Просто открой эту дверь и ничего не бойся!

Размер шрифта:   13
Просто открой эту дверь и ничего не бойся!

Глава 1

Глава 1

“Да что ж это деется?! Докатилась! Спасите-помогите! Караул!”

Мысли весёленькими воробушками прыгали в моей голове.

А я, Марфа Юрьевна Кириллова, женщина возрастная, москвичка, приехавшая в этот уютный курортный западный городок сменить обстановку, привести нервы в порядок и отдохнуть, валялась возле кованной парковой скамьи.

Падение было неожиданным. Еще секунду назад я любовалась видами озера Тихого – местной достопримечательности.

Это озеро, знаете ли, не поразило меня своими размерами, но зато в нем есть что-то… что-то такое, что заставляет вас почувствовать себя так, словно вы нашли секретный карман в старом пиджаке, полный леденцов и давно забытых детских воспоминаний. Мне бросилось в глаза его название. "Тихое". Вроде бы намекает на спокойствие и умиротворение. Оно и правда тихое. Настолько тихое, что если кто-то вдруг решит шлепнуть по воде ладонью, то, наверно, переполошит всех местных уток, пару лебедей да и, чего греха таить, сам немного испугается от собственной дерзости. Но это обманчивое спокойствие. Как тишина перед грозой. Или улыбка сотрудника банка, который только что обчистил вас до нитки.

По берегам озера, словно толстые ленивые коты, расселись сосны. Чуть далее дубы и буки. Они, полагаю, видели еще те времена, когда прусские короли и рыцари приезжали сюда на охоту и наверняка помнят пару-тройку пикантных историй, которые никогда не расскажут простым смертным. Ветви ив, словно бороды старых мудрецов, свисают над водой, отражаясь в ней и создавая впечатление, будто под поверхностью скрывается еще один, зеркальный мир, где все немного… наоборот.

И как же без легенд? Говорят, в озере Тихое живет не то русалка, не то средневековая прачка, которая покончила с жизнью, когда местный мельник передумал на ней жениться, не то просто очень крупная рыба. И они любят пугать прохожих. То ли серебристый хвост смачно шлёпнет по водной глади, то ли прачка, выйдя на бережок ясной лунной ночью бежит за случайным путником и охаживает его мокрой простыней.

Я ещё не видела ни русалок, ни прачек, но зато видела, как какой-то турист, усердно делающий фото, уронил в воду свою бейсболку. Вот вам и местная легенда!

В общем, озеро Тихое – это просто небольшое, скромное озеро, которое, тем не менее, обладает своим собственным, неповторимым очарованием. И если вы когда-нибудь окажетесь в Светлогорске, не поленитесь прогуляться по его берегам. Может быть, вам даже удастся услышать шепот сосен, камышей, увидеть русалку или просто полюбоваться отражением облаков в тихой воде. Только, прошу вас, не шлепайте по воде ладонью!

И что же? А, пожалуйста!

Валяюсь возле скамеечки. С открытым ртом и выпученными глазами.

По непонятной для меня причине пятка левой ноги оказалась на скамье. И я отчётливо видела левую кроссовку с лопнувшим шнурком и задранные левую штанину и полы удлинённой ветровки.

Я повела глазами. Со стороны берега озера никого нет, даже рыбаков. Справа вдали детская площадка. На ней тоже пусто. И это понятно. Родители ещё не собрали ребятню из детских садов.

Слева скамья с ажурной спинкой, по которой вальяжно перебирал лапками Он. То есть черная крупная птица с крепким клювом. Чёрная птица передвигалась как модель на подиуме. Лапа, или нога, выносилась вперёд и ставилась четко перед другой лапой, или ногой. Хвост при этом ритмично двигался вправо-влево.

–Аха-хах-аха-хар-р-р-кар-р-р! Ошар-р-рашились? Пер-р-репугались, судар-р-рыня? Что, гр-р-ражданочка, пр-р-рисели отдохнуть?

“Скорее прилегла! Ой, что это я с птицей разговариваю. Так! Спокойно! Главное это дышать медленно на счёт 5 через нос, а выдыхать на счёт 10 через рот. Спокойно. Дыши. Дыши. Я знала, что мой диагноз далёк от оптимизма. Но не до такой же степени!”

И тут с моим сознанием что-то произошло. Потому как окружающее исчезло. И реактивным самолётом пронеслись воспоминания о моей болезни.

Зима, гололёд, госпиталь за городом. За окнами высоченные, припорошенные снегом ели.

–Ой! Запеканочка!

Это были мои первые слова после наркоза, на которые сестра-хозяйка решительно заявила:

–Раненым запеканка не положена!

Сравнение с раненым немного скрашивало действительность. А в пластиковом судочке под прозрачной крышкой, как в витрине музея провинциальной кулинарии, покоилось нечто, что имело наглость не быть запеканкой. Нет, формально, оно занимало тот же объем, и даже умудрялось испускать легкий, почти призрачный аромат, намекающий на молочные продукты, но на этом сходство заканчивалось. Это было скорее заявление, концептуальное искусство в мире обеденных перерывов.

Цвет заслуживал отдельной оды. Это был оттенок бежевого, настолько блеклый и унылый, что он мог бы с успехом использоваться для покраски стен в налоговой инспекции. В текстуре угадывались некие фракции, чье происхождение оставалось загадкой. Ложечка, коварно поблескивающая в свете больничной лампы, манила меня в мир кулинарных приключений. С каждой секундой я все больше убеждалась, что передо мной не просто еда, а философский трактат о бренности бытия, замаскированный под обед. Ирония судьбы заключалась в том, что желудок, в отличие от разума, требовал простых и понятных решений, а эта… субстанция явно не собиралась упрощать мою жизнь.

–Вам омлет положен! -Заявила сестра-хозяйка и вышла.

Каюсь. Я приврала. Пробуждение после операции и первые слова были иными.

–Марфа Юрьевна! Вы меня узнаёте?

Женщина в белом халате и очках склонилась надо мною. Её рыжеватые крупно завитые локоны весело поблескивали. Она слегка дотронулась до моей руки. Конечно, я помнила всё. Но в этот момент мне захотелось её малость попугать.

– Ой! Да-да. Очки какие-то знакомые.

Женщина в белом вздрогнула. Очки её чуть покосились и она решила их поправить. Попытка вышла не совсем удачной, очки упали прямо на перевязку, там их немедленно подхватила докторица. Это было похоже на сцену из фильма, где кто-то случайно бросает ключи в костёр, и все в ужасе замирают. Она быстро подняла очки, но выглядела так растерянно, словно только что обнаружила, что забыла дома выключить утюг.

Докторица растеряно молчала. Также молчала и медсестра стоящая рядом с моей кроватью, но с другой стороны. Эта сестричка привезла меня из операционной, быстро перемотала эластичным бинтом, подсоединила “грушу-гармошку” и ставила мне капельницы.

Да, слишком много людей в белых халатах, слишком мало поводов для смеха.

Молчание висело в воздухе, густое и тягучее. Я решила его прервать.

–Да узнала я вас, узнала! Вы анестезиолог, вы делали мне наркоз сегодня, – проскрипела я.

Послышался стук каблучков. Хирург вошла стремительно.

–Как вы? Хочу вас порадовать. Сегодня вы можете есть всё!

“То-то счастье, – подумала я. – Обрадовала.”

Медики удалились, а я лежала и размышляла о своей жизни.

Как я теперь буду, такая ассиметричная, такая страшная? Как общаться со знакомыми? А зарабатывать?

Пару лет назад на первой консультации онколог порекомендовал купить парик.

– Волосы выпадут сразу. Вы женщина молодая, приобретите парик.

– А я видела объявление на процедурной, что есть специальная шапочка, чтобы волосы не выпадали. Может, мне эту шапочку покупать?!

– Нет. Это не в вашем случае. Настраивайтесь на то, что лечение будет долгим. Скорее всего, не поможет. То есть, я хочу сказать, что операция неизбежна, и орган придётся удалять целиком, – он вытащил из недр огромного письменного стола несколько листов. – Вот инструкция. Если возникнут какие-либо вопросы, загляните в неё. Хотя, химиотерапия – дело такое, непредсказуемое. Некоторые переносят легко. А некоторые очень тяжело.

Как оказалось, мой организм определил меня в группу последних.

И несмотря ни на что, я выжила. Эти два года химиотерапии! Сколько я претерпела!

К третьей неделе моей борьбы за жизнь, отпала шевелюра. Проснулась, и – о ужас! Подушка, усеяна остатками былой красоты. Да, годы оставили свой след, но мои волосы – густые, длинные, ухоженные – были моей гордостью, моей визитной карточкой, причиной тихой зависти многих женщин. А теперь… лишь воспоминание о них на наволочке в мелкий цветочек!

Это ранило глубже, чем я могла представить. Это было словно предательство собственного тела. Глядя в зеркало, я видела не только отражение болезни, но и утрату частички себя, частички моей женственности. Потеря, которую ничем не восполнить, рана, шрам от которой останется навсегда. Или не останется?

Я не плакала. Была готова к подобному, меня ведь предупредили.

Боль утраты смешивалась с отчаянием и страхом перед будущим. Как жить дальше, когда болезнь отнимает не только здоровье, но и красоту, уверенность в себе, саму суть того, что делало меня женщиной? Крик души и тихий шепот надежды. Смогу ли я снова увидеть в зеркале отблеск былой красоты, символ моей победы над болезнью?

Позже на моей лысенькой головушке проявились пятна эффектного кофейного цвета. Ну чисто черепаха! Смотреть на себя в зеркало некоторое время не могла. Совсем.

Почти сразу за этим от запаха любой еды пришли тошнота и рвота. В этом я нашла для себя положительный момент, если так можно высказаться. Похудею! Ах, эта диета аристократов! Никаких тебе смузи из сельдерея и медитаций о пользе киноа. Только чистая, незамутненная ненависть к еде, вырывающаяся наружу бурными фонтанами. Завидная легкость бытия! Что может быть изящнее силуэта, достигнутого не в тренажерном зале, а в муках очищения от самой мысли о пище?

Примерно в середине лечения стало скрючивать пальцы и выпадать ногти. Ну, это же просто подарок судьбы! Кто вообще придумал эти утомительные маникюры и педикюры? Теперь природа сама создает неповторимый образ, превращая конечности в авангардную инсталляцию. Этакий сюрреализм от медицины. И потом, как удобно стало печатать! Никаких зацепок за клавиатуру, никакого риска сломать ноготь в самый ответственный момент. Просто идеальное слияние человека и машины. А вы говорите, прогресс! Да он у меня на ногтях, вернее, на том, что от них осталось.

О, руки! Совсем недавно они были предметом моей гордости. В детстве я ловко жонглировала тремя мячиками. Повзрослев посещала танцевальную секцию в фитнесс-клубе. В результате чего руки подтянулись, приняли изящную форму и сами по себе могли очаровывать!

А теперь? Теперь не только скрюченные пальцы, но и проклятая "гречка" на кистях.

"Маргаритки смерти", как сказали бы эти эстеты из Парижа. Звучит красиво, конечно, но суть от этого не меняется. Теперь я беспомощно наблюдала как мои руки, мои верные союзники, предательски покрывались этими… пятнами. "Маргаритки смерти", значит? Ну, знаете ли, смерть вообще дама коварная, предпочитающая являться в самый неподходящий момент, но чтобы еще и в виде веснушек? Это уже какой-то возрастной боди-позитив в духе мрачного французского юмора.

–В конце концов, все мы стареем, – уговаривала я себя, стряхивая с лица фальшь энтузиазма. – Ну ничего. “Маргаритки смерти", говорите? Мы еще посмотрим, кто кого. С моим возрастом мне ещё жить и жить, а болезни и диагнозы – это мелочи жизни.

Когда-то очень давно, в самом сердце Парижа меня занесло в какое-то старомодное полупустое кафе, в котором я увидела старуху с морщинистым лицом, блестящими, живыми глазами и большим носом с горбинкой. Она сидела одна на веранде за столиком по соседству с пушистым розовым кустом и читала потрепанную книгу. Я обратила внимание на её руки. Они были покрыты большим количеством пигментных пятен. Она подняла глаза и, заметив мой взгляд, заговорила неожиданно по-русски:

–Знаете, я думаю, что "маргаритки смерти" – это символ мудрости. Каждое пятнышко – это история, урок, пережитая эмоция. Это карта моей жизни, написанная прямо на коже. Да-да. Я русская. Хотя и родилась здесь во Франции. Родители мои также здесь родились. А их родители эмигрировали сюда из России. Бабушка моя была баронессой, а дед, соответственно, барон.

И мы немного поболтали. Я не поверила в баронов, но всё равно было интересно послушать старушечьи воспоминания или фантазии. А потом я ушла, потому что торопилась присоединиться к своей туристической группе. Ночным автобусом мы покидали Париж.

–Возьмите, молодая дама, мою визитку. И следующий раз прошу ко мне заходить безо всяких церемоний, по родственному.

В моей руке оказался кусочек картона, который я машинально засунула в карман брюк-капри и благополучно забыла о нём.

Пришла болезни, и вспомнились её слова.

И, честно говоря, глядя на эту красоту, начинаешь верить, что страдания возможно действительно облагораживают, а возможно и нет. Но, по крайней мере, делают тебя более… необычным.

Глядя на свои руки, я увидела книгу своей жизни. И пожалуй я напишу еще не одну главу. Истории, которые не стыдно будет предъявить окружающим. Истории, особые, с терпким или горьковато-сладким вкусом. Вкусом жизни. Моя битва за выживание только начинается!

Однако окружающих я не хотела пугать, поэтому надевала перчатки.

Время шло. Болезнь расставляла многое по местам.

Встречи со знакомыми сошли на нет. Многие стали меня сторониться, вдруг заболевание заразно? Кто ж точно может сказать? С немногими остальными я обходилась редкими звонками. Я ссылалась на занятость, но не рассказывала о заболевании, они ссылались на занятость, но не интересовались мною. То, что я так надолго выпала из круга общения, никого не встревожило.

Но совсем отгородиться от окружающего мира невозможно.

Для посещения магазина, когда позволяло состояние здоровья, я надевала парик. На руки – тканевые перчаточки. Незнакомыми людьми мой новый облик воспринимался естественно, а знакомых-то не обмануть!

Общение с окружающим миром свелось к посещению онкологического диспансера, прохождению медицинских исследований, разговорам на соответствующие темы с такими же как я пациентами. Я привыкла к тому, что кое-кто из медперсонала пугался моего внешнего вида, эти люди натягивали на лица маски и быстро выходили из помещения. А однажды, гардеробщик в диспансере поглядел на меня и упал в обморок, и куртка моя завалилась вместе с ним. И как вам такое?!

В следующий раз другая гардеробщица предложила:

– Хотите я вам шляпку свяжу, будете носить?

– Какую шляпку?-Я безмерно удивилась.

– Как в церковь некоторые дамы одевают. У меня неплохо получается.

Я отказалась, а работница гардероба обиделась.

– Как чувствуете себя? – Спросила как-то врач на плановом обследовании и направила на мой организм сложное оборудование.

Прибор слегка заурчал, как сытый домашний кот. Замигал зелёными лампочками. По экрану шустро побежали какие-то непонятные мне картинки.

– Подыхаю! – Проскрипела я.

– А что вы хотите?– Неожиданно она посмотрела на меня с энтузиазмом.-Мы же в вас яд вводим, организм ваш сопротивляется. Перетерпите. Сейчас многое лечится. И ваше заболевание тоже!

Оптимистка, однако. Но именно такие врачи-оптимисты и настраивают пациентов на волну выживания.

Надеюсь, что лечение химией пользу всё-таки принесло, но от операции не спасло. Я могла бы по истерить, но зачем? Всё самое худшее произошло. А зачем швыряться негативом в окружающих? Они-то в произошедшем не виноваты. Так же как и я. И вот. Свершилось! Я с трудом повернула голову. Стандартная палата на двух человек. Две кровати, две тумбочки на колёсиках. Холодильник. На стене следы от кронштейнов, видимо, когда-то здесь висел телевизор. Почти гостиничный номер. Эдак звезды на четыре. Вошла моя соседка, молодая женщина, с такой же проблемой, как и у меня.

Она представилась:

– Лилия.

– Марфа Юрьевна. Но можно просто, без отчества. Вы давно тут?

– Уже четыре дня.

– А мне врач сказала, что выписывают на четвёртый или пятый день. А дальше дома долечиваться. А сюда только на перевязки.

– Это по протоколу. А если осложнения, то держат сколько надо. Вот у меня осложнения, какое-то воспаление началось, поэтому не выписывают.

–Осложнение чем вызвано?

–А кто знает? Мне не говорят. А я думаю, что это здесь внутрибольничная инфекция ходит.

Что-то поскрипывало, приближаясь к нам. Стойка медицинских пузырей с растворами. К соседке прибыла капельница.

Накатила тошнота. Я кое-как смогла подняться и направилась в туалетную комнату. Зеркало, этот беспристрастный судья, встретило меня взглядом, полным нескрываемого ужаса. В отражении плескалось нечто, напоминающее жертву неудачного эксперимента. Освежившись, я посмотрела на мир немного яснее.

И пришла к выводу, что не всё ещё потеряно. Многие считают, жизнь – это не зебра, а скорее американские горки: то вверх, то вниз, то тебя тошнит. Надо взять себя в руки.

“А не пройтись ли мне по коридору, посмотреть что и кто здесь? И развлекусь заодно!”

В казённой сорочке, белой с мелкими синенькими горошками, пошатываясь, опираясь на стены, я двинулась изучать отделение. Остаточное действие наркоза и каких-то ещё лекарств, а также скрюченные стопы мотали меня от стены к стене.

– Женщина, да куда же вы идёте? Вы ж только после операции! Вам отдыхать надо!– По узкому и длинному коридору неторопливо перемещались несколько пациенток.

– Если вам что-то надо, мы принесём. Кефир на полдник принесли. Хотите я вам сейчас принесу?

– Благодарю вас. Я только воды попить. Кефир не надо. Не смогу выпить.

Меня подхватили под локотки.

– А мы вас видели. Вас днём после операции привезли.

– Я скоро на выписку. Анна Петровна, – говорившая ткнула в кого-то пальцем,– тоже.

– Здесь хирурги хорошие. У вас кто? Женщина-хирург? Вам повезло! Она же врач высшей категории. И пациентов себе может выбирать.

Вот так и познакомились. Среди большого числа женщин подобных нынешней мне, стало не так страшно.

В дальнейшем обстоятельства сложились так, что выписка по протоколу оказалась не для меня. Мой организм решил полностью повторить ситуацию моей госпитальной компаньонки, то есть началось непонятно откуда взявшееся воспаление. Потянулись однообразные больничные дни. Компаньонка Лилия грустила и плакала. Мне были смешны её переживания, но приходилось держать себя в руках.

– Ну почему мне так не повезло, – причитала она ежедневно, – и так размер первый, а теперь ещё и удалили! Ну как я теперь буду?

– Что вы так переживаете? Ну придумайте что-нибудь, засуньте какую-нибудь старую футболку!– Предлагал врач и быстро убегал.

Или:

– Ой. У меня теперь рука не поднимается. Доктор, скажите, будет рука подниматься?

– У вас же удалены лимфоузлы, соответственно нарушены нервные окончания. Надо подождать. Всё восстановится, но требуется время, – убеждали её по очереди то лечащий врач, то дежурный. Убеждали и так же быстро убегали.

– Ну как же так?! Как я теперь буду обязанности хормейстера исполнять? У меня коллектив! И так без волос осталась! Да ещё и рука не поднимается!

– Лилия, у вас же рука поднимается.

– Ну что вы, Марфа! Да, поднимается. Но не полностью. Только до уровня плеча, а мне надо вот так, вверх.

Лилия демонстрирует как ей надо. Рука неожиданно поднимается. Но Лилия этого не замечает и продолжает:

–А она поднимается только так. Я ведь хором руковожу и им, хористам, будет непонятно. А вы думаете, что всё восстановится?

– Конечно. Всему своё время. И руке вашей тоже.

Переживания не мешали Лилии вести довольно активный образ больничной жизни: постоянно выходить на улицу покурить или пребывать в другом корпусе для пользования вай-фай.

Я же со скрюченными стопами особо передвигаться не могла и большую часть времени проводила в кровати или на диванчике в коридоре в уголке отдыха, просматривая новостные телепрограммы или выслушивая пациенток.

Из разговоров я прекрасно знала, что везёт медперсоналу, который работает по воскресеньям, потому что дежурные врачи в эти дни тусуются в другом отделении и особо работой не загружают. Или то, что повар на больничной кухне живёт в деревне рядом и держит свиней, поэтому и больничная еда такая отвратная. Какая связь? Прямая. Всю несъеденную пищу зам. главврача разрешает забирать работникам кухни, так рассуждали обитатели госпиталя.

Или то, что тот же человек разрешил некому предпринимателю в холле госпиталя организовать буфет с ценами в три раза больше, чем в магазине рядом. Родственники, наверно, опять же прикидывали обитатели госпиталя.

Или то, что в глубине соснового парке некоторое время назад был выстроен спецкорпус. Для элитных клиентов. И личные машины тамошних постояльцев могут подъезжать прямо к главному входу беспрепятственно. И лечение там проходят только очень богатые люди.

–Олигархи. Точно! – Уверяла одна из пациенток. – Когда я здесь впервые лежала, они только-только строили. Машины подъезжают одна богаче другой.

– Так уж и олигархи! Ну, машинами-то в наше время никого не удивишь!

– Татьяна, которая еду развозит по палатам, рассказывала, что в том элитном корпусе и еду другую подают. Готовят в ресторане по персональным меню.

– Татьяна, что? Там тоже еду подаёт?

– Да вы что? Татьяна полы мыла. А эти специально официантов держат. За каждым закреплены только по три палаты. Да! А палаты там двухкомнатные. Одна комната как спальня, а другая как гостиная. Других, значит, гостей принимать. А если приспичит ночью покушать, так вызывают дежурную сестру-хозяйку, она-то и быстро подаст что надо. И не спорьте! Там такие правила. Уж я-то знаю!

Слушательницы немного похихикали. Разговор продолжился.

–А я читала, что это не новая постройка. А восстановили старый помещичий дом. И некоторые предметы исторические из областного музея перевезли в него.

–Да вы что? Неужели так можно?!

–Кому-то можно. Картины старые. И шкафы. Из запасников, как говорят. Так что тамошние обитатели среди барских пожитков прохлаждаются.

–У нас не хуже, – хохотали слушательницы, – принимать гостей и красном уголке принимать можно, а не нравится – в общем холле. Там такой простор! И интернет отлично ловит.

–А у этих можно косметолога или парикмахера вызвать. Там и такие имеются. – Элитный корпус или какой ещё, а работу вон скольким людям предоставил.

-И что это за такие больные удивительные? Косметолога подавай! Симулянты какие-то.

–Да, да. И наша сестрички иногда там подрабатывают. Там как-то, – и она шепотом назвала известную фамилию, – лежал. А Вера, которая утром сменилась, в то время подрабатывала санитаркой там. Так он ей за хороший уход за день тысячу в карман халата положил и глазом не моргнул. Вера ещё переживала, что только одна смена у неё случилась. Уж больно ей такие чаевые понравились.

–Только не распространяются об этом.

–Подписку что ли о неразглашении дают?

Все захохотали.

–А может и дают. Кто ж признается?

–Хотя они сами между собой сплетничают. Я случайно слышала.

Однажды утром в мою палату вошла молодая женщина в сером платье и фартуке простого кроя с красным крестом на груди. Она подошла к моей кровати, сложила ручки на животе и скорбно взглянула на меня. Мне это не понравилось. В ее взгляде было что-то такое… предрешенное. Как будто она уже знала мой диагноз, мое будущее, мою судьбу. Я не люблю, когда на меня так смотрят! Это напоминало мне о мяснике, рассматривающем скотину перед забоем. Такое ощущение появилось у меня.

Я старалась не замечать ее присутствия. Но запах нарочитой чистоты и ее дешевого одеколона преследовал меня.

И что в том, что я лысая с коричневыми пятнами на голове? В конце концом я лежу в онкологическом госпитале, а не на курорте, а эта встала и рассматривает!

– Я не видела вас раньше. Вы новенькая сестра-хозяйка?

Тут в палату вкатилась стойка с капельницами для меня, за ней медсестра.

Наконец, гостья заговорила. Ее голос был тихим и ровным, без малейшего намека на эмоции.

– Я здесь не работаю, я из храма. Как вы себя чувствуете? Может вам чего надо?

Какой смысл отвечать? Что она хотела услышать? Что мне больно? Что я боюсь? Что я не хочу умереть?

– А что вы мне хотите предложить, например?

– Может причаститься хотите?

– Рано вы меня хоронить собрались! – Волна возмущения подкинула меня на кровати.

Медсестра ухмыльнулась, а женщина в фартуке поспешила уйти.

– Кто это? Вы знаете эту девицу?

– Приходят иногда. А мы их не знаем, но завотделением не препятствует. Вдруг кому-то надо.

Да уж. Работница храма давно ушла, а неприятный осадок остался.

В целом, настроение у меня было вполне нормальное. Что на это влияло? Может, оптимизм моего хирурга Зульфии Эльдаровны, навещающей меня ежедневно? Всегда спокойная и в настроении. А, ведь, она делает по несколько операций в день! Или профессионализм процедурной медсестры Надежды Павловны, с готовностью помочь любой пациентке? Могущей провести любую медицинскую манипуляцию быстро и точно. Или медсестры Оксанки, которой удавалось сразу попадать иглой в нужную вену или в нужное место не причиняя никакой боли?

Однажды утром компаньонка Лилия рассказала, что ей приснился удивительный и неприятный, с её точки зрения, сон.

– Представляете, снится мне, что я еду на дачу, к детям. А со мною в электричке оказалась сама Раиса Максимовна!

Глава 2

Глава 2

Я посмотрела на соседку с удивлением.

– Та самая? Вы что, с ней были знакомы?

– Нет, не знакомы мы были. Где Раиса Максимовна, а где я… Я её только по экрану телевизора и знала. А тут во сне – как живая! Словно в одном купе едем, плечом к плечу. И говорит мне, будто живёт совсем рядом. Вместе на одной остановке вышли, а она всё рассказывает, как у неё в доме красота да благодать.

– Надеюсь, в гости не приглашала?

– Да не успела пригласить. Медсестра температуру мерить пришла, и я проснулась. К чему бы это? – В голосе Лилии слышалась явная тревога.

– Так ясное дело! Это к дождю.

– Правда?

– Абсолютно точно! К дождю. Даже не сомневайтесь.

Днём действительно пошел дождь, и Лилия повеселела.

А ночью я долго не могла заснуть. Накатывало необъяснимое беспокойство. И оно вело в прошлое. Мешали какие-то давние воспоминания. Среди всей этой мешанины всплыла одна такая знакомая молодая женщина студенческой поры. Марина Белоцерковская, моя ровесница. Или нет. Она была моложе на пару лет. Марина училась в медицинском. Неожиданно, она ощутила себя ясновидящей. Бывает же такое! И пошло-поехало. Она принялась развивать свои специфические способности, быстро повернув необыкновенные качества в деловое русло. Сначала открыла “кабинет” и арендовала маленькую комнатушку при районной поликлинике, но столкнулась с неприкрытой завистью. Руководительница поликлиники требовала личный процент от марининой выручки. Сначала небольшой, но каждый месяц по требованию процент увеличивался. Марина с таким положением дел не согласилась. Аренду пришлось прекратить. Однако, она сорганизовалась с другими такими же “талантами”. И открылось ООО “Колесо судьбы”. Несмотря на предпринимательскую деятельность врачебный диплом она получила, но продолжила предсказывать. Иногда “Колесо судьбы” попадало в телепередачи, и всегда отзывы о тамошних предсказателях были превосходные. Для съёмок на телевидении Марина Белоцерковская создала для себя образ. Эдакая брюнетка, чьи вьющиеся пряди волос напоминали воронье крыло, упавшее в омут чернил. Жгучие, тёмные глаза, словно два осколка ночи, пронзали самую душу, не оставляя места для надежды или забвения. В ушах её, словно эхо давно ушедшей эпохи, покачивались крупные серьги, мерцающие тусклым, но неизменным золотым блеском. Изысканная утончённость, присущая лишь тем, кто вкусил горечь и роскошь, читалась в каждом их изгибе. На тонких, аристократических пальцах, подобно застывшим каплям крови, блистали золотые кольца с крупными камнями, каждый из которых, казалось, хранил свою собственную, мрачную историю.

Одеяния её – тяжёлые, бархатные или парчовые – струились, словно жидкая ночь, поглощая свет и окутывая её в ауру таинственности. Каждый шорох ткани казался шёпотом забытых молитв, каждый отблеск – кратковременной вспышкой воспоминаний о давно ушедших днях. В её облике чувствовалась неизбывная печаль, словно она была обречена вечно блуждать по лабиринтам памяти, преследуемая тенями прошлого. Она была воплощением таинственности, запечатлённой в золоте, шёлке и бархате. Такая вот вечная пленница своей собственной интригующей красоты. Наверно, так её описал бы писатель Эдгар По, большой любитель тайн и мистики.

–Тот же театр, но только для моих клиентов! – Посмеивалась Марина.

Ещё будучи студенткой, Марина Белоцерковская нагадала себе мужа. При этом, карты показывали, что мужчина уже женат. Но юная Марина, твёрдо уверенная в своём предположении, дождалась: любимый прекратил прежний брак и женился на ней.

Предсказания её были удачны. Она была как Дельфийский оракул современности. Люди приходили к ней, обремененные тревогой, словно корабли, терпящие бедствие в штормовом море. Они искали ответы на вопросы, терзающие их души, как хищные птицы терзают добычу. Как сказали бы в старину. И она, подобно мудрой Сове, сидящей на ветвях древа познания, делилась с ними своей мудростью, рассеивая мрак неизвестности.

Пророчествуя она много гастролировала по стране и даже за границей.

Её можно было назвать ткачихой чужих судеб, плетущей полотно времени, где каждая нить – это выбор, каждое переплетение – последствие. Её дар был и бременем и благословением, ведь, как сказал Ницше: "Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя". Марина смотрела в бездну.

За годы нашего знакомства мы реально виделись с ней только пару раз. В целом обходились нечастыми телефонными звонками или перепиской в интернете.

Однажды на встрече участников творческих факультативов, на которой присутствовала и я, а Марина Белоцерковская в то время стала весьма известной, она подарила мне присказку. Она так и сказала:

– Дарю тебе. Может пригодиться.

– Делать-то что?

– А ничего. Просто запомни. Если что-то застопорилось, повторяй “помогай, продвигай, пять, пятнадцать, двадцать”. Повторяй, и всё!

Тогда мы посмеялись, и присказка спряталась где-то в глубине памяти. А вот вам и раз! Теперь-то и вспомнила. К чему бы?

К сожалению, срок жизни Марине судьба отмерила небольшой. Она неожиданно заболела и “сгорела” быстро. За месяц. Онкология.

Сон по-прежнему не шел. Раньше я вертелась бы в кровати, но нынче сделать этого не могла. Мышцы слушались плохо. Я просто лежала на спине, таращилась в потолок и вспоминала.

А может зря я не воспользовалась марининой присказкой? А вдруг это помогает? Но, с другой стороны, разве можно серьёзно относиться к каким-то приговоркам? Я и не помнила о ней. Это сейчас, в госпитале мой мозг внезапно выдал те слова.

Утром порадовала дежурная медсестра.

– У меня для вас, женщины, две новости. Сегодня последние капельницы у вас, Марфа Юрьевна.

– О! Могу надеяться, что завтра выпишут?

– Это уж как врач скажет. Может выпишут. А может и новые назначения сделают.

–А вторая новость? – Оживилась Лилия.

–С сегодняшнего дня у нас в отделении начнут работать практиканты. Из областного медицинского техникума. Они будут учиться ставить уколы, капельницы. Навыки работы перенимать.

–То есть практиковаться будут на нас? – Дрогнувшим голосом поинтересовалась Лилия.

–Ну да! А на ком же? Надо же им научиться, как и что делать. У вас будут согласие спрашивать.

К счастью моё согласие не понадобилось.

Ура! Меня выписали долечиваться дома. Я скрупулезно выполняла все предписания, но обо мне словно забыли. Месяцы утекали сквозь пальцы, как вода, но горечь ситуации не позволяла даже мимолетно сравнить тянущиеся дни с карамельной сладостью ирисок из прошлого. Изредка я наведывалась в госпиталь. Сперва – на перевязки, затем – на обследования. Заодно навещала медсестер в "своем" отделении, принося им к чаю торт или коробку конфет.

И неожиданный звонок от госпитальной “подруги” по несчастью, от Анны Петровны.

Ей предложили бесплатную путевку от "собэза", как она выразилась, в пансионат, а сама она ехать не сможет. Да и с "собэзом" отношения портить не хотелось. Путевка в Калининградскую область. Сосны, море, белый песок…

Зима дышала в затылок, а ей – море. Я понимала ее нежелание. Не сезон. Холод пронизывает до костей, тоска разъедает душу. И как тут откажешь, чтобы не обидеть?

Мне представилась картинка.

Ветер сбивает с ног на набережной, завывая в пустых кафешках, где столики накрыты клеенкой в клетку. Чайки, как старые пьяницы, дерутся за объедки, брошенные редкими прохожими. Море свинцовое, тяжелое, словно налитое ртутью. Никакого лазурного берега, никакого солнца, играющего на волнах. Только густой туман, заползающий в город, как вор, и унылое подмигивание с дальнего маяка.

Море в это время года – это не отдых, это скорее побег. Побег от самих себя, от проблем, от одиночества. И этот побег обречен на провал, потому что море лишь усилит тоску и отчаяние. Оно станет зеркалом души, отражающим всю боль и пустоту.

Ехать в этот мертвый сезон означало бы признать поражение. Признать, что лето закончилось, что жизнь увядает, что надежды рушатся, как песчаные замки под натиском волн. Наверно, Анна Петровна не хотела этого признавать.

Да уж! Море в ноябре – это уже не лазурные волны, разбивающиеся о золотой песок, а свинцовые валы, грозно накатывающие на неприветливый берег. Ветер пронизывает насквозь, словно ледяные иглы, и даже солнце, если и появляется, кажется бледной, безжизненной звездой, не способной согреть.

Но я всегда видела в морской стихии не только опасность и холод, но и некую завораживающую красоту, тайну, зовущую в неизведанное. В этом мрачном, ноябрьском море таилась особая магия, недоступная поверхностному взгляду.

И между прочим, доктора прописали мне свежий воздух, умеренное движение и, главное, – чтоб без лишних переживаний.

С другой стороны – этот отдых для меня бесплатен. С третьей – никаких забот о продуктах, готовке, уборке. Поеду.

Это был мой первый приезд на самый запад нашей Родины.

Храброво удивило ясной, тёплой погодой. И воздухом. Настолько он был хорош. Как великолепное вино, которое следовало смаковать маленькими глоточками и не торопиться “выдуть” бутылку.

По случаю несезона в номере я царила одна.

Отдых приносил облегчение, как глоток ледяной воды в знойный день. Или волна, просто смывающая какую-то тягучую усталость, которую не вытряхнуть ничем, кроме вот этой ленивой неги. Ресторанное питание – это не только отсутствие необходимости стоять у плиты, но и возможность забыть о счетах и бюджете, хотя бы на время. Порции огромные, еда простая, но добротная и красивая подача её, как будто тебя кормит добрая старательная тетушка, а не безликие повар и официантка.

Утреннее солнце, пробивающееся сквозь занавески, не раздражало, а скорее звало к новым впечатлениям. Прогулки к морю стали ритуалом. Идти медленно, вдыхая соленый воздух, наблюдать за чайками, спорящими над куском выброшенной рыбы. Море было серым, неспокойным, как душа после долгой болезни. Экскурсии… Они были как кадры чужой жизни, промелькнувшие перед глазами. Древние камни, хранящие тайны, узкие улочки, помнящие шаги королей и нищих. Все это откладывалось где-то глубоко внутри, не сразу, постепенно, словно капли воды, точащие камень. Возвращусь ли я отдохнувшей? Не знаю. Но какой-то груз, невидимый, но ощутимый, становился легче. И это уже было немало.

В глубине души, однако, ожидала некого подвоха. И он случился!

Заключительная экскурсия состоялась в предпоследний день отдыха.

Нас привезли и завели в здание музея.

Серое, подавляющее своей казённой монументальностью, оно угрюмо нависало над нами. Стены обшарпанные, краска потрескалась и осыпалась, обнажая грязную штукатурку. Здесь явно давно не ступала нога ремонтника. Ступени разбиты, крошились под ногами, словно печенье, и каждый шаг отдавался гулким эхом в огромном, полупустом холле. Слева гардероб, но одежду не принимают. Пустая вешалка покачивается, словно призрачная тень забытого посетителя. За ним комната с вывеской “Сторож”. Дверь полуоткрыта, оттуда тянет затхлой сыростью и запахом дешевого курева. Наверняка там сидел какой-нибудь старикан, досматривающий свой век в этом забытом богом месте. Справа лоток с сувенирами. Открытки с видами местных городков, отделанные под старину, очень симпатичные буклеты, брелоки и другая привлекательная мелочь. Продавец, женщина с усталым взглядом, равнодушно наблюдала за нами, почесывая щеку толстым пальцем. Ей явно было все равно, купим мы что-нибудь или нет. Впечатление, что в нас она видит не покупателей, а собственных надоевших родственников. Или же мы – такие же призраки, как и это место.

– Потом выберете, – торопила гид, – сейчас на верхний этаж. Экскурсия по замку!

Туристы удивленно переглядывались. Этот неказистый дом оказывается замок! Затопали за гидом. Под её бубнёж мы переходили из комнаты в комнату. В целом рассказ о знатном семействе, фамилию которых я не запомнила, понравился. А их портреты – нет. Родословную они вели от рыцаря-участника какого-то крестового похода. Рыцарь вернулся с неизвестным заболеванием. Прожил он недолго, но успел численность семьи увеличить и передать им некоторые ценности, добытые в походе, после чего тихо скончался. Семья разбогатела.

Наша гид приложилась к бутылочке с водой и с выражением продолжила:

–Мужчины этого рода… о, да, мужчины этого рода! Они были подобны воронам, кружащим над падалью, – мрачные, властные, с взглядом, прожигающим души. Их богатства сияли, словно золото в руках безумца, обещая власть и наслаждение. Женщины… ах, эти женщины! Лилии, выросшие на кладбище, бледные и хрупкие, с глазами, полными печали и обещания. Они манили в свои объятия, словно сирены, нашептывая о вечной любви, которая оборачивалась лишь пеплом и прахом.

И так много лет… столетия тянулись, словно бесконечная ночь, наполненная скрипом половиц и шепотом теней. Род процветал, подобно ядовитому плющу, обвивающему древний замок. Их имя шептали с благоговейным ужасом, их богатства росли, словно грибы после дождя, вскормленные кровью и слезами.

Но потом, как это обычно и бывает, в бочку меда кто-то засунул ложку первоклассного, забористого дегтя. Конец девятнадцатого – начало двадцатого века стали для этой семьи могильной плитой, выписанной готическим шрифтом. Родственники, эти милые, улыбчивые родственники, вцепились друг другу в глотки с таким остервенением, будто каждый претендовал на единоличное владение рецептом вечной жизни и секретом, как сделать деньги из воздуха. И знаете что? У них получилось. Деньги из воздуха они делать разучились, а вот пустить по ветру все накопленное – это, пожалуйста, с огоньком и креативом.

Разорение пришло не как тихий вор, а как пьяный слон, ввалившийся в хрустальную лавку. Никаких тонких намеков, никакой изящной игры полутонов. Просто – бац! – и все, приехали. Особняк, тот пышный памятник тщеславию предков, ушел с молотка. Акции, облигации, бриллианты – все рассосалось, как дым над казино после удачной раздачи. И что осталось? А остались лишь воспоминания о былом величии, да горький привкус разочарования на языке. Впрочем, кое-что еще осталось. Осталась та самая генетическая предрасположенность к неприятностям, которая, как подозревают наши местные краеведы, и сыграла главную роль в истории семьи. Ведь, как говорится, от осинки не родятся апельсинки. А если и родятся, то обязательно гнилые.

–Да вы настоящая писательница! Так рассказали, что сразу захотелось взять лопату и искать сокровища, спрятанные семейкой рыцаря! – Неожиданно вырвалось у меня.

–Да. Тут многие искали.

–И что? Нашли клад? – Это уже интересовались кто-то из экскурсантов.

–Что-то находилось. То продукты питания, типа домашних консервов. По разные предметы домашнего обихода. Но крупных кладов не находили. Краеведы считают, что больших кладов в нашем регионе нет. Потому что Пруссия была небогатой частью Германии. Но любители покопать находятся до сих пор.

– Как так могло случиться? Они же богатые, – интересовались туристы.

– На этот счёт есть легенда. Якобы …, – гид назвала мудрёное имя, – Прибыл рыцарь с дальней стороны, неся в ладонях "сияющий осколок" – аграф, дар самого Шукрашаха-Ибн-Шимушина. Так в летописях указано! Завещал потомкам беречь сокровище, словно зеницу ока, и вручить истинному владельцу – тогда, дескать, благоденствие не покинет их род. Время шло, и "узы крови" превратились в клубок змей раздора. Один из потомков, дворянский сын из ветви неосновных наследников, "не обременённый мудростью", потребовал раздела драгоценности, жаждая единолично владеть частью богатства. Обратились к ювелиру, "мастеру золотых дел", который "рассек единое на части", отыскав и покупателей. "Ветры перемен" унесли проданные фрагменты, но один осколок, "словно искра угасшего костра", всё-таки остался в руках старой то ли баронесс то ли маркизы. Легенда гласит, что жадные наследники, "опьяненные алчностью", оборвали её жизнь в стенах старинного замка. Но заветный фрагмент, "словно призрак", исчез бесследно. "Тайна сия велика есть", и даже "пытливые умы" местных краеведов оказались бессильны разгадать загадку исчезновения части аграфа.

– И давно старуху “пришили”?

– Перед войной. Первой мировой, если быть точной.

–И как они в этом доме все размещались? Вроде комнат-то мало.

–Раньше прусские дворяне неприхотливые были. Детей всех в одно помещение поселяли. Супруги – в отдельной комнате. Слуги жили в основном в подвалах, или, как сейчас, скажут, в цоколе. Пруссия никогда не считалась богатым регионом. Частенько бывали наводнения. Или болезни чуть ли не города полностью выкашивали. Голодные годы выпадали чаще, чем в других частях Европы. Вы в Калининграде в ресторане видели блюдо “ворона”?

–Настоящую ворону подают? Во дают!

–Нет, конечно. Но очень давно, здесь в Пруссии были “голодные” периоды, и немцам пришлось ловить ворон. Готовили их, к примеру, как уток, и ели их. Сохранились архивные записи, в которых указано, что в таких-то годах птиц в городах не было совсем. Ни воробьёв, ни ворон, ни голубей – всех съедали. Сейчас, для экзотики, сохранили название блюда “ворона”, а само жаркое готовят из перепела в ресторанах подороже, а в ресторанах более демократичных куриное жаркое подают.

Между собой туристы шушукались.

–Так до сих пор сокровища и ищут?

–А чего искать, столько времени прошло? Может, копатели давно нашли да и продали какому-нибудь коллекционеру. У вас здесь много чего находят. Я читал.

–Не находят, а находили. Эти земли всё время кто-нибудь роет. Слишком много трагических событий здесь происходило из века в век. А обеспеченные люди, убегая из своих поместий, всегда большую часть имущества прятали, надеясь когда-нибудь возвратиться. Или дети вернутся, так рассуждали раньше. И кто знает сколько тайн ещё хранит наша земля! У нас в России также было. Дворяне всё вывезти не могли и прятали. Кто в землю зарывал, кто в колодец отпускал, кто замуровывал в стены своих домов.

Туристы стали бурно обсуждать буржуазные нравы, внешность семейства, их материальное состояние по тогдашнему курсу, а на меня в очередной раз накатила тошнота. Я сбежала в туалет. Сколько времени я в виде вопросительного знака пребывала у унитаза не знаю. Сколько приводила себя в порядок после всего не знаю. Вышла. В помещениях лампы не горели. Уличного света хватало, чтобы не спотыкаться, осторожно идти музейными коридорами. Людей нет. Меня забыли!

Меня охватила беспомощность и тревога. Я одна внутри кажущегося теперь огромным здания, и каждая статуя и каждая картина подозрительно пристально смотрят на меня. Запах пыли и запустения въелся в воздух, ощущается физически, как шершавый налет на языке.

“Что делать? Главное – без паники! ”

Ближайшая незапертая дверь впустила меня в небольшой зальчик, оформленный как кабинет. Здесь царила атмосфера удушающей старины, словно сама вечность раскинула свои костлявые пальцы над каждым предметом, отравляя воздух густым запахом тлена и забвения. Кресло, обитое выцветшим бархатом, зияло прорехами, обнажая нутро, набитое конским волосом, казавшимся прядью волос мертвеца. Бюро, словно склеп, хранил в своих ящиках тайны давно ушедших поколений, тайны, которые, казалось, шептали мне о неминуемом конце всего сущего. Массивные книжные шкафы, подобно мавзолеям, возвышались вдоль стен, их полки ломились от томов, чьи пожелтевшие страницы источали смрад веков. Камин, пустой и холодный, словно сердце, из которого вырвали огонь жизни, напоминал о былом тепле, которое никогда не вернется. Диван, запятнанный неведомыми пятнами, казался ложем, предназначенным для мук и кошмаров. Картины, развешанные по стенам, изображали мрачные пейзажи и лица, искаженные страданием. Их глаза, казалось, следили за мной, преследуя меня своим немым укором. Я оказалась в окружении лиц весьма не привлекательных. Носы фвмильные висят как сливы, глаза выпуклые, рты бледые и узкие. Они на самом деле были такими или такие художники были наняты? Экскурсовод рассказывала о внешности владельцев поместья совсем иное!

Ощущая себя пленницей, обреченной на вечное заточение в царстве теней и призраков, я осмотрела помещение. Каждая деталь этого места говорила о распаде и гибели, о неумолимом приближении к пропасти небытия. И в этом ужасном великолепии я чувствовала незримое присутствие… чего-то… зловещего, наблюдающего за мной из темноты, выжидая момент, чтобы поглотить меня целиком.

– Что вам надо? – Громко вопросила я изображения на всякий случай. Портреты молчали.

“Уже хорошо, что молчат! Не надо волноваться. Просто какое-то готическое настроение у меня. Это же музей. Здесь нет ничего мистического. Марфа, держи себя в руках! Это просто твои фантазии. Здесь предметы после реставрации, всё целое, без пятен и дыр. ” Так успокаивала я себя. Пришло решение, что если я пробуду здесь до утра, неплохо бы поспать. И время пройдёт, и есть не захочу.

Я сняла свою куртку, положив её в кресло, храбро подошла к дивану, присела на него. Удобно! Диван чуть скрипнул, а я подвинулась поглубже, поёрзала, желая найти удобное положения для сна. Диван ещё раз скрипнул, но громче. Крякнул. И я провалилась.

Не то чтобы я ожидала попасть в Нарнию, но перспектива обрести второе дно у предмета мебели, претендующего на звание «уютное дворянское гнездышко», меня как-то не прельщала. Сначала я подумала, что это спектакль, разыгранный сотрудниками музея специально для меня, рассеянной, потерявшейся экскурсантки, в декорациях типового помещичьего дома прусского поместья. Но нет, это был всего лишь диван. Диван, обладающий, судя по всему, способностью к трансгрессии в иные измерения. Или, по крайней мере, к хранению забытых цивилизаций из пыли, крошек и затерянных носков. Падение было не то чтобы стремительным – скорее, унизительно медленным. Словно диван решил растянуть момент моего позора, акцентируя внимание на каждом скрипе пружин, каждом вздохе ветхого наполнителя.

Вокруг меня поднялось облако пыли, такое густое, что я на мгновение почувствовала себя шпионом-разведчиком, обнаружившим тайник, который искали все кто только мог. Только вместо секретных материалов или драгоценностей меня ждали клубки пыли перемешанной с шерстью домашних животных, фантики от конфет, чей срок годности, вероятно, истек еще до моего рождения, одинокий пульт от чего-то, что я не могла опознать.

Ирония судьбы заключалась в том, что я считала себя человеком, способным находить выход из любой ситуации. А тут – бац! – и застряла в диване. В этом пыльном, скрипучем, проклятом диване, который, клянусь, сейчас начал подозрительно ухмыляться. Ну ничего, подумала я, выбираясь из плена. Я ему еще покажу этому адскому изобретению кузькину мать! Когда-нибудь.

Выбиралась наружу я долго. После чего убедилась в потерях: слегка порван рукав пуловера и отсутствует золотая цепочка на шее. А полусапожек с левой ноги как-то умудрился соскочить и валялся на полу.

Так. Обувь надела. Рукав – ерунда, в отеле зашью. Цепочку жаль. Что ж я такая невезучая? Придётся лезть внутрь дрянного дивана и искать там. Диван не казался повреждённым. Кое-как я стащила с него подушки. Подсвечивая смартфоном, заглянула через решётчатое основание. И чихнула. И ещё раз, И ещё. Ой, сколько пыли!

Лёгкое сверкание. Ура! Порванная цепочка найдена. Что-то заставило меня продолжить осматривать антикварные внутренности. Ещё что-то сверкает. Стекляшка? Вытащила непонятный предмет. Камень в помятой оправе. Похоже, кольцо. Вроде похожее я видела на одной таком китайском сайте, на нём продаются подделки известных ювелирных брендов. Повертела в руках. Примерила. Подошло на мизинец. Странно, но подошло. Видимо, не только меня это громоздкое чудовище-диван сваливал на пол!

Привела диван в относительно прежнее состояние, но устраиваться на нём снова не решилась. Посижу-ка в кресле. Задумавшись, крутила кольцо на пальце. В голове каруселью неслось “помогай, продвигай, пять, пятнадцать, двадцать”. Что ж я сижу в таком случае? Надо поторопиться, а то расселась тут!

Надев куртку, вышла из комнаты, осторожно, подсвечивая смартфоном, побрела к выходу. Странно. Не заблудилась. В комнате сторожа попахивало алкоголем. Сам мужчинка спал и храпел.

“Помогай, продвигай, пять, пятнадцать, двадцать”.

Подошла к входной двери. Повезло. Не заперто. И трофей из дивана со мной! Вышла на улицу и обнаружила, что успеваю на последнюю электричку.

Колечко оставила на память о приключении.

“Помогай, продвигай, пять, пятнадцать, двадцать”.

Тут осознание настоящего времени вновь возвращается ко мне. И что ж?

В настоящий момент я валяюсь на земле, а с ажурной спинки парковой скамьи на меня с насмешкой взирает чёрная птица!

–Судар-р-рыня, позвольте отр-р-рекомендоваться! Кар-р-рл! Экспер-р-рт по необычным делам.

И он поправил пёрышком правого крыла на голове мини цилиндр, вроде как снимал передо мной шляпу в знак приветствия.

“Ворон в цилиндре! Что же это такое?!”

– Да что ж это делается, – каркнул ворон. – Интеллигенции совсем не осталось. Даже "здравствуйте" не говорят!

– Вы… вы… говорите?

Ворон возмутился:

– А что мне, молчать, что ли? Сижу тут, жду тр-р-рамвая. Между прочим, номер-р-р одиннадцатый. Вы не знаете, опаздывает он сегодня или нет?

И он опять вальяжно прогулялся по ажуру.

Я попыталась сесть на скамью.

– Трамвай? Говорящий ворон ждет трамвай? Да я, наверное, сплю!

Птица была старая. Перья, когда-то вороные, теперь отливали скорее графитом с редкими вкраплениями ржавчины.

И вот, старый ворон снова заговорил. Причем так, будто всю жизнь провел в МГУ.

–Ну и погодка, я вам скажу, – он глядел на меня сверкающим глазом. И я заметила, что смотрит он через монокль!

–Прямо-таки душа просит стаканчик горячего глинтвейна и томик Гофмана. Или, знаете ли, хорошую жирную гусеницу. Что подвернется первым.

Он помолчал, будто ожидая моего мнения. Когда я не ответила, он фыркнул:

–Молчите? Ну-ну. Наверное, размышляете о смысле жизни. Занятие, достойное лишь самых скучных смертных. Поверьте старому ворону, смысл жизни – это вовремя стащить блестящую вещицу, пока никто не видит. И желательно, чтобы это была вещица побольше.

Он взмахнул крылом, чуть не свалившись со спинки скамьи, и захохотал:

–Ах, гравитация! Вечный враг элегантности. Ну ничего, переживем. Как говорил один мой знакомый филин… впрочем, не важно, что говорил этот старый хрыч. Он всегда был склонен к пессимизму.

–Знаете, – продолжил ворон, пытаясь продолжить разговор таинственным шепотом, – я видел такое… такое, что вам и не снилось…

Он замолчал, глядя на меня с хитрой ухмылкой.

–Что, не верите? А зря. Я старый ворон, я много чего знаю. И, между прочим, знаю, где зарыт клад. Но это уже совсем другая история. И за рассказ о кладе, знаете ли, полагается хорошее вознаграждение. Например, горсть блестящих пуговиц. Или, знаете, колбаса. Колбаса – это всегда хорошо.

И он так свирепо захохотал, этот старый, разговорчивый ворон, так что под ним жалобно скрипнула скамейка.

В этот момент в центре озера показался трамвай, с пассажирами.

Ворон обрадовался:

– О, кажется, мой! Ну, бывайте, судар-р-рыня. И в следующий р-р-раз, когда увидите говор-р-рящую птицу, постарайтесь держать себя в р-р-руках. А то мне тут, знаете ли, и без вас нер-р-рвов хватает.

Чёрная птица взмахнула крылами и исчезла. Трамвай с пассажирами тоже испарился. А я сидела на скамье и пыталась понять, а что это всё значило? Что-то мешалось в ладони. Ого! Как оказалось я сжимала в руке визитную карточку, на которой готическим шрифтом сообщалось “Карл фон Кларофф. Эксперт и вратарь”.

Глава 3

Глава 3

В тот день Марфа планировала отбыть в командировку. Три дня. Утром она стремительно собрала дорожную сумку на колесиках, приготовила лёгкий завтрак для себя и мужчины, которого уже значительное время считала своим. Она старалась проделать обычные утренние дела тихо и аккуратно, чтобы не побеспокоить спящего Игоря. Марфа полагала, что его сон – это святое, и ничто не должно было его потревожить.

Но вот всё сделано: дорожная сумка стоит у двери, ключи в кармане, запасные ключи висят на привычном месте, лёгкий завтрак ожидает своего часа на столе, и она, наконец-то, выскочила из дома.

И впервые Игорь Домашевский остался в её квартире за главного. Он делал вид, что спит, спокойно и равномерно сопел пока Марфа металась по квартире, шуршала чем-то, звякала посудой на кухне, стучала каблучками, хлопнула дверью.

–О-о-о! Я один! Как хорошо! – Пробормотал мужчина.

Он перевернулся на спину, погрузившись в мягкость шелкового постельного белья, которое нежно обвивало его тело. В этот момент мужчине пришла в голову мысль, что судьба улыбнулась ему: целых три дня, когда Марфа не будет маячить перед глазами, как надоедливый призрак. Наконец-то у него появилась возможность сосредоточиться на своей задаче, не отвлекаясь на ненужные разговоры, обсуждение журнальных статей, просмотров фильмов, уговоров посетить какую-нибудь заумную выставку или модный концерт. Сколько раз он мечтал об этом?

Он потянулся и замер, прислушиваясь к дождю, который равномерно стучал по окнам, создавая атмосферу уюта и спокойствия. Состояние безмятежности окутывало его, как теплый плед. В этот момент он почувствовал, что может не спешить вылезать из постели. Сегодня торопиться некуда, зная, что подруга уезжает, он взял отгулы.

–Эх! Почувствую себя барином!

Душ. Пушистое полотенце. Завтрак, который Марфа успела приготовить, предвещал утро, полное приятных ощущений:хрустящие тосты, окорок, ароматное кофе и свежие фрукты ждали его на кухне.

Квартиру любовницы он рассматривал как личное тайное убежище. И никому из близких знакомых о квартире не рассказывал по причине, чтобы в гости не напрашивались. Это могло усложнить его задачу. Вдруг кто-то произведёт впечатление на Марфу, и она решиться изгнать любовника?

И сослуживцы уже и не напрашивались в гости, а лишь иногда обсуждали обновки, которые Марфа ему покупала, что не мешало ему в среде сослуживцев называть любовницу неудачницей.

Впрочем, на работе он в таких случаях заявлял, что вещи присланы отцом, живущим в Праге. То к празднику чешскому или российскому, то к дню рождения, то просто для поддержания благосостояния сына.

–Там всё можно купить дешевле, чем у нас, – гордо заявлял Домашевский, – и выбор лучше.

–Какой выбор? Ты ж здесь находишься, – изумлялись простодушные коллеги.

–А каталоги на что? – Гордился Игорь своей находчивостью.

Старинный дом, в котором это жильё находилось, напоминал Игорю о временах, когда люди из общества занимали этажи полностью, и жизнь у них текла медленно, размеренно и богато. Высоченные потолки давили своей торжественностью, а паркет, пусть и истёртый за десятки лет, поскрипывал под ногами и помнил наверняка шаги не одного важного чиновника или известной дамы полусвета.

Узкие окна, выходящие в тихий и темноватый переулок, пропускали скупой дневной свет в любое время года. Который, казалось, боялся потревожить сон этого застывшего во времени места. Массивные деревянные двери придавали этому месту особый шарм. В воздухе витал запах старины, пыли и чего-то неуловимо ускользающего, как воспоминания о давно ушедшей эпохе.

Однако, как бы он ни ценил это жилье, рядом находилась женщина-владелица, не молодеющая, а наоборот, с чьим мнением ему приходилось мириться. Наслаждаться этой идиллией не получалось! В последнее время, каждый раз, при встречах с Марфой, Игорь чувствовал, как его накрывает волна лёгкой неприязни, которую скрывать было всё труднее. Хотя, конечно, он себя сдерживал. Но его мужской покой-то нарушался!

Теперь, когда она убыла в командировку, он мог позволить себе наслаждаться тишиной и пространством. Вокруг царила атмосфера свободы, и он решил воспользоваться этой возможностью по максимуму. Впереди были три дня, полные задуманных планов и никаких обязательств. Он вздохнул глубже, готовясь к новым свершениям и расслаблению.

–Наконец-то займусь дело. А то клиент недоволен. Надеюсь, эта лохушка не забила морозилку пельменями?

Как любой несемейный мужчина он имел аллергию на пельмени. Не то чтобы прямо вот высыпало, зудело и доктор строго-настрого запрещал. Нет. Аллергия эта была душевная. Как посмотрит он на тарелку с этими, с позволения сказать, “изделиями”, так тоска его заедает. Вроде бы и есть хочется, и на вид ничего, а вот не лезет в горло.

А все почему? Потому что пельмени – это символ одиночества. Ну сами посудите. Семья, она что делает? Лепит пельмени сообща! Бабы катают тесто, мужики фарш крутят, детишки – мелкие пельмешки. Гвалт, смех, запахи на всю квартиру!

Он помнил, как бабка лепила их, целыми тазами, в целях экономии, когда он был мальчишкой. Вся семья: бабка, дед, мать и её младший брат с женой и он, собиралась за большим столом, и стоял гомон, смех, шутки. Пельмени тогда пахли хлебом и луком больше, чем мясом.

А теперь он что? Стоит у плиты, как сыч, над кастрюлей этой проклятой.

Сварит себе горстку, выложит на тарелку. Маслица плеснет, уксуса капнет, да сметанки ложечку. И сидит, жует, как будто повинность отбывает. Никто ему доброго слова не скажет, никто его не похвалит за то, что он, дескать, не пропал с голоду. Одна тишина вокруг, да телевизор бубнит.

Теперь же пельмени пахли разочарованием, несбывшимися надеждами, холодом неуютной кухни в многоэтажке на окраине Москвы. Пельмени же были чем-то навязанным, чем-то из прошлого, чем-то, от чего он не мог убежать.

Он закрыл глаза и позволил себе погрузиться в мысли о том, как же приятно провести утро в тишине, без раздражителей. В голове складывались образы: он сидит за столом, наслаждаясь хрустящими тостами с клубничным вареньем и чашкой ароматного кофе, а за окном дождь мелодично стучит по подоконнику, создавая успокаивающий фон для его размышлений.

Да, ему в целом нравилось всё. Не нравилось, что приложением шла Марфа – взрослая женщина и неудачница. Одним словом – обуза.

Он взглянул на часы. Время неумолимо шло вперёд.

–Ладно, пора вставать, – произнес он вслух, хотя в комнате никого не было. Поднявшись с постели, он почувствовал, как некий холодок коснулся и легко пробежал по его позвоночнику. Мужчине стало неприятно. Где-то в районе грудной клетки появилось маленькое чувство страха. Но он убедил себя, что это лишь временное неудобство.

–Сквозняк, наверное, – убеждал он сам себя, направляясь из душа на кухню. – Но я готов к новым вызовам, к новым возможностям, которые открываются мне в эти три дня.

И Игорь с хрустом надкусил ржаной тост.

Неудачница и обуза тем временем под нудным дождём спешила к остановке. Размышляя о том, все ли необходимые инструкции она оставила для Игоря, Марфа не замечая наступала в лужи.

Дождь продолжался. Редкие пешеходы, не глядя на окружающих, старались побыстрее добраться до укрытия. Какой-то молодой человек, по-спортивному высоко вскидывая колени и активно двигая локтями, прорывался к троллейбусу. Марфу он практически сбил с ног. Она не упала, удержалась, вскрикнув «ай!». Дорожная сумка сделала кульбит вокруг своего колёсика. Молодой человек равнодушно скользнул по ней взглядом, буркнул «извините» и вскочил в салон. Троллейбус тяжко вздохнул, скрежетнул гофрированными дверьми, лязгнул, всхлипнул и медленно отъехал от остановки.

– О! Эдик! Успел всё-таки! – Весело заорал бородач с мольбертом.

Молодой человек молча кивнул и только сейчас в окно задней площадки обратил внимание на женщину, которая пыталась усмирить сумку для поездок. Торопившийся молодой человек направлялся к своему научному руководителю, известному специалисту русской портретной живописи досоветского периода, и размышлял чьё лицо взять за основу для написания выпускной работы. Многие ограничивались изготовлением копий известных музейных работ. Эдик подумал, что в лице и общем облике женщины с сумкой порода видна. А выходя из троллейбуса у художественной академии, уже очень сожалел, что не взял у неё номер телефона. Вот незадача! Её портрет был бы самым лучшим проектом изо всех выпускных работ.

–И где её теперь найду? – Задал сам себе вопрос молодой художник. Окружавшие его сокурсники весело хохотали.

Усмирив, багажную сумку, наконец добравшись до работы и поднявшись на нужный этаж, Марфа обнаружила, что чулок на левой ноге забрызган до неприличия и на обуви откуда-то появились полосы. Пришлось пойти в туалет и замыть все испачканные места. Она пристроила чулки на спинку стула для посетителей, мокрую обувь – под стул. Всё равно этот предмет мебели по назначению не использовался: посетители до неё просто не доходили. Как и до других сотрудников. Приличных посетителей принимали директор, остальных отсеивала его заместительница. Багаж Марфа разместила рядом со своим канцелярским столом.

Офис был небольшой. Занимались в нём финансово-экономическим консалтингом. Несколько женщин-бухгалтеров, экономистов и плановиков располагались в едином пространстве, отделённые друг от друга неустойчивыми перегородками-ширмами. Марфа по должности отнесена к советникам-консультантам. Народ в офисе ещё не собрался.

– Кириллова! Ой! Как ты сегодня рано заявилась, – это появилась Петрова, одна из бухгалтерш. – Пойду поставлю чайник.

Как и большинство бухгалтеров, Петрова имела активную жизненную позицию, то есть всем высказывала своё мнение, не зависимо от того спрашивали её или нет. Она же следила за наличием в офисе достаточного количества кофе, чая, сахара, булочек, печенек и других перекусов так необходимых сотрудникам. Востроносенькая, с вечной химией на перетравленных волосах Петрова жила где-то в ближнем Подмосковье. В связи с этим она когда-то решительно заняла половину одного из офисных шкафов под свою одежду. Недовольному начальнику она поясняла, что ехать ей до работы долго, с погодой не угадать, и лучше для всех будет, если такая опытная сотрудница, она подразумевала себя, сможет иметь приличный вид ежедневно путём переодевания, когда потребуется.

– Или вы хотите, чтобы я распугала всех ваших клиентов? – Грозно заявила бухгалтерша, сведя брови в одну сердитую линию. – Я могу! А вот уволить вы меня не сможете! Я вас по судам затаскаю!

Директор помялся и не стал возражать на приватизацию Петровой части шкафа.

«Себе дороже с ней связываться. Будет кляузничать. Слухи распускать чего доброго. Или что хуже всего в отчётах намудрит», думал он и не связывался с бухгалтершей.

В офис она приезжала раньше всех и уходила чуть раньше, чем остальные. Её рабочий график зависел от расписания пригородных электричек.

Чайник пыхнул последний раз и отключился. Зашуршал целлофан.

– Я вафли прикупила к чаю. Марфа, тебе какой заваривать?

– Всё равно.

– Ой, какая ты женщина равнодушная, Марфа Юрьевна! Вот заварю тебе с мятой, будешь знать!

– Заваривай с мятой! Буду знать!

– Завидую тебе, Марфа. Хоть и Ярославль, но всё-таки приятно. Когда бы ты туда выбралась? Никогда! А так и номер хороший, а гостиница тамошняя самая лучшая. Отвлечёшься от работы, от окружающих. Смена обстановки полезна для нервов. А то всё сидишь, планируешь. А кто сливки снимает? Вот то-то! Ты купальник взяла? Там бассейн бесплатный для проживающих. Я в проспекте посмотрела.

– Взяла. И купальник. И пару платьев на ужин в ресторане.

– А как твой к поездке отнёсся?

– Я сказала, что в командировку еду. Не стала рассказывать про тех заказчиков. Вдруг обидится. Игорь такой ранимый.

– Угу! Ранимый он! Ну ты скажешь! Марфа, протри глаза. Нельзя так к мужикам относиться!

– Как так?

– С большим обожанием. Вот как ты. Их надо держать в узде, а то мысли в головах появляются разные, неприятные. Имей в виду.

Аромат свежего чая напомнил Марфе, что сегодня торопясь она выскочила из дома практически не позавтракав. Она с удовольствием взяла чашку.

– Не моё, конечно, дело, но ты, Марфа, не права. Ты – москвичка. С квартирой в самом центре. С загородным домом.

В этом месте Марфа фыркнула. Чай распылился мельчайшими капельками, а вафельные крошки красивым веером вывалились на столешницу.

– Извини, – давясь от смеха она салфеткой быстро вытерла случившееся безобразие.

– А что смешного я сказала?

– Как что? Квартира не только моя, но и родителей. А то, что вы назвали загородным домом, просто покосившийся дом в деревне. Всего-то 18 квадратов.

Она так и сказала, 18 квадратов.

– Не прибедняйся! Сад у дома есть? Есть! Так что ты невеста богатая. Да и сама как женщина интересная. Будь повнимательнее. Люди всякие бывают. Некоторые только выгоду для себя ищут.

И они продолжили пить чай с вафельками.

Сотрудники собирались. Включались компьютеры. Перемещались деловые папки и отдельные бумаги. Звякали чайные ложечки. Шуршал целлофан, в который были упакованы вафли. Обычное четверговое деловое утро.

Марфа обрабатывала документацию и одновременно размышляла, когда же ей выдадут командировочные и билет. Поездку ей предложили как премирование за успешно выполненную работу. При этом работу Марфа сделала давно, но бывший заказчик неожиданно месяц назад объявился с предложением Марфу поощрить. Директор, конечно, не соглашался, но заказчики предложили распространить поощрение и на директора, предложили проехаться в Ярославль и ему, и даже с супругой. С этим Яков Семёнович спорить не стал. Заказчики оплачивали проезд, гостиницу и некую экскурсионную программу. Предполагалось выехать в четверг из Москвы и вернуться домой в воскресенье.

Ближе к обеду объявилась Софья, или Змеюка, так в коллективе называли за глаза заместительницу директора. Кличка присохла к ней совсем не из-за внешнего вида. Хотя женщина была худой, гибкой и чернявой. Плоское лицо смягчали и делали более привлекательным крупные губы и карие глаза с чуть скошенными вниз внешними уголками. Змеюкой Софья считалась только из-за пакостного характера.

– Кириллова, как хорошо, что я тебя застала! Форс-мажор. Поездка отменяется. У Якова Семёновича неожиданная деловая встреча. Наклёвывается очень выгодная для нас сделка. С твоим участием. Там какое-то креативное консультирование. Неплохо заработаешь. Тебе же денежки нужны?

–А кому не нужны? – Встряла Петрова.

–А насчет поездка договоримся, перенесём ближе к праздникам. Так даже интереснее. Позже директор тебя известит.

– Куда же с поездкой тянуть? Не успеем глазом моргнуть, как зима прикатит, – Марфа помолчала. – А что, клиенты и материалы предоставили по новому заказу?

– Ещё нет. Только переговоры идут. Но Яков Семёнович решил предоставить тебе отгул за интенсивную работу. Отгул у тебя на завтра и до понедельника.

Софья ушла. А коллеги зашептались.

– Вот Кирилловой повезло!

– Странно, чтой-то он так расщедрился?

– Не может быть!

– Называется повезло! Не смешите меня! Наверно Змеюка под суетилась, вместо Марфы поедет. А что? Отдохнёт за чужой счет. Змеюка и есть!

Наступившую в офисе тишину, иногда разбавляло равномерное гудение цифровых машин.

«Значит, поездки в Ярославль мне не видать! Жаль! Наверно, Змеюку с собой возьмут, – расстроилась Марфа, – разве можно так надо мной издеваться? Вкалываю, вкалываю, а как поощрить, так всё мимо проплывает! А ведь мои прогнозы полностью сбылись, раз клиент рискнул и оказался в прибыли. Может и у других клиентов всё сложилось, а я просто не знаю? Права Петрова, надо другую службу приискивать. Хоть у того заказчика, который экскурсию в Ярославль предложил. За что здесь держаться? Зарплата так себе, никакой другой поддержки нет».

Рабочий четверг двигался спокойно. Директор на работе не появился, Змеюка исчезла после обеда.

Из курилки с таинственным видом на цыпочках скользнула экономистка. Прикрыв плотно дверь, заявила:

– Девочки! Инсайдерская информация! Ни директора, ни Змеюки не будет ни сегодня, ни завтра! Аж до понедельника!

– О-о-о!!! Повезло!

Началось такое оживление в коллективе, как будто, не на службе люди сидят, а на гулянье вышли. У бухгалтера Клавдии Ивановны даже румянец во всю щеку сделался:

–Вот хорошо-то как! Хоть по-человечески поработаем. А то при этих двух, прости Господи, только и жди подвоха. То им цифра не такая, то им отчет не эдакий. Уж я-то знаю, как правильно!

В офис ворвалась, офис-менеджер Зинаида и поддакнула:

–Точно! Точно! Как начнут придираться, так никакому сладу нет. А особенно эта Змеюка. Как посмотрит своими глазами змеиными, так все внутри холодеет. Директор, он конечно, начальство, но когда он есть, то как будто над душой стоит. А Змеюка, так та вообще хуже татарина. Все ей не так, все не по ней. Экономия у них, понимаете ли, на первом месте. За каждую копейку удавится.

И коллектив начал радоваться.

Клавдия Ивановна достала откуда-то заветную баночку с солеными огурцами. Зинаида включила негромко плеер, и заиграл русский вальс Прокофьева.

– Давайте закажем пиццу, на всех!

– Пиццу!!! И по салатику!

– И по шашлычку! И бутылочку красного!

– Давайте!!! Пару бутылок. Одной на всех не хватит!

Ничего так не возбуждает аппетит и не поднимает настроение трудящимся как длительное отсутствие начальства!

В одночасье офисные планктоны превращаются в гастрономических гуру, с энтузиазмом обсуждая рецепты домашних пирогов и стратегию захвата ближайшей кулинарии. Кофеварка, обычно предмет вялой офисной рутины, становится алтарем, вокруг которого совершаются таинственные ритуалы. Каждый уверен, что именно его сорт кофе способен поднять командный дух до небывалых высот. Открываются потайные ящики, извлекаются заветные контейнеры с обедами, приготовленными с любовью и надеждой на светлое будущее без отчетов и дедлайнов.

А за окном, мир продолжает вращаться, погруженный в свои заботы, не подозревая, что именно сейчас, в этот краткий миг анархии, рождаются самые гениальные идеи. Потому что, как известно, лучшее лекарство от стресса – это вкусный обед в компании единомышленников, временно избавленных от пристального взгляда начальственного ока. И пусть весь мир подождет!

Возвращаясь домой и пребывая в отличном настроении, Марфа решила зайти и купить что-нибудь праздничное на ужин. Почему бы не потратиться на баночку красной икры? Она забежала в недавно открывшийся

Марфа храбро подошла к прилавку с рыбными деликатесами. Продавец улыбается, потирая руки. Рядом стоит неизвестная покупательница, которая внимательно что-то разглядывает в витрине. И прислушивается, конечно, к разговорам.

Марфа после некоторого колебания заявила:

–Здравствуйте! Дайте, пожалуйста, баночку красной икры.

Продавец, расточая улыбку:

–Ах, отличный выбор, уважаемая! Но знаете, у нас как раз закончилась обычная икра… Зато есть особая – черная, осетровая! Чуть дороже, но зато какая нежная! Всего-то шесть тысяч!

–Сколько-сколько?! – В один голос воскликнули и Марфв, и другая покупательница.

–Нет-нет, мне не надо чёрную. Дайте красную.

Неизвестная покупательница вмешивается:

–Ой, а я вчера брала у неё «красную» – а там оказалась икра мойвы с красителем!

Продавщица занервничала:

–Э-э-э, это случайная партия была! У нас сейчас только премиум-товар!

–Тогда покажите мне банку, я проверю, – решительно сказала Марфа.

Продавщица с долей ехидства:

–Я понимаю. Если цена для вас “кусачая”, вам лучше взять наш новый продукт – «Имитация икры»? Дешевле, а вкус почти тот же!

Неизвестная покупательница желчно:

–Да-да, особенно если вы любите желатин с рыбным ароматизатором.

–Как же? Знаю я ваши штучки! Вот же у вас красная икра. Давайте сюда.

Продавщица всё-таки наклонилась к нижней полке и достала баночку:

–Вот, пожалуйста!

–Сколько стоит?

–Цена на витрине, – и недовольно отвернулась от покупательниц.

Марфа с достоинством заплатила и за икру, и за хорошее сливочное масло и свежий хрустящий батончик. Выйдя на улицу, Марфа подумала почему продавщица засомневалась в её платёжеспособности?

–Неужели я так плохо выгляжу, что посторонняя тётка решила, что мне маленькая баночка икры не по карману?

Но расстраиваться не стала, а поспешила домой.

Она улыбалась, предвкушая тихий вечер при свечах, с шампанским, со старым голливудским фильмом под музыку Гленна Миллера.

Но предвкушение штука коварная. Как тот самый бутерброд, который, по закону Мерфи, всегда падает маслом вниз. В голове уже рисовалась идиллия: она, в шелковом пеньюаре цвета увядшей розы (который, правда, еще предстояло отыскать в недрах шкафа, заваленного прошлогодними свитерами и одинокими носками), он, галантно наливающий игристое в хрустальные бокалы (удачно купленные по случаю распродажи в хозяйственном, тогда если присмотреться, они были немного мутноватые, но Марфа с помощью тёплой воды и чайной ложки обычной пищевой соли вернула им прозрачность и блеск).

Реальность, как это часто бывает, имела свои коррективы. Дорожная сумка опять наезжала ей на ноги. Ну и наплевать. Она вошла в квартиру и сказала:

– Сюрприз!

Её никто не услышал. Из узкого коридорчика она видела часть кухни, в которой радовал взор накрытый стол, горящие свечи. Играла тихая музыка.

Музыка. Ах, эта музыка! Это был какой-то джаз, что-то мягкое и ненавязчивое, такое, что не мешает беседе, а наоборот, создает располагающую атмосферу. Знаете, как бывает в хорошем ресторане, когда ты сидишь, потягиваешь вино, и тебе кажется, что все проблемы мира остались где-то далеко позади. Вот и здесь было что-то подобное.

В общем, картина была идиллическая.

“Слишком идиллическая”, – подумала Марфа.

Но музыка продолжала литься, свечи горели, а стол манил к себе, словно магнит. И она начала испытывать нечто похожее на голод. Не в смысле физиологическом, а в смысле душевном. Голод по теплу, уюту и хорошей компании.

– Гарик, сюрприз! Я уже дома. Всё переиграли, командировку отменили.

И тут она услышала шум воды в ванной.

Она быстро скинула верхнюю одежду, обувь, босая прошла к ванной:

– Милый, я дома! – И распахнув дверь, улыбаясь, шагнула внутрь.

Однако, внутри находился не Игорь, а голая особа женского пола.

Марфа превратилась в соляной столб.

Незнакомку нежданное появление, видимо, напугало. Она некрасиво растопырив ноги, слегка присела, сразу напомнив борца сумо. Откуда-то появилось брюшко и отвис второй подбородок. Голая бабенка широко открыла рот и заголосила. А потом метеором вылетела из ванной.

Рулон бумажных полотенец вылетел следом и закрутился юлой на полу. И странное дело. Вот только что здесь была незнакомая голая баба, а сейчас никого нет.

– Лили! В чем дело? Что ты орёшь как резаная? Соседи сбегутся, а потом Аньке донесут!

Из спальни вышел недовольный Игорь. Его бедра были слегка прикрыты полотенцем. И тут он увидел Марфу. Полотенце упало.

«Далеко не Аполлон! И почему я считала его почти совершенством? И смотреть не на что, и толку как от любовника мало. И что я в нём нашла?» – Почему-то подумалось Марфе.

– Марфа, ты не так всё поняла! – Взвизгнул неосмотрительный любовник.

Однако, лицо Ани выражало полное понимание момента.

Застигнутый мужчина ухитрился одной рукой натянуть трусы и носки, другой сгрести все свои немногочисленные пожитки и вынестись из квартиры. Следом точно на середину холла выкатилось мусорное ведро, прорисовав на полу мелким бытовым хламом незатейливый рисунок.

Марфа подняла мусорное ведро и быстро смахнула в него оставшееся мужское имущество: зубную щетку, мокрые носки, тапочки. А в шкафу что? Ах! Здесь оказывается заношенные футболки, используемые для сна, галстук. Вещички скомканы, и также последовали в ведро.

Всё-таки она не ожидала, что её партнёр может изменить ей. И чего ему не хватало? Оказалось, Петрова права. И квартира есть, и дом. А этому всё мало!

«Я-то была уверена в наших отношениях. А он? Уверен в том, что я никуда не денусь? Всё проглочу? Скотина! Козёл!»

Открыв окно и хорошенько размахнувшись, она выбросила ведёрко, крикнув:

– Пошел вон, скотина!

Ведёрко упало, гремя и подпрыгивая, подкатилось к луже. Игоревы вещички плавно высыпались наружу и неторопливо погрузились в воду.

– Дура! – Визгливо выкрикнул бывший откуда-то снизу.

Марфа была спокойна. Краем глаза она заметила как загорались немногочисленные соседские окна. Дом старинный, жильцов в нём немного, но часть из них весьма любопытна.

Игорь парковал свою старенькую иномарку возле дома под окнами, так что одеться и добраться до своего постоянного места жительства и он, и его подружка могут без проблем.

Марфа подошла к зеркалу, которое безжалостно ей показала немолодую, битую жизнью женщину. В какой-то мешковатой серой одежде. Без косметики. Она видела небрежно прихваченный хвост, из которого вылезли несколько седых прядей. Да, прямо сказать, вид был такой, словно эту женщину вчера вытащили из ящика с картошкой, а до этого пару лет держали в погребе, кормя одной репой. Ни дать ни взять – огородное пугало, сошедшее с ума от одиночества.

Она взглянула на отражение с таким видом, будто перед ней стояла незнакомая бродяжка, выпрашивающая милостыню. Что, собственно, недалеко от истины. Марфа и сама чувствовала себя этаким душевным нищим, влачащим жалкое существование в пустыне собственных разочарований.

–Знаю, знаю! – Обратилась к поверхности зеркала она. – Ты, зеркало та еще штука. Брешешь напропалую! Уж если показываешь меня старой и унылой, то я не верю тебе ни на йоту. Зеркала как дворовые собаки – видят только то, что хотят видеть. И если вздумается, что у меня морщин больше, чем у шарпея, ты мне это обязательно покажешь. А уж про седые пряди и говорить нечего – тут ты проявляешь просто звериную жестокость!

Марфа вздохнула, как старый паровоз, готовящийся к последнему рейсу.

«Это я?! Удивляюсь! Как и когда я превратилась в такое убожество?! Не в один же день, сегодня?» – Она пришла в ужас. Время совместной жизни с Игорем утекло как вода сквозь решето, оставил только морщины и потерянный взгляд. Утекла и большая часть её сбережений. Так была увлечена совместной жизнью, что и не заметила как встала на рельсы «работа-магазин-кухня- Игорь сказал- Игорь хотел».

На глаза ей попалось постельное белье. Она покупала его сама. Не так давно. Позвольте! Это было в прошлом году. Тогда они познакомились и начали встречаться. Марфе казалось, что такое красивое бельё должно укрепить отношения. Покупку она сделала у себя на работе, когда «на огонёк» к ним заскочила чья-то знакомая торговка. Женщина приносила на продажу то нижнее бельё, то модную верхнюю одежду, то постельное бельё. В тот раз комплекты для сна были красивы и дороги. И Марфа купила аж четыре. Два цвета беж и два розового. Тогда Петрова голосила:

– Анька, ну ты даешь! Это ж целое состояние! Зачем тебе? Подумай.

Кто-то из сотрудниц, завистливо глядя на отложенный товар, Марфу поддержали.

– Вы скажите! Она у нас девушка незамужняя, вот пусть на такую красоту и привлекает!

– А что себя не порадовать-то? Живёт-то в своё удовольствие. Хочет одно купит, хочет другое.

Поддержка, конечно, сомнительная. Как будто Марфа сама из себя ничего не представляла. Особенно по сравнения с простынями. Но тогда она была очень довольна. Хотя её новый поклонник не выразил большого удовольствия. По правде, никакого удовольствия не выразил. Хмыкнул что-то такое, вроде зачем было так тратиться. И как бы между делом заметил, что ему хотелось радовать Марфу своим внешним видом. К примеру, бельём итальянской марки «Куджирио». Марфа никогда не слышала о такой марке и решила при случае поинтересоваться у приходящей торговки. Та сначала выпучила глаза. И Марфа уточнила:

– Такой марки нет?

– Нет. В смысле есть. Но очень дорогое.

– Но купить-то можно?

– Конечно. Ты точно покупаешь? – Глаза торговки встали в нормальное положение и забегали по сторонам, указывая на интенсивные мысленные процессы. Она прикинула, что много «сверху» взять не сможет, но поднимет свой престиж среди поставщиков и других покупателей. Это ж совсем новый уровень. – Принесу через два дня. Деньги готовь!

Через пару дней покупка состоялась. Сослуживицы смотрели на Марфу с некоторым ужасом. А бухгалтер Петрова повертела пальцем у виска.

Игорь был доволен. Через некоторое время у Игоря порвался пуловер на самом видном месте и как раз во время свидания. Для начала Марфа просто заштопала одежонку. Но в следующий рабочий день заказала у той же торговки новый пуловер.

– Тебе простой или фирменный?

– Мне хотелось бы получше, но не сильно дорого, в соответствии с возрастом. Всё-таки не мальчик, но и не старик. Это для подарка. Сможешь?

– Я всё могу! – Хмыкнула торговка.

Новый фирменный пуловер шотландского производства приятной расцветки появился как раз к Дню единения.

– Я понимаю, что ты не считаешь это праздником, но прими в подарок от меня! – Марфа радовалась, что вещица пришлась в пору.

– Спасибо, спасибо! Я так привык к своему старенькому, что не могу решиться его выбросить. Пусть полежит немного у тебя. Пригодится.

– Для чего? – Изумилась Марфа. – Он в таком состоянии. Что только ноги вытирать. Как ты в нём на службу ходишь?

– Под курткой не видно. А на работе я форму надеваю. Так у нас положено.

В новом пуловере Игорь отбыл по делам, а старый был засунут в стенной шкаф.

То же было и с перчатками из тончайшей лайки. Как-то любовник пожаловался, что потерял перчатки. Как где? На задании. Марфа купила как раз к католическому Рождеству. Почему к этому празднику? Всё просто. Игорь неоднократно намекал, что он, как и его отец отмечают указанный праздник. Может, и они с Марфой к празднику съездят к отцу? Когда-нибудь. Если к празднику не получится, то может на рождественские каникулы? Когда-нибудь. Перчатки продержались недолго. Перед Новым годом Игорь заявил, что они утеряны, опять же на задании. И к новогоднему празднику Марфа подарила Игорю вновь пару перчаток. На этот раз без изысков, просто из натуральной кожи. И как Марфе показалось, любовник ожидал что-нибудь получше. Она со своей стороны надеялась, что уж на Новый год они не только побудут вместе. Также ещё существовала надежда, что наконец-то Игорь впервые сделает ей подарок. Что это будет? Ей казалось, что это будет помолвочное кольцо с тремя бриллиантиками, как и положено.

«Он не делал мне подарков, чтобы не мелочиться. Раз предлагает к отцу в Прагу на каникулы, значит, имеет серьёзные намерения. А серьёзные намерения – это кольцо!»

Но с новогодними праздниками не случилось. Игорь заявил, что у них на службе усиление. Что это такое Марфа не понимала. И, главное, почему эти усиления происходят в выходные или праздничные дни?

– Я без семьи, ты же знаешь. Поэтому меня и напрягают в праздники.

– Как жаль! Может, тебе уже пора и о семье подумать?

– Это так сложно в настоящее время! Семью содержать надо достойно. А у нас, сама понимаешь, зарплата не очень. Квартплата, питание. Кроме того, у меня на иждивении мать и бабка. Да что я рассказываю? Ты же всё знаешь сама. Сначала надо с жильём определиться. А потом уж и семья.

– Может, мне заехать к тебе на работу в новогоднюю ночь, чтобы не скучал? И что-нибудь из еды захватить.

– Нет. Заезжать не надо. Это лишнее. Начальство будет с проверками являться. Проверять. Вдруг что-то подумают? Неприятностей потом не оберёшься! А с едой ты хорошо придумала. Только приготовь пораньше. Числа тридцатого. Я заеду, заберу.

– Что приготовить? – Глупо спросила Марфа.

– Сама знаешь, что мужчинам надо. Мясо пожарь. Салаты нарежь.

После этого разговора у женщины появилось некоторое сомнение, не слишком ли любовник раскомандовался? И пришло ей в голову с кем-нибудь обсудить ситуацию. С кем? Подвернулась Петрова. А что? Женщина взрослая, с большим жизненным опытом.

– Ой, Анька! Совсем он тебе на шею сел и ножки свесил.

– И что делать? Ума не приложу!

– Ты его проверь.

– Как?

– Если знаешь где он работает, без предупреждения приезжай к нему. Если не боишься, конечно.

– Боюсь? Что вы имеете в виду?

– Ну так по-разному бывает. Придёшь не вовремя.

Марфа поёжилась. Она поняла, что значит не вовремя. Возможно, на работе у него отношения с другой женщиной и он никак не определится? Рисковать ей не захотелось.

– Или вот ещё как можно. Не звони ему. Выдержи паузу.

– Так и поступлю, пожалуй. А как с подарком быть?

– Ты что? Уже потратилась?

– Нет. Но присмотрела ему свитер. С норвежским рисунком. Тёплый. Как раз для зимы.

– Марфа, ну ты даёшь! У него что совсем одежды нет? Ты его с ног до головы одеваешь? А он тебе даже предложения не сделал! Так дела не делаются. Вы взрослые люди. И тут нужна полная ясность. Вы определились, где будете праздники встречать?

– Можно сказать и определились, – взгрустнула Марфа. – Игорь говорит, что у него усиление. А я в таком случае поеду в деревню. Не знаю, только удобно ли будет Игорю подарок заранее, до праздника вручить?

– Насчёт подарка, скажу сразу. Не вздумай ему свитер покупать. Не балуй мужика, не надо.

– Скажите тоже. Носки ему что ли преподнести?

– У нас полно представительских сувениров. Клиентам раздаём. И к новому году есть. С картинкой, – Петрова полезла в ящик стола и долго в нём рылась. – Смотри сюда. Ежедневник, записная книжка и ручка. В подарочной упаковке. Очень солидно выглядит. Мне в «Аметисте» за него расписались и обратно возвратили, говорят у них такого и своего хватает. Подари своему. Во! Вроде как и тестирование сделаешь! Если нос будет воротить, значит, мужик никуда не годный, бросишь.

– Куда?

– Не куда, а кого. Своего дармоеда.

Марфа подумала и согласилась. Сама она звонить Игорю не стала, а он объявился тридцатого числа, ранним утром. Просто позвонил по телефону и поинтересовался приготовлена ли еда.

– Да, да. Извини, я сейчас занята, выхожу на работу, тороплюсь. Вернулась от входной двери. Заезжай к офису, я тебе передам, и подарок, скромный, но со вкусом, за одно. Приезжай к десяти и постарайся не опоздать.

Марфа не торопясь поехала на работу. По дороге она успела заскочить в супермаркет и купить нарезку дешевеньких сыра и ветчины.

«Петрова права. Нечего мужиков баловать. Если устраивают у себя на работе гулянку, пусть сами и продукты покупают, и салатики строгают».

Она сложила в подарочный пакет и сувенирный набор, и покупки. Любовник объявился ровно в десять.

– Я очень тороплюсь, – быстро пробормотал он, вылезая из потрёпанного отечественного авто.

На удивлённый взгляд Анны пояснил:

– Коллега решил подвести. Мы на задании. – он говорил отрывисто, явно тяготясь общением с Анной. – Я позвоню в полночь тридцать первого, поздравлю тебя. Мне пора. Дела не ждут.

Небрежно бросив пакет на заднее сидение, он стремительно сел рядом с водителем, мужиком средних лет, толстощёким и каким-то неумытым. Машина умчалась.

«Даже не посмотрел, что в пакете. Ему так безразлично? Опять он забыл меня поздравить. Или не забыл, а считает, что это не обязательно? Странно. Я считала, что служба приучает людей быть аккуратными и подтянутыми. А этот «коллега» больше походит на лицо безработное и опустившееся. И наплевать. Пойду работать».

В первой половине дня директор собрал трудовой коллектив и порадовал объявлением, что тридцать первое декабря он делает выходным. В связи с этим просит коллектив сегодня поднажать. Коллектив пришел в полный восторг.

Марфа тоже обрадовалась, ей теперь не надо отпрашиваться. Она позвонила матери и сообщила, что выезжает ночным поездом, утром будет на месте и попросила её встретить. Пользуясь случаем, что всё руководство тихо испарилось, коллектив решил незамедлительно приступить к празднованию Нового года, в связи с чем выключили компьютеры, телефоны, заперли двери и пошли в ближайшее кафе. Именно по этой причине Домашеский не смог дозвониться Марфе и высказать ей свои претензии, которые возникли после просмотра подарочного пакета.

Помня советы Петровой, женщина решила первой не звонить. И любовник напомнил о себе в первых числах февраля.

– Был в длительной командировке. Такой расклад получился. Очень по тебе скучал.

– Можно было позвонить.

– Не мог. Ты же знаешь такова моя работа.

«Не верю» появилась мысль у Анны, но она почему-то её прогнала.

– В пятницу заедешь?

– Заеду.

«Раз объявился, значит всё-таки отношения серьёзное. Будет делать предложение».

Почему такая мысль возникла у Марфы, она не могла объяснить.

И опять она бросилась покупать деликатесы. Вспомнив, что скоро мужской праздник, вновь связалась с приходящей торговкой. Последняя неслыханно обрадовалась:

– А я думаю, куда же пропала моя самая дорогая покупательница? Что на этот раз брать будешь?

– Помнишь свитер с норвежским узором? Что-нибудь подобное.

– Сделаем!

А Петрова неодобрительно качала головой.

Любовник появился в заношенной рубашке и потрепанном пиджаке.

– Как ты странно одет. Эта рубаха только на хозяйственные тряпки годится. А почему ты не надел пуловер, который я тебе подарила? Он был бы вполне по погоде.

– Увы. Приказал долго жить! Был на задании. Брали одного маньяка. Он ножом полоснул. В меня, к счастью не попал, но свитерок испортил полностью, – с вызовом заявил Игорь. – А ты думала, что на всю оставшуюся жизнь твоего пуловера хватит?

– Полагала, что он проносится хотя бы года три. Вещь фирменная. Отличного качества. Да и цена высокая. Как же не повезло! А куда ты его дел? Можно найти хорошее ателье, там реставрируют. Получается как новый. Так где пуловер? – Не могла понять Марфа.

– Я думал, что ты ко мне относишься с любовью. А ты уже и деньги считать начала. Разве подарки на деньги переводят? Я был о тебе лучшего мнения. А ты оказывается корыстна!

Дверной звонок не дал возможности ответить.

– Я не хочу, чтобы меня видели твои соседи! – Игорь юркнул в комнату, прикрыв за собой дверь, прижался к ней ухом.

– Марфа, дай мне соли. У меня закончилась, а я суп варю. Хватилась, соли-то и нет, – проскрипел противный старческий голос.

– Идёмте на кухню.

– А я смотрю к тебе молодой человек пришел. Давненько не был, а сегодня, глядь, идёт. У вас-то с ним серьёзно?

– Вот соль, возьмите.

– Спасибо, миленькая. Я смотрю ходит и ходит. А толку нет.

Дверь хлопнула. Игорь высунулся из комнаты.

– Кто это приходил?

– Соседка. За солью. Тебя видела. Решила узнать кто ты и что ты.

– Вот старая грымза! Всё-то ей интересно!

Их отношения потекли в прежнем русле. В мужской праздник женщина подарила очередной свитер. А ближе к женскому дню Игорь вновь заявил об усилении на службе и исчез с горизонта до апреля. Появился. Был прощен. И, как время показало, зря!

Только теперь она поняла, что мужчина просто использовал её, и щеголял купленным на её деньги бельём, свитером, пуловером, перчатками из натуральной кожи, галстуками перед другими особами.

«Почему-то я этих покупок на нём и не видела. И не обращала на этот факт внимания. Почему? Я всё-таки составляю абсолютно верные прогнозы для конкретных бизнесменов, учитываю все тонкости. А тут под своим собственным носом ничего не заметила. Как так?»

Память услужливо напоминала, что любовник ни разу ничего не купил сам.

– Почему же? – возражала женщина сама себе. – Он как-то купил пакет с молотым кофе.

– И как кофе? Понравился? – Язвил внутренний голос.

– Не пробовала. Даже вскрыть не успели, потому что ему на работу кофе потребовался и он пакет забрал. А ещё он как-то зимой купил пакетик с приправами к мясу. Вроде ему такая приправа нравилась. Я с ней мясо приготовляла.

– Угу. Приправа. Стоимостью 25 рублей. Отличная покупка! – Продолжал внутренний голос в том же духе.

Из среднестатистической приятной женщины в один момент она превратилась в невзрачное существо возраста ближе к старческому.

Поплакать бы. Но даже маленькой слезы она не смогла выдавить. Боль от случившегося ещё не проявлялась, но она спряталась где-то в глубине сердца и коварно там посиживала.

«Что-то я совсем опустилась», – и решила сделать макияж. Сделала. Посмотрела в зеркало. Страшно. Просто маска, мёртвая маска. «За что мне это? Почему я наступаю на те же грабли?»

И махнула рукой. К черту зеркало! К черту седые пряди! К черту эту мешковатую одежду, которую, кажется, сшили из старой мешковины! Сегодня она решила дать бой этой унылой картине.

–Я объявляю войну своему отражению и, уж поверьте, выиграю эту битву!

А о двойной жизни любовника Марфа не подозревала.

А если бы знала?

Глава 4

Глава 4

Марфа вспомнила как познакомилась с Игорем.

Это произошло на крутой вечеринке в честь каких-то предпринимателей премиум класса. Кириллова не относилась к указанной категории, но пригласительный билет получила по стечению обстоятельств.

Обстоятельства были таковы.

Одним тихим вечером задержалась на службе чуть дольше. В офисе оставались только Марфа, директор и секретарь Вероника. Неожиданно в помещение решительно вошла дорого одетая женщина и, игнорируя секретаря, решительно вошла в директорский кабинет, громко хлопнув дверью. Кто эта дама? Это обиженная жена, либо разгневанная инвесторка, либо фея-крестная, которая, наконец, прибыла, чтобы превратить офис в тыкву, а директора – в крысу?

Вопрос повис в спертом воздухе, словно дорогой, но слегка просроченный парфюм. Варианты в равной степени казались захватывающими и тревожными.

Вероника, обладательница безупречного маникюра и взгляда, за которым скрывалось знание всех сплетен офиса, конечно же, знала. Секретарша, между тем, демонстративно принялась полировать ногти, издавая раздражающий звук пилочкой. Тишина, нарушаемая лишь этим мерным шуршанием и приглушенными голосами из кабинета директора, начинала действовать ей на нервы. В кабинете, меж тем, разгоралась буря. Женский голос был отчетливо слышен даже через звукоизоляцию. Директор, судя по всему, отбивался с переменным успехом, поскольку в его интонациях скользила смесь вины и попыток оправдаться, как у кота, пойманного за поеданием хозяйской сметаны. Из-за закрытой двери доносились обрывки фраз: "Ты обещал!", "Больше ни копейки!", "Разрушил мою жизнь!", “Куда делись деньги?” Становилось все интереснее. Она так ясно представляла, как представляла, как эта дама, с лицом, перетянутым нитями ботокса, трясет директора за лацканы пиджака, вытряхивая из него последние крохи совести.

Вероника придвинулась ближе к двери, прислушиваясь с усердием, достойным лучшего применения.

И вдруг раздался звук, который Вероника не смогла идентифицировать!

Секретарша вздрогнула и схватила сумочку.

– Кириллова, ты ещё долго сидеть тут будешь? – Крикнула Вероника. – Если остаёшься. Я на тебя телефон переключу.

– Полчаса. Может, подождёшь?

– Нет. Я тороплюсь.

– Ну, переключай, что ж делать. А кто там пришел?

– Это директорская жена. Ты тоже не засиживайся. Пусть сами двери запирают!

Секретарь попрощалась и ушла. А через некоторое время из директорского помещения опять послышался через чур громкий диалог. Слов разобрать было невозможно, но эмоции плескались как суровые волны Баренцева моря. Марфа решила зайти и предупредить, что уходит, и в офисе никого не осталось. Вошла, и довольно большой отёк на директорском лице бросился в глаза!

«Завтра у него синяк на лице будет! Гм. Понятно почему Вероника так неожиданно отчалила.»

– Э-э-э… Яков Семёнович, я ухожу! И в офисе никого нет. Э-э-э… вы дверь входную заприте, а у меня ключей нет!

Марфа хотела убежать, но директор жалобно закричал:

– Люся! Ну посмотри на неё, – он энергично стал тыкать пальцем в сторону своей сотрудницы.

– Разве могут тут быть какие-то любовные похождения! Это же сплошная невзрачность! Мышь серая!

Люся грозно обернулась. Но мой внешний вид, видимо, её успокоил. Люся хмыкнула. В руке она продолжала вертеть сумочку.

«Этой сумочкой она его так оприходовала! Не дала бы в глаз и мне», – подумала Марфа и мгновенно унеслась из кабинета. И из приёмной. И из офисного помещения.

Видимо потом супруги помирились. Жена больше в офисе не появлялась, Яков Семёнович в своих любовных похождениях стал шифроваться, а Кириллова получила пригласительный и рекомендации не вспоминать и не распространяться о маленьком семейном конфликте.

Для торжества был снят модный театр рядом с Чистыми прудами. Марфе подумалось, что это очень удобно, в случае чего до дома сможет дойти пешком. Предъявив при входе пригласительный билет, она шагнула в праздник!

Широкий вестибюль. Публики собралось много. Очередная волна пришедших увлекла её в гущу приглашенных. С ней несколько раз поздоровались. Это были какие-то незнакомые люди. На всякий случай Марфа приветственно размахивала рукой и улыбалась как можно шире.

– Сейчас каждый может купить себе бриллианты, – рассуждала дама в окружении некоторого числа гостей, – а вот в дизайнерской одежде или украшениях – это не каждой дано.

И повела бёдрами.

Сама дама одета в стиле агитбригад советского периода: белый верх и чёрный низ. Верх напоминал пионерскую рубашку. А черная юбка явно самовяз. Говорившая почему-то посмотрела в сторону Кирилловой.

«Может что-то не так с моей одеждой? Не может быть такого!» Марфа принарядилась в винтажное платье из панбархата глубокого тёмно-синего цвета, чёрные туфли на низком каблуке, в ушах серьги с крошечными бриллиантами, на запястье браслет с девятью крупными сапфирами и маленькими бриллиантами. Платье ей очень нравилось. Покрой классический, рукав небольшой. А главное, досталось оно от соседки, от Веры Тарасовой, женщина весьма загадочной.

В период школьного возраста, Марфе казалось, что это платье принцессы. И она выдумывала разнообразные истории, про принцесс разумеется, которые спасались от разбойников, а платье в награду за спасение передала скромной деревенской старухе, а старуха платье много лет прятала в сундучке и завещала своей любимой внучке, которая решила стать артисткой и уехала аж в саму Москву. Соседка Тарасова действительно работала в театре, но не актрисой, а на какой-то очень незначительной должности.

В глубине зала ломились от яств фуршетные столы, мелькали в белых куртках официанты.

Кое-кто из гостей одет весьма парадно, в бархат и тафту, с множеством ювелирных украшений. Кое-кто в так называемом стиле кежуал, сверкая дизайнерскими дырами на штанинах и цепляя растянутыми рукавами за всё подряд.

Пытаться говорить нормально, не повышая голос, казалось невозможным. Почти все кричали.

Справа, слева, впереди группы гостей. Дама одной из групп рассказывала как посетила салон известной ясновидящей.

Марфу рассказ заинтересовал, и она встала рядом, но так, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Муж мой, козёл, загулял. И никак не остановится. Как назначился руководителем, так с катушек и поехал. Нашел средства и завёл себе секретаршу. Ногти акриловые аж пять см. Ресницы приклеенные. Губы варениками висят. Ладно хоть бы работать умела или хотела. Так нет. В документах на странице по 25 грамматических ошибок. Я, как совладелец фирмы, как-то спрашиваю у неё: "Милочка, а где отчёт о проделанной работе за прошедший месяц?". А она хлопает своими ресницами этими накладными, как крыльями бабочка, и говорит: "Ой, а я его забыла сделать. Я, знаете ли, смогла записаться на маникюр к знаменитому дизайнеру за очень большие деньги, а теперь жалко на клавиатуру давить, вдруг ноготь сломаю! Кто мне тогда заново нарастит?" Что тут скажешь? В тот раз промолчала. Какие отчёты, когда тут такая красота неземная вокруг?

А тут ещё и посетители повадились. Идут, понимаешь, по делу, а как эту деваху увидят, так и забывают зачем пришли. Стоят, млеют, комплименты отвешивают. Она только губами этими своими, будто пирожками, улыбается да глазками и стреляет. Я, конечно, понимаю, что обозревать молодую даму приятно во всех отношениях, но все-таки, секретарь она или царевна-лягушка?

Один раз даже случай был. Пришел к нам в фирму солидный господин, важный такой, с портфелем. Секретарша его усадила, как положено, кофе предложила. А он сидит, на неё смотрит, да так смотрит, что я аж закашлялся. Потом, смотрю, портфель свой открыл, достал оттуда… зеркальце! И давай перед ним прихорашиваться. Я чуть со стула не упала. Вот тебе и деловые переговоры.

И вот так каждый день. Вместо помощницы – наглядное пособие по безделью. Так что с одной стороны – дела, которые сами себя не сделают, с другой – деваха, которая эти дела только усложняет.

А тут мой как-то меня просит напечатать кое-что. Спрашиваю, что случилось, почему Вера Ивановна не напечатает? Говорит, ой, она уволилась. Я-то и не знала. Позвонила Вере, и она как рассказала мне! Мой козёл-то, оказывается, чтобы секретаршу взять, уволил кадровику и администратора. Подумайте только! Их зарплату объединил и своей пассии платит. Нет, говорю, сам разбирайся, пусть твоя пассия печатает. Так и нестрашно было, когда из чужого кармана брал, я фирму имею в виду. А сейчас стал слишком нашими общими деньгами сорить. Остановить решила, пока, не спустил сбережения. Так и сказала ясновидящей. Обезвредь, мол! Предложила порчу навести. Или понос, к примеру. Представляете, только козёл на новую юбку посмотрит, как сразу живот крутит и в сортир бежать надо?

А эта мне говорит:

– Да вы что, мамаша, с ума сошли? Я ж не живодерка какая! Я ж интеллигентный человек!

Ну не нахалка ли?!

А я ей:

– Интеллигентный – не интеллигентный, а мужика уводят! Ага! Так и буду сидеть на своей интеллигентности да смотреть, как он с другой фирму проматывает! Как ворона на чужом насесте.

И закипело у меня внутри, как в самоваре перед тем, как чай заваривать.

– Да! – говорю. – Значит, поносом его, значит, чтоб знал, гад, что такое семейный бизнес! Чтоб он, как заяц от охотника, от юбок бегал! Чтобы его, значит, как уголь, на сковородке жарило! Чтоб он, этот похотливый старый ворон, знал, каково это – ощущать бурю в животе, когда вокруг тишь и благодать! Пусть его греховные мысли обернутся жидким адом!

Потому что, знаете, обида – она как ржавчина, и сердце гложет. И против неё даже самый интеллигентный человек устоять не может. А если уж надо выбирать между интеллигентностью и семейным бизнесом, то я, знаете ли, за бизнес, хоть и с поносом!

–Понос возмездия! – Воскликнул кто-то.

Слушательницы захихикали.

–Дорогая, – заключила самая высокая из компании, голос её напоминал скрип старой двери, – месть, как виски: хороша, когда выдержана. Но понос… о, понос – это удар молнии! Быстро, эффективно и, безусловно, незабываемо. Отлично придумано!

С исполнением обряда против мужа у повествовательницы возникли проблемы. Ясновидящая сказала, что надо действовать так: положить волшебный узел под подушку, рано утром, молча, не умывшись, не расчесавшись, разрезать узел, всё сжечь в уединенном месте. Людей рядом быть не должно. Пепел высыпать на кладбище. Ни с кем не разговаривать, пока в общественное место не явитесь. Узел был сделан специально. И тут началось!

– Как только легла спать – зазвонил телефон. Сотрудница неожиданно приболела и решила отпроситься на завтра. Пришлось заново укладывать узел под подушку, а телефон, на всякий случай, отключить. Ранним утром вскакиваю, кое-как разрезала узел, свалила ошмётки от шпагата в старую кастрюлю, взяла спички и выбежала на улицу. И что я вижу? Непонятное оживление! Почему в пять утра по улице какие-то люди ходят, я вас спрашиваю?! Еле нашла укромное место между чьими-то гаражами, и там подожгла шпагат. Горел он неохотно. Как назло, мимо гаражей периодически проходили, с подозрением на меня глядя, мужчины. Ну, вот высыпала пепел в пакет, бросила кастрюлю в помойку и понеслась на кладбище. По дороге у меня несколько раз пытались спросить как пройти к железнодорожной станции, к автобусной остановке и куда-то там ещё. Исполнение обряда «висело на волоске». Пришлось молча отмахиваться от любопытствующих пакетом с пеплом. Прибежала на кладбище, вытряхнула пепел и порысила на работу. Уже в своём кабинете, увидела, что я не только не умыта и нечесана, но и странно одета, не по-офисному, а для работы на грядке.

– И как помогло? – Спросила одна из окружающих.

– И что? Всё сделано? – Интересуется другая.

– А то! Вы же меня знаете. Я от своего не отступлю.

– Татьяна, я на тебя в обиде. Вот ты какая! Сама к ясновидящей пошла, а меня, подругу, даже не пригласила, заодно. Мне может больше твоего надо.

– Да не получилось ничего. С мужем я разошлась. И снова к той же колдунье. Был у меня знакомый мужчина. Антиквар. Кругом положительный. Мы с ним на выходных регулярно встречались. Решила его окрутить. Придумала прогулки по бульварам. Идём, а я рассказываю кто эту улицу проектировал, кто дом строил и какая семья там жила. А он рассказывает о балах и дуэлях, о поэтах и художниках. И нам вместе интересно.

Придумала чаепития вроде ритуалов, как чайная церемония. Каждый глоток чая вроде как эликсир, дарующий ясность ума и спокойствие души. А он за чаем делился своими знаниями об антиквариате, о ценных вещах.

Или на экскурсии вместе ездили.

Планировали ремонт в большой комнате сделать. В моей квартире, разумеется. Так, освежить кое-что.

Хотела таким образом его поторопить, чтобы жениться предложил, а он всё никак, – она голос понизила. – Колдунья ещё обряд придумала. Совсем простенький. Она сказала, чтобы я принесла ей двадцать стеклянных пузырьков, цвет должен быть коричневым. И представляете, долго не смогла найти. Пришлось приобрести в аптеке двадцать пузырьков с вазелином, они как раз нужного размера и расцветки.

– Прямо с вазелином отдавала?

Публика подхихикивала.

– Да нет же! – Рассказчица также смеялась. – Вытрясла, вымыла, вытерла. Прихожу. Эта на меня накинула палантин. Ходит вокруг, бормочет что-то. Потом говорит, идите, мол, к озеру и бросьте в него вот этот пузырёк. И подаёт мне такой же аптечный пузырёк, но не мой, меньшего размера, закупоренный. Бросить надо как можно дальше. Пузырёк утонет, и ваше дело закончится положительно. Хорошо, что на кладбище снова не послала. Я-то всё выполнила, а через некоторое время, представьте себе, антиквар исчез. Ни дома его нет. Ни на работе. Никто ничего не знает. Пропал!

– Ой! Пропал!

– Я и к гадалке той сбегала, требования предъявила. И деньги назад потребовала. Жалобу написала. В префектуру отнесла.

– И что?

– И ничего! Жалобу приняли. Салон закрыли. Деньги не вернули.

«Как мы, женщины, похожи друг на друга. Хотим счастья, семью. Ходим по каким-то сомнительным заведениям, пытаясь наколдовать себе благополучия. А с обрядами что-то не то. Мошенница, наверно, а не гадалка», – зафилософствовала под чужой разговор Марфа. Настроение у неё поднималось.

Рядом ещё одна компания.

– Слышали, что случилось в театре Либеро позавчера? – Вопрос задала очередная дама в наряде стиля «дорохо-бохато», в люрексе и металлических побрякушках. При этом голос она понизила. После этого часть народа вокруг неё рассеялось, оставшиеся собрались с небольшой кружок. Фигуры представляли вопросительные знаки. Рты приоткрыты.

«Какой гротеск», – подумала Марфа и чуть было не расхохоталась, но удержалась и решила дослушать.

– А что такое?

– Во время спектакля с самого верхнего яруса кинули листовки! – трагическим шепотом вещала люрексовая.

– Ах! И что?

– Ничего! – Дама оглядела слушателей. – Никто и внимания не обратил. Мне соседка рассказала, а она в театре работает менеджером по клинингу. Так, говорит, бумажки и остались валяться на полу между креслами. Всё ногами затоптали. Еле-еле повыковыривали.

– Менеджер по клинингу это что значит? – Поинтересовалась одна старуха в шелках и красном боа.

– В советское время в трудовую книжку записали бы проще «уборщица»! – Любезно пояснила другая старуха, в мехах и бриллиантах.

Публика стала перемещаться.

– Как вчера? Удачно?

– Да как сказать. Выиграл Кронштейн. До сих пор переживаю, как я не догадался на него поставить?

– Проруха на старуху! Бывает. Пойдём выпьем. У них коньячок имеется приличный!

– О! Кого я вижу! Ну и как после вчерашнего? Тоже на Кронштейна поставил? Ха-ха-ха!

– Ну, не повезло.

– Да ладно! Не повезло ему! Петька, не верь ему! Ха-ха-ха! Он нас всех вокруг пальца обвёл! Не слыхал? Вот этот субъект дописал книгу после … ну того … в прошлом годе умер, молодой такой.

– Фамилия-то как?

– Фамилию точно не помню. Умер то ли от туберкулёза, то ли от СПИДа.

– Обжаренов его фамилия была. А писал он под псевдонимом. Майкл Харт.

– А-а-а! Признаюсь честно, не читал. Хотя от кого слышал, что дрянь, а не книга.

– Дрянь, не дрянь, а издали. И гонорар заплатили.

– А родственники этого Харта тебя отблагодарили?

– Не без этого! Ну, что, братаны? Пойдём по коньячку что ли? Потом некогда будет. Я пришел сюда спонсоров под мою новую книгу искать.

– Пойдёмте! Пойдёмте! И в окна на вечерние бульвары полюбуемся. Лепота!

И они удалились.

Вечер продолжался. Торжественная часть шла как обычно. На сцене пели или плясали. Между этими выступлениями появлялись солидные граждане. На подносе подавали конверты, которые распечатывались и оглашались имена или названия фирм. То есть обозначали лучших. Ни фирмы, ни имена Марфе известны не были. Публика в зрительном зале аплодировала и радостно вскрикивала. А когда началась часть неформальная, толпа вынесла её прямо к буфету. Рядом оказалась какая-то тётка.

– А! Давненько я вас не видела! Наверно, опять в Ниццу ездили отдыхать?

Только Кириллова хотела ответить, что женщина её с кем-то перепутала, как тётка толкнула острым локтем в бок:

– Как погода? Как море? – Кажется женщина даже не пыталась услышать ответы. – Сюда! Быстрее! Не хлопайте ушами! Здесь икра, креветки, шампанское. А то всё разметут. Набирайте скорее!

По инерции Марфа прихватила сколько-то деликатесов на большую тарелку. И тут толпа отжала её в сторону. Вдруг рядом всплыла новоявленная знакомая. Тоже с большой тарелкой. И с двумя бокалами.

– Держите! – И протянула мне один бокал.

– Благодарю! Как у вас ловко получилось! Ой, вон столик свободный.

– Поживите с моё, милочка, и не тому научитесь.

Они пробрались к свободному столу. Закуски были отличные. В мгновенье проглотились тарталетки с креветками. И Марфа пожалела, что так мало положила в свою тарелку. Шампанское тоже неплохое.

– Вы, милочка, видели мадам Бандель?

– Нет, – молодая женщина чуть не подавилась.

“Сейчас решит, что я самозванка. Как бы ругаться не начала”.

– Их недавно обокрали. Пока мадам с любовником была на премьере «Моя лучшая подруга» в музкомедии, а муж Бандель с любовницей пребывал за городом, отмечая какую-то годовщины фирмы «Время сеять», в их квартиру на Остоженке подчистую ограбили!

– Да вы что? Разве об этом сообщалось а прессе? – Решила Марфа поддержать разговор, никто из Бандель ей не был знаком. Но кто же не слышал о бизнесмене из списка Форбс?

– Ха-ха-ха! Да кто о таком извещает массово? О! Соломон! Сколько лет, сколько зим.

– Дамы, рад вас видеть!

К ним подскочил живчик в розовом бархатном с серебристой нитью пиджаке. Подхватил и расцеловал дамские ручки.

– Ну почему вы так редко нас навещаете? – Он повернулся к Марфе. – У нас грандиозная презентация. «Я научу вас ладить с государством». Молодая писательница. Такая умная девица. Она сама сделала процветающий бизнес. И решила поделиться наработками с другими. И, пожалуйста! Новая книга советов. Буду ждать, приходите! Имейте в виду, форма одежды вечерняя. Мужчинам смокинги, дамам вечерние туалеты. Будут очень интересные люди, в том числе мужчины. Приходите и не пожалеете!

Он понизил голос:

– Фуршет будет – пальчики оближите!       Очень ждём! А где же напитки?

– В той стороне. У окна.

И побежал дальше, оставив после себя пару визиток и запах коньяка.

– Пожалуй надо пойти, – тётка покрутила визиткой и сунула её в сумочку. – О! Вот вам главные распространители светских новостей.

К ним подплывала парочка. Возрастные мужчина и женщина. Лица у обоих в ботексе и подтяжках.

– Как себя чувствует мадам Бандель? Нашли ли украденное? Преступников поймали?

– Да что вы! Кто же их искать будет? Полиция что ли? – Ответила женщина сверкая искусственными зубами. – Я думаю, что нашли бы, но им надо заплатить.

– Да нет, – вступил в разговор мужчина, – когда вызвали полицию, те сказали, что, мол, сами виноваты, двери надо лучше закрывать!

– Что вы говорите? Они двери забыли закрыть?

– Да! И что самое неприятное для Бандель, его теперь самого подозревают в краже картин. С целью получения страховки. Картины-то очень дорогие, восемнадцатый век, европейские художники. Не помню кто. Ты не помнишь, дорогая?

– Вермеер, кажется.

– Да вы что?

– А я думаю, что добром делиться надо!

– Дорогая моя, существует небольшая разница. Добровольно делиться или ограбление! Дамы, подождите, я схожу за вином. Вам какое?

– О, замечательно. Мне белое.

– А мне шампанское. Имейте в виду сухое справа, полусладкое слева. Не ошибитесь.

Компания продолжала кудахтать и обсуждать новый поворот кражи. Мимо протискивалась очередная группка, состоящая из молодых женщин. В руках бокалы и тарелки.

– … Я так хохотала. Как никогда в жизни.

– Это действительно смешно! Как он только догадался!

– Да, могу себе представить. В Милане всё замечательно? Интересная была программа?

Кириллова тихонько отодвинулась. Обе компании оказались за её спиной. Она двинулась в сторону буфета взять для себя ещё что-нибудь эдакое, деликатесное. И тут же попалась запыхавшейся распорядительнице.

– Как вам вернисаж?

– А что, здесь ещё и вернисаж?

– Ну да! Ой! Как нехорошо получилось. Надеюсь, вы не в обиде?

– За что?

– Как же? Про вернисаж-то вы не знаете. Поднимитесь на второй этаж. Обязательно зайдите, а то автор обидится. Художники – они такие обидчивые. Этот уже куксится, народу, мол, мало к нему пришли. Обидится, не будет в нашу фирму обращаться.

– Раз такое дело, я поднимусь. Не хочу вашу фирму подводить.

– Ой! Вы просто чудо! Вот моя визитка. Вдруг потребуется и от нас что-то нужное, – и убежала дальше.

Кириллова поднялась на выставку. Зал поделили холщовыми ширмами. Стены завесили картинами в толстых рамках, тонких рамках и вовсе без рам. Посетителей не было, если не считать Марфы и одного невзрачного хмурого мужчинки. Осмелев, она прихватила с сервировочного столика очередной бокал шампанского и начала осмотр. Честно говоря, Марфа не разбиралась в высокой живописи и исходила из простого критерия: вот это я купила бы к себе в квартиру, это не купила бы, а так я и сама могу нарисовать. Потягивая игристое вино, медленно двигалась по залу.

– И каково ваше мнение? – Раздалось неожиданно.

Кириллова вздрогнула, бокал вздрогнул, вино зашипело. Оказывается она не заметила как поравнялась с недовольным лохматым и бородатым мужиком. Но на всякий случай заявила:

– Некоторые вещи мне показались очень эмоциональными.

Лохматый с удивлением на неё посмотрел:

–Я подумал, что вы ничегошеньки в рисунках не поняли. А вы, оказывается, углядели самую суть!

Свободной рукой Марфа повела куда-то в сторону.

– Я не большой знаток, но мне показалось, что вот те вполне подойдут для загородного дома.

Неожиданно рядом громко затараторили.

– Дорогие друзья! С большим удовольствием представляю выставку самобытного сибирского художника …

Марфа скосила глаза. За их спинами оказалась сильно накрашенная девица с микрофоном, маркер на котором указывал на один из популярных телеканалов, оператор с помощниками. Профессиональное оборудование хищнически нацелены на девицу, на Кириллову и хмурого мужика, на ширму с картиной. Один из съёмочной группы вдруг сказал:

– Стоп! – Оборудование перестало стрекотать. – Света, сдвинься чуть влево, а то освещение плохое. А вы, вот так, в пол оборота. И продолжайте. Говорите! Продолжайте! Автор, руку поднимите. Снимаем!

Все сосредоточились. Мужик-сибирский художник старался придать лицу значимое выражение и делал рукой круги. Борода его растрепалась. Кто-то впихнул ему в руку бокал с игристым. И облик его стал совсем творческим. Марфу чуть развернули. Теперь она могла видеть и ширму с картинами, и вход в зал. Она отставила мизинчик и важно закивала головой, улыбалась, норовила чокнуться бокалами с автором картин и твердила:

– Да. Да. Да. Сколько света! Сколько эмоций!

Девица нахваливала автора. Несколько раз взяли крупный план. Привлечённые движениями и шумом в зал прибывали гости.

– Смотрите! Снимают!

– А когда сюжет выйдет?

–Вы слышали? В центральных новостях покажут. Сегодня вечером.

– Это же Сур-Рабинская! Надо автограф взять!

Съёмочная группа развернулась и начала снимать прибывших гостей.

А Марфа тихо скользнула за ширму, далее к дверям и вышла из зала. Спускаясь по лестнице, украшенной букетами.

“Интересно, они живые или качественная имитация?”

Но додумать мысль не успела, так как наткнулась на мужчину. Он был один. Мужчина как мужчина. Одет аккуратно. Худощав. Относительно молодой. Рост чуть выше среднего. Лицо узкое, длинное. Рот тоже узкий как лезвие. И глаза слегка обужены.

“Нашёл место, где встать. Странный какой-то. Может, подкарауливает кого-то или ждёт?”

Незнакомец попытался незаметно бросить окурок под ноги. И тут он заметил Марфу. В первую секунду взгляд у него был такой, будто он только что оторвался от спасения мира, и вдруг появляется тётка и нарушает его героическую миссию.

"Ну, и чего тебе надо?" – Он глядел сквозь неё так, словно Кириллова была невидимым тараканом на обоях мироздания.

“"Мне кажется, вы обронили что-то важное…" – хотела сказать женщина, но тут выражение лица незнакомца изменилось, а Марфа подошла ближе и как-то ехидные мысли моментально забылись.

– О! Извините! Съёмки, то да сё. Задумалась, – она решила быть любезной и малость прихвастнуть зачем-то.

– Ничего страшного. Бывает. Вы здесь одна? Странно.

– Почему же?

– Все симпатичные женщины сегодня со спутниками.

– А вы что же без спутницы?

– У меня нет спутницы. Я старый холостяк. Разрешите представиться! Игорь Домашевский.

Представившись, он сделал попытку галантно поклониться, чуть не сбив со стойки букет из лилий, гераней и меленьких розочек. К счастью, промахнулся на каких-то пол сантиметра. Букетик, дрогнув, остался на месте, а в его спине что-то хрустнуло.

“Остеохондроз! Как не вовремя. Но может она не заметила?”

Смерил её взглядом, будто оценивал антикварный комод перед покупкой. Взгляд был… информативным. В нем читалось и удивление, и легкое разочарование, и едва уловимое любопытство. В общем, целый калейдоскоп эмоций, и женщина это заметила.

– Домашевский? Звучит как… что-то имперское, – наконец произнесла Марфа. – Марфа Кириллова.

–Марфа Кириллова… Звучит солидно. Как название какой-нибудь благотворительной организации, помогающей добрым людям. Очень приятно, – спохватился он, чувствуя, как пот предательски проступает на лбу. – Не ожидал встретить вас здесь, в… эм… в этом…то есть…такую приятную женщину…

Он обвел рукой вокруг, пытаясь хоть как-то идентифицировать место, где они находились.

“Очень возвышенно! Лестница, служившая в прежние времена для прислуги, искусственные цветочки, сплошная романтика!” Ехидные мысли так и лезли в голову Кирилловой. Она приподняла бровь, глядя на него с нескрываемым любопытством.

–В этом, как вы выразились, «месте», – отчеканила она, – проходит вечеринка самых успешных предпринимателей. Ну, и их гостей, разумеется. О! Вы успешный предприниматель?

–Нет. Я успешный архивариус в одном таком весьма солидном государственном учреждении, если так можно высказаться.

“Он что-то скрывает!”

Алкоголь вновь заплескался в голове Марфы.

– Архивариус в одном таком?! Интересно. А что, в архивах можно найти что-нибудь… пикантное? – Марфа хитро прищурилась.

Игорь почему-то представил полураздетых барышень на дореволюционных фотографиях. Или любовные письма декабристов к женам.

– Боюсь, самое пикантное, что вы там найдете – это плесень, – серьёзным голосом заявил он. Надо же поддержать имидж одного такого учреждения!

Марфа фыркнула, то ли от смеха, то ли от разочарования. Игорь почувствовал, как в его груди робко затеплилась надежда. Плесень – это, конечно, не романтика, но, как говорится, на безрыбье и рак – плесневый гриб.

– Ладно, – сказала Марфа, – уговорили. Расскажите мне о своих пыльных томах и полуистлевших пергаментах. Может, я все-таки найду в них что-то… возбуждающее аппетит. К истории, разумеется.

“Дело пошло!” – Взбодрился Домашевский.

При обычных обстоятельствах молодая женщина никогда не заговорила бы с подобным типом. Но в тот вечер шампанское внутри плескалось и веселилось. Марфа продолжила спускаться. И мужчина двинулся за ней.

– Разве вам не надо на вернисаж? Там интересно. Картины, автор, публика. Автографы раздают.

– Мне это не интересно. Приелась вся эта цивилизация, – и он слишком театрально закатил глаза.

Разговорились.

Мужчина сетовал на современных женщин, которые не знают что хотят. А если знают, то это оказывается не по карману среднестатистическому человеку.

– По этой причине я предпочитаю женщин из Европы, – заявил Игорь, – я хоть и родился в Москве большую часть своей жизни провёл в Чехии. У меня отец занимал приличную должность в международной организации, поэтому и квартира у него в Праге, и дом загородный в окрестностях Брно, и ещё один дом, в котором я останавливаюсь, когда приезжаю в Чехию. Я частенько у него бываю. Сейчас он, правда, не работает, на пенсии, но размер весьма приличный. И ему хватает, и барышень себе заводит. В общем, ни в чём себя не ограничивает.

– Как же он справляется с таким хозяйством? Я так понимаю, что лет ему немало.

– Да. Лет немало. Но он всё время старался вести здоровый образ жизни. Спортом занимался, восточными единоборствами. Да и там, – Игорь завёл глаза высоко под брови, – всегда можно найти подходящую домработница. У отца есть. Местная. Чешка. Приходит раза два в неделю, готовит, убирает, стирает. И нет проблем. Он решил больше не жениться. Холостяк, как и я.

«Ой! Мне кажется повезло. Холостяк попался. Если захочет меня проводить, значит обратил на меня внимание», подумалось ей тогда, и она произнесла: – Что-то я приустала. Пожалуй, я пойду. Прощайте!

– Я вас провожу. Всё-таки уже поздно. Не годится одинокой молодой женщине по улицам ходить, – и он манерно, по-гусарски попытался щелкнуть каблуками, но не получилось.

«Точно, увлёкся!»

Конечно, можно было пройтись пешком. Ещё не так и поздно. Шампанское пело в голове, и Марфа решила показать, что она и есть женщина, которая знает, что хочет. И заказала такси. Пока ехали Игорь развлекал рассказами о Праге.

– Вы были в Праге когда-нибудь?

– Один раз, но очень давно, лет двадцать назад.

– И на старом еврейском кладбище побывали?

– Это там, где Голема слепили? Да, с экскурсией, – она неожиданно расхохоталась.

– Что такое?

– Вспомнила, как на той экскурсии я наступила на плитку, а она провалилась. Я так испачкалась. Ха-ха-ха! Вышло очень забавно. Только гид рассказала нам ужастик про глиняного человека, как у меня из-под ноги струя жидкой глины, и на мою ногу, и на гида. Гид говорит, это к богатству! Мы всей группой так развеселились, что пошли в ближайшую пивную и запили чешские страшилки. У нас в поездке было предусмотрено посещение несколько городов.

– Всех русских обязательно в Костницу возят на экскурсию. Вы там были?

– В самом городке была. У нас и правда экскурсия была. Но в тот самый костел не пошла. Не нравится мне мертвечина.

– А в том городке больше делать нечего.

– Что вы! Там очень интересный магазин стекла. Заправляла им старуха лет ста. Наверно. И в то время она сама такие штучки выдувала! Я не удержалась и купила земляничный кустик из хрусталя. Старуха тогда посмотрела на меня и спросила не из России ли я. Я подтвердила. А она и говорит, что все русские покупают у неё кустики с земляникой. Она угостила меня кофе. Как раз туристы из костёла вышли, а я кофе допивала.

– И в Чешском Крумлове были?

– Да. Купила себе комплект из серебра с чешскими гранатами. Как и все.

– Чехия – сказочная страна. Место силы. У моего отца загородный дом недалеко от древнего замка Кршивоклат. Там также много туристов. Там часто устраивают свои сходки колдуны и экстрасенсы.

– Да, ладно! – Я снова засмеялась. – Модная тема. Куда не плюнь экстрасенсы и колдуны!

– В том замке, в стародавние времена по приказу императора Рудольфа II был замурован в стене самый сильный алхимик Эдвард Келли.

– Сурово наказал! Что тот деятель совершил?

– Ничего особенного. Он пообещал императору философский камень и не смог его добыть. Вот живым его в стену и вставили. Однако, считается, что философский камень Келли сотворил, но по какой-то причине императору не отдал. Поэтому колдуны и кучкуются у замка. То пытаются стены ковырять, то копают в саду у замка. Отец живёт в старинной постройке, и в его отсутствие проникают эти энтузиасты, роют на участке.

Хотя Игорь явно напрашивался на кофе, Кириллова его в гости не пригласила. Расплатилась за такси, как женщина знающая чего хочет, попрощалась и ушла домой. Такси уехало. А Игорь сел в автомобиль, который ехал следом за такси.

– Я так понимаю, что познакомиться удалось. Надо было напроситься в дом на кофе или ещё что-нибудь.

– Намекал, но она что-то не поняла.

– Или сделала вид, что не поняла. Средством воспользовался? Осталось сколько-нибудь?

– Совсем мало. На следующую встречу явно не хватит.

– Возьми. Расходуй экономно. Только на эту тётку. Редкий афродезиак и дорогой к тому же. Довезу до метро, дальше сам.

Домашевский недовольно поджал губы. Некоторое время назад он решил параллельно основной службе начать собственное дело, что-то вроде бюро для оказания разных деликатных услуг. По этой причине он продал свою квартиру в центре на Покровке, купил недорогую новостройку на окраине и бизнесом занялся. Продолжая работать в полиции, он имел возможность экономить на помещении. Да и время для собственного дела всегда можно выкроить. И при всём этом почему-то не обогащался. Видимо, потому что клиент не шёл. За время своей индивидуальной деятельности он расследовал только два случая. Оба одинаковых: собирание материалов на неверных супругов. Заплатили мало. Кроме того, оказалось, что езда домой отнимает много времени и денег. Частенько приходится добираться домой на такси, платить лишние деньги. Ночью автобуса не дождёшься. Нынешнее дело сулило большую выгоду. А некоторые неудобства можно и потерпеть. В метро ему неожиданно пришло на ум, что средство для привлечения женщин следует использовать с умом. Например, применить для обольщения богатеньких молодух или состоятельных вдовушек. Для встреч можно использовать конспиративную квартиру на Маяковке.

Средство действовало безотказно, любовные дела поскакали быстрее остальных. Однако, на финансовую сторону его жизни никак не влияли. Домашевский, чтобы не запутаться в связях, установил график.

Вечером вторника два раза в месяц приходила двадцатипятилетняя длинноногая студентка философского факультета Лаура, с которой после исполнения любовного долга он разговаривал об Аристотеле, Гомере или о Карле Марксе. Энгельса почему-то он не вспоминал.

Она курила его сигары, держа их в тонких пальцах с накрашенными алым лаком ногтями. Он наблюдал за ней, полулежа на диване, вдыхая терпкий дым. Лаура говорила о нигилизме и экзистенциализме, о детерминизме и свободе воли. Он кивал, подливал ей водочки, и чувствовал, как слова облетают его, не задевая, словно осенние листья, осыпающиеся с дерева. Ему было интересно наблюдать за тем, как она морщит лоб, пытаясь выразить мысль, как ее глаза загораются от возбуждения, как она жестикулирует своими длинными руками, словно дирижируя невидимым оркестром. Иногда, когда она замолкала, устав от интеллектуальных баталий, он спрашивал ее о ее жизни, о ее мечтах. После ее ухода он подолгу сидел в кресле, глядя в окно на ночной город. Огни мерцали, словно далекие звезды. Он не чувствовал себя одиноким и потерянным: Лаура вернется через две недели.

Вечером четверга также два раза в месяц появлялась миниатюрная юная брюнетка Констанция. Тоже студентка, но журналистского факультета, обожавшая драматургию. Она могла бесконечно рассказывать о модных и новых театральных постановках. И даже несколько раз вытаскивала любовника в театры. Билеты в таких случаях Констанция покупала сама. И они всегда сидели на галёрке. Это было весело. Рядом размещались завзятые театралы, студенты актёрских учебных заведений, поклонники каких-то там талантов, шуршащие и пахнущие цветочными букетами. Шуршание программки в темноте, сдавленный кашель, перешёптывания – всё это создавало особый, ни с чем не сравнимый фон, на котором разворачивалась трагедия или комедия на сцене. Констанции нравился запах кулис, этот терпкий аромат пыли, старых декораций. Они всегда старались приходить заранее, чтобы успеть занять свои места и впитать в себя эту атмосферу ожидания чуда.

А он любил наблюдать за людьми в партере, за их нарядными платьями, отполированными туфлями, за блеском бриллиантов в полумраке. Ему казалось, что они живут какой-то другой жизнью, жизнью, к которой у него нет доступа. Но на галёрке все были равны, все объединены любовью к театру, к искусству, к магии перевоплощения. Здесь можно было забыть о повседневных заботах, о проблемах и неудачах, и просто погрузиться в мир фантазий и грёз. Занимающие места на галёрке всегда общались между собой. И Домашевский ощущал себя причастным к искусству.

Чтобы девицы не уселись ему на шею, он пояснял, что завален работой, а ещё часто посещает политические клубы и общественные кружки, где встречается с высокопоставленными людьми, от которых зависит его бизнес. Возможно, и для них что-то со временем найдётся, обещал он. Лаура и Констанция, а они не предполагали существование друг друга, не возражали, не настаивали на каких-то своих идеях, находились в ожидании привлекательного будущего.

Два раза в месяц, по средам он встречался с яркой шатенкой возраста слегка за. О! Какая это штучка! С холодным лицом и строгой повадкой, настоящая снежная королева. Что соответствовало её профессии. Почти коллега. Начальник большого управления в системе, в которой служил и он. И вряд ли кто-то предполагал, что таким обликом и должностью скрывалась натура разнузданная и неутомимая в смысле секса. Её привлекала только физическая близость. Мадам, имевшая за плечами три брака, искала для себя четвёртого мужа, Игорь как кандидат в супруги ею не рассматривался. Он это прекрасно понимал, но рассчитывал хотя бы на помощь в продвижении на службе.

А эта Кириллова никуда не денется. Кому она нужна? В возрасте, зарплата средняя, без особого имущества, без связей. Разве что квартира в центре Москвы. Но, как он уже выяснил, там прописаны родственники.

Марфа не видела машину, которая за ними следила, ни того, как Игорь в эту машину совершенно спокойно уселся и уехал. Она скакала по квартире, разбрасывая одежду, и напевала на манер цыганского романса:

– Он увлёкся, он увлёкся, Игорь Домашевский дорогой!

Мысль, что у мужчины могли быть какие-то иные мотивы, Марфе в голову не пришла.

«Надо на сайт мероприятия зайти. Посмотреть», – подумала она. И сделала это.

Глава 5

Глава 5

Организаторы расстарались. Фото уже залиты. Она внимательно просмотрела все и нашла и себя, и своего нового знакомого. На фото Марфа получилась на удивление удачно. Новая стрижка, оригинальный макияж не только сбросили женщине возраст, но и дали возможность проявиться некоторой стильности. Эдакая француженка в возрасте, но вполне сексуально привлекательная.

В жизни, конечно, все было немного… э-э-э… документальнее. Утром, например, "француженка" обычно щеголяла в стареньком, но любимом халатике с оторванной пуговицей, а из прически торчали какие-то жалкие остатки укладки, сделанной неделю назад, напоминая скорее гнездо потревоженной вороны. Макияж же ограничивался остатками ночного крема на щеках и следами зубной пасты в уголках рта.

А фото…что фото? Это всего лишь иллюзия, тщательно отретушированная реальность, как в инстаграме у молоденьких блогерш, которые, по ее мнению, "только и умеют, что губы уточкой делать". Реальность же заключалась в том, что она, Марфа, вполне себе бодрая дама в возрасте.

И потом, разве настоящей француженке нужно краситься, чтобы быть привлекательной? Главное – это умение закатить глаза, сказать "О ля-ля!" по поводу любой ерунды и носить небрежно завязанный шарфик. Шарфик, кстати, у Марфы был. Настоящего шелка, остался от бабушки, но это детали.

Казалось, что еще немного, и она начнет курить тонкие сигареты через мундштук, небрежно поправляя ярко-красный берет. Впрочем, берета у нее не было.

Но главное! Ощущение! А ощущение у Марфы было, что она – звезда, пусть и локального масштаба, но звезда! И пусть завидуют эти молодухи с их ботоксом и филлерами. Марфа и без этого дала им фору!

А вот мужчина не казался таким привлекательным, как в реальности. С точки зрения Марфы. Худой. Лицо длинное. Нос длинный. Постоянное брезгливое выражение лица. Да, надеты на нём фирменные вещи. Но при детальном рассмотрении видно, что куртка из лайки маловата, а джинсы чуть коротки и сильно ношены. Люди обеспеченные в таком на вечеринки не ходят. Женщина почувствовала лёгкое разочарование.

– Он же рассказывал, что отец обеспеченный, живёт в Чехии, квартира в Праге, дом загородный в приличном месте, заграницу часто к отцу ездит, и что он единственный наследник? Почему тогда Игорь так странно оделся на торжественное мероприятие? И в целом похож на какого-то зверька. Нет! Просто он нефотогеничный, – убеждала сама себе, вернув хорошее расположение духа, и отправилась спать.

На следующий рабочий день сотрудники офиса пребывали в ажиотаже. Кто-то увидел новости культуры и узнал в них Марфу, поэтому встретили её бурным обсуждением.

– Ты смотри, совсем звездой стала, в новостях по центральным телеканалам показывают.

–Да. Какой кадр удачный. Я на твоём распечатала бы и в рамочку!

Удачный кадр воспользовавшись советом Марфа распечатала его в формате А4 и поставила на рабочий стол. Теперь каждый, кто подходил к её столу, видел преображение.

– Что вы! Это не меня показывали, а одного очень известного художника из Сибири, вот только я забыла как его имя.

– Кириллова, совсем ты зазналась!

– Знаем мы таких простых художников из Сибири!

– То-то женихи набегут, только отбивайся!

– Новая прическа тебе идёт.

– А платье какое! Индпошив?

– Смотри, Кириллова! Подстроит тебе Яков какую-нибудь пакость! Нельзя ему доверять.

«Интересно, чтобы сказала Петрова, если бы узнала, что я с мужчиной познакомилась и он меня до дома проводил? – Хихикала Марфа про себя и о своём. – Наверно, скажет: дура ты, Кириллова! Сама за такси заплатила! Да что это за мужик такой? Альфонс, что ли?»

Кто-то нашел повтор программы в интернете, и все уставились в экран. И долгое время обсуждали одежду Марфы, её причёску, прическу автора картин, одежды пришедших дам, их причёски, украшения.

Новый знакомый в телевизионный сюжет не попал, но женщина прихвастнула и им, показав общие фото.

–Дай-ка, дай-ка я посмотрю на мужчинку, – вездесущая Петрова нацепив очки чуть ли не носом уткнулась в монитор.

–Но гонор-то, гонор! Он с таким презрением смотрит на очередь к столикам, словно он тут, по меньшей мере, герцог, снизошедший до простолюдинов.

–Да нет! Он больше походит на Джеймса Бонда в отставке. Отошел себе от дел и коротает дни в поисках идеального капучино.

–Ой! Бонд никогда бы не надел джинсы и не демонстрировал бы отсутствие носков между штаниной и ботинком. Да и брезгливое выражение лица у агента 007 было скорее снисходительным, а не откровенно надменным.

Марфа расхохоталась, и ей представилось как новым знакомец пытается заказать кофе. "Мне, пожалуйста, эспрессо. Нет, не тот эспрессо, который вы обычно делаете для этих… пролетариев. Мне нужен эспрессо из зерен, которые лично собирали тибетские монахи в полнолуние. И молоко. Молоко должно быть от альпийской коровы, которую ежедневно массирует швейцарский массажист. И никакой пены! Пена – это для… понимаете сами, для кого." Что он сделает, если бариста предложит ему заплатить? Достанет пачку хрустящих евро, перевязанную шелковой ленточкой?

Рабочий день продолжился по накатанному. Сотрудники вели себя как обычно. И разговоры во время небольших чайных перерывов как всегда.

– Представляете, эта злыдня по литературе не поставила дочери отлично за четверть! Ходила в школу на разборки.

– И что она сказала?

– Говорит, надо вам, родители, больше с ребёнком заниматься! Говорит, что дочь опозорила школу перед проверяющими. Вот такие дела.

– Да что там случилось?

– На показательном уроке спросили как звали няню поэта Пушкина. Моя руку тянет. И отвечает, что звали её дряхлой голубкой!

Все стали смеяться.

– Что ржете? Как ту тётку-то звали?

– Вы! Молодежь, уж до ручки дошли! Арина Родионовна её звали! Арина Родионовна!

– Да, ладно вам! Девочка практически и не ошиблась. Пушкин няньку свою и правда называл голубка дряхлая моя.

– Почти как Змеюка. Зовут её по паспорту Софья, а когда с посетителями общается представляется как Зофья Валевская. Типа как намекает на породу.

– О! Когда-то духи такие были. Пани Валевская.

– Хорошие?

– Так себе. Средние.

– А в нашей школе выдумали неделю занимательных задач. Каждый ученик должен на уроке математики доложить задачку с изюминкой для других учеников.

– Ой! Это как же?

– Задачку с нестандартными условиями. И что делать? Муж несколько дней по библиотекам бегал, искал что-нибудь эдакое. Не нашёл.

– И как же обошлись?

–Нам сосед помог. Он в МГУ преподаёт. И ещё для маленьких детей что-то там объясняет. При университете есть специальные классы для талантов. Собирают деток со всей страны и обучают их. Так он с моим-то и поделился. Да смех такой вышел! Сначала сосед мужу объяснял в чём изюминка в задаче. Муж пытался сыну объяснить, но не получилось. Они вечером вдвоём к соседу побежали! Не знаю чего уж у соседа два часа делами, но ребёнок вернулся довольным.

– То есть задачку доложил?

– И доложил. И правильный ответ пояснил, потому что в классе никто не смог решить. Учитель доволен. В классе дети довольны, им задача показалась очень интересной. Сын тоже доволен.

– А ты сама-то чего вздыхаешь?

– Да вот ребёнок заявил, что понравилось ему. Он только теперь понял, что математика очень увлекательная и нужная наука. И решил стать математиком. И как теперь?

– Не переживай! Какие ваши годы? Ещё сто раз передумает.

– Марфа, вы очень хорошо справились с заданием, – однажды заявил директор, – особенно заказчикам понравилась часть, которую вы назвали «особое мнения». По правде сказать, мы сначала не обратили на это внимание. А вот, заказчики. Они решили воспользоваться вашими советами. И действительно! Оказались в прибыли. По условиям контракта вам полагаются премиальные. Зайдите в кассу.

– Марфа, как вам удалось такое «особое мнение» придумать? А главное угадать, как лучше заказчику поступить? – Усиленно интересовалась Софья.

– Это случайность. Просто я всё внимательно проанализировала.

– Подумать только! Проанализировала! – Возмущалась Софья в кабинете директора. – Она от кого информацию узнаёт. Инсайдер у неё. Недаром говорят, что Кириллова завела любовника-крутого бизнесмена, а может и чиновника, и её теперь регулярно по телевизору показывают, а ещё она выиграла в лотерею и собирается уехать в Париж.

Директор поморщился.

– Ну так поспрашивай у неё, повыведай. Нам лучше нужному человеку на стороне иногда платить, чем постоянного сотрудника содержать. Не для всех же “особое мнение” составлять, только для избранных. То есть для наиболее обеспеченных клиентов. Постарайся, и сама будешь процент от соглашения получать.

Возможно поэтому в бюро появилась новая сотрудница. Молодая нахрапистая девица с выдающимися ногтями и декольтированными офисными одеяниями. О себе она рассказывала, что обучается в финансовой академии. Факультет называла какой-то мудрёный. То ли странноведение, то ли дипломатический, но что-то эдакое. Всем желающим поясняла, что получив диплом намерена работать в приличном диппредставительстве. Закатив глазки, уточняла, что это будет не в России. Марфу назначили наставником как ныне модно. Рабочее место новенькой определили рядом. Объём работ неожиданно увеличился вдвое, а на все претензии отвечали, ну вас же теперь две. Новенькая большую часть рабочего времени проводила в каких-то деловых разъездах. Где и зачем было известно только руководителю их небольшой организации.

– А я слышала, что ты сама популярная работница. К тебе очередь из заказчиков.

– Кто же такое говорит? – Марфу покоробило слово “работница”.

– Да вот, директор. Да и другие сотрудники. А ещё говорят, что ты как-то рассчитываешь перспективу. Научи меня! – Требовала стажерка.

– Послушай, для этого надо пять лет учиться в институте, а кроме того читать много специализированной литературы, – на полном серьёзе отвечала Марфа, – без этого никак!

Новенькая сморщилась. Заметив это, Марфа сказала:

– Но можно начать и с малого.

– Что делать? – Вскинулась стажерка.

– Составить таблицу. В интернете мониторишь курсы акций. Предприятия я пометила. Указываешь дату, время. То же самое с облигациями и курсами металлов. Ежедневно обозреваешь крупные финансовые и ресурсодобывающие концерны и иные организации. Вносишь данные не только по датам, но и по часам. Например. Дата 1 число. Время 10, 14, 16, 20 по московскому времени. В скобках отмечаешь токийское. И так всю неделю. Начинай сегодня.

– А где таблицу взять?

Марфа не выдержала:

– В голове! Таблицу делаешь сама. На компьютере. Ты пользоваться простыми программами умеешь?

– Что я совсем ненормальная? Конечно, умею.

– Приступай. Через неделю посмотрим, что у тебя получилось.

Пришла Софья и вызвала новенькую по какому-то срочному делу. Неделю девицу на работе никто не видел. К среде объявилась.

– Ну, смотри. Вот таблица.

– Не понимаю, где тут даты, время, ссылки на предприятия, курсы.

– Вот же. Я сделала как ты мне объяснила.

– Да уж! Ты же просто всё в кучу свалила. А надо раздельно. И не только по датам, но и по часам. Я тебе временные отрезки диктовала. А из этой подборки ничего определить нельзя.

Стажерка поджала губы и удалилась в кабинет Змеюки.

На предложение Марфы, не пора ли поработать, она отвечала, что ещё недостаточно ознакомлена с общей структурой компании, так девица называла бюро. Без этого никак не получается выбирать необходимые данные для отчетов.

– Так как ты угадываешь бизнес-прогноз?

– Я не угадываю, а рассчитываю. Это разница большая.

– Научи!

Но Марфа не собиралась раскрывать свои секреты. На самом деле ей пришло в голову составить индивидуальные карты части бизнеса предпринимателя, обратившегося к ним, и его предприятия. Случайно ли? Пожалуй, нет. Сам предприниматель на неё произвёл благоприятное впечатление. Образованный мужчина. Речь правильная. Одевается неброско, без вульгарности, но вещи хорошего качества. И название у его фирмы привлекательное и на взгляд, и на слух. И решила Кириллова провести такой вот небольшой эксперимент. Она подумала, что в том случае, если предприниматель будет чем-то недоволен, то скандала не произойдёт. Приступив к составлению карт, она прошерстила множество источников научных и эзотерических. Посмотрела финансовые справочники, в том числе и за прошлые годы. Вспомнила некоторые формулы по физике и астрономии из школьной программы. Кое-какую информацию пришлось вытаскивать из научной библиотеки, по знакомству, конечно. Эта забава, по первичному мнению Марфы, превратилась в серьёзное, занявшее много времени исследование. Но основой этого исследования были книги, доставшиеся Марфе после Веры Тарасовой. Составив карты, она их соединила. В результате получился график, который явно указывал на рост той самой части исследуемого бизнеса, но при условии вложения в него сумм не менее определённой.

Тогда Марфа задумалась, что если намекнуть заказчику об этом. Она не скажет, что это сложные и рисковые расчёты. А предложит как вариант развития его бизнес-проекта. И посмотреть на результат, если заказчик предложением воспользуется. В пояснениях Марфа оговорила, что подобные действия могут привести к огромной экономической выгоде, но все действия по вложению денег должны произойти в определённый день и время. Даты, часы, минуты, секунды, градусы, расположения наиболее важных для заказчика планет в своём графике она заменила на проценты, котировки, изменения стоимости валют и другие финансовые показатели. В таком виде график принял вид не астрологической карты, а вполне делового документа. Заказчик, как оказалось, внимательно изучил условия. Решил рискнуть. И выиграл. Предприниматель оказался разумным человеком. Он подумал, что информация, приведшая его к дополнительной прибыли, получена от какого-то важного должностного лица и не стал распространяться о том, кто ему дал такую подсказку.

А вот директор консалтингового бюро решил на подобных графиках обогатиться. А для этого требуется узнать кто снабжает его сотрудницу Кириллову необходимой информацией. Для этого он завалил Марфу работой, полагая, что премудрая сотрудница подключит стажерку, которая и выяснит кто же сообщает нужные сведения.

– Марфа, я не вижу «особого мнения» в акте обследования деятельности фирмы «Весёлые звёзды». Вы не успели сделать? – Вопрошал Яков Семёнович.

– Я не вижу у них никаких перспектив. Не буду же я выдумывать.

– Как это нет перспектив! Они оборотистые ребята. На ходу подмётки рвут, – хохотал директор.

– Это временное явление. Через месяца два они лопнут. Но если вы хотите, чтобы я это добавила в акт, то я напишу. Боюсь только, что они нам денег не заплатят. Или ещё хуже сделают. Например, отсоветуют другим в вашу фирму обращаться.

«Весёлые звёзды» прекратили своё существование чуть позднее, чем предсказала Марфа. Продержались они целых три месяца. Один из собственников фирмы был застрелен возле собственного загородного дома. Другой исчез. Родственники бизнесменов решили поделить имущество, а делить оказалось нечего, всё, что можно было выведено за рубеж, а куда – никто не знал. Кроме того, оборотистые ребята ухитрились заплатить Якову Семёновичу за услуги только незначительный аванс. А неудачливые родственники всё не успокаивались. Почему-то в их головах появилась мысль, что сбережения фирмы присвоил себе Яков Семёнович. И направили на него правоохранительные органы. Пошли длительные и малоприятные разборки. Выяснилось, что Яков Семёнович не при чём. Дело против него прикрыли. По прошествии всего директор обиделся на Марфу.

– Надо что-то делать! Может нанять честного детектива, пусть выяснит кто Кирилловой информацию сливает!

– С ума сошла! Это же денег стоит!

– Поискать надо подешевле. Или сделать по-другому. Я сама за ней послежу несколько дней. У соседей расспрошу. Не может быть такого, чтобы никто ничего не видел.

– Авантюристка ты, Сонька! Нет, так не годится. Ты точно попадешься, вытаскивай тебя потом из правоохранительных органов. Надо поступить по-другому. В нашем здании внизу три этажа под торговым центром. И у них полно охранников, наверняка среди них есть и бывшие милицейские. Надо кого-нибудь их них привлечь.

– Яков Семёнович, и как вы это себе представляете? Пройтись по магазину и к охраннику к каждому подходить и предлагать? Или объявление по громкой связи сделать? Офис «Герчук+» ищет на временную работу – слежка за сотрудником. Так что ль?

– Эх, Сонька! Оборотистая ты баба временами. Но в основном – дурища. И чего я тебя на работе держу? Для таких деликатных вопросов есть так называемые деловые связи. Я сейчас позвоню управляющему ТЦ, скажу, что одно хорошая женщина попала в неприятную ситуацию. Типа, муж налево стал ходить. Может порекомендует кого из своих сотрудников. Женщина в ситуации – это будешь ты. А следить он будет за Кирилловой. Давай «легенду» продумаем. Как и что. А то нагородишь чепухи и всё дело провалишь!

– А как с оплатой быть? Наверняка деньги требовать будут.

– Конечно, деньги нужны. Чтобы сделали как следует, надо на бумаге типа договор составить. Иди, звони в какое-нибудь детективное агентство и поспрашивай, что в их функции входит, какие услуги они предоставляют, как отчитываются перед клиентами, то-сё. Иди! Поторопись!

Недовольная Софья заперлась в кабинете и засела с телефонным справочником. От многочисленных звонков у неё разболелась голова. Однако, она отметила корректность сотрудников, которые с ней общались. Вот, если бы к ней так приставали с расспросами, то она давно нагрубила бы звонившему, да и телефон улетел бы в стенку.

Через стеклянную перегородку она косила глазом в сторону Марфы и злилась на неё. В результате для директора получилась небольшая справка, в которой заместительша указала, что для детективной деятельности требуется лицензия, что любой детектив гарантирует решение проблемы клиента. А также составляется обязательный письменный договор, в котором заказчик указывает конкретное задание, а детектив расписывает какие необходимые мероприятия он предпримет, какие этапы расследования будут произведены. И, конечно, обязателен аванс и окончательный расчет. Она подробно расспросила о стоимости услуги по слежке за человеком.

Яков Семёнович остался доволен:

– Вот тут-то мы сможем сэкономить. Договор неофициальный. Налоги и другие выплаты он с заработка делать не будет, поэтому и сумму предложим такую.

И взмахом ручки он оставил только двадцать пять процентов от стоимости услуг детективного агентства.

– А если не согласиться?

– Тогда эти деньги, или чуть больше, передадим управляющему, а он сам кого-нибудь заставит за зарплату. Учись, как дела делаются!

С сыщиком, по мнению Якова Семёновича, вышло не очень хорошо. Некоторое разочарование наступило после разговора с управляющим торгового центра. Тот пояснил, что нет у них охранников. А те ребята, что за порядком присматривают, это отдельная организация, по договору. Но контакты дал.

Мужик из охранного предприятия явился вовремя. Он оказался не простым охранником, а начальником отдела службы безопасности, которая и присматривала за торговым центром и рядом других объектов. Сам невзрачный. Если описывать фигуру, можно смело заявить «слов нет»! Туловище как прямоугольник. Руки, ноги как корявые ясеневые стволы. Глаза – плошки, небольшие, бесцветные, уши – вареники. Цвет волос не определялся, а сами волосья торчали в разные стороны. И не понять куда смотрят. Несмотря на это, незаметный. Вот так мимо пройдешь и не заметишь человека. Пока шел разговор, сыщик вроде и сидел на предложенном месте и в то же время казалось, что руки, ноги, да и туловище его постоянно двигались. Чисто осьминог. А имя-то, имя! Борис Соломонович Перчаточка.

Это директору и не понравилось.

Впрочем, сыщику директор также не понравился. Он не очень-то и хотел заниматься каким-то мутным делом в консалтинговой фирме. Но жена накануне стала подсчитывать накопления и пришла к выводу, что не хватает. А ведь нужно на новый автомобиль, на ремонт квартир: их и дочери.

Год назад семья Перчаточки в полном составе поехали отдыхать на остров Кипр. Отдых Борису Соломоновичу не понравился. А что может нравится? Море? Песчаный пляж? Да всё это есть на Родине. Жена купила себе очередную шубу из норки. Так шубу и дома можно прикупить. Конечно, и жена, и дочь верещали, что на Кипре и выбор шуб больше и цена меньше, но он в этом ничего не понимает. Единственное, что он понимает то, что с учётом перелёта и проживания шуба обошлась семье довольно дорого. Он-то сам целый деть на пляже с внучком и зятем, когда Димка-зять отбивался от женщин и наотрез отказывался бродить с ними по магазинам.

Что больше всего не понравилось Борису Соломоновичу, так это отсутствие собеседников. Нет, люди русскоговорящие были, но душевных разговоров не получалось. То ли дело на дачке, в деревне. Рано утром летом пастух Петька собирает бурёнок. Кричит на всю сельскую улицу:

– Пастух! Пастух!

И хозяйки выгоняют скотинку со дворов. Топот. Пыль столбом. А Петька, возрастной деревенский мужик, успевает поговорить с кем-нибудь.

–Как жизнь, Петро? Сто лет не виделись! – Спрашивает мужик перепачканный машинным маслом и протягивает Петру такую же перепачканную руку. И ещё одному мужику, вышедшему покурить.

Крестьянин, к которому он обратился, морщится, но в разговор вступает, как и Петька. Чего ж обижать хорошего человека?

– Да что рассказывать? – Петро руки жмёт обоим. – Устроился в колхозе пастухом. Заработок небольшой. Но некоторые хозяйки подмогают. Кто яйца дает иногда. Кто огурцы или зелень. Так и живу. Вот картохфель пойдёт, так и картохой поделятся.

– О! За так что ль дают?

– По хозяйству помогаю. Кому огород помочь вскопать. Кому хлев почистить.

– Ну, а как с личной жизнью? Семья есть?

–Зачем мне, инвалиду, семья?

– На твоем месте, Петро, обязательно надо жениться. А то и стакана воды подать некому.

– Да зачем? У нас хозяйки добрые. Подмогут в случае чего. Разве это плохо? А вода мне не нужна. Не пью воду. Всё больше молоко да квас. А друганы придут да самогоночкой и угостят.

Стадо и пастух уходят. Собеседники расходятся. Пыль оседает. Устанавливается тишина. Только коровьи лепешки указывают на то, что здесь происходило полчаса назад.

Да-а-а! Что может быть душевнее сельской глубинки!

А в нынешнем году дочь с зятем и внуком вновь отправить отдыхать на Кипр месячишка так на три, как сказали отцу. Потом, правда, супруга открыла тайну, что их дочь премудрая ещё во время прошлой поездки сняла апартаменты на полгода.

– С большой скидкой! Какая у нас дочка выросла умная. Всё рассчитает, всё прикинет. Сейчас они втроём отдыхают, а мы к ним попозже подъедем!

– Да кто же нас туда пустит без путёвки? – Возмущался Перчаточка.

– Ты совсем от жизни отстал! – В ответ возмущалась жена. – Они выкупили апартаменты на полгода, а проживать в них могут хоть сто человек. Проблем нет! Билеты достанем и полетим. И Таня уже кое-чего прикупила для продажи.

– Чего кое-чего?

– Да кое-что из женского бельишка. Фирменного. Ей перед поездкой заказы сделали. Мы обратно полетим и сами товар доставим. А туда полетим – новые заказы списками отвезём.

И что ведь дальше молодёжь выдумала! Им так понравился остров, что они решили прикупить коттедж там. Они решили! Мать поддерживает, а его никто и не спрашивает! А деньги должны родители где-то изыскать. Он хотел было решительно отказать, но телефонную трубку передали внучку. И тот радостным голосёнком кричал деду о том, что научился плавать в море, что лепит из песка на пляже самые высокие замки для дракона, что перестал кашлять, кушает и спит хорошо. Да, малышу нравится. Да, здоровье мальчика улучшилось. Это тут же подтвердила дочь. И добавила, что русских тут много. И даже можно найти работу.

«Какая работа? Что такое она говорит? Школу-то еле-еле окончила. А туда же! Коттедж ей подавай. Насмотрелась американских фильмов. Зятю-то что? Он электрик, он всюду сможет устроиться. А эта-то? И куда лезет? И жена туда же. Поживём на старости как люди. Сейчас, можно подумать, не как люди живём. Всё есть, а им мало. И пилят обе каждый день. Куда деваться? Так что денежки вынь да и положи.» – Размышлял охранных дел мастер.

И решил начальник отдела службы безопасности тряхнуть стариной и подзаработать.

– Но мы хотели решать наш вопрос не совсем официально, – проблеял директор, – у женщины, которая попала в сложную ситуацию не хватит средств фирму оплачивать. Я предупреждал!

– Так мы и оформим неофициально. В чём проблема? – Заявил сыщик. И голос его звучал хрипло, как у старого дворового пса.

В разговор вступила Софья.

– Понимаете, я попала в нехорошую ситуацию. Я подозреваю одну из своих сотрудниц в разглашении конфиденциальной информации.

Сыщик закашлялся с каким-то присвистом. Заместительница ураганом пронеслась по кабинету и откуда-то в её руках появились медицинские маски. Одну она стремительно натянула на свой нос, другую протянула директору. Директор схватил маску и передал сыщику.

– Возьмите. Вам нужнее. Мой приятель, владелец торговых площадей, говорил, что у вас ранее, в прежние времена, работа была очень сложная. Иногда с изоляцией. А там туберкулёз, кажется, обычное дело.

– А в чём это выражается? Кашель что ли? Не обращайте внимания! Я курильщик со стажем. И подумал:

«А этот жук принял меня за бывшего зэка. Может сам сидел? Нет. Если сидел, точно за сидельца не принял бы. Раз принял за бывшего зэка, разубеждать не стоит. Пусть побаивается».

– Перейдём ближе к делу. Как известно «время – деньги»! Так что там случилось? И почему именно вы попали в нехорошую ситуацию, если информацию разглашает ваша сотрудница?

Софья заюлила:

– Ну как же! Я за кадры отвечаю, а от нас стали уходить клиенты без всяких объяснений.

– Это ничего не значит. Возможно, заказчики услуг находят более привлекательные для себя фирмы. Не вижу оснований для выводов, которые вы сделали.

– У нас падает прибыль.

– Это понятно, раз клиенты уходят. Я не вижу ничего особенного, чтобы подозревать сотрудника. Скажите, ваш сотрудник сколько времени присутствует в офисе?

– Весь рабочий день, пять раз в неделю. Но когда очень напряженно, она задерживается на работе. Иногда выходила в выходные.

– Одна? – Оживился сыщик. Во время беседы он чиркал карандашом в блокноте.

– Нет. Кто-нибудь обязательно ещё на работу выходит. Существуют некоторые тонкости. Чтобы собрать весь материал, нужны результаты работы нескольких человек. При этом результаты подготовляются частями. Сразу это сделать невозможно.

– Получается, сотрудник никогда не бывает в одиночестве на работе? И всё рабочее время?

– Да.

– Не вижу криминала. Должно быть ещё что-то, раз вы так переживаете. Вы что-то скрываете?

– Неудобно говорить, – Софья скромно опустила глаза, – но мне кажется, что она встречается с неким крупным чиновником, который нам вредит.

– По какой причине некий крупный чиновник желает вам навредить?

– Из мести, – вякнула Софья и поняла, что сказала явную глупость.

Яков Семёнович решил дело исправить:

– Софья слишком эмоциональна. Она погорячилась. Мы полагаем, что некий чиновник имеет бизнес схожий с нашим. Не сам, конечно, а через подставное лицо. Вот и использует нашего сотрудника, которая, пользуясь возможностью, уводит из сферы нашего влияния наиболее денежных клиентов.

– С крупным чиновником никто связываться не будет.

– Послушайте, дорогой вы наш, – директор глянул честными глазами на сыщика и приложил руки к груди, – мы ведь может и ошибаться. Мы просто хотим, чтобы вы понаблюдали за нашим человеком.

– Последили, – встряла Софья.

– Нам не хотелось обидеть ценного сотрудника. Может, утечка через кого-то другого происходит. Вы всего-то понаблюдаете с кем она встречается во внерабочее время.

– Как долго требуется следить?

– Недолго. Возможно, не более двух недель.

– Если требуется только то, что вы назвали, то давайте заключим договор. Я набросал пункты, обязанности и ответственность сторон. Ознакомьтесь. Условия об оплате, аванс, – предполагаемый сыщик вытащил из кармана свернутый в несколько раз, слегка помятый лист. – Мой почерк разберёте? Договор заключаю с кем?

– Со мной, – пококетничала Софья. – Пойду подготовлю проект. Как мне вас обозначить?

– Просто. Исполнитель: Борис Соломонович Перчаточка, – и он протянул свои пометки.

Софья развернула и поперхнулась, глядя на сумму соглашения. Она подошла к своему начальнику:

– Посмотрите на стоимость!

И Яков Семёнович вытаращил глаза. И чуть не воскликнул, неужели так много?

– Софья, иди, печатай! Подожди! Будешь печатать, оставь строчку, впишем стоимость договора от руки. Два экземпляра, не забудь.

Софья шустро выбежала из директорского кабинета.

– А вы сообщите мне всю имеющуюся информацию о вашем сотруднике.

– Вот. Всё подготовлено. Мы постарались заранее, чтобы не отнимать вашего драгоценного времени, – заявил директор и протянул Борису Соломоновичу тоненькую папку, гордо добавив, – здесь всё!

Перчаточка пролистал бумаги и понял, что и директор, и его заместительница полные профаны. И всё, что они долго ему рассказывали есть враньё. С другой стороны, за счет таких не грех и поживиться.

А далее мужчины стали обсуждать цену услуги. Яков Семёнович настаивал на двадцати пяти процентах от суммы, указанной специалистом. Сыщик возмущался, призывал в свидетели каких-то очень влиятельных людей. Оба сопели, выдвигая разные доводы. При этом сыщик заявил о сопутствующих расходах за счёт заказчика детективной услуги. Сошлись на тридцати пяти процентах и отдельно текущие расходы. При этом аванс обязателен.

Ознакомившись с документацией, Борис Соломонович обрадовался, что объект слежения проживал в центре, но вида не показал. Значит, часть расходов он сэкономит в свою пользу. Лицом, однако, он выражал недовольство.

– Здесь минимум информации. Чтобы правильно собрать сведения мне также необходимо знать кое-что о вашей фирме: чем занимаетесь, партнёры, деловые связи, коллектив, общая численность.

Он стал задавать вопросы, Яков Семёнович отвечал.

– Ой! Мы забыли фотографию объекта приложить.

– Не обязательно. Просто укажите на объект. Я на айфон сниму.

Договор подписали.

– Когда приступать к делу?

Заказчик замялся.

– Так прямо и не скажешь. Вдруг сейчас её приятель в отъезде? Как считаете, будет ли лучше, если мы сообщим вам на текущей неделе когда вам начать работать? – Спросила Софья.

– Поступим так, – взял дело в руки Яков Семёнович, – во вторник утром, то есть завтра, я передам кое-какие данные для составления общей справки. Она, я думаю, сразу с ним свяжется. С работы мы её не отпустим, скажем срочная работа. Так что вечером они точно встретятся.

– Значит, со вторника начинаю работать по вашему делу. Если во вторник они не встретятся?

– Всё равно, работайте со вторника, и до результатов. В выходные можно не следить, они точно не встречаются. У него наверняка есть семья. Не следует ли ограничить срок? Например, две недели.

– А если результат, который вас устроит не будет зафиксирован через предполагаемое вами время? Возможно, потребуется более длительный период. Например, месяц?

– Пожалуй. Вы правы, Борис Соломонович. Определим срок так «до результата, но не более трёх недель, с возможностью продления договора по требованию заказчика». Я полагаю в три недели уложимся.

– Тогда уж оговорим, что в случае продления договора, возникает дополнительная оплата.

На отдельном листе сыщик сделал пометки.

– В форс-мажорных обстоятельствах как поступать?

– Что вы имеете в виду?

– Если меня обнаружат. Или они полезут драться? Могу ли я применять средства защиты? Приём применить или воспользоваться газовым пистолетом, если до такого дело дойдёт?

– Можете! – Решился Яков Семёнович. Он не смог представить, что Кириллова полезет в драку. Он столько лет наблюдает за ней на работе и ни разу не заметил, чтобы сотрудница очень эмоционально реагировала на события. Даже в тех случаях, когда работодатель, то есть Яков Семёнович, явно нарушал её финансы, а именно, определял процент премирования за выполненную Марфой работу значительно меньше, чем Софье. Но всё может быть в наши-то времена!

Сыщик вписал на бумажонку что-то ещё:

– Ага, вот и дополнения. Думаю, наш с вами договор готов. Вроде ничего не забыли.

– Ну хорошо! Софья, добавь в текст. Иди, распечатай с внесёнными поправками.

– Через двадцать минут у наших сотрудников перерыв для приёма пищи. Мы обычно спускаемся на второй этаж. Кафе «У Тани». Я подойду к ней и передам вот эту папку.

Перчаточке это не понравилось, но, чтобы быстрее отделаться от этих дилетантов, он кивнул.

– Я сейчас же спущусь в кафе и буду внимательно ждать вашего сигнала, – вежливо сказал новоявленный детектив.

Цокая подобно скаковой лошади, Софья унеслась.

«Всё-таки заказчики и должны думать, что я их уважаю и буду рыть землю копытами и пускать пар из ушей!»

Требовательно и неожиданно добавил:

– Аванс!

Яков Семёнович грустно протянул детективу конверт, а Перчаточка конверт вскрыл и сумму пересчитал.

– Не доверяете?

– Что вы?! Доверяю, но деньги счет любят. Я всегда проверяю, чтобы не возникало каких-либо непоняток.

«Вот жлоб! Лишь бы денег содрать!» подумал Яков Семёнович.

«Вот жлоб! За деньги душу вытрясет!» подумал сыщик.

Софья вернулась, передала договор для подписи и вновь исчезла.

Договор сторонами подписан, и Перчаточка спустился вниз.

Кафе он знал очень хорошо, потому что, бывая с проверками в торговом центре, неоднократно заходил туда, и впечатление от посещения складывалось самое приятное. Стены обшиты деревянными рейками. Точно так он обшил стены во всех помещениях на своей даче. Большие светлые окна и занавески белые в красный горошек. Примерно такие же на дачу сшила его жена. Пластиковые столы, покрытые ситцевыми скатертями, но красными в белый горошек. Легкие пластиковые стулья. Лампы дневного света, гудящие и мигающие. Новоявленный детектив предался ностальгии. Вспоминал старые времена. Никуда от этого не деться. Ведь дачу он получил бесплатно как сотрудник милиции. И в этом кафе всё как в его молодости! Только тогда он работал в милиции на незначительных должностях. Со временем выработал выслугу и пошел на пенсию. А вместе с пенсией и на работу в коммерцию. А ныне он постаревший мужчина, с брюшком, поредевшими волосами, отвисшими щеками. Эх, молодость, молодость, как быстро ты пролетела!

В зале находились посетители. Судя по всему, это покупатели из торгового центра. Отдыхают после активного шопинга. Кое-кто рассматривает покупки, а кто-то пытается примерить вещички. Дети, от радости, что не надо таскаться с родителями по магазинам, прыгают с криками между столиками.

«А ведь и неплохо было», – думал он, подходя к раздаточному столу, – «и квартиру дали бесплатно, и дачу с участком. А сейчас по теперешним ценам купить это не смог бы».

Он взял русский оливье, жареную свинину с картофелем фри, кусочек медовика. А кофе или чай на выбор надо наливать самому из термосов, располагавшихся на специальном столе возле окна. Когда он расправился с салатом в кафе ввалился ожидаемый коллектив. Они продолжали о чём-то говорить, шумно делая заказ, долго расплачивались в кассе, занимая друг у друга или меняя друг другу деньги, громко спрашивали друг у друга кому наливать чай, кому кофе, класть ли сахар, а если класть, то сколько, или может кто хочет сливок. Но, когда-то закончилось и это. Все расселись за самым длинным столом. Женский разговор продолжался. Борис Соломонович сидел недалеко и прислушивался.

Женская компания была в весёлом расположении духа.

– Наконец-то заканчиваем это нудное дело. Предлагаю отметить.

– Где отмечать будем?

– Ой! Поехали ко мне. Муж на дачу уедет с внуками, а мы спокойно посидим.

– А что? Можно и к Нине поехать. У неё квартира большая. Да и мешать никому не будем.

– И отлично! Завтра директор и змеюка после обеда куда-то со спонсорами до конца дня уезжают. Так что вполне можно отмечать!

«Змеюка – это заместитель Софья. А верно подмечено. Похожа на змеюку», – хихикнул про себя Перчаточка, который от нечего делать подслушивал разговоры работниц.

– Точно? Отдохнём!

– Кириллова, ты пойдёшь?

– Конечно. Я эти дни свободна. То есть, буду одна.

– Какой он у тебя странный. Уж надо бы определяться, чай, не молоденькие.

– Он по характеру, видимо, заботливый. Говорит, с родителями в выходные будет.

Стали обсуждать, что купить из еды и выпивки.

– Эх, жаль и праздников никаких долго не будет.

– Как не будет? У меня юбилей. Вернее, у нас. Сорок лет супружеской жизни. Дети планируют ресторан заказывать. Имейте в виду всех сотрудников приглашаем.

– Ольга Алексеевна, да что же вы раньше не говорили? Надо подарок покупать. Вы уж скажите, что дарить-то.

– Конечно, скажу. Только с мужем посоветуюсь. И скажу.

Народ в кафе не убывал. Дети с криками по-прежнему носились между столами.

– Девчонки, не волнуйтесь. Теперь-то что хочешь и когда хочешь купить можно. Не то, что в наше время.

– Да было время. Как вспомню. Тотальный дефицит!

– Угу. Сейчас купить можно, а вот мужа найти хорошего, или хотя бы познакомиться с хорошим мужчиной невозможно. Раньше проще было. Куда мужики подевались?

– Эк, спохватилась! Да хороших всех разобрали! Пока очень умные сидели, выбирали, да провыбирались.

– Ольга Алексеевна, а вы как со своим познакомились?

– Как? Мы с ним в школу вместе ходили. Правда, в шестом классе его мать в другую школу в Москву перевела. А когда мне двадцать лет исполнилось, пригласила меня подружка из Москвы на праздник к себе домой. Приезжаю, а там компания большая. Смотрю, Саша сидит. Оказывается, они вместе в институте учатся. Вот так ещё раз встретились и больше не расстались.

– Ах! Как в кино!

Тем временем Софья искала какую бумагу передать Марфе, чтобы сыщик смог её сфотографировать. Как на зло ничего путного не попадалось. И тут очень вовремя появился курьер. Передал толстенький конверт с пришпиленным бланком, взял расписку и убежал. С листка бросался в глаза фирменный знак Маргарет Сильвер, известной светской дамы, а также модного психоаналитика. У Софьи перехватило дыхание. Как ей повезло! Известная личность пожелала сделать аналитическую справку на некое третье лицо. К письму прилагались какие-то выписки.

«Вот с этим, я подойду сейчас к Марфе», – решила женщина. И, накинув верхнюю одежду, побежала в кафе.

Сотрудниц консалтинговой фирмы она увидела сразу и краем глаза отметила сыщика, сидящего недалеко.

– Марфа, извини, что беспокою во время перерыва, но дело не требует отлагательств. Меня срочно послали в производственный цех, в область. Я уже сегодня в офисе не появлюсь. А Яков Семёнович передал материалы для тебя, сделать аналитическую справку, как ты умеешь, с особым мнением. Передаю. До завтра, – произнесено очень быстро и также быстро ретировалась, чтобы не задавали вопросов. Проходя мимо Перчаточки, она мигнула глазом.

– Вот змеюка. И здесь покоя нет от неё.

– Ладно, девочки. Перекусили. Идёмте работать. Заодно, вечеринку обсудим.

Компания удалилась.

Борис Соломонович покинул кафе следом. Нужную сотрудницу он заметил и даже сфотографировал. Женщина как женщина. Единственная из присутствующих не воспользовавшаяся косметикой. Одета на его взгляд странновато. Серо. Неинтересно. Если сравнить с товарками. Даже та, которая на семейный юбилей всех пригласила одета в яркими цветами платье, и причёска с каким-то начесом. Другие тоже яркие. У кого кофточка расшита блестящими штуками, у кого брюки из блестящей ткани и в обтяжку. Глаза накрашены, щеки накрашены. Смотреть любо-дорого. А эта так себе. Хвост затянула и думает, что сойдёт. Хотя черты лица приятные и в целом выглядит моложе своих лет. Перчаточка решил проследить за объектом в тот же вечер. Зачем дожидаться вторника? Дело ему казалось очень странным. У такой бесцветной возрастной тётки никак не может быть в близких друзьях крупный чиновник. Формат у неё не тот. С другой стороны, может, дружок уехал надолго, а она поэтому не красится, прическу не делает и прилично не одевается?

Глава 6

Глава 6

До окончания рабочего дня сыщик отсиделся в своей машине. Подумал и натянул паричок и кепку с длинным козырьком. Для конспирации. Вдруг он ошибся, а эта «серая мышь» наблюдательна и хитра и засекла его в кафе? Глянул на себя в зеркало заднего вида и остался доволен новым обликом. Увидев вышедшую Марфу, отправился следом пешком. Она шла не торопясь. Впрочем, никто здесь не торопился. Молодые женщины искоса бросали игривые взгляды на молодых мужчин. Молодые мужчины поглядывали на молодых женщин. А кое-кто несмотря на погоду усаживался на уличные лавки, картинно закидывая ногу на ногу и зажав в руке сигарету.

«Серая мышь» Кириллова шла бульваром. Сыщик за ней. Неторопливая прогулка навеяла на сыщика философское настроение. В шелесте деревьев и кустов ему слышались знакомые фамилии: Гоголь, Островский, Тютчев, Чехов, Толстой, Бунин, Лермонтов. Все они прогуливались этим бульваром, слушали щебет птиц, поглядывая на утонченных дам в вуалях. Мимо пролетали экипажи. Лошади ржали. Чинно двигался городовой. Мелькали приказчики и разносчики.

«Вот иду я не торопясь, а каких-то лет двести назад сюда гувернёр приводил маленького Пушкина. Или Грибоедова? Неважно. Важно, что я сегодня здесь иду. Аристократы гуляли. На лужайки и фонтаны любовались. Беседки, статуи. Арабская кондитерская модная была где-то здесь».

С удивлением для себя Перчаточка неожиданно вспомнил эти факты.

А также память подсунула сведения о том, что этот бульвар стал самым первым бульваром. И занял он место частично вала Белого города, частично крепостной стены. И то, что здесь пролетарский поэт Маяковский требовал снести Страстной девичий монастырь. И снесли, а памятник передвинули. То, что здесь в далёком 1812 году записывались в народное ополчение бить Наполеона. И то, что в менее далёком 1905 году вокруг памятника Пушкина выставляли красные флаги, на сам памятник навешивали красные банты, а у постамента – пулемёты. Во времена его молодости в школе милиции не только преподавали тонкости уголовного процесса и права, но и историю страны. По жизни ему никогда не приходилось вспоминать об исторических вехах страны и столицы. А тут! Не торопясь прошёлся – и на тебе! Мозг всё выложил.

И неожиданно фамилию Ермолов.

Поначалу сыщик связал фамилию со знаменитым русским генералом. Но потом понял, что дело в другом. Он учился и начинал служить с одним таким Ермоловым. Доцент-историк всегда подшучивал:

– Вам, молодой человек, тяжко в жизни придётся с такой фамилией и таким именем. Очень планка высокая.

Будущего милиционера звали Климентом. Климент Ермолов. Перчаточка по молодости подсмеивался над коллегой. И напрасно.

Впервые тот отличился в период учёбы. Чтобы меньше времени терять на дорогу Ермолов снимал комнату в огромной коммунальной квартире в центре Москвы. Климент не только успешно учился, но и успевал подрабатывать. Общественный транспорт по тем временам поздними вечерами и ночью практически не работал и курсанту частенько приходилось добираться домой пешком. Проходя московскими переулками он обратил внимание на странности. У черного входа одного из домов лежали мешки, ящики и лопаты. И так несколько дней.

Курсант решил понаблюдать за этим импровизированным складом. Ночью он заметил людей, которые с осторожностью проникли в подвальное помещение дома, забирая часть пустых мешков и возвращая уже наполненные через некоторое время.

«Могут ли рабочие жилищного участка заниматься своей прямой деятельностью ночью? – Задавался вопросом курсант. И сам себе отвечал. «Могут, если им обещают оплаты в два раза больше, чем обычно. Но будут ли они делать всё тихо и аккуратно?» На это он ответить не мог. Потому что никогда не видел чтобы коммунальщики были аккуратны. Скорее, наоборот. Когда таинственные люди удалились, он вскрыл один из мешков и обнаружил в нём обломки старых кирпичей, куски прогнивших досок, щебень, землю, битое стекло, куски проводки. Уж не подкоп ли роют?

С такими мыслями наутро курсант Ермолов заявился в управление милиции. Всех тонкостей дела Борис Соломонович, конечно же, не знал. Но выяснилось, что группа бездельников решила подзаработать. Мысли у них были просты. Вырыть подкоп из подвала сталинского жилого дома в помещения детского сада, который размещался в пристройке этого же дома. Для чего? Для того чтобы украсть зарплату воспитателей и обчистить кладовую. Мать одного из злоумышленников работала завхозом в детсаду, и несостоявшиеся грабители знали о том, когда зарплату привезут и сколько и каких продуктов хранится в кладовой.

Преступление не совершилось, потому что доблестные сотрудники милиции его предотвратили. Это дело стало не только дипломной работой курсанта Ермолова, но и самой первой ступенью его карьеры. Довольны были и преподаватели. Получалось, что недаром они тратили свои нервные клетки, и учебное время, раз ими воспитанные и обученные курсанты умеют применять полученные знания на практике. А наиболее юмористически настроенные курсанты, вспоминая и слегка переиначивая известный исторический анекдот, шутили:

– Теперь требуй. Клим, от Его императорского величества, чтобы произвели тебя в немцы!

И смеялись. И немного завидовали Ермолову.

Став сотрудником милиции, Климент вечно «придумывал» для себя какие-то дополнительные обязанности. Собирал обширную информацию, которая казалась сослуживцам излишней. Частенько работал с архивами. Составлял какие-то аналитические таблицы. Да кому это надо? Сам Перчаточка, как и многие, старался любое дело от себя отфутболить. А Ермолов не такой. Начальство его поругивало, что он не успевает в сроки заявления рассматривать. А в отчетах «на верху» указывали, что дел очень много и надо бы штат увеличивать, а то специалисты разбегутся. Штаты, конечно, никто и не собирался увеличивать, но к деятельности их отдела относились с пониманием.

Однажды Климент появился перед очами начальника и объявил, что он высчитал в каком месте находящийся в розыске преступник попытается совершить очередное уголовно наказуемое деяние. И предъявил некую аналитическую таблицу. Начальство было удивлено, но к представленному материалу отнеслось положительно.

– На верх доложу, если согласуем, будем действовать по твоей схеме, Ермолов.

– Товарищ полковник! Дело не требует отлагательств. Он выйдет на дело сегодня вечером, я так думаю. Надо меры предпринимать. Согласовывать долго будете.

Начальство рявкнуло:

– Свободен! Иди работать, Ермолов.

Однако, начальство, проникнувшись ситуацией, поехало в Главк, где доложило идеи молодого сотрудника. В Главке сели планировать операцию по поимке преступника. А Ермолов ничего такого не знал и потому вечером самостоятельно устроил засаду. Именно тем вечером Ермолов получил своё первое боевое ранение. Преступник оказал отчаянное сопротивление, стрелял в молодого сотрудника милиции, ранил его. И Ермолов, наверно, не смог бы удержать рецидивиста, но на крики и выстрелы набежали какие-то лихие мужики, которые и помогли скрутить преступника. А тут и подмога из Главка прибыла. Мужиков поблагодарили. Истекающего кровью Климента отправили в госпиталь. На следующий день его навестил генерал. После этого карьера Ермолова пошла в гору. Его повысили в звании, перевели служить в главк. И что самое главное, выделили квартиру.

Перчаточка в ту пору размышлял о том, что лучше спокойно работать не привлекая внимания к себе или совершать героические деяния ценой собственного здоровья. И приходил к выводу, что тихая служба лучше.

Позже его сокурсник неоднократно отличался служебной доблестью. За что награждался. Сейчас, конечно, Климент в почетной отставке. Но у него трое сыновей. Такие же малахольные! Все служат. Фамилия их на слуху. И что? Вот он, Перчаточка, никогда жилы не рвал, а в результате устроился не хуже Ермоловых. Хотя, случилась в семье Ермоловых какая-то неприятная история, но в чём там дело было Борис Соломонович не знал, просто зарубка в памяти такая осталась.

Бывший милиционер так расчувствовался, вспомнив свою молодость, что только в последний момент заметил, как Марфа остановилась. Сыщик быстро юркнул за уличный фонарь и затаился. Даже дыхание задержал. Марфа неожиданно развернулась и скорым шагом двинулась ему навстречу.

«Неужели заметила? Не может быть! Неужели я все навыки растерял?» – пронеслось у него в голове, и сердце застучало, как в дни его молодости стучала пишущая машинка у секретаря-машинистки их милицейского отделения. Как бишь её звали? Танька, что ли?

Он прижался спиной к холодному металлу фонаря, ощущая, как пот пропитал воротник рубашки. Сердце продолжало колотиться, отбивая какой-то безумный ритм.

Ишь ты, какая прыткая! А ведь на вид – тихая мымра.

А Марфа все ближе и ближе. Вот уже видит его, наверное. Сейчас как закричит: «Держи вора!» А вор-то он и не вор вовсе, а при исполнении, можно сказать. Обидно будет, если опозорят перед всем кварталом.

В голове завертелись обрывки мыслей, как листья, гонимые осенним ветром.

«Я, некогда неплохой оперуполномоченный, теперь прячусь за фонарем, словно мальчишка, укравший яблоко, почему?»

Марфа приближалась. Ее лицо казалось каменным. В глазах плескалось нечто, что Борис Соломонович не мог определить. Тревога? Гнев? Или, что еще хуже? То ли деньги все потеряла, то ли утюг дома не выключила, а сейчас только спохватилась. По твердости её шага он чувствовал – что-то не так. Что-то изменилось.

Марфа поравнялась с фонарем и замедлила шаг, будто прислушиваясь. Он видел край ее одежды, темную полосу на фоне мокрого асфальта. Он мог бы дотронуться до нее, но застыл, парализованный страхом. Он прижался спиной к фонарю, стараясь слиться с его облупленной краской. Неожиданно заурчало в животе.

Марфа прошла мимо. Вроде не заметила. Но он все равно стоял, как вкопанный, еще минуты три. Для верности. А то, знаете, бабы – народ хитрый. Могут и прикинуться ветошью, а потом как выскочат из-за угла с палкой!

Выждав, он вылез из-за фонаря, отряхнул несуществующую пыль с брюк и двинулся дальше. Только пятки засверкали. Думал, все, пронесло. Но не тут-то было.

Вдруг, из-за тумбы с афишами выскочил какой-то субъект в войлочной шапочке для сауны и прямо на него. Перчаточка аж присел от неожиданности.

– Эй, гражданин! – заорал субъект. – Стой! Кто такой?

Он аж дар речи потерял. Вот те на! Не успел от одной бабы отделаться, как тут же другой нарисовался. И что им всем от него надо? Неужто так сразу видно, что он – бывший милиционер?

– Спички есть?

У Перчаточки аж кепка подскочила. Спички, понимаешь! А он тут вон чего надумал! С облегчением выдохнул и полез в карман за спичками.

– Вот, пожалуйста, – говорит, а сам вроде как и не прятался вовсе, просто так мимо проходил, воздухом дышал.

Странный незнакомец спичку чиркнул, прикурил и говорит:

– Спасибо, служивый. А то хожу тут, как дурак, без огня.

И пошёл себе дальше, как ни в чем не бывало. А бывший милиционер стоит, как оплеванный. И вроде рад, что объект его не заметил, а вроде и обидно, что окружающие за идиота принимают. Вот тебе и оперативная работа, вот тебе и навыки!

«Вот отработаю сегодня и пойду в кабак, пивка выпью.»

А Марфа уже пересекла проезжую часть, и также скоро двинулась вглубь двора.

«Фу… не заметила. Куда это она? Неужели и правда на свидание к чиновнику? Во даёт!»

Перчаточка перебежал проезжую часть. Какой-то водитель нервно тормознул, опустил окно и показал ему известный жест. И, кажется, что-то добавил словесно. Образовался небольшой затор. Другие водители немного посигналили. На этом дорожный конфликт исчерпался. Мужчина ворвался во двор и успокоился. Так вот в чем дело! Здесь продуктовый супермаркет. Он вошел в магазин, внимательно оглядев помещение, заметил Марфу, которая, толкая перед собой магазинную коляску, медленно передвигалась между витринами. Придётся делать покупки, чтобы внимания не привлекать, решил сыщик. Объект увлеклась выбором товара. Подолгу рассматривала упаковки, сравнивала, периодически подходила к сканеру. Товара в коляске прибавлялось.

Сыщик прохаживался рядом, тоже рассматривал, брал с полки, возвращал обратно. В корзину для покупок он положил колбасную нарезку. Хороший продукт: и сразу съесть можно, и в карман положить.

Марфа же выражала недовольство. Она обратилась к продавцу, потом к другому продавцу, потом к кассирше, потом призвала администратора. И все стали рассматривал упаковку сыра.

– На упаковке обозначено, что это сыр тильзитер, верно?

– Да.

– А если посмотреть через полиэтилен, то видно, что это сыр с плесенью!

– Где плесень? С плесенью сыры в отделе деликатесов, а здесь просто продукция!

– Так вот же плесень!

– Это не плесень! Это упаковка испачкана!

– Что ж у вас в магазине все упаковки грязные?

– Ничего не все! Это случайность!

– В таком случае найдите мне сыр обычный без плесени, без грязи.

Администратор чуть ли не целиков залезла в контейнер с сырами, выставив на всеобщее обозрение короткие ножки в брюках. Долго рылась. Ноги дрыгали.

– Вот. Довольны? Берёте? – Злобно буркнула магазинная сотрудница.

– Дайте посмотрю. Беру.

После этого Марфа направилась к кассе, а Перчаточка к другой, совершила покупки и двинулись дальше. Марфа шла впереди, пристроив ручную сумочку поперек груди, а два небольших пакета взяв в обе руки. Сыщик с осторожностью двигался следом. Стал накрапывать дождь. Задул неприятный ветер. Включилось уличное освещение. Раскрылись зонты. Натянулись капюшоны. Пешеходы ещё несколько минут назад перемещающиеся прогулочными шагами ускорились.

Неожиданно дождь захлестал пронизывающими струями, размывая время и пространство. Ветер пронзал до костей, лихорадочно играя с ломкими зонтами, выворачивая их наизнанку. Пешеходы уже не просто спешили, а бежали, борясь с волевым погодным поведением. Их ноги скользят по мокрой плитке, пытаясь удержаться и не вывалится в лужи. Казалось весь город пропитан атмосферой непогоды, и в окружающем пространстве затерялась вся надежда на ясные дни и теплые улыбки.

У Кирилловой зонтика не было. Или она просто не смогла его вытащить. Из-за этого ей пришлось короткими перебежками – от одного козырька к другому – добираться до ближайшей автобусной остановки. А Перчаточка сожалел, что отправился следить пешком, а не на авто.

Бульвары в дождь не радовали. Летом начали ремонтировать пешеходную часть. Однако, дорожки видимо не желали выравниваться и по-прежнему оставались с ямками, а ямки регулярно наполнялись то дождевой водой, то неизвестно откуда взявшейся грязью.

В солнечный денёк опавшая листва порадовала бы разнообразием оттенков. Золото, багрянец, медь – целый парад красок под ногами, как на выставке достижений народного хозяйства.

Тем вечером листья были мокры, грязны и скользили под ногами, словно предательская ухмылка судьбы. Бррр!

Ветер, шельмец, трепал полы куртки, словно пытался вытащить душу наружу. А дождь, этот старый сплетник, нашептывал что-то мерзкое прямо в ухо, так и норовил замочить воротник.

«Ишь, разошелся, паразит,»– подумал Борис Соломонович.

Уличные фонари плевались тусклым светом. Под ногами – чавкающая жижа, словно кто-то специально вывалил туда помои.

–Ну и погодка, – буркнул он себе под нос, – прямо хоть беги на край света от тоски!

А навстречу – бабка какая-то, вся в черном, как похоронная процессия. Лицо – сморщенное, как печеное яблоко, а глаза – злые, как у голодного волка.

«Эх, старость – не радость, только кости да болячки. Не к добру она появилась!»

Перчаточка обошел её стороной, чтоб не накликать беду. От греха подальше, – как говорится.

И поскользнулся на особо коварном листе, что притаился, словно змея подколодная.

Дом, в котором проживала Марфа был обычным доходным домом, возведённым в конце девятнадцатого века. Лицевая часть его радовала бульвар разными архитектурными излишествами. Один из немногих московских домов, которые гиды показывают в окна экскурсионных автобусов. Внутри дом был таким, как и многие старые дома.

Подъезды выкрашенные тёмно-зелёной краской, которая за много лет облупилась, скрипучие лестницы, некоторые ступени которых от возраста провалились, запахи коммунального быта и чего-то, что напоминало о человеческих печалях. Квартиры, бывшие коммуналки, поражали своими необычными планировками. А потому что каждый жилец старался приспособить помещение с наибольшими удобствами под себя. В результате перепланировочных безумств даже квартира, в которой проживала Марфа, стала двухуровневой.

Рядом стоящий особняк в три этажа был затянут плотной сеткой и имел клеёнчатый плакат, извещающий о реставрационных работах производимых каким-то строительным управлением и указывающий на ответственное лицо за всё происходящее.

Перчаточка обошел нужный дом. Постройка буквой «П» с небольшой аркой. Замотанный сеткой особняк располагался слева. Между ними узкий тротуар. Деревьев и кустов нет. На подоконниках первого этажа особняка стояли цветочные горшки с остатками герани. Он проскользнул во двор. К счастью в доме только один подъезд, дверь которого медленно закрывалась. Сомнений не было. Объект вошла внутрь. Через несколько минут в окне третьего этажа зажегся свет. Ага, подумал он, объект вошла в квартиру.

Ребёнком, он всегда считал, что в таких домах живут люди из «бывших», как высказывался его дед – бывший сотрудник органов.

Двор, однако, грустноватый, нагоняет меланхолию.

Из этой же арки можно подойти ещё к одному трёхэтажному дому. Также на один подъезд. Меж домами пространство. Некоторые жильцы-энтузиасты ухитрялись парковать на ней автомобили. На глазах сыщика во двор протиснулась иномарка. Мужчина в дорогой одежде быстро подошел к первому дому и скользнул в подъезд. Сыщик хотел тоже войти, но вдруг заметил в окне первого этажа торчит некая старая перечница, и решил продолжить наблюдение с бульвара.

Борис Соломонович медленно повернул к бульварам и решил, что наблюдение лучше всего производить из дома, в котором якобы происходила реставрация. Он походил вокруг, заметил, что никого из строителей нет на месте, вошел в строение, стал подниматься по лестнице. Одно из окон показалось сыщику перспективным. Из него отлично просматривался внутренний двор и окна, выходящие сюда же. В одном из них он заметил женский силуэт, рядом мужской. Густой тюль не позволял разглядеть людей подробнее, но по всему выходило, что это именно те, кем он интересовался. Вот мужчина стал перемещаться по помещению. Теперь он стал виден через другое окно. Опять переместился. Совсем исчез. Сыщик перевёл взгляд на первое окно. Женский силуэт также пропал. Через значительное время хлопнула дверь подъезда. Мужчина в дорогой одежде направился в сторону бульваров.

«Наверно, к машине двинулся. А не установить ли мне здесь что-нибудь из штучек?» – подумал Борис Соломонович. Штучками он называл специальное «шпионское» оборудование. Он осмотрелся. Валявшийся вокруг строительный мусор был как нельзя кстати. Следы присутствия скрыть проще.

«А поставить лучше сюда», – решил он и тоже поспешил к автомобилю, пожалев снова, что шёл за объектом пешком. Во дворе он нос к носу столкнулся с работягой-слесарем, который с трудом выполз из подвального окна. И решил уточнить собственные наблюдения. Он горестно покачал головой и прогундосил:

– Смотрите-ка, как всё изменилось! Добрый человек, не знаешь жива ли баба Клава?

– Клава? – Безмерно удивился слесарь. И громыхнул своим металлическим ящичком.

– Ну да! Жила в той вот квартире и окна на двор. Вечно недовольная и ворчала всё время и на всех.

– Не знаю никакой тётки. Вы гражданин, если что-то узнать хотите, то идите в управляющую компанию, – слесарь поглядел на Перчаточку с подозрением.

«То же мне! Бдительный какой! Придётся возвращаться сюда ночью, а то ещё кто-нибудь бродить будет и ничего нормально не установишь.»

– Ну да! Ну да! Конечно же! – Изобразил восторг Борис Соломонович. – Спасибо, добрый человек. И как я сам не догадался? А как, служивый, зарплата-то у слесарей нынче хорошая?

– А вам зачем? Слесарем устроиться хотите?

– А что? Если платят хорошо, что ж не устроиться? Руки у меня из нужного места растут. Я вот у себя дома всё сам делаю. И кран в ванную поставить могу. И засор прочистить. У вас там, пожалуй, слесари-то требуются?

– Забудьте, гражданин. Все вакансии у нас заняты. И народ у нас работает трудолюбивый и непьющий. Так что, ошиблись вы, гражданин. Не требуется никто. Идите своей дорогой!

Сыщику пришлось уйти, а работяга ещё долго с подозрением смотрел ему в след.

Если Перчаточка увидел бы куда направилось авто крутого мужика, то вероятно события разворачивались бы иначе. Но он не увидел.

Ну а Марфа тем временем в расстроенных чувствах ничего не замечала вокруг себя. Около месяца она не могла прийти в себя. Вроде выполняла без замечаний свои должностные обязанности. Возвращалась домой. Одежду надевала чистую, по сезону. Адресов не путала. Голодной не сидела. Стирала и убирала. Смотрела телевизор. Читала книги и необходимую для работы литературу.

Но себя она не чувствовала. Как будто оглохла и ослепла. И не заметила, как на работе что-то произошло. Коллектив старался дистанцироваться от неё. Начальник смотрел косо. Особенно старалась Софья, которая перешла на совсем официальный тон. И однажды вечером, когда Марфа в очередной раз задержалась, чтобы на чистовую переписать бизнес-анализ для очередных клиентов, её пригласили к директору.

Яков Семёнович хмурился.

– Послушай, Марфа! Тут ко мне с жалобой приходили из «Звёздной аллеи». Помните таких? Жалоба на тебя. Серьёзная. Эти деятели культуры недовольны твоей работой.

И тут случилось такое! Директор думал, что Кириллова, как обычно, промолчит или что-то тихонькое пробормочет как обычно. А она вдруг разоралась! Да ещё как! Стоящие на начальничьим столе хрустальные графин и бокалы слегка звякнули, как соглашаясь с женщиной. Директор вздрогнул и на всякий случай придержал посуду руками.

– Да что же это такое?! Яков Семёнович, да вы сошли с ума! Какие «Звёздные аллеи»! Они умерли все! Давно! Всех руководителей давно конкуренты перестреляли, кто-то там исчез, и его наследники признали умершим. Они что? В виде признаков к вам заявились? Что за глупости?

Директор задумался лишь на мгновение.

– Да, умерли. Это я неверно высказался. От наследников представитель приходил. А ты чего разоралась-то? Чуть мне антиквариат не переколотила. Чуть хрусталь мой не потрескался! А он денег больших стоит. Это я сам на аукционе покупал. Дворянский гарнитур! Девятнадцатый век! Во! Видишь какие литеры! Цифирь “два”. Сам Николай Второй из этих стаканов откушивал, а тут орёшь как резанная! У меня причин орать больше, а я молчу.

– Так в чём дело? Там всё соответствует их показателям. Я имею в виду расчет производился, учитывая данные конкретных физических лиц. Сведения фирма представила сама. Подписи, печати – всё на месте. Никаких претензий и быть не может! И самое главное. Всё полностью совпало. Все померли! Тем более, что вы сами не хотели огласки, чтобы выгодных на ваш взгляд клиентов не потерять.

– Не ори! Указывать она мне стала! Они жалуются на другое. Ты не составила им бизнес-гороскоп, хотя я лично тебе на это указал. Тогда ты мне ответила, что фирма разорится. Они действительно, гм, закрылись. Но после нас за бизнес-гороскопом они обратились ещё в одну контору. И те выдали им благоприятный прогноз. Но, как говорится, поздно. Ничего исправить уже нельзя было. Так вот! Наследники требуют компенсировать финансовые потери. А представляешь сколько это в деньгах?

На самом деле никто на Марфу не жаловался. А фирму «Звёздные аллеи» наследники быстро переделали в «Кометы, которые поют и танцуют» и продолжали вести такой же рискованный бизнес. А с прогнозами у Якова они “завязали”. По простой причине. Наследники пришли к выводу, что фирма «Герчук+» приносит несчастья.

Накануне разговора приходил сыщик Перчаточка. В отчёте, им представленном, был указан некий мужчина, который регулярно посещал дом Кирилловой. Субъект был из категории «крутых» и имел связи с самыми разными структурами. Ознакомившись с отчетом, Яков Семёнович решил не тянуть и Кириллову уволить, чтобы не путалась под ногами. Перчаточка получил новое задание: проследить за мужчиной. Яков Семёнович потирал руки в предчувствии новых гонораров.

Марфа, конечно, этого не знала и продолжала отстаивать свою позицию.

– Не представляю! Этого не может быть! Не было у них никаких перспектив, их просто обманули. Или они вас намеренно вводят в заблуждение. И объяснить могу: наш прогноз был сделан для конкретных людей, а к вам пришли с претензиями совсем другие личности, для них мы ничего не прогнозировали. Как этого можно не понимать?! Да и не существует никого в Москве, кто мог подобные прогнозы делать. Так им и объясните.

– Ты, Марфа, совсем не представляешь каково приходится нам, руководителям маленьких предприятий, – директор аккуратно переставил свой хрусталь на полку книжного шкафа. Расставил и полюбовался на дело рук своих. – Каждый норовит под себя подмять или денег в свою пользу отсудить. Разговаривать с этими хитрованами бесполезно. А своим бизнесом рисковать не хочу. И коллективом рисковать не хочу. Я принял решение от тебя, Марфа, избавиться.

Марфа побледнела и подумала: «Кошмар! Они хотят меня убить!»

– Сегодня после обеда снова приходил адвокат. Да ты, наверно, его видела?

Марфа судорожно кивнула. Она и на самом деле видела мужчину неприятной внешности, который без доклада прошел в директорский кабинет. Она видела и раньше того человека. Раза три точно. И думала, что это очередной клиент. А теперь директор говорит, что это адвокат. Ходит сюда регулярно и требует её крови! Женщина почувствовала, как волосы зашевелились на её голове.

– Так вот. Я сказал, что ты уже давно у нас не работаешь. И уехала с матерью на постоянное место жительства за границу. В Израиль.

–Боже мой! Почему в Израиль?

–Да какая разница! Главное тебя здесь нет и никто не знает где ты находишься! Так что иди в кассу, кассир ждёт. Расчёт получишь. И небольшую компенсацию за неудобства. Впрочем, я скажу кто в Москве делает подобные и очень точные бизнес-прогнозы. Не думай, что ты единственная и неповторимая. Есть такая Маргарет Сильвер. Так вот она ни разу не ошиблась. Иди! Я всё сказал.

И если раньше директор казался Марфе таким еврейским интеллигентов, то сейчас ей стало казаться, что она пообщалась с тупым ослом. И она не удержалась:

– Да вы тупой осёл! А ещё галстук надел! – Её голос объял весь кабинет и выскочил в приёмную.

Директор подпрыгнул. Глаза его, как два пятака, уставились на Марфу. На щеках проступил румянец, будто он только что ухватил горячую картофелину. Он откашлялся, словно в горле застряла старая тряпка.

– Марфа Юрьевна, что вы себе позволяете? – просипел он, голос его звучал как скрип телеги по булыжной мостовой.

Марфа, распалённая гневом, стояла, как разъярённая кошка, готовая вцепиться в обидчика. В голове её роились оскорбления, как пчёлы в улье. «Интеллигент», подумала она, «да он дальше собственного носа не видит! Сидит тут, как истукан, и ещё галстук этот дурацкий нацепил. Как будто павлин хвост распустил, а мозгов-то – с воробьиный клюв!»

Она фыркнула, как чайник, закипевший на плите.

– Позволяю себе говорить правду! – выпалила Марфа. – Вы же дальше инструкции своей ничего не видите! Тупой осёл, я вам говорю, и галстук вам этот не поможет!

И, развернувшись, Марфа гордо выплыла из кабинета, оставив директора сидеть с открытым ртом, как будто ему подарили дырку от бублика.

Секретарь Вероника в этот момент направлялась к директору, неся в ухоженных руках изящный серебряный поднос с тарелкой, на которой эффектно лежали жареная форель, кусок лимона и брускетты из ржаного со злаками хлеба, крохотная чашка кофе. От непривычных звуков Вероника вздрогнула, поднос опрокинулся. Вся съедобная роскошь вывалилась на узорчатый ковёр. Из всего великолепия уцелел только поднос. Секретарь вскинула голову и быстро поняла, что надо делать ноги. Вдруг рассерженная Марфа от переживаний драться полезет или директор поймёт, что она стала свидетелем скандала, решит и её уволить до кучи. Вероника стремительно выбежала в коридор.

– Чего это ты бежишь? – На пути оказалась Змеюка.

– Срочную доставку принять надо. Охранник на входе не пропускает. А курьер стал скандалить, говорит торопится очень, если не спущусь и доставку не заберу, уйдёт совсем, – на ходу выдумала секретарь. – Может посидишь у телефона, пока я занята?

– Нет! Я тоже занята. Мне надо кое-что сделать, – Змеюка почувствовала некий подвох и быстро удалилась в дамскую комнату.

– Вот стерва! – Бормотала секретарь, так как она сама намеревалась отсидеться в туалете. – Куда деваться? Зайду-ка в бухгалтерию, как бы чайку быстро попить. А как же быть с испорченной едой? А! Скажу, что Марфа со злости всё разбила. А я, типа, как побежала её догонять и требовать компенсировать ущерб.

Довольная Вероника уже совсем успокоилась и пошла к бухгалтерам, где её тут же стали расспрашивать, а что, собственно, происходит.

– Что клиенты недовольные Якова бьют? – Кто их бухгалтерш поинтересовался.

– Нет. Всё в полном порядке. Вам просто показалось. Это, наверно, в торговом центре скандалят.

А Марфа, покидая кабинет, громко хлопнула дверью и не обратив внимания на разгром, царящий в приёмной.

Хрустальный набор вновь мелодично звякнул, и Яков Семёнович опять прихватил драгоценный набор руками, чтобы не разбился. Он выглянул из кабинета, оценил непорядок во владениях секретаря и решил, что ещё удачно отделался.

Пока Марфа спускалась к кассе запал злости прошел.

– Увольняешься? Правильно делаешь, – кассир быстро считала деньги, протянула ведомость. – Здесь распишись. И в этой ведомости тоже. Всё мудрят начальники.

– Почему две ведомости?

– Здрасти – приехали. Ты и здесь числишься и в области в экспериментальном цехе. Скажи ещё, что не знала.

Марфа не глядя расписалась и вернула ведомости в окошко кассы.

– Так. Смотри. Вот общая сумма по ведомостям. Вот специальный конверт для тебя. Пересчитывай.

– Что за конверт? Не знаю никаких конвертов!

– Да ты что?! Это для особо важных работников. Называется компенсационный. Ты разве не знала, что у нас так принято?

– Нет. Я впервые у нас увольняюсь. Где за конверт расписываться?

– Здесь в свободной форма пишешь. Посчитай. Видишь, заклеен. Я не знаю сколько там. Ты сама считаешь, пишешь прописью. И свободна. Завидую тебе. Правильно, что уволилась. В этом гадюшнике делать нечего. Скоро все разбежимся.

Марфа вернулась в своё рабочее помещение, собрала личные вещи. В коридоре ей казалось, что кто-то подглядывает за ней. Действительно, за ней наблюдали. Вот приоткрыта дверь кабинета Софьи. Та на месте и зыркает в коридор. И дверь в дамскую комнату тоже приоткрыта. Оттуда запах сигарет и чьи-то тихие голоса. Она прошла мимо, голоса примолкли, дверь скрипнула, открывшись побольше. В дамской комнате стажерка. Увидев, что её заметили, она ногой толкнула дверь. Дверь захлопнулась. Ещё кто-то появился в общем коридоре, увидел Марфу и юркнул обратно.

«Не могла я ошибиться. Да и никто кроме меня не сделал бы необходимый прогноз. То же мне Маргарет Сильвер! Она, конечно же, никому не говорит кто прогнозы составляет! Я делаю их! Я! Яков и Софья просто обманули меня. Но зачем? Может хотели мою должность стажерке отдать? Не может быть такого. Там девица такого пошиба, что в этой фирме она надолго не задержится».

На улице снова дождь. Верхняя одежда и волосы намокли сразу. В старых ботинках накопилась вода.

«К сапожнику надо. Нет! Лучше выкину, чего драным старьём пользоваться. Новые куплю! И начну новую жизнь!»

Марфа уныло брела по улице, чувствуя себя потерянной и разочарованной. Можно проехать автобусом пару остановок или метро. Но в транспорте находились пассажиры. А она не могла спокойно и без раздражения смотреть на окружающих.

«Последние годы моей жизни были пронизаны рутиной и однообразием: дом, работа, дом, мужчина, который оказался подлецом. Я полностью погрузилась в эту колею. И что же?! Мужчина разоблачён и изгнан. Сама я уволена! Сотрудники смотрели как на прокажённую. Для меня это настоящий удар! Наотмашь!»

Почему она не заметила, как ее целенаправленно выдавливали с работы? Как она могла быть настолько невнимательной? Неужели кого-то прельстила ее должность? Может быть, кто-то из ее сослуживиц воспылал к ней завистью или ревностью? Кому и к чему завидовать или ревновать? Ведь именно они могли подсказать ей, что что-то идет не так. Но никто не попробовал достучаться до неё. Возможно, ее коллеги боялись вмешиваться в ее личную жизнь или были не готовы к такому шагу? Кто знает?

Насчет зависти Марфа была не права. Ей действительно завидовала одна особа. Заместитель директора Софья. Такая уж у последней была натура. Она заходилась злобой, если Марфа появлялась на работе в новом платье, или с новой прической, хотя это случалось нечасто. А новые платья на самом деле были совсем не новыми. Новые наряды Марфа, её мать и тётка конструировали из наследства. Та мать называла подаренные когда-то давно соседкой по старой коммуналке платья, сарафаны, блузки. Вера Тарасова слыла модницей. Женщина одинокая, изящная и не бедная могла позволить себе покупку дорогих тканей и индивидуальный пошив. Некоторую одежду, совсем неношеную, она отдавала Кирилловой старшей. Сначала одёжка просто висела в шкафу. Марфа помнила, как мама открывала шкаф и любовалась на платья. Наверно, она мечтала, что муж приедет из очередной геологической партии, и они пойдут в театр. И вот тогда она наденет вот то шелковое платье, а может и вот тот костюм из панбархата. Когда наступили трудные времена часть из них, менее интересные экземпляры, были проданы. Самые интересные остались. Вот их-то аккуратно распарывали, бережно стирали и шили обновки для Марфы. Да! Ткани были великолепны. Настоящие шелка. Расцветки – загляденье! Подобное можно видеть только на подиумах самых популярных модных домов.

Софья, конечно, не знала о происхождении нарядов, но страшно завидовали. Своими мыслями она иногда делилась с некоторыми, особо приближенными сотрудниками. И тогда завидовать начинали всей компашкой.

Марфа ни о чём не догадывалась. И сейчас, шагая по тротуарам, не замечая окружающей суеты и шума, думая как изменить свою жизнь, найти новую работу, которая будет приносить ей счастье и удовлетворение. Даже крупная сумма расчета и компенсационные выплаты не могли развеять ее тоску, хотя они позволяли ей некоторое время не работать.

Она пристально взглянула на себя в витрине магазина. Волосы, когда-то ухоженные, выглядели теперь неряшливо. А раньше она регулярно баловала себя стильными стрижками. Почему же сейчас она такая?

Глаза, которые раньше сияли энтузиазмом и решимостью, теперь отражали только печаль и безысходность. Она задумалась – может, виной всему была ее собственная безразличность и недостаточная внимательность к деталям? Она решительно направилась в ближайшее кафе. Возможно, так она начнёт писать новую главу своей жизни. Но в небольшом зальчике толкалось много посетителей, что она развернулась и направилась домой.

«И здесь не получилось! Что же я такая несчастная?»

И слёзы смешивались с каплями дождя.

Марфа ощущала глубокое одиночество, которое сжимало ее сердце. Все ее подруги, с которыми они выросли и провели веселые детские и подростковые годы, были слишком далеко. Жизнь разметала их, как сильнейший ураган, и они оказались каждая в своем уголке мира как географически, так и эмоционально.

Всевозможные психоаналитики, психологи, и многие им подобные “специалисты” разъясняют, что перед каждым человеком на протяжении всей его жизни открываются и закрываются виртуальные двери. И не дано предугадать, что там внутри.

Получилось, что двери с надеждами, любовью, верой перед Марфой закрылись. А открылась только одна, выплюнув наружу в жизнь Марфы только несчастья.

Продолжить чтение