Ничего страшного

Моей подружке Соне и другу Казачку, за идеи которыми они поделились.

Я твой любимый сын,

А ты мой библейский сад.

Группа «Нейро Дюбель»

Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его.

Евангелие от Луки 8:5

Участковый

– Два трупа, Саша, два трупа пропало! Где они?! – возмущался начальник сельского отделения милиции майор Остапов.

Двое сельских участковых сидели напротив его стола на стульях. Один – высокий, худощавый, черноволосый парень лет двадцати с небольшим. В милиции меньше чем полгода. Устроился после дембеля.

Второй парень постарше (ему уже двадцать пять), пониже ростом, белобрысый и гораздо шире своего коллеги. Он настолько плотный, что все в деревне называли его не иначе, как Большой.

– Товарищ майор… – Большой подал голос.

– Выкопали! Не украли даже, а выкопали на кладбище! Сука! Похоронили только на прошлой неделе! Родственники пришли помянуть на девять дней, а могилы разрыты!

Майор орал громко, со всей отдачей. Он не обвинял кого-то конкретно, потому что обход кладбища до сегодняшнего дня не входил в должностные обязанности его подчиненных. Также в их селе не было сторожа или смотрителя кладбища.

Ситуация сложилась ужасающая.

На прошлой неделе похоронили семейную пару: жена Ольга (двадцать три года) и ее муж Владислав (тридцать лет) найдены мертвыми в салоне автомобиля в гараже. Когда их нашли с утра, гараж был закрыт, но не заперт, машина была заведена. Они задохнулись выхлопными газами. Невооруженным глазом видно, что это групповое самоубийство. Глупая и трагическая история, как может показаться со стороны. Что же могло такое случиться в их жизни, что они решили ее оборвать таким способом? Никто никогда уже не узнает.

Особый трагизм и цинизм их поступку придает то, что у них осталась шестимесячная дочь Каринка, которая в ту трагическую ночь была с бабушкой. Бабушка вместе с внучкой и нашла их утром. Она удивилась, что дочь с зятем не вернулись домой спать после дискотеки в районном центре. Бабушка вышла с утра с внучкой посмотреть, где там мама и папа. А вот они, спят в машине… Надо звонить в скорую.

Бабушка Ира проявила титанические усилия, чтобы не разрыдаться у тел своих детей. Вместо этого, успокаивая внучку и говоря, что мама еще пока спит, вернулась в дом и вызвала скорую. Сотрудники скорой в свою очередь вызвали милицию. На вызов приехал участковый Александр Резунов по прозвищу Большой. Александр и составил протокол. И в тот момент, когда тела забирала скорая, чтобы отвезти в районный морг, и когда он должен был написать предварительную причину смерть, к нему подошла бабушка Ира. Внучку она уже передала своей старшей сестре-пенсионерке.

Ирина Геннадьевна, привлекательная женщина сорока трех лет, сейчас если и не выглядела пугающе, то как минимум вызывала жалость. Ее всегда приветливое лицо сейчас было темным, как у старухи. Даже ее выкрашенные в белый цвет волосы казались посеревшими.

– Сашенька, родненький, – говорила она, взяв участкового под руку. – Я тебя прошу, не пиши, что самоубийство, я тебя умоляю. – Она говорила быстро и горячо, при этом старалась не смотреть на медиков, которые возились с телами.

– Тетя Ира… – начал Большой.

– Да, да, да! – часто закивала она. – Я тебя прошу, пожалуйста! Их уже не вернуть, а мне еще с батюшкой про отпевание договариваться. А он откажется отпевать их, и будут они неприкаянные.

– Тетя Ира, врачи…

– Вот, договорись с ними, вам на всех хватит, если не хватит – скажи, Саша, я рассчитаюсь.

Саша почувствовал, как вторая рука женщины пролезла в карман его брюк и что-то там оставила.

Саша написал в протоколе: «Несчастный случай?». Тетя Ира похлопала его по плечу и направилась к сестре и внучке. Саша пошел к машине скорой помощи, в которую погрузили тела. По дороге он достал из кармана презент от Ирины Геннадьевны. Это было несколько стодолларовых купюр.

Он залез в кузов к медикам.

– Мужики… несчастный случай? – участковый просунул в сторону медиков две купюры.

Один из фельдшеров выхватил сотню и быстро спрятал себе в брюки. Второй взял бумажку, посмотрел на просвет, аккуратно сложил ее в кошелек и сказал:

– Несчастный случай. Такие молодые… Такая трагедия.

Участковый обошел машину и сел рядом с водителем. С ним рядом расположился фельдшер, который произносил речь о трагедии.

– Саша, – протянул руку водителю участковый.

Тот пожал ее молча, не представился в ответ.

– Саша, – протянул он руку фельдшеру.

– Валера, – охотно ответил фельдшер.

Машина тронулась, и они поехали в райцентр.

Несмотря на то, что стоял уже октябрь, было солнечно и свежо. Большой обливался потом. Он достал платок и промокнул себе лоб под фуражкой.

До райцентра, города Яндринска, было около сорока километров. Всю дорогу пассажиры скорой помощи провели в тишине. На месте у морга их уже ждали специалисты.

Фельдшер Валерий первым подошел к сотрудникам морга. Водитель, второй фельдшер и участковый курили у машины. Валера рукой позвал участкового. Саша подошел.

– Слышишь, товарищ старший сержант… тут коллеги сомневаются, что это несчастный случай.

– А, понял. Но тут, в протоколе… – участковый полез в карман, достал еще две сотни, мысленно отмечая, что карман пуст, – вот тут указано, что несчастный случай.

Он протянул деньги.

Вскрытие не проводилось. Уже находясь в здании морга, участковый позвонил тете Ире, и та попросила написать отказ от вскрытия за нее, что Саша, собственно, и сделал. Даже подписался за нее, где нужно.

Тот день был длинным и утомительным и привел в движение всю Якимовку.

Якимовка хоть и не была маленькой деревней, а носила гордый титул «поселок городского типа», потому что население было более двух тысяч человек. Однако такое событие, как смерть, которая привела к двойным похоронам, заставило Якимовку оживиться. Сейчас поселок напоминал встревоженный муравейник. Люди суетились: кто-то нес продукты в дом к Ирине Геннадьевне, кто-то ходил по поселку и собирал деньги. Больше всего движение началось, когда под вечер привезли тела супругов на той же скорой с участковым. Вообще, члены семьи должны сами забирать тела родственников, но те бумажные доллары, которые достались практически каждому в морге, сделали свое дело.

После того как тела занесли в дом Ирины Геннадьевны, дом завыл. За день там собрались многочисленные дальние родственники и знакомые умерших. Гробы для супругов уже были подготовлены. Когда в них положили тела, поднялся гомон, вой, плач. Даже участковый Александр, глядя, как женщины бросаются к бледному лицу с поцелуями и криками «Оля, Оленька!», не выдержал и вышел на улицу. По его щекам текли слезы. Ему было грустно от всего происходящего.

Олю он помнил еще со школы. Несмотря на то, что она была младше на пару лет, Саша ее запомнил. Она была яркая, светлая, всегда нарядная, накрашенная. А сейчас молодая женщина, наплевав на все, отправилась с мужем в последнюю поездку. Саша закурил. Подождал, пока вой в доме стихнет, вернулся в дом. Ирину Геннадьевну он нашел на кухне: она в черном платке и еще несколько женщин делали заготовки на завтрашнее прощание.

– Тетя Ира, врачи подтвердили несчастный случай. Вот, – он достал из папки два свидетельства о смерти и протянул их женщине.

– Ой, Саша, руки грязные. Положи на сервант в дальней комнате!

– Тетя Ира, еще могу что-нибудь сделать?

– Ой, Саша, ты и так помог. Спасибо, родной, – женщина говорила, уже не глядя на участкового, а сосредоточенно очищая картофель. По ее щекам текли слезы.

Участковый не стал заходить в отделение, потому что уже было достаточно поздно и за день он устал. Придя домой, он попросил свою сожительницу, которая была на двадцать лет старше, налить ему водки, чтобы снять стресс. Юлия, не приветствовавшая алкоголь в принципе, сегодня не стала возражать, а из «алкогольного» угла (такой угол она завела еще до того, как Саша начал жить у нее, на случай, если нужен муж на час), достала початую бутылку водки и налила в кружку сто пятьдесят.

На церемонию похорон Саша не пошел, и на поминки тоже, хотя тетя Ира звонила ему и просила зайти. У тети Иры были весомые аргументы: родители ее зятя смогли экстренно добраться из Калининграда на машине, а он, односельчанин, никак не доберется. По правде, Саша хотел зайти, потому что он остался без своих долларов, раздавая все медикам. Все-таки он шел на риск, указывая несчастный случай и не давая оснований для работы следственного комитета области. Дело в любом случае будет заведено, но, учитывая, что уже есть несколько источников, подтверждающих несчастный случай, оно спустится на тормозах и закроется на районном уровне.

Похоронили супругов до полудня по всем канонам. В полдень многочисленные родственники, друзья и просто желающие хорошо покушать собрались в доме Ирины Геннадьевны, где и жили последний год супруги.

История была закончена. Дело закрыли прямо в РОВД, не передавая его выше. И уже через пару дней Якимовка жила своей жизни, как будто ничего и не происходило. Родители зятя Ирины Геннадьевны остались: все-таки из Калининграда не самый близкий путь. К тому же появились неприятные вопросы: с кем останется внучка Карина; нужно поделить какое-никакое имущество, тот же автомобиль, в которым и нашли супружескую пару. И еще, родители зятя хотели отметить девять дней.

Вот на девятый день мир в Якимовке и перевернулся.

Ирина Геннадьевна проснулась около семи утра. Все в Якимовке знали, что случилось с дочкой и зятем главного бухгалтера СМУ-14. Знал и директор строительно-монтажного управления. И в день похорон он задним числом отпустил ее в трудовой отпуск, поэтому утро девятого дня Ирина встретила со светлой грустью и с тихим оптимизмом, который ей придавала внучка.

Девятый день выдался дождливым. Октябрь вступал в свои права. Дождь шел с вечера прошлого дня. Он то усиливался и напоминал летний ливень, то затихал настолько, что, казалось, не идет, а просто мелкими каплями висит в воздухе.

Приготовив завтрак сватам из Калининграда, Ирина накормила внучку. Не спеша собравшись, они вышли вчетвером на кладбище. Родители Влада – Анатолий и Елена Чистяковы – шли, взявшись за руки. Ирина Геннадьевна несла Каришу на руках. За эти дни Карина несколько раз сказала «ма-ма», глядя на бабушку Иру. Девочка иногда плакала, но в целом внимания двух бабушек и деда ей хватало.

До кладбища от дома тети Иры было около полукилометра. Они шли без зонтов, малышка была укрыта капюшоном. Шли не спеша, тихо переговариваясь, обреченно подбадривая друг друга.

– Вот дети наши и в Калининграде пожили, – говорила вполголоса бабушка Ира, улыбаясь Карине, – потом у бабы Иры пожили. А сейчас решили съехать, сами пожить, отдельно. А потом мы все вместе с ними жить будем.

Родители, потерявшие своих детей, с внучкой на руках уже шли по кладбищу. Никого, кроме них, не было. Олю и Влада похоронили в центре кладбища, возле прабабки и прадеда Ольги. И сейчас родители подходили к их последнему дому. Они пробирались через акации, которые захватили все кладбище. Ирина первой поняла, что что-то не так. Она уже увидела могилу своей бабули и обнаружила, что не хватает крестов. Должно быть четыре. Она решила, что ей стало плохо, оттого что она несла внучку всю дорогу.

– Толя, – окликнула молодая бабушка своего свата, – подержи Каришку, что-то я утомилась.

Анатолий подхватил внучку сразу же. Ира оперлась плечом об акацию, не понимая, где еще два креста, которые должны быть за небольшим холмиком, если идти от центрального входа. Ирина тяжело дышала.

А вот Елена пошла вперед. Она уже стояла на участке своих детей, когда Ира и Анатолий услышали душераздирающий крик. Так кричит мать, на глазах которой убивают ее ребенка. Это кричала Елена, потому что она смотрела на две разрытые могилы и два пустых гроба. Из-за ее крика начала плакать Кариша. Крик вскоре оборвался, потому что Елена потеряла сознание и упала рядом с могилами. Анатолий подбежал с плачущим ребенком к супруге, пытаясь привести Елену в чувство. А Ирина, тяжело дыша, вышла за кладбище, достала пачку сигарет, которую отобрала у дочери Ольги, когда узнала, что та беременна, и которая лежала в куртке не первый месяц, закурила и позвонила участковому Александру.

И вот спустя час, девятого дня после смерти семейной пары, участковый, убедивший медиков и сотрудников морга, что это несчастный случай, ел себя поедом за то, что пошел на поводу у убитой горем Ирины Геннадьевны. Да еще к тому же ему не хватило долларов, и получалось, что он пошел на злоупотребление должностными полномочиями просто так.

– А может, они не умерли? – предположил чернявый участковый, которого звали Коля. – Ну, типа летаргический сон. Говорят, так Гоголя похоронили. А когда вскрыли его гроб, нашли там следы от ногтей.

– А зачем вскрывали? – не понимал Саша Большой.

– А я не знаю… Я знаю, что его голову украли. Это в «Битве экстрасенсов» было.

Начальник милиции городского поселка с размаху ударил кулаком по столу и закричал:

– Какие экстрасенсы?! Какой Гоголь?! Кто в рапорте написал, что «несчастный случай»? Резунов? Резунов! Вот ищи их! Ищи, где они бегают!

От фразы «Где они бегают!» Резунов поежился. Он видел серые тела Ольги и ее мужа, как они застыли с открывшимися ртами.

– Но… я…

– Головка от… – начальник милиции осекся. – Ты сам знаешь, кто был зять у Иры. Он из России, из Калининграда. Не надо мне тут международных скандалов! Сука!

Игорь Борисович заговорил тише:

– Сюда же люди из области приеду, может, и из столицы даже. Нам всем погоны посрывают. А тебя вообще закроют. Да! Что ты машешь головой? Закроют! А я тебя прикрывать не буду. Я поработать еще хочет. Я еще второй дочке дом не достроил. Если меня снимут, я в хате твоей Юли дочку свою поселю! Я тебе сказал! Что хочешь делай! Все! Пошел! И этого, твою мать, экстрасенса забирай!

– Есть! – нехотя прикладывая руку к фуражке, ответил Саша. – Коля, пойдем, – сказал он второму участковому.

Гнев начальника якимовской милиции был понятен. Сейчас Якимовка для любого начальника милиции – это пенсия еще до пенсии. В подчинении десяток человек вместе с участковыми, парой патрульных, водителем, дежурным и, так сказать, «штабными» сотрудниками. Вышестоящее руководство в сорока километрах. Просто так или с проверкой без звонка они к нему не приедут.

В Якимовке один бар, несколько магазинов, рынок, три церкви, причем разных конфессий. Ну и сельский клуб, который днем работал как помещение для кружков, вечером как кинозал, а в начале ночи открывал свои двери для дискотеки, на которую приезжала вся молодежь из соседних деревень.

Времена уже были не те, чтобы из-за того, что ты из другой деревни, мог получить в нос. Сейчас, когда четверть двадцать первого века прошла, старые привычки покинули Ядринский район. Драться с молодыми людьми из соседних деревень невыгодно, потому что молодежи осталось слишком мало. Если в 1980-х годах в якимовском клубе только своих ребятишек было около сотни, то сейчас из самой Якимовки и семи соседних сел не наберется даже сорока.

Молодежь покидала как деревни, так и городские поселки. Поселки, конечно, не с такой скоростью, потому что здесь была хотя бы какая-то работа, если руки растут из того места. Если и освобождались какие-то рабочие места, например, в том же СМУ-14, их занимали молодые люди из той же Грабовки, что в шести километрах от Якимовки. Молодежи становилось все меньше, градус авантюризма и юности спадал во всем районе. Это и привело к тому, что число пьяных драк, дебошей, разборок практически сошло на ноль.

Несколько раз в год подчиненные майора Остапова ездили в соседние Малые Вольницы, чтобы запротоколировать, что местный алкаш умер сам, точнее, что ему никто не помогал, а он просто курил в постели и уснул с сигаретой. Сигарета зажгла подушку, и та начала тлеть, в результате чего алкаш отравился угарным газом во сне. Или кто-то влезет в дом, в котором хозяева появляются только летом и потом безуспешно пытаются найти при помощи милиции того, кто украл бабушкин сервиз.

Да, весь Ядринский район, который находился в центральной части белорусского Полесья, плавно засыпал. Наступала осень региона. Кто еще может – уезжает. Кто не может или не хочет – остается и живет не спеша вдали от городской суеты, от больших дел, от исторических событий. Выборы президента, голосование за очередную Конституцию никого не тревожили в Ядринском районе и Якимовке. Все знали, что надо проголосовать. Все это напоминало если не дом престарелых, то санаторий для зрелых людей.

Поэтому майор Игорь Борисович и был в гневе от того, что произошло. Он прекрасно понимал: его участковый Александр Резунов специально указал во всех бумагах, что это несчастный случай. Будь сам Игорь Борисович на его месте да в его возрасте, он поступил бы так же. Это чудовищное горе, зачем еще осложнять жизнь родственникам?

Но так вальяжно и спокойно в Якимовке было не всегда. И товарищ майор помнил и это. В начале двухтысячных Игорь Борисович, а тогда старший сержант, столкнулся с бандой насильников, которая промышляла в Якимовке не один год. Эта банда стала темным достоянием Якимовки, и ее дурная слава вышла за пределы области. Дело уникальное. Как правило, насильники – это одиночки с какими-либо психосексуальными патологиями, которые не могут получить удовольствие от процесса, как большинство обывателей. Им надо что-то этакое.

И вот, на тогдашнюю Якимовку с населением в две с половиной тысячи человек таких парней «c изюминкой» нашлось четверо. Четверо молодых парней в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет вылавливали девушек и девочек, как правило, после дискотеки, вывозили в лес, где и делали с ними, что хотели, после чего закапывали. Сначала следствие не могло найти даже тела, потому что леса много и куда, кто и на чем увозил этих девушек, было непонятно.

Примерно пару раз в квартал в Якимовке или в одной из соседних деревень пропадала девушка. Возможно, дело бы не вышло на республиканский уровень, если бы одной из жертв не стала жительница Минска, которая приехала к бабушке в Якимовку.

Елена Ногтева. Семнадцать лет. После первой же дискотеки в сельском клубе она не вернулась домой. На следующее утро, когда бабушка Елены обошла всех соседей и поняла, что внучка не ночевала у подруг, она направилась на почту и позвонила в Минск сыну. Отец Лены понял, в чем дело, потому что в те нечастые визиты к матери в Якимовку слышал среди местных, что есть банда насильников.

Ни количество участников, ни по какому принципу они выбирают жертв никто не знал. Но местные были уверены, что есть банда. Не надеясь на местечковые органы внутренних дел, отец Лены сообщил о случившемся в столичную милицию. Но и здесь он был неприятно удивлен, потому что заявление о пропаже летом в деревне семнадцатилетней девушки сначала принимать отказались. Мол, лето, жара, гуляет где-нибудь. Пришлось подождать еще пару суток, и только тогда столичные милиционеры взялись за дело. Естественно, что они сделали запрос в Якимовский отдел и, когда не получили оттуда внятного ответа о том, какие меры хотя бы приняты, отправили в поселок городского типа своих сотрудников. Принимал их старший сержант Остапов. Приятного было мало. Столичные коллеги вели себя дерзко, нагло, по-хозяйски. И Игорь Борисович, а в те годы просто Игорь, запомнил для себя, что не желает никого видеть из посторонних на своей территории.

Дела о пропавших решено было объединить в серию. На тот момент вместе с Еленой Ногтевой насчитывалось уже пять жертв. Количество столичных специалистов в Якимовке увеличилось. Местные милиционеры вместе с командированными начали обход от дома к дому с фотографиями пропавших и опросами. И в первый же день они нашли свидетеля. Этим свидетелем оказалась шестнадцатилетняя Оксана Климова, которая была подружкой Лены, когда та приезжала на лето в деревню. Когда ее впервые после пропажи спрашивала бабушка Лены, девушка то ли от испуга, то ли из-за того, что прикрывала подружку, не рассказала, что Лена села в серый седан с парнями и поехала за СМУ. Теперь был известен цвет машины и примерное направление. Найти машину было делом несложным. Серых седанов в Якимовке оказалось семь. Но девушку это найти не помогло. У всех хозяев машин было алиби.

За СМУ находилось поле рапса, которое сотрудники МВД и принялись прочесывать. Это уже дало свои плоды. Где-то около двух километров от СМУ в глубь поля и была найдена могила Елены. Она была закопана на глубину около метра. Как впоследствии показала экспертиза, закопали ее живой. Позже выяснится: преступники подумали, что она умерла, и решили избавиться от тела. К сожалению, Елена была без сознания.

Такие чудовищные новости мгновенно распространяются по деревне. Оперативная группа увеличивается. Среди местных начинаются волнения, потому что милиция, по мнению сельчан, бездействует. В одну из ночей в отделение милиции прилетает камень. Опасаясь за срыв всех поисков преступников, столичные оперативники просят привлечь областной ОМОН. Возле здания милиции Якимовки начала круглосуточно дежурить четверка сотрудников в балаклавах. Окна теперь в здании милиции не били, но случилось кое-что, что навредило следствию.

Местные были напуганы шокирующими подробностями гибели Елены Ногтевой, и все вечерние мероприятия в поселке сошли на нет. Даже на вечерний киносеанс в 18:00 в клуб никто не ходил. Дискотеку перестали организовывать: никто не приходил из женской части населения. Кто-то опасался сам, кого-то не пускали родители. А без женской части на танцполе мужской делать нечего. Примерно после третьей такой пустой дискотеки клуб начали закрывать сразу после кинопоказа.

Насильники затаились. Ночью добычи для них не было, а они одичали еще не настолько, чтобы нападать днем. Да и машина с четырьмя мужчинами, которая не спеша едет по Якимовке или тихонько катится за девушкой, – это весьма подозрительно и опасно. Тогда эти любители брать девушек силой разделились. Так было гораздо проще перемещаться по местности. План был хорош, но первая же жертва в одиночной охоте стала для насильников роковой.

Девочка четырнадцати лет Кристина Петровская в один солнечный день возвращалась от бабушки из соседней Грабовки в Якимовку. Обычно она ездила по бетонке на велосипеде, но в этот раз отправилась пешком и, дабы срезать, пошла через пролесок. В небольшом леске была дорога, которую до сих пор выбирали местные, когда приходилось идти пешком.

Примерно на полпути в сторону Якимовки Кристине встретился мужчина, который шел навстречу.

– Привет, Толька, – улыбнулась девочка мужчине.

– Привет, – угрюмо кивнул ей Толик.

Они разошлись, но через секунду Кристина почувствовала, как что-то схватило ее за шею и начало душить. Затем она провалилась в темноту. Очнулась девушка поздно ночью в канаве в нескольких метрах от лесной дороги. Кристина не сразу сообразила, где она и что с ней произошло. Ниже пояса одежда была разорвана. Джинсы растрепанными тряпками висели на щиколотках девочки и держались только за счет кроссовок, которые были на ногах. Шея болела. Она долго стояла, пошатываясь в темноте, не понимая, куда идти. Спустя какое-то время Кристина заметила огни Якимовки и направилась туда.

Подходя к своему дому, она была в таком состоянии, что не видела никого и ничего и не заметила уже стоящую возле ее дома милицейскую машину. Войдя в дом, поняла, что на нее смотрела мать вся в слезах, отец с округленными от ужаса глазами и старший брат, который, бросив взгляд на внешний вид сестренки, отвернулся и ушел в соседнюю комнату. Рядом с матерью и отцом сидели трое милиционеров, одним из который и был будущий начальник милиции Игорь.

Он надолго запомнил тот вечер. Совсем юная девочка со светлыми волосами, перепачканными грязью и слипшимися вместе с листьями. Совершенно не понимающие происходящего глаза. Окровавленные и потрескавшиеся губы с кровоподтеками. Грязная кофточка. И совершенно голая ниже пояска. В районе лобка большое бурое пятно. На внутренней стороне бедра обеих ног – кровавые дорожки.

Вызвали скорую. Девушка долго не могла начать говорить. Ее забрали в больницу. То, что Кристина была лишена невинности, уже ни для кого не было секретом. По правде, это было меньшим из зол. Все опасались за женское здоровье. К счастью, внутренние органы не были повреждены. Ничем посторонним ее не насиловали. В больнице Кристине стало лучше, и она в присутствии врача и матери смогла что-то рассказать и описать того, кто напал на нее. Им оказался Анатолий Свиридов.

Как такового СТО в Якимовке не было. Анатолий, или как из-за его небольшого телосложения в его тридцать все звали Толька, держал гараж, в котором ремонтировал за деньги машины. К автомеханику Тольке выехали сразу, и через двадцать минут его заломал ОМОН прямо на рабочем месте. В милицию его привезли прямо в рабочем комбинезоне. Свиридов был напуган, но говорить сразу не стал. Он начал свой рассказ, только когда Игорь показал ему фотографии жертвы и для острастки ударил лицом об стол.

Тогда Толька заговорил. Даже не заговорил, а запел. Он сдал троих оставшихся: студент, автомеханик и два разнорабочих из СМУ. Лидером и идейным вдохновителем был Виктор Косых, студент сельхозакадемии в городе Горки, который каждые выходные приезжал домой. Он и совершал убийства после изнасилований. Но в случае Елены Ногтевой душегубство напросился совершить Толька.

Виктор был против. В пользу Тольки сыграло то, что тот самый серый седан, который искала милиция, в тот вечер предоставил именно он. Толька взял клиентский автомобиль, который был у него в гараже на ремонте. Поэтому и получилось, что у всех владельцев серых седанов было алиби. Толька из всех четверых был самым маленьким по габаритам насильником, но низкий уровень физической силы он компенсировал особой ненавистью к женскому полу. Именно поэтому в доступе к телу Толька всегда был последним в очереди, а во время изнасилования он оплёвывал жертву, грязно ругался и несколько раз даже мочился на девушек.

В случае Елены Ногтевой было то же самое. Но в этот раз ему доверили убить ее. Тольке просто не хватило сил удушить девушку. Как Свиридов неприятно выяснил для себя уже на следствии, не так это и просто – душить людей голыми руками.

Вот и в случае Кристины Петровской после нападения сзади он был уверен, что задушил и эту. Как оказалось, последних двух он не убил сам. Кристину он скинул в канаву как труп. А в те слухи, что ходили по деревне, будто бы Лену Ногтеву закопали живьем, он не верил, потому что был уверен в силе своих «мозолистых лапищ».

Когда собрали всех четверых, Игорь мысленно поблагодарил минских коллег за ОМОН, потому что к отделению милиции начали подходить его односельчане. И они были крайне недовольны тем, что «эти ублюдки» еще живы.

В ходе следствия задержанные показали, в каких местах леса закапывали жертв. Суд проходил в областном центре. Всех четверых приговорили к смертной казни и в течение следующих нескольких лет расстреляли в Пищаловском замке в Минске. Последним расстреляли Виктора Косых.

Дело было резонансным. Его даже показывали по республиканскому телевидению в передаче «Зона Х». В сюжете, посвященном якимовской банде насильников, в течение нескольких секунд показывали молодого Игоря Борисовича. Он сопровождал насильников в автозак.

Игорь Борисович, майор и начальник якимовской милиции, еще несколько минут смотрел на закрытую дверь, куда вышли его парни. Он все понимал. Отвернувшись от двери, майор полез в ящик стола и достал оттуда бутылку молдавского коньяка, разлитого в Минске. В бутылке было около двухсот грамм. Он выплеснул из кружки остатки утреннего чая вместе с заваркой прямо на пол, вылил половину содержимого бутылки в кружку, залпом выпил, сморщился, занюхал кулаком. От крепости алкоголя выступили слезы.

Он начал рассматривать кружку. Белая, керамическая, внутри, как возрастные кольца на спиле дерева, видны круги от чая, которые уже не отмывались, на внешней стороне – надпись «Лучший в мире папа!». Борисович крепко зажмурился, затем вылил остатки из бутылки и сразу же выпил.

Саша Большой и Коля шли в сторону дома Ирины Геннадьевны. Саша понимал, что даже если они буду искать всей милицией Якимовки вместе с майором, то ничего и никого не найдут. Нет оборудования, нет понимания, кого искать, нет профильных специалистов… Банально, нет опыта. В основном молодежь. Единственный из всех одиннадцати человек в погонах, включая майора, кто хоть как-то ловил преступников, был сам Борисович. Сам Саша не так давно в милиции, пару лет всего: после армии не захотел возвращаться в родной Рог, который в одиннадцати километрах от Якимовки.

Здесь хоть какая-то движуха. Юлю встретил. Жить начали вместе после второго секса в ее машине. И дочь Аня, которой тогда было пятнадцать, нормально приняла, что Саша начал жить с ними. Девочка воспринимала его скорее как старшего брата, нежели отчима или сожителя матери. Саша на другом и не настаивал.

Да и Николай, считай, такой же! Полгода почти как с дембеля. В колхоз не хотелось. А походить днем с папкой под мышкой и поспрашивать бабулей, все ли у них хорошо, и для профилактики пригрозить местным алкашам ЛТП1 – милое дело. Деньги те же, если не больше, чем в колхозе, и за вредность в сорок семь лет на пенсию. Коля, не собирался оставаться после пенсии в органах. Он планировал накопить деньги, оформить ИП и открыть в Якимовке ларек с рыболовными снастями.

Какое-то время участковые шли молча. На улице было сыро, и песок прилипал второй подошвой к обуви.

Подходя к участку Ирины Геннадьевны, милиционеры услышали мужские крики. Зайдя во двор, они увидели, как на пороге открытого гаража по телефону с кем-то ругается сват Ирины Геннадьевны.

– … я сказал, что я останусь в Белоруссии столько, сколько надо! Это мое судоходство, ты слышишь?! Мое, сука!

Анатолий заметил сотрудников МВД, виновато улыбнулся, свободной рукой прикрыл микрофон в телефоне, кивнул в сторону дома и полушепотом сказал:

– Кариша спит. Ира и Лена в доме. Тихонько проходите.

Саша и Николай направились в дом. Зайдя в сенцы, они услышали новую порцию криков Анатолия.

В самом доме было достаточно тихо. Ребенок спал в дальней комнате в детской кровати. Сватьи сидели на диване и о чем-то вполголоса беседовали. Женщины не были похожи на тех, кто нашел разрытые могилы своих детей. Да, они обе выглядели уставшими, у обеих были темные мешки под глазами, но не было похоже, что женщины сильно переживают.

– Вот и полиция, – вполголоса произнесла Елена.

– Вообще-то, у нас м… – начал было поправлять Коля, но Саша дернул его за рукав.

– Садитесь, – так же вполголоса сказала Ира и, встав с дивана и подняв за руку сватью, уступила место сотрудникам милиции. Парни невольно сели, женщины заняли табуретки у кухонного стола.

– Тетя Ира… – начал Саша, стараясь говорить тихо, но не мог подобрать нужные слова. Тяжело находить слова для смерти детей близкого человека, а что сказать человеку, у которого похитили тело ее дочери?

– Саша, все нормально… – Ирина Геннадьевна говорила спокойно, – мы со сватьей уже корвалол приняли, говори как есть.

– Мы найдем их…

– Я знаю, – Ирина Геннадьевна кивала, – найдете.

– Мы тем более настоящую полицию вызвали, ой… у вас же еще милиция, – вмешалась Елена и после сказанного прикрыла рот ладонью.

– Что значит настоящую, а мы… – встрял Коля, но его перебила Ирина Геннадьевна.

– Тихо, Карину разбудишь! – прошипела Ирина. – Толя, – она кивнула в окно, в сторону улицы, – как вернулись с кладбища, набрал 102. Он думал, вам наберет, хотя я ему сказала, что тебе уже позвонила, ну и рассказал, что так и так, с кладбища пропали наши дети. Те начали спрашивать, откуда именно, адрес. Ну и выяснилось, что по 102 он попал в Ядринск. Обещали сегодня опергруппу, но вот что-то все нет.

Женщина посмотрела на время в телефоне: 14:32.

Саша мысленно выругался. Если по звонку в 102 попали в райцентр, а не к ним, это значит, что дежурный не успел поднять трубку и по времени звонок был переадресован дальше, в райцентр. А дежурный не поднял трубку, скорее всего, потому, что стоял под дверью кабинета майора и слушал, как Борисович орет на них. Косвенно получается, что снова виноват сам Саша, потому что если бы Борисович не орал, дежурный бы не подслушивал и звонок бы не пропустил. Хорошо, что хоть в районном отделении подняли.

В комнате повисла тишина. Было слышно, как Анатолий снаружи по-прежнему орет в телефон. Саша встал с дивана.

– Тетя Ира, – по-добрососедски сказал Большой, – пойдемте в сени.

Они встали и вышли вдвоем. В сенях Саша подошел как можно ближе к женщине и заговорил еще тише:

– Тетя Ира, я не прошу сейчас ответить, но вы подумайте и наберите мне или напишите. Может, кто-то вам угрожал? Или кто-то на вас держит зло и таким образом решил отомстить?

Женщина задумалась.

– Саша, да кому я что сделала такого плохого, чтобы так над Оленькой издеваться?

– Ну вы же в СМУ главный бухгалтер. Может, кого-то обсчитали?

– Чего? – тетя Ира сделала удивленное лицо.

– Ну, может, не нарочно… или кто-то думает, что обсчитали…

– А Лена кого обидела в Калининграде, что ее сына здесь выкопали?

– Ну… Тетя Ира, я же говорю, подумайте. Может, вспомнится кто? Или, может, у Оли конфликты были какие? В общем, подумайте, тетя Ира.

Саша неуклюже погладил тетю Иру выше локтя, желая проявить сочувствие, затем приоткрыл дверь в комнату, кивком позвал Колю на выход.

– А какого хрена мы этим занимаемся? – раздраженно спросил Коля. Участковые шли в сторону кладбища. Дождь снова начинал накрапывать.

– А кто?

– Патрульные.

– Да брось ты, – ответил Саша.

Несмотря на свежесть на улице, под кителем он потел.

– Ну хорошо, это твой участок. Какого хрена я этим занимаюсь?

От этих слов Саша остановился, потому что не понимал, шутил коллега или нет. Саша был всего на два года старше Николая. Оба отслужили в армии, но порой они не понимали друг друга. Не всегда удавалось уловить, где сарказм, а где токсичность.

– Ладно, пошли, – махнул рукой Коля в сторону кладбища.

С минуту они шли в тишине.

– Оля, конечно, та еще шкура была.

– Чего?

От неожиданности Саша остановился.

– Ну да. Я же с ней в одном классе учился.

– А почему я тебя не помню? – спросил Саша.

– Ну так потому что старшаки малых не замечают, а смотрят только на старших.

– Олю-то я помню!

– Ну так я ж тебе и говорю. Потому что шкура была. Все ее помнят.

– Так, а почему шкура? – Саша чувствовал обиду и своеобразную ревность к словам Коли, ведь Оля всегда была ему симпатична.

– Ну блин, Саня… Потому что тягали все, кому не лень.

– Да знаешь ты…

– Саня, ты чего? Ты еще скажи, что не тягал ее?

– Ой, ты тягал, можно подумать!

Коля засмеялся.

– Саня, да ты покраснел! Ты что? Втюрился в нее?

– Да мне жарко просто.

Большому было стыдно, и, дабы придать подтверждения своим словам, он расстегнул пару верхних пуговиц на кителе.

– Ну, я тягал по школе. И перед армией пару раз. Да она у меня на проводах была.

Саша молчал.

– Саня, ты же сам с Рога, да? Ты после школы сразу домой ехал?

– Да. Председатель тогда выбил автобус, который школьников с Якимовки по соседним деревням развозил. И я обычно после школы домой, потому что одиннадцать километров пешком неохота было идти.

– Еще бы, с таким-то пузом!

– Малой, я тебе всеку! – огрызнулся Саша Большой.

– Да ты догони сначала!

Коля встал в боевую стойку и начал отпрыгивать назад на манер боксеров на ринге.

– Ладно, Большой, не обижайся, – Коля подпрыгнул к Саше и хлопнул его по плечу.

По кладбищу они шли молча. Стоя у разрытых могил, сделали несколько снимков на мобильные телефоны. Если и были какие-то следы тех, кто совершил это кощунство, то дождь, который сегодня то прекращался, то начинался с новой силой, сделал свое дело и все размыл. В пустых гробах стояла вода. Парни молчали. Не так часто приходится стоять у разрытых могил, но еще реже приходится стоять у могил, которые разрыли заново.

Саша чувствовал какую-то неправильность всего происходящего. Это нарушало все законы человечности. Это как будто река вспять повернула. Кому и зачем понадобились тела недавно погибших? Саша невольно вспомнил произведения Гоголя. Там тоже творилась какая-то чертовщина.

– А что, если их убили?

– О чем ты?

Саша не сразу понял, о чем говорит коллега.

– Если это не несчастный случай, как ты написал в протоколе? Что, если их убили, чтобы потом тела на органы пустить?

– Ты дохрена ютуба своего смотришь.

– Зря ты так. Я считаю, после сегодняшнего нам всем отделом надо садиться и смотреть тру-крайм.

– Чего?

– Документалки про маньяков и психопатов. Ты думаешь, нормальный человек способен на такое? – Коля показал рукой на могилы.

– Ну… Подожди. Ты же сам сказал, что на органы пустили. Где здесь маньячизм? Это холодный расчет.

Коля задумался. Задумался и Саша, но его размышления прервал зазвонивший телефон. Саша посмотрел на экран: «Борисович». Большой вполголоса выругался.

– Да, Борисович.

Коля, стоя рядом, слышал, как из динамика орет начальник милиции. Можно было разобрать маты. Саша делал вид, что все в порядке и продолжал говорить как можно спокойнее:

– На кладбище… ну да, осмотр места преступления.

Между тем Коля слышал четко голосом майора слова «суки» и «твари».

– Коллеги из Ядринска? – попытался удивиться Саша. – Хорошо, Борисович, сейчас вернемся в отделение.

Старые кони не портят борозды

Когда Саша и Коля подходили к отделению, дождь усилился. Участковые ускорили шаг и, отвлекшись на осадки, не заметили, что на стоянке у отделения на одну машину больше.

Когда милиционеры проходили мимо дежурного, тот не окрикнул их, как это всегда бывает, словами «ей, братки, как дела?» или еще как-нибудь. Вместо этого он что-то писал на чистом листе А4.

Перед кабинетом Борисовича сотрудники заправились, привели форму в порядок, насколько это было возможно. Саша даже достал из брюк карманную расческу, причесал мокрые по краям волосы. Коля постучал в кабинет. Раздалось приглушенное «Да!». Участковые вошли.

За Т-образным столом во главе сидел сам Борисович, по левую руку от него сидели трое. Саше почему-то вспомнились русские народные сказки: старший сын, средний и младший. За столом сидел парень, не старше тридцати, со стрижкой андеркат. Кое-где в этих зачёсанных волосах блестела седина. Он был в черной кожаной куртке поверх тёмно-коричневой рубашки. Посередине сидел мужик лет пятидесяти. При виде участковых он единственный улыбнулся. Саше показалось, что у него не четыре клыка, как у всех людей, а восемь или двенадцать. Его улыбка и серо-голубые глаза казались хищными. Саша оробел. На голове этого «Серого», как прозвал его для себя участковый, седым был каждый третий волос. И ближе всех к входу сидел абсолютной седой дед. У него была какая-то козлиная бородка и шевелюра, как у французского актера Пьера Ришара.

«Седой и еще седее!» – мысленно посмеялся Коля.

Участковые при виде гостей из Ядринская встали по стойке смирно, приложили правые ладони к вискам. Саша начал:

– Товарищ майор, разрешите…

– Вольно, – буркнул майор, – садитесь.

Борисович показал рукой на стулья, что стояли напротив специалистов из райцентра.

– Ах ты, старый хрен, Борисович! – с усмешкой проговорил Серый. – Казарменное положение у тебя тут, я смотрю! От, курвец!

Борисович с размаху ляпнул по столу:

– Сергей Владимирович, я не позволю со мной разговаривать в таком тоне! Вам ясно, товарищ майор?!

Сергей Владимирович беззвучно засмеялся.

– Борисович, – заговорил самый молодой, который и сидел ближе всех к начальнику якимовской милиции, – а не от тебя ли такое амбре?

Он картинно посмотрел на часы и добавил:

– Время всего лишь 16:10.

Такое время уже было поздним для работы Игоря Борисовича. Дело в том, что он не проводил даже вечернюю планерку, которую проводят в РОВД и УВД. Во-первых, не такой большой штат сотрудников. Во-вторых, все новости и участковые, и те, кто иногда приходил к майору в кабинет, рассказывали с утра. В-третьих, обычно после 13:00 Борисович заканчивал рабочий день. Он или отправлялся на стройку дома младшей дочери (проверял работяг-забулдыг, чтобы они еще не напились до нерабочей степени), или шел на рыбалку или домой, где смотрел что-нибудь познавательное про российское секретное супероружие или про закопанные города. Поэтому в 16:10 уже была для него продленка.

– А я, товарищ старший лейтенант, у себя в кабинете перед младшими по званию отчитываться не собираюсь, – ответил начальник и демонстративно глотнул из кружки.

– Знакомьтесь, – шумно выдохнул Борисович, поставив с лязгом кружку на стол, и указал на парня, который задал вопрос. Саша почувствовал виноградно-дубовый аромат от майора. – Следователь, старший лейтенант Блохин Олег. Все, что есть по делу… Что ты так на меня смотришь, Саша? Что, ничего нет? – майор гримасничал, его маслянистые от алкоголя глаза блестели. – Ай-яй-яй.

Затем майор заговорил серьезно:

– Все, что есть, – Олегу. Он со стороны следственного комитета теперь ведет это дело.

Майор указал на Серого:

– Старший оперуполномоченный, майор Живнеревич Сергей Владимирович.

Саша удивился, как он угадал с прозвищем для опера: Сергей – Серый. Со своим оскалом он напоминал именно серого волка.

После того как майор его представил, Сергей Владимирович резко встал и так же резко поклонился.

– Красных Венедикт Егорович… – майор отпил из кружки, – старший специалист криминалистики и судебной экспертизы. Веня, кто ты? Майор?

Дед кивнул.

– Майор, он же внештатный консультант академии МВД…

Дед смущенно улыбнулся и махнул рукой в знак того, чтобы начальник прекратил.

– С Сергеем и Венедиктом Егоровичем мы вместе поймали банду насильников в 2003-м…

Сергей засмеялся и перебил начальника:

– Поймал он… Ой, все, Борисович, маўчу!

Опер провел рукой себе по губам, как будто застегивает молнию, затем выбросил невидимую собачку в сторону. Борисович посмотрел на него недовольно и снова шумно выдохнул.

– Короче, – снова заговорил начальник, – поскольку коллеги наши уже приехали и, оказывается, в Ядринске у них нет важных дел, они будут нам помогать. Пока вы шараеб… пока выполняли опрос свидетелей и осмотр места преступления, – было видно, что Борисовичу говорить становилось все труднее и труднее, – я все рассказал коллегам. И всех предупрежу, чтобы всячески оказывали помощь группе из Ядринска. А ты, Саша, с ними не расстаешься, делаешь все, как они говорят. Ясно?

Саша кивнул.

– Серега, ты главный? – майор посмотрел на опера.

– Я? – опер картинно начал озираться. – Я уборщик.

Майор недовольно фыркнул.

– Делаешь, Саша, все, что этот… уеб… ой, уборщик, говорит.

Саша снова кивнул.

– Коля, пока Саша помогает следственной группе, его участок на тебе.

Коля сделал максимально недовольную мину, но кивнул в знак согласия. Внутри себя он ликовал, что не придется приниматься участие в оперативно-следственных мероприятиях. Он снова вернется к привычным обязанностям: утренняя планерка, перебирание бумажек, тру-крайм на ютубе, прошелся по деревне с папкой подмышкой – и окончание рабочего дня после 15:00.

Тем времен начальник милиции продолжал:

– Серега, вы квартируетесь здесь?

– Да тут сорок км, а у нас бричка своя. Покатаемся, – за опера ответил следователь Блохин.

– У Олежи жена молодая, боится, что угонят, – с усмешкой проговорил Живнеревич.

– Ну так ты же со мной в группе, чего мне бояться? – повернувшись к оперу, сказал Олег. Оба засмеялись, глядя друг на друга.

– Ну вот и славно. Завтра к 8:00 всех жду на планерке.

– Не хотите вы работать, товарищ майор… ой…, – снова жестом будто застегивает себе рот. – Нам бы сегодня на место преступления, конечно, надо попасть, пока не стемнело.

– Не возражаю.

Начальнику было тяжело. Он был красным. На фоне его красной кожи на носу проступали вены, которые казались еще краснее.

Все начали вставать. Участковые и ядринские специалисты попрощались с начальником милиции за руку. Когда посетители покинули кабинет, начальник долил себе в кружку из другой бутылки. Выпил. Через минуту в дверь постучали. Вошел дежурный с исписанным листом бумаги.

– А-а-а, Баранов, заходи!

– Товарищ майор, вот объяснительная.

Майор взял объяснительную, нацепил очки, которые достал из кармана рубашки, и начал читать:

– Та-а-к. «Я пропустил звонок, так как у меня схватило живот и я побежал в туалет», – майор посмотрел на дежурного поверх очков. – Да что ты за чмо, Баранов? Третий раз какую-то пердуху пишешь! Иди перепиши нормально! Напиши, что продолбал звонок из-за разгильдяйства своего! Напиши, что с бабой по телефону трындел.

– У меня нет бабы, товарищ майор.

Майор смял бумагу и бросил ей в дежурного.

– Перепиши!

Баранов подобрал бумагу и спешно вышел из кабинета.

Четверо сотрудников МВД стояли у разрытых могил. Дождь прекратился окончательно. Тучи разошлись почти полностью, и сейчас товарищи по цеху могли видеть осеннее солнце, которое шло на заход.

– А кинологов почему не позвали сразу? – скрипуче проговорил Венедикт Егорович.

Сергей усмехнулся.

– Ну е-мое, Егорыч! – говорил Сергей с улыбкой. – Какие кинологи? Тут их чалавек мо дзесяць міліцейскіх, так, Сашка?

Саша не до конца понимал, почему старший оперуполномоченный вкидывает слова на белорусском языке. Это какой-то стеб местных? Этим он хочет показать, что он из города, а местные сотрудники – колхозники?

– Одиннадцать, – нехотя проговорил Саша.

– И ни одной собаки, кроме Борисовича! – сказал Сергей и сам рассмеялся.

На шутку отреагировал только Олег легкой улыбкой.

Какое-то время все стояли в молчании. Было слышно, как шумит оставшаяся листва на кладбищенских акациях.

– Все ясно. Хрен кого мы найдем, – проговорил Олег, фотографируя кладбище.

– Дело закрыто, товарищ старший лейтенант? – тут же с неизменной улыбкой отреагировал опер.

– Сергей Владимирович, вам только бы не работать.

– Оле-жа!

Сергей произнес его имя немного странно: часть имени «Оле» он произнес спокойно, но слог «жа» на тон громче.

– Я хочу работать, хочу на мороженое заработать!

– Саша, да? – повернулся к участковому Олег.

Саша кивнул.

– Уже шестой час. По горячим следам, да и вообще по каким-либо следам, мы уже никого не найдем. Если бы вы сразу нам позвонили, приехали бы наши кинологи и, возможно, что-нибудь и нашли бы. А поскольку ваш… шеф боится за свою сраку на пенсии, имеем то, что дожди сегодня все смыли. Гробы уедут сегодня. Я позвоню нашим, чтобы забрали, может, Егорович что-нибудь и найдет, но это уже на месте у нас. Если понадобится, поедут в область. Мы, конечно, вашего алкаша сдавать не будем. Пусть сидит старый хрен. Но если по делу надо будет привлекать коллег из областного УВД, не обессудьте.

Саша кивнул. Он чувствовал вину перед коллегами из Ядринска.

– Как-то зябко под вечер стало, да? – Олег поправил свою кожанку.

– Да сыро просто, – сказал Сергей, на удивление, без улыбки.

– Слушай, Саша. Есть еще пара вопросов по делу. Ты же местный, да?

– Уже да.

– Не в службу… угости коллег чаем домашним, а то я в отделение ваше не хочу возвращаться, там этот ваш… перегаром так надышал.

– Пойдемте, – сказал Саша и направился к выходу с кладбища.

Его гражданская жена, а если говорить точнее, сожительница, не ожидала под вечер столько гостей. Чай, варенье и кое-какие сладости она подала к столу. Но по ее недовольному лицу Саша понял, что приготовила и еще кое-что на вечер. Поэтому он даже не стал представлять ее коллегам.

Александр передал сослуживцам все, что у него было: протокол места, где нашел умерших, копии заключений о смерти, рассказал об Ольге и ее покойном муже. Следователь делал записи в своем блокноте, больше всего его, конечно, удивило, что парень из Калининграда женился на местной девушке, но, как говорится, «любовь зла – полюбишь и…»

В том, что это самоубийство, никто из ядринских специалистов не сомневался. А то, что так безалаберно суицид просмотрели именно патологоанатомы Ядринска, расстроило коллег. Саша, побоявшись, не стал говорить, что это по его вине.

Ядринские были у него до половины восьмого вечера и ушли, только когда позвонили Олегу сотрудники, которые забирали открытые гробы. Тогда опер, следователь и эксперт откланялись, ушли. Саша хотел провести их до отделения, где они оставили машину, но те тактично отказались.

Ближе к ночи Юля закатила скандал:

– Какого черта ты сюда водишь абы кого?! В мой дом!

– Котенок, ну это же не абы кто, это милиционеры.

– Почему я должна перед чужими людьми прислуживать?

– Котенок, но это же…

– Сегодня спишь в зале!

Саша не стал спорить. Он спал в зале по несколько ночей в месяц. Скандалы не то чтобы были нормой, но и чем-то редким тоже не были. Дочь Юлии Аня уже даже перестала выходить из своей комнаты, чтобы как-то примирить мать с ее сожителем.

Саша не спал. Время приближалось к полуночи. День был длинным, и он чувствовал себя уставшим. Да и завтрашний день ничего легкого не сулил: коллеги из Ядринска приедут уже с утра и на этот раз будут с ним полный рабочий день.

Саше хотелось выпить. Ему хотелось той холодненькой водочки, что лежала у них всегда про запас в морозилке. Он так и видел, как достает покрытую инеем бутылку, берет из холодильника кусок черного хлеба, мажет его свиным шпиком. Кладет этот бутерброд на тарелочку, а рядом кладет солененький огурчик. Затем наливает водку в рюмку. Водка настолько холодная, что не льется, а тянется из дозатора. И вот он наполняет полную рюмку до краев, залпом выпивает ее, занюхивает огурчиком, чувствуя, как тепло растекается внутри. Затем кусает огурчик. Тот брызжет соком. Потом он быстренько наливает себе вторую рюмку, так же быстро выпивает, зажевывая остатком огурчика и бутербродом со шпиком.

От этих мыслей Саша уже даже поднялся с постели, но затем остановился, потому что был риск разбудить Юлю по дороге в кухню. А это уже с утра новый скандал «Ты такой же алкаш, как и друзья твои!»

Все стало весьма необычным в один день. Да, пара кончает с собой – это необычно, это ужасно. Но и до них были самоубийцы в Якимовке, будут и после. А вот такое святотатство и вандализм – ни в какие ворота.

«Надо будет на могилу к деду сходить», – подумал Саша.

Участковый все-таки решился встать с постели, но пошел не в кухню, а в сторону выхода. В сенцах накинул телогрейку, надел резиновые сапоги, которые всегда стояли здесь. Вышел на крыльцо, закурил. Он смотрел на небо. Ночью небо было чистым, много звезд, виден Млечный путь.

Парню стало грустно. Вот так, без причины, глядя в ночное небо, он ощутил грусть, стало жалко себя. Насколько же ты не защищен от этого мира, от этой вселенной! Сегодня ты отец маленькой дочери, муж красивой жены. А через девять дней над тобой глумятся. Не над тобой, конечно, над твоим телом. Душа-то у бога… хотя если ты самоубийца, то в чистилище. Но тебя отпели, значит, у бога?

Саша почувствовал, как сигаретный уголек обжег его пальцы. Он вполголоса выругался и выкинул окурок в сторону.

Уже вернувшись в постель, участковый задумался: «Оля была такая шалава на самом деле, как про нее говорил Коля?»

И на мыслях о девушке, которая была ему симпатична, он уснул.

На планерке у Борисовича было тесно. В кабинете, помимо ядринских специалистов, были все люди в милицейских погонах, что носили в Якимовке. Даже водитель Иванович и дежурный Баранов.

Сам Борисович явно чувствовал себя неважно: был весь бордовый, много пил растворенный в минералке аспирин, обильно потел. Похоже, что вчера по приходе домой товарищ майор добавил.

– …поэтому всем оказывать максимально возможную помощь оперативно-следственной группе из Ядринска, – продолжал начальник милиции весьма серьезно. Затем его тон смягчился: – Мы найдем этих выродков. С Сергеем Владимировичем я лично работал двадцать лет назад, когда мы поймали банду насильников. Так что поднатужимся и снова вернемся к своим алкашам и бабкам, у которых пропадают куры да яйца.

Кое-кто из присутствующих даже засмеялся. Саша посмотрел на Сергея. Тот сидел за столом, на этот раз в сером пиджаке, под которым виднелся зеленый вязаный свитер. Серый, как мысленно называл его Саша, не улыбался.

– Всем все ясно? – резюмировал Борисович.

– Так точно! – хором ответили сотрудники Якимовки.

– За работу! – сказал Борисович и ляпнул ладонью по столешнице. Звук получился громкий, и начальник сам скривился от этого.

Милиционеры начали не спеша расходиться.

– Борисович, нам бы рабочий кабинет, – спокойно сказал Сергей.

– А-а-а, Баранов, задержись.

В комнате, помимо Борисовича, остались Сергей, Олег, Саша Большой, Баранов. Егорович, как пояснил Олег в начале планерки, остался в Ядринске обследовать гробы в надежде найти что-то, что может помочь следствию.

– Баранов, я тебе вчера говорил кабинет для опергруппы приготовить. Ты сделал?

– Да, товарищ майор.

– Проведи коллег.

Рабочий кабинет был просторным помещением на втором этаже двухэтажного здания отделения милиции. Когда-то штат сотрудников был больше, и это помещение использовалось как кабинет по политической подготовке. Со временем штат сокращался, и держать на месте своего замполита стало невыгодно. Поэтому раз в квартал из Якимовки милиционеры ездили в Ядринск на политподготовку.

Кабинет сейчас частично использовался как склад, который Баранов вчера разобрал, а затем практически до полуночи наводил в нем порядок. В кабинете было четыре больших стола и с десяток стульев, которые располагались вдоль стен. На одной из стен висела черная раскрывающаяся доска, как в школе. В углу, в рамках, лежали портреты советских вождей и советская символика. Страны уже нет не первый десяток лет, но выбрасывать почему-то не стали. Так они и пылились в кабинете. На окнах, несмотря на второй этаж, стояли решетки. Пахло старым ламинатом, который весьма громко скрипел под ногами.

Баранов ушел. Милиционеры молча начали располагать свои вещи за столами. В какой-то момент Сергей посмотрел на Сашу, который сидел за столом по диагонали от него и что-то листал в своем смартфоне.

– Са-ша! – он снова заговорил в свое странной манере: обычным тоном первый слог и на тон громче второй слог. – А ты чаго? Работы нет?

Саша смутился, убрал телефон, бросил взгляд на Сергея. Тот с улыбкой смотрел на него.

– Так я это… Борисович же вчера сказал, чтобы вам помогал.

– А-а-а-а-а! – протянул Сергей громко, затем тихо добавил: – Да, да, да, да, да.

Саша хоть и носил гордое прозвище Большой, но таким себя не ощущал. Жил он в свои двадцать пять с женщиной за сорок. И когда коллеги по службе в два раза старше его задавали такие вопросы, он чувствовал робость.

– Так, ладно, Сергей, – вмешался Олег. – Я вчера вернулся в Ядринск и кое-что пробил по базе.

Он вышел из-за стола с пачкой канцелярских кнопок и листов, прошел к доске. Саша почувствовал укол совести. Когда коллеги ушли от него вечером, он чувствовал усталость и раздражение из-за того, что рабочий день получился таким длинным. Да и к тому же оставшийся вечер ругался с Юлей. А вот Олег, мало того что поехал в другой город, так еще и вернулся на работу.

Следователь повесил на доске две распечатанные черно-белые фотографии. Это были фотографии погибших накануне Ольги и Владислава Чистяковых.

– Что мы имеем?

Он встал у доски. В его движениях было что-то, что показывало, что ему не привыкать выступать в роли оратора.

– У мужа приводов нет. Сын владельца судоходства в Калининграде. Несколько лет назад в Египте знакомится с Ольгой. Ей на тот момент было восемнадцать лет, только закончила школу. Мать, Аксючит Ирина Геннадьевна, главный бухгалтер в местном СМУ, в честь выпускного дарит ей путевку в Египет. На пляже Красного моря у них курортный роман. По возвращении домой общение не прекращают. Спустя какое-то время Оля переезжает жить к нему в Калининград. Родители Влада, естественно, против. Там что-то происходит, как я понимаю, скандал, и они уезжают в Беларусь. Здесь довольно быстро расписываются и играют свадьбу. Родители мужа все-таки приезжают на торжество. Похоже, что обида прошла. Через четыре года после свадьбы у молодых рождается дочь Карина, а через полгода они кончают с собой. Вопросы?

– Откуда у бухгалтера СМУ в Якимовке деньги на Египет для дочери? – спросил Сергей.

– Накопила.

– Четыре года назад, это около семисот долларов, – Сергей был серьезным.

– Долго копила… блин, Сергей! Самая рабочая версия такая: бухгалтер – крыса, и ей отомстили?

– А у нас нет рабочих версий. Поэтому вместо того, чтобы спорить со старшим оперативно-следственной группы, записывал бы их на доске.

Олег недовольно повернулся лицом к доске, взял мел, который не первый десяток лет лежал у доски, и начал писать: «1. Месть за финансовые махинации матери». От стука мела по доске Саше на какое-то мгновение показалось, что он на уроке географии в субботу, это последний урок, и скоро он уже будет дома.

– Вела распутный образ жизни? – Саша по тону не сразу понял, что Сергей задал вопрос ему.

– А? Нет, ну да. Я не знаю, но Коля говорит, что да.

– Пиши: «Ты казала, я казала», – в тоне Сергея появилась издевка. – Что за Коля?

– Второй участковый, он был со мной вчера. Длинный такой.

– Зови этого… длинного.

– Хорошо.

Какое-то время они смотрели друг на друга.

– Сейчас?

– Не, Саша. Сегодня что у нас? Четверг. Я думаю, у субботу.

– Так в субботу выходной, – не понимал Саша.

– Сергей, прекрати, – вмешался Олег.

– А-а-а-а, сейчас! – Саша начал вставать из-за стола.

– У него телефона нет? – на этот раз Сергей повысил голос.

– Есть.

– Сергей! – вмешался Олег. – Ну он же не умеет твои мысли читать.

– Звони!

От последнего приказа Саша невольно дернулся и начал набирать коллеге.

– Да, Коля, привет. Подойти в кабинет замполита. Да, что на втором этаже, – проговорил Саша в трубку, затем прикрыл рукой микрофон и сказал присутствующим: – Он к матери зашел поесть.

– Бегом! – на этот раз голос повысил Олег.

– Коля, очень просят подойти. Да, ждем.

Саша повесил трубку.

– Как к мужу в селе относились? – Сергей спрашивал уже спокойно.

– Ну, сначала косо смотрели, потому что Оля всем растрындела, кто его батька, что, мол, с деньгами. Ну и потом же, свадьба тут была, вся Якимовка гуляла.

– И ты?

Сергей снова ухмыльнулся, и Саша понял, что, когда он с этой ехидной улыбкой на лице, это лучше, чем когда он серьезный.

– Так я сам из Рога. Да и в армухе был тогда.

Николай пришел довольно быстро. Точнее, было видно, что он бежал: отдышка, красный цвет кожи, потный лоб. Он сел на один из стульев, что был у стены.

– Ко-ля! – снова первый слог тихо, последний – громко. – Говорят, что на покойной Ольге Чистяковой шкура горела в юности?

– Не то слово! – тут же ответил Николай. – И в юности, и в молодости, и после замужества.

– Интересно.

– Да что говорить сейчас.

Коля встал, достал смартфон. Меньше чем через минуту он положил Сергею на стол смартфон, на котором проигрывалось видео. Саша и Олег подошли, чтобы посмотреть. На фоне звучала танцевальная мелодия. На экране был виден большой деревянный стол, на котором стояли начатые бутылки с водкой, пластиковые стаканчики, упаковки с соком. Посередине стола, на спине, с голой грудью лежала девушка. В руке она держала возбужденный мужской орган и терлась об него лицом.

– Твой, необрезанный? – усмехнулся Сергей.

– Да, – было видно, что Коля горд собой. – Это проводы мои в армию. А она уже тогда была замужем.

– А ты точно милиционер, Коля?

– А что?

– А что за порнуха у тебя в телефоне? Убирай! – это вмешался Олег. – Сука… распоясались тут с этим алкашом!

Сергей смеялся:

– Так это еще до армии, Олежа!

Николай смутился, телефон убрал в карман брюк, вернулся на стул.

– Рассказывай про нее, – попросил следователь, вернувшись к себе за стол.

Николай начал рассказывать. Участковый поведал коллегам, как учился в школе с Олей. Да, с его слов складывалась картина, что Оля очень любила мужское внимание еще с юных лет. Лет с тринадцати она начала ходить в клуб на танцы. Она делала весьма взрослый макияж. Если не знать, сколько ей лет, то можно было подумать, что шестнадцать. А шестнадцать – это уже возраст согласия. И общалась она в клубе с мужчинами за сорок. Как правило, в таких небольших сообществах, как Якимовка, вести о ветреных барышнях расходятся весьма быстро и слава о них выходит за пределы деревни. Поэтому одинокие и не очень мужчины за сорок и посещали Якимовку по ночам пятницы, субботы, а порой и воскресенья. И, как правило, к таким вот девушкам отношение пренебрежительное в обществе. Нередко их публично оскорбляют, унижают, а порой и бьют.

Но в Олином случае этого не было. Ее случай был нетипичным, потому что у Оли был старше ее на семь лет брат Юра, который, помимо того что регулярно занимался в качалке, был еще и любителем почесать кулаки о кого-нибудь из парней. А из-за легкого заикания, был очень свиреп. Если этот кто-то оказывался не местным, у Юры начинался праздник. Стоило его сестре показать пальцем на кого-нибудь из парней и сказать «Он назвал меня шлюхой», Юра, не задумываясь ни на секунду, хватал парня за горло одной рукой, а второй начинал неистово бить обидчика по лицу. Накачанная фигура брата и его внезапные, отточенные в уличных драках движения делали Юрия опасным противником.

За все годы, что он защищал сестру, а это около семи лет, проиграл он только дважды. Первый раз потому, что обидчиков оказалось трое. Но им не повезло на обратной дороге, потому что-то кто из местных крикнул: «Наших бьют!» – и все местные, что были на танцполе, вписались за Юру и одолели гостей Якимовки. И второй раз, когда парень на захват Юры за горло ударил его ладонями сначала по ушам, затем сделал подсечку, чем сбил брата Ольги с ног. Нанеся несколько быстрых ударов ногой Юре по голове, он убежал в прямом смысле слова, так как был риск, что местные быстро поймут, что Юра не побеждает, и настигнут его. К счастью, победитель Юры сбежал и больше в Якимовке не появлялся.

Никто из местных, даже если пользовал Ольгу по ночам, не позволял даже заикнуться в дурном тоне о девушке. Юра не был тупым качком, который защищает свою младшую сестренку. Он знал и видел, как себя ведет Оля, но считал, что это ее выбор и никто не мог осуждать его.

Время шло, и Оля закончила школу. Что с ней творили на выпускном пятеро одноклассников, Саша по прозвищу Большой не стал слушать: ему было противно. Он извинился перед коллегами и вышел, сказав, что по нужде.

Подождав в коридоре минут десять и успокоившись, он вернулся в кабинет. Светлый образ той самой девушки, которую он видел порой в школе на перемене и стеснялся к ней подойти, рушился на глазах.

А Коля продолжал рассказывать.

Выяснилось, что после школы Оля никуда поступать не планировала. Со слов Николая, она говорила, что должна жить за счет мужчины, что она «золотая девочка» и должна жить на всем готовом, поэтому школьного образования ей более чем достаточно. Затем она летит в Египет и говорит, что нашла себе кандидата в спонсоры до конца жизни. Некий россиянин Влад. Когда брат узнал об этом, то пришел в неистовство. Он был против того, чтобы сестра выходила замуж. Был ли Юрий против кандидата или в принципе против того, что Оля выходит замуж, было неясно. Но с того момента он перестал заступаться за сестру, потому что, невзирая на жениха, Оля продолжала кутить.

А затем Юра собрался и уехал на заработки в Москву и больше оттуда не возвращался. По одним слухам, женился на местной и завел ребенка. По другим слухам, нашел разведенку с прицепом. В Якимовке Юру больше не видели. Также по разговорам, что ходили по деревне, он приезжал за полтора года до смерти сестры. Но то, что он не присутствовал на свадьбе и похоронах Ольги, было фактом.

Олег встал и записал на доске в столбик: «2. Брат мстит сестре? 3. Мстит кто-то из любовников».

В кабинете было тихо. Сергей встал из-за стола и попытался открыть старую деревянную форточку. Та поддалась не сразу: дребезжала, скрипела, но все же открылась. Сергей глубоко вдохнул свежий осенний воздух.

– Искать из любовников – это не вариант. Я вам честно скажу, – говорил Коля. Казалось, что он уже и сам любовник Оли. – Потому что тут местных не один десяток, из соседних деревень сколько, приезжих, я имею в виду из города, да еще и эти… как их, посикунчики.

– Кто-кто? – не понял Сергей и обернулся к Коле.

– Пирожки из Перми, – пояснил Олег.

– Да не, – Коля начал щелкать пальцами, подбирая слова, – ну, как их? О! Соевые!

– Русские мигранты? – уточнил Олег.

– Да не, – ответил Коля, – не, ну, может, есть и из России. Ну, айтишники. Вроде, все наши. Ну, мигранты. Да сцикуны эти, которые, когда у нас замес был в 2020 году, сбежали кто в Литву, кто в Грузию. А когда в Грузии замесы начались, обратно поперли. Именно эти не стали в города возвращаться, а у нас осели. Типа экопоселение свое. Солнечные батареи установили. Электоросамокаты, есть пара электромобилей даже. Их человек двенадцать с детьми, наверное. Я пару раз заходил. Кофе напоили. У них своя кофемашина.

– И давно они у вас?

– Ну вот когда первые качели в Грузии начались, так и приехали. Да там пудра. Там пацаны как бабы. Пару человек волосатых даже. Или вообще пацанов там нет? – засомневался Коля.

– Думаешь, они не пользовались… хм, услугами Ольги? – уточнил Олег.

– Да вряд ли. Они имбирные пряники. Ну, может, кто и пользовал один раз… – Коля задумался. – Они ж не бухают. А Оля подрезала нормально. Ей неинтересно было бы с ними. Они там латте на лавандовом молоке, а Оля – винище на яблоках, ну, или водку. Она даже когда беременная была, начехляла. Тьфу-тьфу-тьфу, малая нормальная родилась.

Коля трижды постучал по столешнице костяшками пальцев.

– А вот скажи, как они у вас поселились? Я не совсем понимаю, – Олег скрестил руки на груди, – самоселы или как?

– Да не. Они в Старой Якимовке поселились. Там уже у местных они и купили несколько домов: у родственников покойных хозяев и наследников. Ну и разобрали их и собрали в один большой. Такой амбар огромный получился или сарай в два этажа. Они его оштукатурили в белый, нарисовали на стенах цветочки да солнышки. Ну такие, чисто… как их…

Коля снова защелках пальцами.

– Хиппи, – подсказал Сергей.

– Во! Ну, я ж говорю, имбирные вафли на лавандовом!

От последней фразы Коля засмеялся.

– То есть все законно? – спросил Олег.

– Да, по крайней мере, насколько я в курсе. Паспорта я у них проверял, как только начал участковым работать. Они до меня, получается, уже были. Да, Саня?

Саша не ожидал, что речь зайдет про него, и часто закивал.

– Я тут уже полгода. Получается, что где-то с прошлого года они, – пояснил Коля.

– А ты почему не рассказывал, что у вас такие интересные беженцы?

Сергей посмотрел на Сашу без тени улыбки.

– Так это не мой участок, – ответил Саша.

– О, курвец! – засмеялся Сергей.

– Так Сергей Владимирович, – вмешался Коля, – не думаю, что они были «клиентами» Оли.

– Да дело не в этом, – начал Олег. – Если ты говоришь, что они «соевые» и вся такая либерастия, там могут быть те, кто засветился в 2020-м году, кто враг государства. А такие на Ядринской земле нам не нужны.

– Ну так я пробивал.

– Да я и не сомневаюсь! – усмехнулся Олег. – Ладно, если ты говоришь, что с прошлого года живут, займемся ими после, чтобы не спугнуть. Та-а-а-к, – задумался Олег, – а сейчас пойдем к матери Ольги, узнаем, приезжал ее сын все-таки после свадьбы сестры или нет.

– А на что тебе брат? – спросил Сергей Олега.

– Ну как… на свадьбу не приехал, на похороны не приехал, но приехал за полтора года до смерти. Посчитай.

– Олежа…

– Восемнадцать месяцев. Сколько дочери погибшей?

– Полгода. И?

– Ну что мне и тебе объяснять?

Олег смотрел с издевкой.

– Ну, давай.

– Ты игру престолов смотрел? – начал улыбаться Олег.

– А-а-а-а! – Сергей хлопнул себя по лбу. – Дело закрыто! У нас же бабы по двенадцать месяцев беременными ходят. Все ясно!

Коля прыснул в кулак, затем рассмеялся в голос. Саша молча смотрел на коллег.

– Ну, значит, не полтора года назад он приезжал, а год и три месяца! – раздраженно сказал Олег.

– Вот молодежь эта! – Сергей говорил сквозь смех. – У одного порнуха своя на телефоне, лимонит каждое утро. Этот сестре хочет вжарить!

– Рабочая же версия!

– Да, – Сергей продолжал смеяться, – рабочая… рабочая жопа у твоей сестры, я видел!

Громче всех хохотал Коля. Он прикрывал лицо руками. Сергей вытирал выступившие слезы. Саша не понимал, что происходит. Ему это казалось чем-то инородным. Он никогда не участвовал ни в следственной, ни в оперативной работе. Но он представлял ее себе иначе. Такие шутки даже между коллегами, которые долго работают и хорошо друг друга знают, ему казались неуместными.

– Сержант! Тебя веселят рабочие версии и следственные мероприятия?! – Олег крикнул на Николая.

Николай резко встал, выпрямился, замолчал. Было видно, как на лице его сводит мышцы из-за того, что он сдерживает смех.

– Никак нет, – выдавил Николай как можно меньше раскрывая рот.

– Ну, Олежа! Как скажешь что-нибудь!

Сергей встал, забирая папку с бумагами со стола.

– Саша, за мной, к матери этой Оли. Старший лейтенант Блохин – за главного. Уточните у товарища сержанта…

– Шведова, – подсказал свою фамилию Коля.

– …у сержанта Шведова, были ли какие-либо сигналы об экономических преступлениях на месте работы главбуха, к которой мы пойдем с Сашей.

Саша протер платком лоб и фуражку изнутри.

– Вопросы?

– Никак нет, товарищ майор, – недовольно выдавил Олег.

– Ай, молодца. Саша, за мной.

Майор Живнеревич и старший сержант Резунов шли по поселку городского типа Якимовка в сторону дома матери погибшей. Из-за того, что сегодня не было дождя и солнце светило довольно часто, на улице было теплее и приятнее, чем вчера. Саша украдкой посматривал на майора. Он все вспоминал их первую встречу. Вспоминал, улыбку Сергея, не мог забыть, как увидел, что у майора восемь или больше клыков во рту. Или ему показалось? Надо будет в следующий раз присмотреться повнимательнее.

– Саша, – вдруг заговорил Сергей, – а сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– У-у-у, – протянул Сергей. – Які вялікі! Жениться не думаешь?

– Так я женат. Ну, в смысле, мы гражданским браком живем. Вы же были у меня вчера.

– Драть мой плоский череп! Это твоя жена? – искренне удивился Сергей.

– Угу… Но мы не расписаны.

– Саша, – Сергей начал смеяться, – я думал, это мамка твоя! Прости старого деда!

Разница между Сашей и Юлией была в двадцать лет. Его это никак не беспокоило. Все девушки, что были у него до Юли, были старше, и он привык к этому. Также его не беспокоили ходившие по селу слухи о том, что он живет с Юлей только потому, что ее дочери еще нет восемнадцати, а когда Ане стукнет восемнадцать, он будет жить с ней. Но вот слова майора о том, что его женщина, его Котенок настолько в возрасте, что годится ему в матери, задели Сашу за живое. Ему захотелось что-нибудь ответить майору, что-то резкое, грубое. В то же время он понимал, что не стоит так выстраивать рабочие отношения со старшим по званию коллегой да еще и начальником их составной группы.

– А вам сколько лет?

– Будет пятьдесят пять в начале следующего года.

– А вы когда жениться думаете? – Саша пытался говорить как можно спокойнее. – Я что-то у вас кольца не заметил.

– Эх, Саша… Вдовец я, – вздохнул Сергей без тени усмешки на лице.

– Ой…

– Да ладно, Саша…

– Я не знал.

– Да, ты не знал. Ты, наверное, не знал да еще и забыл, что я старший оперуполномоченный и до сих пор ловлю уркаганов. А кольцо не ношу, чтобы задержанные не знали о моем семейном положении!

Сергей рассмеялся.

– Саша, расскажи, а ты давно в милиции?

– Два года.

– Впадлу работать в селе?

– Ну, в Роге, откуда я, делать нечего. Только пить, – отвечал Саша недовольно. – А после армейки предложили сюда. Еще и комнату давали в общаге при СМУ. Я и пошел.

– Я в Роге, наверное, и не был ни разу. Совсем плохо там?

– Ну, смотря с чем сравнивать. Магазин работает по будням только четыре часа в день. Из клуба сделали библиотеку, школу закрыли лет тридцать назад. Медпункт закрыли. Ферма осталась – пара телятников. Ну и стадо коров совхозное. С прошлого года фонари перестали включать по ночам. Нормально, в общем. Но я спиться не хотел, как отчим, поэтому и согласился в милицию.

– Правильно! Гарэлка до добра не доведет.

– Ну вот и я так думаю. Отчим только коров и может пастить. Вот полжизни и пастит чужих, – говорил Саша с неприязнью.

– А матка?

– Мать в телятнике работает. День, ночь, два дня дома… пьет.

В какой-то момент Саша сам удивился своей откровенности с чужим человеком. Хотя как раз-таки в этом и не было ничего странного: чужому человеку легче открыться.

– Ты один в семье?

– Нет, еще младшие сестра и брат.

– С мамкой живут?

– Нет. Сестра Марина в Житковичах. Поехала на повара учиться, ну и кто-то там ей из двух яиц дочку приготовил. Не доучилась, замуж вышла за залетного этого.

– Вот, наверное, мать злая была? – усмехнулся Сергей.

– А чего злая? Она меня в семнадцать родила. А Дима, брат, после армии в Минске в ОМОНе остался.

– А в 2020 году…

– Он еще в армии был, в части, – Саша перебил Сергея, меняя тему разговора. – Мы найдем их, товарищ майор?

Сергей не сразу понял, про кого говорит участковый.

– А бес его знает, Саша. Я так понимаю, тебе Оля нравилась? Я видел, как ты реагировал, когда выходил.

– Так, а что уже сейчас говорить.

– Са-ша! – снова второй слог на порядок громче первого. – Найдем, найдем этих нелюдей! Егорович, знаешь, какой эксперт! Найдет на гробах отпечатки, откатает пальцы всей Якимовке – и найдем!

На этот раз в доме Ирины Геннадьевны была только одна она. Милиционеры зашли во двор, затем в дом. Их никто не встречал. Тетя Ира, как называл ее участковый Резунов Александр, сидела в ближней комнате. Она просто сидела на диване. Не читала что-нибудь, не смотрела телевизор, даже не ковырялась в смартфоне. Она просто сидела.

Когда милиционеры увидели ее профиль, та даже не отреагировала на звук открывающихся и закрывающихся дверей.

– Тетя Ира, здравствуйте, – сказал Саша.

Никакой реакции.

– Тетя Ира! Здравствуйте! – Саша повторил громче.

Женщина повернулась на звук. Саша не узнал ее сразу. Если вчера у нее были черные мешки под глазами, то сегодня глаза ее были впавшими, а все, что вокруг, было будто соткано из тьмы. Ирина всегда нравилась Саше как женщина, в этом он не боялся признаться себе. Он был в мире с собой из-за того, что любил женщин на порядок старше себя. Но сейчас на него смотрела не та добродушная и привлекательная женщина. Сейчас он видел если не смерть во плоти, то как минимум посмертную маску Ирины: рот ее был приоткрыт, губы выглядели сухими и потрескавшимися.

Она смотрела на них не моргая.

– Она скоро придет… – тихо произнесла Ирина.

– Кто? – не понял Саша.

– Она скоро придет.

Саша почувствовал, как от ступней вверх по ногам побежали мурашки.

«Готовьте дурку», – подумал участковый.

Сергей на все это смотрел молча. Внезапно Ирина издала звук, похожий на храп. Саша предательски дернулся. Тетя Ира закрыла глаза, открыла их, начала часто моргать.

– Саша? Ой, здравствуйте, – заговорила женщина, глядя на мужчин.

– Все в порядке?

Саша прикладывал усилия, чтобы голос его не дрожал, но чувствовал ком в горле.

– Да, а вы давно тут? – спросила Ира.

– Ирина Геннадьевна, – добродушно спросил Сергей, – ночь не спали?

– Ой, вы знаете, не сомкнула глаз. Я, наверное, сейчас задремала, поэтому и не могу понять, давно вы здесь?

Женщина встала и растерянно посмотрела на сотрудников МВД.

– Ирина Геннадьевна, старший оперуполномоченный майор Живнеревич, для вас можно просто Сергей, – проговорил оперативник, демонстрируя удостоверение. – Давайте лучше присядем.

– Может, чай, кофе?

– Будьте так любезны.

Спустя пятнадцать минут после такого необычного знакомства оперативника и потерпевшей все трое сидели за столом и пили чай с вареньем из малины.

– Этого года варенье? – с улыбкой спросил Сергей.

– Да, сами собирали. У нас… у меня несколько кустов, – отвечала Ирина.

– Ну это просто не варенье, а какой-то вересковый мед! – сказал Сергей.

– Да бросьте вы, тоже скажете!

Саше показалась, что Ирина даже немного улыбнулась.

– Тетя Ира, а где Кариша?

– Так ее сватья забрали и пошли на рынок да по магазинам. Зачем только, не пойму, с девяти дней столько всего еще осталось. Мы же так за стол и не сели, хотели еще людей позвать. Тебя думала позвать, Саша, вы же с Олей дружили.

Саша решил промолчать.

– Ирина Геннадьевна… – вмешался Сергей.

– Можно просто Ира для вас.

– Ира, вы мне вот эту баночку варенья не продадите, вот этого вашего… малинового.

– Да я вам с собой нового дам.

– Нет, нет, нет, нет! – быстро заговорил Сергей. – А то еще оппозиция наша напишет, что милиция народ объедает.

– Да прекратите, сейчас особо и есть некому будет…

– Ну хорошо! Раз вы настаиваете! —улыбался Сергей.

Ира встала из-за стола, вышла в сени. Было слышно, как открывается дверь в кладовку. Через пару минут женщина вернулась и поставила на стол две поллитровые банки, на которых были наклеены бумажки в клеточку и написано простым карандашом «Малина, 2024».

Женщина вернулась за стол.

– Ой, спасибо вам большое! – проговорил Сергей. – Была бы у меня жена с таким вареньем, я бы и не разводился! Ваш муж, наверное, на руках носит за такое варенье?

Саша недоуменно уставился на Сергея. Он знал, что Сергей ознакомлен с делом тети Иры и должен знать, что она не замужем и ни разу не была. К чему весь этот фарс?

– Был бы он, этот муж… – Ирина ответила не грустно, а как-то на выдохе, казалось, что даже с каким-то облегчением.

– Ну был же, наверное, когда-то? – Сергей присербывал чай и с улыбкой смотрел на женщину. – Ну у вас уже внучка. Да, наверное, не одна?

– Ну да, – Ира будто не задумывалась над вопросом, – но там не родная.

– Тоже девочка?

– Да, там уже большая, восемь лет. Юра женился на женщине с дитем.

– Так а разве есть чужие детки? – спросил Сергей с ухмылкой.

– Ой, вы знаете, Сергей, бывают.

Саше начало казаться, что Ирина только и ждала их сегодня, чтобы посплетничать об ушедших женихах и чужих детях.

– Я, когда молодая была…

– А сейчас, можно подумать, вы старая? – Сергей сказал это нарочито громко. – Я, если бы не знал, что вы мать Оли, подумал бы, что вы старшая сестра.

– Ой, вы такой льстец, Сергей! – Ирина снова улыбнулась.

«Да что за дедовские подкаты?» – мысленно возмущался Александр.

– Ну, вообще, да, я Олю в двадцать родила. Мы и общались как подружки. Да и после родов я не набрала вес. Конституция тела, вы знаете, хорошая.

– Да я вижу, Ирина Геннадьевна. Так я вас перебил, что там про «когда я была молодая»?

– Ну вот, когда я была маленькая, я гуляла с мальчиком. Ну как с мальчиком… Из армии он уже пришел… И вот до армии он успел зачать ребеночка одной девочке…

– А как же он ушел в армию, отец молодой?

– А они не женились… Да он и сбежал в армию, чтобы алименты не платить да и чтобы родственники не убили, потому что от него школьница залетела.

– Каков…

– Ну вот после армии я его встретила, – Ира будто не услышала возмущения Сергея. – Начали мы с ним гулять. Ну и у меня задержка… Так я ему говорю, что все, дотрахались. И вы знаете? Он так обрадовался и говорит: «Теперь у моего Витьки будет братик, или сестричка». А я молоденькая совсем была, глупая. Я думаю, ну да ладно… я, по правде, не хотела рожать, хотела избавиться…

Ира шмыгнула носом, провела ладонью по глазам, затем над верхней губой и добавила:

– Но он так умолял не избавляться от плода…

Саша заметил, как заблестели глаза у тети Иры.

Она продолжала:

– Ну и начал он своего Витьку брать с собой, когда мы где-то гуляли. А там сколько тому дитятке было? Ну, до трех лет точно. Может, два, может, два с половиной. И вы знаете? Такое говно малое!

Сергей как-то звучно и по-доброму рассмеялся. Ирина тоже усмехнулась.

– Да, да! – продолжала Ирина. – Вечно куда-то лез, со всеми пытался подраться. Вы представляете, мы в очереди в клубе за билетами в кино стояли, так он подбежал к другому малышу в очереди и ка-а-а-к толкнет его! Тот упал, потому что не ожидал, и так упал неудачно, что руку сломал.

– Прости, господи…

– Да там… да, надо было в церковь этого беса отвести. И я поняла, что нет, все-таки есть чужие дети. Точнее, не так: я поняла, что не смогу полюбить чужого ребенка. Тут своего не каждая полюбит. Вот сваты мои. Только сейчас начали: «Ой, какой наш Влад был хороший, как мы его любили». А до этого… такими словами его крыли, да-да. Они же со мной жили, Оля и Влад. Они тут ему по скайпу любили по ночам нотации почитать. И что живет не так, и в школе лодырем был, и что свинья неблагодарная, и что не их порода! Ага! А последний раз, когда звонили, так его довели, что он сказал: «Хорошо, что я не ваша порода! Фамилию тещи возьму!»

Сергей кивал в такт ее словам, потом тихо проговорил:

– Ты подумай… Родные мать и батька. Ох…

– Зато сейчас… Лена с Толиком придут, начнут вам: «Наша сыночка, наша кровиночка».

– Спросим и их обязательно, – проговорил Саша.

– Так этот Витька… братом Ольги должен был стать?

– Да какое там. Я ж говорю, совсем я молоденька была. Я тогда от этого козла Юрой была беременна.

– Олю, вы сказали, в двадцать родили, а Юру?

– Ну вот рано и родила, – Ирина явно не хотела говорить про это.

Не то чтобы Саша не знал этого, но смутился все равно.

– Ну и как хлопцы, дружили? – внимательно слушая, спросил Сергей.

– Да никак не дружили. Я, когда срок начал подходить, подумала, что раз это говно сломало руку ровеснику, то что он с моим ребеночком сделает? Ну его от греха подальше! Ну, и на того козла подала на алименты, да и все. Мы не расписывались даже. Ну и почти семь лет я козла этого и не видела.

– А алименты?

– Да отец его приносил каждый месяц копейки. А этот козел на севера уехал.

– Вы сказали семь лет?

– Да, свинья эта приехала как-то… Мол, сына хочу увидеть. Привез Юре «плейстейшен». Да еще и с дисками! Это же, да вы что! Тут все дети Якимовки в хате были. Ну… грустно мне стало… ну вот так Олей я и забеременела.

– Ох да, сердцу не прикажешь… – заступился за женщину Сергей.

– Ага, сердце… особенно если оно вот тут, – Ирина демонстративно похлопала себя между ног.

Саше сделалось неловко и стыдно за женщину. Сергей как-то горько улыбался.

– Так, а почему не остались вместе?

– Ну, потому что у него в Уренгое своя семья была. Там законная жена, двое детей.

– Точно, что козел! – выпалил Сергей.

Ира махнула рукой.

– Такая разница в возрасте между детьми – семь лет. А как они контактировали, как общались?

– А вы не курите? – спросила Ирина. – Я сама бросила уже давно, но поймала как-то Ольку, когда она беременная курила, так отобрала пачку. Вот до сих пор не скурила ее. Компанию составите?

– Я гадоў мо пяць не палю, – ответил Сергей с лучезарной улыбкой.

Снова Сергей перешел на белорусский, и это раздражающей шпилькой кольнуло Сашу.

«Кому он что доказывает?» – не понимал участковый.

– Теть Ир, пойдем перекурим, – отозвался Саша.

Ирина и Саша начали вставать из-за стола. За ними встал и оперативник. Курили они прямо на пороге. Саша курил свой красный «Минск», Ирина – тонкие сигареты с черничной капсулой. Она закашливалась, когда особо сильно затягивалась. Сергей смотрел на женщину с улыбкой. Когда тот говорил, Саша все пытался рассмотреть, сколько у майора клыков.

– Так дети ладили?

– Конечно, ладили. Они же брат и сестра. Юра у меня вообще защитник. Он видел, как мне тяжело одной, как я днем поварихой в школе работала, а ночью бухучет изучала для техникума ядринского. Ну и когда сестра родилась, весь такой он стал строгий, спрашивал: «Мама, чем тебе помочь? Мама, ты поспи, я ей сам подгузник поменяю».

– А как уже во взрослом возрасте?

– Да так же, защищал Олю от всяких залетных. Вы не видели, какая Оля красотка была. Земля ей пухом. Краше меня. Юра постоянно заступался за нее. Хорошо они общались.

– Так хорошо, что он на свадьбу не приехал? – Сергей был серьезен.

– Откуда вы… Ну не приехал, ну и что? Там у него в Москве по работе были проблемы.

– Говорят, он полтора года назад приезжал. Повидаться с вами?

– Кто говорит? – в голосе Ирины появилось раздражение. – Вот тот, кто говорит, пусть вам и расскажет, зачем он приехал, потому что я его тогда не видела!

Она швырнула недокуренную сигарету и ушла в дом. Саша быстро докурил, и милиционеры пошли за женщиной.

– Ну, то есть вы не отрицаете, что он приезжал, но в тот раз вы с ним не виделись? – присаживаясь на прежнее место, спросил Сергей.

– Я его не видела, потому что он не приезжал! – твердо ответила Ирина Геннадьевна. – Он работает. И работает много. И он в Москве, на минуточку, а не ходит по Якимовке к женщинам, у которых такое горе в семье, клянчить варенье!

Слова женщины никак не коснулись оперативника, и он проговорил:

– Мы вас еще вызовем как свидетеля по данному вопросу. А теперь скажите, были ли у вас с кем-нибудь конфликты на работе, в Якимовке в целом.

– Да не было у меня никак конфликтов! – женщина повысила голос.

– А Оля или ее муж не употребляли наркотики или злоупотребляли спиртными напитками?

– Да что вы такое несете? Какие наркотики в Якимовке? Она знала, что, если бы я ее с сигаретой видела, голову бы отбила.

– Ну, то есть вы ей угрожали? – Сергей спросил серьезно.

От возмущения Ира открыла рот и посмотрела на Сашу. То, как выглядела сейчас тетя Ира, не нравилось участковому. Он опустил глаза.

– Да как вы… да как вы смеете?! – с возмущением спросила Ирина.

– Ирина Геннадьевна, в данный момент идут оперативно-следственные мероприятия по поводу совершенного акта вандализма и надругательства над телами участников группового самоубийства.

– Да как у вас язык поворачивается такое кощунство говорить!

Она встала, быстрыми шагами направилась в соседнюю комнату. Было слышно, как открывается сервант, звенит посуда. Через минуту женщина вернулась и начала трясти документом перед лицом оперативника.

– На, посмотри! Посмотри! Скотина! – Ирина фактически кричала.

На этих словах Саше стало очень стыдно и одновременно жалко тетю Иру.

– «Несчастный случай»! Официальный документ… свидетельство о смерти! На, смотри!

Она положила документ на стол.

– А по этому поводу, – спокойно говорил Сергей, – будет отдельное расследование по факту халатной работы патологоанатомов.

– Вы за этим пришли? Мне нервы потрепать? – на последних словах голос Ирины сорвался на плач.

Она села на табурет, положила руку на угол стола, на нее опустила лицо и начала рыдать. Сергей хищно оскалился. Саша понимал, что не такого злорадства он ожидал от старшего коллеги. Ему было неприятно от всего происходящего. Матерый волчара уголовного розыска, двадцать лет назад ловивший банду насильников, сейчас сидит и смеется над слезами женщины, которую сам и довел до слез. Профдеформация?

«Надо будет пожаловаться Борисовичу», – промелькнуло в голове у участкового.

Сергей взял со стола одну банку с вареньем, вышел из дома. Саша попытался обнять женщину за плечи.

– Теть Ир, не надо, пожалуйста.

В ответ послышалось рыдание и неразборчивая речь. Четко он услышал только свое имя. Участковый не знал, как себя вести, пытался гладить женщину по плечам. Ирина отдернула плечо от его руки. Участковый встал.

– Теть Ир, все хорошо, я с ним поговорю. До свидания.

Саша вышел из дома. На участке он не нашел Сергея, вышел со двора. Сергей стоял в нескольких метрах от калитки и с улыбкой смотрел в экран телефона. Услышав шаги участкового, он поднял глаза и спрятал телефон. Во второй руке у него была банка варенья, которую он начал подбрасывать.

– Ну шо, Сашка, в отделение или подождем ее сватов?

Большой хоть и был большим, но затевать склоку еще и с россиянами не хотел.

– В отделение, – буркнул он.

Они направились в сторону отделения. Сергей шел с улыбкой на лице, Саша был угрюмым. По дороге до отделения напарники не разговаривали. Сергей что-то напевал себе под нос.

Милиционеры вернулись в кабинет своей рабочей группы. Олега и Николая не было. Сергей позвонил следователю, узнал, что те пошли на обед.

– Тебе принести что-нибудь из столовой? – уточнил Сергей у участкового.

Большой отрицательно покачал головой.

– Не будет нічога. Возьми мне папараць-кветку с пюрешкой, ну и солянку, конечно. Все, ждем вас.

Сергей сбросил вызов и, напевая очередной веселый мотив, уселся за свой стол. Саша сидел за своим столом и боролся с сомнениями.

– Зачем вы так с ней? – наконец набрался храбрости участковый.

– Как?

– Ну вот так… она же дочь потеряла, считайте, два раза.

– Так как я с ней, Саша, я не разумею?

– Ну вот! Вот начали про суицид, про мужа!

– Кстати, она тебе реально тетя? Ты же говорил, что с Рога…

– Нет, не родственница.

– Отлично… Ну а про мужа, а если точнее, про Козла, от которого она родила двои детей, это она сама начала жаловаться. И ты сам видел, как она показала, где у нее сердце. Почему я должен ее жалеть? Два раза дала какому-то хрену, у которого уже был ребенок. Очередной мудень, который уверовал в свою святую сперму. Ты вообще внимательно ее слушал? Когда она дала ему первый раз, у него уже был сын. А после того, как дала второй раз, узнала, что у него еще двое детей. Это как минимум четверо. И Оля. Пять, Сашко!

– Так она была молодая, когда в первый раз, какие там мозги…

– Похоже, что мозгов-то и нет. И это, похоже, семейное, если ее родители, когда их дочь забеременела и родила так рано, никаких мер не приняли: не прервали беременность, не написали заявление в милицию. Вообще, им плодиться, наверное, вредно для общества. Как это Ольга родила после восемнадцати, вообще удивительно! Может, все-таки с поколениями мозги в том роду и появятся.

Сергей говорил серьезно и уверенно, без своей фирменной ухмылки.

Саша молчал. Он чувствовал, как у него внутри единым коктейлем бурлят ярость и страх. Страх от того спокойствия, с которым Сергей говорил такие циничные вещи про его знакомых людей. Если бы оперативник смеялся в свойственной ему манере, Сашу бы это не так затронуло. А ярость была оттого, что его самого мать родила в семнадцать.

«Он же ее совсем не знает, – размышлял Саша. – Как можно так говорить о чужих людях?»

– А ты не думал, что это они бухие приехали с дискотеки, машину не заглушили, уснули, а твоя Ира взяла да и закрыла гараж?

– Да с чего бы ей это делать?

– Ну да, нужен мотив.

Сергей встал, подошел к доске, написал мелом: «4. Аксючит закрыла погибших в гараже. Страховка детей?»

– Да и никто и не говорил, что Оля с мужем были пьяные, – язвительно сказал Саша.

– Конечно, ведь кто-то это все завернул как несчастный случай!

Сергей с ухмылкой посмотрел на Сашу. Тот сразу перевел взгляд на стол, начал перебирать малочисленные бумажки на нем. В этот момент в дверь вошли следователь и второй участковый с едой в пенопластовых контейнерах.

– Большой… ой, товарищ старший сержант, я тебе пирожков с вареной сгущенкой взял, как ты любишь, – заговорил Коля, протягивая пакет на вытянутой руке.

– Большой? Ну, правда, что Большой… Все, хлопцы, – Сергей хлопнул в ладоши, – обедня!

Не торопясь пообедав, затем перекурив и усевшись за чай и пирожки с вареной сгущенкой (Большой мысленно был благодарен, что Коля купил их), милиционеры принялись обсуждать, что узнали на текущий момент. Сергей пересказал подробно разговор с матерью погибшей: рассказал и про этого неизвестного Козла, и про то, что Ирина либо покрывает приезд старшего сына из Москвы полтора года назад, либо на самом деле не в курсе, что он приезжал, либо Юра не приезжал в принципе.

– Да приезжал он! – начал Коля.

– Ты видел? – спросил оперативник

– Да!

– Кого ты там видел? Ты же в армии был! – запивая чаем пирожок, проговорил Саша.

– От, курвец! – рассмеялся Сергей.

– У меня отпуск был.

– Ну, давайте проведем следствие, – усмехнулся Олег. – Ты когда из армии пришел?

– Полгода назад, – пояснил Коля.

– В апреле этого года получается? – уточнил Олег.

– Ну, уже был…

– Ладно, май, сейчас середина октября, округлим, допустим. Говорят, что Юра был полтора года назад. Полтора года назад – это апрель прошлого года, так?

Коля согласно кивнул.

– Получается, в армии ты был уже полгода где-то на тот момент?

– Да.

– И тебе через полгода дали отпуск?

– Ну да… десять суток, так, а что вас удивляет? – не понимал Коля. – Раньше, может, после года давали, а после 2015 или какого там года, когда этого сынка кого-то из администрации президента в Печах повесили, то стали лояльнее к этому.

– И ты видел Юру этого? – не верил Сергей.

– Ну да, как вас сейчас.

– А почему сразу не сказал? И о чем вы с ним говорили?

– «Привет, Циркуль», – сказал он мне. Я ему: «Привет!». Ну и все.

– Клички у вас что нужно, – захихикал Сергей. – Большой и Циркуль. Прямо сериал детективный на «НТВ».

– Ну я тогда не думал, что в мусор… в милицию пойду. Я вам отвечаю, был он. Мы парой слов перекинулись, типа, как мать, как сестра, как Москва, ну и все. У меня дела как бы поважнее были в отпуске с армухи.

– Водку драть и баб жрать? – с усмешкой спросил Сергей.

– Так точно, – усмехнулся в ответ Коля.

– Ну, допустим. А где ты его встретил?

– А в центре как-то… возле бара, он, по-моему, в сторону Старухи шел – Старой Якимовки… да, точно! Я еще подумал: к кому он там?

– Это там, где мигранты-возвращенцы?

– Да, соевые эти, радужные, – пояснил Коля.

– А зачем нам брат вообще? – спросил Сергей и как будто сам удивился своему же вопросу.

Следователь Олег показал на доску: «2. Брат мстит сестре?».

– Да ты меньше Ланнистеров смотри своих! – сквозь смех проговорил Сергей.

– Я еще и книжку почитаю! – парировал Олег.

– В Ядринске все знают, что у тебя на сестру стоит, так ты бы хоть при пацанах новых не палился, сестрое…

– Сергей! – крикнул следователь и хлопнул ладонью по столу.

Сергей рассмеялся еще сильнее и выдавил:

– Вот… курвец, ха-ха-ха!

Сергей смеялся до слез, и разговор не продолжился, пока майор оперативной службы не отсмеялся.

Вытерев слезы, Сергей откашлялся и заговорил:

– Ну, значит, брат покойной на тебе. Ищи, пробивай. У вас же база общая?

Последнее он адресовал местным участковым.

– Да, у нас несколько компов, – ответил Коля. – У Борисовича, у дежурного, у этой… делопроизводительницы… дела подшивает, квартал закрывает.

– Ну вот, как закончим, Олежа, сходи пробей.

Следователь кивнул.

– Ну и, наверное, надо бы узнать, кто этот Козел, который обрюхатил Ирину Геннадьевну, – задумался Сергей.

– Так это ж дядька Бенедикт, не секрет это.

– Кто? – спросил Сергей, начиная смеяться. – Что тут у вас с именами собственными? Этот Большой, ладно, он реально большой. Этот Циркуль, почему Циркуль, кстати?

– Рост один метр девяносто девять сантиметров, – пояснил Коля.

– Ладно. Но я бы вас называл Штепсель и Тарапунька. Но Бенедикт? Ему за что такая кликуха?

– Так это имя.

Сергей засмеялся еще сильнее, чем со своей шутки про Ланнистеров.

– Драть мой грязный рот! – проговорил Сергей. – Теперь понятно, почему эта Ира не хотела говорить, кто отец. Это у нее дети – Бенедиктовичи! Сука, яйца Бенедикт! Драть мой плоский чэрэп! Я не могу!

Сергей смеялся заливисто, со слезами на глазах. Никто из присутствующих его в этом не поддержал.

– У нас и Аполлонович в селе есть, – удивившись реакции старшего оперуполномоченного, сказал Саша.

– Да? – изумился Сергей. – Ну ладно.

– Так вот… – Коля говорил не спеша, опасаясь вызвать новый приступ смеха у майора, – дядька Бенедикт. Его многие в селе знают, знали, по крайней мере. Он с дружками поймал этого Аполлоновича, и по приколу передавил ему ниткой конец. И Аполлонович ни разу женат не был, а ему сейчас под пятьдесят лет. И по слухам, его ни разу с бабой не видели, чтобы даже просто ходили, гуляли.

– Ага, – серьезно сказал Сергей, – ага… вот же… так, ладно… Тогда это многое объясняет. Этот ваш Бенедикт передавливает конец пацану. Они растут в одном селе. У всех пиструны стоят, а у этого вашего Аполлоновича, по всей видимости, нет. Походу, нарушили что-то в пещеристом теле. И вот этот урод видит, что у другого не стоит, понимает, что, по сути, такое может и с ним случиться в любой момент, и начинает судорожно детей строгать. А первый ребенок от этого выродка здесь, в Якимовке?

– Нет, в Минске, вроде… – пожал плечами Коля.

– Вот хорошо, что ты местный, Ко-ля! – «Ко» – тихо, «ля» – громко. – А то этот с Рога: это знаю, это не знаю, этого не видел, эту видел.

Саша не понял претензию майора.

– Так я не особо, чтобы знаю про него много. Я его батьку знаю нормально. Он раньше с моим часто в бредь ходил по ночам, пока их рыбнадзор не поймал. Дед Денис – нормальный мужик.

Сергей встал из-за стола, вышел из кабинета, закрыл за собой дверь. Оставшиеся милиционеры услышали громкий смех майора.

На этот раз коллеги разделились по-другому: Саша и Олег пошли к делопроизводителю пробивать по базе информацию о брате Ольги и ее отце, а Коля и Сергей направились к отцу Бенедикта.

На улице по-прежнему было солнечно и свежо. Ветра не было, и такая погода наводила приятные мысли о западном празднике Хэллоуин: хочется бродить по убранным кукурузным полям, вырезать из тыкв жуткие рожицы. Такая осень действительно приятная пора. Появляется желание жить и творить.

Дом деда Дениса был обычной избой. Темный от дождя и солнца деревянный сруб смотрел двумя окнами на улицу. В одно из окошек и постучал Коля, объясняя оперативнику, что собака во дворе очень злая и слушается только хозяина.

Шторки в окне разъехались, в проеме показалась всклокоченная голова. Она несколько минут пристально смотрела на Колю и что-то бубнила.

– Да это я, дед Денис! Коля!

Затем голова отпрянула от окна. Раздался собачий лай со двора, его перекрикивал мат хозяина. Спустя еще несколько минут раскрылась калитка, что была справа от дома.

– Коля, ты? А я думал, менты пришли! Думаю, какого им лешего надо?

– Дед Денис, так я ж не просто так в форме милицейской хожу. Я же участковый.

– Тьфу на тебя! Чего надо? – дед Денис был явно недоволен.

– Про сына вашего поговорить?

– Спартак? Так он же в Польше давно, лет семь уже, сварщик там.

Сергей закрыл ладонь рукой.

– Нет, про Бенедикта, – пояснил Коля.

– А что этот шалапай уже утворил? Кого опять трахнул? Я платить не буду, у меня пенсия хоть и нормальная, но пусть сам разбирается.

– Да мы про его дочку покойную, Ольгу Чистякову, ну, Аксючит.

Дед выругался.

– Ладно, заходите, – сказал дед и направился в глубь двора. Милиционеры проследовали за ним. Идя к входной двери, слева от себя Сергей увидел огромную конуру. В конуре скучающе лежал алабай светло-рыжего цвета. Пес даже с какой-то грустью смотрел на гостей.

– А собачка ваша… – осторожно заговорил Сергей.

– А не бойтесь. Дружок не тронет, пока я не скажу.

Дед сипло засмеялся, засмеялся и Сергей.

Мужчины вошли в дом, дед предложил гостям сесть на диван, а сам расположился на лавке. Сергей осмотрел деда Дениса внимательнее: на вид лет за семьдесят, стройный крепкий мужик, широкие плечи, массивная грудь, волосы седые, всклокоченные. Скорее всего, милиционеры своим визитом разбудили его.

По интерьеру дома было ясно, что хозяин заядлый рыбак: вдоль печи висело большое количество сушеной рыбы, в углу стояло несколько удочек, спиннинг. Еще было похоже, что живет он один, потому что рыбьей чешуи на полу было достаточно.

– Ну, что он утворил? Вы думаете, он раскопал могилы?

Дед достал из спортивных брюк сигареты, закурил. Взял с печи металлическую банку из-под тушенки, поставил рядом с собой на лавке.

– Мы не можем делать такие скоропалительные выводы, – серьезно заговорил Сергей, – поэтому опрашиваем родственников и знакомых. Мать умершей, Ирина Геннадьевна, отказывалась называть отца своих детей, и, благодаря оперативной работе, мы выяснили, что отцом погибшей является ваш сын Бенедикт.

Сергей сжал как можно крепче челюсти, чтобы не рассмеяться.

– Ольке он не отец. Юра – да, там видно, что наша порода. Боевой пацан. А эта… такая же шалава была, как мамка ее. Ну, ты прикинь, когда она рогатку Бене моему раздвинула, сколько ей было? Так Беня уже не первый был у нее!

– Значит, вы считаете, что Ольга не от него, не от вашего сына?

Дед сплюнул в банку рядом с собой.

– Не считаю, я знаю, что не от него.

– Давайте по порядку, чтобы у нас сложилась картина и мы смогли побольше узнать о вашем сыне.

Бенедикт

Бенедикт родился в конце семидесятых и был вторым сыном в семье. Спартак был на пару лет его старше. Братья не дружили. Они и не враждовали, как это бывает у братьев, но и теплых отношений у них не было. Спартак после школы уехал в Жодино на «БелАЗ», где устроился учеником сварщика, а после остался там работать. Отработал там не один десяток лет. За это время женился и у него родилась дочь. Девочка после десятого класса поступила в Польше в лицей. Спустя год туда же, поближе к дочери, уехала и супруга Спартака. А через несколько лет и сам Спартак уехал в Польшу к семье, где они живут все вместе последние семь лет.

С Беней дела обстояли хуже. Достаточно быстро выяснилось, что работа – это не его. Помогать родителям в огороде и по хозяйству он не спешил, а свободное время уделял чтению. Весьма странное занятие для деревни, даже для поселка городского типа странно. Деду Денису, конечно же, не нравилось такое хобби сына. Также он сокрушался, что сын не полюбил рыбалку. Доходило до рукоприкладства.

С ровесниками Беня контакт находил, но не все увлечения компаний поддерживал.

Но вот тот случай с сыном Аполлона Беня поддержал. Они с дружками, действительно ради смеха, передавили парнишке член у основания капроновой нитью. Хулиганы посмеялись…

Об этом отцу с радостью на лице рассказал сам Бенедикт. В этот вечер дед Денис не оставил на его заднице живого места своим ремнем с латунной пряжкой. Беня не понимал, за что? Что он сделал такого? Это же смешно: писюн того парня извивался как червяк, сначала покраснел, потом посинел. Дед Денис юмора не понимал и лупил сына, пока не устал. После этого Беня не то что сидеть не мог, он не мог спать на спине две недели.

Наутро после экзекуции дед Денис повел Беню к Аполлону извиняться за то, что его сын утворил с его сыном. Аполлон удивился, позвал сына. Тот сказал, что ничего не было, а Бенедикт все придумывает. Но по глазам Аполлона и его сына он понял, что все правда. Просто они хотят как можно раньше все забыть.

Нельзя сказать, что это негативно сказалось на Бенедикте. Задница, как говорится, зажила, и выводы он для себя сделал. Но не такие, которые пытался донести до него отец…

Со временем, Беня историю о капроновой нитке на члене начал вспоминать чаще. Ведь необязательно с тобой случится именно так, что банда твоих односельчан нападет на тебя и передавит тебе гениталии ниткой. Может случиться что угодно: ударят в драке в причинное место, упадешь с велосипеда, застудишь… Продолжение рода стало его идеей фикс. Если у него появлялись какие-либо деньги, он не тратил их, как ровесники, на жвачки или сигареты. Он покупал в местном ларьке номера газеты «СПИД-инфо».

На первых порах своего существования газета носила просветительский характер и рассказывала о проблемах СПИДа и половом воспитании. Вот Бенедикт и воспитывался. Обнаженку там печатали, чтобы молодые люди понимали и принимали свое тело. Бенедикт все принял и понял.

Сначала на роль носителей своего семени он высматривал девушек старше себя. Ему не нравилось, что девушки курили и пили спиртное на дискотеках за клубом. К сожалению, девушки не хотели плодиться, но некоторые дать были готовы за водку, сигареты, чехословацкие духи. Бенедикту это не нравилось. Не для того его назвали Благословленный. А Бенедикт Благословленный не может свое семя разбрасывать без пользы для вселенной и человечества. Поэтому после пары серьезных лекций для пьяных девиц за поселковым клубом он получил поджопников от их одноклассников, потому что надоел и пить мешал. Тогда Беня решил, что надо остановить свой выбор на ровесницах. Беда в том, что среди ровесников его знали лучше. И слава эта была не самая хорошая: его не раз замечали с газетой «СПИД-инфо» в руках.

Суть в том, что в то время, когда СССР еще не распался окончательно, не очень было принято в открытую говорить о пестиках и тычинках. Да, фильм «Маленькая Вера» отшумел и все были в курсе, что секс все-таки есть в стране. Но когда парень приходит во двор и говорит девушкам: «Я знаю, как ласкать ваш клитор», – у девушек такая речь почему-то вызывает мало восторгов. Ровесницы отказывались быть почвой для семени Бенедикта.

Так он и стал в первый раз отцом. Хотя, один раз отец – всегда отец? Школьница по своей наивности, отравившись сладкими речами от Бенедикта о том, что он будет все делать для нее и ребенка, готова была бросить школу и рожать. Вот только родители школьницы не поняли этого, а узнали, когда уже было поздно что-то сделать. Внука с горем пополам они решили принять, но с зятька шкуру спустить.

Намечался суд Линча. Дед Денис продал свой запорожец, чтобы Бене, ему и жене не подожгли сарай для профилактики. Отношения между отцом и сыном сделались, мягко говоря, натянутыми, и, когда пришла повестка, Беня не стал доказывать в военкомате, что он уже отец, а просто ушел в армию.

Попал он в роту особого назначения, которая находилась недалеко от Минск и делала за милиционеров грязную работу: избивали недовольных новой властью, допрашивали невиновных. Служба Бенедикту понравилась. Ему нравилось, как из-за армейского режима его тело из обычного стало твердым и крепким. После и в дальнейшем на протяжении оставшейся жизни он будет его поддерживать в такой же форме. Спорт он не бросит. И привычка стричь волосы коротко, почти налысо, останется.

После армии его многие не узнали. Парень был крепок, суров, молчалив. Он изменился во многом. Не изменился он только в идее закинуть семена своего рода как можно больше в разные поля. После армии ему и встретилась Ира. Конечно же, ее покорил молодой мужчина с кубиками пресса на животе. Во всей Якимовке он был, наверное, один такой. И вот спустя не очень большой срок и она родила.

К деду Денису снова пришли. Но в этот раз тем, кто пришел, никаких денег Денис не дал. А дал по рожам сам Бенедикт. Не зря он два года ломал кости рядовым минчанам, что возвращались из ночных клубов, которые не нравились ему. Да и в части они не крестиком вышивали. Первые трое, кто пришел разбираться из-за беременности Иры: ее отец, брат и какой-то родственник – уехали в травму на скорой аж в Ядринск, потому что с травмами такой тяжести местные медики не встречались со времен войны.

То, что сын мог постоять за себя и за своих, было замечательно, вот только милицию никто не отменял. Тогда, конечно, не было принято после драк писать заявление, как это принято сейчас: если двое подрались, побеждает тот, кто первым написал заявление в милиции. Но то, с какой жёсткостью он избивал неудавшегося тестя, не могло просто кануть в Лету.

В деревне зашумели: «Зачем нам такой психопат по соседству?»

Милиция по заявлению матери Иры все-таки пришла к Бенедикту. Драться он не стал, потому что видел в них если не коллег армейского прошлого, то младших братьев по оружию, и согласился пройти с ними.

Остапов Игорь Борисович тогда еще не был начальником, но уже был на хорошем счету. Именно он, зная, что Бенедикт, находясь на срочной службе, помогал милиции с первой «Минской весной», решил, что не стоит вести под суд такого бойца и соратника, дело он начал затормаживать. Игорь и посоветовал бежать Бене за Урал. Тем более не так давно граница с Россией снова исчезла. Бенедикт понимал, что даже если он измордует каждого милиционера в Якимовке и каждого, кто будет косо смотреть на него и на Иру, семейного счастья не будет. Они договорись, что он побудет какое-то время, чтобы Ира познакомилась с его первым сыном (Бенедикт надеялся, что Ира его полюбит и потом он их заберет с собой за Урал). Знакомство случилось, но гораздо хуже, чем думал Беня.

А тем временем из комы вышел неудачливый тесть. Он собирался писать заявление прямо в Ядринске. Тогда-то Бенедикт и уехал. Уехал в Уренгой, небольшой городок, где качают нефть. Там он и остался. Женился. У него родились две дочери. Дочери, конечно, хорошо, но вот пацана бы… все-таки нужен продолжатель рода. Дочкам как-то неинтересно с отцом ходить на турник и брусья. И любовь к чтению у него, как оказалось, за эти годы никуда не делась. Читать про гениталии ему было уже неинтересно: все-таки четверо детей от трех женщин.

С покупкой книг в небольшом северном городке было не так просто, поэтому Беня стал постоянным посетителем библиотеки. Там он много читал про народы севера. А учитывая, что время было послесоветским, с подъемом национализма различных народов и народностей появлялись книги, которые в наши годы если и не запретили бы, то как минимум не стали бы печатать из-за отсутствия духоскрепности. В местной библиотеке он узнал о шаманах севера, о том, что вход в Шамбалу находится не где-нибудь, а в России – на Урале.

Вся эта информация была ему интересна. Беня поглощал ее по несколько книг в месяц, пока был на вахтах на буровых. Но в какой-то момент ему стало обидно, что на территории России есть народы с таким глубоким мистицизмом и шаманизмом: якуты, чукчи, эвенки. Ему стало обидно за свою родную Беларусь. Неужели нет таких духовных людей на родине? Интернет тогда был, но в интернет-кафе и дорогой. И что-то конкретное Бенедикт не узнал. Он читал книги про то, как шаманы вводили в боевой транс чукчей, когда те грабили деревни эскимосов на Североамериканском континенте, а сам думал о родине, о том, как он в белой косоворотке с сыновьями водит вокруг костра хороводы во славу Яриле.

И тогда он вспомнил, что семья и дочери – это хорошо, но не то чтобы он был по своей воле здесь, на севере. Тогда-то в начале двухтысячных Бенедикт и решил, что пора возвращаться домой. Супруге и дочерям он сказал, что надо бы за столько лет навестить родителей, и зимой 2000—2001 приехал на родину.

Полесская зима ему показалась доброй и мягкой, как объятия матери, которую ты не видел семь лет. Родители встретили его тепло. За эти годы забылись старые обиды. Бенедикт, уже взрослый тридцатилетний с небольшим мужчина, навестил и тех, кого избил в послеармейские годы. Несостоявшийся тесть, несмотря на то что оглох на одно ухо, простил Бенедикта. С братом Иры было сложнее: пришлось выпить не одну «мировую» бутылку водки, пока мир не случился. А тот дальний родственник, который тоже отгреб, уехал в Россию да там и пропал.

Встретился он, конечно, и с Ириной. Чувства вспыхнули вновь, и Беня понял, что хочет остаться здесь: играть с сыном Юркой в приставку, есть Иркины борщи. И все было бы и хорошо, если бы дед Денис не поведал Бене, глядя на то, как он пропадает у Иры дома, что, пока Бенедикт ходит к ней днем играть в приставку с сыном, ночью к ней заходит Федор Здоровцев, водитель из СМУ, где Ира бухгалтер. Конечно же, Беня не поверил отцу, потому что Ира «не такая». С Федором он встречаться не решился, потому что побоялся, что убьет его. А вот с Ириной поговорил серьезно. И после этого серьезного разговора скоропалительно собрался и улетел к жене и дочерям.

После монолога про своего сына дед Денис встал и, с кряхтением взявшись за поясницу и шаркая по полу ногами, подошел к кухонному столу. Включил электрочайник, вернулся на лавку. Снова закурил.

– Мы с ним не то чтобы ладим. Признаться, я его недолюбливал. Да и сейчас тоже, если признаться. Со Спартаком я раз в неделю созваниваюсь, а этот… Книжки какие-то странные читает, потомство это плодит.

– Так вы с Юрием, вашим внуком, не поддерживаете связь? – поинтересовался Сергей.

– Так а на что оно мне? – дед Денис смачно харкнул в банку, поднялся пепел. – Эта белобрысая не указала в свидетельстве Бенедикта отцом, ну так и мне он, значит, на хрен не нужен. Я поначалу помогал копейкой, а потом…

– Теперь понятно. Ольга не от Бенедикта, – кивал Сергей.

– Да, эта шкура не от сына моего. Я же вам говорил, что к ней Федька бегал. Там видно, что в мать пошла, в эту породу шакалью. Маленькая, светленькая. Вы на меня посмотрите, на Спартака, на Бенедикта. Волоты! И если бы от сына все-таки была, то такой бы дрыслявой не была бы.

– А с этим Федором мы можем поговорить? – Сергей повернулся к Коле.

– А он лет пятнадцать как уехал. Он, наверное, и не знает, что Ира от него родила. Он то ли в Гомеле, то ли в Речице, – за участкового ответил дед.

Коля кивал в знак согласия.

– А с матерью Бенедикта мы сможем пообщаться? – уточнил Сергей.

– Не знаю, можете, наверное?

– Сергей Владимирович… – начал Коля, но дед его перебил.

– Да сука эта в Италии. Нашла какого-то пенсионера в интернете этом вашем и уехала лет пять назад.

– Ну… – Сергей встал с диван, – Денис…

– Да просто – дед Денис.

– Дед Денис, спасибо за информацию и помощь следствию.

Сергей протянул руку. Дед пожал ее, не вставая с лавки. Коля также встал и пожал деду руку.

Милиционеры вышли из дома. Октябрьский воздух после прокуренной избы с рыбным духом был свеж и приятен больше обычного.

Сотрудники направились в сторону здания милиции.

– Эх, – начал Сергей, – жаль, Сашка не слышит, какая его тетя Ира честная женщина.

Коля прыснул смехом.

– Да, Сашка милфхантер еще тот.

– Кто? – не понимал Сергей с улыбкой на лице.

– Ну, любит постарше. Вы же Юльку его видели? Так она лет на двадцать, если не больше, старше.

– Да ты что? – Сергей притворно удивился.

– Да-а-а-а, – протянул Коля, – все знают, что его мамка недолюбила в детстве. В семнадцать родила его, батька ушел, точнее, уехал в свою деревню. Она потом от Петрухи Пастуха двоих родила, одного за другим. Ну а Саню дед воспитывал. Он его воспитал рукастым, но вот мамкиного тепла явно не хватало. Вот он к женщинам постарше и стремится.

– А ты так в психологии разбираешься?

– Я много тру-крайма смотрю.

– Так, милфхантер – это тот, кто любит женщин постарше, а тру-крайм? – поинтересовался Сергей.

– Это документалки про маньяков, про их психологию. Очень интересно. Я и Сашке советую, да он не смотрит ни хрена. Все сериалы со своей старухой российские смотрит.

– Ну, тоже скажешь, старуха! – улыбался Сергей.

– Ну так меня она, наверное, на все двадцать пять лет старше. И какие у нее интересы? Вот всякие сериалы смотрят: «Плевако», «Сладкая жизнь». А вот посмотрел бы, что я ему скидывал, понял бы, что Бенедикт этот добивался внимания отца с детства, потому что видел, что батька старшего сына любит больше. Вот он и привлекал внимание такими необычными способами. Да и к тому же классический педофил: первая – школьница, с теткой Ирой было, когда та была юна. Я не удивлюсь, что и на севере тоже школьница была.

– Да ты грамотный, Коля. По роликам из интернета второе высшее получил, – сказал Сергей ехидно, но Коля не понял сарказма и начал согласно кивать.

– Только не второе, а первое.

– Тем более! Молодец! – Сергей поднял большой палец левой руки вверх, поднял руку на уровне плеч.

Коля хотел еще что-то рассказать хорошее про себя, но у Сергея зазвонил телефон.

– Да, Олежа… Да ты что?! Все! Бежим, да! Операция «Перехват»!

Сергей говорил так громко и эмоционально, что Коля занервничал и приготовился бежать. Сергей сбросил вызов, но темп ходьбы не сменил.

– Куда бежим? – Коля был уже на взводе.

– Библиотека ваша по пути в отделение находится?

– Да, а что там?

– Заявление.

Кельт

Библиотека Якимовки была достаточно большим зданием для поселка, и как многие знакомые строения населенного пункта: отделение милиции, сельский клуб, парикмахерская – находилось в центре поселка. Достаточно большое одноэтажное здание из когда-то белого кирпича.

По пути в библиотеку Сергей уже без сарказма пересказал разговор со следователем Николаю. Олег и Саша пробили, что называется, по базе, и выяснилось, что на Рыбакова Бенедикта Денисовича есть заявление в милицию, которое было зарегистрировано еще весной две тысячи первого года. Оказалось, что Беня, когда гостил здесь и пытался воссоединиться с матерью своего сына, взял в библиотеке редкую книгу еще советского тысяча девятьсот восемьдесят шестого года издания. Это оказалась книга под названием «Древние Кельты на территории Полесья БССР», автор Фаррел В. И. Брал Бенедикт книгу на две недели и не вернул даже по истечении месяца.

Библиотекарь читателя не застала дома, а узнав, что он вернулся в Россию, пошла и написала заявление в милицию о краже. Отказывать ей, конечно, не стали, но и в международный розыск Рыбакова Бенедикта не объявили. Это заявление было единственным документом, составленным на Рыбакова. О том, как он мордовал людей после армии, не сохранилось ни одного протокола или заявления.

Сергей и Коля пришли достаточно быстро в библиотеку и успели до закрытия в 16:00. В здании пахло бумагой и ДСП. Внутри библиотека представляла собой просторный читательский зал со стеллажами книг вдоль стен. Далее располагалась стойка библиотекаря, за который сидела пожилая женщина в серой кофте и роговых очках и что-то писала. За женщиной виднелся вход в книгохранилище. В библиотеке никого не было. Милиционеры подошли к стойке, женщина не подняла на них глаза и продолжала писать в карточке из плотной бумаги.

– Здравствуйте! – рявкнул Сергей и улыбнулся своей обыденной улыбкой.

Женщина никак не отреагировала, продолжала писать. Сергей начал набирать воздух в легкие, чтобы поздороваться погромче, но Коля его опередил:

– Тихоновна, здравствуйте, – сказал он достаточно тихо.

Библиотекарь начала что-то бубнить себе под нос с каждым словом все громче, но не переставая писать. На словах «… и не надо орать в библиотеке» она прекратила писать, отложила ручку-перо в сторону, подняла глаза в роговых очках на мужчин.

– А я думаю, что за хулиганы пришли ко мне? Уже решила вызывать милицию, а вот сама милиция и хулиганит, – неспешно проговорила женщина.

С виду ей было за восемьдесят. Такие же, как и ее кофта, серые волосы, но с каким-то желтым отливом. Толстые очки. Крупная бородавка на правой щеке. Она, в отличие от большинства своих ровесниц, не носила платок на голове, и из-за этого, несмотря на ее почтенный возраст, язык не поворачивался назвать Надежду Тихоновну бабушкой, хоть все ее и звали просто Тихоновна. Она была именно пожилая женщина, а не бабка, бабушка, старушка.

– Тихоновна, этой мой напарник… коллега… ну, из Ядринского РОВД, товарищ майор, мы по заявлению пришли от вас.

Сергей с улыбкой достал ксиву, раскрыл и протянул библиотекарю. Женщина даже не взглянула на него, а смотрела поверх очков на участкового.

– Николай, я никакого заявления не писала.

– Да мы про старое, на Рыбакова. В две тысяча первом году, вы, может, не помните. Бенедикт книжку про кельтов какую-то брал и не вернул.

– Его задержали? – без эмоций спросила библиотекарь.

– Нет, Тихоновна, он в России, насколько мы знаем.

– Так а для чего вы пришли?

– Ну… понимаете, – начал мямлить Коля, – мы расследуем…

– Тихоновна, а расскажите, пожалуйста, чем ценна эта книга? И есть ли еще экземпляры?

Тихоновна медленно встала, показала пальцем на ближайший стол читального зала.

– Садитесь, – так же без эмоций сказала она, а сама пошла в книгохранилище.

Сотрудники МДВ послушно сели за стол, как за парту. Тихоновны не было около пятнадцати минут, затем она вернулась с книгой, которую держала в одной руке, хотя можно было понять, что ей тяжело. Книга по размерам была как один из томов большой советской энциклопедии. Явно не меньше тысячи страниц. Тихоновна встала перед сидящими милиционерами, и, помогая второй рукой, аккуратно опустила книгу перед мужчинами. Они увидели золотые тисненые буквы на бордовой обложке: «Древние Кельты на территории Полесья БССР».

– Таких книг в Беларуси всего шесть. Одна в Гомельской библиотеке имени Ленина, две в Минске, в Национальной библиотеке, одна в Ядринской районной библиотеке, и две было у нас. Эта, – она отвернула обложку, мужчины увидели, что книжка подписана, – единственная на территории республики, подписанная и лично переданная в нашу библиотеку Фаррелом Владленом Ивановичем, великим советским историком, антропологом, археологом и автором этого величайшего труда. Он лично возглавлял раскопки с 1981 по 1984 год в лесах Ядринского района. И в мае 1983 года экспедиция нашла поселение древних кельтов, а если точно, менгир и несколько домов в лесу, недалеко, как сейчас говорит молодежь, от «Старой Якимовки».

Коля присвистнул. Тихоновна не обратила на это никакого внимания, продолжила:

– Книга вышла в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Здесь полностью описан тот колоссальный труд, который проделал Владлен Иванович, начиная с предложенной швейцарскому историческому обществу инициативы о проведении раскопок на территории БССР, которое по крупицам восстанавливает культуру своих древних предков, и завершая переносом части строений в Государственный исторический музей в Москве и музей Швейцарии.

Слово «музей» Тихоновна произнесла как «музэй».

– В ходе переноса исторических объектов, к сожалению, произошел несчастный случай. При попытке переместить подъемным автокраном многотонный менгир стрела крана сломалась и менгир придавил одного из швейцарских археологов. Его даже не стали откапывать: настолько огромный менгир! По сути, археолог был захоронен со своими древними предками.

Библиотекарь закончила и смотрела куда-то вдаль. Казалось, что ее взгляд устремлен в лес на поселение древних кельтов. Около минуты все молчали.

Сергей заговорил первым, осторожно и вполголоса:

– Тихоновна, извините мою непросвещенность… Я понимаю, что конкретно этот экземпляр очень ценен для вас да и для общества в целом. Но я не настолько силен в, м-м-м, – он замялся, – в культуре и обрядах древних кельтов. Возможно, вы подскажете нам, как любителям истории… Кельты занимались разграблением гробниц? В частности, могли ли они разрыть могилы и украсть тела?

– Если вы о том чудовищном случае, что произошел не так давно с Ольгой и ее супругом, то нет. Кельты не занимались таким.

Помолчав с полминуты, глядя по-прежнему куда-то вдаль, она продолжила:

– Они могли оставить себе головы своих врагов, выварить их и затем поставить череп этого человека к себе на обеденный стол. Это для того чтобы гости видели, что хозяин расправляется со своими обидчиками. И чтобы враг после смерти видел, как наслаждается жизнью человек, который одержал над ними победу. Да будет вам известно, что это не варварство и никакое не макабрическое действие. Это дань уважения врагу. А вот если не поступить так с врагом, это значит унизить человека, показать свое призрение.

Коля посмотрел на Сергея в поиске зрительного контакта. Но Сергей, слегка подняв голову, смотрел на Тихоновну.

– Очень интересно, вы знаете. Я родился и всю жизнь живу на Полесье, но не представлял, что такие древние народы жили до нас. Тихоновна, не сочтите за наглость, а можете выдать мне под личную ответственность, разумеется, эту книгу?

Сергей был серьезен.

– Книга находится в единственном экземпляре, внутренний распорядок библиотеки позволяет выдавать мне эту книгу в читальном зале, а рабочий день у меня заканчивается через пятнадцать минут. Так что я вам рекомендую обратиться завтра ко мне либо в читальный зал ядринской библиотеке.

– Тихоновна, я майор уголовного розыска, старш…

– Правила для всех читателей едины, товарищ майор, – перебила Тихоновна мягко и безапелляционно.

Сергей улыбался. Он встал. Его примеру последовал Николай. И уже подойдя к выходу, майор повернулся и бросил Тихоновне, которая направлялась с книгой в книгохранилище:

– Мы вас еще пригласим к себе в отделение для обновления заявления.

– Всего хорошего, – библиотекарь даже не повернулась к милиционерам.

– Старая кошелка!

Коле было смешно от интонации и оттого, что это ругается майор уголовного розыска. Это как услышать в детстве, как твой дед бранится на соседа, – что-то запретное и смешное одновременно.

– Сейчас, буду я во время оперативной работы сидеть в библиотеке! – рычал Сергей.

Коля старался смеяться как можно тише.

– Вот курва! Сейчас, буду я ходить к старым кошелкам на поклон: «Дайте книжечку почитать». Сука старая. Интернет на что?!

В кабинете так называемой рабочей группы собрались все сегодняшние напарники. По пути Сергей и Коля зашли в кабинет к начальнику отделения, и Сергей сначала вежливо, а затем громко и матом, объяснил Борисовичу, что Николай нужен их оперативно-следственной группе и что ему глубоко насрать, что участковых всего два и оба в группе.

Сегодняшним вечером решили не идти к (как их называл Коля) соевым. То, что узнали сегодня, надо было внести в тома уголовного дела, подвести итоги дня. Также стоял вопрос о том, что нужно еще раз опросить родителей покойного мужа Ольги. Все это предстояло совершить им завтра – в пятницу.

– Ну шо? – глядя на часы, которые показывали 17:34, сказал Сергей. – По домам?

– Сергей Владимирович, а не рано, – скорее чтобы зацепить майора, спросил Олег.

Саша и Коля только смотрели на коллег из райцентра и молчали, потому что обычно в 16:00 они уже были дома и, как правило, не в служебной форме.

– Олежа, а сестре… ой, молодой жене присунуть не пора?

– Да как-то рановато. Кто в Ядринске увидит, скажет, что не работают там в селе, – следователь пропустил мимо ушей шпильку про сестру.

Сергей еще раз посмотрел на часы.

– Да пока дотарахтим… это минимум час, ну, минут сорок… Нормально, Олежа. По дороге на заправке по мороженому съедим.

– Ой, теряем время, по горячим следам не поймаем преступников! – с ухмылкой проговорил следователь.

– Ну так завтра в пять утра подъем, к шести часам сюда и погнали по горячим следам! А то попривыкали с восьми утра работать.

– Товарищ майор, преступники тоже спать любят по утрам.

– Поехали, я сказал! – Сергей хлопнул ладонью по столу и встал.

Коля и Саша провели коллег из Ядринска до автомобиля на служебной стоянке. Милиционеры попрощались.

Саша и Коля шли вместе в сторону дома.

– Нормальный этот мужик, Серега, рофлит так, – весело говорил Коля.

Саша, прокручивая, как Сергей общался с ним, как допрашивал тетю Иру, был другого мнения. К тому же участковый признался себе, что боится Сергея по кличке Серый, которую сам же и дал ему. Саша решил отмолчаться.

– Ну а ты что думаешь? – Коля не отступал.

«Да гондон он!» – такие слова крутились в голове у Большого.

Вместо этого он сказал:

– Нормальный.

– Может, ко мне и по пивку? Мать во вторую смену сегодня?

– Да не… вчера итак с Юлькой поругались. Если еще и сегодня пойду пиво пить, точно разойдемся.

– Каблук! – Коля засмеялся.

– А ты с мамкой живешь вообще!

Коля рассмеялся еще громче.

– Ну как тебе наши коллеги?

Олег вел машину плавно, особо не гнал, чтобы на дорогу ушло не меньше часа.

– Два туебня. Да там все охламоны. Борисович, хрон старый, все развалил. Я, еще когда его ставили начальником, и в нашем РОВД, и в УВД областном говорил, что он еще тот «передовик». Насинячится и натворит делов. Ты помнишь про урода этого, который десять лет назад снасильничал девочку после дембеля?

– Не помню, я, может, в академии еще был, – ответил Олег.

– Зима была… – Сергей задумался, вспоминая, – две тысячи тринадцатый год, да, декабрь. Пришел парень… ну как парень… черт. Пришел из армии. Олежа, ты служил?

– Ты же знаешь, что нет.

Олег сделал недовольную мину. Он не любил привычку Сергея постоянно спрашивать то, о чем знает.

– Точно, академия, да, да, да! Ну вот. Пришел этот черт… из Печей, или где он там служил. Ну и что? Шишкан дымится, ну и нашел, кому присунуть. Ну и нашел девушку, только восемнадцать исполнилось.

Олег недовольно выругался.

– Восемнадцать, Олежа, Восемнадцать!

Олег кивал, следя за дорогой с кислой миной.

– Ну и пока он… трах… делал все это, девочка же сопротивлялась, он ей сломал обе руки и обе ноги. Она умерла по итогу, Олежа, – Сергей говорил эмоционально, в уголках его рта собрались белые следы слюны, – умерла от болевого шока.

Олег молчал.

– Ну и что ты думаешь? Это алкаш, Борисыч, не смог сохранить тайну следствия и сам местным рассказал, кто родители этого выродка. Это хорошо, что в Ядринске на учениях был минский ОМОН и они успели с автоматами приехать и спасти родителей. А родители уже в погребе спрятались в хате, потому что двери им высадили, как и окна. Пришлось и в воздух стрелять. Да, Олег. Родителей потом доставали из погреба омоновцы.

Олег снова выругался.

– А вот еще случай про батюшку… – сказал Сергей, вытирая пальцами уголки рта.

– Серега, хватит про работу, и так тошно, – перебил майора следователь.

Майор засмеялся. Какое-то время ехали молча.

– В общем, напарники у нас никакие. Один живет с мамкой, а второй живет с чужой мамкой, – сказав это, Сергей заливисто рассмеялся.

– Да нормальные пацаны…

– Вот именно, пацаны, – на этот раз майор перебил следователя. – Это не менты. Точнее, они не на службу пришли, а на работу. Оба после армии, только один раздолбай и с мамкой живет, а второго недолюбили в детстве.

– А кто сюда поедет работать, Сергей? Ну ладно еще к нам в Ядринск. У нас хотя бы школы есть. Вот недавно комбинат калийный открыли, так как-то уже движ какой-то, веселей стало. А в Якимовке, посмотри? Это пока колхоз есть и СМУ. Но ты сам видишь: молодежи все меньше и меньше. Ну а эти… ну, участковые… да, все их знают, по идее, какое-то уважение у односельчан должно быть. Будут их слушаться. Большого этого… Сашку, по крайней мере, должны слушаться.

Сергей открыл было рот и хотел возразить, но промолчал и махнул рукой.

До Ядринска коллеги ехали в молчании, слушая местное радио с прогнозом погоды на завтра. Олег подвез на своем «опеле» Сергея до дома.

Этот вечер Коля провел в хорошей компании. На ноутбуке шел очередной сериал от «Нетфликса», рядом с кроватью было несколько литров разливного пива, на табурете – различные закуски: чипсы, кальмары. Мать уже ушла на работу, а сам он валялся в одежде и залипал в тик-токе. Во истину, хороший вечер!

В этот вечер, несмотря на то что Яна встретила его с работы полностью голой, Олегу не хотелось. Он поцеловал ее, обнял, похлопал по попе, разулся и обошел ее, направляясь в ванну. В ванной комнате он провел около получаса. Яна не оценила такой реакции на ее наготу. Она оделась и весь вечер провела в спальне, листая ленту в смартфоне. Блохин в одиночестве съел ужин, который сам и разогрел, из вежливости предложил Яне посмотреть что-нибудь вместе из сериалов. Яна просто промолчала, листая ленту. Олег ушел во вторую комнату, где включил свой сериал, который смотрел в те вечера, когда с Яной не все ладилось.

Саше казалось, что вчерашний вечер не закончился, потому что, когда он вернулся домой, Юля уже дулась, точнее, продолжала дуться с прошлого вечера. Саша сам себе разогрел поесть, Юля что-то смотрела по телевизору в их спальне.

Когда Саша мыл посуду, Юля вышла из комнаты и подошла к нему.

– Ты же в курсе, что пока не извинишься, спишь на диване?

– Так за что извиниться, Котенок?

– За что? А ты подумай.

– Хорошо, Котенок, извини, – голос Саши был подавленным.

– За что ты извиняешься? – Юля сложила руки на груди.

– Ну… ну ты же попросила…

– Ха! Пока не поймешь, за что надо просить прощения, даже не подходи ко мне! И Аньку не подсылай ко мне, чтобы она узнала.

– Ну Котенок…

– Все! Придешь вечером постельное заберешь.

Саше снова не спалось. Раз за разом он воспроизводил сцены сегодняшнего дня: допрос тети Иры, неприятный разговор с Серым.

«Наверное, это профессиональная деформация, – размышлял Саша. – Такое поведение с потерпевшей… Я, надеюсь, не буду таким же в его возрасте. Сколько же у него клыков? Все никак не пойму! Он, когда улыбается, на зверя похож, на лису или волка. Такой старый, а до сих пор в уголовке опером. Уже на пенсию пошел бы. Нет, сидит. Вот из-за таких стариков и нет жилья в деревне. Деревня и загибается. Куда молодежи идти, когда пенсионеры держатся за место чуть ли не зубами? Вообще, я и не планировал переходить в уголовку или в следственный комитет. Мне и тут нормально. И так из-за работы редко с Юлей вижусь. Вот она как психует без меня! Ей бы еще работу сменить, конечно. Сутки через трое – график, конечно, что надо, но всех этих дальнобойщиков на кемпенге обслуживать – не женское дело. Эти мужики вонючие! То кофе мало налила, то чай несладкий».

Саша повернулся и лег на спину. Спать не хотелось совсем. От этого он становился злым. Он просунул руку к служебным брюкам, в которых лежал телефон, достал его, разблокировал – экран ударил ярким светом. Саша сощурил глаза, пока они не привыкли к яркости экрана. Участковый полистал ленту в социальной сети, открыл мессенджер, который в простонародии называют «Вибер», зашел в чат родного уголка «Якимоffка. Онлайн».

Несмотря на то, что население Якимовки более двух тысяч человек, в чате участников было едва ли более двухсот. Далеко не у всех были смартфоны. Чат был создан более десяти лет назад Ириной Аксючит. И уже более десяти лет она бессменный администратор. Такую беседу она создала с подружками, чтобы максимально быстро распространять объявления по селу. С приходом века высоких технологий объявления вроде «Продам корову» никуда не делись. Они перекочевали с бумажных листков на столбах в чаты мессенджеров и социальных сетей. Со временем чат рос и превратился в нечто среднее между доской объявлений и соседским надзором.

Саша полистал переписку. Последние сообщения десять дней назад. Многие участники отмечали в своих сообщениях тетю Иру и писали соболезнования по поводу утраты детей. Кроме соболезнований о смерти, сообщений на данный момент не было. Никто не написал о том, что тела были вырыты из могил. Люди не знали, как на это реагировать: «Соболезную, что вы снова утратили дочь?» А писать опусы вроде «Выродки, которые это сделали, должны умереть» никто не стал, потому что это могло привести к склоке в чате. А когда ты знаешь, где живут все участники чата, а все знают, где живешь ты, ругаться онлайн особо не хочется.

Участковый заметил, что Ирина онлайн. Неожиданно для себя Саша почувствовал злость на нее вместо той жалости, что испытывал после допроса с Сергеем. Он не сразу понял, почему именно злость. Саше пришлось поразмыслить над этим, и он пришел к неутешительному выводу: во всем виновата Ирина. Нет, это не она убила дочь и зятя, но она виновата в том, что сейчас происходит с ним. Она попросила его представить эту трагедию в Якимовке как несчастный случай. Она передала ему злосчастные доллары, из которых у него не осталось ни одного. Она не остановила своих сватов, чтобы те не звонили в милицию.

И что мы имеем теперь? Оперативно-следственная группа рыскает по Якимовке, пришла к участковому в дом, из-за чего тот поругался с женой. А этот Серый волчара еще и подозревает Сашу в том, что он покрывает Ирину. Нехорошо.

В Александре злость и тревога сплетались в тугую спираль, и он написал Ире в личку: «Тетя Ира, то, что вы мне давали, чтобы я вам помог с делом, у меня не задержалось, я все раздал». Ирина прочитала сразу, но ответа не было долгих пять минут. Затем она начала печатать. Примерно еще через пять минут от нее пришел ответ: «Подходи к калитке, я рассчитаюсь». У Саши сердце забилось еще сильнее, чем билось до этого. Он не думал, что человек в таком положении ответит положительно на его претензию.

Саша посмотрел на время: 00:43. Он положил телефон на грудь. Было темно, но вскоре глаза снова привыкли к ночи. Он прислушался: где-то в доме поскрипывал какой-то ночной жук, в остальном было тихо. Юля спала в их постели, Аня – у себя в комнате. Саша постарался встать, чтобы диван скрипел как можно меньше. Он не стал искать в комнате повседневную одежду, а надел в сенях служебную рубашку, брюки, обул дежурные резиновые сапоги, наверх накинул камуфляжный ватник.

На улице ночью было заметно прохладнее, чем днем, и Саша пожалел, что ничего не надел на голову, пусть даже фуражку: она бы хоть немного согревала его. Шагая в сапогах по ночному поселку и слыша, как по селу перелаиваются собаки, Саша накручивал себя. Он готовил монолог, что рискует должностью и службой в целом забесплатно и что тетя Ира могла бы быть и посговорчивее с оперативником, если уже толком не смогла дать участковому «на лапу».

Резунов шел, готовясь все высказать ей в лицо. Женщину он заметил метров за десять. Она стояла поодаль от калитки на самой границе света уличного фонаря, который был недалеко от ее дома. Она курила, чем выдавала себя в ночной темноте. Саша ускорил шаг, но с каждым пройденным метром его злобная уверенность пропадала.

Он видел перед собой не Ирину Геннадьевну, мать девушки, к которой он так и не смог подойти в школе, не главного бухгалтера СМУ, а женщину. Даже не женщину, а девушку в собственном соку. Она была в шлепанцах и вязаных носках, явно в ночнушке, потому что ноги были оголены выше колен, укутана в какой-то мужской синий ватник, который был на несколько размеров больше, из-за чего невысокая Ирина казалась еще миниатюрнее. Женщина одной рукой обнимала себя, тем самым держа ватник запахнутым, второй рукой она держала тонкую сигарету. И это придавало ей шарм.

Саша подошел, остановился и не знал с чего начать разговор. В темноте ее лицо не казалось уставшим, каким ее видели днем сотрудники. Ирина затянулась и выдохнула дым в лицо участковому тонкой струйкой. Саша почувствовал аромат черники.

– Ну, привет.

Саше показалось, что она волнуется. В голосе была интонация, которую встретишь очень редко, как правило, когда ты наедине с девушкой и вы оба волнуетесь. Саша не мог толком рассмотреть ее глаз, но чувствовал ее взгляд на себе.

– Да… я писал…

– Я поняла.

Она снова затянулась, и на этот раз в ее голосе промелькнула нотка усталости:

– Пойдем.

Она кивнула головой в сторону от дома.

– Куда? – не понял участковый.

– Ну, туда, под яблони, ты же должностное лицо, еще увидит кто-нибудь.

– Ну ладно.

Женщина докурила, бросила окурок себе под ноги, затоптала его, направилась в глубь темноты. Саша видел лишь очертания ее фигуры. Они подошли к ближайшей яблоне и под ней остановились.

– Просто вы сами видели ядринских ментов, – начал оправдываться участковый, глядя на темный силуэт перед собой, – они копают и под нас всех, а я, получается, за «спасибо» подставился.

– Я поняла, Саша, сейчас.

И Саша ощутил, как что-то коснулось его паха. От неожиданности он дернулся назад и уперся спиной в ствол яблони. Он снова почувствовал касание. На этот раз он понял, что это рука Ирины.

– Тетя Ира… – он убирал ее руки.

– Какая я тебе тетя? Я младше мамки твоей.

– Моей маме…

– Тьфу, дурак! Юльки твоей!

Она не сдавалась и пыталась нащупать ширинку в служебных штанах участкового.

– Да что вы делаете?

– Да тихо ты, дурак! – зашипела она на него и добавила шепотом: – Каришу разбудишь!

– Я за расчетом пришел, – громко шептал Саша.

– Как я с тобой рассчитаюсь? Я двоих детей похоронила! Еще надо до аванса дожить как-то и москалей этих кормить. Давай быстренько. Я так тебе сделаю – забудешь про Юльку свою. Она-то уж точно ртом тебе ничего не делает.

Несмотря на то, что участковый отбивался и был весьма обескуражен такой активностью своей знакомой, невольно от касаний женской руки в причинном месте кровь начала перемещаться в области таза. И в этот момент Ира схватилась особо цепко.

– М-м-м, а ты, похоже, везде Большой, ну, давай быстренько, – проговорила женщина.

На это раз Саша отдернул руки Ирины так, что силуэт женщины сделал несколько шагов в сторону и чуть не упал. Сам же он, как змея, обогнул спиной яблоню и побежал в сторону дома.

Милиционер пробежал метров двести по улице. Остановился, тяжело дыша и хватая воздух ртом. Большой уперся руками себе в ноги чуть выше коленей. Он снова поклялся себе заняться лишним весом после Нового года.

Саша обернулся. Еще вчера для него тетя Ира, а теперь кто? Ира? В общем, женщина не гналась за ним. Все это было каким-то нереальным. Если бы она еще и погналась за ним, желая доставить ему оральное удовольствие, Саша бы решил, что провалился в какой-то странный и чудный сон и не может из него выйти. Отдышавшись, он уже не так бодро, как шел на встречу со взяткой, пошел домой.

Раздевшись в сенях, участковый, уже не обращая внимания на то, что может кого-то разбудить, пошел на кухню, открыл холодильник и отпил прямо из горлышка уже начатой бутылки водки несколько больших глотков. Водка была холодной и пока не обжигала так, как могла бы. Поставив бутылку в дверцу холодильника, он схватил кусок вареной колбасы, откусил от него и положил на место. Дойдя до дивана, он залез под одеяло и мгновенно провалился в сон.

Майор Живнеревич прошел в свою однокомнатную квартиру. Сразу с порога в пустой от мебели прихожей вдоль стен начинались ряды книг. Много советских изданий: фантастика, классическая литература, детективы. Помимо книг, выпущенных в период СССР, были и издания уже независимых республик: боевики, эротика, детективы. Все это соседствовало с ужасами современных изданий, учебниками по криминалистике, делопроизводству, различными кодексами. Стопки книг в высоту, казалось, превышали метр.

Сергей прошел на кухню, там же вымыл руки и начал варить пельмени. Помешивая одной рукой будущий ужин, во второй руке он держал книгу, которую читал, – Васіль Быкаў «У тумане». Ужиная, Сергей продолжал читать. Закончив с пельменями, майор положил книгу на стол в раскрытом виде обложкой вверх, помыл посуду и пошел в комнату к ноутбуку.

Нужную ссылку на торрент для скачивания книги про кельтов БССР майор нашел при помощи смартфона еще в машине следователя. Скачивать не стал, потому что книга в формате pdf с множеством схем, рисунков, фотографий. Что немного смущало Сергея, так это то, что версия книги, которую он скачал на ноутбук, была не оригинальная, как в библиотеке, а переизданная, под редакцией некого Лосева В. А. Комментарий на сайте сообщал, что это оригинальная книга «Древние Кельты на территории Полесья БССР» Фаррела В. И., но дополнена биографией самого Фаррела и комментариями Лосева. Данное издание вышло в тысяча девятьсот девяносто четвертом году уже в Минске и приурочено к пятидесятилетию Фаррела.

Сергей приступил к чтению.

Язычество

Начиналась книга с благодарностей различных историков, археологов и прочих неравнодушных к делу Фаррела как со стороны общества СССР (а позже СНГ), так и Швейцарии. Эти страницы Сергей пропустил.

Далее располагался портрет самого ученого. Для пятидесяти лет он выглядел, мягко говоря, не очень. Фото было черно-белым. На нем ученый смотрел немного в сторону от объектива фотокамеры. Темные волосы с сединой, темные брови, кожа в морщинах, на лице прямоугольные тоненькие очки, глаза будто прищурены в улыбке, как и губы. Академик явно не улыбался, было видно, что он из того типа людей, которые даже в спокойном расположении духа невольно улыбаются.

Фаррел Владлен Иванович, тысяча девятьсот сорок четвертого года рождения. Доктор исторических наук академии наук СССР, доктор исторических наук Республики Беларусь, почетный член исторического общества Швейцарии, почетный член общества за восстановление кельтских традиций «Cof», Швейцария.

Родился будущий академик в городе Челябинске в семье эвакуированных из БССР. Деревня Борисовичи, из которой были родом его родители, в тогда еще Полесской области БССР была сожжена немецкими оккупантами до основания вместе с жителями. Поэтому после войны родители и не стали возвращаться из Челябинска. Отец Владлена, Иван Викторович, в эвакуации приобрел профессию токаря и до конца жизни работал на заводе. Мать, Елизавета Артемовна, в девичестве Климова, до войны занималась самодеятельностью в сельском клубе. В эвакуации занятие не бросила и давала концерты на предприятиях тыла.

Сергей пролистал страницы с детством и школьными годами историка.

Воинскую службу в течение трех лет (с 1963 по 1966 год) нес в мотострелковых войсках в западной Украине, где в армейской библиотеке и прочел книгу некоего Иваненко И. С. «Кельти» на украинском языке. Из книги он узнал, что его странная фамилия Фаррел, из-за которой в Челябинске соседи присваивали его семье еврейство, означает «храбрый». В русской транскрипции пишется «Фаррелл», но одно «л» могло и потеряться за сотни лет.

Книга рассказывала об обрядах, культуре и местах проживания этого древнего народа. Там приводились доказательства того, что часть древних кельтов проживала на территории современной УССР, в северо-западной ее части. Учитывая то, что Полесье проходит по югу Беларуси и северу Украины и есть убедительные доказательства, что кельты жили в украинском Полесье, и то, что у него явно кельтская фамилия, Владлен сделал вывод: кельты проживали и на территории современной БССР, надо только поискать. И эта мысль стала его идеей фикс.

После демобилизации он не возвращается в Челябинск, а поступает на исторический в Львовский государственный университет. Так, шаг за шагом, будущий доктор исторических наук шел к своей цели и достиг ее в 1980-е. А книга с доказательствами проживания кельтов на территории южной Беларуси, выпущенная в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, стала его Священным Граалем, который он не нашел, а сделал сам.

Сергей оторвался от чтения, пошел на кухню и заварил чай. Он всегда завидовал тем людям, у которых есть четкая цель в жизни и к которой они движутся несмотря ни на что.

«Интересно, что с ним сейчас?» – подумал майор, вернулся за компьютер и начал искать в поисковике информацию про ученого. По последним данным, проживает в Минске с женой на двадцать лет его моложе. Она какая-то бывшая его научная помощница или студентка. У них двое уже взрослых детей. Сергей нашел даже какое-то относительно свежее интервью с профессором. Если в свои пятьдесят на фото в книге Владлен Иванович выглядел на шестьдесят, то в семьдесят, когда у него брали интервью, он выглядел лет на девяносто: старый, сморщенный, абсолютно седой, трясущийся дед. Сергей щелкнул по дорожке наобум.

– … а вот вы знаете, я так и не нашел книгу «Кельти» этого Иваненко, – говорил интервьюер.

– Так потому, что не было никакой книги, – голос старика был надломленный и сухой, – это я придумал для биографии и для академии наук.

– Да вы что? – интервьюер смеялся. – А какая книга была?

– Да никакой книги не было. Мы на учениях были в лесах, на границе с Польшей и Беларусью, жили в палатках. Мне не спалось, и я пошел посцать.

– Владлен Иванович, давайте…

– А? Да не перебивай ты! Ты же сам спросил. Я и говорю: посцать я пошел. А палатка моя была возле валуна здорового. Я только потом уже понял, что это менгир, а тогда я думал, что камень с ледникового периода остался. Ну и не буду же я рядом мочиться. Я пошел в чащу и пришел в межмирье. И там я встретил Владычицу. Она мне рассказала, что я их собрат и что народ их не пропал и не был истреблен, а ушел через межмирье в другие миры жить. И меня звала остаться.

– А почему вы остались?

– Так потому что я на срочной службе был! Я же не буду дезертировать! Я решил, что после армии вернусь к менгиру. А в том лесу регулярно учения проходили, и взорвали этот менгир. Никто же не знал, что это важная вещь для путешествий между мирами. Думали, что валун какой-то. Вот я и начал искать другие такие.

– А почему вы до этого не говорили про случай с… эм… Владычицей?

– Да ты совсем дурак, что ли? Как бы я в СССР сказал, что в межмирье был? Меня бы обкололи – и в дурку.

Интервьюер был смущен таким поворотом беседы.

Сергей засмеялся:

– Вот дед! Как армию советскую уважал.

Майор продолжил просмотр.

– И вы нашли менгир?

– Да, – историк ответил тихо и безапелляционно.

– И… как бы это правильно спросить…

– Почему я тут перед тобой?

– Да, скажем, так.

– Потому что одной жертвы оказалось мало. Я просчитался, – историк хоть и выглядел и говорил как дед, но в своих речах, казалось, он четко понимает, что происходит. – Я решил, что одного человека будет достаточно. Мы выбрали этого швейцарца, уже не помню даже, как его звали, положили, крановщик поднял менгир и грохнул на него. А все мы стоим и ждем, когда Владычица появится. Ночь стояли, между прочим, вокруг менгира, за руки держались, как идиоты. Ну а как солнце показалось, нам стало ясно, что ничего не будет. Один погибший в экспедиции, даже швейцарец, – это куда ни шло, но два или три – это уже полноформатное расследование КГБ и прочих органов.

Мы решили, что не стоит так рисковать. Подпили мы стрелу крана, будто это она вес менгира не выдержала, ну и решили взять паузу. Да и еще решили найти двух добровольцев, чтобы согласились там себя в жертву принести. В то время попробуй еще найти желающих помереть добровольно! Тогда все верили в перестройку, в то, что вот сейчас точно все будет хорошо… Это уже после развала молодежь с собой с удовольствие кончать начала. Субкультуры какие… опять же, культ смерти восстал в полный рост.

– Культ смерти?

– Церковь христианская!

– А вы считаете…

– А я не буду тебе объяснять, что христианство – культ смерти. Если это у тебя сомнения вызывает, значит, ты осел! Ты историк вообще? С какого ты факультета?

– Я из Гомеля, со Скорины с…

– Все, можешь не продолжать, – историк снова перебил молодого человека, – утомил ты меня.

– Владлен Иванович, а почему вы не завершили начатое, вы же сами сказали, что после развала союза проще найти жертву.

Владлен задумался. Он молчал, и было видно, как его трясет старческой дрожью.

– А я не знаю даже… – голос был скрипучим, но без той агрессии, что была раньше. – Вот смотри. Когда мне было меньше, чем тебе, я встретил то, чего не должен был встречать, потому что поверить в тот бред, которым нас почуют, про расширяющуюся вселенную да еще и про мультивселенные – это идиотизм.

– Я не совсем понимаю, а при чем здесь мультивселенная?

– Да ты-то понятно… – Владлен Иванович махнул в его сторону дряхлой рукой, – ну вот, смотри. Допустим, в квартире две комнаты, их разделяет коридор. Мы можем сказать, что они параллельные и разные, эти комнаты?

– Полагаю, что да.

– Полагает… Вот поколение ваше так боится ошибиться, так боится взять ответственность! Да скажи ты «Да» или «Нет», а то как Кеша с Фонтанки! Все ошибаются.

– Да, – сухо ответил интервьюер.

– Да, параллельны. А эти комнаты разные по отношению друг к другу?

– Полагаю… – парень осекся, – да, да.

– Да, – повторил историк, – а квартира – это мультивселенная?

– Не думаю… то есть, я считаю, что нет, потому что комнаты составляют единую квартиру.

– А почему тогда вселенная – мульти?

Интервьюер молчал.

– Потому что они если и разные вселенные, если и разные отсеки, то одной еще большей вселенной. Возможно, есть и другие измерения, которые наш мозг не в состоянии понять. То же четвертое измерение, то, что этот негр… как его, Деграс Тайсон, рассказывает про четвертое измерение, – это все чушь. Мы только можем предположить, что гравитация может переходить из других измерений к нам, в наше измерение. Тогда получается, что Владычица просто пришла не из другого мира, а из другого измерения нашего мира.

– Допустим, – после небольшой паузы заговорил парень, – но почему же вы не пошли за ней?

Историк молчал. Молчал и молодой человек. Было слышно, как тикают настенные часы, которые были в кадре.

– Ну как же тебе объяснить?

Голос старика стал мягким, насколько это было возможно. Он опустил взгляд, хотя, когда ругался на парня, смотрел ему в глаза, и тихо добавил:

– Ты любил когда-нибудь?

Сергей снова поставил на паузу, чтобы отсмеяться. На этот раз у него выступили слезы. Майор выдохнул, отпил чай, запустил видео.

– Да.

– Уверен? – старик посмотрел на него с ухмылкой.

Интервьюер молчал.

– Я часто задавал себе вопрос, почему я остановился, почему не пошел за ней. Когда я ее встретил в девятнадцать лет, то был молод и уверен в себе. Я считал, что если Владычица меня позвала раз, то позовет и второй. Тем более, что я ей тогда не отказал, а попросил подождать. И вот мне двадцать один, уже почти дембель, и я узнаю, что тот менгир, взорвали на учениях. Кому уж там он мешал, что они там испытывали, я не знаю. Это другая воинская часть была. Я не поверил и, пока еще находился на службе, сам туда съездил с молодым призывом.

Разбит на крошки. Сказать, что огорчился, – ничего не сказать. Я – в библиотеку нашей части и начал читать все, что было про кельтов. Нашел какие-то вырезки, подшивки из журналов. В одной из статей говорилось, что есть легенда, согласно которой на юге Беларуси жило какое-то особое племя кельтов, где друиды ходили, помимо белых и зеленых одеяний, еще и в черных. И помимо того, что заваривали коренья для общения с богами и сжигали людей в плетеных чучелах, они знали, где проходят нити, которыми боги разделяют миры. Естественно, я за это взялся.

Старик закашлялся, по всей видимости, кашлял он долго, потому что была видна монтажная склейка, и продолжил:

– Поступил на историка во Львове. А что делать? И вот, пять лет обучения, пара лет отработки по распределению – и я еду искать то чудное племя. А ты же не можешь просто проводить раскопки, ты должен быть закреплен за каким-то учреждением. И вот я устраиваюсь в краеведческий музей на Брестчине и сначала собираю фольклор, затем через знакомых выхожу на швейцарцев. Находятся деньги и экспедиция, копаемся несколько лет в грязи в лесу. Ты знаешь, какие тогда комары были на Полесье? О-о-о! Ты не знаешь, какие там комары! И мы находим… находим менгир, и писания, и круг камней друидов. Мы даже храм друидов этих находим под дубом! И сколько мне уже? Сорок, сорок лет!

– Ну, подождите, – интервьюер улыбнулся, – сорок лет для мужчины – это разве возраст?

– У меня третья жена и от нее двое маленьких детей! – историк посмотрел на парня. – Я состоял в КПСС. А до этого – в комсомоле, а еще раньше – в пионерах. У нас были принципы жизненные, не то что у нынешней молодежи. Все изменяют друг другу!

– Ну, то есть вы не захотели бросать третью жену с детьми из-за стойких моральных принципов, поэтому не завершили начатое? – интервьюер сдерживал улыбку.

Историк молчал, опустив глаза.

– Когда мы принесли в жертву того парня, мне не было страшно. Ведь он сам вытянул жребий. Мы попросили местных испечь нам лепешку, но чтобы один край был подпален. Разорвали ее, положили куски в мешок, и команда помощников тянула по одному. И этот парень вытащил подпаленный кусок. Вот не помню, как его звали, но он самый молодой был из них, и, когда эта каменная глыба упала на него, я не испугался. Я испугался того, что это все правда, что сейчас я уйду в другой мир, что существует межмирье, есть Владычица, есть Король-рыбак. Понимаешь? Есть Биармия, есть Гиперборея. Это значит, что мы невежественные черви, ограниченные во всем, которым удел копаться в своем дерьме и которые не видят ничего за пределами того куба земли, где копошатся.

Интервьюер посмотрел в камеру. По выражению его лица было понятно, что он не разделяет взглядов академика на участь человечества.

– Нас не должно быть, понимаешь? Мы должны были остаться обезьянами! А что-то нам вложило искру разума и не объяснило, как ей пользоваться, вот мы и страдаем.

– Владлен Иванович, спасибо вам большое за уделенное время.

– Я не договорил! – старик повысил голос и уставился на интервьюера.

– Было приятно пообщаться, но у нас ограниченное время. Всего хорошего.

Видео закончилось. Сергей посмотрел описание к видео: «Фаррел В. И. Безумный гений истории. Опубликовано 14.10.2014. 11 тыс. просмотров».

– Деда, наверное, закрыли после интервью, и, скорее всего, в дурку! – Сергей снова рассмеялся. – Ох, дед этот. Нормально он флягой потек.

Сергей сделал себе еще чая. Теперь после просмотренного ролика его терзали сомнения, стоит ли читать основной материал книги про кельтов в целом. Как это часто бывает у таких людей, как академик Фаррел, гений находится на границе с безумцем, и в какой-то момент на смену гению на сцену выходит безумец.

Майор все-таки решился и продолжил чтение.

Древние Кельты

Вначале автор и академик проводит ликбез по истории кельтов.

Выяснилось, что Сергей не так много знал про этот народ. Его знания ограничивались французским мультфильмом и французскими же комедиями о приключениях Астериска и Обелиска. Оказалась, что культура намного обширнее и знаменита своими сагами, такими как «Сага о короле Артуре» и сага «Тристан и Изольда», которую майор вспомнил из школьного курса дочери по белорусской литературе.

Майор выяснил, что кельты не были никакой единой нацией, а представляли собой ряд различных племен со своими богами. Некоторые боги были едины для всех, но вот племенные и семейные боги отличались. Племена объединялись, когда у них появлялся общий враг, например, Римская империя. Так галлы и бриты стали невольными союзниками.

Как пишет Фаррел, не совсем правильно говорить «древние кельты», потому что как таковых сейчас кельтов нет. Прилагательное «древние» добавили в двадцатом веке на волне национализма, который прорастал после Первой мировой. В то время, как в Германии рос и креп пангерманский миф, говоривший про особую расу и нордическую кровь, во Франции, Швейцарии и Британии среди недовольных немецким мифом людей начал развиваться панкельтский миф. Поэтому для кельтов первого века нашей эры и добавили слово «древние». И еще непонятно, какой из этих двух «пан» стал бы страшнее, если бы немцы с присущими им кропотливостью, пунктуальностью и трудолюбием не выпустили свой миф на экспорт раньше, сначала в страны Европы, а потом и СССР.

Далее Владлен Иванович, как и положено историческому материалисту, описывает, насколько плохо возвращаться к прошлому не с целью почтить предков и их культуру, а с целью выделить свою нацию и назвать ее не такой, как все. Все эти бравады о том, что у нас «особый путь», или о том, что нация божественная, приводят к тому, что на здании твоего парламента вешает флаг страна-победительница или по твоим мирным городам наносят ядерные удары. Естественно, это не из-за того, что у твоих предков были светлые волосы и голубые глаза, а из-за того, что ты, доказывая всему миру свою инаковость, уничтожаешь другие нации в промышленных масштабах.