Обитель Короля снов (Царство Ночи – Книга Первая)

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись, сканирование или иные электронные либо механические методы, без предварительного письменного разрешения правообладателя, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации.

Данная книга является произведением художественной литературы. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения автора или используются в вымышленном контексте. Любое сходство с реальными лицами, живыми или умершими, организациями, событиями или местами является случайным и не подразумевается.

Пролог

Год назад

Семь дней и семь ночей.

Столько спал весь мир.

В одно мгновение мир погрузился в глубокий, непрошеный сон. Каждый человек на планете, от младенцев до стариков, был захвачен этой таинственной тьмой. Те, кто спал, оказались счастливчиками – ночь укрыла их в уютных постелях, в блаженном неведении. Но для тех, кто бодрствовал под ярким дневным светом, кошмар стал реальностью. Пилоты теряли сознание за штурвалами, и самолёты камнем падали с небес. Медсёстры роняли шприцы, не успев сделать укол. Школьники замирали над партами, а пожарные, боровшиеся с огнём, засыпали прямо в пламени, и жадный огонь пожирал их. Машины с ревом сталкивались, лодки разбивались о скалы, унося жизни в холодные глубины. Хаос охватил мир, но никто не просыпался. Семь дней и семь ночей человечество лежало в оковах сна. Люди гибли по всему миру, но никто не просыпался. Не просыпался до седьмого дня…

Глава 1

Тяжелый конверт кремового цвета лежал на моем комоде, насмехаясь надо мной. Он прямо-таки доводил до белого каления, если честно. Его лощеная белизна резко контрастировала с кучей счетов, испещренных зловещими красными штампами «ПРОСРОЧЕНО». Кремовый и красный. Словно кровь и бинты. И я была уверена: если открою этот проклятый конверт, начнется настоящая бойня. Моя личная, кровавая катастрофа.

Я старалась не смотреть на него, глотая кофе в надежде на спасительный заряд бодрости, и пыталась собрать свои длинные, почти белоснежные волосы в подобие хвоста. Но конверт не отводил от меня своего бумажного взгляда. Я прищурилась, бросая ему вызов, но в итоге поддалась искушению, схватила его и яростно разорвала. Глубоко вдохнув, я вытащила приглашение. Оно было безупречным. Плотный картон с монограммой, изящный рисунок жениха и невесты, окруженных тиснеными сердцами. Элегантно, но тошнотворно. Я сглотнула ком в горле и открыла карточку.

«Александр и Наталья Жуковы с радостью приглашают Марию Шереметьеву на свадьбу их дочери Елизаветы Жуковой и Кирилла Лазарева…»

Дальше текст расплылся перед глазами. Я не стала читать. Я швырнула приглашение на комод, с размаху поставив сверху недопитую чашку кофе. Тёмная, мутная волна залила карточку, превратив её в жалкое подобие утонувшего корабля. Я готовилась к этому с того момента, как увидела идеальную каллиграфию, но боль всё равно сдавила грудь, выбивая воздух из легких. Это была не та ярость, которую я хотела бы ощущать, а жалкое, почти постыдное сжатие сердца. Приглашение стало очередным ударом по моему и без того истерзанному сердцу. Горе накатило волной, какой я не испытывала с тех пор, как моя мама подхватила ту самую «сонную болезнь», что до сих пор мучает людей. И это было хуже, потому что мама не выбирала меня покинуть. А вот Кирилл – красавчик, подлец Кирилл – сделал выбор. Как когда-то мой отец, ушёл, когда я была слишком мала, чтобы его помнить. Хорошо хоть, мы с Кириллом не успели завести детей. Это сделало бы весь этот кошмар ещё невыносимее.

Я схватила самую яркую помаду и накрасила губы, чмокнув своему отражению в зеркале. Серые глаза смотрели на меня в ответ. «Ты всё ещё горяча!» – ткнула я пальцем в зеркало и щелкнула языком, но тут же вздохнула. Вытащив размокшее приглашение из-под чашки, я прошла в ванную комнату и швырнула его вместе с конвертом в мусорное ведро. Туда, где до сих пор валялись обертки от презервативов и сами презервативы, оставленные Кириллом. Вместе с неподъемным долгом и ипотекой на квартиру. Квартиру, которую мы делили, пока три месяца назад этот мерзавец не объявил, что женится на другой, с таким спокойствием, будто спрашивал, что у нас на ужин.

Да, это было отвратительно, и да, мне давно пора было выкинуть мусор, но горе бьёт по душе, как молот, оставляя тебя опустошенной, беспомощной. Бытовые мелочи вроде уборки кажутся ничтожными, когда твоё будущее смылось в унитаз.

Телефон в кармане пискнул, и на долю секунды моё глупое, нелепое, предательское сердце дрогнуло в надежде увидеть имя этого подонка. Но нет. Я нажала кнопку ответа.

– Привет, Костя, – устало выдохнула я, рухнув на неубранную кровать и закрыв глаза.

– Ведьма! – голос Кости был полон привычной театральной экспрессии.

– Я тоже тебя люблю, – ответила я, прижимая ладонь ко лбу. Я уже знала, о чём он скажет. Если приглашение пришло мне, то и Костя его получил. Кирилл всегда терпеть не мог моего лучшего друга, но обожал щеголять своим превосходством. Свадьба – идеальный способ ткнуть Костю носом в его роскошную, дорогущую церемонию.

Костя шумно выдохнул в трубку, и я почти увидела, как он закатывает глаза.

– Ты понимаешь, о ком я. Это просто возмутительно! Наглость какая! Вся эта свадьба – отвратительная шарада. Пожалуйста, скажи, что ты не пойдешь на этот цирк!

Слава богу за Костю. Единственного, кто остался на моей стороне. Я покачала головой, тут же поморщившись от боли, которая начала пульсировать в висках. Полбутылки вина прошлой ночью явно не были моим лучшим решением.

– Не-а, – буркнула я.

– Вот и славно! – воодушевился Костя, его голос зазвенел, как колокольчик на ветру. – Это же сплошное клише! Жениться на дочке начальника! Какой жалкий тип. Мы, конечно, туда не пойдем. Знаешь, что надо сделать? В день их свадьбы устроим себе грандиозный поход по магазинам, а потом зажжем весь город яркими красками! Ну, что скажешь?

Я не решилась сказать ему, что у меня не хватит денег даже на банку краски, чтобы замазать подозрительное чёрное пятно на потолке спальни, не говоря уже о том, чтобы «зажечь город». Шопинг был столь же несбыточной мечтой по той же причине.

– Мм… – промычала я что-то невнятное, надеясь, что он поймет.

– Знаешь, что говорят, – пропел Костя, и я почти увидела его озорную, лукавую улыбку. – Лучший способ забыть одного мужика – забраться под другого!

Я чуть не рассмеялась. Костя обожал менять партнерш с завидной регулярностью, но я не собиралась больше связываться с мужчинами. Никогда. Хотя его энтузиазм был заразителен.

– Хватит сплетничать на рабочем месте! Передай ей, что она нужна! – рявкнул раздраженный голос Петра Сергеевича Колесникова, моего несносного руководителя, и я невольно выпрямилась.

Костя вернулся на линию:

– О, да, кстати! Тебе надо явиться. У Варвары, видите ли, срочный поход в спа, так что у нас нехватка рук. Жду тебя, красотка. Люблю!

Он повесил трубку, не дав мне ответить. Комната закружилась перед глазами, головная боль превращалась в нечто эпическое. В последний момент я успела добежать до мусорного ведра и выплеснуть содержимое желудка.

Чувствуя себя чуть лучше, я вытащила размокшее приглашение из мусора и переписала адрес на чистый мягкий конверт с пупыркой внутри, который держала на случай нужды. Следом в конверт отправился старый презерватив, пропитанный вином и рвотой. Я нацарапала записку: «Наталья Евгеньевна и Александр Васильевич, к сожалению, не смогу присутствовать на свадьбе, но вот подарок для жениха и невесты». Все это я засунула в конверт и наклеила последние марки.

С тоской глядя на свое творение, я сунула его в сумку. Мелочно, по-детски, знаю. Но так же мелочно было бросить свою девушку с кучей долгов ради богатенькой фифы из офиса.

Это точно не был мой звездный час, но с головной болью, грозящей захватить весь мозг, и желудком, все еще бунтовавшим, мне было плевать. Я лишь жалела, что не увижу лиц гостей, когда Кирилл и его глупая невеста вытащат из конверта этот вонючий, заблеванный «подарок».

Глава 2

– Ты серьёзно это сделала?! – Костя фыркнул, его глаза загорелись озорным весельем. Лицо озарила притворная гримаса возмущения, тут же сменившаяся широкой, почти мальчишеской ухмылкой, когда я рассказала о своем «подарке» счастливой парочке, который отправила по пути на работу. Он провел рукой по своим безупречным каштановым волосам, слегка их растрепав, но даже это выглядело как часть его театрального шарма.

– Сделала, – призналась я, чувствуя себя отвратительно. – Зря, наверное. Это было мелочно. И, честно, просто мерзко.

– Мелочно? Это был триумф! Гениальный, коварный шедевр! Ты теперь мой герой, Мария! – Он драматично прижал руки к груди, его длинные ресницы затрепетали над глубокими синими глазами, словно занавес перед началом спектакля. Конечно, ему это показалось забавным. Костя ненавидел Кирилла почти так же сильно, как Кирилл презирал его. Они были как день и ночь: Кирилл с его подтянутым, выточенным в спортзале телом и чопорными взглядами, считавший всех непохожих на себя странными, и Костя – яркий, эксцентричный, легкомысленный и щедрый душой. Полная противоположность Кириллу. Неудивительно, что они терпеть друг друга не могли.

Я поднесла к губам чашку с кофе и сделала глоток. Напиток был почти таким же горьким, как мои мысли.

– Не знаю, Кость, – пробормотала я.

Он наклонился ближе, накрыв мою руку своей.

– Милая, – его голос стал мягче, но всё ещё искрился энергией, – он втоптал тебя в грязь. Немного мелкой мести – это как бальзам для души. Поверь, тебе это нужно.

Но моей душе от этого легче не стало. Напротив, я чувствовала, будто опустилась до уровня Кирилла – ниже, чем муравьиные… ну, скажем, коленки. Моя душа была в полном раздрае.

– Вчера ты говорил, что бальзам для души – это милая Юлия Снигирь, – вздохнула я, жалея, что не могу просто отмахнуться от этого чувства. До сегодняшнего вечера я гордилась своей зрелостью. Как бы ни хотелось запустить кирпич в машину Кирилла, я сдерживалась. А теперь даже это утешение ускользнуло. Я осталась одинокой, разоренной и ведущей себя как обиженный подросток.

Костя театрально закатил глаза и уставился в пустоту с мечтательной, приторно-сладкой улыбкой.

– Юлия – это богиня, сошедшая с небес! – провозгласил он.

– Она актриса, – напомнила я, сдерживая улыбку. – Не думаю, что богиня снизошла бы до съемок в исторической мелодраме.

Костя прищурился, глядя на меня с притворной укоризной.

– Милая, прошу, не начинай! Ты даже не смотрела этот фильм, так что не смей порочить святое!

Я пропустила его слова мимо ушей и бросила взгляд на спящих подопечных в камере сна. Все они либо уже спали, либо были на грани.

***

– Клянусь, я видел парня! – заявил Костя, когда я вернулась из уборной.

Я покрутила в руках остатки кофе в кружке и посмотрела на него скептически. Он вскинул свои изогнутые брови, ожидая, что я сейчас же разобью его странную теорию в пух и прах. По его словам, он заметил какого-то «накаченного парня, похожего на тёмного принца» в камере сна за те две минуты, что я отсутствовала. Я даже не удосужилась взглянуть через одностороннее стекло. Я и так знала, кто там находится, и ни один из них не подходил под описание «накаченный тёмный принц». Богатые – да, пожилые – безусловно, а одна дама, возможно, слегка переборщила с пластикой. Но ничего даже близко к «тёмному принцу».

Костя небрежно махнул рукой.

– Он был бледный. Жутко бледный.

– Жуткая бледность точно не входит в мой топ-10 качеств идеального мужчины, – отрезала я.

В камере сна двенадцать человек мирно спали, подключенные к аппаратам, следящим за их пульсом, дыханием и стадиями сна. Я бросила взгляд через стекло – всё было спокойно, лишь изредка раздавался легкий храп.

– Ладно, не верь мне, – надулся Костя, вставая со стула и картинно выпятив губы. – Пойду за нормальным кофе. Этот твой напиток – просто собачья моча.

Он был прав. Несмотря на то, что клиника сна была забита под завязку, а очередь на месяцы вперед, наш руководитель, Пётр Сергеевич, оставался жмотом. Единственным источником кофе была кофемашина в главном холле, выдававшая нечто, что можно было описать только как разбавленную бурду.

– Сходи в кафе на углу, – крикнула я ему вслед, пока он выходил из комнаты наблюдения. – Они открыты до двух, и у них приличный кофе. Возьми мне эспрессо!

– Мечтай, дорогуша! – бросил Костя, подмигнув с привычной дерзкой ухмылкой, и закрыл за собой дверь. Я показала средний палец пустоте, но он уже ушёл. Свет в комнате был выключен, но тусклое голубое сияние из камеры сна и мерцание мониторов давали достаточно света. Взгляд на часы показал, что уже почти два часа ночи. Ещё четыре часа, плюс час на распечатку отчетов, и я наконец-то смогу вернуться домой и выспаться.

Тихое гудение компьютеров было единственным звуком. Динамики, подключенные к микрофонам в камере сна, были выключены, как обычно. Слушать восемь часов храпящих стариков – не самое увлекательное занятие. Я бросила взгляд через одностороннее стекло. Никакого «парня» там быть не могло, кроме тех восьми, что мирно спали. И ни одну из женщин нельзя было принять за мужчину. Все двенадцать подопечных крепко спали, что подтверждали мониторы. Но… Костя не был склонен к галлюцинациям. При всей его эксцентричности он оставался рациональным. Он что-то видел за те пару минут, что я выходила, но что? Дверь заперли в десять вечера, как обычно. Открыть её могли только ключ-карты, которые были у Петра Сергеевича, Кости, Варвары и меня. Варвара, конечно, меня недолюбливала, но она не стала бы устраивать розыгрыши, рискуя доходом отца, который был и её единственным источником средств. К тому же она точно не подходила под описание «накаченного парня».

И уж точно никто на свете не назвал бы Петра Сергеевича тёмным принцем.

Но я все же посмотрела. Двенадцать человек. Все спали мирно. Большинство лежали на спине, как мы их просили, но пара человек свернулась в своих любимых позах. Старик на краю кровати сбросил свое тонкое голубое одеяло на пол, где оно лежало бесформенной кучей теней. Ничего необычного. Я включила динамики, чтобы убедиться, и услышала то, что ожидала: легкий храп, прерываемый громким всхрапыванием от того самого старика. Год назад мы бы диагностировали у него апноэ сна и отправили домой. Но это было год назад, до Большого Сна. Теперь никому нет дела до апноэ. Не с того дня, как весь мир заснул и проснулся лишь через семь дней.

Я уже собиралась выключить динамики, когда что-то заставило меня насторожиться. Шаги. Едва различимые за храпом, но определенно шаги. Я снова взглянула на камеру. Никто не встал с кровати. Увеличив громкость, я услышала звук снова.

– Костя? – позвала я, думая, что он, возможно, вернулся, и микрофоны уловили шум из клиники. Они не должны были этого делать, но другого объяснения не было.

Костя не появился. Я решила войти в камеру сна и проверить. Нам с Костей запрещалось туда заходить без крайней необходимости – наше присутствие могло повлиять на показания. Но шаги будоражили моё любопытство. Мне нужно было узнать, что это. Скорее всего, неисправный аппарат.

Чёртова невезуха!

Неисправный аппарат означал, что придется начинать всё заново, а это означало задержку. Последнее, чего мне хотелось.

Я открыла дверь комнаты наблюдения, вышла в коридор и сделала несколько шагов до входа в камеру сна. Коридор, выкрашенный в стерильный белый, должен был казаться клинически чистым, но в тусклом свете он выглядел жутковато. Быстро приложив ключ-карту, я открыла автоматическую дверь, которая бесшумно скользнула в сторону. Входить было странно и даже немного неловко, несмотря на то, что я провела последние четыре часа, наблюдая за спящими незнакомцами. Быть в одной комнате с ними казалось слишком интимным. Я мысленно отругала себя. Они сами на это подписались. Заплатили кучу денег, чтобы мы их обследовали, и знали, что у нас есть доступ в комнату. Но сердце всё равно забилось чаще, когда я сделала шаг внутрь и позволила двери закрыться за мной.

Шаги больше не были слышны. Что бы это ни было, оно прекратилось. Слава богу! Я подняла одеяло и аккуратно накрыла им Валерия Алексеевича Гомлякова, стараясь не задеть провода, которые сама же прикрепила к нему несколько часов назад.

Я уже почти вышла, когда услышала звук. Резко обернувшись, я чуть не задохнулась от ужаса. Мужчина. Его не было здесь секунду назад. Я бы его заметила. Но теперь он стоял передо мной. Мой рот приоткрылся, пока я пыталась осознать, что за существо передо мной.

Чёрт возьми, Костя не шутил! Он лишь не сумел передать, насколько ошеломляюще прекрасен этот мужчина. Красота – да, мрачность – да, опасность – вдвойне да. На него стоило бы повесить предупреждающий знак. Я застыла, парализованная его невероятной красотой и тем фактом, что его здесь быть не должно. Он не был здесь мгновение назад.

Длинные чёрные волосы струились по его плечам, частично скрывая татуировки на руках и мускулистой груди, которую было видно, потому что он был полуодет. На нем были обтягивающие чёрные брюки, босые ноги и… золотая корона на голове. Настоящая, чёрт возьми, корона! Тусклый свет отбрасывал на него игру теней и бликов. Но его глаза… Они притягивали, как бездонная пропасть. Такие тёмные, что я не могла различить, где заканчивается зрачок и начинается радужка. Холодный, расчетливый взгляд. Он был так нечеловечески прекрасен, что я едва могла дышать. А потом и вовсе перестала…

Птица – кажется, ворон? – пролетела над моей головой, и волна наслаждения захлестнула меня, заставив тело дрожать так сильно, что я вцепилась в кровать старика, чтобы не рухнуть под напором этой дикой, необъяснимой силы.

Что, чёрт возьми, происходит?

Я глубоко вдохнула, борясь с собой, чтобы не закрыть глаза, пока странный мужчина смотрел на меня.

Его глаза расширились, когда он разглядел меня, но я едва могла сосредоточиться. Я пыталась справиться с дыханием, пока волны наслаждения медленно отступали. Я едва дышала после того, что только что пережила, и мне понадобилась секунда, чтобы восстановить равновесие.

Его чёрные глаза встретились с моими. Мимолетное удивление на его лице сменилось чем-то другим. Отвращением, возможно?

Пока я стояла, глядя на него и пытаясь понять, что делать, он вдруг прыгнул на ближайшую кровать. Прямо на одну из наших клиенток, Розу Андреевну, местную вдову, которой принадлежала половина Владимира.

Я вскрикнула, издав сдавленный звук, когда он приземлился прямо на неё, но в тот момент, когда его ноги коснулись её одеяла, он исчез. Растворился в воздухе.

Мой разум отказывался понимать, что я только что видела, а сердце колотилось так громко, что я была уверена – микрофоны это уловят.

Я глубоко вдохнула и бросилась к Розе Андреевне, ожидая, что она ранена, если не мертва, но она спала, дышала ровно. Пока я смотрела, её губы изогнулись в сладострастной улыбке, а глаза под тонкими, как бумага, веками быстро двигались. Она видела сон. Судя по выражению лица, очень яркий сон.

Шелест крыльев взъерошил мои волосы, отвлекая от её лица. Ворон! Я почти забыла о нем в этом сумасшествии. Он полетел прямо к Розе Андреевне, туда, где исчез тот загадочный мужчина.

– Нет уж, не уйдешь! – прошипела я, резко выбросив руку и сжав кулак. Ворон, чья лапа оказалась в моей хватке, отчаянно заклекотал, пытаясь вырваться. Но я не собиралась его отпускать. Он пришел с ним. И я была уверена: я наконец-то нашла то, что месяцы исследований сна не смогли обнаружить. Причину болезни. И это был не предмет. Это был человек.

Глава 3

– Шереметьева, немедленно возвращайся в клинику! – рявкнул Пётр Сергеевич в трубку почти через час. Я прижала телефон к уху плечом, пытаясь засунуть Ворона в клетку, которая когда-то принадлежала морской свинке соседской семилетней девочки. Судя по тому, что Пётр Сергеевич назвал меня по фамилии, он был в ярости.

Ворон яростно захлопал крыльями, и кипа счетов, аккуратно сложенных на столе, рухнула на пол.

Чёрт! Я разложила их в порядке, в котором собиралась оплачивать. Не то чтобы у меня были деньги, но счет за электричество занимал почетное первое место в моем списке желаний.

– Не могу сейчас, Пётр Алексеевич, – выдохнула я, задыхаясь от борьбы с птицей. – Простите, у меня руки заняты. – Буквально. Питомец самого прекрасного мужчины, которого я когда-либо видела – и который, скорее всего, был плодом моего разыгравшегося воображения, – пронзительно заклекотал, чуть не вырвавшись из моих рук.

– Освободи руки! – прорычал Пётр Сергеевич. – У меня двенадцать разъяренных клиентов, а Роза Андреевна отказывается платить!

В этот момент Ворон укусил меня за палец.

– Сукин…! – Кровь капнула на счета, добавляя еще больше алого к уже и без того слишком красным штампам «ПРОСРОЧЕНО». Я захлопнула дверцу клетки, заперев маленького мерзавца внутри.

– Мария! – Пётр Сергеевич почти орал в трубку, возвращая меня к разговору. – Меня вызвали в клинику в какой-то немыслимый час, и что я вижу? Перья по всей камере сна, аппараты сходят с ума, а Костя хнычет в углу! Советую тебе притащить свою задницу сюда, если хочешь сохранить работу!

Я открыла рот, чтобы извиниться, но услышала лишь гудки. Он повесил трубку.

– Сиди там! – буркнула я Ворону, собирая свои светлые волосы в небрежный пучок. – Может, подумаю о корме для тебя, если меня не уволят!

Ворон окинул меня презрительным взглядом и задрал клюв, будто прекрасно понял, что я сказала.

Соберись, Мария. Это просто птица. Не предзнаменование… наверное.

Как бы я ни ненавидела наблюдать за спящими богачами ради заработка, эта работа была мне нужна. Она была легкой, и я не была квалифицирована ни на что другое. И как бы мало ни платил Пётр Сергеевич, это все равно больше, чем я заработала бы, разнося подносы в какой-нибудь забегаловке, чем занималась до клиники.

Я схватила ключи от своей старенькой «Лады» и выбежала из квартиры. В коридоре воняло старой капустой – напоминание, что сегодня четверг. Завтра коридор пропитается запахом рыбы, а в субботу – курицы. С тех пор как я переехала в этот убогий дом, календарь мне не требовался: кулинарный график соседки, Екатерины Ильиничны, был точен, как часы.

Я нажала кнопку на ключах, чтобы открыть машину – мою десятилетнюю машину, державшуюся на ржавчине и мечтах, но верную, как старый друг, всегда довозившую меня из пункта А в пункт Б. Или, как сейчас, из квартиры на скучную работу.

Я добралась до клиники в рекордно короткие сроки – ранний час помог. После шести утра Владимир превращался в пробочный ад, но в четыре утра дороги были свободны, как мои банковские счета.

Костя выбежал ко мне на парковку, его каштановые волосы были непривычно растрепаны, будто он теребил их в панике.

– Куда ты сбежала? – надулся он, шагая рядом. – Бросила меня в полном дерьме!

– Прости, Костя. Я не хотела.

На самом деле, тот парень с пронзительными чёрными глазами и странная волна жара, захлестнувшая меня, выбили меня из колеи так, как я не могла объяснить. Я не привыкла испытывать нечто вроде оргазма на публике без всякой причины, и уж точно не привыкла видеть, как самый красивый мужчина на свете прыгает в другого человека, не разбудив его. Но я не могла рассказать это Косте. Он решил бы, что у меня опять срыв.

– Паническая атака, – наполовину солгала я. – Пришлось уехать домой, чтобы отдышаться.

Костя уставился на меня. Он знал меня достаточно давно, чтобы понять, когда я что-то недоговариваю, но промолчал, лишь поджав губы.

– Пётр Сергеевич сказал, что аппараты свихнулись, – продолжила я, когда он не ответил. Обычно Костя не умолкал ни на минуту, так что его молчание ясно говорило, насколько он зол. И заслуженно.

Он схватил меня за руку.

– Ещё бы! Я вернулся с кафешки, а ты умчалась в своей тачке, аппараты выдают какие-то безумные данные, все подопечные проснулись и орут, а повсюду чёрные перья! Что, чёрт возьми, случилось?

– Ворон, – выпалила я, пытаясь придумать что-то правдоподобное. По крайней мере, это было правдой.

– Ворон? – Костя вскинул идеальную бровь. – Серьёзно, если ты влипла в неприятности, скажи.

Его глаза наполнились беспокойством, и мне стало тошно. Он был моей опорой, когда Кирилл ушел, забрав почти всё, включая моё душевное равновесие. Я не винила Костю за беспокойство, но мне оно было не нужно.

– Я не влипла, – отрезала я.

Костя покачал головой и скрестил руки.

– Ты должна позволять людям помогать тебе, Мария.

– Это не обо мне, – пробормотала я, жалея, что этот разговор вообще начался. Я глубоко вдохнула, пытаясь придумать, как развить ложь, чтобы она не звучала совсем уж нелепо. – Я же сказала, это была птица. Каким-то образом она попала в камеру сна. Мне пришлось войти и выгнать её. Наверное, это и сбило аппараты.

Костя прищурился, снова поджав губы.

– Дверь в камеру была закрыта, когда я пошел за кофе. И, думаю, я бы заметил здоровенную чёрную птицу, летающую там.

– Ворон, – поправила я, будто это имело значение. Я сама не знала, в чём разница. Оба – большие чёрные птицы.

Костя сжал кулаки.

– Мне плевать, хоть павлин, танцующий лезгинку! Его там не было, когда я уходил за кофе!

Может, стоило сказать правду. Я уже рассказала половину, и он ведь тоже видел того странного парня. Если я схожу с ума, то и он тоже… Но я вспомнила о маме, спящей в больничной палате в центральной городской больнице, одной из тех, кто так и не проснулся после Большого Сна. И решила промолчать. Она была причиной, по которой я должна была выяснить, кто этот странный парень и его птица, прежде чем меня упекут в психушку.

– Наверное, сквозняк открыл дверь, – буркнула я, толкая дверь клиники. – Ты же думал, что видел какого-то накаченного парня, помнишь? Кто знает, что ты мог видеть, а что нет.

Уф, я знала, что веду себя как стерва, и это не вина Кости, но я была раздражена и сбита с толку, и мне просто хотелось, чтобы всё закончилось, чтобы я могла вернуться домой, лечь спать и понять, что, чёрт возьми, делать дальше.

Он мне не поверил. Но это было неважно. Убедить нужно было Петра Сергеевича – он платил мне зарплату.

Я нашла его в главном офисе. Голые белые стены и бледно-серый ковер делали помещение унылым, лишенным всякой атмосферы. Единственным украшением была одинокая рамка с фото его жены и детей-подростков, которую, как я знала, он держал только потому, что жена заставила. Он дождался, пока я сяду, прежде чем заговорить.

Его усы дрожали от гнева, вена на лбу пульсировала, но он все же сдерживал голос.

– Не хочешь ли объяснить, что за чертовщина стоила мне полтора миллиона рублей в эту ночью?

– Птица, – начала я, чувствуя себя глупо. – Каким-то образом она попала в камеру сна. Мне пришлось войти и выгнать её.

– Птица? – Его усы снова дернулись, он сложил пальцы домиком и наклонился вперед. Он был на грани срыва, лицо пылало так, что я почти чувствовала жар.

Я кивнула, стараясь не покраснеть. Врать я никогда не умела.

Скрипнув зубами, он почти прорычал:

– Я проверил журнал дверей. После десяти вечера в камеру входила только ты. Хочешь сказать, что птица научилась клонировать ключ-карты и открывать двери?

Он крутил ручку в пальцах, его пухлые красные пальцы побелели от напряжения.

Я сглотнула, чувствуя, как всё глубже увязаю во лжи, и радуясь, что в камере сна не было камер видеонаблюдения.

– Может, кто-то из клиентов занес её в кармане? – Даже для меня это звучало как полный бред.

Он постучал ручкой по столу и облизнул губы.

– Идем.

Я последовала за ним в комнату наблюдения, где на полу валялись груды бумаги из принтера. Он схватил конец распечатки и чуть ли не ткнул мне в лицо, остановившись в нескольких сантиметрах от моих глаз.

– Полисомнография показывает полный хаос. Птица не могла этого сделать.

Я взглянула на графики. Всё было в норме до 1:57 утра. Я села за свой стол, пошевелила мышкой, чтобы разбудить монитор. То же самое – для всех подопечных. Нормальный сон, стандартные показатели, и вдруг, когда я вошла в камеру, у всех, кроме одного, начались проблемы со сном. Если, конечно, можно назвать проблемой мой крик на ворона и бегство с ним в руках.

У одного подопечного странные мозговые волны начались чуть раньше. Я вспомнила, что произошло за минуты до того, как всё пошло к чёрту. Я вышла в уборную, а Костя увидел того парня в чёрном. Его.

Роза Андреевна! Я ввела её имя и открыла её данные. Как и у других, её показатели были ненормальными, но у неё сбой начался на тридцать секунд раньше – ровно в тот момент, когда парень прыгнул на неё. Она все-таки почувствовала его… в своих снах.

– Не знаю, что сказать, – пробормотала я, выключая экран. – Птица залетела. Я вошла за ней, и, наверное, разбудила всех. Простите.

Пётр Сергеевич потер виски и скрипнул зубами, пока я затаила дыхание. Я не могла потерять эту работу. Она оплачивала мою убогую квартиру, а та была лишь на ступень выше жизни на улице или просьб к Косте пустить меня на его диван. А я знала, что Костя вытворяет на своем диване… регулярно.

– Позвони всем сегодняшним клиентам и извинись, – проворчал Пётр Сергеевич. – И ни слова о птице. – Он произнес каждое слово медленно, будто считал меня глухой или сумасшедшей. Я и сама не была уверена, что это не так.

– Да, Пётр Сергеевич.

Он ткнул в меня ручкой.

– Скажи, что у тебя был ПМС или что-то в этом роде. И перенеси на другой день сегодняшних клиентов.

Я подавила желание выхватить ручку и засунуть ему в нос. Вместо этого я натянула самую фальшивую улыбку и повторила:

– Да, Пётр Сергеевич, – чуть не добавив салют.

Утро я провела, успокаивая раздраженных богачей и обещая им десятипроцентную скидку на исследование сна. Не то чтобы им это было нужно. Тот, кто может выложить сто двадцать пять тысяч рублей за ночь, явно не нуждается в скидках.

Мысль о неоплаченных счетах помогла мне пережить следующие несколько часов, но я справилась и ушла домой на три часа позже обычного.

Ворон всё ещё был там, когда я вернулась. Не знаю, почему я думала, что он исчезнет. Он смотрел на меня своими бусинками-глазами, пока я снимала пальто.

– Прости, птица, забыла про корм. Это, между прочим, твоя вина. Не было времени заскочить в зоомагазин, пока я разгребала бардак, который устроили ты и твой хозяин. Завтра куплю.

Ворон встряхнул перья и повернулся ко мне спиной.

Ну и пожалуйста!

Он выглядел как обычная птица. Может, немного надменная, если это слово вообще применимо к птицам.

Я точно схожу с ума. Он не надменный. Просто птица, и всё. Не вестник конца света и уж точно не источник загадочных оргазмов. Я схватила булочку из кухни, отломила кусок и сунула в клетку. Ворон выхватил его и проглотил, снова повернувшись ко мне спиной. Наглый тип.

Я бросила пару ломтиков просроченного сыра на остаток булочки, съела и, скинув одежду, натянула старую заношенную ночнушку. Упав на кровать, я чувствовала себя выжатой, но сон не шел. Ирония моей бессонницы никогда не ускользала от меня, учитывая мою работу. Мне бы самой не помешало исследование сна, но я никогда не смогла бы позволить себе такую цену. Хотя оно мне и не нужно. Бессонница есть бессонница. Никакой тайны. Наконец я почувствовала, как сознание мутнеет, и первые нити сна начали окутывать меня. Я отдалась им, позволяя себе погрузиться…

Я снова была в клинике сна, но края моего зрения были размыты. Кровати в камере были пусты, но принтер в комнате наблюдения сходил с ума. Сердце колотилось, пока я пыталась понять, что происходит. Снаружи орал Пётр Сергеевич, колотя в дверь, чтобы я впустила его. Но я не могла его впустить – тогда он узнал бы, что я не справляюсь с работой. А потом в камере закружились красные конверты со штампами. Я ничего не могла сделать. Я была за односторонним стеклом, а я не могла пройти мимо Петра Сергеевича. Сердце бешено стучало, и я ничего не могла остановить. Я пыталась дышать, пока конверты превращались в чёрные перья, медленно кружащиеся в воздухе.

Он появился снова, но на этот раз смотрел прямо на зеркало. Он знал, что оно одностороннее, и смотрел на меня так, будто стекла не было.

Внезапно я успокоилась. Паника отступила, пока я смотрела на него. Я не могла отвести глаз. Его волосы колыхались, словно под водой, хотя он на земле. Теперь я лучше видела его грудь и татуировки. Они переместились с прошлого раза. Я потянулась к нему, но пальцы коснулись стекла камеры сна. Момент покоя исчез, и я снова задыхалась.

Я открыла глаза. Я была полностью проснувшейся, сердце гремело, как гром, пот стекал по лицу.

Это был сон. Я была дома, в своей кровати. Облупившаяся краска и знакомые трещины на потолке подтверждали это.

Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Простыни промокли от пота, и я каким-то образом запуталась в них. Распутав себя, я свесила ноги с кровати. Взглянув на будильник, я отпрянула в ужасе.

Он был здесь! У изножья моей кровати. На этот раз реально. Не сон. Холод пробежал по спине, когда я разглядела его. Его чёрные глаза смотрели с любопытством, будто я была незваным гостем в этой ситуации. Длинные сине-чёрные волосы спадали на плечи, скрывая мускулистую грудь и странные доспехи, не говоря уже о татуировках. На голове сияла та самая корона.

И под ней – лицо с острыми, как лезвия, скулами, идеальными губами и ресницами, которые на мужчине должны быть вне закона. Господи, он был прекрасен. Безумно, ошеломляюще прекрасен.

Жуткий преследователь, который не только узнал, где я живу, но и вломился в мою квартиру. Я хотела проверить, не разбил ли он окно, но не осмелилась отвести от него взгляд.

Снова нахлынула та волна. Яростные волны наслаждения. Я сжала губы, но не смогла сдержать стон.

Что за чёрт…

Он сделал это со мной дважды. Или его птица. Я не была уверена, кто из них подарил мне больше наслаждения, чем любой мужчина в моей жизни – хотя планка была невысокой. Но он даже не коснулся меня. Не сделал ни шага. Он ждал, пока я закончу, а затем заговорил с холодным равнодушием:

– У тебя моя птица.

Его голос был глубоким, почти гортанным, с акцентом, который я не могла распознать. И очень сексуальным, что только усилило моё смущение от того, что я стонала, как актриса низкопробного фильма.

– Ты испортил моё исследование сна, – огрызнулась я, поправляя бретельки ночнушки, чтобы не вывалиться из неё. Хоть немного достоинства.

Он не ответил. Я смотрела, как он открыл дверцу клетки, где сидел ворон.

Он с трудом вытащил птицу – клетка была для морской свинки, а не для чёртова ворона.

Я понятия не имела, кто он, но он не был человеком. Хорошо, о чём я вообще думала? Он должен быть человеком… но не был. Никто не выглядит так идеально. Я видела, как он прыгнул в Розу Андреевну. На секунду я подумала, не демон ли он? Только я могла вляпаться в какую-то чертовщину уровня «Экзорциста».

– Ты вселился в Розу Андреевну. Забрал её душу? Ты демон? – Даже для меня самой я звучала как безумная, но какое ещё объяснение?

Он погладил ворона и посмотрел на меня с презрением. Его гнев был осязаем. Ещё одно чувство охватило меня под его взглядом. На этот раз не наслаждение. Холодный страх.

– Для тебя я сам дьявол, – от его голоса по моей спине пробежала дрожь, сильнее, чем от самих слов, хотя они были достаточно пугающими.

Он прыгнул снова, как в камере сна, но на этот раз не в тело, а в красную дверь. Дверь, которой точно не было, когда я ложилась спать. Я вскочила с кровати и потянулась к нему. Дьявол или нет, я не собиралась его отпускать. Моя рука почти коснулась его, но я опоздала. Он уже прошел через дверь. Я прыгнула за ним, нырнув в то, что ощущалось как тюбик зубной пасты.

Когда под ногами появилась земля, я открыла глаза. Темный лесной пол, усыпанный серыми листьями и грязью, простирался во все стороны. Два длинных ряда одинаковых серых дверей тянулись через лес, насколько хватало глаз: один слева, уходя вдаль, и один справа. Двери, дверные рамы, но без стен. Между рамами виднелся лишь лес. Позади была красная дверь, через которую я прошла, а над головой мерцали звезды, слегка освещая этот уголок леса.

– Где, чёрт возьми, я? – пробормотала я, гадая, не сошла ли я с ума окончательно. Позади с грохотом захлопнулась красная дверь, заставив меня подпрыгнуть.

Я едва успела оглядеться, как этот неуловимый тип уже был у одной из серых дверей. Я вскочила с земли и бросилась за ним, но опоздала. Он прошел через дверь. И, если последние пять минут не были достаточно странными, он не вышел с другой стороны. А затем все двери начали двигаться в унисон, сдвигаясь на одно место к красной двери и дальше.

Лес был жутко тихим и лишенным цвета. Стволы деревьев – серые, листья – разных оттенков серого. Тишина была зловещей. Ничего живого – ни шороха животных в подлеске, ни птиц в ветвях. Если бы я не была трезвой, я бы решила, что попала в наркотический бред.

Я была одна. Бог знает где, в лесу, пахнущем цветами и летним дождем, но выглядящем как царство смерти. Разумнее всего было бы развернуться и вернуться домой через красную дверь, пока я не решила прогуляться по окрестностям. Но я никогда не была разумной. Скорее, дерзкой. Я положила руку на ручку ближайшей серой двери, открыла её и шагнула внутрь.

Глава 4

Я уже знала, что дверь не откроется обратно в лес, хотя за ней виднелся только он, но всё равно была ошеломлена, оказавшись в комнате, будто сотканной из самой тьмы. Огромные окна от пола до потолка, задрапированные тяжелыми бархатными шторами, занимали всю стену передо мной. Сбоку возвышался массивный камин с резным карнизом, на котором стояли фотографии в рамках, но все они были размытыми, словно подернутыми туманом. Сквозь окно открывался знакомый вид. Дыхание перехватило, когда я узнала Владимир. Дмитриевский собор на горизонте почему-то внушал чувство, что я не так уж одинока. Потому что я была одна. Где бы он ни был, его здесь не было. Я могла поклясться, что видела, как он прошел через эту дверь, но двери двигались, и это сбивало с толку. Возможно, я выбрала не ту дверь. Сердце заколотилось, как загнанный зверь, когда другая дверь отворилась, и в комнату вошел мужчина. Я успокоилась, лишь поняв, что это не тот жутко-притягательный тип. Его я узнала сразу.

Я видела его вчера вечером в камере сна. Тот самый, что сбросил одеяло с кровати. Я порылась в своей затуманенной памяти, пытаясь вспомнить его имя.

– Валерий Алексеевич? – неуверенно позвала я.

Я помахала рукой перед его лицом, но он смотрел сквозь меня, не реагируя. Будто я была призраком. Будто меня здесь вообще не существовало. Словно я умерла и провалилась в пучину ада. Не хватало только адского пламени, хотя присутствие здесь Валерия Алексеевича было выше моего понимания.

Он взял одну из фотографий с камина и разрыдался. Слезы падали на стекло рамки, и изображение прояснилось. На фото была женщина, улыбавшаяся кому-то за кадром. Я смотрела, как Валерий Алексеевич закрыл глаза и начал покачиваться. Он больше не плакал. Фотография задрожала, начала расти и менять форму, пока не превратилась в ту самую женщину.

Конечно. Ничего странного. Всё абсолютно нормально. Нечего тут разглядывать.

Я собрала всю волю в кулак, чтобы не броситься обратно к серой двери, но не могла отвести взгляд. Женщина была в красном платье, как на фото. Они закружились в танце, а я пыталась понять, в какой момент мне подсунули галлюциноген, потому что трезвой я точно быть не могла.

Я зажмурилась и потерла лицо руками. Кожа казалась настоящей, живой. Я чувствовала себя живой, но что я вообще знала? За последние сутки я видела, как человек в доспехах прыгнул в тело женщины, прошел через две двери в чёрт знает куда и вызвал у меня оргазм, не прикасаясь – дважды. Женщина, оживающая из фотографии, уже казалась обыденностью.

Комната начала меркнуть, пол задрожал под ногами. Пара продолжала танцевать, будто ничего странного не происходило. Все вокруг начало сворачиваться, как лист бумаги. Я бросилась к двери, пока сцена не погрузилась в полную тьму. Дверь захлопнулась за мной, чуть не сбив меня с ног на лесной пол. И, словно моей жизни не хватало странностей, весь ряд дверей с одной стороны снова двинулся. Дверь, через которую я вышла, прошла мимо красной, и я оказалась лицом к лицу с другой.

Дверь позади начала открываться. Инстинкт подсказал, что это он. Я метнулась в сторону, пока он не увидел меня. Я не была готова к тому, чтобы он знал, что я здесь. Пока я не пойму, где это «здесь». Я спряталась за ближайшим деревом и наблюдала. Из-за угла двери, через которую он вышел, виднелась лишь часть его фигуры. Но я разглядела достаточно, чтобы понять: он чем-то озадачен. Может, он знал, что я сделала, и что я всё ещё здесь?

Я затаила дыхание, прижавшись к дереву, пока он медленно поворачивался. Если я не успокоюсь, моё громыхающее сердце выдаст меня. Я глубоко вдохнула, пытаясь расслабиться. Не так-то просто, когда самопровозглашенный дьявол стоит в нескольких метрах от меня и, вероятно, раздавит меня, если узнает, что я здесь.

Наконец он повернулся и прошел через дверь, с которой я только что столкнулась. Ворон последовал за ним. Я выдохнула, медленно приседая на лесной пол. Тьма обволакивала, посылая дрожь по спине. Бледно-голубой свет залил пространство, хотя луна или что-то, его излучающее, не было видно. Под пальцами хрустели сине-серые листья. Мёртвые листья, хотя и живые на деревьях были того же цвета. Моя загорелая кожа выглядела выцветшей в этом жутком свете. Тишина вокруг была осязаемой. Ветер не шевелил деревья, звери не шуршали в подлеске. Единственным звуком было моё собственное дыхание. Это место было пугающим, неестественным. Красная дверь была в трех метрах от меня. Так легко встать и уйти обратно, вернуться к своей убогой жизни, к тоске по подлому бывшему и невозможности позволить себе нормальную еду. Так просто, но я не могла. Пусть это место было живым адом – или настоящим адом, я уже не была уверена, – но в нем были ответы. Ответы, которые весь мир искал уже год. Ответы, почему моя здоровая, полная жизни мама спит уже год без всякой причины.

Я так погрузилась в воспоминания о докторе, сообщившем, что мама подхватила сонную болезнь, что не заметила, как он вернулся через дверь. Он был уже рядом, прежде чем я успела среагировать, и выглядел взбешенным. Лицо тёмное, как ночь, полное безумной ярости. Его горящие глаза и стремительное движение ко мне были ужасающими. Вскочив, я отвернулась от дерева, которое плохо меня скрывало, и бросилась в темноту леса.

Мертвые листья и ветки хрустели под ногами, дыхание стало рваным от внезапного прилива адреналина. Он догнал меня в мгновение ока. Конечно, догнал. Он был сложен, как атлет, а моё представление о спорте – это поход к холодильнику за сладким, когда я могла себе его позволить. Он схватил меня, и мы рухнули на землю, он – сверху.

Я выдохнула с глухим «уф», когда его вес вышиб воздух из легких. Шансов вырваться не было. Этот громила был огромным, мускулистым и прижимал меня к лесному полу лицом вниз. Я выплюнула мертвые листья, которые чуть не вдохнула, падая. Я не собиралась облегчать ему задачу. Я царапалась руками вперед, пытаясь выбраться. Мне удалось чуть продвинуться, но моя хлипкая ночнушка порвалась, и я добавила к списку проблем демонстрацию груди демону. По крайней мере, пока я показывала только спину. Вопрос крутился в голове: продолжать вырываться и, возможно, потерять ночнушку полностью, или лежать смирно и ждать, что будет?

Я приняла решение за полсекунды. Схватив остатки ночнушки вместе с горстью мертвых листьев, я извернулась, оказавшись лицом к нему. Затем, собрав все силы, ударила коленом вверх – приём из моего единственного урока самообороны. Тогда я считала его тратой денег и не вернулась обратно на уроки. Оказалось, он стоил каждого рубля: удар в пах отвлек его, и я выскользнула из-под него.

Я сдержала порыв выкрикнуть: «Получил?», и сосредоточилась на бегстве, придерживая лохмотья ночнушки.

Через двадцать секунд я снова ела землю. На этот раз он не собирался меня отпускать. Его ноги прижали мои, руки сдавили запястья, приковав к земле. Я повернула голову, чтобы дышать, пока в мозгу мелькали образы моей скорой и яростной смерти.

Его горячее дыхание обожгло щеку, посылая дрожь страха по спине. Я была в полной… беде.

Ненависть горела в его глазах, пока я пыталась выбраться. Напрасная затея. Он рывком поднял меня на ноги и схватил за горло, прижав к дереву. Его пальцы, словно стальные, вжимали меня в грубую кору. Только тогда я осознала, насколько он высок. Он держал меня одной рукой за шею, так что я стояла на цыпочках, а он все равно возвышался надо мной.

Моя ночнушка сползла до талии, обнажив всё, что находилось выше, но это было меньшей из проблем. Я была уверена, что он меня убьет. Если я ещё не в аду с дьяволом, то скоро туда отправлюсь. Его взгляд, пылающий гневом, оскаленные, почти звериные зубы не оставляли сомнений: мне повезло, что я ещё жива. Останусь ли к концу ночи – другой вопрос.

– Как ты посмела вторгнуться в мой мир, – прорычал он.

Снова этот голос. Глубокий, чувственный. Я ненавидела себя за то, что думаю об этом, вместо чего-то разумного, вроде: «чёрт, он меня задушит».

– Это ты не должен был лезть в моё исследование сна, – прохрипела я, хотя получилось что-то вроде «эттышнблзмоеисслсн». Зрение помутнело по краям, но это был не сон. Я была на грани обморока от нехватки воздуха.

Он чуть ослабил хватку, позволяя мне вдохнуть.

Его лицо потемнело, глаза вспыхнули яростью. Он размышлял, что со мной делать, а я могла лишь ждать, решит ли он меня убить. Ещё одно нажатие – и мне конец. Я пыталась выглядеть невозмутимой, будто его хватка у дерева меня не волнует, но дрожь в руках выдавала меня. Моё тело тряслось, как листья над нами. Он был намного сильнее. Никакие курсы самообороны не подготовили бы меня к этому кошмару. Его мускулистая рука напряглась, и я поняла, что зашла слишком далеко, как всегда. Мама всегда говорила, что мой острый язык доведет меня до могилы, и, чёрт возьми, её шутливое предсказание сбывалось.

Я не могу умереть. Не здесь. Не сейчас. Да, моя жизнь – полное дерьмо, но это не значит, что я хочу её закончить. Не на самом дне.

Его горячее дыхание обжигало щеку, и я остро ощущала свои обнаженные груди в сантиметрах от его груди. Я попадала в нелепые ситуации, но эта была просто безумной, даже для меня. Я была ягненком, принесенным в жертву, и он это знал. Я старалась дышать ровно, пока он решал мою судьбу. Свободной рукой он схватил моё запястье и развернул меня, вывернув руку за спину и прижав лицом к шершавой коре. Я знала, что на курсах самообороны учили, как вырваться из такого захвата, но мозг был затуманен, и я забыла, что делать. Я помнила, что надо кричать «пожар» вместо «насилие», потому что на «насилие» никто не придет, но это было неуместно по двум причинам. Во-первых, я была голой выше талии, и моя ночнушка держалась только на бедрах, а он даже не взглянул ниже моего подбородка. Во-вторых, кричать было некому. Кроме ворона, которому я не купила обещанный корм, так что он вряд ли бы меня поддержал.

Он наклонился ближе, его горячее дыхание коснулось уха.

– Я должен разорвать твою плоть и скормить тебя насекомым, человеческая грязь.

Человеческая грязь? Грубо!

– И испортить это чудесное место? – огрызнулась я, ожидая расплаты за свой дерзкий язык. Я не могла держать рот на замке, даже когда моя жизнь висела на волоске.

– Столько времени, а ты оказалась недостойной.

Что, чёрт возьми, это должно значить?

Он наполовину тащил, наполовину толкал меня обратно к рядам дверей. Мы проскользнули между двумя рамами к красной двери. Его босая нога пнула её, и без единого «прощай, было приятно познакомиться» он грубо вытолкнул меня через неё.

Глава 5

Я обернулась, но дверь захлопнулась прямо перед моим лицом, а через секунду исчезла, словно её никогда и не было.

Я рухнула на пол спальни, задыхаясь, нервы искрили, как оголенные провода. Ничто в моей жизни не подготовило меня к тому, что только что произошло, но быстрый взгляд по комнате показал, что ничего не изменилось. Кровать осталась неубранной, с книгой, которую я читала пару ночей назад, небрежно брошенной на покрывало. Стены всё так же покрывали унылые, выцветшие обои с цветочным узором, которые я собиралась сорвать еще три года назад, когда переехала сюда с Кириллом, но так и не собралась. Последние месяцы оправданием была не нехватка времени, а денег. То же самое с комодом, купленным с рук с намерением его отреставрировать, но теперь он обзавелся новыми сколами, которые никто не назвал бы «потёртый шик». Может, я могла бы изобрести «убогий шик» и так от него избавиться.

Всё было точно таким же, но в то же время – нет. Теперь я знала, почему больна моя мама. Почему год назад мир замер. Все врачи и эпидемиологи мира не приблизились к разгадке, но я – да. У меня был один шанс выяснить, в чём дело, и я его упустила. Дверь в то странное место исчезла, а это был единственный путь туда. Я бросилась на кровать и закричала от бессилия. Свет за окном подсказывал, что ещё день. Мои чувства сбились с ритма после получаса в темноте, но взгляд на часы подтвердил: время ужина. Потирая шею, которая ныла, словно после синяков от того типа, я поплелась на кухню и сунула в микроволновку последнюю дешевую замороженную еду. Это была моя последняя порция. Пока она грелась, я схватила мусорный пакет и выкинула в него всё, что осталось от Кирилла. Я уже начала отдирать обои в спальне, когда звон микроволновки возвестил о моем последнем ужине. Унылая масса выглядела не аппетитнее картонной коробки, в которой была упакована, но выбирать не приходилось. Это все равно лучше, чем то, что я буду есть завтра. Шкафы были пусты, остались только старые сухари. Проглотив скудную порцию, я вычистила клетку для морской свинки, чтобы вернуть соседке, и вышла на очередную смену.

Я подъехала к парковке клиники с тревогой после вчерашнего провала. Пётр Сергеевич наверняка будет там, весь на взводе. У меня не было даже Кости, чтобы пережить ночную смену, если только у Варвары не намечался очередной поход в спа, сломанный ноготь или другая «чрезвычайная ситуация».

Так что я удивилась, увидев машину Кости на парковке. На секунду мне показалось, что удача повернулась ко мне лицом, но тут подъехала Варвара, дочь Петра Сергеевича, на своей новенькой «Тойоте», подаренной папочкой.

Желудок скрутило – я знала, что сейчас начнется. Варвара была стервой высшей пробы, не упускавшей шанса напомнить, что она выше меня во всех отношениях.

– Слышала про вчера, – протянула она, её жемчужные зубы сверкнули в почти зверином оскале. Она была кошкой, я – мышью, и я ненавидела её за это. У неё было больше денег, чем я увижу за всю жизнь, и она не тратила их на помощь другим. – Жалко, меня там не было, чтобы это увидеть.

– Если бы ты не бегала по спа, может, и увидела бы, – огрызнулась я. – Насколько же надо быть уродиной, чтобы каждую неделю ходить к косметологу?

Когда-то она могла бы расплакаться и побежать жаловаться папочке, но за полгода работы здесь она научилась ранить меня куда изощреннее, и делала это мастерски.

– По крайней мере, я могу позволить себе спа. Может, если бы ты хоть раз туда сходила, твой жених не бегал бы к другой.

Чёрт, чёрт, чёрт!

Откуда она узнала? Я специально ей не говорила, зная, что это станет ещё одним поводом для её насмешек. Еще одной кучей дерьма в моей жизни.

Она прошествовала мимо, открыв дверь клиники своими алыми когтями – такими же фальшивыми, как её грудь, волосы, нос и характер. Дверь захлопнулась за ней, чтобы мне пришлось открывать её снова. Пётр Сергеевич встретил меня в приемной угрюмым взглядом и чуть ли не за шкирку потащил в свой кабинет мимо ухмыляющейся стервы-дочки.

– Костя любезно вызвался выйти сегодня, – буркнул он, опершись руками о стол. – Не хочу повторения вчерашнего. Поняла?

Я сдержала язвительный ответ. До зарплаты два дня, и я не могла дать ему повод меня уволить.

– Да, Пётр Сергеевич.

Он прищурил свои маленькие глазки, ожидая дерзкой реплики, но я прикусила язык. Увидев, что я молчу, он заметно расслабился.

– Хорошо. Обращайся с клиентами как с королями. Я не могу позволить себе плохие отзывы.

Как будто это имело значение. Даже тысяча однозвездочных отзывов, называющих его шарлатаном, а исследование сна – пустой тратой денег, не остановили бы толпы желающих записаться.

– Я оставляю Варвару за главную. Один неверный шаг – и она мне доложит. Так что работай на совесть.

«Или ты уволена» – подразумевалось. Я открыла рот, возмущение кипело в каждой клетке. Я работала здесь три года. Если кто и должен быть главным, то я. За полгода Варвара только разглядывала свои ногти и постила фотки в социальные сети. Она понятия не имела, как читать показатели, и ни за что не прикоснулась бы к клиентам, чтобы подключить их к аппаратам.

Я знала, что надо промолчать. Мой острый язык всегда втягивал меня в неприятности, но я не сдержалась.

– Я здесь дольше всех. Я знаю, как работают все аппараты. Разве не я должна быть главной?

Пётр Сергеевич издал низкий рык.

– Тебе повезло, что ты вообще ещё работаешь после вчерашнего. А теперь вон из моего кабинета, пока я не передумал.

Скрипнув зубами, я вышла, кипя от злости, и направилась в камеру сна, где Костя уже подключал клиентов к аппаратам. Варвары нигде не было видно. Наверняка она наблюдает, как мы пашем, из уютной комнаты наблюдения, полируя ногти или жалуясь своим подписчикам в социальных сетях.

Я старалась не смотреть на зеркало и сосредоточилась на работе, прикрепляя провода к Валерию Алексеевичу.

Он ободряюще улыбнулся.

– Жаль, что вчерашнее наблюдение не удалось, но, признаюсь, я втайне рад вернуться. Видите ли, я очень одинок с тех пор, как умерла жена.

Его жена. Женщина в красном платье с фотографии.

– Вы, должно быть, были очень счастливы вместе, – сказала я.

Его глаза сморщились в уголках, и я почувствовала, что ему не с кем говорить о ней.

– О, да. Сорок три года вместе.

– Вы танцевали с ней, – вырвалось у меня.

Он посмотрел на меня с любопытством, но продолжил:

– Ещё как! Елена обожала танцевать. Она была восхитительной танцовщицей. Каждый мужчина в зале хотел быть с ней, но она выбрала меня.

Я улыбнулась.

– Похоже, вам повезло найти друг друга.

Я видела его сон, как он хранил память о ней. Тогда я была напугана, не понимая, что происходит, но теперь знала. Днем я заглянула в сон Валерия Алексеевича, и это было прекрасно.

Подняв глаза, я заметила, что осталась только Роза Андреевна. Когда я подошла, Костя бросил на меня хмурый взгляд.

– Я займусь Розой Андреевной. Иди настрой мониторы, – небрежно бросила я, будто у меня не было скрытых мотивов.

– Я справлюсь, – возразил он, явно всё ещё злясь.

Я взяла провода и улыбнулась.

– Всё нормально. После случившегося, я должна это сделать.

Он пробурчал что-то невнятное и ушел, оставив меня подключать Розу Андреевну.

– Слышала, из-за тебя мне пришлось вернуться, – фыркнула она, натягивая одеяло до подбородка, пока я прикрепляла провода к её вискам.

– Да, простите. У меня был… ПМС, – выдохнула я, ненавидя себя за повторение оправдания Петра Сергеевича. Если бы у меня правда был ПМС, я бы засунула его ручку ему в глотку.

– Хм, – протянула она, прищурившись. – В наше время такого не делали. Нас учили уважать старших.

Я натянула фальшивую улыбку, жалея, что настояла на её подключении.

– Прошу прощения. Обещаю, сегодня всё пройдет гладко… Скажите, вам снилось что-нибудь вчера? Может, мужчина с длинными тёмными волосами?

Её глаза сузились ещё сильнее, и я подумала, не зашла ли слишком далеко.

– О чём ты вообще, девочка? – отрезала она, пока я оттягивала одеяло, чтобы прикрепить датчик сердечного ритма к её груди.

– Просто спросила.

Она одарила меня неприятной улыбкой.

– Вообще-то, я видела сон. Но не о мужчине с длинными чёрными волосами. Мне снился мой отпуск в Сочи, куда я еду на следующей неделе, и… – она придвинулась ближе и шепнула, – очень милые молодые официанты, которые выполняют все мои прихоти.

Её щеки порозовели, выражение смягчилось. Я не сдержала улыбку. Ей было под восемьдесят. Неудивительно, что она улыбалась, мечтая о крепких сочинских парнях.

– И ни у кого не было длинных чёрных волос? – уточнила я, воспользовавшись её настроением.

Она покачала головой, натягивая одеяло обратно.

– У всех чёрные волосы, но короткие. Кроме Алексея. Он блондин. В прошлом году был его первый сезон. Надеюсь, он снова там будет.

Я ухмыльнулась и оставила её с мыслями о сочинском блаженстве. После очередных извинений и стандартной речи я приглушала свет и вышла из комнаты.

– О чём вы там болтали? – спросил Костя, как только я вошла в комнату наблюдения. – Я видел, как ты мило трепалась с Розой Андреевной. Даже заставила её улыбнуться. Что ты сделала? Сказала, что ночь бесплатная?

Приятно было видеть, что Костя простил мне вчерашний побег.

– Она рассказывала о горячих сочинских парнях, – ответила я, садясь в кресло и включая монитор. Обычно я бросала на него беглый взгляд, чтобы проверить настройки, но после вчерашнего провала перепроверяла всё дважды.

– Где, кстати, Варвара? Пётр Сергеевич сказал, она будет сегодня.

Я повернулась к нему.

– Думала, она тут с тобой. Я видела её на парковке, где она напомнила, какая она богатая, а я бедная, и что неудивительно, что Кирилл ушел к другой.

Костя схватил мусорную корзину и сделал вид, что его тошнит.

– Наверное, она в уборной, накладывает тонну макияжа.

– Скорее всего, – согласилась я. – Пётр Сергеевич сказал, что она сегодня за главную, так что никаких шуточек и историй про твою личную жизнь.

Костя вытаращил глаза, ставя корзину на место.

– Серьезно? Какой он кретин! Все знают, что ты можешь управлять этим местом с закрытыми глазами. Она даже вход в комнату наблюдения с трудом находит. Не удивлюсь, если она сейчас в коридоре, пытается понять, куда идти.

Я рассмеялась, и тут дверь открылась. Вошла Варвара, подозрительно оглядев нас.

– Над чем смеётесь? – спросила она.

– Ни над чем, – хором ответили мы, как школьницы. Костя поймал мой взгляд и ухмыльнулся, пока Варвара садилась рядом с ним и доставала модный журнал.

– Я не останусь на всю ночь, – объявила она из-за страниц журнала. – Как только папа уйдет, я иду на свидание. И не вздумайте ему доложить. – Она опустила журнал и посмотрела на меня, бросая вызов.

Краем глаза я видела, что Костя собирается что-то сказать, и положила руку на его локоть, чтобы остановить.

– Даже не подумаем, правда, Костя? – Костя вопросительно посмотрел на меня, но покачал головой.

Варвара расплылась в красной помадной улыбке и снова скрылась за журналом. Если повезет, к половине одиннадцатого её уже не будет, и мне не придется терпеть её колкости и стервозность.

– Почему? – беззвучно спросил Костя, косясь на Варвару.

Я пожала плечами. На самом деле у меня был план. План, который Косте точно не понравился бы, и мне нужно было, чтобы Варвара не путалась под ногами.

***

Часы пробили половину второго, а Варвара и Пётр Алексеевич уже давно ушли. Я сомневалась, что увижу их до рассвета, и это меня устраивало. Последний час я слушала, как Костя восторгается какой-то цыпочкой, с которой встречается, и следила за секундной стрелкой часов. У меня была теория. Вчера тот тип прыгнул в Розу Андреевну. Позже, когда я последовала за ним, я каким-то образом попала в сон Валерия Алексеевича. Он вошел снаружи, я – изнутри, но мы оба оказались в похожем месте. Розе Андреевне снились её сочинские официанты, но я не сомневалась, что тот тип был там, как я была внутри сна Валерия Алексеевича. Он не видел меня, только свою покойную жену. Если я права, и он входит в сны людей, есть шанс, что он сделает это снова. Это был самый призрачный шанс, но единственный. Поэтому я поддакивала Косте, притворяясь, что мне интересны его скабрезные истории, и следила за часами и показателями.

С каждым тиком часов сердце колотилось сильнее. Ожидание было мучительным. Но, несмотря на все мои надежды, показатели оставались нормальными. В час пятьдесят я включила динамики. Тяжелое дыхание и редкий храп наполнили уши.

– Прости, если моя история недостаточно увлекательна, – фыркнул Костя.

Я повернулась к своему лучшему другу и выдала правду:

– Ты переспал с ней дважды, не помнишь её имени и трещишь о ней больше часа.

– И что с того? – буркнул Костя, скрестив руки с надутым видом.

Я пожала плечами и перевела тему.

– Я хочу проверить, как там дела, – указала я взглядом на камеру сна.

Костя прищурился и подался вперед.

– Ты хочешь вернуться туда! Что-то вчера произошло. Я знал! Это была не просто птица, да? Боже, скажи, что тот накаченный парень – твой тайный любовник, который пришел за тобой, но ошибся комнатой. – Его ухмылка растянулась до ушей.

Я одарила его уничтожающим взглядом.

– Вряд ли.

Кирилл был красив, но даже он не мог сравниться с пугающей притягательностью того типа. Я задумалась, стоит ли рассказать Косте правду. Он был единственным, с кем я могла говорить, и если не ему, то кому?

Я глянула на дверь, убедившись, что мы одни. Варвара вряд ли скоро вернется, но я не хотела рисковать, чтобы она подслушала. Убедившись, что дверь закрыта, я глубоко вдохнула и начала:

– Я видела того человека, о котором ты говорил. Того, кого ты видел вчера.

Костя запрыгал на стуле, хлопая в ладоши.

– Я знал, знал!

– Я с ним не сплю. Я даже не знаю его, – предостерегла я, пока Костя не взлетел от возбуждения. – Я вошла, чтобы посмотреть, что он делает. С ним была птица. Тот ворон, о котором я тебе говорила.

Я вспомнила прошлую ночь. Как я была растеряна, но и взволнована.

Костя немного успокоился.

– О, загадочно. И кто он?

Я замялась, зная, как безумно это прозвучит.

– Он исчез. Вот так. – Я щелкнула пальцами. – Я схватила его птицу и рванула оттуда.

Я посмотрела Косте в глаза, ожидая его реакции. Если бы он рассказал мне такое, я бы подняла его на смех. Мне оставалось надеяться, что он лучший друг, чем я.

Он уставился на меня, открыв рот, с легкой растерянностью.

– Исчез? Куда? В смысле, пробежал мимо тебя в коридор?

Я покачала головой, почти забавляясь его шоком.

– Нет. Просто исчез. Прямо в грудь Розы Андреевны. – Я указала на окно, где спала Роза Андреевна. Мой голос дрожал от эмоций, которых я не ожидала. Мне нужно было, чтобы Костя поверил, чтобы я сама поверила и знала, что не сошла с ума.

Костю спас от ответа писк компьютера. Резко развернувшись, я увидела, что показатели одного из клиентов взбесились. Либо у него сердечный приступ, либо тот тип в нем. Это было похоже на странные данные, которые вчера были у Розы Андреевны. Быстрый взгляд показал, что в камере сна все спокойно. Я пробежалась глазами по кроватям, найдя мужчину с аномальными показателями. Он выглядел нормально.

– Что происходит? – спросил Костя, заглядывая в экран через моё плечо. – Это ненормально.

– Точно нет. – Я вскочила, выхватывая пропуск из кармана. Через секунды я была в камере сна, Костя спешил за мной.

Не было ничего примечательного. Все на месте. Отсюда я не слышала бешеного писка компьютера, но знала, что он есть. По какому-то чуду наш рывок в комнату никого не разбудил.

Мужчина спал. Насколько я могла судить, его дыхание было нормальным. Всё в порядке. Костя схватил меня за руку, в его глазах был страх. Он не понимал, что происходит, не больше, чем я.

– Пора валить, – шепнул он, дергая меня за рукав.

Я резко вырвалась. Это был мой единственный шанс. Я видела, как тот тип это делал.

– Передай Петру Сергеевичу, что мне жаль, – шепнула я Косте и прыгнула прямо на спящего мужчину.

Я ожидала, что каким-то образом снова окажусь в тёмном лесу. Чего я не ожидала – и, наверное, должна была – так это того, что мужчина откроет глаза и заорет.

– Какого чёрта ты делаешь?! – Он схватился за живот и застонал, пока Костя стаскивал меня с кровати. Вокруг клиенты просыпались. Кто-то закричал – скорее всего, Роза Андреевна. И я их не винила. Масштаб моей ошибки обрушился на меня, как грузовик. Я облажалась. Полный провал. Работу я потеряла. Пётр Сергеевич не задумываясь укажет мне на дверь. А мужчина, на которого я прыгнула, точно подаст в суд. Если я его не убила. Его красное лицо пылало, он выкрикивал проклятия, о которых даже я не знала, так что, вероятно, он выживет, но это было слабым утешением.

– Простите, – лепетала я, чувствуя тошноту. Какой полный идиотизм.

Я хватала ртом воздух, когда Костя развернул меня. Я никогда не забуду жалость в его глазах. Я могла только надеяться, что Пётр Сергеевич не уволит и Костю из злости. Я хотела это сказать, но две руки схватили меня сзади и рванули назад.

Снова это ощущение, будто меня выдавливают через трубку. Когда оно прекратилось, я оказалась в тёмном лесу. А передо мной, глядя сверху вниз, стоял тот тип. И он не выглядел счастливым. Напротив, казалось, он хочет сожрать мою душу и разорвать тело зубами.

Чёрт возьми, вот это влипла!

Глава 6

– Ты посмела снова явиться в мой мир!

Это не было вопросом. Более умный человек понял бы это и промолчал. К несчастью, я никогда не была такой, и, хотя знала, что мой дерзкий язык втянет меня в беду, не могла остановиться.

– На этот раз ты сам меня притащил.

Его рука сжала моё и без того ноющее горло, почти, но не совсем перекрыв кислород. В его бездонных чёрных глазах полыхал гнев. Пока я пыталась вдохнуть, он смотрел на меня, не скрывая презрения. Боль была невыносимой, усиленная синяками, которые он оставил несколько часов назад.

– Наперекор здравому смыслу я позволил тебе жить, но ты пыталась вернуться. Я убил последнего человека, ступившего в этот мир, – прорычал он. – Назови мне причину, почему с тобой я должен поступить иначе.

Если он ждал, что я впечатлюсь его угрозами, то ему пришлось бы ждать вечно. К тому же, я не могла говорить, даже если бы хотела. Вместо этого я использовала последние капли воздуха, чтобы держать голову прямо и смотреть ему в глаза. Если он хочет меня убить – пусть. Тьма начала сгущаться по краям зрения, и я знала, что это не из-за мрачного пейзажа, а из-за нехватки крови в мозгу. Еще немного, и я потеряю сознание, и я не могла этому помешать. Он был громилой, его сила намного превосходила мою. Прекрасное чудовище.

Я выдавила слово, но оно было неразборчивым даже для меня. Мой смертный приговор, не более. Тьма сомкнулась, оставив лишь крошечную точку света, а затем поглотила и её.

***

Я очнулась, привязанной к дереву, за которым пряталась в первый раз. Сидя, с руками, прижатыми к бокам, я не видела того мерзавца, но его птица была неподалеку, следя за мной своими бусинками-глазами. Достаточно близко, чтобы видеть, но слишком далеко, чтобы пнуть маленького наглеца.

Я быстро поняла, что вырываться бесполезно. Не потому, что верёвки были туго затянуты, а потому, что этот тип связал меня чем-то невиданным. Оно светилось глубоким пурпурным светом и двигалось, словно живое, испуская крошечные искры, которые гасли в воздухе.

Ворон заклекотал, заметив, что я очнулась, и взлетел на ветку неподалеку – в трех метрах от меня и чуть выше.

– Что за дрянь мне вколол твой хозяин? – спросила я, потому что не могла поверить, что действительно здесь, связанная этим пурпурным кошмаром. Может, меня накачали наркотиками на одной из вечеринок Кости и затащили в подвал к какому-нибудь извращенцу. Маловероятно, но куда правдоподобнее того, что я видела собственными глазами.

Ворон повернулся спиной и встряхнул перья, будто разговор со мной был ниже его достоинства. Хотя он, конечно, не мог говорить… наверное.

Я вытянула шею, чтобы разглядеть двери. С этого угла я видела только заднюю сторону одного ряда и части другого через просветы. К моему облегчению, красная дверь была на месте, там же, где и раньше. Из всех дверей она единственная не двигалась. Она олицетворяла свободу, мой путь домой. Все вокруг было сюрреалистичным. Сюрреалистичным и безмолвным, как и прежде. Единственным звуком было моё дыхание, казавшееся громче из-за тишины. Каждый мой шорох сопровождался хрустом мертвых листьев подо мной.

На этот раз я была одета, и, хотя холодно не было, черные джинсы и ботинки защищали от острых веток на земле. Руки были крепко привязаны к бокам, но ноги свободны. Я крутила ступнями, чтобы кровь не застаивалась.

Я не знала, как долго была без сознания. Голубой сумеречный свет выглядел так же, как когда этот тип притащил меня сюда, но я подозревала, что здесь всегда так. Где бы я ни была – если это не подвал какого-нибудь психопата, – здесь царила вечная ночь. Или тот час, когда небо еще не совсем чёрное. Единственным цветом был пурпур моих оков, отбрасывавший фиолетовое сияние на руки. Передо мной лежали остывшие угли давно погасшего костра и кучка мелких костей. Жутко, но, к счастью, не человеческих.

Где бы я ни была, ясно одно: нужно бежать. Что бы этот мерзавец – да, я повысила его с «психопата» до «мерзавца» – ни задумал, ничего хорошего меня не ждало. Он намекал, что убьет меня, но этого пока не произошло. Что-то подсказывало, что только потому, что у него другие планы. Планы, которые, вероятно, хуже быстрой и безболезненной смерти. Ждать пришлось недолго: одна из серых дверей открылась, и он вышел.

Глава 7

Я затаила дыхание, когда двери, как прежде, сдвинулись на одно место. Просвет между ними позволил хорошо его разглядеть. Он был мучительно красив, величествен, несмотря на грубость. Его бледная кожа, почти голубая под странным сумеречным небом, контрастировала с тёмной аурой, окружавшей его – прекрасной и чужеродной. Я закрыла глаза, ругая себя за то, что нахожу в нем что-то, кроме опасности, но это только ухудшило дело. Этот тип собирался меня убить. Его божественные мускулы и волосы, в которые так и хотелось запустить пальцы, не должны были иметь значения. Затем двери снова сдвинулись, и его лицо исчезло. Легкое разочарование кольнуло меня, пока я не напомнила себе, что это к лучшему. Хлопнула дверь, и я снова осталась одна. Он ни разу не взглянул в мою сторону.

Так продолжалось весь день – если это можно назвать днем. Свет не менялся. Туманная сине-чёрная палитра с пурпуром моих оков напоминала синяк, делая все вокруг еще более мрачным, но, закрывая глаза, я вдыхала аромат цветочного сада. Хоть ветра не было, воздух был свежим и чистым. Каждые пять-десять минут он выходил из одной двери, ждал, пока они сдвинутся, и входил в другую, полностью игнорируя меня, как и его птица.

Руки ныли от неподвижности, тело казалось избитым, хотя, насколько я могла судить, он трогал только моё горло. Я не удивилась бы, увидев на своём горле пурпурный отпечаток его руки. Желудок урчал, горло пересохло, как пустыня, и я давно хотела в туалет. Часы борьбы с пурпурными оковами не дали никакого результата. Я не могла двигаться больше, чем в момент пробуждения. Может, его план – убить меня, привязав к дереву и притворяясь, что меня нет, пока я не умру от жажды. Это проще и оставит меньше крови на его руках.

Я подумала о маме, спящей на больничной койке во Владимире с начала Большого Сна, как и многие другие. Их число росло. Все на земле заснули одновременно, и большинство проснулись через семь дней. Те, кто выжил. Мама была среди тех, кто не проснулся, несмотря на хорошее здоровье. Это было только начало. Миллионы подхватили сонную болезнь. Она не щадила никого: молодых, старых, богатых, бедных, здоровых, больных. Неважно. Либо ты заболевал, либо нет. В отличие от обычных болезней, она не передавалась от человека к человеку, не была воздушной или водной. Ученые всего мира год искали причину и способ передачи, но не продвинулись ни на шаг. Правительства тратили миллиарды, а ученые лишь разводили руками. Поэтому люди так боялись. Никто не знал, как эта сонная болезнь подхватывалась, и не знал, как защититься. Многие сходили с ума, избегая сна. Поэтому Пётр Сергеевич и греб деньги лопатой. Он был торговцем пустыми надеждами. Он не знал, что вызывает сонную болезнь, не больше других, и не утверждал обратного. Он был хитрее. Он позиционировал Владимирскую клинику сна как центр здоровья сна и намекал, что мы можем выявить болезнь. Поэтому толпы проходили через клинику, тратя кучу денег на отчеты, которые ничего не значили. Однажды кто-то из наших клиентов заболеет. Это лишь вопрос времени, о чём я говорила Петру Сергеевичу, но он рисковал, тратя деньги на спортивные машины и солнечные отпуска на море, пока они у него были.

Я переключилась на мысли о море. Закрыв глаза, я представляла себя на солнечном пляже, где мне вот-вот принесут коктейль. Аромат леса помогал поверить. Если бы не боль и не переполненный мочевой пузырь, я бы почти поверила.

Я скрестила ноги, стараясь не думать о том, что мой мочевой пузырь сейчас лопнет. Проклинала себя за весь кофе, выпитый накануне. У меня было два варианта: крикнуть мерзавцу, когда он выйдет из очередной двери, и надеяться на его милосердие, или сидеть в собственной луже. Решив, что мочить единственные джинсы – не лучшая идея, я сделала немыслимое. Когда следующая дверь открылась, я крикнула:

– Эй, придурок! Мне надо в туалет!

Он не повернулся, скользнув в другую дверь.

Чёрт!

– Эй, ворон! Можешь позвать своего начальника и сказать, что это срочно? – Ворон соизволил взглянуть на меня, и, клянусь, маленький мерзавец покачал головой. – Ты понимаешь, что я говорю! Я знала! Скажи своему кретину-начальнику, что ему лучше отпустить меня, если он не хочет, чтобы его дом – или что это за дыра – провонял мочой.

Он не ответил, потому что, конечно, не говорил, но захлопал крыльями и взлетел. Я смотрела, как он кружил, а затем сел на раму одной из дверей. Там он остался, пока мерзавец не вышел, и тогда ворон прыгнул ему на плечо. Мне нравилось думать, что он рассказывает о моей проблеме, но это была нелепая мысль.

Тем не менее, он направился ко мне, ворон все еще на плече.

– Что? – Его голос сочился ядом и гневом. Этот человек не любил, когда его отвлекают от работы.

– Мне надо в туалет, – сказала я, стараясь не ерзать слишком сильно.

Он прищурился и скрестил руки.

– Так мочись. Никто не мешает.

Мерзавец!

– Я не собираюсь мочиться в штаны. Я отказалась от этого еще в младенчестве. Мне нужен туалет.

Раздражение, подпитанное переполненным мочевым пузырем, заставляло меня выплевывать слова. Я не верила, что он заставит меня обмочиться.

Он остался невозмутим. Какое ему дело, мокрая я или нет?

– Здесь нет туалетов. Это лес.

Без шуток, Шерлок. Он и правда был чудовищем. Взывать к его лучшей стороне бесполезно. У него её явно не было, так что я пошла другим путем.

– Здесь так красиво пахнет. Не хочешь же ты это испортить? – Похоже, это был его дом. Деревья здесь были реже, чем в других направлениях, а остатки костра в центре поляны говорили, что он любит здесь сидеть, когда не ходит по дверям.

Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы, затем протянул ко мне руку. Я подумала, что он снова схватит меня за горло, но пурпурные оковы погасли. Он уступил. Я была свободна.

Ноги дрожали, как желе, после часов неподвижности, когда я попыталась встать. Когда кровь начала циркулировать, пальцы и руки закололо, ощущения возвращались. Через секунды покалывание превратилось в острую боль, и ноги подкосились. Мерзавец мгновенно оказался рядом, схватив меня за руку, не дав упасть. Я глупо надеялась, что он поможет мне дойти до места, где я могла бы справить нужду, но вместо этого он потащил меня по лесному полу за руку. Мертвые листья царапали лицо, уши наполнял хруст под его ногами. Минут через пять он остановился, и хруст сменился новым звуком. Журчанием воды. Ручей!

Он отпустил меня, и я рухнула лицом в мертвую листву.

– Оправляйся здесь, – коротко бросил он.

Было ясно, что он не отвернется и не даст мне уединения, но я была слишком переполнена, чтобы волноваться. Я неловко расстегнула джинсы, стянула их вместе с бельем и присела над ручьем. Облегчение было райским, на секунду отодвинув все другие боли и проблемы.

Подняв глаза, я увидела, что он смотрит на меня.

– Не видел, как люди справляют нужду? – саркастично бросила я, натягивая джинсы и застегивая их.

– Только во снах, – ответил он.

– Чёртов извращенец, – пробормотала я, стараясь выглядеть круто, хотя только что мочилась под взглядом незнакомца. Но он подтвердил мою теорию. Двери вели в сны. В сознание людей. Где бы я ни была, это не было нормальным и не находилось на Земле. Мысль, что я забрела так далеко от дома, пугала, но и завораживала. Я была в месте, о котором никто не знал. В мире, который ещё вчера я не могла вообразить, потому что здесь сходились все люди, хотя я была единственным человеком. Если каждая дверь – это человек, здесь мы все видим сны.

– Твои слова меня не ранят, девчонка, хоть мне и забавно, что ты думаешь иначе.

Мерзавец услышал! У него, похоже, сверхъестественный слух в придачу ко всем его сверхъестественным штучкам.

Я проигнорировала его и повернулась к ручью. Он искрился в голубом свете, но был чёрным, как чернила. Я никогда не видела ничего подобного.

Я опустила руку в воду, затем вытащила. Черная жидкость стекла, не оставив следа.

Горло жгло при виде воды, но разум кричал не пить. И все же я умирала от жажды. Горло было как наждачка. Кто знает, отпустит ли он меня снова. Я сложила ладони ковшиком и зачерпнула прохладную тьму. Поднеся воду к лицу, я наклонилась, чтобы выпить. Прежде чем чёрная субстанция коснулась губ, мои руки были отбиты, вода выплеснулась.

– Мне нужно попить, – прохрипела я, когда он рывком поднял меня на ноги. На этот раз я была устойчивее и могла стоять, пока он тащил меня обратно. Как обычно, он проигнорировал меня.

– Я умру, если скоро не выпью воды.

С совершенно невозмутимым видом он толкнул меня к дереву и взмахнул руками. Пурпурная магическая верёвка, или что это было, появилась снова, привязав мои руки и тело к серому стволу. Он развернулся и проскользнул между двумя дверными рамами. Щелкнула закрывающаяся дверь, и он исчез.

Я закрыла глаза, пытаясь уснуть. Хоть что-то, чтобы отвлечься от жжения в горле и урчания пустого желудка.

Когда я очнулась позже, его всё ещё не было, но рядом стояла миска с чистой водой. Не имея возможности взять её из-за связанных рук, я извернулась, чтобы дотянуться языком и лакать, как кошка пьет молоко.

Только утолив жажду, я поняла, что могла вытащить телефон из кармана, когда была свободна. Я не знала, есть ли здесь сигнал и соединит ли он с нормальным миром, но решила выяснить. Если я найду способ привести сюда других, они смогут одолеть мерзавца и разбудить людей. Разбудить мою маму. С этой мыслью я мило улыбнулась ворону, вынашивая план.

Глава 8

В конце концов, он подошел ко мне и сел в центре поляны. Ворон слетел с ветки и устроился на его плече, пока он, словно по волшебству, разжигал огонь из ничего. Пурпурные оковы на моих руках были одним делом, но видеть, как он вызывает пламя, было просто невероятно странно.

– Что ты собираешься со мной сделать? – потребовала я.

Он даже не поднял глаз, и я задумалась, знает ли он сам. Он притащил меня в свой мир не просто так. Мне нужно было понять, зачем.

– Эй, придурок! Не хочешь объяснить, что я тут делаю?

Он мельком взглянул на меня, затем опустил глаза и вытащил нож из сапога. Сапоги я раньше не замечала – в реальном мире он был босой. Я затаила дыхание, когда его взгляд снова встретился с моим. В его глазах отражался оранжевый отблеск огня, напоминая самого Люцифера. Я снова подумала, не умерла ли я и не попала ли в личный ад. Если я мертва, нож не сможет меня убить, решила я, хотя его вид заставил сердце забиться от тревоги.

Я выдохнула, когда он подобрал упавшую ветку и начал её строгать.

– Ты не хочешь, чтобы я здесь была! – крикнула я, гадая, слышит ли он меня сквозь треск огня. Он вел себя так, будто не слышал. – Эй, я с тобой говорю!

– Да, говоришь, – отозвался он. – Это утомительно, и моё терпение уже на исходе.

– Ну и пошел ты, – буркнула я, не понимая, зачем вообще пытаюсь с ним говорить. Ему было плевать на мои слова и на то, что я ничего не знаю. Возможно, ему даже нравилось держать меня связанной, во власти. Весь этот спектакль, вероятно, его забавлял.

Мне хотелось увидеть, что он вырезает, но пламя было слишком высоким, чтобы разглядеть его руки. Вместо этого я наблюдала за ним. В свете огня его лицо казалось почти человеческим, оранжевый отблеск смягчал его черты. Я поняла, что никогда не видела его при дневном свете. Впервые – в тусклом свете клиники сна. Затем – в моей спальне, где шторы были задернуты, чтобы я могла спать днем. А здесь, в вечных сумерках, он выглядел бледным и потусторонним. Я до сих пор не знала, кто он. Мысль о дьяволе не раз приходила в голову, но я не могла представить дьявола, строгающего ветку. Может, человеческую плоть с костей, но не дерево.

– Ты не можешь держать меня здесь вечно, – сказала я, стараясь звучать уверенно, хотя правда была в том, что он мог. Мог и держал. – У меня есть друзья, которые прикончат тебя, не моргнув глазом. Они придут за мной.

Он оказался у меня быстрее, чем я успела моргнуть, перешагнув через огонь. Теперь нож был у моего горла.

– Разве я не велел заткнуть твой треклятый рот?

– Вообще-то, ты сказал, что потерял терпение. Ты не просил меня замолчать.

– Так замолчи. Теперь я тебе говорю, – прорычал он, его лицо пылало угрозой.

Боже, мне стоило остановиться. Ощущение лезвия на коже должно было стать предупреждением, но я не была бы собой, если бы поступила разумно.

– Скажи, почему я здесь.

Он швырнул нож, и тот вонзился в землю рядом со мной. Его глаза впились в мои, будто он сам искал ответы. Жестокая тьма, которую я видела, когда он впервые притащил меня сюда, снова окутала его черты.

– Я не обязан отчитываться перед тобой. У тебя нет друзей, которые придут за тобой. Твой единственный друг не способен убить даже насекомое. А я могу раздавить его голыми руками, как жука.

Словно желая доказать, он сжал мою руку, глядя прямо в глаза. Я ответила ему таким же яростным взглядом, стараясь не замечать его красоты. Не время пялиться на того, кто пытается меня покалечить, если не убить.

– Пошел ты, – выплюнула я, и он сжал сильнее, пока я не вскрикнула от боли. Он отпустил, и я подумала, что на этом всё, но он лишь освободил руку, чтобы схватить меня за шею сзади. Он дернул меня вниз и вперед, вывернув тело в неестественной позе, пока моё лицо снова не оказалось в грязи.

– Ты здесь, потому что я ещё не убил тебя. Ты жива не из милосердия, а потому, что я ещё не решил, в какие глубины ада тебя отправить и как далеко могу зайти, испытывая пределы твоей боли, пока твое тело не сломается. – Он прижал моё лицо к земле так, что я не могла дышать, и прошептал, его голос был ледяным: – Помни, это ты решила искать свой худший кошмар. Что ж, ты его нашла.

Только тогда он отпустил, удовлетворенный, что я поняла. Я молчала всю оставшуюся ночь.

***

Следующий день – или ночь, невозможно было понять, – прошел в том же духе. Он оставлял меня на часы, занимаясь своим делом, чем бы оно ни было. Я поняла, что он входит в сны людей, но что он там делает – загадка. Может, наслаждается их подсознательными желаниями, извращенец. Я хотела не обращать на него внимания, как он на меня, но это было сложно, когда он – единственное, на что можно смотреть в этом лесу. После вчерашнего предупреждения я боялась отвести от него взгляд. Каждые десять минут он выходил из одной двери и входил в другую, не останавливаясь, не отдыхая. Я видела его лишь мельком через просветы между дверями. За все время он ни разу не ел. Не мочился, не делал ничего человеческого. Я прикинула, сколько часов провела в лесу. Постоянная тьма мешала, но, похоже, я спала достаточно. Он забрал меня рано утром во вторник. Кажется, я провела здесь еще одну ночь, так что, вероятно, утро четверга. Я вспомнила жалкую пачку сухарей в кухонном шкафу и пожалела, что не захватила их. Не то чтобы я могла предвидеть, что буду связана две ночи без еды. Желудок болел при каждой мысли о еде, а думала я о ней постоянно. Пока я спала, миска с водой загадочным образом наполнилась, так что от обезвоживания я не умру. К тому же он пару раз водил меня к ручью, так что мочевой пузырь больше не был проблемой.

– Я голодна, – пробурчала я ворону, который меня проигнорировал. Похоже, он перенял это от своего начальника. Они идеально подходили друг другу.

Ворон заклекотал и взлетел. Через пару минут он вернулся и сбросил мне на колени двух червей.

Желудок сжался при виде толстых, извивающихся тварей.

– Убери их! – прошипела я, дергая ногами, чтобы скинуть их. Ворон подхватил обоих, запрокинул голову и проглотил целиком. Если бы в моем желудке что-то осталось, меня бы вывернуло.

– Спасибо, – промямлила я. По крайней мере, он пытался. Это больше, чем делал его начальник. Ворон встряхнул перья и улетел на свою любимую ветку, повернувшись ко мне спиной.

Двери сдвинулись, и я увидела, как мерзавец переходит из одной в другую.

– Я голодна! – крикнула я, забыв о своем решении никогда больше не говорить с этим типом.

Я думала, он снова меня проигнорирует, но он появился в просвете между дверями.

– Мне нужна еда, иначе я умру.

Он прищурился и нетерпеливо постучал ногой, явно раздраженный, что я его отвлекаю.

– И что с того? Умирай.

Он был хитрым подонком.

– Ты явно притащил меня сюда не просто так, – заметила я. – Первый раз я последовала за тобой, но второй раз ты сам меня втянул. Сомневаюсь, что ты хотел просто смотреть, как я умираю, привязанная к дереву, даже если ты и псих.

Он скривился, отвернулся и направился к красной двери. Одним движением он прошел через неё, хлопнув так, что рама задрожала, а звук разнесся по лесу.

Это был первый раз, когда я видела, как он использует эту дверь с тех пор, как он притащил меня сюда. Тогда она вела в мою спальню. Интересно, куда теперь? Ждать ответа пришлось недолго.

Дверь снова открылась. Мне показалось, что с другой стороны кто-то кричал, но затем она опять захлопнулась.

– Держи, – сказал он, бросив ко мне коробку из-под пиццы. Я сразу узнала бренд – местная сеть фастфуда. Запах чуть не вознес меня на небеса. Одна проблема – я не могла до неё дотянуться. Я вопросительно подняла брови.

Он фыркнул и взмахнул рукой. Пурпурные оковы, державшие меня, испарились. Я бросилась к коробке, распахнув её. В моем изголодавшемся сознании это был подвох, и коробка окажется пустой, но внутри была аппетитная пицца с колбасой. Я схватила кусок и засунула в рот, позволяя расплавленному сыру стекать по подбородку.

– Ммм, вкусно, – промычала я.

Мерзавец шагнул вперед и сел напротив, между нами – пепел вчерашнего костра.

– Я должен это понять?

Я дождалась, пока проглочу кусок, прежде чем ответить.

– Я сказала, это вкусно. Хочешь?

Он скривил губы, как я, наверное, сделала, когда ворон принес мне червей. Его потеря. Я взяла второй кусок и откусила.

Он смотрел, как я ем, с тем же любопытством, что проявил, когда я мочилась. Будто базовые человеческие потребности были для него странными и чуждыми. Может, так и было.

– Почему ты не ешь? – спросила я, жуя. – И не спишь, и не мочишься?

– То, что ты не видишь, как я это делаю, не значит, что я этого не делаю. Я просто не делюсь этим с тобой.

Надутый подонок.

– Значит, ты стесняешься? – Я знала, что играю с огнем, но не могла остановиться. Его высокомерие будило во мне дерзость.

– Почему ты пришла сюда?

Не тот ответ, которого я ждала. Это вообще не было ответом, но я решила подыграть, потому что это был наш первый разговор, и, чёрт возьми, мне было любопытно узнать больше об этом странном мире.

– Ты притащил меня сюда, – напомнила я во второй раз.

– Ты последовала за мной, а потом пыталась найти, когда я тебя вышвырнул. Почему?

Первый раз я пошла за ним не думая. Он был в моей комнате, и я погналась. Второй раз – из-за мамы. Но я не собиралась доставлять ему удовольствие, рассказывая об этом.

– Люблю путешествовать, – огрызнулась я.

Он оскалился и встал.

– Ты не та, кем я тебя считал. Ты – разочарование.

Ага, а я тебя обожаю, придурок.

Хорошо, что эту мысль я оставила при себе.

Одним движением он взмахнул рукой, и пурпурные верёвки снова привязали меня к дереву. На этот раз руки остались свободны. Он развернулся и вернулся к своей работе – вторжению в сны людей.

Я обдумывала его слова, доедая пиццу. Если я – разочарование, значит, он меня ждал. Но почему? Я даже не знала о его существовании, пока он не появился в клинике.

Еще одна загадка, над которой мне предстояло ломать голову.

Как, чёрт возьми, он меня знал, и что он ожидал, что делает меня таким разочарованием?

Чёрт его знает, но я собиралась выяснить.

Глава 9

Стало удручающе ясно, что пицца была разовым подарком. Надо было оставить хоть кусок. Чёрт, я и так знала, что голод для него не проблема, но я была так голодна, что желудок заглушил все разумные мысли.

Я уставилась на кучу листьев и ягод, которые он, очевидно, нарвал с ближайших кустов.

– Это нельзя есть.

– Ну и не ешь, – он пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, как делал всегда.

Мерзавец! Он знал, что мне нужно есть. Он заставил меня ждать ещё день и ночь. И он знал, что должен быть рядом, когда я ем, потому что ни за что не развяжет меня, если не сможет следить.

– Ладно, – сдалась я. – Я съем.

Он раздраженно фыркнул.

– Определись уже. У меня нет времени возиться с твоими проблемами.

Он сел на свое обычное место, достал нож и начал строгать, магическим движением растворив мои оковы.

Я взяла лист и понюхала. Вряд ли он хотел меня отравить. Если бы хотел убить, я была легкой мишенью, но я вполне допускала, что он нарвал первые попавшиеся листья, не зная, ядовиты они или нет. Ему, похоже, было наплевать на моё благополучие.

– Они безопасны, – сказал он, не поднимая глаз, и вернулся к своему занятию.

Я жевала лист, наблюдая за ним. Это была не пицца, и лист застревал в горле, но лучше, чем ничего – мой единственный вариант на данный момент. Без огня я ясно видела, что он вырезает. Это была фигурка человека. Женщины. Я была слишком далеко, чтобы разглядеть черты, но она казалась красивой.

– Кто она? – спросила я, рискуя навлечь его гнев. Но он не разозлился.

– Не твое дело.

– Старая подружка?

– Не твое дело.

– Хорошая погода, правда? – попробовала я другой подход. Он был не лучшей компанией, но это лучше, чем говорить с вороном, который не отвечает.

Он оторвался от работы.

– Почему ты так много болтаешь? Твоя бесконечная трескотня вызывает у меня головную боль.

– А с кем мне ещё говорить? Мне скучно. Ты явно не хочешь, чтобы я была здесь, и раз не собираешься меня убивать, я могла бы вернуться домой.

Он посмотрел на меня с любопытством.

– С чего ты взяла, что я не собираюсь тебя убивать?

Я пожала плечами и закинула в рот горсть ягод. Они оказались неожиданно сладкими.

– У тебя было полно возможностей. Если бы ты хотел, я была бы уже мертва.

Он вскочил и приставил нож к моему горлу.

– Я бы на твоем месте не расслаблялся. То, что я тебя еще не убил, не значит, что не убью. – Его глаза пылали яростью, но в них была нерешительность. – Позволь прояснить: ты никогда не вернешься через ту красную дверь. Поняла?

Он оскалился, мышцы руки напряглись.

– Вообще-то, не поняла, – сказала я, отталкивая его грудь. – Я явно тебе в тягость, и ты не проявил интереса к убийству, кроме пустых угроз. Так почему бы не отпустить меня, чтобы я оставила тебя заниматься своими делами в чужих снах?

В нем будто что-то надломилось. У меня был талант выводить людей. Он взревел, рывком подняв меня за ворот рубашки. Листья и ягоды с моих колен разлетелись во все стороны.

Его сила была невероятной. Он держал меня одной рукой, вытянув её вертикально. Другой рукой он соткал магию из воздуха, и не успела я опомниться, как уже висела на ветке дерева, связанная за запястья.

Его лицо потемнело, как грозовая туча, голос был резким.

– Не. Смей. Меня. Допрашивать!

Он ворвался в просвет между дверями и захлопнул одну из них с грохотом, эхом разнесшимся по лесу. Ворон сверху посмотрел на меня, будто говоря, что я сама во всем виновата. Я не могла с ним спорить.

***

Последующие дни можно описать только как ад на земле. Боль стала моим постоянным спутником. Запястья стерлись до крови от магических веревок, плечи горели от неестественного положения. Он ясно дал понять, что ему наплевать на меня, но я продолжала его провоцировать, потому что не могла держать язык за зубами. За всё время здесь я испытывала разные эмоции, но впервые почувствовала настоящий страх. Конечно, адреналин бурлил, когда он сжимал моё горло или приставлял нож, но это было в тысячу раз хуже. Медленно, мучительно, и усугублялось тем, что мерзавец снова решил, что меня не существует. Каждый раз, выходя из дверей, я надеялась, что мучения прекратятся, когда он увидит боль на моем лице, но он ни разу не взглянул в мою сторону. Он замечал меня, только когда подносил миску с водой. Когда двигать головой стало слишком больно, он хватал меня за подбородок, запрокидывая голову и вливая воду в рот.

– Я умру! – прохрипела я, пока грязная вода стекала по подбородку. – Зачем тогда вода?

Боль волнами прокатывалась по телу. Смерть была бы желанным выходом – что угодно, лишь бы не этот кошмар. Я не чувствовала ничего, кроме боли, одежда пропиталась грязью. Смерть была бы облегчением.

Он приподнял мой подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Наверное, хотел увидеть, как жизнь покидает меня. Ещё одно извращенное удовольствие. Вблизи его глаза были пугающими, холодными и тёмными, как его проклятая душа.

– Ты не умрешь. Это было бы слишком просто. – Он повернулся, будто собираясь уйти, но остановился и обернулся. – Почему ты пришла сюда?