Тысяча лет счастья

Глава 1

Воздух был настолько горячим и влажным, что его можно было разливать в бутылки и продавать любителям русской бани. Я уже был готов грохнуться в обморок, но тут мой взгляд зацепился за плакат на стене аэропорта. На плакате черноволосый господин светился белозубой улыбкой, а ниже значилось обнадеживающее заявление: «1000 лет счастья с Эмилио Карденосом».

Возле плаката, в полной готовности к счастью, стояли два солдата, вооруженные автоматами. На их лицах даже самый внимательный наблюдатель не разглядел бы и намека на полет мыслей и наличия каких-либо желаний. Такими же солдатами был усыпан весь путь от трапа самолета до входа в здание аэропорта, как будто какой-то великан решил сыграть в шахматы, но по забывчивости расставил только пешки.

Я снова посмотрел на плакат. Что-то в нем меня смущало. Ну да – это зубы господина Карденоса! Зубов на плакате было немало, однако один из них, передний, был слегка сколот. И еще меня смутил его взгляд: тревожный, напряженный, настороженный, как будто этот гладко причесанный господин искал среди толпы того, кто не верил в тысячелетнее счастье.

Таким же плакатом я мог любоваться, стоя в очереди на паспортный контроль. И этот плакат охраняли два неподвижных стражника – почти полные копии, стоявших снаружи. Передо мной в очереди изнывал солидный господин с дородными щеками и влажным от жары лбом. Он тоже рассматривал плакат, потом повернулся ко мне и заговорщицки сообщил:

– Я дантист. За триста долларов и полчаса исправил бы этот зуб так, что этот Карденос мог бы идеально улыбаться хоть тысячу лет.

Говори он по-английски с южным акцентом, когда сразу не поймешь – тебе угрожают или приглашают на барбекю. Тут позади меня раздался голос – сухой, скрипучий:

– Сеньор Гобернанте такой же человек, как мы. Он не идеален. И в этом его величие.

Обернувшись, я увидел смуглого, жилистого старика, кожа которого потрескалась от солнца, как высохшая земля. Взгляд его был жестким и вопросительным. Я поспешил заверить его, что полностью с ним согласен, а идеальные люди бывают только на картинах. Старик снисходительно кивнул и, как мне показалось, потерял ко мне интерес. Дантист ожидающе посмотрел на меня. Я перевел слова старика, и он с легким удивлением спросил, откуда я знаю испанский.

– Калифорния, – ответил я. – Там каждый третий говорит на испанском.

Он вздохнул, сообщил, что учил испанский в школе, но почти все забыл, и после недолгой паузы добавил вполголоса:

– Мы прибыли в страну идиотов.

А потом, чуть громче, добавил:

– Семнадцать лет назад этот остров стал свободным, независимым от империалистов, но с этого года и еще тысячу лет, под страхом ареста, все местные идиоты обязаны быть счастливыми.

И тут, весьма некстати, появился капитан. Было непонятно, откуда он взялся, как будто соткался из влажного воздуха. Двигался он торжественно, как человек, который привык быть важным. Три продольные полоски на погонах и все его пуговицы сверкали в свете ламп. У плаката он замедлил шаг, вытянулся и отдал ему честь, словно приветствовал древний тотем, чья власть простиралась за пределы человеческого понимания. Он уже собирался идти дальше, когда из очереди вынырнул наш старик и что-то зашептал ему, указывая на дантиста. Капитан, не меняя торжественного выражения лица, направился к нам, коснулся плеча Дантиста и жестом велел ему следовать за ним. Сделав шаг, он остановился, посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, потом повернулся к старику, но тот медленно покачал головой, и капитан, коротко кивнув, повел Дантиста прочь, удерживая его за рукав.

– Он арестован? – спросил я, когда старик снова встал рядом.

– Пока проверка, – ответил он по-английски. Равнодушно, как если бы говорил о погоде.

Меня удивило его английское произношение – четкое, точное.

– Вы хорошо говорите по-английски, – заметил я.

– Тут не все идиоты, – отозвался он. – Интеллект людей описывается распределением Гаусса. Как здесь, так и у вас в Калифорнии.

– Вы математик?

Старик пожал плечами.

– Вы задаете слишком много вопросов, – сказал он. – Если вы приехали сюда отдыхать, думайте об отдыхе. Это не ваша страна и не ваши проблемы.

Пока он говорил, его голос становился глубже, спина выпрямлялась, а плечи расправлялись так, словно он внезапно вырос. Он уже не казался щуплым стариком – передо мной стоял человек с тяжелым взглядом, с тем же выражением, что у Правителя на плакате.

Я почувствовал, как вокруг меня сгущается воздух, как будто взгляд этого человека надавил мне на грудь. Дышать стало тяжелее, ладони намокли, а кожу на лице словно покалывали невидимые иглы. Мне вдруг отчаянно захотелось выйти из очереди и вернуться в самолет. Я еле дождался, когда пограничник махнул мне рукой, приглашая подойти к его будке.

За спиной пограничника со скучающим и немного презрительным взглядом стоял сержант. Пограничник долго листал мой паспорт, внимательно рассматривал наклейки на задней обложке, как будто пытался найти их таинственное значение, потом, не поднимая взгляда, спросил:

– Цель визита?

Говорил он по-английски с акцентом, как говорят уличные продавцы фахитос в Южном Лос-Анжелесе. Я сказал, что приехал на неделю отдохнуть в отеле «Золотой песок».

– Есть подтверждение резервации? – лениво спросил пограничник.

Я начал объяснять, что получил письмо из отеля, но оно у меня в телефоне и я не уверен, что тут есть доступный мне сигнал. Пограничник лениво кивнул, протянул мой паспорт сержанту и сказал, чтобы я следовал за ним.

Коридор был длинным, мрачным и пустым, словно построенный исключительно для того, чтобы в нем кого-нибудь допрашивать. Его серые стены казались влажными, с размытыми пятнами отражений жужжащих на потолке люминесцентных ламп. Нас ждала комната, неожиданно щедро залитая солнцем через огромные окна с решетками. В центре комнаты сидел уже знакомый мне капитан, а у соседнего стола сгорбился на стуле Дантист. Он был в одних трусах и футболке, как человек, которого выдернули из привычной жизни в самый неподходящий момент. Рядом с ним молодой лейтенант с узким лицом и уродливым шрамом на щеке с сосредоточенным видом копался в его сумке. Он внимательно изучал тюбик зубной пасты, затем вытащил коробку с электробритвой, открыл ее, задумчиво понюхал, покачал головой и аккуратно положил обратно.

– Кевин Тейлор?

Вопрос отвлек меня от лейтенанта. Я подошел к капитану, без приглашения сел на стул у его стола и энергично кивнул.

– Цель вашего визита?

– Отдых в отеле «Золотой песок». Возможно, ознакомительные экскурсии по острову. В телефоне есть письмо из отеля с подтверждением резервации.

Капитан прищурился, открыл мой паспорт, придвинул стоящий на столе телефон, набрал номер и быстро заговорил по-испански. Я разобрал в его скороговорке свое имя.

– По острову… – положив трубку, протянул он с легким недовольством. – Вы корреспондент?

– Программист, – ответил я. – Приехал отдохнуть от компьютера.

Капитан кивнул, словно допуская такую возможность, но потом насмешливо спросил:

– А вы можете это доказать?

Я пожал плечами. Капитан позвал лейтенанта, который уже застегивал сумку Дантиста, и велел ему проверить мои знания компьютера. Лейтенант задумался, затем спросил:

– Что произойдет, если нажать клавишу F1?

– Откроется справочное меню, – ответил я.

Лейтенант одобрительно кивнул и вернулся к сумке Дантиста.

– Хорошо, – сказал капитан, протягивая мне паспорт. – Но учтите, сейчас в стране сложное положение.

Он поднял палец, будто указывая на что-то невидимое, затем голос его стал мягче:

– Мы не рекомендуем вам выходить за территорию отеля. Купайтесь, отдыхайте, пейте пиво, но за забор лучше не выходите.

Я хотел спросить, что за сложное положение, но вовремя решил, что отель – это место, более располагающее к откровенным беседам. Забрав паспорт, я вышел на улицу искать такси, твердо намереваясь провести остаток дня в беззаботном неведении.

Глава 2

Я стоял у столба, на котором висел знак, указывающий, что здесь можно дождаться такси. Солнце палило немилосердно. Я с трудом глотал насыщенный влагой воздух и смотрел, как ко мне приближается Дантист.

– В «Золотой песок»? – спросил он, отдышавшись. – Поедем вместе. Шатла уже не будет, всех, кто летел с нами, уже увезли.

Выглядел Дантист ужасно. Щеки обвисли, со лба струился пот, дыхание было сиплым и частым.

– Отпустили? – задал я вопрос, который не требовал ответа.

– Сначала унизили как могли, – сказал он, доставая бумажную салфетку, чтобы вытереть лицо. – Гринго – это самое нежное, что я от них слышал. Намекали, что заслуживаю расстрела за оскорбление Правителя.

– Ты вроде не Правителя оскорблял, а идиотов, которые верят в тысячелетнее счастье.

Дантист махнул рукой.

– Народ и Правитель у них едины. Ладно, будет мне наука. Я тут в третий раз, сейчас все изменилось. Тут явно что-то произошло.

Подъехала машина. Вид у нее был такой, словно она пережила пару революций и войну. Дантист усмехнулся, сказал, что это еще не самый плохой вариант. Мы закинули сумки в багажник, залезли на заднее сиденье и чуть не задохнулись от запаха пота, окурков и пыли.

– У вас нет кондиционера? – спросил я у водителя – угрюмого парня с татуировками на шее.

Водитель покрутил ручку, открывая свое боковое окно, и кивнул, намекая, чтобы мы сделали то же самое. Видимо, он считал, что этого будет достаточно, чтобы доставить нас в отель живыми.

Дорога, обсаженная пальмами и обставленная белыми горшками с засохшими цветами, тянулась вдоль моря. Асфальт был разбит, но не настолько, чтобы опасаться ям, способных поглотить наш «Ниссан». Машин на дороге было немного, если не замечать грузовиков и «Хаммеров», забитых военными. Я смотрел по сторонам и чем больше смотрел, тем больше сомневался, что выбрал правильное место для своего отпуска.

– Похоже на переворот, – заметил Дантист, задумчиво глядя на очередную военную колонну.

Я спросил у шофера, что происходит. Шофер, услышав вопрос, выдал целый спектакль: бросил руль, взмахнул руками, закатил глаза, помотал головой, а затем торжественно заявил, что ничего не знает и знать не хочет. Все это он проделал весьма эмоционально, как будто стоял на сцене, а в зале сидели сотрудники службы безопасности Правителя. Его эмоциональность была столь велика, что мне захотелось аплодировать. У отеля он вышел из машины, достал из багажника наши чемоданы и, как мне показалось, облегченно вздохнул.

У отеля царило оживление: возле небольшого шатла стояла толпа возмущенных туристов, недовольных, что маленький автобус не вместит и половины желающих покинуть это райское местечко. Шум стоял такой, будто это была палуба «Титаника» в ту самую минуту, когда пассажиры вдруг осознали, что шлюпок на всех не хватит.

В холле было прохладно, последние отъезжающие толпились у стойки регистратора. Мы с Дантистом сели на диван, отдышались, огляделись и увидели, что нишу со статуей Девы Марии, наполовину закрыл портрет Правителя. Рядом стояли две вазы с белыми хризантемами.

– Хризантемы тут ставят у портрета усопшего, – сказал Дантист, показывая пальцем на нишу.

Проходящий мимо официант повернул в нашу сторону голову, но маска безразличия на его лице не изменилась, как будто он смотрел сквозь нас. В этот момент дверь отворилась и в холл вошел офицер в сопровождении двух автоматчиков. Он посмотрел на портрет Правителя, приказал солдатам встать рядом, а сам направился к стойке регистрации. Вскоре появился мужчина в черном костюме, явно администратор, который стал прикладывать руки к груди и горячо в чем-то оправдываться. Офицер взял его за воротник, подтащил к портрету Правителя и стал кричать что-то про тюрьму и расстрел. Администратор протянул руки к портрету, но офицер оттащил бедолагу за воротник, поднес кулак к его лицу и выругался. Солдаты аккуратно взяли портрет и понесли на улицу. Офицер проследил, как администратор взял вазы с хризантемами и куда-то унес. Затем он подошел к телевизору, включил его и ушел за солдатами, оставив всех, находящихся в вестибюле, в молчаливом шоке.

– Все ясно, – прошептал мне на ухо Дантист. – Правитель умер, а его окружение хочет держать это в тайне.

Однако по телевизору показывали жизнерадостного Правителя, который стоял на борту яхты, улыбался и говорил, что сегодняшний указ даст возможность жителям острова еще больше радоваться жизни.

– Консервы, – сказал Дантист. – У правителей полный шкаф таких видео.

На экране появился какой-то чиновник и сообщил, что со следующего понедельника молодым родителям следует более вдумчиво подходить к выбору имени ребенка. В газетах и на сайте Правителя будет опубликован список рекомендованных имен, которые увеличат шанс ребенка вырасти счастливым и патриотичным гражданином. Я пересказал Дантисту содержание выступления.

– Это не так тупо, – сказал он. – А то у сына есть приятель, которого назвали «Гений». Представляешь, как он мучается, работая оператором в колл-центре?

Он дослушал передачу до конца, усмехнулся, когда Правитель появился еще раз и пожелал всем хорошего настроения, наклонился ко мне и прошептал на ухо:

– Что-то я понял, школьные уроки не прошли даром. Это точно консервы. Заметил, что Правитель говорил об указе без конкретики? Такой ролик годится на все случаи. Главное, с погодой не ошибиться.

Толпа уезжающих рассеялась, я подошел к стойке, протянул паспорт и спросил, кивая на нишу с Девой Марией:

– Что это было?

– Полиция, – не поднимая глаз пояснил клерк.

– А почему они увезли портрет?

Клерк молча смотрел в экран компьютера, потом нагнулся, достал пластиковую карту-ключ.

– Ваш номер триста пятнадцать, ужин в семь вечера в ресторане на первом этаже.

Глава 3

Ресторан, как я и ожидал, оказался полупустым и выглядел местом, где собрались те, кто не нашел себе более интересного занятия. Угрюмы и усталы были лица посетителей, склонившихся над столами. Я загрузил себе полную тарелку жареной курицы, добавил овощей, наполнил два стакана апельсиновым соком – один на случай неожиданной жажды – и направился к ближайшему столику.

– Разрешите?

Передо мной возник долговязый американец. Рыжий, в очках, загорелый – судя по цвету лица, он уже неделю на острове, а судя по выражению глаз, уже жалеющий об этом. Я кивнул и жестом пригласил его садиться.

– Вы сегодня приехали? – спросил Рыжий. – Я видел, как вы выходили из такси.

– Сегодня, – согласился я.

Разговор вести не хотелось. Хотелось найти Дантиста, но он почему-то отсутствовал. Я оглядел зал, барную стойку – Дантиста нигде не было. Учитывая местные нравы, это было поводом для умеренного беспокойства и сильного желания выпить.

– Кого-то ищете? – продолжил расспросы Рыжий.

– Познакомились в аэропорту, вместе попали на досмотр.

Рыжий оживился.

– Чем-то провинились?

Я рассказал про старика и капитана.

– Ну, если он назвал идиотами жителей, а не военных, то его, скорее всего, не расстреляют.

Я воодушевился.

– Вы так считаете?

– Конечно, – сказал Рыжий, придвигая тарелку. – А если бы назвал идиотами военных или Господина Правителя, Сеньора Гобернанте, как его тут называют, то и вас бы уже не было в этом ресторане. А ваш знакомый просто проспал. Я сам в первый день немного выпил и проспал часов четырнадцать.

Он принялся за свою рыбу с жареной картошкой.

– Странный сегодня день, – сказал я.

Рыжий кивнул.

– Здесь это часто бывает. То холера, то переворот.

– Переворот?

– Дерьмовая рыба, – сказал Рыжий, отодвигая тарелку. – И картошка недожаренная. Переворот – это один из трех вариантов. Второй вариант – умер Сеньор Гобернанте, а генералы не знают, что делать. Пока, наверное, решили, что народу лучше об этом не знать. Двойников хватит лет на тридцать. Вариант третий – кто-то пустил слух о смерти Сеньора Гобернанте, чтобы половить рыбку в мутной воде. В любом случае, отсюда надо делать ноги. И чем быстрее, тем лучше.

Он опять придвинул тарелку и начал ковырять в ней вилкой.

– Сегодня в аэропорту сумасшедший дом, а завтра я попробую улететь на первом же самолете, где будут места. Здесь мы как утки с перебитыми крыльями во время осенней охоты. Можем, конечно, спрятаться в камышах, но это ненадолго.

– А мы-то в чем виноваты?

– Американцы виноваты всегда и во всем. А Сеньор Гобернанте трудится с утра до ночи, чтобы бороться с американскими кознями.

Рыжий огляделся, потом продолжил:

– На данном этапе задача армии, полиции и службы охраны Сеньора Гобернанте – это уничтожить оппозицию и всякое инакомыслие.

– Оппозиция? – удивился я. – При таком контроле?

Рыжий еще раз огляделся и почти шепотом сказал:

– Если будете в городе, то в местах, где нет камер слежения, на стенах можно увидеть листки с буквами «L—I». Это, дорогой друг, «Либертад» и «Игвальдад» – свобода и равенство. Конечно, по большей части, это детский сад, но хоть какое-то напоминание, что не все здесь верят в программу тысячелетнего счастья.

Тут он наклонился ко мне и сказал еще тише:

– Основная часть оппозиции, конечно, за границей. Вот уж они разносят режим от головы до хвоста. Поэтому тут запрещены все соцсети, кроме одной, официальной, с входом по паспорту. А уж там модераторы изучают каждую запятую. Не дай бог, вы поставите пост с многоточием. Вас на следующий день приволокут в полицию и потребуют объяснений.

Я покачал головой, но Рыжий не остановился:

– А если хотите настоящего адреналина – возьмите чистый лист бумаги и выйдите с ним на главную площадь к Дворцу Правосудия. Готов поставить сто долларов против одного, что через пятнадцать секунд вы окажетесь в полиции, где вам зададут гениальный вопрос: если вы хотели написать, что любите Сеньора Гобернанте, почему не написали? А если не любите, то почему до сих пор не арестованы?

Я кивнул, изображая понимание и сочувствие. Рыжий продолжил:

– Фотографировать военного, полицейского или здание правительства – это штраф пять тысяч долларов, месяц тюрьмы и конфискация телефона.

Я предполагал нечто подобное, но пока не придавал этому значения. У меня были простые планы: пляж, море, пиво, и постараться не ввязываться в политические скандалы. Рыжий пристально посмотрел на меня.

– Уверен, капитан советовал вам не выходить за территорию отеля.

– Он рекомендовал.

– Ага. Здесь «рекомендация» – это когда вас еще не ударили прикладом по почкам, но уже очень этого хотят. В случае большой охоты все утки должны быть на виду. Представьте себе охотника, который гоняется за отдельно взятой уткой по всему болоту. Это же неудобно! Гораздо лучше, если все утки соберутся в одном месте и тихонько там сидят.

Я прикинул себя на месте утки и слегка напрягся.

– И что должно произойти, чтобы началась охота за американцами?

Рыжий вздохнул, словно объясняя очевидное.

– Да что угодно! Тут почти все считают, что американцы благоденствуют в грехах и пороках. Так что Сеньор Гобернанте вполне может решить, что все гринго, приехавшие на остров, – лазутчики и террористы, замышляющие испортить программу тысячелетнего счастья. Или среди них попадаются лазутчики. Или лазутчиков нет, но было бы неплохо это выяснить окончательно и бесповоротно.

Он вытер рот салфеткой, на мгновение задумался и заявил с деловитостью человека, уже все решившего:

– Поэтому я завтра на самолет. В любую страну. Хоть в Новую Зеландию.

Он встал, попрощался и пошел к выходу. А я направился к барной стойке. После первой кружки пива я решил, что этого хватит и надо идти в номер смотреть телевизор, чтобы во всем разобраться, но потом решил: раз день выдался непростым, то он требует анализа прямо тут, в баре, и заказал еще одну кружку.

Глава 4

В три часа ночи меня разбудил стук в дверь. Громкий, настойчивый. В такое время и таким образом стучат, чтобы сообщить о большой беде. Что случилось? Пожар, землетрясение, цунами или нечто такое, что еще не успели назвать, но что уже нависло над этим островом? Я подошел к двери, прислушался, спросил:

– Кто там?

В ответ послышался сдавленный голос. Говорили по-английски с чудовищным акцентом.

– Сеньор, это Хосе, администратор отеля. У меня важное сообщение.

Я открыл дверь. Хосе протиснулся в образовавшуюся щель, задом прикрыл дверь и зашептал:

– Сеньор, вам надо покинуть отель. В пять или шесть утра прибудет наряд полиции. К обеду они уйдут, и вы можете вернуться.

У меня защемило сердце.

– Они, что, будут охотиться за постояльцами?

– Только за американцами. Вам лучше уйти. Идите к морю, поверните налево, дальше по тропе вдоль сельвы. Через километр будет пляж с кустами. Посидите там до рассвета. Потом идите дальше, попадете в рыбацкую деревню. Там днем безопасно. У них есть два ресторанчика на берегу. Посидите там до часу дня и возвращайтесь. Если все спокойно, то я помещу зеленую бумажку у дверного звонка. И еще… Приберите постель и спрячьте свои вещи в шкаф. Комната должна выглядеть готовой к новому постояльцу.

Хосе выдохнул и собрался уходить. Я остановил его.

– А если я не уйду?

Он покачал головой, как человек, которому пришлось объяснять очевидное слишком часто.

– Вас будут допрашивать. Мне сказали, что американцы руками мексиканцев планируют государственный переворот.

– Но я только вчера приехал. И я программист, не политик, не террорист.

– Вы им ничего не докажете. Если будете возражать, то они найдут у вас наркотики, а это смертная казнь.

Я оценил масштаб проблемы. Внутри у меня похолодело.

– Кто вам это сказал?

Хосе замялся, потом прошептал:

– Это неважно. Скажем ему за это спасибо.

Я выпроводил Хосе, выглянул в коридор и увидел, как он торопливо заглядывает в бумажку, потом стучит в очередную дверь. Все ясно, американцы должны исчезнуть из отеля. Куда они делись? Все сидят в аэропорту и ждут своих самолетов. Там американцы не опасны – улетят, и слава богу. А вот те, кто остался… зачем они остались в такое неспокойное время? Что они задумали? Логика полиции понятна.

На берегу я увидел Рыжего. Огляделся – больше никого, хотя, я ожидал встретить тут по меньшей мере с десяток американцев.

– А где остальные?

Рыжий пожал плечами.

– Я видел пару молодоженов, они уже ушли. Больше никого нет. А где ваш знакомый?

Теперь пожал плечами я.

– Не знаю, что-то с ним не так.

– Пошли?

И мы пошли, вдыхая свежий ночной воздух и слушая шелест прибоя. В небе мерцали знакомые звезды, но кто-то опрокинул ковш Большой Медведицы и положил его на верхушки пальм, торчавших из сельвы.

– Сельва – отличное место, где нас никто не найдет, – сказал Рыжий. – Однажды тут преследовали бандита, он убежал в сельву, и полиция перестала его искать. Сказали, что крокодилы совершат правосудие не хуже министерства юстиции. Смотрите внимательнее под ноги, крокодилы по ночам часто выползают на дорожку и им очень не нравится, когда о них спотыкаются.

– Райское местечко, – согласился я.

Берег сначала был каменистым, точнее, состоял из коралловых плит. Потом начались кусты, заслонившие море.

– Похоже, мы пришли, – сказал Рыжий. – Если за кустами песок, то это место, о котором говорил Хосе.

Он сошел с тропинки, раздвинул ветки кустов.

– Да, тут песчаный пляж, давайте располагаться. Заодно поищем других постояльцев, которых полиция не считает законопослушными.

Песок был холодным и казался влажным. Рыжий достал из рюкзака огромное пляжное полотенце, расстелил его, позвал меня сесть рядом. Я позавидовал его предусмотрительности. В моей наплечной сумке были только документы, телефон и бумажник.

– Красиво, – сказал он, показывая на горизонт, начавший светлеть и наливаться розовыми красками.

Я согласился и опять позавидовал, что даже в такой ситуации он способен чем-то восторгаться. Я же кроме усталости и желания спать ничего не испытывал. Мы сидели молча, смотрели на красный диск, выползающий из горизонта, и ждали момента, когда можно встать и идти в деревню.

И тут появилась парочка – он и она. Молодые, красивые, с белозубыми улыбками. Они выглядели так, будто прибыли сюда не по воле обстоятельств, а по счастливому билету, полученному за свою беззаботность.

– Привет! – сказал он.

– Привет! – сказала она.

– Я Джон, – сказал он.

– А я Мэри, – сказала она.

Мы тоже представились. Рыжий задумчиво смотрел на них, будто решал, верить ли этим именам.

– Джон и Мэри… – протянул он. – А ваша фамилия, случайно, на Смит?

Молодой человек улыбнулся.

– Если бы! Я искал девушку с фамилией Смит. Моя – Вессон. Так бы мы взяли двойную фамилию Смит энд Вессон.

Мы засмеялись.

– Я бы не отказался от вашего фирменного револьвера, – сказал я. – Сидели бы тут спокойнее.

– Пять лет тюрьмы, – сказал Рыжий. – Тут даже охотничьи ружья запрещены. А вы, – он обратился к молодоженам, – никого больше не видели?

– Видели толстяка, – сказал Джон. – Он походил по пляжу, сказал, что замерз и направляется в деревню.

Рыжий посмотрел на меня, я облегченно вздохнул.

– Так что, – спросила девушка, – нас только пятеро? Остальные сидят в аэропорту?

– Там сейчас для нас самое безопасное место, – сказал Рыжий. – Хотел бы я туда попасть.

– Можно попробовать поймать машину, – предложил Джон.

– Ага, – хмыкнул Рыжий. – Сейчас на шоссе можно поймать только полицейскую тачку, которая специально ездит в поисках людей с подобными идеями.

– Тогда можно пойти в деревню и попросить какого-нибудь рыбака подбросить до аэропорта.

Рыжий покачал головой.

– Пожалей рыбаков. Если его задержат, то впаяют срок за укрывательство террористов.

– И что же нам делать? – спросила девушка.

– Ждать полудня и идти назад. А там подумать и решать новые проблемы, когда они появятся.

У ребят тоже оказалось полотенце. Мы уселись рядом, полюбовались восходящим солнцем, которое быстро стало немилосердно припекать, и задремали.

Глава 5

– Подъем!

Я открыл глаза, увидел ухмыляющееся лицо Рыжего, потом ребят, упаковывающих свое полотенце в рюкзак, сине-серое, спокойное море, игуану, сидящую на камне, пустынный пляж и понял, что мы все хорошо выспались.

– Рестораны, наверное, уже открылись, – сказал Рыжий, выдергивая из-под меня полотенце. – Я голоден и хочу увидеть аборигенов, чтобы узнать новости.

Деревня оказалась ближе, чем мы думали. Уже через пятнадцать минут показались покрытые пальмовыми листьями яркие домики, старые машины, палапы, стоящие на крошечном песчаном пляже на окраине деревни, и лодки, привязанные к вкопанным столбикам или к стволам жиденьких пальм, растущих тут и там вдоль берега. Чуть вдали от жилых домов стоял огромный навес и два строения, покрашенные яркой синей краской, служащие, как мы поняли, кухней и складом ресторанчика, название которого «Маленький рай» мы прочитали на огромном плакате, натянутом между столбами.

Навес укрывал шесть столиков и белые пластиковые стулья, усыпанных серыми пятнами и царапинами. Посреди, под потолком висела клетка с грустным попугаем. Он недоуменно оглядывал окружающий его мир, не понимая, почему он должен сидеть в клетке, а не прыгать по спинкам стульев вместе с его сородичами. Мы сдвинули два столика, сели, не глядя друг на друга, и стали ждать официанта. Из кухни пахло омлетом и жареными овощами. Этот запах смешивался с запахом гниющих водорослей, который приносил слабый ветерок.

– Картина мирная, – сказал Рыжий, оглядываясь. – Даже слишком мирная.

– Что вас смущает? – спросил я.

– Все.

Развитие его мысли прервал официант – молодой майя с живыми веселыми глазами.

– У нас только омлет, жареные овощи и ветчина, – сказал он.

– Мы это поняли по запаху, – сказал я. – Все отлично, нам четыре порции, еще фрукты и крепкий кофе.

Я перевел сказанное своим спутникам, те кивнули, а Джон сказал, что прекрасно иметь в команде переводчика. Официант вернулся через пять минут, неся на подносе четыре бумажные тарелки с омлетом, овощами и ветчиной, миску с фруктами и стаканчик с вилками и салфетками.

– Кофе через пять минут, – сказал он.

Потом замялся, смахнул со стола упавший сухой листик и спросил:

– Простите, вы – американцы?

Мы подтвердили его догадку и поинтересовались, не видел ли он утром толстяка. Официант оглянулся и, наклонившись ко мне, сказал:

– Видел, но его увезла полиция.

Его фразу поняли все, даже Джон и Мэри, которые не знали испанского.

– Вчера вечером и все утро по радио предупреждали, что на острове присутствует банда американских террористов, которые готовят государственный переворот, и чтобы каждый, кто встретит гринго, сообщал об этом в полицию. Видимо кто-то из деревни увидел толстяка и позвонил. Так майя никогда не поступают. Сейчас все в деревне пытаются узнать, кто сделал звонок.

– А когда выяснят? – спросил я.

Официант прищурился и нехорошо усмехнулся.

– Накажем согласно нашим обычаям.

С этими словами он исчез, оставив нас один на один с омлетом и свежей перспективой узнать, как именно выглядят обычаи деревенской мести.

– Спасибо Хосе, что предупредил, – сказал Джон, ковыряя вилкой в омлете. – Он все правильно сказал – в деревню надо приходить днем.

– Откуда ты знаешь, что сейчас никто не звонит в полицию? – перебила его Мэри. – Мне тут страшно, давайте быстрее вернемся на наш пляжик и спрячемся в кустах.

– Доешь сначала, – сказал Джон. – Кто знает, сможем ли мы пообедать.

Тут появился официант, неся четыре огромных кружки с кофе. Он расставил кружки на столе, вынул из кармана пакетики с сахаром, постоял, оглядываясь на кухню, и сказал:

– Тут один наш вернулся из аэропорта…

Мы застыли с вилками в руках.

– Там со вчерашнего дня стоит заправленный американский самолет, – продолжил он. – Ни вчера, ни сегодня никто в Америку не улетел. Улетели самолеты в Канаду, в Европу, а американский стоит пустой. В аэропорту никого нет, регистрация не работает, только полиция ходит по залам.

Мы переглянулись.

– Американцев было не менее пятидесяти человек, – сказал я. – Куда они делись?

Официант пожал плечами.

– Никто ничего не знает или не хочет говорить.

– Спасибо тебе, – сказал до сих пор молчавший Рыжий.

Потом он повернулся к мне.

– Я же говорил, что мне тут все не нравится. Давайте заканчивайте с кофе и быстро назад на пляж. Мэри права, тут нам больше делать нечего.

Тут опять появился официант.

– Я поговорил с поваром, – сказал он. – Есть рыбак, который на своем катере за двести долларов может перевезти вас на южный конец острова. Там маленькая деревня, много пустых домов, но жители есть, они вас поддержат. Полиция туда не суется, дорога туда не для их машин. Вы там можете пожить, пока все не успокоится.

– Скажи ему спасибо, – сказал Рыжий, – но мы после обеда пойдем в отель. Мне кажется, что скоро мы будем нужны Сеньору Гобернанте.

Глава 6

– Дошли!

Мы стояли перед забором, огораживающим территорию отеля. Зеленая краска облезла, железные прутья ржавели, а густые кусты самшита скрывали вход в главный корпус. На засохшем дереве сидели черные граклы и внимательно наблюдали, как мы ищем просвет в самшитовых зарослях, пытаясь разглядеть, есть ли зеленая бумажка у кнопки дверного звонка.

– Ни черта не видно, я схожу, посмотрю, – предложил Джон. – Если что, я бегаю быстро, стометровка за двенадцать с половиной секунд. Встречаемся на пляже с кустами.

Он перелез через забор, проскользнул в просвет зеленой изгороди и скрылся. Мы стояли на тротуаре, с трудом вдыхая влажный воздух, который здесь еще смешивался с пылью. Мимо проехал военный грузовик, но солдаты, сидевшие в кузове, не обратили на нас никакого внимания.

– Давайте спрячемся в кустах, – предложила Мэри, показывая на редкие заросли, тянувшиеся вдоль противоположной стороны дороги.

Рыжий усмехнулся.

– Тут мы похожи на туристов, решающих куда пойти: на пляж или в бар. А в кустах…

Договорить он не успел. Из-за поворота показалась полицейская машина с мигающими сине-красными огнями.

– Черт! – выругался Рыжий.

Он наклонился к Мэри, обнял ее за плечи и сделал вид, что нашептывает ей на ухо нечто приятное. Я отвернулся и стал сосредоточенно рассматривать забор. Полиция проехала мимо, не снижая скорости. Рыжий распрямился. На лбу у него выступили капли пота. Он подошел к забору, поднял руки, ухватился за ржавые прутья, подтянулся.

– Возвращается, – сказал он, спрыгнув на землю и вытирая ладони он ржавчины.

Джон подошел к нам с зеленой бумажкой, приклеенной на лбу.

– Все в порядке. На стоянке только машины отеля.

За стойкой сидел Хосе. Не отрывая рук от стола, он поднял большой палец и чуть заметно улыбнулся – так, словно даже улыбаться сейчас было опасно. Я не удержался, подошел к нему и спросил, не опоздали ли мы на обед?

– В два часа на террасе, – сказал он, глядя в экран компьютера.

Потом, словно между делом, тихо спросил:

– Вас было пятеро. Что случилось?

Я рассказал. Он все выслушал молча, слегка кивнул, когда я закончил, и, не отрывая глаз от экрана, сказал:

– Сегодня они больше не приедут.

– Спасибо, – поблагодарил я его и направился к лифту.

Я шел, забыв о своих спутниках, и чувствовал на спине взгляд граклов. Какая чушь! Какие граклы могут быть в вестибюле? И почему тут так холодно?

В номере было теплее. Постель была идеально заправлена, у подушки красовался свернутый из полотенца «лебедь», опущенные занавески создавали в комнате уютный полумрак. Я раскрутил лебедя, пошел в ванную, умылся, посмотрел на свое отражение в зеркале. То, что я увидел, никак не напоминало довольного мужчину на отдыхе. Я вернулся к окну, раздвинул занавески. Засохшее дерево с граклами было как раз перед моим окном. Черные птицы сидели неподвижно, лишь одна вдруг взмахнула крыльями, но, словно передумав, снова замерла. Вся эта картина с сухим деревом и граклами никак не напоминала тропический рай с пляжем, морем и текилой с лаймом, куда я стремился, о чем мечтал, сидя за компьютером в своем офисе. Почему-то стало трудно глотать, появилось предчувствие, что все неприятности только начинаются.

Я задернул занавеску, лег на кровать и включил телевизор. Там показывали, как владельцы ресторанов и магазинов выполняют указ недельной давности о замене английских вывесок на испанские. На экране толпа с интересом наблюдала, как плотный владелец продуктовой лавки срывает вывеску «Food Market», бросает ее на асфальт и с остервенением топчет ее ногами, будто хочет уничтожить не просто вывеску, а саму память о ней. Толпа счастливо аплодирует, за происходящим с довольной мордой наблюдает полицейский. Идиллию портила только надпись «I love NY» на футболке владельца лавки, но судя по его энтузиазму, этот недостаток будет устранен в самое ближайшее время.

– Идиоты, – прошептал я и оглянулся.

Черт меня дери! Скоро я буду бояться собственной тени!

Перед входом на террасу стоял Хосе и с виноватым видом раздавал каждому входящему сложенный лист бумаги. Я остановился, развернул. На английском, испанском и французском сообщалось, что в пять вечера в конференц-зале отеля состоится собрание гостей, где будут объявлены измененные распорядки предоставляемых услуг, новые правила проживания гостей, некоторые временные ограничения и различные организационные вопросы. В конце была приписка, в которой администрация отеля приносит извинения за возможные неудобства, но это распоряжения властей и не выполнить их не представляется никакой возможности.

– Научат нас их родину любить, – раздался голос Рыжего.

Он стоял рядом, изучая «приглашение».

– Хорошо, что не сразу в концлагерь, – добавил он, и мы отправились к стойке раздачи.

– Опа! – это мы сказали одновременно. Нам предлагали только острый овощной суп с кукурузной лепешкой и вареный рис с кусочками жареных бананов.

– Могло быть хуже, – сказал Рыжий.

Я вспомнил, что нечто подобное сказал Дантист, когда мы садились в такси. Я попробовал суп.

– Ну, как? – спросил Рыжий.

– Как предчувствие гастрита.

Рыжий поводил ложкой в миске, осторожно отхлебнул.

– Жидкое пламя!

Однако рис с бананами в сладком соусе мне понравился. Джон и Мэри сидели за соседним столом, разглядывали «приглашения» и тихонько ругались.

– Запомнят они свой медовый месяц, – усмехнулся Рыжий. – У меня тоже был нестандартный. Мы поехали в горную хижину покататься на лыжах, пошли лавины, дороги завалило, кататься нельзя, продукты заканчиваются. В общем, вместо недели мы провели там две, постройнели, озверели и чуть не развелись, когда вернулись домой. Здесь… – он посмотрел на отставленную миску с супом, – мы, похоже, тоже постройнеем.

Мимо прошел повар в белом халате, заглянул в наши миски с супом, ничего не сказал и ушел на кухню. Джон и Мэри замолчали и принялись за рис с бананами. Другие гости, судя по отдельным возгласам, французы или канадцы, тоже принялись за еду. Вскоре на террасе наступила тишина, которую нарушали только звяканья вилок о тарелки.

– Ты смотрел телевизор? – тихонько спросил Рыжий.

– Только первый канал.

– Других тут нет.

Он отодвинул тарелку, вытер руки салфеткой и продолжил:

– Обратил внимание на морду лавочника? Если ему дадут приказ нас повесить, то он только спросит дадут ли ему веревку или ему надо принести свою?

– Внешность обманчива. Может, он детей и собак любит, а тогда просто играл на публику. Как тут не поиграешь, когда его снимают для телевидения, да еще в присутствии полицейского.

– Ну-ну, – сказал Рыжий и отправился за соком и добавочной лепешкой.

Я посмотрел на жующих Джона и Мэри, на Рыжего, который стоял у стойки, обсуждая с официантом качество лепешек, и тут я понял страшное: Рыжий был прав!

Далее мы ели молча – о чем говорить, если мы пока мало что понимаем? Закончив, я подошел к краю террасы и посмотрел на дерево с граклами. Мне показалось, что их стало больше.

Глава 7

Перед входом в конференц-зал стоял Хосе, раздавал всем приходящим анкеты и показывал на столы, где стояли стаканчики с шариковыми ручками. Вид у него был такой, словно он раздавал не анкеты, а ордера на арест. Вопросов было немного, но от некоторых веяло прямо-таки могильным холодом.

1. Фамилия, имя, номер в отеле.

2. Место рождения (страна, город).

3. Из какой страны прибыли?

4. Знание испанского языка.

5. Когда планируете покинуть отель?

6. Специальность по образованию, кем работаете сейчас.

7. Нет ли у вас болезней, мешающих вести активный образ жизни?

8. Знакомы ли вы с программой Эмилио Карденоса?

9. Ваши политические пристрастия.

– Дилетанты!

Ко мне подошел Рыжий с анкетой в руках.

– Почему не задали главный вопрос: «Какое у вас гражданство?»

Странный он задал вопрос – ведь они видели наши паспорта.

– Лучше бы спросили, как мы относимся к внешнеполитическому курсу США, – сказал я.

– Ага… – Рыжий опять погрузился в изучение анкеты, потом добавил:

– Я напишу, что прибыл из Канады и родился в Канаде. Если попросят уточнить, скажу, что у меня двойное гражданство. Есть такой пункт в законе о гражданстве: если американские родители родили ребенка в Канаде, то он получает канадское гражданство по месту рождения и американское по родительству. А ты напиши, что родился в США от канадских родителей и стал гражданином США по праву рождения и гражданином Канады по родительству. Смотри, не перепутай! Выбери подходящий город в Канаде. Лучше не очень известный. Например, Виннипег. Дыра-дырой в прерии, они о таком не слышали.

– Я там был, вполне приличный город.

– Так и пиши, если нравится. Я выберу Тандер-Бей.

– А это где?

– К северу от Миннесоты, недалеко от Виннипега. Так мы почти земляки, поэтому держимся вместе.

К нам подошел Джон и заглянул в наши анкеты.

– Ух ты! – восхитился он. – Здорово вы про Канаду придумали.

Подошла Мэри, восхитилась идеей с Канадой, потом вздохнула, что придется что-то скрывать, и сказала, что она выберет Ванкувер. Там она была с родителями и ей понравился залив, который служил аэродромом для гидросамолетов. Она начала рассказывать, как прикольно они взлетают, но Джон ее остановил и сказал, что выберет Монреаль.

– Монреаль? – переспросил Рыжий. – Парле ву франсе?

Джон почесал затылок.

– Да уж, так я спалюсь. Тогда…

– Калгари, – подсказал я. – Рядом Скалистые горы невиданной красоты.

Через пять минут новоиспеченные канадцы сидели в первом ряду и наблюдали, как на сцене за столом рассаживаются Хосе, дородный мужчина в сером костюме и офицер чуть ли не в парадном мундире, принимавший с каждой секундой все более важную позу. Его звание я не разглядел, но предположил, что не ниже полковника. Вскоре Хосе включил микрофон, постучал по нему пальцем, сказал: «уно, дос, трес», потом добавил, что управляющий отелем сеньор Валерио Моренто расскажет о новых правилах проживания во время чрезвычайного положения, которое было сегодня объявлено Сеньором Гобернанте. Офицер важно кивнул, поправил медали, висевшие у него на груди, и принял еще более значительную позу. Моренто придвинул микрофон, тоже произнес «уно, дос, трес», откашлялся и, ко всеобщему удивлению, начал говорить по-английски:

– Уважаемые гости! Я не оговорился, теперь все вы уважаемые нами гости.

– А до этого мы были животными в зоопарке, – хмыкнул Рыжий

После небольшой паузы Моренто продолжил:

– Я говорю по личному поручению Сеньора Гобернанте, который сейчас занят борьбой с самозванцами, совершившими попытку государственного переворота. Этих бешеных собак мы отловим в самое ближайшее время и примерно накажем. Накажем публично, чтобы все знали, что к врагам народа у нас нет и никогда не будет никакой пощады. Но пока идет борьба, мы вынуждены ввести некоторые ограничения пользованием услугами нашего отеля. Я буду по пунктам.

Тут он открыл папку, достал пару листов и стал читать:

– Первое: ограничение передвижения. Запрещается выходить за территорию отеля. Периметр будет круглосуточно патрулироваться солдатами Национальной гвардии, которые без предупреждения откроют огонь по нарушителям. Двери отеля будут закрываться в девять вечера, опоздавшие будут доставлены в отделение городской полиции и наказаны. Все общения с внешним миром запрещены. На выходе вам следует сдать ваши мобильные телефоны, которые будут вам возвращены в момент убытия из отеля.

– Радикальный подход к гостеприимству, – сказал Джон.

– Второе: язык. Общение на английском и других языках будет сведено к минимуму. Все объявления и указы будут по-испански.

– Это чтобы никто не понял, что происходит, – вздохнула Мери.

– Третье: кураторы, – продолжил Моренто. – Каждый гость узнает имя своего куратора. Он поможет вам в переводе с испанского, если у вас возникнут затруднения. Он также будет помогать вам следовать правилам нового распорядка.

Четвертое: учеба. Все, кто испытывает затруднение в общении на испанском, приглашаются на экспресс курсы испанского языка. Занятия дважды в день в этом зале сразу после завтрака и после ужина. Кроме того, организуется обязательный для всех гостей курс новой политики Сеньора Гобернанте – часовые лекции сразу после обеда раз в неделю. Этот курс позволит вам лучше понять, куда мы стремимся, кто нам мешает и как надо бороться с этими недочеловеками.

– А что, хороший курорт, – задумчиво произнес Рыжий. – Можно приехать, отдохнуть, да еще повысить политическую грамотность.

– Пятое: границы, – бубнил Моренто.

В зале повисла напряженная тишина.

– Это просто информация. Начиная с полудня сегодняшнего дня, граница закрывается. Временно не работают аэропорт и гражданский порт. Вдоль побережья круглосуточно будут курсировать полицейские и военные катера. Будьте осторожны. Любая попытка незаконно покинуть остров будет караться расстрелом на месте.

– То есть, если не расстреляют у забора отеля, то уж точно добьют на пляже, если заплывешь за буйки, – сказал я.

Моренто отвинтил пробку у бутылки с водой, сделал глоток.

– Шестое: пребывание в отеле. Какие бы ни были ваши резервации, какие бы ни были важные дела у вас дома, вам запрещено покидать отель до особого распоряжения. Сколько это продлится? До окончания особого положения, до приказа Сеньора Гобернанте. Если необходимо, то в момент вашего отбытия мы дадим вам справку, что были задержаны в силу объективной необходимости, вызванной сложной политической ситуацией в нашей стране.

Седьмое: оплата. Вы оплатили проживание в отеле до определенного числа. Вам следует оплатить дальнейшее пребывание. Тут у меня для вас хорошая новость: стоимость проживания в этот дополнительный период будет с 50% скидкой. Будьте готовы, что качество проживания немного уменьшится. Это касается выбора блюд в ресторане, напитков в баре, регулярности уборки номеров, работы прачечной, развлекательных программ и тому подобное.

Восьмое: беседы. Будьте готовы, что с вами будут проводиться регулярные беседы, выслушивать ваше мнение о работе Сеньора Гобернанте. Подготовиться к таким беседам вам поможет ваш куратор.

– Ага. Главное – сказать, что мы счастливы, – прошипел Рыжий.

– Вот пока и все. Вопросы мне не задавайте, я сейчас ухожу отдать распоряжения персоналу. Все необходимое вам объяснят ваши кураторы. Желаю вам спокойного отдыха и понимания непростого положения, в котором мы все оказались.

Через минуту сцена опустела, в зале зажегся яркий свет, открылись двери. У каждой двери стоял солдат с автоматом за спиной. Начиналась новая жизнь.

Вечером из теленовостей я узнал, что Сеньор Гобернанте рекомендовал не использовать вражеское слово «о’кей». В испанском языке много прекрасных слов, означающих согласие.

Глава 8

Буэнос диас!

Доброго утра нам пожелал веселый женский голос из репродуктора, который установили перед входом в отель. Я посмотрел на часы: семь тридцать. И тут же из репродуктора грянул государственный гимн. За время его исполнения я успел принять душ и одеться, после чего услышал, что завтрак будет с восьми до восьми тридцати, и что администрация желает нам хорошего аппетита и плодотворного, насыщенного радостными событиями дня.

Мы с Рыжим заканчивали завтрак (овсяная каша, фрукты и кофе с булочкой), когда к нам подсел Хосе, сообщил, что он будет нашим куратором, а также он очень рад, что мы канадцы. После чего он принес извинения за доставленные неудобства прошлой ночью, что его смутили наши паспорта, но теперь, когда все выяснилось, он за нас спокоен и готов помогать, если у нас возникнут проблемы или вопросы. Все это он оттарабанил быстро и монотонно, как будто читал по бумажке подготовленный текст.

– А мясом нас будут кормить? – поинтересовался Рыжий.

Хосе горячо заверил, что будут обязательно, что Сеньор Гобернанте вчера вечером выступил по телевидению, рассказав об изобилии в стране продовольствия, раскритиковав паникеров, бросившихся в магазины скупать все, что хранится более недели.

– Тогда мы точно мяса не увидим, – сказал Рыжий, когда Хосе закончил.

Хосе заулыбался, сказал, что ему нравится канадский юмор, и что нам надо помнить о послеобеденной лекции. Дальше он начал что-то плести о программе адаптации иностранцев, раза два упомянул Сеньора Гобернанте, но по его унылому лицу мы поняли, что он просто следует полученной инструкции. Я поблагодарил его за напоминание, сказал, чтобы он за нас не беспокоился, что мы не собираемся никуда бежать или вступать в ряды оппозиционеров. После чего Хосе исчез, а мы вышли наружу, опустились на скамейку в тени невысокой пальмы и стали наблюдать, как солнце набирает высоту, а дорожки, проложенные между клумб, наполняются гуляющими гостями.

– Ты как-то упомянул, что мы скоро понадобимся Сеньору Гобернанте. Это была шутка? – спросил я у Рыжего, который прикрыл глаза, явно собираясь задремать.

– Ты слышал, что Хосе упомянул о программе адаптации? – сказал Рыжий, не открывая глаз.

Его голос был таким расслабленным, что можно было подумать, будто речь идет о качестве местного кофе.

– Отличная идея, – продолжил он. – Врачей у них нет, программистов нет, инженеров тоже нет. Учить своих – долго и дорого. Если они пошлют кого-то учиться, то за него надо платить, и не факт, что он вернется. А тут врачи, программисты и инженеры сами приехали. Из вежливости даже оплатили свой перелет. Осталось промыть им мозги, посадить в офисы – и вуаля! – проблема решена. Иначе, зачем во вчерашней анкете был вопрос о специальности? Были потенциальные террористы, стали нужными стране специалистами, преданными Сеньору Гобернанте.

– Я не соглашусь тут работать ни за какие деньги!

– Кто сказал, что тебе собираются платить?

Я с изумлением смотрел на него, но Рыжий не открыл глаза, не пошевелился. Только добавил:

– У шакалов и для хороших, и для плохих дел есть только зубы.

Он помолчал, потом сказал, словно что-то вспомнил:

– Кафка.

Я не стал ничего говорить. Мало ли что придет Рыжему в голову после такого скромного завтрака. Мы посидели еще немного, потом Рыжий зевнул, сказал, что не выспался, и отправился в свой номер. Я огляделся. Вокруг все выглядело как обычный курорт: бассейн, белые лежаки, пальмы, туристы, которые еще не начали понимать, что именно с ними происходит. Я погулял в парке, посмотрел на солдат, стоявших у въездных ворот, сходил за полотенцем и пошел на пляж. Я ведь сюда отдыхать приехал.

После обеда все начали собираться в конференц-зале. У входа маячил вездесущий Хосе, объявлял, что лекция будет на испанском, но на дворе двадцать первый век, и каждый, кто не знает испанского, получит наушники, в которых будет слышать синхронный перевод на английский. Наша компания уселась на задний ряд и стали ждать, когда сухощавый, одетый в белый костюм лектор начнет говорить. Я приведу краткое изложение этой лекции, она безусловно заслуживает внимания и даже тщательного изучения.

Остров, куда мы попали, назывался Ла-Эсперанса, что в переводе означало «Надежда». Жили тут майя, их королевство называлось Тул’Кан (Земля Солнца). Местные жрецы верили, что человек должен жить в потоке жизни, не заботясь о завтрашнем дне. Храмы, высеченные в скалах, были местами медитации, а главный ритуал – «танец времени», в котором жители входили в транс, растворяясь в настоящем. Остров никогда не воевал – его защищало убеждение, что нападать на Ла-Эсперансу – все равно что нападать на саму жизнь.

Испанцы, обнаружив остров, не смогли понять местных жителей, которые спокойно наблюдали, как у них забирают золото и разрушают храмы. Один из конкистадоров, Франсиско де Альварадо, записал в дневнике: «Я спросил старого жреца, почему они не защищаются. Он ответил: „Зачем? Ты возьмешь золото, но не сможешь взять солнце“. И они продолжили петь, глядя, как мы рушим их город». А однажды сюда припыли миссионеры и сказали, что майя должны молиться деве с именем Мария. Майя удивились, но на всякий случай выучили испанский и стали молиться и деве Марии тоже. Потом они узнали, что остров стал испанским, теперь называется «Надежда», но не огорчились, так как это ничуть не изменило их образ жизни. В начале 19-го века остров стал частью Мексики, что также не принесло в жизнь обитателей никаких заметных изменений. В 1854-м году на острове прошел «Референдум без стресса» – жители собрались на главной площади, поели, потанцевали и объявили себя независимым государством. Мексика, занятая внутренними проблемами, не стала с этим спорить и отложила свое решение на будущее.

Потом история пошла поживее. Островом управляли военные, промышленники и революционеры, но никто не мог заставить народ работать больше, чем это нужно для еды и вечерних танцев. Тут надо отметить, что расслабляющая атмосфера, царившая на острове, привлекала, и сюда нахлынули бездельники со всего мира. Генерал Виктор Мардинес попытался превратить остров в образцовую рабочую республику, назвал государство Республика Ла-Эсперанса, построил два консервных завода, электростанцию, призвал жителей работать на благо своего государства, но столкнулся с главной проблемой: люди просто не хотели работать больше, чем это нужно для пропитания. В итоге Мардинес провел реформу, согласно которой каждый гражданин мог работать ровно столько, сколько считает нужным. Результатом стало то, что государственные предприятия работали от силы четыре часа в день, а остальное время народ проводил на пляжах, пел, танцевал и ел манго.

После смерти Мардинеса власть взял таинственный Эмилио Карденос, которого все зовут Сеньор Гобернанте. Его видят только по телевизору и верят, что он проживет тысячу лет, и все эти годы будут временем непрерывного счастья. «Прошлое не должно мешать светлому будущему» – сказал он, а потом объявил, что остров перестанет зависеть от империалистов, тут есть все, что нужно для непрерывной радости, свел общение с миром к минимуму, построил, правда, три отеля, куда стали приезжать иностранцы, но только для того, чтобы гости увидели, как на маленьком острове можно жить счастливо и быть уверенным в завтрашнем дне. Девизом острова стала поговорка «Будет день – будет пища» с дополнением «Вчера ушло, завтра еще не наступило». Потом еще лизоблюды вроде бы добавили «Только Гобернанте знает, что будет дальше», но это неточно. Базой этих мудростей служили слова из Библии: «Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем».

Я тогда выписал в блокнот главные парадоксы острова:

– Здесь никто не голодает, но никто не запасается едой.

– Экономика по официальным отчетам растет, но никто не знает, на чем именно.

– Работать можно, но не обязательно. Но в любом случае ты должен любить Сеньора Гобернанте.

– Свобода – это понимать, что все уже решено за тебя.

В общем, жизнь тут протекает в духовном потоке, под строгим наблюдением государства.

Здесь надо еще добавить, что после окончания лекции мы расписались, что все поняли, все одобрили и что полученная информация дала нам четкое представление об уникальности этого чудесного островного государства. Джон и Мери пожаловались, что их куратором стал шеф-повар ресторана, и он так усердно выполнял свои кураторские обязанности, что у них пропала всякая надежда на улучшение ресторанного меню. Рыжий же заметил, что лекция ему понравилась, потом что в ней не упоминались бешеные собаки, которые мешают счастью и которых следует немедленно повесить на центральной городской площади.

Глава 9

Как же прав был Рыжий! Почему я, математик и программист, не смог сделать простой вывод, сложить два и два, не понять, что если А=В и В=С, то А=С. Ведь я изучал логику и другие премудрости. Сейчас, конечно, все очевидно. Так бывает, когда посмотришь ответ к задаче, хватаешься за голову и называешь себя тупицей и идиотом. Единственным оправданием моей недогадливости я считал, что логика – это наука древнегреческая и на этом острове не работает.

Таким самобичеванием я занимался через три дня после просветительной лекции. А в эти три дня ничего не происходило. Наши беседы с Рыжим, Джоном и Мери ограничивались обсуждением ресторанного меню, температуры воды в море и жалобами на духоту и влажность. Я смотрел телевизор, пытаясь понять, что происходит на острове, но, судя по репортажам, везде все было прекрасно. Лопались от спелости манго и ананасы, наливались золотом кукурузные початки, сытые коровы давали рекордные надои, куры непрерывно несли гигантские яйца, а на консервном заводе запустили новую линию по производству компота из ананасов. По вечерам на городских площадях проводились конкурсы танцев, все английские вывески сменили на испанские, а представитель Сеньора Гобернанте наградил команду школы номер пять за победу в национальном чемпионате по регби. Сам Сеньор Гобернанте появлялся на экране каждый день, сообщая, что страна достигла новых рубежей, практически полностью перестала зависеть от империалистов, и недалек тот день, что даже автомобили на острове будут местные, так как в следующем месяце будет заложен первый камень фундамента автозавода. Узнав об этом, Рыжий сказал, что осталось дождаться, когда тут объявят о создании космической программы.

Показывали и международные новости. Я с удивлением узнал, что после моего отъезда мир сошел с ума. Везде велись кровопролитные войны, один теракт следовал за другим, в катастрофах погибали сотни людей, тысячи людей ежедневно умирали от жары или голода, в Америке и Европе бушевали эпидемии, безработные и бездомные хотели объединиться, чтобы сбросить власть кровососов, в магазинах давка за дефицитными яйцами… В общем, только в Ла-Эсперансе протекала нормальная жизнь, которая становилась с каждым днем все лучше и лучше.

Я пытался узнать другие новости острова у своего куратора, но Хосе лишь улыбался, говорил, что Сеньор Гобернанте все держит под контролем и что нам надо немного потерпеть.

– Не сегодня завтра все ограничения будут сняты, – говорил он и переводил разговор на другую тему.

Солдаты по-прежнему охраняли территорию отеля. На море я часто видел военные катера, мчавшиеся вдоль берега и иногда совершавшие крутые развороты, поднимая стены брызг, пугая пеликанов, чаек и туристов, которые все еще пытались делать вид, что это нормальный курорт. Пару раз по ночам я слышал звуки автоматных очередей и даже отдаленные разрывы то ли гранат, то ли снарядов, хотел спросить об этом Хосе, но потом понял, что лучше промолчать – ведь Сеньор Гобернанте все держит под контролем, а если кто-то стреляет, то это стреляет кто надо и куда надо.

От скуки я побывал в библиотеке отеля и был поражен, увидев книги Маркеса, Оруэлла и даже переводы книг писателей из во всем виноватой Америки. Видимо, счастливые жители острова не портили себе настроение чтением, и Сеньор Гобернанте еще не озаботился навести порядок на культурном фронте. Впрочем, возможно, что у него пока до этого не дошли руки и вскоре выйдет указ, что в целях духовного очищения и во имя непрерывного счастья все книги, не воспитывающие верность идеалам Ла-Эсперансы, подлежат пересмотру и замене на издания, утвержденные Министерством Просветления.

Утром шестого дня моего пребывания в тропическом раю Хосе отвел меня в сторону и, смотря куда-то вдаль, сказал, что в кабинете управляющего состоится мое интервью. На мои удивленно поднятые брови Хосе не отреагировал и ничего больше объяснять не стал. Он постучал по циферблату часов, сделал озабоченное лицо, и исчез, как человек, который не хочет иметь к этому никакого отношения. «Дело срочное», – понял я и пошел на второй этаж, где располагался кабинет. Подошел к двери, обитой кожзаменителем, осторожно постучал, не дождался ответа, приоткрыл дверь, заглянул и увидел двух незнакомых мужчин. Один был в военной форме, кажется, полковник. Второй молодой, в рубашке с галстуком, но без пиджака. Они были заняты беседой и на меня не обратили внимания. Я кашлянул, военный медленно повернулся, увидел меня и ладонью пригласил заходить.

– Сеньор Кевин Тейлор? – спросил полковник.

Его голос был неожиданно мягким, даже вкрадчивым, словно он собирался сообщить мне о награждении каким-нибудь орденом. Он пригласил меня сесть в кресло у стола, посмотрел на молодого человека, тот достал телефон и стал снимать видео. Сам полковник сел с противоположной стороны и стал расспрашивать о жизни в отеле, всем ли я доволен, нет ли претензий к обслуживающему персоналу. Я, конечно, отвечал, что все отлично, сотрудники отеля стараются тут сделать небольшой рай, что понимаю введенные временные ограничения, которые ничуть не мешают всем гостям наслаждаться тропическими радостями. Полковник удовлетворенно кивал, иногда говорил, что Сеньор Гобернанте заботится о гостях острова, что скоро нам устроят экскурсию, чтобы мы восхитились успехами страны и полюбовались дикими красотами тропиков, а то в отеле мы видим только ухоженные клумбы, которые, конечно, прекрасны, но такое можно увидеть и в других странах. Закончив общую часть, полковник поинтересовался, познакомился ли я с местной девушкой. Узнав, что нет, он захохотал так, будто я упустил самое главное в жизни, сказал, что девушки острова самые красивые в мире, и что я много потеряю, если буду жить тут отшельником, но чтобы я не очень переживал, так как времени у меня еще будет предостаточно.

Фраза про достаточное время мне не понравилась, полковник это заметил, ухмыльнулся отметил, что мой испанский прекрасен, и что теперь мы поговорим о важном. Здесь он дал знак молодому человеку, чтобы он прекратил съемку, нагнулся ко мне и заговорщицки сказал:

– Я ознакомился с вашим делом, навел справки. Про Канаду – это всё лапша на уши вашему куратору, но давайте будем серьезными. Вы пытались нас обмануть, а это уголовно наказуемо. Врать органам власти – это недостойно гражданина Ла-Эсперансы. Может быть, в вашей стране за это вас бы только пожурили, но мы относимся к этому весьма серьезно. Хвалите Господа, что пока вы не высказали ничего противоправного в частных беседах, а то бы наш разговор проходил в другом месте. И сейчас у вас выбор: или вы начинаете нам помогать, или мы прямо отсюда поедем в Управление государственной безопасности, где с вами побеседуют совсем в другом тоне.

У меня внутри похолодело, я сидел молча, не зная, что сказать. Полковник откинулся назад, достал коробку с сигарами, не спеша закурил. Молодой человек – его, как выяснилось позже, звали Армандо – взял кресло, стоявшее у стены, придвинул его к столу, сел и начал меня разглядывать. Взгляд его был равнодушным, так смотрят на товар на рынке, оценивая, сколько он стоит и сколько он протянет. Полковник смотрел на меня и ждал. Молчание прервал Армандо.

– Вы программист? Какие языки у вас в активе?

Я откашлялся, сглотнул и перечислил. Армандо кивнул и сказал:

– Я прочитал две ваши статьи, мне они понравились. Мы хотим вам предложить работу в Филиале кибернетического центра. Вы будете заняты шесть дней в неделю с девяти до шести. Поначалу за вами будет приезжать машина, она же будет отвозить вас обратно. Если вы проявите себя достойным сотрудником, прошедшим программу адаптации, то вам будет представлена комната в общежитии центра. В дальнейшем, возможно, вам выделят отдельную квартиру, но это будет зависеть от ваших успехов и соответствующего поведения.

Полковник, как мне показалось, довольно рыгнул и сказал:

– Заметьте, мы вас не пытаем, не бьем, не угрожаем вашей семье, не требуем подписать признание в заговоре против Сеньора Гобернанте. Это уже огромный кредит доверия, согласитесь? Вы родились в рубашке! Другой бы уже давно сидел в темной комнате, разговаривая с нашими сотрудниками, которые знают, как сделать беседу максимально продуктивной. Но вы – человек особенный. Специалист. А специалистам мы всегда рады! Если, конечно, они работают на правильную сторону истории.

Дальнейшее я помню смутно. Кажется, я кивал, подписал какие-то бумаги, с трудом запомнил, что в восемь тридцать мне надо выйти к воротам отеля, и чтобы я не удивлялся, если меня будут сопровождать на работу вооруженные солдаты. Полковник еще говорил, что Сеньор Гобернанте дает мне уникальную возможность, что мне не надо никуда ходить, никого искать, переживать за свою безопасность, что я буду полностью обеспечен, даже думать ни о чем не нужно.

Уже в номере я вспомнил слова Рыжего о специалистах, которые по своей глупости и за свой счет приехали на этот чертов остров, и которых ожидает судьба и захватывающая перспектива, красочно описанная мне Армандо. И еще я нашел в блокноте фразу, которую записал на лекции: «Свобода – это понимать, что все уже решено за тебя».

«И принимать», – подумал я, решив, что с такой добавкой фраза выглядит еще лучше.

Глава 10

На обед я пришел, когда ресторан практически опустел – не хотелось ни с кем встречаться. Стеснялся ли я своей слабости? Скорее, мне было противно. Поел суп с вермишелью, в котором плавали два микроскопических кусочка курицы, пожевал тушеные баклажаны и отправился в бар, где выпил стакан местного рома, который походил на настоящий только своей крепостью. Взяв в библиотеке книгу местного писателя, пришел в номер, открыл, понял, что читать это невозможно, включил телевизор и под его бормотание уснул до ужина. Разбудил меня стук в дверь.

– Привет, – сказал Рыжий, – ты куда пропал? Мы уж решили, что тебя отвезли в Управление для душевной беседы.

За столом мы сидели вчетвером. Я рассказал о прошедшей беседе, сказал, что мне все противно, но я не знаю, что делать дальше.

– А что тут думать, – усмехнулся Рыжий. – Поработай, подними местную кибернетику на уровень, достойный величия Сеньора Гобернанте. Если ты на полном обеспечении, то хоть обеды у тебя будут съедобнее.

Оказалось, что все члены нашей компании также прошли интервью. Услышав, что Рыжий страховой агент, сказали, что страхования на острове нет, тут все протекает спокойно без несчастных случаев и пожаров. Ему предложили странную работу в Министерстве Связи – анализировать переписку подозрительных личностей и иностранных гостей, но он отказался, сказав, что у него слабое зрение. В результате они с Джоном будут работать в отеле садовниками и поддерживать порядок на пляже – убирать по утрам водоросли и граблями ровнять песок. Местные садовники были призваны в армию, но неделю они поработают вместе, чтобы передать им свой опыт. Мери предложили работу на кухне ресторана, она отказалась и устроилась горничной.

– Ненавижу готовку и обожаю наводить порядок, – сообщила она.

– Нам даже будут платить, – сказал Джон.

Все посмотрели на меня. Мне нечего было сказать. О деньгах утром разговора не было.

– Видимо, твоя работа настолько духовна, что деньги в этом вопросе просто неуместны, – съязвил Рыжий.

Я встал и собрался уходить, не допив кофе.

– Брось! – Рыжий потянул меня за рукав футболки. – Мы тут все в дерьме. Давай посмотрим через пару дней, к чему все это приведет.

В холле работал телевизор. Я услышал, что день закладки автозавода приближается, а потом вдруг слух резануло мое имя. Джон остановился и присвистнул:

– Ого, мы становимся героями телеэкрана!

На экране возникло мое лицо, потом лицо полковника, который спрашивал меня об отношении к достижениям страны под руководством Сеньора Гобернанте. Потом опять мое лицо – я и не подозревал, что могу выглядеть таким идиотом. Идиот на экране промямлил, что страна Ла-Эсперанса прекрасна, что это маленький рай и сотрудники отеля делают все возможное, чтобы гости чувствовали себя как дома. Потом на экране появилось довольное лицо диктора, который сообщил, что я начинаю работать в Кибернетическом центре и что остальные гости тоже начнут трудиться, понимая важность задач, поставленных Сеньором Гобернанте.

– Не обращай внимания, – Рыжий хлопнул меня по плечу. – Они уже не знают, чем заполнить эфир. Пойдем в бар. В этом мире ты либо пьешь, либо начинаешь верить телевизору. Джон, Мери, присоединяйтесь.

Это было самое лучшее, что мы могли придумать.

А вечером мы узнали, что на острове запрещены куклы «Барби». Это не просто куклы, а исчадья капитализма, которые все время чего-то хотят: наряды, машину, дом, мебель… В республике Ла-Эсперанса приоритет духовных ценностей.

Глава 11

Граклы исчезли. Дерево, обнаженное и беспомощное, одиноко торчало на фоне мутно-голубого утреннего неба. Я смотрел на него несколько секунд, ощущая непонятное облегчение. Что-то изменилось. Или изменится. Может быть, не сегодня, но скоро. Я повторил это про себя как заклинание и направился к воротам. Там меня уже ждала машина – угольно-черная, с затемненными стеклами, без единого следа пыли, сверкающая на солнце, будто огромный жук с лакированным панцирем. Сверкали даже шины. Лейтенант, молодой смуглый человек с высокими скулами, лениво курил у капота. Увидев меня, он изящным движением выбросил окурок, посмотрел на часы, сказал: «Буэнос диас», показал на заднюю дверь, сам сел на переднее сиденье. Шофер – сержант с огромными ушами – молча завел двигатель, и мы тронулись.

– Далеко нам ехать? – спросил я.

– Нет, близко, – не оборачиваясь ответил лейтенант.

Мы быстро выехали из города, какое-то время ехали вдоль моря, потом свернули на боковую дорогу, удивительно ровную, словно ее полировали по утрам, пока весь остальной остров терпеливо ждал своей очереди на улучшение. Дорога шла сначала через сельву, потом мы стали подниматься на заросший соснами пологий холм, миновали полуразрушенную каменную пирамиду, немного попетляли, проехали вдоль металлического забора с кольцами колючей проволоки наверху и вскоре остановились перед глухими железными воротами. Из будки вышел сержант, лейтенант показал ему пропуск, сержант кивнул, вернулся в будку, и ворота начали медленно открываться. Мы проехали метров триста и встали у двухэтажного белого здания с квадратными окнами, забранными решетками. Лейтенант вышел из машины, достал сотовый телефон, отрывисто что-то сказал, и через минуту из двери вышел Армандо. Одет он был так же, как вчера: темные брюки, белая рубашка, галстук. Только вчера галстук был красного цвета, сегодня – синего. Он махнул рукой, лейтенант вернулся в машину, сказал, что мы прибыли, и чтобы дальше я выполнял все приказы сеньора Армандо Рамоса.

Я огляделся. Передо мной раскинулась абсолютно стерильная территория. Здесь было не просто чисто – это была декорация, напоминание о том, что хаосу природы здесь нет места. Несколько идеально покрашенных белых зданий, похожих на то, у которого мы стояли, узкие асфальтовые дорожки, аккуратно постриженные газоны, которые казались искусственным ковром. Цветов не было, здесь, в царстве строгости и порядка, они казались бы лишними. Чистота и совершенство превосходили разумные пределы. Даже на пальмах, посаженных вдоль дорожек, не было ни одного желтого листа.

– Буэнос диас, – сказал Армандо. – Идемте, я вас представлю генералу. Он вам расскажет о специфике нашей работы.

Мы вошли в вестибюль, прошли мимо автоматчика, застывшего у небольшого столика с телефоном, прошли узкий длинный коридор и остановились перед дверью из светлого дуба. Армандо поправил галстук, открыл дверь и пригласил меня войти.

Кабинет генерала оказался на удивление аскетичным: зеленый сейф в углу, белый шкаф, огромный стол и красный ковер на полу. Стул был один, на нем и сидел генерал – плотный мужчина с седым ежиком на голове, одутловатыми щеками под маленькими, глубоко посаженными глазами, сверлящими собеседника. Армандо щелкнул каблуками, доложил, что доставил нового программиста и, не дожидаясь команды, удалился. Я подошел к столу. Генерал осмотрел меня с ног до головы. Чтобы посмотреть на мои ботинки, ему даже пришлось привстать со стула. Казалось, этот момент был для него особенно важен. Осмотром он остался доволен, его взгляд немного смягчился.

– Первое, – сказал он неожиданно тихим, слабым голосом, – все, что вы тут узнаете, следует забыть, когда покидаете территорию центра.

Говорил он монотонно, как будто перечислял правила пользования бассейном.

– Второе – ни с кем не обсуждать специфику вашей работы, кроме начальника и меня. Третье – ни с кем из сотрудников не разговаривать. Даже о выпивке и женщинах. Четвертое – выходить из здания можно только в обед. Курить в специальной комнате не чаще трех раз в день. Любое нарушение этих правил карается.

Он не уточнил, чем именно карается, но выражение его лица давало понять: вариант «штраф» не предусмотрен.

Я молча кивнул.

– Все, можете идти, – махнул он рукой, как будто отгоняя надоедливую муху.

Армандо ждал меня в коридоре.

– Идемте, – сказал он, – покажу ваше рабочее место.

Мы вернулись в вестибюль, поднялись по широкой лестнице на второй этаж и оказались в огромном помещении, заставленном столами с компьютерами. За столами сидели молодые мужчины, не отрываясь смотрели в экраны и никак не отреагировали на наше появление. Тишину нарушал только треск клавиатур, мне даже показалось, что все стучат по клавишам синхронно. Армандо подвел меня к столу, стоящему у окна, протянул мне бумажку с паролем, сказал, чтобы я освоился, а потом подошел к нему за инструкциями. Он показал на угол комнаты, огороженный прозрачным пластиком.

Я ввел пароль, на экране оказались знакомые иконки. Немного смущали испанские названия, но я быстро привык, открыл браузер и с изумлением обнаружил, что для меня открыт доступ в мировую сеть без всяких ограничений: любой новостной сайт, все социальные сети. Такое доверие, наверное, дорого стоило. Мало ли что я могу прочитать об этой сказочной и счастливой стране! Я открыл свой блог, прочитал последний восторженный пост о том, что завтра начинается отпуск и я скоро окажусь в райском уголке, где главной заботой будет выбор блюд на завтрак, обед и ужин.

Да уж, райский уголок… Я поднял глаза, увидел Армандо, наблюдающего за мной сквозь прозрачную перегородку, решил, что знакомство с компьютером окончено, и направился к нему в офис.

Странный был у него взгляд. Вроде бы он смотрел мне в глаза, но казалось, он смотрел сквозь меня, куда-то далеко за мой затылок.

– Я вам пришлю список новостных сайтов, персональных страниц и блогов политических комментаторов, – бесстрастно сказал он. – Ваша задача – каждое утро сканировать тексты, находить там любое упоминание нашей страны и Сеньора Гобернанте, выделять их и сортировать по тону. Нейтральные, негативные, положительные. Все это заносить в таблицу, указывая источник. Пока работать вручную, но, если сможете написать программу, которая разделит тексты по эмоциональной окраске, вам будет проще. Это будет вторым этапом работы. Справитесь? Я знаю, что вы раньше работали с текстами.

Я осторожно спросил:

– А если программа случайно что-то классифицирует неправильно?

Армандо сделал паузу и улыбнулся, как будто посмотрел на кота, сбросившего на пол вазу с цветами.

– Ошибок в таблице быть не должно.

Я сказал, что начну прямо с этой минуты, но потребуется несколько дней для завершения первого этапа и еще две-три недели для второго. Армандо кивнул, сказал, что это нормально, и дал мне неделю до первого отчета.

Из новостей: на острове не рекомендовано сообщать собеседнику плохие новости. Диктор сказал, что, прежде чем что-то сказать, надо подумать – улучшат ли такие новости настроение собеседника? Не повлияют ли они на его работоспособность? Не ухудшат ли его здоровье?

Глава 12

Проект оказался сложнее, чем я думал. Армандо прислал список сайтов, который напоминал каталог всех уголков земного шара, где хоть раз кто-то произнес: «Ла-Эсперанса». Сотни ссылок на французские, немецкие, японские, китайские, индонезийские и прочие сайты. Тут без переводчика не обойтись – придется встроить его в программу поиска.

– Неужели где-нибудь в Осаке есть люди, которые пьют чай и обсуждают Ла-Эсперансу? – пробормотал я.

Чтобы проверить это, я открыл японский сайт и с удивлением обнаружил, что на первой странице республика Ла-Эсперанса упоминается. Оказалось, что компания «Тойота Мотор» ведет переговоры с правительством республики о строительстве завода по сборке электромобилей. На американских сайтах я обнаружил, что и «Тесла» ведет такие же переговоры с Мексикой и с республикой Ла-Эсперанса. Теперь стало ясно, почему еще не заложен первый камень в фундамент автозавода – Сеньор Гобернанте еще не решил, какая компания сделает жителей острова более счастливыми.

На китайском сайте я с интересом почитал язвительную статью о Бутане – еще одной стране всеобщего счастья, где за счастливой жизнью сограждан следит соответствующее министерство и есть конституционная гарантия счастья. Очень мне понравилось, что вместе с Валовым внутренним продуктом в Бутане измеряют уровень Валового национального счастья. Там же были упомянуты ОАЭ и Венесуэла, которые стремятся к созданию социальных благ и удовольствий. В отличие от стремлений других стран республике Ла-Эсперанса никуда стремиться не надо. Там все граждане уже счастливы, и так будет как минимум тысячу лет. И в какую колонку мне поместить такую статью? Это констатация факта всеобщего счастья или насмешка? В той же статье приводятся данные по Внутреннему валовому продукту на душу населения, которые, как считает автор, и есть главный критерий – способна ли страна сделать своих граждан счастливыми. Бутан, где, судя по всему, в ВВП входит учет коров, монахов и туристов с рюкзаками, был в нижней части таблицы, а республика Ла-Эсперанса там вообще отсутствовала. То ли Сеньор Гобернанте запретил публиковать экономические показатели, то ли никто ничего не вычислял, чтобы не омрачать счастье жителей острова.

Часа через два я почувствовал, что мое тело стало частью стула, а глаза, уставившись в экран, будто разучились видеть. Пространство вокруг расплылось, превратившись в неясные контуры со светлыми пятнами мониторов, из звуков остались только щелканья клавиш, а запахов вообще не было. Я встал, раздвинул руками застывший воздух и несколько раз присел. Армандо на секунду оторвался от своего монитора, посмотрел на мои упражнения, но никак не отреагировал. Программисты, сидевшие за соседними столами, даже не повернули головы в мою сторону, как будто меня не существует.

Вот так! Никому ничего не интересно. Я почувствовал острую потребность обсудить прочитанное, но с кем? Здесь не с кем. Даже в отеле мне придется молчать и стараться перевести разговор на другую тему. Тут я вспомнил, что мне положены три перекура. Я не курил, но кого это тут волнует?

В курилке сидело человек десять. Курили лишь трое, остальные, тупо уставившись в пол, терли глаза. Молчание было гнетущим. Я посидел минуты три и ушел. Сидеть среди молчащих было еще то испытание. Как будто оказался в камере смертников, где все молча ждут своей очереди на виселицу. И что, так будет всегда? Вот так, восемь часов смотреть в экран, а потом молчать, не смея ничего рассказать или обсудить? Ладно, сегодня я вернусь в отель, где можно обсудить хотя бы погоду. А если меня переселят в общежитие?

В час дня в комнате прозвенел звонок. Обед, догадался я. Все одновременно поднялись и направились к выходу. Столовая оказалась в полуподвальном помещении. На раздаче я был приятно удивлен. Мясо, рыба, курица, овощи, фрукты, три вида супов. Я набрал полный поднос и подсел к парню, на футболке которого было написано что-то по-французски. Поздоровался, тот кивнул в ответ.

– Прекрасный выбор, – сказал я по-английски, показывая на свой поднос. Потом повторил то же по-испански.

– Да, – ответил он по-французски.

– Канада, Франция?

Парень пожал плечами, будто ему все равно, кем он был до этого дня. Понятно, даже в обед тут поговорить не получится. Я принялся за еду, не ощущая ее вкуса. Допив кофе, я попрощался, парень рассеянно кивнул, и я отправился писать коды.

В шесть часов опять затрещал звонок. Я вышел на улицу, ожидая увидеть свой автомобиль, но рядом с корпусом никаких машин не было. Программисты, вышедшие со мной, потянулись к воротам, и я пошел за ними. За воротами, на огромной парковке стояло несколько автобусов и знакомый черный автомобиль. Куривший рядом лейтенант увидел меня, махнул рукой – давай, дескать, сюда.

– Завтра я не приеду, – сказал он, когда мы сели в машину. – В восемь тридцать к отелю подойдет автобус, который вас отвезет на работу. В шесть вечера вам следует найти автобус с номером пять, он развозит всех сотрудников центра по отелям и квартирам.

Ну, и ладно! Ясно, что персонального автомобиля я еще не заслужил.

Глава 13

– Рассказывай! – Рыжий отставил свою тарелку и повернулся ко мне.

Мы вчетвером сидели в ресторане за одним столом, разглядывая свои тарелки, в которых поверх риса чернели кусочки жареных баклажанов.

– Что ел на обед?

Тут ко мне повернулись все.

Я рассказал.

– Про соус подробнее, – попросила Мэри.

Я рассказал про соус.

– Ананас был? – спросил Джон.

– Да, нарезанный кусочками.

– Сволочи! Вот так тебя купили! – вздохнул Джон. – А мы сегодня целый день корячились на жаре, подрезали кусты. Теперь я всю жизнь буду ненавидеть самшит.

– А ты как? – спросил я Мэри.

– У меня десять комнат для уборки. Главное – не скручивать полотенца в лебедей, тогда можно управиться до обеда, когда все на пляже. После обеда я свободна, но в это время самая жара. Я просидела в комнате под кондиционером. На море пойду после ужина.

– Что за работа у тебя? – спросил меня Рыжий.

Я замялся.

– Восемь часов за компьютером не вставая. С непривычки тяжело, остальные сидят, будто им приклеили задницы к стульям.

– Подробности можно?

Я покачал головой.

– Нет.

– Да и так ясно, – усмехнулся Джон. – Небось приказали рыскать по соцсетям в поисках крамолы.

– Нет.

– Ладно, – Рыжий хлопнул меня по плечу. – Мы понимаем. У тебя, наверное, режим построже, чем у нас.

– Да, – согласился я. – Вход в здание в девять, выход в шесть. Три перекура и обед.

– Хотел купить в нашей лавке чипсы, а моя кредитка не сработала, – сказал Джон. – Империалистическое зло. Наличных у меня пятьдесят долларов, а зарплата через две недели. На этой диете, – он ткнул вилкой в рис, – я протяну максимум дней десять.

– Сотню могу подкинуть, – сказал Рыжий. – Потом отдашь.

– Благодетель ты наш, – вздохнул Джон.

Мы перешли к кофе.

– Я говорила с одной горничной, – сказала Мэри, отставляя свою чашку. – Ну и дерьмо они варят! – Она поморщилась. – У нее муж военный, он уже три дня дома не ночует. Их держат в казармах.

– А она не сказала, почему? – лениво поинтересовался Джон.

– Нет.

– Лучше бы сказала, когда все это закончится. Тогда, может, начнут нас лучше кормить.

– Не хлебом единым, – Рыжий допил кофе и поставил чашку на стол. – В трудные минуты читайте Библию.

– Утешил, – буркнул Джон.

В холле меня поймал Хосе. Он схватил меня за руку, долго тряс, поздравил с успешным первым днем на работе.

– Откуда ты знаешь, что день был успешным? – меня почему-то разозлило его поздравление.

– Армандо посмотрел твои коды, написал служебную записку, отметил твой высокий профессионализм.

Я не посылал Армандо никаких кодов. Значит, он видит, чем я занимаюсь. Все под контролем.

Вечер я завершил в баре. Остальные пошли на пляж купаться. Я пил разбавленный ром и пытался ни о чем не думать. Над барной стойкой работал телевизор. Я узнал о новом указе Сеньора Гобернанте: принимать душ каждое утро, но не дольше, чем три минуты. И не употреблять сырой лук и чеснок за завтраком.

Глава 14

Прошла неделя. С первым этапом проекта я справился. Сайтов, где упоминался Сеньор Гобернанте, оказалось подозрительно мало, словно весь мир договорился его игнорировать. Так что второй этап был не нужен – с пятью статьями или комментариями было легко справляться вручную. Программа находила эти статьи, переводила их на испанский и последовательно показывала тексты на экране. Мне оставалось только нажать одну из трех клавиш, и статья отправлялась в соответствующую колонку таблицы. Я ожидал потока критики, обвинений, разоблачений – но вместо этого обнаружил только вялые упреки: отсутствие статистики, торговые ограничения и всякие мелочи, которые едва ли волновали даже самих критиков. Ни одного слова про иностранцев, оказавшихся в плену «вечного счастья». Ни строчки о закрытом аэропорте, о военных патрулях, о ночной стрельбе, что несколько раз будила меня, разрывая душную тьму островных ночей.

Я безрезультатно пытался поговорить с кем-нибудь из программистов. Они практически не реагировали даже на самые невинные вопросы о погоде или о качестве еды в столовой. Только Француз – я так стал называть парня с французской надписью на футболке – пару раз согласился, что на улице жарко, а к еде у него нет никаких претензий. Говорил он по-испански с чудовищным акцентом, но понять его было можно. Оказалось, что он жил в соседнем отеле. Наши пляжи разделял символический заборчик, и однажды вечером я его увидел. Он сидел в шезлонге рядом с красивой брюнеткой и с жаром ей что-то рассказывал. Я подошел к границе пляжей, свистнул и помахал ему рукой. Он небрежно махнул в ответ и продолжил общение с девушкой.

Армандо похвалил мою работу, как хвалят собаку, принесшую палку, брошенную хозяином, сказал, чтобы я не терял время на второй этап, а продолжал ежедневно присылать ему таблицу. Он не уточнил, куда уходят мои отчеты, но однажды я услышал по телевизору знакомый текст – статья, советующая провести отпуск на золотых пляжах Ла-Эсперансы. Я занес в таблицу этот текст двумя днями ранее, и теперь он превратился в пропагандистскую риторику. Сначала я обрадовался, решив, что аэропорт снова заработал, но затем вспомнил, что в наш отель так и не прибыл ни один новый турист.

Закончив первый этап, я обнаружил, что делать на работе мне особо нечего. С таблицей я справлялся за полчаса, а остальное время лазил по сети, читая мировые новости, в которых не было ни войн, ни эпидемий, ни дефицита продовольствия. Все было настолько спокойно, что мне хотелось поверить, будто катастрофы действительно есть, но их тщательно скрывают. Возможно, мои соседи-программисты отлавливали такие новости, прежде чем они успевали попасть в эфир. Или, может, всю эту информационную лавину сочиняли специально обученные люди, для которых правда была всего лишь одним из вариантов художественной реальности. Однажды я поймал себя на мысли: а что, если весь мир действительно погружен в катастрофу, но интернет и газеты скрывают это? Что, если Гобернанте – единственный человек, который знает правду? От этой мысли мне стало страшно, я встряхнул головой, пошел в курилку, посмотрел на измученные лица коллег и решил, что на этом острове нет ничего вреднее, чем смотреть телевизор или читать новости на официальных сайтах, одобренных Сеньором Гобернанте.

Я понимал, что Армандо знает, чем я занимаюсь, но он хранил молчание, делал вид, что не происходит ничего крамольного. А может, я попал в список избранных, которым разрешено знать правду? Ведь делиться своими открытиями я ни с кем не мог, так что мои знания были не опасны для процветания и счастья в республике Ла-Эсперанса.

Где-то в середине второй недели случилось неприятное. Я стоял на парковке центра и ждал автобуса номер пять. Другие автобусы уже уехали, а мы, семь программистов, стояли в тени пальмы и ругались. Минут через десять к нам подошел офицер и раздал каждому по листочку. Я прочитал, что мне выпала честь быть отмеченным Сеньором Гобернанте и что теперь мне предоставлена возможность жить в отдельной комнате комфортабельного общежития на территории Центра. Здание общежития расположено в сосновой роще, рядом плавательный бассейн, спортивные площадки, сеть тенистых дорожек для прогулок и бега трусцой. Завтрак и ужин будут сервироваться в столовой, которая располагается в цокольном этаже общежития, причем меню составлено нутрициологами с учетом, что мы все заняты сложной умственной работой. В нижней части листочка был нарисован план территории центра с отмеченным зданием общежития и указан номер комнаты, где мне предстояло жить.

– Меrdе! – услышал я. Рядом стоял Француз, рассматривая свой листок.

Я поддержал его, выругавшись на английском и испанском.

Здание общежития и правда находилось в райском местечке. Воздух пропитан запахом сосновой хвои, прогулочные дорожки покрыты не раскаленным асфальтом, а утрамбованным песком. Порадовал плавательный бассейн – с дорожками и даже небольшой вышкой для прыжков в воду. Баскетбольная и волейбольные площадки, гимнастические снаряды. Имелось даже футбольное поле, покрытое идеальным газоном, которым хотелось любоваться, а не портить его, гоняя мяч. Мячей, сложенных в огромную корзину, было много. Мне даже захотелось выйти на поле и провести мяч от ворот до ворот. В общем, тут все было рассчитано на идеального гражданина, который бегает по утрам, пьет фруктовые коктейли, играет в волейбол, а не сидит в баре с видом «спасите меня отсюда!» Бара, кстати, я не обнаружил.

Комната оказалась ожидаемо уютной. Огромная кровать, два кресла, комод со стоящим на нем телевизором, письменный стол со стопкой блокнотов и набором ручек и фломастеров, на полу ковер, у кровати тумбочка с красивой лампой. Стены украшали фотографии острова: песчаные пляжи, руины майя, сосновые леса, попугаи на ветках. В общем, все располагало к отдыху и неге. На полу стояла коробка, в которой я обнаружил мои вещи, привезенные из отеля. Я перерыл коробку, но не нашел своего американского паспорта. Это было предсказуемо, но огорчительно.

Француз поселился в соседней комнате. Его звали Жан, он и правда оказался из Франции. Жил он в Бордо и приехал сюда с девушкой, соблазненный низкими ценами и рекламными проспектами.

– Мне не оставили выбора – я теперь должен в одиночестве наслаждаться жизнью, – сказал он и выругался.

Мы поговорили минут десять. За это время я узнал много французских ругательств, сказал, что они слабаки по сравнению с испанцами и русскими. Жан попросил научить его испанским ругательствам, сказав, что так ему будет проще тут жить. Точнее, выживать.

Глава 15

Первые дни новой жизни пошли неплохо, что значит: я не выл от тоски на луну и не рыдал, уткнувшись носом в подушку. Территория общежития и правда была создана для отдыха, причем активного, не пляжного. В здании жили не только программисты из филиала кибернетического центра. Чем занимались остальные молодые мужчины и женщины я не знал и не стремился узнать. Меньше знаешь – дольше живешь. Так бы я сформулировал дополнительное мотто остова.