Зверобой

Глава 1.

Михаил стоял в прихожей своей квартиры и, наверное, впервые в жизни не знал, что делать. Его жена Лена стояла перед ним с пылающими краской щеками и бегающими глазами. Вид её был одновременно виноватый, воинственный и немного жалкий.

– Да? А что я должна была сделать? Сказали, что ты и ходить больше не сможешь вообще… И ещё, что ты в пансионат для ветеранов поедешь жить, потому что… потому что сам себя обслуживать не сможешь! И что, я должна была всю жизнь свою положить на уход за овощем?

– Лена, да кто тебе такое сказал? – Михаил очень старался держать себя в руках и говорить спокойно, – Сама посмотри, ну какой я овощ? Нога восстановится, рука уже почти… Да и сам я…

– Миша, хватит! – Лена провела ладонью по вспотевшему лицу, – Я… поздно что-то выяснять, я уже подала на развод, и… жду ребёнка от… от другого.

– Быстро ты меня схоронила, живого, – ответил Михаил, – Вещи-то хоть пустишь забрать?

Лена молча кивнула и повела мужа в кладовку, там, в клетчатых китайских баулах были сложены все его вещи. Ну, или почти все…

– Остальное мы увезли в деревню, – сказала Лена, – Я хотела раздать, да всё некогда было туда ехать. Миш… ты не сердись… так получилось.

– Ясно, – Михаил сжимал челюсти, чтобы слова не вырвались наружу, – Ну, хоть скажи, кто он?

Лена помотала головой, мол, не скажет. И стала доставать с верхней полки большую коробку с любимым Мишиным увлечением – там лежали три фотоаппарата и всё, что к ним нужно.

– Я там… продала пару вещей, – смущённо сказала пока ещё жена, – Деньги нужны были. Я верну… куплю такие же и верну.

– Ладно. Ключи давай, – Михаил не смотрел на жену, ничего уже тут не сделаешь, всё…

Женился Михаил на Лене шесть лет назад, она была чуть старше его и имела прошлое в виде сына двух лет. Неудачные отношения с одноклассником закончились для Лены неожиданной беременностью и бегством любимого. Растить сына пришлось одной, родители помогали, конечно, но в день не по разу попрекали куском, кроме старшей дочки Лены у них были ещё две девчонки-погодки.

Так что и сама Лена, и её родители очень обрадовались появлению Михаила, всячески его привечали, и совсем скоро Миша забрал Лену с маленьким Вовкой в свою служебную квартиру. Сначала Лена не могла поверить, что теперь у неё есть не просто свой угол, а целая комната в двухкомнатной квартире, и кровать есть своя, дома они с Вовкой спали на небольшом диванчике, который стоял в проходной комнате.

Хорошо жили, не хуже других, Михаил в военной части служил по контракту, подрабатывал ещё тишком, чтоб не знал никто. Руки умелые, такие никогда не подведут. Лена продавцом работала, то тут, то там, но надолго не задерживалась нигде, а в перерывах дома сидела, отдыхала от стресса и уют наводила.

С пасынком Вовкой отношения у него хорошие сложились, мальчишка к нему тянулся, а Миша не отказывался никогда, и на рыбалку брал, и в парк водил на карусели. Ему и самому Вовка нравился – чистая душа детская, не знает зла.

Как-то выпала оказия Михаилу – одному товарищу с большими погонами баню сладил, а тот похлопотал и дали Михаилу с семьёй трёхкомнатную квартиру. Служебную, конечно, но это ничего. Ремонт Михаил сам делал, хоть Лена и ворчала, мол, можно было и нанять кого, быстрее бы дело пошло. А то сколько можно ходить да запинаться!

Миша отпуск выпросил на две недели, и успел-таки, всё доделал, устроилась семья, Миша стал с женой про ребёночка заговаривать. Вовке братика или сестричку, жилплощадь позволяет, хоть и непросто сейчас жить, да Миша уверен был – справятся.

А потом беда пришла, откуда не ждали… Отправили Мишу вместе с сослуживцами в горячую точку. Думали – ненадолго, да вот… вышло по-другому всё.

Мало их осталось, тех, кто вместе с ним уходил из небольшого военного городка под Тулой, почти все там и остались. Михаил тоже был ранен, гранату подорвал рядом с собой, кое-как укрывшись за камнем, чтобы врага остановить и дать своим отойти. По госпиталям долгое время лежал, и всё ждал, что приедет к нему Лена, как к другим жёны приезжали, но… не ехала Лена, и вестей от неё не было.

Когда Михаил собрался домой ехать, телеграмму дал, известил, больше и некого было – кроме жены и пасынка не было у него никого. Растила Мишу бабушка, мать от рака померла, когда ему семь лет было, а отец раньше ещё погиб, на машине разбился.

Остался Мише от бабушки Ефросиньи дом в сотне километров от Тулы, раньше изредка ездили они туда семьёй, как на дачу. Но Лена деревню не любила, грязно, коровы да куры ходят, скукота. Да и ехать далеко, вот бы дачу поближе к городу! Пробовали дом продать, да куда – времена такие настали, народ в деревню не спешит. Хотя в соседней-то деревеньке продавались дома, а вот Ворогуши – как заговорённые, никто не покупал, кто в город подался – дома заколоченными оставляли.

Вот от него и взял сейчас Михаил ключи, а что ещё делать? Смотреть, как сердито краснеет жена, которая уже тебя «похоронила», а раз не помер, так на развод подала…

– Мы с Вовкой тут прописаны! – с вызовом сказала Лена, отдавая Михаилу ключи от дома в Ворогушах, – У Вовки школа… и секция бокса. Мы съедем, только позже. Нас Валера в Тулу заберёт. Обожди немного, ладно? Я тебе позвоню, когда готовы будем переехать, а пока… Миш, прости… Так получилось.

Михаил молча сжал зубы. Валера, значит… А не тот ли это Валера, которой одноклассник и родной Вовкин папаша? Неужто одумался?

Только Михаилу теперь какая в том разница, разбитую чашку не склеить. Жалко, что с Вовкой не пришлось увидеться, наверное, подрос парень…

Вот вроде бы всё своё, в этой квартире Михаил своими руками каждый метр не раз перещупал, а как чужой дом, холодный, недобрый. Михаил уже обувался, когда в двери заворочался ключ, Лена охнула и побледнела, когда на пороге показался среднего роста мужичок в модном пиджаке и с барсеткой в руке. Лысеющая макушка, так хорошо видимая Михаилом с высоты его роста, была смешно прикрыта прядками волос.

– А… здрасьте, – растерянно проговорил плешивый, как его тут же мысленно нарёк Михаил, – А я… это…

– Ты и есть Валера? – спросил Михаил.

– Да, это я… Лена? – Валера вопросительно посмотрел на женщину, но та только испуганно моргала покрасневшими глазами.

– Ну что, «Лена»? Лена тут ни при чём. Пойдём, Валера, выйдем, потолкуем. Пару сумок прихвати моих, а то мне тяжелое нельзя таскать.

– Миша…, – тихо и просительно сказала Лена, в глазах её Михаил прочитал так много… и страх, и сожаление, и отчаяние, и тоска какая-то… всё ему вдруг открылось в один миг.

– Всё хорошо будет, не волнуйся, – спокойно сказал Михаил, – На вот, кстати чуть не забыл. Это Вовке передай.

Михаил положил на стул офицерский планшет и вышел за дверь, где его уже ждал вспотевший Валера с сумками в руках.

Они стояли у подъезда, поставив все пожитки Михаила на скамью у подъезда. Валера краснел, потел, глаза его бегали и дышал он часто и натужно. Михаил достал телефон и стал звонить, не спуская с Валеры строгого испытующего взгляда, от которого тот даже приплясывать начал.

«Тать он! – раздалось в друг в голове у Михаила, от этого он даже вздрогнул и едва не обронил телефон.

Наверное, последствия контузии, решил Михаил, надо лекарства принять, он про них и позабыл совсем.

– Сань, здорово! Как сам? У меня к тебе дело, – сказал Михаил в трубку, Валера от чего-то судорожно вздохнул, – Сможешь меня в деревню подбросить? УАЗик твой проедет, а то дожди были, дорогу развезло.

Его друг Саня согласился без лишних вопросов и пообещал минут через двадцать подъехать. Дружили они давно, и не один пуд соли съели вместе, потому Михаил и не сомневался, что друг поможет.

– Ну, теперь ты, – сказал Михаил и бросив окурок в урну, посмотрел на Валеру в упор, – Скажу один раз тебе. Если только я узнаю, что ты их обижаешь… Ноги тебе сломаю, и ничего мне за это не будет – я контуженный! Ясно?

– Да, конечно, вы… ты… вы не думайте…

– Отвечать! – рявкнул Михаил.

– Т… так точно! – проблеял белый как полотно Валерий.

– Вот и хорошо, – сказал Михаил и хлопнул Валерия по плечу, тот чуть присел и крякнул, – Я тебя предупредил!

Спустя некоторое время УАЗик увозил Михаила от дома, у подъезда стоял, часто дыша, пытающийся прийти в себя Валера, а в окно смотрела Лена. Она плакала, и с некоторой брезгливостью смотрела на того, кто стался топтаться у подъезда.

Глава 2.

– Что, Мишка, в деревню? – спросил Саня, хлопнув друга по плечу, – Я… слышал про Лену, но… не верил. Да и честно сказать, струсил такое тебе сообщать, пока ты в госпитале был.

– Да ладно. Не я первый, – Михаил хоть и крепился, но теперь, когда позади оставались улицы городка, внутри всё скрутило от боли и тоски.

Чтобы как-то отвлечься, Михаил стал смотреть в окно, сжимая в ладони связку ключей от бабушкиного дома. Интересно, там хоть жить-то можно ещё, времени много прошло с тех пор, когда он там был.

– Сань, давай у магазина остановимся что ли. Надо продуктов купить каких-то на первое время.

– Вот это дело! И воды надо затарить, я помню, там колодец был, так может уже того, нельзя оттуда пить.

Вскоре тележка была наполнена, что называется «с горкой», Михаил старался предусмотреть всё, что может ждать его в старом, уже несколько лет пустующем доме. А может просто не мог он сейчас рационально мыслить, в голове всё крутились Ленины слова, а перед глазами почему-то маячила плешивая голова Валеры.

– Миш, слушай, – Саня взял друга за руку, когда тот уже десять минут изучал этикетку на пачке чая, – Может, лучше пока ко мне? Отдохнёшь недельку-другую, съездим в деревню, всё там осмотрим и подготовим, а после уже поселишься там основательно.

– Надо будет генератор купить ещё, – сказал Михаил и очнулся, осознав слова друга, – Сань, ну ты чего, я ж не барышня какая, рыдать не сяду, а в походных условиях обитать – мне не привыкать.

Михаил не сказал другу, что сейчас ему больше всего хочется остаться одному. Да и напрягать друга своими проблемами не хотелось, у того своих хватало – Саша возил отца по больницам, у которого не так давно обнаружили онкологию.

– Ладно, – Саня вздохнул и бросил в тележку с покупками упаковку спичек, – Если что, позвонишь, приеду тебя спасать. Обещаешь?

– Обещаю. А ты сам приезжай, дай мне недельку на обустройство, а потом бери удочки и ко мне. Порыбачим, шашлычка нажарим, лады?

– Ты там это… не скатись только в синюю яму, дружище. У нашего брата это быстро происходит, сам грешен был, знаю.

– Ну, ты же видишь, я ничего и не беру из «огненной воды». Сам знаю, что нельзя, затянет. А вот cигaрeт нужно взять, думаю, если там и есть ларёк какой-то, или магазинчик, то вряд ли курево приличное имеется.

Загрузив припасы в УАЗик, путники тронулись дальше. Ворогуши до революции были большим селом, рядом с ним шла оживлённая проезжая дорога, торговые обозы шли по ней со столицы на юг, а теперь было проложено новое шоссе, в стороне от деревни. До шоссе от Ворогуш ехать было километров двадцать, вроде и немного, но, как и многие сёла в стране, постепенно Ворогуши начали вымирать. Люди уезжали в город, за лучшей жизнью, потому что работать в Ворогушах было негде, последним сдался колхоз, некогда миллионер, известный на весь Союз. Ну, сейчас другие времена настали, что поделаешь.

– Миш, как ты там жить собираешься вообще, – Саня сделал последнюю попытку, – Туда может уже и автобус не ходит.

– Там мотоцикл дедов у меня оставался, я его на хранение Семёнычу оставлял, может, сохранился ещё. А там… наверно «Ниву» себе куплю подержанную, давно хотел. Сань… хватит. Давай после, если вдруг что у меня там не сложится, тогда и будем думать. Не хочу сейчас…

– Ну, может ты и прав. Отдохнёшь в тишине, в себя придёшь. Пенсию назначили, будешь в город наведываться иногда, снимать. Ладно… поглядим.

УАЗик свернул на грунтовку, и вопреки ожиданиям она оказалась в довольно сносном состоянии, кое-где ямы были засыпаны щебнем, а через небольшую речушку был налажен из брёвен крепкий мосток.

– Ну, вроде как есть тут какая-никакая цивилизация, – с удивлением отметил Саня, – Видать ты прав, сюда бы, да на рыбалку… Вот обустроишься, отца привезу порыбачить, ему на пользу хорошие эмоции.

– А то! Мы тут на свежем воздухе его глядишь и на ноги поставим, – Михаил отвлёкся от своих невесёлых мыслей.

По сути, чего ему горевать? На фоне Саниных проблем – у него самого всё относительно нормально. Ну… жена другого нашла, на развод подала… Беда не беда, все ведь живы.

Заколоченный дом бабушки Ефросиньи стоял у самого леса, огороженный старым, покосившимся забором. Михаил правил забор, пока ездили сюда с Леной и Вовкой, а после уж и некому было. Окна, закрытые ставнями, создавали ощущение, словно некогда живой дом «ослеп»… Двор и сад позади дома заросли травой, дом утопал в зарослях чуть не по самые окна. А старый дровяной сарай и вовсе «лёг», и на первый взгляд казалось, что жить здесь уже невозможно.

Ржавый замок на калитке не поддавался, ключ не поворачивался в нём, так что Михаил просто его сорвал взятой из Сашиного УАЗика монтировкой. В доме нет никакого богатства, с собой Михаил тоже не привёз ничего особо ценного, так что… от кого запираться? После щеколду наладит, а пока и так сойдёт.

– Миха, мне домой пора, отец там у меня…, – виновато посмотрел на друга Саша, – Светка с ним, но мыть его надо сегодня. Ты уж прости, я не могу остаться, помочь тебе обустроиться. Сегодня четверг… в субботу приеду на весь день, помогу тебе тут. Ты позвони, что привезти нужно, я всё сделаю.

– Сань, нормально всё, ты что! Отцу передай от меня привет, скажи – скоро на рыбалку, я тут быстро всё поправлю. Приезжай, как время будет, от своих не отрывай на меня.

– Хорошо хоть связь тут есть, – Саша посмотрел в телефон, – А, вон же вышка стоит, недалеко совсем, потому и связь на всю катушку показывает. Ладно, хоть это работает. Ну, я полетел, созвонимся.

– Ты аккуратнее лети, побереги себя, – напутствовал Михаил друга и потом долго смотрел вслед пылившему до мостка УАЗику.

Открыв дом, Михаил порадовался, что руки мародёров, разорявших округи, сюда не дотянулись. А вот электричества в доме не было – провода от дома до ЛЭП были срезаны, и висевший на столбе автомат в ящичке тоже исчез.

Михаил вышел на крыльцо, зaкyрил и оглядел запущенный двор. Да… запустенье и отсутствие хозяйской руки. Но, наверное, ему сейчас это и нужно, меньше будет в голове мыслей всяких нехороших появляться. Ладно, это всё завтра, а сегодня нужно устроиться на ночёвку, сообразить ужин и как следует отдохнуть.

А выпить тянет, подумал Михаил, хотя вообще он никогда не любил спиртное, и состояние опьянения ему не нравилось. Но сейчас, так и принял бы на грудь, чтоб отпустил его тот невидимый обруч, не дающий дышать свободно.

«Сходить что ли до деда Семёныча, – подумал Михаил, – Проведать, про мотоцикл спросить, бензин-то хоть есть там или нет… Может, стопку нальёт за встречу, бабка Клава у него самогон гнала раньше».

Однако оглядев дом, Михаил эту идею оставил. Нечего тут о стопках мечтать! Взял веник, подмёл пыльный пол, поснимал с немногочисленной старенькой мебели укрывавшие её дырявые простыни, которые сам и стелил, уезжая надолго. Потом взял в сенях вёдра и пошёл к колодцу по воду, вот сперва надо узнать, не заилил ли колодец, можно ли пить оттуда, а не про самогон думать, мысленно ругал он самого себя.

Колодец оказался в порядке, тяжелая крышка, сработанная ещё дедом Михаила, закрывала его, а вот ведра на цепи не было, нужно будет приладить. По всему было видно, что колодцем всё же пользовались, старый ворот кто-то недавно чинил. Может, тот же Семёныч? Он раньше на лето ставил свои ульи, там, дальше к лесу, а широкая тропа туда как раз шла мимо колодца. Дед рукастый, хозяйственный, вот и не бросил колодец без пригляду.

Михаил ходил туда и обратно с вёдрами, не обращая внимания на усиливающуюся боль в раненой ноге, доктор сказал – надо «расхаживать», так что – всё на пользу. Наполнив водой бак в сенях, он принялся за уборку, вымыв полы, протерев везде пыль, тут Михаил отметил, что старенькие часы-ходики на стене висят чистые, ни пылинки на них нет. Надо же, как странно, бабушка любила эти часы… может, тут дует откуда-то, сквозняком пыль и сдуло.

На деревеньку уже спускались летние сумерки, когда Михаил устало зaкyрил, усевшись на ступеньку крыльца. Закат окрасил горизонт красным, августовский вечер принёс от речки прохладу. Дальше, где обосновалась большая часть деревенских домов, в окнах загорались огни. Значит, есть ещё население тут, какое-никакое.

Старая круглая дворовая печурка, которую Михаил вытащил из-под руин рухнувшего сарая, теперь стояла на расчищенном пятачке во дворе и весело стреляла угольками. В доме он решил пока не топить, печь там большая, основательная, да и ни к чему – пока ещё тепло. В старой алюминиевой кастрюльке доваривалась гречка с тушёнкой, в животе у Михаила сердито ворчало.

Хорошо, что приехал, думал он, вымывшись во дворе холодной водой из бачка, Михаил улёгся на старенькую сетчатую кровать, постелив добытую из шкафа выцветшую от времени простынь. Ничего… завтра баню проверит, может даже затопить удастся, доски от сарая всё равно надо сжечь.

Только вот нога болит, сил нет, и рука тоже, в боку саднит, отгоняя сон от усталого тела. Михаил приоткрыл глаза и увидел, что возле стоявшего у окна круглого стола сидит… бабушка Ефросинья.

– Ничего, внучек, ничего, – сказала она Михаилу, – Теперь ты дома, и всё пройдёт.

Михаил хотел было встать, но не смог – сон обнял крепко, всё тело стало вдруг лёгким, и ничего уже не болело… За печкой уютно поскрипывал сверчок, а ходики на стене стали отмерять время, словно кто-то подтянул висевшие на цепочке гирьки в виде еловых шишек.

Глава 3.

Утром Михаил проснулся бодрым и отдохнувшим, чуть ныл затылок, но это может быть от неудобного сна – подушки он не нашёл. Солнце заливало дощатый пол, и Михаил решил, что сегодня окна помоет и приберёт во дворе, надо хотя бы траву выкосить. Но сначала нужно пойти на разведку – дойти до Семёныча, разузнать, есть ли здесь магазин и вообще, чем теперь Ворогуши живут. С электричеством что-то решить, и вообще готовиться к осени, а там уже и зима не за горами.

Из клети позади дома Михаил достал инструмент, хорошо, что уцелел. Коса, пара крепких топориков и массивный колун, ящик мелкого инструмента, всё, что нужно для хозяйства имеется, не пропадёт.

Когда он шёл по тропке к дому Никифора Семёновича, прозванного в Ворогушах по-простому Семёнычем, то вспоминал вчерашний вечер… Бабушка привиделась, это точно к добру! Вроде и рука сегодня меньше болит, да и душа… немного горечь отступила, хотя при воспоминании о Лене стало тоскливо и больно в груди.

В кармане зазвонил телефон, Михаил даже вздрогнул, таким странным и неуместным показался этот перезвон в таком месте – справа до самой реки простирался луг, а слева уже тянулись чьи-то деревянные, потемневшие от времени заборы. Звонил Саша.

– Ну что, как ты там, дружище? – Сашин голос был напряжён, Михаил сразу это почувствовал, – Не надумал в город, в цивилизацию возвращаться?

– Здорово, Санёк. Да нет, нормально всё у меня. Вот, иду к Семёнычу, поговорить. А ты как?

– Отцу хуже стало, на скорой увезли, – Сашин голос дрогнул, – Ты как там, справишься? Я не знаю, когда смогу к тебе выбраться.

– Сань, за меня не беспокойся, всё нормально. И если надо – звони, я сам к тебе приеду. И это… у меня деньги есть, я не тратил выплаты, если нужно на лечение…

– Спасибо, дружище. Только тут не помогут деньги. Чудо поможет, наверное… Ладно, я поехал на работу, если что – звони.

Семёныч сидел на покосившейся скамейке у своего забора и прищурившись глядел на человека, идущего к их дому. Вроде незнакомый кто… с города что ли понаехали опять в окрест лазить? Придумали будто какая-то тут аномальная зона в лесу у них имеется, вот теперь и шастают, кто ни попадя!

– Нет у нас тут никаких планетян, и тарелок ихних не летает! Никто не прилетает и круги на полях не стрижёт! Можешь не спрашивать, всё одно я про это ничего не слыхивал, сто лет тут живу!

– Семёныч, здравствуй! Старый ты боровик, живой ещё, курилка! – усмехнувшись, сказал Михаил, подходя ближе.

– Мишка! Ты что ли? От это сюприз! А говорили ты того… на Кавказе, – Дед поднялся со скамьи и обнял высокого и крепкого сложением гостя, – Да ты никак в отпуск наведался?

– Нет, дедусь, жить сюда перебрался. Списали меня по здоровью, вот я и решил сюда, на природу, на воздух. А бабушка Клава где?

– А в чипок пошла, – махнул рукой Семёныч, – У нас тут сельпо давно уж закрыли, да Тихомиров выкупил там чего, али ещё как, открыл кооперативный отдел что ли, я не знаю. В общем, торгует всем, чего торгуется, вот бабка и пошла поглядеть, чего привёз. Да может ещё и языком зацепилась с кем, тоже дело обычное. Ну, айда в дом, поди исти хошь, с дороги-то!

– Спасибо, дедусь, да я вчера приехал, заночевал здесь, каши сварил.

– Ну, молочка попей, бабка утром надоила. Корову ещё осиливаем, да вот только стадо гонять некому – никто не хочет в пастухи идти. На этот год Васильев старый согласился, да ведь и он уж в годах, тяжело ему, а молодых помощников нет.

Семёныч усадил гостя за стол, и стал доставать угощение, рассказывая при этом все деревенские новости. Пока Михаил с аппетитом уминал тушёную с мясом картошку, вернулась из магазина дедова супружница.

Клавдия Петровна на чём свет стоит костерила «барыг и спекулянтов», которые не боятся ни Бога, ни чёрта, и втридорога дерут с людей за сахарный песок.

– Ой, Михаил! А ты что ли живой?! – бабка Клава всплеснула руками, – А болтали у нас тут всякое… Ну да и ладно, значит, долго жить будешь, раз так! Дед, а ты чего это плохо гостя потчуешь!

Немногим позже наевшийся до отвала Михаил вместе с Семёнычем расчехляли в сарае оставленный деду на хранение «ИЖ» с коляской. Мотоцикл был на ходу, дед за техникой следил, оставалось только залить бензину.

– Да трохи есть у меня, дам тебе. Опосля самому надо ехать за бензином-то, на генератор. Свет у нас часто отключают, по порыв какой, то на подстанции авария, – Семёныч достал канистру, – Всё ведь рук просит, да ремонта, а чего, кому наша деревня чичас нужна. Колхоза нет, фермер вон там в коровнике ещё чего-то телепается, да тоже поди скоро в город уберётся.

– Я съезжу завтра, привезу бензин, не тужи, – сказал Михаил деду, – И если ещё что нужно ты скажи.

– Ну, коли так, ладно. Поедешь, так я тебе канистры дам, заезжай.

Михаил поправил чехол на коляске, протёр бак и собрался было заводить мотоцикл, на крыльце показалась Клавдия Петровна с сумкой в руках:

– Мишань, на-кось вот тебе, на первое-то время. Чего на сухомятке сидеть, а тут сваришь себе. А чего дак и к нам приходи на ужин.

Дед сделал Михаилу знак обождать, сам сходил в дом и вернулся с закупоренной пробкой бутылью, в которой плескалась прозрачная, как слеза жидкость. Михаил понял, что это самогонка и усмехнулся, подмигнув деду, тот ему ответил тем же, а баба Клава сделала вид, что этого перемигивания не заметила.

– Спасибо, Клавдия Петровна, – Михаил заулыбался, вот ведь, как домой приехал, жена так не приняла его, как здесь.

Ехал Михаил осторожно, нога плохо слушалась, рука болела, в боку ныло и стреляло. Остановившись у поворота на старую дорогу, Михаил достал пачку cигaрет и стал смотреть, как качается за опушкой высокий лес.

«Вот я развалина! – сердито думал он, – Нога болит, рука немеет, ну богатырь, ни дать, ни взять! Как бы тут по запчастям не развалиться! Ладно, авось наладится, надо только гимнастику продолжить, как доктор велел».

Приехав домой, Михаил достал гостинцы и параллельно думал, что станет делать во дворе, за что взяться в первую очередь. Клавдия Петровна положила ему домашнюю жирную курицу, по банке топлёного масла и сметаны, а ещё обёрнутый коричневой бумагой шмат сала. От его запаха у Михаила слюнки потекли, не сдержался, тут же достал купленный вчера хлеб и армейским ножом тоненько нарезал благоухающее перчёно-чесночным духом сало.

Жизнь показалась ему сейчас не такой уж и плохой, а даже совсем наоборот! Глянув на дедову бутыль, он покачал головой и убрал её подальше, от соблазна. Нельзя ему сейчас, иначе можно и не вынырнуть обратно.

Убрав гостинцы, Михаил решил, пора уже браться за дело, и вышел на двор. Сперва проверил баню, затопил, на маленьком чердаке над предбанником нашёл несколько веников и коробку с пятью кусками хозяйственного мыла. Ну и отлично! А вот веников на зиму надо запасти, хоть уже и август, но хоть бы таких, это лучше, чем ничего.

Скосил траву и сложил возле забора старые доски и жерди, поправил забор, отметил, сколько нужно материалу, чтобы новый сарай поставить, и навес надо менять возле бани. В соседних Кузьминках раньше лесопилка работала, надо Семёныча спросить, работает ли ещё.

За работой день быстро летел, Михаил спохватился только часа в три – надо же поехать на заправку, купить бензин. Да и в хозяйственный магазин попасть надо – пока нет у него электричества, Михаил достал из клети старый масляный фонарь и керосину. Вот к ним надо «топливо», фонарик на батарейках у него был, пока хватит. Ну, может ещё свечей купить. Когда ещё ему электричество сделать сподобятся, неизвестно. Надо позвонить, всё про это разузнать.

Возвращаясь в Ворогуши с полной коляской покупок, Михаил не гнал мотоцикл, нога разболелась не на шутку, наверное, натрудил он её сегодня. Ехал, глядя, как закатные сумерки обнимают округу, как плывёт над речкой под мосток белёсая дымка тумана. Хорошо, что он сюда приехал. Некогда ему тосковать, только вот теперь грусть тронула душу… как там Лена? Неужели он, Михаил, хуже этого плюгавого, с барсеткой…

Встряхнув головой, Михаил отогнал тоску-печаль, некогда тут нюни распускать! Сейчас вот Семёнычу завезёт две его канистры, а после баня у него подтоплена, не до пару сегодня было, так, для проверки топил, но всё одно помыться горячей водой хотелось.

Глянув вперёд, Михаил вздрогнул и ударил по тормозам. На мостке над речушкой стояла девушка. На ней было модное короткое платье с блёстками, открытые плечи были измазаны грязью, которая запеклась и на коленях.

Михаил спрыгнул с мотоцикла и хотел было кинуться к девушке, что с ней случилось?! Может, с мостка упала как-то… Но едва он сделал пару шагов, девушка подняла руку и открыла рот. Оттуда полилась грязная вода, пачкая платье.

Вскрикнув, Михаил споткнулся о попавший под раненую ногу камень, боль от ноги пронзила всё тело, аж в глазах потемнело. А когда он очухался – на мосту никого не было, пусто…

Глава 4.

Через неделю такой жизни в Ворогушах Михаил обустроился со всем уютом, какой только смог себе наладить. Двор был расчищен, завалившийся сарай разобран, уже почти половина старого забора была убрана и свежие жерди ждали нового штакетника. Лесопилка в Кузьминках работала, и Михаил там заказал много материала – и на забор, и на новый сарай, и новые доски на просевшее крылечко. Договорился о дровах, чтоб позже привезли, когда сарай будет у него готов.

Саня обещал приехать в субботу, помочь немного, но Михаил от помощи отказался – другу сейчас не до него, его отец всё ещё в больнице лежал, хотя и стало ему немного лучше.

– Приедешь, когда у меня тут все работы закончатся, отдыхать, – говорил Михаил бодрым голосом, – Не беспокойся ты за меня. Лучше сам скажи, как вы там… может, помочь чем? Что доктора говорят?

– Да чем тут поможешь, – вздохнул Саша, – Сам знаешь. Сейчас вот получше ему, доктор сказал, в областную направят, как только возможно будет. Ну, а у тебя вроде и голос повеселел? Вот и молодец, чего горевать, где наша не пропадала!

Михаил и в самом деле за делами как-то забывал о предательстве Лены, только иногда нет-нет, да и думал… Когда-то они вместе приезжали сюда, и Вовке нравилось копаться с Михаилом в мотоцикле, а потом они ехали кататься по лесной дороге, привозили Лене букет полевых цветов. Прошлое не вернуть, как ни тоскуй по нему… так что погружался Михаил в заботы свои с головой.

С электричеством всё оказалось сложнее – пришлось ехать в город, писать заявление, прикладывая копии разных бумаг, и после этого ему велели ждать. Однако сидевший вместе с ним в очереди мужичок сказал, что ждать ему придётся долго. Тогда Михаил решил, что пришла пора немного попользоваться своими «корочками» и отправился напрямую к руководству. Там ему было обещано, что сделают работы по его заявлению в самые кратчайшие сроки.

Михаил поразмыслил и поехал покупать генератор, потому что жить без холодильника было не очень удобно. Хотя бы ненадолго включать старый «ЗиЛ», который морозил отлично, несмотря на почтенный возраст, и холод держал. Ещё у Михаила подпол был, конечно, но там прибраться надо было, известью побелить, как бабушка делала раньше.

Вечер Михаил встречал, сидя под окном на новенькой, сработанной собственными руками скамейке и смотрел, как поднимается над банной трубой дымок. Мысли медленно и спокойно текли в голове, он оглядывал двор, довольный его преображением за то время, что он здесь живёт. Хотя ещё много чего сделать надо – вон, крышу на бане перекрыть, может, уже железную положить что ли…

Михаил осматривал крышу бани и вдруг его глаз уловил что-то возле нового забора, рядом с калиткой. Повернувшись, Михаил вздрогнул… Нет, он, конечно, тут не на хуторе живёт, и люди не впервые возле его двора ходят. Пастух, бывало, вёл на низинные лужки всё сильнее редевшее деревенское стадо, или Семёныч на своём допотопном велосипеде на пасеку направлялся, или в лес кто топал с рюкзаками, из приезжих, которые там то ли «любимых» Семёнычем инопланетян искали, то ли пресловутые «места силы» – новомодное явление. Но в этот раз что-то насторожило Михаила…

У забора, облокотившись на новенькие штакетины палисада, стоял среднего роста мужчина, чуть полноватый, с жидкими русыми волосами, зализанными назад. Михаил рассматривал мужчину, а тот глядел на него хмуро, устало и ничего не говорил.

– Вы ко мне? – размышляя, что одет этот мужчина для деревни странно, спросил Михаил.

А гость и вправду был одет довольно нетипично – на нём был костюм-тройка, светлая сорочка и галстук-бабочка. Но стоило Михаилу присмотреться к этому странному незнакомцу, сердце его похолодело. Догадка вертелась в голове, но… этого просто не могло быть! Так не бывает! Но…

Пиджак был грязным, то ли в пыли, то ли в засохшей грязи, а на воротнике светлой рубашки виднелись пятна крови.

– Ты кто? Откуда явился? – голос Михаила сделался суров, он пожалел, что нечего взять сейчас в руку, чтобы в случае чего… хоть палку бы какую…

– Пшш… пжжж… пмж….., – мужчина открыл рот, из него посыпались на костюм чёрные черви.

– Да кто ты?! – заорал Михаил, вскочив на ноги и не зная, что делать.

Он видел смерть… не раз видел её там, в окопах, пробитых ценой кровавых мозолей в каменистой земле… И этот мужик был определённо не живым!

Но как же тогда? Вот стоит он, хлопает глазами, шевелит потемневшими губами, силясь что-то сказать.

– И… изыди, – пробормотал Михаил и повёл рукой, словно стараясь оградить себя… моргнул, и мужик в костюме пропал.

Может, это таблетки так действуют, думал Михаил, с опаской подходя к забору на трясущихся ногах. Ведь таблеток ему много прописали, принимает он их усердно – утром, в обед и вечером. Надо к доктору, рассказать ему всё, может быть, заменит препараты, которые вызывают такие галлюцинации…

Михаил знал, что у таких, как он, переживших многое на этой странной войне, бывают… помутнения. Чаще – на фоне чрезмерного употребления горячительного, но ведь Михаил никогда этим не грешил, почему же тогда? Да нет, это просто… просто… от общей усталости и пережитого стресса, который он так старался в себе подавить.

Кое-как собравшись с духом, он осмотрел забор и землю возле него. То место, где только что привиделся ему мужик в галстуке, было усыпано сухой грязью, похожей на пепел.

Михаил вспомнил ту девушку в нарядном платье, которая ему на мостке привиделась, почему-то ему подумалось, что эти два происшествия как-то связаны между собой.

Заперев калитку Михаил оглядел пустынную дорогу, ведущую в лес, никого не было окрест, вдали где-то тарахтел трактор, ночное покрывало уже синело над лесом, медленно обнимая затихающую деревеньку.

В ту ночь Михаил впервые запер все двери – и первую, в сенях, и вторую, в дом. Может и ставни закрыть, подумал Михаил, глядя сквозь отмытые до блеска им самим стёкла на двор. Ну, от своих собственных галлюцинаций какой смысл запираться? Михаил зажёг фонарь, и лампу на столе, потом подумал, вышел на крыльцо и повесил на крюк над крыльцом купленный недавно кемпинговый светильник на батарейках.

Нестерпимо захотелось есть, и Михаил достал из холодильника колбасу, яйца и зажёг походную газовую конфорку, которую так кстати купил на днях. Приготовив на старенькой бабушкиной сковородке яичницу, Михаил немного подумал, и достал подаренную Семёнычем бутыль. Сегодня похоже это ему будет кстати, а то руки и ноги до сих пор трясутся.

Caмoгoн был крепок, у Михаила с первой же стопки перехватило дыхание, из глаз брызнули слёзы, но зато чуть погодя ледяной страх отпустил душу. В голове немного прояснилось, и намазывая горчицей хлеб, Михаил подцепил на вилку кусок жареной колбасы и подумал – да мало ли, чего может показаться, это не повод сразу к врачу бежать. Пройдёт само! А то запишут его в списочек, потом на работу никуда не устроишься, а ведь кто знает, как дальше жизнь будет складываться!

Нужно взять себя в руки, выспаться и как следует отдохнуть, ведь все неотложные дела переделаны! Завтра он съездит в Кузьминки, там аптечный пункт ещё работает, купит себе успокоительное, или, может, снотворное, поваляется пару дней без дела в кровати, протопит как следует баню и отпарится наконец. И всё встанет на свои места!

Умывшись, Михаил снова выглянул в окно, освещённое фонарём крыльцо было пусто, и у калитки никого не было, в приоткрытую створку лёгкий ветерок приносил издали ленивый лай чьей-то собаки. Тоже надо пса себе завести, подумал Михаил, всегда мечтал.

Взяв с полки книгу, он нашёл их целую коробку на чердаке – некоторые он помнил, это бабушка ему покупала. Сейчас попалась на глаза Агата Кристи, сойдёт, решил он, и завалился в кровать.

Сон сморил его на пятой главе, он уронил книгу себе на грудь и глубоко задышал.

Проснулся Михаил от того, что его будто толкнул кто. В доме было тихо, только ходики мерно отстукивали время, и за печкою потрескивал сверчок. Однако поглядев в дверной проём, ведущий из маленькой комнаты в большую, Михаил увидел, что у стола кто-то сидит. Силуэт был хорошо виден в свете яркой луны, падающем через окно… человек покачивал ногою и легонько постукивал пальцами по столешнице.

Глава 5.

– Кто здесь? – Михаил старался говорить спокойно, хотя сердце его стучало так сильно, что ему казалось, будто этот стук раздаётся на весь дом.

Он же запер дверь…Или нет? Да как не запер, если так перепугался, увидев мужика в пиджаке, возле забора! Всё он запер… а если с заднего крылечка кто-то вошёл? Может он забыл запереть дверь в клеть, а оттуда в дом тоже можно попасть… Все эти мысли пронеслись в Мишиной голове быстрее молнии, и последней появилась одна единственная, яркая и чёткая – он свихнулся окончательно, теперь ему нужно ехать в город и сдаваться в дурку! Он вскочил и лихорадочно натянул трико.

– Милый, не нужно никуда ехать, – прозвучал в тишине спокойный женский голос, – Ну, зажги лампу что ли, если тебе так страшно. Да не бойся, не съест тебя никто.

Женское, хорошо поставленное контральто звучало в тишине успокаивающе и дружелюбно, но руки у Михаила всё равно ходили ходуном, когда он пытался зажечь стоявшую на табурете керосинку. Потом подумал про фонарик, но огонёк под стеклом уже заиграл, запрыгал, разгорелся ярче и осветил комнату.

Михаил взял лампу и храбро, на трясущихся ногах, шагнул в большую комнату. У круглого стола, стоявшего возле окна, сидела пожилая дама. Хотя, назвать её старушкой язык бы не повернулся!

Одета дама была очень специфично – серое платье с корсетом, который держал её изящно и прямо, прибранные в валик на затылке седые волосы венчала шляпка с коротенькой вуалью, прикрывающей даме одну бровь. В руке, облачённой в перчатку, она держала тонкую и очень длинную курительную трубку, из которой тоненькой струйкой то и дело вился лёгкий дымок. Михаил, ожидающий почуять знакомый запах табака, даже не смотря на свой страх удивился – в комнате пахло миндалём, спелой смородиной или какими-то другими ягодами, он не понял.

– Вы… вы… вы… кто? – чуть потряхивая керосинкой, которую он держал перед собой, словно пытаясь защититься, спросил Михаил.

– Миша, солнышко, успокойся, – сказала дама и пустила вверх струйку дыма, – Ты лампу лучше поставь куда-нибудь, ненароком уронишь. А нам здесь пожар вовсе ни к чему.

Михаил послушно поставил лампу на невысокую этажерку и замялся… что-то в этой даме казалось ему знакомым, хотя он не мог вспомнить, где он мог её видеть. Судя по наряду, она была какой-то… актрисой, наверно?

– Немного не угадал, – улыбнувшись, сказала дама, она явно слышала его мысли, – Я певица. Да ты присядь, свет мой, я вовсе не желаю, чтобы из-за моего визита у тебя удар приключился.

Михаил послушно сел на стоявший возле двери в маленькую комнату стул, он всё ждал, когда эта галлюцинация закончится, и тогда он соберёт сумку, закроет дом и первым же рейсом пригородного автобуса отправится сдаваться в сумасшедший дом.

– Дорогой, успокойся, ты не сходишь с ума, отнюдь. После того, как ты вернулся домой, твой мозг постепенно возвращается к состоянию, которое так необходимо тебе сейчас. Что ж, если так, я представлюсь, меня зовут Аделаида Витольдовна, но ты можешь звать меня просто Аделаидой. И тебе я прихожусь… прабабушкой. Ах, как это страшно звучит, друг мой! – дама помахала трубкой, – Хотя, я весьма рада, что мой правнук оказался таким видным мужчиной! Что ж…

– Вы… вы мёртвая, что ли? – промямлил Михаил и тут же смутился, от его слов дама расстроенно нахмурилась, – Извините…

– Да… будет немного труднее, чем я ожидала, – Аделаида постучала по столу обтянутыми перчаткой тонкими пальцами, – Давай мы этот вопрос проясним позже. Если, конечно, он не перестанет тебя интересовать.

– Так… значит это я умер?

– Боже мой, да нет конечно! – Аделаида начала немного сердиться, – Если ты успокоишься и немного помолчишь, я скажу всё, что нужно тебе знать именно сейчас.

Михаил глубоко вздохнул и попытался унять дрожь в ногах и руках, нестерпимо захотелось пить, на что Аделаида повела рукой, как бы приглашая Михаила пройти в кухню, а сама стала раскуривать свою трубку.

Расплескав на себя половину небольшого ковшика, Михаил напился воды из ведра, потом сильно потёр лицо руками в надежде, что он спит и сейчас проснётся. Но загоревшееся под шершавыми ладонями лицо дало понять, что ничего он не спит!

Вернувшись в комнату, Михаил сел на старенький диван у стены, подальше от Аделаиды… потом спохватился:

– Я… простите, может быть вы тоже хотите воды? Или там… чай?

– О, это очень мило, но… не сегодня, – ответила Аделаида с улыбкой, – Что ж, начнём? Я рада, что к тебе послали именно меня, хотя было и другое мнение в этом вопросе, но решающий голос твоей бабушки дал нам этот шанс познакомиться. Помолчи пока, прошу, – Аделаида подняла руку увидев, что Михаил хочет что-то сказать, – Все вопросы немного позже. Так вот, меня послали рассказать тебе о нашем семейном даре, хотя некоторые считают его проклятьем. Очень жаль, дорогой мой, что тебе не довелось провести своё детство в окружении семьи, ведь в этом случае тебе всё рассказали бы, научили, когда пришло время. Так что теперь я буду твоим учителем.

Михаил, сидевший на стуле так же прямо, как его собеседница, словно и на нём тоже был надет корсет, снова с силой потёр лицо, силясь проснуться.

– Ты не спишь! – на этот раз Аделаида говорила строго, видимо, непонимание Михаила стало её раздражать, – Соберись. К тому же сегодня у нас просто знакомство, ничего особенного делать тебе не придётся.

– Я… не могу понять, это… как это может быть, такое? – голос Михаила прозвучал как-то жалобно.

– Мишенька, золотце, успокойся, – смягчилась Аделаида, – Ты особенный человек, только и всего. Ну скажи мне, разве ты никогда не замечал за собой ничего странного?

Михаил задумался. Сейчас, когда он немного успокоился, и страх от неожиданного появления в его доме покойной прабабушки, служившей когда-то в столичном театре оперной примой, выветрился, он начал вспоминать…

Там, в казарме, и позже, в низеньких, похожих на катакомбы блиндажах он всегда знал, кто из сослуживцев сегодня окончит свой земной путь. Сначала принимал это за случайность, но потом понял – это закономерность. Как это получалось – он не понимал, но каждый раз знал, кто из группы разведки не вернётся обратно. Когда понял – испугался. Потом начал пытаться спасти таких, но вышло у него это всего лишь три раза. Остальные попытки проваливались, и даже оставаясь в относительной безопасности, люди умудрялись умирать. То шальная пуля, то миномётный обстрел, то ещё что, но исход всегда был один. Те три раза он запомнил… один из таких – это был его друг Саня.

– Три человеческих жизни, не так уж и мало, – тихо ответила Аделаида.

– Вы можете этого не делать?! – раздражённо сказал Михаил, – Мне не нравится, когда кто-то лазит в моей голове!

– Конечно, дорогой, тебе стоило только сказать мне об этом, – деликатно ответила та, – Больше не буду, прости.

– Ладно, – Михаил всегда умел быстро брать себя в руки, только в этот раз ему понадобилось немного больше времени, всё же случай… неоднозначный, – Так чему вы должны научить меня, дражайшая Аделаида Витольдовна?

– Милый, просто – Аделаида. Вот и молодец, собрался и заговорил о деле. Кровь, что сказать! Что ж… Не то, чтобы я могла тебя учить… скорее, моя задача в том, чтобы помочь тебе понять, что ты можешь. Открыть твой дар, так сказать.

– Да какой дар, нет у меня ничего, – махнул рукой Михаил и сам себе удивился, потому что появление дамы в платье с корсетом в его доме уже не казалось ему странным.

– Скажи, в последнее время с тобой ничего странного не случалось? – спросила Аделаида и снова пустила вверх струйку миндального дыма.

– Ну… сегодня мне привиделся мужик в костюме, он стоял у забора и молча на меня смотрел. А когда пытался что-то сказать… Короче, по-моему, он был… ненастоящий, или мёртвый. А до этого мне ещё девушка показалась, на мосту.

– Ну, вот и твоё первое испытание, – кивнула Аделаида своей шляпкой, – Они не просто так тебе привиделись, они помощи просят. И вот когда ты его пройдёшь, мы и поймём, что за дар тебе достался. Кроме того, что нам уже известно.

– А… что нам известно? – растерянно спросил Михаил.

– Ну как же? Ты можешь видеть мертвых, и умеешь предвидеть смерть. А ещё можешь исправить, если человек принял на себя чужую стезю, ты можешь править его Путь, исправляя искривления и возвращая на Настоящий. Не так уж мало, друг мой! А теперь иди спать, нужно набраться сил. И кстати, немедленно оставь эту дурную привычку – курить!

Что-то щёлкнуло в воздухе, наподобие электрического разряда, Аделаида исчезла, едва только Михаил открыл рот заявить ей, что сама-то она курит!

Он встал, снова потёр лицо, потом пошёл в кухню и умылся. Что это было?.. Не может быть, вот просто этого всего не может, это помутнение, от лекарств, от пережитого стресса, от тоски по Лене и Вовке, от переживаний за Сашиного отца…

Махнув рукой, Михаил решил, в любом случае утро вечера мудренее, и рухнул в кровать. Поворочавшись немного, он подумал, что сдаться в дурку он и утром успеет, и тут же заснул.

Глава 6.

Открыв глаза, Михаил потряс головой. Она не болела, и даже обычно ноющий по утрам затылок не беспокоил его. Повернув голову, Михаил посмотрел через растворенную дверь в большую комнату. В льющемся через отмытые окна солнечном свете плясали пылинки, круглый стол на своём обычном месте, стулья…

Приснится же такое, подумал он и помотал головой. Нужно поехать к врачу… но сегодня обещали привезти доски, нужно крышу на сарае делать, пока дожди не начались. Может, позже, не хотелось ему сейчас нова этих больничных запахов, пустой безвкусной еды…

Михаил поднялся, вот сейчас он умоется, наведёт себе большую кружку крепкого кофе, а потом… С такими мыслями он вошёл в большую комнату и почуял едва уловимый запах миндаля. Он остановился, глядя на пустой стул, где сидела дама в шляпке…

Не сон это был, и не галлюцинация, пришло чёткое понимание, да он всегда это знал, только… не верил, не позволял себе верить. Ну что ж, если даже он свихнулся, пусть. Он живёт здесь один, в доме у околицы, никому не мешает, вот и будет сходить с ума дальше, а там видно будет.

Скоро приедет Саня, вот у него и можно спросить, как он оценивает психическое состояние друга, уж Саня врать не станет, скажет прямо, если что-то не в порядке.

Позавтракав бутербродами и кофе, Михаил занялся хозяйством, дел полно и некогда дурить. Ближе к обеду приехали парни с Кузьминской лесопилки, Михаил договорился с ними, что те подшабашат у него, поставив новый сарай.

Во дворе стало людно, застучали молотки, работа сопровождалась смехом, разговорами с матерками, и на время Михаил позабыл и про Аделаиду, и про мужика в костюме. Он подавал гвозди, пилил доски, садился иногда отдыхать, когда раненая рука уже отказывалась его слушаться.

– Ну вот, сегодня уже и закончим, – сказал Михаилу старший этой компании, Сергей, – А ты говорил, неделя! Да мы за неделю пять сараев тебе тут поставили бы. Что, нравится?

– Да, вы молодцы, – Михаил и в самом деле был доволен новой постройкой, – Отлично получилось, можно и дрова везти!

Особенно ему нравилась собственная идея сделать на дровяном сарае этакий чердачок, чтоб там веники хранить можно было, берёзовые. Кстати, за ними надо будет съездить завтра. А что, нарежет веток берёзовых над оврагом, погрузит в коляску, а уж после во дворе спокойно навяжет веников.

Рассчитавшись с работниками и договорившись, чтоб в пятницу они же привезли ему машину дров, Михаил стал прилаживать на дверь нового сарая проушины для замка, а сам всё думал…

Солнце уже висело над самым лесом, вечерело, и вот интересно… придёт ли сегодня Аделаида? Странно, но после её визита Михаил чувствовал себя гораздо лучше, чем во все эти дни, проведённые в деревне. Старые раны меньше его беспокоили, он даже обезболивающее не пил сегодня, хотя весь день провёл на ногах.

Михаил подмёл стружку и опилки во дворе, проверил печку в бане, которую решил подтопить, чтобы помыться перед сном. И почему-то всё время поглядывал на забор, туда, где вчера стоял тот мужик, в костюме-тройке, но сегодня там никого не было… и хорошо, конечно. Только всё же любопытно было, что бы это всё значило.

Взгляд его привлекала небольшая фигурка, появившаяся на тропинке, ведущей из леса. Это был ребёнок, он быстро приближался, по всей видимости бежал. Михаил облокотился на штакетник и стал смотреть, больше от любопытства. Но чем ближе подходил вышедший из леса человек, тем больше Михаил понимал – это не ребёнок…

По тропинке от леса к колодцу напротив Михаилова дома подходил невысокий коренастый человечек, с бородой и кустистыми рыжеватыми бровями.

«Карлик что ли, – подумал Михаил и отвёл взгляд, неудобно стало, что он так разглядывает человека с физическим недостатком, – Чего он в лесу-то делал? Надо Семёныча спросить, что за карлик у нас в деревне живёт, раньше вроде не было таких никого…»

– Не ходи на овраг, – буркнуло снизу, Михаил глянул за забор, там стоял он, потирая рукой бороду, – Я говорю, на овраг пока не ходи.

– Ч… что? Почему не ходить? – оторопело спросил Михаил в изумлении глядя на карлика, – А ты…кто?

– Ты – Зверобой? – сердито засопел карлик.

– Кто? Я… нет, никакой я…

– Ты Кудеяров?! – карлик начал багроветь от злости и щипать себя за бороду, – Ты Ефросиньи внук и живёшь в этом доме?!

– Я… да, это я, но я не…

– Значит, ты – Зверобой. И я тебе говорю- не ходи пока на овраг!

– На двор его не пускай, – послышалось от крыльца знакомое контральто, – А то не отвяжешься от них потом.

Михаил обернулся. Аделаида стояла на крыльце облокотившись на перила со своей трубкой в руке, и не глядя на стоявших у палисада выпустила вверх дым.

– А ты… вы… и днём что ли можете приходить? – Михаил уже и не знал, чему больше удивляться.

– Могу и днём, – Аделаида помахала рукой и улыбнулась.

Сегодня на ней было синее платье с белым кружевным воротником, а на голове шляпка с синими и голубыми пёрышками, скреплёнными белым камнем.

– Не наговаривай на нас! – рявкнул карлик, сердито глядя на Аделаиду, – Болтаешь только, брякотуха! А ты, – тут карлик ткнул в Михаила толстым, как сарделька, пальцем, – На овраг не ходи! А не то худо будет!

Круто развернувшись на месте, карлик порысил обратно к лесу, в который опускалось закатное солнце, возводя в небо красный столб.

– К…кто это был? – спросил Михаил, хотя уже понимал, что не удивится любому ответу Аделаиды, – Карлик какой-то… Чего он, в лесу что ли живёт? И как он узнал, что я на овраг собираюсь ехать, веники резать?

– Вопросы, вопросы, – распевно проговорила Аделаида, и повела рукой в синей перчатке, – Ты в баню собирался, так ступай. А после станем пить чай, тогда и поговорим.

Михаил торопливо тёр себя мочалкой и размышлял. Не похоже было, что он свихнулся. Или похоже? Может, к Семёнычу сходить, поговорить… И расспросить невзначай про карликов, может и в самом деле приехали сюда жить, дом какой-нибудь пустующий заняли. Ну вот как цыгане, приезжают же откуда-то, живут, покоя от них потом нет никому. А тут может вот, карлики…

И с Аделаидой ничего не понятно, она же ему даже не прабабкой приходится, строго говоря. Михаил помнил бабушкины рассказы про своего мужа, Мишиного деда, вот у него и была родная сестра, которая обладала уникальным голосом, и служила в столичном театре.

То есть живой она ну никак не может быть! А значит, она призрак! Но, тогда как же она является к нему среди бела дня, нарядная, да ещё и заявляет – давай пить чай, Миша!

Как это понимать? Кто такой Зверобой? Что это, если не сумасшествие?! И Михаил, как военный человек, знакомый с дисциплиной, просто обязан поехать в больницу, дабы в безумии не утвердиться и не нанести тем самым вред гражданскому населению! Но… сейчас Михаилу уже не хотелось никуда ехать, ему было любопытно, что же будет дальше!

Нужно Сане позвонить и предупредить его, всё ему рассказать, и вот если друг увидит в Мише признаки сумасшествия, тогда пусть крутит ему ручки и везёт по известному адресу, без всяких разговоров. А пока… Интересно, а конфеты с чаем Аделаида тоже есть может?

Аделаида сидела у стола, изящно сложив обтянутые синими атласными перчатками руки и смотрела в окно. В комнате пахло миндалём и немножко цветами, Михаил неловко помялся возле двери, а потом пошёл в кухню готовить чай.

Немногим позже он накрыл стол к чаю, уж как умел, было немного неловко за разномастные чашки, и отколотый кусочек на крышке сахарницы – когда-то они с Леной увозили сюда посуду из дома, которая там уже не к месту была, а тут, вроде как на даче, ещё сойдёт.

А теперь напротив него сидела дама, которой более пристало держать в руке чашечку какого-нибудь тонкого фарфора…

– А ты молодец, – сказала Аделаида, – Держишься, не истеришь.

– Ну… бывало и хуже, – смутился Михаил.

В смущении он глянул в окно и увидел, что возле забора опять стоит мужик в костюме-тройке, тот самый.

– Да, снова пришёл, – кивнула Аделаида, проследив его взгляд, и перья на шляпке дрогнули, – Ему помощь твоя нужна. Что, будем помогать, или в дурку поедешь?

– Да как я ему помогу? Он же… он…

– Ну да, мёртвый. Я научу, как помочь. Нам с тобой теперь много чему научиться требуется. Твоего решения жду.

– Ладно, – кивнул Михаил, – Всё равно так жить невозможно, когда у тебя под забором мертвяк ошивается.

– Ну, тогда после чаепития пойдём и поговорим с тем, кто просит помощи Зверобоя! – удовлетворённо произнесла Аделаида и изящным движением поднесла чашку ко рту.

Глава 7.

На улице уже стемнело, чай был допит, Михаил убрал со стола и с интересом поглядывал на Аделаиду, которая сидела у окна, покачивая своей трубкой. Сегодня дым от неё пах вишней, его струйки выносило сквозняком за окно, Михаилу тоже захотелось курить, но он вспомнил, как смотрела на него Аделаида, когда он свои закуривал… Нет уж, подождёт, пока он отправится восвояси, и уж потом…

– Ну что? Ты готов? – спросила дама и встала.

Висевший над крыльцом тусклый фонарь давал немного света, на весь двор не хватало, огонёк его подрагивал на ветру, и от этого в вечернем сумраке плясали причудливые тени. У забора никого не было, когда они подошли, глаза Михаила привыкли к темноте и он различил тёмную кромку леса, там, в кустарнике, блуждали сейчас тусклые разноцветные огоньки.

– Никого нет, – с нескрываемым облегчением проговорил Михаил, – Вот и отлично! Может, нам сперва теорию изучить, записать, что нужно, а уж потом к практике… А то натворю дел, на смех меня поднимите.

– Дорогой, не бойся, мы все когда-то были такими, как ты, – немного напевно произнесла Аделаида, – Учиться лучше сразу на практике.

Она обернулась, выглянула за штакетины, чуть перегнувшись и стала искать кого-то глазами. И видимо нашла, потому что подняла руку и красивым жестом поманила:

– Подите сюда, любезнейший, не бойтесь.

Откуда-то и сумрака, сгустившегося в тени старого дуба за колодцем, отлепился кусок тени и стал приближаться, в нём вырисовывались очертания мужской фигуры.

– Что у вас стряслось, поведайте нам, – Аделаида приятно улыбнулась, но Михаил увидел, что её лицо стало строгим, она внимательно следила за тем, кто приближался к ним по ту сторону забора.

– Кххх, кххх, – мужик в костюме, остановившийся в метре от забора и принявший почтительную позу, чуть склонив голову, захрипел, явно пытаясь что-то сказать, но выходило у него плохо, земля сыпалась изо рта, много земли, Михаил думал, как она там у него поместилась.

Страха в его душе не было, да и противно не было, скорее жалость проснулась в Мишином сердце. Чуть тронули сознание воспоминания о том, как много видел он смерти, что даже успел привыкнуть к ней. Там, где он был, люди умирали часто и много… и всех их он помнил, лицо каждого словно отпечаталось на сетчатке глаз.

– Он не сможет вам ничего сказать, – раздался из-за мужика в костюме робкий женский голос.

Из-за его плеча испуганно выглянула девушка в платье с блёстками, та самая, которую Михаил видел в тот раз на мосту.

– Милая, не бойтесь, – сказала Аделаида, – Мы не обидим вас. Подите сюда и расскажите, что с вами случилось. Как вас зовут?

Мужик взял девушку за руку и кивнул, при этом голова его как-то нелепо мотнулась, как у куклы… словно шея у него была сломана и череп не держатся на ней.

– Меня зовут Алла, а его – Геннадий. Они привезли нас к реке и стали звонить, чтобы им денег привезли, иначе грозили убить нас. Гена… он бизнесмен… был… У него несколько фирм, недвижимости много, дом большой вот недавно в райцентре построил, и мы туда с ним переехали. А я…

Алла замолчала, провела рукой по платью, с него стала сочиться вода. Геннадий стоял рядом с ней и смотрел в упор на Михаила, так, что ему даже не по себе стало от этого взгляда.

– Я была его любовницей, – продолжила Алла, – Но мы… мы хотели пожениться, он подал на развод.

Внутри Аллы забулькало, Михаил понял, она собирается заплакать, Геннадий тронул её за плечо и устало помотал головой, стукнувшись ухом о собственное плечо.

– И что, деньги не отдали за вас? – спросил Михаил, – У кого они деньги требовали?

– Отдали деньги. Жене его звонили, требовали, чтоб она привезла, – сказала Алла, – Когда деньги привезли какие-то люди, Гену посадили в машину и увезли, а меня утопили в речке. Привязали к ногам какую-то железку, руки тоже связали, – тут она показала черные следы на руках и обрывки верёвки, – И всё.

Она замолчала, глядя на Геннадия, из глаз её текла вода, широко, ручьём, как не могут бежать обычные слёзы.

– А потом… я не знаю, как, я вышла из воды и увидела, что ты едешь по дороге, – Алла указала на Михаила, – Поняла, что мне нужно к тебе подойти, и в тот вечер пришёл Геннадий ко мне. Его убили чуть дальше, переехали машиной и бросили в камыше, там в сухой балке. Закопали в землю, когда он ещё дышал…

– Кххх…ххх, нам… нужен… Зверобой, – с трудом прохрипел Геннадий.

– Иначе нам никак, – согласно кивнула Алла, – Так и будем тут шататься.

– Идите, – сказала Аделаида, – Мы всё сделаем, но только… сами знаете, если начнёте здесь по округе шататься и людей пугать… а то ещё чего похуже вытворять – помогать вам никто не станет.

Алла кивнула головой, Геннадий попытался чего-то сказать, но не смог, только рукой махнул, и вскоре два тёмных силуэта растаяли в ночном сумраке.

– Понял? – спросила Аделаида, многозначительно посмотрев на Михаила.

– Нет, – честно признался тот и расстроился от того, как вытянулось лицо его учительницы.

– Идём в дом, – нахмурилась Аделаида, – Ну как же не понял? Их что-то держит здесь, не отпускает, они умерли, но не могут уйти. Что-то… или кто-то привязал их здесь. И если им сейчас не помочь, то пройдёт совсем немного времени, ничего уже нельзя будет сделать. Алла станет заманивать в реку неосторожных купальщиков, утягивать их под воду, а Геннадий… даже не знаю, во что может перерасти его обида…

– Ну и как им помочь? Я-то что могу сделать? Найти их тела и похоронить? Или может, ритуал какой-то провести?

Михаил почувствовал, что устал, внутри всё стало мрачным, вспомнились и свои обиды… Какая тут помощь ходячим трупам, когда сам он… не может ещё в себя прийти! Так и видится ему Лена в объятиях этого сморчка-Валеры! Нога разболелась, в боку тоже заныли мышцы, в пальцах раненой руки пульсировала боль.

– Но ведь все живы, – мягко тронув его за руку проговорила Аделаида, – И Лена жива, и сынок её тоже. Скоро переедут в Тулу, освободят твою квартиру, и ты сможешь там жить, если захочешь. А здесь… Алле и Гене нужна твоя помощь. Их нужно освободить.

– Да что ты понимаешь! – сорвался Михаил и отдёрнул руку, – А мне кто поможет?! Мне?! Меня кто освободит!

Он одним движением сгрёб со стола оставшуюся после чаепития вазочку с конфетами, смахнул её на пол, и она разлетелась осколками. Яркими брызгами по полу рассыпались конфеты в цветных обёртках….

Михаил встал, шумно отодвинув стул, и ушёл в комнату. Упав на кровать, он зарылся лицом в подушку, и закрыл уши руками. Ничего он не хочет, и не может никому помочь! И вообще, всего этого просто не бывает, и это всё ему привиделось.

И эта утопленница со своим кавалером, и карлик, велевший ему не ходить на овраг, и даже сама Аделаида… всё это не настоящее, это галлюцинация и последствия контузии, или от таблеток побочку дало!

Михаил натянул на себя старенькое шерстяное одеяло и укрылся с головой. Пусть все оставят его в покое, пусть уходят и не возвращаются сюда никогда, пусть дадут ему поспать!

Михаил хотел было подняться, достать бутыль, подаренную Семёнычем, и намахнуть целый стакан! А лучше два! И тогда он проспит до утра, без снов, без мыслей в голове и терзающих его воспоминаний. Хотел встать, но не успел – так и заснул с одной ногой, опущенной с кровати на пол.

– Ты просто устал, дорогой, – тихо сказала Аделаида, которая стояла в изножье старенькой кровати, – Первая встреча всегда самая сложная. И раны отнимают силы, это несомненно…

Она прошла по комнате, подол её синего платья легко шуршал по деревянным половицам. Посмотрев на часы, Аделаида постучала по ладони своей трубкой и сказала:

– Нам нужна помощь, я не хочу терзать его ещё сильнее! Проведите его!

В одно мгновение исчезла и она, только синяя, едва приметная дымка рассеялась в проникающем через растворенное окно свете восходящей над Ворогушами луны.

Глава 8.

Утром Михаил проснулся в твёрдой решимости поехать в райцентр, к доктору. Хоть и назначен у него был приём в госпитале, только в следующем месяце, ничего, попросится на приём сегодня. Дедов самогон – не выход, мало того, что быстро закончится, так ещё и легче от него не станет, только хуже будет.

Утром, когда солнечный свет заливал и двор, и широкий луг, раскинувшийся за забором, и тот дуб… всё произошедшее накануне казалось сном. Не может этого быть, вот и всё! Михаил доставал из шкафа водолазку и лёгкую куртку, купленную им ещё в Москве, как «парадно-выходную», джинсы, кроссовки. До райцентра поедет на мотоцикле, не хочется в автобусе трястись, да до него ещё дойти надо – на тот единственный утренний рейс в Ворогуши и обратно он уже опоздал, а до шоссе – не с его ногой по лесным тропам бегать!

Михаил постоял посреди кухни, прикидывая, что нужно купить из продуктов, и для хозяйства, потом прикрыл окна – на горизонте закудрявились облака, возможно дождь будет. Подумав, он достал старую плащ-палатку и бросил её в люльку, если начнётся дождь – на мотоцикле не очень комфортно будет ехать.

Сложил документы во внутренний карман ветровки, Михаил запер дом и вывел мотоцикл за ворота. Обернулся посмотреть, может быть и не вернётся уже сюда… вдруг доктор скажет – всё… с головой бардак, оставайся-ка ты, друг Михаил, в стационаре.

Аделаида не появлялась сегодня, никто не вышел его проводить… да и есть ли она, Аделаида эта самая, призрак прабабки, или галлюцинация.

Михаил перестал думать про это, вернув себя к вопросам насущным, так сказать. Нужно много чего купить, шлем новый надо, этот воняет плесенью и весь покоцанный, как будто им орехи кололи, аккумулятор на мотоцикл тоже, наверное, придётся новый покупать, этот на ладан дышит.

Когда он стал думать про обычные вещи, стало легче, может всё наладится у него. От стресса чего только не бывает, да ещё и ранения, тоже дают о себе знать.

Михаил рулил по грунтовке в сторону шоссе, ветерок обдувал его лицо, шлем он пока не стал надевать и рассматривал плывущий мимо луг над рекой, и кромку леса по другой стороне дороги. Впереди показался мосток, внутри заворочалось какое-то беспокойство, холодное, неприятное чувство тронуло душу…

Остановив мотоцикл перед мостком, Михаил достал из кармана обезболивающее. А ведь думал и сегодня обойтись без него, перед этим несколько дней боль не так сильно мучила, а тут… Внезапная тьма накрыла его с головой. Показалось, что он оказался под толщей воды, холодной, колючей, дышать было невозможно, тоннами воды его просто прижало к илистому дну, ни рукой, ни ногой пошевелить было невозможно. Ил затягивал, словно болотная топь втягивал в себя тело, чернота погружала его, довольно чавкая. Михаил пытался дёрнуться, изо всех сил, разрывая грудь от беззвучного крика, но путы на ногах, к которым было привязано что-то тяжёлое, не дали ему даже приподняться.

Захлебнувшись своим криком, Михаил будто «вынырнул» из своего видения на солнечный свет. Он сидел на земле, прислонившись спиной к заглохшему мотоциклу, вокруг рассыпались таблетки, пузырёк от них валялся рядом.

Вот это… да… Михаил вытер рукой вспотевшее лицо и подобрал пузырёк, там ещё оставалось несколько таблеток, но Михаил сложил их обратно в карман. Мало ли, может будут нужнее, сейчас ещё можно потерпеть.

В зарослях камыша, недалеко от мостка послышались голоса, и вскоре оттуда выскочили трое мальчишек. Увидев Михаила, они остановились, но потом пошли прямо к нему. На плечах были удочки, сачок, видимо, рыбачили, но улова не было видно.

– Дяденька! Дяденька! – испуганно оглядываясь затараторили мальчишки, – Там… это… Поёт кто-то!

– Да? Ну хорошо, что такого, кто-то отдыхает, поёт, – ответил Михаил, – Что, не клевало сегодня?

– Да уж давно не клюёт, – проворчал один из рыбаков, – Бабушка говорит, нечисть в речке завелась, потому рыба ушла. А сейчас… пел там кто-то!

– Что в этом такого, может тоже рыбачит кто.

– Да вы не понимаете, там прямо в воде кто-то поёт! Мы все слышали! Не на берегу, а в воде!

– Так не бывает, – с сомнением в голосе ответил Михаил, хотя сам уже знал, ему понятно было, кто там поёт, только верить в это он не хотел.

– Идёмте, сами увидите! Мы покажем!

– Идите-ка домой, и никуда не лезьте тут больше, понятно?

– Бабушка говорит, это русалки заманивают, – смущённо потупившись, пробормотал мальчишка, – Утащить хотят к себе!

– Точно! Русалки! – серьёзно ответил Михаил, – Я и сам такое много раз слышал! А потому идите домой и пока на речку не ходите, уговор?

– Уговор! – крикнули мальчишки и понеслись в сторону деревни, на ходу обсуждая случившееся.

Михаил ещё немного посидел на сиденье мотоцикла, стараясь успокоиться. Достал cигaрeты, но тут же убрал обратно, курить не хотелось, даже мутить начало от воспоминания о вкусе табачного дыма.

Надо всё же посмотреть, чего там ребятня напугалась, Михаил пошёл в камыш и стал осторожно ступать, не хотелось испачкать кроссовки. Камыш шуршал, шептал что-то, Михаил помотал головой, уже мерещится всякое в обычном ветре!

Речная гладь простёрлась перед ним, блистая в солнечных лучах. Лёгкая рябь шла у самого берега, но… всё было тихо. Михаил вздохнул, приложил ко лбу ладонь козырьком и оглядел противоположный берег. Самое узкое место русла было как раз под мостом, а здесь река уже чуть расширялась, и уходила дальше, образуя глубокий омут, который широко разливался по весне, заливая половину луга.

Михаил глянул на часы, некогда тут прохлаждаться, ехать пора! Выдумала ребятня себе приключение, да ещё и Михаил на ребячьи выдумки повёлся. Он повернулся и вытянул руки, чтобы проложить себе обратную дорогу в зарослях сдвинувшегося за ним камыша.

Внезапно заиграла тихая музыка… или нет, скорее это был звон какого-то маленького колокольчика. Михаил вздрогнул и стал озираться, в надежде увидеть неподалёку хоть кого-то, у кого могут звучать эти звуки. Может быть сидит где-то рядом в камыше какой-то рыбак, и у него радио портативное играет, или телефон негромко так звонит, чтоб рыбу не распугать.

– Эй! Кто здесь? – громко сказал Михаил и прошёл чуть влево, откуда и раздавались эти звуки.

Никто ему не ответил, пуст был берег, камыш зашумел сильнее под порывом налетевшего с луга ветра. Небольшой мысок выдавался с берега в реку, на нём какая-то коряга валялась, видать, течением ещё по весне выбросило. Видимо на этом мыске обычно и располагались встретившиеся Михаилу чуть раньше деревенские рыбаки, там осталась старая консервная банка с червями и обрывки лески.

Но музыка… никуда не делась, она стала сильнее. Михаил не понимал, что его толкнуло, но он точно знал, куда идти. Сделав несколько шагов, он увидел, что у кромки воды, в иле и мокрой траве что-то блестит. Наклонившись, он понял – это женский браслет, подцепив его веточкой, Михаил достал украшенье из воды. Это была золотая цепочка с подвеской в виде буквы «А».

«Алла!» – вспыхнуло в памяти, и Михаил вздрогнул.

Значит, всё это взаправду… Нужно ехать в отделение, рассказать о находке, но… как рассказать про Аллу, и про Геннадия? Тогда в дурку он заедет торжественно, с мигалками.

Решив, что по ходу дела посмотрит, как быть, Михаил дошёл до мотоцикла, завернул находку в чистую тряпку, и завёл мотоцикл.

Теперь уже не было настроения рассматривать окрестности, он надел шлем и прибавил ход. День обещает быть непростым, и все его планы, скорее всего, изменятся. Да, он правильно угадал, планы действительно изменились, вот только как – такого он и предположить не мог.

Глава 9.

До райцентра, который местные гордо называли городом, он доехал быстро, или, может ему так показалось, потому что он не мог перестать думать о случившемся. Как бы там ни было, была ли Аделаида, и Гена с Аллой, или всё это ему привиделось, но браслет-то был… Хотя, может быть его обронил кто-то, пока купался… Михаил тряхнул головой – сдаст находку в местное отделение, пусть разбираются.

Замелькали дома и магазины, Михаил немного пришёл в себя, стараясь следить за движением машин, становилось жарко и ему нестерпимо хотелось пить. Решив, что сейчас остановится у какого-нибудь магазинчика и купит воды, Михаил стал присматривать место для остановки. Пропустив несколько магазинов, он остановился у симпатичного павильончика, повесил на руль свой старенький шлем и вошёл внутрь.

Продавщица за прилавком что-то писала в пухлой тетради и бровью не повела, что пришёл покупатель, Михаил потоптался немного, оглядывая витрины. Почему он выбрал именно этот магазин, потом он и самому себе не мог объяснить, просто знал, что именно сюда ему нужно зайти.

Продавец продолжала писать в своей тетради, Михаил оглядывал витрину, заставленную бутылками воды и лимонада, но пить почему-то расхотелось. Он повернул голову и в углу помещения увидел открытую дверь в небольшой коридорчик. Его прямо потянуло туда, ноги сами сделали шаги, и Михаил сам не понял, как оказался в этом тёмном коридорчике перед приоткрытой дверью, ведущей то ли на склад, то ли в подсобное помещение.

Всё происходило само собой, Михаил поднял руку и толкнул дверь, она приоткрылась, за нею оказался небольшой кабинет. Обстановка там была недешёвая, почему-то отметил Михаил, деревянная мебель, дорогое кресло возле стола. И в нём сидела женщина средних лет с перекошенным от злости лицом.

Она вздрогнула, когда открылась дверь, а увидев Михаила женщина побледнела и медленно поднялась с кресла. Он молча стоял перед нею и смотрел ей в лицо, не зная, что он должен сказать… и вообще, зачем он сюда пришёл, и кто эта женщина.

«Это она, она… у неё есть это…, – зазвучало в голове у Михаила на разные голоса, – Забери, забери у неё это!»

Голоса гудели, от них становилось не по себе, но Михаил решил, что он не может понять, что ему делать дальше, но… делает. По какому-то наитию делает, так вот пусть так и будет дальше. Он перестал думать о чём-либо вообще, и шагнул вперёд, протянул руку и коснулся ладони этой женщины.

Её лицо перекосилось, она вскрикнула и упала в кресло, оно откатилось к окну, а Михаил открыл ящик массивного стола и увидел там… куколку. Сшитая из какой-то ткани, страшная, с пучком опалённых волос на голове, вся в грязи, а на ней было синее платье. С блёстками.

Михаил взял куколку в руки, она стала скукоживаться, словно иссыхая, а потом загорелась. Пламя пожирало ткань, волосы потрескивали в огне, Михаил держал её в руках, но боли от огня не ощущал.

Женщина в кресле закричала, вытянув вперёд ладони, она выла от боли, руки её на глазах покрывались волдырями, кожа на ладонях горела и слезала клочьями. Когда от куколки в ладонях Михаила остался только серый пепел, женщина в кресле потеряла сознание.

Михаил подул на руки, пепел рассеялся в воздухе, и ему показалось, что пепельная пыль растягивалась в тонкие, не приметные глазу нити, которые поплыли по воздуху в окно.

Михаил вышел из кабинета и снова попал в торговый зал. Продавец сидела там же, где и до этого, стеклянными глазами она смотрела прямо перед собой, словно не видела ничего, и даже страшных криков той женщины в кабинете не слышала.

«Зверобой! Зверобой!» – звенело в Мишиной голове, когда он вышел на улицу и вдохнул полной грудью.

Усталости или каких-то ещё неудобств он не чувствовал, наоборот, пришло какое-то ощущение, словно он сделал именно то, что нужно. Сев на сиденье своего «ИЖа», Михаил надел шлем и спокойно вырулил на дорогу, прикидывая маршрут до местного рынка.

Светофоры подмигивали зелёным, рядом ехали машины, всё было обыденным, обычным. В дурку ехать Михаил передумал, после того, что он видел, было понятно – там ему не помогут. Ему придётся теперь только научиться жить с этим. Наверное, от принятия этого всего на душу Михаила накатило ледяное спокойствие. Ехать в отделение, чтобы сдать найденный браслет, он тоже почему-то передумал.

Он заехал в банк и снял немного денег, потом купил всё, что планировал, прихватив для Семёныча и его жены гостинцы. Интересно, думал он, прохаживаясь между витрин, а Аделаида любит мармелад? И вообще… наверное, он не прав, причисляя её к мёртвым. В платья наряжается, чаи гоняет, да ещё и трубку курит!

«Может быть правду говорят про параллельные вселенные всякие, – думал Михаил, выезжая в обратный путь и оглядывая плывущие по небу густые облака, – И люди попадают в них после… смерти здесь. Да кто вообще может знать, как оно всё устроено, весь этот мир! Наверное, мы и малой толики этого знания ещё не постигли. Только вот… что же с этой женщиной, которая там была… в кабинете…»

Михаил строил догадки, и по его разумению выходило, что женщина эта как раз и была та самая жена этого Геннадия. А куколка… эту куколку кто-то ей сделал, ну, или сама каким-то знанием обладает. И с помощью этой куколки она погубила Аллу, но тогда что с Геннадием?

Облака сгущались над дорогой, загулял ветер, обещая к вечеру всё же нагнать дождя, и Михаил прибавил ход. Вернувшись в свои Ворогуши, Михаил первым делом зарулил к Семёнычу, отдал гостинцы, взамен ему дали лукошко свежих куриных яиц и за отказ наругали.

– Эть ведь как, итить-колотить, – ворчал Семёныч, провожая Михаила до мотоцикла, – Суставы ноють, видать к дождю, а бабка, зараза такая, всё моё лекарство попрятала!

– Что, никакого сочувствия к тебе не проявляет? – сказал, пряча усмешку Михаил, – Так ты ласково попроси, по-хорошему. На вот, я шоколаду купил, думал, может кто в гости заглянет, одну плитку тебе отдам, а ты Клавдии своей подари, да скажи ласково: «Клавушка, милая, только ты на меня поглядела, и суставы ныть перестали!» Точно тебе говорю – выдаст тебе лекарства! Уж чего она тебе даст – таблетку, или пузырь твой – я точно не знаю, но боль твою облегчит точно.

– Вот ещё, шоколад ей, – проворчал Семёныч, но подумав, сказал, – Ладно, давай твою взятку шоколадную!

Поехал Михаил домой, а сам всё усмехался. Тепло так стало на сердце, согревается и сам он возле деда с бабулей его, вроде как душой отдохнул.

Домой Михаил заходил, уже подгоняемый ветром, гнавшим пыль по дороге. Суровая дождевая туча уже закрыла горизонт, наползая своим иссиня-серым брюхом на бор и на деревеньку. Покупки из люльки мотоцикла Михаил таскал в дом уже под первые капли дождя, и буквально через минуту потоки хлынули на землю, прибивая мягкую пыль, застучали по покрытой листовым железом крыше баньки.

Потемнело раньше обычного, Михаил понял, что дождь зарядил надолго, углы дома немного потрескивали, остывая после дневной жары, дома было тепло и уютно. Михаил поставил чайник на походную газовую горелку, прибрал покупки и сел к столу.

Он сам себе не признавался, что подспудно ожидает появления Аделаиды. У него было так много вопросов, на которые, как ему казалось, могла ответить только она. Почему он попал в тот магазин, и кто была та женщина? Что там за куколка попала в его руки и от чего она сгорела? И главное, он не понимал, как же так получилось, как он не обжёгся, держа в руках настоящее пламя, уничтожающее куколку. Было же понятно, что весь жар от этого пламени на себе испытала та женщина.

«Это какая-то магия по типу «вуду», что ли, – размышлял Михаил, – И судя по всему… судя по той куколке, это было против Аллы всё сделано. Может, это и держало её здесь? Тогда теперь, когда куколка сгорела, Алла должна освободиться и уйти… Но, тогда как же быть с Геннадием? Что с ним, или на него тоже у кого-то есть куколка такая… тогда как её найти?»

За окном становилось всё темнее, Михаил зажёг пару свечей и налил себе большую кружку крепкого сладкого чая. Он чувствовал, что ему нужно сейчас восстановить силы, он пил обжигающий чай и немного уже начал сердиться на Аделаиду. Ну вот где она, когда так нужна? Как являться и сидеть тут посреди ночи, напугав Михаила до дрожи – так это пожалуйста!

Допив чай, Михаил перебрался на кровать, сетка сильно просела от старости, и Михаил в который раз подумал, что нужно купить какой-то диванчик что ли. На старом даже лежать невозможно – пружины того и гляди проткнут тебя насквозь.

Похоже, он задремал, потому что даже подскочил, когда его что-то незримое толкнуло в бок. Он стоял у кровати, озираясь в сумраке, дом был пуст, но… Он снова ощутил то самое чувство, которое привело его в тот кабинет в магазине. Ему срочно нужно было идти! Туда, в неутихающий, шумящий в кроне дуба ливень.

Михаил накину на себя старую плащ-палатку, взял в руки фонарик и вышел под дождь. В мутном, сумеречном мареве дождя, который так хорошо скрывал его, и благодаря плащ-палатке, Михаила было почти не видно. А между тем он широким шагом шёл к тому самому мостку, в узком месте перекинувшемуся через речку.

Глава 10.

Что вело Михаила туда, где он впервые встретился с Аллой, он и сам не понимал, но после происшествия в магазине он больше не задумывался о таком. Кто-то, или что-то вело его само, он просто знал, куда ему идти.

Тонкий луч фонарика шарил в потоках ливня, который стал чуть тише, но всё же щедро поливал порядком раскисшую землю. Пару раз Михаил чуть не угодил в большую лужу в колее дороги, и потому свернул на едва приметную тропку, которая шла рядом. Свет от фонаря терялся уже в паре метров, дальше ничего не было видно, но по тому, как тропинка вильнула в сторону, Михаил понял – он сейчас находится как раз на том месте, где он в прошлый раз встретил маленьких рыбаков. А так, чуть дальше в камышах на мыске он нашёл браслет.

Свернув на тропу, он стал медленно пробираться меж камыша, ощупывая дорогу ногой. Впереди зашумела река, капли дождя шлёпали о поверхность воды, и по этому Михаил понял, что дошёл уже до самого берега. Сейчас он был уже дальше того места, где был тот мысок, река здесь разливалась шире, ветер на просторе гулял неистовее и трепал заросли камыша.

Михаил выключил фонарик, подчиняясь внутренним своим ощущениям и приказам, и стал пробираться осторожнее, пригнувшись вместе с макушками камыша. Вскоре он услышал голоса, женский голос кричал, ругая кого-то матом, мужской голос гудел что-то в ответ, но в шуме ветра Михаилу было не разобрать слова. Он пригнулся ещё ниже и старался полностью скрыться в зарослях. Вскоре он увидел тёмный просвет, за колышущимися стеблями показался свет фар, в нём частил дождь и мелькали тени.

– Ты обещал мне, что с ним всё будет хорошо! – кричала женщина, – Ты за что деньги у меня взял?! Всё не так сделал, что теперь мне делать?! Посмотри, что со мной произошло!

– Ты сама дура! – орал в ответ хриплый мужской голос, – Я тебя предупреждал, а ты сама попёрлась к старой карге! Я сам всё сделал чисто, а ты тут влезла, идиoткa!

Из своего укрытия Михаил видел, что на берегу реки стоят две машины, рядом топчется пара мужиков, съёжившихся от льющихся им за шиворот капель. Чуть поодаль стоит женщина в плаще, белые повязки на её руках – это бинты, понял Михаил, значит, это она, та самая…

–Ты обманул меня! Ты Гену убил, мужа моего убил! А я убью тебя! – женщина кинулась к мужику и стала колотить его своими забинтованными руками, она кричала и ругалась, мужик пытался схватить её за руки.

Двое мужиков, стоявших у машины, разняли дерущихся, и тут Михаил приметил ещё одного, он крался сзади к тому, с кем ругалась женщина. Михаил не успел даже встать, как тот подскочил к мужику и ударил его чем-то по голове.

Мокрым мешком рухнул человек на сырую траву, женщина засмеялась сумасшедшим смехом и взмахнула руками.

– В речку его кидайте! – приказала женщина стоявшим перед нею людям.

– Э, нет! Мы на такое не подряжались! – сказал тот, кто оглушил лежащего без движения человека, – Давай остаток, и разбегаемся!

– Нет! Я хочу, чтоб он сдох! Тащите его в реку! – истерично кричала она.

Мужик молча подошёл к женщине и схватил её за руки, двое других мастерски обыскивали её в то время, как она безумно хохотала, запрокинув голову. Вскоре они нашли, что искали, и сильно толкнув женщину, от чего она упала, поспешно сели в машину. Колёса взрыли мокрый берег, разбрызгивая грязь и траву, и скоро машина прогромыхала по брёвнам моста.

Женщина поднялась на ноги, огляделась, а потом ругаясь и постанывая от боли, стала тянуть бесчувственного человека к воде.

Михаил собрался было выйти из камыша, но его опередили. Из воды, пузырящейся от падающих с неба крупных капель, поднялась тоненькая фигурка. В синем платье, с блёстками…

Женщина закричала и отпрянула от кромки воды, она прижала к груди свои ладони в грязных бинтах, и что-то шептала. Из-за машины, которая стояла на берегу, показался Геннадий, он шёл, держась за свою шею, и остановился в нескольких шагах от женщины.

– Гена? – прошептала та, – Гена… как ты тут… я… я не хотела, чтобы всё так было… я… люблю тебя.

Геннадий открыл рот и оттуда снова посыпалась чёрная земля, он страшно хрипел, внутри что-то булькало. Алла вышла из воды и подошла к нему, взяла за руку.

– Лида…, – прохрипел Геннадий, – За что… зачем ты это сделала с нами…. Лида…

Женщина, которую назвали Лидой, рухнула на того, кого она только что тянула в воду.

Михаил вышел из камыша, Геннадий и Алла стояли мутными тенями в свете фар, которые замигали, задёргались, и совсем потухли.

– Идите. Я теперь сам, – сказал Михаил и достал из-за пазухи телефон.

– Алла… возьми, это твоё, – Михаил протянул девушке браслет, та грустно улыбнулась, и из глаз её потекли слёзы.

Тени растворились в темноте, дождь стал утихать, и совсем скоро ветер разогнал тучи. Умытые звезды заблистали, отражаясь в речной воде, Михаил сидел на берегу в ожидании, огонёк его cигaрeты мерцал в прозрачном воздухе.

– Ну вот, теперь ты знаешь, что может Зверобой, – рядом с ним раздалось знакомое контральто.

Михаил обернулся, позади него стояла Аделаида, в руке её, затянутой в чёрную на этот раз перчатку, был симпатичный чёрный зонт с кружевной оборочкой по краю. В другой руке она держала свою постоянную спутницу-трубку, одета была Аделаида в тёмное платье на кринолине и милый плащик с меховым воротником.

– Так я ничего не сделал, всё как-то само закрутилось.

– Ты Проводник, это одно из умений Зверобоя, и ты справился прекрасно.

– Почему ты не приходила так долго? Я купил мармелад к чаю…, – Михаил понимал, что несёт какую-то чушь, но это было скорее от нервов.

– Благодарю. Приятно, что ты ждал меня, но некоторые вещи… ты должен постичь сам.

– Ты связал этому человеку руки? – Аделаида ткнула в мужчину, который лежал на мокрой траве рядом с Лидией, – Это он убил Геннадия и Аллу, а вот эта женщина заплатила ему немалую сумму за убийство Аллы. Это страшно… ведь она жена Геннадия, только не могла смириться с тем, что он хочет с нею развестись. Ах, женщины…

Лидия застонала и зашевелилась, оглушённый мужчина рядом с нею дышал, но не приходил в себя. Михаил не стал его трогать, увидев, что у того идёт кровь из уха.

– Ну, я здесь больше не нужна пока, – довольно поглядывая на Лидию, которая смотрела на странно одетую женщину с трубкой в руке, сказала Аделаида и в одно мгновение исчезла.

Лидия вскрикнула, потом поняла, что у неё связаны руки. Оглянулась на того, кто лежал рядом с нею без чувств на мокрой траве и хмыкнула. Потом уставилась на Михаила:

– Ты ещё кто такой?! А ну, развяжи меня немедленно!

– Нет. Я вызвал милицию, скоро приедут.

– Ты дурак?! Зачем ты это сделал, какая милиция! Развяжи быстро!

– Я сказал – нет. Сиди спокойно, а то рот завяжу.

Лидия немного посидела молча, потом заёрзала и заговорила уже иным тоном.

– Слушай… как там тебя. Ты кто такой? Местный деревенский? Или лесник какой-то? Отпусти меня. Я тебе денег дам, много. Оставь этого, – она пнула лежащего без чувств человека, – Это он убил Генку и его девку! Он во всём виноват, а не я!

– Приедут и разберутся, – ответил Михаил и вздохнул.

– Лесник! Отпусти меня. Тебе же будет лучше, я тебе денег дам, ты сможешь уехать из этой дыры, будешь жить у моря! А если не отпустишь… ты же видел тех, кто отсюда уехал? Ты же не хочешь, чтобы они тебя нашли?!

– Отстань, – Михаил отошёл подальше от Лидии и стал смотреть на тихую речную гладь.

Машины с мигалками приехали под утро, Михаил дал все пояснения, какие мог, и отправился домой, когда тёплый августовский день только разгорался. Устало топая по тропинке к своему дому, Михаил увидел раскидистый дуб, блестевший умытой ночным ливнем листвой, и колодец напротив своего дома. Почему-то подумалось – надо на воротень ведро приладить, сколько можно своё постоянно приносить и цеплять.

Глава 11.

Ворогуши гудели, как улей растревоженных пчёл. Немудрено, ведь такого, по словам Семёныча, в «энтих захолустьях отродяся не бывало».

– Дак вот ведь чего, Мишаня, бабка-то моя у чипка слыхала! – говорил Семёныч, сидя на стареньком своём велосипеде с облезлой рамой, и облокотясь на Мишин забор, – Из речки-то, где омут, девчонку достали водолазы, сперва на берегу золотую цепку нашли, видать ейную, потом в воде и стали искать, водолазов вызвали. Красивая, нарядная, молодая…. Эх, жалко! Ведь каким извергом надо быть, чтоб девчонке железку к ногам привязать и в омут! А чуть поодаль, где старая конюшня колхозная стояла, там яма на яме осталась, когда кирпич-то порастащили по дворам. Ну вот, там мужика нашли, убитого. Всего его поломало, видать, машиной переехали его что ли. Так в яму кинули, наскоро землёй закидали, собака милицейская его нашла. Вишь чего делается, Мишань?!

– Да, дед, жизнь…, – затягиваясь cигaретой, протянул Михаил.

Рассказывать деду, что это он и вызвал «собаку с милицией», Михаил не хотел, чтобы Семёныча не волновать, да и самому избежать расспросов. И так теперь придётся в отделение мотаться, да не раз.

– Я на пасеку поехал, – сообщил Семёныч, – Погляжу, чего да как. Шалашик там у меня, ночевать останусь. Хошь со мной, а, Мишань? Одному –то мне скучно там, а я тебе медка накачаю, и в сотах нарежу, поешь. Для здоровья помогает хорошо.

– А что, дедусь, далеко ты пасеку-то поставил? – Михаил подумал, что съездить бы и можно, дел срочных нет, пока ещё дрова привезут.

– Да не! – махнул дед морщинистой рукой, – По-за овраг, потом вдоль речки пара кило́метров всего и проехать.

– Давай, ставь своего коня ко мне в сарай, – сказал Михаил деду, – На мотоцикле поедем.

– Вот, это дело! – обрадовался Семёныч и поспешно потащил свой велосипед в сарай.

Михаил вернулся в дом, достал с полки в сенях свой рюкзак и стал собирать то немного, что хотел взять с собой. А чего не поехать и не помочь деду, думал он, старый он ведь уж, ему тоже тяжко. Да и кто же лучше Семёныча, прожившего тут всю свою жизнь, знает местность? Вот и Михаилу нелишне будет осмотреться, ведь с его детства, которое он провёл тут с бабушкой, прошло столько лет…

Постоял возле стола, подумал. И поставил на недавно купленную скатерть вазочку с мармеладом. Пусть будет.

Заперли дом и сарай, Михаил ещё раз проверил старую буржуйку во дворе и печку в бане, чтоб в отъезде не беспокоиться, а потом вывели «ИЖ» со двора. Довольный Семёныч нахлобучил на голову старый шлем, Михаил надел недавно купленный, и вскоре за ними только пыль завилась по грунтовке, ведущей к лесу.

Михаил мотоцикл не гнал, лесная дорога уже порядком заросла, было видно, что ездят по ней всё реже. Скоро показался просвет среди высоких крон – это был тот самый овраг. Он шёл от берега реки и тянулся сначала у опушки, а после низиной уходил вглубь леса, и был, по всей видимости, старым руслом или ответвлением реки. Михаил не знал, где он заканчивается, сколько они в детстве с деревенскими друзьями ни пытались дойти до конца оврага, никогда не получалось. Там, дальше в лесу, овраг делался непроходимым – бурелом завалил его и обойти было невозможно, даже по верху – там тянулись груды поваленных деревьев, а по другую сторону подходило своим краем топкое болото.

Через овраг были уложены брёвна, место здесь было узкое, сам овраг неглубокий, но всё же сооружение выглядело не очень надёжно.

– Так себе переправа, – Михаил остановил мотоцикл и осматривал настил, – Что, дед, думаешь, выдержит? Давай, вылезай, я один попробую.

– Да чего, выдержит, я думаю, – сказал Семёныч, выбираясь из люльки, – Давай хоть перекурим сперва что ли.

Михаила вдруг одолело любопытство, он вспомнил того бородатого карлика, что ему велел на овраг пока не ходить. А сколько это – пока, и почему вообще не ходить? Решив, что сперва переедут настил, а уж после он пойдёт глянуть, чего тут, Михаил отправил деда на ту сторону, а сам осторожно перекатил мотоцикл по брёвнам. Настил оказался вполне крепким, Михаил решил, что потом приедет с инструментом и чуть подправит его, а пока…

– Ты покури, Семёныч, я сейчас, – сказал Михаил и пошёл вдоль оврага по едва приметной тропе.

Ничего особенного в овраге он не заметил, сухие ветки, кое где, в низинках стояла вода. Михаил пожал плечами, ничего тут нет, и чего тому карлику понадобилось, непонятно. Надо будет у Аделаиды спросить, решил Михаил и повернул обратно. Он уже спрашивал её про этого карлика, но та сказала – после, не всё сразу. А потом он и сам позабыл про это, в связи с известными событиями.

– Ну что, готов? – дед встретил его, уже сидя в люльке, – Поехали уж, время идёт.

Пасека притаилась за небольшим подлеском, на большой поляне виднелось с двадцать ульев примерно, дальше высокой островерхой стеной стоял лес, а за маленькой липовой рощицей блестело на солнце озеро. После пыльной дороги Михаил вдохнул кристально-чистый воздух и оглядел дедово хозяйство.

«Шалашик» – это Семёныч поскромничал. Небольшая избушка была ладно срублена, в оконце играло солнце, а покатая крыша с небольшим чердачком немного замшела. К избушке был пристроен сарайчик и навес, под ним аккуратными рядочками сложены поленья.

– Да у тебя тут дача, дед, а не шалашик, – усмехнулся Михаил, – Прямо берлога! И как тебя Клавдия Петровна сюда пускает без присмотра.

– Да не пускает, – вздохнул дед и махнул рукой, – Я сегодня сказал, что с тобой поеду, вот она и не стала ругаться-то. Да Клава ведь так, для порядку на меня шумит. Сама понимает – пасеку не оставишь, осенью вот мёд продам – дочке с внуками поможем. Они с зятем крутятся как могут, а всё одно не хватает на жисть.

Полдня провозились на пасеке, дед говорил, что делать, показывал Михаилу премудрости и хитрости всякие, потом они сели обедать. Семёныч нарезал соты, они истекали душистым мёдом, благоухая ароматом на всю избу.

– Ну, отдыхай, Мишаня, всё переделали на сегодня, – сказал Семёныч, сел на скамейку под окном и взялся резать ложку из липовой заготовки.

– Пойду вон туда, в березняк, – Михаил показал рукой на подлесок, – На зиму у меня веников ни одного не припасено, ну хоть вот таких, августовских нарежу. Всё лучше, чем никаких не будет.

– А вон, бери верёвку-то, вяжи большой тюк, как нарежешь, а веники тут станем вязать. На чердаке повесим, после готовые и заберёшь. Вон у меня, гляди, медовухи есть малёха, нам на вечер для здоровьица и от нервов.

Михаил не стал заводить мотоцикл, не хотелось портить это умиротворение и наполненную лесными звуками благодать рычанием мотора. Перекинув на плечо веревку и приладив на ремень большой тесак в ножнах и секатор, Михаил отправился в молодой березняк. Под кронами соснового бора было прохладно, а по краю узкого ответвления от оврага толпились молодые берёзки, как раз на веники-то!

Михаил неспешно шагал по краю овражка, кое-где останавливался и резал берёзовые ветки, оставляя ворох на месте – пойдёт обратно и всё по пути соберёт. Он собрался было уже поворачивать назад, как вдруг…

Воздух стал густым, тягучим, идти стало тяжко, сердце забилось в висках. Гнетущая тишина повисла над лесом, Михаил никогда такой не слышал. Он оперся рукой на ствол молодой берёзки, и от деревца словно сила в него полилась, прохладой и свежестью повеяло, разогнав сгустившийся смрад. В голове прояснилось, Михаил ощутил уже знакомое чувство – что-то, или кто-то вело его, он знал, куда идти и очень надеялся, что и в этот раз ему подскажут, что делать.

Он прошёл немного вниз по ответвлению оврага, всё сильнее ощущая тревогу и… смрад. Приложив к носу рукав своей ветровки, он осматривал дно оврага и противоположный его край. Тревога и смерть чуялись ему, в голове билось предупреждение о близкой опасности.

В воздухе словно заиграли огненные искры, когда Михаил приметил у самого дна оврага большую нору. Вернее, эта огромная дыра в земле была немного скрыта жидким кустом, на входе валялись какие-то острые камни. Приглядевшись, Михаил понял, что не камни это, а кости! Звериные черепа были сложены горкой чуть поодаль.

Достав тесак, Михаил крался по верху оврага, не сводя глаз с норы. Подойдя ближе, он увидел, что возле большого пня, явно сюда притащенного кем-то и брошенного близ хода, лежит человек. Его маленькие руки были раскинуты в стороны, невидящие глаза смотрели в небо, подбородок в рыжей бородке задрался вверх.

Это был тот самый карлик, что предупреждал Михаила не ходить на овраг.

Глава 12.

Михаил инстинктивно присел на корточки, всей своей кожей ощущая опасность, исходившую со дна оврага. Так вот почему этот маленький человек говорил Михаилу, чтобы тот не ходил на овраг! Уберечь его хотел… а Михаил ещё сердился тогда, что ему тут приказывать невесть кто придумал. Теперь этот невысокий человек замолк навсегда… Но почему же за ним никто не пришёл сюда, и как он оказался здесь совершенно один, почему никто не помог ему? Столько вопросов, и ответы на них Михаилу предстоит найти самому, он это уже понял.

Но сейчас… сейчас не было у него в душе того отчаяния и усталости, позабылись свои неприятности, да и не казались они уже такими уж страшными. Ничего фатального не произошло, разошлись пути-дорожки его и Лены, так бывает, но было ведь время, когда им было хорошо вместе, вот это и следует помнить. А не страдать, изводя душу обидой!

И толкнуло его в грудь ощущение чего-то нового, интересного и важного, такого, что дано сделать не каждому. Заметил, что и раны его почти уже не беспокоят, и голова по утрам не гудит, словно чугунный котёл. Снова сильным и пластичным стало тренированное когда-то тело, как до ранения…

Пригнувшись и держа наготове тесак, Михаил бесшумно передвигался по краю оврага, не сводя глаз с чёрного проёма норы. Она была чуть больше метра в высоту, и не очень широка, и когда Михаил оказался прямо над ней, то увидел, что на торчащих по краям корнях остались клочки грязно-коричневой шерсти.

Просидев некоторое время так, Михаил увидел спуск вниз, видимо по нему и спустился в овраг рыжебородый человек. Стараясь ступать осторожно, чтобы не обвалить песок и мелкие камушки, Михаил спустился на дно оврага. В норе было темно, ни звука не слышалось оттуда, как ни прислушивался Михаил. Словно в помощь ему все остальные звуки теперь стихли, даже старая сосна, цеплявшаяся крупными корнями за край оврага, сейчас не скрипела.

Михаил заглянул в нору, ход уходил глубже, так, что дальше пары метров ничего не было видно, у самого края на стенах были видны следы когтей. Михаил не знал такого зверя, чтобы тот мог здесь обитать.

Однако глупо было дожидаться жителя этого «дома»! Михаил сунул тесак в ножны, подхватил мёртвого человечка, который оказался тяжелее, чем он ожидал, крякнув, взял тело на плечо и быстро, как только мог, стал взбираться наверх, постоянно оборачиваясь.

Оказавшись наверху, Михаил снова прислушался, но вокруг было тихо. Он огляделся, пытаясь не думать, а прислушаться к себе, и среди тяжёлых ветвей раскидистых вековых елей ему показалась тропка, едва приметная, заросшая травой и мхом.

Не раздумывая, Михаил пошёл туда, придерживая горькую свою ношу на плече. Чем сильнее удалялся он от оврага, тем легче ему становилось дышать, и тем быстрее он шагал. Примерно через полчаса перед ним раскинулась небольшая поляна среди высоких елей, дальше блестело озеро, и Михаил быстро сориентировался – он сейчас находится на противоположном от дедовой пасеки берегу озера.

Посреди поляны стоял домишко, приземистый и чем-то похожий на киношные декорации. Каменная труба поднималась над покрытой соломой крышей, двор был огорожен плетнём, на котором висела пара стеклянных банок.

Когда он подошёл ближе, увидел, что во дворе стоит телега, запряжённая двумя невысокими мохноногими лошадками. У плетня стояла низкорослая женщина с грубоватыми чертами лица, она всматривалась в Михаила, прислонив ко лбу ладонь козырьком. Увидев его ношу, она прижала руки ко рту. За ней, из-за крепкой дубовой двери, выглядывала пара ребячьих лиц, но только Михаил подошёл ближе, они тут же исчезли в доме.

Михаил молча вошёл во двор и не глядя на женщину положил свою ношу на скамью возле дома. Он не знал, что ему нужно сказать, что от него ждут. Осмотрев двор, Михаил понял – обитатели поспешно грузятся и собираются уезжать.

– Помочь? – спросил он, глянув на стоявшую рядом с телом женщину, – Я его в овраге нашёл, он уже мёртв был…

– Я знаю. Я ходила к оврагу и видела его, – ответила женщина, голос его был низким, чуть с хрипотцой, – Побоялась лезть, потому что если Каян настигнет и меня… то потом он доберётся до детей, и защитить их будет некому. Нам надо уезжать… скоро придут мои братья, помогут. Спасибо тебе, Зверобой.

Михаил хотел было сказать, что он не Зверобой, но… кто же он тогда? И промолчал. От кромки леса отделились три невысокие фигуры, и проходя во двор все трое кивнули Михаилу. Один из них имел шрам на щеке, явно оставленный чьими-то когтями, и Михаил подумал, а не та ли тварь, что обитает в овраге, оставила это.

– Его звали Пинепа, а я – Семания, – говорила женщина, утирая слёзы, – Он… тот, кто убил Пинепу, раньше унёс нашего сыночка, и Пинепа не смог его спасти. Потом стал охотиться, но тварь хитрее… Он и тебя пошёл предупредить, хотя… у нас это не принято, но он знал, что ты ещё не готов и можешь погибнуть. И вот… не справился сам.

– Кто это, там, в овраге? Вы знаете, как сладить с ним? Можете мне помочь хотя бы советом?

– С ним не сладишь, – ответил тот, что со шрамом, – Мы уедем дальше, а здесь никто не должен селиться. А ты, Зверобой, должен сперва силы взять, тогда… может и узнаешь, как извести Каяна!

– Каян? Кто это? Да скажите вы хоть что-нибудь, я же не могу про это в библиотеке прочитать! – Михаил начал сердиться, – Хотя бы расскажите, что знаете! Это… зверь?

– Зверь. У него повадки шакала и человека! Хитрый, сильный! – человек со шрамом отвёл Михаила в сторону, пока двое других стали выносить из домика узлы с вещами, – Без подготовки нельзя ходить, и тем более одному. Если поймёшь, что готов – позови меня, – тут он вложил в руку Михаила круглую деревянную бляшку с каким-то рисунком, – Оставь это на камнях у озера, я буду знать и приду.

– Он живёт в норе, Каян этот? А на пасеку он не заявится?

– Никто не знает, где он живёт. Он старше, чем всё здесь, с начала мира живёт род Каяна. Он ходит тут, в овраге его не видно, и я… попался ему в лапы у болот, далеко отсюда. Значит, у него ходы на много вёрст тянутся. Один не ходи, сгинешь. Ты – последний Зверобой в этих краях, и без тебя хаос придёт, не страшась ничего. А на пасеку… нет, он не сунется, там норы нет, и старые идолы ещё стоят на страже.

– Как тебя зовут? – спросил Михаил.

– Нико́п я. Это мне он оставил, – он показал на свой шрам, – Лет пять назад я подобрался к нему близко, думал, логово нашёл, но это… была ловушка.

– Вам нужна помощь? Далеко ехать? У меня мотоцикл, я могу…

– Тебе туда нельзя. Иди обратно на пасеку, и будь осторожен. Вон по той тропе иди, в обход оврага. И… спасибо тебе, что принёс Пинепу.

Михаил пошёл туда, куда указал ему Никоп, тропка была торная и уходила в лес. Оказавшись на опушке, Михаил обернулся – дом горел ярко, пламя охватило уже и соломенную крышу, и все постройки. Как быстро горит, подумал Михаил, нахмурился, достал из ножен тесак и ступил на лесную тропу.

В этот раз он шёл быстрее, ноша не тяготила его, и вскоре перед Михаилом оказался молодой березняк. Нарезанные им ветки так и лежали, он стал собирать их, только всё время оглядывался. Казалось, что из кустов за ним кто-то наблюдает, но лес снова ожил, птицы трещали о своём, кроны шумели в порывах ветра.

– Ты чего долго-то так? – Семёныч беспокойно глядел на вернувшегося с вязанкой берёзовых веток Михаила, – Я уж собрался тебя идти искать! Ну, много на резал, гляди-ка! Давай ужинать, я каши наварил, ещё сала сейчас нажарим.

Ужинали за дощатым покосившимся столом, от леса наползала ночь, небо смотрелось в зеркальную гладь озера. Когда рассыпались звёзды, у другого берега загорелся яркий костёр.

– О, глянь, чего на том берегу запалили! – проворчал Семёныч, – Ну чисто погребальный костёр, на воде-то!

Михаил пригубил алюминиевую кружку, дедова медовуха не была крепкой, но сердце согрела и просветлила голову. Он промолчал, мысленно пожелав Пинепе покоя в ином мире.

Глава 13.

Задумчивым вернулся домой Михаил с дедовой пасеки. Семёныч и сам молчал всю обратную дорогу, будто тоже чувствовал нечто, витавшее в воздухе.

– Дед, чего притих? Или притомился? – спросил Михаил, останавливая мотоцикл у своего дома, – Давай-ка, забирай своего «коника», и поедем потихоньку до твоего двора, выгрузим всё.

– От спасибо тебе, Мишаня, – Семёныч кряхтя выбрался из люльки с снял шлем, – Лисапед мой мне и правда, как коняга верный.

Семёныч вытащил из коляски эмалированную кастрюльку, обвязанную чистой тряпицей – в неё дед сложил нарезанные для Михаила соты. С пяток веников прихватили с собой, а остальные развесили сушить там, на чердаке дедова шалашика. Дальше Михаил мотоцикл не гнал, дед на своём «лисапеде» старался за ним поспеть, не отстать.

Клавдия Петровна встретила их во дворе, рассказала, что в селе снова кто-то поел несколько дворовых собак, одну нашли у старого ручья за околицей, а остальных даже не обнаружили.

– Опять поди волки лютуют, или зверь какой, – вздыхала бабуля, – Было у нас такое, года два или три назад, то телёнка, то корову умыкнут. А после туристов двух не нашли, пропали оба у болота старого, только сапог нашли от них, один, а внутри нога была, в носке! Вот ужас-то где! Ну, тогда уж, конечно, охотникам дали команду, или как там у них это происходит, на отстрел волков. Вроде поспокойнее стало, а только почтальонша наша, которая в Пилькино ходила, там три двора живых было, пенсионеры все, вот почтальонша и говорит, как по тропке идёшь, вся спина мокрая, кажется, что вот как выскочит кто из кустов, чупакабра какая!

– Да ладно тебе, придумали чупакабру какую-то, – рассмеялся Семёныч, – А у почтальонши нашей глаза со страху велики. Надо меньше всякие газетёнки читать, где про планетян пишут и тарелки ихние! Чего только не придумают, чтоб такие вороны-то газетёнки покупали да читали!

Михаил вернулся домой снова с сумкой гостинцев, Клавдия Петровна напекла к их возвращению ватрушек, налила Михаилу трехлитровую банку свежего молока, добавила большой пакет огородной снеди.

Обтирая тряпкой пыльный бак мотоцикла, и поглядывая на поднимающейся над банной трубой дымок, Михаил пребывал в раздумьях. Ему не хватало знаний, подсказки чьей-то, и… может быть веры? Его прагматичный ум никак не мог свыкнуться с мыслью, что бывает такое! Геннадий с Аллой, и всё произошедшее с ними, и с самим Михаилом, и теперь вот происшествие в овраге, и то, что он узнал от Никопа. И всё это – вот здесь, рядом с ним, буквально за забором!

Михаил с некоторой опаской поглядел за забор – ещё свежо было воспоминание, как он там Геннадия в первый раз увидал. Но в этот раз за забором было пусто, только старая цепь мягко позвякивала на колодезном вороте.

То, что все эти разговоры и происшествия, о которых говорила сегодня Клавдия Петровна, вовсе не выдумка, Михаил уже понял. Но… что с этим делать? Понятно и то, что Никоп почему-то был уверен, что Михаил может в этом помочь, и знает, как. Но… он не знал.

«Может Аделаида сегодня придёт, спрошу у неё, – подумал Михаил, хотя, сам он начал подозревать, что Аделаида скорее этакая «группа поддержки», чем реальный помощник.

Может быть, с ней ему легче поверить в это всё, и не сойти с ума. Потому что даже в её отсутствие он не ощущал этого горького одиночества, когда уж совсем никого рядом. Михаил подумал, нужно будет завтра позвонить Сане, как там у них дела и что нового.

Вечер наливался сумраком, густеющим возле леса, Михаил отмылся в бане, в этот раз напарившись всласть. Он сидел на скамейке возле предбанника, пил чай, заваренный прямо в кружке, и смотрел на кромку леса.

Тёмным резным узором окаймлял бор закатное небо, по которому разлилась красная заря, со стороны села слышался лай собак и мычанье возвращающихся с выпаса коров. Мысли Михаила были медленными, спокойными, он думал о том, что сказал ему Никоп: «Без подготовки нельзя». Это понятно, идти шугать какого-то неведомого зверя- не зверя, ничего о нём не зная – по меньшей мере глупо. Может статься так, что тот сам тебя найдет!

«Можно расспросить местных, пастуха, к примеру, и его помощника, – размышлял Михаил, – Они тут с весны по осень по округе бродят, может что-то и видели».

Всматриваясь в кромку леса, Михаил не думал ничего специально там выглядывать, но… вдруг что-то случилось с его зрением. Он никогда на глаза не жаловался, врачи «констатировали» единицу, но это… было другое!

Он не пытался как-то фокусироваться, но вдруг начал видеть тёмную опушку леса, словно через бинокль! Он водил взглядом по тёмному подлеску, и тот приближался к нему, даже ветки были различимы… Это… что?!

Михаил закрыл глаза и снова их открыл, всё стало как обычно, но стоило ему чуть прищуриться и подумать… вот она, опушка! Вся перед ним!

«Так не бывает! – услужливо подсказала Мише его прагматичность, на пару со скептицизмом, – Этого не бывает у нормальных людей! Может, это какая-то опухоль мозга?»

Михаил вспомнил, что смотрел какой-то фильм, когда у человека из-за опухоли необычные способности… Да и ладно, решил он, как есть, что он может сделать-то! Всё это становилось интереснее и интереснее!

Потренировавшись ещё немного, «удаляя и приближая» кусты на опушке леса, Михаил понял, что уже совсем стемнело, стало прохладно. Заперев калитку и ещё раз оглядев окрестности, Михаил ушёл в дом.

– Ну что, как ты? – Аделаида сидела у стола, тонкий дымок поднимался от её неизменной трубки, – Выглядишь неплохо!

На ней было фиолетовое платье с сиреневой окантовкой и шляпка в тон. В доме пахло вербеной и ещё какими-то травами, примешивался аромат чего-то сладкого, похожего на ваниль.

– Добрый вечер, – кивнул Михаил, зажигая ещё несколько свечей и устанавливая их в жестяные банки из-под тушёнки, – Спасибо. А ты как всегда прекрасна, тётушка!

– О! – Аделаида подняла брови и чуть порозовела, – Всё гораздо лучше, чем я ожидала. Так что? Ты изменил намерение окончательно сойти с ума и решил принять свой дар?

– Деваться некуда, – усмехнулся Михаил и зажёг плитку под чайником, – Аделаида, скажи, ты что-нибудь знаешь о Каяне?

– Каяны жили здесь давно, задолго до прихода человека. Говорят, что в старые времена их было много, они всю округу здесь заселяли, но со временем им стало не хватать еды, они стали пожирать друг друга… и начали вырождаться. Но, наверное, ещё мог остаться кто-то из их рода, далеко в глуши, за болотами.

– Один из них в овраге обитает, я видел нору. И он убил Пинепу, и их маленького сына. Я сам принёс тело Пинепы его жене. А они собрались и уехали отсюда, куда-то дальше. Никоп мне сказал…

– О! – брови Аделаиды снова поползли вверх, – Миша, свет мой! Я ни разу не видела такого, чтобы вот так быстро…

– Спасибо, – Михаил смутился, – Только вот… что мне делать? Никоп сказал, нужна подготовка. Я думал, ты знаешь, какая, и скажешь мне.

Аделаида задумчиво постучала по столу рукой в сиреневой перчатке. Ароматный дым от её трубки плыл тонкими струйками в подрагивающем свете свечей.

– На моём веку я такого не помню, ни мне, ни тем, кто был после меня, такие навыки были не нужны. Каяны не объявлялись в наших краях. Но я знаю, должны быть записи, старые, древнее моих знаний. Моя прабабка писала, свои и деда своего, тот был уже старый, писать не мог, когда передавал ей знания. Нужно искать.

– Где искать? Я тут весь дом облазил, ничего подобного не нашёл. На чердаке была коробка с книгами, но они все современные.

– Тебе нужно искать… по-особенному. Дом этот старый, но и он стоит на фундаменте, заложенном много раньше, до него здесь стоял другой дом, старше нас с тобой, вместе взятых. Нужно…. Как бы тебе сказать… нужно его слушать. Ты уже открыл, как Зверобой умеет видеть? Так вот, слушать тоже можно по-разному.

Прохладная августовская ночь зажигала на тёмном небе жемчужные россыпи, на столе горели свечи, в вазочке играло малиновым цветом бабы Клавино варенье. Дружеская беседа успокаивала, приносила умиротворение и покой, Михаил чувствовал себя так, словно после очень, очень, очень долгой дороги он вернулся наконец домой.

Глава 14.

Утро для Михаила постепенно переставало быть мучительным. Просыпался он легко, когда солнце заглядывала в комнату через старенький тюль, немного лежал в кровати, наслаждаясь покоем, а потом принимался за упражнения. Раненая нога беспокоила меньше, мышцы на ней, раньше словно окаменевшие и иссохшие, теперь наливались жизнью, иногда начиная гореть и пульсировать, но это было скорее приятно, чем больно.

Окатив себя во дворе водой из ведра, Михаил ухнул и округлил было глаза, но такой холодный утренний «душ» уже не перехватывал его дыхание. Привык, нормально! Растерев себя полотенцем до красноты, он отправился жарить яичницу и за завтраком не переставая думал о том, что сказала Аделаида.

Да, дом был старый, но Михаил и сам знал, что подвал под ним был построен давно, но… ничего особенного он не видел там – обычные стены, выложенные из камня, пригнанного очень плотно друг к другу, кое где сделаны такие красивые арочки, словно слепые оконца.

Надо электрикам позвонить, чего у них там, когда соберутся чинить ему тут электричество! Конечно, его сразу предупредили, что ждать ему придётся долго, больше месяца, но всё равно надо пошевелить. Хоть к зиме-то пусть сподобятся! А пока лезть в подвал придётся с фонарём!

Михаил таким добром запасся, конечно, купил несколько фонарей, один из них импортный, динамический! Ход в подпол был устроен в кухне, отодвинув старый бабушкин сундук, Михаил спустился по скрипнувшей под его весом лестнице в подвал.

Здесь было прохладно, Михаил отметил, что подвал сухой, это хорошо. Давно надо было тут прибраться, вон, ящики какие-то старые в углу свалены, банки пустые – отмыть и отдать Клавдии Петровне, у них тут в деревне это своеобразная валюта!

Ладно, после поищет то, о чём говорила Аделаида, решил Михаил, сначала уберёт тут всё, осмотрит на предмет мышей. Можно же картошки на зиму купить, овощей, из местного чипка в морозы не очень приятно носить будет это всё. Да и кому нужна тут картошка, продавать её – у всех своя в погребе.

Михаил стал таскать весь хлам наверх и складывать во дворе в кучу, потом разберёт, что сжечь, что на свалку увезти. А подвал и в самом деле был большим, стены пестрели старой, кое-где стёртой побелкой, часть пола была засыпана мелким щебнем и керамзитом – это он сам начал когда-то, да вот не успел закончить. Потому половина подвала имела пол земляной.

Таскать мусор Михаил закончил уже к обеду, весь пыльный и потный уселся на перекур и размышлял о том, что баня ещё теплая после вчерашнего, можно сполоснуться будет, осталось только немного подмести в подвале, им всё. Ничего он там не нашёл, хлам один, надо будет сказать Аделаиде, пусть ещё думает, где могут быть подсказки.

Взяв в сарае старый голик, Михаил снова спустился в подвал и обвёл его довольным взглядом – хорошо стало! Надо снова ехать на пилораму и купить доски для полок…

Тёплая волна мягко толкнула Михаила в грудь, отдалась в сердце, какое-то свечение разлилось по подвалу. Удивлённый Михаил обвёл взглядом каменные стены, и увидел, как в углу образовался рой разноцветных искр. Сразу понял – искать нужно там!

Камни, которыми была выложена стена, словно вибрировали, звали его. Прошлого сомнения и страха Михаил уже не ощущал, своё… отложил, так сказать. Подойдя к стене, он стал водить по ним руками, пытаясь поддеть, либо нажать, и самый большой в кладке поддался. Икры брызнули в разные стороны над головой Михаила, но он этого не видел, он вынимал из кладки камень за камнем, удивляясь, как легко они выходят, а ведь кладка смотрелась очень прочно.

Большой кусок стены в углу, под небольшой аркой, оказался «ложным» – это была ниша, а в ней… книги, тетради, скрученные в рулоны листы, перевязанные бечёвкой. Это же… как много записей! Михаил в изумлении стоял, глядя на этот клад. Так вот о чём говорила Аделаида, вот они – записи его предков… предков рода Зверобоя!

Ну, надо с чего-то начинать, решил Михаил и выбрал толстую книгу в кожаном чехле с завязками, на титуле было чёрное тиснение – рисунок. Человек на нём стоял, опершись на тяжёлое копьё, Михаил такие только в кино видел, у богатырей из русских былин.

Подумал, может быть перенести это всё наверх? Но по всей видимости микроклимат в этой нише был особенным, если всё так хорошо сохранилось, даже чернила почти не выцвели, понял он, перебирая свитки. Пусть лежит, как лежало, не им это всё сложено, не ему и вытаскивать.

Он положил камни обратно, и провёл по стене рукой. Ну и хитро́ придумано, даже приглядываясь к стене ни за что не заметишь, что здесь что-то есть! Ну и дела…

Закрыв подпол, Михаил взял новое полотенце, недавно в райцентре купил, расстелил его на столе и бережно положил книгу. На ней не было ни пылинки, словно она не пролежала долгое время в тёмном подвале, а провела это время где-нибудь под музейным стеклом.

Нужно сначала самому отмыться, решил Михаил, весь извозился в грязи и пыли, пока чистил подвал. Обернув книгу полотенцем, он убрал её в ящик комода и пошёл проверить баню.

Уже начало вечереть, солнце висело над лесом, ещё только краем касаясь острых вершин. Посмотрев на кучу хлама, принесённого из подвала, Михаил задумался, может, сейчас сжечь?

– Михаил! Миша! Ох ты ж! – калитка хлопнула и во двор ввалился Николай Васильев, местный, ворогушинский пастух.

Крепкий телом старик, невысокий и коренастый, с белыми то ли от седины, то ли от солнца волосами, он уже больше десяти лет пас деревенское стадо, а до того работал в местном совхозе, пока тот жив был ещё. Каждый год по осени Васильев говорил деревенским, что этот год он в последний раз пастушить брался, тяжко уже ему и на будущий год пусть ищут кого помоложе.

А кого найдёшь, когда в деревне почти уж все такие и остались, молодёжь-то по городам разъехалась, на выходные к родителям и то не всегда приезжают. Потому по весне и шли местные на двор к Николаю Игнатьевичу целой делегацией, просить. Ну, вот теперь запыхавшийся и красный пастух стоял у Миши во дворе, часто и хрипло дыша.

– Идём скорее, – хрипел пастух, – Тут недалеко, за сухим ручьём, и дальше в лес! Ох ты! Только бы жив остался!

Михаил понял – речь идёт о чьей-то жизни, все расспросы надо отложить на потом. Скинул шлёпанцы и быстро обулся, кроссовки на крыльце стояли, на плечи накинул старую ветровку… почему-то подумал про верёвку. Схватил в сарае ту, которой берёзовые ветки на пасеке вязал, тут же на гвозде висели ножны от тесака, сам широкий нож был воткнут в чурбак рядом.

Оба выскочили за калитку, Михаил на ходу цеплял на ремень ножны и расспрашивал пастуха, что стряслось, и куда они собственно бегут.

– Ох, Миша, сердце у меня чичас выпрыгнет, – пастух остановился и оперся на свои колени, нагнувшись, – Помощника мне нонче дали, с ним стадо гоняем, Никитку Прудникова, он у бабки с дедом лето гостит, по осени ему в армию идтить, вот пока тут в деревне у нас обретается. Тот в подпасок согласился, чего не заработать-то, ходи айда, кнутом помахивай. Ну, ничего, парень не ленивый, и мне с им-то не скучно. Сегодня стадо обратно гнали раньше, думали, тут поближе у сухого ручья допасём, и пошли старой изложиной, за брошенной-то конюшней. И поди ж ты, до опушки не дошли, Никиткин крик только я и услыхал, стадо в ор, едва согнал на опушке, побежал Никиту искать, а того нет, как нет! Только полоса широкая в кусты ведёт, словно… волокли его по земле, трава вырвана, будто он за неё цеплялся! Миш… может я думаю, медведь это… озорует… али какой ещё… хищник…

Пастух стал совсем задыхаться от быстрого хода, держался за грудь и хрипел, а Михаил понимал – счёт идёт на минуты… если уже не поздно!

– Дед, ты отдышись тут, – сказал он Васильеву,– А я вперёд побегу, ты мне только укажи, куда!

– Эвон, ложка держись, там старая коновязь ещё цела, в аккурат от неё прямо в лес, по тропе… Я… чичас… Миша… отдышусь только!

Михаил перекинул поудобнее верёвку на плече и побежал туда, где виднелась старая коновязь с резными столбами. Он даже думать боялся, что может не успеть… и знал, кто утащил Никитку!

Глава 15.

То место, о котором сказал старый пастух, он нашёл быстро. Миновал опушку, где небольшое деревенское стадо толпилось без пастуха, животные жались друг к другу, испуганно озираясь и крича.

Михаил вошёл в лес, всё его тело напряглось, чувствуя опасность. Боли в ноге, ставшей уже привычной, он сейчас не ощущал, и к сумеркам, уже окутывающим лес, глаза его на удивление быстро приспособились.

Он видел всё. И примятую траву, пастух прав был – здесь кого-то тащили, и вырванные пучки травы, и едва заметные капельки крови, разбрызганные по осоке. Словно гончая он чуял след, только это был не запах, то, что Михаил улавливал в сгустившемся вечернем воздухе – это была опасность.

Он ступал осторожно и мягко, достав из ножен тесак, он пробирался через кусты, и вскоре понял, куда направляется. Эти места он знал хорошо, здесь он вырос, каждый овражек был им здесь исхожен, вместе с деревенскими товарищами.

Дальше, за небольшим ельником, начинается низина. Раньше это было большое топкое болото, но с временем обмелело, ушло дальше, ниже. Топь была большая, далеко в лес простиралась, из-за неё даже дорогу построили в объезд, хотя сперва собирались топь эту осушить. Но экологи забили тревогу – осушать нельзя, болото питает местные речушки, а те, в свою очередь, и большую реку, с несколькими водозаборами.

Местные ходили сюда за клюквой, ягоды по осени бывало много, когда сырой год. А в сухой – болото мелело, обнажались кочки, появлялись какие-то тропинки, ведшие вглубь болот. Ходили по ним кто-то, бывало, из любителей исследовать всякое «паранормальное», да только никуда тропки не выводили, в топи терялись. Сколь-то людей пропали по своей глупости, «исследователей» этих, поиски результата не дали, и все решили, что те потонули в болоте.

Народ напридумывал всякого, сейчас это модно стало – кто про леших, водяных и кикимор сочинял, по старинке, так сказать, а кто по нынешней моде – про инопланетян, всяких йети и так далее. Но Михаил знал, кто тащил Никитку! Знать бы ещё – куда.

Шёл Михаил уже долго, тревога росла внутри, по спине то и дело пробегал холодок… значит уже близко, понял он. И в самом деле след вскоре вывел его на край топи, серая болотная вода источала тяжёлый запах прелой травы.

Год выдался очень сухой, Клавдия Петровна не раз уже жаловалась Михаилу, что сенокос был плохой в этот год, а пастух вынужден стадо гонять далеко, где трава в низинах сочнее и гуще. Да, сухой год… вон как болото обмелело, тут и там видны тропки и высокие кочки.

На одной такой кочке, довольно далеко от берега Михаил и увидал Никитку. Тот сидел, трясясь и держась за бок, вторая рука его висела плетью – видимо вывихнул, пока его волокли.

– Эй! – окликнул парня Михаил, осторожно оглядевшись, – Эй, Никита!

Парень вздрогнул, обернулся и стал озираться, потом громко зашептал Михаилу:

– Прячься! Он сейчас вернётся! Помоги мне! Вызови помощь!

– Я и есть помощь, – ответил Михаил и стал вязать верёвку к стволу росшей у топи осины.

– Быстрее, быстрее, – задыхаясь шептал Никитка, беспокойно озираясь и оглядываясь на тропу, уходившую в глубь топи, – Он сейчас придёт!

– Кто придёт? – спросил Михаил, он подобрал длинную кривую палку и держась за верёвку вошёл в болотную воду.

– Монстр! – прохрипел Никитка и стал ползти по кочке в сторону Михаила.

Михаил и сам чуял… опасность витала в воздухе, сердце стучало часто и гулко, тело горело огнём. Он ощупывал ногами дно, болото здесь не было топким, в низине собиралась вода, но твердь под ногами ещё можно было нащупать. Михаил торопился, двигался от кочки к кочке, накидывая на них тянущуюся за ним верёвку, наконец добрался до парня

– Ох,– Никиткино лицо исказила гримаса боли, когда Михаил потянул его на себя, – У меня плечо… и нога порвана, он меня за неё тащил, когтями… Это… это… монстр какой-то…

– Тихо! – приказал Михаил, – Молчи и держись за меня как можно крепче!

Он развернулся и стал тянуть верёвку, подтягивая себя к берегу, Никитка уцепился за него и сжав зубы тихо постанывал от боли. Обратная дорога показалась легче, несмотря на ношу на плечах, вскоре Михаил выбрался на сухое место и осторожно подтянул Никитку.

– Идти можешь? – спросил он, – Сейчас закрепим руку, но это пока всё, надо уходить, иначе сдохнем тут оба!

По побелевшему лицу парня, который смотрел куда-то на топь, Михаил понял… Развернулся всем телом, готовый принять удар, и замер.

На той кочке, где только что лежал Никитка, стояло странное существо. Чем-то оно напоминало героев египетского эпоса – поджарое тело, походившее на человека, только вот ноги были наподобие собачьих. Тело было покрыто шерстью, негустой, клочкастой и грязной, руки оканчивались когтистыми скрюченными пальцами. Голова тоже напоминала человечью, но вместо рта была пасть, как у шакала.

– Ты! – существо раскрыло пасть и из неё вырвался голос, больше похожий на звериный рык, – Ты, Зверобой! Оставь его, он мой!

– Ты убил Пинепу! – крикнул Михаил, и достал свой тесак, – А я убью тебя!

– Добыча, он – моя добыча! Ты украл у меня маленького человека, ты виноват, Зверобой! Ты отдашь мне этого! Он – мой!

Рык становился злее, яростнее, сидевший на земле Никитка, прижимавший к себе висевшую плетью руку, кое-как поднялся и встал рядом с Михаилом. Зверь оскалился, встал на четвереньки и ринулся вперед, широкими прыжками перемахивая с кочки на кочку.

Михаил поднял тесак, но губы его вдруг сами собой начали шевелиться, он говорил слова, которых никогда в своей жизни не слышал и не знал. И вот теперь они слетали с его губ легко и просто, голос креп и становился всё громче.

Каян остановился, тело его пошло судорогой, руки стало крючить и он, взвыв от боли, рухнул в болотную воду. Михаил уже кричал, он понял, что в этом их спасение и понятия не имел, что это за заклинание такое, но оно помогало!

Сунув тесак в ножны, Михаил подхватил Никитку, перекинул его руку через плечо, и они побежали, если можно было назвать бегом это странное движение, когда их мотало из стороны в сторону, один из бегущих орал изо всех сил странные, гулкими хлопка́ми загорающиеся в воздухе слова, а второй рычал от боли, сжав зубы.

Как-то умудрившись обернуться на бегу, Михаил увидел, что Каян выбрался из воды на кочку и скалясь смотрел им вслед, жуткий вой раздался над топью…

Поняв, что погони нет, Михаил кое-как дотянул до опушки и остановился, Никитка рухнул рядом без сил, одна штанина пропиталась кровью, но они были живы… Живы!

– К… к… кто эт-т-то… б… был, – Никитка не спрашивал, словно сам с собой разговаривал, озираясь по сторонам.

Михаил тяжело дышал, нога снова начала ныть, он тоже огляделся и увидел, что уже начинает темнеть, от леса наползает тень и болотная сырость, а к ним через ложок спешит старый пастух с перекошенным от страха лицом.

– Ох, робятки! Этакого страху я в жизни не знал! – глядя на мокрых и грязных Михаила и Никиту, проговорил Васильев, – Это… кто же вас так? А выл кто? Это же… не … волки?! Не похоже на волка-то…. Ох ты, Боже мой, Господь Милосердный! Никитка, чего у тебя нога-то?

– Да ладно что вообще жив остался, – криво усмехнулся Никита, сидя на мокрой от вечерней росы траве.

Кое-как поднявшись, Михаил снова взялся за Никитку, и они поковыляли в деревню. За ними, крестясь и в голос читая «Отче наш», шёл старый пастух, погонять стадо ему не пришлось – животные сами спешили домой, испуганно озираясь на сгущающуюся позади лесную темень.

Глава 16.

Домой Михаил вернулся, когда уже порядком стемнело. Пока они ковыляли к дому Прудниковых, старый пастух свернул в проулок, чтобы позвать Галину Таранову, она всю жизнь проработала в местном медпункте медсестрой, пока тот не закрылся. Вот теперь Николай Игнатьевич хотел позвать её помочь Никитке.

– Дед, постой, – остановил его Никитка, – Это самое… давайте все трое договоримся, что говорить! Не скажешь же, что монстр, как в кино, на нас напал! Так меня вместо МорФлота в другое место определят.

– Верно говоришь, – согласно кивнул пастух, – Скажут, из ума выжили все, обсмеют и всё одно не поверят. Миш, чего скажешь?

– А нога у тебя, что скажешь? – Михаил указал на окровавленную Никиткину штанину, – Медсестра сейчас придёт, надо обработать. И… от столбняка и всякого там… бешенства надо меры принять.

– Ну, скажу у болота коровёнку искал чью-то и в старый капкан попал, – подумав, сказал Никитка, – Когда дед жив был, мы с ним такие возле Седого Урочища нашли, несколько штук. Потом ездили снимать на телеге, вроде до сих пор валяются где-то в сарае у нас, поломанные.

– Не знаю, поверят или нет, с сомнением сказал Михаил, – Но времени придумывать нет, давайте пока так. Ты, Никита, сегодня же в больницу поезжай, звони отцу, пусть отвезёт или мне позвони, я на мотоцикле отвезу. Не шути с такой раной, понял?

– Да там царапины, не глубоко, я смотрел, пока на кочке сидел. Но в больницу поеду, пусть уколют, ты, Михаил, прав, – поспешно добавил Никита, – Отцу позвоню, не переживайте.

Бабка Прудникова запричитала, заохала, увидев внука в таком виде, Никитка бабушку успокаивал, да и вообще пришёл в себя, на лице его не было и следа пережитого потрясения, только вывихнутое плечо болело, и он то и дело морщился. Когда Михаил уже уходил со двора Прудниковых, навстречу ему попался Николай Игнатьевич, за ним шла строгая женщина в годах со старым, истёртым чемоданчиком в руке. Михаил поздоровался, кивнул пастуху и отправился домой.

Оказавшись в своём дворе, Михаил запер калитку и стал поверх штакетника вглядываться вдаль. Опушка леса была совсем темна, только по лугу, простёршемуся до самого дуба напротив Михаилова двора, ещё гуляли сиреневые августовские сумерки. Михаил стал тренировать новое своё умение «приближать» опушку, в надежде выяснить, вдруг ему ещё и в темноте дано видеть, наподобие как в прибор специальный. Но нет, чуда не произошло, черной стеной стоял лес, с реки потянуло сыростью, уже чувствовалось дыхание приближающейся осени.

Поёжившись, Михаил пошёл в дом, наверное, надо было печку днём затопить, просушить и прогреть дом. Ну да ладно, ему не впервой, приходилось и в менее комфортных условиях ночевать! А уж завтра протопит печку, благо дров запасено в новеньком сарае.

Сбросив с себя мокрую, испачканную болотной грязью одежду, Михаил стал лить на себя едва тёплую воду, баня-то вчера топлена. После такого, чуть тёплого «душа» Михаил выскочил на улицу исходя мурашками и кутаясь в полотенце, поднимался ветер, клоня высокие вершины елей в бору из стороны в сторону.

Одевшись в тёплую армейскую «нателку», Михаил поставил на плитку чайник и завернувшись в шерстяное одеяло уселся за стол. Перед ним лежала книга, та самая, в тиснёном кожаном переплёте, которую он достал сегодня из подвала. Масляная лампа давала мало света, Михаил зажёг ещё несколько свечей, и стал рассматривать ровные, написанные старинными буквами строчки.

– Ну что, как ты? – мягкий хлопок и контральто раздались одновременно, Михаил даже подпрыгнул от неожиданности.

– Тётушка! Ну нельзя же так человека пугать! Я чуть не окочурился! – Михаил сердито подтянул на себе одеяло, – И так натерпелся сегодня!

– Извини, не хотела тебя так напугать, – Аделаида изящным движением поправила серебристо-голубое платье, – А потом, Михаил, что за выражения? «Окочурился»!

– Пардон, тётушка, я от волнения. Я нашел то, о чём ты говорила, – Михаил указал на книгу, – Только там много всего, как найти, где про Каянов этих написано? Да и как это прочитать, я на старорусском, или как там его, не понимаю.

– На каком ещё старорусском? – спросила Аделаида, потягивая свою трубку, от которой в воздухе слышался аромат яблока и вишнёвой косточки.

– Да вот на этом! – Михаил открыл первую попавшуюся страницу книги и ткнул пальцем в строчки.

Тут на его удивление в глазах чуть замельтешило, и старинные малопонятные буквы и слова выстроились в обычные, стройные и знакомые Михаилу строки.

– Ну вот, а ты переживал, – сказала Аделаида, пуская тонкую струйку дыма в потолок, – Не думал же ты, что глаза Зверобоя только как подзорная труба работают?

В кухне загремел крышкой чайник, Михаил убрал пока книгу в сторону и накрыл стол к чаю. Стал рассказывать Аделаиде, что с ним сегодня приключилось.

– Я думаю, у него где-то на болотах, в самой глуши, логово, – говорил Михаил, – Год был сухой, пастух сказал, дождей было мало, сенокос был плохой. Болото обмелело, открылись тропинки, и Каян стал приходить по ним сюда к нам. Первыми, кто ему попался, была семья Пинепы… они там за оврагом, на отшибе от всего живут. Вот Каян и утащил сначала ребёнка, а когда Пинепа пошёл выручать сына, убил и его. Но унести тело не успел, я помешал…

Аделаида слушала и медленно кивала головой, соглашаясь с догадками Михаила.

– Никоп сказал мне, будешь готов – приходи. А как подготовиться? Это же сколько времени займёт, пока я нужную книгу найду? Хотя бы прочитать смогу, уже хорошо, но…

– Зачем искать? Ты уже всё нашел, осталось прочитать, – Аделаида указала на книгу, – Доверяй себе, мой дорогой, ведь чутьё у Зверобоя от рождения есть. Ну, не стану тебе мешать! Благодарю за чай!

И прежде, чем Михаил успел открыть рот, раздался хлопок, и дама в платье с корсетом растворилась в воздухе, оставив после себя лёгкий фруктовый аромат. Вздохнув, Михаил убрал всё со стола, прикрыл ставни на окне, ему было неспокойно… всё казалось, что со двора кто-то может подглядывать за тем, что он делает.

Сунув озябшие ноги в старые, побитые молью валенки, Михаил раскрыл книгу. Присмотрелся, подождав, когда строки станут ему понятны, и стал читать.

Как очистить запруду, если пришли «прозрачные», как прогнать лесную мавку, как изгнать из собаки или лошади «присосыша», заговоры от плутяницы на тропе, как оградиться от «птичьего краппа», и прочие диковины. Михаил читал, рассматривал нарисованные рядом со строками изображения и всё глубже погружался в неведомый ему доселе мир. Это же как много всего… неужели это всё существует в нашем мире… или соседствует с ним?

Михаил переворачивал плотные, чуть пожелтевшие от времени листы, рассматривая написанное. Где-то были изображены знаки, чётко прорисованные, и под ними были надписи, например – начертать на коре дуба и бросить в воду на осеннее полнолуние, от утопцев и пучеглазых скарний. Знак этот был немного похож на изображение рыбы, и немного – на скорпиона. Три других знака были помечены простым карандашом, видимо, кто-то из его более современных предшественников отмечал. Эти знаки его тоже заинтересовали, под ними была надпись – как охранить двор и селение от всякого зла, беды, мора и огневища. Михаил положил закладку из конфетной обёртки – потом внимательно посмотрит, может, пригодится.