Дом Усопших

Предисловіе

Такъ получилось, что имя одного изъ основателей русской геополитической мысли – Алексѣя Ефимовича Едрихина(писавшаго подъ псевдонимомъ Алексѣй Вандамъ) – долгое время было забыто на родинѣ. Его начали издавать въ послѣдній спокойный годъ, наканунѣ Первой Міровой войны, а затѣмъ случились двѣ революціи, гражданская война, и ландшафтъ Россійской Имперіи измѣнился до неузнаваемости. Теперь уже было не до геополитики, а само слово «національные интересы» полностью исчезло на долгіе годы. Интересъ теперь могъ быть только «классовымъ» и «интернаціональнымъ».

Въ своихъ работахъ Алексѣй Ефимовичъ съ поразительной точностью предрекаетъ основные историческіе катаклизмы своего столѣтія, что дѣлаетъ его академическій авторитетъ неоспоримымъ. Труды Вандама интересны ещё и тѣмъ, что это не какойто тамъ «теоретикъ», начитавшійся книжекъ, а настоящій практикъ съ богатой военной біографіей. Едрихинъ участвовалъ въ Англо-Бурской войнѣ на сторонѣ буровъ, затѣмъ занимался развѣдкой въ Китаѣ (именно китайскому направленію въ его трудахъ удѣлено немало мѣста), командовалъ полкомъ въ Первой Міровой войнѣ и наканунѣ революціи имѣлъ чинъ генералъ-майора.

Послѣ революціи Алексѣй Ефимовичъ перебрался въ Эстонію, но не прекратилъ сражаться за Россію. Нѣкоторое время онъ руководилъ Псковскимъ добровольческимъ корпусомъ, который позднѣе въ составѣ Сѣвернаго корпуса участвовалъ въ наступленіи Юденича на Петроградъ, а затѣмъ до самой смерти возглавлялъ штабъ эстонскаго отдѣленія РОВС.

Свои работы Едрихинъ подписывалъ какъ Вандамъ, а затѣмъ и офиціально взялъ себѣ эту фамилію. По одной изъ версій, въ честь бурскаго генерала, съ которымъ ему довелось служить во время конфликта съ англичанами въ Африкѣ, по другой – въ честь одного изъ наполеоновскихъ генераловъ.

Работы Вандама выполнены на уровнѣ, недосягаемомъ даже для многихъ современныхъ изслѣдователей. Простымъ и доступнымъ языкомъ онъ объясняетъ, почему Россія должна дѣйствовать такъ, а не иначе, какія у нея могутъ возникнуть проблемы, почему англичане и американцы будутъ находиться съ ней въ постоянномъ конфликтѣ, каковы ихъ глобальныя стратегическія цѣли и какъ имъ можно противодѣйствовать. Самъ же Вандамъ былъ активнымъ сторонникомъ созданія «сухопутной» коалиціи Россіи, Германіи и Франціи противъ «морской» Британіи, которую онъ считалъ главнымъ и самымъ могущественнымъ врагомъ. Труды Вандама позволяютъ оцѣнить геополитическую разстановку силъ начала ХХ вѣка и посмотрѣть на «Большую игру» не съ позиціи британскаго джентльмена, а взглядомъ русскаго офицера, что необычайно цѣнно въ связи съ большой рѣдкостью подобныхъ работъ.

Пріятнаго и познавательнаго чтенія!

Евгеній Политдругъ, публицистъ, колумнистъ журнала «Спутникъ и Погромъ»

Отъ автора

Въ классификаціи военныхъ знаній искусство вести бой называется тактикою, а искусство вести войну – высшею тактикою, или стратегіей. Но какъ бой представляетъ собою только одинъ изъ скоротечныхъ актовъ длящейся обыкновенно годами войны, такъ и война есть не что иное, какъ кратковременный актъ никогда не прекращающейся борьбы за жизнь.

Отсюда логически слѣдуетъ, что для веденія борьбы за жизнь необходимо особое искусство – высшая стратегія, или политика. Въ чёмъ заключается это искусство и есть ли у насъ оно – читатели поймутъ сами изъ этого маленькаго труда, представляющаго собою лишь лёгкую царапину на дѣвственной и безотлагательно требующей разработки почвѣ русской политической мысли.

А. Вандамъ. 6 августа 1912 г. С.-Петербургъ.

І

Несмотря на большіе размѣры своей территоріи, русскій народъ, по сравненію съ другими народами бѣлой расы, находится въ наименѣе благопріятныхъ для жизни условіяхъ:

Страшные зимніе холода и свойственныя только сѣверному климату распутицы накладываютъ на его дѣятельность такія оковы, тяжесть которыхъ совершенно незнакома жителямъ умѣреннаго Запада. Затѣмъ, не имѣя доступа къ тёплымъ наружнымъ морямъ, служащимъ продолженіемъ внутреннихъ дорогъ, онъ испытываетъ серьёзныя затрудненія въ вывозѣ за границу своихъ издѣлій, что сильно тормозитъ развитіе его промышленности и внѣшней торговли и, такимъ образомъ, отнимаетъ у него главнѣйшій источникъ народнаго богатства. Короче говоря, своимъ географическимъ положеніемъ русскій народъ обречёнъ на замкнутое, бѣдное, а вслѣдствіе этого и неудовлетворённое существованіе.

Неудовлетворённость его выразилась въ никогда не ослабѣвавшемъ въ народныхъ массахъ инстинктивномъ стремленіи «къ солнцу и тёплой водѣ», а послѣднее, въ свою очередь, совершенно ясно опредѣлило положеніе русскаго государства на театрѣ борьбы за жизнь:

Упираясь тыломъ во льды Сѣвернаго океана, правымъ флангомъ въ полузакрытое Балтійское море и во владѣнія Германіи и Австріи, а лѣвымъ въ малопригодныя для плаванія части Тихаго океана, Великая Сѣверная Держава имѣетъ не три, какъ это обыкновенно считается у насъ, а всего лишь одинъ фронтъ, обращённый къ югу и простирающійся отъ устья Дуная до Камчатки. Такъ какъ противъ середины фронта лежатъ пустыни Монголіи и Восточнаго Туркестана, то наше движеніе къ югу должно было идти не по всей линіи фронта, а флангами и преимущественно ближайшимъ къ центру государственнаго могущества правымъ флангомъ, наступая которымъ черезъ Чёрное море и Кавказъ къ Средиземному морю и черезъ Среднюю Азію къ Персидскому заливу мы, въ случаѣ успѣха, сразу же выходили бы на величайшій изъ міровыхъ торговыхъ трактовъ – такъ называемый Суэцкій путь.

Но подобное рѣшеніе самаго важнаго изъ нашихъ государственныхъ вопросовъ не отвѣчало расчётамъ тиранически господствующихъ на морѣ и необычайно искусныхъ въ жизненной борьбѣ англичанъ, а поэтому, несмотря на всѣ блестящія побѣды наши надъ турками, хивинцами, туркменами и другими противниками на театрахъ военныхъ дѣйствій, – на театрѣ борьбы за жизнь весь правый флангъ нашъ въ концѣ концовъ потерпѣлъ неудачу: лѣвая колонна его была остановлена въ Мервѣ, средняя въ Карcѣ и Батумѣ, а самая сильная – правая, уже достигнувъ проливовъ, принуждена была повернуть назадъ и отойти къ сѣвернымъ берегамъ Чёрнаго моря.

ІІ

Наступленіе нашего лѣваго фланга началось въ шестнадцатомъ столѣтіи походомъ Ермака на Сибирское царство. Одолѣвъ это единственное въ политическомъ смыслѣ препятствіе, смѣлая вольница наша потянулась одновременно и къ сѣверу, – куда манили её слухи о большихъ богатствахъ «рыбьяго зуба» (моржовыхъ клыковъ), – и къ востоку, гдѣ дѣвственная тайга была населена драгоцѣннымъ пушнымъ звѣремъ, въ особенности вѣликолѣпнымъ сибирскимъ соболемъ. Въ погонѣ за этою добычею казаки добрались сначала до безграничныхъ пустынь Сѣвернаго Ледовитаго океана, а затѣмъ, въ началѣ восемнадцатаго столѣтія, появились и на Камчаткѣ.

Полныя необычайнаго интереса вѣсти этихъ развѣдчиковъ, дойдя до слуха уже лежавшаго на смертномъ одрѣ Петра Великаго, вызвали приказъ о посылкѣ капитана Беринга для изслѣдованія сѣверной части Тихаго океана и открытія показывавшагося во всѣхъ тогдашнихъ атласахъ миѳическаго материка «Гамаланда».

Съ невѣроятными трудностями, перевезя на вьюкахъ черезъ пустынную и бездорожную Сибирь всѣ грузы для снаряженія экспедиціи, Берингъ прибылъ на Камчатку, построилъ въ Авачинской губѣ двухпалубное судно и въ 1728 г. совершилъ на нёмъ своё первое плаваніе изъ Тихаго въ Сѣверный Ледовитый океанъ черезъ названный его именемъ проливъ, но за туманомъ не видѣлъ американскаго берега.

Посланный затѣмъ вторично, онъ въ маѣ 1741 г. на двухъ небольшихъ судахъ, «Петрѣ» и «Павлѣ», пустился въ полную неизвѣстности ширь страшно негостепріимнаго въ сѣверныхъ широтахъ Тихаго океана. Въ іюнѣ мѣсяцѣ, въ бурю и туманъ, суда потеряли другъ друга изъ вида и вынуждены были продолжать путь каждое само по себѣ. Въ іюлѣ оба они, на значительномъ другъ отъ друга разстояніи, подошли къ неизвѣстной землѣ. Такимъ образомъ, сѣверная часть Тихаго океана была пройдена, и таинственный «Гамаландъ», оказавшійся сѣверо-западнымъ берегомъ Америки, открытъ былъ русскими мореплавателями.

На обратномъ пути претерпѣвавшій страшныя лишенія отъ недостатка продовольствія и прѣсной воды «Пётръ» былъ выброшенъ бурею на лишённыя всякой древесной растительности скалы, получившія въ честь скончавшагося и похороненнаго на нихъ Беринга названіе Командорскихъ острововъ. «Павелъ» же подъ командою лейтенанта Чирикова благополучно прибылъ въ Петропавловскъ.

ІІІ

Результаты этой замѣчательной экспедиціи были огромны. Вернувшіеся изъ плаванія люди разсказали, что «дальше за Камчаткою море усѣяно островами, за ними лежитъ твёрдая земля; вдоль береговъ тянутся плавучіе луга солянки, а на нихъ кишмя кишитъ всякій звѣрь, среди котораго есть одинъ – ни бобёръ, ни выдра, больше и того и другой, мѣхъ богаче собольяго и одна шкурка стоитъ до 400 рублей».

Эта вѣсть точно кнутомъ хлестнула по воображенію сибирскихъ звѣропромышленниковъ. Открытіе Алеутскихъ острововъ и сѣверо-западной Америки явилось для нихъ тѣмъ же, чѣмъ для искателей золота могло бы явиться нахожденіе новыхъ пріисковъ, состоящихъ изъ однихъ самородковъ. И вотъ вся промысловая Сибирь устремилась своими помыслами къ Тихому океану. Спустя всего лишь четыре года на Алеутскихъ островахъ работало уже семьдесятъ семь компаній, собиравшихъ съ моря ежегодно милліонную дань.

Привилегированное положеніе нашихъ промышленниковъ продолжалось нѣсколько десятковъ лѣтъ, но затѣмъ въ открытыхъ русскими водахъ начали появляться иностранные соперники. Въ 1778 г. англійскій мореплаватель Кукъ нашёлъ, наконецъ, дорогу въ русскую часть Тихаго океана. Вслѣдъ за нимъ пошли: Ванкуверъ изъ Лондона, Миресъ изъ Остъ-Индіи, Квадра изъ Новой Испаніи. Съ другой стороны, обогнувъ мысъ Горнъ, направились туда же Кендрикъ, Грей, Инграгамъ, Кулиджъ изъ Бостона и нѣсколько кораблей, зафрахтованныхъ Джономъ Асторомъ изъ Нью-Йорка.

Съ появленіемъ этихъ соперниковъ на промыслахъ началась настоящая вакханалія. Драгоцѣнный морской бобёръ истреблялся, не разбирая ни самцовъ, ни самокъ, ни дѣтёнышей. Не знавшіе до той поры ни рому, ни огнестрѣльнаго оружія, туземцы изъ работавшихъ въ полномъ согласіи съ русскими мирныхъ охотниковъ превращались въ опасныхъ бандитовъ. Охота становилась менѣе выгодною и весьма опасною.

При такихъ условіяхъ среди начавшихъ задумываться русскихъ промышленниковъ явился человѣкъ, способный не только понять положеніе, но и бороться съ нимъ. Это былъ Григорій Ивановичъ Шелеховъ[1]. Выработанный имъ для борьбы съ иностранцами планъ заключался въ слѣдующемъ: объединить всѣхъ независимыхъ русскихъ промышленниковъ въ одну могущественную компанію; распространить русскія владѣнія на никому не принадлежавшемъ сѣверо-западномъ берегу Америки отъ Берингова пролива до испанской Калифорніи; установить торговыя сношенія съ Манилою, Кантономъ, Бостономъ и Нью-Йоркомъ. Поставивъ, наконецъ, всѣ эти предпріятія подъ защиту правительства, устроить на Гавайскихъ островахъ арсеналъ и станцію для русскаго флота, который, защищая русскіе интересы и имѣя обширную и разностороннюю практику на Тихомъ океанѣ, могъ бы выработаться въ первый въ мірѣ флотъ.

ІV

Самъ Шелеховъ не дожилъ до исполненія его предположеній, онъ умеръ въ Иркутскѣ въ 1795 г., но его планъ былъ одобренъ правительствомъ. Въ 1799 г. вновь образованная Россійско-Американская компанія получила исключительное право охоты, торговли и другихъ занятій въ открытыхъ русскими водахъ и земляхъ сѣверной части Тихаго океана. Высшее руководство дѣйствіями компаніи оставлено было за главными акціонерами въ Петербургѣ, управленіе же дѣлами на мѣстѣ поручено было ближайшему сотруднику и другу покойнаго Шелехова Александру Андреевичу Баранову.

Этотъ весьма скромнаго происхожденія и по внѣшности мало похожій на героя человѣкъ до пятидесяти лѣтъ таилъ въ себѣ дарованія природнаго вождя и великаго государственнаго строителя. Имѣя подъ своимъ началомъ лишь служащихъ компаніи и не отличавшихся храбростью алеутовъ, Барановъ перенёсъ главную квартиру компаніи съ о-ва Кадьяка на населённый свирѣпыми колошами материкъ и въ Ситхинскомъ заливѣ заложилъ столицу Русской Америки Ново-Архангельскъ[2]. Здѣсь, вслѣдъ за сооруженіемъ форта съ 16 короткими и 42 длинными орудіями, появилась верфь для постройки судовъ, мѣднолитейный заводъ, снабжавшій колоколами церкви Новой Испаніи. Столица, бѣлое населеніе которой быстро возросло до 800 семействъ, украсилась церковью, школами, библіотекою и даже картинною галереей. Въ сорока верстахъ у минеральныхъ источниковъ устроена была больница и купанья…

Какъ центръ самой важной въ то время мѣховой торговли, Ново-Архангельскъ сдѣлался первымъ портомъ на Тихомъ океанѣ, оставивъ далеко позади себя испанскій С.-Франциско. Къ нему сходились всѣ суда, плававшія въ тамошнихъ водахъ. Радушно принимая всѣхъ иностранныхъ гостей, Барановъ ни на одну минуту не упускалъ изъ виду русскихъ интересовъ и повёлъ дѣло такимъ образомъ, что самые серьёзные изъ соперниковъ – англичане – скоро добровольно ушли изъ русскихъ водъ, американцы же во главѣ съ знаменитымъ Джономъ Асторомъ, сильно сокративъ число своихъ судовъ, вступили въ сотрудничество съ русскими и заняли подчинённое положеніе, а именно: забирая уступавшихся имъ Барановымъ алеутовъ, они охотились къ югу отъ Калифорніи для русской компаніи, поставляли за мѣха съѣстные припасы и т. п.

Устраняя такимъ образомъ соперниковъ, Барановъ въ то же время не покладая рукъ работалъ надъ упроченіемъ нашего положенія. На морѣ онъ съ каждымъ годомъ увеличивалъ число русскихъ кораблей, усѣивалъ острова русскими факторіями, заводилъ торговыя сношенія съ иностранными портами, а на сушѣ всё дальше и дальше уходилъ въ глубь материка, прокладывая путь съ помощью духовенства и закрѣпляя его постройкою фортовъ. Русскія владѣнія росли и къ востоку, и къ сѣверу, и къ югу… Въ общемъ, за время своего пребыванія во главѣ компаніи Барановъ сдѣлалъ для Россіи то, что не удалось сдѣлать ни одному простому смертному. Онъ завоевалъ и принёсъ ей въ даръ всю сѣверную половину Тихаго океана, фактически превращённую имъ въ «Русское озеро», а по другую сторону этого океана цѣлую имперію, равную половинѣ Европейской Россіи, начавшую заселяться русскими и обезпеченную укрѣпленіями, арсеналами имастерскими такъ, какъ не обезпечена до сихъ поръ Сибирь.

Зависть и ея вѣрное оружіе клевета свалили этого гиганта. Добывавшій съ моря ежегодно милліоны и не воспользовавшійся изъ нихъ ни одною копѣйкою, Барановъ заподозрѣнъ былъ въ корыстолюбіи и, смѣщённый безъ объясненія причинъ, въ ноябрѣ 1818 г. отплылъ изъ своего любимаго Ново-Архангельска.

V

Съ уходомъ этого великаго человѣка кончился героическій періодъ русской дѣятельности на Тихомъ океанѣ, и русскіе, выдвинувшись за море съ такою же смѣлостью, съ какою выдвигались въ своё время голландцы, испанцы и французы, подобно имъ же должны были отступить передъ англосаксами.

Этотъ поворотъ въ ходѣ событій совершился весьма просто. Узнавъ о томъ, что въ Америкѣ уже нѣтъ больше всемогущаго Баранова, англичане снова потянулись въ нашъ промысловый районъ, а американцы опять увеличили число своихъ кораблей и начали охотиться у русскихъ береговъ. Испуганный неожиданнымъ наступленіемъ соперниковъ, новый правитель колоніи лейтенантъ Гагемейстеръ обратился за защитою къ правительству. Послѣднее указомъ 4 сентября 1821 г. объявило право русской прибрежной власти на стомильное пространство воды къ западу отъ нашихъ американскихъ владѣній. А такъ какъ поддержать это право, за неимѣніемъ въ Тихомъ океанѣ ни одного военнаго судна[3], было нечѣмъ, то въ отвѣтъ на заявленіе Россіи со стороны Англіи послѣдовалъ немедленный протестъ, а маленькіе, только что выглянувшіе на свѣтъ С.-А. Соединённые Штаты устами президента Монро громко объявили всему міру, что на открытый испанцами, французами и русскими американскій материкъ они смотрятъ какъ на свою собственность и питаютъ надежду, что державы Стараго Свѣта добровольно поймутъ, что имъ нечего больше дѣлать въ Новомъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ англосаксы обоихъ государствъ, ещё далеко не дошедшіе съ востока до Скалистыхъ горъ, отъ хребта которыхъ на западъ начиналась уже русская земля, потребовали отъ Россіи разграниченія владѣній.

Результатомъ возникшихъ отсюда переговоровъ явилась чрезвычайно важная конвенція, подписанная въ одинъ и тотъ же день, 16 февраля 1825 г., и съ Англіей, и съ С.-А. Соединёнными Штатами. По этой конвенціи, заключённой съ первою державою, Россія отнесла свою границу на западъ отъ Скалистыхъ горъ до 142 градуса гринвической долготы. Сѣверная половина уступленнаго нами пространства отдана была Англіею Гудзонбайской компаніи, изъ которой же образована была такъ называемая Британская Колумбія. Разграниченіе съ С.-А. Соединёнными Штатами состояло въ простомъ отказѣ съ нашей стороны отъ принадлежавшихъ намъ земель, составляющихъ нынѣ богатѣйшіе сѣверо-западные штаты Вашингтонъ и Орегонъ. Въ общемъ, по конвенціи 16 февраля 1825 г. изъ нашихъ владѣній на материкѣ Америки за нами осталась лишь одна треть, извѣстная подъ именемъ Аляски, а двѣ трети отданы были англосаксамъ безъ всякаго вознагражденія съ ихъ стороны.

Послѣ уступки этихъ земель, дѣвственные лѣса которыхъ изобиловали пушнымъ звѣремъ, а прибрежныя воды морскимъ бобромъ и котикомъ, – весьма прибыльная мѣховая торговля, находившаяся до тѣхъ поръ на всѣхъ міровыхъ рынкахъ почти исключительно въ русскихъ рукахъ, начала переходить теперь къ англичанамъ и американцамъ; подрѣзанная въ самомъ корнѣ суженіемъ ея промысловаго района, Россійско-Американская компанія принуждена была упразднять понемногу свои факторіи и сокращать судоходство, а Россія – отходить на ту базу, откуда Берингъ началъ свои изслѣдованія Тихаго океана, т. е. на Камчатку.

Но какъ на театрѣ военныхъ дѣйствій, такъ и на театрѣ борьбы за жизнь слѣдомъ за отступающимъ идётъ и его противникъ. Поэтому не прошло и десяти лѣтъ послѣ подписанія нами конвенціи 1825 г., какъ американскіе звѣрепромышленники переправились уже на эту сторону Тихаго океана. Сначала они устремились на Командорскіе острова и принялись за истребленіе котика. Затѣмъ цѣлыя флотиліи ихъ появились въ Беринговомъ и Охотскомъ моряхъ для охоты на кита. Свободно хозяйничая въ нашихъ водахъ, они заходили въ бухты, уничтожали тамъ дѣтёнышей китовъ, грабили прибрежныхъ жителей, жгли лѣса и т. д. Полная безнаказанность за безчинства довела дерзостьамериканскихъ китобоевъ до того, что они начали врываться въ Петропавловскъ, разбивали караулъ и растаскивали батареи на дрова[4].

Въ то же время систематически наступавшіе съ юга англичане нанесли сильный ударъ нашему престижу въ Китаѣ. Лѣтомъ 1840 г. ихъ флотъ овладѣлъ Гонконгомъ. Поднявшись затѣмъ въ устье Янтсекіанга и захвативъ Вузунгъ и Шанхай, англичане по договору 1842 г. заставили Китай открыть свои порты для европейской торговли; причёмъ ближайшая сосѣдка Китая Россія умышленно не была включена въ число державъ, получившихъ право на посѣщеніе открытыхъ портовъ.

VI

Озадаченныя дружнымъ напоромъ англосаксовъ, наши офиціальныя сферы пробовали было успокоить общество тѣмъ, что благодаря недоступности Амура со стороны моря англосаксонскіе корабли никогда не проникнутъ въ глубь Сибири. Но подобное успокоеніе дѣйствовало слабо. Въ журналахъ и газетахъ того времени появилось много сильныхъ статей, наиболѣе замѣчательною изъ коихъ была статья Полевого въ «Сѣверной Пчелѣ». Перечисляя всѣ пріобрѣтенія и потери Россіи въ царствованіе Дома Романовыхъ, авторъ высказалъ мысль, что одною изъ самыхъ тяжкихъ по своимъ послѣдствіямъ потерь была потеря нами Амура. Статья эта обратила на себя вниманіе Императора Николая I, и Его Величество, несмотря на всѣ опасенія министра иностранныхъ дѣлъ графа Нессельроде о возможности разрыва съ Китаемъ, о неудовольствіи Европы, въ особенности англичанъ, въ случаѣ какихъ-либо энергичныхъ дѣйствій съ нашей стороны и т. п., приказалъ снарядить экспедицію изъ корвета «Менелай» и одного транспорта и отправить её изъ Чёрного моря подъ начальствомъ Путятина въ Китай и Японію для установленія торговыхъ сношеній съ этими государствами и для осмотра лимана и устья р. Амура, считавшагося недоступнымъ съ моря.

Но такъ какъ на снаряженіе этой экспедиціи требовалось 250.000 рублей, то на поддержку графа Нессельроде выступилъ министръ финансовъ, и экспедиція Путятина была отмѣнена. Вмѣсто нея съ необычными предосторожностями и съ наисекретнѣйшею инструкціей посланъ былъ къ устью Амура крохотный бригъ «Константинъ» подъ командою поручика Гаврилова. Хотя послѣдній ясно говорилъ въ своёмъ донесеніи, что въ тѣхъ условіяхъ, въ которыя онъ былъ поставленъ, онъ порученія исполнить не могъ, тѣмъ не менѣе министръ иностранныхъ дѣлъ доложилъ Государю, что приказаніе Его Величества исполнено въ точности, что изслѣдованія поручика Гаврилова ещё разъ доказали, что Сахалинъ – полуостровъ. Амуръ съ моря недоступенъ, а слѣдовательно, и рѣка эта не имѣетъ для Россіи никакого значенія.

Вслѣдъ за этимъ Особый Комитетъ подъ предсѣдательствомъ графа Нессельроде и съ участіемъ военнаго министра графа Чернышёва, генералъ-квартирмейстера Берга и др. постановилъ признать Амурскій бассейнъ принадлежащимъ Китаю и отказаться отъ него навсегда.

Рѣшеніе это казалось окончательнымъ и безповоротнымъ, и оно было бы таковымъ, если бы въ самый критическій моментъ среди русскихъ людей снова не нашёлся одинъ изъ тѣхъ праведниковъ, которыми держится Русская земля. Таковымъ былъ даровитый морякъ и мужественный патріотъ Геннадій Ивановичъ Невельской.

Отправившись въ 1848 г. на транспортѣ «Байкалъ» для доставки въ Петропавловскъ казённыхъ грузовъ, Невельской лѣтомъ 1849 г. прибылъ въ устье Амура и послѣ 42-дневной работы установилъ: 1) что Сахалинъ не полуостровъ, а островъ, отдѣляющійся отъ материка проливомъ въ 4 мили шириною, при наименьшей глубинѣ въ 5 саж., и 2) что входъ въ Амуръ какъ изъ Охотскаго, такъ и Японскаго морей – доступенъ для морскихъ судовъ.

VII

Это открытіе, плохо понятое у насъ и едва не повлёкшее за собою разжалованіе самого Невельского въ рядовые, наоборотъ, въ Англіи и Америкѣ вызвало сильную тревогу и цѣлый рядъ мѣропріятій. Но прежде чѣмъ говорить о нихъ, позволю себѣ сдѣлать слѣдующее маленькое отступленіе.

Простая справедливость требуетъ признанія за всемірными завоевателями и нашими жизненными соперниками англосаксами одного неоспоримаго качества – никогда и ни въ чёмъ нашъ хвалёный инстинктъ не играетъ у нихъ роли добродѣтельной Антигоны. Внимательно наблюдая жизнь человѣчества въ ея цѣломъ и оцѣнивая каждое событіе по степени вліянія его на ихъ собственныя дѣла, они неустанною работою мозга развиваютъ въ себѣ способность на огромное разстояніе во времени и пространствѣ видѣть и почти осязать то, что людямъ съ лѣнивымъ умомъ и слабымъ воображеніемъ кажется пустою фантазіей. Въ искусствѣ борьбы за жизнь, т. е. политикѣ, эта способность даётъ имъ всѣ преимущества геніальнаго шахматиста надъ посредственнымъ игрокомъ. Испещрённая океанами, материками и островами земная поверхность является для нихъ своего рода шахматною доскою, а тщательно изученные въ своихъ основныхъ свойствахъ и въ духовныхъ качествахъ своихъ правителей народы – живыми фигурами и пѣшками, которыми они двигаютъ съ такою разсчитанностью, что ихъ противникъ, видящій въ каждой стоящей передъ нимъ пѣшкѣ самостоятельнаго врага, въ концѣ концовъ теряется въ недоумѣніи, какимъ же образомъ и когда сдѣланъ былъ имъ роковой ходъ, приведшій къ проигрышу партіи?

Такого именно рода искусство увидимъ мы сейчасъ въ дѣйствіяхъ американцевъ и англичанъ противъ насъ самихъ.

Едва только вѣсть о новыхъ русскихъ открытіяхъ въ Тихомъ океанѣ распространилась по цивилизованному міру, какъ работавшіе у Камчатки и въ Охотскомъ морѣ американскіекитобои потянулись къ Амурскому лиману и Татарскому заливу для наблюденія за нашими дѣйствіями въ тамошнихъ мѣстахъ. Въ сосѣдней Маньчжуріи появились лучшіе изъ политическихъ развѣдчиковъ – миссіонеры. Въ самихъ Штатахъ политическая мысль занялась выясненіемъ вопроса о томъ, какое значеніе можетъ имѣть величайшій изъ бассейновъ земного шара, т. е. Тихій океанъ, для человѣчества вообще и для с. – американцевъ въ особенности? Поднятый сначала печатью, вопросъ этотъ перешёлъ затѣмъ въ вашингтонскій сенатъ, составляющійся, подобно древнему римскому сенату и англійской Палатѣ Лордовъ, изъ самыхъ сильныхъ головъ, такъ называемыхъ «строителей государства». Изъ произнесённыхъ въ этомъ учрежденіи въ 1852 г. рѣчей, посвящённыхъ тихоокеанскому вопросу, самою замѣчательною по глубинѣ содержанія и ясновидѣнію была рѣчь сенатора штата Нью-Йоркъ Уильяма Сьюорда.

Съ своей стороны, не сидѣла сложа руки и исполнительная власть. Обдумывая надъ картою возможное въ ближайшемъ будущемъ занятіе Россіею Амурскаго бассейна, руководители американской политики обратили вниманіе на то, что главные японскіе острова Йезо, Ниппонъ и Кіу-Сіу[5], вытянувшись дугою отъ Сахалина до Корейскаго пролива, представляютъ какъ бы гигантскій баръ, заграждающій собою то море, къ которому не сегодня-завтра должна была выйти Россія по Амуру. Это обстоятельство сейчасъ же подсказало привыкшему къ сложнымъ комбинаціямъ англосаксонскому уму одинъ изъ замѣчательныхъ по смѣлости, дальновидности и глубинѣ расчёта политическихъ ходовъ, а именно:

Не теряя времени, предпринять морской походъ въ Японію съ тѣмъ, чтобы однимъ ударомъ утвердить надъ нею моральное господство С.-А. Соединённыхъ Штатовъ, взять её подъ свою опеку и, постепенно направляя ея честолюбіе на азіатскій материкъ, подготовить такимъ образомъ изъ этого островного государства сильный англосаксонскій авангардъ противъ Россіи.

Съ этою цѣлью по приказанію президента сформирована была и въ ноябрѣ 1852 г. отправлена въ Тихій океанъ сильная эскадра въ 10 военныхъ судовъ подъ начальствомъ командора Перри. Подойдя лѣтомъ 1853 г. къ берегамъ Японіи, Перри, послѣ отказа японцевъ впустить его въ Куригамскую бухту, приступилъ къ бомбардировкѣ прибрежныхъ городовъ. Никогда не видѣнные въ такомъ количествѣ «чёрные корабли» американцевъ, энергичныя дѣйствія и повелительный тонъ начальника эскадры навели на японцевъ паническій страхъ и внушили имъ представленіе о С.-А. Соединённыхъ Штатахъ какъ о самомъ могущественномъ государствѣ въ мірѣ.

Давъ такимъ образомъ японцамъ почувствовать сначала силу, американцы объявили себя затѣмъ духовными отцами этого выведеннаго ими изъ замкнутаго состоянія народа и заставили его принять къ себѣ, кромѣ дипломатическихъ представителей, ещё и особыхъ совѣтниковъ по иностраннымъ дѣламъ. Послѣдніе же, внимательно слѣдя за каждымъ нашимъ шагомъ въ Азіи и постепенно внушая японцамъ страхъ къ Россіи и ненависть ко всему русскому, начали превращать нашего легко поддающагося чужому вліянію сосѣда въ подозрительнаго и опаснаго врага…

VIII

Теперь что касается Англіи, то открытіе Невельскимъ новаго выхода къ Тихому океану заставило эту державу ускорить объявленіе намъ Севастопольской войны, имѣвшей цѣлью совершенное уничтоженіе нашего флота и разрушеніе опорныхъ пунктовъ на всѣхъ моряхъ, омывающихъ Россію. Неизбѣжность же этой войны, ставшая очевидною ещё въ 1852 г., побудила насъ въ свою очередь къ болѣе энергичнымъ дѣйствіямъ на Амурѣ.

«Ожидаемый разрывъ съ западными державами», – говоритъ въ своихъ запискахъ Невельской, – «понудилъ генералъ-губернатора прибыть въ Петербургъ для обсужденія предположеній о защитѣ ввѣреннаго ему края. 22 апрѣля 1853 г. Н. Н. Муравьёвъ имѣлъ счастье докладывать Государю Императору, что для подкрѣпленія Петропавловска необходимо разрѣшить сплавъ по р. Амуру, ибо берегомъ нѣтъ никакой возможности доставить въ Петропавловскъ ни продовольствія, ни оружія, ни войскъ. Выслушавъ докладъ Муравьёва, Государь того же 22 апрѣля Высочайше повелѣть соизволилъ: написать объ этомъ китайскому трибуналу, предложеніе же Муравьёва о сплавѣ по Амуру запасовъ оружія, продовольствія и войскъ разсмотрѣть въ Особомъ Комитетѣ».

Въ послѣднемъ большинствомъ голосовъ рѣшено было «плыть по рѣкѣ Амуру».

Первый торжественный сплавъ произведёнъ былъ въ навигацію 1854 г.

Въ это время союзный англо-французскій флотъ изъ 6 судовъ, собравшись у береговъ Америки, заканчивалъ уже совмѣстное обученіе и въ августѣ 1854 г. подошёлъ къ Петропавловску. Обстрѣлявъ береговыя укрѣпленія, непріятель спустилъ на берегъ 700 человѣкъ судовыхъ командъ и двинулся въ атаку. Но атака была отбита, и союзники съ большимъ урономъ бѣжали на свои суда.

Въ слѣдующемъ 1855 г., хотя непріятельскій флотъ, доведённый до 17 судовъ, усиленъ былъ ещё и отдѣльною гонконгскою эскадрою, тѣмъ не менѣе операціи его оказались столь же безуспѣшными, такъ какъ Петропавловскій портъ былъ снятъ, всё имущество его перевезено въ Николаевскъ, а суда введены въ устье Амура.

Не успѣвъ, такимъ образомъ, причинить намъ на Тихомъ океанѣ почти никакого вреда, крѣпко зацѣпившіеся за Южный Китай, англичане рѣшили въ слѣдующемъ же 1856 г. перенести свои дѣйствія въ сѣверную часть его съ цѣлью, нѣсколько схожею съ той, съ которою американцы посылали въ Японію экспедицію Перри. Но возстаніе въ Индіи не позволило имъ сразу же двинуть въ Китай значительныя силы. Серьёзныя операціи начались лишь въ 1858 г. и затянулись до 1860 г., а за это время событія на Амурѣ начали быстро идти къ благополучному для насъ разрѣшенію.

Въ концѣ 1856 г. учреждена была Приморская область, и центръ управленія всею прилегающею къ Тихому океану Сибирью перенесёнъ изъ Петропавловска въ Николаевскъ-на-Амурѣ. Въ началѣ 1857 г. утверждено было заселеніе лѣваго берега Амура, для чего съ открытіемъ навигаціи двинуты были внизъ по рѣкѣ переселенцы Амурскаго коннаго полка и подъ личнымъ распоряженіемъ генералъ-губернатора заняли лѣвый берегъ Амура. При устьѣ Зеи сталъ лагеремъ 13[-й] линейный батальонъ и дивизіонъ лёгкой артиллеріи. Кромѣ того, Муравьёвъ формировалъ въ Забайкальской области изъ крестьянъ горнозаводскаго вѣдомства пѣшій казачій полкъ съ артиллеріей, а въ распоряженіи адмирала Путятина шли уже изъ Кронштадта семь военныхъ судовъ.

Столь рѣшительныя мѣры къ упроченію нашего положенія на Амурѣ произвели сильное впечатлѣніе на Китай. Не желавшее вначалѣ разговаривать съ нашими дипломатами, пекинское правительство прислало теперь сказать, что «изъ-за возникшихъ недоразумѣній не приходится ему разрывать съ нами двухсотлѣтнюю дружбу». Начавшіеся вслѣдствіе такого заявленія переговоры между иркутскимъ генералъ-губернаторомъ и пограничными китайскими властями привели къ заключенію такъ называемаго Айгуньскаго договора, признававшаго за Россіею право на тѣ земли, которыя фактически заняты были нами исключительно благодаря смѣлой иниціативѣ и неутомимой энергіи Геннадія Ивановича Невельского и Николая Николаевича Муравьёва.

IX

Послѣ Айгуньскаго договора, подписаннаго 16 мая 1858 г. и утверждённаго центральнымъ китайскимъ правительствомъ въ ноябрѣ 1860 г., политическая обстановка на лѣвомъ флангѣ сложилась такимъ образомъ.

Болѣе ста лѣтъ наше сообщеніе съ Тихимъ океаномъ совершалось по пути, проложенному вольницей. Послѣдній участокъ этого пути отъ Якутска до Охотска представлялъ собою узенькую караванную тропу, на 1.100 вёрстъ тянувшуюся по обрывистымъ горамъ, лѣсамъ и тундрамъ къ скованному въ теченіе двухъ третей года льдомъ Охотскому морю и лежащей за нимъ вѣчно голодной Камчаткѣ.

Съ пріобрѣтеніемъ Амура мы стали на хорошій водный путь, въ 4.140 вёрстъ длиною и отъ 300 до 1.000 саж. шириною, шедшій по хлѣбородному краю и приводившій къ Японскому морю. Послѣднее, по сравненію съ Охотскимъ и Беринговымъ морями, казалось тёплымъ, укрытымъ и вполнѣ удобнымъ для устройства на нёмъ базъ торговаго и военнаго флота. На самомъ же дѣлѣ оно обладало слѣдующими крупными недостатками. Во-первыхъ, въ зимнее время оно также вдоль материка обрамлялось широкою ледяною полосою. Спасаясь отъ этого предательскаго капкана, нашъ флотъ четыре мѣсяца въ году, въ качествѣ бездомнаго, вынужденъ былъ скитаться по чужимъ портамъ, что не могло способствовать его престижу. Во-вторыхъ, выходы изъ этого моря, какъ на югъ, черезъ Корейскій проливъ, такъ и на востокъ, черезъ Лаперузовъ, находились подъ ударами Японіи, за спиною которой стояли уже С.-А. Соединённые Штаты.

Недостатки эти тотчасъ же замѣчены были англичанами, почему вслѣдъ за ратификаціей Айгуньскаго договора англійская печать, по сигналу хорошо извѣстнаго въ своё время Равенштейна, забила тревогу, указывая на беззащитность Маньчжуріи и на то, что начавшая уже спускаться съ своихъ ледниковъ Россія не задержится на Амурѣ ни одного лишняго дня и при первомъ же удобномъ случаѣ двинетъ свои полки далѣе на югъ къ Печилійскому заливу.

Да, но хорошо было говорить объ этомъ наступленіи англичанамъ, для которыхъ весь міръ представляетъ собою раскрытую книгу, которые ясно видѣли наше положеніе, знали, зачѣмъ намъ нужны Маньчжурія и Печилійскій заливъ и какого рода сопротивленіе могли мы встрѣтить со стороны Китая. Между тѣмъ какъ для насъ самихъ весь нашъ лѣвый флангъ съ его морями, Китаемъ, Японіей, Маньчжуріей, Монголіей и т. п. казался, да и сейчасъ кажется, какимъ-то безконечнымъ тёмнымъ лѣсомъ, лишь изрѣдка освѣщённымъ небольшими полянками, служившими намъ для болѣе или менѣе продолжительнаго отдыха.

Такъ, во время нашего господства на Тихомъ океанѣ послѣдній имѣлъ для насъ только одно значеніе. Въ теченіе тысячелѣтій никѣмъ не потревоженная природа развела на нёмъ безчисленныя стада морскихъ коровъ, выдръ, львовъ, бобровъ, котиковъ и другихъ животныхъ. Это обширное пастбище, приносившее намъ значительные доходы, требовало охраны, почему время отъ времени посылалось туда изъ Кронштадта военное судно. Но заводить тихоокеанскій флотъ, какъ этого настойчиво домогались Шелеховъ и Барановъ, обязывавшіеся дать ему отличную стоянку на Гавайскихъ островахъ, считалось лишнимъ, ибо, по тогдашнему нашему мнѣнію, Великій океанъ былъ и на вѣки вѣковъ долженъ былъ остаться мёртвою и никому не нужною пустынею. Но вотъ пришли англосаксы, отняли у насъ наши пастбища, и мы отошли на Камчатку. Затѣмъ тѣ же англосаксы направились къ Китаю и начали ломать окна и двери нашего сосѣда. На этотъ шумъ мы спустились къ Амуру и, снявъ съ плечъ котомку, усѣлись въ ожиданіи новыхъ событій.

Для народа, одарённаго практическимъ смысломъ, творческою энергіей и предпріимчивостью, въ этомъ и до сихъ продолжающемся блужданіи и нерѣшительности есть что-то ненормальное. Ясно, что гдѣ-то и когда-то мы сбились съ нашего пути, отошли отъ него далеко въ сторону и потеряли даже направленіе, по которому должны были слѣдовать къ указанной намъ Провидѣніемъ цѣли. А поэтому не пожалѣемъ труда и вернёмся къ самымъ первымъ шагамъ нашей исторіи.

X

Достаточно взглянуть на карту Азіи, чтобы видѣть, что этотъ материкъ по линіи Гималайскихъ горъ подраздѣляется на двѣ совершенно непохожія одна на другую части – тёплый, плодородный югъ и холодный, преимущественно степной сѣверъ. Ещё въ то время, когда Ромулъ и Ремъ питались молокомъ волчицы, а Моисей готовился выводить своихъ сородичей изъ Египта, почти весь югъ занятъ былъ уже посѣдѣвшими отъ заботъ строительной жизни и утратившими способность къ наступательной борьбѣ Китаемъ и Индіей. Извѣстный же подъ общимъ именемъ Татаріи сѣверъ, или, правильнѣе, самая важная для исторіи человѣчества часть его – раскинувшаяся на высокомъ среднеазіатскомъ плоскогоріи Монгольская степь, населена была пастухами-кочевниками.

Не знавшія ни государства, ни центральной власти, многолюдныя семьи кочевниковъ, точно облака по небу, мирно бродили по необозримой степи, собирая посредствомъ своихъ стадъ засѣвавшуюся для нихъ Господомъ Богомъ жатву. Но райски беззаботная жизнь ихъ не могла длиться до безконечности. По мѣрѣ того, какъ населеніе увеличивалось, приближался и моментъ, когда «Великая степь», прозванная римлянами Vagina gentium, должна была освободиться отъ своего бремени.

Въ этотъ знаменательный для степи періодъ среди кочевниковъ выискивался обыкновенно человѣкъ бывалый и энергичный, способный составить караванъ и отвести его на новыя пастбища. Съ помощью четвероногаго телеграфа вѣсть о такомъ вожакѣ быстро разносилась во всѣ концы, и къ нему начинали стекаться наиболѣе смѣлые и рѣшительные изъ кочевниковъ со своими семьями и стадами. Тихо журча по степи, эти мелкіе ручьи сливались затѣмъ въ шумный человѣческій потокъ, скатывавшійся съ плоскогорія и устремлявшійся, смотря по освѣдомлённости и счастью вождя, или на сѣверъ, или на югъ, или на западъ.

Вначалѣ такія переселенія не встрѣчали препятствій, такъ какъ Монгольская степь представляла собою лишь цитадель раскинувшагося у ея подножія грандіознаго царства травы, владѣнія котораго простирались на весь Туркестанъ и югъ Россіи. Направлявшіеся преимущественно въ эту сторону, кочевники съ теченіемъ вѣковъ составляли гигантскую процессію народовъ, тянувшуюся отъ центральноазіатскаго плоскогорія къ Европѣ. Послѣднимъ этапомъ травяного пути и передовымъ плацдармомъ кочевой Татаріи была окружённая горами венгерская степь «пушта». Вступая въ неё эшелонъ за эшелономъ, пастухи-воины сплачивались здѣсь въ арміи и бросались затѣмъ на штурмъ Римской имперіи.

Первая процессія переселенцевъ, прокочевавшая вдоль Каспійскаго и Чёрнаго морей, состояла изъ народовъ, образовавшихъ кельтскую расу. Когда южный путь былъ занятъ такимъ образомъ и отчасти закрытъ, – начавшая переполняться пастухами Черноморская степь выбросила избытокъ своего населенія въ промежутокъ мѣжду Карпатами и Пинскими болотами, – эти народы составили германскую расу. Послѣ кельтовъ и германцевъ потянулись славяне.

Послѣдніе, дойдя до Карпатъ, очутились въ своего рода ловушкѣ. Путь къ западу преграждали труднопроходимыя для обременённаго стадами кочевника лѣсистыя горы; югъ загромождёнъ былъ хвостами кельтской колонны, на сѣверѣ лежали Пинскія болота, а между ними и Карпатами виднѣлись ещё тыловыя части германцевъ; съ востока же начинали показываться новые переселенцы Великой степи. Зажатые такимъ образомъ между Днѣпромъ и Карпатами, славяне вынуждены были остановиться и, вслѣдствіе недостатка пастбищъ, приняться за соху; иными словами, изъ вольныхъ птицъ степи стали превращаться въ не могшихъ бросить своё съ трудомъ обработанное поле, а слѣдовательно, и привязанныхъ къ нему полянъ.

XI

Отсюда наиболѣе предпріимчивые изъ нашихъ предковъ, уже въ качествѣ земледѣльцевъ, начали расходиться къ сѣверу и къ югу и образовали своего рода живую плотину, преградившую собою великій низовой путь въ Европу. Поэтому новыя орды переселенцевъ, извѣстныхъ подъ общимъ именемъ турокъ, повернули на юго-западъ и по высокой галереѣ сплошныхъ плоскогорій пошли къ Малой Азіи, Сиріи и Палестинѣ.

Съ загражденіемъ турками второго и послѣдняго выхода изъ Татаріи, послѣдняя оказалась закупоренною; естественный процессъ освобожденія ея отъ человѣческихъ избытковъ былъ остановленъ, и эта страна должна была въ своё время поразить міръ особенно бурнымъ выступленіемъ. Послѣднее началось съ появленіемъ въ Великой степи Чингисхана. Собравъ подъ свои знамёна огромныя полчища кочевниковъ, онъ съ одною половиною ихъ двинулся на востокъ и, овладѣвъ сначала всею Кореею и Китаемъ до Янтсекіанга, направился затѣмъ въ Индію. Въ то же время другая половина Чингисхановыхъ ордъ, брошенная въ противоположную сторону, наводнила Западную Азію и Южную Россію.

Подчинивъ такимъ образомъ своей власти почти всю Азію и восточную половину Европы, воинственная Татарія вмѣстѣ съ тѣмъ въ первый разъ со времени своего существованія организовалась въ Монгольское государство, или Золотую Орду.

Но по многимъ причинамъ, объясненіе которыхъ отвлекло бы насъ отъ главной мысли, основанная монгольскими пастухами имперія не могла быть долговѣчною. Уже съ Iоанна Калиты даровитые Московскіе Собиратели начинаютъ управлять волею хановъ и руками послѣднихъ устраняютъ съ пути препятствія къ объединенію Россіи. Битвою на Куликовомъ полѣ Димитрій Донской рѣшительно заявляетъ, что въ потѣ лица работающій надъ своими нивами русскій народъ уже больше не слуга привыкшимъ снимать готовую жатву кочевникамъ. Грозный самодержецъ Iоаннъ IV берётъ подъ свою высокую руку царства Казанское, Астраханское и Сибирское. За ними наступаетъ очередь ханства Крымскаго.

Въ теченіе того же времени наиболѣе дѣйствительное изъ человѣческихъ орудій – соха, пластъ за пластомъ подымая нетронутую съ сотворенія міра почву, прокладываетъ земледѣлію путь въ самую глубь днѣпровскихъ, донскихъ, волжскихъ и сибирскихъ степей и несётъ съ собою коренную перемѣну во внѣшнемъ видѣ и во внутренней жизни страны:

Тамъ, гдѣ прежде разстилалась безбрежная пустыня, не производившая ничего кромѣ травы, – зазолотились моря хлѣбовъ, затемнѣли сады, зазмѣились дороги. Вмѣсто каждый день переѣзжавшихъ на новую кочёвку убогихъ палатокъ, явились постоянныя жилища, выросли города и сёла, поднялись къ небу купола церквей. Вмѣсто быстрыхъ и шумныхъ, какъ степной ураганъ, татарскихъ полчищъ, переносившихся изъ одного конца степи въ другой, зашагала медленная и страшная, какъ грозовая туча, пѣхота, предшествуемая полками хорошо обученной конницы и сопровождаемая тяжело громыхающею артиллеріей. Короче говоря, изъ первобытной, подобно птицамъ небеснымъ, питавшейся одними Божьими дарами Татаріи выросла могущественная, живущая тяжёлымъ хлѣбопашескимъ трудомъ и до послѣдняго издыханія готовая защищать свои обильно политыя потомъ и кровью земли Россія…

XII

Но, занявъ мѣсто Татаріи, мы унаслѣдовали и ея отношенія къ южной половинѣ Азіи, т. е. главнымъ образомъ къ Китаю и Индіи, а поэтому посмотримъ, какой капиталъ завѣщали намъ наши предшественники.

Начиная уже съ глубокой древности тёплый и богатый югъ неудержимо тянулъ къ себѣ кочевые народы сѣвера. Нашествія ихъ въ ту сторону были такъ часты, что подробное перечисленіе ихъ было бы утомительнымъ, и мы ограничимся лишь наиболѣе извѣстными. Въ 247 г. до Р. Х. татары опустошили всю Печилійскую провинцію; послѣ чего императоръ Ши-гуань-ди[6] приказалъ почтить волею Божьею скончавшееся отъ преклонныхъ лѣтъ военное искусство китайцевъ постановкою ему памятника высотою въ трёхэтажный домъ и длиною въ три тысячи вёрстъ.

Это изумительное сооруженіе, извѣстное подъ именемъ Великой стѣны, геометрически точно опредѣлило собою сѣверную границу Китайской имперіи, но защитить послѣднюю отъ нашествія степныхъ народовъ не могло. Во второмъ вѣкѣ послѣ Р. X. татары снова наводняютъ Китай, и онъ распадается на двѣ самостоятельныхъ части – сѣверную и южную. Въ 1225 г. Чингисханъ проходитъ Небесную имперію до Янтсекіанга и облагаетъ данью династію Сонговъ. Въ 1260 г. внукъ Чингисхана – Кублай[7] – устраняетъ Сонговъ и начинаетъ собою династію Iенъ[8]. Наконецъ въ семнадцатомъ столѣтіи на крайнемъ юго-востокѣ Татаріи, среди полуосѣдлыхъ тунгузовъ, появляется маленькій князёкъ по имени Нурачу. Подчинивъ своей власти сначала собственное племя маньчжуровъ и ближайшихъ сосѣдей, Нурачу основываетъ Маньчжурское царство, съ столицею Мукденомъ. А затѣмъ, какъ подобаетъ доброму сѣверянину, собираетъ армію и устремляется съ нею на Китай. Въ 1644 г. маньчжуры овладѣваютъ Пекиномъ и начинаютъ править Китаемъ вплоть до послѣдняго переворота.

Затѣмъ что касается Индіи, то хотя со стороны степи она защищена была природною стѣною Гималаевъ, тѣмъ не менѣе въ 1024 г. туда врываются татары Газневиды и овладѣваютъ страною до Бенгаліи. Въ 1398 г. Тамерланъ захватываетъ имперію Великаго Могола, просуществовавшую до 1759 г., т. е. до вторженія англичанъ.

Итакъ, исторія ясно говоритъ намъ:

1) Что во время существованія Татаріи всѣ наступленія въ Азіи велись исключительно въ одномъ направленіи – съ сѣвера на югъ.

2) Что многолюднѣйшія въ мірѣ, но духовно истощённыя и за два послѣднихъ тысячелѣтія не могшія произвести на свѣтъ ни одного сколько-нибудь возвышавшагося надъ уровнемъ посредственности человѣка имперіи Китай и Индія находились подъ постояннымъ господствомъ сѣверныхъ народовъ.

и 3) Что вооружённая одними луками и саблями, но предводимая смѣлыми и рѣшительными вождями татарская конница проложила торный историческій путь черезъ Великую стѣну и Гималаи и широко разработала его въ умахъ южноазіатскихъ народовъ. Иными словами, что своею многовѣковою работою она возвела такой фундаментъ, на которомъ мы, какъ побѣдители надъ побѣдителями, располагающіе при этомъ средствами всесокрушительной военной техники, могли бы строить наши отношенія къ югу Азіи въ любомъ изъ желательныхъ намъ стилей.

Спрашивается теперь, куда же дѣвался этотъ наслѣдственный капиталъ и какъ должны были бы мы воспользоваться имъ для нашихъ государственныхъ цѣлей?

Вѣрный отвѣтъ на этотъ вопросъ можетъ дать опять-таки одна лишь исторія.

XIII

Напомнимъ прежде всего, что наши казаки перешли Уралъ въ концѣ шестнадцатаго столѣтія. Въ 1587 г. они основали Тобольскъ, въ 1604 г. Томскъ, въ 1618 г. Якутскъ и въ 1638 г. Охотскъ.

Такимъ образомъ, первая линія нашего наступленія къ Тихому океану пошла по Крайнему Сѣверу. При холодномъ климатѣ и огромныхъ разстояніяхъ, расположенныя вдоль этой линіи селенія терпѣли нужду во многомъ, особенно въ хлѣбѣ, котораго въ Охотскомъ краѣ нельзя было достать иногда на вѣсъ золота. Естественно поэтому, что, узнавъ отъ таёжныхъ тунгузовъ о существованіи за Становыми горами никѣмъ не занятой страны, гдѣ люди пашутъ землю и разводятъ рогатый скотъ, наша вольница рѣшила отыскать эту страну, поселить въ ней русскихъ хлѣбопашцевъ и снабжать хлѣбомъ Охотскій край.

Отправнымъ мѣстомъ развѣдокъ явился быстро развивавшійся благодаря звѣринымъ промысламъ Якутскъ. Первая партія развѣдчиковъ, посланная изъ него въ 1643 г., состояла изъ 100 казаковъ подъ начальствомъ Пояркова. Поднявшись по Алдану и пройдя болѣе 400 вёрстъ по загромождённой дикими скалами пустынѣ, Поярковъ вышелъ къ верховьямъ Зеи и по ней достигъ величественнаго Амура.

Обстоятельно развѣдавъ затѣмъ въ теченіе двухъ навигацій бассейнъ этой рѣки отъ впаденія въ неё Зеи до Татарскаго пролива, казаки пошли изъ Амура въ Охотское море и въ 1646 г., полуживые отъ трудовъ и лишеній, добрались до Якутска. Причёмъ Поярковъ доложилъ воеводѣ: 1) что вся открытая имъ страна удобна для земледѣлія; 2) что живущія въ ней рѣдкими посёлками полудикія племена никому не подчинены и 3) что для утвержденія русской власти на Амурѣ достаточно 300 человѣкъ, изъ коихъ одна половина должна быть распредѣлена гарнизонами въ трёхъ или четырёхъ городкахъ, а другая – состоять въ подвижномъ резервѣ.

Въ 1648 г. открытъ былъ новый, болѣе западный и болѣе короткій путь къ Амуру. Послѣ предварительной развѣдки его, отправилась изъ Якутска вторая партія казаковъ въ 150 человѣкъ подъ начальствомъ составившаго её на свой счётъ купца Хабарова для подчиненія Амурскаго края Россіи.

Прибывъ въ іюнѣ 1651 г. на Амуръ, Хабаровъ основалъ у устья рѣчки Албазина городокъ того же имени и поплылъ внизъ по рѣкѣ, останавливаясь въ попутныхъ селеніяхъ и приводя туземцевъ въ русское подданство. Къ концу навигаціи онъ спустился за Сунгари и остановился на зимовку у Ачанскаго улуса въ построенномъ имъ Ачанскомъ городкѣ. Недовольные приходомъ забиравшихъ у нихъ продовольствіе казаковъ, ачане послали просить помощи у маньчжуровъ. Послѣдніе, только что побѣдивъ Китай, были въ это время въ зенитѣ своего могущества, почему намѣстникъ богдыхана въ Маньчжуріи охотно отрядилъ 2.000 своей конницы съ 8 орудіями, фусеями и папардами. Отрядъ этотъ подъ начальствомъ князя Изинея шёлъ къ Ачанскому городку три мѣсяца. Но при первомъ же столкновеніи съ русскими 24 марта 1652 г. маньчжуры были разбиты наголову и бѣжали. Съ открытіемъ навигаціи Хабаровъ поплылъ вверхъ по рѣкѣ, построилъ у устья Кумары острожокъ и послалъ въ Якутскъ доложить воеводѣ, что Амурскій край можетъ быть настоящей житницею для всей Сибири, но что ввиду опасности со стороны маньчжуръ необходимо подкрѣпленіе въ 600 человѣкъ. Дать такихъ силъ Якутскъ не могъ, но съ тѣми же посланцами отправилъ просьбу въ Москву. Послѣдняя командировала на Амуръ дворянина Зиновьева съ порученіемъ – поощрить казаковъ, прибавить къ нимъ команду въ 150 человѣкъ, усилить ихъ снарядами и приготовить всё нужное къ приходу 3.000 войскъ, которыя предполагалось двинуть туда подъ командою князя Лобано ва-Ростовскаго.

Въ августѣ 1653 г. Зиновьевъ прибылъ къ устью Зеи, собралъ коллекцію изъ мѣстныхъ богатствъ, взялъ съ собою представителей туземныхъ племёнъ, Хабарова и повёзъ ихъ въ Москву. На Амурѣ же оставилъ казака Онуфрія Степанова, изъявъ его изъ подчиненія якутскому воеводѣ и приказавъ весь собиравшійся съ туземцевъ ясакъ посылать прямо въ Москву.

Степановъ, въ груди котораго билось сердце Ермака, былъ весьма радъ этой самостоятельности и задумывалъ уже смѣлую думу. Не ограничиваясь амурскимъ бассейномъ, онъ съ горстью своихъ казаковъ собирался порѣшить и Маньчжурское царство. Съ этой цѣлью, сейчасъ же послѣ отъѣзда Зиновьева, онъ пошёлъ въ устье Сунгари, добылъ тамъ много хлѣба и, прозимовавъ у дучеровъ, весною 1654 г. поплылъ вверхъ по неотразимо тянувшей его рѣкѣ. Послѣ трёхдневнаго плаванія за Хинганскими горами, онъ встрѣтилъ сильный отрядъ пытавшихся загородить ему путь маньчжуровъ, разбилъ его и узналъ отъ плѣнныхъ, что маньчжуры не имѣли бы ничего противъ владѣнія русскими правымъ берегомъ Амура и низовьемъ Сунгари до Хинганскаго хребта, но что они боятся за свои собственныя земли и поэтому собираются на будущій годъ идти на казаковъ съ большими силами.

Ввиду такихъ извѣстій Степановъ поплылъ вверхъ по Амуру къ устью Кумары и началъ готовиться къ защитѣ. Дѣйствительно, 20 марта 1655 г. 10.000 маньчжуръ съ 15 орудіями приблизились къ Кумарскому острогу, обложили его и послѣ четырёхдневной бомбардировки, въ ночь на 25 марта пошли на приступъ. Но лихою контратакою казаки нанесли противнику полное пораженіе и разсѣяли всю орду. Въ слѣдующемъ 1656 г., поднявшись по Сунгари до самой Нингуты, Степановъ повергъ въ панику всю Маньчжурію, а спустя ещё два года, снявъ гарнизоны острожковъ и доведя свой отрядъ до 500 человѣкъ, поплылъ за Хинганскій хребетъ съ тѣмъ, чтобы нанести Маньчжурскому царству окончательный ударъ. Наканунѣ боя почти половина казаковъ взбунтовалась. Оставшись съ 270 человѣкъ, Степановъ, несмотря на чудеса храбрости, былъ окружёнъ и, подобно своему знаменитому предшественнику, нашёлъ свою могилу – уже на другомъ концѣ Сибири, но также на днѣ рѣки…

Со смертью грознаго Степанова во всёмъ Амурскомъ бассейнѣ сразу же наступила кладбищенская тишина, продолжавшаяся въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ. Но вотъ, пролетая однажды надъ этою молчаливою пустынею, ангелъ жизни бросилъ на неё въ видѣ опыта новый ростокъ. Въ 1669 г. небольшая партія вольницы подъ предводительствомъ Никиты Черниговскаго, спасаясь отъ наказанія за убійство якутскаго воеводы Обухова, бѣжала на Амуръ и поселилась въ опустѣвшемъ Албазинѣ. Бѣглецы построили хижины, распахали поля, а затѣмъ, съ благословенія іеромонаха Гермогена, заложили и монастырь во имя Спаса Всемилостивѣйшаго. Скромный, едва перелетавшій на другую сторону рѣки, благовѣстъ маленькихъ колоколовъ скоро услышанъ былъ, однако, всею Сибирью, и къ сразу же сдѣлавшемуся знаменитымъ Албазину потянулись новые переселенцы. Одни изъ нихъ устраивались у самаго Албазина, другіе пошли вдоль рѣки и разсыпались по притокамъ. Такимъ образомъ начали оживать острожки Кумарскій, Зейскій, Косогорскій, Ачанскій, Усть-Делинскій, Усть-Нимеланскій, Тугурскій; точно по щучьему велѣнью выросли деревни и слободы – Андрюшкина, Игнатина, Монастыршина, Покровская, Озёрная и др. По сосѣдству съ ними, въ удобныхъ низинахъ появились отдѣльныя заимки, а на вершинахъ холмовъ привѣтливо замахали своими крыльями вѣтряныя мельницы.

Такъ какъ всё это оживленіе пошло изъ Албазина, то, въ воздаяніе заслугъ послѣдняго, ему въ 1684 г. пожалованы были гербъ и печать и онъ сдѣланъ былъ главнымъ городомъ Амурскаго края, образовавшаго собою самостоятельное Албазинское воеводство, первымъ воеводою котораго былъ назначенъ Алексѣй Толбузинъ…

XIV

Только что изложенные факты представляютъ собою простой и поэтому наглядный примѣръ того, какъ въ дѣлѣ государственнаго строительства совершенно незамѣтно вкрадываются грубыя и опасныя для дѣла ошибки. Дѣйствительно, вѣдь не любовь къ приключеніямъ, а нужда въ хлѣбѣ заставила Якутскъ послать за Становой хребетъ сначала «ходока» Пояркова, открывшаго Амурскій край, а затѣмъ Хабарова, присоединившаго этотъ край къ Россіи и намѣревавшагося сдѣлать изъ него житницу Сибири. При такихъ условіяхъ, лично и матеріально заинтересованный въ развитіи уже пріобрѣтённаго имъ края, Якутскъ просилъ Москву лишь объ одномъ – прислать ему подмогу въ 600 человѣкъ, или, по нынѣшнему военному расчёту, три роты солдатъ. Казалось бы, чего проще – исполнить эту просьбу и радоваться, глядя на то, какъ по проложеннымъ Поярковымъ и Хабаровымъ путямъ, при дѣятельномъ сотрудничествѣ якутскаго воеводы на сѣверѣ и Хабарова – на югѣ, начался бы постепенный переходъ русскихъ людей изъ холоднаго и голоднаго Ленскаго бассейна и распредѣленіе ихъ по болѣе тёплому и плодородному Амурскому. Вмѣсто этого, правительство посылаетъ на Амуръ облечённаго большими полномочіями Зиновьева, который въ самый разгаръ дѣятельности отнимаетъ Хабарова отъ дѣла и увозитъ въ Москву, откуда этотъ даровитый и полный силъ человѣкъ, пожалованный саномъ боярина, уже не поѣхалъ на работу. Замѣститель Хабарова, Степановъ, при его безстрашіи былъ бы отличнымъ начальникомъ сторожевого отряда, если бы, оставаясь въ подчиненіи у якутскаго воеводы, получилъ приказаніе не ходить къ маньчжурамъ, а лишь охранять отъ нихъ своё. Но его дѣлаютъ самостоятельнымъ и требуютъ отъ него присылки ясака. Разумѣется, эта свобода и темпераментъ сейчасъ же продиктовали Степанову болѣе широкую задачу. Вмѣсто ясака онъ начинаетъ думать о военныхъ трофеяхъ, и будь у него не 500 человѣкъ, а 5.000 – онъ навѣрное ударилъ бы челомъ Московскимъ Государямъ и Маньчжурскимъ царствомъ и даже Китайскою имперіею. Этотъ стихійный человѣкъ въ данномъ случаѣ требовалъ регулятора, безъ котораго онъ погибъ столь же геройскою, сколько и безполезною для родины смертью. Послѣ Степанова, обнажённый отъ войскъ и опустѣвшій отъ жителей, Амуръ подчинёнъ былъ нерчинскому воеводѣ Пашкову. Но по горло занятый устройствомъ только что открытаго енисейскими казаками Забайкалья и установкою связи между Нерчинскомъ и Иркутскомъ, Пашковъ, естественно, смотрѣлъ больше на западъ, чѣмъ на востокъ.

Наконецъ ожившій самъ собою Амурскій край производится въ Албазинское воеводство, и опять вмѣсто обѣщанныхъ ещё въ 1653 г. 3.000 войскъ ему спустя тридцать лѣтъ присланъ былъ нѣмецкій инструкторъ поучить казаковъ, какъ нужно сражаться съ маньчжурами. Иными словами, едва начавшій заселяться край оставленъ былъ положительно безъ всякой защиты.

XV

Когда послѣ боя у Ачанскаго городка маньчжурскій намѣстникъ донёсъ въ Пекинъ о приходѣ русскихъ на Амуръ, то совершенно не интересовавшійся до тѣхъ поръ холоднымъ и пустыннымъ сѣверомъ и не подозрѣвавшій существованія такой рѣки богдыханъ понялъ сначала, что дѣло идётъ о Сунгари и Нонни. На это находчивые пекинскіе царедворцы доложили, что его величество не ошибается въ названіи рѣкъ, но что Сунгари имѣетъ ещё одинъ притокъ, текущій сѣвернѣе Хинганскихъ горъ и называемый тунгузами также Амуромъ. Результатомъ такого доклада было приказаніе: маньчжурамъ не ходить по Сунгари сѣвернѣе Хинганской тѣснины и не пускать къ себѣ русскихъ на югъ. Послѣ же набѣговъ Степанова, боясь за свою вотчину, богдыханъ приказалъ оттѣснить опаснаго для него сосѣда возможно далѣе отъ Маньчжуріи.

Съ этою цѣлью въ 1671 г. маньчжуры заняли весь правый берегъ Амура (нынѣшняя Хейлундзянская провинція), построили противъ устья Зеи Айгунь и съ этой базы начали систематическую очистку Амурскаго бассейна. Къ концу 1684 г. изъ всѣхъ русскихъ поселеній остался одинъ только Албазинъ. Въ слѣдующемъ 1685 г. 18-тысячная маньчжурская армія съ 60 орудіями подошла къ Албазину. Плохо снабжённые огнестрѣльнымъ оружіемъ и боевыми припасами албазинцы, всего 450 человѣкъ, стойко выдерживали жестокую бомбардировку, пока деревянныя стѣны острожка не были превращены въ щепы, а затѣмъ вынуждены были вступить въ переговоры и съ оружіемъ въ рукахъ отошли къ Нерчинску.

Несмотря на эту неудачу, не прошло и года, какъ на развалинахъ Албазина стучали уже топоры, доканчивая новыя хижины; точно изъ земли выросъ солидный глиняный валъ, а за нимъ зеленѣли вспаханныя и засѣянныя вернувшимися на свои пепелища жителями поля!

Необычайное упорство русскихъ въ бою и способность ихъ къ безконечному возрожденію начали внушать Пекину суевѣрный страхъ, и наиболѣе даровитый изъ сидѣвшихъ на китайскомъ престолѣ маньчжуровъ Канъ-си далъ повелѣніе отнять у насъ Амуръ во что бы то ни стало. И вотъ въ іюнѣ 1687 г. снова маньчжурская армія (8.000 чел., 40 ор.) подошла къ Албазину. Снова албазинцы (736 чел., 6 ор.) сожгли свои дома за крѣпостью и зарылись въ землянки. Ещё менѣе увѣренные въ себѣ, чѣмъ въ первую осаду, маньчжуры стали лагеремъ и прикрыли себя деревянною стѣною. Албазинцы одну часть стѣны сожгли калёными ядрами, другую подорвали. Тогда осаждавшіе обнесли свой станъ землянымъ валомъ и, размѣстивъ на нёмъ орудія, открыли огонь. 1-го сентября они попробовали было штурмовать крѣпость, но, отбитые съ громаднымъ урономъ, отошли на свою позицію. Къ несчастью, во время сентябрьской бомбардировки убитъ былъ храбрый воевода Толбузинъ, и затѣмъ среди осаждённыхъ началась цинга. Зная положеніе крѣпости, маньчжуры тѣмъ не менѣе не осмѣливались на новый штурмъ. Наоборотъ, уставшіе и почти наполовину ослабленные потерями отъ боевыхъ столкновеній и болѣзней, они чаще смотрѣли въ сторону Айгуня, чѣмъ Албазина. Въ февралѣ 1688 г. они совершенно прекратили бомбардировку, а въ маѣ отодвинулись на четыре версты и перешли къ блокадѣ. Въ это время въ крѣпости отъ всего гарнизона оставалось въ живыхъ лишь 66 человѣкъ. Но судьба Амура и всего нашего лѣваго фланга рѣшилась не подъ Албазиномъ, а въ Нерчинскѣ, и это рѣшеніе заключаетъ въ себѣ особый интересъ для мыслящей публики.

XVI

Въ болѣе трудной и требующей большаго искусства, чѣмъ война, борьбѣ за жизнь народъ представляетъ собою армію, въ которой каждый человѣкъ борется по собственной стратегіи и тактикѣ. Но правительство, какъ главнокомандующій своего народа, обязано: во-первыхъ, внимательно слѣдить за тѣмъ, въ какую сторону направляется народная предпріимчивость; во-вторыхъ, всесторонне и хорошо изучивъ театръ борьбы, безошибочно опредѣлять, какое изъ направленій наиболѣе выгодно для интересовъ всего государства; и, въ-третьихъ, съ помощью находящихся въ его распоряженіи средствъ умѣло устранять встрѣчаемыя народомъ на его пути препятствія.

Разсматривая съ этой вышки наше положеніе на лѣвомъ флангѣ наканунѣ перваго русско-китайскаго договора 1689 г., мы видимъ слѣдующее: богатая пушнымъ звѣремъ тайга потянула нашу вольницу отъ Уральскихъ горъ прямо на востокъ – сѣверо-востокъ до конца Сибири. Но вотъ енисейскіе и якутскіе развѣдчики, уклонясь къ югу, открыли страну, которая по сравненію съ холодною и мрачною тайгою показалась имъ раемъ небеснымъ, ибо лѣса ея изобиловали тѣмъ же драгоцѣннымъ соболемъ, а рѣки рыбою, но при этомъ тёплый климатъ и безграничныя пространства плодородной земли давали каждому желавшему возможность сдѣлаться помѣщикомъ.

Нѣтъ сомнѣнія конечно, что подобное географическое открытіе должно было оказать вліяніе на маршрутъ вольницы. А такъ какъ сама она по отношенію ко всему русскому народу составляла лишь передовую часть, прокладывавшую путь другимъ, слѣдовавшимъ по ея стопамъ, предпріимчивымъ людямъ, то мало-помалу и весь потокъ русской энергіи, нацѣленный первоначальными обстоятельствами на Камчатку, долженъ былъ уклониться къ юговостоку, сначала на Амуръ, а затѣмъ и къ Жёлтому морю.

Лежавшую на этомъ пути Маньчжурію нельзя было считать серьёзнымъ препятствіемъ. Родина Чингисхана[9] и наше историческое наслѣдство, она, подобно остальной территоріи Золотой Орды, населена была сырымъ человѣческимъ матерьяломъ. Правда, маньчжурскіе тунгузы успѣли организовать государство, но вѣдь организація-то была случайная и временная, съ цѣлью похода на Китай. Образовавшаяся же послѣ завоеванія Небесной имперіи династическая связь съ послѣднею, не усиливая ни Маньчжуріи, ни Китая, ставила лишь въ трагикомическое положеніе повелителя этихъ государствъ. Выведя изъ своей вотчины всѣ ея лучшія силы, богдыханы не могли отправить обратно ни одного человѣка, ибо сами непрочно сидѣли на пекинскомъ престолѣ. Посылать же на помощь маньчжурамъ китайцевъ значило: не принеся никакой пользы дѣлу, въ то же время подорвать всё обаяніе своего военнаго могущества. Итакъ, въ результатѣ Маньчжурія могла обороняться однѣми собственными силами. Боевыя же качества маньчжурскихъ войскъ опредѣлились какъ при первой стычкѣ 150 казаковъ Хабарова съ 2.000 маньчжуровъ князя Изинея, когда въ рукопашномъ бою послѣдніе потеряли 750 человѣкъ убитыми, всѣ орудія и знамёна, такъ и въ послѣдовавшихъ бояхъ, гдѣ наши противники были неукоснительно биты, разъ только ихъ приходилось менѣе полуроты на одного русскаго.

При такихъ условіяхъ если правительство по какимъ-либо причинамъ не могло поддержать своевременно нашъ лѣвый флангъ войсками, то оно во всякомъ случаѣ должно было обратить вниманіе на тотъ фактъ, что открытіе Амура и появленіе на свѣтѣ перваго, второго и третьяго Албазиновъ совершалось не административнымъ велѣніемъ, а вотъ какою причиною: въ то время какъ въ Якутскѣ фунтъ хлѣба стоилъ 10-15 коп., въ Албазинѣ весною 1687 г. рожь и овёсъ продавались по 9 коп. за пудъ, пшеница по 12 коп., горохъ и конопляное сѣмя по 30 коп. Ѣшь – не хочу и наживайся, снабжая богатую золотомъ и мѣхами тайгу!

Эта простая и сильная, какъ сама жизнь, причина вмѣстѣ съ молодой энергіей не боявшагося препятствій и пріобрѣвшаго право пренебрежительно смотрѣть на загораживавшихъ ему путь туземцевъ народа были надёжнымъ ручательствомъ тому, что на мѣстѣ третьяго Албазина возникъ бы четвёртый, пятый и, можетъ быть, шестой, но въ концѣ концовъ русскіе люди безпрепятственно поплыли бы и въ низовья Амура, и къ верховьямъ Сунгари. Для этого требовалось только одно – самимъ не увеличивать тѣхъ преградъ, съ которыми справилась бы со временемъ народная энергія.

Къ несчастью, сдѣлавъ уже одну крупную ошибку съ посылкою на Амуръ дворянина Зиновьева, московскіе приказы придумали новую и ещё горшую. Не чувствуя силъ своего народа, не понимая совершавшихся событій и не зная поэтому, что предпринять, они при первыхъ же выстрѣлахъ въ головномъ отрядѣ отправили въ Пекинъ сначала канцеляриста Венукова, а за нимъ канцеляриста Логинова съ извѣщеніемъ, что вслѣдъ за этими гонцами ѣдетъ воевода Головинъ, чтобы съ общаго согласія положить границу между Россіею и Китаемъ, т. е. въ данномъ случаѣ провести черту, дальше которой нельзя наступать русскому народу![10]

Сгорбившійся подъ тяжестью лѣтъ и жизненнаго опыта, Китай сейчасъ же понялъ всѣ выгоды такого предложенія и воспользовался имъ какъ нельзя искуснѣе. Хорошо зная, что у насъ во всёмъ Нерчинскомъ воеводствѣ было не болѣе 500 казаковъ, китайскіе уполномоченные привели съ собою въ Нерчинскъ десятитысячную орду пѣшихъ и конныхъ слугъ, погонщиковъ, носильщиковъ и тому подобнаго вооружённаго всякимъ дреколіемъ люда. Съ этою имѣвшею одно только подобіе военной силы толпою, приведённою въ рѣшительный моментъ и на рѣшительный пунктъ театра борьбы за жизнь, Китай одержалъ надъ нами величайшую изъ когда-либо одерживавшихся имъ побѣдъ.

Подъ угрозою атаковать Нерчинскъ, китайскіе уполномоченные заставили чувствовавшаго себя точно въ плѣну Головина подписать 26 августа 1689 г. печальной памяти Нерчинскій договоръ, согласно которому Россія должна была отказаться отъ всего принадлежавшаго ей по праву открытія Амурскаго бассейна. Не вовремя пожелавшаяся намъ граница съ Китаемъ проложена была: на западѣ по р. Горбицѣ, на сѣверѣ по Становымъ горамъ, а на востокѣ, по нетвёрдому знанію уполномоченными обоихъ государствъ географіи страны, осталась неопредѣлённою. Для лучшаго обозначенія сѣверной границы рѣшено было поставить вдоль нея каменные столбы, Албазинъ разрушить и всё, что оставалось русскаго на Амурѣ, увести на сѣверъ съ тѣмъ, чтобы на будущее время ни одинъ русскій человѣкъ не смѣлъ перешагнуть за запретную черту. Иными словами, слабый, никогда не могшій справиться съ кочевниками Китай, улучивъ минуту, заставилъ насъ, – молодой, полный наступательной энергіи народъ, поднять на свои плечи его уродливую стѣну и перенести её на Горбицу и Становыя горы…

XVII

Теперь, чтобы видѣть непосредственный результатъ этого договора, перенесёмся мысленно въ Якутскъ, бывшій въ то время главнымъ этапомъ протоптаннаго казаками пути по тайгѣ. Ставъ на эту точку, мы сейчасъ же почувствуемъ себя въ положеніи и витязя на распутьи, и нашей вольницы наканунѣ новыхъ ея подвиговъ: направо, по Становому хребту, – Великая Китайская стѣна, укрѣплённая всею строгостью наблюденія собственныхъ властей; налѣво – Лена, широкая, могущественная, но постепенно ведущая въ царство мрака и холодной смерти; прямо – та же суровая и задумчивая тайга, всё съ большимъ и большимъ трудомъ всползающая на выраставшія передъ нею горы и всё чаще и чаще уступающая поле битвы надвигающейся на неё съ сѣвера тундрѣ… Задумываться надъ тѣмъ, въ какую сторону держать путь, было нечего.

И вотъ, послѣ минутнаго роздыха, казаки – эти красивѣйшіе своею отвагою изъ всѣхъ рыскавшихъ по ещё молодой тогда и просторной землѣ человѣческихъ хищниковъ – съ крестомъ на шеѣ и нѣсколькими зарядами за пазухой устремляются къ Охотскому морю, съ него на Камчатку, съ Камчатки на Курильскіе острова, съ Курильскихъ на Алеуты, съ Алеутовъ на никому, кромѣ русскихъ, неизвѣстный американскій берегъ. Безстрашно носясь на сколоченныхъ изъ подручнаго матерьяла судахъ по волнамъ вѣчно сердитаго и вѣчно кутающагося въ холодную мглу Великаго океана, они выписываютъ на безчисленныхъ островахъ его, мысахъ, бухтахъ и вулканахъ цѣлый календарь православныхъ святыхъ, вперемежку съ именами Прибыловыхъ, Веніаминовыхъ, Павловыхъ, Макушиныхъ, Шумагиныхъ, Купріяновыхъ и т. д. и т. д. Божіею милостію полководцы и государственные люди Шелеховы и Барановы завоёвываютъ и устраиваютъ за моремъ цѣлыя царства и накладываютъ свою руку на самый океанъ.

Такой энергіи, предпріимчивости и дарованій хватило бы не на одну Маньчжурію, представлявшую собою послѣдній «клинъ» Татаріи и послѣдній этапъ нашего сухопутнаго марша къ Востоку, но и на достиженіе главнѣйшей жизненной цѣли нашей.

А чтобы понять, въ чёмъ именно заключалась послѣдняя, вспомнимъ сначала, что въ теченіе многихъ вѣковъ подъ словомъ

«Востокъ» западноевропейскіе народы подразумѣвали тѣ южноазіатскія страны, которыя Небо щедро наградило драгоцѣнными произведеніями тропиковъ: знаменитыя страны ароматовъ, слоновой кости, чёрнаго дерева, золота, самоцвѣтныхъ камней, камеди и въ особенности многочисленнаго собранія продуктовъ, какъ чай, сахаръ, кофе, перецъ, корица и т. д., извѣстныхъ на Западѣ подъ общимъ именемъ «пряностей», а у насъ – «колоніальныхъ товаровъ».

Вѣдь не для чего другого, какъ для отысканія этихъ странъ, предпринятъ былъ въ пятнадцатомъ и шестнадцатомъ столѣтіяхъ цѣлый рядъ морскихъ походовъ, создавшихъ плеяду славныхъ имёнъ, во главѣ съ Васко да Гамой, открывшимъ путь на югъ Азіи вокругъ мыса Доброй Надежды, и Христофоромъ Колумбомъ, отправившимся на поиски Индіи и нашедшимъ Америку.

Запертая со всѣхъ сторонъ на сушѣ, Россія не могла, конечно, и думать тогда ни о какихъ экспедиціяхъ и ни о какихъ тропическихъ странахъ. Но вотъ пришло время, и сама судьба начала направлять насъ къ тому же «Востоку». Когда наша вольница, молодцевато закинувъ кремнёвку за плечи, собиралась уже выступать изъ Якутска – Провидѣніе зажгло на Амурѣ такой сильный маякъ, свѣтъ котораго сразу же сдѣлался виденъ всей Россіи, и этимъ ясно сказало намъ: «Вотъ ваша дорога!» Небольшое препятствіе, которое Оно положило на этомъ пути въ лицѣ Маньчжуріи, было необходимо, чтобы задержать шедшія налегкѣ и слишкомъ выдвинувшіяся вперёдъ головныя части, заставить ихъ уцѣпиться за землю, выждать подхода новыхъ эшелоновъ и затѣмъ уже въ наступательномъ порядкѣ идти отъ «тёплой рѣки» къ «тёплому морю».

Если бы на прохожденіе этого послѣдняго этапа и на обращеніе самаго слабаго изъ остатковъ Золотой Орды въ совершенно русскую страну намъ понадобилось даже полтораста лѣтъ, то и въ этомъ случаѣ уже сто лѣтъ назадъ мы стояли бы на берегахъ Жёлтаго моря столь же безопасно, какъ сейчасъ на берегу Балтійскаго.

А теперь возьмите циркуль, измѣрьте, во сколько разъ ближе были бы мы съ этой базы къ Индіи, Сіаму, Зондскому архипелагу, Филиппинамъ и находившемуся бы на одномъ съ нами дворѣ Китаю, чѣмъ вся Западная Европа или Америка, долженствовавшія путешествовать вокругъ мысовъ Доброй Надежды и Горна, – и вамъ станетъ ясно, что главнѣйшая задача всей государственной политики нашей заключалась въ обладаніи богатымъ югомъ Азіи, являющимся естественнымъ дополненіемъ бѣднаго Сѣвера. Съ своимъ первобытнымъ взглядомъ на жизнь и первобытнымъ оружіемъ татары рѣшали эту задачу въ формѣ господства надъ Китаемъ и Индіей; – мы же, какъ народъ высшей культуры, должны были рѣшить её иначе, а именно: закончивъ наше наступленіе черезъ Сибирь выходомъ къ Жёлтому морю, сдѣлаться такою же морскою державою на Тихомъ океанѣ, какъ Англія на Атлантическомъ, и такими же покровителями Азіи, какъ англосаксы С. Штатовъ – Американскаго материка. При этомъ условіи мы были бы теперь не бѣднѣе и не слабѣе страшно тѣснящихъ насъ нынѣ жизненныхъ соперниковъ.

Къ несчастью, задача эта не была понята нами и къ самому важному историческому моменту, когда указанная намъ самимъ Провидѣніемъ арена была ещё свободна, когда англосаксамъ Америки предстояло ещё перейти отъ Атлантическаго океана черезъ всю ширь своего материка, а Франція и Англія вступили въ борьбу, долженствовавшую рѣшить, которое изъ этихъ государствъ впредь до полнаго истощенія вынуждено будетъ вращаться въ орбитѣ честолюбія своего противника, – мы оказались точно распятыми на крестѣ нашего нерчинскаго недомыслія:

Въ одной сторонѣ – за Тихимъ океаномъ – оторвавшаяся отъ государства огромнѣйшая творческая сила, въ титанической борьбѣ съ туманами, бурями, дикарями и бѣлыми бандитами строила эфемерную Россійско-Американскую имперію, т. е. выравнивала и уплотняла почву для англосаксовъ Америки; въ другой – на поляхъ Италіи, на высяхъ Швейцарскихъ горъ, подъ Шёнграбеномъ, Аустерлицемъ, Прёйсишъ-Эйлау, Фридландомъ и по всему кровавому пути отъ Москвы до Парижа доблестнѣйшая изъ всѣхъ армій собирала камни для пьедестала англійскому величію.

XVIII

Въ теченіе всего этого времени превратившаяся изъ великаго историческаго пути въ столь или не столь отдалённыя мѣста Сибирь, какъ заброшенное поле, начала прорастать сорными травами, среди которыхъ ярче другихъ выдѣлился своею весьма конфузною для нашей освѣдомлённости и государственнаго трезвомыслія зеленью чертополохъ «жёлтой опасности».

Не сумѣвъ войти въ Китай съ открывающагося на море параднаго подъѣзда и помирившись на узенькой кяхтинской щели, – мы, изъ страха потерять и послѣднюю, во-первыхъ, не рѣшились высказать своё удивленіе: когда же это и какимъ образомъ ни разу не вылѣзавшій изъ-за своей каменной перегородки Китай овладѣлъ цитаделью Татаріи – Монголіей – и оказался нашимъ непосредственнымъ сосѣдомъ? Во-вторыхъ, узаконивъ молчаніемъ этотъ захватъ, мы точно связали себя клятвою никогда не заглядывать за новую китайскую границу и не интересоваться тѣмъ, что тамъ происходитъ.

Въ результатѣ получилось вотъ что:

Въ то время, какъ наши политическіе изслѣдователи съ усердіемъ семидесяти толковниковъ цѣлыми томами поясняли смыслъ загадочной строки нерчинскаго трактата «…далѣе, по тѣмъ же горамъ, до моря протяжённымъ…», а Академія Наукъ ломала голову надъ вопросомъ, куда же дѣвались тѣ видѣнныя однимъ изъ ея членовъ, Мидендорфомъ, кучи камней, которыя должны были изображать собою пограничные столбы? – графъ Нессельроде, основываясь въ 1850 г. на донесеніяхъ селенгинскаго коменданта Якоби, писанныхъ въ 1756 г. (т. е. 94 года назадъ), и на сообщеніяхъ іеромонаха Iакинѳа, докладывалъ Государю и, какъ министръ иностранныхъ дѣлъ, убѣждалъ Особый Комитетъ не касаться Амура, въ устьѣ котораго есть большіе города, крѣпости и цѣлая китайская флотилія съ экипажемъ въ 4.000 человѣкъ. Свѣдѣнія министра оказались на повѣрку ошибочными. На нижнемъ Амурѣ ни о какихъ городахъ, крѣпостяхъ и флотиліи не было и помину. Невельской нашёлъ тамъ только одного стараго маньчжурскаго купца, на колѣняхъ умолявшаго простить его дерзость и не выдавать маньчжурскимъ властямъ. Вверхъ по рѣкѣ прозябали тѣ же полуосѣдлые дауры. Выстроившійся для встрѣчи Н. Н. Муравьёва айгуньскій гарнизонъ поражалъ убожествомъ своего вида и допотопностью вооруженія. На желаніе генералъ-губернатора почтить салютомъ своего гиринскаго коллегу, послѣдній отвѣтилъ поспѣшною просьбою не дѣлать этого, «потому что мы народъ мирный, да и наши военные не любятъ выстрѣловъ».

Всё это ясно говорило, что взявшій на себя роль охранителя Китая сырой маньчжурскій матерьялъ разложился окончательно и что правъ былъ Равенштейнъ, указывая на полную беззащитность самой Маньчжуріи и на возможность для насъ въ любой моментъ съ одною дивизіей дойти до Печилійскаго залива, а при желаніи и до Пекина. Его опасенія были ошибочны лишь въ томъ отношеніи, что, вполнѣ довольные безкровнымъ занятіемъ лѣваго берега Амура, сами мы, во-первыхъ, недоумѣвали, зачѣмъ, собственно говоря, нуженъ намъ Печилійскій заливъ? и, во-вторыхъ, были убѣждены, что какія бы тамъ сказки ни разсказывала исторія, а четыреста милліоновъ всё-таки серьёзная вещь!

Этотъ выросшій на почвѣ глубокой неосвѣдомлённости суевѣрный страхъ передъ цифрою явился одною изъ причинъ непростительно долгаго лежанія подъ сукномъ Сибирской желѣзной дороги, о постройкѣ которой хлопоталъ ещё Муравьёвъ. Продолжая смотрѣть на Азію глазами находившихся въ иныхъ условіяхъ и имѣвшихъ ещё кое-какое право не торопиться московскихъ приказовъ, мы пугались созданнаго нашимъ воображеніемъ миража и не замѣчали слѣдующей убійственной дѣйствительности: маленькій, но управляемый большими и смѣлыми людьми островной народъ, явясь Богъ знаетъ откуда и зайдя съ другого конца указывавшейся намъ судьбой арены, овладѣлъ сначала Индіей и безбоязненно посадилъ надъ тремястами милліонами ея семьдесятъ тысячъ своихъ чиновниковъ. Направившись затѣмъ къ востоку, онъ безъ малѣйшаго колебанія подошёлъ къ четырёхсотмилліонному Китаю, силою заставилъ его открыть на море всѣ окна и двери, посадилъ въ Пекинѣ своихъ совѣтниковъ и приступилъ къ работѣ по закупоркѣ намъ выхода къ Печилійскому заливу.

Въ 1861 г. на томъ пути, по которому съ своею сорокатысячною ордою прошёлъ изъ Маньчжуріи въ Пекинъ послѣдній сѣверный завоеватель – Нурачу, англичане заняли Ньючвангъ. Чтобы помочь Китаю поскорѣе справиться съ тайпинскимъ возстаніемъ и сосредоточить вниманіе на оборонѣ Маньчжуріи, они предоставили въ распоряженіе пекинскаго правительства майора Гордона. Во время голода 1864 г. посовѣтовали Китаю направить изъ провинціи Шанзи переселенцевъ на находившійся до тѣхъ поръ подъ строгимъ запретомъ сѣверъ. Наконецъ, по совѣту англійскихъ спеціалистовъ Китай приступилъ къ укрѣпленію Портъ-Артура, устройству арсеналовъ въ Гиринѣ и Мукденѣ, проведенію телеграфа въ Айгунь и реорганизаціи маньчжурскихъ войскъ.

Хорошо понимая всю бутафорію этихъ мѣропріятій и смѣясь въ душѣ надъ «жёлтымъ неразуміемъ» людей, не могущихъ разобраться въ томъ, что дѣлается у нихъ же подъ бокомъ, англійская печать, откуда мы и до сихъ поръ черпаемъ всю нашу политическую мудрость, воодушевленіе и страхи, заблаговѣстила о воскресеніи народа, набальзамированнаго обычаями, одѣтаго въ общій для всѣхъ 400.000.000 мундиръ, повитаго фыньшунемъ и двѣ тысячи лѣтъ назадъ улёгшагося въ каменные гробы своихъ городскихъ стѣнъ, – заблаговѣстила и произвела нужное ей впечатлѣніе…

Если бы не сильная воля Императора Александра III, мы, вѣроятно, такъ бы и замерли въ почтительномъ созерцаніи горизонта, на которомъ вотъ-вотъ появится отрастившій себѣ новые когти четырёхсотмилліонный драконъ!..

XIX

Этотъ созданный исключительно нашимъ воображеніемъ миражъ вторично остановилъ ходъ нашей исторіи, и когда въ 1891 г. мы приступили, наконецъ, къ постройкѣ Сибирскаго пути, то благопріятное время для этого было упущено, и притомъ навсегда, ибо вслѣдъ за одними соперниками, англичанами, на великую восточную арену стремились уже англосаксы Америки. Чтобы ускорить движеніе по своему материку, американцы въ 1862 г., т. е. какъ разъ въ то время, когда эскадра Лесовскаго, стоя въ Нью-Йоркской гавани, охраняла нашихъ «традиціонныхъ друзей» отъ Западной Европы, заложили первую желѣзную дорогу, за которой послѣдовала вторая, третья, четвёртая и пятая. Въ противовѣсъ Владивостоку, они къ сѣверу отъ С.-Франциско основали достигшіе въ настоящее время огромнаго развитія порты – Сіатлъ, Такому и Портландъ. Скупивъ затѣмъ черезъ подставныхъ лицъ акціи Россійско-Американской компаніи, они почти даромъ забрали Аляску и вытолкнули насъ изъ Тихаго океана, оставивъ пока въ видѣ памятника былому нашему величію въ этихъ водахъ Командорскіе острова съ могилою Беринга…

Одновременно съ такою матеріальною подготовкою, американскіе профессора, писатели и ораторы на страницахъ серьёзныхъ журналовъ, съ университетскихъ каѳедръ и подмостковъ общественныхъ собраній начали уяснять народу, что ни одно государство, какъ бы оно богато ни было, не можетъ существовать исключительно собственными средствами. Подобно верблюду, сберегающему свой горбъ на случай крайности, ему нужно получать своё питаніе извнѣ. Этимъ питаніемъ должна служить заграничная торговля, а образцовому разрѣшенію питательнаго вопроса надо учиться у англичанъ. Ещё невиданная міромъ имперія этого народа скована цѣпью, состоящею изъ трёхъ звеньевъ:

1) огромнаго производства необходимыхъ человѣчеству предметовъ; 2) облегающихъ земной шаръ морскихъ путей съ многочисленнѣйшимъ подвижнымъ составомъ въ видѣ торговаго флота и 3) внѣшнихъ рынковъ. Что внѣшніе рынки – это залогъ матеріальнаго благополучія, внутренняго мира и высокаго умственнаго развитія. Наконецъ, что ввиду всего этого первымъ шагомъ американцевъ къ достиженію внѣшнихъ рынковъ должно быть твёрдое рѣшеніе всего народа не допустить ни одно изъ иностранныхъ государствъ къ пріобрѣтенію угольныхъ станцій на разстояніи 3.000 миль отъ С.-Франциско и Центральной Америки.

Согласно преподанной въ такой формѣ директивѣ поселившіеся на Кубѣ и Гавайяхъ американскіе промышленники и торговцы подымаютъ въ 1893 г. возстаніе на этихъ островахъ и поддерживаютъ его въ ожиданіи момента, наиболѣе благопріятнаго для открытаго вмѣшательства С.-А. Соединённыхъ Штатовъ[11].

Вмѣстѣ съ тѣмъ и на востокѣ Азіи начало свою работу то принесённое въ міръ англосаксами искусство борьбы за жизнь, посредствомъ котораго новые завоеватели создаютъ событія и усѣиваютъ ими море жизни такимъ образомъ, что на этихъ подводныхъ камняхъ терпятъ крушеніе одинаково и друзья, и враги англосаксовъ.

Уже съ перваго дня постройки Сибирской желѣзной дороги спеціальные американскіе совѣтники при японскомъ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ начали указывать Японіи на то, что Россія никоимъ образомъ не можетъ удовлетвориться замерзающимъ на 110 дней въ году и лежащимъ на закрытомъ морѣ Владивостокомъ какъ конечною станціею своего грандіознаго пути и будетъ искать новаго, болѣе удобнаго выхода на Корейскомъ полуостровѣ. Помѣшать этому движенію не могли бы ни сама Корея, ни предъявляющій на неё свои верховныя права Китай. Съ утвержденіемъ же Россіи на Корейскомъ полуостровѣ, Японія, по словамъ ея американскихъ благожелателей, оказалась бы на краю гибели; а поэтому ей слѣдовало бы предупредить Россію и самой занять Корею.

XX

Проникшись простыми и ясными доводами своихъ совѣтниковъ, японское правительство посредствомъ разосланныхъ по Китаю офицеровъ осмотрѣло мѣста высадокъ, дороги, переправы, укрѣпленія; пересчитало китайскихъ солдатъ, лошадей, пушки, повозки; навело справки о характерѣ и способностяхъ генераловъ и въ іюлѣ 1894 г. неожиданно для всѣхъ двинуло свои войска на Небесную имперію.

Боями 3 и 4 сентября 1894 г. въ Кореѣ и у береговъ ея японцы открыли себѣ путь въ Маньчжурію сушей и моремъ. Одна колонна ихъ переправилась черезъ Ялу и пошла на Фэнхуанченъ и Хайченъ. Другая, высадившись у Бидзыво и сѣвернѣе Таліенвана, овладѣла Портъ-Артуромъ. Затѣмъ обѣ колонны соединились, выбросили въ мартѣ 1895 г. китайцевъ за Ляохэ, и Японія объявила о своёмъ намѣреніи удержать за собою всѣ пройденныя ея войсками земли.

Но протягиваясь, такимъ образомъ, отъ Сахалина черезъ всю Корею и Южную Маньчжурію до устьевъ Ляохэ, Японія, во-первыхъ, совершенно загораживала собою выходъ для насъ къ Жёлтому морю и, во-вторыхъ, становилась въ угрожающее положеніе по отношенію къ Пекину. Само собою разумѣется, что это обстоятельство должно было повлечь за собою сближеніе Россіи и Китая.

Не любя въ японцахъ умалённое и искажённое изображеніе своей собственной цивилизаціи и считая ихъ народомъ недостаточно самостоятельнымъ въ своихъ мнѣніяхъ, обидчивымъ и готовымъ лѣзть въ драку, не подумавъ раньше, выгодна ли она имъ самимъ, Китай сейчасъ же обратился къ заступничеству своего сѣвернаго сосѣда, и по совѣту Россіи, Германіи и Франціи Японія принуждена была взять свои требованія обратно.

Будь японцы немножко прозорливѣе и не оправдывай они только что приведённое въ мягкой формѣ мнѣніе объ нихъ старика Лихунчанга, то послѣ перваго же даннаго имъ жизнью урока они должны были бы замѣтить всю ошибочность ихъ столь же блестящей, сколько и вредной для государственныхъ интересовъ китайской кампаніи.

Устремивъ по внушенію своихъ предательскихъ совѣтчиковъ вниманіе на тёплыя и богатыя для насъ, но бѣдныя и холодныя для нихъ Корею и Маньчжурію, они прежде всего сами отводили себя въ совершенно противоположную сторону отъ той богатѣйшей страны, къ которой направлялись англичане, американцы и русскіе. Вылѣзая затѣмъ изъ своей окружённой широкими бездонными рвами крѣпости на материкѣ, они – изъ свободнаго въ дѣйствіяхъ народа, имѣвшаго возможность, подобно Англіи, развить свою промышленность и распространить свою дѣловую энергію на всю арену, – добровольно превращались въ англосаксонскаго караульщика, становившагося у сѣверныхъ воротъ и обязывавшагося не пропускать русскихъ до прибытія въ Азію американцевъ.

Россія насильно сняла ихъ съ этого поста и перевела на южные рельсы, но у японцевъ хватило государственной мудрости лишь на то, чтобы запомнить насиліе, а наша дипломатія не могла помочь имъ сдвинуться съ мѣста, потому что, сосредоточивъ всё своё вниманіе на Маньчжуріи, сама не замѣчала того, что дѣлалось за предѣлами послѣдней[12].

XXI

Получивъ за свою помощь Китаю въ аренду Ляодунскій полуостровъ и право на проведеніе по Маньчжуріи желѣзной дороги къ Владивостоку и Портъ-Артуру, Россія достигла, наконецъ, тёплаго моря, а вмѣстѣ съ нимъ и возможности освободить хотя бы одну ногу отъ тѣхъ ледяныхъ кандаловъ, отъ которыхъ на ея тѣлѣ начала появляться уже нехорошая краснота.

Но не успѣли ещё наши обречённые на вѣчное скитаніе по чужимъ портамъ моряки бросить якорь въ столь желанной собственной бухтѣ, какъ въ тотъ же мигъ по другую сторону Печилійскаго залива надъ никого не интересовавшимъ до той поры Вей-хай-веемъ затрепеталъ въ воздухѣ англійскій флагъ. Вслѣдъ за тѣмъ у береговъ Кубы взрывается и тонетъ, унося съ собою на дно моря какую-то страшную тайну, американскій крейсеръ «Мэнъ». И вотъ наэлектризованный до послѣдней степени и ждавшій лишь первой искры американскій народъ съ яростнымъ рёвомъ «То hell with Spain!» бросается на ни въ чёмъ, кромѣ своей слабости, неповинную Испанію.

Съ помощью всё время поддерживавшихся ими кубинскихъ и филиппинскихъ революціонеровъ, американцы овладѣваютъ Кубою, Гуамомъ и Филиппинами и, такимъ образомъ, въ нѣсколько скачковъ оказываются въ самомъ центрѣ великой восточной арены…

По окончаніи войны побѣдитель испанскаго флота подъ Манилою командоръ Дюи буквально засыпанъ былъ почестями. Всѣ некрасивыя сооруженія американскихъ жилищъ по его пути исчезли подъ пестрѣвшими всевозможными красками флагами, матеріями, цвѣтами и зеленью; толстый ковёръ изъ живыхъ розъ покрылъ собою мостовую; сотни тысячъ мужчинъ съ обнажёнными головами оглушительными криками привѣтствовали своего національнаго героя; красивѣйшія женщины С. Штатовъ считали за счастье прикоснуться губами хотя бы къ обшлагамъ его мундира; конгрессъ благодарилъ его отъ имени народа и поднёсъ роскошный дворецъ, а сенатъ – чинъ полнаго адмирала.

Изъ застольныхъ рѣчей на банкетѣ, данномъ въ честь прибывшихъ на торжества англичанъ, выяснились затѣмъ и внутреннія причины столь необычайнаго тріумфа. Въ то время какъ англійскій философъ Бенджаминъ Киддъ ставилъ побѣду Дюи рядомъ съ побѣдою Веллингтона, – американскіе учёные видѣли въ ней событіе, равное побѣдѣ Карла Мартелла 732 г., положившей начало отступленію съ жизненной арены мавровъ. Ибо, по словамъ профессора Гиддингса, въ бою подъ Манилою зашедшіе съ юга Азіи англосаксы направляли свои орудія черезъ головы уже повергнутыхъ ими испанцевъ противъ Великой Славянской Державы и открывали борьбу, которая къ серединѣ двадцатаго столѣтія должна будетъ закончиться торжествомъ англосаксонской расы на всёмъ земномъ шарѣ.

XXII

Планъ этой борьбы, разработанный самыми сильными англосаксонскими умами и доведённый до свѣдѣнія народа посредствомъ сотенъ тысячъ экземпляровъ сочиненій адмирала Мэхана, сенатора Бевериджа, Джозайи Стронга и другихъ выдающихся своими талантами писателей, заключался въ общихъ чертахъ въ слѣдующемъ:

Главнымъ противникомъ англосаксовъ на пути къ міровому господству является русскій народъ. Полная удалённость его отъ міровыхъ торговыхъ трактовъ, т. е. моря, и суровый климатъ страны обрекаютъ его на бѣдность и невозможность развить свою дѣловую энергію. Вслѣдствіе чего, повинуясь законамъ природы и расовому инстинкту, онъ неудержимо стремится къ югу, ведя наступленіе обѣими оконечностями своей длинной фронтальной линіи.

На путяхъ его наступленія лежатъ Китай, Персія и Малая Азія, населеніе которыхъ истощило уже свою творческую энергію. Между тѣмъ страны эти нуждаются во многомъ. Уже одна постройка десятковъ тысячъ вёрстъ желѣзныхъ дорогъ явилась бы широкимъ полемъ дѣятельности для русскихъ инженеровъ, оживила бы русскую промышленность и дала бы русскому народу обильныя средства для дополнительнаго питанія и для развитія его высокихъ отъ природы физическихъ и духовныхъ качествъ, что въ свою очередь сдѣлало бы его ещё болѣе сильнымъ соперникомъ англосаксовъ.

При такихъ условіяхъ необходимо:

I. Уничтоживъ торговый и военный флоты Россіи и ослабивъ её до предѣловъ возможнаго, оттѣснить отъ Тихаго океана въ глубь Сибири.

II. Приступить къ овладѣнію всею полосою Южной Азіи между 30 и 40 градусами сѣверной широты и съ этой базы постепенно оттѣснять русскій народъ къ сѣверу. Такъ какъ по обязательнымъ для всего живущаго законамъ природы съ прекращеніемъ роста начинается упадокъ и медленное умираніе, то и наглухо запертый въ своихъ сѣверныхъ широтахъ русскій народъ не избѣгнетъ своей участи.