Убийцы Фей

Глава 1

Под чересчур ослепительным клином уличного фонаря затормозил слишком опрятный для местных мусорных свалок Ford Cortina, совершенно обычный автомобиль среднего класса в Великобритании 80-х. Лишь кокетливый отблеск на вишнёвом капоте выдавал бережность его хозяина. Неприличная чистота разнилась со здешней панорамой: полудохлые крысы с облезлыми мордами бегали рядом с уже окончательно умершими товарищами и вдыхали канализационный смрад с самого побережья, где частное предприятие уже несколько лет сливало отходы в мутную воду.

В салоне авто сидели двое. Водитель всё ещё сомневался в своей безумной затее и отбивал лёгкий ритм по рулю, пока по радио играл кантри-рок. Думать ему мешало громкое сопение рядом: его помощник никак не мог надышаться почти остывшим кофе из бумажного стаканчика, нервно оглядываясь по сторонам.

Они приехали глубоким вечером в один из бедных районов Аллисура – последнего города, где жили феи.

Эта авантюра пророчила неприятности: их могла избить местная молодёжь, начитавшись в газетах про буйную жизнь американских хулиганов, или, что хуже, – угнать крошку-Тину и перепродать её барыгам на другой стороне залива.

– Мы идиоты! Будущее посмешище всего отдела! – кофе дрожало под сильным дыханием: нервным, судорожным. Обладателю внушительных синяков под глазами и вечно дёргающимся глазом не нравился план начальства и по совместительству лучшего друга, который сейчас решительно заглушил мотор. – Вот и всё. Теперь точно не уедем.

– Мы и есть весь отдел. Жюль, напомни… сколько стаканов ты сегодня выпил?

– Нет разницы в объёмах кофе, когда проблема вселенского масштаба. Помнишь того бродягу с востока? Который торговал якобы волосами фей. Да, лобковыми, но всё же… Да, и не фей… Но! Он шёл на свою казнь улыбчивым! Да, без зубов, но его счастье ослепило сопровождающих. Отчего, спросишь ты, друг мой? Кофе! Он выпил литр, а то и два! Я хочу тоже улыбаться перед лицом проблем. Поэтому…

– Жюль, – водитель повернулся к нему и умело заткнул помощника одним лишь взглядом. – Сколько?

– Четыре.

Кивок. У Жюля наглым образом забрали стаканчик и выбросили в окно. Строгий голос наказал:

– Если ты продолжишь нарушать наши традиции, то когда-нибудь люди не смогут проживать день без чашки кофе.

– Ой, ну не утрируй. Ты ещё скажи, что джентльмены перестанут носить шляпы и начнут закрашивать благородную седину.

– Не исключено. Мода быстро меняется.

– Ага… Эй, Дью, давай в обратный путь, пока не поздно. Не обязательно так сразу в бой… Нас только недавно назначили. Обмозгуем утром, сделаем запросы.

Дью поправил зеркало и постарался найти в собственном отражении хоть одну причину, чтобы вернуться назад, но не смог. Пускай он лучше кольнётся самоуверенностью, чем струсит. Чтобы в будущем не испугаться, не отступить и с выпяченной грудью совершить, возможно, самую большую глупость в своей жизни. Да такую глупую глупость, что она может привести его на пьедестал. Дуракам везёт, не так ли?

– Жюль, пора. Медлить нельзя, пока мусорщики разгребают перевернувшийся грузовик. Иначе мы к нему не подберёмся.

Верный, но трусливый помощник перекрестился напоследок и вышел из машины. В сравнении с другом Жюль кажется недокормленным профессором разорившегося университета, который поддерживает жизнь с помощью книг – на глазах толстые линзы очков, постоянно запотевавшие от собственного нервного дыхания. И даже сейчас длинные пальцы с вздутыми венами поправляли оправу, причитая о неспокойном вечере… Охотиться за феей-отшельником, да на землях, исключённых из зоны юрисдикции их отдела, – опасные игры даже для бравых джентльменов!

Напоследок оглянув скудную местность, Дью остался недоволен, что его ласточка буквально пестрит своими элегантными изгибами под столбом света. Ненароком и поморников привлечёт. На удачу шериф северо-западного округа Аллисура не уповал, оттого достал свой револьвер и выстрелил в лампу. Стекло лопнуло и посыпалось ровно на то место машины, куда Дью постелил свой плащ – не хватало ещё повредить свеженький слой краски.

Жюль подпрыгнул и схватился за голову:

– Будь милостив! Можно было просто отогнать машину!

– Первое: в этом районе часто гремят выстрелы. Считай, как крики чаек. Второе… – Дью схватил плащ и потянул его на себя: осколки взмыли и рухнули под его ноги, как побеждённые враги. – Согласись, я чертовски брутален в такие моменты. Заметил?

– Заметил. – Жюль укутался в пальто с нелепыми пуговицами и пропустил Дью вперёд, снова убеждаясь в его упёртом характере, граничащим с безумием. Но они знакомы достаточно, чтобы шаткий духом Жюль следовал за новоиспечённым шерифом.

Первая неделя работы в новом отделе и уже такие выкрутасы! Что будет дальше?

Шериф шёл первым, держа руку на кобуре. Его плащ хлопал о окрепшие бедра, играя с ветром. За ним брёл совершенно неуверенный Жюль с фонарём, луч которого то и дело выхватывал из тьмы обломки бутылок, осколки зеркал и граффити на кирпичных стенах. На одной из стен флуоресцентной краской была нарисована фея: с кожаными крыльями, в шлеме с антеннами и окровавленным ножом. Под ней кто-то приписал: «Не верь их чарам. Они заразны!»

– Он точно где-то здесь? – прошептал Жюль, озираясь.

– Где-то между фабрикой Шарпа и каналом. Так сказали «светлячки», – мрачно ответил шериф, имея в виду придорожных проституток, ряженных в короткую яркую одёжку с крыльями из интим-магазина.

Слева маячили стены заброшенного корпуса целлюлозной фабрики – окна заколочены, но сквозь доски сочился тускло-голубоватый свет ламп. Кто-то там жил… Скромно, невзрачно – идеально, чтобы скрываться от лишних глаз.

Дью шёл впереди и всегда бросал взгляды в самые тёмные углы, ожидая подвоха с нападением. Он знал, до чего может довести отчаяние, а если его источники не врали – здешний отречённый уже долго зашивался в заброшенном корпусе.

Останавливаясь, шериф поморщился: воздух пропах мокрым бетоном, ржавчиной и старой бабкой. Где-то далеко завыла собака, и почти сразу ей ответил грубый голос, заорав: «Заткнись, котлета!»

Дью вспомнил, какие ужасы слышал про эти трущобы… можно было смело пугать детишек перед сном.

Под их ботинками хрустело стекло, пока над шляпами собирались грозовые тучи. Где-то над крышей прошелестело крыло… всего лишь птица. Застать летающую фею – великое событие, точно не для здешних пейзажей.

Они подошли к чёрному провалу двери. Дью кивнул, и Жюль осветил внутренность. Там был коридор, облитый знакомым светом. Внутри сырость, запах дешёвого мяса и что-то ещё – почти незаметное, но приятное, как духи, оставшиеся на чужом шарфе.

Коридор вёл в узкую комнату без окон, где одна лампа дрожала под потолком. Стены голые, только в углу – облупленный плакат с красавцем-феей. Его узнать было нельзя… Большая шишка в городе.

– Мистер Авалион, не ожидал вас увидеть в жилище незарегистрированного изгоя, – подурачился Дью, изображая поклон.

Фея с плаката не ответила, подпирая собой надпись о великом будущем Аллисура и волшебных перспективах. Тогда Дью пошёл дальше, ехидно подмечая, что фея-аристократ и кончика уха не сунет в подобное место.

Пол в газетах и мешковине. Вместо кровати в углу валялся старый матрас, застеленный чьим-то грязным, но пушистым одеялом. Вдоль стены расползлись жестяные банки, в некоторых был суп, в других – огарки свечей. На одной из полок стояли две чашки, явно не из одного набора: первая с трещиной, вторая – от чайного сервиза, украшенного мелкими ромашками.

– Дью, смотри! У него коллекция чая, кажется, видов двенадцать! Это подозрительно?

– Для кофемана определённо. Ищи дальше. Он должен быть недалеко…

Грохот со стороны привлёк внимание мужчин. Жюль сразу подсветил громоздкий деревянный шкаф, а Дью, как настоящий смельчак, подошёл ближе, протягивая руку.

– У нас оружие. Выходи! Поговор…

Шкаф сразу раскрылся, и Дью получил издёвку в виде удара дверцей по лбу. А тот, кто прятался внутри, выскочил и побежал к лестнице.

– Лови! Лови его, Жюль!

– Именем закона!..

Дохленького на вид Жюля толкнули в груду коробок. Помощник шерифа нелепо распластался в старом тряпье, журналах и поломанных вещах.

– Стой!

Дью помчался за феей, пытаясь разглядеть его лицо. Не выходило! Беглец, как настоящий злодей из сказок, укутался в чёрный плащ с капюшоном. Шериф петлял в лабиринте из кирпичных корпусов и облезлых складов. Под сапогами лопалась грязь, с крыши на крышу прыгали вороны. Впереди мелькала фигура: движения гибкие, резкие, без лишнего звука!

– Стоять! – выкрикнул Дью, но голос сорвался от усталости. – Ты загнал себя, ублюдок!

Ответа не последовало. Только лёгкое мотание головой, выказывающее растерянность, и бег продолжился. Фигура исчезла за поворотом, скатилась по узкому откосу, миновала гудящий щиток и проскользнула сквозь узкие ворота.

Дью спрыгнул следом, едва не подвернув ногу. Пот струился по вискам, дышать становилось всё труднее. Снова мелькание по металлической лестнице, вниз. Всё ближе к заливу.

Этот район знал только упадок и безысходность. Его не восстанавливали после пожара на фабрике в семидесятых. Пепел давно осел, но городского бюджета не хватало на восстановление. А после того, как сюда перегнали бездомных, устроивших палаточный городок, место обрело дурную славу.

Беглец перескочил через сломанную цепь, и Дью едва не потерял его из виду, предаваясь воспоминаниям. Только краем глаза уследил за всполохом и бросился следом, к обрушенному пирсу.

Берег. Здесь погоня и обязана закончиться. Дальше некуда! За спиной – далёкий дорожный гул и распалённый Дью, впереди – только серое, вечно ледяное море.

Фея-изгой остановился на краю бетонной плиты, облепленной солёной коркой. Капюшон всё ещё скрывал его лицо, но спина была прямая, как у того, кто больше не боится. Понял, что деваться некуда? Дью только это на руку, хватит с него догонялок по вшивым тропинкам с оружием наперевес – если бы шериф захотел, то давно бы пальнул в ноги, но такая выходка точно опорочит его замысел.

Ветер с берега поднялся резко и хлестнул обоих, как плетью. И если Дью коротко поморщился, то у беглеца сорвало капюшон.

Время замерло для шерифа, который своих минут никогда не жалел. Перед ним стояла…

Дама.

Грязные пряди прилипли к раскрасневшимся щекам, плечи дрожали, но не от страха, а от кусачего холода. Лицо иссечено тяготами жизни в этом зловонном месте: синяки под глазами почти сливались с цветом глаз, потемневшим из-за нехватки солнечного света. Подобие волос, больше смахивающих на старую швабру, вразброс гуляли по сторонам. Дью никогда не видел следов чужого презрения, одиночества, беспамятства на… фее? Да, уши заострённые, точно фея!

«Быть не может. Женщины у них на вес золота! Что же с ней приключилось?!» – и пока шериф рассуждал, чужие глаза, полные безмолвия, смотрели на воду. Ни гнева, ни вины. Только отказ от всего в роковой день, когда её нашли.

– Прошу, спокойно… Я Дьюэйн Беркли, шериф из отдела по магической безопасности, мы хотим…

Дью застыл. Он не знал, чего ждал. Точно не того, что вытворила беглянка.

Она не сказала ни слова.

А просто сделала шаг вперёд и исчезла под чёрной гладью залива.

– А… Нет!.. – выдохнул Дью и кинулся следом, на ходу раздеваясь.

Холод схлопнулся вокруг – бухта сомкнула пасть, смакуя в своей колющей влаге желанные тела. Дью нырнул вслепую: руки хаотично шарились в черноте, пока не нащупали её тело – помогли светящиеся радужки в темноте… отличительная черта фей.

Она… не сопротивлялась. Ни ему, ни тому, что тонула – феи не умеют плавать. Лежала в его руках, как лист, которому всё равно, куда его унесёт: на дно или ещё дальше.

Шериф вытащил отчаявшуюся девушку, да, молодую, как ему далось рассмотреть вблизи, на берег и упал рядом, стуча зубами. Соль обжигала губы и царапала нос, пока от холодной воды шея покрывалась мурашками. Фея же кашляла с усталостью старухи, но продрогшей не выглядела. Только вопрос во взгляде. Один.

«Зачем?»

Дью не ответил просто потому, что сам не знал. Он совершенно не планировал кидаться за чужим безумием, спасать кого-то без раздумий. Привстал… и посмотрел на неё – мокрую, дрожащую и чужую.

– Кхм, – Дью достал мокрый значок: серебро на коже с эмблемой двух крыльев бабочки, а посередине щит. – Попробуем ещё раз. Я Дьюэйн Беркли, шериф из отдела по магической безопасности. Мы хотим попросить вашей помощи в расследовании убийства феи.

Протянул руку для рукопожатия как истинный джентльмен, невзирая на неурядицы первой встречи.

Леди-фея не осталась в долгу: неловко схватила его за указательный палец и сжала, дёргая то вверх, то вниз.

Закусочная Mr. Falafel пользовалась спросом у офисных клерков и мимо проходящих стариков из китайского парка. Шумела раскалённая плита, на которой жарились котлетки, вовсю кипели фритюрницы, обмасливая замороженные рыбные палочки, а из колонок доносились чьи-то сладкие завывания. Молоденькие официантки бегали вокруг столиков, пытаясь не обращать внимание на ненавистный запах жареного теста, который можно было буквально выжимать из их кожи.

Непривычно взволнованный Дью от греха подальше решил надеть свою шляпу на фею, чтобы острые ушки не смутили никого из гостей. Выросший в приюте, Дью знал цену куску хлеба, так что отвёл беглянку на поздний ужин, благо закусочная работала круглосуточно. Сносные посиделки, если бы не Жюль и его таращившиеся глазёнки.

– Ох… – не выдержал помощник, открыто пялясь на фею-женщину. За это получил укор от шефа, но сразу стал оправдываться: – Простите мои манеры! Впервые вижу так близко миссис фею…

– Жюль, глупости говоришь, – Дью толкнул его локтем в бок, прошептав: – будь она миссис, не жила бы… Ну… Думаю, она мисс.

– Логично.

Сама виновница неожиданного спора совершенно не обращала на них внимание, с особым аппетитом поедая сливочный омлет с беконом. Ранее бледные полоски губ смаковали жирок от мяса, а щёки налились жизненным соком, порозовели и даже припухли от удовольствия. Когда спасают жизнь, а потом ещё и кормят – нет смысла играть в подозрения или ждать подвоха, особенно от странной парочки мужчин.

Жюль ещё раз протёр очки:

– Не торопитесь, пожалуйста. А… Алла? Лори? Простите, как вы говорите, вас зовут?

Фея отложила столовые приборы и прожевала, прежде чем ответить:

– Айлори. Простите, что спешу… давно не ела такой вкуснотищи! У меня немного денег, думаете, хватит расплатиться?

Дью пытался вспомнить значение фейских имён, так что не сразу среагировал:

– Пустяки. Я угощаю вас, Айлори. Признаюсь, наша встреча крайне неожиданна.

Айлори больше интересовал этот, покрупнее и явно игравший роль властелина в небольшой гвардии защиты людей. Дьюэйн… Ей понравилось, как звучит это имя, и кто его носит: длинноногий мужчина, сумевший догнать её на собственной территории. Да, обидно, но не так, как быть закутанной в плащ охотника и брать с его рук еду. Она слишком быстро сдалась и корила себя за слабость.

– Понимаю, но…

К их уединённому столику в зарослях декоративной травы подошла официантка, уточнив, будут ли гости заказывать ещё.

– Можно ещё порцию вафель в шоколадном сиропе? – лучезарно улыбнулась Айлори пожелтевшими зубами, спросив у Дью, а не у «Лиззи». Шериф кивнул. – Одинокая фея в юбке, значит, диковинка?

– Да, – хором ответили мужчины.

– Оу, я думала, есть другие… Это многое объясняет. Но не вам, правда? Вы меня арестуете? – грязные руки сжали нож. Дью нахмурился, обдумывая, что произошло бы дальше, ответив он «Да».

Но вместо этого дружелюбно улыбнулся:

– Как я и говорил, нам нужна помощь феи в закрытом расследовании. О вас прошёлся слушок. Фея-изгой живёт на отшибе залива, спит на картоне с другими бродягами и вместо чар использует спички. Явный незарегистрированный отречённый. Но… Условия изменились.

Айлори доела омлет, опустошила стакан воды и обречённо спросила:

– То есть, теперь обменять свободу на помощь не получится? Что говорит Устав, шериф? И я про тот, на котором стоит подпись двух рас.

Дью выпрямился, нахмурившись:

– Что при обнаружении феи женского пола я должен немедленно доставить её в аббатство Новэлим в целости и сохранности, – чётко озвучил пункт Устава шериф, что собаку съел, заучивая его строки наизусть.

За столиком воцарилась тишина. В поздний час народу было достаточно, но предгрозовая морось, напавшая на окна, заглушила голос Дью – никто не заметил изменившейся атмосферы. Только нервный Жюль оттягивал ворот рубашки, смотря то на шерифа, то на приосанившуюся девушку.

– Однако… – Дью ухмыльнулся хитрым лисом, без благородства или жалости. – Увидев вас в воде, я понял, что вы скорее умрёте, чем подчинитесь Уставу. Как насчёт сделки? Я вас не выдам, а вы поможете моему расследованию.

Жюль изменился в лице: вытянулся и тут же схватил друга за руку, поворачивая к себе:

– Безумие! Нельзя! – кадык подрагивал в такт шёпоту. – У нас будут сильные неприятности, если кто-то узнает! Это страшное нарушение, Дью, запрещено. Её надо отвезти Верховным, да поскорее. Слышишь?!

И пока шериф спорил с чужим страхом, Айлори посмотрела в окно и увидела, как одна из парочек строила друг другу рожицы, явно кого-то пародируя. За ними светился билборд с изображением Верховной феи, представителя её расы, достопочтенного Авалиона, смотрящего вдаль. Прекрасный мужчина, с волевыми чертами лица, что напоминали лики королей, ушедших из мира, но оставшихся на полотнах; его магии не было равной по силе, а размах его крыльев огромен, больше, чем у остальных во всём Аллисуре.

Жюль не успокаивался:

– Не глупи! Мы только вырвались, такой шанс себя проявить! Ты сам говорил, что нужно быть на хорошем счету, чтобы открыли новые отделы в других районах!

– Жюль, ты снова включил истеричку. Настоящие джентльмены так не психуют. Постесняйся хотя бы при даме.

– А я буду! Она – фея! Надо!.. Ой…

– Чего? О…

Айлори плакала. Безмолвно и скромно, всё ещё не в силах оторвать взгляд от самой невероятной феи во всем мире. Но Дью поразила не одиноко катящаяся слеза, а невесомая улыбка, пропитанная эликсиром смирения и… покоя? Удивительное сочетание.

– Я согласна. Кого там убили?

– Отлично! – Дью отмахнулся от неуместных образов и забрал папку с делом у Жюля, развернув её на столе перед Айлори. – Взгляните, тело обнаружили на городской выставке сутки назад. Молодой, по вашим меркам, наверное. Весь в какой-то странной пыльце и ножевых ранениях. Уши отрезаны.

Айлори взяла фотографию и всмотрелась в страшное злодеяние, совершённое над незнакомым парнишкой: превращённый в одну из статуй на выставке, его кожа стала холодным фарфором, а глаза навечно замерли. Айлори вздрогнула, и в горле запершило от тошнотворной смеси жалости и ужаса. Она провела пальцами по поверхности фотографии, словно могла стереть это преступление, просто прикасаясь к отпечатанной картинке. Парень был юн, почти мальчик, и слишком хрупок, чтобы носить на себе такой извращённый вес смерти. Его крылья, из склеенных каким-то безобразно-сладким блеском, были расправлены, как у бабочки, пригвождённой к бархатной подложке.

– Зверство… – прошептала она. Чья-то насмешка, облитая светом ламп галереи и слюняво поданная публике как искусство.

Кто-то хотел, чтобы это приняли за чудо? Или протест? Но было в этом только больное восхищение или даже наказание, ведь… живот мальчика вспорот, а внутри – сверкающие стекляшки и мёртвые цветы. Лепестки уже подсохли и съёжились в хрупкую пыль.

Айлори почувствовала, как внутри поднимается злость. Не та, что кричит, а другая – глухая, как замогильный холод в костях. Убийца не просто лишил жизни! Он поставил смерть на пьедестал, изувечив человека, чтобы выдать его за невозможное. Он нарядил чью-то муку в волшебство! В «облик» её народа!

– Вы знаете эту фею? – неловко спросил Жюль.

– Я не помню лиц всех фей, но мне знаком каждый орнамент на их крыльях. По ним можно определить, под каким покровителем появилась фея, состоит ли она или он в брачном союзе, насколько сильна пыльца…

Дью присвистнул:

– А у нас используют паспорт. И базу по приводам, если нужно. Вот же скукота…

– Эй! – Айлори хлопнула по столу, и некоторые гости обернулись на шум. – Тогда воспользуйтесь всем этим. Потому что на фотографии не фея. Подделка.

Жюль вскочил:

– Не может быть! Мы видели предварительный отчёт, и аббатство подтвердило. Вы, мисс, ошибаетесь!

Ливень усилился и заколотил по стеклу в знак протеста. Вдалеке сверкнуло, и вспышка обнажила антенны на крышах домов.

– Вы тоже так считаете, шериф? – Айлори пристально уставилась на Дью.

Он не торопился говорить. Дью никогда не спешил – за годы службы он научился выжидать, как охотник в тумане, зная, что правда всегда дрожит где-то рядом, в самых мелких движениях, в голосе и во взгляде тех, кто причастен. Может, именно поэтому уже в двадцать девять ему дали должность в новом отделе. Сколько всего было… Грабежи, разбои, даже убийства. Но это – особенное. Ему, нет, людям впервые разрешили расследовать преступление, связанное с феей. Такой шанс нельзя упускать! И Дью не готов сдаться, ведь…

Айлори не лгала. Он видел это.

Её слова непохожи на оправдания или на жалкую попытку увильнуть от договора. Айлори не боролась за себя, ведь уже кому-то проиграла. Её отшельничество – тому доказательство.

Дью перевёл взгляд на фотографию. Крылья. Такие… декоративные, круглые. Слишком аккуратные.

«А ведь и правда! У всех фей остроконечные крылья. Я даже не заметил. Идиот. А тут… какая-то театральная подделка».

И если Айлори сказала, что это человек, значит, так оно и есть. У неё нет причин врать. Бежать и прятаться – да, но не вмешиваться с такими громкими заявлениями.

Дью знал, что грядёт страшный скандал. Его, скорее всего, осудят, да и поддержку получить неоткуда. Также он понимал – если кто и поможет докопаться до сути, если кто действительно чувствует, где правда, а где ложь, и знает законы и принципы аббатства Новэлим, жилища многих фей, – это она. Эта фея-беглянка, странная девушка, чья-то тайна…

Дью вдохнул, взял салфетку с номером и сердечком, что ему оставила официантка Лиззи, и вытер ею рот.

– Дело становится всё интереснее. Жюль, отныне – только закрытая отчётность, всё через меня. Я запрещаю тебе с кем-либо разговаривать на эту тему. А вы, мисс Айлори, с этой минуты становитесь неофициальным гражданским специалистом в расследовании.

– Как же? – Жюль так и присел, поражаясь безрассудству друга. – Кто разрешил?

– Я разрешил. А теперь прошу за мной, мисс, вас нужно привести в порядок.

Айлори обрадовалась подмигиванию со стороны шерифа и, попросив упаковать вафли с собой, решительно пошла за Дью… человеком, что ворвался в её спокойную жизнь и с ноги открывал каждую дверь перед собой.

Глава 2

Настойчивый стук разбудил уставшую Нэсси, закутанную в махровый халат и страдающую от частых отёков. За шторкой на входе – знакомая двухметровая тень в шляпе. Обладателя шикарного тела хозяйка узнает из тысячи, ведь эти мышцы выросли в её доме и смогли показать себя во всей красе именно в её нагретой постели.

Чтобы не заставлять гостя ждать, Нэсси быстренько поправила бигуди перед зеркалом и открыла дверь с таким видом, словно век бы не видала знакомую моську с лёгкой щетиной и ослепительной крошкой янтаря в глазах.

– Дью, ночной засранец. Чего припёрся?

– Привет, у меня срочное дело и…

Нэсси, не будь дурой-улиткой, сразу развязала пояс халата, оголив плечо, усыпанное родинками. Шериф выгнул бровь и поспешно огляделся, завязывая на женщине прочный узел от порочных мыслей.

– М… не это срочное дело. У меня в машине девушка. Непростая. Как бы выразиться… Нужны твои способности. Пустишь нас? С меня причитается.

Знал бы он, что его обволакивающий голос будоражит женский слух, но нет, Нэсси никогда ему не признается. Её тактика – отыгрывать образ бесчувственной особы и периодически развязывать халатик, чтобы шериф возвращался к её крыльцу.

Сегодняшний визит, правда, отличался как минимум тем, что Дью привёл с собой другую женщину.

Незнакомка вошла в скромный домик с обшарпанными статуями на лужайке, поёжившись от пронзительного взора перекошенного фламинго. Нэсси оглядела «непростую» девушку: старый тренч, штаны, нет, настоящие лохмотья свисали грязной тряпкой, на руках перчатки без пальцев, а волосы под шапкой растрепались и спутались в колтуны, будто их каждый день сушили торнадо.

– Почему от неё пахнет рыбой? – тихо удивилась Нэсси, пропуская её внутрь. Дью неловко почесал затылок и прошёл следом.

Пускай карьера адвоката у Нэсси Лайгруд не удалась, умелые женские пальчики обнаружили иной скрытый талант, приносивший удовольствие всем, кто нуждался: до закинутой головы, до восторженных улыбок, до прикрытых от приятных ощущений глаз…

Нэсси – парикмахер.

Они разместились в гостиной: Айлори сняла головной убор и послушно побрела в ванну, чтобы помыться. Нэсси пошла с ней, чтобы помочь, ещё не подозревая, кому дала гостевое полотенце и шампунь с ароматом прованской весны.

Дью остался стоять у окна, проверяя пустые улицы. Никого нет, отлично, хвостов не было. Не то, чтобы шериф подозревал, что их сразу выследят по какой-нибудь волшебной метке, и вскоре сюда ворвётся чудо-гвардия, стреляя в него осколками льда. Его больше беспокоили последствия, на которые он обрёк себя, если кто-то разболтается про Айлори. Жюль не выдаст их, они давно дружили, а вот Нэсси…

– Господи боже мой!! Дью! – послышалось из ванны.

Дью размял шею и приготовился. Нэсси пулей выскочила из ванны и с гневом уставилась на мерзавца, что посмел подвергнуть её жизнь опасности.

– Дьюэйн Беркли! Ты – сволочь! Кого ты притащил ко мне?! Она же фея, настоящая! У-уши! – Нэсси руками вспахивала воздух от негодования и страха. – И корсет для… господи… Объяснись сейчас же!

– Спокойно, дыши. Она неопасна.

В него полетела подушка.

– Ты похитил её?! Признайся! Откуда? Нет, молчи! Не желаю знать. Ты хоть представляешь, что сделают эти шизики из Новэлима, если узнают?! Дью, я на горшок ходила, но уже знала главное правило этого чёртового города! Всегда…

За неё продолжили:

– Всегда сообщать об одинокой женщине-фее. При любых обстоятельствах. Немедленно. Иначе каждого преступника ждёт великое проклятие. Нэсс, я рискую карьерой, но прошу тебя помочь. Её зовут Айлори, она жила в ужасном месте, и сейчас я хочу ей помочь. Но для этого мне нужно, чтобы она помогла мне.

Но Нэсси не слушала: ходила от одного угла ковра до другого, трогая ладонями свои горящие от тревоги щёки.

– Сначала это странное убийство, теперь она… Женщина-фея в моём доме, Дью! Эти звезданутые не пожалеют ни меня, ни моего Виньку…

На продавленном велюровом кресле сладко потянулся кот, откормленный любовью и консервами. Белёсое ушко дрогнуло, а благородный жирок свис вниз и завалил бедолагу: Винька рухнул на пол, но вставать не торопился, обленившись так, что снова стал засыпать.

– Прекрати истерику, я ручаюсь…

Закрытая дверь гостиной легонько отворилась: Айлори стояла на проходе в одном полотенце. На острые ключицы падали потемневшие от воды прядки, вились и покрывали каплями гусиную кожу. Скулы и шея порозовели, а ступни ног прижимались друг к другу.

– Не ругайтесь, пожалуйста, из-за меня. Госпожа…

Замершая Нэсси аж согнулась от неловкости. Её госпожой даже в кровати не называли, а тут…

– Я не хотела тревожить вас и вашего протеже, – Айлори глянула на сопящего Виньку. – Кто-то совершает ужасные вещи, убивает. Шерифу нужна моя помощь. Как только мы во всём разберёмся, я уйду и никогда о вас не расскажу. Слово феи-жен… – нежеланной гостье резануло слух, как их называют люди. – Вообще-то «феи-женщины» – звучит грубо и не совсем правильно. Мы – фейлины, обозначенные так от первой покровительницы, Линэйлы, ведь она, согласно нашим архиварам, была первой женщиной в… Ой, простите… Я вас утомила?

Заслушавшись, Дью успел только моргнуть, а потом в два шага подошёл к Айлори и накинул на её плечи взятое с дивана покрывало. Нэсси кивнула и молча достала из ящичка тумбы пустырник, чтобы прийти в себя, ведь не пристало инструменту дрожать под рукой мастера.

Пока шериф орудовал на кухне, заваривая чай, Нэсси аккуратно наводила красоту своей необычной гостье. Звенели лезвия ножниц, под чистыми локонами скрипела расчёска. Зашумел фен и… вуаля! Причёска готова.

Айлори вертела ручное зеркальце, поражаясь своему преображению. Пушистая чёлка легла на лоб, а подравнённые кончики пшеничным полотном упали чуть ниже плеч, закручиваясь на концах.

– Красота! – восхитилась Нэсси. – Правда же? Только… Секунду! Сейчас найду, где-то… Ага! – тёплые руки коснулись чувствительных ушей Айлори, и фея вздрогнула.

– Что это?

– Чалма. Вместо шапки. Зато ушки закрыты. Дарю тебе, милая.

Айлори просияла, кутаясь в одеяло.

– Спасибо вам! Ваш дар отныне будет храниться мной, как…

– Тише-тише, все эти реверансы меня смущают. У людей всё проще, знаешь? Только одежда моя будет для тебя великовата. В области… Впрочем, ты поняла, – женщина указала на зону декольте.

Смутившись, Айлори оглядела себя и грустно вздохнула:

– Да, фейлины не отличаются пышными формами. Неестественно.

– Отчего? – подал голос Дью, закатывая рукава рубашки.

– Летать тяжелее, – тихонько посмеялась Айлори и подловила шерифа на ступоре, который аж постыдился своего глупого вопроса.

– Ладно, ну всё, не хихикайте! Переночуем здесь. Айлори, завтра мы поедем в магазин и купим тебе одежды. Потом отправимся в отдел, я покажу, где работаю. Остаться на ночь там нельзя.

– Это не проблема. Я могу жить, как и прежде, на фабрике.

Нэсси открыла рот, чтобы возразить и предложить свою спальню на долговременное пользование, как вдруг вмешался Дью:

– Нет, ни за что! Там нельзя оставаться. Холодно, сыро и опасно. Да там же бродяга за бутылку мать продаст. А если кто-то узнает…

– Я почти три года пряталась там, всё было нормально, – попыталась возразить фея.

– Да? И я тебя нашёл. Исключено, ты туда не вернёшься. Можем заехать за вещами, если нужно. А жить будешь у меня.

Нэсси закрыла рот и вопросительно уставилась на Дью.

– Не хочу вас стеснять. – Айлори показательно отвернулась.

Дью попытался вежливо улыбнуться:

– Я настаиваю.

– Дью, – шепнула Нэсси, – им нельзя жить с мужчинами до брачной церемонии. Забыл?

– Сбегать из аббатства им тоже нельзя! Нарушим парочку правил. Айлори, обещаю, я не причиню тебе вреда, – он подал руку исключительно в знак уважения и доверия. Она ответила неожиданно – положила свою ладонь на его и крепко сжала. Айлори была уверена, что этот знак воспримется как демонстрация доверия, ведь люди часто жмут друг другу руки.

– Я верю вам, шериф. Но не забывайте, что будете жить с отречённой фейлиной. Как вы таких называете? Это я… – Айлори подмигнула, пока дыхание щекотало подбородок внезапно растерявшегося Дью. – Обещаю, что не причиню вам вреда.

И пока грудь шерифа пыталась победить неожиданный спазм, а кадык медленно подрагивал, эти хитрые дамочки рассмеялись! Схватились за живот и завалились на спинку дивана, чтобы и дальше любоваться полнейшим мужским смятением.

Дью насупился с откровенной обидой и ушёл в туалет, ворча себе под нос.

– Правда, он душка? – замечталась Нэсси. – Ах, год назад он не был таким милашкой. Вечно пропадал на работе либо в гараже за тренировками. Безумный трудоголик… Я жду, когда он наработается и снова вернётся ко мне.

– А вы?..

– В разводе. Чего?

Айлори задумалась:

– А что такое «развод»?

– Боже милостивый… Ваши пары не разводятся? После… А-а-а… Брачной церемонии? Когда ссоры замучили и захотелось пожить для себя? Когда кое-кто, – она кинула взгляд за спину феи, – становится невыносимым мужланом?

– Вы что! – Айлори встала и положила ладонь на грудь, устремившись в потолок. – Волшебные узы брака священны, нерушимы ничем и никем. На наших крыльях появляется уникальный узор, один на двоих. След на крыле – след на сердце, неизменно! Пыльца становится одного цвета, а союз отпечатывается новым созвездием. На каждую церемонию готовится шикарный праздник во всём аббатстве, приглашаются все феи и фейлины! Ведь, ведь…

Грудь опустилась под тяжестью страшной истины, и Айлори села обратно, сдерживая дрожь:

– Ведь благословлённых на брак так мало. Да и вообще… фей. – приговор озвучен под трагическую симфонию, что слышала лишь одна голова – остроухая.

– Ох, милая, не знала, что вас так мало…Особенно фейлин.

Понаблюдав за запалом души своей гостьи, Нэсси негласно удивлялась, в каких всё-таки разных мирах живут феи и люди. Аллисур – удивительный город, уникальный, но поделён надвое. В огромной городской копоти, среди автомобилей и звона бокалов, еле звучит сладкая песнь из Новэлима – территории фей, окружённой сосновыми лесами и буграми зелёных холмов, где их жизнь начинается и… прячется в цветущих садах, за высоким витиеватым забором и башнями с занавешенными окнами.

Более ста гектаров тайн волшебной расы.

Молодые туристы приезжали со всего мира, чтобы увидеть фей в живую, но ещё никогда человека не пускали в их логово. Так что приезжим оставалось довольствоваться плакатами, барахлом из сувенирных магазинов и сплетнями, либо… отречёнными без магии. Но, как и подобает людской натуре, камень без блеска не имеет ценности и горазд только лужи подпирать.

Предаваясь воспоминаниям, Айлори не сразу заметила, что Нэсси отлучилась. Зато хозяйский кот, Винька, уже проснулся и вовсю пялился на странную фигуру с запахом мороза и ландышей.

– Не смотри так. Я поступила правильно.

Кот дёрнул хвостом и прижался к ноге Айлори, замурчав. Будто понимал её и успокаивал. Будто… знал судьбу одинокой оборванки, сбежавшей от всего прекрасного, что она любила. Приятная терапия котиком помогла – Айлори кивнула самой себе, решая, что отблагодарит шерифа и его бывшую женщину за доброту, помогая с расследованием.

Магазин Woolworths на углу старой Вайтмур-стрит пропах новеньким денимом и старым деревом, пропитанным влагой. Тусклый свет ламп тянул длинные тени между рядами плечиков, а за витриной мокрые от недавнего ливня улицы отражали блики неоновых вывесок. Айлори, всё ещё непривыкшая к человеческим вещам вроде разных шильдиков и расцветок, вертела в руках шерстяной кардиган, пытаясь прочесть в узоре его историю или подпись великого творца. Поначалу она вообще спрашивала, есть ли на одежде защитные руны, но удивленье Дью смутило фейлину и она сразу спряталась за манекенами.

Дью стоял в стороне, прислонившись к стойке с ремнями. Его пальцы лениво перебирали пряжки, но взгляд то и дело возвращался к ней. Было в этой девчонке что-то неправильное для этого серого, вечно сырого города. Она двигалась в такт непостижимой для других мелодии – чудаковатой, как шум вечернего леса или плеск далёкой воды. Дью сам себе не признавался, почему согласился притащиться в магазин одежды, а не послать с ней Жюля. Или почему вдруг поймал себя на мысли, что ему нравится, как она, чуть прикусив губу, чересчур серьёзно выбирает между джинсовой рубашкой и платьем.

– Знаешь, – пробормотал он, – тебе бы подошли ковбойские сапоги. Такие… длинные. И юбка. Не эти модные тряпки, а что-то вроде… – он наугад махнул рукой к дальнему стенду.

Айлори обернулась, и в её взгляде мелькнуло озорство.

– Ты, шериф, в прошлом ковбой, что ли? Я читала книгу про наездников. Вот почему у тебя в машине всегда играет музыка как на ферме. Она…

– Знаю, раздражает, да? Странная?

Айлори на выдохе договорила:

– … мне нравится. А?

Дью ухмыльнулся, почёсывая подбородок.

– Ничего. Вот, примерь, тебе подойдёт.

В итоге они выбрали длинную джинсовую юбку до щиколоток, мягкий свитер цвета парного молока с широким тканевым поясом и те самые коричневые сапоги, что будто ждали её здесь не один сезон, готовые уйти в руки очередной мадам, ценящей моду с запада. Переодевшись, Айлори вышла из примерочной, и Дью вдруг довольно улыбнулся, присвистнув:

– Красота. Такими темпами устроишься в модельное… Будешь зарабатывать, неплохо, скажи? Обычно мне всё равно на тряпки вокруг. Видишь, в чём я хожу? – руки потрепали заношенную одёжку.

Фейлина кружилась перед зеркалом.

– У нас тоже носят плащи, только другие. Особая магия, даже есть специальный портной.

– Чёрт, душу продал бы за один из ваших плащей.

– Не стоит так зарекаться! – засмеялась Айлори. – Мы же и правда за одежду отдаём кусочек души.

Дью так и замер, скривившись от несусветной глупости: душа – за тряпку? Быть не может! Быть не может… Шериф поставил руки в бока и пригрозил Айлори, что тоже начнёт шутить над ней. Взяв ещё пару пакетов с новенькими вещами, они отправились в здание районных сил полиции Аллисура.

Отдел магической безопасности располагался в бывшем помещении викторианского банка на Мертон-лейн. В коридоре стояли часы с отбивающим боем, на стене с облупившейся краской висел чёрный телефон, а уже в самом кабинете скрипели шкафы из потемневшего дуба и зелёные настольные лампы, давшие трещины под слоем пыли. Вполне неплохие перспективы для первого отдела по магической безопасности в 1983 году в городе, который недавно пережил летние забастовки. Жюль говорил: «Могло быть и хуже, например, соседствовать с надменными гвардейцами». Но шериф и не планировал жаловаться, подставляя вёдра под протекающую крышу. Дали свой уголок – и на том спасибо.

Дью сидел за своим тяжёлым письменным столом, прислонив локоть к стопке аккуратно подшитых протоколов. За окном моросил дождь, ровный и безразличный, как и всегда. На полированной поверхности отражались тонкие полосы жалюзи, иногда подёргиваясь от сквозняка.

– Это слишком громкое дело, – тихо произнёс Дью, не поднимая глаз от папки. – И слишком странное. И то, как феи себя ведут… неправильно. Они должны были заявить, что жертвой стал человек! С другой стороны, они официально не подтвердили обратное. Взяли и забрали нашего убитого. Я балдею с эти выско… Кхм, прошу прощения. – Шериф замялся, зыркнув в сторону Айлори.

Жюль, сидевший у соседнего стола с расчёсанным до единственного листа докладом, не отрываясь, ответил:

– Может, они специально ждут, пока мы отреагируем? Или что-то заявим? Или вообще проглотим и промолчим. Наверняка кто-то из верхушки прикрывает. Ты знаешь, как у них это работает – всё по своим законам, а мы, люди, вроде как обязаны держаться в стороне.

Дью пожал плечами.

– Вот только на этот раз – тело человека. А значит, оно под нашей юрисдикцией. А пока они его у себя держат – нарушают старую хартию. Этим надо воспользоваться.

Он устало провёл ладонью по лицу:

– Только нас туда не пустят. Ни меня, ни начальника или даже министра. И уж точно без приглашения.

Айлори, сидевшая на широком подоконнике, оторвалась от своих мыслей и спокойно выдала:

– Не помню, чтобы людей когда-то пускали в Новэлим… Впрочем, один раз в детстве я видела, как фея общалась с человеком в саду. Правда! Не верите? Вспомнить бы, почему… Или мне это приснилось?

В кабинете повисла печальная тишина.

Дью медленно поднял взгляд, осмотрел пробковую доску, где висели материалы дела, его личные заметки и список подозрительной магической активности по району в установленный за два дня «до» и «после» убийства.

– Давайте подумаем. Наша жертва – двадцатилетний мальчишка без документов, выданный за фею. Зачем аббатству его забирать, да ещё так быстро? Мы не успели установить его личность, составить причинно-следственную связь. Что говорит Устав, Жюль?

– Что даже в наших казённых делах феи умудряются качать свои права, – зевнул помощник.

– А что нам говорит чутьё, Жюль?

– Они не хотят, чтобы вы узнали его личность! – обрадовалась Айлори. – У вас в кабинете активирован талисман смекалки? Невероятно!

– Такого не существует. Но… Я с тобой согласен, так что остаётся только одно. Я поеду к ним и потребую отдать тело либо выудить информацию о том, кто наша жертва. Жюль, ты проверил точки с сомнительной магической активностью по району? Украденные артефакты? Любой чудо-бзик?

– Почти всё проверил, да. Если что-то узнаю, я сразу позвоню.

Дью схватил плащ и шляпу с крючка.

– Ладно, – выдохнул он. – Если я не вернусь, вы знаете, где меня откапывать. В садике с говорящими ростками, стало быть.

Жюль мрачно хмыкнул, не отрываясь от бумаг.

– Только без геройства.

Вдруг Айлори подбежала к нему и подала ключи от машины.

– Дью, если тебя не испепелят или не превратят в бабочку, пожалуйста, посмотри в саду куст.

– М-м-м…прекрасно. Что? Куст?

– Да, морозвицы. Белые листья искрят, как снег. Ты его сразу заметишь. А если нет… Значит, он зачах. Это… мой куст. Я за ним ухаживала.

Скептически пожав плечами, Дью согласился и поспешил наружу. Напоследок обернулся и поразмыслил, стоит ли оставлять Айлори одну. Жюль, конечно, специалист, но не в защите девушек.

«Ладно, всего пара часов. Ничего не случится», – согласившись со своим планом, один из самых непробиваемых людей в полицейском штате завёл мотор, впервые намереваясь постучаться к пыльцевым заговорщикам в одиночку. Да ещё и с требованиями. – «Всё или ничего. Надо торопиться, пока они не избавились от тела».

Есть у городских одно выражение: «Если весь Аллисур в слякоти, то пышные угодья Новэлима сочатся солнцем, присваивая всё тепло себе». Зато при хорошей погоде в городе принято считать, что какая-то фея встала не с той ноги. Местные ворчали на запретную для них магию природы, искусные чары или даже проклятия, коими обладали феи. Однажды один смельчак по радио, проверяя прогноз погоды, пошутил, что «крылатое аббатство снова отогнало от себя все тучи», предлагая в следующий раз людям проводить выходные у фей. Конечно, наглеца уволили, чтобы никто не усомнился в престиже остроухих.

Сейчас всё иначе.

Обновлённый Устав разрешал людям высказываться как угодно – спасибо новому представителю от аббатства.

Но госпожу, которая сейчас вальяжно развалилась в кресле с «ушками», обитом растительным орнаментом, не волновала погода или новые правила – она научилась парить под покровительницей грозовых чар, воспитав в себе любовь к традициям.

– Пресвятые прародители! Корнелий, ты читал утренний выпуск «Чаробреда»? Когда уже мы прикроем эту газетёнку? Ты только послушай… «…недавнее убийство в галерее доказывает, что психика фей нарушена и необходимо провести проверку. Общественность обеспокоена произошедшим и предполагает, что скоро они начнут мстить всем подряд, обезумевшие от горя». Ах, мы психи?! Мы-то? Возмутительно!

Негодования прелестной и обворожительной Виолизы даже сейчас звучали битым стеклом, напрягая тонкий слух напротив – за письменным столом-бабочкой усердно работал мужчина, сортируя почту и иногда позволяя себе отвлечься на поглаживание серебристой бородки.

– Не ной. Они в своих правах. Устав разрешает, так что пусть судачат о чём угодно.

– В пасть огнегниды эти разрешения… – ворчала Виолиза, обмахиваясь любимым веером с рюшками. Вспомнив про недопитый бокал, она потянула руку в татуировках и браслетах к сладкому отвару.

Шелест со стороны Корнелия прекратился:

– Не налегай, у тебя скоро занятие. Как успехи у маленьких? Фраций освоил чары роста?

– Освоил. Но лучше бы на него надеть браслеты послушания. Представляешь, как давай всем хвастаться, что удлинит своё хозяйство! Что за дети пошли? Ему даже пятнадцати нет. И всё равно… Успеваемость падает, сам же видишь. Никто из них не смог освоить чары высокой сложности. Помнишь Авалиона? В тринадцать уже научился трём сложным! Ах, Лио… Когда он вернётся домой? Мы все соскучились.

– Все или ты? – подразнил её Корнелий. – Когда закончит дела. А ты, как фейлина-наставница, будь добра подтянуть успеваемость молодняка. Им не хватает внимательности.

– И мозгов. Чем мы лучше тупых детишек людей с таким раскладом? Скоро скатимся на их уровень!

– Виолиза, – предупредил Корнелий, – либо дай мне тишину, либо оставь меня.

Фейлина отмахнулась, подойдя к подвешенной в зарослях золотой клетке. Синекрылая птаха прекратила чистить свои пёрышки и вопросительно уставилась на свою хозяйку.

– Скажи ему, Чиа. Разве я не права? Каждое новое поколение слабее предыдущего. Неудивительно, что нас так мало осталось… Мне печально видеть, как затухает наше наследие. Дети Новэлима должны быть старательнее! Талантливее! Ох, какое горе!.. Поэтому нам нужен сильный наследник аббатства, будущая Верховная Хранительница.

– Дай угадаю: ты? – хмыкнул Корнелий.

– А чего нет? Погляди, как расцвели мои чары. Как душистая яблоня по весне, так и моя магия красуется молодостью и амбициями.

Щёлкнув пальцами, Виолиза создала небольшой желтоватый вихрь, а появившиеся искорки окутали её руку и, растворившись, оставили после себя карманное зеркальце. В его отражении – яркое зарево глаз и густая чернота вьющихся локонов. Бордовые губы растянулись в ухмылке, источающей уверенность, силу, даже… мощь. Гранатово-красное платье искрилось блеском в такт её самолюбованию.

– Нет фейлины сильнее меня. Даже утренняя роса завидует моей живости, а феи облизываются на следы, что я оставляю. Да, я пользуюсь своими благами, но ведь могу! Так усердно училась, ухаживала за собой. Чиа, моя пташка-протеже, ответь: какой я буду в роли Хранительницы Новэлима?

Сначала в клетке послышалось чирикание, а потом синекрылая Чиа заливисто рассмеялась, заговорив:

– Первая Хранительница-шлю…

– Чиа, дрянь!

Виолиза швырнула в птаху тонкую молнию, и та расхохоталась ещё сильнее, когда заряд отскочил от прутьев клетки и исчез прямо перед носом Виолизы. Защитные чары сработали великолепно.

Корнелий проигнорировал их ругань, заметив, как парящий кристалл над столом стал переливаться красным светом.

– Виолиза.

Шум только усилился.

– Виолиза!

– Да что?! Она совсем стыд потеряла!

– Протеже не могут врать, а о твоих любовных похождениях каждый угол здесь уже знает. Выпусти Чиу проверить. Кто-то пересёк нашу отслеживающую черту и сейчас двигается сюда. По цвету – человек.

– Человек? – одновременно удивилась хозяйка и её протеже.

Не проронив лишнего возмущения, фейлина достала Чиу из клетки и прошептала усиливающее заклинание вместе с чарами роста, позволяя своему корсету на спине раскрыться. Татуировки на шее поползли выше, слились светом вместе с венами, которые расползлись по скулам Виолизы, зашли на затылок и скрылись под шёлковым платьем, чтобы впитаться в самое ценное, что есть у фей – крылья. Они сразу выросли, налились блеском и гордо, с хищностью, затрепетали. Чиа вторила ей и стала больше, распушив пёрышки и защёлкав жёлтым клювом.

На этот раз пальцем махнул Корнелий, открыв окна в своём кабинете. Чиа взмыла вверх и с угрожающей песней ринулась в сторону дороги, чтобы выяснить, кто посмел нарушить границу и явиться без приглашения.

Все феи были тотчас возвращены внутрь с наказом – не выходить наружу. Новэлим приютил в себе всего двадцать шесть фей и фейлин, и безопасность каждого – приоритет. Младшие с любопытством выглядывали в окна, пока старшие их отгоняли всем, что под руку попадётся: метлой, тряпкой или даже чарами чесотки для особо упрямых.

Башни аббатства затаили дыхание.

Атмосфера изменилась: на улице сгустился туман, клочьями окутав древние лестницы и декоративные статуи всех Верховных, что здесь когда-то правили: от их образов исходило могущество, а каждая складки ткани или локон были высечены с особой любовью.

Недолго Чиа вела разведку. Вернулась удивлённой, сев на руку хозяйки. Доложила, что незваного гостя она не знает и до его приезда осталось совсем немного.

Корнелий молчал, а вот Виолиза пылала гневом: от её крыльев вверх вздымались искры, как от обозлённого костра.

Тут же на весь сад разнеслась до невозможности странная деревенская музыка. Да такая громкая, что все, даже старшие, прилипли к окнам, чтобы разглядеть причину странного шума.

– Что за огнегнида слушает вой под расстроенную гитару? – Виолиза подорвалась к выходу, но Корнелий остановил её, сказав, что разберётся сам.

Ford Cortina на повороте крутанулся, задрифтовал и немного съехал с щебёнки. Под шинами появился едва различимый дымок от усиленного нажатия на «газ». Когда машину удалось кое-как припарковать, задев одну из статуй, что указательным пальцем тыкала вдаль, водитель с шумом открыл дверь и вышел наружу, присвистнув от великого архитектурного образа знаменитого Новэлима.

Каменные стены цвета грязного песка были оплетены плющом, чьи листья точно шептались между собой на языке, понятном только ночному ветру или дневному шелесту леса. Башенки, увенчанные выщербленными шпилями, отражали последние отблески заходящего за тучи солнца и ловили в длинные оконца ускользающее золото.

Вокруг расползался сад – не тот ухоженный парк, что привыкли видеть за старинными усадьбами, а нечто дикое, почти живое. Древние деревья склоняли увесистые кроны, их ветви опутывали воздух серебристыми нитями, незаметными тончайшими паутинами, сверкающими в любое время суток. Цветы здесь не цвели, они дышали и всегда жили под лаской фей. Алые, иссиня-чёрные, бледно-жёлтые – лепестки чуть дрожали, затаив дыхание перед секретами, что хранили в земле.

В самом сердце владений возвышалась арка, обрамлённая остальными выбеленными статуями, от которых веяло то ли благоговейным страхом, то ли дурным предзнаменованием. Дью не стал зацикливаться – жутковато. За аркой показался внутренний двор, где по зеркальной глади старинного фонтана скользили светящиеся листочки-лодочки, отбрасывая блики на увитые глицинией колонны.

Аббатство Новэлим существовало по своим законам, и Дью осознал, что жить здесь можно было, только отказавшись от всего мирского. Интересно, в обратную сторону это так же работало? Хотя… Когда кому-то удастся провести ночь в стенах замка и выжить?

– Точно не мне. Так, – шериф пошёл по тропинкам, выискивая белый куст. В пестрящих клумбах отыскать нечто блёклое было легко. Морозвица росла чуть поодаль остальных разноцветных кустов. Вся белоснежная, как и говорила Айлори, будто обсыпанная вечно мёрзлой крошкой. – Выглядит ухоженной. Может, сорвать ей веточку? Соскучилась, наверное.

Только Дью хотел сорвать ветвь, как услышал в спину: «Стой!»

– Жалко, да? У вас тут целая оранжерея, – улыбнулся шериф, предвкушая интересную встречу с небезызвестным Корнелием.

Не успел гость договорить, как его ноги оплела бурая лоза, разорвав землю. Сдавила мышцы так, что хотелось завыть волком.

– Эй! Значит, так? – Дью достал револьвер и направил на Корнелия. – Пусти меня, фея. Это нападение на государственного служащего! Где ваше гостеприимство?

Второй рукой он постучал по своему жетону, прикреплённому на грудь, и заметил, как нападавший нахмурился, усиливая чары – лоза стала подниматься выше, прошлась по животу и грудине ядовитой змеей с шипами.

– Назовись, человек. Иначе я удобрю твоей людской гнилью наши цветы, которые мы потом отправим твоей семье в знак сожаления. Сожаления, что их сын – умалишённый, раз посмел наставить оружие на Верховную фею.

«Или не на пару часов…» – с вызовом оскалился Дью, бросив револьвер.

Глава 3

Туман пожирал сад вместе с его замершими стеблями – знак уважения перед шагами Верховной. Тянулся дымком к рассерженному хозяину, пытаясь укутать его от бед людского мира и от наглеца, явившегося как вспышка среди почётного безмолвия.

Дью… Не так шериф представлял свой первый визит в логово «крылатых засранцев», посмевших забрать труп человека. На чашку чая не рассчитывал, но чтобы оказаться нанизанным на вонючие земляные корни?.. Надо выбираться.

С хищным прищуром Корнелий подошёл к окутанному Дью и поморщился, втягивая воздух рядом с его шеей.

Беркли скривился:

– Уважаемый, что начинается? – шарахнулся от чужого носа. – Держите дистанцию!

– Запах. Мятный ландыш.

Стебли оплели плечи, стягивали, пока человечья грудь отчаянно металась в попытках выбраться.

– А вы тут не моетесь? Отойдите от меня! Мало ли, чем заражусь тут у вас.

Фея проигнорировала его потуги и приметила новенький металлический значок, совсем ещё не познавший слой пыли от втоптанных ожиданий своего хозяина.

– Ах, Дьюэйн Бер… Беркли, да. Шериф отдела по магической безопасности. Я думал, вы постарше. Что привело вас в Новэлим? Только побыстрее. Заклинание своеобразно, имеет характер… И…

– И?

– Голод. Стеблям нужно есть. Простите, но заклинание отмене не подлежит. Так на чём мы?..

– Чёрт! – Дью отплюнулся от листочка, залезшего в рот – отростки поднимались с неприличной скоростью и затягивали его вниз! – Труп! Труп феи, мальчишки. На городской выставке в галерее. Ваши люди забрали тело по Магическому Уставу Аллисура, но, согласно пункту 1.6…

Корнелий вскинул тонкую бровь, скрыв секундное раздражение.

– Устав выучен мною наизусть. Прекратите эти прелюдии, шериф. Вы бесцеремонно заявились сюда ради трупа феи? Хотите выразить дань его покровителю? Не вижу корзины с угощениями.

– Это вы прекратите. Опираясь на соответствующий пункт Устава, я требую выдать тело убитого. Тот мальчишка – не фея. Вы не имеете права держать его…

Лоза сдавила голову: шляпа упала, и Дью представил в мыслях, как рубит эти нахальные растительные щупальца. Остервенело. Беспощадно.

– Кхм… Любопытно.

Тишина. Корнелий не торопился с объяснениями.

– И всё?

– Вы зря приехали. Ваша информация неверна. В Новэлиме тела нет. Феи не забирали его… Я бы пригласил вас проверить, но нужно разрешение от аббатства и подпись нашего Представителя.

«Старый лис! Вот как ты решил выкрутиться?» – Дью понимал, что ответов сейчас не добиться. Его приезд – лишь проверка того, как начнут оправдываться феи. И их глухая оборона доказывала, что никакой ошибки нет и шериф на верном пути; негодяи-затворники скрывают нечто важное.

Корнелий не торопился прощаться. Каждая его мысль проходила сквозь сито старинных догм и тайных договорённостей, прежде чем вырваться наружу. Серебристая жидкая бородка подрагивала – почти нелепая, если бы не странное колечко, вплетённое в стариковские нити. Украшение манило к себе, не давало разглядеть морщины Верховной феи и следы тяжёлой ноши, легонько отпечатавшейся на его внешнем виде.

Дью прикинул, что знает о Корнелии. По человеческим меркам, Верховной где-то пятьдесят лет. Длинные волосы, стянутые в тугой хвост – явный защитник дисциплины. Изумрудная накидка с золотыми рукавами лишний раз складочку не показывала, чтобы не разозлить своего хозяина.

Корнелий верил в порядок, чтил законы предков и уважал древние скрепы, на которых держалось общество фей. Новое вызывало в нём осторожное раздражение, перемены – почти физическую боль. А люди… люди для него – назойливый шорох в чаще, почти термитный… Дью видел. Но стоит людям сунуть нос в дела запретных сил, всё, пощады ждать не следует.

– Вот как. – улыбнулся Дью, как самый невинный мальчишка, случайно попавший на соседский двор с сумкой, плотно набитой украденными яблоками. – Значит, ошибка? Вот те раз, я поторопился! Надо проверить данные… Вы уж не серчайте, мистер. Всё-таки я просто делаю свою работу.

– Как и все мы, шериф. – Прищурился Корнелий, рассекая указательным пальцем воздух: стебли разом рухнули вниз и скрылись в вскопанной почве, напоследок по-отцовски поправив вздыбленный ворот на плаще Дью. Шериф внутренне ликовал, ведь провёл старика и легко отделался. – Хотите совет? Постарайтесь забыть сюда дорогу. Мы трепетно относимся к нашей приватной жизни. Новэлим – священное место, сакральное. Не заставляйте божеств-покровителей точить на вас зуб.

«Как удобно скрывать угрозы за спинами присвоенных богов…» – шериф молча сел в автомобиль и махнул ладонью, прощаясь с Верховной. Конечно, ему не ответили.

Переносной рабочий телефон взвыл в тесном салоне. Дью схватил трубку-кирпич на втором гудке, уколовшись щекой об антенну.

– Ну?! – раздражённый ответ.

«Дью! Скорее возвращайся! Тут позвонили и…»

– Успокойся и говори чётче.

«Слушай, срочно! Кажется, нам позвонила мать убитого. Он пропал несколько дней назад и больше не выходил на связь. Она до чёртиков напугана, но по описанию её сынишка – наш клиент, Дью! Она готова сотрудничать, но из дома не выходит, там…»

– Что за бред, Жюль? Почему она позвонила именно нам? Пропавших много. Смахивает на ложную наводку, как в первую неделю открытия. На сколько шуток про «магические преступления» мы тогда среагировали? Забыл, как ловил шпану, кидающую петарды под ноги прохожих, якобы подаренные феями? Тот дед почти час молился на коленях, чтобы у него рога не отрасли!

«Нет-нет! Её голос дрожал, едва слова выговаривала! Она уверена – её прокляли. Закрылась в доме, ни к кому не выходит. Двери заперты, а окна зашторены. Говорит, что сын перед смертью притащил в квартиру проклятую дрянь, буквально был озабочен всем фейским! Это точно зацепка. И…»

Дью стиснул зубы, левой ладонью давя на руль, пока суставы не побелели.

– Адрес есть?

«Есть… но, чёрт…» – Жюль сорвался на глухое дыхание, не в силах сдержать то, что уже вырвалось. – «Айлори услышала разговор. Пока я пытался успокоить испуганную мать, она уже ушла. Я звал, пытался её остановить, но не успел! Исчезла. Думаю, она пошла к ней… Прости, Дью. Что мне сделать? Поехать за ней?»

По голове шерифа вдарили мысли, схожие на свинцовые капли – горький осадок от совершённой ошибки. Самая неприятная мысль обнажила неприятную истину: нельзя приобщать фею к расследованию в мире людей и ожидать, что у представителя другой расы не разгорится интерес к ужасам чужого мира. Нет, любопытство сильнее страха. Неужели Айлори нужно было убедиться, что она не одна страдает? Или она решила разобраться в одиночку, чтобы вернуться в Новэлим с… угрозой или предложением? Тут уж как пойдёт дело.

Дью вскинул голову, мрачно глядя на залитую туманом просёлочную дорогу, по которой уже стремительно мчался к городу.

– Фейский потрох! Оставайся в офисе, вдруг вернётся. Вот же… Она совсем умом тронулась? Отправь адрес, я разберусь.

«Я пытался… Прости».

– Молчи уж. Жду.

Дью сбросил вызов и швырнув трубку на пассажирское сиденье. Резким движением выжал газ, и автомобиль ускорился, рассекая лужи на усыпанном хвойными иголками асфальте.

Дорога дрожала в свете фар. В резких сумерках уже кто-то прятал глаза: местная фауна или что похуже… Всё-таки обширные земли аббатства хранили много тайн и тех, кто их защищает. Но Дью не замедлился, ведь Айлори была там, его фея, наплевавшая на тонкую цепь, которую шериф повесил на её уши. Нельзя, чтобы с ней что-то случилось. Если Дью признают виновным в нанесении вреда фейлине, обычной казнью не отделаться – могут и весь род проклясть.

Размышляя, Дью прикусил губу и вдавил педаль в пол.

– Вот же! Только не натвори дел…

Нравы мужчин часто определяются тем, как они водят машины. Корнелий за свой век повидал и не таких нервных дорожных дикарей, предпочитавших горячий руль, нежели безопасную дистанцию. И сегодня мистер Беркли нажал на газ там, где ездить запрещено. Не таким распылённым и безудержным представлял себе Корнелий шерифа нового отдела. Верховным клялись, что значок достанется простаку, обычному тюфяку в шляпе: без амбиций и яростного желания по-настоящему расследовать дела. Что же пошло не так, и кто в этом виновен?

От прежнего тумана осталось хлипкое дуновение. Корнелий не мог пойти обратно, всё ещё смотря вдаль и размышляя над странным ощущением… знакомым чувством, возникшем рядом с гостем.

– И? Будешь до утра тут стоять? – Виолиза недовольно поправила корсет, в который спрятала уменьшившиеся крылья. На её плече сидела Чиа. – Все ждут объяснений. Все видели, как ты тут человека на ветки нанизывал. Кто это был?

Корнелий улыбнулся, всё ещё вспоминая чарующий аромат чего-то близкого и столь далёкого одновременно.

– Ты задаёшь не те вопросы, дорогая. Лучше спроси, как он узнал. Видать, кто-то умный ему помог догадаться. Пошлю жуков.

Корнелий согнулся, опуская ладони в рыхлую землю. Его ногти медленно вонзались в глинистую почву, и та отзывалась живым дрожанием. Воздух сгустился, потемнел. Чиа взлетела, радуясь искусному заклинанию хранителя Новэлима.

Из-под пальцев Корнелия начали выбираться жуки – плотные, бронзовые. Их панцири поблёскивали металлическим блеском, отражая тусклый закатный свет сквозь листву. На гладкой поверхности брони сливались зелень и медь. Глаза жуков светились изнутри мягким свечением. Некоторые ступали тяжело, оставляя в земле крошечные вмятины, другие бесшумно перемещались по мху, едва колыхая траву.

Рогатые жуки, получившие волю и чёткий приказ, один за другим скрывались в тенях под тихое жужжание, устремляясь вперёд – нести взор фей в самые глубокие городские щели.

Земля слушала Корнелия, как верный соратник, давший ему нерушимую клятву. И с того мига нет такого места в Аллисуре, куда не проникнет любопытство Верхновной.

Квартира Эдит Роули, сорокалетней вдовы, располагалась на последних двух этажах старого викторианского таунхауса, затерянного среди узких улочек центрального района. Дом с потемневшим от копоти фасадом скромно затаился среди новоделов, глухо наблюдая за шумным миром Аллисура с его бастующими шахтёрами, ночным грохотом панк-рока и вечерними выпусками «BBC News».

Дверь на лестничной клетке была окрашена в выцветший тёмно-синий цвет, с облупившейся латунной табличкой. Незаперта.

Дью аккуратно толкнул её плечом и прошёл внутрь, держа руку на кобуре, сам не понимая, зачем. Он не хотел использовать оружие.

Под ногами пушился ковёр с мелким геометрическим узором, протёртый до основы в самых проходимых местах. На стене висела ключница в виде совы. Гостиная была просторной и немного мрачной. Бархатные шторы цвета красного вина частично заслоняли оконный проём, сквозь который еле пробивался вечерний гул, окутанный городским смогом. На полу стоял старенький телевизор, рядом – стойка с видеоплеером.

– Дью!

Шериф вздрогнул и обернулся. С тарелкой печенья на него смотрела Айлори… совершенно обычная, домашняя. Не фея по зачистке свидетелей или фея-мстительница. Только если угощения не отравлены…

– Ты! Надо поговорить. – Он схватил беглянку за локоть сильнее, чем требовалось. – Что ты вообще творишь?!

– Госпожа Эдит предложила угоститься… нельзя?

Со второго этажа, куда вела крутая лестница, спускалась хозяйка, та самая «проклятая», но для таковой она выглядела чересчур расслабленной. Только старый, местами потрёпанный сарафан в сальных пятнах выдавал её долгое затворничество.

Эдит шуршала тапочками неспеша, проверяя каждую засечку на полу. Дью осмотрел её наряд и домашнюю утварь, похожую на припасённый хлам: куклы с маленькими телами и большими головами, коробки шоколадных конфет, наверняка, с истёкшим сроком годности; и полупустая бутылка бренди, скромно стоявшая за креслом. О таких жильцах говорят: «Вежливая, но странная», и шериф был с ними согласен.

– Садитесь! Ну-ну, падаем! Это он – шериф, девонька? Вы быстро. Рада, что отдел отреагировал стремительно на мой звонок! Я еле нашла ваш номер, пришлось просить почтальона разузнать… Когда вас в городские справочники впишут как неотложку? – запыхавшись, Эдит облокотилась на тумбу. – Черти что творится в районе. Одни забастовки, шум! Я окно открыть не могу, потому что эти новаторы повадились мочиться прямо под окнами, мудачьё! Скажите, мой сын… Вы видели его? Он же не связался со всем этим беспорядком?

– Так… – замялся шериф, ещё косо поглядывая на Айлори. – По порядку, мисс Роули. Сначала вы расскажете всё, что знаете. А я постараюсь помочь.

Ещё с фотографии в прихожей Дью понял, что пришёл по нужному адресу. Фото убитого висело на виду, стояло на комоде и, мужчина уверен, внутри кулона его матери, который сейчас бился о сморщенную вдовью кожу.

Тревор.

Какое до жути тривиальное имя при таком красочном убийстве. Обычно так называют кроликов или любимого пёсика, может, одинокую золотую рыбку в грязном аквариуме. Впрочем, жизнь Тревора так и проходила – в клетке, на поводке и за стеклом. Бедность – всегда ограничения, а после смерти отца и мужа, жить стало гораздо тяжелее. Начало осени выдалось холодным для кошельков работающих граждан, ведь кризис ударил по всей Великобритании, что уж говорить про молодых: их обманывали постоянно, не выплачивая авансы. Тревору было всего двадцать, но за последний год он приобрёл взрослый взгляд и сгорбленную осанку. Мать не могла позволить оплатить сыну образование и очень печалилась за его будущее.

Всё поменялось пару месяцев назад. Тревор вдруг перестал нехотя брести по тротуарам, а повадился скакать вприпрыжку, радуясь новому дню. Для умалишённого – юн, для познавшего безопасное счастье – одурманен, ведь такого счастья не существовало. Эдит почудилось, что сын влюбился и поэтому часто задерживался допоздна. Так и оказалось… Тревор влюбился. Но не в девушку, а в… культуру фей.

Сначала часами заседал над книгами и статьями. Он читал их запоем, почти захлёбывался: всё, что касалось фей, их тайных обычаев, отрешённости, запретной людям магии. Потом – слухи, которыми Аллисур был преисполнен на годы вперёд. Он искал не разрешённые Уставом факты, а подтверждения подлинной истории Новэлима о тайнах волшебной расы. Пытался доказать матери, что граница преодолима и переход через неё возможен; верил своим одержимым чувствам, называл их зовом издалека.

Однажды Тревор признался матери, что нашёл счастье в мечте, в великой цели – стать для фей «своим», другом, приятелем-человеком. Теперь Тревору людской мир казался грубым, пошлым… сломанным. Эдит грозила ремнём и арестом, плевалась и громко ругалась, когда слушала речи Тревора о том, как он собирался помочь Аллисуру расцвести.

«Они примут меня, если постараюсь. Я просто не родился там, но это ошибка, всё можно исправить! Чувствую, я совсем близко».

Эдит проклинала бунт, юношеский побег от боли души, безотцовщины и поиск себя. Но со временем поняла: Тревор не бежал, а догонял нечто опасное и неправильное… Одержимость феями не доводила до добра, но это был выбор. Маниакальный, фанатичный, трагически искренний выбор её ребёнка…

Он перестал нормально есть, рисовал на зеркалах какие-то закорючки и бормотал незнакомые слова. Сделал тату четырёхкрылой бабочки на груди – «метка», как он сказал. Спал на полу, говорил, что матрасы мешают его крыльям пробиться наружу. То смеялся без причины, то шептал странные фразы. И при этом – светился истощением: черты лица обострились, зрачки менялись в размерах слишком быстро. Эдит почти на коленях стояла, прося его прийти в себя, но сын заявлял, что по-настоящему счастлив. Безумно, как бывают счастливы только те, кто готов отдать всего себя.

А потом исчез.

– Прошу, помогите… – зашмыгала носом Эдит, вертя подвеску в пальцах. – Мы переехали сюда из Лестера много лет назад, думали, что рядом с магией безопаснее, знаете, как говорят? Дожди не такие мокрые, как везде. Но эти феи – мерзавцы, пудрят голову молодым! Тревор был хорошим мальчиком, усердным. Это чужое влияние, я знаю, моё сердце знает, шериф! Треви одержимым стал, и кто знает, где он сейчас…

Айлори хотела что-то сказать, но Дью умело закинул песочное печенье ей в рот и с показным сожалением выдал нечто противоречивое для того, кто знает, что случилось с пропавшим:

– Понимаю вас и сделаю всё, чтобы найти Тревора. Помогите нам. Нужно осмотреть его вещи. Вы говорили, что сын притаскивал в дом разные волшебные артефакты? Вы же понимаете, что это нелегально? Вы видели, может, к Тревору кто-то приходил? С кем он общался.

– С солнечными зайчиками и ветром, представляете? Мол природа шепчет! Это всё проделки фей с их поклонением шишкам!

– Вы путаете фей с фейри… Вторых, кстати, не суще… – прожевав, начала было Айлори, но Дью грозно шикнул на неё, и фея поникла.

Эдит всё продолжала хвататься за свою ненависть к тем, кто сильно отличался от людей:

– Тьфу на них! А та дрянь у него в спальне дрожит и светится. Проверьте на втором этаже. Я боюсь выходить на улицу, мои ноги разболелись. Смотрите, ну же, – Эдит подняла свои багровые опухшие ноги, перевязанные хлипкими бинтами, пропитанные мазью. – Это точно проклятье! Феи раскрыли его нездоровый интерес и решили проклясть весь наш род. Погань! – с гневом и презрением крикнула Эдит. Дью в последнее время чаще видел подобные переходы: к феям относились с каждым годом всё хуже. – Чтоб они провалились!

Айлори вскочила вместе с шерифом, но ей снова не дали возразить: мужская рука схватила прохладную ладонь и потянула к лестнице. По пути Дью ругался шёпотом:

– Ты чего пришла сюда?! Не благоразумно!

– Хотела успокоить женщину. Она напугана несуществующим проклятьем, но феи не проклинают людей без разрешения Верховной! Да мы вообще сто лет этого не делали, Дью! Весь род, серьёзно? Знаешь, как много сил на одного-то может потребоваться?.. Кто вообще в такое верит?

Дью неловко огляделся и громко откашлялся, загораживая Айлори проход в комнату Тревора:

– Слухи проворнее чужих страхов. Как бы ты её успокоила? Призналась в своём происхождении? Никому не рассказывай свой секрет, если не хочешь в Новэлим. Ты поняла меня?

– Угу. М-м-м… – она встала на носочки и понюхала шею Дью, поморщившись.

– Вы все с такими припадками рождаетесь? Зачем обнюхиваешь? – смущение умело скрыто показным недовольством.

– Человек не поймёт. Запах влажной земли с утренней росой. Ты виделся с Корнелием! Что он сказал?!

– Что похоронит меня в вашем прелестном саду, если ещё раз заявлюсь. И отрицает, что труп забрал. Повезло, что я живым выбрался. Надо быть внимательнее, хорошо? Сейчас важна каждая зацепка. Феи не хотят, чтобы мы выяснили причину смерти Тревора.

Молчание.

– А ты хочешь? Нет, не так… Уверен, что готов? – она повернулась к Дью, пристально всматриваясь в его промелькнувшее замешательство. Это скрытая угроза или предупреждение?

Тогда Беркли решил пойти в контратаку:

– А сама? Как я могу быть уверенным в тебе? За версту видно, как у тебя ёкает от всего, что связано с феями.

На него смотрели непозволительно долго. Айлори не моргала, словно и не дышала – только представляла все исходы её помощи человеку, но, кажется, отступать не хотела, поэтому вежливо предупредила, прежде чем войти в комнату:

– Ты прав. И я – одна из них, мне позволено. Но когда у человека ёкает от всего фейского, обычно он – труп. Как я могу быть уверена, что ты сам останешься жив?

Ответа не последовало. Дью подловили.

Спальню Тревора не иначе как смочили во влаге: всё казалось липким, от тонких стен до собственной кожи. Неправильная обстановка для обычного юноши. Где же плакаты с известными актёрами? Им на смену пришли листы с зарисовками крыльев фей.

С округлёнными концами.

Дью шагнул внутрь и машинально поправил воротник от неприятного ощущения. Всюду бардак…

На полу валялись разбросанные кучи книг, перевязанные верёвками. Над кроватью висели листы, вырванные из справочников: таблицы со временем и разными датами, чьи-то имена с невнятной припиской карандашом. Схемы рядом выверены, как у одержимого – не в порыве творчества, а в расчёте… Будто Тревор планировал прогулку и кого-то выслеживал.

Айлори старалась игнорировать корявые рисунки Тревора, где изображались нагие феи, и продолжала листать перевязанный шнурком блокнот. Наконец, она остановилась на особой странице, исписанной чёрточками и довольными рожицами.

– Когда феи шепчут во сне, а цветы внутри оживают… – восхищённо начала она.

– Что это?

– Кажется, стихотворение. Прочти. Весьма поэтично!

– Мило. Вот мы и заполучили психологический портрет накануне смерти. Его увлечения, нездоровый интерес к вашей расе – всё сходится. Тревор был одержим феями и вашими тайнами. Какая ирония… Стал одной из них, ну, почти. Кто мог сотворить с ним такое? Изощрённый метод наказания нелогичен для почерка аббатства. Им не нужно привлекать лишнее внимание, значит, мог постараться один из реликтов, а Новэлим его покрывает, чтобы не испортить и без того гаденькую репутацию.

– Он… не просто интересовался феями, – прошептала Айлори, зависая в своих размышлениях. – Он пытался стать для нас… заметным, что-то получить. А? Реликты?

– Покинувшие Новэлим. Отверженные. Отречённые. Как вы их называете? У нас в Уставе про таких есть чёткое обозначение – реликты. Отлавливаются и возвращаются в аббатство на суд, если не зарегистрированы.

– Ясно, – грубо ответила Айлори, отвернувшись к окну. – Так ты запишешь меня в телефоне? «Айлори: очередной реликт»?

– Эй, ты чего? У тебя нет телефона.

– Ну а у вас нет понимания, почему феи сбегают! Не все хотят жить по правилам и следовать традициям. Давно вы подменили понятие свободолюбия и превратили его в преступление? Феи ушли из логова, так какой огнегниды люди так стараются упечь их обратно? Вам ли не всё равно?!

Дью подошёл к ней и попытался повернуть к себе за плечи, но фейлина не сдавалась, отойдя подальше.

– Ты не права. Вы сами абстрагировались от людей. Мы не знаем, что в голове у обычной феи, не говоря уже о той, которая решила сбежать из дома. Мы беспокоимся о безопасности на улицах города, и даже сейчас следует рассматривать версию, по которой Тревор общался с реликтом.

– Откуда такая уверенность? – она резво повернулась к Дью, не убирая сложенных рук.

– Смотри. – шериф аккуратно взял Айлори за подбородок и повернул в сторону набитых всяким хламом полок.

– Шкатулка… – удивлённый шёпот.

Небольшая шкатулка-сундучок стояла на краю книжной полки, почти утопая в тенях. Деревянная, чуть рассохшаяся, с простым железным замком и незамысловатыми узорами – обычная безделушка из магазина сувениров. Но она дрожала! И от неё исходил слабый свет, пытавшийся выбраться наружу.

Дью, хрустнув суставами, подошёл и…

– Стой!

Открыл.

Вспышка.

Шарик, сверкающий, как мыльный пузырь под светом фонаря, вылетел с визгом и метнулся под потолок. Он двигался хаотично, сам не зная, чего хочет. Только одно было ясно: свободы, о которой тут недавно спорили.

– Ой, лови! – закричала Айлори, уже метнувшись на кровать за ним.

Шарик вильнул в сторону и врезался в книжную полку, осыпав шерифа десятком томов. Дью пригнулся, протянул руку – промах. Айлори попыталась заманить беглеца найденным у изголовья кровати полотенцем, но тот пронёсся сквозь её старания, рассмеявшись. Смех… Несколько голосов, эхо… Озорство!

– Это же!..

– А?!

Они столкнулись у стола – Дью подхватил её за талию, а Айлори врезалась в него спиной, чувствуя затылком горячую грудь. Чалма немного сползла, и шериф приметил, как покраснели кончики её ушей.

– Не меня же, – выдохнула она.

– На ловца и зверь… – пробормотал Дью, но не отодвинулся.

Неожиданно шарик вернулся – прямо в его лоб.

Пуф!

Дью отшатнулся, протирая глаза. Запахло ванилью и гарью, а облюбленные глиной для укладки кудрявые волосы шерифа начали менять цвет и выпрямляться, стремясь вверх.

– Что… что!..

– О нет, – захихикала Айлори, уже не в силах сдержаться. – Только без паники. Ты не проклят! Вот… – она подала ему осколок разбитого зеркала, который валялся у комода. – Всего-то шуточные чары, детская уловка. Правда… у нас волосы на пару дней меняют цвет. У людей, как мы слышали, навсегда.

– Навсегда?! – Дью посмотрел в зеркало. Его шевелюра стала абсолютно белой и походила на слой дешёвой краски. – Господи… Я похож на сенильного подражателя! Седовласка грёбанная. Ох, нет! Мои кудри… Мой прадед-красавец, кто бы он ни был, в гробу перевернётся. Не брутально! Лори, что за чёрт?

– Первое: ты выглядишь симпатичнее, – невинно улыбнулась она. – Второе… теперь мы знаем, почему на фотографии из галереи у Тревора огненные волосы, а здесь, дома, обычные. У фей и фейлин часто оттенки яркие, насыщенные.

– Воспользоваться краской он не догадался, а вот приобрести запретную абракадабру только и рад был.

Дью вздохнул и вытащил платок, чтобы вытереть лоб, когда взгляд его упал на маленькую бутылочку внутри шкатулки, брошенной на пол.

– Смотри.

Айлори подняла флакон, на вид – пустой, лишь тонкий катышек остался на горлышке, мерцающий под углом.

– Пыльца? – удивление сменялось неподдельным страхом. – Остаточная пыль. Настоящая! Тревор её использовал? Откуда у него пыльца, Дью? Это невозможно!

Она протянула ему флакон. Дью пригляделся, соглашаясь с её негодованием. Пыльца фей заменяет им самые сокровенные слёзы, смешивается с кровью, является источником их магической силы. В подпольных магазинчиках можно было найти подобные шкатулки с забавами, даже поломанные артефакты, но пыльца… Как золото в мире людей, как дорогое наследие одинокого старика на смертном одре – охраняемая всей душой роскошь. Каким образом великое сокровище попало в комнату сбрендившего мальчишки? И так ли он безумен, как показалось на первый взгляд?

– Это… доказательство. И, возможно, след. Что мы имеем? Ненастоящая убитая фея, но с настоящей пыльцой… Самым важным, что есть… Дрянь! – Дью вырвал листок со стихотворением и забрал расписание над кроватью. – Уходим. Думаю, мы кого-то опередили. К Эдит ещё придут, чтобы замести следы. Поставлю Жюля караулить.

Он аккуратно обернул флакон в платок и убрал в карман.

– Это неправильно! – Айлори дрожала. Непонятно, от беспокойства или гнева, но она точно готова раскричаться. – Люди крадут друг у друга души? Так почему частичка нашей оказалась здесь?

– Мы выясним, но сейчас надо сворачиваться. Поехали домой. Лори? Не тормози, пожалуйста.

Снизу послышался грохот от стукнутой двери и короткий вскрик мисс Роули. Дью выругался.

– Поздно.

Одна рука достала револьвер, а вторая задвинула Айлори назад.

– По шагам их трое. Вот ведь влипли! Рисковать нельзя.

Попытки оглядеться не прошли зря: шериф заприметил окно и сразу потянул фейлину за собой, командуя:

– Второй этаж. Мы спустимся по пожарной лестнице. Я помогу! Давай, ну же!

Пытаясь закрыть дверь, девушка в панике не разбирала судорожной чечётки пальцев. Но всё же щеколда поддалась. Заперевшись изнутри, Айлори сразу метнулась к окну и нерешительно свесила ноги.

Ручка двери задёргалась. Сильнее. Ещё сильнее!

Дью раньше оказался на проржавевшей шатающейся лестнице и сильно пожалел, что поторопился. Айлори испугалась, словив оцепенение. И теперь рисковала попасться в лапы неизвестным злодеям.

– Всё в порядке. Я помогу, – он подал ей руку. – Фея, которая боится высоты? Вы разве не летаете?

– Я бросила.

Шумно выдохнув, Айлори спустилась на лестницу, и та пронзительно заскрипела, напрягая свои ржавые реечки. Дом ни разу не реставрировали.

Они спустились вниз, не рассоединяя рук. Успели сесть в машину и уехать, напоследок заметив крупные тени в окне: лица незнакомцев скрывали маски, значит, сейчас не до опознаний. Дью сам это понимал, безмолвно молясь, чтобы его автомобиль не приметили и не установили слежку.

Глава 4

Шумная ребятня окружила величественный дуб на одном из крутых холмов, протягивая измазанные в ягодах руки вверх. Кто-то громко смеялся, другие в страхе озирались, но никто не убегал.

Стояла непривычная жара, да такая, что маленькие носики вдыхали тёплый воздух, превращённый в кисель с ароматом зноя – так пахнет сладкий барбарис, нагретый солнцем. Младшие постоянно вытирали пот со лбов и толпились у ветхого, но ещё пылающего мудрой силой, ствола дерева. Прыгали, показывали пальцами вверх и походили на оживший родник, стремящийся ввысь.

– Прыгнет! Прыгнет! – булькал родник.

Ответные улюлюканья звенели от круглых щёчек, отталкивались от лакированных туфелек и взмывали вверх, к размашистой кроне старого дуба.

– Разобьётся! Врежется!

Но кто похитрее, усмехались:

– Накажут и запрут.

В пушистые и говорливые макушки врезался дождь из желудей: ребятня завизжала и разбежалась по сторонам, спотыкаясь и толкаясь хрупкими плечиками.

Сверху послышался горделивый смешок, приправленный лёгким озорством:

– Я полечу! Как птица-рух из книжек! Так высоко, что вы сломаете шеи, пока будете меня высматривать.

– И куда ты полетишь, дурнушка? – вопили снизу.

Девочка, юная фейлина, потуже завязала короткий хвостик, высунув кончик языка, и покрепче схватилась за шершавую ветку. Сегодня никто её не остановит и не заслонит мечту глупым страхом.

– За горизонт! Пролечу над городом, помашу людям рукой и обниму солнце. Крепко-крепко. Пусть знает, как я его люблю, пусть и родилась в холодную ночь.

Новый шквал опасений сорвался с пунцовых губ детишек:

«Ты сгоришь!»

«Не получится!»

«У тебя другой покровитель, слезай!»

Но из общей толпы больше всего маленькую Айлори привлекло чересчур надменное для её ровесника замечание, исходящее от двух чёрных кос:

– Она малявка, не взлетит. Крылья ещё не окрепли! Хочет раньше нас покрасоваться. Давайте расскажем старшим!

Айлори прищурилась и сложила губы в трубочку, проговаривая: «Виолиза-подлиза». Но нет времени расстраиваться из-за всяких выскочек, которые трясутся за свои бантики и платьишки. Небо ждёт, свежесть высоты зовёт, собственное сердце рвётся ввысь… Как им всем отказать? Нереально.

Кинув последний желудь в голову Виолизы, Айлори встала на самый краешек и вытянула руки по сторонам, готовясь к прыжку.

– Зовите старших, она разобьётся!

– Скорее! Скорее!

– Айлори станет лепёшкой… Берегитесь!

Сквозь густую листву дуба просочился горячий полуденный свет. На секунду она закрыла глаза, чувствуя, как жара заползает под кожу, подгоняя, разжигая внутри нетерпеливый огонь. Желание взлететь стало невыносимым. И…

Она прыгнула.

Южные угодья Новэлима замерли, хватаясь за свои луговые сердца и внимая незрелой храбрости.

Корсет – детская броня Айлори – слетел вниз, кружась сброшенной оболочкой и в конце падая ненужной шелухой. В тот же миг из её хрупкой спины с едва уловимым трепетом и щелчком расправились два крылышка – пудровые, с тончайшим перламутровым отливом, играющим под лаской солнечных лучей.

Айлори летела.

Не падала! Летела. Сама! Сначала неловко, держа руки в стороны, стараясь балансировать на ветре, и не унимая голосистого смеха. Её крылья дрожали, подхватывая порывы воздуха, как будто всегда были её частью и не знали другой жизни в оковах.

Снизу раздавались восхищённые вскрики. Дети стояли с широко распахнутыми глазами и ртами, забыв обо всех тревогах. Они смотрели вверх, на неё – сияющую точку в синюшном небе, на маленькое чудо, ставшее явью.

Но внезапно крылья задрожали – сильный поток нарушил ритм. Айлори не успела среагировать: она стала терять высоту, беспомощно вихляя в воздухе. И вот – удар, мягкий, но ощутимый.

Она в кого-то врезалась. И этот «кто-то» ловко поймал её, закружил в воздухе, удерживая за талию. Их волосы цвета позолоченного пшена спутались на ветру, пока смех слился в один.

– Росинка, ты что, с ума сошла? – прошептал мальчик, глядя ей в глаза, в которых плясали искры восторга.

– Я летела, Лио… по-настоящему летела! – выдохнула Айлори, прижавшись к нему.

Авалион рассмеялся, мягко проведя рукой по её спине и коснувшись горячих контуров её крыльев.

– Они у тебя такие сильные. Невероятно… Гордись! И береги. Твой полёт согревает моё сердце.

Смотря на малышку-фейлину, Авалион восхищался её духом: обычно младшие летали после изучения чар, которые увеличивают размер крыльев. Так безопаснее. Но Айлори… Она не была готова ждать.

Отныне Новэлим знал, чьё порхание затмит с десяток других.

Не существует лучшего комплимента для фей, чем похвала размаху их крыльев.

Эта прекрасная пора цвела до страшных откровений, до познания ужасных заклинаний и добровольного изгнания. И смотря на себя прошлую, в отражении набежавшей лужи перед домом Дью, Айлори не решалась войти. Дверь была распахнута, а сам шериф неловко поглядывал на наручные часы, засекая, сколько ещё будет мокнуть фейлина? Пока не растает?

После посещения жилища Тревора она сильно изменилась. Снова стала той, кто хочет шагнуть под воду, а не разглядывать маечки с пайетками, и Дью такой расклад не нравился. Если задуматься, то он о ней совершенно ничего не знает: о чём она размышляет, чего хочет и как видит свою жизнь дальше. Не то чтобы Дьюэйн Беркли заботился о чувствах дам, если не планировал любить их ночью, но Айлори – его первая фея, с которой он собрался жить. И очень не хотелось бы проснуться ночью от ножа в сердце и слов над собственной хрипящей головой: «Люди – наши враги!»

И только оказавшись в гостевой спальне, Айлори пришла в себя: встрепенулась и осмотрела голубоватые стены, двуспальную кровать и пустой шкаф с раскрытыми створками. Ни роскошных балдахинов, ни бархатной обивки или пышных ковров – только серые шторы полоскали пыль у карнизов.

– Разве защитники людей не живут в прекрасных хоромах? На вас же лежит ответственная миссия.

Усмехнувшись, шериф с особой грустью покачал головой, отрицая забавные убеждения фей насчёт статуса правоохранительных органов. Хоромы? Дай бог, чтобы жалование вовремя платили, и лишняя пуля не попала в лоб.

– Сейчас удивлю, но учителя и врачи порой живут ещё хуже. А у вас?

– Наставники и врачеватели? У всех просторные комнаты. Но у нас в распоряжении только аббатство, а у вас… Весь остальной мир. Не понимаю. Нелогично.

Скинув верхнюю одежду, мужчина размялся и потопал на кухню, снова забавляясь:

– На массовых демонстрациях рабочих такой лозунг и покажем. «У нас – весь мир. А у них – комнаты. Где логика?»

Весь вечер Айлори сидела на подоконнике, как статуя, вырезанная из хмурости своим создателем. Не хватало только таблички с надписью: «Тяжела жизнь феи-изгоя». Колени подтянуты к груди, пальцы переплетены, взгляд направлен куда-то в никуда. Затаилась и ждала. А чего? Сама не понимала, став хрупким силуэтом из навязчивых мыслей, которые зародились ещё в доме Эдит.

Дью специально проходил мимо то за холодным пивом, то в коридор, то уже не придумывал причины, а просто подглядывал. Она даже не шевелилась! Отказалась от ужина и не тронула чашку с чаем.

В конце концов Дью опёрся плечом о косяк и молча наблюдал. Айлори замерла, как птица перед бурей. И всё равно, даже в этой тишине, он чувствовал в ней вихрь, который искал выход. Тогда шериф решил, что ему пора самому пробить эту стену и вкусить ураган по имени «Айлори – фейлина, познающая человечество».

– Лори. О чём думаешь?

Она даже не моргнула, тихонько произнося:

– О двух мирах-соседях… И как они оказались чужды друг другу. Ваши представления о нас удивительны и … возмутительны! – на какое-то время она смолкла. Дью терпеливо выжидал, готовый к любой непогоде женской души, как настоящий джентльмен. – Как оказалось, не всякая мечта создана для человека. Я всегда думала, что вы вольны делать всё, что пожелаете. Но есть для вас красоты, которые ранят. Есть миры, в которые можно верить, но нельзя жить в них. Вы такие же – плоть, кости, страх и привязанность. Тоже ограничены не только телом, но и принадлежностью к реальности. А Тревор хотел невозможного – быть тем, для кого это несуществующее возможно.

– В одержимости он нашёл для себя спасение. Люди падки на зависимости и с радостью создают себе новые. Еда, секс, вещи, внимание, – Дью опустил взгляд. – Любовь. Таков наш мир.

– Он стремился туда, где никогда не был нужен, но отчаянно надеялся быть замеченным! В этом и трагедия. Не в том, что он погиб, а в том, что пожертвовал самим собой ради мира, который навсегда для него останется закрытым. Даже с пыльцой… Нашей пыльцой. От этого вы зависимы? Казаться теми, кем не являетесь?

Кивнув, Дью подсел к Айлори.

– Ты так это называешь. А мы… Верой. Вера способна спасти, придать сил, чтобы вставать по утрам. Да, его стремление переросло в помешательство. Но заслуживал ли Тревор такого наказания? И если ответишь, что да, то ты не лучше человека.

Фейлина впервые за долгое время повернулась к Дью и хитро блеснула взглядом:

– Такова людская самокритика? Вы знаете свои пороки и пытаетесь бороться с ними. Но также и умело жонглируете ими, если необходимо!

– Добро пожаловать в не-магический Аллисур.

С полчаса они слушали стук мелкого дождя и следили за каплями на стекле, за их тенями на противоположной стене и за тем, как дрожал фонарь рядом с неухоженным газоном.

Не выдержав, Дью кашлянул, чтобы не казаться слишком приобщённым к явно фейским замашкам – наблюдать за природой полжизни.

– Эй, – сказал он, стараясь звучать беззаботно. – А хочешь увидеть кое-что странное? И, возможно… весёлое? Пошли со мной в подвал.

Она медленно повернулась к нему. Глаза распахнуты, наконец, в них воскресли эмоции. Даже уголок губ дёрнулся.

– В подвал? – уточнила она, хмурясь.

– Именно. Моё мужское логово, – радостно ответил Дью. – Не бойся. Пыль сдута, а пауки высланы с повестками.

– Подвал, – повторила она, как будто пробуя слово на вкус. – Ты заманиваешь меня в тёмное мужское логово? Сбежавшую фейлину? Образцовый шериф.

– Только если ты не боишься кантри и немного… неуклюжего разгулья.

Айлори не ответила, а просто встала и прошла мимо, мимолётно коснувшись его руки пальцами. Холодными. Он уловил это прикосновение, как ловят пушинку – с опаской и трепетом.

Подвал встретил их мягким светом лампочек. Всё было в своём порядке – гитары вдоль стены, картонная стойка с фигурой Джонни Кэша, стопки кассет и пластинок. Повсюду были знаки того, что это место для уединения: скрученные газеты, бутылка бурбона, кожаный диван, и в углу – разноцветная аркада, переливающаяся всеми цветами радуги.

– Это… что за артефакт? – спросила Айлори, прищурившись.

– Танцевальный автомат. Единственный в округе, между прочим. Конфискован в рейде на подпольный склад. Мне показалось, он заслуживает лучшей жизни в моей берлоге.

Музыка включилась: ритмичные, заводные звуки японской поп-культуры 80-х. Мультяшный голос сообщил: «Ready… Go!» («Готовы… Поехали!»)

– Ой! И что, просто встать и топать, как показывает маленький человечек внутри? Это твой друг-протеже? Привет, меня зовут Айлори! Слышишь? – она помахала рукой.

Дью сдержал дебильную улыбку, но потом сразу перестроился.

– Э-э… Протеже? Нет, он ненастоящий. Это иллюзия. Только без магии. Так, вот, следуй по стрелкам. Всё просто. Ну… почти.

Айлори поднялась на платформу, огляделась, как зверёк в ловушке, и неловко поставила ногу на первую стрелку. Музыка заиграла быстрее, и она попыталась двигаться… но сразу стала спотыкаться о собственную тень. Слишком прямые руки, резкие шаги. Она промахивалась по стрелкам и сразу отскакивала назад, морщась.

Дью поднялся к ней.

– Подожди, – мягко сказал он и взял её за локоть. – Не надо сразу прыгать. Слушай ритм. Сначала чувствуй, потом двигайся.

Он встал рядом, повторяя движения, только медленнее, показывая. Она смотрела на его крепкие, но гибкие ноги, подражала, чуть коснувшись плечом его плеча.

– Вот. Теперь вместе, да? Я рядом.

И они начали – сначала медленно, местами неловко: Айлори снова спотыкалась, а Дью ловил. Она морщилась, а он смеялся. Затем Дью схватил её за руку, провёл сквозь поворот, как будто они не на конфискованной платформе с огоньками, а на настоящем балу. Ненужное движение для победы, но жизненно необходимое для личного удовольствия Дью. Айлори очень понравился этот жест, и она широко улыбнулась. И вдруг – щелчок. В теле и ритме, в чём-то незримом для них.

Движения Айлори стали плавнее. Она крутанулась – неожиданно красиво, случайно. Дью откровенно засмотрелся. Она это заметила и сразу отвела взгляд, смущаясь.

Музыка ускорилась. Айлори вжималась в такт, волосы вихрились, а румянец всё наливался позабытым озорством. А Дью танцевал рядом, как и обещал. И каждый раз, когда она делала шаг – он подстраивался. Ловил. Берёг.

И когда она засмеялась в полный голос – звонко, впервые за их знакомство – у него дрогнуло сердце. В ней жило нечто иное, чем во всех в дождливом городишке. Шериф вдруг отчётливо понял, как давно не наслаждался просто видом «человека», его движениями и реакциями на всё вокруг. Как же странно…

Айлори сбилась. Дью поймал её за талию, снова, как раньше. Она не отпрянула, только посмотрела на него, а потом на автомат:

– Мини-Дью, думаешь, победишь? – пригрозил женский кулачок экрану. – Мы только начали, да, Эйн?

– Я точно проиграл, – уверенно заключил Дью, а потом всё же моргнул. – Эйн?

– Ну, ты теперь похож на фею с новым цветом волос. Имя Эйн больше подходит. Такое… фейское.

И в этот миг экран мигнул – «Combo x2 – PERFECT MATCH!»( «Комбо x2 – ИДЕАЛЬНОЕ СОЧЕТАНИЕ!»)

Они замерли, тяжело дыша. Её глаза весело сияли, щёки пылали живостью, а волосы прилипали к вискам. Айлори стояла так близко, что Дью чувствовал её дыхание, но не приближался. Он знал: если позволит себе прикоснуться к запретному, отныне оба – живые мертвецы.

– Я думала, что разучилась развлекаться, – прошептала она с детским восторгом.

– Я думал, ты не дашь себя обнять.

Айлори удивилась, но не обиделась. Только качнула головой и сразу отстранилась, отчего-то оглядываясь по сторонам.

– Наставники уверяли, что развлечения людей аморальные, глупые и не несут ценности. Вот что, Дью. Я самый неумный реликт. Почти три года… а только сейчас начала познавать ваш реальный мир. – Лёгкий тычок в плечо. Дью не против.

Позже, когда они сидели рядом на старом диване, проигрыватель скрипел тихой кантри-балладой. Айлори, поджав ноги, опёрлась боком на Дью, будто так и было задумано. Она больше не была серой тучкой, а скромно сияла изнутри, запоминая этот вечер на всю жизнь. Дью ничего не говорил – только слушал, как поёт пластинка, и чувствовал, как его дыхание пыталось подстроиться под чужое. Вот ведь анархия для брутального мужчины-холостяка – он никогда и ни под кого не хотел подстраиваться.

Над ними, в узком оконце под потолком, что-то мягко щёлкнуло… едва различимо из-за проигрывателя. На стекло, отделяющее подвал от наступающей ночи, сел жук. Его зазубренные лапки осторожно коснулись силуэтов, и он замер, чтобы прислушаться.

Его глаза, два мутных, жёлтоватых полушария, вдруг начали пульсировать. Медленно… потом чуть быстрее, как биение сердца. Или… хуже. Сигнал. И властный голос по ту сторону магической связи был готов своим воплем разбить всё вокруг из-за внезапного гнева. Но Корнелий мудр и сдержан: снизу стекла побежала лишь одна малюсенькая трещина.

Всю ночь Дью не мог сомкнуть глаз, бродя по дому неупокоенным духом-параноиком. Выглядывал в окна, проверял замки и комнату Айлори. В звонке с Жюлем он выяснил, что наряд приехал к Эдит слишком поздно – взломщики скрылись, связав хозяйку и захватив всё добро из комнаты Тревора. Никаких следов или улик, указывающих на их личность, – пустота. Рассказывать шокированной матери о смерти её сына Дью не торопился, так что по дороге домой забрал всё, что связано с делом, и заперся в своём убежище, изучая материалы.

Перед этим побрился.

Побелевшая щетина прибавляла ему несколько позорных лет, так что пришлось всё сбрить. Новая причёска поражала Дью, но в глубине души он ею любовался, очень уж ему нравился постоянный снег на голове. В зимнем Аллисуре редко росли сугробы, чаще оставаясь в памяти граждан слякотными грязевыми лужами.

Вот уже вторая бутылка пива рухнула на пол, пустая, как и надежды шерифа обнаружить в наскоро схваченных записях жертвы хоть какую-то мелкую зацепку. Имена незнакомые, даты ни о чём не говорили, даже «Чаробред» – единственная газетёнка, отслеживающая все магические события в округе, не помогала.

– Ладно… передышка.

Дью откинулся на спинку кресла и сразу же уснул под аккомпанемент ночной головной боли. Этим недугом он страдал, сколько себя помнил и на лекарства не рассчитывал – не помогало. Лучшее противоядие для него: бутылочка пива и упрямая тайна, которая не хотела разгадываться.

Обычно ему снились витиеватые каракули из облаков или их тонких ниточек, несколько всполохов костра и паровозный гудок – типичные сны при повышенной температуре, но сегодня снился лишь… Новэлим. Как он сорвался оттуда, узнав, что Айлори сбежала. И как мельком увидел до дрожи пугающую высокую фигуру в тумане. Выше Корнелия, некто смотрел со злобой… Всего секунда. Дью даже подумал, что ему померещилось. Но живые корни его душили по-настоящему, значит, и призрак реален?

Ночной пот прошиб с ног до головы. Он ворочался и хмурился, пока душа теряла покой.

– Дью?

– Твою!..

Шериф крутанулся так, что сразу достал из-под подушки револьвер и направил ствол прямо на Айлори. Дышал часто и прерывисто, с ужасом смотря на удивлённую фейлину.

– Доброе утро… – она аккуратно опустила ствол. – Прости, что так рано бужу. Я хотела приготовить нам завтрак.

– И как? Получилось? – он сгорбился, убирая пушку куда подальше.

– Да! Только… Пойдём, пожалуйста. На твою кухню напал огнегнида.

– Кто?!

Оба сорвались с места и побежали наверх. Столешница кухни вся пылала огнём, а датчики дыма громко вопили. Дью выругался и побежал за огнетушителем, приказывая Айлори держаться подальше от огня.

Спустя полчаса двое мирно ели подгоревшую яичницу с открытыми окнами. Что удивительно: тосты пропеклись идеально… Снаружи хрустящие, а внутри мягкие. Даже корочки макнули в джем и доели. А вот стакан апельсинового сока Дью от хулиганки убрал.

– Не дам, пока не расскажешь, кто такие огнегниды. Ты постоянно их винишь во всём.

– Злые духи, проказники и неуравновешенные чары, родившиеся из солнечных вспышек. Постоянно шкодят и прячутся. Маленькие, их так просто не найдёшь.

– Как гномы? Или черти?

– Нет, гораздо хуже! Ладно, я тебе кое-что расскажу… – Айлори придвинулась, переходя на шёпот. Дью двинулся навстречу. – У каждой феи при рождении есть покровитель. Он дарит нам крылья и пыльцу. Покровителей всего девять. Как думаешь, почему? – Айлори состроила такую гримасу, словно сейчас откроет страшную тайну всего мира крылатых. Шериф замер. – Планеты. Наши архивары утверждают, что первые феи разложили чары наверху, в бескрайнем звёздном море. И из них появились планеты, которые необходимо оберегать ради магического баланса. Но!

– Но?

– Есть десятый Покровитель Солнца. Его чары опаснее всех, непредсказуемее и обучать такую фею трудно. Наверное, поэтому их не осталось. У нас считается вроде как дурным сглазом, когда фея получает покровительство от солнечных чар. Эдакий… особенный.

– В семье не без урода? – усмехнулся Дью.

– Ага. Глупости, правда? Феи боятся огня, не умеют плавать и даже летать нормально разучились. Как мы вообще дожили до этого дня? Неудивительно, что мы вымираем. – Она откашлялась, забрав свой стакан с соком. – А правда, что раньше в мире было несколько городов, где жили феи?

Дью задумался. Когда он сдавал тесты и экзамены для вступления в должность шерифа, то углублённо изучал историю расы фей. Остальные логова в мире разрушились, но их жители исчезли раньше. Все понимали, что подрывы – план фей, чтобы люди-поморники не прикоснулись к заветным артефактам. Но так никто и не понял, почему феи стали вымирать; эта вечная тайна навсегда останется для чужаков чем-то недостижимым.

– По крайней мере, сейчас ваш новый представитель делает всё, чтобы наладить с людьми связь. Это похвально. Как его… Ав…

– Авалион, – чётко произнесла Айлори, изменившись в лице. – Верховная фея с самыми сильными чарами в мире, подаренными девятым покровителем. Повелитель льдов и снежных бурь.

– Лори, ты чего? Не ладишь с ним?

– Я? – она неожиданно рассмеялась. – Ха… точно. Терпеть его не могу. Тот ещё фрукт.

– Я так и понял. У нас тоже с подобным выражением лица говорят о ком-то, кого не понимают и в тайне на него надеются.

– О ком?

Дью встал из-за стола и кинул посуду в раковину, намереваясь принять горячий душ.

– О боге.

Айлори молчала, даже когда за ним захлопнулась дверь ванной и загудел старый бойлер.

«О боге».

Долгий выдох. Она понимала, что от проницательности шерифа ей не сбежать, но, на её счастье, он – приличный человек и вряд ли лишний раз спросит о непростом прошлом в аббатстве. Наносить новые раны Айлори не хотелось, ведь прежние ещё кровоточили.

Она провела пальцами по краю стола и отругала себя за беспечность. Сначала устроила пожар в доме того, кто её приютил по доброте душевной. Свалила вину на давно позабытых духов, которые стали крылатой фразой. А теперь… Посвятила человека в мироустройство фей и пыталась обмануть того, кто был с ней всегда честен.

– И кто ещё здесь гнида? – ей было стыдно до дрожи в коленках. Всё нутро выворачивалось наружу от горечи собственных ошибок.

Но с Дью всё всегда было именно так: чуть-чуть за гранью, на тонком льду и на краю лезвия. Только угрозы он не видел, в отличие от Айлори и её боязливых приступов от великой молнии, что рухнет на шерифа, если она сделает что-то не так.

И пока гостья корила себя, горячая вода стекала по лопаткам мужчины, на которых оставили след старые шрамы. Дью прижимался лбом к прохладной плитке, позволяя телу немного забыться, а памяти – работать.

Именно в такие моменты приходили догадки. Правильный душ Дьюэйна Беркли смывал шум и оставит только суть, за которую можно ухватиться.

Он снова и снова прокручивал улики: записи, имена, странные адреса, выведенные дрожащей рукой: чернила заменили остатками самообладания?

«Святая Мар…»

И тут ударило.

Не просто ударило – прошибло.

Он знал окончание фразы, которую Тревор не успел дописать.

Не по документам, не по чужим рассказам. Дью знал место на ощупь, с закрытыми глазами! Знал, как скрипит третья ступенька у западного крыла, как в игровой комнате всегда слегка запотевшие окна, а в щели под подоконником спрятан сломанный оловянный солдатик. Как громко чавкает «мадам Ложка» за обедом, вытирая крошки со своих усиков.

Приют Святой Мариэллы.

Дью жил там до пятнадцати лет. До того, как милая семья решила дать шанс взбалмошному мальчишке с разбитой губой и тягой к сложным раскраскам.

Они выехали немедленно: Дью доверился дерзкой чуйке и нетерпеливо ждал зелёного сигнала светофора на перекрёстках. Погода, как всегда, вставляла палки в колёса его колесницы поиска правды: косой дождь бил по боковым зеркалам. Благо, свободным от преследования, кажется, пока их с Айлори не обнаружили.

Приют стоял на краю городка, за поворотом, спрятанный среди густых кустов живой изгороди. Здание – двухэтажное, угловатое, из потемневшего камня. Дью часто шутил в детстве, что «…только конченный архитектор мог построить такой приют, от которого дети забывают, как улыбаться». Но в нём было что-то одновременно тоскливое и родное… как последний ужин с бабушкой, зная, что больше она никогда не встанет к плите. Шериф недолго знал свою приёмную бабулю, но за её томатное рагу он был готов на всё.

– Ты здесь вырос? Жутко… Как дом с привидениями! – Айлори боязливо озиралась, не спешила расстёгивать ремень безопасности.

– В хорошую погоду тут не так страшно. Или я себя так утешал… Заведующий неплохой мужик, может, обед мы порой и пропускали, но никогда не мёрзли.

– А как ты… Твои настоящие родители. Где они?

Дью смотрел на фасад и не говорил ни слова. Лицо его стало странно спокойным, почти выцветшим от ливня, будто приносящим галлоны неспокойных воспоминаний.

– Погибли в автокатастрофе. Я тоже пострадал. Память отшибло за все десять лет жизни. Не знаю, что может быть хуже, чем не помнить ободряющие лица родителей. Что представлять в трудный час? Чей голос прокручивать, когда всё пошло по наклонной?

Не мешкая, Айлори взяла его за руку и крепко сжала. Она ободряюще улыбнулась, пытаясь разделить чужую боль и попросить прощения за утро.

– Я тебя понимаю, Эйн. И тоже не представляю лица родителей. Все мы… У фей и фейлин не бывает пап и мам, так что…

– Что, прости? – опешил Дью.

Тут же Айлори смолкла и испуганно отстегнулась, выходя наружу. Разговор, стало быть, окончен.

Во дворе, где когда-то «Паганель-Дью» гонял мяч с мальчишками, теперь стояли качели – одна цепь перекручена. На лавке под вязом дремал подросток в пальто не по размеру и с фингалом под глазом. Вероятно, ночью спать ему не давали. Зато малышка в вязаном свитере перебирала свои цветные мелки, напевая под нос песенку. Она поднимала взгляд каждые две минуты, будто проверяла, не пришёл ли кто за ней, и каждый раз расстраивалась.

– Почти ничего не поменялось, – тихо признался Дью.

– Они выглядят несчастными. Странно. Наши дети – самое дорогое в мире. Как же вы, люди, допускаете приюты?

– Есть наша вина. А есть… Смерть, Лори. И после неё не каждый ребёнок может вернуться домой.

Внутри всё было… ровным, даже безжизненным. Шериф предпочёл определение «сдержанным», чтобы не вызывать новые возмущения фейлины. В приютах эмоции вытравлены временем, ведь не каждый здесь дожидается и находит новую родительскую руку.

Воспитанники сразу заметили гостей и косо жались, пытаясь рассмотреть их, попытаться понять: приехали за ребёнком или убедиться, что жизнь без детей лучше, чем с приёмными отпрысками в дырявых носках? Но каждый в глубине души надеялся. Кто-то перестал играть, а постарше сели ровнее. Один мальчик, лет девяти, достал из кармана погнутую пуговицу и сжал её в кулаке, молясь.

– Побудь тут, хорошо? Я поговорю с кем надо.

Айлори кивнула и прижалась к стене, всё ещё поражаясь здешним «красотам», от которых, она была уверена, всех уже тошнило. Ей вспомнились краски Новэлима, сладкий цветочный аромат и жужжание шмелей, щекочущих пушистыми брюшками её ушки. В воспоминаниях было много яркой зелени, которая игриво отпечатывалась на коже и душистое мыло в купальнях, постоянно норовившее сбежать из ладошек.

А самое главное – смех детей. Её ровесников, таких же окрылённых проказников в носатых туфельках. Они седлали луга, следили за облаками и знали, что детство – лучшая пора, ведь… Тогда все думали, что всё наладится, и род фей воспрянет, а Покровители зальются гордостью за Новэлим и его будущее.

Что-то круглое прикатилось к её сапогу и выдернуло из счастливых воспоминаний. Пуговица.

– Простите, пожалуйста, красивая тётенька! Выскользнула…

Айлори подняла пуговицу и отдала мальчишке с подранными губами и россыпью родинок.

– Ценная вещица? – лукаво спросила она.

– Спрашиваете! В ней моя удача. Мама говорила. Её больше нет… Ну, мамы. И удачи, наверное. Простите, что потревожил. Не говорите дежурному. Никто не любит надоедливых детей… А, я опять много болтаю? Все так говорят. Хотя говорить лучше, чем молчать. Знаете, кто всегда молчит? Мёртвые. Ой… Блин, опять… – мальчишка стукнул себя по голове и скривился. Айлори приметила кривые зубы и как сильно подавляет самого себя этот человеческий ребёнок.

– Я чувствую, что в этой пуговице осталась любовь твоей мамы. Ты просто позабыл её.

– А как не позабыть? Она больше не напомнит. – Грустно вздохнул сирота и снял кепку, прижимая её к груди.

– Закрой глаза. Да, вот так. Зажмурься. И представь её, как она… – Айлори вспомнила слова Дью, – улыбается тебе. Её мягкий голос, ободряющий. И навсегда запомни эти образы, чтобы в трудный час они тебя согревали. Как и эта пуговица.

Сиротка без названного имени ощутил, как ладошка теплеет, а пуговица легонько щекочет кожу. Он открыл глаза и увидел чудо! Пуговица сверкала! Почти незаметно для кого угодно, только не для ребёнка, потерявшего свою маму. Ведь последнее, что он смог забрать себе – пуговицу с её пиджака в ночь пожара.

Мальчишка хотел было возрадоваться, показать тётеньке настоящее волшебство, но та исчезла, оставив после себя только неприметное пятнышко на полу. Розоватое, с блёстками.

Заведующий встретил Дью в кабинете весьма доброжелательно. Мистер Ферроу был худосочен и измордован тяготами приюта, и под жилеткой всегда хранил пузырёк с любимым ликёром. Шериф это помнил и сразу подстегнул старого знакомого, который тотчас рассмеялся и пригласил Дью сесть за стол, не забыв достать из ящика и плиточку горького шоколада, призывая угоститься.

– Честно признаться, Дью, не ожидал. Помню, как ты грозился всем, что и ноги твоей не будет в этом злополучном месте, – ухмыльнулся мистер Ферроу.

– А вы пробовали компот мадам Ложки? Это было спасительное бегство! – Дью отломил плиточку под хриплый смех. – Но я точно знаю, что вы заметили мой значок.

– Первее, чем твоё хмурое лицо. Отдел по магической безопасности? Здесь? Просвяти меня.

– Буду предельно честен, Роберт. Дело, над которым я работаю, ведёт сюда. А какие дела ты ведёшь с феями?

Мистер Ферроу снял очки и протёр глаза.

– Бога ради, Дью! Самые прекрасные дела. Впервые за многие годы приют имеет хорошие перспективы. Мы ещё официально не сообщали в газеты, но… Раз ты здесь, не могу не похвастаться. Достопочтенный Авалион берёт приют под свои шикарные крылья! Мне скоро на пенсию, сам понимаешь.

– И ты решил отдать приют феям? Так вообще можно? – растерялся шериф, снова слыша знакомое имя.

– Брось, сейчас все хотят успокоиться. После убийства одного из них все на ушах. Боятся, что феи начнут мстить. Взять опеку над приютом – отличное решение. У фей есть деньги, и министр Карстенбрук в восторге, меньше головной боли.

– Это меня и настораживает, Роберт. Деньги…. Как? Они экономически независимы от нас и точно не устраиваются в «Корнер Кофе» на полставки. Ты не счёл это подозрительным?

Отпив ликёра, мистер Ферроу встал и закрыл дверь кабинета. Не хотелось заведующему начинать непростой разговор с Дью, но выхода не было. Пора напомнить бывшему жителю о своих грехах, чтобы увильнуть от собственных.

– Правду хочешь? Мы еле сводим концы с концами… Если забастовки продолжатся, то на наши проблемы даже не взглянут. А приходов всё больше! Сейчас непростое время, Дью, и столица не горазда делиться финансированием. Ты как будто не доверяешь феям… Что странно. В детстве ты с ума по ним сходил.

– Я? Ты путаешь.

– Нет-нет, я помню. Постоянно о них говорил, восхищался, рисовал. Помнишь драку в сарае? Сломал Феликсу руку за то, что он оскорбил твоего выдуманного друга-фею, который жил у тебя в ушах. Как ты там говорил? Вы общаетесь…

«Свистом», – одновременно сказали мужчины.

Дью сильно смутился, припоминая, как боролся за своё воображение со всем отчаянием против задиры-Феликса. А сейчас… Какая глупость. Он отрицал очевидное – его всегда манил мир крылатых. Значок на груди, попытки добраться до истины, Айлори… Всё сходилось. Получается, что его особое отношение к ней исходит из-за исключительных вкусов?

Отогнав ненужные мысли, Дью полез в карман плаща.

«Осталось понять, почему Тревор указал на это место, да ещё с нарисованным сердечком», – Дью показал фотографию убитого, но Ферроу не узнал его.

Единственная ниточка с треском оборвалась. Какая жалость.

После горстки ностальгических бесед Дью вышел на улицу, выдавленный изнутри своим провалом. Солнце выглянуло из-за туч, опустилось низко, и всё вокруг казалось чуть перекошенным. Как в зеркале, которое вот-вот треснет.

Айлори стояла у калитки: её пальцы медленно чертили что-то на перилах. Когда Дью подошёл, она посмотрела на него, и всё сразу стало ясно.

– Пусто? – только и спросила фейлина.

Он кивнул. В глазах – скрываемое сожаление, разочарование и усталость. Всё разом.

В этот момент из приюта молча вышел Ферроу и встал у дверей, сложив руки за спиной и провожая парочку тёплым взглядом. Как заведённый ритуал – вышел, посмотрел, развернулся без слов или жестов. Как с детьми, которых забирали приёмные семьи.

И тут Айлори резко замерла. Её глаза распахнулись, а дыхание сбилось.

– Я… я знаю его! – прошептала она. – Я видела его раньше! В детстве. В аббатстве! Не такой старый, но… Это точно он!

Дью обернулся к ней, отмахнувшись:

– Что? Ты, наверное, перепутала.

– Нет! Всего раз видела человека и запомнила. Это точно он! Дью, поверь мне. Даже улыбка такая же… Как у мангуста. Клянусь…

Дью молча перевёл взгляд на мистера Ферроу. Тот уже закрыл за собой дверь, но всё стало предельно ясно – заведующий знал. Знал и лгал всё это время!

«Почему? Что он скрывает? Меня так легко обвели…»

В голове Дью разгорелся пожар из мыслей: если Ферроу врал, то мог знать Тревора, значит, скрывает ложь и кого-то ещё… Не всё потеряно, отлично! Но нельзя действовать напрямую, иначе можно напугать обманщика.

Он глянул на Айлори: она выглядела так, будто держалась из последних сил – на щёки налип пот, а над губой словно джем размазали и плохо вытерли, вот и осталась странная яркая полоска.

– Я отвезу тебя домой, – сказал Дью. – Тебе надо отдохнуть. Сам поеду в участок, надо отчитаться Жюлю и всё спланировать.

Айлори не стала возражать, чувствуя, как тошнота и головокружение не проходят. Сразу кивнула и уронила голову на стекло.

Они ехали молча. Свет от фар выхватывал из темноты обочины, старые перекошенные заборы и редкие указатели. Дью всё ещё прокручивал в голове то, о чём рассказала Айлори. Приют. Новэлим. Феи. И Ферроу – среди них? Новая загадка распыляла жадный дух Беркли, который не хотел терять и секунды своего драгоценного времени, чтобы раскрыть явный заговор.

Наконец показался родной газон.

– Я скоро, – пообещал он, стараясь говорить спокойно. – Звони с домашнего телефона в офис, если что. Мой номер на холодильнике.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарила его Айлори, опираясь на машину. – Но не задерживайся, ладно?

Он кивнул слишком быстро, почти небрежно, и с силой нажал на газ, обдав Айлори выхлопными газами.

Спустя десять минут шериф наводил суету в полицейском участке, собирая все данные по делам, где замешаны феи за последние годы. Зацепок было ничтожно мало, но Дью не собирался сдаваться. Жюль сначала ворчал и причитал об опасности, но потом перекусил и преисполнился верой, что их отдел, возможно, на пути к раскрытию невероятного тайного сговора.

– Какие наши дальнейшие действия? Получить ордер на арест Ферроу? – спросил помощник. – Легче скрутить святого отца, нежели заведующего единственного городского приюта, который последнюю крошку отдаст бедным сироткам, а сам перебьётся.

Дью покачал головой:

– Нет. Не сейчас. Да и, по сути, у нас нет прямых доказательств. Будем копать глубже, а точнее… выше.

Шериф прикрепил к пробковой доске плакат с самым известным лицом во всём Аллисуре. Слишком часто Дью слышал это имя за последние дни, и сильно сомневался, что Верховная фея-Представитель не в курсе украденного трупа человека.

Жюль перекрестился:

– Ни за что. Я к нему и на милю не подойду. Да и кто позволит? Дью, это провальный план.

– Скоро у него выступление перед членами британского конгресса в городской ратуше. Это отличный шанс, Жюль! Мы туда проникнем и поговорим. В конце концов, я шериф отдела по магической безопасности. Вот и будем… охранять магию с заносчивой рожей. Той, от которой она плачет, когда вспоминает. Как же бесит! – не сдержав эмоции, Дью пнул табуретку и под вопросительный взгляд Жюля махнул рукой.

Одна искра зажглась в душе Дью, а другая потухла в его же доме.

В это время у Айлори погас свет. Окна отражали вечернее небо, которое снова атаковали прожорливые тучи. Темно… она только успела включить чайник, когда почувствовала: что-то не так. Как будто комната стала… меньше и тише обычного.

И тут – звук. Едва слышный. Скрип. Шаг!

– Дьюэйн? – позвала она неуверенно, но в ответ – тишина.

Обернулась на проскользнувшую тень.

Слишком быстро.

Айлори хотела закричать, но рука, плотная, как стальная петля, сжала ей рот. Грубые пальцы сдавливали её попытки освободиться. Мгновение – и она уже не в комнате. Запахло бензином и чужим одеколоном.

От похищенной фейлины остался только чайник, продолжающий шипеть на кухне, выпуская пар вверх, в потолок, – он пытался воззвать, бил тревогу.

Тщетно.

Айлори исчезла.

Глава 5

Нужна ли собаке лишняя минута, чтобы учуять родной запах хозяина? Перепутает ли птица направление, улетая на юг? Возможно. Всегда есть исключения. Но не для фей с их чугунной цепью, прозрачной, появляющейся с самого рождения и служащей шипастым поводком. Следы для них не стираются временем, а компас под сердцем мечется от волнения, когда устремлён в сторону дома.

Так что Айлори прекрасно знала, куда её везут. Стоял аромат мокрой хвои, а на горло словно горячую тряпку положили – такова дорога в Новэлим. И даже старый мешок на голове и связанные руки не затмевали волнительный гул в рёбрах: грудная клетка была готова расцвести от иллюзорных вибраций, хрупких, но самых родных – позабытые чары аббатства взывали к ней.

Было ли ей страшно? Чертовски. Её могли встретить с улыбкой или страшным гневом, может, всё и сразу. Но коричневый фургон с подгнивающим днищем остановился не у центрального входа, как она предполагала: у главных ворот щебёнка, а колеса замерли на траве. Тревога насела, шептала ужасы, методы расправы над сбежавшей фейлиней, которая продала свою гордость и предала семью.

– Выходи.

Суровый приказ не обсуждался. Айлори вышла наружу и попросила снять мешок, чтобы осмотреться, но ей даже не ответили. Провели как позорную тайну по коридорам в кабинет Верховной. Айлори услышала отдалённый звук часов и поняла, что младшие точно в спальнях, так как прозвучал отбой, а остальные занимаются вечерними дисциплинами или тоже отдыхают. Вряд ли кто-то заметит возвращение прежней жительницы.

Корнелий себе не изменял, зажигая излюбленные благовония. От противного древесно-грибного запаха Айлори закашлялась, пока её усаживали на стул. Но приятно всё-таки сделали, сняв пыльный мешок и освободив запястья.

– Здравствуй, Корнелий. – Айлори учтиво поклонилась, пусть и была связана тем, кого уважала.

Кабинет Корнелия таился глубоко в утробе аббатства, куда почти не проникал свет солнца – только зелёные отсветы от мха, покрывавшего каменные стены. Единственное окно и то плотно закрыто шторами. Здесь всё дышало уважением: пол из тёмного дуба даже скрипнуть не смел за последние десятки лет, а кованые гвозди в старом столе были гладкими от касаний.

Педантичность Корнелия во многом его ограничивала, как считала Айлори. Каждая вещь находилась на своём месте: книги по цвету корешков, чернильницы – по уровню густоты содержимого, и даже перья – от тонкого к широкому. Корнелий презирал хаос, но делал это тихо.

Он любил красоту, но только ту, что служит цели. На стенах висели портреты Верховных, несколько табличек с древними руническими символами и рецепт травяной настойки от головной боли. Даже феи стареют.

– Не всё созревает на свету, – пробормотал Корнелий. – Самые редкие семена лежат в темноте. Ждут своего часа. Милая Айлори, мы же договорились, что твоё семечко зачахнет вдали от этого места.

В углу, за живой перегородкой из плюща и лаванды, в клетке притаилась Чиа, подслушивая чужой разговор. Её накрыли балдахином, но слуха не лишили.

– Прости меня. Я не смогла далеко убежать. Я…

– Только не говори, что пыталась. Это не так, – перебил её Корнелий. Он чуял слабость ещё до того, как повернёт голову. – Почти три года… Я надеялся, что ты перебралась на юг страны, обрезала свои уши и ушла в подполье. Знаешь, с каждым годом спрос на барышень лёгкого поведения вырос… Особенно, экзотических.

Девушка дрогнула, сдерживая слёзы.

– Так, значит?.. Ты призываешь сменить моего магического покровителя на того, кто носит толстый бумажник и лапает кучу женщин? На… человека?

Раскладывая зачарованные камни в ряд, Корнелий делал вид, что ему неинтересны чужие печали и разочарования. Театр одной актрисы – не больше. Только вот камни почему-то дрожали в неуверенных руках.

– Только потому, что ты была моей любимицей, я не заковал тебя тогда, а открыл дверь и хлопнул по мерзкой спине. И вместо благодарности, ты…уже стала игрушкой человека! Не так ли?

Он бросил ей знакомую шляпу. Айлори неуклюже поймала её и прижала к себе, осознавая, как её наглым образом изобличили. Но разве должно быть стыдно той, кто просто пыталась помочь восстановить правосудие? Безумие!

Дрожащие губы прошептали:

– Я хотела помочь…

– Не слышу тебя. Голос фей и фейлин должен перекрывать грозы и шелест деревьев. Ты непозволительно слаба.

– Я хотела помочь! – она встала и сразу села обратно, стоило Корнелию зыркнуть в её сторону. – Тот мальчик погиб, все думают, что он из наших. Но… Тревор был человеком.

– Им и остался. Или тот дешёвый маскарад тебя задел? Глупая, зачем же ты привела сюда шерифа?

– Он сам пришёл, клянусь! Умер мальчик, Корнелий. Почему ты не хочешь помочь, а только путаешь нас? Скажи, кому помогаешь? И как феи связаны с…

Корнелий не по-доброму усмехнулась и взял один камень, активируя на нём руну «подчинения». Зеленоватые искры побежали вниз, а Айлори согнулась пополам, пискнув как мышка, которой придавили хвост.

– Уже «нас»? Позорище. Спишь в доме человека, мужчины! Касаешься его, позволяешь ему смотреть на тебя дольше необходимого, – он постепенно срывался на злобный шёпот, смотря, как скрючивает Айлори. – Бесстыдница, твоё тело и чары предназначались для другого. Для высшей и великой цели! Столько лет впустую!

Магия подчинения обжигала разум, усиленная камнем из знаменитой гранитной коллекции Корнелия. Начиналось с тупой боли в голове, а потом приходило ощущение, будто кожу на затылке оттягивают, и тем самым непослушную Айлори поучают. Речь бывшего наставника не позволяла себе и грамма сострадательности. Только тонну обиды.

– Ты опорочила себя дважды. Я не имею права отпустить тебя, даже если и хочется, чтобы ты зачахла под ближайшим мостом! – на последних словах голос наставника предательски дрогнул.

Айлори не кричала. Ни разу. Только хрипела и пищала, даже когда чары обрушились на неё штормом с запахом влажной земли. Её рот плотно сжимался, а в глазах догорало смирение. Ни страха, ни сожаления, никакого признания вины, так что Корнелий разозлился по-настоящему, усиливая чары.

Хуже всего Айлори было вспоминать его взгляд, полный осуждения и боли от разбитого сердца той роковой ночью.

– Ав… – взывала Айлори в агонии. – Ава…

Призрак из прошлого не вмешивался, только смотрел как призрак, притаившийся в стороне. Тот, ради кого она сожгла мосты, причина её изгнания… он стоял в тени. Самый родной чужак в мире.

«Только не ты. Лишь бы не видеть тебя снова, молю», – слова-мольбы не складывались в голове, а мысли путались. Магия наказания знала своё дело, и Айлори чувствовала, как гаснет изнутри. Один миг – кто-то вторгся в её маленький мир из случайных ошибок и намеренной провинности.

– Айлори, я приговариваю тебя к церемонии Забвения! Пускай девятый покровитель сам заберёт твою гнилую душу, – по необъяснимым причинам Корнелий утратил уверенность в голосе и теперь его подбородок подрагивал, а глаза намокали. Если бы Айлори увидела его, то подумала бы, что так он искренне злился на неё.

Грудь сжалась. Мертвецкие силки из холодных костей обольстительно подзывали виновницу к себе, манили вечным забвением. Пальцы девушки онемели. И всё равно она не жалела о падении, или как тут говорили – предательстве.

Если это цена, она её заплатит. Лишь бы не слышать голос Авалиона. Не видеть его…

Тут же окна распахнулись с громким треском. Подхваты-кисточки слетели, и шторы вздыбились своенравными жеребцами, протестуя вместе с братом-ветром против тихого, но горького наказания.

Выточенный образ Корнелия дал трещину: некоторые пряди из идеального хвоста вылезли, а губ коснулась необычная прохлада, пришедшая издалека.

– Ах… – замер мужчина, слизывая иней с тонких губ. – Какое утончённое недовольство… Что ж, милая Айлори, покровитель твоих чар не хочет таинств. Полагаю, даже подобное падение может стать примером для других. Мы проведём церемонию со всеми на рассвете. Надеюсь, за эту ночь ты утонешь в раскаяниях, потому что утром… Я не дам тебе говорить.

Сквозь пелену зыбкого сознания Айлори едва различала движения, но понимала, с каким облегчением с неё падали силки. Она смогла шумно задышать и перевернуться на спину, прижав руки к груди. Темнота подступала плавно, как растёкшаяся из берегов река. И где-то в глубине, издалека, доносились голоса прошлого.

«Ты веришь мне, Лио?»

«Зачем ты это сделала?! Отвечай!»

«Ненавижу тебя. Ты всё испортила».

«Я думал, ты не дашь себя обнять».

Она попыталась открыть глаза, отчаянно тянула руку вперёд, к тишине. Поздно. Корнелий только покачал головой, когда фейлина обмякла на полу, проваливаясь туда, откуда ей уже никогда не выбраться чистой, – в порочные воспоминания.

Серебро играло редким проблеском в ухе парня, умеющего слушать танец листьев. Ресницы незаметно подрагивали от пляски теней – осень аккуратно обвязала свои ленты на стволы деревьев и сжала их так сильно, что макушки побагровели и озолотились. Его холодное дыхание безмятежно таяло перед книгой, чьи кончики страниц плясали на ветру.

Поправив выбившуюся прядь за ухо, Авалион широко улыбнулся, когда заметил, как один листик кружился иначе, чем остальные.

– Шелест не скроет твой трепет.

Он поднял голову к небу, не моргая своими «льдами», чтобы, как и всегда, Айлори растопила его взгляд лишь одним своим обликом. Фейлина зависла в воздухе над ним, разгоняя опадавшие листья, а её крылья рьяно колотились о воздух, разбрасывая капельки пыльцы.

– Учишься даже на отдыхе? Потом не удивляйся, что тебя за глаза называют всезнайкой, – рассмеялась девушка и коснулась ногами земли, уменьшая крылья, пока они смирно не легли в корсет поверх чуть подранного платья. Авалион хмыкнул, убеждаясь, что Айлори снова летала, где ни попадя. Но всё аббатство смирилось с её проказами, ведь нельзя запретить живому существу дышать. А все знали: Айлори дышала через свои крылья.

– И тебе не помешает. Слышал, ты завалила экзамен по заурядным чарам.

– Это для тебя они заурядные… – отмахнулась фейлина и села рядышком, опуская свою голову на чужое плечо. – Не знаю, у меня так плохо получается! Магия совсем меня не слушается, мысли всегда где-то далеко… И только в одном месте мне спокойно так, как тебе за книжками.

– В небе.

Айлори довольно поёжилась, как всегда наслаждаясь свежестью рядом с феей льдов и снежных бурь. Летом она часто звала его в сад, чтобы работа шла не в жару. Авалион иногда обижался, что его используют как охладитель, но сразу успокаивался, если нужные глаза смотрели с благодарностью.

– Слушок прошёл за завтраком… Что ты тайно тренируешься в полётах. Почему мне не сказал?

– Ой… – Авалион дёрнулся и показушно сосредоточился на книге, делая вид, что остальное ему безразлично. Его сразу наказали щипком за нос. – Ладно-ладно, мне просто стыдно! Да… не смотри так. Твои лётные способности невероятны, а я как подкинутая вверх рыба… Как так вышло? У нас один покровитель.

– Ха! Тогда почему твои волосы длинные, шелковистые и прекрасные, а у меня еле-еле растут. Ты и учишься лучше, а ещё… Виолиза не даст соврать, ты самый красивый парень в аббатстве.

Она взяла его лицо в свои тёплые руки и повернула на себя. На Айлори с особой страстью смотрел воистину прекрасный лик: тонкие, почти мраморные, черты лица, благородный взгляд, наполненный жарким инеем, острые скулы над довольной улыбкой. Всё было при нём, даже очарование, смешанное с грустью, подкупало всех фейлин, мечтающих добиться желанного внимания молодого послушника.

– Ты лучшая, Лори… Не знаю, почему крылья не слушаются меня. Я пытаюсь их усилить чарами, но…

– Стоп! Пытаешься усилить чарами? Это крайне опасно. Особенно для фей. Не мне тебя учить, конечно, но будь осторожен. Твоя пыльца отрастила мускулы к нашим годам. Не переусердствуй.

– Слушаюсь, мамуля, – весело отмахнулся тот.

Они ещё немного препирались, шаловливо толкаясь, пока из ниоткуда взявшийся стремительный птах не сел на голову Айлори. Красный кардинал с чёрной маской строго смотрел на них, резко вертя головой.

– Не хотел мешать вам прохлаждаться… – на замечания птицы парочка усмехнулась, – однако Хранитель зовёт вас в торжественный зал. Поторопитесь.

– Весь кайф обломал, Рекс. – Айлори обидчиво надулась.

– Что за словечки, барышня? Брать пример с людей – дурной тон. Я попрошу наставника назначить тебе дополнительные занятия по этикету, – возмутился птах.

– Я попрфу насытавника назнафить тебе дофолнительные… – кривлялась Айлори, но Рекс сразу клюнул её макушку и поскорее улетел. Недовольная девушка сразу взмыла в воздух, намереваясь догнать наглеца и защекотать его, пока не начнёт чирикать извинения.

Авалион закрыл книгу и провожал два полёта с земли, остановив свой порыв сорваться за ними. Под грудью закололо от обиды.

Торжественный Священный зал Новэлима подобен живому сердцу аббатства – круглому, вырезанному из великого наследия предков. Высокие своды, сплетённые из серебристых ветвей и графитового камня, поднимались вверх, теряясь в танцующих сполохах магии, что мерцала под потолком, как одурманенный звёздный купол. Стены зала переливались мягкими оттенками синевы и зелени, почитая кормящую землю: леса, поля, реки…

По кругу стояли кресла, собранные из цельных кусков янтаря и украшенные замысловатыми узорами, каждый из которых светился тусклым внутренним огнём. Ночью было ещё красивее.

Младшим говорили, что зал умеет дышать и важно не сбивать его ритм, а вести себя тихо и относиться с почтением. Айлори в детстве пряталась в здешних проёмах, и никто её не находил – все боялись зайти. Какой смысл? Все сундуки и шкафы заперты, а к самому важному артефакту в аббатстве никто лишний раз не подходил.

Фейлина шепнула Авалиону:

– Эй, Лио, запоминай. Сейчас он развернётся и снова начнёт: «Вот и мои изумительные искорки».

На круглом возвышении в центре пылал источник света – парящий белоснежный кристалл, вытянутый, позирующий остренькими гранями, которые, если присмотреться, чуть вибрировали лёгким свечением. С ним стоял Корнелий, ещё не успевший заплести свою бородку. Магический свет кристалла делал его черты нереальными, даже полупрозрачными.

– Вот и мои изумительные искорки!

Айлори согнулась, скрыв смешок, а Авалион обошёлся глупой ухмылкой. Корнелий ничего не заметил – он всегда был опьянён чарами Колыбели, о которых хранителю шептали духи десяти Покровителей.

– Глядите, как сегодня он сверкает. Глазу отрадно, правда?

На какое-то время всё стихло, а Корнелий опять «выпал», любуясь кристаллом.

– Кхе-кхе, – откашлялся Авалион.

– А, конечно. Вот уже и подступила ваша двадцать вторая осень. В конце года вы станете наставниками для наших младших. Точнее, один из вас.

– Один? – наигранно удивилась Айлори. – Почему? Вы всё-таки меня завалите на экзаменах, да?

– Нет, милая, ты сама с этим прекрасно справляешься.

Фейлина пожала плечами. Это правда. Тогда Корнелий продолжил, спустившись вниз. Обойдя двух своих магических преемников, он нежно предался воспоминаниям:

– Я всегда вкладывал в вас всего себя, вы знаете. Помнишь, Лори, как мы ночами читали базовые чары и учились различать магические камни? А ты, Лио? Как бороздили Сад в поисках хрупких ростков, чтобы дать им сил. Как только я, ваш наставник, стал Верховным Хранителем аббатства, вы сразу унаследовали и судьбу великих. Скоро я должен буду разделить правление аббатством со своим страшим преемником. – Руки с выразительными венами упали на две пары плеч, притянув их друг к другу. – Новый младший Хранитель должен быть умён, образован и дисциплинирован. Как никогда феям нужны идеи, новые тропы! Понимаете?

– Не очень… – призналась Айлори. – Вы хотите сделать Лио Хранителем?

– А говоришь, не поняла! Всё верно. Он идеально подходит, верно?

Пискнув от счастья, Айлори вырвалась из объятий с запахом бергамота и на радостях воспарила, благодаря всех Покровителей. Корнелий придерживал её за платье, чтобы совсем не улетела. Не хватало ещё бардака в священном месте.

– Лио! Лио, ты слышал? Какая честь! – она бросилась обниматься и Авалион пошатнулся, но устоял. – Ой, простите, сейчас спрячу…

– Остались формальности. Авалион получит новый статус сразу после Брачного Полёта.

Двое друзей о чём-то живо говорили, а потом синхронно замерли.

– Брачного… Чего? – первой отреагировала фейлина. – Он женится? Неужели Виолиза добилась своего?

Корнелий лукаво усмехнулся:

– Не совсем. Чары покровителя Виолизы не совсем сочетаются с чарами Авалиона. Знаете, это будет первая церемония за последние сорок лет. В аббатстве есть только одна фейлина, чья пыльца и чары идеально… М-м-м… гармонируют.

– Погодите… Стоп-стоп. Корнелий, я вас уважаю. Но только у… О… – Айлори так и окаменела, проваливаясь в пустоту. – Меня.

Неожиданно очнулся Авалион, не скрыв редкого для него воодушевления:

– Правда? Вы хотите, чтобы мы поженились?

Корнелий снова раскрыл руки и притянул парочку друг к другу:

– Всё так. Начнём приготовления немедля. Только тебе надо подтянуть полёт, мой драгоценный, – обратился Хранитель к Авалиону. – Ты же не хочешь…

– Погодите! – вырвалась Айлори. – Так нельзя. Мы же… Мы…

– Никаких проблем, милая. Ваши крылья абсолютно идентичны, пыльца одного цвета, а чары возрастут после Брачного Полёта. Всё буквально вопит о том, что вам суждено быть вместе! Ах, какой будет праздник! Великий день, великий. А потом… Ох, мы столько сотворим. Вспомним сильнейшие заклинания. И, помилуй святой блик, может, возродим… Ладно, я тороплюсь. Давайте начнём приготовления.

Но Айлори уже не слышала восторженный лепет наставника. Он стал для неё чужим эхом, а она сама очутилась в пузыре, из которого постепенно спускали кислород. Шея раскраснелась, а уши ещё сильнее заострились от внезапного негодования. Холодный пот прошиб всю спину, и впервые Айлори прибавила тонну в весе.

– Корнелий! – громко крикнула она. – Так же нельзя… Это странно. У людей так непринято! По крайней мере сейчас…

Притаившийся на цветочном горшке Рекс закрылся крыльями, ловя настоящий стыд за свою фейлину. Айлори скрывала, что тайно увлекается человеческим миром, но сейчас позорно себя раскрыла.

– Жизнь людей нас не касается. Очень жаль, что ты проявляешь к ним повышенный интерес, – но тут же мужчина смягчился. – Не упрямься, милая, понимаю, ты взволнована. Я хотел ещё в детстве вам рассказать, но вы сами так прекрасно стали ладить. Судьба сделала своё дело.

– Мы поженимся… – прошептал Авалион, бегая зрачками по полу – настоящий ледоход с внезапной весной. – Мы! Не верится…

Но всё, что заметила Айлори – его выпущенная улыбка, до боли настоящая и свободная, которую она только могла видеть на этом вечно сосредоточенном лице. Она неловко обняла себя, осознавая, какой разной сейчас была «самая гармоничная пара». Почему Лио так обрадовался? Неужели его ничего не смущает?

Резко наступила ночь. Айлори поспешно осмотрелась, пытаясь понять причину столь внезапных изменений… Корнелий исчез, а Авалион плакал и стоял на коленях, пытаясь докричаться до неё. Краснота глаз и щёк подчеркнула его бурлящий холод, обнажила слабость. А губы, которым однажды Айлори подарила первый поцелуй, сочились самоедством.

«Айлори! Это конец! Айлори!»

Над крышей Новэлима разразилась буря: шёл град, черепицу срывало, а волшебный сад покрывался коркой льда под неслышимый скулёж растений.

«Посмотри на меня! Айлори!»

– Эй, Айлори! Ау, приём. Развалилась тут…

Голос Виолизы, как всегда, пылал надменной насмешкой, даже когда это было необязательно.

Айлори, лёжа на грубой мшистой подстилке, только тяжело перевернулась на бок и, щурясь, смотрела на давнюю подругу сквозь решётку.

Решётка? Давно они появились в аббатстве? Это очень странно, ведь раньше их не было. Или Айлори не знала?..

– Я наслаждаюсь гостеприимством, – хрипло пробормотала она, заглядывая в маленькое окошко: рассветало. – Давно не виделись, Виолиза-подлиза.

Виолиза, будучи ряженной в персиковые рюши и нацепившей на себя один из своих парадных корсетов, лениво облокотилась на решётку, не торопясь с ответом. Или делала вид и выжидала, чтобы понаблюдать за реакцией беглянки. Айлори приметила, как погрубели в прошлом округлые черты лица Виолизы, а вечно недовольный щенячий взгляд сменился на соколиный прищур.

– Я так и знала, что далеко ты не убежишь. Да ты любила каждую козявку в этом аббатстве! Твоё возвращение было вопросом времени, – фыркнула Виолиза, внимательно рассматривая кончики своих накрашенных ногтей. Изумрудные искры-змейки пробегали по её волосам и выдавали крайнее напряжение. – Ты снова отличилась. Но… Забвение? Сильно же Корнелий обижен. Да мы все обижены на тебя. Ты поступила отвратительно.

Айлори прикрыла глаза.

– Ты пришла читать мне нотации? В день моей… По факту – казни?

– О, да, теперь ты давишь на жалость, – язвительно протянула Виолиза. – Все гадали, как может луна продать звёзды, что её украшают. Или почему зверь зашил себе пасть, которой спасался от голода? М? Ты ответишь мне? Ответишь всем феям и фейлинам, о, великая Айлори, которая разменяла частичку себя на людские развлечения?

В тишине камера определённо стала теснее. Только за пределами слышался лёгкий гам.

Виолиза долго молчала, глядя куда-то в сторону. Потом её голос, впервые, дрогнул:

– Мы росли вместе. Где-то я завидовала тебе, чаще ты завидовала мне. Но мы фейлины, Лори, рождённые для великой цели. И ты предала того, кто мне дорог. Даже больше…

Айлори согласно кивнула, встав на ноги и настороженно говоря:

– Я не хотела ранить твои чувства. Я… Не просила всего этого. Мой выбор больше никого не затронет. Послушай, мне нельзя проходить церемонию Забвения. Ты можешь поговорить с Корнелием и…

Виолиза выдохнула, плотнее кутаясь в меховую накидку с висячим лисьим хвостом.

– Поздно одумалась. Корнелий рвёт и мечет, потому что твой дикарь снаружи, – Виолиза скорчила недовольное лицо, спрятав блеск любопытства подальше; нельзя, чтобы её женские увлечённости оказались сильнее здравого смысла. – И он не один. Требуют вернуть гражданского консультанта! Корнелий уже попытался обвить их корнями, и вежливо попросить уйти… – она усмехнулась, но без радости. – Шериф их расстреливает. Прямо там, из ружья. Все проснулись и думают, что люди пришли с войной. Как тебе такое?

Айлори резко села.

– Не может быть! Он пришёл за мной? Сюда?!

Виолиза пожала плечами, но в её взгляде заплясали тени тревоги.

– Фу, как мерзко… ты с ним?.. Нет, знать не желаю.

На мгновение обе застыли, слушая приглушённые звуки далёких выстрелов.

– Я тебе вот что скажу, Лори, – Виолиза вытащила из-под накидки тонкий ключ, похожий на извивающийся росток. – Я терпеть тебя не могу. Всегда считала тебя глупой, упрямой, самонадеянной… – она вставила ключ в металлическую замок, который сразу затрещал, казалось, выдохнул и начал медленно расползаться, сливаясь с решёткой. – Подругой. Не знаю, что у вас там творится, но Новэлим переживает свои худшие годы.

– О чём ты? – спросила Айлори, одновременно радуясь открытому проходу, но и ужасаясь слов Виолизы.

– Когда Авалион стал сотрудничать с людьми, всё поменялось. Они теперь сюда в тайне частенько захаживают. Тебя вот привезли. Чары аббатства слабеют, а Колыбель почти потухла.

– Великий дзынь!..

Айлори, не веря своим ушам, выбралась на свободу. Сердце колотилось с чёткой целью – снести стены и найти Дью. Что-то плохое происходило с её родным домом, и последствия застали даже людской мир. Она была уверена, что между этими переменами есть связь.

– А тот мальчик? Тревор. Он был здесь?

– Конечно. Мы избавились от тела.

– Вы… что?! Так нельзя! Он заслуживает похорон. Его мать…

– Ага, как они там говорят? Земля пухом. Пошли, – коротко бросила Виолиза. – Меня не посвящают, но это точно приказ Авалиона, даже Корнелий подсуетился. Они оба изменились. Если хочешь найти ответы, то допрашивай нашу звезду.

Из глубины коридоров донёсся новый залп. Где-то вдали заскрипели подбитые корни Корнелия. Перед тем, как уйти, Айлори кротко обняла отвернувшуюся в сторону Виолизу и прошептала: «Спасибо».

– Угу. Больше не доставляй проблем.

После…

Сорвалась на бег, будто позади догоняло пламя и обжигало пятки. Врезалась в стены, запутывалась в дверях, но уверенно двигалась на шум, туда, где её ждал Дью.

«Вот ведь дурной! Пришёл сюда с оружием… Корнелий его убьёт! Надо торопиться… О».

Резко затормозила перед открытой гардеробной старших. Остальных не было, значит, все собрались в гостиной или спустились в подвал. Зато в центре помещения, где хранилась новая одежда от мастеров, окружённый цветными тряпками на позолоченных вешалках, стоял одинокий деревянный манекен, а на нём – висел бордовый плащ. Он сильно выделялся среди пестроты и кружева: ткань была плотной и на вид тяжёлой. Глянец кожи переливался в свете ламп. Прямой крой, воротник – как два крыла летучей мыши, вставки из металла… настоящее сокровище для важных фей. Но что привлекло внимание беглянки, так это едва заметные руны, вышитые серебряными нитями на рукавах и подоле.

– Это нам надо.

Айлори шагнула вперёд, понимая, какой важной шишке предназначался этот подарок. Но без зазрения совести она сдёрнула плащ с манекена и накинула на плечи, поспешив к выходу.

Тут же и прогремел новый выстрел.

Шериф Дью стоял у открытых кованых врат аббатства с двумя важными атрибутами: грудью колесом и ружьём, из которого шёл дымок, намекая на разбушевавшийся пожар внутри своего хозяина. Позади решительной ауры шерифа трясся Жюль, опираясь на Ford Cortinaи тыча в воздух (мало ли феи вездесущи) ордером на допрос Айлори, который был подписан… Никем. Но крылатым об этом знать необязательно. Ответ Новэлима оказался красноречивее: длинные, скользкие корни Корнелия метались к шерифу из-под земли, извиваясь в воздухе, как живые змеи, норовя снова оплести его ноги и утянуть вниз, только на этот раз – погрести заживо.

С раскатистым выстрелом ружьё рванулось в его руках. Один корень треснул пополам, обдав воздух едкой, искрящейся пылью. Дью не терял ни секунды: левой рукой он выдернул патрон из-за уха, зажал зубами, перезарядил, выбросил гильзу и вновь выстрелил. Корни отступили… но лишь на короткое время. Откормленные злостью Корнелия, они снова рванулись вперёд, уже гуще и яростнее.

– Чёртовы сорняки… – процедил Дью сквозь зубы и сделал ещё два выстрела. – Жюль, какой там у нас запасной план? Остроухие не уступают!

– П-п-п…

– Помощь?

– Патроны! Больше п-патронов! – бедняга Жюль видел божий свет и уже был готов пожать руку Иисусу, извиняясь за глупую храбрость. Но иначе быть не могло!

Когда Дьюэйн Беркли глубокой ночью вернулся домой и обнаружил пустой чайник, приглушённый писк датчиков дыма и отсутствие своей фейлины – скупо вздёрнул бровь, вспоминая, где припрятал оружие. Думать о последствиях или надеяться на тактику не было времени: когда из его дома забирали что-то силой, Дью принимал это как вызов. Корнелий решил помериться с ним достоинством? Не вопрос. Этот плевок в его жилище Дью отрикошетит выстрелами. Он был готов поклясться, что устроит настоящий переполох этим выскочкам.

– Если выживем, нас уволят? Как думаешь? – расхохотался шериф Беркли.

Жюль пригнулся, когда один из стеблей проник к нему, но Дью вовремя выстрелил – растительные ошмётки остались на очках помощника.

– Думаю, да. Но я уже работаю над этим… Есть и-и-и!..

– Идея?

– Идёт! Там!

Вдруг Дью увидел её: Айлори бежала к нему также неуклюже, как и танцевала. Её глаза метались, ища спасения среди хаоса. И Дью взмолился, чтобы сейчас у него отрос нимб, и она увидела спасительный свет.

Айлори крикнула что-то, но звук утонул в глухом грохоте – из земли взметнулась стена из корней, густая, будто сплетённая из тысяч недовольных рук. Дью заметил, как Айлори отчаянно бросилась к нему, прежде чем их разделила плотная живая преграда.

– Нет! – рявкнул он и начал стрелять в корни, пытаясь пробить проход.

– Эйн? Я в порядке! Обойду… А! Отстаньте! – корни схватили её и прижали к себе, намереваясь вернуть беглянку в руки Корнелия. – Нет! Пустите!

Корнелий стоял на лестнице и усердно колдовал, кружа ладонями перед собой. Гнев и проклятия набирали силу, затуманивали разум – сейчас Корнелию хотелось утопить в земле всех предателей и негодяев. Другие Верховные взволнованно толпились позади, рассуждая, как поступить дальше. Но их Хранитель пока не отдавал приказ, поглощённый в противостояние.

– Ну уж нет!

Айлори не хотела так просто сдаваться: прикусив губу, она с силой зажмурилась. И без того бледная кожа стала белеть и лубенеть, заражая невыносимым морозом тугие стебли. От её окоченевшего тела прыснули искры – небольшие вспышки-шарики насели на преграде, превращаясь в ледяные бусины. А потом они лопнули и схватили льдами наглую растительность. На запястьях фейлины появились тонкие нити, пульсирующие чарами. Часть корней стала замерзать, становилась твёрдой и утрачивала подвижность.

– Эйн! Стреляй на мой голос!

– Ты спятила? Поранишься!

– Доверься мне!

Они обменялись коротким выдохом – понимание без слов. Дью встал перед Айлори, ружьё вскинуто наготове. Она зажмурилась, но лишний раз не шелохнулась.

Выстрел.

Замёрзшие стебли разбились вдребезги, и Айлори из последних сил ринулась в открытый проход, слушая звон в ушах. Её поймали и прижали к себе. Слова, наверняка тревожные, не доходили до неё – звон всё пожирал.

В этот момент Корнелий обозлённо закричал и вытянул руки перед собой – татуировки болотного оттенка почти поглотили его кожу, перешли к лицу и усилили его дикий оскал. Из глубин холмов незримо стали подниматься тяжёлые заклинания: черные молнии, разрывающие воздух, и ядовитые сгустки мрака, воняющие серой и кровью. Верховная фея, глубокоуважаемый Хранитель аббатства, комбинировал чары, сотворяя настоящее смертельное заклинание. Его приближённые синхронно кивнули друг другу, взмахнув указательными пальцами – по воздуху прошлась волна, схожая с бризом, только если бы море заменяла объединённая магия.

Айлори учуяла мощный выплеск раньше людей и, невзирая на слабость, открыла в себе второе дыхание. Она понимала, что шутки кончились и феи решительно настроились убить незваных гостей.

Один удар, тёмная молния, объятая дымом, пришёлся бы точно в грудь шерифа, но Айлори успела выставить перед ним барьер – полупрозрачный купол, блестящий, как тонкий лёд. Она ещё не видела чёткой картинки, но гнев наставника заменял ей зрение и вопил: Дью угрожает опасность.

Жюль пискнул и упал за руль, не закрывая покоцанных дверей машины. Лобовое стекло крошки-Тины треснуло, а на капоте остались вмятины и следы, словно по машине промышленной горелкой прошлись.

– Живо! Уносим ноги! – визжал помощник, выкинув пустой ордер куда подальше. – Переговоры кончились!

Удар от заклинания разлетелся в стороны и пригнул деревья и кусты, растущие неподалёку. Айлори пошатнулась, а её нос начал кровоточить – розовая жидкость со сверкающими частицами текла по губам. Фейлина еле стояла на ногах.

– Держись, – Дью перехватил её за плечи, подхватил на руки и занёс дрожащую девушку на заднее сиденье. – Господи, ты такая холодная…

Не мешкая, Жюль нажал на газ и круто вырулил вправо.

– Ты в порядке? – тяжело дыша, спросил Дью, проверяя её пульс.

– В порядке, – выдохнула Айлори и, морща лоб, добавила: – По шкале от «всё отлично» до «сейчас умру» – где-то на «я очень хочу чай и клубничный пирог».

Дью усмехнулся, вытирая с её лица розовые блёстки. На миг завис, понимая, что впервые коснулся фейской крови… Ценная вещь на чёрном рынке.

– Договорились. Ты меня очень напугала… – признался он. – От меня раньше барышни не сбегали.

– Но и не прибегали обратно, – радостно засмеялся Жюль, понимая, что их никто не преследует. Последнее, что он заметил: Корнелий падает на колени, схватившись за грудь. Добрый знак.

Айлори, всё ещё дрожащая от холода, смотрела на шерифа и шептала, как ей жарко. Дью задумался: «Странно… Если её магия тоже относится к чарам холода, то как она могла сейчас замерзать? Губы посинели!»

– Ну-ка, осторожно. Дай я… – пальцы Дью так и застыли, когда нащупали влагу на спине фейлины. Нечто прохладное стекало по ней и окрасило грубые мужские пальцы в девчачий розовый блеск для губ. – И тут кровь? Жюль, ускорись! Едем к реликту! Лори ранили…

– К какому именно?

– К торгашу в переулке Лайн-Мор. Скорее! Ей всё хуже… Она… О, нет… Без сознания, пульс слабый! Жюль! Жми!

Дью прижался лбом к её холодной щеке, чувствуя, как его собственное сердце колотится в припадке и отчаянии. Вот бы оно могло разбудить Айлори.

– Не бросай меня… Чёрт, я не… Лори, очнись! Не оставляй…

Он шептал это, не стесняясь ни слёз, ни дрожи в голосе. Его ладонь сжала её руку, пытаясь передать ей хоть частицу тепла. Дьюэйн Беркли – обычный человек с отстойным набором песен и странным хобби, но сейчас он готов вспыхнуть как спичка, лишь бы его ожоги согрели фейлину, принёсшую в его привычную жизнь беспорядок и тайны.

– Пожалуйста, Айлори… Вернись ко мне…

Сначала ничего не происходило, только ветер выстукивал по кузову машины насмешливый похоронный марш.

Но потом – лёгкий судорожный вдох и едва заметное движение пальцев.

Дью поднял голову, глядя на фейлину с ужасом и надеждой одновременно. Айлори шевельнулась, еле улыбнувшись, пока шериф выдохнул короткий хриплый смешок сквозь слёзы, прижимая её руки к своей груди. У них ещё есть время.

Глава 6

Дрожа и не разрывая зрительный контакт с верзилой, Жюль снял очки и аккуратно протёр их тряпочкой, прежде чем положить в нагрудный карман. Впалые щёки ощетинились смелостью, а потные ладошки превратились в неровно сложенные кулаки для удара.

– П-прошу вас… По-хорошему! Иначе я буду вынужден…

Громила выгнул бровь и подошёл ближе: разница в росте стала ещё заметнее, и Жюль еле сглотнул накопившуюся слюну.

– Драться… – пискнул помощник, который заявился в один из криминальных районов города с громким рычанием автомобиля, требованиями и посмел тыкнуть значок, пропитанный въевшимися оспинами окислившегося металла, в заросшее лицо вышибалы, работавшего на реликта.

– Проваливай, – угрожающий приказ.

– Не могу. Нам нужна помощь реликта! Дело государственной важности!

Стоило отдать должное хилому пиджаку, который не сдавался и настаивал на своём, забывая даже выдыхать. Тогда верзила занёс руку и уже хотел было вытолкнуть червя за порог, как из автомобиля, снесшего мусорный бак в переулке Лайн-Мор, вылез другой мужик, более устрашающий. По таким легко сказать – отчаянные. Зашуганный взгляд, готовность вцепиться в горло любому, кто косо взглянет, вздутые вены на лбу – Дью был сам не свой, ведь нёс на руках девушку с безжизненно свисающими руками и за лишнюю секунду был готов убивать.

– Отойди, Жюль. Эй, ты, – выплюнул Беркли. – Нам нужен реликт. Фейлина умирает.

Груда мышц сорвалась с места, оттолкнув Жюля с лестницы, и нависла испуганным кошмаром в татуировках над Айлори. Дью даже не дрогнул, ухватив её покрепче.

За разросшимися бровями мелькнул огонёк – редкое удивление.

– Почему она здесь? – гневный вопрос. – Все внутрь. Шевелитесь!

Наотмашь кивнув, Дью проговорил про себя: «Внутрь…», ведь прекрасно знал – даже самые смелые горожане, имеющие претензии к остроухим, не трогали этот ароматный закуток.

Чайная лавка, неуместно открытая среди мрака и человеческих грехов, соседствует со штаб-квартирой одной преступной группировки и их баром, и вызывает подозрение у всех местных жителей. По крайне мере до того, как замечали прибитую чёрную табличку с белой буквой «Р», означающую – внутри живёт зарегистрированный реликт. Местечко обходили стороной даже люди с оружием, опасаясь проклятья обиженной феи. И только местный главарь банды по выходным захаживал сюда, заменяя воскресную исповедь чаепитием в тишине.

Внутри господствовал полумрак. Единственный источник света – керосиновая лампа на стойке, отбрасывающая колеблющиеся тени на стены. Потолок низкий, а балки над головой успели почернеть. Стены захватили полки, забитые банками, бутылками и коробками, каждая из которых была подписана вручную. Почерк мелкий, чёткий, на пожелтевших бумажных этикетках. Многие надписи были на незнакомом языке, возможно, нелегальщина, но Дью молчал, осторожно подходя к дальней стене, где стоял старый диван с выцветшей обивкой. Положил на него Айлори и шумно выдохнул, пропуская небезызвестного реликта Вериора вперёд.

Жюль скромно стоял у узкого прилавка, поглядывая на диковинную витрину. За мутным стеклом виднелись кости мелких существ, засушенные корни, свёртки в промасленной бумаге, вкрапления слюды. И… хвосты ящериц? Помощник внутренне перекрестился.

Какая-то напряжённая атмосфера повисла в лавке реликта.

В обители – Вериора ни сквозняка, ни лишнего движения занавески. Из угла доносился тихий, ровный свист – чайник стоял на дровяной плите, вмонтированной прямо в стену. Над ней глухо шипела вытяжка из железа, покрытая пятнами копоти и сажи.

Как только отречённый молча начал осмотр, колокольчик двери пронзительно заверещал, и внутрь ворвалась банда в чёрных косынках с тлеющими сигаретами в зубах и заряженными пистолетами в руках. Дью и Жюль увидели четыре пары начищенных до блеска туфель, белые шарфы и явное намерение побороться.

Обе стороны замерли.

Жюль завалился набок и потерял сознание от страха.

Спокойный Вериор махнул рукой давнему знакомому, и банда молча ушла, спрятав оружие. Шериф ничего не сказал на этот перфоманс, тревожно поглядывая на фейлину.

– Выйди за дверь.

Дью нахмурился и хотел было возразить, но чёрные омуты изгоя потянули его на дно: молча обвинили в том, как сейчас выглядела беззащитная Айлори.

Снаружи шериф досчитал до ста, потрепал своё лицо, чтобы привести мысли в порядок и перед возвращением пощёлкал зажигалкой приёмного отца, но пальцы предательски замерли перед дверной ручкой. Что, если Айлори больше не очнётся, никогда не сядет на подоконник и не взглянет с укором на его мужицкие заявления? Снова возвращаться в пустой дом, забыв свежие дуновения из гостевой спальни, подгоревшую яичницу и монолог на тему: «Почему колготки – пытка для женщин»? Кто создаст ему белый шум для души одной лишь беседой?

Пришлось досчитать ещё до ста.

По возвращении шериф Беркли приятно удивился, ведь под голову Жюля подложили подушку и поставили какие-то масла, а грудь Айлори медленно вздымалась под одеялом. По обнажённым плечам он понял, что Вериор осматривал у неё ту самую рану, которую Дью обнаружил не так давно.

– Как она?

Ответ последовал после долгого кашля и спасительного глотка прямо из горячего чайника.

– А как бы чувствовал себя человек с сердцем, работающим лишь наполовину? – хмыкнул Вериор, насыпая в ступку сушёные листья.

– Лори не ранили в сердце.

– Правда? Ну, не тебе, цельному, судить. – Отречённый добавил к лавровым листьям несколько щепоток… сахара? Либо чего-то похожего на него. – О непостижимом сердце фейлины.

– Прекратите. Она будет в порядке?

– Чары Корнелия очень сильны. Тяжело видеть, как он пошёл против своей воспитанницы и поступился честью. Но мне думается, что его так разозлила вовсе не она.

– Разозлила? Да он пытался нас убить! Такие жители аббатства? Жестокие эгоисты? Айлори сбежала оттуда уже давно, но её схватили против воли. Я не мог не вмешаться!

Вериор поднялся со стула и, как бродячая глыба, зашнырял по ящикам, собирая бумажные пакетики и банки.

– Любовь родителя сложна. Наполнена ошибками, гордостью и… сожалением. Да, позднее, но всё-таки… Как думаете, что сложнее всего получить от обиженного дитя, шериф?

– Послушания?

Заметив, как Айлори заворочалась, хозяин лавки поставил на столик рядом колбу с водой и перемолотыми травами.

– Прощения.

Они упрямо смотрели друг на друга. Со стороны дивана послышалось шуршание.

– Хватит вам, – вымученный голос обрадовал Дью.

Он сразу подоспел к фейлине, упал на колени и попытался сдержать счастливую улыбку, чтобы не испугать ею обессиленную принцессу, которую ранил, видимо, страж-дракон.

– Ох, голова… – стонала Айлори. – Эйн, ты как? Цел?

– Да-да, обо мне не беспокойся. А? Не переживай, Жюль спит. Гнал как ошалелый, вот и вымотался. Лори, что произошло? После использования магии ты совсем поплыла. Думал, что ты не очнёшься. Реликт говорил что-то про сердце и половинки, не понимаю. Я же простой как дверь…

Вериор, прихватив пальто и зонтик, вышел наружу. Откровенный разговор не для лишних ушей, пускай и таких же острых, как у той, кого он спас.

– Эйн, спасибо, что пришёл за мной. Рискнул… – свесив ноги, Айлори закуталась в одеяло и, убедившись, что Жюль в отключке, медленно встала. – Не сердись на Корнелия, поверь, я сама виновата.

Дью сдерживал порывы, чтобы не схватить её и помочь опереться, нельзя – если сейчас Лори хочет показать силу, он не вправе её ограничивать.

– Не верю. Корнелий оправдывает городские слухи. Верховный – чудик и псих, а ты его защищаешь из солидарности. Как ты вообще сбежала из этого проклятого замка?

– Помогла старая подруга. Она не хотела, чтобы я прошла… – страдальческая улыбка ущипнула шерифа, – церемонию Забвения.

Он поморщился:

– Звучит ужасно.

– Её проходят все реликты. Три года назад я избежала церемонии по доброте Корнелия, но, вызвавшись помогать тебе, разозлила его. Вот он и захотел лишить меня чар… Справедливо. Эйн, я совершила непоправимое. Унизила Новэлим. Унизила свой род. Но чар мне лишаться нельзя ни в коем случае…

Дью заметил, как дрожит край покрывала на её спине, когда она медленно разворачивается на диване, поддерживая себя одной рукой, упираясь в изголовье. Сама фейлина молчит – только часто дышит, пытаясь совладать с волнением.

Комната чайной лавки слишком чужая для важных откровений, но идеальная, чтобы принять нечто новое. Свет в лампе заморгал чаще, и золотистые блики упали на обнажённые плечи Айлори – её спина казалась вырезанной из мрамора, исстеленного влагой, тонкая, почти эфемерная. Айлори укрыта только простым одеялом, сбившимся чуть ниже лопаток, и на миг Дью застыл вместе со своим сердцем.

Он хотел отвернуться, но не смог. Не из похоти, не из желания, – хотя и это рвануло его нутро, если быть откровенным. Потому что в этой хрупкой наготе было нечто священное и уязвимое, как дуновение осени на коже перед сильной бурей. Дью почувствовал себя чужим, слишком грубым, слишком большим для этого важного мгновения. И всё же – он даже не моргнул.

И тогда Айлори повернула голову, чтобы взглянуть на него, и без слов приподняла край одеяла, полностью открывая правое плечо. Вымоченные в настойке тряпочки упали с лопатки.

Дью увидел разрез.

Не шрам – зияние. Живое! Длинная, покрасневшая рана, как иссечённая плоть лепестка. Из неё сочилась не кровь, а та самая фейская ртуть – густая, розовая, с блеском подгнившей малины. Она текла медленно, как скорбные слёзы, которые не вытереть и не остановить.

Дью не знал, что было страшнее: уродство или красота этого зрелища. Потому что в нём было и то, и другое. Внутри Дью всё сжалось, скомкалось и готово было заскулить, завыть от этого контраста; от того, как её тело могло быть столь совершенным и в то же время таким мучительно сломанным.

Он сделал шаг, очарованный образом перед собой.

– Лори… – произнёс он почти шёпотом.

Она отвернулась.

– Сила фей не в сердце, а позади. В размахе и… – её голос дрогнул.

Дью опустился на колено, не касаясь, но ближе, чем думал. Смотрел на рану, сдерживая горечь на губах; хотел дотронуться шершавой ладонью, но резко отпрянул.

– Их крыльев, хранящих древние чары, – продолжил шериф. – Это ты сделала? Почему ты так поступила?..

– Меня с детства манил мир людей. Я хотела тайно побывать в городе. Связалась с человеком… Это – плата.

Несмотря на тяжёлое откровение, Айлори сейчас говорила уверенно и слишком спокойно. В её истории не было сожалений или раскаяния – Дью решил промолчать, подыграв ей.

– Вижу, что прежнее очарование у тебя ушло, – усмехнулась фейлина и потянулась за одеждой. – Но я хотела быть честной с тобой. Знаешь, у нас в Ночной оранжерее есть прекрасные «стеклянные» бабочки, безумно завораживающие. Всем аббатством их оберегаем… Старшие всегда сравнивали их и нас, фей и фейлин. Я должна была оберегать самое ценное, но не справилась. Не сердись на Корнелия и…

Её запястье схватили.

– Погоди. Поэтому ты сбежала? Из-за крыла? И теперь так боишься встретиться с Авалионом?

Когда шериф произнёс имя, от которого Айлори просыпалась по ночам, боясь всмотреться в углы, как переживала, что её пришли наказывать и, самое страшное – упрекать; фейлина сдалась и на выдохе протараторила:

– Он мой бывший жених.

– Вот оно! – Дью поднялся и ударил кулаком о ладонь, прищурившись в пустоту. – Я знал! Дело пахло любовной драмой. И господину выскочке, конечно, не нужна бракованная фея? Да, Лори. Не смотри так. Иначе как он смог тебя отпустить? Тоже мне… Жених. Может, у нас на спине и не цветут ромашки на свадьбе, но клятва чего-то да стоит. Джентльмены не позволяют своим леди сбегать лишь из-за одной ошибки, нет. Я поговорю с ним.

– Прошу, не нужно! Не говори обо мне…

Дью устало потёр переносицу, отвернувшись, пока Айлори одевалась.

– Не могу раскрыть чужой секрет, но у меня к нему парочка вопросов. Опекунство над приютом? Смерть Тревора? И какие у аббатства источники дохода? Надо всё подготовить. Но сначала вернёмся домой. – Убедившись, что все одеты, Дью легонько толкнул ногой Жюля, и помощник резво вскочил, вытягивая руки.

– Мы уже приехали?! Уберите стволы! – заспанный Жюль поправил очки и приготовил кулаки для самообороны.

– Кончай дрыхнуть, заброшу тебя по пути. А где реликт? Надо его хотя бы поблагодарить. – Шериф вышел из лавки и столкнулся с хозяином, держащим пакет булочек из пекарни неподалёку. Услышанное Дью после совершенно не понравилось.

Дождь снова начался уже под вечер, и когда они добрались до дома Дью, мокрые, уставшие, но молча терпеливые, небо всё ещё было низким, норовя навалиться на плечи. Вериор остановился у калитки и, хмыкнув, бросил взгляд на неухоженное крыльцо.

– Сойдёт.

Беркли взмолился небу в поисках утешения. Второй отречённый за неделю – это уже заявка на серьёзные проблемы. Однако Вериор настоял, чтобы несколько дней пожить с фейлиной и следить за её состоянием.

– Я не в восторге от твоего присутствия, – честно признался Дью, – но понимаю.

– Вот и ладно, – буркнул тот и пошёл по тропинке, уже сыпя мелкие серые камешки в траву. Дью проводил его взглядом, нахмурившись: «Это они так местность помечают?»

Позже, когда все разместились, шериф вышел на крыльцо. Бутылка с пивом пустела медленно – её чаще крутили в пальцах, нежели подносили к губам. Капли дождя стекали с карниза, и Дью пытался найти в них ответы, искал чудо-азбуку Морзе или иной тайный шифр природы, который подскажет, как поступить дальше. Безрезультатно. И под сырую симфонию, где фальшивила лишь одна нота – опьянённая сомнениями голова Дью – подошёл Вериор.

– Спит? – Беркли даже не повернулся.

– Да. С трудом, но заснула.

– Хорошо. Ей надо отдохнуть.

Дью сел на ступень ниже, вздохнув, как человек, который привык к одиночеству и теперь удивляется собственному решению снова быть рядом с другими. Компания из фей? Нет, не таким он представлял своё окружение.

Несколько секунд оба мужчины молчали. Ветер шевелил листья на дереве у ворот, и несмотря на непогоду, всё было каким-то болезненно-спокойным.

– Ты ведь не понимаешь, почему она так поступила, – вдруг сказал Вериор. Не с вопросом, а с констатацией факта, что раздражало ещё сильнее.

– Верно. – Дью кивнул. – Не понимаю, но и не хочу судить вслепую.

– А надо бы, шериф. Феи не отдают крылья. Никогда. Это… как если бы ты добровольно вырвал себе позвоночник.

– Она сказала, что сделала это ради прогулки в город и познания мира людей. Чёрт, Лори…

– Чушь, – фыркнул Вериор. – Я знал малышку Лори, пусть и в библиотеке мы нечасто пересекались. Её полёт был прекраснее опадающей листвы, снегопада или самой вихристой грозы. Все возлагали на неё большие надежды. А крыло… – он замолчал, затем тихо добавил: – это не просто украшение. Крылья фейлины – самый прочный материал в мире. Магия в них древняя, плотная, практически нерушимая. Наверное, поэтому за одно крыло можно купить полгорода. Три года назад у вас случайно никто резко не обогатился?

– Думаешь, она продала его?

– Думаю, мы должны узнать правду.

Дью взглянул на него с прищуром, наполненным недоверием.

– А ты кто такой, чтобы так говорить?

– Бывший архивар аббатства, писал нашу историю и ронял свои слёзы на ветхие страницы, – спокойно ответил реликт. – Пока не нашёл в хрониках слишком много неправильного. Ушёл сам. Теперь вот – лавочник. В Великобритании обожают чай, я не исключение. Знал ли ты, что в 1662 году Екатерина Брагансская, португальская принцесса, ставшая женой Карла II, привезла с собой чай в Британию? Так вот. Ей его дали на родине, в особняке Луминар.

– Португальский особняк фей?.. Только англичанам это не рассказывайте, а то забастовки никогда не закончатся. – Хмель остался на языке, постепенно перемещаясь ближе к разуму. – Так и будут вопить, что вся страна издавна под чарами. Чайными чарами, во.

Вериор поскрёб подбородок и добавил, почти весело:

– Забавно. Но мы не так сильны, как вы все думаете… А, ещё я разложил по твоему участку охранные камни. Не бойся, они безвредны.

– Что?

– Камешки. Смешал с медью и лунной солью. Чтобы жуки Корнелия – эти его вонючие шпионы – не ползали сюда. Думаю, так вас и обнаружили. Выдохни, шериф, Корнелий страдает чрезмерной аккуратностью, так что не сунется к тебе, пока не восстановит силы. Конкретно его тебе бояться не стоит.

Дью молчал. Всё это звучало как-то безумно и правдиво одновременно. Заметив подавленный вид шерифа, который явно запутался и нуждался в помощи, Вериор дружелюбно коснулся его плеча.

– Однажды правда сломала мне жизнь, но гонку за ней я любить не прекратил. – Вериор присел рядом, не прекращая трогать свой браслет из деревянных бусин. – Когда твоё расследование закончится, малышке нужно будет куда-то вернуться.

С непониманием взглянув на него, Дью замешкался.

Тогда реликт, добровольно бросивший себя в пасть города, тепло улыбнулся, и Дью был готов поклясться, что за неухоженной бурой бородой хранилось куда больше чувств, чем казалось на первый взгляд. Они с Жюлем сначала не узнали реликта в этой заросшей груде мышц, привыкшие знать фей-мужчин, как утончённых, пусть и сильных созданий.

Реликт выглядел иначе, наверное, так пагубно на него повлияла жизнь в людском Аллисуре.

– Домой. Корнелий – не злобная мачеха, а раненый отец. Напомни ему об этом и дай нашей чокнутой семейке шанс.

– Как?

– Для начала нужно узнать правду. Я могу приготовить одно зелье, вот, – Вериор достал из кармана небольшую колбу, а в ней – малюсенькие бусины, сверкающие перламутром. – Собрал с её крыла, пока обрабатывал рану.

– И что будет? – поразился шериф, не в силах оторвать взгляда от пыльцы фейлины. Пыльцы Лори… Настолько хрупкая и ценна, что лишний выдох на неё приравнивался к великому преступлению.

– Ты увидишь её воспоминания. Сможешь пройти по следам до того момента, где всё пошло наперекосяк. Вы должны выпить зелье вместе. Предупреждаю, ощущения крайне неприятные.

Дью тихо выругался, допив пиво.

– Мне это не нравится.

– Мне тоже. Послушай, город не для неё. Я торговал с преступниками, чаёвничал с убийцами и видел, как жестоко поступают чертоги Аллисура и что делают с потерянными мотыльками. И она, даже если боится, хочет помощи. Отдел по магической безопасности себя оправдает, если спасёт фейлину, вернув её домой.

Дью молчал. Слова Вериора не просто задели… они осели, как зола на каминных стенках его самоуверенности. Он смотрел в темноту, и перед глазами всплывали образы, которые не вытравить из памяти, как ни старайся. Ни пивом, ни музыкой, ни вечерними передачами.

Шериф Дьюэйн Беркли прекрасно знал, Аллисур – не для таких, как Айлори. Сколько бы она продержалась на той заброшенной фабрике? Недолго. Ей просто повезло: она умело спряталась и не отсвечивала, но… Вдруг, однажды попалась бы?

В южном Глостершире, в закрытых подвалах когда-то прикрыли мастерскую, где делали «фейские гримы» – маски, линзы, капли для глаз, чтобы девушки выглядели как из сказок. Их обучали говорить высоким, воздушным голосом, двигаться, как будто они не касаются земли. Мужчины платили вдвое больше, если «фея» боялась. А если – кричала и плакала – втрое.

Он помнил дело «Подражателя» – серийного убийцы, который похищал женщин и пытался их них сделать себе якобы ожившую фею-мать, чтобы пережить горе утраты по настоящей. Начитался сомнительных книг про перерождение и тайную связь людей с феями – как бы не так. Долго тогда ловили психа… столько невинных жертв.

И всё это – тёмный Аллисур, даже не передовая на магическом помешательстве. За артефакты аббатства готовы грабить, убивать и продавать души дьяволу. Город, где спрос диктует всё, даже если на кону – сломанные жизни.

– Ладно. Но если хоть что-то пойдёт не так…

– Не переживай. – Вериор встал. – Если понадобится, я сварю зелье без рук и слепым. Нужные ингредиенты у меня найдутся.

Вязкая ночь напоминала несказанное слово, очередную загадку, оставленную без ответа. Через дорогу соседи опять поцапались и «разъехались навсегда», значит, до следующего уик-энда.

Но Дью проснулся не от ругани, а от лёгкого стука в дверь. Он потянулся, смахнул остатки сна с лица и, босиком ступая по полу, открыл.

Айлори стояла перед ним, кутаясь в пышное одеяло. Волосы спрятаны за ушками, а ресницы дрожали, выдавая груз вины, не ушедший в попытках заснуть. Так по-человечески…

– Прости, – неуверенно сказала она и затихла.

Дью упрямо смотрел на неё и ощущал, как внутри поднимается старое чувство. Не идея, не желание, а именно чувство – давнее, почти забытое, когда он ещё мальчишкой собирал вырезки из газет о феях в приюте, перечитывал всякие сказки, не имеющие отношения к реальной расе. Он любил их. Фей. Этих существ, будто созданных из тайны и трагедии. Дью вспомнил, как замирал от самой идеи, что где-то, окружённые лесами, живут они – древние, сильные, надменные, но прекрасные… а потом он беспощадно вырос.

Работа, дела, служба. Прежние увлечения стали фоном, так молодой патрульный Беркли думал. Он каждый день становился лучше, чтобы оправдать ожидания приёмной семьи, пока она не переехала обратно в Штаты. А Дьюэйн остался здесь, сам не понимая, почему не смог сорвать цепи Аллисура. Увеличенные смены, горы протоколов, сводки на холодильнике и в туалете. Он уходил раньше всех и возвращался позже всех. Друзья? Стали знакомыми. Женщины? Не считая Нэсси – были, но мимолётно. Кто-то говорил, что он «женат на службе», другие – что у него «сложный характер». Но на деле Дью просто… гнался за призраками и не чувствовал ничего, кроме работы.

Миновало несколько лет, а после – министр лично подписал поздравительное письмо. «Ваши результаты по раскрываемости самые высокие за последние десять лет. Надеемся, вы сохраните ту же целеустремлённость и на новом посту». Дью поставил это письмо в рамке прямо на стол в своём новом кабинете, но со временем оно поблекло, как и сам шериф. Его посадили на тёплое кресло и нехотя давали работу, видимо, Корнелий был прав, и его должность – фикция. Мир фей остался недосягаемым, даже когда Дью смог подобраться так близко.

И вот теперь – она, живая и реальная фейлина в его доме, которая молча просила его заботы. Не сказка или его фантазия, ведь Айлори рядом: раненая, да, лживая, но прекрасная. Айлори. Слишком много всего в ней, чтобы вместить в одно чувство.

– Всё в порядке? – попытался казаться равнодушным Дью.

Она кивнула, но по глазам было видно – нет, не в порядке.

– Я подумала… может, ты злишься. Или боишься меня. Или больше не веришь. Мне важно знать.

Дью вздохнул.

– Я не злюсь и не боюсь. Просто… не понимаю. А это не одно и то же. Навалилось много дел, Лори.

Он не был уверен, говорил ли это ей или себе. Потому что сомневался во всём. Шериф-трудоголик привык копать до истины, вытаскивать её грязными руками из-под тонны лжи, допросов и всякой людской грязи. Но Айлори – не дело. И с ней всё не по Уставу. Всё… куда опаснее.

Если он ошибётся – возможности исправить не представится.

– Можно я просто… посижу рядом? – с надеждой спросила она.

– Я… – Дью замялся. Внутри разгорелся спор: часть его хотела подвинуться, дать место, прижать её, как что-то дорогое и ранимое. Другая – командная, логичная – шептала: не поддавайся, опасно для тебя и неё.

Он вспомнил, как Айлори впервые вошла тогда в его кабинет, как тихонько села на подоконник и смотрела на лужи. Как сразу доверилась человеку с пистолетом, чтобы её не выдали аббатству. Была готова на всё…

И Дьюэйн понял: она не протянет здесь.

Аллисур учит притворяться. Учит выживать за счёт других и не задавать вопросов, следуя инстинктам. Айлори могла быть сильной, упрямой, могла колдовать – но в ней всё ещё оставалась нежность, ранимость и собственная вина. И если оставить её здесь, рано или поздно однокрылая фейлина станет очередным лотом или лицом в сводках новостей. Почему Айлори этого не понимает?

Да, ей не место в таком суровом месте.

И, возможно, именно поэтому её нужно спасти. Даже от знакомых рук, ведь Дьюэйн Беркли – тоже часть этого опасного мира.

– Я устал, – уверенно ответил Дью. – Иди ложись и постарайся уснуть под звук дождя, он успокаивает.

– Но!..

– Доброй ночи.

– Эйн!

Хлопок. На всякий случай – щеколда. Дью сполз по двери и подпёр её спиной, чтобы успокоиться. Сейчас он даже шагу не мог сделать нормально. Айлори какое-то время стояла рядом, пока их разделяла гнусная преграда, которую легко открыть, если пожелать, но… Почему-то люди так редко это делают.

Глава 7

«Кожаная комната» тонула в глубоком, почти густом полумраке. Почему именно кожаная? Владелец встречал здесь самых важных гостей, следил за дрожанием их век или за тем, как потеют ладони при встрече с ним, высокопоставленным лицом. Ненужная шелуха спадёт и в итоге обнажит суть всех присутствующих.

Стены, обтянутые вишнёво-бордовыми обоями, впитывали закрытые беседы, оставляя только шёпот канделябров, потрескивание дров в мраморном камине и скрип кресел. Высокие окна были задёрнуты плотными шторами. Обстановка напоминала тронный зал, которому давно осточертели вкусы своего пятидесятилетнего короля. Точнее, министра.

– Приятно получать хорошие новости, – томно проговорил министр внутренних дел с говорящей фамилией Карстенбрук. Пусть для друзей просто «Вилли», но даже они не рисковали его так называть. Его голос отдавал табачным бархатом, чуть шершавый. – Почти ни утечек, ни треска. Вы хороши, как всегда.

Он провёл пальцем по изящному бокалу, и игристое вино задрожало в ответ. Шрам на нижней губе – как застывшая усмешка. Говорили, он получил его в юности, в дуэли с братом, которую выиграл нечестно. Теперь Карстенбрук носил его с достоинством, как знак высшего вкуса к победам любой ценой.

Напротив его пышных бакенбард сидел Авалион, единственный представитель от аббатства и сильнейшая в мире фея. Его тонко очерченное лицо веяло нечеловеческим спокойствием, а взгляд… давно омертвел и сочился скукой ко всему живому. Волосы, длинные и светло-пшеничные, спадали на плечи, переплетённые тоненькими серебристыми лентами. Министр даже признавался себе, что на такого мужика может встать собственный член, и это не будет считаться грехом.

– Заминка с Тревором ничего не меняет, – ответил Авалион, не лишившись гордой осанки. – Там, где начинается коррозия, появляюсь я.

– Коррозия, значит… Хм. Чем больше узнаю о вас, крылатых, тем интереснее становится.

Карстенбрук кивнул, не спрашивая подробностей. В этом зале слова – только верхний слой. Главное пряталось под ними, как яд под глазурью. Встреча с могущественной феей пугала многих, но Вилли – пиджак не из робкого десятка, да и подвеска на шее придавала ему уверенности. Защитный талисман от хитрых чар подарен Карстенбруку ирландским послом, который утверждал, что феи не могут колдовать рядом с дырявым камнем на старом шнурке. Хвастаясь, министр даже не заметил, как Авалион выгнул бровь, прикрывая рот пальцами и сдерживая, как думал Вилли, удивление. На самом деле – ухмылку, рождённую из людской наивности.

– Значит, всё готово к первой поставке? – негромко спросил министр, бережно уложив талисман под рубашку. – Я планирую к лету перебраться в кабинет пошире. Желательно с видом на Темзу. Лондонскую Темзу, если быть точнее.

Авалион помолчал, повернул запястье и посмотрел на кольцо с полупрозрачным камнем. Его не волновали желания человека, готового продать свою душу за вязкий комок власти.

– Почти. Осталось убедиться, что вы сдержите слово. Приют Святой Мариэллы.

– Вы получите его, уверяю. Я был удивлён, когда вы захотели заботиться о брошенных нариками детишках. Не расскажете, почему? – Карстенбрук хмыкнул, пригубил вино и принял маленькое поражение, понимая, что ничего лишнего ему не расскажут. – Рухлядь почти ваша, а я, как мы договаривались, получаю на первый раз один ящик и… опыт?

От свинского смешка Авалион склонил голову, будто то была формальность. Затем, не поднимаясь, тихо щёлкнул пальцами.

Дверь приоткрылась, и в комнату ступила женщина – фейлина. Высокая, с тонкими лодыжками, она бесшумно вошла в логово зверя. На ней был халат из бирюзовой полупрозрачной ткани и белые капроновые чулки. Под ними угадывались манящие тени, кокетливые очертания и линии, которые хотелось стереть особой грязью.

Взгляд послушный, но не испуганный. В её позе, в медленной походке, где бёдра плавно качались по сторонам, да в каждом движении тела читалась выученная роль.

Министр выпрямился в кресле; его долгий взгляд замаслился, пока кончик языка обольстительно поглаживал уголок рта. Он сделал приглашающий жест рукой.

– Прекрасно… Вы и вправду знаете, как праздновать успешные сделки. Ну, здравствуй, цветочная дива… А она точно не понесёт от меня уродца с двумя головами?

Фейлина медленно подошла к нему, расстёгивая пуговицы на своём халате и блеща кокетливой улыбкой. Карамельно-рыжие локоны свалились на ключицы и кончиками пощекотали розоватые ореолы, покрывшиеся мурашками от сквозняка.

– Не переживайте. Наши женщины не могут забеременеть от человека. Никогда.

– Роскошь… – Карстенбрук поднял руку, дотронулся до манящего плеча и задержал пальцы. Два крыла фейлины раскрылись без единой дрожи, красуясь аквамариновым отливом под тёплым светом канделябров. – Чёрт, у меня встал как у юного гвардейца на королеву в ночнушке.

Авалион уже направлялся к выходу, не глядя на них. Пытался не обращать внимания на капельки слюны, стекающие по двойному подбородку Вилли – любителя дешёвого алкоголя его дяди-предпринимателя и экзотических чресел.

Фейлина бегло зыркнула на уходящую фею, но ответного внимания не получила, так что снова повернулась к Карстенбруку, который уже хозяйничал меж её ягодиц.

Перед тем, как закрыть за собой дверь, Авалион вежливо кивнул:

– Ваше удовлетворение – наш капитал. Продукт пойдёт в массы, как и планировалось. – Ледяная улыбка на прощание заменяла ему шлейф, как от уникального парфюма. – Только не забывайте: в правильной дозировке вы получите удовольствие, а в излишней кроется неудобная правда.

Хлопок. Отдаляющиеся шаги. Знакомый свиной смех. Затем шлепки… гремящий звук бляхи от ремня, возбуждённое хрюканье и, наконец, наигранные стоны.

Представитель фей набросил на плечи местами вспушенное овечье пальто и поморщился, глядя на вечерний горизонт, прислушавшись к учащённому сердцебиению. Сильнее накрыло позже, уже в автомобиле, припаркованном на стоянке особняка министра.

Минуло полчаса, прежде чем фейлина вышла наружу, неуклюже подбирая бордовую шубу: чулки разорваны, халат смят и испачкан. От объёмной укладки остались «руины» – совершенно обычная катастрофа после касания мужчин.

– Как всё прошло? – попытался быть учтивым Авалион, но ему не ответили. Уставшая, девушка села на заднее сиденье и скрыла лицо в ладонях, пытаясь отдышаться. Авалион позвал настойчивее. – Карамилла?

– Трогай уже! – она сорвалась на крик губами, чьи очертания смазались помадой с ароматом персика. Тушь осыпалась, а тени превратились в два небрежных пятна.

Авалион махнул рукой, и водитель машины завёл мотор, настраивая маршрут к аббатству. За окном замелькали верхушки сосен, стоящих на страже спящих холмов. За одним из них показался пейзаж нетерпеливого Аллисура.

Сзади раздалось требовательное:

– Дай покурить.

– Не думаю, что…

– Живо! – Карамилла стукнула кулаком по спинке переднего сиденья, но сразу смягчилась, завидев недовольство Верховной. – Прошу… Да, спасибо!

Окольцованные пальцы приоткрыли окошко, и дым хлынул на свободу, пока та, что его создавала – всё больше и больше прирастала к цепям своей неблагородной участи.

– Благодарю, Кара.

– За что именно? За мою дырку в угоду твоему великому плану? Всегда пожалуйста, господин фейский сутенёр. Надо же…

– Нет. За твоё терпение и сдержанность. Ты же понимаешь: все жертвы оправданы великой целью. Всё на благо нашей семьи.

Карамилла смачно затянулась, вытирая салфеткой свою промежность. Несколько резких движений, и скомканная бумага упала на колени Авалиона, пока фейлина громко смеялась:

– Всегда пожалуйста! Я тут всю неделю, точнее, всю оставшуюся жизнь. Заедем купить чизбургер в «Happy Burger»?

Мужчина смахнул салфетки под ноги и устало откинул голову к стеклу, вспоминая о завтрашнем дне: встреча с членами британского конгресса под вспышки журналистов не сулила ничего приятного, только головную боль. Хорошо, что ключи от приюта заменят ему нимб над головой и избавят от последствий навязчивого прицела камер.

– Останешься на ночь? – гораздо спокойнее спросила Карамилла.

– Нет, завезу тебя домой и поеду готовиться к мероприятию.

– Точно? У наших какая-то заварушка случилась, кажется, человек приезжал и стрелял в Корнелия. То-то моя бегония подвяла…

– Имя? – в голосе Авалиона господствовала сталь, покрытая инеем.

Повернувшись к переноске, лежавшей рядом, Карамилла улыбнулась и открыла её, меняя надменный тон на ласковый:

– Моя прелесть, выходи, согрей мамочку.

Бенгальский кот блеснул морскими глазищами, точно в цвет крыльев своей хозяйки, выбираясь наружу. Пушистый изгиб коснулся щеки Карамиллы, и та начала расцеловывать своего протеже, наглаживая тёплую шейку.

– Голодный? Сейчас я куплю тебе твоих любимых сосисок на гриле, – обняв кота, фейлина сонно прикрыла глаза. – Помнишь послание от Чии? Как там звали того мерзавца с пушкой?

– Дьюэйн, – промурчал протеже, поудобнее устраиваясь на «рваных» ляжках, – он похитил одного из наших. Кого именно, не сказали. Мама Кара, какое наказание ждёт человека?

– Н-у-у… – сладко протянула девушка, видя, как автомобиль останавливался на парковке перед закусочной. – Лио?

Авалион сразу выпрямился и уставился вперёд. Лобовое стекло начало замерзать: на уголках стало матовым, и появившаяся корка льда продолжала расти. Рядом, на висках водителя выступили первые капельки тревожного пота, а под шляпой закрутилась одна и та же мысль: «Как выплачивать залог за авто, если оно примёрзнет к асфальту? Жена не простит».

– Я разберусь.

Карамилла стихла, покрепче обняв кота и шепча ему на ухо единственную истину, за которую могла поспорить или полоснуть себя лезвием по венам:

– Безусловно. Как и всегда.

Ратуша кипела, как разгорячённый чан, забитая до краёв новостями, интересом и нетерпением. Зал заседаний ещё пустовал, но коридоры вокруг уже наполнились гулом: репортёры бегали с проводами и штативами, ассистенты таскали кофе и разрешения, а охранники кричали друг другу, пытаясь сохранить внутри хоть какой-то порядок.

Снаружи было ещё хуже. Толпа стягивалась к главному входу, как прилив к берегу залива, на котором построен Аллисур. Люди приезжали из пригорода, чтобы встретить делегацию из Лондона. Многие лица отражали одно: жажду увидеть легендарную Верховную воочию. Кто-то стоял с цветами, несколько отчаявшихся – с протестными плакатами, обеспокоенные «мракобесием». Обычные зеваки просто молчали, глядя на окна, ждали, что они сейчас вспыхнут волшебным светом и распахнутся, как в старых сказках.

Газеты писали об этом событии уже неделю. Верховная Фея, Авалион, Представитель аббатства Новэлим, впервые даст обширное интервью после заседания. И именно в Аллисуре он должен был явить свою волю британскому конгрессу.

Внезапно, без объявления и как нежеланный гость, появилась вишнёвая машина. Шериф Дью вылез не торопясь, наслаждаясь самым обыкновенным днём, по крайней мере, все должны думать именно так.

Он был в новеньком плаще, не до конца понимая ценность фейской работы: крепкие швы, сокрытые от лишних глаз, но всегда наготове… Поверх чёрной одежды новый плащ смотрелся вызывающе, и прохожие непроизвольно оборачивались. Белые волосы с силой расчёсаны наверх, уложены глиной (как его учила Нэсси). Значок шерифа гордо поблёскивал на груди – с излишней уверенностью в толщине железа. Спасёт ли он от пули? А от града пуль? Но, как бы то ни было, Дьюэйн Беркли сейчас опасно красив.

– Сколько народу… Ты ведь понимаешь, что никто тебя сюда не звал? – Жюль приоткрыл окно с водительского места, хмуро осмотрев скопления жителей. – С каждым днём мне всё больше кажется, что наш отдел – просто видимость работы. Думаешь, охрана министра пустит тебя на приватный танец с мистером-ледышкой?

– Я сюда не на бал пришёл, – отозвался Дью. – Мне нужны ответы.

– И ради этого нацепил это? – Жюль кивнул на плащ. – Он кричит о том, откуда он, да, Айлори? Кричит и матерится. Прямо на тебя указывает.

Дью ничего не ответил. Его взгляд метнулся в сторону площади – к шуму, к вспышкам камер и к людям, ждущим чуда.

– Эйн… – к нему вышла Айлори. Она выглядела потерянной, словно очутилась в кошмарном сне, который нельзя остановить. Пугалась лишних звуков и кусала губу, следя за каждым движением Дью. – Просто будь осторожен, ладно? Лио на самом деле неплохой.

– И поэтому ты от него сбежала? – небрежно бросил шериф. – А теперь боишься даже на глаза ему попасться? Давай ты сядешь в уголочке и будешь ждать, а я буду выполнять свою работу.

– Я хочу помочь тебе, – не унималась Айлори.

– Обойдусь. Всё, не мешай! Ждите здесь. Ослушаться нельзя. – Он ушёл.

Даже Жюль поморщился от ненужной резкости.

– Включил козла… М-да, – ответил помощник и посмотрел на Айлори в упор. – И чего у вас произошло? Всё утро не разговаривали, точнее, он с тобой. Так странно… То он готов ваше логово перевернуть из-за тебя, а теперь брызжет пренебрежением. Не зря я купил журнал про лучшие беседы для свиданий! Дамы любят мягкость, учтивость. А ещё, когда хвалят укладку и замечают новое платье. Всего-то?.. Согласна?

– Лио же неплохой… он всегда был добрым, заботился обо мне. Я думала, что мы всегда будем лучшими друзьями. Не могу поверить, что он причастен к сокрытию Тревора и… к чему-то похуже.

– В тихом омуте… Интересно, а твой бывший не спрячет ли тело и нашего Дью? Наверняка уже в курсе, кто посягнул на аббатство. А? Откуда я знаю? В полудрёме слышал ваш разговор.

– Ему правда грозит опасность? – Айлори не торопилась садиться в машину.

– Кому именно? Дью?

Фейлина рвано кивнула, поджав губы. Встреча могла пойти не по плану: накал Дью против скрытой агрессии Лио мог породить страшные последствия для всех собравшихся. Как странно: сердце Айлори болело за одного мужчину, а всё остальное – за другого.

– Я должна помочь, – решилась Айлори. – Пусть он меня и возненавидит.

– Кто именно? Стоп! Нет, нельзя!

Но девушка уже рванулась вперёд. Жюль запутался в ремне безопасности, крича:

– Погоди! С чего ты решила, что Авалион тебя послушает?!

Перед тем как ускорить шаг, Айлори остановилась и бросила через плечо слова, которые напрочь пригвоздили Жюля к месту:

– Потому что он всё ещё мой брат.

Зал был неприлично огромен. Высокие арки подпирали богато отделанные потолки и своды, где свет терялся в рельефах чьей-то умелой руки, а звук шагов отзывался сдержанным эхом. Конгресс собрался в полном составе – политики, представители Аллисура и журналисты с правом присутствия. Круглый подиум возвышался в центре, как пьедестал для чего-то священного.

И на подиуме стояла главная вишенка на торте, изображая, что сладкая, а не сгнившая внутри – Дью уверен.

Авалион был высок, почти неестественно для своего хрупкого вида, с волосами, собранными в гладкий узел. И только две тоненькие косички болтались по бокам, как и говорила Айлори. Дью бесило, как хорошо она знала мелочи своего муженька… Шериф хмыкнул от вида раздражающего лица, которое изображает улыбку, такое идеальное, прямо на зависть всем скульпторам, оно умудрялось выражать крайнее спокойствие в суетливой обстановке. Вежливая речь, ровная осанка, отточенные манеры. Одежда Верховной – сочетание традиционного фейского белого и серебра, всё мерцала без устали, впитывая жадные взгляды со всех сторон.

Дьюэйн Беркли стоял у колонны и гипнотизировал выскочку хищным взглядом, постоянно поправляя свой плащ, как красную тряпку перед быком.

До этого он не привлёк ненужное внимание: прошёл внутрь ратуши мимо охраны с поднятым значком, не сказав ни слова. А те и наскоро пропустили, устроив внезапный досмотр бедного официанта с подносом закусок – ведь в улитку так просто спрятать взрывное устройство, не так ли?

Дью двигался подобно охотнику, уже обретшему желанный след. Не прерывал чью-то речь, не кидался в глаза и тем более не собирался с пеной у рта обвинять гостя в преступлении. Просто медленно ходил по краю зала, среди людей, иногда поднимая взор – не к подиуму, а на Авалиона. Он знал, что нужно подождать. Верховная сама придёт по его душу, ведь нельзя игнорировать врага, одетого в сорванный флаг своего оскорблённого народа.

И это случилось.

Авалион медленно оглянулся. Его взгляд скользил по залу, лениво и небрежно, как у того, кто уверен в своём превосходстве. И замер, рассматривая Дью.

Магический плащ, сшитый для него, достопочтенного Представителя, подчёркивал физические превосходства другого мужчины… человека! Зацепился и за ненавистный значок, поблёскивающий издёвкой, будто разрешал своему хозяину всё на свете.

Черты Авалиона не изменились резко – едва уловимое движение бровей, лёгкое сжатие губ. Этого было достаточно для шерифа.

– Прошу прощения, – сказал Авалион мягко, обращаясь к конгрессу, – я на мгновение откланяюсь.

Все расступились.

Дью остался стоять, не шелохнувшись.

– Шериф, полагаю?

– Дьюэйн, – кивнул тот.

– Верховная фея Авалион, Представитель аббатства Новэлим, – улыбнулся мужчина. Его голос даже звучал почти дружелюбно. – Вы не были приглашены.

– В моём мире значок открывает больше дверей, чем театральное подхалимство.

Они смотрели друг на друга, как два клинка, едва не соприкоснувшихся в немой кровожадной борьбе.

– Пройдёмся? – предложил Авалион. – Тут слишком людно для… частных разговоров.

Дью снова кивнул, ведь этого и добивался.

Восточное крыло ратуши закрыли для обеспечения безопасности. Авалион быстро разогнал охрану и взмахом пальца отворил массивные двери. Перед уединившимися предстал пустой коридор с высоким куполом, стены которого были сплошь увешаны портретами важных городских деятелей.

– Смелый жест, – произнёс Авалион, не оборачиваясь, – носить украденное.

– Плащ? – Дью посмотрел на одного забавного мужичка с торчащими усами, припоминая его проект по замене старых станков на экологичные. – Мне идёт, да? Подарок. Хотя… В плечах маловат.

– Его выкроили из шкуры, выдержанной в густом зелье, сваренном из десятка редких растений в саду Новэлима. Сильнейшая защита против базовых чар; никто даже не очарует разум, не парализует тело… А сталь превратится в крошку, если коснётся заколдованной ткани. Я опечалился, когда узнал, что его украли.

– Или забрали по праву. Зависит от того, с какой стороны смотреть.

Авалион остановился.

– Мне не нравится, когда люди берут то, что им не принадлежит.

Дью ожидаемо поспорил:

– Кто сказал, что его взял я? Бонус за спасение феи из вашей тюрьмы.

– Верни его. Плащ и фею. Пока я в хорошем расположении духа.

Усмехнувшись, шериф прислонился к стене, по-варварски засунув руки в карманы:

– Ты, видимо, меня не понял, дружок. Я спас её, нашёл в богом забытом месте, а твои сородичи хотели её превратить в кактус или… да не знаю! Не очень по-родственному, да? Но я готов сотрудничать, если расскажешь о Треворе и приюте Святой Мариэллы.

Поначалу Авалион зацепился слухом за «Треворе» и «Приюте…», рассуждая, откуда изворотливый шериф мог знать о делах фей с людьми. Но всего на миг, ведь потом мужчина застыл от слишком обыденного «её».

– Ты… Сказал… «Её»?

– Верно. Её. Фейлину из трущоб. – Дью подошёл к нему вплотную, чуть ли не соприкасаясь носами, и с неприличным глумлением спросил: – А что, дружок, кого-то потерял? – нахальная улыбка.

С каждой секундой спокойствие Авалиона превращалось в угрозу. И вот шериф уже выдыхает пар рядом с ним – воздух похолодел, и снежный туман заполз по рамкам, заволакивая портреты.

– Ты пересёк границу аббатства с оружием. Не думай, что это так легко сойдёт с твоих безобразных рук, – процедил сквозь зубы Представитель. – Думаешь, эта тряпка спасёт тебя от меня? Наивный идиот.

– Я думаю, ты давно не встречал тех, кто не склоняет голову. Отвечай на мои вопросы, фея!

И в этот момент ледяной вихрь, собравшийся за спиной Авалиона, ударил в Дью колючей снежной пылью. Заклинание было быстрым, как кинжал, но плащ Беркли вспыхнул изнутри лёгким отливом, отталкивая шерифа назад – магия отразилась: стёкла на портретах треснули, а в мраморное лицо напротив подул свежий ветер. Дью отделался ноющей болью в солнечном сплетении.

– Ты провоцируешь меня, шериф.

– Нет. Я просто делаю свою работу! Готов сотрудничать?

Авалион поднял руку и начал сотворять сложное, древнее заклинание. В голове только и мелькали картинки с расправой над обнаглевшим человечишкой. Окна задрожали, а по коридору пронёсся затяжной гул, грозящий, почти потусторонний… злой. Хвалёные знаки фей, татуировки, зашевелились на коже Авалиона и клубком разъярённых змей скрутились у его челюсти. Зрачки с перламутровой плёнкой коротко блеснули и создали живую иллюзию, магию, гораздо сильнее любых чар внушения.

Дью пытался проморгаться от образов перед собой, не иначе – миражи! Искусные, жалящие душу: звуки войны, запах крови, снега… Его вторая зима в приюте и небольшая раскопанная могилка для верного друга-щенка, которого случайно сбили ребята, когда катались на тележке с горки. Тогда мистер Фэрроу хлопал его по плечу, ободрял и заверял, что сам закончит дело, и маленький Дью верил. Пока вечером старшие приютские не спросили: «Как тебе вечерний суп, Дьюти? Благодари своего Рича».

Вторая зима в приюте запомнилась Дью очень голодной, так как приходилось выбирать: ужинать или нагревать котлы на ночь. Но тем вечером ужин вышел на славу благодаря жирному бульону с необычным привкусом.

«Благодари своего Рича».

Дью, завороженный горькими воспоминаниями, даже не признал слезу, которая выкатилась из его равнодушных глаз, и Авалион решил воспользоваться этой возможностью, уже держа ледяной нож, нацеленный прямо в грудь недруга. Острота поразит кожу, разорвёт мышцы и растает ядом в сердце Дьюэйна, пока слабак околдован особыми чарами. Прекрасное беззвучное убийство без последствий.

И тут…

– Лио! – голос Айлори пронзил пространство подобно нереальной струне, чуть ли не позабытой за три года разлуки.

Потерянная им фейлина выбила чарами противоположную дверь, держась за правый бок.

Оба мужчины дрогнули и синхронно обернулись.

– Не надо! Отпусти его, прошу!

Авалион замер, поражённый видом Айлори: его грудь сдавило давней печалью и впервые за много времени вспыхнула под шелками.

– Лори, – произнёс он одержимо. – Ты… здесь?..

Никогда прежде Дьюэйн не видел такой резкой перемены: больше никаких искусственных эмоций или мороза, подпитанного равнодушием ко всему, исчезла маска покоя и контроля, всё, осталась только… боль. Шериф вытер щёки и отпрянул, растерявшись от увиденного. Морозная фея, готовая его убить, таяла… Изнутри! Невероятно.

Заметив, как Айлори становится хуже, Дью подбежал к ней и недовольно прошептал: «Уходим, переговоры провалились».

Они успели вырваться из восточного крыла, выскочили в главный холл и дальше – к выходу.

Авалион молча шёл за ними. Надломленный и растерявший непроницаемый образ, он не реагировал на оклики позади, выходя на ступени.

Айлори.

Он увидел её снова. Невероятную, одетую в людские вещи, что ей, как ни странно, шли. Всё те же злаковые локоны, наверняка пахнущие свежей мятой, полусухие губы, длинные тонкие пальцы, сжимающие чужое плечо… С силой, с надеждой! Не его плечо.

Внутри всё затрещало от негодования, и Авалион опустил голову, разучившись моргать.

Толпа зашушукалась от резкого похолодания, но камеры всё щёлкали, а журналисты звали его, о чем-то спрашивали. Но вдруг всё стихло. Тучные облака заслонили небо. Из-под ног Авалиона побежали ледяные щупальца, которые замораживал всё: ступени, землю… Люди шарахались от него, расступались в негодовании.

Не все успели среагировать.

Лёд добрался до ботинок репортёров, до ног вышедших чиновников, а татуировки Представителя небрежным инеем расползлись по острым скулам – зрачки феи почти побелели.

Однако кого нужно Авалион не поймал – машина с Айлори успела скрыться, а ему предстояло объясниться за фейские эмоции перед испуганным народом.