90-е: Шоу должно продолжаться – 7

Глава 1

Я застегнул молнию на штанах и заржал.

– И что же тебя так рассмешило, о демон соблазна и сибаритства? – спросил Сэнсей, и его очки блеснули в темноте.

– Помнишь, в какой-то старой сказке из тазика с водой вылезала рука и скрипучий голос говорил: «Должооок!» – смеясь, произнес я. – Вот так и я сегодня.

– Блин, натурально! – Сэнсей тоже засмеялся. – Однако, надо отсюда выбираться. Где там твой фонарик?

Я полез в карман за фонариком, нажал на кнопку, и тусклый свет одной лампочки выхватил из вязкого окружающего мрака замусоренный пол, развалившуюся стену, основание которой утопало в осколках кирпичей и пластах штукатурки.

– Ты что, дорогу забыл? – хохотнул Сэнсей. – Нам туда, вон там выход!

Как раз в той стороне и было темнее всего.

«Невские берега» оказались мероприятием странноватым. Хотя что там! Я бы сказал, наглухо отбитым. У этого рок-фестиваля была официальная часть, которая была запланирована на завтра. И место для этой самой официальной части было более чем пристойное и просторное – спорткомплекс «Юбилейный». С одной стороны, это было самое скучное здание из всех, что я успел увидеть в Питере. С другой – зато оно огромное. Но это все будет послезавтра. «Ангелочков» стараниями Сэнсея уже даже поставили в расписание. Но встретив нас на перроне московского вокзала, велеречивый фронтмен «Папоротника» сделал хитрое лицо и сказал, что покажет нам настоящий рок. Такой, каким мы в своем Новокиневске его никогда не видели. Настоящие «Невские берега», а не вот это все причесанное и прилизанное.

Потом разговор как-то свернулся, потому что прибыл еще один поезд из Москвы, и на перроне началось натуральное светопреставление. Играл военный оркестр, все свободное пространство заполонила патлатая вопящая молодежь. Нам оставалось только радоваться, что мы прибыли на соседнюю платформу и могли наблюдать за всем через рельсы. И Сэнсей тоже стоял здесь и посмеивался.

– Мы приехали три дня назад и никого не предупредили, – сказал он. – Тихо-мирно вышли из поезда.

– А кто там приехал? – вытянув шею, спросил Бельфегор. – Это что ли «Ария»?!

– Ага, – кивнул Сэнсэй, доставая из кармана сигареты. – А еще «Тараканы» и «Коррозия металла».

– О, серьезно? – оживился Астарот. – Вроде же не было их в программе!

– В последний момент передумали, – усмехнулся Сэнсей. – Хоть они тут и не к месту совсем. «Невские берега» – это же не «Монстры рока» совсем. У нас душевно и камерно все.

– Ой, а у нас же будет время сходить в Эрмитаж? – радостно встрепенулась Кристина.

– Миледи? – Сэнсей отвесил поклон. – Честно говоря, я не был до конца уверен, что вы существуете в реальности.

«Ангелочки» вразнобой засмеялись. Сэнсей не сводил взгляда с Кристины, потом вопросительно посмотрел на меня. Потом снова на нее.

– Сударыня, вы меня извините, – сказал Сэнсей и поцеловал девушке руку. – Но что такая девушка как вы, делает в обществе этих оболтусов? Нет-нет, не отвечайте. Я все еще хочу думать, что на самом деле вы фея. И кроме меня вас никто не видит. Вы хотите в Эрмитаж? Я с удовольствием проведу для вас экскурсию, я там трижды уже был, честно.

– Кгхрм, – откашлялся Астарот. На лице его было прямо-таки неописуемое выражение. Смесь возмущения и преклонения одновременно. Смешанные чувства, когда твой кумир клеится к твоей девушке.

– Сеня, убери руки от чужой девушки! – смеясь, сказала Ева. Она встала рядом с Кристиной и обняла ее за талию. Надо же, какая нежная дружба нарисовалась.

– Принцесса моя, только не говори, что она твоя девушка! – Сэнсей сделал круглые глаза.

– Между прочим, если бы я была мужиком, то точно бы об этом мечтала! – заявила Ева и посмотрела на Кристину. А та на нее. И обе засмеялись.

– Блин, ребята, вы такие миииилые! – широко улыбнулся Сэнсей и обхватил руками меня, Еву и Кристину. – И я так рад вас всех видеть!

Наша культурная программа от Сэнсэя должна была выглядеть так. Сначала мы с поезда едем в одно крутое место и там селимся. «Отвечаю, вам там понравится! – заявил он. – Приехать в Питер и не поселиться в дурдоме – это просто неприемлемо!» Потом у нас до вечера свободное время, можем погулять по Невскому, поглазеть на Петропавловскую крепость. Желающие могут даже в Эрмитаж сходить. Но к вечеру чтобы строго вернуться!

Но пошло все, конечно же, не так. Мы загрузились в метро, потом перешли на другую ветку и вынырнули из-под земли в промозглую питерскую хмарь. А то место, в которое так старательно тащил нас Сэнсэй оказалось… как бы это сказать… Сквотом. Практически заброшенный дом был сверху донизу набит неформалами всех мастей и расцветок. Эта публика перетекала из одного помещения в другое. На лестницах бренчали гитары, в комнатах ревели магнитофоны. От запаха и табачного дыма резало глаза.

«Ангелочки» прижухли и крепче вцепились в свои инструменты. На наш провинциальный взгляд это было как-то… чересчур.

Впрочем, Сэнсей тоже выглядел недоуменно.

– Эх, все со временем портится… – вздохнул он. – Еще только в прошлом году в этих стенах был настоящий приют художников и философов… Однако…

– Они всегда тут бухие до полудня? – спросила Кристина, когда мы снова вышли на улицу.

– Милая барышня, бывают такие периоды, когда день и ночь меняются местами, а то и вовсе перемешиваются, – грустно усмехнувшись, изрек Сэнсей. – Надо заметить, я и сам планировал погрузиться в подобную нирвану. Но увы, кажется, не попал в фазу в этот раз. Вы бывали раньше в Ленинграде?

Честно говоря, почти весь этот день вылетел у меня из памяти напрочь. Сохранились только отдельные какие-то кадры. Как мы тащились со всеми инструментами по улице Красноармейской под каким-то диким номером. Потом Сэнсей оставил нас в гулком дворе-колодце, а сам исчез за дверью с хаотичными номерами квартир. С серого неба на нас лилась смесь дождя и снега. Здесь не было морозно, как в Новокиневске, из которого мы уехали. Но мерзло все равно все. Впрочем, может этот озноб был следствием бессонной ночи в поезде. Один из пассажиров вез собаку, которой приспичило полаять. И к трем часам мы отчаялись заснуть, сгрудились в «своем» купе и трепались до тех пор, пока голос из динамиков не сообщил, что через тридцать минут наш поезд прибывает в Санкт-Петербург.

Потом мы снова потащились куда-то среди красивых, но ветхих домов. Сознание отказывалось включать ориентацию, так что я понятия не имел, где именно мы находились.

– Эх, и здесь тоже отказ… – выйдя из очередной страшного вида парадной, сообщил нам Сэнсей. – Парни, я чувствую себя прямо-таки ужасно. Нас в этот раз разместили в гостинице, но привести вас туда я не могу…

– Так, стоп, – я поставил тяжеленный поливокс на скамейку. – Давай вернемся на вокзал. Там мы с тобой оставим парней и девчонок и найдем нам пристанище. Ну, должны же здесь где-то обитать всякие бабульки, которые свои хаты случайным понаехам сдают? Это же туристический город?

– Витебский вокзал сейчас ближе, – Сэнсей махнул рукой куда-то в сторону. – Минут десять пешком всего.

– Пусть будет Витебский, – кивнул я. Надеюсь, там есть крыша и столовка?

Вот оно, доинтернетное время! Кушай с булочкой, как говориться!

В общем, потом мы бросили ребят на фантастически красивом, а главное – удивительно знакомо выглядящем витебском вокзале. Я натурально только через полчаса сообразил, где его видел. Да в кино же! Его снимали чуть ли не в каждом советском фильме, даже не знаю, как в мои прошлые, то есть будущие, визиты в Питер я проморгал такое место.

Потом мы, наконец-то, нашли искомое – бабулечку с лицом старой ведьмы, на груди которой красовалась картонка с надписью «сдаю квартиру в центре». Сэнсэй сказал, что летом от таких фиг отобьешься, а вот зимой – хрен найдешь. Ну да, кому придет в голову ехать в Питер в феврале? Ха-ха.

Когда бабулечка назвала свою цену, Сэнсей дернулся, но я вовремя ухватил его за рукав, чтобы он сказать ничего не успел. Хороший человек Сэнсей. Но иногда лучше взять дело в свои руки.

Через пятнадцать минут мы с бабкой сговорились, ударили по рукам, и она повела нас очередными тайными питерскими тропами, показывать место нашего будущего обитания. Трешку на улице Большой Московской.

На этом трэшовые приключения нашей поездки были завершены, и настала приятная ее часть. Квартира оказалась совершенно фееричной. Если не считать того, что подниматься к ней пришлось пешком. Да, в общем-то, и хрен с ним! И неважно даже, что там были сквозняки какие-то дикие. Ничего, поспим в одежде.

Просто это оказалась настоящая мансарда. С выходом на крышу через кухонное окно. И полукруглым окном в гостиной. И головокружительно высокими потолками с лепниной по верху. Наполовину обвалившейся, но все-таки лепниной. Посреди всего этого обветшалого великолепия немного нелепо смотрелись традиционные элементы «бабушкиного ремонта» – обшарпанные диваны-книжки, сервант с дешевенькой стенлянной посудой, книжный шкаф с отвисшей дверцей.

Такую квартиру даже бабуля не испортила бы.

Но и тут нам повезло. Жуткого вида бабка-хозяйка сунула нос в мой паспорт, потом отвела меня в сторонку от Сэнсея и сообщила доверительно, что она всегда нюхом чует хороших людей. И что про меня она сразу поняла, что я хороший. Так что чувствуйте себя как дома, ребятишки. Только курить вылезайте на крышу, пожалуйста.

И после этой речи она вручила мне ключи и отчалила. Мол, когда квартирантов пускает, всегда уходит к подруге, потому что по молодому делу шуметь полагается, а она спит плохо.

Чудеса!

Стоили эти чудеса, конечно, немало. Но после бесплодной прогулки в обнимку с поливоксом по мрачноватым улицам зимнего Питера торговаться я готов не был.

– Знаешь, Велиал, иногда я смотрю на тебя и чувствую себя каким-то юным падаваном, – задумчиво проговорил Сэнсей, стоя у полукруглой балконной двери. – Как так вообще?

– Просто я везучий, – усмехнулся я. – Ну и немного демонической магии. Ладно, тут хорошо, но надо теперь сюда ребят передислоцировать. А то они до сих пор на вокзале сидят.

Зимний день в Питере оказался настолько коротким, что мы даже как-то и не заметили, что он был. Когда мы затащили наши суровые пожитки на седьмой этаж без лифта и привели себя в какой-никакой порядок, отличный от случайного, за окном снова сгустился мрак.

В планы Сэнсея вряд ли входило сопровождать нас весь день вообще. Но он явно чувствовал себя виноватым за неудачные попытки вписать нас хоть куда-нибудь. Сквот оказался непригодным для жизни, а известные ему явки и пароли уже были заняты.

Так что теперь он считал себя прямо-таки обязанным сделать так, чтобы культурная часть программы не провалилась, как бытовая.

И приволок нас в этот самый дворец культуры.

Ну как, дворец… Это был бетонный ДК монументальной советской постройки. Вот только он был заброшен, кажется, еще при советской власти. Так что сейчас снаружи являл собой зрелище жалкое. И где-то даже постапокалиптичное.

А вот с культурой было интереснее.

Питерские рокеры – народ специфический. Во всяком случае, я именно это слово подумал, когда Сэнсей мне рассказал, что самая культовая часть «Невских берегов» проходит в заброшенном ДК. Мол, туда кто попало не приходит, только те, кто в теме. Только настоящие ценители андеграунда.

– Мы вот сюда идем? – удивленно спросила Кристина, без всякой вежливости ткнув пальцем в бетонную развалину с заколоченными окнами. – Это точно место для фестиваля?

– Милая барышня, – доверительно сказал Сэнсей. – Видите ли, корни нашего музыкального движения таковы, что прятаться в подвалах и подворотнях у нас теперь в крови. Нам сейчас доступны самые разные сцены, рок больше не запрещают. Но…

– Ты рассказываешь скучные вещи, – дернула плечиком Кристина. – Мне по дороге все уши прожужжали о том, какой ты прикольный.

– Сэнсей, прости нашу прямолинейную Кристиночку, – усмехнулся я. – Тяжелый день получился.

А потом мы оказались внутри.

Странное дело. Вроде бы, в Новокиневске происходило все то же самое. Музыканты, сцена, мониторы, пульт. Панки, металлюги… Хотя нет, как раз здесь конкретно металлюг не было. Большая часть музыкантов в бывшем зрительном зале бывшего дома культуры играло или этнику, или депрессивные и философские песни, вроде того же «Папоротника». Но ощущалась некая… разница атмосфер что ли. В Новокиневске на всех концертах и тусовках возникало эдакое ощущение игры. Будто собрались хорошие мальчики и девочки и просто делают вид, что они рокеры. Но на самом деле все это не по-настоящему. Потому что закончится концерт, и они все разойдутся по домам, к мамам и папам. Здесь такого ощущения не возникало.

Скорее наоборот даже. Сложно объяснить.

Впрочем, возможно я на самом деле не отошел еще от шока того сквота, куда нас приволок Сэнсей в самом начале.

Здесь атмосфера была все-таки иной. Этакое избранное днище, если можно так сказать.

«Ангелочки» сразу же прилипли к листку бумаги на стене в фойе – программа концерта. И, судя по восторженным воплям, их в этой программе все более, чем устраивало. А мне в таких ситуациях больше нравится смотреть на зрителей, чем на сцену.

Их было довольно много. Гораздо больше, чем по техническим требованиям должен был вмещать этот ДК. Только где теперь эти требования?

Зал безжалостно модифицировали. Выволокли оттуда все кресла, оставив только голые стены, покрытые не особо талантливым граффити и пыльные кулисы с подпаленным нижним краем. Может, дизайнерское решение такое. А может пожар был, и кулисы удалось у огня отбить…

«Ангелочки» умчались в зал, а мы с Евой и Сэнсеем остались болтать в фойе и глазеть на проходящих мимо рокеров.

В какой-то момент я вдруг понял, что слышу очень знакомые слова.

– …А в доме шло веселье и гульба,

Еще никто не знал, что в этот миг

Охотник Себастьян, что спал на чердаке,

Вдруг почернел лицом, стал дряхлый, как старик…

– О, это же «Король и шут», верно? – обрадованно сказал я.

– «Король и шут»? – Сэнсей нахмурился. – Не слышал раньше…

«Да ты что? – хотел спросить я. – Кто же не знает „Киша“?!»

Не спросил. Вовремя напомнил себе, что год, между прочим, девяносто второй. И не исключено, что Горшок сейчас вообще впервые выступает перед настоящей публикой.

– Твои знакомые? – заинтересованно спросил Сэнсей. – Хорошие?

– Интересные, да, – кивнул я. – Послушаем?

Я был на концерте «Короля и шута» в Новокиневске в начале двухтысячных. Они тогда собрали дворец спорта за первые же полтора часа продажи билетов. Мне повезло, что моя тогдашняя подруга имела какое-то отношение к билетным кассам. Помнится, ради этого концерта я себе даже шутовской колпак купил. И там же на концерте его и посеял. Швырнул вверх от избытка чувств, а обратно так и не поймал.

И вот сейчас я смотрел на уже беззубого Горшка. Но живого.

И мое сознание снова начало двоиться. Между тем концертом, во дворце спорта, и этим, в заброшенном питерском дворце культуры.

Музыка меня подхватила и понесла, через пару песен, «КиШ» сменился каким-то неизвестным, но задорным коллективом, а я оказался радостно скачущим где-то посреди толпы таких же патлатых типов, как и я сам, собственно.

А потом я осознал, что природа требует определенных действий, пошел искать туалет, и снова наткнулся на Сэнсея, который и проводил меня в соседний дом, такой же заброшенный как и этот ДК.

– Слушай, а хотите выступить? – спросил меня вдруг Сэнсей, когда мы снова подошли к фиктивно заколоченному входу в ДК.

– Так мы же и так выступаем, – удивился я. – Послезавтра, ты же сам сказал.

– Нет, прямо здесь выступить, – глаза Сэнсея заблестели. – Сегодня. Сейчас. Как думаешь, готовы твои парни?

Глава 2

– Так мы они же инструменты не взяли, – сказал я.

– Ерунда, что-нибудь придумаем! – махнул рукой Сэнсей. – Ну так что?

– И ты еще спрашиваешь? – хмыкнул я. – Конечно же, выступят! Надо будет, так я им еще пинка для мотивации пропишу!

Мы разбежались в разные стороны. Я – отлавливать в зале колбасящейся публики «ангелочков», Сэнсей – решать организационные вопросы и договариваться с кем-то об инструментах. «Как будет Бельфегор без своего поливокса, ума не приложу!» – подумал я, ввинчиваясь в патлатую и орущую толпу. На сцене бесновались какие-то панки с балалайками и в бумажных шляпах на головах.

Первым я выцепил Макса и Надю. Они стояли в обществе троих нетрезвых парней, один из которых что-то горячо вкручивал Наде, активно жестикулируя. А Макс при ней был, кажется, моральной поддержкой. Страшновато было школьнице-Наденьке, по лицу видно, что не в своей тарелке слегка себя ощущает.

Бегемота я нашел рядом с одетой в драную джинсу компашкой. Все четверо его новых друзей носили куртки с оторванными рукавами, увешанные по всей поверхности значками. Самыми разными, я сходу выцепил значок ГТО, комсомольский значок и несколько, посвященных городам. Все металлические. По всей видимости, это какая-то группа.

Бельфегор и Кирюха колбасились перед самой сценой. Пришлось здорово поработать локтями, чтобы к ним подобраться.

Оставался Астарот, которого я заметил последним. Хотя стояли они с Кристиной у самого выхода.

Я привел их в нашу «контрольную точку» – крайнюю квадратную колонну с криво нарисованным знаком «анархия». Секунду подумав, достал из сумки камеру. Там как раз на кассете еще осталось место после наших видеозаметок в поезде.

Нацелил «стеклянный глаз» на Астарота.

– Значит так, братва, есть тема, – сказал я. – Сэнсей сказал, что можно здесь выступить. Прямо сейчас. Готовы?

– Сейчас? – переспросил Астарот.

– Но мы же инструменты не взяли… – растерянно проговорил Бельфегор.

– Сэнсей, твой выход! – громко сказал я, увидев приближающегося к нам фронтмена «Папоротника». И еще какого-то парня. Или, скорее дядьки, мужичок был явно в возрасте. Тоже патлатый, но в бороде уже заметная седина.

– Спокойствие, – сказал Сэнсей. – Инструменты есть. Парни из «Лабиринта» с вами поделятся.

– Как-то это неожиданно совсем… – пробормотала Кристина. На лицах «ангелочков» бродили самые разные выражения. В основном – неуверенность. Ну так-то понятно, их в первый раз вырвали из привычной новокиневской песочницы, а местный вайб здорово отличался. Словечко «вайб» они не знали, разумеется. Сам я не особый фанат новояза, но вот конкретно этот термин внутри моей головы все-таки прижился. Хорошо отражает понятие.

– Конечно, давайте! – поддержку я получил с той стороны, с которой вообще не ожидал. Единственным, чьи глаза сразу заблестели азартом и энтузиазмом оказался Кирюха. Наш тихий гений.

– Короче, тема такая, – заговорил Сэнсей. – У фестиваля два организатора, причем один, тот который первый, анархист и считает, что кто первый вылез на сцену, тот и выступает. Но в этот раз появился… Точнее, появилась вторая. И навела немного порядка. Но вышло плохо, так что влезть все еще есть возможность. Ближе ко второй части мы с ребятами выступаем, и вот сразу после нас можно занять сцену и…

– Да блин! – Астарот резко махнул рукой. – Конечно, надо выступать!

«Ангелочки» расслабились и заговорили все разом. Отлично. Даже пенделя не пришлось выписывать, а то я уже речь заготовил. Язвительную.

– Айда за мной, – сказал Сэнсей и повел всю нашу процессию в недра технических коридоров ДК. Я остановил запись видео, чтобы не снимать спины во мраке. Странное дело, все-таки. Вид у этого дворца культуры такой, будто его бомбили. Ну ладно, не бомбили, он явно послевоенной постройки уже. Но вот как будто не ремонтировали с момента постройки точно. Но при этом электричество тут есть. Кто надо подсуетился? Или как провели когда-то так и не отрезали? А еще может быть, здание не так уж и давно заброшено. И такой вид ему придали облюбовавшие его рокеры. Ценители подобного трэша и разрухи, как символа… гм… новой жизни?

Черт, кажется, питерская атмосфера девяностых навевает на меня желание философствовать. Надо это пресечь.

Я нагнал ушедших вперед «ангелочков» и Сэнсея. Тот как раз заканчивал травить очередную байку.

– …и когда они вышли на сцену, то Фима об эту самую кучу навоза и споткнулся, – рассказывал он с невозмутимым лицом. – Зал в ржач. За кулисами ржач. А Фима поправил очечки, подошел к микрофону и говорит: «Товарищи устроители, вы в следующий раз когда будете „Котофейников“ на сцену выпускать, вы их басисту ведро под задницу вешайте, а то он вам тут на сцене насрал!»

«Ангелочки» заржали. Навстречу нам то и дело попадались музыканты всех рокерских вариаций. И в разной степени опьянения.

– Мы же без костюмов своих! – вдруг спохватился Бельфегор.

– Ты на всех остальных посмотри, – усмехнулся я. – Даже если вы в одних трусах выйдете выступать, никого не удивите.

Мы всей толпой протиснулись в помещение неправильной формы. Судя по лестнице наверх с другой стороны, оно вело на сцену. Похожая гримерка была в нашем ДК на «Рок-провинции». Такая же облупленная краска, такие же гвозди в досках вместо вешалки. В чем-то даже дежа вю – куча шмоток, на куче возлежит полуголый бухой панк, рядом с ним – такая же бухая подружка. Часть народа сосредоточенно готовится к выступлениям, часть пьет, один вообще прямо здесь на гитаре играет, сидя на ступеньках.

Творческая атмосфера, что уж. Сэнсей повернулся ко мне и показал большой палец вверх. Намек я понял, мол, не толпитесь тут, все уже под контролем. Я ухватил за руку Кристину, которая уже намылилась пойти внутрь следом за Астаротом. И увел их вместе с Евой обратно в фойе.

– Попить бы чего, – сказала Кристина. По ее лицу было заметно, что больше всего ей сейчас хочется не пить, а разрыдаться и начать капризничать. Нервно, бессонная ночь в поезде, да и обстановочка здесь, прямо скажем, далека от того, к чему наша куколка привыкла.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал я и огляделся. Не может же быть, чтобы на всю эту ораву народа не нашлось ни единого дельца, сообразившего, что в этой развалине можно сделать неплохие деньги.

Точняк, нужный нам перец, тоже, кстати, при патлах и джинсовке в значках, нашелся неподалеку от центрального входа в ДК, который был наглухо заколочен досками. Куча ящиков и выстроившаяся очередь намекала, что он – то, что нам нужно.

– Вода есть? – перекрикивая шум, спросил я, когда мы приблизились к импровизированному прилавку из детского пластмассового столика.

– Только пиво! – прокричал патлатый. – Будешь?

«А вариантов, как я посмотрю, особых нет», – подумал я. Теоретически вода должна была быть в местном туалете, но в туалет я уже попытался заглянуть. Вести туда Кристину – это провоцировать ее или на обморок, или на истерику. Хотя, блин, пиво коварная штука, придется ведь потом девчонкам показывать, где тут у них в культурной столице принято… гм… справлять малую нужду.

Черт, как-то неудачно у нас поездка началась! Надо будет завтра как-то отделаться от сортирной темы, которая нас что-то преследует с того момента, как мы вышли на перрон.

– Три бутылки, – сказал я и протянул патлатому несколько смятых купюр. Тот кивнул, спрятал их в поясную сумку и выхватил из ящика три бутылки. Я отошел, уступая место другим страждущим.

– Простите, дамы, из воды у нас нынче только вот такая, – усмехнулся я, доставая связку ключей. На всякие фокусы, типа сдергивания крышек зубами я пока что был не готов. Хотя умел, конечно.

– Так даже лучше, – буркнула Кристина. – Я бы даже сейчас, наверное, от водки не отказалась.

– Думаю, Долли, такое ты здесь запросто можешь устроить, – хихикнула Ева и сделала глоток. – Просто подойди вон к тем ребятам, и они тебе и водки нальют, и закуски организуют, и звезду с неба еще.

«Те ребята» глазели на Кристину с Евой, конечно же. Наливающий водку даже мимо стакана попал, за что получил оплеуху, конечно.

– Давайте не искушать судьбу, дамочки, – понизив голос, сказал я. – Я этим говнарям навтыкаю, конечно, если потребуется, но зачем портить культурный вечер вывихами челюсти и разбитыми носами?

– Да ладно? – Кристина недоверчиво сморщила нос.

– Навтыкает, стопудово, – уверенно заявила Ева.

– Эй, парни! – я махнул рукой компашке распивающих. Ну а фигли? Не можешь предотвратить – возглавь. Наедут, хоть разомнусь. А то я как-то все еще не в своей тарелке себя чувствую, не бухать же в самом деле, чтобы общую волну поймать. – Не хотите предложить даме водочки?

– Конечно-конечно! – вдруг засуетились говнари, и вся компания моментально перетекла к нам. – Девушка, вы такая красивая, что я просто дар речи потерял! Вот, держите стакан!

– Ты протри его хоть!

– Да чистый он, я дома мыл!

– Девушка, а меня Саша зовут!

– А я на басухе играю! Видели сегодня нашу группу?

– У меня где-то ириска была, закусить чтобы… Блин, Гарик, вот нафига ты всю запивку выжрал?

– А чо вообще? Ну сушняк был… Занюхаешь Косматым!

– Вот ты дебил… Девушке тоже занюхать предложишь?

– Девушка, а как вас зовут?

– Кристина, – сказала она и бросила на меня уничижительный взгляд. Я фыркнул. Ну да, размялся, блин. Кто же знал, что они окажутся такими дружелюбными?

Стакан многократно протерли. Сначала первый потер его о штаны, потом другой, рыжий, чем-то похожий даже на нашего Бельфегора, отобрал его и долго тер полой своей клетчатой рубашки. Потом самый взрослый из них, парень лет двадцати пяти, которого уже даже научили пользоваться расческой, догадался достать из кармана носовой платок. Стакан вручили Кристине. Набулькали водки примерно на четверть.

– Вот, у меня конфета осталась, – застенчиво сказал невысокий толстячок. – Она, правда, надкусанная, но если с другой стороны кусать, то нормально.

– Пивом запью, – смело заявила Кристина и ловко замахнула прозрачную жидкость.

– А нам потом ее тащить до дома не придется? – на ухо спросила у меня Ева.

– Да она легкая, – усмехнулся я. – Как-нибудь дотащим.

Завязался разговор, все снова наперебой представлялись, жали друг другу руки, отвешивали моим спутницам цветистые комплименты. Имен их я, конечно же, не запомнил. Мое они, подозреваю, тоже не запомнили. Потому что в основном были заняты тем, что глазели на Кристину. И старательно подавляли в себе желание потрогать это небесное видение, чтобы убедиться, что оно настоящее. А не привиделось им под действием этого шмурдяка, который они старательно потребляли.

– Ладно, парни, – сказал я. – Вы отличные ребята, но там сейчас на сцене наши будут выступать. А нам надо запечатлеть это событие на камеру.

– Ваши?

– О, так вы с группой?

– Так давайте все пойдем!

Кристину слегка повело. Но зато на лице теперь блуждала глуповатая улыбка, что конечно же, лучше, чем капризно оттопыренная губа. Я придержал ее за талию, чтобы она со своих шпилек не навернулась. И мы, в компании новых знакомых двинули в зал.

Вовремя я спохватился. На сцене как раз заканчивал свое выступление «Папоротник». Сэнсей вдохновенно пел, сидя на стуле.

– …и когда сломается лед

Мою руку крепче сожми.

Между небом и стылостью вод

Останемся мы одни.

Ты почувствуешь пульс судьбы

Горько-сладкий шепот оков

Просто сдайся ей без борьбы,

Нас с тобою держит любовь…

Заплакала флейта, зазвенел нежный перебор гитары. Зал шумно выдохнул, вверх взметнулись огоньки зажигалок.

– Друзья, я чертовски рад, что моя новая песня вам понравилась, – растягивая слова в своей всегдашней манере проговорил Сэнсей. – И сейчас у меня к вам будет большая просьба. Ребята, которых я приглашу на сцену, в нашем с вами кругу впервые…

Тут я опомнился и рванул из чехла камеру. Надо же записать это обязательно!

– Я очень люблю бывать на разных провинциальный тусовках, – продолжал он. – Есть в них особый уютный шарм, который мы здесь в столицах давно утратили. Да что там! Здесь я могу быть откровенным! Многие рок-фестивали вообще опопсели! Я сейчас не об этом месте, разумеется. Это благословенное место свято чтит наши традиции. Ну так вот, к чему я веду. Однажды случилось мне побывать в славном городе Новокиневске.

– Это где вообще? – раздались выкрики из толпы зрителей.

– Знаете, я много могу разоряться о падении музыкального качества современного рока, – продолжил Сэнсей. – Но там случилось… Как бы это сказать на понятном языке? В общем, это то самое ощущение, когда ты копался в навозе и внезапно нашел жемчужину. Я приложил все усилия, чтобы привезти их сюда. Ребята удивительно талантливые. Только тссс! Они пока об этом не подозревают. И знаете почему? Потому что никогда не сталкивались с питерской публикой. Так вот, моя просьба. Покажите им, как на самом деле должны принимать тех, кто так отлично играет.

Публика засвистела и заголосила. «Балует Сэнсей моих ангелочков!» – подумал я. И почувствовал, как Ева крепко схватила меня за руку.

– Они будут играть на чужих инструментах, так что могут возникнуть всякие… казусы, – перекрикивая в микрофон ор толпы, сказал Сэнсей. – Но мы же их простим за это, верно?

– Даааа! – заорала публика.

Музыканты «Папоротника» стали уходить со сцены, вместо них из-за пыльных кулис показались «ангелочки». «Выступать на хорошо разогретую публику – это прекрасно, – подумал я. – Только половина из них даже не запомнит же ничего…»

– Видите вон того парня! – Сэнсей поднялся и протянул руку в мою сторону. – Да-да, вот который с камерой и двумя фантастически красивыми девушками. Это Велиал. И у него точно есть кассеты их первого альбома. Что-то я забыл, да? А, точно. Это группа «Ангелы С»!

Сэнсей пожал руку Астароту, похлопал по плечу Макса и скрылся со сцены. Астарот подошел к стойке и взял с нее микрофон.

– Блин, после такой речи я даже не знаю, что вам сказать, – произнес он, старательно пытаясь не улыбаться. Так что, привет, Санкт-Петербург. И давайте мы лучше споем…

Надя подошла к микрофону. Двигалась она скованно, было заметно, что ужасно волнуется. Глаза даже без косметики смотрелись огромными. Она поправила стойку, взялась за микрофон обеими руками. И запела звенящим от волнения голосом. Немецкая песенка зазвучала в неожиданной тишине. Я подался вперед, пытаясь сообразить, это плохая тишина или хорошая? Может быть, в Питере, по которому великая отечественная весьма кроваво проехалась, в отличие от того же Новокиневска, который был в глубоком тылу, песни на немецком – это так себе идея?

Бегемот тряхнул гривой и ударил в барабаны. Пальцы Кирюхи пробежались по струнам. Насупившийся Бельфегор сосредоточенно бил по клавишам. Нда, вот теперь понятно, что таскаться с громоздким и тяжеленным поливоксом – это на самом деле того стоит. На самом деле синтезатор, который выдал «ангелочкам» приятель Сэнсея был совсем даже не «Ионика» какая-нибудь. Но «грязного» звучания поливокса Бельфегору от него добиться не удалось.

К припеву замолкшая было публика разгорячилась, раздались ритмичные аплодисменты, взметнулись козы и огоньки зажигалок. Кто-то даже пытался подпевать, но поскольку слов не знал, просто орал.

– А у тебя в натуре кассеты есть? – раздался над моим ухом голос одного из наших новых друзей. «Прикольно будет на видео его голос звучать», – подумал я и кивнул.

– А можно мне одну? – спросил он, обдав меня облаком сивушных масел. При этом бухим он вообще не выглядел. Пил для запаха?

Я поднял палец. Мол, сейчас они допоют, и вот тогда…

– И мне тоже! – подал голос второй.

– Сейчас выдам, – вместо меня ответила Ева и расстегнула мою сумку. – А если подождете, то еще и с автографом Сани.

– Его Саня зовут, да?

– Тсс! Он предпочитает, чтобы его называли Астаротом!

– Отличная музыка!

– Да вообще! Прямо глоток свежего воздуха!

– Он мой парень, между прочим! – нетрезвым голосом похвасталась Кристина.

Кирюха запилил последний риф, и песня смолкла. Я замер, ожидая реакции зала.

Глава 3

– Ещё давай! – завопили в зале. Какой-то особо борзый патлатый хрен выскочил на сцену и плюхнулся перед Надей на одно колено. Наденька сначала от неожиданности дернулась назад, но постепенно происходящее начало до нее доходить. Аплодисменты, выкрики из толпы, этот вот внезапный поклонник, которого пара более трезвых приятелей уже стаскивали со сцены, пока он отбивался и орал, что она любовь всей ее жизни. На губах девушки заиграла улыбка, она гордо вскинула подбородок, отправила в зал пару воздушных поцелуев.

– Ещё давай! – вопили из зала.

– Спасибо за теплый прием, – откашлявшись, сказал Астарот. – Мы тут немного не по плану, так что давайте мы споем ещё одну песню, чтобы надолго сцену не занимать…

– Да! Да! Да! – голосил зал.

«А хорошо получилось», – подумал я, старательно фиксируя реакцию питерской публики на моих «ангелочков». Стопроцентным триумфом я бы это не назвал, все-таки публика разогретая, да и подогретая изрядно. Им можно было сейчас скормить хоть квартет балалаечников…

Правда, при условии, что у них будут басы и барабаны, конечно.

– Это мой парень! – кричала Кристина, подпрыгивая на месте. Мы с Евой переглянулись и прыснули. Да уж, нормально так нашей куколке питерская атмосфера в голову ударила. Хотя может это и водка была, конечно.

«Ангелочки» обменялись несколькими фразами, кивнули друг другу, Надя снова подошла к микрофону. Зал подутих, и из колонок полилась ещё одна немецкая песенка. Только теперь голос девушки уже не дрожал, а звучал вполне уверенно и звонко. Вступили ударные.

– Черт, кассета кончилась, – шикнул я и принялся торопливо ее менять. Кассет в Питер я взял изрядный такой запас. Сами по себе концертные записали имеют не очень большую ценность. Но вот хроника подобных мероприятий в будущем может нам нормальную такую службу сослужить. Такие концерты запросто могут получить через какое-то время статус культовых. Я так себе знаю историю русского рока. Но ведь это легко может быть первым концертом «Короля и шута», например. Или одним из первых. И мои «ангелочки» выступали здесь же, на этой самой всратой сцене. Где-то посреди зимней слякоти февральского Питера.

– Мне все это кажется каким-то нереальным, – сказала Надя, подставляя лицо летящим с мутно-серого небы пушистым снежинкам. – Как будто я сплю. В ушах до сих пор эти вопли, а я никак поверить не могу…

– Блин, а если бы у нас свои инструменты были, мы бы там вообще всех порвали! – Бельфегор перегнулся через парапет набережной. В отличие от намертво скованной льдом Киневы, Нева зияла проталинами, а середина реки была и вовсе жидкой. Питер девяностых выглядел менее приветливым и жизнерадостным, чем когда я сам здесь бывал, уже много позже. Он был весь залит огнями, полон улыбчивыми людьми и сиял уверенным имперским величием. Сейчас этот город имел те же очертания, но ощущение от него было другим. Как от израненного зверя, скалящегося на тебя черными провалами подворотен. Даже не знаю, что нанесло его блистательно у великолепию больше урона – собственно, эпоха перемен, в которую мы сейчас здесь оказались, или советское наследие…

Я оборвал поток нахлынувших на меня поток философских мыслей и прислушался к разговору «ангелочков».

– …а я думаю, сейчас облажаемся, и все, кабзда! – размахивая руками, говорил Астарот. – У меня ещё в ботинке камешек какой-то дурацкий. Я думал, надо его вытащить, а тут Сэнсей, вот это все… Стою на сцене, свет в глаза, публика орет. А я про этот камешек думаю!

– …а я говорю: «Спасибо!», улыбаюсь изо всех сил, а сам думаю: «Вы бы мне ещё ионику дали!»

– Боря, побойся бога, нормальный у тебя был синтезатор! В Новокиневске такой только у Конрада в группе!

– Но звучание совсем не то!

– А потом налетают какие-то парни с нашими кассетами и просят подписать! А я даже не знаю, что пишут в таких случаях вообще!

– И что написал?

– Костяну от Астарота.

– Да блин! Надо придумать что-то прикольное уже…

– А много кассет разобрали? Велиал, ты нас слушаешь вообще?

– Все, сколько я взял, – ответил я. – Пятнадцать. Блин, знал бы, что так получится, больше бы взял. Спрашивали больше, я сказал, чтобы в «Юбилейный» приходили.

Мы решили, что пора уходить, как-то все вместе, не сговариваясь, где-то часа через полтора после выступления «ангелочков». Когда сцену заняли уж какие-то совсем трэшовые коллективы, а градус алкоголя в толпе повысился настолько, что догонять публику ни у кого из нас не было ни желания, ни возможности. Сэнсей тоже к этому моменту погрузился в свою «алконирвану», так что мы незаметно свалили и направились, было, домой. Забрались на свою мансарду, уложили спать Кристину, а сами сначала смотрели на ночные огни через удивительное полукруглое окно. А потом, когда пошел настоящий снег вместо того недоразумения из смеси воды и льда, оделись и пошли гулять. Потому что спать не хотелось совершенно. Да и глупо как-то. Вокруг нас ночной Питер, а мы спать ляжем? Не такая долгая у нас поездка, чтобы так безалаберно распоряжаться временем.

Гуляли, болтали, совершенно не слушая друг друга. Делились только что пережитыми эмоциями. Пьянея от вязкого питерского воздуха, вперемешку с собственным счастьем. Я сжимал в руке холодные пальцы Евы. Иногда мы встречались взглядами. И каждый раз мое сердце начинало биться сильнее, когда я видел блеск ее глаз.

– Может, наденешь перчатки? – тихо спросил я, когда мы чуть отстали от остальных. – Замёрзла же!

– Знаешь, я так давно хотела сюда попасть, – сказала она и положила ладони на металлический парапет. – Я хочу трогать этот город голой кожей. Хочу его касаться, впитывать… И мне совсем не холодно!

Я обнял Еву за плечи. Она прижалась ко мне спиной и положила голову мне на плечо.

– Люблю тебя, – прошептал я.

– Я тоже тебя люблю, – ответила она и посмотрела мне в лицо. Растаявший снежинки блестели в ее волосах, словно маленькие бриллианты. – Я иногда с ужасом думаю, что было бы, если бы мы в тот вечер не встретились.

– Значит встретились бы в другой, – сказал я, коснувшись губами ее щеки.

– Или в другой жизни, – Ева порывисто вздохнула и снова уставилась в черные воды Невы, покрытые крупными мазками белого льда.

– Велиал! Ева! Вы где там? – закричал Бельфегор с моста.

Мы обменялись быстрым поцелуем и помчались догонять «ангелочков», которые стояли уже на Дворцовом мосту.

– Да не могу я ничего есть, у меня голова болит… – простонал, а Кристина, отодвигая от себя тарелку с яичницей.

– Тебе надо поесть! – назидательно сказал Бельфегор. – Тогда голова пройдет.

– Ой, отвали, много ты понимаешь! – заныла Кристина.

Честно говоря, я сомневался, что у нее такое уж дикое похмелье. Во-первых, выглядела она лишь самую малость утопленной, да и то скорее потому, что ее платиновые волосы были в некотором беспорядке. А во-вторых началось оно у нее ровно в тот момент, когда она узнала, что пока она спала, мы ушли гулять. А она пропустила прогулку по ночному Питеру. И голова у нее заболела ровно в тот момент, когда все взялись делиться впечатлениями.

Особенно виноватым себя чувствовал Астарот, разумеется. Прямо умиление вызывало его озабоченное и встревоженное лицо.

– Милая, давай я в аптеку сбегаю? – оттерев Бельфегора, сказал он. – Что тебе купить?

– У меня есть цитрамон, – сказала Ева.

– Дай ему побыть рыцарем, – прошептал я, утаскивая Еву с кухни. – Сегодня у нас свободный день, сходим погулять? Поедим пышек на Большой Конюшенной, в музей какой-нибудь сходим, а?

– Я не знала, что ты был в Питере, – сказала Ева.

– А я и не был, – усмехнулся я. – Но про пышки ведь все знают, разве нет?

– А ребята? – спросила Ева.

– А ребята не маленькие и сами справятся, – засмеялся я. – Или мы весь день проведем, квохча вокруг страдающей Кристины.

– Да, точно, – Ева хихикнула. – Отличный аргумент. Тогда сейчас я оденусь и пойдем.

Правда, прежде чем пойти праздно гулять по зимнему Питеру, мы заскочили в рок-клуб, благо это было рядом, чтобы убедиться, что с завтрашним концертом все в порядке, что «ангелочки» есть в расписании. И вроде там заплатить какой-то взнос было нужно.

В другое время я даже может остался бы потусоваться. Несмотря на ранний час, там царило нервное оживление, наверняка среди бродящей и бегающей там публики хватало суперзвёзд, нынешних и будущих.

«Хех, пара моих однокашников, фанатеющих по русскому року, от зависти бы удавились!» – подумал я, передавая деньги уставшей девице в мятом красном платье.

– «Ангелы С» из Новокиневска? – повторила она. – А это где вообще?

– Настя, это же те самые ребята, ну! – воскликнул бородатый парень в джинсах и кожаной жилетке на голое тело. – Сэнсей ещё месяц назад про них говорил!

– А, точно! – лицо ее просветлело. – Сейчас, подождите, я вам проходку выпишу. Сколько вас человек?

С погодой повезло, вот что. С утра небо немного хмурилось, но когда мы вышли из рок-клуба, серая хмарь развеялась, обнажив акварельно-голубое небо. И дома на Рубинштейна озарились тускловатыми лучами солнца. Питер стал почти таким, как я его помнил. С нюансами, разумеется. Мало машин, большая часть из них отечественные. Исчезающе мало стильных вывесок, зато то тут, то там изящные фасады домов закрывали аляпистые рекламные баннеры.

Но все равно это был Питер. С которым у меня было связано много приятных воспоминаний. Я здесь был раз, наверное, шесть. С компанией приятелей, и тогда он состоял из одних шумных баров. С романтичной поэтессой Лерой, которая таскала меня по каким-то крохотным музеям и читала стихи на ступенях бесконечных питерских набережных. Один раз по работе, когда пришлось сопровождать босса в деловой поездке. И в тот раз я увидел строгий Питер больших денег. А сейчас мы шли по узким тротуарам непарадного центра с Евой. Взявшись за руки. И это был неумытый и мрачноватый Питер. В другом настроении я бы подмечал и мусор, и разбитый асфальт, и быковатых парней в черных куртках, кучкующихся вокруг «девяток». Но почему-то мне нравилось думать, что этот город не в разрухе, а просто просыпается с похмелья. Вот протрет он глаза своих окон, выметет со своих улиц останки ушедшей эпохе, причешет паутину проводов… И вернет себе блистательное имперское величие. Совсем скоро.

– Я после школы собиралась ехать сюда поступать, – сказала Ева, прищурившись на неяркое зимнее солнце. – Тоже на исторический. Я никогда здесь не была, просто… Ну, в общем, когда мы где-то в одиннадцатом классе заговорили о планах на будущее, все говорили про всякие там политех, универ, юридический-экономический, я просто брякнула, что поеду в Ленинград. Ну и как-то… прилепилось. Папа сказал, что после выпускного мы обязательно сюда съездим. А потом… В общем, не получилось.

– Жалеешь? – спросил я.

– Нет, – она покачала головой и улыбнулась. На реснице повисла слезинка. Не потому что она плакала, просто долго смотрела на солнце. – На самом деле, я не уверена, что мечтала именно об этом. Возможно, мне просто хотелось сюда уехать, чтобы залезть на шпиль Петропавловской крепости и показать оттуда всем одноклассникам язык.

– Вчера ночью ты говорила иначе, – напомнил я.

– По-моему, это вообще никак не противоречит, – усмехнулась Ева. – Этот город действительно красивый и особенный. Но я же не могла этого знать в Новокиневске.

– Зато честно, – заржал я. – Может, в Эрмитаж сходим?

– Нет, – внезапно скорчила гримаску Ева. – Здесь все ходят в Эрмитаж, значит я не хочу. Давай просто пойдем… куда-нибудь. Куда понесут ноги.

– Погоди-погоди, – я придержал ее за плечо. – Ты историк. И не хочешь идти в самый главный в России музей?

– Я вообще не люблю музеи, – Ева пожала плечами. – Они мне кажутся искусственными и… И еще я не люблю экскурсоводов, которые мне показывают, куда смотреть и как идти.

– Ладно-ладно, я все понял, – засмеялся я. – И полностью тебя поддерживаю. Так что давай представим, будто мы местные жители, погуляем, может быть, сходим в кино. Потом съедим по шаверме, а вечером вернемся домой, там должен прийти Сэнсей с какими-то друзьями…

– Что-что мы съедим? – переспросила Ева.

– Ну, шаверму, – сказал я. – Везде щаурма, в Питере шаверма. Это же как с бордюром и поребриком…

Я замолчал, глядя на недоуменное лицо Евы. Черт! Девяносто второй же! Не две тысячи двадцать третий ни разу, когда шаурма – это что-то настолько привычное, что, кажется, всегда существовало. Стопудово, когда Адама и Еву изгнали из рая, то первое же, что они должны были увидеть, это ларек с шавухой.

– В общем, это такая еда, – начал выкручиваться я. – У моих родителей друг недавно ездил в Питер и рассказывал, что где-то купил такое. Мясо и овощи в соусе, завернутые в тонкую лепешку. Очень вкусно и нажористо. Говорят.

Я напрягся, отчаянно тормоша свою память. Ну давайте, мозги, скрипите шустрее! Я же точно слышал эту историю, стопудово, когда был здесь в один из разов. Причем не в развлекательной, а в деловой поездке… Мой босс, несмотря на его состоянии, был большим любителем шаурмы во всех видах. И привел меня в какой-то сирийский ресторанчик, в котором, по его словам, шаверма была каноничная и идеальная. И вот как раз там… То ли на Площади Восстания это было. То ли на площади Мужества… Разговорчивый дядька, который нам эту самую эстетскую шавуху заворачивал, рассказывал, что самая первая шаверма открылась в… девяносто втором? Или в девяносто первом даже… И открыл ее какой-то его родственник. Там было написано SHAWARMA, и поэтому Питер так и стал называть это блюдо. В отличие от остальной страны.

Блин. Все вспомнил. Осталось самое главное. Где, черт возьми, было это место?!

– А, вспомнил! – просиял я. – На самом деле, мы довольно недалеко сейчас. Он говорил, что вроде бы ел шаверму на Витебском вокзале. Помнишь, мы там вчера были?

– Ой, я вчерашний день почти весь как страшный сон вспоминаю, – фыркнула Ева. – Это такой красивый вокзал, как из кино, да?

– Да-да, – покивал я. – Ну так что, попробуем?

Надо же, занозило! Прямо даже захотелось непременно найти первую российскую шаверму! Это же как в легенде побывать, не меньше. Поездки в Питер и раньше-то у меня вызывали удивительное чувство узнавания. Мест из кино, улиц из книжек. Радовался, как ребенок, когда случайно набрел на Петроградке на улицу Бармалеева. А сейчас ситуация еще круче. Это же прикосновение к истокам! Увидеть вживую место, которое вбило здоровенный клин между петербуржцами и остальной Россией!

– Конечно! – радостно согласилась Ева, и мы, снова взявшись за руки, пошагали вперед.

Вернулись мы уже по темноте, разумеется. Продрогшие на местном промозглом ветру, вымокшие под дождем, который начался как-то внезапно уже под вечер. Но бессовестно счастливые. И нагруженные пакетом со свертками той самой шавермы, киоск с которой нашелся-таки на Витебском вокзале. Как же я веселился, когда спрашивал у всех подряд встречных, где продается шаверма! Почему-то меня так радовало это недоумение в глазах коренных петербуржцев, которые впервые слышали это слово!

Оказалось, что мы вернулись лишь чуть-чуть позже, чем остальные «ангелочки». Астарот и Кристина ходили в Эрмитаж, а остальная банда – в Петропавловскую крепость.

– Ммм, как вкусно пахнет! – принюхалась Кристина. – Вова, ты же еду какую-то принес, да?

– Это, друзья мои, не просто еда! – важно подняв палец, сказал я. – Это своего рода культ!

– Я не понимаю, о чем он говорит, – засмеялась Ева. – Но это вкусно, правда-правда!

– Внемлите мне, ибо я предвижу будущее! – с пафосом произнес я, выкладывая на стол неказистые свертки. – В скором будущем из-за этого блюда развернутся настоящие сетевые баталии…

– Какие баталии? – спросил Бельфегор.

– Не бери в голову, – отмахнулся я. – Пророчества штука странная, как приходят, так и говорю. Так вот, знакомьтесь, друзья, это – шаверма! И поедая ее, мы с вами стоим у истоков… – я замолчал и почесал в затылке. – В общем, тут пророчество закончилось. Надеюсь, вы голодные, потому что еда довольно нажористая.

– Отличненько! – Бегемот немедленно нацелился на один из свертков, но Кристина тут же стукнула его по руке.

– Ты прямо руками что ли есть собрался? – строго сказала она. – Давайте будем культурными! Порежем, разложим по тарелкам…

– Так шаверму и едят руками, – попытался возразить я, но наткнулся на стальной взгляд Кристины и отстал. Культурные, так культурные. Культурная же столица, что мы, в самом деле, как дикари какие-то…

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда мы рассаживались за столом и спорили, как правильно пользоваться салфетками – за воротник засовывать или раскладывать на коленях.

– О, а вот и Сэнсей! – обрадованно воскликнул Астарот и помчал открывать.

Глава 4

«Вот сейчас взрослый я в голове у Вовы-Велиала прямо-таки возмущен до глубины души», – со смехом подумал я, перемещаясь из гостиной с полукруглым окном в узкую кухню, похожую на коридор. Наша удивительная съемная квартира была битком набита людьми. На хвосте Сэнсэй приволок толпу разновозрастных приятелей, явно все они имели отношение к местной и не очень рок-тусовке. Причем прибывать «хвосты» продолжали и после того, как заявилась «первая волна» во главе, собственно, с самим Сэнсеем.

Чтобы успокоить взбудораженную незапланированной шумной попойкой совесть, я мысленно пообещал себе навести в квартире порядок до блеска и добавить к гонорару хозяйки еще несколько купюр.

В гостиной пели, в спальнях и на кухне – разговаривали, спорили и что-то друг другу доказывали. В каком-то смысле все происходящее напоминало тусы в коммуналке Боржича, только размах побольше. Из рук в руки переходили какие-то журналы, даже представления не имею, кто именно их принес.

«Вполне возможно, что я сейчас нахожусь на тусовке чьей-то мечты», – подумал я, заняв освободившуюся табуретку, бывший хозяин которой поднялся, чтобы пойти отлить.

На кухне разговор шел о музыке, как водится. О настоящей философии, о высокой миссии рока, о жизненных позициях. Иногда все говорили разом, иногда замолкали, и тогда голос кого-то одного начинал звучать громче и авторитетнее.

Среди других-прочих выделялся один человек. С бородой, волосами до плеч и хитрым прищуром светлых глаз. Когда он говорил, все замолкали, я бы даже сказал, заглядывали ему в рот. На этой кухне он был явно доминирующей персоной.

Я попристальнее вгляделся в его лицо. Кто же ты такой, мужик? Я не шибкий знаток персоналий русского рока, но этот перец явно ведь кто-то знаковый…

– Ах да, Сеня! – вдруг произнес этот товарищ, перебивая длинную путаную речь светловолосого субтильного парнишки в очках. Обращался он к Сэнсей. – Ты же просил, я сделал! Давай отдам, пока не забыл!

Парень… Хотя скорее мужик, конечно. По моим прикидкам лет сорока, наверное. Хотя мне все еще сложно было как-то определять на глаз возраст в девяностые. В двадцать первом веке в массе своей люди выглядели моложе, или, скажем так, ухоженнее. А здесь – все смешалось. Еще по Новокиневску заметил. Болтаешь с мужиком, думаешь, что ему уже под полтос, судя по седине и глубоким морщинам. А потом он оговаривается, в каком году закончил школу, и ты понимаешь, что ему всего-то тридцатник. Обратные ситуации случались довольно редко. Ну да, стресс слома эпох, много омерзительной выпивки, постоянный дым коромыслом… Создавалось впечатление, что рокерская и прочая неформальная тусовка делится строго на два типа – совсем молодые пацаны, которые выглядят как вчерашние школьники. И предпенсионного вида старики. Как будто первые в какой-то момент волшебным образом превращаются во вторых.

Впрочем, никого подобный феномен не смущал, общались все друг с другом приблизительно одинаково. Ну, за исключением неких знаковых фигур, которым все заглядывали в рот.

И один из которых как раз вернулся из коридора. В руках он держал большой квадратный конверт виниловой пластинки.

– Оооо, благодарствую, Андрей! – Сэнсей поднялся со своего табурета и обнял мужика с пластинкой. Ага, значит, Андрей. Я напряг память, пытаясь вызвать оттуда всяких знаковых Андреев-суперзвезд. Не, бесполезняк. Реально, не такой уж я и знаток. Казалось, что вроде неплохо знаю русский рок, но вот на этой конкретной тусовке понял, что вообще ни хрена не знаю. Так, по верхушкам. Бутусова от Гребенщикова на вид отличу, конечно, но вот кто там у кого играл на клавишах или басухе, хрен его знает. Кто такой Дуче, например, козырявший в кепке а-ля солист AC/DC? Никогда его не видел, даже не представляю, где он играет.

Меж тем пластинку начали передавать по рукам, кто-то понимающе цокал языком, кто-то хвастался, что успел такую урвать в свое время.

На конверте было русскими буквами написано «Лед Зеппелин». Сам конверт был светло-коричневый, будто сделанный из драных обоев. А в центре – обычное такое фото в рамке какого-то дядьки в плаще и шляпе, с тростью. На фоне угла не то дачи, не то вообще детского садика. А, стоп. Вот это лицо мне было даже знакомо.

Это был Дмитрий Шагин из «Митьков». Один мой близкий приятель творчеством этих ребят увлекался, да и меня подсадил. Но какое отношение имеет «митек» Шагин к Цеппелинам вообще?

Я перевернул альбом. «Продюсерский центр рок-н-ролльных приходов Единой евангелическо-лютеранской церкви России» – прочитал я. Надо же, сюр какой! В удивительную я все-таки эпоху попал. Мир вокруг напоминал рваный калейдоскоп, складывающий реальность в причудливые и диковатые картинки.

Я снова перевернул конверт. Заметил то, что с самого начала не бросилось мне в глаза. Логотип, похожий на роспись. АнТроп. В овальном росчерке.

И вот тут что-то такое в моей голове забрезжило.

Андрей. Пластинка. АнТроп.

Да, всяческих персоналий питерского рока я знал плоховато, конечно… Я снова посмотрел на этого бородатого длинноволосого Андрея, которому, пожалуй что, повезло с генетикой, так что ему действительно лет сорок, на которые он и выглядел.

Скорее всего, это не просто Андрей. Это Андрей Тропилло. Даже не отец-основатель, а божество питерского рока. Хотя правильнее было бы сказать ленинградского. Это именно его стараниями творящие в подвалах и подворотнях пацаны превратились в суперзвезд и монстров рока. С настоящими виниловыми пластинками. И это в Советском Союзе, еще даже до перестройки… Черт, а зря ведь я не интересовался всей этой кухней раньше! Знал бы подробности, не сидел бы сейчас с видом барана бычащего на новые ворота!

Проснувшись утром, я сделал для себя два вывода. Во-первых, очень верным оказалось решение закрыть свою спальню на ключ. Это была единственная комната, у которой имелся замок, и мы с Евой немедленно ее оккупировали. Она была маленькой, так что Астарот не стал возникать, и они с Кристиной заняли комнату побольше. Но вот конкретно сейчас я оценил свою предусмотрительность. Мы с Евой ушли спать часа в четыре ночи, когда часть народа уже срубилась, а градус алкоголя перевел важные и умные дискуссии в многократное повторение одних и тех же фраз. Забавно, но я отсек, что этот самый Андрей Тропилло, за которого я зацепился максимально пристально, с бухлом поступал как и я же – ходил везде со стаканом или бутылкой, чокался, громко приветствовал распитие. Но практически не пил.

«Ангелочков» из центра внимания довольно быстро сдвинули, они на этой тусовке были едва ли не самыми молодыми. Да, Сэнсей в начале сказал, какие они прекрасные и замечательные. Все покивали, похлопали Астарота по плечу. Кто-то выдал ценный совет, что нефиг гнить в том Мухосранске, откуда они приехали, нужно все бросать и перебираться сюда. Потому что именно здесь творится история рока. И буквально на этом их звездный час закончился, потому что сцепились московские и питерские рокеры, начали выяснять, кто круче и кто на стену пИсает выше.

Ну а во-вторых, убедился в очередной раз, что тусовки такого рода практически везде одинаковы. В меру бесполезное времяпровождение. В принципе, понимаю, почему они по юности нравятся, появляется в пылу философского трепа ощущение причастности к чему-то великому, будто ты вот тут, прямо за столом, заставленным бутылками дешевого бухлишка, вершишь судьбы мира и попираешь столпы мироздания.

А еще, кокретно здесь, в Питере, возникало такое чувство, что все это – конспиративная квартира диссидентов, который все время оглядываются и ждут, что вот-вот у подъезда… Ох, нет, конечно же! У какого еще подъезда? У парадной, конечно же! Скрипнет тормозами черный воронок, и оттуда выскочат злые дяди в серых костюмах и повяжут всех засевших тут вольнодумцев. За вольнодумие.

Интересно, откуда взялось? Рассказы и байки я внимательно слушал, и вроде как не особо тут рокеров и щемили. Как сказал тот же Андрей Тропилло, если кого и вязали, то скорее за фарцу или хулиганство, но никак не за музыку…

Хотя может я нафантазировал больше. И это на самом деле была не оглядка на дверь в страхе репрессий. А они просто ждали, может еще какие гости подгребут и присоединятся к разговору…

Я повернул собачку замка и вышел наружу. Прошелся по квартире. Мда… О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями? Спящие тела обнаружились практически везде, даже в тех местах, где вроде бы их быть не должно. Например, пришлось выволочь одно тело из туалета, потому что патлатый товарищ, идентифицировать которого я не смог, уснул, трогательно свернувшись клубочком вокруг унитаза. Еще и протестовал, что я вырываю белого друга из его нежных объятий. Ну как, протестовал? Так, мычал что-то нечленораздельно. И даже не проснулся.

В комнате Астарота с Кристиной кроме них самих, спящих на кровати прямо в одежде, нашлось еще два человека. Один спал рядом с ними на кровати, а второй – на прикроватном коврике. И так везде. На кухне, в гостиной, в коридоре. В коридоре вообще спало трое. Кажется, они перед сном попытались играть в царя горы на куче обуви, но уснули прямо в процессе борьбы.

«Странно, что никто не подрался, – подумал я, глядя на себя в зеркало в ванной комнате. – И еще странно, что тут никто не уснул».

Впрочем, думаю, дело было в том, что привел всех этих ребят Сэнсей. А он у нас товарищ подчеркнуто-миролюбивый. Вот и друзья у него такие же. Когда бухие, только трындеть начинают громче, а в драку никто не лезет.

– Ты куда-то собираешься уходить? – сонным голосом спросила Ева, появляясь в приоткрытых дверях ванной.

– Ефть офно фело… – сказал я, фыркнул, достал зубную щетку изо рта и повторил. – У меня есть одно дело, думаю сгонять туда до концерта.

– Оно тайное или? – прищурилась Ева.

– Тоже хочешь немедленно сбежать? – засмеялся я. – Нет, не тайное. Если хочешь, пойдем со мной. Заодно зайдем в какое-нибудь кафе и позавтракаем. Я жрать хочу, а у нас на кухне из еды, кажется, только линолеум.

– Тогда я за тобой в очереди, – Ева закрыла дверь и оставила меня один на один с моим отражением.

Мы нашли кулинарию близ Пяти углов, выпили там по стакану так называемого кофе и съели по паре бутербродов. А когда вышли на улицу, прикупили на десерт тулумбы, на ларек с которой наткнулись почти у самого метро. Ночью кто-то говорил про это кушанье. И не просто говорил, а восхищался и называл чуть ли не символом новой свободы. А кто мы такие, чтобы этой самой новой свободе сопротивляться? Несмотря на то, что символом ее оказалось очередное жареное в масле тесто.

Адрес Гены, с которым мне поручил пообщаться Василий, находился неподалеку от метро Петроградская. Прикинув по времени, я решил, что до четырех часов дня мы должны успеть. В четыре нужно было явиться в «Юбилейный», выступать «ангелочки» должны были в дневной части фестиваля. Так себе история, конечно, но претензий к Сэнсею у меня не было. Мы выступаем, и это главное. Выступаем на не то, чтобы большом, ввиду зимнего времени, но на весьма увесистым по составу участников фестивале.

Пришлось немного поблуждать вокруг метро, разбираясь, как между собой соотносятся улицы, и что это еще за номер дома такой странный. В конце концов мы нашли нужный дом. Стоял

он во дворе другого дома, окружающего его со всех сторон. Дверь нам открыла высокая худая девушка. Не спрашивая. Я постучал, и дверь сразу распахнулась.

– Вам чего? – медленно, будто в полусне проговорила девушка, запахивая здоровенный махровый халат явно с мужского плеча.

– Мы ищем Геннадия, – сказал я. – По нашим сведениям, он должен проживать по этому адресу.

– А, понятно, – сказала девушка и отступила, освобождая нам путь. – Проходите!

Квартира разительно отличалась от той, которую сдала нам на растерзание бабуля с вокзала. Нет, она тоже была просторной и с высокими потолками, но если «наша» квартира представляла собой иллюстрацию расхожего выражения «бедненько, но чистенько»… Ночная вечеринка рокеров сделала ее менее чистенькой, конечно, но я это исправлю. И «ангелочков» заставлю принять в этом живейшее участие. А вот квартира Геннадия была оформлена в стиле «цыганский шик». Даже лепнину под потолком не поленились покрыть позолотой. Бархатные шторы, ковры, вазоны с фикусами. На стенах – головы оленей, кабанов и чучела хищных птиц, раскинувших крылья. Пузатые пуфики, вычурные диваны на гнутых ножках, снова ковры… Мы шли следом за девушкой, уверенно петлявшей по сложному лабиринту комнат и коридоров. Ева бросила на меня вопросительный взгляд, я в ответ пожал плечами. Особыми подробностями меня Василий не снабдил, так что я понятия не имел, что мы увидим.

– Сядьте вон там, на диване, – сказала девушка, когда привела нас в просторную и – о чудо! – практически пустую комнату. Там стоял только тот самый довольно скромный диван, на который она нам указала, мольберт и стул антикварного вида с высокой спинкой. Сама же девушка уверенно направилась к подоконнику и распахнула окно. Халат соскользнул с ее плеча, обнажая грудь. Впрочем, это обстоятельство никак не смутило девушку. Холодный воздух от окна ее тоже никак не побеспокоил. Она достала из кармана халата сигареты и зажигалку.

– Не говорите Генке, что я курила, когда он придет, – без интонаций и не глядя на нас, сказала девушка. – Он считает, что дым может как-то его краскам повредить. Вбил себе в голову, что он великий художник, представляете?

– Все с чего-то начинают, – дипломатично пожал плечами я.

– А ты на картину-то посмотри, волосатый, – фыркнула девушка и выдохнула дым на улицу. Правда, с потоком холодного воздуха он весь немедленно вполз обратно.

Я встал и подошел к мольберту. Ну… В изобразительном искусстве я, конечно, так себе эксперт… Было понятно, что на холсте существо женского пола. И что девушка голая. И еще держит в правой руке яблоко. А в волосах – что-то желтое, по всей видимости, цветок.

– Сиська? Сиська! – вполголоса пробормотал я. – Фрукт? Фрукт…

– Это ты вчера звонил, да? – спросила девушка. – Из какой-то дыры приехал, какие-то концертные дела обсуждать?

– Да, это я звонил, – кивнул я. – Красивая фотография.

Фотка в уголке мольберта была и правда красивая. На ней была эта самая девушка. Она сидела на том самом высоком стуле, скрестив ноги и протягивала в камеру яблоко. И желтый цветок в распущенных волосах. Надо же, читерство какое – сфотографировать натурщицу и срисовывать с фотографии… Не знал, что художники так делают.

– Красота – страшная сила, – фыркнула она, выбросила окурок за окно, закрыла его и помахала руками, разгоняя дым. – Ты смотри, как бы Генка твою подружку не убедил ему позировать…

– Звучит как угроза, – усмехнулся я.

– Угроза и есть, – сказала девушка, поправив халат. – Ты же говорил, один придешь, зачем бабу с собой приволок?

– Я вроде не с вами разговаривал, – пожал плечами я.

– Здесь спаренные телефоны, так что я все слышала, – ответила девушка.

– Да вы не волнуйтесь, мы все равно послезавтра уезжаем, – вежливо сказала Ева.

– Знаю я вас таких, – дернула плечом девушка, и халат снова сполз. – Сначала скромно на уголке дивана посидишь, а на самом деле на чужое место нацелилась, да?

– Вов, она вообще нормальная? – шепотом спросила Ева.

Я пожал плечами.

– Или это у вас шифр такой? – подозрительно прищурилась девушка. – Сговаривались что-то про концерты обсуждать, а на самом деле ты приехал ему смотрины устраивать, да?

– А скоро Геннадий придет? – полюбопытствовал я.

– Понятия не имею, он за догоном убежал, – скривилась девушка. – С вечера квасил, под утро вермут закончился.

На другом конце квартиры раздался какой-то шум.

– Да вот он и приперся, легок на помине, – хмыкнула девушка.

____________________

От автора.

У Рафаэля Дамирова и Валерия Гурова вышел второй том "БОКСЕРА"!

Пожилой тренер по боксу погибает и оказывается подростком в далеком 1976-м. Как осуществить свою мечту, и выступить на Олимпиаде-80? В прошлой жизни не получилось, но теперь он готов взять реванш и сделать все правильно.

На первый том скидка: https://author.today/work/351980

Глава 5

К этому моменту я ожидал чего угодно – запойного забулдыгу с сизым носом, квадратноголового нового русского в малиновом пиджаке или… На самом деле, варианты у меня закончились, но появившийся на пороге комнаты человек сумел меня удивить.

Он был похож на Арамиса, лицо такое изысканное и одухотворённое. На плечи спадали ухоженные длинные волосы. Одет он был в пестрый блестящий халат из+под которого выглядывала атласная полосатая пижама. Почему-то обрадовало то, что в его одежде не было каких-нибудь индийских элементов. Если бы были, то он напоминал бы сектанта. Он же выглядел как аристократ. Прямо без балды, настоящий такой аристократ. Ну, в моем представлении, разумеется. Я видел достаточно много людей богатых, но «носить» свое богатство изящно умели единицы. Обычно или выпячивали, бравируя каждым жестом «Смотрите, сколько у меня бабла!» Либо наоборот стеснялись, рядились в бедьненькое и любили в этом заявляться в дорогущие магазины, потроллить продавцов. А вот такая гармония, как этот самый Геннадий, встречалась мне в жизни раза, может, два или три. Кстати, имя Геннадий вообще никак не подходило этому сэру. Ну какой он, к чертям собачьим, Геннадий? Генкой должны звать свойского мужика, рубаха-парня из соседнего подъезда. А вовсе не этого чуть утомленного праздным образом жизни аристократа…

– День добрый, – после короткой паузы произнес хозяин квартиры.

– День… – фыркнула девушка, имени которой я так и не узнал за время нашей беседы. И закатила глаза.

– Владимир, верно? – учтиво спросил Геннадий, окинув меня чуть рассеянным взглядом. Потом перевел взгляд на Еву. И на нее он смотрел гораздо внимательнее. – Может быть, нас представят?

– Ева, – улыбнулась моя девушка и протянула руку.

– Чрезвычайно польщен! – Геннадий поцеловал протянутую руку. Пакет, с которым он пришел, многозначительно звякнул. – Сударыня, а вы не хотели бы мне попозировать? У вас такое удивительное лицо…

– Начинается… – прошипела девушка.

– Марианна, ну как тебе не стыдно, у нас же гости! – с ленцой и легким укором произнес Геннадий. – Лучше сообрази что-нибудь на стол, прояви уважение.

– Я тебе толковый словарь подарю когда-нибудь, – Марианна дернула плечом и встала, халат снова сполз куда-то в район талии. Она забрала из рук Геннадия пакет и стремительно вышла из комнаты.

– Вы ее извините, пожалуйста, – развел руками Геннадий. – У нее с самого утра дрянное настроение.

– Это ничего, случается, – пожал плечами я. – Может быть, перейдем к нашим делам?

– Делам? – гладкий лоб Геннадия покрылся морщинами. – Ах да, делам…

– Мне ваш адрес дал Василий из Новокиневска, – сказал я. – Он сообщил, что у вас была договоренность и…

– Да-да, – поморщился Геннадий и махнул рукой. – Я помню Василия. Все собирался ему позвонить… Простите, а вы насколько хорошо его знаете?

– Хм, сложный вопрос, – я поднял глаза к потолку. – Мы знакомы несколько месяцев. И немного вместе работали. А что?

– Владимир… – задумчиво проговорил Геннадий. – Честно говоря, я удивлен. Потому что ожидал увидеть скорее Эдуарда…

– Эдика? – удивился я.

– Он мне звонил четырежды за последнюю неделю, – сказал Геннадий. – Тоже ссылался на Василия и… Честно говоря, я не очень понял, чего именно он хотел, но когда вы позвонили…

«Вот говнюк», – подумал я.

– Эдика я, конечно, знаю, – кивнул я. – Но о его полномочиях не в курсе. Возможно, у него какие-то другие планы.

Черт, у этого Геннадия такая заразительная манера говорить, что я волей неволей начал под нее подстраиваться. Отстой. Я тряхнул головой.

– Послушайте, Геннадий, – сказал я. – Давайте я не буду ходить вокруг да около. Василий хочет сотрудничать с вами на предмет концертов в Новокиневске и области. И попросил меня в некотором смысле ваше соглашение освежить. И вот я здесь. Этот разговор имеет смысл продолжать?

– Ох… – Геннадий потер лоб. Потом посмотрел на Еву. Потом – на распахнутую дверь. – Марианна, у тебя все готово?

Ответа не последовало. Только стук посуды, как будто ее на стол швыряли, а не расставляли.

– У меня есть правило – никогда не обсуждать важные дела на голодный желудок, – сказал Геннадий. – Так что предлагаю нам всем переместиться за стол и приобщиться к кулинарному искусству Марианны. Еще раз прошу за нее прощения, она бывает излишне резка и неприветлива, но у нее, поверьте, золотое сердце.

Геннадий вышел из комнаты, мы с Евой встали, и девушка ухватила меня за рукав.

– А он точно бизнесмен? – прошептала она. – Вообще не похож…

– Мы же в Питере, – пожал плечами я. – Тут все странные.

Завтрак оказался довольно обильным. И, похоже, являл собой логичное продолжение ужина. Во всяком случае, все эти блюда вряд ли золотосердечная Марианна успела приготовить за те несколько минут, которые у нее были. Кроме того, сырная корочка на мясе была слегка «уставшей».

Подчиняясь правилам хозяина, пока мы ели, я не переходил к деловым разговорам и, в основном, вежливо поддакивал хозяину квартиры. Который говорил много и охотно. И о себе, разумеется. Он сообщил, что вся эта пошлая роскошь, которую мы можем наблюдать, досталась ему от родителей. Отец – дипломат, мать – пианистка. Но оба они в прошлом году покинули Россию и осели в Италии. Потому что давно мечтали. А сам Геннадий этих всех шелковых диванов и бархатных портьер не одобряет, но избавиться от этого рука не поднимается. Много говорил о своем детстве, о том, что играет на четырех музыкальных инструментах и говорит на четырех языках. И вообще цифра четыре в его жизни знаковая.

Я не очень внимательно слушал. Ровно настолько, чтобы не терять нить повествования, но не запоминать подробности. Больше всего забавляло во время этого рассказа следить за выразительным лицом Марианны. На каждый эпизод из жизни Геннадия она корчила очередную гримаску, а когда он поворачивался к ней моментально возвращала лицу невозмутимый вид. Через пару бокалов я глянул на вычурные часы, декорированные парой весьма корпулентных барышень, одетых в розовое. Мда, если дело так пойдет и дальше, то мы рискуем опоздать к началу концерта.

Я попытался снова инициировать деловой разговор. И опять безуспешно, потому что в этот момент Геннадий вдруг решил поведать нам о своем новом призвании. Ну, о есть о том, как он решил стать гениальным художником.

Лицо Марианны стало скучающим. Тут она заметила, что я на нее смотрю. Хм, интересно… А что, если… Я подмигнул девушке и понимающе развел руками.

Взгляд Марианны вдруг стал цепким.

– Владимир, а вы умеете чинить гардины? – перебила вдруг велеречивую речь своего не то мужа, не то бойфренда девушка.

– Зависит от степени поломки, – хмыкнул я.

– Пойдем, – она вскочила и ухватила меня за рукав. – Вы тут пообщайтесь пока, Ева, вы ему главное позировать не обещайте, а то пожалеете потом.

– Марианна, ну как ты можешь, в самом деле! – укоризненно покачал головой Геннадий.

– Отстань, – отмахнулась Марианна, увлекая меня за собой к одной из дверей гостиной. – Ты уже неделю ничего с этим сделать не можешь! Может хоть этот гость с руками из нужного места.

Марианна затащила меня в спальню и захлопнула дверь. Судя по голосу Геннадия, опешил он ненадолго. И снова начал вдохновенно вещать о призвании, высказывании творца и его коллегах из эпохи возрождения.

– Давай, – сказала Марианна, резко повернувшись ко мне.

– Так что у вас надо починить? – сказал я, оглядывая новую комнату. Она была под стать всему остальному – бархатные портьеры с золотыми кистями, кисейный балдахин над широченной кроватью, толстенный узорчатый ковер… Единственным диссонансом во всем этом дворцовом великолепии было постельное белье, как попало смятое на кровати.

– Ничего у нас не сломано, – поморщилась Марианна. – Давай телефон своего Василия и рассказывай, что там у вас за дела.

– Я в неподходящее время пришел? – понимающе усмехнулся я.

– Ну да, – кивнула девушка. – На него находит временами. На неделю или две. Иногда на месяц. Сейчас он часа два будет разоряться на тему своих гениальных художеств, и только потом скажет, что больше ему неинтересно заниматься концертами, бла-бла-бла.

– Но при этом ему все еще интересно? – уточнил я.

– А ты думаешь, кто-то его эти художества будет покупать? – криво усмехнулась Марианна, вытащила из кармана халата пачку сигарет и закурила. – А без денег он заскучает и снова начнет делом заниматься.

– Ясно, творческая личность, – кивнул я и полез в карман за записной книжкой. – Понимаю, что я так себе авторитет, но за Василия я ручаюсь, с ним очень приятно работать, он один из самых честных и порядочных людей. Ну, из предпринимателей, разумеется.

– А тебя-то как в компанию предпринимателя занесло? – она окинула меня недоверчивым взглядом. – Ты школу-то давно закончил?

– А я талантливый, – подмигнул я. – Однажды проснулся и понял, что концертная деятельность – это мое призвание. Стоп-стоп, не надо делать такое лицо! Я просто с оказией здесь оказался. Мои ребята выступают на «Невских берегах», а Василий мне доверяет, вот и попросил заскочить пообщаться. Вот телефон Василия. Ну и вот мой, на всякий случай.

– Ага, – Марианна взяла бумажку и посмотрела на нее долгим взглядом. – Новокиневск… Даже не знаю, где это. Забей, я вообще плохо географию знаю. Слушай, Владимир… Блин, как же меня задрала эта высокопарная речь! Вова, давай так. Если Генка очухается в ближайшую неделю, то он сам позвонит. А если нет, то я тебя наберу, и мы вместе что-нибудь придумаем, лады? Ты же не страдаешь этой херней, что дела можно вести только с мужчинами?

– Ничуть, – я покачал головой и протянул руку. Марианна уверенно ее пожала. Халат снова сполз с плеча, обнажая грудь. К зрелищу я уже успел привыкнуть, но еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Где только не приходится заключать сделки! Очень по-питерски получилось – пафосная спальня и полуодетая девица с сигаретой в руке.

Отлично, я считаю. Хорошее начало перспективных деловых отношений.

– А что насчет сломанной гардины? – уточнил я.

– Да все с ней в порядке, – Марианна поправила халат, подошла к окну и отдернула шторы. – Это я для твоей девушки придумала. Генка все равно уже забыл, под каким поводом я тебя из гостиной утащила.

– Трындец, он странный… – выдохнула Ева, когда мы вышли из парадной на промозглый питерский ветер. – Знаешь, что он мне предлагал? Чуть ли не замуж выйти. Нет, сначала, конечно, распинался насчет позирования. И что я его вдохновляю невероятно, он прямо чувствует, что напишет шедевр. А потом вдруг подсел ближе и принялся втирать, что между нами невидимая нить, и что мы непременно должны пожениться.

– Вторую бутылку допил? – уточнил я, прикидывая направление, в котором нам нужно двигаться. По карте вроде недалеко, за полчаса должны дойти.

– И третью начал, ага, – хмыкнула Ева. – Зря потратили время, да?

Я молча улыбнулся и обнял девушку.

– А что это ты так загадочно улыбаешься? – прищурилась Ева. – Между прочим, я уже близка к тому, чтобы устроить тебе сцену ревности. Чем вы занимались в спальне? Что-то я не слышала грохота молотка или прочих звуков ремонта…

– Ну, я не считаю, что мы зря сходили, – усмехнулся я. И выдержал небольшую паузу. – Ладно-ладно, я тебя просто поддразнивал! Сейчас все расскажу по дороге.

До «Юбилейного» мы добрались с опозданием минут на пять. Коварная Петроградка с ее запутанными улицами под сомнительными прямыми углами сначала завела нас не совсем туда, куда я рассчитывал, и в конце нам уже пришлось почти бежать.

Но, к счастью, особой пунктуальностью устроители фестиваля не страдали, так что до начала явно было еще далеко.

Всю площадь перед монументально-безликим спорткомплексом была заполнена людьми. От количества собранных в одном месте длинноволосых парней рябило в глазах. Шапками питерские неформалы и фанаты рок-музыки пренебрегали, так что весь их неформальный вид был напоказ – налобные повязки, косички, вплетенные в волосы бусины и какие-то прочие украшения. На поребриках терзали гитары, невзирая на пронизывающий ветер. Некоторые кучкующиеся компашки делились способами бесплатного прохода на фест и хвастались качеством поддельных билетов.

И со всех сторон люди продолжали и продолжали стекаться. Станцию метро по соседству еще не открыли, так что добирались любители рок-музыки как придется. И не волнами, а сплошным потоком.

Среди всех видов неформалов попадались и вполне обычные на вид люди. В основном молодые, типа студентов и школьников, но встречались и весьма в годах. Они бросались в глаза, потому что на общем фоне их было маловато.

Масштаб, конечно, был не в пример патриархальному и консервативному Новокиневску. Там патлатая публика была все-таки в меньшинстве. Даже в местах «гнездования» неформалов их было на самом деле не очень много. А здесь…

– И куда нам теперь? – спросила Ева, сжав мою руку покрепче.

– Давай для начала попробуем в лоб, – предложил я, и мы нырнули в человеческий поток, пахнущий табаком, травкой и дешевым алкоголем.

Все спорткомплексы, даже самые странные на вид снаружи, изнутри похожи друг на друга. Все утилитарно, функционально и подчинено только одной цели – вместить в себя как можно больше людей. В общем-то, этот самый «Юбилейный», как только мы безо всяких сложностей миновали заслон проверяющих билеты, стал почти один в один похож на новокиневский дворец спорта. Гардеробы, входы в разные сектора, доминирующий серый. Ну и как специфика мероприятия – множество самопальных лотков с кассетами и винилом.

Ощущение грандиозности сразу куда-то делось. Подумалось даже, что в нашей «Фазенде», пожалуй что, атмосфера рок-концертов ощущается как-то острее даже. А здесь… Ну, как будто просто на массовое мероприятие пришел. А патлатая публика… Ну так я-то тоже патлатый!

Но с другой стороны, масштаб… Я мысленно провел подсчет. Все-таки, размер площадки – это критично важное дело в концертах. Не очень сложно устроить десяток-другой концертов на базе всяких там крохотных ДК и сельских клубов. Вот только выхлоп с каждого из них будет в разы меньше, чем с одного вот такого. Ну да, привет, Капитан Очевидность, конечно же. Но с другой стороны, чтобы замахнуться на дворец спорта, нужно сначала устроить эти самые мелкие концерты.

Я мысленно поставил себе галочку плотнее заняться сольным концертом «ангелочков», и мы направились искать проход в служебную часть.

После пререканий с тупящими охранниками, и громогласными призывами кого-нибудь, имеющего отношение к организации, к нам наконец выскочил патлатый замотанный юноша, сжимающий конторского вида папку. Долго разглядывал предъявленную бумажку, обнюхивал ее. Разве что на зуб не попробовал. Но в конце концов, когда его громко окликнули из-за черной ширмы, махнул рукой охране, и нас пропустили в святая-святых, так сказать. Техническое закулисье.

Так. Теперь остался последний квест. Найти среди этого коктейля суеты и праздности моих «ангелочков». Потому что по ощущению народу здесь было вот ничуть не меньше, чем в той части, которую мы с Евой только что покинули. Субъективно, конечно, тут просто коридоры уже. Но протискиваться все равно приходилось так же.

Не особо мудрствуя, я просто принялся заглядывать во все двери подряд и спрашивать.

– Велиал! – раздался вопль Бегемота где-то на четвертой двери. Он выскочил из-за поворота, вид имел растрепанный, но уже при параде – в кожаном жилете, плаще и даже рогах на голове. Грим, правда, слегка размазался.

– Здорово, Дюша, – я двинулся ему навстречу. – Вас тут фиг найдешь в этом лабиринте…

– Блин, ты где был вообще?! Пойдем быстрее, там такое… Такое!

Глава 6

– Что, зассал, да, зассал? – растопырив руки в классической позе гопника, перед Астаротом стоял длинноволосый тощий парень в джинсовой безрукавке на голое тело. Астарот же пока еще не сдался, но выглядел прямо скажем, неуверенно. Хотя наезжающий парень прилично так уступал по весовой категории.

– Чего шумим? – я протолкнулся к центру скандала. «Такое» происходило в бльшом зале, набитом музыкантами, которые, как и «ангелочки» своей персональной гримерки не удостоились. И их всех скопом согнали в…, а что это, кстати? Одна стена целиком зеркальная, балетный станок. Похоже, на спортивный или танцевальный зал. Ну да, логично.

– А ты еще что за хрен? – развернул «главный калибр» в мою сторону тощий.

– Да так, погулять вышел, – небрежно усмехнулся я. – Смотрю, а тут ты.

– А, так ты дружбан этого лоха! – тощий оскалился, его бледно-голубые глаза зло сверкнули. – И тебе навесить?

–Ты бы выдохнул, юноша, – хмыкнул я. – Мой знакомый доктор говорит, что агрессору моча может ударить в голову и вызвать мозговой коллапс. Особенно если в мозгу сидит слизень. А ты как раз смотришься так, будто он есть…

Толпящиеся вокруг волосатики начали хихикать. Хрен знает, что случилось у Астарота с этим перцем, но вписываться за него никто особо не спешил. Значит, драка была частной, потом расспрошу, что как. Сейчас только буяна урезоню.

– Ты что там мелешь, блаженный? – скривился он. – Я вообще не с тобой разговаривал!

– Да, мне уже говорили, что я то еще трепло, – с ироничным видом покивал я. – И вечно лезу не в свое дело.

– Ну вот и вали отсюда, пока я тебе хлебало не расколотил! – дернулся вперед тощий. Но пока еще его инстинкт самосохранения не отключился. Надо бы подбросить дровишек в топку.

– У нас с тобой разные весовые категории, пацан, – криво ухмыльнулся я. – А у меня есть правило – дрищей не бью.

Ха! Кулак тощего метнулся в сторону моего лица. Я уклонился и выдал ему под дых на противоходе. Тот хэкнул и сложился пополам.

– Вот что значит, быть нетерпеливым, – я вздохнул и подхватил его подмышки, чтобы он не упал. – Ты не дослушал правило. Я дрищей не бью первым.

– Отпусти, гад… – простонал-выдохнул тощий.

– Да я же чисто заботу проявить, – пожал плечами я, продолжая поддерживать тощего. Огляделся по сторонам. – Парни, вы бы расходились, кому-то же стопудово скоро на сцену.

– Костян! Костян! – из дальнего угла зала к нам вдруг рванулся еще один тощий волосатик. Правда теперь уже не с воинственным видом.

– Костян – это ты? – полюбопытствоввал я у вяло трепыхающегося в моих руках тело.

– Да пошел ты… – прохрипел тощий, пытаясь отдышаться.

– Ну извини, братан, как-то резковато получилось, – сказал я.

Публика начала терять к нам интерес и рассосалась по своим компашкам.

– Я же говорил, что ты зря это все… – приятель притихшего агрессора мыкался вокруг, не зная, что делать. То ли подхватывать своего друга Костяна и уводить от страшного меня, то ли еще что.

– Водички принеси, – хмыкнул я. – Видишь, нехорошо человеку стало.

Я отпустил тощего. Тот уперся руками в колени и остался стоять, согнувшись. Я сел на корточки напротив него и заглянул ему в лицо.

– Ты как, нормально? – спросил я.

– Дддда, – выдавил тот.

– Ну вот и славно, – я похлопал его по плечу. – Я, кстати, Велиал, приятно познакомиться.

– Костян, – сказал тот и сунул мне руку. И я честно ее пожал. – Группа «Тарантас». Из Нижнего Новгорода.

– «Ангелы С», Новокиневск, – сказал я. – Скоро выступать?

– Мы четвертые, – хрипло проговорил Костян и попытался распрямиться.

– Значит успеешь отдышаться, – усмехнулся я. – Все, замяли?

– Замяли, – неохотно проговорил тот и зыркнул в сторону Астарота. – Ты нормальный мужик, не то, что этот твой…

– Удачи, – я снова хлопнул его по плечу и повернулся к своим «ангелочкам». Астарот стоял, насупившись, и на меня не смотрел. Грим на щеке был смазан, но набухающий фофан на скуле все еще неплохо маскировал. Глаза Кристины метали молнии, она прямо как мать драконов смотрелась, не меньше. Кирюха выглядел растерянным, Макс… Макс – как всегда. Чуть отстраненным, но болел явно за своих. Надя стояла дальше всех, рядом с зеркалом, опершись на балетный станок. А Бельфегора вообще не было.

– Ну что, орлы, кто мне расскажет, какого хрена тут случилось? – веселым шепотом проговорил я.

– Да блин! – всплеснул руками Бегемот. – Это все из-за Кристины началось…

– Много ты понимаешь!

– …да я только гитару хотел посмотреть!

– И я по-твоему должна была терпеть хамство?

– …не поделили место…

Короче, из обрывков пререканий и перебиваний друг друга, я восстановил примерную картину событий. Началось все с Кирюхи, которому на глаза попалась гитара того самого Костяна. Монстровая самоделка, с фольклорными элементами. На сцене должно смотреться, как будто он играет на вилах. Костян слегка быканул, но Кирюха парень вежливый, и почти все развел. Но тут подскочила Кристина, и все заверте… Слово за слово, Костян и Астарот сцепились, обороты начали повышаться. Вокруг скучковался народ, ситуация стала как-то резко выходить из-под контроля. Астарот пару раз отхватил в табло, Бегемот с Бельфегором помчали искать меня. Остальное я сам видел.

– Понятно, фигня случается, – резюмировал я.

– Ничего себе, фигня! – возмутился Астарот. – Надо организаторам пожаловаться, пусть их с программы снимают!

– Да, точно! – поддержала Астарота Кристина. – Ничего себе, заявочки – руки распускать вот так!

Перепсиховали. Не выспались. Нервные с дороги. Да еще и Астарот получил плюху и не сумел дать сдачи.

– Короче, история такая, – я обнял Астарота за плечи и усадил рядом с собой прямо на пол. Остальные тоже «понизились» – присели на корточки, скучковавшись вокруг. – Как-то к дону Хуану пришли две группы учеников сразу. Расселись в его пещере и ждут, когда учитель к ним снизойдет. Но просто так сидеть было скучно, и вот один начал: «Между прочим, вы тут все лохи обоссанные, а я был самым первым учеником дона Хуана…» Ученик из другой группы встрепенулся: «Трындишь, чмо позорное! Это я был первым, а ты тогда еще тростник у плантаторов тырил!» В общем, слово за слово, кто-то кому-то вломил. И все так увлеклись, что не заметили, как пришел дон Хуан. Стоит, смотрит, как они дерутся. Минут десять смотрел. И тут самый первый его заметил и кинулся к нему. Упал в ноги и говорит: «О великий учитель, ты должен вышвырнуть этих уродов, они совсем твои понятия не соблюдают!» Второй тоже подскочил и кричит: «Нет, вот этих нужно выкинуть, они вконец страх потеряли!» И знаете, что тогда сделал дон Хуан?

– Велиал, вот опять ты со своим доном Хуаном… – пробубнил Астарот.

– Правильно, – я поднял палец вверх. – Он позвал слуг, и они выкинули нафиг и тех, и других. А все потому… – я посмотрел на Кристину. – А все потому, что нефиг указывать великому учителю, что и кому он должен. Ясно вам?

Дверь в зал открылась, внутрь влетел Бельфегор. И следом за ним еще два мужика.

– Что тут у вас случилось? – спросил один, окидывая зал свирепым взглядом. Патлатые провинциальные музыканты начали спешно прятать бутылки.

– Да все нормально вроде, – ответил я и сжал локоть Астарота.

– Нормально все, – раздался голос Костяна из противоположного угла зала.

– Да, нормально, – выдавил Астарот и ухватил за руку Кристину, которая, кажется, собиралась что-то сказать. Она пискнула, но промолчала.

– А из-за чего шум-то поднял, малой? – повернулся один из мужиков к Бельфегору.

– Да я… это… – пробормотал он и покраснел. – Извините, все как-то само собой устроилось.

Когда дверь за мужиками захлопнулась, все как-то разом расслабились, загомонили. Звон бутылок усилился, кто-то даже запел.

– А я когда тебя найти не смог, побежал к Гале, которая тут администратор, – затараторил Бельфегор, глядя только на меня. – А Галя сказала, чтобы они со мной пошли, потому что драки – это плохо…

– Ты молодец, Бельфегор, – сказал я и похлопал его по плечу. – Так что, парни, какими по счету выступаете?

– Седьмыми, – сказал Астарот.

– Там началось уже, кстати, – сказал Бельфегор. – Я мимо проходил, слышал, что «Аргентумы» играют.

– Ну да… – я посмотрел на часы на своем запястье. – На полчаса опоздать – это и не опоздание вовсе. Давайте, парни, собрались-собрались. А мы пойдем в зал, нефиг нам тут болтаться. Да-да, Кристина, и ты тоже. Грим подправьте. И порвите всех, я в вас верю!

– Ну давай уже, скажи мне, что я дура, и это из-за меня все так получилось! – Кристина так резко повернулась, что я почти на нее налетел.

– Так ничего же не случилось, о чем говорить? – пожал плечами я. – Пойдемте в зал, посмотрим кто тут еще выступает…

– Нет, подожди! – Кристина уперлась ладонью мне в грудь.

– Да что ж такое! – вздохнул я. Обнял Кристину, прижал к себе и погладил по растрепанным платиновым волосам. – Нормально все, я же сказал. Ничего не случилось. Все в порядке.

Посмотрел на Еву, которая весь этот, в сущности, незначительный инцидент молчала, выражая лицом одно только сплошное одобрение.

– Блин, я так испугалась… – всхлипнула Кристина. – Саша драться совершенно не умеет, а они как налетели…

– Ну-ну, – сказал я, продолжая гладить девушку по голове. И такая прямо нежность на меня накатила. К ним всем разом. Летние дети, право слово. Угораздило же меня посреди жестоких и беспощадных девяностых оказаться в кругу таких нежных цветочков, которых банальная, в общем-то, разборка с каким-то наглым доходягой выбивает из колеи. С одной стороны, им бы неплохо нарастить броню и научиться всякому быдлу по ушам выдавать. С другой… С другой, пусть такими и остаются как можно дольше. Наивными и простоватыми.

– А если там сейчас снова… – подняла голову Кристина. – Ну, этот Костян опять наедет или еще что…

– Это вряд ли, – сказал я. – Все, пойдемте музыку слушать, все будет хорошо.

Все-таки, когда заходишь в зал со стороны выхода на сцену, охрана относится к тебе совершенно наплевательски. Как к невидимкам. Обычных зрителей, которые пытались пристроиться возле этого бортика, безжалостно гоняли, а нам троим эту стратегическую позицию сдали без боя. Место меж двух миров – беснующейся толпой зрителей и музыкантами. Этакий островок покоя, как глаз бури. Смотреть можно как на сцену, вид сбоку. Так и на реакцию зала. Идеально.

«Аргетумы» уже допевали свою третью песню, но чтобы по-быстрому составить о них мнение, долго смотреть и не требовалось. Забавные ребята, жалко, что в самом начале. Их на сцене было четверо, выглядели они как «плохие ботаны» – сценические костюмы соорудили из стандартной синей школьной формы для парней. Оторвали рукава, нашили поверх каких-то нашлепок и бахромы и разрисовали красками. И каждый из четверки был в очках. Толстых таких, в роговой оправе. Но по-настоящему в них нуждался только один – в его очках были стекла. А вот в песню я вслушался не с самого начала. И зря, похоже, пели они что-то смешное и похабное, про секс с училкой. Этакий «Мальчишник» от рок-музыки.

«Надо будет кассету купить», – отметил про себя я. Не то, чтобы мне прямо от души понравилось их творчество. Просто мозг начал подмечать неплохие и стильные находки. Судя по тому, что я видел их впервые, знаменитыми они не стали в будущем. Ну или остались чисто местечковыми звездами.

Ботанов сменила следующая группа, ведущий сказал, как она называется, но то ли он и сам был не уверен, то ли просто с дикцией у него проблемы… В общем, на сцену вышла типичная такая провинциальная рок-группа «Бурпл». Или «Мурпл». Длинные волосы, обтягивающие джинсы, жилетки. Как же все-таки любят рок-музыканты обнажать свои субтильные бицепсы! Понятно, что вот конкретно эти парни косят под «Аэросмит». И в их идеальном мире выглядят героически. В реальности же… Вокал неуверенный, тексты невыразительные. Судя по тому, что пару раз в песнях встретилось упоминание города Томск, примерно ясно, откуда они прибыли.

Ага, а вот и та самая гитара в форме вил. Ну да, реально монструозная самоделка. На удивление, группа «Тарантас», фронтмену которой я двинул под дых, оказалась неплохой репликой «Сектора Газа» в стиле «сельский панк». Даже где-то поинтереснее, во всяком случае, гротеска побольше.

– А они прикольные, – сказала, а точнее, прокричала Ева мне на ухо.

– Ага, – кивнул я. – И шапка смешная.

Шапка и правда была огонь. Такое впечатление, что фронтмен Костян снял ее с большеголовой ростовой куклы, изображающей первого парня на деревне. И как-то приспособил на свою мелкую головенку. Смотрелось потешно. Как и ужимки, с которыми он скакал по сцене, изображая прожженого металлюгу. Еще одна галочка. Сейчас наши отстреляются, надо будет двинуть в фойе. Разложить свои кассеты и набрать остальных образцов. Для размышления и вдохновения, так сказать.

«Интересное дело, – подумал я, глядя, как на сцену вышли следующие ребята. В зеленых пиджачках и полосатых галстуках. „Изумрудный город“ из Рязани. – Талантливых ребят реально немало. Но кто-то становится Сэнсеем или, там Кинчевым, а кто-то остается ноунеймом из провинции. Вряд ли дело только в том, чтобы родиться в удачном месте…»

Я смотрел то на сцену, то на публику. На самом деле, народу еще было не очень много. То есть, много больше, чем на любом мероприятии в Новокиневске, но не очень много для этого конкретного спорткомплекса. Трибуны были полупустые, в основном народ предпочитал колбаситься на площадке перед сценой. В оригинале это хоккейная коробка, просто сейчас лед был закрыт настилом. И вот эта вся площадка была битком. В центре – активно колбасящаяся публика. А по краям – такая. Приходит, уходит.

– Холодно так, – поежилась Кристина, когда возникла заминка, и шестая по счету группа – «Шпионская курилка» – поспорила прямо на сцене о том, какую песню они будут петь второй.

– Так мы на льду стоим, – сказала Ева. – Кстати, знаешь что? Если бы Сэнсей вместо вот этого типа с бананом во рту отправил тебя вести этот концерт, всем было бы лучше. Ни хрена же непонятно, что он там бормочет!

– Сэнсей не всемогущий, – усмехнулся я. – Кроме того, он москвич, а тут всем заправляют питерцы.

– Но ты ведь правда лучше ведешь концерты! – сказала Кристина. И как раз в этот момент вокруг наступила тишина, так что слышно эту фразу было вообще практически всем. Охранники, концертные директоры и прочие менеджеры коллективов разом обернулись на нас.

– А я и правда хорош, – широко улыбнулся я и помахал всем разом рукой.

Тут, как будто в ответ на слова Кристины, со сцены раздался голос местного ведущего концерта. С нашей позиции его было практически не видно. Он предпочитал стоять на одном месте, и это конкретное место от нас загораживала колонка.

– Раз вы заранее не договорились, то освобождаейте сцену! – сказал ведущий. – Пусть выступают те, кто подготовился. «Ангелы С», город Новокиневск!

– Да нормально все у нас! – запротестовали музыканты. – Мы уже все решили! Дайте минуту!

– Так, я не понял, вам еще минуту нужно? – возмутился ведущий. У него и правда дефект дикции. Зачем его вообще на сцену пустили? Здесь в Питере что, не хватает чуваков с поставленной речью? Хотя может это персона знаковая какая-то, типа нашего Банкина, который все время ведет рок-концерты, хотя пригодность его для этого дела крайне сомнительна.

– Освобождайте сцену!

– У нас еще одна песня!

– Вы уже кучу времени тут мнетесь!

– Да это просто технические неполадки, что ты как неродной?

Та часть публики, которая стояла поближе к выходам, потянулась в фойе. По всей видимости, прикупить пивка или еще чего горячительного.

Блин. Такое себе.

– Встречайте группу «Ангелы С», город Новокиневск! – провозгласил ведущий. И я даже успел его увидеть на самом краю сцены. Сутулый, с длинными патлами и в длинном полосатом пиджаке.

Астарот медленно вышел на середину сцены, скрестил руки на груди и опустил голову так, что рога с его шлема смотрели в зал.

Я почувствовал, что мое сердце колотится быстрее. Волнуюсь за парней, что уж! Нашел руки Евы и Кристины и крепко сжал пальцы обеих девушек.

Глава 7

Сознание как будто разделилось надвое. Одна часть меня с почти детским восторгом смотрела на сцену. На то, как Астарот раскинул крылья, как из-под одного крыла выскользнула Надя. Как хорошо в целом держались мои «ангелочки». А другим глазом я в это время смотрел на зрителей. Да, была центральная часть, которая у самой сцены. Радостно голосящая, топающая и хлопающая. Но рассудочная часть понимала, что это не творчество «ангелочков» их так вдохновило. Они колбасятся, потому что любят колбаситься. Они сюда за этим пришли, и будут честно следовать заданному плану, подогревая себя алкоголем и чувством локтя. А остальные… Я напряженно вглядывался в лица, которые мне было видно. Кому-то нравилось. Кому-то было все равно. Собственно, не могу сказать, что от выступления на фестивале я реально ожидал какого-то прорыва… Нет, где-то там в глубине души мне, конечно, хотелось надеяться, что «ангелочки» запоют, и случится чудо. Что музыка захватит всех вообще, в зал сбегутся даже те, кто из фойе… И что второй припев все уже будут скандировать хором.

Но, ясен пень, так не случилось. Фестиваль, сборная солянка из самых разных групп. Причем, в отличие от того же Новокиневска, откровенно слабых здесь было мало. Даже «аэросмит для бедных» были, на самом деле, не так уж и плохи. Точно не «Секс-агрессор» какой-нибудь.

И вместе с тем, это все равно была веха. Новая лига, в каком-то смысле. Ох, я чувствую, сложная будет поездка обратно! Наверняка «ангелочки» будут рефлексировать и переживать. Как-то пообвыклись с успешными концертами за последнее время. А так-то «звездеть» еще рано. До настоящей звездной болезни еще пахать и пахать.

– А почему ты не снимаешь? – прокричала на ухо Ева.

– Ракурс так себе! – ответил я. – Да и съемка концерта на бытовую камеру – это такое себе…

– Какое? – спросила Ева. – Они же отлично держатся!

– Отлично, да, – кивнул я, не отрывая глаз от сцены. Макса с нашего ракурса было практически не видно. А от Бельфегора – только руки. Но все равно хватало, чтобы понять, что они хорошо выступают. На уровне. Как и все остальные на этой сцене. И крылья публика тоже оценила, конечно. Вот только сцена для них, прямо скажем, здоровенная. Когда Астарот эти крылья раскидывал в маленьком зале ДК профсоюзов или на сцене «Фазенды» – это одна история. Там они выглядели чем-то грандиозным, доминирующим, покрывающим своим размахом всю толпу. А здесь… Здесь это было эффектно, но не больше, чем те самые вилы, на которых играл Костян.

«Нужно больше спецэффектов…» – подумал я. Но быстро себя одернул. Потом. Об этом – потом. А пока – наслаждайся триумфом, Вова-Велиал. Твои «ангелочки» выступают в Питере. А это уже само по себе победа.

– Надо будет устроить в рок-клубе встречу! – прокричала Кристина. – Они же единственные из Новокиневска на этом фестивале, значит должны всем рассказать об этом!

– Пресс-конференция, точняк! – энергично кивнул я. – И на ТВ «Кинева» можно еще программу сделать.

Про телепрограмму Кристина не расслышала. «Ангелочки» как раз допели свою положенную по программе третью песню, и Астарот снова замахал своими демоническими крыльями. Публика заголосила, Кристина тоже подхватила общий крик и запрыгала.

Не сговариваясь, мы сорвались с места, как только Кирюха последний раз ударил по струнам. Хотелось встретить их ребят на выходе со сцены. Хех, и сколько тут, интересно, вот таких же, как мы? Пришедших на фест для поддержки одной группы, а в остальном – просто тусануться? Наверняка немало…

– Отстрелялись… – выдохнула Надя, раскинув руки. – Ни черта не видела со сцены, прямо как ослепла. Такой зал огромный…

– Трибуны пустые почти, жалко… – вздохнул Бельфегор. – Мне с моего места было видно, что на них народу нет.

– Дофига народу будет вечером, когда будут звезды выступать, – сказал я.

– Но все равно народу много, да? – Кирюха посмотрел на меня, потом на Астарота.

– Я думал, будет как-то… по-другому… – задумчиво проговорил наш фронтмен, стягивая с головы шлем с рогами. – Нет, я вроде как, все понимаю, но все равно…

– Отлично все было! – взвизгнула Кристина и повисла у Астарота на шее. – Ваше лучшее выступление!

– Да ладно, лучшее… – смутился Астарот.

– Я слажал разок, – хмыкнул Макс. – Когда мне прожектор в лицо засветил.

– Никто не заметил, стопудово! – заверил Бельфегор.

– Ну, я заметил, – хмыкнул Макс.

Растерянность на лицах. Этакая смесь из несмелой радости и растерянности. Понятные эмоции. С одной стороны -! ура, это на самом деле случилось!» С другой – «и это все?!» После ударных часов работы в студии, после кучи нервов, после долгого чучух-чучух на поезде, после тусича в нашей съемной квартире, после диковато-трэшового концерта в полузаброшенном ДК. И вот сейчас они спустились со сцены и переваривают.