чудил, как он, я еще не встречала и, честно говоря, встречать не хотела.

Не кажется, возразила Каролина и сказала вдруг: Давай дружить.

В смысле? не понял Клоун.

«В смысле?» не поняла и я, только вслух не сказала.

Будь моим парнем, улыбнулась Серебрякова.

В это время я как раз поравнялась с ними – в общий зал можно было попасть, только пройдя мимо этой парочки. И не смогла сдержать злобного смеха. Чего? Парнем? Она обкурилась, что ли?

Они тут же повернулись в мою сторону. При этом у Каролины было такое лицо, словно я вывалила ей на голову содержимое помойного ведра.

Извините, заявила я, я просто анекдот смешной вспомнила.

Иди, куда шла, Пипетина, недобро шикнул на меня Даня.

Пойду-ка, спою «Колыбельную» «На краю»1, во все зубы улыбнулась я. – Гимн сладкой любви. А вы воркуйте дальше, пока розовые слонята в глазах светиться не начнут.

И унеслась.

Во мне кипело возмущение – каким еще парнем?! Сколько Серебряковой лет? Вчера она на весь класс рассказывала, как ходила на новый мультик Миядзаки в кинотеатр, а сегодня ей уже парня подавай? И ни много ни мало Клоуна?

Ты стал парнем Серебряковой? пристала я к нему как-то во время перемены между сдвоенными уроками алгебры. Я бесцеремонно сидела на его парте, а Даня, откинувшись на спинку стула, взирал на меня снизу вверх. Каролины рядом не наблюдалось.

Твоим стану, Пипа, хмыкнул он, а я ответила, что еще, кажется, в своем уме. На душе было радостно.

А почему не стал? Она бы тебя за нос твой красный клоунский дергала!

Проходящий мимо дурак Петров заржал:

Не только за нос, Пипетка!

Вместе с ним засмеялись еще несколько мальчишек. Даня хмыкнул.

Я почему-то залилась краской,

Какая ты милая, когда смущаешься, – сказал Матвеев и вдруг коснулся моего бедра – я вздрогнула от неожиданности и собиралась было возмутиться, но оказалось, что он поправил мне чуть задравшуюся юбку. Кажется, я стала красной, как свекла, от смущения ударила Матвеева по предплечью и хотела быстренько сделать ноги. Но он решил меня поймать. Между нами, как и всегда, завязалась шуточная борьба, которая закончилась тем, что Данька взвалил меня к себе на плечо, как куль с картошкой. Я громко верещала, но он меня не отпускал. И поставил на пол только тогда, когда в классе появилась математичка, одарившая нас весьма нелестным взглядом. Впрочем, взгляд вернувшейся из столовой Каролины был куда более недобрым. Серебрякова, в руках которой было несколько шоколадных булочек и два сока, опустилась на свое место рядом с Даней – сок и булочки предназначались ему. И весь урок косилась на меня. А я сидела довольная-предовольная – ровно до того момента, как математичка вызвала меня к доске. Уравнение я решила быстро и, пока учительница что-то объясняла классу, написала мелом: «Даня лох». Это увидел не только Матвеев, но и весь класс, а потому грохнул от смеха. Но прежде чем математичка успела повернуться к доске, я уже все стерла и стояла по стойке смирно.

…А что я могла поделать, если Даня и правда лох?

Глава 7. Тайный поклонник

В последний день четверти произошло кое-что странное, определившее наше общение на несколько лет вперед. Это был наш последний совместный дружески-ненавистнический поход.

Я и Даня возвращались домой. Рюкзаки за нашими спинами казались непривычно легкими – в них лежали только ручки да дневники, в которых мы выставили годовые оценки. Настроение наше было отличным, мы бойко препирались и по дороге забежали в «Макдональдс», решив, что неплохо было бы отпраздновать окончание учебного года. Даня, профессиональный проглот, заказал себе кучу всего: картошку-фри, гамбургер, наггетсы, молочный коктейль, что-то еще, а я – газировку и мороженое.

Вот смотрю я на тебя, и сердце радуется, сказала я с улыбочкой Дане, подложив под щеку ладонь.

В смысле? прошамкал он.

Ты так кушаешь хорошо, что моя личная внутренняя бабушка умиляется. Такой молодец.

Так-так-так, надо же, ухмыльнулся Клоун. – А кто еще живет в тебе, кроме бабушки?

Внутренняя маленькая девочка, попыталась я своровать ломтик картошки, но мне не дали этого сделать – легонько шлепнули по руке.

Угощать кого-то – это как инвестиция в будущее, заметила я невзначай.

А не трогать чужое – это инвестиция в безопасное будущее, отмахнулся Клоун. Так кто-нибудь твоего возраста в твоей голове проживает, Пипетка? Или ты окончательно двинулась и тебя можно вести к доктору?

А кто проживает в тебе? Внутренний клоун с красным носом? Кстати, не пищит? я попробовала схватить Даню за нос. Он отмахнулся, а я опять не к месту вспомнила шуточку Петрова. И смутилась, хоть и виду не показала.

Пищишь здесь только ты. У меня нет раздвоения личности. Я серьезно, Сергеева. Ты можешь вести себя как девушка своего возраста? спросил Даня и даже есть перестал – сидел и сверлил меня взглядом.

А почему ты спрашиваешь? удивилась я, думая, что он готовит какую-то подлянку.

Мне просто интересно. Твои ровесницы думают о шмотках, косметике, парнях, а ты бегаешь за комиксами и прокачиваешь своего перса в «Линейке»…

Можно подумать, ты своего не прокачиваешь, перебила я Даню. – Алло, мы с тобой в одной пати вместе! Ты меня сам туда затащил!

Это было правдой. К многопользовательским онлайн-играм меня приобщил Клоун. И с его легкой руки я втянулась. С тех пор мы часто объединялись в команду, где он был танком, а я – хилером.

Мне просто нужен был перс для прохождения миссии, отозвался Даня, который всегда знал, что нужно ответить. – Я же не знал, что ты там так и останешься.

Слушай, ты, девичий эксперт, мачо недоделанный! С чего ты взял, что я не веду себя как другие девушки моего возраста?

Ну не знаю. Вот если бы тебе какой-нибудь чувак предложил встречаться, ты бы согласилась? спросил Даня и даже не заметил, как я своровала наггетс.

Что за вопросы?! – засмеялась я. У тебя лицо такое серьезное, что мне страшно.

Ответь. Ты нравишься моему другу, выдал Клоун.

Какому?! загорелись у меня глаза от любопытства. И даже сердечко забилось быстрее.

Не скажу.

Говори!!!

Нет.

Ла-а-адно… И давно? спросила я. От его слов стало радостно.

Некоторое время, уклончиво отвечал Даня.

Может, это он мне валентинки слал?

Матвеев пожал плечами.

Не интересовался такими соплями.

Сам ты сопля, возмутилась я. Тайные валентинки я собирала и хранила в деревянной шкатулке. – Так кому я нравлюсь?

Я обещал ему не говорить, уперся Даня. Он всегда был ужасно упрямым человеком и, если чего-то не хотел, никто не мог заставить его это сделать.

Тогда как я пойму, нравится он мне или нет?! Намекни хоть, какой он? мысленно перебирала я в голове всех его друзей.

Тупой, ухмыльнулся Клоун. – Кто на тебя еще западет, Пипетина?

Ха! Наверняка он очаровашка, не то, что ты, рассмеялась я весело. Новость грела душу.

Конечно. Ответь на вопрос, снова стал серьезным Матвеев. – Стала бы ты встречаться с моим другом? У него реально плохой вкус, и ты ему нравишься, не сдержавшись, добавил он. Ехидна!

Во-первых, я понятия не имею, о ком ты говоришь, потому что все твои дружки тупые, сморщила я нос. – Во-вторых, я бы стала встречаться только…

Я хотела сказать, что стала бы встречаться только с ним, но сама испугалась своего порыва и своих мыслей и замолчала. Если я скажу это вслух, Клоун меня потом просто изведет со свету подколами и шуточками. Да и вообще, признаваться в таком – какое-то унижение. Я ужасно смутилась и сказала вовсе не то, о чем думала:

Только через несколько лет. Считай меня кем угодно. Но сейчас мне это неинтересно. Ленка рассказывала, как целовалась с одним типом из «Г» класса, и ее чуть не стошнило. И меня вместе с ней. Потому что целоваться надо с любимыми, а не с кем попало. Так что передай своему другу, что я не заинтересована в отношениях. А картошечка вкусная, себе, что ли, заказать? пытаясь поменять тему разговора, я снова потянулась к упаковке, думая, что Даня опять треснет меня по руке, но он просто молча пододвинул ее поближе ко мне.

Спасибо, малыш, обрадовалась я. – Ты такой хороший!

А ты такая милая хоть к ранам прикладывай, мрачно отозвался Матвеев.

Себя краном приложи, не расслышала я, и он засмеялся, заметив, что с таким ай-кью мне действительно рано думать об отношениях, но вполне стоит задуматься о том, чтобы вернуться на предыдущую ступень развития – в младшую школу.

А потом Даня, будто тоже желая сменить тему, решил показать фокус – открыл «Колу», поставил полную бутылку на стол и пообещал сделать так, что она начнет пахнуть как «Фанта». Матвеев накрыл бутылку салфеткой, проделал какие-то странные манипуляции пальцами в воздухе, прошептал тарабарщину и с триумфальным видом убрал салфетку.

И что? спросила доверчивая я.

Нюхай. Теперь пахнет как «Фанта», с довольным видом сообщил Даня. Я нагнулась к бутылке, чтобы проверить это, однако в тот же момент Клоун ловко нажал на бутылку, и меня обрызгало газировкой.

Как я кричала и возмущалась – моя светлая футболка вся была в темных пятнах. В результате Даня в качестве извинений купил мне чизбургер и еще одно мороженое. А потом мы вместе пошли домой. И я подумала, что не так уж он и плох. И наверняка должен радоваться, что я продинамила его дружка. Потому что он гораздо круче любого из мальчишек. Хоть и дурак.

Если бы Даня сказал, что со мной хочет встречаться он, я бы согласилась. Эта мысль мелькнула у меня в голове тогда, когда я уже засыпала. Но наверняка он хочет встречаться с Серебряковой.

…Мне снилось, что мы целуемся, стоя на берегу летнего моря, и лазурные волны лижут песчаный берег. А губы у Дани горячие и совсем не противные.

В первый день каникул он позвал меня гулять – позвонил утром, разбудив меня. Я согласилась. Что делать летом, если не гулять?

Встретимся в пять. В парке, на лавке напротив фонтана, сказал он, хотя обычно мы выходили из дома вместе. А парк находился неподалеку от нашего дома – именно там мы танцевали под снегом.

Почему там? удивилась я.

Мой друг хочет тебе кое-что сказать, чуть помедлив, ответил Даня. – Ну тот, тупой.

Хорошо, Матвеев, я пожала плечами.

Только приходи одна. Без своих орущих подружек.

На своих друзей посмотри, фыркнула я, но пообещала, что приду одна. Наверное, тот парень и без того стесняется.

На его друга было очень любопытно взглянуть. Во мне жила унылая надежда, что все-таки в меня влюблен не Петров, а кто-нибудь классный. Из всех друзей Клоуна более-менее адекватным мне всегда казался Лешка – высокий для своих лет и симпатичный, правда двоечник. Может, это он и есть, раз Даня называет его тупым?

Это вызывало улыбку. Но когда я вспоминала сон с поцелуем, мне хотелось смеяться от непонятной радости, обжигающей солнечное сплетение. И я не могла понять, что со мной.

Он тебе нравится, заявила мне Ленка, которую я позвала к себе для моральной поддержки.

Нет! Это же Клоун! воскликнула я. – Ты сама знаешь, какой он дурак! И как он меня достал!

Знаю, согласилась подруга, но еще знаю, что Матвеев симпотный. Может быть, ты, Дашка, особо не обращала внимания, но мордаха у него ничего так, да и подтягивается он больше, чем другие пацаны – у него как-то на физре футболка задралась, мы пресс увидели.

Кто – мы? недовольно спросила я. Ленка захохотала.

Я, Катька и Серебрякова – она с нами стояла рядом. У нее аж слюни потекли.

Вечно она ошивается, где не надо, нахмурилась я, вспоминая ее желание встречаться с Даней.

Ревнуешь? весело поинтересовалась подруга, которая, кажется, все понимала лучше меня.

Кого?! Матвеева? Рофлишь, что ли? Нужен он мне, ха! не собиралась признаваться я.

Она принялась убеждать меня, что я ревную, а я уверяла ее, что это не так, и в итоге мы чуть не разругались – нас спас закипевший чайник, и мы отправились пить кофе.

Ленка помогла мне привести себя в порядок – одолжила кое-что из своей косметички и тщательно распрямила волосы, залив их тонной лака. Зачем мы решили их распрямить, понятия не имею. Видимо, сработало вечное женское желание поменять кудрявые волосы на прямые, а прямые – на кудрявые. Подруга осмотрела меня со всех сторон, заявила, что в новеньком летнем коротеньком комбинезоне из голубой джинсы и белоснежной футболке я выгляжу отпадно. А поэтому смело могу идти на свидание. Правда, я ужасно смущалась.

Потом мне все расскажешь, чмокнула меня на прощание в щеку Ленка. – Только, Дарья, смотри – не променяй Матвеева на кого попало!

На этом подруга отбыла – пошла домой, который как раз находился по другую сторону парка. Когда я надевала босоножки, готовая бежать на встречу с таинственным поклонником, Ленка мне позвонила.

Слушай, Дашка, я шла домой по парку и увидела его, сказала она странным голосом.

Кого? Друга Матвеева? удивилась я, поправляя ремешки на босоножках.

Друзей! Матвеев уже в парке, и не один! С ним человек пять – Петров, Лешка, Игорь и еще двое или трое из «А» класса, сообщила Лена. – И они все очень громко ржали.

А мне он сказал прийти одной, растерялась я.

Вот именно! – громко сказала подруга. – Что-то тут не так, Дашка! Не удивлюсь, если опять какая-то подлянка, так что будь осторожнее! Может, мне с тобой пойти?

Нет. Спасибо, я сама его закопаю, если что! отозвалась я и выбежала из дома.

Слова подруги запали мне в душу. Я все еще очень хорошо помнила «пяточный поцелуй» и розыгрыш с Альтманом с Матвеева станется любую гадость мне устроить.

Даня ждал меня один, без друзей, на той самой лавке перед весело журчащим фонтаном, окруженной с трех сторон кустарниками. Если зимой здесь было снежно и пустынно, то сейчас всюду росла пышная зелень и гуляли люди.

Я опустилась на лавку, нагретую солнцем, и удивленно посмотрела на Даню.

Где твой друг, Клоун? спросила я.

А что с твоими волосами, Пипетка? – хмыкнул он и коснулся прямой, залитой лаком длинной пряди. – Ты их жиром, что ли, помазала?

Слюной закапала, фыркнула я, скрещивая ноги. Даня почему-то внимательно на них посмотрел, и уголки его губ чуть приподнялись. Я тут же спрятала ноги под лавку, хотя с ними все было в порядке – я специально все утро просидела в ванной.

Тебе больше идут кудряшки, заявил он.

А тебе идет молчание, не растерялась я.

Если я буду молчать, ты так и не узнаешь, кому нравишься.

Идио-о-от, протянула я, услышав вдруг за спиной какой-то странный звук.

Какая ты жестокая, усмехнулся Данька. Куда слезы лить?

В унитаз, отозвалась я, снова слыша что-то странное позади. Я даже оглянулась, но увидела лишь зеленые кусты.

Между прочим, это естественная среда твоего обитания, не остался в долгу Клоун. – Так, ладно. Даша, вдруг он позвал меня по имени. Я опешила.

Что?

Это не друг, сказал Даня серьезным голосом, глядя мне в глаза. – Ты нравишься не моему другу.

В смысле? не понимала я.

Ты нравишься мне, выпалил он.

Что-о-о? – протянула я изумленно.

Ты нравишься мне, повторил Даня еще раз и выдохнул. – Давай встречаться?

Я не знала, что ответить. Просто смотрела в его серые глаза и молчала.

Встречаться? Он шутит?

Тут же вспомнилась та злополучная сцена с поцелуем в пятку. Я тряхнула волосами и сцепила руки на коленях, но тут же их расцепила, подумав, что Даня решит, будто я боюсь.

А я боялась. Боялась своих чувств, первых и беспокойных, боялась его чувств, таких странных и непривычных, боялась показаться дурочкой, в конце концов. Как и любая другая девочка, я грезила о прекрасном принце, но мне сложно было представить, что этим принцем окажется тот, кто с детства доставал меня и при этом всегда находился рядом.

Ты зависла, что ли? недовольно спросил Даня. Кажется, он нервничал.

Немного, пытаюсь вспомнить номер телефона психиатрической больницы, грубовато ответила я, желая скрыть смущение.

Опять эти шутки за двести пятьдесят, криво улыбнулся Даня, не сводя с меня глаз. – Почему я предлагаю встречаться девчонке, у которой вместо головы – кочан капусты? Ну? Так и будешь молчать, Даша?

Он коснулся моей ладони. Но тотчас убрал пальцы, словно обжегся.

По моим рукам поползли мурашки. Пульс зашкаливал. В голове появилась странная легкость.

Нет, он серьезно или снова прикалывается?

Хотелось, чтобы серьезно.

Ну-у-у… протянула я.

Странный звук за спиной повторился, и мне показалось, что я услышала чье-то хихиканье. И вдруг, вспомнив слова Ленки о том, что в парке Даня был не один, а с друзьями, моментально все поняла. Этот придурок снова решил над мной приколоться! Позвал дружков, которые наверняка сейчас сидят на лавке по ту сторону кустарника и подслушивают наш разговор. Наверное, они думают, что я растаю, признаюсь чертовому Клоуну в любви, а потом будут все вместе надо мной издеваться! Как тогда, с Альтманом!

Неожиданные злость и обида застилали мои глаза, но я не показывала виду, лишь вытащила телефон из кармана и сильно стиснула его пальцами.

Ты, конечно, милый, Данечка, сказала я звенящим голосом. – Девочки говорят, что симпатичный. И личико ничего, и пресс есть. Серебрякова так вообще по тебе с ума сходит, не могла я не вспомнить Каролину. – Но знаешь…

Я сделала драматичную паузу.

Такие, как ты, мне не нравятся. Прости, котик.

Это было словно пощечина. Даня дернулся. Его глаза моментально загорелись недобрым огнем. И я почувствовала себя отомщенной.

Какие такие?

Такие противные. Наглые. Бесцеремонные, заявила я, и обида в моей душе почему-то стала еще ярче. Я ведь ему почти поверила, а он опять за свое! Тупой Клоун! Да и я умом не блещу, что снова повелась.

Я лучше со Стоцким стала бы встречаться, чем с тобой, Матвеев! фыркнула я. Артем Стоцкий считался первым хулиганом школы, и слава за ним шла недобрая. Даня жутко его не любил – они даже как-то едва не подрались.

Вот значит, как, процедил он сквозь зубы. Наверняка в ярости, что очередная шуточка не удалась.

Прости, но ты не в моем вкусе. Надеюсь, Каролинка залечит тебе сердечко, встала я с лавки.

А ты не такая и глупая, как я думал, вдруг заявил Даня.

В смысле?

Поняла, что я прикалываюсь. Или ты реально думала, что нравишься мне? И что я хочу с тобой дружить? усмехнулся он. – Нет, детка. Вовсе нет. Ты тоже не в моем вкусе.

Ну-ка, ну-ка, а кто в твоем вкусе? – сощурилась я. – Серебрякова?

Что ты ко мне с ней пристала?! неожиданно дернулся Клоун.

Потому что она тебе нравится? вопросом на вопрос ответила я.

Да! – крикнул он. – Она мне нравится! Она красивая. Нежная. Женственная. Не то что ты!

Значит, я страшная? обозлилась я.

Он несколько растерялся. И, прежде чем он успел что-то сказать в ответ, я сорвалась с места, обогнула плотно растущие кустарники, отгораживающие нашу лавочку от других, и обнаружила его друзей. Они не могли нас видеть, но хорошо слышали. А я пару раз слышала их приглушенные смешки.

Они удивленно на меня уставились. Петров подавился газировкой из банки.

Привет, мальчишки, помахала я им. – Хорошего дня! Не расстраивайтесь, что шутка не удалась. Попытайтесь посмеяться над кем-нибудь еще.

И ушла.

Стой! крикнул мне вслед Клоун, но я не сбавила шаг.

Мне надо было торжествовать – я не дала в очередной раз прикольнуться над собой. Но на душе было тяжело. Я вернулась домой, позвонила Ленке, рассказала ей все сквозь слезы, подступающие к горлу, нажаловалась подружкам в чате, которые благодаря Лене уже были в курсе моей встречи с Матвеевым. И пошла с горя в ближайший магазин, за мороженым и шоколадкой. А когда выходила из него, увидела вдалеке Даню и Серебрякову. Злость моментально накрыла меня с головой. И я прошла мимо них с самым независимым видом, гордо вздернув подбородок.

Привет! поздоровалась со мной Каролина.

Привет, кивнула ей я. – Будь осторожна с этим упырем.

Что? – с недоумением спросила Каролина. В своем воздушном нежно-лавандовом платье она казалась принцессой. – Ты о чем?

Спроси у него, о чем. И если он вдруг решит признаться тебе в чувствах, проверь, нет ли поблизости его команды поддержки!

Даня промолчал – лишь посмотрел на меня так, что улыбка пропала с моего лица. И я ушла.

Какая же я была злая! Хотелось вернуться и дать Дане леща. И на Каролину я была почему-то зла, хотя она совершенно ничего мне не сделала. И на себя я тоже злилась. В подъезде я, как назло, уронила мороженое – прямо на наш коврик! Пришлось все убирать, а потом идти в магазин снова. Матвеева и его принцессы уже нигде не было. Куда-то ушли.

Даня снова снился мне – но теперь целовал не меня, а Каролину. Я стояла неподалеку и смотрела на них полными слез глазами. Почему я плакала во сне, мне было непонятно, ведь злость все еще не отпустила меня.

Глава 8. Вечеринка

На следующий день Ленка потащила меня в гости к Тане Морозовой, у которой родители уехали на дачу, и квартира была в полном ее распоряжении. Я не слишком часто общалась с Таней, но у Лены были с ней довольно неплохие отношения – они росли в одном дворе, и поэтому я была у Тани в гостях. Она приглашала кучу подружек и устраивала настоящие девичники. Мы не спали всю ночь – смотрели ужастики, вызывали духов, танцевали, делились секретами и обсуждали мальчишек, закусывая горячей пиццей и роллами. У нее всегда было весело, поэтому я согласилась прийти к ней в гости и в этот раз.

Лучше бы я осталась дома! Потому что в этот раз Танька пригласила не только девчонок, но и парней. И детские посиделки, к которым я привыкла, превратились в шумную вписку – это слово я терпеть не могла. На максимуме играла музыка, слышались громкие голоса и смех, на столе в гостиной между упаковками чипсов стояли бутылки пива, а в воздухе я чувствовала тонкий запах сигаретного дыма – кто-то курил на кухне в открытое окно. Народу была просто тьма.

Танька сияла – она устроила настоящую тусовку с классными парнями из девятых и десятых классов, среди которых был и тот самый Стоцкий, на коленях которого сидела незнакомая девчонка, что для меня было как-то необычно. И вообще вокруг было непривычно: и агрессивный рэп, и гогот парней, и флиртующие с ними девчонки, и сама атмосфера – веселая, слегка даже развязная и чужая. Я чувствовала себя скованно и зажато и отказалась от пива, что вызвало кучу ухмылок у парней и девчонок, которые явно чувствовали себя более взрослыми.

Что тут творится?! зашептала я на ухо Ленке, старательно игнорируя взгляды Стоцкого. На мне снова был джинсовый комбинезон, который слишком сильно открывал ноги, еще не тронутые загаром.

Сама не знаю, ответила подруга. – Но ты расслабься! Думаю, будет весело! А если не понравится – мы просто уйдем.

Я согласилась, хотя больше всего на свете хотела сделать из этой квартиры ноги. Было неуютно. Да еще и этот Стоцкий, как назло, все пялился и пялился, как будто бы я ему тут фокусы показывала. Он даже сел ко мне на диван и, закинув ногу на ногу, стал вещать что-то о каком-то блогере. Я сидела со страдающим лицом, явно веселя Ленку, и кивала. Стоцкий, думая, что мне интересна его болтовня, не успокаивался. И в какой-то момент положил руку на спинку дивана за моей спиной. Это меня порядком взбесило, но сделать я ничего не успела, потому что в это время в гостиную вплыли Каролина и Матвеев. Скорее всего, до этого они находились на кухне, потому что следом за ними шагал Петров, и у него в руке была пачка сигарет.

Я, наверное, позеленела от злости. Клоун, увидев меня, перестал улыбаться. Его взгляд сделался недовольным.

Что ты говорил, Артем? – проворковала я. Стоцкий с удвоенной силой стал что-то мычать про блогера, попивая пиво из бутылки, как взрослый. Вернее, как взрослый алкаш. А я, слушая его вполуха, следила за Матвеевым, чувствуя, как знакомая злость окутывает мое сердце. Вот значит, как? Со мной он прикалывается, а с этой кралей шашни водит? Козлина, что сказать!

Они сели на второй диван. И в какой-то момент Каролиночка положила голову на плечо Дани. Меня чуть не разорвало от возмущения.

Будешь, детка? щедро протянул мне бутылку Стоцкий. Он выглядел неплохо – высокий блондин с дерзким лицом, но ай-кью у него был критично низким. А его «детка» откровенно бесила.

Спасибо, нет, отказалась я.

Зря. Расслабляет, подмигнул мне Стоцкий, сделал глоток и положил руку на мое плечо. Я вздрогнула. Было ужасно неприятно, но убирать его лапу я не стала. Пусть Матвеев видит, что и я не лыком шита, и мною тоже интересуются парни!

Рядом с тобой я и так… того… расслаблена, сказала я максимально милым голосом. Ленка, сидящая рядом, засмеялась в кулак. Она все прекрасно понимала.

Я – твое расслабление? Круто.

Хорошо, хоть не слабительное, словно невзначай, сказал Клоун. – А то было бы неловко.

Эй, Матвеев, окинул его ленивым взглядом Стоцкий. – Я тебе однажды надеру зад. Раздражаешь, чувак.

Пошел ты, отмахнулся Даня.

Только не в моем доме! – тут же заявила Таня. – Меня родители прибьют, если вы тут что-нибудь сделаете!

Только из уважения к даме, усмехнулся Стоцкий и прижал меня к себе. От этого меня чуть не стошнило прямо на его майку с черепом – пивом от него разило дай боже!

Какое-то время я просидела на диване, с трудом отцепив от себя мерзкого Стоцкого и косо наблюдая за Даней. Теперь Каролина не просто положила голову ему на плечо – они склонили головы друг к другу, как настоящая парочка. И о чем-то тихо переговаривались.

А потом, уже ближе к полуночи, когда половина гостей свалила в закат, какой-то дурак придумал играть в «бутылочку». Всем почему-то эта затея безумно понравилась, и мне тоже пришлось поучаствовать. Мы сели прямо на ковер, образовав круг. С одной стороны от меня устроилась Ленка, с другой – Стоцкий, который прилип ко мне словно банный лист. Он явно решил поведать мне историю всей своей жизни. Матвеев с Каролиной сидели напротив нас. Вернее, Серебрякова сидела, а Матвеев лег и положил голову на ее колени.

У меня, конечно, была мысль тоже уложить к себе на колени Стоцкого, но делать этого я все же не стала – мало ли что он себе придумает. Решит еще, что мне нравится его пивная дерзость и бесконечная болтовня. Поэтому я просто села поближе к Ленке.

Игра стартовала.

Началось все с невинных идей. Сначала говорили комплименты, затем обнимались, потом целовали в щеку и только после этого перешли к самому главному – поцелуям в губы.

Несколько раз горлышко раскрученной бутылки указывало на меня, и меня пару раз целовали в щеку и еще пару – обнимали. Словно назло делали это Матвеев и Стоцкий. Матвеева, кажется, перекосило, когда ему выпало меня обнять. И он, подняв голову с колен Каролины и сев, быстро положил руки мне на плечи и тут же отстранился. Будто бы я была говорящим вараном, а не человеком! Зато обрадовавшийся Стоцкий прижал меня к себе так, что ребра затрещали, и я с трудом высвободилась из его объятий.

«Ты горячая», шепнул он мне прежде, чем отпустить. Я чуть не ляпнула ему: «А ты мерзкий», но вовремя спохватилась и лишь загадочно улыбнулась.

Кроме того, мне пришлось говорить комплименты нескольким парням и целовать в щеки девчонок. Это я с легкостью пережила. Однако после простых поцелуев было решено устраивать настоящие поцелуи – девчонки их называли французскими. И я, уже порядком устав и от нетрезвых рож, и от сигаретного дыма, и от бесконечных воплей, напряглась. Целоваться взасос абы с кем не хотелось. Да и вообще я не собиралась ни с кем целоваться! Зато остальных идея затянула. Такие поцелуи чередовали с простыми обнимашками и комплиментами.

Первыми были Петров и Ленка. Петров сиял, как начищенный пятак, а Ленка кисло на него смотрела, явно не обрадовавшись такому выбору бутылочки. Но поделать ничего не могла. Под всеобщий смех она зажмурилась, и Петров присосался к ней, как комар. Подруга с трудом отпихнула его от себя секунд десять спустя. Она вернулась ко мне, ругаясь и вытирая рот тыльной стороной ладони, а мальчишки довольно ржали. Петров приосанился. Идиот. А тут еще и Серебрякова гладит Матвеева по волосам. Тоска.

Каждый раз, когда бутылочка стремительно раскручивалась в круге, я молилась, чтобы она не остановилась на мне. Мне действительно было страшно, неловко и противно, но вот так просто взять и уйти я не могла. Я не проиграю Клоуну. Раз он тут, то и я останусь до конца.

В какой-то момент выпало так что поцеловаться должны были два парня – Матвеев и какой-то рыжий тип из параллельного класса. Такая перспектива обоих не радовала, зато ужасно смешила остальных.

«Матвеев, целуй тогда не Женьку, а ту девчонку, которая сидит ближе всех к нему!» – скомандовала Таня, чувствуя себя хозяйкой вечеринки.

Ближе всех сидела Каролина.

Я напряглась. Матвеев должен будет поцеловать ее – по-настоящему. Зато как воспряла духом Серебрякова. Да и Клоун заулыбался.

Они встали друг напротив друга: хрупкая голубоглазая Каролина, по плечам которой струились чуть тронутые волной золотистые волосы, и широко расправивший плечи Даня, чьи каштановые волосы закрывали лоб и немного падали на серые, чуть прищуренные глаза.

Я вынуждена была признать, что смотрелись эти двое хорошо, но вот объяснить это своему сердцу, которое зачастило от непонятного волнения, я не смогла. И не отрывала от парочки взгляда.

Даня немного помедлил, потом под одобрение мальчишек взял лицо Каролины в руки, склонился и поцеловал, заставив ее закрыть глаза. Ее тонкие пальцы скользнули по его предплечьям. Кажется, им обоим нравилось происходящее.

Я отвернулась. А они все целовались и целовались. И остальные подбадривали их, словно они были реальной парочкой.

Моя ненависть к Матвееву становилась все сильнее и сильнее.

Когда я повернулась, они все еще целовались с каким-то взрослым напором. И когда отстранились, я поняла, что грудная клетка Клоуна вздымается глубже обычного. Друзья стали хлопать его по спине, явно показывая свое уважение.

Жаль, что она у него язык не проглотила, прошептала я Ленке. Она захихикала.

Она что-нибудь другое проглотит! захохотал Стоцкий, который меня услышал. И добавил еще пару непристойностей, от которых у меня закатились глаза. Матвеев, оторвавшийся от своей ненаглядной принцессы, понял, что прикалываются над ним, и посерьезнел. Стал напротив и чуть склонил голову на бок.

Повтори, Стоцкий, потребовал Клоун.

Повторять тебе мамаша дома будет, а тебя я повторно только к черту могу послать, отозвался Артем, явно подначивая Даню.

Стоцкий был выше и выглядел сильнее, однако Матвеев бесстрашно схватил его одной рукой за ворот футболки.

Повтори, сказал он чужим голосом – злым и твердым. Незнакомым. – Я сказал – повтори.

И почему только по рукам побежали мурашки?..

Стоцкий в ответ схватил за ворот Даню. И попытался встряхнуть пару раз, сопровождая свои действия нецензурными словами.

Мальчики! всполошилась Таня. – Не надо! Пожалуйста! Успокойтесь!

Мужики, вы чего? Расходитесь! – встряли и парни. Они развели Матвеева и Стоцкого по разным углам. Игра в бутылочку закончилась, и я облегченно выдохнула.

Каролина стояла рядом с разозленным Даней и что-то тихо ему говорила. Я зачем-то потащилась к Стоцкому – назло Матвееву. Артем уже почти успокоился и шутил с пацанами на какие-то сальные темы. Мне он радостно улыбнулся.

Жалко, что мы с тобой не засосались, заявил он мне и снова положил лапу на плечо. Мои глаза закатились по второму кругу. Я терпеть не могла такие слова. Зато я увидела, как злобно смотрит на меня из своего угла комнаты Даня, и обрадовалась непонятно чему.

Да, я тоже девушка, и да, на меня обращают внимания парни! Выкуси, зараза!

Правда, Стоцкий стал вести себя все нахальнее и нахальнее, и я ускользнула от него на кухню.

Принеси мне газировки, Даш! крикнула вслед Ленка, которая теперь танцевала с девчонками – рэп наконец сменился на танцевальную музыку. Я только кивнула в ответ.

Подышав в открытое окно свежим воздухом, я налила подружке «колу» и направилась обратно. Однако из-за угла вдруг неожиданно появилась Серебрякова. Мы столкнулись. И вся «кола» оказалась на ее нежно-пудровом платье без рукавов. Каролина только ахнула.

Прости! – воскликнула я, не ожидая, что так получится.

Мое новое платье, выдохнула Серебрякова потрясенно.

Прости! – повторила я. – Я не хотела!

Что же теперь делать, словно не слыша меня, закрыла она рот ладонью. – Что делать?..

Я хотела предложить ей быстро постирать платье, а потом высушить, но в это время появился и Матвеев.

Ты ее облила? осведомился он, ничего не поняв.

Нет! выкрикнула я.

У Каролины на глазах появились слезы.

Сергеева, ты совсем с ума сошла? осведомился Даня. – Эй, Каролин, не плачь, обратился он к Серебряковой, по щекам которой катились крупные слезы.

Пошел к черту! – закричала я – так обидно мне стало. Это она резко вышла из-за угла, не я! И вообще, хоть моей вины в этом нет, я извинилась!

Сама иди! отмахнулся Матвеев. – Как всегда от тебя одни неприятности.

Какого фига ты на мою девчонку голос повышаешь? появился вдруг Стоцкий. Когда я успела стать «его девчонкой», я понятия не имела. И точно не хотела ею быть. Однако его приход меня обрадовал. Пусть Матвеев видит, что и за меня есть, кому заступиться.

Даня, ни слова не говоря, просто подошел к Стоцкому и резко ударил в лицо – так, что тот, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону. Артем явно не ожидал такого. Однако он быстро вскочил и, оскалившись, пошел на Матвеева с кулаками.

Завязалась драка – мы с переставшей плакать Серебряковой с трудом успели отскочить в сторону.

Все произошло слишком стремительно.

Эти два дурака дрались не по-детски жестко, с откуда-то взявшейся яростью. Артем явно имел опыт уличных драк, однако Даня не отставал – он был более быстрым и юрким, да и сказывался опыт занятий борьбой. Мальчишки наносили друг другу удары по корпусу, ставили блоки, защищая лица, рычали… На лице Артема была кровь – Даня разбил ему губу, а у Дани была рассечена скула.

Остановить это мне было не под силу, и я с трудом сдержала порыв броситься на Стоцкого. Но кто он и кто я? Школьный хулиган и хрупкая девочка. Я громко закричала, но из-за громкой танцевальной музыки меня никто не услышал. И тогда я побежала в гостиную. А Каролина осталась на месте, прижав руки к груди крест-накрест. Кажется, она была в ступоре.

– Ребята, драка! – закричала я. – Там парни дерутся!

Музыка мгновенно смолкла. Мальчишки, оттолкнув меня, ринулись на кухню. А я – следом за ними.

К этому времени Стоцкий и Матвеев уже ворвались на кухню. Артем наступал, Даня защищался. В какой-то момент Стоцкий повалил его на пол, однако промахнулся, и они оба рухнули на кухонный стол. Ножки его подломились, и стол тоже рухнул.

Парни бросились разнимать Матвеева и Стоцкого, и, надо сказать, получилось это у них далеко не сразу. Петров даже по лицу получил от Клоуна, который пребывал в ярости. В это же время стали стучать по батареям соседи. А может, они и до этого стучали, только из-за музыки никто не слышал.

Тварь! – орал Артем, пытаясь дотянуться до Дани. – Я тебя еще раз увижу – надеру задницу!

Пошел ты! Слабак! Молись, что мне не дали морду твою собачью в кровь разбить…

В голосе Клоуна было столько презрения, что Стоцкий начал вырываться из рук друзей еще сильнее.

Ты в порядке? спросила Ленка.

Я кивнула. Но, кажется, у меня дрожали пальцы.

Из-за чего драка-то?

Клоун Стоцкого из-за Серебряковой ударил, прошипела я сквозь зубы. Каролина так и стояла у стеночки, бледная и испуганная, и ее успокаивали девчонки. Танька орала как сирена – за стол родители ее точно прикончат. Сверху что-то орали соседи, не переставая стучать по батарее. Кажется, вписка их порядком достала.

Я попыталась подойти к Дане, но он все еще был так зол – агрессия волнами расходилась вокруг него, что я не посмела с ним заговорить. Мне хватило и взгляда. Зато меня позвал Стоцкий.

Эй, детка, как я его, а?

Даня громко фыркнул. А я сделала вид, что не слышу, и смоталась из кухни. Ленка побежала за мной.

Слушай, пойдем-ка отсюда? – хмуро взглянула я на подругу, чувствуя себя ужасно неуютно.

Пойдем, Дашка, согласилась она. – А то у меня предчувствие какое-то плохое.

И мы, не прощаясь, тихо свалили. Решили пойти к Лене домой – она жила через два подъезда. Была уже глухая ночь – тихая и спокойная, пропахшая нежной сиренью. Мы зачем-то уселись на лавочку около Ленкиного подъезда – захотели подышать воздухом, ну и заодно обсуждали то, что происходило в Танькиной квартире. И над нами сияли крупные летние звезды – словно рассыпанные по синему бархатному полотну серебряные блестки. Страшно нам не было – почему, я и сама не знаю. Наверное, потому что подростки часто ничего не боятся и мир видят иначе, чем взрослые. Темнота – не опасность, а романтика. Тишина – не предвестник беды, а спокойствие. И два часа ночи – отличное время, чтобы болтать и наслаждаться ароматом ночи и звезд.

Однако вся эта ночная идиллия разрушилась через жалкие десять минут. Откуда-то появилась полицейская машина, озаряющая мигалкой всю улицу. Мы с Ленкой тут же спрятались в кустах сирени, зная, что если полиция увидит нас ночью, то по голове не погладит. А в лучшем виде доставит родителям. Ленкины родители тоже на даче, а вот мои думают, что я у Ленки. И давно уже сплю.

Из машины выбежали несколько крепких молодых мужчин и скрылись в Танькином подъезде.

Что случилось? круглыми глазами уставилась я на подругу. – А если мальчишки что-то друг другу сделали? Нам тоже надо туда!

Но Лена удержала меня на месте.

Успокойся! Это, наверное, соседи ментов вызвали из-за музыки, сказала она. И оказалась права. Кто-то из соседей все-таки не выдержал и вызвал наряд. Подъехала еще одна полицейская машина, и всех, кто был на вписке, торжественно погрузили в авто. И куда-то повезли. А мы с Ленкой, чудом избежавшие этой участи, пошли к ней домой. И этой ночью не спали.

Ребят отвезли в полицейский участок. Естественно, тут же были вызваны их родители. И с каждым из них проводилась беседа. По-моему, предки Тани Морозовой даже какой-то штраф заплатили. В общем, вписка закончилась грандиозно.

По рассказам девчонок, больше всех из родителей отличилась мать Каролины – красивая холеная женщина, которая устроила скандал, заявив, что никто не имел права утаскивать ее дочку в отделение полиции, и теперь она будет подавать в суд. Потому что у ее девочки психологическая травма. И вообще, она не виновата. Ее притащили туда новые друзья, значит, и вина лежит на них. Она же умудрилась поругаться с Даниным папой. Он хоть и был весьма недоволен тем, что его разбудили посреди ночи и велели ехать за сыночком в участок, однако не собирался выслушивать слова Серебряковой-старшей, что его сын, видите ли, развращает ее прекрасную дочь.

Потом дядя Дима рассказывал моему папе:

– Серега, эта стерва вывела меня из себя! Нет, ты подумай, она же ненормальная! Невменяемая! Говорит: «Ваш сын-дебил мою доченьку ставит на темный путь!» Так и сказала, Серега, прикинь? На какой такой темный путь?! Ну нравится она Даньке, и дальше что? Девочка, видать, тоже на него запала. Обычное дело. Подростки, мать их, всякое бывает! Встречаются, дерутся, от родителей убегают. Сам таким был. А эта дура, напомаженная, мне заявляет, что, мол, не позволю вашему сыну встречаться с моей дочерью. Бедная девчонка! Она ее за руку дергает и говорит: «Мама, перестань, мама, пожалуйста, успокойся!» Но нет, та на Даньку наезжает, что, мол, не допустит мезальянса. И снова ментам начинает судом грозить.

Суд головного мозга у тетки, ответил тогда мой папа. – Даньку-то наказал?

Сначала хотел наказать, отозвался дядя Дима. – Но после этой мадам рукой махнул. Поговорил с ним, так сказать, по-мужски, попросил вести себя по-взрослому, раз он себя взрослым почувствовал, с девчонками дружить начал да пиво пробовать. Кстати, Каролина эта сильно Даньке в душу запала. Он ей даже стихи писал…

Я навострила уши, однако в это время меня заметил папа и покачал головой. Пришлось ретироваться.

Глава 9. Ты меня видишь?..

На следующий день я встретилась с Серебряковой – прямо у нас в подъезде. Я выносила мусор, надев огромные папины шлепанцы, потому что лень было искать свои, а она, судя по всему, выходила из квартиры Матвеевых. И в своем очередном воздушном платье – на этот раз нежно-кофейном – снова напоминала принцессу. А я в папиных тапках да с мусором в руках почувствовала себя бомжом.

Привет, сказала она мне. Глаза у нее были грустные.

Привет, замерла я со своим огромным мусорным пакетом. Тотчас вспомнилось, как Данька ее целовал.

Мама-то не заругает, что пришла сюда? спросила я.

Она не знает, ответила Каролина и отвела взгляд в сторону. Кажется, за маму ей было действительно неловко. И я смягчилась. Разве мы отвечаем за своих родителей?

Извини еще раз за платье. Я тебя не видела, сказала я.

Я знаю, кивнула Серебрякова. – И тебе не надо извиняться, Даша. Это я хотела извиниться.

За что? удивилась я.

Из-за меня Даня на тебя накричал вчера. Извини. Просто… То платье, оно мне очень дорого, и я… Вот заплакала. Прости, повторила она. Голос у Серебряковой был несчастный. И в глазах снова появились отблески слез.

В это время совершенно не вовремя из-за двери выглянула мама и, увидев меня с Каролиной, сказала:

Даша, к тебе подруга пришла? Нечего в подъезде стоять. Заходите в квартиру.

И она пригласила Серебрякову к нам. Я спешно выкинула мусор и прибежала в свою комнату, где Каролина уже ждала меня, сидя на краешке дивана. Руки у нее были сложены на коленях, и глаза покраснели еще больше.

Я почувствовала себя странно. Вроде бы я должна ее ненавидеть за поцелуй с Даней, но почему-то Серебрякову было жаль.

Понимаешь, это платье… Последний подарок моей бабушки, призналась она. – Поэтому я так и отреагировала. А Даня подумал, что это ты меня облила. Я приходила к нему сказать, что это не так. А потом встретила тебя.

Ох, понятно, выдохнула я, вертя в руках телефон. – А бабушка – она…

Да, ее не стало, опустила глаза Каролина.

Соболезную, искренне сказала я.

Мы немного помолчали. Я не знала, что говорить, да и она – тоже. Паузы в разговорах я ненавидела – всегда чувствовала себя ужасно неловко. Поэтому, чтобы скрасить молчание, я решила принести что-нибудь попить. Бросила телефон на диван и ушла.

Когда я вернулась, Каролина все так же сидела на краешке дивана и взгляд у нее был отсутствующим. Она поблагодарила меня и сделала несколько глотков холодного персикового сока. А потом вдруг спросила:

Даша, скажи, тебе нравится Даня?

Я едва не закашлялась от неожиданности.

Нет, конечно, заявила я. – С чего это он должен мне нравиться? Идиот обыкновенный.

Всю ночь Ленка убеждала меня, что Матвеев мне нравится, и я сама стала склоняться к этому и даже призналась себе, что, кажется, ревную. Но признаваться в своих чувствах какой-то там Серебряковой я не собиралась! Какая ей вообще разница? Положила на Матвеева свой наглый, хитрый глаз?

А он относится к тебе как к младшей сестренке, улыбнулась Серебрякова.

Я дернула плечом.

Думаю, он относится ко мне не как к младшей сестренке, а как к домашнему животному, с которым заставляют гулять родители, фыркнула я.

Даниил тепло говорит о тебе. Не сердись на него.

Даниил! Его так только наша классная называет на торжественных мероприятиях да мама, когда злится. Вот умора!

А тебе он нравится? прямо спросила я.

Серебрякова опустила ресницы.

Да, тихо сказала она. Ты не будешь против, если мы начнем встречаться?

Я со стуком поставила свой стакан на стол. Этот вопрос рассердил меня. Я столько злилась за последнее время, что сама себе напоминала ведьмочку.

Чтобы встречаться, вам не нужно мое разрешение. Хотите – встречайтесь. Я-то здесь причем?

Я спросила на всякий случай… Не злись, пожалуйста, явно уловила мое настроение Каролина.

Я не злюсь. Просто не понимаю, зачем тебе мое разрешение.

Даша, я действительно воспринимаю тебя как его сестренку. Как и сам Даниил. И хочу с тобой подружиться, дотронулась до моего предплечья Серебрякова. Я выдавила из себя улыбку.

Она ушла, оставив недопитый стакан сока на столе и раздрай в моей душе. Не знаю, что на меня нашло, но я так разозлилась, что схватила подушку и стала колотить по ней кулаками, выплескивая все свои темные чувства, дерущие душу. Сестренка?! Всего лишь младшая сестренка?! Да пошел ты, Матвеев, в клоунскую нору!

Оставив подушку в покое, я полезла в телефон и написала Дане сообщение. Стерла. Потом написала еще одно. И тоже стерла.

Сначала я хотела сказать ему, как мне безумно обидно, что он стал встречаться с Серебряковой, что целовал ее на виду у всех, что наорал на меня. И даже что я хочу гулять с ним. Но я не смогла.

«Какой ты идиот. Бесишь. Иди к своей Каролиночке!» вот на что хватило у меня смелости. И в конце я поставила его любимый блюющий смайл.

Ответ от него прилетел мгновенно.

«Вот как. OK», написал он.

А спустя пару минут Матвеев прислал еще одно сообщение:

«Передай Скотскому, что ему не жить. Найду и выбью все дерьмо».

Сказать, что я обалдела, – ничего не сказать!

Стоцкий мне совершенно не был нужен с его пивным запашком и глупой болтовней, и общаться с ним я не собиралась. Однако говорить об этом Клоуну я не стала. А потому напечатала:

«Хорошо, я передам это Артему».

В этот день мы больше не связывались. И на следующий – тоже. Впервые после ссоры мы с Даней не общались так долго. Он не писал, не звонил, не приходил, не звал меня гулять… И я ужасно нервничала. Раньше Матвеев всегда был рядом, несмотря ни на какие наши ссоры. И я привыкла к нему. А теперь он пропал. Просто пропал, оставив меня одну! Сначала я злилась, потом плакала. И вечером следующего дня решила все-таки пойти к нему и помириться перед поездкой в деревню.

Этот шаг дался мне нелегко. Я с трудом усмирила свою гордость. Я даже была морально готова извиниться перед Даней – вот до чего я дошла!

Когда я пришла к Матвеевым, оказалось, что Даня в душе. Тетя Таня отправила меня в его комнату, и я уселась за стол, на котором всегда царил порядок – книжка к книжке, карандашик к карандашику. Матвеев, в отличие от меня, ценил порядок и четкость и любил подчеркнуть, что я – настоящий товарищ Свалка, а он – нормальный человек.

Я откинулась на спинку стула, вертя в пальцах телефон. Его спальня была мне так же знакома, как моя собственная – я приходила сюда тысячи раз! А Даня тысячи раз бывал в моей спальне. У нас даже существовало негласное правило – мы можем брать друг у друга в комнате все, что угодно, кроме вещей из шкафа. Поэтому когда мой взгляд упал на черный лаковый блокнот на пружине, я без всякого стеснения взяла его в руки. Раньше я у Дани этого блокнота не видела, и мне стало интересно полистать его.

Листы были исписаны его мелким убористым почерком, который нормально понимали только он, я и наша учительница по русскому языку и литературе. Я пролистала блокнот и открыла на одной из страниц, попав на… стихотворение.

Не знаю, зачем я стала читать его.

Ты меня видишь? Я здесь.

И смотрю на твою улыбку,

Между нами все очень зыбко.

Но я твой – абсолютно весь.

Ты меня слышишь? Я тут.

И шепчу тебе нежности фразы.

Хоть я понял это не сразу,

Но в душе моей чувства растут.

Ты меня любишь? Я – да.

Наши звезды сошлись, совпали

До последней мельчайшей детали.

Я с тобой. Вечно твой. Навсегда.

Я дочитала стихотворение до последнего слова, не веря, что Даня сам сочинил его, и в это же время дверь распахнулась и в комнате появился он. В одних бриджах, с мокрыми волосами и полотенцем, перекинутым через плечо, на котором блестели капельки воды.

Увидев меня, он замер. Его взгляд метнулся к блокноту в моих пальцах, затем к моему лицу. Даня понял, что я прочитала стихи. Он бросился ко мне, вырвал блокнот из рук и закричал:

Что ты тут делаешь?!

Я просто…

Убирайся отсюда! И никогда не смей трогать мои вещи! Даня был в ярости. Я никогда не видела его таким – отчаяние и ярость, вот что было на его лице.

Прости, я… Я не хотела!

Какая мне разница! Не хотела, но сделала. Уходи! Уходи.

Его эмоции каким-то странным образом передались и мне. Я вспыхнула.

Ты пишешь своей Каролине классные стихи. Но не бойся, я никому об этом не расскажу.

Да, криво улыбнулся он. – Я пишу их Каролине. И если ты откроешь свой рот…

Дослушивать его я не стала. Просто ушла.

И заплакала в своей комнате.

Он мне не нравится. И точка. Я терпеть его не могу! Урод.

С того дня все стало по-другому.

Мы думаем, что наши судьбы меняют глобальные события. Но зачастую это не так. Ссоры, недомолвки, обиды, ложь, страх – вот что меняет жизнь раз за разом, мгновение за мгновением.

И наши жизни это тоже поменяло.

Глава 10. Взросление

После восьмого класса Клоун из нескладного мальчишки вдруг стал высоким спортивным парнем – буквально за одно то лето, которое мы вновь провели не вместе. Но самое главное, он изменился внутренне.

Я тоже менялась, но не столь стремительно. И никак не могла догнать его.

Первые два с половиной месяца я провела в деревне, в которой очень плохо ловила сеть, почти в полной изоляции от мира – бабушка повредила ногу, и я помогала ей. Из всех развлечений у меня были разве что сериалы на ноуте да Ванька – сын бабушкиной соседки. Меланхоличный и скучный – не чета Матвееву. Однако он был единственным человеком моего возраста на всю деревню. Остальные были или намного младше, или намного старше и с нами не общались. Приходилось проводить время с Ванькой. Мама, которая несколько раз приезжала к нам, подкалывала меня, что это – мой жених, и даже, кажется, сфотографировала нас вместе.

Какой он мне жених, ма? возмущалась я.

Такой. Хороший. Раз Данька тебе не нужен, смеялась мама.

Мне никто не нужен. Мне собака нужна. Давай собаку купим? просила я ее, зная, что из-за папиной аллергии этого не произойдет.

А в августе меня отправили в лагерь на море по мнению мамы, морской воздух должен был благотворно повлиять на мое здоровье. К моему ужасу, родители Клоуна тоже захотели отправить его вместе со мной, но он не вовремя (или наоборот, вовремя?) заболел, и его никуда не пустили.

С моря я вернулась в середине сентября, загорелая и довольная жизнью. С Клоуном мы не виделись три с половиной месяца, и я, если честно, не сразу узнала его – так он вырос и раздался в плечах, да и лицо его сделалось как-то взрослее. Правда, привычки остались те же – едва заметив меня, он ехидно улыбнулся и выдал:

Мисс Пипетка, шалом!

О, вымахал, каланча, приложила я ладонь козырьком ко лбу, делая вид, что пытаюсь смотреть на него снизу вверх. – Эй, ты вообще меня слышишь на такой высоте?

Слышу, крошка, развязно отвечал он.

Разговаривающая башня, проворчала я и вручила ему пакетик с сувенирами, которые тщательно выбирала: магнитики, складной ножик, брелки, ракушка – все это я купила специально для него, потому что мама велела мне привезти ему подарок. А он взял небрежно и даже не посмотрел, что там. А потом, отпустив пару колкостей, куда-то умчался, оставив меня в недоумении. Я совсем иначе представляла нашу встречу! Думала, что мы снова начнем общаться, и все станет по-прежнему. И даже в глубине души лелеяла надежду на то, что, может быть, он обратит на меня внимание как на девушку. Но… он изменился.

«Ты мне не нравишься», сердито подумала я про себя и, вставив в уши наушники, чтобы музыка заглушила все мысли, побежала к подружкам – дарить сувенирчики и кататься на роликах. В сквере, где мы ездили, то и дело падая, я заметила компанию взрослых, как мне показалось, ребят и девчонок, среди которых был и Клоун. У меня просто челюсть отвисла, когда я поняла, что у него на руках сидит какая-то рыжая девчонка.

А ты не знала? – спросила меня одна из подружек. – Матвеев с начала лета стал общаться с десятиклассниками.

Ого, не могла я скрыть своего удивления. – А на руках у него кто такая?

Это Марго Шляпина, из десятого «Г», Ленка, как всегда, была в курсе всего.

А Серебрякова куда делась?!

Такая драма была! – закатила глаза подруга. – В общем, когда ты уехала, они стали общаться. А потом мать Серебряковой узнала об этом. Сначала Каролинка была под домашним арестом. Потом ее вообще обратно в Москву увезли. Тут к Даньке все девчонки стали подкатывать – ты посмотри, каким он красавчиком стал!

Я была в шоке. Вот это дела творятся!

Шляпа из гэ, значит, зловеще протянула я, буравя глазами Даньку. И решила ему позвонить. Стоило Клоуну ответить на звонок – при этом он еще и поморщился! – как я глубоким с придыханием голосом произнесла:

Дело в шляпе?

После чего захохотала.

Дело в том, что ты – маленькая приставучая Пипетка, ответил он любезно и отключился.

Я обиделась и решила совершить вылазку к его новой старшей компании, восседающей на двух лавочках в сквере. Позади них был густой кустарник, поэтому я рассчитывала на то, что меня не будет видно, если я буду ползти. Но, увы, я оказалась не права – кто-то сразу заметил меня, и я сбежала, получив на прощание сообщение от Даньки: «Не позорь меня». Я лишь фыркнула, сдула с лица длинную челку и ушла дальше кататься на роликах, хотя, честно признаюсь, мне было странно и удивительно видеть Клоуна таким – взрослым.

Ленка снова принялась утверждать, что он мне нравится. А я не знала, что ей ответить. Мне так хотелось вернуть все назад, но я понимала – ничего не получится. И из-за этого начинала злиться. То ли на Даню, то ли на себя.

Не знаю, почему все так резко переменилось.

На следующий день, в школе, Матвеев тоже был странным – на переменах пропадал в коридорах, общаясь со своими новыми друзьями, и выглядел даже старше некоторых из них. А рядом с ним постоянно паслась, как овца на пастбище, рыжая Шляпа, которую я почему-то невзлюбила. Во время уроков Данька был сосредоточенным и пребывал в двух состояниях: чересчур внимательно слушал учителей или все так же внимательно переписывался, изредка позволяя себя усмехнуться. Он почти перестал шутить. Все его постоянные подколы прекратились, и он больше не устраивал никаких розыгрышей надо мной или над кем-либо еще.

А еще я заметила, что некоторые одноклассницы частенько на него поглядывают. И поглядывают по-особенному. А еще – флиртуют с ним. Как сказала потом Ленка, в Даню кое-кто даже влюбился.

Влюбился – для меня это было совершенно какое-то новое слово, какое-то слишком взрослое и непонятное. У меня влюблялись симы в одноименной игре, я смотрела сериалы и читала книги, где герои тоже влюблялись, но мне казалось, будто в жизни – в реальной жизни – нет такого понятия, как любовь. Это что-то странное и чуждое. Выдуманное.

Еще недавно мы говорили «вместе играть», потом – «вместе гулять», а теперь все чаще и чаще звучало «дружить», «встречаться» и «мутить». А уж от слова «сосаться», которое звучало отовсюду, меня и вовсе передергивало. Ленка говорила, что я в душе ребенок и пока что ничего не понимаю.

И я была с ней согласна.

Только никак не могла забыть сон с поцелуем.

Спустя несколько дней я стала свидетелем сцены, которая мне не понравилась. Это был солнечный сентябрьский день, и я возвращалась из школы после факультатива по физике, на который меня в добровольно-принудительном порядке записала классная. В тот день не работал лифт, поэтому я, по привычке засунув в уши наушники, поднималась пешком. И для меня огромной неожиданностью стало увидеть в пролете между этажами Даньку и его рыжую пассию.

Она стояла, прижавшись к стене, и обнимала его за спину, а он гладил ее по волосам и целовал. Я обалдела от увиденного настолько, что просто остановилась и уставилась на них, а потом нервно захихикала. Вернее, мне казалось, что я хихикаю, а на самом деле я ржала как конь, сбежавший из конюшни. Только что пальцем по глупости не показывала. Хотя на душе было скверно.

Клоун и Шляпа тотчас прервали свое увлекательное занятие и резко обернулись в мою сторону. Маргарита покраснела даже и выглядела растерянной, зато лицо Даньки стало каким-то злым.

Что надо? – рявкнул он, весьма раздосадованный тем, что я прервала поцелуй.

Вообще-то я домой иду, ответила я, улыбаясь так, что заболели щеки.

Вот и иди дальше, он одарил меня тяжелым, каким-то новым взглядом.

Не груби, а то родителям расскажу!

Это твоя сестра? – спросила вдруг Шляпа.

Ага, брат – так и хотелось сказать мне.

Соседка, нетерпеливо отмахнулся Данька. – Слушай, мелкая, иди дальше.

Это заявление меня очень возмутило, ибо рост мой к пятнадцати годам был не так высок, как бы мне хотелось.

Какая я тебе мелкая?! Совсем, что ли, на такой высоте мысли не функционируют?

Просто иди дальше, в тоне Клоуна не было ничего доброго, и я, напоследок показав язык (я умею дотрагиваться до кончика носа, между прочим!), пошла в квартиру.

Что за соседка? услышала я, прежде чем закрыла входную дверь. И стало даже как-то обидно – он столько лет мне надоедал, а потом даже не рассказал обо мне новым друзьям и подружке! Что за скотство?

Я сбросила с плеч тяжелый рюкзак, разулась и поймала свой взгляд в круглом зеркале в прихожей. Лицо почему-то горело, будто я увидела не простой поцелуй, а что-то куда более интимное. Я похлопала себя по щекам – в отличие от Даньки у меня они никуда не исчезли и порядком раздражали.

Это твоя сестра? мастерски, как мне показалось, передразнила я рыжую тонким голоском.

Соседка, промычала я уже басом, а после заключила вслух: Идиоты.

Потом я уставилась в свое отражение. Чем я хуже Шляпы?

Окей, у меня невысокий рост, зато мама говорит, что я хрупкая и миниатюрная. А еще у меня светлая кожа, тонкие вены под ней и темные кудряшки – не мелкие, а крупные. Непослушные. Вздернутый аккуратный нос. Пухлые губы – как говорится, бантиком. Зеленые, с кофейными крапинками, глаза. Чуть изогнутые брови – их я в себе люблю больше всего. И дурацкие щеки.

Красавица? Не знаю. Но не хуже, чем Шляпа.

И я улыбнулась своему отражению.

Только злость никуда не прошла.

Глава 11. Первая измена

Говорят, что девочки взрослеют быстрее, чем мальчишки, но в нашем случае было иначе. Быстрее повзрослел он. И стал другим, почти позабыв про меня – глупую на тот момент девчонку, больше всего на свете интересовавшуюся компьютерными играми, роликами и театралками, которую Даня, кстати говоря, бросил – играть в школьном театре было не круто. Теперь мы не проводили вечера дома вместе и не гуляли – теперь Матвеев тусовался с новыми друзьями, что очень тревожило его маму. Оценки у него снизились, что дало мне повод позлорадствовать, но если раньше Данька хотел быть одним из лучших, то теперь, мне казалось, ему было плевать: все его мысли наверняка крутились вокруг Шляпы рыжеволосой тоненькой девочки с задорными синими глазищами.

Она была обманчиво хрупкой, симпатичной, имела звонкий голос и привычку прикрывать ротик ладошкой при смехе. Многие считали ее очень милой и женственной. А я же смотрела на нее с подозрением весь наш девятый класс.

Когда наши мамы собирались, чтобы попить чай у нас в квартире, я слышала, как тетя Таня жалуется:

Я его просто не узнаю, Ева! Он словно стал совсем другим мальчиком – замкнутым, раздраженным. Успеваемость снизилась, вечно пропадает или в Интернете, или на улице со своей этой компанией, или с девочкой – помнишь, я тебе рассказывала про Маргариту? Она мне так не нравится – вроде бы милая, глазки в пол, но вот что-то с ней не так.

Да брось ты, Тань, отвечала мама. – Это переходный возраст. Он стал чувствовать себя взрослым. Да и первая любовь в его возрасте – это нормально. К тому же он мальчишка видный – как вымахал-то за лето. Естественно, что к нему начнут липнуть девчонки, вспомни себя в пятнадцать.

У Дашки переходный возраст не так проходит, не соглашалась тетя Таня. – Осталась точно такой же, какой была год назад! А взять Даньку год назад и сейчас – разница в поведении очевидна. Да и в оценках…

Еще через какое-то время, когда Клоуна впервые засекли не совсем трезвым после чьего-то дня рождения, и в квартире Матвеевых разгорелся скандал, я слышала, как расстроенная тетя Таня сказала маме: «Тебе так повезло, что у тебя дочка!»

Постепенно отношения между Даней и родителями сгладились, да и я стала привыкать к его новому облику, но ужасно скучала по тому мелкому пакостнику, который методично действовал мне нервы с младшей группы детского сада. И… возможно, он все-таки нравился мне, но я старалась не думать об этом – всячески забивала время, чтобы глупые мысли не лезли в мою кудрявую голову. А еще Даня точно вызывал во мне раздражение. И тогда я думала, что ненавижу его.

В этом году он впервые не присутствовал на моем дне рождения, который раньше всячески портил то шуточками, то пластиковыми мухами в моей тарелке, то искусственной рвотой в красивой коробке, на которой написано «Конфеты». В этот раз Даня быстро поздравил меня в школе, сунув в руки подарок, и убежал: поехал на выступление какого-то знаменитого рэп-исполнителя. А я пошла с подружками на квест, а потом – в кафе.

Зимой произошел еще один дурацкий инцидент.

Я забежала к Матвеевым, чтобы передать какие-то специи от своей мамы Даниной маме, и она пригласила меня попробовать только что состряпанный ею черничный пирог. Мы сидели на кухне, когда в квартиру зашли с мороза Данька и его клуша в шапке с бирюзовыми помпончиками – это считалось модным, но меня почему-то смешило. Они поздоровались с тетей Таней и исчезли в Данькиной комнате. Я решила забежать к ним – попросить у Дани тетрадь по физике, но вовремя остановилась около его приоткрытой двери услышала их голоса.

Что она у вас делает? спрашивала Шляпа недовольно.

Я же говорил, что соседка, заходит иногда, отмахнулся Клоун, и я нахмурилась.

Ты слишком много о ней говоришь, и она часто бывает у вас дома… Мне это не нравится, Дан.

Ты мне тоже не нравишься, коза остроносая. И не Дан, а Даня. Но я, разумеется, промолчала.

Ты ревнуешь? усмехнулся он. И я почему-то представила, как Клоун сейчас обнимает свою рыжую пассию. Стало противно.

Ревную, с вызовом отвечала Маргарита. – Эта девчонка все время около тебя ошивается.

Мы в одном классе учимся вообще-то. Да и знаем друг друга тысячу лет.

Все равно. Она мне не нравится, стояла на своем девушка.

Марго, она мне как младшая сестренка, отозвался Даня.

У вас разница – несколько месяцев, фактически озвучила мои мысли Маргарита.

Перестань, в голосе Даньки послышалось раздражение. – Я же сказал она мне как младшая сестра. Сводная, почему-то хмыкнул он.

Я даже оскорбилась. А ты мне как никто. Просто никто.

Не общайся с ней, попросила Шляпа.

Я буду общаться с теми, с кем хочу общаться, вдруг рассерженно сказал Клоун. – Не ставь ультиматумы.

Но она меня раздражает!

Ой, можно подумать, я от восторга несусь в звездную высь, увидев тебя.

А меня раздражаешь ты, ухмыльнулся Матвеев.

Что ответила Шляпа из «Г» – я не знаю. Послышались чьи-то шаги, и мне пришлось ретироваться, дабы не быть застуканной в подслушивании чужих разговоров.

Этот диалог заставил меня изменить свое отношение к Клоуну. Если раньше я действительно постоянно к нему лезла и обращала на себя его внимание, то теперь решила стать холодной и недоступной, как айсберг. Это почти получилось. Правда, сначала где-то глубоко в сердце жила робкая надежда, что Клоун заметит, что я больше почти не общаюсь с ним, и сам проявит инициативу, то потом и она исчезла. Даниил Матвеев оставался холоден к своему детскому врагу номер один. Это отчего-то очень раздражало, и я решила, что буду презирать его.

В апреле же случилось поворотное, можно сказать, событие. Гуляя вместе с Леной по торговому центру «Атриум» в другом районе города – втайне от мамы, разумеется, я встретила рыжую Шляпу под руку с каким-то незнакомым светловолосым типом, по виду – довольно взрослым, может быть, даже студентом. Они, никого не замечая, шагали мимо многочисленных павильонов, а мы с Ленкой, прячась и боясь спугнуть, пошли следом, незаметно фотографируя парочку.

Шляпа и ее новый парень зашли в несколько магазинчиков, где она, в лучших традициях любовного жанра, мерила модные платья, а он оценивал, идут ли они ей или нет, и даже купил парочку. Потом Шляпа захотела пожрать и потащила кавалера в дорогое кафе – не чета фастфуду, на который у нас хватало денег, чтобы забежать после школы и потратить их на гамбургеры, картошку фри и молочные коктейли.

Мы тоже пошли в кафе и, перебрав все свои сбережения, заказали суши по какой-то акции. Кроме того, у меня получилось сделать несколько замечательных фото. Вот Шляпа кокетливо хихикает над шуточкой (наверняка не смешной), а блондин заботливо поправляет ей волосы. Вот она отправляет в его рот кусочек чего-то там из своей тарелки, а он послушно разевает рот и влюблено таращит глаза. Вот целует – сначала в щеку, для совместного селфи, а потом в губы.

Фу-у-у… Они же только что ели, поморщилась Ленка, с кислым видом дожевывая свои суши – ей они не очень-то и нравились, в отличие от меня. Но, как говорится, голод не тетка.

Ты не понимаешь, у них любовь, хмыкнула я и нажала большим пальцем на клавишу «Отправить». И в этот же славный миг несколько фото полетели сквозь интернет-пространство на телефон Клоуна. Он, к счастью, был в сети и тотчас увидел эти сообщения, хотя в последнее время не часто открывал мои послания, которые обычно были репостами каких-нибудь забавных картинок.

Где? только и спросил моментально все понявший Данька. Я написала адрес, почему-то воспринимая все это как очередной прикол, по которым даже немного соскучилась. И только когда спустя двадцать минут Клоун появился в кафе, видимо, примчавшись на такси, я поняла, что для него все это очень серьезно.

Я поняла это по его лицу и какому-то даже отчаянию, плескавшемуся в серо-голубых глазах.

Он широким шагом направился к столику парочки и с широкой, крайне неестественной улыбкой сел на диванчик рядом с опешившей Шляпой. Я не знаю, что он говорил, но вид у рыжей становился все печальнее и печальнее, а лицо молодого человека становилось все удивленнее и удивленнее. Он попытался взять ситуацию в свои руки, стал что-то раздраженно отвечать, хмурить брови и тереть лоб, но не уходил и даже положил развязно руку Шляпе на плечи…

А потом Данька ударил его.

Я во второй раз в жизни видела, как он дерется – по-настоящему. Не борется в шутку с пацанами в школе или во дворе, не пытается дать отпор мне, когда в прошлом году я то и дело пыталась хорошенько треснуть его, а бьет со всей силы прямо в лицо. Блондин отлетел в сторону, чуть не перевернул соседний стол и с трудом поднялся, держась за окровавленную губу. А у меня сжалось сердце – так жалко стало Даньку, который, кажется, порывался нанести второй удар. Черт, у него ж проблемы будут!

Не думая, что делаю, я вскочила и побежала к нему наперерез, распахнула руки в стороны, как крылья, и спешно стала твердить:

Нет, Дань, не надо, не надо, не бей его!

Отойди, попытался он отодвинуть меня, но я не позволила ему, зная точно, что больно мне он не сделает – по крайней мере, специально. Это больше не ребенок, а почти мужчина, у которого есть что-то вроде кодекса чести.

Нет.

Отойди, я сказал!

Клоун вновь попробовал убрать меня со своего пути, но я просто обняла его – или нет, вцепилась, как в самое большое свое сокровище, и он не смог сдвинуться в сторону. Я слышала, как гулко бьется в груди его сердце – словно он только что пробежал стометровку на скорость. И нехотя отпустила.

Придурок, процедил сквозь зубы блондин и поманил за собой Шляпу, которая жалобно и неотрывно смотрела на Даньку. А я мрачно взирала на нее. Рыжая поймала мой взгляд и вдруг бросила:

Все из-за тебя, мелкая гадина.

С какого фига я мелкая?! возмутилась я и спохватилась: Сама овца.

Меня припечатали нецензурным хлестким выражением. И откуда только такие знает?! Надо на заметку взять…

Хватит препираться с малолеткой, идем, отрывисто бросил Шляпе парень. – И пакеты не забудь.

Извинись, вдруг сказал глухим голосом Данька.

Слушай, чувак, я тебя знать не знаю, с неприязнью посмотрел на него блондин, промокая салфеткой кровь на губе. – Я позволил тебе меня ударить, потому что спал с твоей девчонкой, хотя подчеркну – я о тебе не знал. Но извиняться – пошел-ка ты.

Извинись, повторил Клоун, глядя на рыжую.

Дан, я… Прости, сказала она тихо.

Малышка, если ты идешь со мной – ты выбрала меня, вмешался блондин. – Если остаешься с ним, оставь, пожалуйста, и все шмотки, которые я тебя купил. И телефон. Окей?

Сейчас бы в двадцать первом веке содержанкой быть, громким шепотом известила всех Ленка, которая примчалась следом за мной, видя, что дело пахнет жареным.

Извини, Дан, тихо повторила Маргарита.

Не передо мной. Перед ней, вдруг Матвеев кивнул в мою сторону.

Что? опешила Шляпа.

Я тоже обалдела. Передо мной?..

Не буду я перед ней извиняться, дернула плечом рыжая. Ее блондин, которому все это надоело, пошел к выходу. Маргарита последовала было за ним, однако Даня остановил ее жестом. А потом вдруг склонился к ее уху – мне сначала даже показалось, что он собирается поцеловать ее, однако этого не случилось. Он что-то тихо прошептал ей – я не разобрала ни звука. И Марго побледнела. Она уставилась на меня своими огромными синими глазищами и пролепетала:

Извини, пожалуйста! Я не хотела!

И убежала следом за блондином, который недовольно оборачивался, поигрывая ключами от машины. А Данька – на нем лица не было – двинулся в другую сторону.

Эй! – окликнула его я, но он даже не обернулся. И я побежала следом за ним. Не могла оставить его одного. Не знаю, как это объяснить, но я чувствовала, что ему плохо. И эта глухая внутренняя боль, оплетенная яростью, передавалась и мне.

Посиди с нами! Я тебе попить закажу! Или пиццу! крикнула я.

Он так и не оборачивался, и мне пришлось обогнать его и встать, разведя руки в стороны. Только тогда Матвеев затормозил.

Ты в порядке? – жалобно спросила я. – Дань, не переживай так. Она тебя не достойна. Не заслужила.

Он вдруг улыбнулся, и взгляд его стал таким теплым, что у меня защемило в груди.

Не беспокойся, все хорошо.

Точно?

Точно. Спасибо тебе.

Даня вдруг заправил за ухо мою непослушную выбившуюся прядь. И от этого мимолетного прикосновения я вздрогнула. Меня словно пронзило солнечным лучом. И захотелось коснуться его лица – в ответ. Я с трудом сдержала себя.

Я кажусь тебе… он не договорил – замолчал резко.

Что? прошептала я.

Ничего, Даша. Я должен побыть один. Нужно успокоиться. Не хочу тебя случайно обидеть, тихо сказал Даня. И я понимала его – в моменты ярости он плохо себя контролировал.

Даня осторожно отодвинул меня в сторону и ушел. А я стояла и смотрела вслед, будто зачарованная. К нему тянуло. И в какой-то момент я перестала понимать, что перевешивает в моей душе: симпатия или обида?

Глава 12. Песня ревности

На следующее утро в квартире Матвеевых вновь разразился скандал – Данька прошатался половину ночи непонятно где, даже не позвонив и не сказав, что задержится. Его телефон был недоступен, а близкие друзья не знали, где Даня находится. Обстановка накалилась до предела, и тетя Таня ночью готова была идти в полицию и подавать заявление об исчезновении подростка. Но дядя Дима, злой как волк, уговорил ее подождать до утра, решив, что сын загулял с какой-то компанией. Появление Даньки дома произвело фурор. Его мать и отец думали отчего-то, что он придет пьяный, однако он был трезв как стеклышко. Они так удивились, что даже зрачки у него проверили, а заодно руки и ноги, чтобы проверить, не употребляет ли любимый сын каких-нибудь других веществ. Оказалось, что нет. Но это Даню ужасно задело – он заявил, что крайне разочарован в родителях, раз они думают о нем подобные вещи и не доверяют. А еще Даня не отвечал на вопросы, где был. И уставшим севшим голосом попросил оставить его в покое.

Наверное, ему было больно – сначала Каролина, потом Маргарита… Не знаю, любил ли он их, но предательство и расставание – всегда неприятно. Кстати, спустя некоторое время от одноклассников я совершенно случайно узнала, где Данька был всю ночь – оказывается, в каком-то круглосуточном спортзале, где до изнеможения бил боксерскую грушу.

Когда через день мы встретились на лестничной площадке, он быстро буркнул слова приветствия и испарился. Как будто бы и не он поправлял мне нежно волосы.

Я знала, что он был сердит на меня из-за тех фотографий, был зол на ту, которую, как ему казалось, любил, он был в ярости от надменности парня-блондина. Но, подозреваю, больше всего его задело унижение. Его унизила и сама ситуация, и бывшая любимая, и ее хахаль, и, наверное, я. Вернее, тот факт, что я стала свидетелем этой сцены. Возможно, он думал, что я буду смеяться над этим. Но у меня и в мыслях не было подобного. Я всего лишь посчитала своим долгом рассказать ему о том, что увидела. Хотя, надо признаться, где-то в глубине души я испытывала чувство некоторого удовлетворения – ведь я оказалась права.! Шляпа действительно показала свою истинную сущность.

С Маргаритой Даня расстался в тот же день, когда узнал об измене. Многие, особенно в нашем классе, никак не могли понять причину разрыва и почему-то постоянно доставали меня, решив, что я должна быть в курсе. Я, не подумав, ляпнула, что Шляпа – психопатка с раздвоением личности, и из-за этого по школе поползли слухи один краше другого. Маргарита кидала на меня нехорошие взгляды, но не подходила. Как-то на перемене ко мне пыталась подвалить ее быдловатая подружка, однако Маргарита спешно увела ее от меня. Кажется, то, что сказал Даня ей на ухо, имело силу.

Зато однажды я получила сообщение: «Стерва, ты все равно его не получишь».

Мы с Ленкой и девчонками долго над ним хохотали и даже хотели написать что-то в ответ, однако номер, с которого сообщение было отправлено, оказался отключен.

У всей этой ситуации имелся определенный плюс – Данька стал приходить в себя. Он занялся учебой и хорошо сдал выпускные экзамены за девятый класс, чем очень сильно порадовал мать. Правда, общение с прежней компанией он не прекратил. И летом даже нашел себе новую подружку – какую-то крутую девушку с красивыми раскосыми глазами, которая одевалась так модно и стильно, словно была моделью. Честно говоря, она мне тоже не нравилась. А может, я ревновала.

С Даней мы почти не общались. Очень редко перебрасывались колкостями. И если раньше он раздражал меня до зубовного скрежета тем, что изводил, то теперь его лучшим, усовершенствованным оружием стало равнодушие. Он просто не обращал на меня внимания, хотя я до сих пор помнила его пальцы, заправляющие за ухо прядь моих волос.

Я думала, что наши пути, наверное, окончательно разошлись.

Этот суслик не пригласил меня на День рождения. И я так обиделась, что даже подарок дарить ему не стала. Купила дорогущую гарнитуру, которая как раз была ему нужна, родителям сказала, что подарила, а на самом деле оставила себе.

Матвеев повзрослел, но и я тоже поменялась. Постепенно из шумного подростка я превращалась в изящную девушку. Если в детстве я всегда была недовольна своим ростом хотела быть выше, чтобы взирать на всех свысока, то сейчас поняла, что хрупкость – это даже плюс. Только вот кудрявые волосы по-прежнему раздражали, и порой я пыталась распрямить их, однако особенным успехом мои попытки не увенчивались. У моих волос был отвратительный характер. Папа шутила – как у меня.