Золотые пески Аравии

1

ЗОЛОТЫЕ ПЕСКИ АРАВИИ

ЗАПИСКИ О ЖИЗНИ В ВОСТОЧНОМ КОРОЛЕВСТВЕ

Моему сыну, Максу

ПРЕДИСЛОВИЕ

Десять лет назад, когда мой самолет приземлился на святой для мусульман земле, я не знала о Джидде ничего. На улицах Королевства нельзя было фотографировать и снимать видео, женщинам не разрешалось водить машину, в стране не проходили концерты, не было кинотеатров, употребление алкоголя было запрещено, а новогодние елочные игрушки суровые таможенники забирали на границе.

Прибрежная Джидда была городом, скрывавшим свое лицо под черным никабом, как и тысячи его жителей. Городом, в котором хотелось кутаться в темную абайю, никогда ее не снимая. Городом, в котором мое чувство страха перед неизвестностью, новой культурой и непонятными мне законами, было обострено как никогда.

Я была дочерью чужой земли, и Королевство золотых песков учило меня быть гибкой и открытой для нового и неизвестного, смотреть в глаза страхам и знакомиться с ними. Чтобы даже самая сильная боль со временем превратилась в сакральный и полезный урок.

Когда поток мыслей уносил меня на другой континент, где снежинки укрывали ели у кирпичного дома, я останавливалась и просто смотрела. На белоснежные минареты мечети, волны Красного моря, разбивающиеся о валуны, крошечных крабов на камнях, усталые пальмы, склонившие листья от невыносимой жары. Наблюдала за новым миром – совершенным для женщин с ног до головы укрытых черными одеждами, и таким несовершенным для меня. Я искала в этом городе свое место, старалась проникнуть в его душу, изучала его язык, культуру и просто наблюдала.

Иногда я записывала обрывки фраз о стране вечного солнца, которые могли исчезнуть в мгновение. Я писала о шумных местных на набережной субботним вечером, о пронзительной тишине опустевших во время молитвы торговых центрах, о бирюзовом теплом море на закрытом пляже за высоким забором и вышками с охраной. И постепенно, благодаря спокойному наблюдению и приятию, я начала видеть истории за каждым поворотом в этом городе. За грустными глазами упаковщика в супермаркете Дануб, приехавшего из Пакистана. За пышными ресницами сирийской модели на закрытом показе мод. За тяжелым дыханием маникюрши из Филиппин в частном салоне красоты.

Из таких заметок, крошечных как песчинки, родилась моя книга о Саудовской Аравии. Это те бусины, которые год за годом я нанизывала на цепочку – из крошечных наблюдений, из умения замечать новое, из радости сегодняшнего дня.

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1 ВЗАПЕРТИ

СМЕРТЬ КОРОЛЯ

Я впервые шла по той улице от метро «Парк Культуры» к Зубовскому Бульвару, 13. Стоял январь, выл ветер и я пряталась в воротник бежевой шубы. В пятиэтажном бутик-отеле на западе столицы меня ждал небольшой серый чемодан с синей наклейкой в виде самолета. Внутри аккуратно были сложены джинсовые шорты с яркими майками, солнцезащитный крем, любимые книги и маленький сиреневый кролик, купленный в порту Марселя у улыбчивого дедушки.

«Здесь, на улицах российской столицы, вновь пишется моя новая история», – думала я, открывая дверь фирмы, в которой меня ждал паспорт с визой в страну, недоступную для большинства жителей земли.

Я вспомнила, как в свои три года я останавливалась в Москве на ночь между перелетами, перед вечной сменой дома – с сурового северного полуострова Рыбачий со снежными сопками и вечной темнотой на нежный и благоухающий первой сиренью Минск. Вспомнила, как в свои 21 я получила здесь американскую визу, чтобы уехать работать на круизные лайнеры, которые стали моим домом на долгие три года.

А сейчас я готовилась уезжать в страну запретов и золотых песков. Открывать для себя неизведанные просторы аравийских дюн. Готовилась вдыхать раскаленный воздух самого закрытого в мире Королевства и бродить по набережной Джидды, наблюдая за одинокими моряками, смотрящими вдаль Красного моря. Но в отличие от десятка городов, застывших в сердце и стучавших с ним в унисон, Саудовская Аравия не была в списке моих must visit стран. Я ничего не знала о ней, а в интернете не было ни информации, ни фотографий Королевства. Муж, который получил рабочий контракт в стране вечного солнца, лишь загадочно говорил мне, что это не Дубай.

В тот день я получила отказ в визе. В стране песков за тысячи километров от снежной Москвы был объявлен траур. У королевского госпиталя в Эр-Рияде был разбит шатер, где молились сотни саудовцев. 23 января 2015 года умер Абдалла, шестой Король Саудовской Аравии.

Смерть правителя всегда приводила к конфликтам между разными ветвями королевской династии. Все они были потомками Абдул-Азиз ибн Сауда, основавшего Саудовскую Аравию в 1932 году. После смерти основателя страной правили лишь его сыновья, каждому из которых на момент смерти шестого Короля было уже за 70 лет. И вопрос витал в воздухе – кто из сотен внуков Абдул-Азиза больше всех достоин престола?

Тогда никто не подозревал, что с приходом к власти Короля Салмана, изменением схемы престолонаследия и назначением наследником престола его сына, кронпринца Мухаммеда ибн Салмана, в стране начнется эпоха перемен. Двери Королевства откроются для туристов, блогеры будут показывать красочные фото Мадаин-Салих, на северо-западе страны начнет строиться город будущего Неом, а местным женщинам будут предоставлены права, о которых они мечтали десятилетиями.

Но в ту весну спустя несколько месяцев после отказа в визе, когда я прилетела в Джидду впервые, это все еще была консервативная, религиозная и закрытая от внешнего мира страна, на улицах которой не было ни одного туриста.

СТАМБУЛ – ДЖИДДА

«Город на двух континентах вдохновлял. В нем было что-то волшебное, неуловимое, яркое. С утренним ветром с Босфора, со стаей голубей у мечети, с запахом каштанов и кукурузы у уличных торговцев. На пыльных улицах Стамбула, в ярких витринах со сверкающими на солнце разноцветными лампами, в звуках музыки из турецкого кафе возле трамвайных путей – там жила любовь», – эту цитату из моей первой книги о работе на круизных лайнерах, которая разлетелась по многим пабликам и постам блогеров, я написала за угловым столиком кофейни в последний день весны. В аэропорту Ататюрк, ожидая посадку на рейс Стамбул – Джидда.

Странный кофе, больше похожий на какао из местной кофейни, суетящиеся вокруг люди и белые полосы от самолетов в небе над аэропортом – ничто не могло отвлечь меня от воспоминаний о городе на Босфоре. В мыслях были чайки, кружащиеся над водной гладью, сладости из ресторана у Голубой мечети и неумолкающий гул Гранд базара.

На этом рынке, теряясь в сказочных разноцветных платках, перебирая звонкие серебряные украшения, вдыхая запахи восточных специй, перемешанные со сладким кальяном, я купила золотой блокнот с шелковой закладкой – нежное солнечное воспоминание моей двадцать шестой весны.

Этот блокнот позже стал моей летописью дней в стране запретов и жгучих песков. Маяком, который хранил воспоминания и простые будни, из которых складывалась моя жизнь в Саудовской Аравии.

На том же рынке была куплена и первая абайя – платье из черной ткани, закрывающее все тело до пят. Лишь примерив, мне захотелось сразу же сбросить ее с себя. «Она делает женщин Востока безликими», – подумала я. Позже, уже в Джидде я узнала, что подобно мусульманкам Дубая из фильма «Секс в большом городе», которые прятали четырех знаменитых героинь и показывали им свои наряды под темными абайями, женщины Аравии были похожи на ярких экзотических птиц. Птиц, скрывающих под черными безликими платьями образы с последней недели высокой моды.

«Начинается посадка на рейс S567, следующий в Джидду». Я оторвала глаза от ноутбука и стала наблюдать за людьми, которые занимали очередь на посадку. Это был коктейль из шепота, громкого смеха, песен на незнакомом языке. Шумные толпы пакистанцев и индусов, саудиты в национальных одеждах с женами в черных никабах, робкие филиппинские няни, пытающиеся уследить за разбегающимися в стороны детьми. Люди с разными судьбами, проблемами, достижениями. Люди с абсолютно разным достатком. Это был туман чужих эмоций. Наследные принцы и их горничные, дети прислуги и индонезийцы, накопившие деньги на паломничество. Хаос и калейдоскоп настолько разных судеб и людей, которых я не встречала ни на одном рейсе. Ни в одном аэропорту мира.

«Ваше место 13С», – тихо проговорила стюардесса на входе в самолет. Сев, я не могла отвести глаз от колоритной толпы, в которой смешались разные языки и культуры. Сзади была та самая филиппинская няня, которой никак не удавалось усмирить троих детей погодок. «Где их родители?», – подумала я. Но через секунду меня заняла другая мысль. Мои глаза встретились с глазами молодой девушки. «Зачем она летит в Аравию?». А потом с еще одной, от которой веяло приторно сладкой летней Эксадой с запахом малины. Ее глаза были ярко-синие, подведенные черной подводкой. Я хорошо запомнила их, потому что из-под черного никаба я больше ничего не могла разглядеть.

Рядом сидел мужчина европеец в темном костюме, перебиравший бумаги с сотнями цифр. Я думала, когда самолет оторвется от земли, он достанет свой серебристый мак бук и начнет набирать на нем текст для очередного отчета. Мне вдруг показалось, что все мы здесь, в самолете Стамбул – Джидда, следующего рейсом S567 не случайно.

– Первый раз в Джидду? – тихо сказал мужчина с американским акцентом. Мы проговорили с Шоном все пять часов полета. И говорим до сих пор. Иногда так, в небе, на высоте тысячи километров от земли, рождается вполне земная дружба.

Он рассказывал мне про могилу той самой библейской Евы, о существовании которой историки писали еще в первом тысячелетии нашей эры. В 1928 году по приказу принца Фейсала, гробница Евы была уничтожена. Пришедшие к власти ваххабиты боролись с любыми практиками, которые напоминали поклонение идолам. Спустя еще полвека, место, где находилась могила, сровняли с землей и забетонировали.

– Сейчас там обычное кладбище с безымянными могилами. Но легенда живет в его названии – Уммуна Хава. Да и в самом имени города Джидда.

– Почему?

– Оно переводится с арабского языка как «бабушка».

Когда Шон рассказывал мне о могиле Евы, я вспомнила, как во времена работы на кораблях, в переполненном crew bar, я услышала мусульманскую легенду. После изгнания Адама и Евы из Рая на землю, они оказались в разных местах. Адам по разным мифам попал то ли на остров Цейлон, то ли в Йемен, то ли в Мекку. Но во всех легендах сходилось место, куда попала Ева – в Джидду. Тот самый город, которому суждено было стать моим домом.

Во время посадки я наблюдала, как ко мне приближается пустыня. Самолет сделал круг, и я увидела самый высокий в мире фонтан короля Фахда, мощные струи воды которого поднимались в небо на высоту более 312 метров.

Лишь шасси коснулись земли, Шон сказал фразу, которая показалась мне странной. Но уже меньше чем через час я поняла ее.

– Готова? Ты привыкнешь.

Я лишь кивнула в ответ, впервые одевая и застегивая непривычную для себя национальную одежду для женщин. При выходе из самолета меня окутала удушающая жара и раскаленный июньский воздух, смешанный с запахами бензина и восточной амбры. «Я не смогу здесь дышать», – пронзила меня первая мысль о земле, жемчужине арабского Востока, на которой мне предстояло прожить долгие три года.

ДОМ С РЕШЕТКАМИ

Шумный рынок в Багдаде, корабль Синдбада-морехода, роскошные гаремы и мерцающие на восточном солнце камни. Запах мирры и ладана, шелковые платья Шехерезады и сладкие финики. Темные глаза принцессы Жасмин из сказочной Аграбы, караваны верблюдов и золотые пески Руб эль Хали, звенящие золотые браслеты и сказки Тысяча и одной Ночи. Это был мой Восток – тот самый манящий и сладкий, сказочный и недосягаемый. Но этот Восток из моих снов не имел ничего общего с реальностью.

Я была одна в огромной квартире с запахом арабского кофе и видом на шумные улицы города, не поприветствовавшего меня, не кивнувшего, не протянувшего руку и не обнявшего. Города, которому не было до меня никакого дела. Города, встретившего меня холодным молчанием в самую палящую жару.

Джидда была занята тысячами паломников, направляющихся в Мекку. В ее расписании были ежедневные призывы к молитве и разбирающиеся о прибой волны Красного моря, которое я с трудном могла разглядеть с окон квартиры на верхнем, пятом этаже. На тех окнах были тяжелые железные решетки – идеальный атрибут, чтобы почувствовать себя как в тюрьме.

2

Это были просторные апартаменты со странной планировкой. В отдельном помещении была ванна, а в другом – душевая, причем находились они рядом, у самого входа. Попасть в туалет можно было только из спальни. Причем второй, гостевой, в которой мы с Адамом устроили комнату, где были сгружены наши вещи и чемоданы. Через пару недель мы планировали переехать из этой временной квартиры в другую, в районе Andalus.

Дорожек для прогулок и пешеходных переходов в той части Джидды не было. В первый день я спустилась на лифте в просторный холл с золотыми обшарпанными колоннами и, поприветствовав соседа из Ливана, вышла на улицу. Я тяжело вдохнула раскаленный воздух, осмотрелась по сторонам и поняла, что идти просто некуда. Старенькие машины проносились с бешеной скоростью, поднимая пыль с песчаной дороги. Впереди была бескрайняя пустыня, справа – шумный рынок, слева – обшарпанные бетонные здания с толпой бездомных облезлых котов. И запах моря.

Я поднялась обратно в стерильную квартиру и сквозь решетку стала наблюдать за жизнью нового города, стараясь впустить его в себя. Стараясь объяснить своей душе, что я привыкну, пойму и открою сердце для новой и непонятной мне культуры. За окнами местные громко обсуждали что-то на арабском, смотритель нашего здания кормил у входа тех самых бездомных котов, а на углу, у входа в знаменитую забегаловку Аль Баик выстраивалась очередь мужчин, ждущих открытия кафе после окончания молитвы. Во время молитвы в стране закрывалось все – магазины, кафе, торговые центры, офисы. Улицы пустели и затихали. Позже у меня даже появилось приложение на телефоне, предупреждающее о ее начале. Так, в шумном молле, я садилась в кафе и успевала сделать заказ, чтобы не гулять между закрытых магазинов.

Вечером мы выбрались в Red Sea Mall, один из крупнейших торговых центров на западном побережье Королевства. В четверг он был переполнен. Пятница и суббота были выходными днями, а привычное нам выходное воскресенье – первым днем рабочей недели. Мы гуляли в шикарных бутиках и, выбрав платье, я поняла, что примерочных в магазинах просто нет. «Еще одна странность, к которой придется привыкнуть», – сказал Адам, улыбаясь.

Выходя из магазина, я впервые увидела мужчин в черной униформе – религиозную полицию или мутаву. Она возникла в 1940 году, когда был основан «Комитет по поощрению добродетели и удержанию от порока». Какое-то время представители мутавы обладали безграничными полномочиями: они могли потребовать доказательства родства между мужчиной и женщиной, которые шли вместе. А в День Влюбленных совершали рейды по магазинам и изымали плюшевые игрушки и сердца, которые казались им олицетворением западного праздника. Но ни в ту первую встречу, ни в последующие годы, я никогда не видела, чтобы представители религиозной полиции к кому-то подходили. В основном они медленно прогуливались по торговым центрам, занятые разговорами между собой.

Так пролетела первая неделя в Королевстве. Я выучила десяток арабских слов, запомнила имена всех соседей, мы с Адамом купили в дом первый цветок, изучили местную кухню и даже научились готовить молохею – национальное египетское блюдо из зеленого травянистого растения, которое называют «египетским шпинатом».

Днем я наблюдала за единственным автобусом, который видела на этих улицах, развозившим пакистанских работников. Почему-то я не задумывалась тогда, что в городе нет ни остановок, ни общественного транспорта. А вечером писала дневники.

«Я ушла в свою тишину. В вечную зиму в сердце, разгребать сугробы и согревать их первыми лучами весеннего солнца. В сердце жили предрассветные сны, туманные мелодии моей двадцать шестой весны, воспоминания о море и тысячи осколков. Моя тишина проникала в меня. Индийскими мантрами, переплетениями слов из книг, бокалами финикового сока и фразами из рукописи. В Королевстве золотых песков для меня не было ничего родного. Я искала, но не находила», – перечитав эту запись в золотом блокноте с шелковой закладкой я поняла, что мне надо что-то менять. Единственное, что я могла поменять тогда – свое отношение к месту, где находилась. Единственное, что могло помочь мне в этом – мое море.

CORNICHE

«Там поют среди серых камней,

В отголосках причудливых пен –

Переплески далеких морей,

Голоса корабельных сирен»

(Александр Блок)

Когда-то, казалось в другой реальности, я касалась волн Красного моря, ласкала его своим взглядом и провожала в Александрии, чтобы через годы встретить его вновь. Уже на другом берегу – в пыльной Джидде.

Мимо меня проходили женщины в черных одеждах, мечты которых были погребены под аравийскими песками. Местные дети играли на набережной в шашки. Только шашками им служили косточки от фиников. Пакистанский рабочий в белой одежде сметал песок с грязной набережной. Несколько женщин расстилали на траве яркие одеяла и расставляли маленькие чашки кофе с кардамоном, а мужчины несли из машины раскладные стулья. Для многих местных пикники на набережной были единственным развлечением. Jeddah Corniche жил своей размеренной жизнью. Без музыки из близлежащих кафе. Без вспышек фотокамер. Без алкогольных коктейлей с дольками ананаса.

Я впервые ступила на эту шумную набережную 18 июня, после заката солнца и трапезы ифтар, в первый день священного для мусульман месяца Рамадан, девятого месяца исламского календаря, используемого мусульманами для определения дат религиозных праздников. Именно этот календарь и использовался как официальный в Саудовской Аравии до 2016 года. Летоисчисление в нем велось от Хиджры – даты переселения пророка Мухаммеда и первых мусульман из Мекки в Медину.

В священный месяц город не спал, он жил в ином ритме, словно день и ночь поменялись местами. Работа у местных на протяжении Рамадана начиналась не в привычные 9, а в 11 утра. Ночная Джидда, укрытая покрывалом звездной ночи, пахла сладостями из небольших сирийских магазинчиков, терпким арабским кофе и финиковым соком, который в священный месяц продавался повсюду. Королева ночного неба – луна, светила ярко, закрывая своим светом сотни маленьких огоньков на небе. Все магазины и рестораны закрывались после полуночи, а пробки на улицах рассасывались только к двум ночи.

Огни Джидды мерцали и отражались в Красном море. Современные небоскребы с пятизвездочными отелями соседствовали здесь со старинными зданиями мечетей, построенными десятки лет назад. Одной из них была плавающая мечеть с бирюзовым куполом с белыми минаретами, находящаяся в северной части набережной. Я никогда не подходила к ней близко, лишь наблюдала исламскую святыню издалека, будто боясь прикоснуться не к своей религии. Мечеть поражала меня, даже на расстоянии в ней чувствовалась магия. Аль Рахма так четко вписывалась в морской пейзаж и даже сливалась с ним, ведь построена она была на сваях. Во время прилива казалось, что святыня парит над волнами Красного моря.

Мы купили замороженный йогурт с жидким шоколадом и кокосовой стружкой и сели прямо на траву на набережной. «Что будет завтра?» – спросила я себя, глядя в темноту, в бескрайние морские просторы и переведя взгляд на филлипинского рыбака, который смотрел вдаль с таким спокойствием и безмятежностью, что к этому захотелось прикоснуться. Он не ждал, что рыба клюнет на его удочку. Он не ждал, что волны принесут из-за горизонта сказочный корабль. Он просто жил мгновением, не стремясь опережать жизнь.

Я знала, что будет новое завтра. Придет новый день, и солнце будет ярко светить над Арбатом, а огни Бурж Халифы будут освещать неспящий Дубай. На острове Богов Бали стремительные волны будут носить по своей глади австралийских серферов, а на другом конце света, город из детских снов на восточном побережье США, будет медленно просыпаться, стряхивая свой сон. И мне вдруг там яростно захотелось жить, не теряя в жизни ни единой секунды. Захотелось наблюдать за незнакомым для себя миром и проникать не только в свою пустоту, но и в боль каждого иммигранта, оказавшегося в чужой стране, но оставившего сердце на родине. Подобно Люси.

Я смотрела на море страны, закрытой от всего мира. Тогда я и представить не могла, что спустя несколько лет на севере-западе, на границе с Иорданией, с нуля начнет строиться город будущего стоимостью в миллиарды долларов. Неом.