Солнцелуние

Глава 1

Не каждая реальность становится легендой, но те, кто обладает силой, могут изменить всё – и оставить свой след в вечности.

Я проснулась задолго до рассвета, когда первые тени еще ложились на землю, а небо было окрашено в тусклый, холодный серый цвет. Солнце – ни яркое, ни теплое – висело над головой, словно безжизненное украшение этого мертвого мира, который мы вынуждены называть домом. Внутри меня будто застывала тревога, и я знала: этот день будет тяжелым.

Пробудившись, я быстро натянула на себя старую, поношенную рубашку и принялась за работу. Мои руки – грубые, мозолистые – схватили лопату, и я начала копать землю. Каждое движение – как борьба с невидимым врагом, словно земля сопротивляется моим усилиям, а воздух наполняется тяжелым запахом пота и пыли. Время растянулось, и я чувствовала, как капли пота стекают по лбу, оставляя мокрые дорожки по щеке. Я вытерла их рукавом, стараясь не отвлекаться, и продолжила.

На фоне моего труда – спокойный, беззвучный отдых Джинни, которая, как обычно, лежала в гамаке, свернувшись калачиком, словно ей было все равно, что происходит вокруг. Ее лицо было безмятежным, а взгляд – рассеянным, будто она полностью погружена в свои мысли или мечты. А я – в постоянной спешке, в постоянной борьбе, чтобы хоть как-то удержать этот бесконечный поток работы.

Наш «дом» – это, если можно так назвать, небольшая крепость из обломков и старых досок, окруженная зарослями, которые в летнюю жару превращаются в преграду и ловушку. В этом доме живут всего трое хозяйских детей: Джинни, самая младшая, ей всего тринадцать; Томас, пятнадцатилетний мальчик, который, кажется, уже давно понял, что жизнь – это сказка; и Амели, которая недавно съехала, оставив нас. Остальные пять – приемные дети, включая меня. Я – самая младшая из них, и, похоже, это значит, что мне достается больше работы, больше ответственности. Логика? Нет, ее здесь не существует.

Из открытого окна доносится голос мистера Фэйрхолла – грубый, резкий, словно он постоянно борется с чем-то внутри себя:

– Талисса, поживей! Паршивая ты девка!

Я вздохнула, ощущая, как под кожей закипает раздражение, и снова взялась за лопату. В этот момент солнце уже достигло вершины, его жаркий взгляд пал прямо на меня, будто поджаривая каждую мою клеточку. Я не могла позволить себе остановиться. Сегодня огород должен быть вспахан – иначе, как я буду выживать завтра?

Пока я продолжала работу, мои мысли превращались в шепот, который я не могла контролировать: «Когда это все закончится? Когда я смогу просто уйти отсюда, оставить этот ад?» Но я знала – уйти невозможно. Не сейчас. Не в этой жизни.

Время тянулось медленно, но я не позволяла себе остановиться. В конце дня, когда усталость сжала мои мышцы, я огляделась – земля уже была подготовлена, и я смогла наконец-то сделать глубокий вдох. Тени стали длиннее, солнце начало опускаться, в воздухе появился запах приближающейся ночи.

Я почувствовала, как сердце сжалось от тяжести – не только физической, но и эмоциональной. В этом аду я – никто и ничто, и всё, что я делаю, – лишь попытка выжить. В глубине души я знала: завтра все начнется заново. И снова я буду бороться за свою свободу, за свою жизнь, за хоть немного света в этом мрачном мире.

Я закончила работу поздно вечером, когда последние лучи заката исчезли за горизонтом, оставляя после себя лишь холодную тень. Я прошла через коридор, тихо, будто боясь разбудить кого-то, кто, возможно, уже спит. В комнату, где спали другие приемные девочки, я вошла последней. Тусклый свет ночника, едва освещавший пространство, мягко ласкал их лица, придавая им безмятежность, которую я давно уже потеряла.

Я остановилась у зеркала. В отражении – мое лицо, бледное, словно кость, с тонкими, почти прозрачными чертами. Кожа у меня была мертвой, неподатливой под солнечным светом – он не мог согреть меня, не мог изменить этот холод внутри. Волосы – темные, безжизненные, слегка растрепанные, как будто я только что проснулась после долгого сна, но в светло-голубых глазах – усталость и тревога, которые я старалась скрыть. Взгляд – острый, чуть настороженный, словно я всегда ожидаю нападения, даже здесь, в этом мертвом убежище.

Я медленно подошла к зеркалу, вздохнула и подняла руки, чтобы поправить волосы, хотя зналa, что это не поможет. Каждое движение казалось мне механическим, словно я – тень собственной жизни. Внутри меня кипела тихая буря – страх, отчаяние, желание бежать. Но я оставалась неподвижной, словно застывшая статуя, ведь здесь, в этом месте, я – лишь часть системы, которая не оставляет мне шанса.

Время от времени я оглядывалась через плечо, проверяя, не услышала ли я кого-то в коридоре. Но тишина была полной, только доносился тихий шум спящих и редкие звуки ночи за стенами. Я знала, что скоро наступит рассвет, и с ним – новый день борьбы. В моих руках – кулон с месяцем, который я всегда держала при себе, словно амулет, защищающий от невидимых угроз. Сколько себя помню, он всегда был со мной, и я была благодарна судьбе за то, что у меня его никто не отобрал. Я взяла кулон, аккуратно прижала его к груди и взглянула в зеркало еще раз. В этот момент я почувствовала, как внутри меня зашевелилась неясная тень – предчувствие, что что-то изменится. Что-то, что может разрушить всё это мертвое спокойствие, которое я так отчаянно пытаюсь сохранить. И я знала: даже в этой темноте, даже среди теней, я должна быть сильной. Потому что иначе – не выживу.

Я проснулась в очередное серое утро, которое, казалось, будто растворяется в воздухе, настолько оно было однообразным и безжизненным. Сквозь тонкую щель в заляпанной грязью занавеске пробивался тусклый свет, словно призрак прошлого, напоминая о бесконечной рутине. Пыль, осевшая на подоконнике слоем в палец толщиной, рисовала причудливые узоры, совсем не похожие на те, которыми могла похвастаться комната настоящей леди. Не то что я.

Внезапно раздались крики из гостиной – резкие, пронзительные, будто кто-то пытался разбудить не только дом, но и саму Смерть. От неожиданности кожа покрылась мурашками, а сердце сжалось в ледяной комок. Я резко соскочила с жесткого, набитого соломой матраса, потерла глаза, пытаясь отогнать остатки сна. Комната была пуста. Девочек – сирот, с которыми я делила эту каморку – тоже не было. Неужели я проспала час молитвы? Мысль об этом обожгла хуже раскаленного железа. Мистер Фэйрхолл не терпел опозданий.

Мгновенно охватило ощущение ледяной тревоги. Я накинула на себя холщовый костюм грубого покроя, давно ставший моим единственным укрытием от этого мира. Ткань пахла сыростью и плесенью, как и все в этом унылом пристанище. Быстро собрала волосы в тугой, небрежный пучок, чтобы не мешали.

Сглотнув ком в горле, я толкнула шаткую дверь и вышла в гостиную.

Когда я вошла, взгляд сразу остановился на сцене, которая будто вышла из кошмара. Миссис Фэйрхолл, обычно такая чопорная и надменная, стояла на коленях, ее лицо было искажено гримасой отчаяния. Слезы ручьями текли по ее щекам, размазывая дорогую пудру. Она что-то бормотала, словно молилась о чем-то. Рядом с ней, белый как полотно, стоял мистер Джон Фэйрхолл. Его обычно румяное лицо, расплывшееся от обжорства, сейчас казалось мертвенно-бледным. В его маленьких, глубоко посаженных глазках плескался животный страх.

В центре комнаты, словно стайка испуганных воробьев, съежились дети – и свои, и приемные. Их лица выражали не простое удивление или страх, а какой-то первобытный ужас, словно они увидели саму Смерть. Я не понимала, что происходит, почему они все здесь, как кролики, загнанные в угол.

И тут мой взгляд привлек вход. Двери, массивные, обитые железом, всегда казались мне границей между относительной безопасностью и чем-то гораздо более темным. Сейчас, эта граница была нарушена. В дверях стояли гвардейцы. Двое. В черных, идеально выглаженных мундирах, высоких, начищенных до блеска сапогах и шлемах, увенчанных ярко-желтыми перьями. Их грозные фигуры, словно вырезанные из камня, внушали страх, даже в это серое, беспросветное утро.

Но для меня? Нет. Для меня, шестнадцатилетней девчонки, пережившей столько, что хватило бы на несколько жизней, самый большой страх в жизни был связан с жестокостью, которую я испытывала на своей шкуре с завидной регулярностью. Воспоминания об этих моментах, болезненные и унизительные – двадцать раз кнутом от мистера Фэйрхолла за разбитую чашку, неделя без еды за неосторожно пролитый суп – вспыхнули в голове, обжигая сознание. Сейчас же я чувствовала лишь какое-то странное оцепенение, смирение с неизбежным. Словно приняла свою судьбу.

Гвардейцы окинули всех присутствующих проницательным, холодным взглядом. Их глаза, скрытые под тенью шлемов, казались черными дырами, в которых не было ни капли сочувствия. Один из гвардейцев, мужчина высокого роста с широкими плечами, задержал взгляд на мне. Он смотрел долго, пристально, словно пытался прочитать мои мысли. Я забыла, как дышать. В животе скрутился тугой узел. В этот момент у меня возникло ощущение, что меня измеряют, взвешивают, оценивают. Будто я – скот на рынке, выставленный на продажу. Раньше это чувство вызывало во мне панический ужас. Сейчас – лишь слабое раздражение. Я словно стала частью этой сцены, сторонним наблюдателем, которому все равно, что будет дальше.

Наконец, гвардеец оторвал от меня взгляд и указал пальцем на меня и Томаса, сына Фэйрхоллов. Его палец дрожал, и я заметила это с каким-то странным удовлетворением.

– Ты и ты – на выход.

Голос его был спокойным, ровным, но в нем отчетливо чувствовалась власть, с которой невозможно было спорить. Мой взгляд встретился с взглядом Томаса. В его глазах плескалось непонимание и страх. Он был слишком молод для этой жизни.

В эту секунду в комнате оглушительно закричала миссис Фэйрхолл.

– Сжальтесь над моим сыночком! Возьмите девку, но его оставьте! – и она бросилась к ногам гвардейца, цепляясь за его сапог, взывая к милосердию.

От ее крика у меня в ушах зазвенело. Мерзкая, лицемерная баба. Все эти годы она смотрела на меня, как на пустое место, как на грязь под ногами, а теперь готова предложить меня вместо своего сыночка? Не удивительно.

Гвардеец не ответил. Он просто оттолкнул ее ногой. Жестко, безжалостно. Миссис Фэйрхолл отлетела назад, ударившись спиной о стену. Из ее груди вырвался болезненный крик. Ее лицо исказилось от боли и отчаяния. Мистер Фэйрхолл, казалось, очнулся от ступора. Он сделал шаг вперед, словно собираясь защитить себя или, возможно, свою жену. Но гвардейцы выставили перед ним обнаженные сабли. Сталь сверкнула в тусклом свете, и он, побледнев еще больше, попятился назад, словно боясь за свою жизнь.

В этот момент я почувствовала, как внутри меня что-то ломается, как будто вся моя тщательно выстраиваемая стена безразличия дала трещину. Но что-то внутри, какой-то маленький, упрямый уголек, все еще горел. И он отказывался гаснуть.

Томас, кажется, тоже понял – лучше бежать, чем оставаться здесь. И я тоже. Меня уговаривать долго не пришлось. Я лишь усмехнулась, широко улыбнулась, словно получая удовольствие от этого безумия, и с низким поклоном семейке Томаса – своему прошлому, своей тюрьме – повернулась к выходу. Миссис Фэйрхолл кричала что-то непечатное вслед, но я уже не слушала. Всё, что я хотела, – вырваться отсюда. Не важно куда. Пусть даже в нищету, в грязь, в таверну, где придется мыть полы за кусок хлеба – лишь бы уйти отсюда, оставить этот кошмар позади.

Я шла быстрым шагом, не оглядываясь, и ощущала как сердце колотится в груди – не от страха, а от ощущения свободы. И даже в этой темной, опасной тени я чувствовала, что наконец-то вырвалась из цепких лап прошлого. Мои шаги звучали эхом в пустых коридорах, а впереди – неизвестность, которая манила и пугала одновременно. Но я знала – сейчас я свободна. И это было самое ценное в этом мире.

Мы вышли на улицу, меня ослепил яркий солнечный свет. После полумрака приюта казалось, будто я попала в другой мир. Небо было высоким и бездонным, с редкими кучевыми облаками, которые плыли по нему, словно белые корабли. Ветер трепал мои волосы и шептал что-то на ухо. Я глубоко вдохнула свежий воздух, смешанный с запахом навоза и цветущих яблонь. Этот запах был для меня запахом надежды.

Томас шел рядом со мной, опустив голову. Он выглядел растерянным и испуганным. Я видела, как дрожат его плечи. Он был одет в богатую одежду, которая резко контрастировала с моей грубой холщовой рубахой. Он всегда был избалованным и капризным мальчиком, привыкшим к роскоши и всеобщему вниманию. Я не понимала, что он сделал такого, что его тоже решили забрать.

У ворот нас ждала карета. Большая, черная, с гербом на дверце. Она выглядела зловеще, словно катафалк. Кучер, облаченный в черную ливрею, сидел неподвижно, как статуя. Он даже не повернул головы в нашу сторону.

Гвардейцы подтолкнули нас к карете. Один из них открыл дверцу. Внутри было темно и душно. Я чувствовала запах старой кожи и нафталина. Меня охватило неприятное предчувствие.

Томас не хотел садиться в карету. Он уперся, как упрямый осел. Захныкал, заплакал, закричал, что хочет домой. Но гвардейцы не обратили на его жалкие мольбы ни малейшего внимания. Словно неодушевленные куклы, они просто подхватили его под руки и запихнули внутрь. Я последовала за ним, не имея выбора.

Дверца захлопнулась с оглушительным щелчком, который эхом разнесся в моей голове. Сердце рухнуло в пятки. Мы оказались в ловушке.

Карета тронулась. Рывок бросил меня в сторону, едва удержалась на ногах. Томас разразился истерикой, ревел в голос, словно ему отрывали конечности. Я вжалась в угол, стараясь держаться подальше от него. Карета подпрыгивала на ухабах, и каждый толчок отдавался острой болью в копчике.

Сквозь мутное стекло мелькали серые заборы и унылые пейзажи, сливающиеся в бесконечную, тоскливую полосу. Я не знала, куда нас везут. Но нутром чувствовала, что едем мы в никуда, в самое пекло.

Выглянула в окно и увидела ее. Миссис Фэйрхолл… Она бежала за каретой, словно безумная, волосы растрепались, слезы ручьями текли по лицу. Она рыдала навзрыд, спотыкалась, падала на колени и молила остановиться, звала Томаса… Зрелище было жалким и отвратительным. Кто ее послушает? Кто обратит внимание на вопли обезумевшей женщины, потерявшей сына? Она всего лишь ничтожество, содержательница приюта, а мы… кто мы?

Тихий смешок сорвался с моих губ. Наблюдать за ее горем было… забавно. Пусть поплачет. Она сама виновата во всем.

– Куда мы едем, ты не знаешь? – спросила я у Томаса, который продолжал реветь, размазывая сопли по лицу. Он молчал, игнорируя меня. Я повторила свой вопрос, повысив голос.

– Да заткнись ты! – проорал он, злобно посмотрев на меня красными, опухшими от слез глазами. Я фыркнула. Наблюдать за тем, как ноет пятнадцатилетний сопляк, было противно. Ну, ты же пацан, что ноешь?

Дребезжание кареты пробирало до костей, а кроме него – только всхлипы Томаса, которые к моему раздражению не стихали. С каждым ухабом кости ныли, а предчувствие беды нагнеталось, словно грозовая туча. Я отвернулась от плачущего мальчика и прильнула к окну, вглядываясь в мелькающий за ним пейзаж.

Чем дальше мы отъезжали от приюта, тем мрачнее становилась местность. Зеленые луга и цветущие сады сменились угрюмыми лесами, сквозь которые едва пробивался солнечный свет. Деревья тянули к карете корявые, словно скрюченные в вечном проклятии ветви. Жуткое местечко.

После нескольких часов пути, когда солнце уже начало клониться к закату, впереди показался он. Черный замок.

Он возвышался над окружающей местностью, словно зловещий памятник чьего-то преступления. Массивные каменные стены, почерневшие от времени и непогоды, казались неприступными. Башни, устремленные в небо, напоминали когти хищной птицы, готовой вот-вот схватить свою добычу. Узкие окна зияли черными провалами, словно пустые глазницы. Замок излучал холод и безнадежность.

Карета остановилась у огромных, окованных железом ворот. Кучер молча спрыгнул с козел и постучал в них несколько раз. Скрип ржавых петель разрезал тишину, и ворота медленно отворились, открывая вид на темный, заросший бурьяном двор.

Гвардейцы грубо вытолкнули нас из кареты. От резкого движения у меня закружилась голова и подкосились ноги. Я с трудом удержалась на ногах, вцепившись в край кареты. Томас, наконец-то прекративший реветь, озирался по сторонам с неподдельным ужасом в глазах.

– Идем, – грубо скомандовал один из гвардейцев, подталкивая меня в спину.

Мы неуверенно двинулись по направлению к замку. Под ногами хрустел гравий, а в воздухе витал запах сырости и тлена. Чем ближе мы подходили к замку, тем сильнее становилось мое чувство тревоги. Хотелось бежать, кричать, умолять о пощаде, но я знала, что это бесполезно.

Вход в замок представлял собой огромную арку, над которой красовался вырезанный из камня герб – изображение черного ворона, сжимающего в когтях окровавленное сердце. Символично. Пройдя под аркой, мы оказались в огромном холле, освещенном лишь несколькими тусклыми факелами, прикрепленными к стенам.

Холод пронизывал до костей. Казалось, будто здесь никогда не бывает солнца. Стены были увешаны старинными гобеленами, изображающими сцены охоты и сражений. Пыль густым слоем покрывала все вокруг.

В дальнем конце холла стояла высокая, худая женщина, облаченная в черное платье. Ее лицо было скрыто тенью, но я чувствовала на себе ее пристальный взгляд. В ней было что-то зловещее и отталкивающее.

– Добро пожаловать, – произнесла она тихим, скрипучим голосом. – Я – госпожа Элеонора. Отныне это ваш дом.

Ее слова прозвучали как приговор. Я похолодела. Дом? Этот мрачный, проклятый замок – мой дом?

Она подозвала к себе слугу. Костлявый старик с глубокими морщинами на лице и тусклым взглядом.

– Проводите их в свои комнаты, – приказала она. – И проследите, чтобы они никуда не выходили.

Слуга кивнул и молча указал нам следовать за ним. Он повел нас по длинным, темным коридорам, уходящим вглубь замка. Каждый шаг отдавался эхом, усиливая ощущение изоляции и безысходности.

Наконец, мы остановились перед двумя дверьми, расположенными друг напротив друга.

– Это ваши комнаты, – проскрипел слуга. – Запомните, выходить из них без разрешения запрещено.

Он открыл одну из дверей и толкнул меня внутрь. Комната оказалась маленькой и мрачной, с одним узким окном, забранным решеткой. В углу стояла узкая кровать, покрытая грязным одеялом. В противоположном углу – старый, покосившийся стол и стул.

Я огляделась. Это была моя тюрьма. Место, где мне предстояло провести неизвестно сколько времени. Ощущение безысходности захлестнуло меня с головой.

Слуга закрыл дверь и повернул ключ в замке. Я услышала, как он удаляется по коридору.

Я осталась одна. В черном замке.

В животе нарастало ледяное чувство страха. Что нас здесь ждет? Ради чего нас привезли в это проклятое место?

Я присела на кровать и уставилась в темноту. Я не знала, что делать.

Внезапно я услышала тихий шорох за стеной. Кто-то был в соседней комнате. Томас?

Я прислушалась. Шорох повторился. Потом послышался приглушенный шепот.

Я вскочила с кровати и прижалась ухом к стене. Я пыталась разобрать слова, но ничего не получалось.

Страх усилился. Казалось, что замок оживает. Что он полон тайн и опасностей, скрытых в его темных углах.

Я провела остаток ночи сидя на кровати, вслушиваясь в каждый звук. Я не сомкнула глаз. Каждую минуту я ждала, что кто-то или что-то ворвется в мою комнату.

Я не знала, выживу ли я в этом замке. Но я была готова бороться за свою жизнь. Я была готова ко всему.

Потому что я знала, что здесь, в черном замке, началась моя новая жизнь. Жизнь, полная страха, тайн и опасностей. Но жизнь, которую я собиралась прожить до конца.

Глава 2

Глава 2

Солнце еще не пробилось сквозь плотные шторы, когда я проснулась от тихого скрипа двери. В полумраке комнаты силуэт казался еще более зловещим, чем вчера. Женщина, госпожа Элеонора, стояла на пороге, ее лицо было по-прежнему скрыто в полутени. В руках она держала поднос с едой.

Я насторожилась, съеживаясь на кровати, словно дикий зверь, загнанный в угол. Сердце бешено колотилось, отзываясь гулким эхом в ушах. Ноги, словно налитые свинцом, отказывались двигаться.

– Завтрак, – тихо проскрипела она, звук ее голоса, казалось, обдирал кожу. Она сделала шаг вперед, и я отпрянула еще дальше, прижимаясь спиной к холодной стене.

Поднос был серебряный, потускневший от времени и, наверное, не одной пролитой на него крови. На нем стояла тарелка с бледной кашей, кусок черствого хлеба и кружка с темной жидкостью, напоминающей разбавленный кофе. Аромат был слабым, почти отсутствовал, но в нем чувствовалась какая-то затхлость, как будто еда была приготовлена несколько дней назад.

Госпожа Элеонора поставила поднос на стол, избегая моего взгляда. Ее движения были медленными, выверенными, как у хирурга, готовящегося к операции.

– Вам нужно поесть, – сказала она, в ее голосе прозвучала неожиданная нотка… заботы? Невозможно. Здесь не может быть заботы. Только страх и контроль.

Я молчала, не сводя с нее глаз. Не могла понять, чего она хочет. Может, отравить меня? Или просто сломить мою волю? В любом случае, я не собиралась сдаваться без боя.

Она вздохнула, звук получился каким-то болезненным, словно она сдерживала рыдание.

– Я понимаю, что вам страшно. Но вам нужно быть сильной. Ради него.

– Ради кого? – вырвалось у меня, прежде чем я успела себя остановить.

Ее губы скривились в подобии улыбки, но в глазах оставался лишь холод.

– Это не имеет значения. Просто ешьте. И будьте готовы.

Она развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. Дверь закрылась с тихим щелчком, и я снова осталась одна в своей темной комнате.

Я смотрела на поднос, как на змею, свернувшуюся кольцом и готовую к броску. Еда выглядела отвратительно, но я знала, что мне нужно поесть. Силы мне понадобятся. Для чего-то. Для борьбы, для побега, или хотя бы для того, чтобы продержаться еще один день.

Взяв в руки кружку, я понюхала жидкость. Запах был слабым, но в нем чувствовалась горечь. Я сделала маленький глоток. Вкус был ужасным, но не смертельным. Просто старый, переваренный кофе.

Затем я перешла к каше. Она была безвкусной и холодной, но я заставила себя съесть ее, ложка за ложкой. Хлеб был твердым, как камень, и я с трудом его прожевывала. Но я ела, пока не почувствовала, что мой желудок наполнился.

После еды я почувствовала себя немного сильнее, но страх никуда не делся. Он лишь немного приглушился, затаившись в темных уголках моего сознания.

Я подошла к окну и посмотрела на унылый пейзаж за решеткой. Серые стены замка, голые деревья, затянутое тучами небо. Надежды на спасение не было.

Но я не собиралась сдаваться. Я должна узнать, почему я здесь. Что от меня хотят. И, самое главное, что случилось с Томасом.

Шорох за стеной снова повторился. Он был более отчетливым, чем ночью. Кто-то определенно был в соседней комнате. И этот кто-то пытался мне что-то сказать.

Прижавшись ухом к стене, я начала стучать в ответ. Один раз… два раза… три раза. Стук был тихим, почти неслышным, но я надеялась, что Томас услышит.

За стеной воцарилась тишина. Затем, через несколько секунд, я услышала слабый ответный стук. Один раз… два раза… три раза.

Это был Томас. Он жив. И он здесь, рядом со мной.

В этот момент, в этой темной, проклятой комнате, я почувствовала проблеск надежды. Мы не одни. Мы вместе. И мы выберемся из этого замка.

Дверь с силой распахнулась, прерывая мои мысли. На пороге стояла та же женщина, с тем же непроницаемым выражением лица. В руках она держала что-то черное. Я резко отпрянула от стены, как от удара.

– Вам надо переодеться.

Она прошла в комнату и положила на кровать черное платье. Простое, прямого кроя, с короткими рукавами. Ничего лишнего, ничего, что могло бы помешать. Она не спешила уходить, пристально наблюдая за каждым моим движением. Видимо, она должна была убедиться, что я выполню ее приказ.

С тяжелым вздохом я сняла с себя грубый холщовый костюм, нехотя обнажая перед ней спину, покрытую синяками, оставленными мистером Фэйрхоллом. Мне было стыдно, но в то же время я ощущала какое-то странное, злое удовлетворение от того, что она видит это. Пусть знает, что они со мной сделали. Пусть знает, какой ценой мне досталась эта «сила», о которой она так беспокоится.

Платье оказалось неожиданно мягким на ощупь, словно сшитым из бархатистой ткани. Я натянула его на себя, стараясь не смотреть в глаза женщине. Ее взгляд прожигал дыру в моей душе, словно она видела меня насквозь, знала все мои тайны и страхи.

Черные балетки оказались на удивление удобными, словно сделанными специально для моих ног. Я подняла глаза на женщину. В ее лице не было ни тени сочувствия или сострадания. Лишь непроницаемая маска, скрывающая истинные намерения.

– Идите за мной, – произнесла она, голос ее прозвучал как приказ.

Я послушно вышла вслед за ней в коридор. Камень под ногами был холодным и скользким, словно вымытым чьей-то кровью. В узких окнах, похожих на бойницы, виднелось лишь серое, угрюмое небо. Замок казался лабиринтом, полным темных углов и зловещих теней. Каждый шаг отдавался гулким эхом, усиливая чувство тревоги.

В голове роились вопросы. Почему я здесь? Где Томас? Что эта женщина скрывает?

Мы шли долго, казалось, бесконечно долго, минуя бесконечные коридоры и мрачные залы. В воздухе витал запах сырости и плесени, смешанный с каким-то странным, сладковатым ароматом, от которого начинала болеть голова.

Наконец, женщина остановилась перед массивной дубовой дверью, окованной железом. На ней не было ни ручки, ни замочной скважины. Лишь непонятный символ, вырезанный в дереве.

Женщина приложила к двери ладонь, символ засветился тусклым зеленым светом. Сработал какой-то механизм, и дверь медленно, со скрипом, отворилась, впуская нас в просторный зал.

Я замерла, ошеломленная увиденным. Зал был освещен множеством свечей, расставленных по стенам и на огромных столах, заваленных книгами и свитками. В центре зала стоял большой круглый стол, вокруг которого сидели люди в черных мантиях. Их лица были скрыты глубокими капюшонами.

Один из них, сидящий во главе стола, поднял голову. Его лицо тоже было скрыто капюшоном, но я чувствовала, что он смотрит прямо на меня.

– Добро пожаловать, Талисса, – произнес он бархатным голосом, от которого по коже побежали мурашки. – Мы ждали тебя.

Я стояла, как парализованная, не в силах произнести ни слова. Страх сковал все мое тело, лишив меня возможности думать и действовать.

– Не бойся, – продолжал он. – Мы не причиним тебе вреда. Мы лишь хотим помочь тебе.

Я не могла понять, что он имел в виду. Помочь мне? Или что-то другое? Мои мысли были спутаны, сердце билось в груди.

– Помочь мне? – прошептала я, едва слышно. – Где я?

Он откинул капюшон, его лицо стало видно полностью. Черты были четкими, кожа – бледной, словно сделанной из мрамора. Глаза – глубокие, холодно-синие, но в них таилась мягкая искра света, словно он видел больше, чем я могла понять. Его взгляд был спокойным, но в нем чувствовалась решимость, какая-то непоколебимая сила.

– Академия Блэкторн, – сказал он. – И ты – часть этого места.

Мои уши заледенели. Что значит «часть»? Я не могла понять, что происходит. Мои мысли были спутаны, сердце колотилось в груди, как птица в клетке.

– Что значит его часть? – прошептала я, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом море загадок.

Он улыбнулся едва заметно, в его взгляде я заметила отблеск знания, которое превосходит всё, что я могла себе представить.

– Академия Блэкторн – это место, где рождаются маги, – он говорил, словно рассказывая сказку, хотя его слова звучали слишком серьезно, чтобы воспринимать их наигранно. – Здесь собираются те, кто способен управлять силами, о которых ты даже не представляешь. Магия – это не только заклинания и светящиеся палочки. Это – знания, сила воли и контроль над собой.

Я слушала, не перебивая, мои глаза расширялись от удивления. Он говорил, словно это было самое естественное дело на свете, а я – всего лишь гостья в этом загадочном мире.

– А почему меня? – спросила я, пытаясь понять, почему выбрали меня. – У меня нет магии. Я… я ничего такого не умею.

Он улыбнулся чуть заметно, в его взгляде я заметила искру загадочной уверенности.

– Ты – часть этого мира, – ответил он. – Возможно, ты не понимаешь сейчас, но у тебя есть потенциал. Академия ищет тех, кто может стать частью великого будущего. Ты – часть этого будущего.

Я почувствовала, как внутри меня что-то зашевелилось – смесь страха и любопытства. Что я могу знать о магии? Я – обычная девочка, ничем не выделяющаяся, и вдруг мне говорят, что я – часть чего-то великого. Это бред, это невозможно. Или же… Может быть, всё это – правда? Может, внутри меня есть что-то, что я сама не осознаю?

Я чуть отступила назад, нервно смеясь, выставив ладонь вперед.

– Нет, подождите, – сказала я с дрожью в голосе. – Это же всё неправда? Я просто сплю и сейчас проснусь, да? Скажите, что это шутка. Магии ведь нет, – прошептала я, стараясь придать голосу уверенность, хотя внутри все трещало.

В этот момент из тени, в другом конце стола, встала фигура в длинном плаще. Ее лицо скрыто за капюшоном, она держала руку, поднятую высоко. В мгновение ока фигура метнула в меня что-то – горящий шар, ярко-зеленый, вращающийся в воздухе, словно смерч огня.

Я едва успела увернуться. Зеленое пламя рассекло воздух и с шумом врезалось в стену, зашипев и погружаясь в нее. Ощущение было такое, будто меня только что чуть не сожгли. Сердце забилось сильнее, и я почувствовала, как дрожь прошла по всему телу. Взгляд фигуры за капюшоном оставался неподвижным, холодным, как лед.

– А это что по-вашему? – произнес низким рычащим голосом мужчина в длинном плаще и сел на место. Его голос был глухим, хриплым, будто он привык к тени и мраку.

Я открыла рот от удивления, но потом закрыла его, соглашаясь мысленно. Окей, допустим, я поверила, что магия есть, и что я, возможно, не сошла с ума. Но вдруг – всё это лишь сон? Я ущипнула себя за руку. Боль. Значит, я не сплю. Вспомнила, как в детстве мне говорили: во сне боли не чувствуют. А тут – ощущение было реальным, как никогда.

Старейшинам явно не нравилось это шоу. Вздохи и шепоты заполнили зал. Я чувствовала, как моё сердце бьется всё сильнее, а внутри всё сжимается от смеси страха и любопытства.

– Проведите Талиссу в общий зал и позовите следующего, – приказал мужчина с синими глазами, бросив быстрый взгляд на меня. Его голос был тихий, но в нём слышалась власть, которая не терпит возражений.

Женщина, ведущая меня, повела меня в следующий зал. Дверь за ней открылась, и я оказалась в просторном классе, обставленном черными партами и стульями. Внутри сидело человек тридцать – все примерно моего возраста. Но Томаса – этого нытика, – там не было. По крайней мере, пока.

Я села за свободный стол и оглядела всех. Мои глаза бродили по лицам окружающих. Они были молодыми, такими же, как я – просто дети, оказавшиеся в этом странном месте. Некоторые смотрели с любопытством, другие – с недоверием. Никто не говорил, словно все боялись нарушить тягучую тишину. И только я чувствовала, как сердце бешено колотится в груди, пытаясь понять, что происходит.

Внезапно дверь открылась, в класс зашёл Томас. Я заметила его сразу – его лицо было красноватым, глаза – опухшими и налитыми кровью. Он ныл, будто только что кто-то вырвал у него сердце, его глаза смотрели куда-то в никуда, словно он был потерян в своих мыслях или переживаниях. Он сел на соседний стул, не произнеся ни слова, всё его тело казалось напряжённым, словно он сдерживал внутреннюю боль.

Я наблюдала за ним, не зная, что сказать. Его губы дрожали, когда он снова начал тихо ныть, словно пытаясь унять внутреннюю тревогу.

– Томас, всё хорошо? – тихо спросила я, опасаясь нарушить его покой.

Он повернулся ко мне с усталым взглядом, глаза всё ещё полные слёз.

– Отвали, – его голос был хриплым, с оттенком раздражения. – Я хочу к маме.

Я закатила глаза, ощущая, как внутри закипает лёгкое раздражение. Хотелось бы мне тоже к маме, но понимала, что это невозможно. Мои родители погибли, когда я была совсем маленькой, и я оказалась в чужих руках, где меня держали словно камень на лодыжке, тянущий ко дну.

Через некоторое время дверь снова распахнулась и в класс вошли ещё несколько детей. Они были примерно моего возраста – некоторые с испуганными лицами, другие – с уставшими глазами, словно прошли через что-то тяжёлое. За ними следом появился тот мужчина с синими глазами.

Я внимательно наблюдала за ним, чувствуя, как внутри загорается трепет. Он шел уверенно, как будто точно знал, зачем пришел. Он остановился в центре класса и начал говорить мягким, спокойным голосом:

– Добрый день. Меня зовут Магистр Эрис. Я буду вашим наставником в этом месте. Тут вы найдете не только знания, но и силу, которая поможет вам стать теми, кем вы должны быть. Не бойтесь, всё, что происходит, – для вашего же блага.

Его слова были словно гипноз. Я ощутила легкий холодок по спине, как будто меня коснулось что-то невидимое. Магическое. Тревожное. И безумно интересное. Кто он такой? Что это за место? И что за силу он обещает?

Томас сидел, как окаменевший, но в его глазах появилась какая-то… решимость? Или, скорее, страх перед тем, что будет дальше. А я чувствовала себя так, словно меня выдернули из болота и бросили в водоворот.

– Вам предстоит пройти испытание, чтобы мы могли понять подходите ли вы для звания студента академии Блэкторн или нет, – продолжал Магистр Эрис, в его голосе звучала еле уловимая нотка презрения. Он словно говорил: «Мы вас тут, в общем-то, не ждали, но так уж вышло что теперь вы здесь».

Испытание. Вот оно. Ключ к двери, за которой, возможно, скрывается мое будущее. И несмотря на то, что что-то внутри меня шептало об опасности, я хотела узнать, что ждет за этой дверью. Мне было любопытно. И это любопытство было сильнее страха.

Магистр Эрис взмахнул рукой и на каждой парте, словно вынырнув из самой материи аудитории, материализовались листы плотной, сероватой бумаги и остро отточенные, почти зловеще поблескивающие карандаши. На листах, словно древние письмена, сплелись непонятные символы и формулы, что-то среднее между рунической письменностью и высшей математикой, от которых веяло странной, необъяснимой силой.

– Вам дается один час, – произнес Магистр Эрис, его голос, до этого всегда спокойный и мелодичный, стал острым, как лезвие. В нем прорезалась сталь, неприкрытая власть. – Удачи.

Он отошел к огромному витражному окну, залитому серым светом дня. Скрестив руки на груди, он застыл в неподвижности, словно каменная статуя, но я знала, что он наблюдает за нами. За каждым нашим движением, каждым вздохом. В классе повисла давящая тишина, такая густая, что казалось, ее можно потрогать. Тишину нарушал лишь тихий скрип карандашей по бумаге, этот скрежет раздавался теперь громче, чем бой часов.

Я взяла свой карандаш, холодящий руку, и вперилась взглядом в лист. Полный ступор. Ничего не понятно. Абсолютно. Ни единой зацепки, ни малейшего намека на решение. Но я не собиралась сдаваться. Во мне никогда не было покорности, скорее упрямство, граничащее с безрассудством. Я начала лихорадочно перебирать в голове все, что знала, все, что когда-либо видела, слышала, читала. Древние тексты, лекции в сельской школе, даже обрывки разговоров, подслушанные между Фэйрхоллами. Может быть, в каком-то из этих беспорядочных осколков знаний кроется хотя бы крошечная подсказка?

И тут… началось.

Символы на моем листе начали меняться. Сначала медленно, почти незаметно, словно игра света и тени. Потом быстрее, быстрее, быстрее. Руны стали расплываться, терять четкость, превращаясь в хаотичное месиво линий. Затем они начали складываться во что-то новое – геометрические фигуры, сложные многоугольники, вихри спиралей. Фигуры, в свою очередь, трансформировались в буквы, сначала в бессмысленный набор каракуль, потом в слова. Буквы сменялись цифрами, цифры – снова рунами. Все плыло, кружилось, танцевало перед глазами. Я почувствовала, как к вискам подступает тупая, пульсирующая боль. Дыхание участилось, ладони покрылись липким потом.

Я зажмурилась, пытаясь удержать равновесие, сосредоточиться, отгородиться от этого калейдоскопа безумия. Вдох. Выдох. Вдох.

Когда я снова открыла глаза, все изменилось. На листе было совсем другое задание. Что-то похожее на лабиринт, нарисованный тонкими, извилистыми линиями, переплетающимися в сложную, почти невозможную сеть. Лабиринт пульсировал, словно живой, заманивая в свои глубины. И снова, едва я успела осознать, что вижу, изображение стало меняться. Теперь это был текст. Бессвязный набор слов, написанных на незнакомом языке. Языке, от которого веяло холодом, древностью, чем-то пугающим и запретным.

Я оглянулась по сторонам. Лица остальных детей были сосредоточенными, напряженными, но никто, казалось, не замечал, что происходит со мной. Томас сосредоточенно водил карандашом по бумаге, его лоб был покрыт испариной. Неужели это происходило только со мной? Неужели я начинаю сходить с ума?

Я снова посмотрела на свой лист. Текст продолжал меняться, словно живое существо, мутирующее прямо у меня на глазах. Теперь он был написан на латыни. И вдруг меня осенило. Озарение, как удар молнии, пронзило мой разум. Это не проверка знаний. Это не обычный экзамен. Это… это проверка другого рода. Проверка – на что? На адаптивность? На способность быстро мыслить в условиях невозможного стресса? На умение сохранять рассудок, когда реальность вокруг тебя рушится?

Страх отступил, сменившись ледяным спокойствием. И… любопытством. Любопытство победило окончательно. Вместо того, чтобы паниковать, кричать, бежать, я почувствовала азарт, почти маниакальный восторг. Что будет дальше? Какое новое безумие подкинет мне этот магический тест? Какую еще грань моей психики он попытается сломать?

Я снова взяла карандаш, уже не с дрожью в руках, а с твердой уверенностью. Я не знала, что меня ждет впереди, но я была полна решимости пройти это испытание до конца. Пройти и увидеть, что скрывается за завесой этого безумия. Ведь, в конце концов, что мне оставалось терять? Кроме рассудка, конечно. Но это, казалось, уже было небольшой платой за возможность узнать правду. И чем дальше, тем больше я погружалась в этот кошмар, тем отчетливее понимала – это не просто тест. Это что-то гораздо большее. И это знание будоражило кровь, наполняя меня странной, опасной эйфорией.

Время тянулось мучительно медленно, каждая секунда казалась вечностью. Лист бумаги передо мной превратился в портал в другой мир, в нескончаемый поток образов, символов, языков. Тексты на латыни сменились древнегреческим, затем египетскими иероглифами, потом вообще чем-то, что я никогда не видела и не слышала, языком, который казался старше самого времени.

Я пыталась ухватиться за хоть какую-то нить, зацепиться за малейшую логику, но все было тщетно. Это был хаос, абсолютный, не поддающийся пониманию. Но я не сдавалась. Я рисовала, чертила, писала, стирала, снова рисовала. Я пыталась переводить, расшифровывать, сопоставлять. Мой карандаш скользил по бумаге, оставляя за собой причудливые узоры, словно я пыталась поймать ускользающую суть этого безумия.

Между сменами заданий на листе вспыхивали образы. Зловещие, пугающие, прекрасные. Я видела руины древних городов, затерянных в песках времени. Я видела звездные системы, вращающиеся в бесконечном, ледяном космосе. Я видела лица – бледные, безумные, исполненные неземной мудрости. Лица, которые, казалось, знали все ответы, но молчали, насмехаясь над моей беспомощностью.

Я чувствовала, как силы покидают меня. Голова гудела, в глазах рябило, пальцы сводило от напряжения. Но я продолжала. Я была одержима, поглощена этим странным, опасным экспериментом. Внутри меня горел огонь – огонь любопытства, огонь упрямства, огонь желания докопаться до правды.

В какой-то момент я перестала осознавать, что происходит вокруг. Я потеряла связь с реальностью, погрузившись в этот бесконечный поток информации. Время перестало существовать. Я была лишь сосудом, проводником, через который проходили эти странные, чуждые знания.

И вдруг… все прекратилось. Так же внезапно, как и началось.

Лист бумаги передо мной снова стал чистым, девственно белым. В голове воцарилась тишина. Пустота. Как будто меня отключили от источника, оставив в одиночестве, один на один с собой.

Я огляделась. В классе все было по-прежнему. Дети продолжали сосредоточенно работать, не замечая моего странного опыта. Магистр Эрис стоял у окна, неподвижный, как статуя. Его взгляд был направлен на меня, но я не могла понять, что он видит. Что он думает.

В этот момент прозвучал удар колокола. Громкий, резкий, прерывающий все мысли.

– Время вышло, – произнес Магистр Эрис, его голос звучал так же ровно и бесстрастно, как и прежде.

Я почувствовала, как что-то щелкает в моей голове. Сознание возвращается. Я снова в классе. Снова на экзамене.

Дети начали откладывать карандаши. Магистр Эрис обошел класс, собирая листы. Когда он подошел ко мне, я почувствовала ледяной холод, исходящий от него. Он взял мой пустой лист бумаги, пристально посмотрел на него, потом на меня. В его глазах мелькнуло что-то – удивление? Раздражение? Я не могла понять.

И так же внезапно, как появились, листы исчезли в его руках. Просто испарились в воздухе, не оставив и следа. Как будто их и не было.

Наступила тишина. Не просто молчание, а тишина ожидания, давящая, липкая, словно паутина.

Магистр Эрис медленно подошел к своему столу, возвышающемуся на небольшой платформе у стены. Он оглядел всех нас, словно хищник, выбирающий жертву. В горле у меня застрял комок, мешая дышать. Внезапно, за его спиной, прямо из стены, бесшумно появилась черная дверь. Ни стука, ни скрежета, будто она всегда там была, просто ждала своего часа.

На двери, выполненной в сложной резьбе, виднелся герб, идентичный тому, что украшал фасад замка: черный ворон, сжимающий в лапах окровавленное сердце. Зловещий символ. Что-то глубоко внутри меня подсказывало, что это – лишь только начало. Начало всего странного и пугающего, что произошло со мной за эти сутки.

Я оглянулась назад, стараясь найти хоть какую-то поддержку. Томас уже перестал плакать, и слава небесам за это. Но его красные глаза и распухший нос выдавали его чувствительную натуру. Другие девчонки и парни были в растерянности, их лица бледны и напряжены. Значит, они тоже видят эту дверь. Я не схожу с ума. Пока что.

– За этой дверью начало вашего пути в академии Блэкторн. Если вы, конечно, сдали экзамен, – усмехнулся Магистр Эрис, и эта усмешка, полная презрения, заставила кровь застыть в моих жилах.

– А что будет с теми, кто не сдал? – осмелился спросить какой-то парень. Его голос дрожал, словно осенний лист на ветру.

Эрис бросил на него тяжелый, пронизывающий взгляд, и этот парень мгновенно стушевался, утратив крохотную крупицу своей смелости.

– Это вы узнаете сами, – слегка усмехнулся Магистр, в этой усмешке прозвучала угроза, более жуткая, чем любой крик. – Ну же, смелее, подходите.

Все неохотно встали, словно их тянули к этой черной двери невидимыми нитями. Каждый шаг казался тяжелым и неестественным. Первым тронулся самый робкий парень, тот, что задал вопрос. Медленно, словно идя на казнь, он подошел к двери и, зажмурившись, открыл ее и шагнул в черноту. Тишина. Ни звука, ни крика. Он просто исчез.

Потом пошла девушка, высокая и уверенная в себе. Она даже не оглянулась. Следующим был Томас, всхлипывая, его лицо выражало абсолютную панику. Я наблюдала, как их поглощает темнота, словно они проваливаются в бездну.

Любопытство пересилило. Я подошла к двери и заглянула внутрь. Вместо ожидаемого коридора или комнаты там была лишь абсолютная, непроглядная чернота. Казалось, она не просто поглощает свет, а саму реальность. Ни единого блика, ни намека на что-либо. Только бесконечная пустота.

И тут я увидела ее. В самой сердцевине черноты, словно затаившийся зверь, мерцала воронка. Она пульсировала, словно живое существо, втягивая в себя все, что приближалось.

Я шагнула в дверь.

Сначала ничего не произошло. Затем я почувствовала, как меня засасывает. Будто огромный смерч втянул меня в свое чрево. Темнота сгустилась вокруг, давя на меня со всех сторон. Меня начало крутить и вертеть, словно в центрифуге. Я потеряла ориентацию, не понимая, где верх, где низ. Воздух кончался, легкие горели.

Я начала падать.

Падение казалось бесконечным. Время потеряло смысл. Я просто летела сквозь черноту, не зная, куда и зачем. В голове пульсировала одна мысль: выжить.

Наконец, я увидела свет. Маленькое, тусклое пятно внизу. Оно росло, приближаясь с невероятной скоростью. Затем я почувствовала удар.

Очнулась я на земле. Из тридцати человек, что были там, здесь нас оказалось едва ли десять. Воронка, эта аномалия, пропустила не всех.

Я села, чувствуя, как платье прилипает к спине от пота. Нужно встать, осмотреться. Что это было? Просто сон? Галлюцинация? Но боль от удара о землю ощущалась слишком реально.

Мы находились перед огромными коваными воротами, ведущими в замок. Но это был другой замок. Он не был похож на тот мрачный склеп, из которого нас вырвало этим вихрем. Здесь царила… надежда? Нелепо звучит, но это было первое, что пришло в голову.

Стены замка были сложены из светлого, почти кремового камня, густо увитого плющом. В окнах горел теплый, уютный свет, словно приглашая войти. Доносились приглушенные звуки музыки – что-то классическое, с легкой примесью чего-то… потустороннего?

Над воротами красовался тот же самый герб – черный ворон, сжимающий в лапах окровавленное сердце. Но здесь он не казался таким зловещим. Скорее, символом силы, власти… и, как ни странно, надежды. Будто этот ворон охранял некое сокровище, а не сеял страх и отчаяние.

Я поднялась на ноги, стряхивая пыль с платья. Другие тоже начали приходить в себя, оглядываясь вокруг в полнейшем замешательстве. Они выглядели потерянными, испуганными. А во мне нарастало странное чувство предвкушения. Мы прошли только через врата, а за ними уже был другой мир. Новый мир. Мир академии Блэкторн. И этот мир, несмотря на зловещий герб, казался, как ни странно, многообещающим.

Что это было? Просто галлюцинация? Иллюзия, созданная моими нервами? Или что-то большее? Что-то настоящее, что-то, что изменило меня навсегда?

Я не знала. Среди этих ребят я увидела Томаса. Он сидел на земле, обхватив колени руками, и плакал. Ну вот опять! Ему пятнадцать, а ведет себя как маленький ребенок! Я нехотя подошла к нему, протянула руку, чтобы помочь подняться. Он ее оттолкнул, не поднимая глаз. Ну конечно, я всю свою жизнь была для него лишь обслугой в его доме. Нянькой, горничной, тенью, но никак не другом. Я фыркнула и отошла на дальнее расстояние, приложила ладонь ко лбу, чтобы лучше рассмотреть замок.

Все остальные озирались по сторонам, шепчась друг с другом. На лицах застыло недоумение и паника. Их голоса дрожали.

– А куда делись остальные? – спрашивал кто-то полушепотом. Его глаза бегали из стороны в сторону, словно ожидая, что из-за угла выскочит что-то ужасное.

– Нас было по меньшей мере человек тридцать, почему не все прошли? – вторила ему другая девушка, ее тонкие пальцы судорожно сжимали подол такого же как у меня черного платья.

– А что стало с теми, кто не сдал экзамен? – прозвучал чей-то дрожащий голос. Вопрос повис в воздухе, наполненный ужасным, невысказанным предположением.

– Вы здесь, и ваша задача думать об учебе, а не о тех, кто не сдал, – резко перебил все шепоты низкий, мужской, почти рычащий голос. От этого звука по спине пробежал холодок, но скорее от удивления, чем от страха. Скорее, это было предвкушение. Предвкушение чего-то необычного, чего-то опасного, но в то же время – невероятно интересного.

Я обернулась, чтобы посмотреть, кто это. И узнала этот голос. Это была та фигура в черной мантии, что запустила в меня зеленый шар. Теперь я видела его лицо. Молодой парень, ненамного старше нас, лет семнадцати, может, чуть больше. Слегка взъерошенные, черные как ночь волосы, бледная кожа, острые скулы, широкие черные брови и такие же черные, пронзительные глаза. В них словно горел внутренний огонь, холодный и безжалостный. Он стоял в черных брюках, черном свитере, из-под ворота которого виднелся воротник белой рубашки. На груди, прямо у сердца, был пришит все тот же герб академии – черный ворон с окровавленным сердцем. Значит, это форма студентов. Он тоже студент? Тогда почему он сидел во главе стола там, в зале? Я не понимала. Его цепкие глаза пронзали меня насквозь, словно сканируя. Я чувствовала себя обнаженной под его пристальным взглядом, но это не вызывало во мне смущения или дискомфорта. Скорее, любопытство.

Затем, словно опомнившись, он перевел свой взгляд на других.

– Следуйте за мной, – скомандовал он, и мы, словно загипнотизированные, пошли внутрь, в чрево замка.

Огромные двери из темного дерева скрипнули, впуская нас в полумрак коридора. Запах пыли и старой бумаги ударил в нос.

Я смотрела на массивные каменные стены, увешанные портретами угрюмых людей в старинных одеждах. Их глаза, казалось, следили за нами. В новом, неизведанном мире, где страх заменила странная, необъяснимая надежда. Надежда на что-то большее, чем унылая жизнь, которую я знала раньше. И я, как ни странно, чувствовала себя здесь…дома. Сердце забилось быстрее, предчувствуя перемены.

Мы шли по длинному, извилистому коридору. Каждый шаг отдавался эхом, подчеркивая зловещую тишину. Парень не произнес ни слова, его темная фигура маячила впереди, словно манила нас в неизвестность.

Наконец, он остановился перед массивными двустворчатыми дверями, украшенными резьбой в виде переплетающихся змей.

– Это столовая, – бросил он через плечо. – Обед через пять минут. Не опаздывайте. С этими словами он скрылся за дверями.

Толпа новоприбывших, словно очнувшись от морока, зашевелилась. Взгляды, полные беспокойства и неуверенности, встретились. Я же, напротив, чувствовала себя на удивление спокойно. Поправив черное платье, я шагнула внутрь.

Столовая оказалась огромным залом с высоким сводчатым потолком, украшенным витражами. Длинные деревянные столы тянулись вдоль всего зала, за ними уже сидели старшие студенты. Атмосфера была напряженной, но не гнетущей. Чувствовалось, что здесь живут по своим правилам. На столах стояли серебряные подносы с едой. Выглядело все довольно аппетитно, но есть совершенно не хотелось.

Не успели мы занять места, как в зале появился тот самый парень. Он направился к отдельному столу, расположенному на небольшом возвышении, и сел в кресло, словно король на троне. Взгляд его темных глаз скользнул по мне, и я почувствовала, как по спине пробегает легкий озноб.

Обед прошел в тишине. Слышался лишь звон столовых приборов и приглушенные голоса старших студентов. Никто не смел смотреть в сторону «короля». Я машинально пережевывала еду, стараясь не привлекать к себе внимания.

Послеобеденная суета стихла, уступая место тишине, нарушаемой лишь приглушенным гулом разговоров в столовой. Я ковырялась вилкой в остатках переваренной картошки, когда к нашему столику подошли трое старшекурсников. Один из них высокий и жилистый, выделялся даже среди своих товарищей. Короткая рыжая стрижка, открывающая высокий лоб, и тонкий, но глубокий шрам, пересекающий щеку, придавали ему вид бывалого воина. Его темно-карие глаза, казалось, просвечивали насквозь, не выдавая ни единой эмоции.

– Первокурсники, за мной, – скомандовал он глухим, лишенным интонаций голосом. Ни приветствия, ни объяснений. Просто приказ.

Не испытывая ни малейшего сомнения, я поднялась со стула, увлекая за собой слегка оторопевших однокурсников. Рыжий двинулся вглубь академии, и мы послушно последовали за ним, словно привязанные невидимой нитью.

Коридоры тянулись бесконечной анфиладой, уходя вдаль, словно в чрево каменного зверя. Стены, выкрашенные в блеклый оттенок слоновой кости, были увешаны портретами угрюмых старцев в старомодных одеяниях. Каждый раз, когда мы проходили мимо, мне казалось, что их глаза следят за нами, оценивая и осуждая.

Рыжий, не сбавляя шага, сухо и сжато рассказывал о расположении кабинетов, библиотек и прочих важных мест. Его речь была лишена какой-либо эмоциональной окраски, словно он декламировал заученный текст. Чувствовалось, что он выполняет некое обязательство, но сквозь эту отстраненность проглядывало смутное желание помочь нам освоиться в этом огромном, незнакомом мире.

– Здесь библиотека, закрывается в десять вечера, – буркнул он, указывая на массивную дубовую дверь. – Там лаборатории, доступ только с разрешения профессора Эйнхорна. И да, не трогайте ничего. Никогда.

Наконец, после долгих блужданий по лабиринту коридоров, он остановился перед дверью с прибитой к ней табличкой «213».

– Это ваша комната, – сказал он, поворачиваясь ко мне. Его взгляд, холодный и пронзительный, задержался на моем лице на мгновение дольше, чем следовало бы. – С завтрашнего дня начинаются занятия. Будьте вовремя.

Он не дождался ни слова благодарности, ни вопроса. Просто резко развернулся и, не глядя, ушел, оставив нас в растерянности перед дверью.

Я нервно сглотнула, чувствуя, как в груди нарастает странное, щекочущее чувство. Не страх, скорее… предвкушение. Словно я стою на пороге неизведанного, готовая шагнуть в бездну.

Собравшись с духом, я толкнула дверь. Она открылась со скрипом, словно жалуясь на непрошенных гостей. Комната оказалась на удивление небольшой и обжитой. Два узких железных каркаса кроватей, застеленные серыми покрывалами, старый, пошарпанный стол и вместительный шкаф – вот и вся обстановка. На окне висели плотные, непроницаемые шторы, казалось, поглощающие весь свет.

Несмотря на скромную обстановку, в комнате ощущалось что-то притягательное. Что-то… монументальное. Словно здесь жили поколения студентов, оставившие после себя незримый отпечаток своей энергии и амбиций. Под этим чувством одиночества я не ощущала ни малейшего страха, а только тихое предвкушение.

Я подошла к окну, отбросила тяжелую штору. За стеклом простирался мрачный, заброшенный сад. Высокие, корявые деревья с переплетенными ветвями тянулись к небу, словно скрюченные пальцы, готовясь схватить пролетающую мимо птицу. За садом возвышались силуэты древних башен академии, мрачные и неприступные, словно стражи, охраняющие ее секреты.

Солнце, клонясь к закату, окрашивало небо в багровые тона, создавая зловещий, но в то же время завораживающий пейзаж. Отблески заката проникали в комнату, рисуя причудливые тени на стенах.

Я стояла у окна, завороженная красотой этого места, и чувствовала, как во мне нарастает волнение. Что ждет меня здесь? Какие тайны хранят эти стены? И кто этот таинственный бледнокожий парень с черными, пронзительными глазами? Я знала, что моя жизнь изменится навсегда. И мне вовсе не было страшно. Наоборот, меня переполняло странное, необъяснимое чувство… предвкушения.

Глава 3

Глава 3

Усталость навалилась внезапно. После долгого дня, полного новых впечатлений и волнений в этой чертовой магической академии, я валилась с ног. Похищение, экзамен, этот надменный взгляд черноглазого аристократа… достаточно на сегодня. Не утруждая себя раздеванием, я просто скинула тапки – черт бы их побрал, эти жутко неудобные тряпичные балетки – и рухнула на кровать. Мягкий матрас обнял меня, словно старый друг, и я мгновенно провалилась в глубокий, безмятежный сон.

Сквозь сон я ощущала, как лунный свет просачивается сквозь неплотно закрытые шторы, рисуя серебристые полосы на полу. Я ворочалась во сне, пытаясь удержать ускользающие обрывки сновидений. Мне снились темные коридоры, лица незнакомых людей и шепот, разносящийся по пустынным залам. Шепот о чем-то запретном, зловещем… Неужели предчувствие?

Проснулась я внезапно, от ощущения чьего-то пристального взгляда. Не от кошмара, не от резкого звука, а именно от ощущения, что на меня смотрят. Сердце бешено колотилось в груди, словно птица, пытающаяся вырваться на свободу. «Да брось, – мысленно сказала я себе, – просто перенервничала. Первая ночь в академии, что ты хотела?» Но тревога не утихала. Медленно, стараясь не издать ни единого звука, я приоткрыла глаза. Сердце забилось быстрее, словно предупреждая об опасности. В полумраке комнаты зловеще вырисовывался силуэт. Кто-то стоял у моей кровати, абсолютно неподвижно, я чувствовала это кожей, он смотрел на меня. Не у двери, не у окна, где его присутствие хоть как-то можно было бы оправдать, а прямо у моей кровати. Ближе, чем позволяла хоть какая-то граница личного пространства.

Через узкую щель в неплотно задернутых шторах пробивался бледный луч лунного света. Он скользил по фигуре, очерчивая ее контуры, и, наконец, позволил мне различить лицо… Это была девушка. Не призрак, не игра теней – самая настоящая девушка, плоть и кровь. Хотя, глядя на нее, я в этом сомневалась.

Ее лицо было болезненно бледным, почти прозрачным, и совершенно невыразительным, словно искусно вылепленная маска. Ни намека на улыбку, ни тени удивления, ни проблеска хоть какой-то эмоции. Только пугающая пустота. Большие, желтые глаза, как у кошки, смотрели на меня с какой-то странной, нечитаемой ненавистью, или, может, это было просто безразличие, которое ощущалось еще страшнее. Взгляд был настолько пронзительным, настолько… нечеловеческим, что мурашки побежали по коже. Волосы, черные как смоль, висели спутанными прядями, закрывая часть лица, но это ничуть не смягчало жуткого впечатления. Она словно сошла со страниц страшной сказки.

– Ты… ты кто? – прошептала я, чувствуя, как по спине пробегает ледяной холодок. Голос предательски дрожал, выдавая весь мой страх. Но я не могла сдержаться. Кто она такая? Что ей нужно? Почему она стоит здесь, в моей комнате и смотрит на меня, словно оценивая добычу?

Она молчала, продолжая сверлить меня своим немигающим взглядом. Тишина в комнате стала давящей, зловещей, словно наполнилась невидимыми сущностями, поджидающими своего часа. Только бешеное биение моего сердца оглушительно нарушало эту мертвую тишину. Я почувствовала, как страх, до этого дремавший где-то глубоко внутри, начинает поднимать голову, оплетая меня своими липкими щупальцами, парализуя волю. Я попала в магическую академию, да, но это не отменяло того факта, что сейчас мне было по-настоящему страшно. Что ей нужно? Почему она просто стоит и смотрит?

Я попыталась встать, отодвинуться от края кровати, подальше от этой жуткой фигуры, но ноги словно приросли к матрасу. Я была парализована страхом, неспособная даже пошевелиться.

– Что тебе нужно? – повторила я, отчаянно пытаясь придать голосу твердость, но получилось только жалобное хныканье, лишь подчеркнувшее мою беспомощность.

Наконец, она заговорила. Голос был тихим, хриплым, словно заржавевшая петля, скрипящая в ночной тишине.

– Ты… здесь ненадолго, – прошептала она, словно озвучивая смертный приговор, вынося его без капли сожаления.

Ее слова, простые и незамысловатые, возымели эффект разорвавшейся бомбы. Не просто страх – леденящий ужас сковал мое тело, парализовал разум.

– Что ты имеешь в виду? – просипела я, с трудом ворочая языком, чувствуя, как пересыхает во рту.

Она медленно, очень медленно, подняла руку. В скудном лунном свете я увидела, что ее пальцы неестественно длинные и тонкие, почти костлявые. Кончики пальцев светились слабым, зловещим желтым светом, словно она держала в руках крошечных светлячков, источающих не жизнь, а смерть.

– Твоя магия… она… не такая, – проговорила она, ее голос стал немного громче, приобретая зловещий оттенок, словно ветер, воющий в пустом склепе. – Она возьмет свое.

Она сделала шаг вперед. Расстояние между нами сократилось до критической отметки. Она поднесла свои светящиеся пальцы к моей шее и резко сжала. Я почувствовала пронзительный, обжигающий ток, пронзивший все мое тело. Непроизвольный крик застрял в горле. Это было больно, холодно, странно – ощущение, которое я никогда прежде не испытывала. Мое тело словно разрывалось изнутри, а сознание медленно погружалось во тьму.

Я резко открыла глаза и села на кровати, обливаясь холодным потом. Справа от меня, по ту сторону комнаты, зажегся мягкий свет ночника. Я судорожно вдыхала воздух, словно тонула, и теперь, наконец, выбралась на поверхность, жадно хватая ртом кислород. Руки дрожали, а в горле першило. Нервно потирая шею, все еще чувствуя отголоски этого кошмарного прикосновения, я старалась успокоить бешено колотящееся сердце.

– Что-то случилось? – встревоженно спросил нежный голос.

Я резко подскочила на кровати, словно от удара током. На меня смотрела милая блондинка с двумя длинными, аккуратно заплетенными косичками, усыпанным мелкими рыжими веснушками носиком и большими голубыми глазами, полными искреннего беспокойства. Она слабо улыбнулась, но в ее глазах читалось смятение.

– Ты… ты кто? – спросила я хриплым, совсем чужим голосом, с трудом узнавая его.

Все, что было только что со мной – это был просто сон? Кошмар, настолько реалистичный, что все еще ощущался на коже, словно реальность? Я не понимала.

– Меня зовут Сабрина, я твоя соседка, – сказала блондинка, с тревогой глядя на меня. – Все… хорошо?

– Да, – отмахнулась я, стараясь успокоиться и взять себя в руки. – Просто кошмар приснился. Меня зовут Талисса.

– Очень приятно, – ответила девушка, ее лицо расплылось в чуть более уверенной улыбке. – Тебе, наверное, нужно выпить воды. Давай я тебе налью?

На ее лице читалось искреннее желание помочь, но я все еще чувствовала себя дезориентированной, словно после сильного удара. Кошмар оставил глубокий след, и я не могла отделаться от ощущения, что он был не просто сном, а предостережением.

«Твоя магия…она…не такая.» Что это значит? И как моя магия «возьмет свое»? Эти вопросы роились в голове, не давая покоя. Я почувствовала слабый озноб.

– Спасибо, буду очень благодарна, – ответила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Нужно было собраться и разобраться что происходит. Это была магическая академия, а не зловещий замок из кошмаров. Нужно было успокоиться и действовать логически. Но как можно логически мыслить, когда в голове звучит эхо леденящего душу голоса?

Я жадно припала губами к стакану, который протянула мне Сабрина. Прохладная, чистая вода медленно утоляла жгучую жажду, которая внезапно охватила меня. Я почувствовала как напряжение чуть спадает, но дрожь в руках оставалась. Я сделала еще один глоток, пытаясь сосредоточиться на реальности – на мягком свете ночника, на тихом дыхании Сабрины, на привычном скрипе кровати подо мной.

– Спасибо, – прошептала я, возвращая стакан. Мой голос все еще был хриплым, словно я кричала всю ночь.

Сабрина поставила стакан на прикроватную тумбочку и снова повернулась ко мне, ее взгляд был полон нерастраченной тревоги. Она сидела на своей кровати, поджав колени к груди, маленькая и уязвимая в мягком свете.

– Он был очень плохим? – тихо спросила она, не отрывая взгляда.

Я кивнула, не находя слов, чтобы описать тот ужас, который пережила. Как рассказать ей о жуткой фигуре, о костлявой руке, о леденящих словах? Как объяснить ощущение собственной магии, которая вдруг стала чем-то чужим и опасным? Которую я даже не чувствовала!

– Просто… очень яркий, – наконец выдавила я, пытаясь скрыть истинный масштаб происходящего. Часть меня не хотела пугать ее, а часть – просто не знала, как выразить это в словах.

На лице Сабрины отразилось понимание, смешанное с сочувствием.

– Первые ночи в академии бывают тяжелыми, – сказала она, ее голос стал немного увереннее, словно эта тема была ей знакома. – Новое место, новые люди, предвкушение занятий… Мозг перерабатывает все впечатления. Мой первый кошмар был про профессора Элдрона и летающие учебники-монстры.

Она слабо улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. Я оценила ее попытку, но внутри меня все сжималось от страха, который не имел ничего общего с летающими учебниками. Мой кошмар был личным, нацеленным именно на меня и мою магию. Или на ее отсутствие? На мою не знакомость с ней?

– Ты уже знакома с магией? – спросила я, пытаясь перевести разговор на что-то более конкретное, на то, что, возможно, объяснит произошедшее. – Ну, то есть, ты знаешь про то что она существует и что ты обладаешь ей. Я имею в виду… тебе говорили?

Сабрина вскинула бровь, удивление в ее глазах было искренним.

– Да, а разве ты нет? Разве… тебе не сообщили, когда доставили в академию?

Я горько хмыкнула, этот звук прозвучал в тишине как скрежет.

– Эм, я до сегодняшнего дня жила в приемной семье, пахала огороды и убирала ночные горшки, – я почувствовала, как желчь поднимается к горлу при одном лишь воспоминании. – Если бы я знала хоть крупицу того, что есть что-то помимо этого… что существует этот мир, – я обвела рукой нашу комнату, утопающую в тени, – А уж тем более магия, я бы давно превратила свою ненавистную семейку в жуков или, не знаю, в кучки навоза.

Сабрина захихикала, прикрыв рот рукой. Ее смех был тонким, серебристым, и на мгновение я почти забыла о липком страхе, который все еще цеплялся за меня.

– В навоз, – повторила она, все еще улыбаясь. – Это… радикально. Но я тебя понимаю. Мои родители… они тоже были не то, чтобы в восторге, когда у меня впервые проявилось. Была небольшая… неприятность с соседской кошкой и моей первой попыткой телепортации.

Она замолчала, улыбка медленно сошла с ее лица. В ее глазах снова появилось беспокойство, которое я заметила с первой минуты, как нас оставили в этой комнате. Она смотрела на меня с какой-то настороженностью, будто пыталась прочитать что-то, чего я сама не знала.

– Но… у тебя не было ни разу проявления магии, там случайно что-то левитировало, или может росли быстро цветы? Или, например от настроения менялась погода? – ее голос стал тише, почти шепотом, хотя вокруг не было никого, кто мог бы нас услышать. Каждая ее фраза звучала как вопрос, требующий не просто ответа, а подтверждения чего-то немыслимого.

Я отрицательно покачала головой, чувствуя себя совершенно пустой. Пустой от магии, пустой от понимания всего этого.

– Ничего. Просто… просто оказалась здесь. Меня вытащили из приемного дома, так же как и хозяйского сына, приволокли в черный замок, а потом уже тест и я здесь.

Я умолкла, чувствуя, как абсурдность ситуации наваливается на меня с новой силой, как тяжелый пресс. Магическая академия. Я. Человек, который не знал о существовании магии еще сутки назад. Человек, чья собственная магия, кажется, сейчас стала объектом непонятного нападения из кошмара. Это не был сон. Это была реальность, но настолько извращенная, что больше походила на бред.

Тот тест. В том черном замке. Я помнила только холод. Не обычный холод камня, а пронизывающий, ледяной холод, который, казалось, не касался кожи, а проникал прямо в кости, глубже, в самую сердцевину. Словно что-то чужое, ледяное, попыталось прорваться сквозь меня, вырвать что-то, чего я сама не ощущала. Тогда мне показалось, что это просто реакция на страх, на незнакомую обстановку, на грубых людей, которые меня тащили. Но сейчас, глядя на Сабрину, на ее беспокойство, я понимала – это было другое. Это было связано с тем, почему я здесь оказалась. Или почему я такая, какая есть сейчас.

Сабрина смотрела на меня с растущим ужасом. Ее первоначальное сочувствие сменилось чем-то более глубоким, почти благоговением, смешанным с неприкрытым страхом. Ее глаза расширились, и я заметила, как искорки вокруг ее пальцев погасли – ее магия, кажется, ощутила что-то, чего не ощущала я.

– Ничего? Совсем ничего? – снова прошептала она, и в этот раз в ее голосе не было любопытства. Был только страх. – Но тест… Тест всегда что-то показывает. Даже если искра совсем крошечная. Даже если нужны специальные артефакты… Но просто ничего… Это… это невозможно.

Мое собственное спокойствие, может быть, было следствием шока или полного непонимания масштаба бедствия. Я не могла испугаться того, чего не чувствовала. Чего у меня не было. Вместо страха я чувствовала… недоумение. Я совершенно искренне не понимала.

– Ну тест был странным, – я почесала затылок, пытаясь вспомнить сегодняшний сюрреалистичный день в старом, пыльном здании, которое оказалось временным пунктом набора. – Задания вечно менялись сами собой на листке, и я ничего не понимала. Думала, что вообще не пройду, что просто не соображаю. А оказывается, прошла и теперь здесь.

Я пожала плечами, словно это объясняло все. Для меня это было просто невероятное везение после череды совершенно непонятных заданий.

– Тест так у всех делается, – Сабрина махнула рукой, отмахиваясь от моей растерянности. – Это специально чтобы запутать. Проверяют не столько знания, сколько… интуицию и способность работать с нестабильной магией.

Я выдохнула. Значит, я все-таки не сошла с ума, глядя на пляшущие по бумаге слова и символы. Это… какое-то облегчение.

– Не переживай, – Сабрина постаралась взять себя в руки, но ее глаза все еще были слишком широко раскрыты. – Это не страшно если ты не чувствуешь магию и она ранее в тебе не проявлялась. Это придет со временем. Главное, что портал пропустил тебя, а не сжег. А значит, магия в тебе все же есть. Просто очень глубоко притаилась.

Ее слова должны были утешить, но последняя фраза, сказанная между прочим, заставила меня замереть.

– Погоди, что значит «сжег»? – я опешила. В горле появился неприятный комок.

Сабрина стушевалась, отведя взгляд. Она смотрела куда-то в сторону своей кровати, избегая смотреть мне в глаза.

– Ну… Тех, кто не проходит тест… Воронка во время пути сюда… сжигает до тла, – пробормотала она, словно говорила о чем-то обыденном, но ее тон выдавал, что это совсем не так. Она нервно теребила край одеяла.

Мое сердце пропустило удар. Все то спокойствие и недоумение испарились, сменившись ледяным ужасом. Сжечь? До тла? За то, что не прошел тест?

– А… а почему нельзя просто отпустить этих детей? – голос мой дрогнул. – Зачем их убивать?

– Ну… Отпустить их уже нельзя, – Сабрина наконец посмотрела на меня, в ее глазах снова мелькнул страх, но уже какой-то другой, более холодный. – Они уже слишком много знают об этом месте и вообще о магии в целом. Поэтому для таких одна дорожка.

Мне стало физически противно от ее слов. Как можно говорить о таком… так просто? Сколько детей погибает просто так из-за этой академии? Они крадут, в наглую забирают детей из семей, а если те плохо сдают экзамен или, что еще страшнее, сделан ошибочный выбор, и ребенок оказался без магии – их просто убивают. Как пушечное мясо для поддержания тайны. Меня, обычную девочку из обычной семьи, тоже просто… забрали. И я даже не знала, какая страшная плата ждала тех, кто не подходил.

– Откуда ты это знаешь? – прищурилась я, пытаясь найти в ее лице хоть тень лжи или лицемерия. Но оно было лишь усталым и испуганным.

– Моя старшая сестра рассказывала, – она просто пожала плечами, словно все еще не понимая, насколько ее слова меня потрясли. – Она училась здесь несколько лет назад.

Сестра? Жива ли ее сестра? Или она тоже… стала «пушечным мясом»? Этот вопрос застрял у меня в горле.

Я чувствовала, как холодный узел затягивается в желудке. Атмосфера в комнате изменилась. Она стала тяжелой, давящей. Это была уже не просто комната в магической академии, а камера в потенциальной братской могиле.

– Что ж, я, пожалуй, лягу спать, – ответила я, ложась. Мне отчаянно хотелось спрятаться под одеяло, отгородиться от этой страшной правды, от странной Сабрины и от полного отсутствия магии в себе.

Я отвернулась к стене. Сабрина выключила свет со своей стороны. Комната погрузилась во мрак.

Но темнота не принесла успокоения. Наоборот, в ней обострились все чувства. Я слышала тихое, ровное дыхание Сабрины. Слышала, как где-то в стенах поскрипывает дерево старого дома. И я чувствовала… ничего. Абсолютную пустоту внутри. Этот липкий страх, наконец, настиг меня. Страх не от того, что я нечувствительна к магии, а от того, что это «ничего» было настолько шокирующим даже для Сабрины.

И главное, я боялась не того, что случится со мной из-за отсутствия магии. Я боялась того, что уже случилось с теми, кто оказался не нужен этой академии. И насколько легко, как бы между прочим, Сабрина об этом говорила. В этой темноте я внезапно почувствовала себя не просто девочкой без магии, а мышью, попавшей в хитроумную, смертельную ловушку, выход из которой ведет только в огонь.

Я взглянула на темное окно. За ним была ночь, полная тайн и опасностей, о которых я еще вчера даже не догадывалась. А внутри комнаты… внутри меня… было свербящее ощущение, что я открыла дверь, не зная, кто именно может в нее войти. И что это не только кошмар, но и предупреждение. Или даже… приветствие.

– Что мне делать? – спросила я, чувствуя себя совершенно потерянной. Впервые с начала разговора я позволила себе показать хоть каплю своей растерянности и страха.

Сабрина уже не ответила. Она спала, тихо посапывая в своей постели.

Ночь в магической академии только начиналась. И я вдруг поняла, что моя прежняя жизнь, с ее огородами и ночными горшками, какой бы тяжелой она ни была, была предсказуемой. Этот новый мир, полный магии, о которой я не имела понятия, и кошмаров, которые могли быть реальностью, был куда страшнее. Я была здесь совсем одна, с одной лишь соседкой по комнате, которая, кажется, тоже не знала всех правил этой игры. И кто-то или что-то уже проявило ко мне интерес.