Тайна Дрёмы из темного леса

В самой сердцевине Тёмного-Дремучего Леса, куда даже лунный свет пробивался лишь тонкими, дрожащими серебряными нитями сквозь шапки вековых елей, жил сам Хозяин Ночи – Чудище Дрёма. Он был выше самых высоких сосен, а его длинные-предлинные руки, тонкие и узловатые, как старые ивовые ветви, свисали почти до самой земли, покрытой бархатным ковром чёрного мха. Весь он был будто соткан из теней и ночного сумрака, худой, почти невесомый, и только огромные глаза, как два потухших уголька, мерцали в темноте холодным, пугающим светом. Когда он шёл, не было слышно шагов, лишь тихий шелест, будто осенний ветер играет сухими листьями.

А в самой гуще этого леса, там, где даже птицы замолкали, стоял его дом. Ох, и дом это был! Высоко-высоко, на могучих, сплетённых ветвях древних дубов, будто гнездо гигантской птицы, притаилось скрипучее строение. Стены его были почерневшими от времени, как старая кора, и покрыты седым мхом, свисавшим бахромой. Окна, узкие и словно подслеповатые, казались спящими глазами чудовища. А пахло вокруг него сыростью лесных оврагов, вековой пылью, терпким болотным запахом тины и тайной – такой густой, что казалось, её можно потрогать рукой. Шептались звери, что Дрёма выстроил его из корней, вырванных у самой Ночи.

Ходили по лесу леденящие душу истории. Говорили, что Дрёма выходит на охоту, когда луна высоко в небе, и крадёт тех зверят, которые не слушаются мам и не ложатся спать. Говорили, что он хватает их своими ветвистыми руками и уносит в свой страшный дом на дубах. А там… а там, говорили, никто их больше не видел! «Съел! Наверняка съел!» – дрожали от страха маленькие зайчата, кутаясь в одеяльца. «Утащил в свою берлогу!» – вторили им бельчата. Весь лес боялся Дрёму пуще огня и грозы. Мамы-лисицы, мамы-ежихи, мамы-медведицы – все строго-настрого велели своим деткам: «Спите вовремя, а то Дрёма утащит!»