3:15 в Ашфорд-Холле

Глава 1

Все персонажи и события являются вымышленными, любые совпадения случайны.

Моя жизнь изменилась в тот миг, когда я ступил на тропу к Ашфорд-Холлу. Тогда я еще не знал, что дальнейшие события перечеркнут все мои представления о реальности. Просто хотел, чтобы это путешествие, начатое столь безрассудно, поскорее завершилось.

Последний отрезок пути от деревни Моргейт до поместья пришлось проделать пешком, пробираясь сквозь чахлые кустарники, как костлявые пальцы, цеплявшиеся за мое дорожное пальто.

Тропинка извивалась между кочек и исчезала в болотной мгле. Я шагал, чувствуя, как сырой октябрьский воздух пробирается под одежду, заставляя сутулиться.

Чемодан становился все тяжелее и оттягивал руку. Подошвы сапог вязли в сырой каше под ногами. Я напрасно всматривался в туман. Ни повозки, ни даже слуги с фонарем – меня будто не ждали.

Находя ситуацию все более необычной, я остановился и достал из кармана смятое письмо:

«Джонатан, она возвращается каждую ночь в 3:15. Я не сошел с ума. Умоляю, приезжай, пока не стало слишком поздно. Эдвард».

Послание пришло в четверг, вместе с утренней почтой. Я разорвал конверт с фамильным гербом Ашфордов прямо в кабинете, за чашкой остывающего чая.

Бумага пахла лавандой и чем-то еще – горьковатым и терпким, будто письмо какое-то время лежало в ящике с лекарствами. Я перевернул листок, ожидая найти объяснение этому безумию. Неужели это написал сэр Эдвард Ашфорд – тот самый спокойный и рассудительный Эдвард, с которым мы когда-то учились в Оксфорде?

Мои пальцы непроизвольно сжали листок. Тогда в кабинет ворвалась медсестра с известием о приступе у одного из пациентов и отвлекла меня. Теперь, глядя на унылые болота, я пожалел, что прежде не обратил внимания на главное – почерк моего старого друга дрожал от страха перед тем, что, увы, не поддаётся лечению.

Мы с Эдвардом давно утратили связь. После окончания Оксфорда я начал практиковать в больницах Лондона, он же вернулся в родовое гнездо, находившееся где-то в Девоншире. От общих приятелей я знал, что его отец застрелился два года назад, а затем произошёл прискорбный несчастный случай с мачехой. Унаследовавший титул баронета Эдвард остался жить в старом поместье на болотах вместе с близнецами Томасом и Томазиной – его младшими братом и сестрой.

Не понимаю, что заставило меня отправиться в Дартмур. Я никогда прежде не был в этой холмисто-болотистой местности на юго-западе Англии. Мать Ашфорда скончалась во время нашей учебы, но я не смог тогда сопроводить своего товарища на похороны, так как сильно повредил ногу. А затем как часто бывает, наши пути разошлись. Некоторое время мы еще изредка обменивались сухими письмами, а потом Эдвард вовсе перестал отвечать и я расценил это как знак – наша дружба осталась в прошлом. Поэтому было странно спустя столько лет безмолвия получить его письмо с просьбой срочно приехать в Ашфорд-Холл.

Я долго колебался при мысли о том, что придется покинуть пациентов. Но, в итоге, передав дела коллеге, спустя сутки ранним утром выехал с Паддингтона первым классом на поезде Большой Западной железной дороги. В Эксетере пересел на местный состав Южно-Девонской линии, довезший меня до Кингсвира. Там перебрался на пароме через Дарт. А из Дартмута на почтовой лошади добрался до деревни Тотнес, где сел в дорожный дилижанс, следующий в Принстаун. Сойдя с него в Постбридже, вынужден был там заночевать – выехать в Моргейт удалось лишь на следующий день ближе к полудню, с трудом наняв извозчика на старой крытой повозке.

Дорога в деревушку оказалась хуже, чем я ожидал. Повозка кренилась, колеса увязали в грязи, а кучер то и дело слезал с козел, чтобы вытащить нас из очередной промоины.

В стороне лежало болото. Через него – прямая дорога в Моргейт составляла три мили. Но все знали: кто съезжает с колеи, рискует остаться в черной купели Молчаливой топи. По слухам, один дилижанс уже утонул, пытаясь сократить путь. Поэтому мы двинулись через Дартмит, где реки сплетались как змеи, а на развилке повернули к пустошам Крокерн-Пула. От него по тропе вдоль ручья преодолели еще пару миль. Дольше, но безопаснее.

В Моргейт прибыли ближе к вечеру, с небольшой задержкой из-за размытой дождями дороги у Дартмита. Я выгрузился у почтовой конторы, где в окнах уже мерцал свет ламп и замер в растерянности. Крошечная деревушка приветствовала меня пустыми улочками и мрачными тучами.

В стоявшей на отшибе скромной гостинице я попытался выяснить, не справлялся ли кто-нибудь о прибытии мистера Джонатана Рутленда и не присылали ли за мной повозку, а получив отрицательный ответ, поинтересовался, кто из местных отвезёт меня в Ашфорд-Холл. Тамошний конюх, узнав о цели моего путешествия, наотрез отказался ехать в поместье:

–Там и дороги-то нет, топи почти затянули. Остальное дождями размыло. Отвезу, но только когда подсохнет. Сейчас лезть туда – самоубийство. Коли вам не терпится, ступайте пешком.

Уговоры не помогли. Тусклое солнце садилось, от болот потянуло холодом, и я решился. Следуя наставлениям конюха, двинулся по торной тропе вдоль края Молчаливой топи до старого деревянного указателя, а дальше как было велено, твердо держался пути, отмеченного вербовыми кольями, воткнутыми местными пастухами.

И вот теперь стоял, беспомощно созерцая окружавший меня безрадостный ландшафт. Потом собравшись с силами, спрятал письмо в карман и зашагал вперед. Ноги вязли, а за стеной тумана, как незримое чудовище, глодавшее кости, чавкало болото.

Тропа оборвалась неожиданно – я свернул к «Гнилой гати», ряду полузатопленных бревен, терявшихся в бесцветной дымке. Осторожно ступил на первое – оно качнулось, выпуская пузыри зловонного газа.

Вскоре мои сапоги оказались полны воды, а очертания Ашфорд-Холла все не показывались. Я обратил внимание, что в Молчаливой топи не было слышно птиц, будто те боялись пробудить то, что спит в ее глубинах.

Не знаю, сколько я блуждал в тумане, прежде чем понял, что заблудился.

Я кружил на одном месте – следы моих же сапог, заполненные чёрной водой, встречались снова и снова. Я понимал, еще немного и станет совсем темно…. Тогда я здесь точно сгину.

Попытался крикнуть, но мой голос утонул в проклятой серой мгле. В ответ не донеслось ни звука – я слышал лишь противное чавканье грязи под сапогами и учащенный стук собственного сердца.

Каждый шаг давался с трудом, Молчаливая топь не хотела отпускать свою жертву. Я уже не чувствовал ног. Грязь засасывала медленно, но неумолимо – тяжёлая, как жидкий свинец. Туман сгустился, и в панике я перестал соображать, где небо, а где земля.

Пребывая в полнейшем отчаянии и проклиная собственную глупость, я оглядывался по сторонам, не зная, что предпринять.

И тогда увидел Её.

Незнакомка стояла неподвижно, в десяти шагах от меня. Высокая, худая, вся в чёрном – платье, перчатки, вуаль, скрывавшая лицо. Мне почудилось, что туман обтекает её, не смея коснуться.

Она не произнесла ни слова. Только подняла руку, задавая направление – чётко и уверенно, будто знала, куда мне нужно. Палец указывал точно на Ашфорд-Холл – я понял это сразу. Потому что через мгновение туман расступился, и вдали замаячили темные контуры поместья.

Я не верил в привидения или природных духов. Да и в тот момент мне было несущественно – живая эта женщина или нет.

Я просто пошёл.

Когда я обернулся, чтобы поблагодарить незнакомку – на том месте, где она стояла, виднелся лишь крохотный островок суши, покрытый жёлтым мхом.

Я выбрался на твердую землю, сотрясаясь от холода.

Неожиданная встреча взволновала меня. Разумеется, эта женщина была местной жительницей – кто еще мог так уверенно ориентироваться в болотах. В тумане ее силуэт показался призрачным, но теперь, когда возбуждение, вызванное страхом, утихло, я понимал – ничего сверхъестественного не случилось. Незнакомка помогла мне и просто ушла – быстро и бесшумно, как все здешние, привыкшие к этим гиблым местам.

Если мне доведется столкнуться со своей спасительницей снова – в деревне или у поместья – я непременно представлюсь и выражу признательность должным образом. Сейчас же мне предстояло потребовать объяснений у хозяина Ашфорд-Холла.

Сумерки уже сгустились, когда я, наконец, приблизился к поместью. То была мрачная громада из темного камня, с непомерно высокими окнами. Ни одно не освещалось, словно обитатели дома давно спали. Две массивные башни по бокам – наследство давней перестройки – придавали зданию сходство с крепостью.

Я замедлил шаг, сжимая ручку чемодана.

Дом стоял, окруженный чахлым садом. Железные ворота скрипели на ветру, а длинную аллею, ведущую к парадному входу, заполняла сырая листва.

Каменные стены, почерневшие от сырости, были покрыты лишайником, напоминавшим язвы. Взгляд мой скользнул по ощетинившемуся камышу, подступившему к самому дому и трещинам, обнажившим каменную кладку.

Глядя на это мрачное жилище, я вдруг остро почувствовал – что-то здесь не так. Не просто старый дом. Не просто гнилые болота вокруг.

Недоброе предчувствие стеснило грудь, пробуждая неистовое желание развернуться и покинуть Ашфорд-Холл, вернуться в Лондон, в привычную суету столицы.

Но я уже поднял тяжелый молоток на дверном кольце.

Я слишком устал и продрог. Мне был необходим ночлег и глоток чего-то согревающего.

Глухой удар отозвался эхом в пустых коридорах.

Я подождал и стукнул молотком еще раз, с удвоенной силой, разозлившись на Эдварда, оказавшего мне нелюбезную встречу и на самого себя, решившегося на эту авантюру.

Где-то внутри хлопнула дверь. В окнах на нижнем этаже появился тусклый свет.

Дверь со скрипом отворилась, и передо мной предстала женщина средних лет – без сомнения, экономка. Её строгий тёмный наряд, белый передник и связка ключей у пояса говорили об этом красноречивее любых слов. В руках она держала лампу, свет которой выхватывал из темноты ее угловатые, строгие черты. На миг на лице женщины проступило странное выражение. Не просто неудовольствие – что-то иное. Ужас? Гнев? Досада? Но почти мгновенно оно разгладилось, став абсолютно бесстрастным.

– Я – Джонатан Рутленд. Доктор Рутленд. Сэр Эдвард вызвал меня сюда письмом. Он предупреждал о моем приезде? Меня никто не встретил в Моргейте, и я шел пешком через болота…

Я говорил торопливо, словно опасаясь, что передо мной захлопнут дверь.

Брови экономки чуть заметно дрогнули, когда она заметила грязь на моих сапогах и пальто.

– Простите, сэр, – произнесла она ровным голосом, в то время как пальцы с силой сжали ручку лампы. – Нас никто не предупредил. Мы не ждали вас, тем более так поздно.

– Но Эдвард…. Сэр Эдвард…. Он писал мне, просил срочно приехать.

Я ничего не понимал. Поколебавшись немного, женщина отступила в сторону, пропуская меня в прихожую.

– Вам нужно обсохнуть и согреться, – избегая смотреть мне в глаза, она отвернулась. – Проследуйте за мной, доктор… Рутленд.

Ее тон был вежливым, но в прямой спине чувствовалось напряжение, когда она вела меня по длинному коридору.

– Меня должны были встретить в Моргейте, – сказал я, когда экономка устроила меня перед камином и вручила стакан с коньяком. – Я отправлял телеграмму из Лондона, указав дату прибытия.

На каминной полке стояли старинные часы. Я обратил внимание, что их стрелки замерли на 3:15, а стекло было протерто ровно на ширину ладони – будто кто-то каждый день проверял, не пошли ли они снова.

Вспомнив содержимое письма, я ощутил странное волнение, обычно мне не свойственное.

Женщина замерла с каминными щипцами в руках.

– Сэр, в поместье телеграфа нет. Все сообщения приходят в деревню, к миссис Кроули в почтовую контору.

– Но я специально адресовал…

– Если бы миссис Кроули получила ваше сообщение, – она аккуратно подбросила угля в камин, – она прислала бы своего сына с запиской. Никто не приходил.

Я порылся в карманах и наконец, извлек смятый дубликат телеграммы: «Прибываю 15-го. Встречайте в Моргейт. Рутленд». Как хорошо, что у меня привычка сохранять различные бумаги.

Экономка взглянула на телеграмму, но не взяла её.

– Провода до Постбриджа часто рвёт. А наш почтальон… – она поморщилась, – постоянно задерживает корреспонденцию. Особенно, когда идёт дождь. Сюда непросто добраться. Мы живем уединенно, можно сказать, обособленно. Так что, до нас ваше известие пока не дошло.

В её тоне не было извинений – лишь холодная констатация деревенских реалий. Теперь я понимал, почему никто не ждал меня в Моргейте.

– Сэр Эдвард… – снова начал я и тут же замолчал, увидев, как её плечи дрогнули под чёрной тканью платья.

Я почувствовал, как воздух в комнате сгустился. Экономка стояла неподвижно, держа в одной руке щипцы, а пальцы другой нервно перебирали край передника.

Она отвернулась к камину.

– Полагаю, мистер Томас Ашфорд или мисс Ашфорд… лучше объяснят. Вероятно, мне не следует…. Хотя сейчас, после случившегося…

– После случившегося?

Холод пробежал по спине.

– Кто-то умер? Говорите же! Прошу вас!

– Умер? Ох, не знаю… Могу ли я…

Экономка замялась в нерешительности. Тень скользнула по её лицу, когда она, наконец, выдохнула:

– Сэр Эдвард Ашфорд. Шесть дней назад…

Камин затрещал. Где-то в доме скрипнула половица. А я сидел, ошеломленный, сжимая в одной руке стакан, а в другой дубликат телеграммы – той самой, что никто в Ашфорд-Холле так и не получил. Телеграммы, адресованной человеку, который уже шесть дней как был мертв.

Глава 2

Мне отвели комнату на первом этаже – небольшую, с приземистым потолком. Кровать скрипела при малейшем движении, а из щелей в оконных рамах тянуло сквозняком.

Выспаться мне помешали странные звуки в пустом коридоре. Не шаги – а шлёпанье босых ног по полу. И шелест – тяжёлый и влажный, будто кто-то волочил за собой промокшую одежду.

Я лежал неподвижно, чувствуя, как по спине ползёт холодок. Шлеп. Пауза. Шлеп. Совсем близко.

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Кто-то остановился рядом с моей комнатой.

Тишина. Только едва уловимый запах тины пробивался сквозь щель под дверью.

А потом…

Медленный, душераздирающий вздох. Прямо за стеной. И снова тишина.

Странный визитёр приходил несколько раз. Я окликал его, но не получил ответа, а когда, разозлившись, вышел в коридор, на полу у порога обнаружил лужицу болотной жижи.

Ночь прошла в беспокойных метаниях, и поднялся я с тяжёлой головой и в дурном настроении.

Утро встретило меня тусклым светом. Дождь моросил, превращая унылый пейзаж за окном в размытую акварель. Вдалеке, там, где болото сжималось в кольцо трясины, чернели развалины – неясные, словно призраки, плывущие над водой.

Ветер шевелил осоку, и в этих редких тревожных движениях мне почудилось что-то ещё – тень, мелькнувшая на мгновение. Пронеслась мысль: не она ли? Та самая незнакомка в чёрном…

Но нет. Туман снова сомкнулся. Если там и было что-то, то, наверное, просто печальный пони или отбившаяся от стада овца.

Я поспешно отвернулся от окна. И почему-то показалось, что в этом сером мареве кто-то терпеливо ждёт, когда я снова выгляну… Умом я понимал, что всё это лишь игра воображения – мрачный вид окрестностей пагубно действовал даже на мой рациональный ум.

Мысли вернулись к вчерашнему. Как получилось, что я отправил телеграмму живому человеку, а приехал в дом, где уже шесть дней как его оплакивают? Зачем сэр Эдвард вызвал меня? Что случилось в этих мрачных стенах?

В зеркале над умывальником моё отражение выглядело осунувшимся и небритым. Я потянулся к бритвенным принадлежностям, решив привести себя в порядок перед разговором с новым хозяином Ашфорд-Холла.

Где-то внизу скрипнула дверь, послышались торопливые шаги, чей-то гневный окрик. Похоже, день не сулил ничего хорошего.

В столовой экономка – наконец представившаяся как миссис Марлоу – налила мне чай. Её пальцы, державшие чашку, слегка дрожали, когда она сказала:

– Мистер Ашфорд примет вас позднее. Он… неважно себя чувствует в последние дни.

Чай оказался перестоявшим, но горячим и крепким – как раз то, что нужно после бессонной ночи.

– Мисс Ашфорд передала, – добавила она, избегая моего взгляда, – что вы можете воспользоваться библиотекой. Ашфорды собирали её много лет. Там наверняка отыщется интересная книга, которая поможет вам скоротать время.

Я отставил чашку.

– Как умер сэр Эдвард?

Миссис Марлоу резко подняла глаза. В них вновь мелькнуло что-то странное. Предостережение? Угроза?

– Думаю, мистер Ашфорд предпочтёт сам объясниться с вами.

Тон не оставлял сомнений: дальнейшие расспросы бесполезны. Я закончил завтрак и отправился в библиотеку, где провёл несколько часов, обдумывая своё положение. Холодный приём ясно давал понять: лучше собрать вещи и уехать.

Но дорога к Моргейту теперь представляла собой сплошное месиво из грязи. А болота… Туда сейчас и соваться бессмысленно – я уже понял, что Молчаливая топь не отпустит того, кто ступит в её трясину. Выходило, я застрял в этом проклятом месте. Друг мой был мёртв, а моё присутствие здесь явно стесняло нового хозяина.

Дверь в библиотеку открылась бесшумно.

На пороге стоял высокий светловолосый молодой человек в слегка потёртом сюртуке. Его бледное, почти прозрачное лицо не выражало ничего, кроме усталой вежливости, а глаза были холодными, как у рыбы. Ничего общего с обаянием покойного Эдварда.

– Доктор Рутленд, – произнёс он, не протягивая руки. – Томас Ашфорд.

Я кивнул.

– Простите, что не встретил вас вчера… Столько всего накопилось… Дела, бумаги…. Надеюсь, вы понимаете.

Его голос звучал ровно, но в уголках губ пряталось напряжение.

– Мой брат не упоминал, что пригласил вас, – продолжил он, скользя взглядом по книгам, будто ища среди них объяснения. – Иначе мы бы, разумеется, послали кого-то в Моргейт.

– Он написал мне.

Ашфорд замер.

– Написал?

Я не ответил.

– Интересно, – он медленно провёл пальцем по корешку фолианта. – В последние месяцы Эдвард никому не писал. Да и вообще… – Его тонкие брови слегка дрогнули. – Он стал замкнутым. Отказывался от любых встреч и поездок. Проводил время либо в кабинете, либо в спальне. Постоянно испытывал слабость, но при этом не мог спать. Его мучили кошмары. Несколько раз из-за бессонницы у брата случались галлюцинации. Увы, он обладал слишком эмоциональным и восприимчивым характером. А жизнь на болотах требует твёрдости.

– Странно, ваш брат был самым трезвомыслящим человеком из всех, кого я знал, – возразил я. – И довольно сильным духом. Я помню, как стойко он переносил потерю матери.

– Был. – Тонкие губы Томаса искривились в подобии саркастической усмешки. – Пока не начал говорить, что кто-то наблюдает за ним из болот. Если бы вы застали его в живых, то пришли бы в ужас от того, в какую развалину превратился наследник рода Ашфордов. Как вы, возможно, знаете, за короткий срок нашу семью постигло два несчастья. Сначала застрелился отец, затем – леди Ашфорд погибла так нелепо. Эдвард перенёс большое душевное потрясение.

Он внезапно шагнул ближе.

– Покажите письмо! Я хочу знать, что в нём.

– Это личное. Но я могу продемонстрировать конверт с печатью, если мои слова вызывают у вас недоверие.

Наступила тишина. Где-то в доме скрипнула половица.

Глаза Ашфорда сузились.

– Разумеется, я вам верю, доктор Рутленд, – наконец сказал он, отступая. – У меня нет ни малейших сомнений в вашей порядочности. Простите мою вспышку. Просто… мне хотелось бы понять, что занимало брата в последние дни.

Он приблизился к окну. За стеклом клубился туман, поглотивший уже большую часть сада.

– Вы останетесь, конечно? После таких дождей дороги не просохнут и за несколько недель.

Это не было вопросом.

Томас наблюдал за мной. Слишком внимательно.

– Да, – сказал я. – Останусь.

– Должен предупредить, вам будет скучно, доктор. Кроме болот здесь ничего нет. Впрочем, моя сестра, несомненно, получит удовольствие от общения с новым человеком. К сожалению, ей приходится довольствоваться моей компанией и мисс Рассел – компаньонки. Слуги у нас наперечёт. Мало кто соглашается на службу в такой глуши. Некоторые, не выдержав нелёгкой жизни в удалённой болотистой местности, покидают нас. Порой просто сбегают. Так что мы не можем предложить вам особого комфорта…

Его пальцы нервно постукивали по подоконнику. Раз-два. Раз-два. Как будто отсчитывали время.

– Я нетребователен. Мне искренне жаль, что приходится доставлять вам лишние хлопоты. Я покину Ашфорд-Холл при первой возможности, в Лондоне меня ждут пациенты. А до тех пор буду рад скрасить досуг вашей сестры, если вы соблаговолите меня ей представить.

Моё обещание убраться из Ашфорд-Холла, казалось, успокоило Томаса Ашфорда.

– О, разумеется, доктор. Дайте нам пару дней, чтобы прийти в себя после произошедшего.

– Я бы хотел посетить место упокоения сэра Эдварда и узнать как он умер! – произнёс я и тут же почувствовал – что-то не так.

Томас напрягся.

– Разве вам не сказали… Хотя кто бы… Простите, доктор, но это невозможно. Мой брат не обрёл пристанища в семейном склепе среди предков. В припадке безумия он убежал на болота и утонул в трясине. Тело пока не нашли.

Я оцепенел.

Томас Ашфорд кивнул и вышел, оставив за собой лёгкий запах лаванды и чего-то едва уловимого, похожего на запах сырой земли.

Глава 3

Сад Ашфорд-Холла походил на лабиринт из спутанных ветвей, где время, казалось, остановилось. Кутаясь в пальто, я брёл по заросшим тропинкам, стараясь не задевать кусты шиповника, чьи колючки цеплялись за рукава, будто пытались удержать. Воздух был густым от запаха гниющих яблок и сырой земли – терпкий, почти осязаемый аромат увядания.

Ашфорды продолжали меня избегать. В большой сумрачной столовой я снова был один, и даже камин, едва тлевший в углу, потух, стоило мне к нему приблизиться. Не могу сказать, что такое положение дел меня сильно удручало – как врач я привык сталкиваться с перепадами настроения своих пациентов, поэтому решил проявить терпение. Вероятно, и молодой Томас Ашфорд, и его сестра были сильно привязаны к Эдварду, и его странная гибель подействовала на них губительно. Им нужно было время, чтобы справиться с горем и присутствие постороннего не могло не раздражать молодых аристократов.

И всё-таки мне казалось, что что-то в этом доме не так.

Неожиданное помешательство Эдварда и его странная гибель вызывали во мне двойственные чувства – горечь утраты и едкое, как болотный туман, сомнение.

Что-то не сходилось. Меня беспокоил слишком поспешный траур – тело не найдено, но в доме уже развесили креп. Холодная вежливость Томаса Ашфорда и экономки напоминала хорошо разыгранные роли. Сама смерть хозяина дома настораживала – Эдвард знал эти болота с детства. Мог ли он просто шагнуть в трясину. Обитатели Ашфорд-Холла молчали, молчал и сам дом, но это была тишина сообщника.

Несмотря на сырую погоду, я выбрался на улицу, надеясь, что свежий воздух прояснит мои мысли. Поместье окружал сад, когда-то ухоженный, а ныне превратившийся в дикие заросли. Дорожки, некогда посыпанные гравием, теперь зарастали мхом, а одинокие статуи – какие-то животные из камня, украшавшие аллеи, давно потеряли свои черты под слоем лишайника.

Я уже собирался возвращаться, когда на одной из боковых аллей, почти полностью скрытой плющом, увидел красивую молодую особу. Девушка в коричневом шерстяном платье и тёмном рединготе сидела на обломках каменной скамьи, укутавшись в клетчатый плед. Её поза была нарочито спокойной, но в каждом движении чувствовалась натянутость, словно она ждала чего-то – или кого-то.

При моём приближении она резко подняла голову и небрежно поправила выбившуюся из прически каштановую прядь.

– Простите, – я приподнял шляпу, ощущая, как холодный ветер пробирается под воротник. – Кажется, я нарушил ваше уединение.

Зелёные глаза – тёмные, как болотные воды в сумерках – широко раскрылись при моём появлении, но лицо оставалось бесстрастным.

– Вы, должно быть, доктор Рутленд, – сказала она. Голос звучал тихо, но без тени робости. – Прислуга шепчется о вашем приезде. Я мисс Рассел, компаньонка мисс Ашфорд. Признаться, я весьма рада увидеть новое лицо в поместье.

Я кивнул, отмечая про себя, как её пальцы сжали край пледа. Не от холода – скорее, от внутреннего напряжения.

Она вела себя безукоризненно вежливо. Но разговор не клеился. На все мои осторожные вопросы об Ашфорд-Холле, его обитателях и случившейся трагедии девушка отвечала односложно, взгляд постоянно скользил мимо меня, к видневшимся в просвете между деревьями болотам.

– Странное место, – пробормотал я, следуя её взгляду. – Когда я шёл через болота, мне встретилась какая-то женщина. В чёрном. Даже вуаль. Словно вдова. Как вспомню, что она стояла на краю трясины…

Её рука дёрнулась, будто обожжённая.

– Это… должно быть, вам померещилось, – прошептала она, слишком быстро. – Туман здесь часто играет с нашим воображением.

Но я уже видел – её реакция выдала всё. Она знала, о ком я говорю. Или догадывалась.

– Я думал, что это местная жительница. Она указала мне дорогу в Ашфорд-Холл… Возможно, вы знаете, кто она? Я хотел бы поблагодарить эту отзывчивую особу. Если бы не она, я бы не смог выбраться из болот.

Внезапно где-то за спиной хрустнула ветка. Мисс Рассел вздрогнула, словно получила сигнал.

– Простите, мне пора! – бросила она и, не снимая пледа с плеч, бросилась прочь по аллее, оставив на скамье платок.

Когда я поднял его, то почувствовал слабый запах лаванды – и лекарств. Так пахло письмо Эдварда.

Глава 4

В тот же вечер Ашфорды спустились к ужину, я впервые узрел Томазину – и с той роковой секунды душа моя оказалась в плену ее призрачной красоты.

Бледность ее лица была сродни мрамору, озаренному мертвенным светом луны, а глаза походили на два бездонных озера, наполненных холодным, почти потусторонним сиянием. Тонкий, будто выточенный из кости нос, губы – алые и совершенные, словно навеки застывшие в полуулыбке робкой невесты, волосы – шелковистые, бледные, как паутина призраков, – все это сливалось в образ неземного создания, явившегося из волшебного мира грез.

Ее близнец, Томас, казался жалкой пародией на ее совершенство – бледная тень, лишенная удивительного ореола, что окружало его сестру, выцветший эскиз, где Томазина была законченным шедевром.

О, этот проклятый ангельский лик! Даже спустя годы ее пленительный образ до сих пор живет во мне – не как сладкая ностальгия, а как горькое разочарование. Ибо природа порой создает цветы, столь же совершенные, сколь и губительные, чей яд проникает в кровь, в разум, в саму душу. Даже вырвавшись из ее цепких объятий, я навсегда остался пленником тех ужасающих воспоминаний, что, как черви, точат мой рассудок, напоминая: самые прекрасные маски часто скрывают самых чудовищных демонов.

И если бы не встреча с мисс Рассел – вполне земной и настоящей – кто знает, не поддался бы и я гипнотическому очарованию Томазины, позволив этому загадочному блуждающему огоньку увлечь меня в трясину.

Должно быть, подсознательно я ощутил её пагубное влияние, ибо поспешил выпустить из ладони тонкие, ледяные пальцы – их прикосновение жгло, словно тысяча игл. В поисках спасения взгляд мой рванулся к её спутнице. Мисс Рассел стояла невозмутимо, но в миг рукопожатия её пальцы – вопреки светской краткости – сомкнулись вокруг моих чуть крепче и на мгновение дольше, будто пытаясь передать безмолвную поддержку.

– С Эммой, кажется, вы уже знакомы? – Томас вглядывался то в меня, то в девушку, будто пытаясь уловить между нами нечто большее.

Я сделал вид, что не замечаю его намёка.

– Да, но, увы, наша встреча была мимолётна. Теперь же я вдвойне вознаграждён – ведь помимо милейшей мисс Рассел, мне выпала честь быть представленным вашей… очаровательной сестре.

Ашфорд скривился и поспешил занять своё место.

Ужин проходил в гнетущем молчании. Даже звон серебряных приборов о фарфоровые тарелки казался нарочито громким, подчёркивая тягостную пустоту между нами. Сестра Томаса едва притрагивалась к еде, её бледные пальцы скользили по ножу и вилке с неестественной, почти призрачной осторожностью.

Мисс Рассел не поднимала глаз от тарелки, но в этой показной сосредоточенности читалась натянутость – она разрезала уже давно разделённое мясо, медленно перебирала гарнир, будто каждое движение требовало невероятных усилий. И лишь изредка, дотрагиваясь до салфетки, её пальцы слегка дрожали – а взгляд, мельком скользнувший в мою сторону, успевал передать то, что нельзя было произнести вслух.

Девушка что-то знала, но не могла поделиться со мной. Из-за страха или по иным причинам. Своими взглядами она словно призывала меня к осторожности.

Томас наблюдал за этим молчаливым спектаклем, и в уголках его губ застыло нечто среднее между усмешкой и гримасой.

– Мы должны извиниться перед вами, доктор Рутленд, – нарушая молчание, произнесла мисс Ашфорд голосом, в котором звенели серебристые колокольчики. – Нелюбезный прием, оказанный вам, не делает чести нашему дому. Но мы были так потрясены случившимся, так ослеплены горем, что не смогли проявить должного радушия к гостю нашего покойного брата.

Она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц, и дыхание мое на мгновение прервалось – столь неотразимым было обаяние этой молодой особы.

К счастью, годы практики научили меня осторожности. Особенно в отношении прекрасных дам, чьи улыбки часто скрывают больше, чем открывают. Хотя должен признать – чары мисс Ашфорд действовали почти гипнотически. Будь наша первая встреча иной, я мог бы поддаться этому обаянию. Но ледяной прием Ашфордов уже воздвиг между нами невидимую стену. Впрочем, я приехал сюда не для светских бесед, а чтобы узнать правду о судьбе моего друга.

– Не извольте беспокоиться, мисс Ашфорд, – ответил я с вежливым поклоном. – Ваши чувства вполне понятны. Окажись я на вашем месте и явись ко мне в дни скорби незнакомец с подобными заявлениями, моя реакция была бы схожей. Однако письмо сэра Эдварда не оставляло мне выбора – его содержание требовало немедленного прибытия.

– Я понимаю, что не вправе спрашивать о содержании, – осторожно заметила Томазина, – но не показалось ли вам… что в письме были какие-то тревожные нотки? Что-то, что вызвало вашу профессиональную обеспокоенность?

Мистер Ашфорд резко хмыкнул:

– Моя сестра пытается деликатно спросить, не показалось ли вам письмо бредом сумасшедшего. Хватит церемоний, Томазина. Я уже говорил доктору, что брат погиб при… необычных обстоятельствах. Эдвард потерял рассудок, и нам пора перестать отрицать очевидное. Мы слишком долго закрывали глаза на его странности: эти разговоры о загробном мире, видениях, голосах из ниоткуда…

– Неужели сэр Эдвард действительно видел призраков? – не удержался я от вопроса.

– После кончины отца, а затем мачехи его рассудок помутился, – ответил мистер Ашфорд. – Он запирался в библиотеке по ночам, утверждал, что слышит шаги в пустых коридорах, видел нечто в болотном тумане… Жизнь в этих проклятых топях не пошла ему на пользу.

– А поиски… – начал я, но осекся, поймав внезапно вспыхнувший в глазах Ашфорда холодный гнев.

– Вы полагаете, доктор, что мы даже не пытались спасти брата? – его голос прозвучал резко, как удар хлыста. – Или, быть может, подозреваете нас в чем-то?

Томазина быстро положила руку на его рукав, словно пытаясь удержать от резкого движения.

– Перестань, Томас! – её голос сохранял мягкость, но в нём впервые прозвучала сталь. – Доктор Рутленд лишь хотел узнать подробности. Поиски, конечно, велись – и продолжаются до сих пор, хотя из-за непогоды их пришлось временно приостановить.

Она повернулась ко мне, и в её глазах читалось что-то странное – не то извинение, не то предостережение.

– Вам стоит понимать, доктор… – Томазина наклонилась вперед, и в мерцающем свете люстры её глаза казались неестественно блестящими, – …в этих местах люди пропадают часто. И почти всегда – без надежды на возвращение.

Томас резко сжал кулаки, костяшки пальцев побелели.

– После того как Эдвард ушел на болота в тот проклятый вечер… – он сделал паузу, будто борясь с внезапно нахлынувшими воспоминаниями, – …мы не жалели сил на поиски. Группы с шестами прочесывали топи, шаг за шагом, рассчитывая отыскать тело или хотя бы что-то из вещей. Наняли лучших проводников из деревни – тех, кто знает эти болота как свои пять пальцев. Обещали награду за любую весть…

В камине с треском прогорело полено, и на мгновение тени на стенах ожили, приняв причудливые очертания.

– Но болота… – Томазина прошептала так тихо, что я едва разобрал слова, – …они не отдают своих жертв….

Мисс Рассел потупила взор, но я заметил, что она сжала губы, будто сдерживая рвущиеся наружу слова.

Тягостная тишина вновь повисла в столовой. Я бессознательно поднял глаза на окна – и тут же почувствовал, как ледяная волна ужаса пробежала по спине. Столовый нож с лязгом упал на пол. Я вскочил, опрокидывая стул, а рука непроизвольно вытянулась в немом призыве. Хотел крикнуть, но в горле встал ком, не позволявший даже вздохнуть.

За мутным стеклом, прижавшись к нему искажённым лицом, стоял Эдвард Ашфорд. Его одежда висела клочьями, волосы спутались в грязные пряди, а в запавших глазах горела такая первобытная жгучая ненависть, что дыхание перехватило. Казалось, сама смерть взирала на нас сквозь стекло.