Поцелуй смерти

Пролог.

Граф Медынский, прибыл в своё имение, получив срочную депешу от своего управляющего, месье Ле Санжа. Старик обнаружил свою молодую хозяйку, графиню Амалию, «совсем не живой» о чём он, путая французские и русские слова, немедля написал. Один Бог знает почему, но до возвращения графа Ле Санж распорядился не трогать тело. Он закрыл окна ставнями, запер двери в комнату, где лежала покойница, и спрятал ключи в тайнике, о котором знали только он и хозяин.

Медынский по службе находился в Москве, и собирался вернуться в имение только в начале сентября, но дурные вести заставили его выехать сразу, как он их получил.

Амалия, судя по всему, своей сытой и привольной жизни с графом, предпочла самоубийство. Граф был опечален. Загнав двух лошадей, он валился с ног, и всё же прежде хотел выслушать своего управляющего.

– Хозяйка, как нам известно, получила письмо, – подслеповато щурился месье Ле Санж, глядя на огонёк свечи, – но мы не посмели интересоваться, от кого оно. Ей его доставил драгун полка Его Величества.

– Дальше, – с потемневшим от горя лицом спросил граф.

– Мы сперва думали, что письмо от вас, – тянул француз, избегая смотреть хозяину в глаза.

– Бога ради, не тяните! – крикнул Медынский.

– Как угодно. Графиня много плакали, отказались от обеда, но зато с аппетитом поужинали… мы обрадовались, думали, конец грозе. Она была так ласкова в тот последний вечер, так мила… из её комнаты раздавались звуки пианино… а потом она стала как бы.. сбиваться, не попадать в ноты.

Я постеснялся пойти сам, всё же вечер, хозяйка могла быть не одета…

– И? – теряя терпение, схватил его за лацканы сюртука граф, – говори же!

– Я послал Грушу, – отвернувшись от графа, в сторону сказал француз, – и сразу же после того, как она вошла, услышал её душераздирающие крики! О! Это было так ужасно, месье!

– Ле Санж промокнул глаза шёлковым платком.

Медынский отпустил его, и сев на стул, покачал головой.

– Что это было? – Яд? Она убила себя из пистолета?

Управляющий молчал.

– Боже мой, – лицо графа свела нервная судорога, – неужели она.. повесилась? Это же уму непостижимо!

– Нет, сударь. Конечно, хозяйка не стала бы вешаться, подобно простолюдинке.

– Так как она умерла? – потрясая кулаками возопил убитый горем муж.

– От кинжала, – ответил француз, и плечи его затряслись от нахлынувших на него переживаний.

– Где она? – спросил граф. Лицо его стало непроницаемо, – вы отнесли её в «холодную»?

– Никак нет. Я оставил всё как есть, до вашего приезда, – поклонился старик.

– Как? Прямо в комнате? Но я ехал пять дней! Письмо шло столько же! Амалия не была святой, её прекрасное тело… о боже! Скорее ведите меня к ней.

С торжественным видом старик достал заранее извлечённый из замка ключ, и открыл двери, ведущие в комнату графини.

Первым зашёл лакей, неся перед собой подсвечник с шестью свечами. За ним шёл граф, и замыкал шествие Ле Санж.

– Ну? – спросил граф управляющего, – и где же моя жена?

– Я… – старик издал какой-то булькающий звук, – я не понимаю! Ключ был только… только у меня! Клянусь!

– Ты уверен, старая шельма, что она была мертва? – хорошенько тряхнул его граф.

– Совершенно уверен, – бормотал бедный старик, да вы сами взгляните там должна быть кровь… кровь..

Он встал на карачки и пополз. Наблюдая за его отражением в зеркале, расположенном у стены, граф подумал, что возможно старик сошёл с ума, и Амалия просто сбежала к своему сановному любовнику.

Глава 1. Странный снимок

Утро застало Шутемова в мастерской. Открыв глаза, он взглянул на часы резко вскочил с небольшого диванчика. «Здравствуйте, ребята! Слушайте "Пионерскую зорьку!» донеслось из радиорепродуктора. Быстро приняв холодный душ и обтеревшись полотенцем, Андрей оделся. Наскоро собрал проявленные за ночь фотографии и поехал в редакцию.

Конечно, если бы Настя была дома, он бы не проспал. Жена всегда вставала раньше него, и обычно в половине восьмого по их маленькой квартирке разносился запах какао. Андрей не раз думал, как ему повезло: Настя сочетала в себе ум, красоту и хозяйка была отменная.

Через полчаса Шутемов переступил порог редакции газеты «Зарянская правда»

– Юрий Шихамович, можно? – спросил он, постучавшись.

Главный редактор сделал радушный жест.

– Заходи, заходи, Андрей!

– Вот, сделал, как вы просили, – положив перед редактором стопку фотографий, Андрей встал рядом с ним, чтобы иметь возможность комментировать снимки.

– Быстро! – похвалил Юрий Шихамович, одну за другой разглядывая фотографии. – небось, ночь не спал, проявлял? Как там жена твоя, скоро ли вернётся?

– Обещала завтра, – ответил Андрей.

– А это кто? – спросил его Юрий Шихамович и его короткий палец указал на фигуру, запечатлённую на одной из фотографий. – Они там что, кино снимают?

– Нет… я никого не видел, специально приехал по раннему часу в усадьбу, – удивился Андрей, поднеся фотокарточку к глазам, – странно!

– Вот ещё кадр! – протянул ему следующую карточку редактор.

На фото была видна стройная фигурка женщины в приталенном старомодном платье. Такие, должно быть, носили знатные дамы при дворе Российского Императора.

Фотограф был поражён. Он мог поклясться, что снимал интерьеры старинной усадьбы Медынских в полном одиночестве. Лишь гнездившиеся под крышей господского дома птицы, подавали голоса при его появлении, но людей, тем более женщин… тем более таких хорошеньких, как эта, он не видел.

– Ладно, я не против, если ты решил сделать несколько фото хм… своей знакомой, – заметил редактор и усмехнулся в усы. – но ты не заигрывайся, не забывай, что ты женат!

– Не было там никого! – снова попытался оправдаться Андрей, – Юрий Шихамович!

– Ладно, фото эти я тебе верну, но смотри, чтобы Настя не нашла! – редактор взял остальные фотографии и положил их в папку. – А так, хорошая работа, Андрей. Молодец!

Пожав фотографу руку, Юрий Шихамович проводил его до двери.

Выждав немного, редактор снял трубку стоявшего на столе телефонного аппарата, и отрывисто крутя диск, набрал номер.

– Зайди ко мне, Оленька, – коротко сказал он, – кажется, я нашёл отличный сюжет для твоей новой статьи!

Оля Кружилина мечтала о Москве. Она родилась и выросла здесь, в Зарянске, но душа её стремилась наружу, в большой и суетный мир, где ежедневно происходило множество скандальных событий. Подхватив блокнот и карандаш, она, тем не менее, отправилась к главреду.

– А-а-а, заходи, Оленька, – обрадовался Юрий Шихамович, – как я и говорил, у меня для дело!

«Небось опять, про какого-нибудь стахановца» – подумала девушка, и её серые, с желтизной у зрачков глаза, уставились на шефа.

– Неужели вы хотите мне поручить какой-нибудь репортаж с полей нашей Родины, или на этот раз доверите взять интервью у передовика производства? – всё-таки не удержалась она.

– А вот и нет, – как ребёнок, радовался редактор и даже потёр руки, – на этот раз настоящая ин-три-га! Дело в следующем: тебе нужно узнать, что за таинственная молодая женщина живёт в усадьбе Медынских!

– В усадьбе Медынских никто не живёт! – уверенно ответила Ольга, – вы же сами знаете, что там хотят сделать приют.

– Да знаю, я знаю… – радость редактора куда-то улетучилась, – и тем не менее. У меня сейчас был Шутемов, фотограф. Я попросил его поснимать там, по просьбе… в общем, очень уважаемого человека. И на снимках, сделанных Андреем вчера, обнаружилась женская фигура. Я прошу тебя узнать, кто такая, и какое отношение она имеет к усадьбе.

Он замолчал, и подойдя к окну, посмотрел, как по пешеходной дорожке, взявшись за веревку, как утята переваливаются воспитанники детского дома им. Макаренко.

– А что же Шутемов её не расспросил? – Ольга выжидательно смотрела на редактора.

– Так я говорю, – редактор посмотрел на неё, как на непонятливого ребёнка, – Андрей уверяет, что, когда он снимал, в усадьбе никого не было, кроме птиц.

– Врёт, наверное, – равнодушно протянула Ольга, однако в глазах её мелькнул интерес, – а могу я взглянуть на фото?

– Да. Я оставил себе одну, – Юрий Шихамович поднял папку, под которой лежала фотография, – вот.

Ольга взяла в руки снимок, и взглянув, тут же вернула ему.

– Здесь никого нет!

– Эх… теряю навык! – с досадой покачал седой головой редактор, – ловкость пальцев уже не та. Не тот снимок вытащил! Но ты, Оля, всё же в этом деле разберись. Даму я видел своими глазами, да. Узнай, может там кино снимают, или просто какая-то сумасшедшая там бродит.

– Хорошо, – вздохнула Ольга. А Шутемов ушёл уже?

– Да, он уехал снимать награждение передовиков свинокомплекса в Улешме, – обмахиваясь свежем номером газеты, ответил редактор. – А зачем он тебе?

– Ну как, – удивилась Ольга, – хочу расспросить его, не видел ли кого.

– Я же тебе уже сказал, – в голосе редактора слышалась некоторая усталость, – он утверждает, что никого не видел!

– Всё-таки, я спрошу, когда он приедет, – Ольга направилась к выходу.

– Погоди, Оля, – остановил её Юрий Шихамович, – пока лучше будет, чтобы Андрей ничего не знал. А то мало ли? Вдруг он знакомую снимал? В этом случае только спугнёшь, и мы ничего не узнаем.

–Ладно, не скажу! – держа скрещенные пальцы за спиной, клятвенно пообещала Ольга.

Проводив её, редактор выдохнул. Ну, хоть на какое-то время занял девчонку. Завтра должны приехать важные люди из района, пусть лучше Кружилина торчит в особняке, чем станет, как обычно, смущать уважаемых гостей своими глупыми вопросами!

Он взял из вазочки карамельку «Лимончики», и развернув, забросил в рот.

Скоро на заслуженный отдых, волнения не нужны. А в чудеса редактор не верил – всю войну прошёл он военным корреспондентом, и ни разу сам чудес не видел, хотя много раз слышал истории, казавшиеся непостижимыми. Но писать об этом было не разрешено, иначе, поверив в чудо, люди, чего доброго, поверят и в Бога! А это шло вразрез с политикой партии.

Юрий Шихамович вышел из кабинета и направился к шумевшему титану с горячей водой, чтобы налить себе кипятку. Секретаря у него не было – чай, не в Москве!

Андрей, сняв церемонию награждения отличившихся свиноводов, возвращался домой. Весь день, фотографируя огромных свиноматок с приплодом, племенных хряков и розовощёких улыбчивых девушек-работниц, он, не переставая думал о загадочной женщине, проявившейся на его снимках. Как он мог её не заметить?

Вернувшись домой, он вдруг понял, что чертовски устал. Раздевшись, он лег на кровать, и едва голова его коснулась подушки, он уснул. Его разбудила рука, гладившая его волосы.

– Настя? – улыбнулся он, но ответа не последовало, и он открыл глаза.

На кровати сидела молодая женщина в старинном платье. Глаза её блестели в ночи, как звёзды.

– Вы совсем позабыли меня, сударь, – грустно сказала женщина, и рука её легла ему на грудь. Он вздрогнул от холода.

– Кто вы? – воскликнул Шутемов. Отбросив её руку, он сел в постели.

– Вы правы, – продолжала женщина, – с моей стороны было наивно полагать, что вы… наследник столь знатного рода, запомните бедную девушку. Увы, я для вас одна из многих. Мимолётное увлеченье!

– Что за ерунда? – Андрей снова почувствовал холод её пальцев, прикоснувшихся к его воспалённому лбу – как вы оказались тут?

– Это вы тут, – сказала она. Грустно посмотрев на него в последний раз, она встала и вышла.

Он снова лёг и закрыл глаза, и так лежал до тех пор, пока мимо его дома с характерным звоном не проехал первый трамвай. Тогда он встал и подошёл к зеркалу. На виске он увидел несколько седых волос… или они давно появились, а он не замечал?

Утром он позвонил в редакцию и сославшись на недомогание, на работу не пошёл. Вместо этого Андрей поехал на вокзал и купил билет до станции Ковыль, от неё до заброшенной усадьбы было чуть более трёх километров пешком.

В электричке сидели, в основном, колхозники, труженики села. Большую часть из них составляли женщины, или вернее сказать, бабы, потому как все они были одинаковы и на лицо, и на фигуры. Одна из них, подмигнув Андрею, села рядом с ним.

– Не занято? – постфактум поинтересовалась она прокуренным голосом.

– Нет, – пожал плечами Шутемов и стал смотреть в окно.

– Отстань от него, Шурка, – засмеялись остальные, – он вишь ты, «антиллигент», таким как мы, не чета. Ему графиню подавай!

При этих словах Андрей вздрогнул, вспомнив вчерашнюю гостью. Он убедил себя, что визит гостьи был сном.

– Да сидите себе на здоровье, – улыбнулся он бабе, и та, в самом деле отстала от него.

В первый раз Шутемов добирался до усадьбы на попутках, и в ближайшую к ней деревеньку Нелидовку заходить не стал. Но сейчас он шёл от станции, и поэтому путь его лежал именно туда. Полуденное солнце плавило всё вокруг, и хоть идти было недалеко, (деревушку было видно со станции), Андрей здорово утомился и почувствовал жажду.

У первой же стоявшей на пути избы он заметил маленькую девочку. Она играла с куклами: рассадив их возле игрушечного столика, перед игрушечными тарелками, понарошку кормила их кашей из песка и одуванчиков. Увидев поверх калитки постороннего, девочка не испугалась, а напротив, схватив свою любимую куклу, подбежала и спросила его:

– Дядя вам кого?

– Мне бы водички, холодненькой, – признался Андрей. – напоишь меня, красна девица?

– А ты меня потом, через десять лет замуж возьмёшь? – улыбнулась девочка. Два передних зуба у неё отсутствовали, делая улыбку озорной.

– Эй, Галинка! С кем это ты там? – раздался ворчливый голос, и в дверях избы появилась не то мать, не то бабушка девочки. Женщина была не стара, но её портил горб и выражение страдания на лице добавлял лишних лет.

– Дядя напиться просит! – обернулась к ней девочка, – дать что ли?

– Ты Галинка, покорми пока своих кукол, я сама разберусь. – женщина подошла к калитке и впилась глазами в лицо фотографа. – Вода или молоко?

– Мне б водички, холодненькой, – кивнул Шутемов, – жарко сегодня!

– А ты бы ещё шубу на себя напялил! – скользнув взглядом по модному пиджаку фотографа, усмехнулась женщина, – ну пойдём в дом, там прохладнее.

– Извините, я спешу, – Шутемов опустил глаза, – мне б здесь. Попью и дальше побегу.

– Ишь ты: «спешу» – дёрнула головой горбунья, и ушла в дом. В этот момент девочка подбежала к калитке и прошептала:

– А ты не пей! Не пей… обидел ты Мавру, она тебе так не оставит!

– Ну, что она мне сделает? – подмигнул девочке Андрей, – не отравит же!

– Галинка! Чего ты там застряла у калитки? А ну, марш домой!

Крикнула появившаяся в дверях горбунья. Девочка пробежала, мимо неё, в дом, в то время как Мавра, тяжело переваливаясь шла к фотографу.

– На вот, холодная, с родника! – сказала она, поднося Андрею черпак с прозрачной, как слеза водой.

Шутемов выпил, что не допил, вылил себе на руку и вытер лицо и шею.

– Спасибо тебе, добрая женщина! – поблагодарил он горбунью.

– Заходи, я тебе погадаю! – предложила она, – никуда твои дела не убегут, а многое наперёд узнаешь!

– Да не верю я картам! – попытался отбиться Андрей.

– А во что же ты веришь? – тонкие губы горбуньи сложились в подобие улыбки, – в коммунизм?

– И в него, если честно…

Андрею показалось, что все звуки, разом стихли, остался лишь голос горбуньи:

– Неужели, в Бога веруешь?

– Нет.

– Ну, тогда тем более заходи, погадаю, – взяла его за руку горбунья. – Смелее, хлопчик, не бойся!

Она провела его в тёмную комнатку, где не было окон, по стенам стояли тёмные сундуки, а посредине —трёхногий стол. Вокруг стола – три табурета, у каждого по три ножки.

Горбунья зажгла свечу, и поставила её в подсвечник, что стоял в центре стола. После чего посмотрела на впавшего в оцепенение Андрея и махнула на него рукой.

– Садись, соколик, в ногах правды нет.

Шутемов не в силах оторвать взгляд от заплясавшего пламени свечи, опустился на один из табуретов.

– Ну с, начнём! – растирая в руках пучок какой-то вонючей травы, засмеялась Мавра. – На кого гадать-то? На тебя, али на твою жену?

– На… меня… – с трудом выговорил Шутемов, удивляясь накатившей на него немощи. «Надо было послушать пигалицу, не пить воды» – подумал он, но эта мысль, булькнув, растворилась в вареве, которое закрутилось у него в голове, едва горбунья начала бормотать что-то на непонятном языке. Наконец, шёпот прекратился, и она протянула ему под нос колоду старых, обтрёпанных карт.

– Снимай!

Он едва смог поднять руку, и с огромным усилием поддел пальцем колоду.

– Что-то ты у мене совсем расклеился! – засмеялась Мавра, и крикнула через плечо: – Галинка! Неси нашему гостю киселя!

Послышались дробные шаги, и в дверях появилось испуганное лицо девочки.

– Что? Я не услышала.

– Кисель, говорю, неси! – раскладывая карты, ответила гадалка.

То, что происходило дальше, Шутемов помнил смутно. Горбунья что-то говорила о его предназначении, о связи времён, и заклинала его держаться подальше от зеркал. Кисель между тем слегка привёл его в чувство, и он, не желая сердить хозяйку, поблагодарил её за радушный приём, хотя в мыслях крыл её матом, и ругал себя за то, что не ушёл сразу.

– Можно мне проводить его? – спросила Галинка, когда Шутемов вдруг вновь оказался у калитки.

– Никуда не пойдёшь, – сердито ответила горбунья, – небось, сам дорогу найдёт!