Письмо летчика

Часть 1

Когда последний будет упокоен,

Не вернувшийся с той войны,

Оставшийся лежать на поле, воин,

Героем ставший своей страны,

Тогда лишь сможем дышать спокойно,

Хоть долг пред ними, не оплатим,

Тогда лишь сможем нести достойно

То, что обещано им.

– Сашка, Антипов, а ты в училище свое, летное, не передумал поступать? – тихо, почти шепотом, не поворачивая головы, спросила Аня.

Саша не услышал ее, он внимательно смотрел на свою учительницу, Тамару Леонидовну, о чем-то задумавшись и погрузившись в воспоминания. В его мыслях, бесконечной чередой проносились события, связанные со школой, совершенно разные, хорошие и не очень, оставившие яркий отпечаток в памяти. Шел, последний в жизни их класса, школьный урок.

– Сашка, оглох что ли? – не унималась одноклассница – в училище свое, летное, не передумал идти?

– Аня, дай послушать, все закончится, потом поговорим- прошипел в ответ Саша. Тамара Леонидовна, стояла перед своим классом, перед так быстро и неожиданно повзрослевшими детьми, с трудом сдерживая слезы, говоря напутственные слова, прощалась с ними.

Ребята стали ей почти родными, за стремительно пролетевшие пять лет, в течение которых, Тамара Леонидовна была их классным руководителем.

Она прекрасно знала своих учеников, сильные и слабые стороны каждого из них, характеры и привычки, увлечения и мечты, а они, в свою очередь, отвечали ей уважением и заботой.

Ребята, внимательно вслушивались в каждое ее слово, пытаясь запомнить, запечатлеть в памяти это ощущение, ощущение школы, своей причастности к ней. Многие из них только сейчас осознали, что для них закончилась это счастливое, беззаботное время, ощущение которого было неразрывно связано со школой и что они последний раз собрались в своем классе.

После того как прозвенит последний звонок, наступит то, к чему они так стремились, торопя время, неся с собой не только ощущение радостных перемен взрослой жизни, но и окончание большого, очень важного периода, когда, что-то цельное, сплотившееся в единый организм, за восемь лет учебы, их класс, перестанет существовать. Все разлетятся по огромной стране и что ждет их дальше, как повернутся их судьбы, не знает никто.

Тамара Леонидовна, почувствовав, как предательски подкатывает ком к горлу, замолчала, вытерла уголки глаз платком и спросила, – Ребята, кто-нибудь хочет что-то сказать?

Руку поднял сидевший за первой партой Сергей Самойленко: “Тамара Леонидовна, можно я скажу?”

– Да Сережа, пожалуйста.

Он встал, подошел к доске и повернулся к классу лицом. Было видно, что он волнуется. Сергей снял очки и глядя на класс своими подслеповатыми глазами, чуть прищурился и тихо сказал:

“Извините, если это будет сумбурно…”

– Погромче говори, нам не слышно. – раздалось с последних парт.

– Сережа, правда, погромче. – попросила Тамара Леонидовна.

– Хорошо, хорошо. – чуть увереннее произнес он, немного успокоился и продолжил.

– Ребята, мы с вами столько вместе прошли, почти все с первого класса. Вот и все. Сейчас мы, кто куда, разбежимся, разъедемся, кто учиться, кто работать. Не может же быть, чтобы мы больше не встретились? Не так по одному, по двое, а все вместе, классом, как всегда.

Пусть бы годы шли, а мы в один день какой-то, все собирались, здесь, в классе. А если в школу не пустят, то на школьной площадке. – сказав это, Сергей заулыбался. – Пустите, Тамара Леонидовна, в класс?

– Ты еще спрашиваешь, пущу или нет? Ждать буду. А если я уж в школе работать не буду, то вы знаете где я живу, буду дома вас ждать. – пытаясь улыбаться, вытирая слезы и чуть всхлипывая, ответила Тамара Леонидовна.

– Ребята, тогда все, кто может, и не может тоже, через год, ровно в этот день, около школы встречаемся, 25 мая 1942 года. – уверенно и с нескрываемой радостью, проговорил Сергей.

– Да, молодец, я точно буду! – кивнул Сашка. – Мы будем. – добавил он, улыбаясь, глядя на Аню.

– Да, да, я буду, я буду! – чуть ли не хором подхватывали ребята. Класс стремительно погрузился в безудержное веселье, каждый почувствовал в этих обещаниях, надежду, которая, на время, полностью затмила горечь от окончания школы.

– Молодец, Сергей, теперь нам будет чего ждать, нас всех будет связывать что-то общее, значит мы не расстаемся. – заулыбалась Тамара Леонидовна.

– Ребята, с этим приятным чувством мы закончим наш последний урок, я вас всех помню и буду ждать, а сейчас все вместе выходим из класса, и, как всегда, парты поправьте и стульчики на место. —

Ученики начали вставать со своих мест, с шумом двигая парты, за которыми прошли их лучшие, школьные годы.

– Тамара Леонидовна, мы с вами до дома пойдем, проводим вас. – раздались голоса ребят.

Все гурьбой высыпали из класса на залитую ярким солнцем улицу. Обступив со всех сторон классного руководителя, они пошли в сторону ее дома.

– Тамара Леонидовна, а вы нас даже чаем не напоете? – шутили по дороге ученики. Никто не хотел расходиться, и каждый искал повод побыть еще вместе.

– Конечно, дети, конечно, напою.

– Тамара Леонидовна, а к чаю что-нибудь вкусное есть, как обычно?

– Ну уж что-нибудь найдем, всегда находили, и сейчас найдем. – улыбалась учительница.

Тамара Леонидовна переехала в село Березовка, расположившееся неподалеку от Харькова, по распределению, из Москвы, около десяти лет назад. Для проживания ей выделили небольшой деревянный дом, стоявший не далеко от школы, в череде таких же домов, отличавшийся от них, разве что необычно выкрашенными зеленой краской стенами. Все остальное в самом доме и в том, что его окружало, было совершенно ничем не примечательно: невысокий серый забор, скрипучая калитка, пара лавочек, одна из которых стояла перед входом у крыльца, а другая прямо под старой, раскидистой яблоней, растущей возле дома. Ученики Тамары Леонидовны были частыми гостями здесь, они провожали ее со школы, помогая нести тетради, взятые учительницей домой, на проверку, либо приходя на дополнительные занятия.

Подойдя к калитке, Тамара Леонидовна открыла ее и пригласила всех войти. Ребята, зайдя в дом, толпились в коридоре, не решаясь пройти дальше.

– Так, гости дорогие, заходим, заходим. В зал проходите – добродушно приговаривала хозяйка. Ученики заполнили всю комнату. Тамаре Леонидовне было непривычно принимать так много гостей и при всем радушии учительницы, с ее стороны ощущалось небольшое чувство неловкости, возможно, возникшее от понимания ею того, что что-то незримо изменилось, изменилось окончательно, что это уже не те привычные ученики, а уже совсем взрослые люди.

– Так девчонки, кто помогать мне, на кухню, а мальчики подождут – Тамара Леонидовна как-то особенно по-доброму обратилась к девочкам.

– Тамара Леонидовна, и мы можем помочь, говорите, что делать! – предложил кто-то из мальчишек. – Может, дрова там или воду принести?

– Ребята, я же знала, что вы все придете, и приготовилась- она заулыбалась. – стол пока разберите, стулья и лавки принесите, что бы все сели.

Минут через десять все было готово. Ученики рассаживались за накрытый стол, садясь близко друг к другу, так, чтобы всем хватило места.

Весь вечер говорили о школе, делились воспоминаниями, обсуждали мечты и планы на жизнь.

Разговор не смолкал ни на секунду, только заканчивал один, сразу подхватывал кто-то другой. Лишь Тамара Леонидовна, больше молчала и внимательно слушала, хотя иногда казалось, что слушала с какой-то отрешенностью, что она погружена в себя и о чем-то задумалась.

Вечер подходил к концу. Такого единения, такого желания не расставаться и сохранить это, что-то общее, никто из ребят никогда не испытывал. Чувствовалось, что это не высказанное желание, разделяют все. Чем ближе наступало неминуемое окончание этого вечера, тем острее оно ощущалось.

– Ребята, давайте подведем итог, и пора расходиться, Тамара Леонидовна устала уже – тихонько сказала Аня.

– Да, нет, что вы ребята, все хорошо, посидите еще – расстроено произнесла учительница, по выражению лица которой, явно читалось, что ей тяжелее всего переносить неминуемое расставание. Она чувствовала, что они, окрыленные своими мечтами, молодой жаждой жизни, пойдут, не оглядываясь дальше, лишь изредка, с благодарностью, вспоминая этот этап, а она останется один на один со своими воспоминаниями, ожидая возможную, редкую встречу.

– Правда, наверное, пора – ответил Саша.

– Дайте, тогда я скажу – встав со стула, произнес Сергей – Ребята, это важно, я еще раз повторю то, что предложил в классе, давайте мы пообещаем друг другу, как бы нас жизнь не раскидала, кто бы чем не занимался, все мы, кто сможет, и даже не сможет, соберемся около школы через год. Ровно через год, в 12 часов дня, 25 мая 1942 года.

Послышался гул одобрения, все подхватили:

– Да, соберемся, обязательно соберемся! Обещаем!

Ребята стали расходиться, на пороге все обнимались друг с другом, обнимали учительницу, которая уже не могла сдерживать слезы и успокаивая ее, повторяли:

– Тамара Леонидовна, не плачьте, мы же не навсегда уходим, мы увидимся скоро, а уж через год обязательно!

Прошло около получаса, как все разошлись. Тамара Леонидовна осталась одна. Ученики уходили парами, мальчики провожали девочек до дома.

Саша ушёл с Аней. Они дружили с шестого класса и в последние два года практически не расставались, стараясь каждую свободную минуту проводить вместе.

– Сашка, ну и как, ты, например, в Москву, в летное училище уедешь в сентябре, а я что? Все значит? Дружили, дружили и все… – девочка была явно расстроена.

– Аня, ты же знаешь, что я очень этого хотел! Мы сто раз с тобой об этом говорили, ты можешь тоже в Москву пробовать поступить, и вместе уедем учиться. Да и знаешь, это еще не понятно, поступлю я или нет, сложно все-таки, конкурс туда большой- пытаясь успокоить Аню, ответил Саша.

– Понятно, все мне понятно – немного помолчав, обиженно сказала она.

– Да что тебе понятно? Никуда я от тебя не денусь! И ты от меня! – развеселившись, почти со смехом произнес он и вдруг тихонько добавил: – Я же люблю тебя…

Они замолчали, и так дошли до Аниного дома. Саша обнял ее и быстро поцеловал. Аня отвернулась, чтобы не было видно, что у нее по щекам побежали слезы. Она вытерла их рукой и, не поворачиваясь к Саше, сказала: – Все, пока. – и скрылась за калиткой своего дома.

– Аня, Аня, стой, я завтра приду. – услышав это, уже на пороге Аня обернулась. Саша стоял и держался руками за забор.

– Хорошо, я буду ждать – ответила она и зашла в дом.

Саша не уходил никуда, пока свет в комнате, где спала Аня, не погас. И только после этого он развернулся и пошел в сторону своего дома. Ему привычна была эта дорога, последние два года он почти ежедневно шёл именно по ней, проводив Аню.

Родители уже смирились с поздними возвращениями сына, бывало и не дожидаясь его, ложились спать.

Саша, подходя к своему дому, увидел на кухне свет. «Мама не спит, ждет» – подумалось ему. Он тихо проскользнул в сени и зашел в дом. Все было как обычно, когда он возвращался поздно, на кухне горел свет, двери в комнаты закрыты, это значило, что все, кроме матери, спали, разойдясь по своим комнатам, отец в своей спальне, а старший брат Дмитрий и младшая сестренка Танюшка, в своих комнатах.

Наталья Николаевна, мама Саши, услышав открывшуюся дверь, вышла его встречать.

– Саша, опять поздно ходишь, иди ешь, я все поставила, а сама спать пойду.

– угу – ответил тот.

– Как там последний урок-то прошел? Или как там он называется? – продолжила она шепотом.

– Нормально все, посидели, поговорили, в гости потом к Тамаре Леонидовне ходили.

– Как она?

– Да нормально, расстроенная конечно, плакала, да там много кто из девочек плакал.

– Конечно, понятно это, сколько она лет с вами нянчилась… Пошли, с тобой посижу, расскажешь. – Они тихонько прошли на кухню.

– Мама, все спят? Дима то дома? – поинтересовался Саша.

– Ты на время смотрел? Конечно спят, час назад легли. Завтра рано вставать, отцу с Димой точно – сказала Наталья Николаевна, затем немного помолчала и продолжила: – Ну расскажи, как все прошло? О чем говорили?

– Да обычно, хорошо все прошло. Линейка школьная была, потом в классе сидели, долго говорили, кто кем будет, кто куда поступать собирается, учиться или работать. Потом пошли Тамару Леонидовну провожать и у нее долго сидели, чай пили, хорошо и грустно. Странно как-то, что школа закончилась, – ответил Саша.

– А Анечка твоя, учиться будет или работать пойдет? – спросила мама.

– Не знаю, думает еще… Может вообще со мной в Москву поступать поедет! – мечтательно заулыбался Саша.

– Скажешь тоже, в Москву, на кого? Ладно, я спать пойду, мне вообще-то завтра раньше всех вставать. Со стола все уберешь, все, спокойной ночи – сказала Наталья Николаевна и вышла из кухни.

– Спокойной ночи, мама- ответил Саша. Есть ему совершенно не хотелось, он налил себе чай, сел за стол, положил голову на ладони и о чем-то задумавшись стал пристально рассматривать плавающие в стакане чаинки. Просидев так некоторое время, он почувствовал сильную усталость и быстро убрав со стола, пошел спать.

Проснувшись утром, Саша ощутил, что все, наконец то она наступила, эта новая жизнь. У него впереди целое лето, когда он особенно ничем не занят, только подготовкой к поступлению в училище. Целое лето впереди, и это понимание захватило и обрадовало его. Саша встал с постели, вышел в коридор и услышал, как мать хлопочет на кухне и разговаривает с Таней.

– Сашка проснулся – закричала сестренка, подскочила к нему и обняла – что поздно вчера пришел, с Анькой гулял? – в голосе восьмилетней девочки послышалась обида. Она очень любила брата, и в последнее время, бывало, проявляла какую-то простую, непосредственную, детскую ревность.

– И не ел вчера ничего! Иди умывайся и завтракать- сказала мама.

Во время завтрака, она спросила:

– Саша, а ты все лето только к поступлению будешь готовиться? Я слышала, ребята из твоего класса, некоторые, работать в колхоз к нам собираются, на лето. Может и ты смог бы? С отцом и братом вместе, хорошо бы было, и готовиться и поработать?

– Да, наверное, можно. Отец пусть узнает- ответил Саша.

На следующей неделе все было решено. Сашу взяли, на летний период, в колхоз. Он, каждое утро, вместе с отцом и братом Димой, уходил на работу, возвращаясь ближе к вечеру, когда спадала уже пришедшая, настоящая летняя, июньская жара.

С Аней Саша виделся почти каждый день. Он всегда старался хотя бы ненадолго заглянуть к ней, чему девочка была бесконечно рада. А выходные они проводили вместе, чаще всего гуляя до самой темноты и разговаривая обо всем, что могло прийти в голову влюбленным друг в друга молодым людям, только вступающим во взрослую жизнь: о предстоящей учебе, о временной разлуке, которая их ожидает, о чувствах.

Всё текло своим чередом. По прошествии трех недель с момента начала Сашей работы в колхозе, в один из дней, во время обеда, на поле приехал председатель, Семен Петрович. Он выскочил из своей полуторки с непривычным для себя то ли озабоченным, то ли растерянным лицом. Подойдя к мужикам, он поздоровался и громко объявил:

– Собираете всех, важные новости.

– Петрович, нам скажи так! Некогда туда-сюда ходить, работы много! – ответил кто-то.

Председатель побагровел и рявкнул:

– Собирайте людей, важное скажу!

Всем, кто слышал его, стало понятно: что-то стряслось. Люди бросились в разные концы поля, созывая работников. Через несколько минут около машины Семена Петровича собралась толпа. Все, непонимающе, задавали друг другу один и тот же вопрос:

– Что случилось? – и кивали на председателя.

– Петрович, говори!

– Сейчас все соберутся- ответил он.

Спустя пару минут, когда стало понятно, что почти все, кто работал на этом поле, стоят у машины, председатель забрался в кузов грузовика, молча посмотрел на всех, подождал пока все затихнут и сказал:

– Товарищи, нам только что звонили в сельсовет. Товарищи – он начал хмыкать, было видно, что он волнуется и говорит с трудом.

– Петрович, да не тяни, что стряслось то? – послышались выкрики возбужденных людей.

– Не мешай! – началась перебранка и недовольное гудение в толпе. Председатель поднял руку, все замолчали, и он продолжил:

– Война – сказал он, словно выдохнул и тише повторил еще раз – Война.

Люди замерли на миг, не понимая, о чем говорит Семен Петрович, как будто не вникая в смысл этого слова. Тот заговорил уже более уверенно и четко:

– Только что звонили в сельсовет из центра, сказали, вчера началась война. На нашу страну напали немцы, больше мне ничего не известно – он сделал паузу, и затем добавил: – Еще сказали, что вчера бомбили наши города. Больше ничего не знаю. Завтра, я думаю все будет известно завтра.

Все замолчали, тишина повисла над полем, над людьми, пытавшимися осознать услышанное. Через минуту, не сговариваясь, одновременно, завыли и запричитали бабы, по толпе прокатился ропот и раздались возгласы.

– Петрович, какая такая война? Ты можешь объяснить, с кем война?! – громко спросил Николай Федорович, отец Саши, находящийся здесь вместе с сыновьями, и стоявший за ними.

– Повторяю, сам толком еще ничего не знаю, сказал, война началась, немцы на нас напали.

– И нам что теперь делать?! – выкрикивали люди, находясь в полной растерянности.

– Никаких указаний не было, работаем, как обычно. На днях все известно будет, – повторил Семен Петрович и неуверенно добавил: – Мобилизация, наверное, будет.

– Что будет, Петрович? Непонятно.

– Мобилизация, воевать идти надо, – сказал председатель и чуть помолчав добавил – кого-то из мужиков заберут, наверное.

– А работать кто будет? Мы-то и воевать можем, только работать-то, кто будет?! – не унималась толпа.

– А Родину кто защищать будет? Коль вы только работать можете. Как страна скажет, так и будет – сурово проговорил Семен Петрович.

Все притихли, слышались лишь женские всхлипы и причитания.

– На этом все, сегодня и завтра работаем как обычно, как мне будет что-то известно, я сообщу. – он перелез через борт полуторки и спрыгнул на землю, постоял немного и добавил – Мне ехать надо, всех оповестить, участков много еще.

Люди молча расступились и дали председателю подойти к кабине грузовика, на котором он приехал. Семен Петрович, перед тем как забраться внутрь, еще раз внимательно посмотрел на людей и сухо объявил:

– Все, все за работу! Сейчас это очень важно- с этими словами, он запрыгнул в машину, хлопнул дверью и укатил по грунтовой дороге, поднимая за собой клубы пыли.

Оставшиеся люди еще некоторое время находились в растерянности, затем понемногу к ним стало возвращаться самообладание, послышались призывы возобновить работу, и вскоре все разошлись и продолжили трудиться.

В этот день закончили поздно, было ощущение, что никто не хочет, чтобы этот день завершался, возможно, потому что все понимали, что за ним придет новый, и неизвестно, что он принесет. Чувство тревоги и ожидания совсем не радостных перемен охватило всех.

Николай Федорович с сыновьями домой вернулись поздно. В сенях хлопнула дверь, Наталья Николаевна выглянула в коридор и нетерпеливо спросила:

– Коля, вы пришли? – и вместо ответа, услышав голоса мужа и сыновей, зашла обратно на кухню, накрывать на стол. Таня поняла, что вернулись отец с братьями, выбежала с радостным криком, и со всего маху влетела в появившегося в дверях отца. Николай Федорович обнял дочку, потрепал ее по голове, и сказал – Танюшка, беги маме помогай, сейчас есть придем.

Девочка, собравшись бежать на кухню, заметила вошедшего вслед за отцом Сашу и весело спросила: – Сашка, а ты к своей Аньке пойдешь сегодня? Не ходи, поздно уже, дома побудь. Со мной поиграешь во что-нибудь, – И затем жалобно и протяжно добавила – пожалуйста – договорив, она, не дожидаясь ответа, убежала на кухню.

Через несколько минут, вся семья собралась за столом. Ели молча, Наталья Николаевна, не понимая, в чем причина этого молчания, попыталась начать разговор, но поняв, что это бессмысленно, прекратила попытки и тоже замолчала.

Поев и дождавшись, когда дети выйдут из-за стола, она спросила у мужа: – Николай, что случилось то, я не пойму, что молчите то? – Николай Федорович поднял на нее глаза и глядя в упор произнес: – Председатель приезжал на поле, сказал, война началась.

Наталья Николаевна, прикрыв рот руками, прошептала: “Какая война… с кем война?”

– С немцами. Немцы говорит, напали, вчера. – ответил Николай Федорович.

Женщина тихонько заскулила, все также закрывая ладонями рот, и затем выдавила из себя:” Из сельсовета приходили, сказали, тебе явиться с Димой завтра утром, а я думаю зачем?” Её плечи запрыгали и по щекам побежали слезы.

– Не плачь раньше времени, может, обойдется еще- угрюмо пробормотал Николай Федорович. – Во сколько явиться?

– Я не знаю – всхлипывала она. – Не знаю, утром, перед работой.

На следующее утро Николай Федорович с Дмитрием явились в сельсовет. На входе уже толпились мужики, растерянно что-то спрашивая друг у друга и передавая новости.

Люди по очереди заходили в здание и, пробыв там некоторое время, возвращались с озабоченным видом.

Николай Федорович, стоя перед входом, увидел вышедшего оттуда знакомого, и когда тот поравнялся с ним, Николай Федорович схватил знакомого за руку и вместе с ним протиснулся, выбираясь из толпы. Они отошли на несколько шагов, и Николай Федорович спросил:

– Петька, Петька, что там говорят, зачем народ собрали? – Он заглядывал в лицо мужчины, но тот как-то странно реагировал, как будто был ошарашен и не понимал вопроса.

– Петька, что говорят спрашиваю? – тряс его за руку Николай Федорович.

– Коля, повестку дали- тихо и испуганно ответил он, и повторил – повестку дали, завтра сказали сюда явиться, с вещами.

Затем он выдернул руку и быстро зашагал прочь.

В этот день Николаю Федоровичу и его сыну Дмитрию были вручены повестки, как и большинству мужчин их села, а также было объявлено, что на следующий день из сельсовета их отвезут на станцию, откуда направят в военную часть.

Утром, Саша с мамой и Танюшкой пошли провожать отца и брата. Никто не понимал на сколько и куда они уезжают. Во всем селе, особенно в тех дворах, где были мобилизованные, царило ощущение неумолимо надвигающегося горя и полной растерянности. Люди не знали, как им теперь жить, ломался весь привычный уклад.

Саша давно не видел отца таким серьезным и каким-то сразу постаревшим. Он в эту минуту казался даже каким-то чужим и непривычно незнакомым, брат Дима же напротив улыбался и балагурил.

Возле сельсовета собралась толпа, мобилизованные и провожающие, их родные и близкие люди, были и целыми семьями, родители и дети.

Мама плакала и не переставая спрашивала Николая Федоровича, заглядывая ему в глаза: “ты вернешься? ты вернешься?”

Тот успокаивал ее как мог, обещая вернуться.

И как только прозвучала команда по машинам, Наталья Николаевна как будто очнулась, строго и одновременно, словно прося мужа, произнесла:

– Коля, слышишь, Димку береги, Димку береги, слышишь?

Николай Федорович обнял её, и ответил:

– Слышу, слышу я тебя, не переживай, мы вернемся. Вот увидишь, все будет хорошо!

Он поцеловал жену. Понимая, что отец уезжает, Танюшка подбежала и прижалась к стоящим вместе отцу и матери.

Люди прощались, женщины в основном рыдали, мужчины, и уезжающие, и остающиеся, крепились и подбадривали друг друга.

Прозвучала второй раз команда: «По машинам!». Все толпились возле техники, многие старались оттянуть момент расставания, обнимались, плакали, обещали вернуться.

Саша подошел к отцу, они крепко обнялись. Николай Федорович с трудом сдерживая ком в горле, проговорил, вглядываясь в лицо сына: – Сашка, ты теперь за старшего, когда вернемся, не знаем, матери помогай во всем, ей сейчас тяжело придется- сказал он, выдохнул и добавил – всем тяжело придется.

– Пап, не переживай, дома все хорошо будет, мы вас дождемся – ответил Саша, обнимая отца.

– Ну все, пора! Вон грузятся люди уже – сказал тот, и пошел в сторону грузовиков.

Танюшка, кажется, только в этот момент поняла, что происходит что-то неисправимо страшное, она вцепилась в подол материной юбки и заревела.

Мобилизованные поднимались в кузов и рассаживались, кто на вещмешок, кто на пол. Когда погрузка закончилась, прозвучала команда выдвигаться, машины тронулись, оставляя за собой клубы пыли, бегущих за ними детей, машущих в след и плачущих женщин, стариков, вытирающих слезы и надеющихся дождаться своих сыновей.

Прошло две недели после того, как началась первая волна мобилизации. Село опустело. Вся основная работа на полях легла на плечи тех мужчин, которые по какой-то причине не попали под призыв, и которых остались единицы, а также женщин и подростков.

С фронта начали приходить первые новости, тревожные и пугающие, люди пересказывали их друг другу, боясь в них верить. Происходящее казалось чем-то нереальным, ведь совсем недавно была обычная, совершенно привычная жизнь, со своими мелкими бедами и радостями, надеждами и ожиданиями, планами, и вдруг случилось что-то невероятное. Случилась беда, которая порушила все, чем жили люди, она зашла в каждый дом, коснулась почти что каждого, неся с собой ощущение неизбежности. Растерянные и не понимающие, что происходит на фронте жители села, осаждали председателя вопросами при любой возможности. Семен Петрович и сам зачастую не владеющий никакой информацией, пытался успокоить всех заверениями, что надо потерпеть и все будет хорошо. На ближайшую субботу было запланировано собрание в сельсовете.

Люди стали приходить задолго до назначенного времени. Небольшими, молчаливыми группами они ожидали начала собрания.

Наконец их пригласили в актовый зал. Мест для всех не хватило, приходилось стоять в проходах, между рядами, в коридоре образовалась толпа, ожидавшая выступления председателя. На возвышении, перед пришедшими на собрание, стоял стол, накрытый ярко-красной тканью, за ним сидели Семен Петрович, школьный комсорг Нина, одноклассница Саши, и первый секретарь районного комитета партии. Когда все расселись на стулья, принесенные специально лавки, на ступени, разместились вдоль стен и проходов, по залу прошел гул нетерпения, люди выкрикивали вопросы, адресованные председателю. Семен Петрович, понимая, что пора начинать, встал из-за стола, и, подняв руку, обратился к собравшимся: “Товарищи, я вас прошу, тишина!” Гул понемногу утих, и председатель продолжил.

– Граждане, все мы знаем причину, почему у нас сегодня собрание. На нашу Советскую Родину напала Германия, началась война. Как вам известно, я не многим больше вашего знаю, я отвечаю за совхоз, за работу совхоза. Поэтому, к нам приехал первый секретарь района, товарищ Смирнов, Николай Сергеевич, он сейчас выступит и все расскажет- и повернувшись к Смирнову, добавил – Николай Сергеевич, прошу. – Семен Петрович сел за стол, уступая место секретарю райкома. Тот встал, сделал несколько шагов к залу, вероятно для того, чтобы все присутствующие могли его слышать. Выглядел он довольно уставшим, взлохмаченным и даже каким-то изможденным, судя по всему, за минувшую неделю ему пришлось выступать не один раз. Он встал перед залом, внимательно рассматривая собравшихся людей. Все замолчали, воцарилась необыкновенная тишина.

Николай Сергеевич громко и отчетливо произнес – Здравствуйте товарищи. 22 июня Фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз, подло нарушив договор о ненападении. Наша Родина в опасности. Идет война. Война тяжелая. фашисты бомбят наши города. – говорил он это отрывисто, выдерживая паузы между предложениями – Фашисты уже захватили Львов и другие города западной Украины, сейчас идёт оборона Киева. Партия и товарищ Сталин вместе с народом. Мы победим. —

Выступление длилось некоторое время, затем секретарь райкома ответил на вопросы собравшихся и как только с этим было покончено, он обратился к людям:

– Товарищи, время тяжелое. Наша задача мобилизовать дополнительно людей, сейчас будут так же формироваться резервные части, тыловые части, в которых будет происходить подготовка и обучение по различным воинским специальностям. Для тех из присутствующих, кто примет решение добровольно записаться, в течение двух последующих дней в сельсовете будет работать комиссия, можете подать документы. Особенно это касается партийных. На этом все, я закончил. – Николай Сергеевич подошел к столу и сел на свое место.

Из зала раздался выкрик – А сами-то, пойдете? или только людей агитировать?

Секретарь райкома побагровел, поднял глаза на зал и спокойным голосом ответил: – Партия прикажет, пойду. – Затем немного помолчав, тихо добавил: – Работу свою в районе закончу, если возьмут, добровольцем пойду.

– Товарищи, вопросы задавайте по делу – вмешался председатель сельсовета Семен Петрович и, понимая, что секретарь райкома речь закончил, добавил: – Сейчас выступит комсорг нашей школы – Нина Остапенко. – И, повернувшись к столу, за которым сидела Нина, сказал: – Нина, пожалуйста, тебе слово.

Девочка прошла туда, где только что стоял секретарь райкома. Выждав небольшую паузу, она обратилась к людям – Товарищи, в это тяжелое время, мы все должны встать на защиту Родины, и делать все, что в наших силах, для победы. Под руководством партии и товарища Сталина мы сокрушим врага. Особенно обращаюсь к присутствующим на собрании комсомольцам, как уже сказал товарищ Смирнов, можно будет подать документы по линии комсомола, и добровольно вступить в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, но предварительно пройти обучение военной специальности, на которые будет объявлен набор. Завтра мы проведем собрание нашей комсомольской ячейки в школе. Всем комсомольцам быть и оповестить дополнительно о времени и месте, тех, кто не присутствует здесь сейчас. На комсомольском собрании я подробно расскажу по каким военным специальностям можно пройти подготовку, где и как это будет происходить. Все хорошо обдумайте и завтра можно уже подать списки в областной военкомат.

Саша смотрел на выступающую одноклассницу, и не узнавал ее, вместо веселой, смешливой девочки, с которой он проучился долгие годы, стояла не по годам взрослая, предельно собранная девушка, прекрасно понимающая смысл своих слов и вероятно своим примером готовая заразить других.

Собрание длилось еще около часа, в конце которого, с завершающей речью выступил председатель совхоза.

– Товарищи, подытоживая, скажу, ответственность перед нами сейчас высокая как никогда. Огромная нагрузка ляжет на женщин, очень многое придется делать вместо мужчин, ушедших на фронт. Будем напряженно работать. Напоминаю, призываем добровольцев на фронт, комиссия будет работать в сельсовете в течение двух дней. – Он выждал небольшую паузу, словно пытаясь вспомнить, что важное он мог пропустить, и добавил, будто обращаясь к самому себе – Так, про комсомольцев сказали отдельно… Наверное, все, да, тогда заканчиваем. Товарищи, собрание заканчиваем. Крепко подумайте о том, о чем мы здесь говорили. Сейчас все для фронта, все для победы. – договорив, Семен Петрович прошел к своему месту и устало сел на стул. Люди в зале начали вставать со своих мест, некоторые уходили молча, пытаясь осмыслить услышанное, с ощущением тревоги, кто-то с воодушевлением обсуждал, и скорее всего уже готов пойти добровольцем. Саша вышел на улицу немного растерянный, он понимал, что Нина, его одноклассница, обращаясь ко всем, обратилась и к нему лично, и завтра ему придется дать ответ, придется принять решение. Около входа, отдельной группой стояли ребята из комсомольской ячейки его школы, многие из которых были его одноклассниками, они что-то оживленно обсуждали, увидев Сашу, они расступились, приглашая его в свой круг.

– Саша, ты все слышал, что думаешь? – спросил один из них.

– Конечно, слышал, не знаю пока, подумаю. Завтра на нашем собрании и отвечу, отца же забрали, брата, как мать-то одна останется?

– Да не только у тебя все пошли на фронт. Мы, каждый из нас, идет добровольцем. Слушай, а еще Нинка сказала, там можно и в танковые войска, и на летчика, и еще что-то говорила, не помню, завтра подробно расскажет.

– Да хорошо это все, подумать-то надо – ответил Саша.

– Саша, а Аня где? Что не пришла? Ты ей передашь про завтрашнее собрание?

– Не смогла она сегодня быть. Сейчас зайду к ней, и все расскажу.

– Все тогда, ребята расходимся, завтра на собрании в школе увидимся, еще бы к Тамаре Леонидовне зайти, ее тоже не было.

– Я зайду, все равно мимо буду проходить – сказал Саша – Все, до свидания- он махнул рукой, развернулся и пошел к учительнице.

Подойдя к дому Тамары Леонидовны, он застал ее на улице. Увидев, как она входит в калитку, Саша подбежал к ней и радостно поприветствовал – Тамара Леонидовна, здравствуйте!

– Саша! – удивилась она неожиданному появлению ученика. – Ты ко мне? Я очень рада!

– Тамара Леонидовна, Вы на собрание, в сельсовет, почему не пришли? Там столько всего важного было.

– Саша, да я поздно спохватилась, проходи, дома поговорим, чай будешь? – спросила учительница.

– Нет, я ненадолго. – ответил он. – Я вам быстро все расскажу, и посоветоваться хочу, вернее даже не посоветоваться, а сказать кое-что.

– Ну хорошо, заходи, заходи и садись, чувствую важное что-то…

– Да, Тамара Леонидовна, важное. Еще, по сути, не знает никто, никому не говорил, пока к вам шел, решил- сказал Саша как-то напряженно и выдохнул.

– Да, Саша, слушаю тебя, рассказывай- взволнованно проговорила она.

– Вы конечно же знаете, что началась война, что на нас напали немцы?

– Ну конечно знаю, сейчас об этом все только и говорят, только информации никакой, разное говорят. Например, что немцы продвигаются, и что нашим очень тяжело, но я в это не верю, сплетни это все, наверное, слухи.

– Жаль, что вас сегодня в сельсовете не было, там много что рассказывали, и про начало войны, и про фронт, и чем мы здесь должны помогать. Вы, может быть, слышали, что у меня отца и брата мобилизовали, две недели назад они ушли, пока вестей нет от них, рано, наверное, еще, но они обещали писать при первой возможности, мать, конечно, переживает, места себе не находит – продолжил взволнованно Саша.

– Да, я слышала об этом. – ответила тихонько Тамара Леонидовна.

– Так вот, сегодня в сельсовете Нина Остапенко, наша Нинка, выступала как руководитель местной ячейки, и сказала, что нужны добровольцы из комсомольцев, и вроде бы будут учить на военные специальности. Ребята говорят можно и в танковые войска, и на летчика учиться, а потом на фронт. Я пока к вам шел, решил, подам заявление. У нас собрание комсомольское завтра в школе – Саша говорил это, волнуясь, но при этом, внутренне уже определившись, не колеблясь. – если будет возможность, напишу в летное, я же так и хотел и мечтал летчиком быть. Мне кажется, с детства мечтал, а теперь, вот так и выходит. Если в летное не получится, куда возьмут. В общем, добровольцем пойду, я решил, да и не я один. Наверное, у нас все ребята так решили. Завтра на комсомольском собрании все подробно узнаю, и все будет ясно, и вы тоже приходите, там все ребята соберутся- закончил Саша.

Тамара Леонидовна сидела молча, опустив взгляд на свои руки, глаза ее были наполнены слезами.

– Как же так? – тихо проговорила она. – Как же так, Саша, вы же еще совсем дети, Саша? Это же война! – она закрыла лицо ладонями и еле слышно застонала.

– Нормально все будет, Тамара Леонидовна, а разве мы можем остаться здесь, когда на фронт уходят наши отцы и братья? Как нам дальше то тогда жить? Как в глаза людям смотреть? А когда они вернутся и спросят, почему вы не пришли помочь нам? Кто Родину защищать будет? Если некому станет. Мы что, за их спинами спрячемся? – Саша говорил это уверенно, уже ни на минуту не сомневаясь в своем решении.

Тамара Леонидовна опустила руки и подняла на него глаза, перед ней сидел уже не вчерашний школьник, а взрослый, определившийся человек. Она поняла, что уговаривать его бессмысленно.

– Ты матери сказал? – только спросила учительница.

– Нет, еще нет. Когда же было? Сегодня скажу, сейчас к Ане зайду, ее тоже на собрании в сельсовете не было, ей все расскажу, и о своем решении, а затем дома матери. Сам понимаю, не просто это будет. Все Тамара Леонидовна, я пойду, а вы завтра приходите в школу, все увидимся, а потом уж когда, не известно – Саша поднялся и пошел к выходу. Классная руководительница осталась сидеть как будто в забытье, вдруг она встрепенулась, подскочила к Саше и обняла его.

Саша вышел, а она, закрыв за ним дверь, опустилась на пол, тихо рыдая.

Саша направился в сторону Аниного дома, он с ней договорился заранее, что после сельсовета зайдет и они пойдут гулять. Он шел привычной для себя дорогой, не замечая ничего вокруг и казалось, нет ничего внешнего, что способно привлечь его внимание, перетянуть его мысль на себя. Сейчас же, особенно после разговора с Тамарой Леонидовной он был уверен в своем решении и думал только о нем, о чувстве долга перед Родиной, о своих товарищах, которые не подведут, о том, что и он не имеет права подвести их.

Аня дожидалась Сашу на улице и едва завидев его быстрым шагом пошла навстречу.

– Саша, почему так долго? Я уже час тебя жду- с нетерпением проговорила она, и взяла его под руку – рассказывай, рассказывай, что там было!

– Привет Аня- он выглядел немного растерянным, понимая, что их ждет непростой разговор, и непонятно как Аня отреагирует.

– Да я на обратном пути к Тамаре Леонидовне зашел, поговорить надо было и поделиться всем.

– И что она? О чем говорить? Про войну? или что-то другое? Говори, сил уже ждать нет! – Она цепко держала Сашу под руку, заглядывая в лицо.

– Аня, давай на лавку сядем, чтобы, не стоя на дороге… Есть о чем поговорить, разговор, наверное, серьезный будет- сказал Саша, стараясь не смотреть на Аню.

– Ну хорошо, серьезный так серьезный – напряженно ответила она.

Они дошли до конца улицы, там был небольшой сквер, под деревьями стояло несколько лавочек, на которых по вечерам собиралась молодежь. Сейчас же, хоть это было не совсем обычно, Саша и Аня оказались здесь одни.

– Саша, все, я тебя внимательно слушаю – сказала она очень серьезно.

Он передал ей почти слово в слово то, о чем говорил с Тамарой Леонидовной: и про войну, и про то, что ему удалось узнать о ситуации на фронте, о речи Нины, и конечно же о своем решении пойти добровольцем.

Когда он закончил, Аня ничего не ответила, она пристально смотрела в одну точку, куда-то на линию горизонта.

– Аня, ты слышишь меня? – тихонько спросил Саша.

Она помолчала еще некоторое время, затем повернулась, было видно, что в глазах ее блестят слезы, и очень твердо произнесла

– Саша, я поддерживаю твое решение, хоть мне и очень страшно. И я завтра с тобой тоже подам заявление, не знаю куда. Может курсы медиков есть, санитарок. Ведь мы же не можем поступить иначе, мы же сами себя потом не простим, если будем прятаться за спины других. Какие же тогда мы комсомольцы? Как нам потом в глаза смотреть нашим товарищам? – Саша обнял ее за плечи, Аня беззвучно заплакала, лишь немного подергиваясь.

– Не плачь, все обязательно закончится, вот увидишь. Обязательно закончится хорошо, и мы с тобой будем вместе. Как мы и мечтали. Я тебе обещаю, слышишь, Анечка? – Он поцеловал ее в мокрую от слез щеку.

Они просидели вдвоем на лавке до поздней ночи, обнимаясь, чтобы успокоиться, и давая друг другу обещания.

На следующий день, после собрания комсомольской ячейки школы, все ребята в полном составе написали заявления в областной военкомат, с просьбой зачислить их в военные школы с целью получения военной специальности и дальнейшего отбытия на фронт.

Саша подал прошение о зачислении его в военную авиационную школу. Нина пообещала в тот же день отдать заявления в сельсовет, пока там работает приемная комиссия областного военкомата.

В конце собрания в актовый зал, где оно проходило, вошла Тамара Леонидовна, ребята, увидев ее, повскакивали с мест и приветственно загудели. – Тамара Леонидовна, как хорошо, что вы пришли, мы вас ждали!

Учительница, понимая, что она, возможно, срывает собрание, замахала руками, приговаривая: – Ребята, тише, тише, я здесь тихонько посижу, послушаю и на вас посмотрю.

– Тамара Леонидовна, мы так рады, что вы пришли, все, мы уже закончили. – сказала Нина и обращаясь к присутствующим, громко повторила: – Собрание окончено, и мы просто можем пообщаться.

– Тамара Леонидовна, идите к нам, проходите в центр, ребята, стул, подайте стул – пронеслись возгласы.

Учительница села в кругу бывших школьников. Было видно, что она немного стесняется, что все теперь по-другому, и перед ней не те привычные ученики, а взрослые, решающие важнейший вопрос в своей жизни.

– Ну что ребята? – сказала Тамара Леонидовна, пристально всматривалась в еще совсем недавно детские и такие родные ей лица.

– Мне Саша сказал, что вы хотите сделать или сделали уже, я имею в виду заявление на фронт. Я не спала всю ночь, думала об этом, мне очень страшно, страшно за вас, и я не знаю, как теперь жить, ведь у меня больше же никого нет. Вы, это все что у меня есть – Тамара Леонидовна взяла паузу, чтобы отдышаться. Было видно, что эти слова даются ей с трудом, в зале повисла тишина, не нарушаемая ни одним звуком.

– Хочу вам сказать – продолжила она – я понимаю, что другого пути нет, и скорее всего этот путь придется полностью пройти. Вам и правда нужно защищать свою Родину. Знайте, я никогда не забуду никого из вас, буду вас любить и ждать. Помните, как мы договаривались, встречаться в школе 25 мая? Ребята, сдержите, пожалуйста, свое обещание, и возвращайтесь, непременно возвращайтесь все, живыми и здоровыми! – голос Тамары Леонидовны сбивался и переходил на всхлипывания. – И еще, я как могу и как помню, буду молиться за вас- проговорила она уже со слезами на глазах.

Ученики обступили ее, чтобы успокоить. – Тамара Леонидовна, не плачьте, ну не плачьте! Мы же вот, живые и здоровые-

пытались развеселить ее ученики. Мы же комсомольцы, какой молиться, нам молиться ни к чему! Мы же атеисты, неверующие.

Окончательно оживившись и подбадривая друг друга, ребята высыпали на улицу, и по своему обыкновению, не сговариваясь, пошли провожать Тамару Леонидовну домой.

На следующее утро Саша проснулся с тревожным ощущением неминуемого разговора с матерью. Он очень любил ее, и не хотел расстраивать, понимая, что невозможно предсказать ее реакцию сейчас, после ухода на фронт отца и брата.

Саша переживал, как мама и маленькая сестра Танюша останутся одни, кто им поможет в случае необходимости, кто позаботится о них. Он решил поговорить с матерью только после того, как придут документы из военкомата, и будет уже все окончательно ясно.

Потянулись томительные дни ожидания. На третий день несколько ребят, из написавших вместе с Сашей заявления, получили повестки с указанием распределения. На следующий день им нужно было явиться в сельсовет, и оттуда в областной военкомат.

Попрощаться пришли все одноклассники. Тамаре Леонидовне они решили не говорить, посчитав, что ей будет очень тяжело. Все обнимались, родители призванных плакали, ребята бодрились, поддерживали друг друга, пытались казаться спокойными и уверенными, но в их глазах то и дело мелькала тревога. Им, и тем, кто уезжал, и тем, кто пока еще оставался, становилось понятно, что все, о чем они говорили, реальность, и от них уже ничего не зависит.

Возвращаясь домой, недалеко от сельсовета, Саша столкнулся с Семеном Петровичем, председателем колхоза.

– Саша привет, как вы поживаете? – поинтересовался тот. – От отца или от брата весточка есть какая?

– Здравствуйте, Семен Петрович, нормально, нормально поживаем. Нет, весточек нет еще, рано. Они еще может и не на фронте, хотя мать, конечно, переживает, каждый день ждет- ответил Саша.

– Слушай, Саша, хорошо, что ты мне попался, тут такое дело- как бы извиняясь, сказал председатель – Сегодня утром на тебя повестку принесли.

– Вот и хорошо, вот и решилось.

– Как хорошо? – недоуменно спросил Семен Петрович. – У вас в семье двоих-то уже забрали, я могу попробовать в бронь тебя поставить, работы в колхозе-то много, бабы-то всю не осилят…

– Семен Петрович, не надо никакой брони, я сам заявление подал, добровольно. Как и все наши ребята.

Председатель посмотрел на Сашу непонимающим взглядом, как будто пытаясь осознать смысл сказанных слов, закачал головой и ответил.

– Ну да, ну да, молодцы комсомольцы, молодцы. Ладно, зайди тогда, забери.

Они попрощались, и Саша, получив повестку, пошел домой. Следующим утром ему нужно было явиться в сельсовет. Саша понимал, что времени осталось немного, всего лишь этот один день и нужно успеть сделать все, попрощаться со всеми, кого он любил и кто был для него дорог.

Он почувствовал какую-то внутреннюю тоску, ощущение того, что он расстается со всем и со всеми, понятными и близкими, и расстается, возможно, навсегда. Это чувство горечи захватило его полностью, при том, что сожаления о принятом решении и страха не было, лишь глубочайшая тоска от предстоящей разлуки.

Он шел по улице, по которой он ходил бесконечное количество раз, обычно не замечая деталей, сейчас же он пытался вглядеться во все что видел, цепляясь глазами за каждую мелочь, как будто хотел запечатлеть это все в своей памяти и унести с собой или же частью себя остаться здесь, провести незримую нить между тем, где он будет и этим родным для него местом.

Не осознавая того, он пришел к дому учительницы. Саша остановился у калитки, понимая, какое же это было счастье входить в этот небольшой и ничем особенно неприметный дом с выкрашенными зеленой краской стенами, и знать, что в нем тебе всегда рады. Он положил руки на калитку, предчувствуя как она заскрипит, если он ее распахнет, постоял, но так и не решился зайти. Мысленно он попрощался с Тамарой Леонидовной, понимая, что может расстроить ее если войдет и направился дальше. Он подошел к школе, во дворе которой, не было ни души. Солнечный свет и тишина заполняли все пространство перед зданием, стоящим, как будто в ожидании, когда начнется новый учебный год, и шумные первоклассники побегут по коридорам и вновь здесь будет кипеть полноценная жизнь. Саша посидел несколько минут на ступенях перед входом, затем встал, подошел к двери, взялся за ручку, будто собираясь открыть ее, постоял еще минуту прощаясь, развернулся и пошел прочь.

После школы он заглянул к Ане. Она, предчувствуя, что Саша должен вот-вот прийти, то и дело выскакивала на улицу, и заметив его побежала навстречу. Они молча, не сговариваясь, пошли и сели на те самые лавочки в небольшом сквере, которые часто в разговорах они именовали своими, на которых прозвучали первые признания в любви и объяснения друг с другом, на которых они часами могли обсуждать все что интересовало их и тревожило, и на которых Саша объявил о своем решении пойти добровольцем на фронт. Они долго сидели молча, обнявшись, затем Аня спросила: – Документы на тебя пришли?

– Да, я повестку получил- ответил Саша.

– Когда надо быть? – произнесла Аня, не поворачиваясь к нему.

– Завтра утром-

Помолчав еще некоторое время, Аня снова спросила: – А на меня не приходили? не спрашивал?

– Спрашивал, не приходили- тихо ответил он.

– Быстрее бы, оставаться без тебя, без вас всех, тяжело очень. Вы все там, а я? – чуть не плача произнесла Аня.

– Подожди, все будет, и на тебя придут документы, может в девчонках не так нуждаются. На парней, тех, кто написал, на всех пришли. Подожди немного, придут. —

Они просидели в тишине еще некоторое время, и Саша спросил – Завтра провожать придешь?

– Конечно приду, спрашиваешь еще- помолчав добавила Аня – иди, наверное, тебе собираться надо. Мама уже знает?

– Нет еще, сейчас скажу.

– Тогда уж точно иди, разговор тяжелый, наверное, будет. —

Саша обнял Аню за плечи, поцеловал, попрощался и пошел домой. Аня осталась сидеть, погруженная в размышления, одна.

Саша застал мать, хлопочущую на кухне, там же, за столом, сидела Танюшка и играла в свои игрушки, выстроив их в ряд и при этом что-то напевая.

– Сашка пришел! – закричала Таня, увидев брата.

Наталья Николаевна обернулась и обрадованно спросила – Саша, а что так рано?

– А это он от своей Аньки сбежал наверное- ответила за брата сестренка и продолжила напевать себе под нос.

– Ага, от нее сбежишь. – пошутил тот – Да пораньше освободился, и домой, а вы что делаете?

– Да ничего, вот есть готовила, тебя ждем. – ответила, улыбаясь Наталья Николаевна.

– Мама, слушай, мне с тобой поговорить надо.

– Ну говори- она распрямилась и внимательно посмотрела на сына.

Саша, обращаясь к сестре, сказал – Таня, дай мне с мамой поговорить, иди в другую комнату, поиграй там.

Девочка вопросительно посмотрела на маму. Та кивнула:

– Раз надо, иди, дочка, поиграй.

Таня обиженно сгребла со стола свои игрушки и вышла из кухни.

– Мама, слушай, тут такое дело, на меня повестка пришла, из военкомата.

Наталья Николаевна изменилась в лице и тяжело плюхнулась на стул.

– Какая такая повестка? – закричала она вскакивая – Я им дам повестка! Двоих забрали неведомо куда, и тебя тоже заберут? Я им сейчас дам, повестка- она решительно направилась к выходу, видимо, с намерением пойти в сельсовет.

– Мама стой, подожди- остановил ее Саша.

– Я им покажу сейчас повестка- кричала, задыхаясь Наталья Николаевна – У тебя бронь должна быть, пусть им, другим повестки шлют, тем, у кого никого не забрали!

– Мама, подожди, послушай. Я сам. Это я сам заявление подал, добровольцем пойти.

Наталья Николаевна округлила глаза и молча замерла.

Саша продолжал – Ты пойми, все мы комсомольцы, все идут, все заявление подали, я же не мог отказаться, ребята бы не поняли, я вообще в летное училище подал, завтра уезжаю, сначала в областной военкомат повезут, там распределение, может и правда в летное отправят учиться, я же так хотел! – он старался говорить быстро, пока мать молчала, пораженная этим известием. В этот момент Саша даже не задумывался, понимает ли она вообще суть разговора. Ее молчание продолжалось еще несколько секунд, затем она начала осознавать смысл сказанного сыном. Она повалилась на стул, закрыла лицо руками и завыла, завыла так, как будто оплакивала сына уже мертвого. Саше стало не по себе. На кухню заскочила Таня, в растерянности она набросилась на брата, схватив его за рубашку своими маленькими ручонками, плача, и сквозь слезы спрашивая – Ты что маме сказал? Отвечай, ты что маме сказал?

У Саши тоже побежали слезы, он обнял сестру, прижал ее к себе, и ответил – Я тоже, Танюшка, на фронт ухожу, бате помогать, и Димке.

– Мама, Мама, не плачь, он бате поможет и вернется- Таня начала успокаивать мать, хотя сама еле держалась.

Они замолчали, наступила гнетущая тишина, затем Наталья Николаевна, подняв глаза на сына, сказала: – Ладно, так тому и быть, раз сам решил. – Это прозвучало сухо и строго, лицо ее при этом казалось сразу как-то постарело и потемнело – Сиди здесь, сейчас приду- Она вышла из кухни и вернувшись через несколько минут, протянула Саше раскрытую ладонь на которой лежал старый, потемневший от времени серебряный крестик.

– Деда твоего крест, отца моего, он с ним войну прошел и живым вернулся, и ты вернешься-

– Но мама- попытался возразить Саша.

– Наденешь и вернешься, ты понял меня. – в ее словах было все, и требование подчиниться беспрекословно и просьба, и надежда.

Саша понял, что сейчас нужно просто согласиться, спорить нет смысла. Он взял крест и внимательно разглядывая его, не чувствовал в себе ничего отвергающего или отталкивающего этот крест, даже напротив, было какое-то ощущение тепла и надежды. Мысли полетели одна за одной. – Неужели мой дед, всю войну с ним прошел, надеясь на него как на спасение.

Удивительным образом Саша ощутил единение со своими предками, что-то общее связало их. Ему стало спокойно. – Хорошо мама, конечно, я надену- кивнул он.

Наталья Николаевна, немного успокоившись, спросила – Когда, когда надо быть?

– Завтра утром.

– Хорошо, иди спать, я соберу тебе с собой, и Тане скажи, чтобы ложилась- произнесла она.

Саша вышел, оставив ее одну, с этим нечаянно пришедшем, горем.

Наступило утро. Проснувшись, несколько минут Саша лежал спокойно, но затем к нему пришло понимание того, что предстоит ему сегодня, чувство тревоги охватило его.

Он резко поднялся с постели и вышел в коридор. На кухне горел свет, Саша вошел туда и застал мать, склонившуюся над столом и о чем-то задумавшуюся.

– Мама, привет- негромко произнес он.

Услышав сына, Наталья Николаевна вздрогнула, подняла на него глаза, и устало ответила – Саша, доброе утро- немного помолчав добавила – я вот собрала тебе вещи, кое-какие, еду в дорогу, когда же вас кормить будут не понятно-.

На столе лежали стопкой чистая рубаха, штаны, рядом лежал вещмешок, в который уже были сложены нехитрые продукты. Саша сел напротив матери.

– Сейчас сложу все и поедим- сказала она, и принялась укладывать одежду в вещмешок.

Послышался стук в дверь – Кого это принесло, к тебе что ли? – спросила Наталья Николаевна.

– Да нет, не знаю. Я открою- с этими словами Саша направился к выходу. На пороге стояла Аня.

– Привет, я не знала во сколько тебе надо быть, и чтоб не разминуться решила, лучше к тебе пойду- затараторила она, входя в дом.

– Аня, привет, ну и правильно- Саша обнял ее – проходи, пойдем, посидим немного-

– Теть Наташа, здравствуйте- поздоровалась Аня, войдя на кухню.