3:15 в Ашфорд-Холле

Глава 1

Все персонажи и события являются вымышленными, любые совпадения случайны.

Моя жизнь изменилась в тот миг, когда я ступил на тропу к Ашфорд-Холлу. Тогда я еще не знал, что дальнейшие события перечеркнут все мои представления о реальности. Просто хотел, чтобы это путешествие, начатое столь безрассудно, поскорее завершилось.

Последний отрезок пути от деревни Моргейт до поместья пришлось проделать пешком, пробираясь сквозь чахлые кустарники, как костлявые пальцы, цеплявшиеся за мое дорожное пальто.

Тропинка извивалась между кочек и исчезала в болотной мгле. Я шагал, чувствуя, как сырой октябрьский воздух пробирается под одежду, заставляя сутулиться.

Чемодан становился все тяжелее и оттягивал руку. Подошвы сапог вязли в сырой каше под ногами. Я напрасно всматривался в туман. Ни повозки, ни даже слуги с фонарем – меня будто не ждали.

Находя ситуацию все более необычной, я остановился и достал из кармана смятое письмо:

«Джонатан, она возвращается каждую ночь в 3:15. Я не сошел с ума. Умоляю, приезжай, пока не стало слишком поздно. Эдвард».

Послание пришло в четверг, вместе с утренней почтой. Я разорвал конверт с фамильным гербом Ашфордов прямо в кабинете, за чашкой остывающего чая.

Бумага пахла лавандой и чем-то еще – горьковатым и терпким, будто письмо какое-то время лежало в ящике с лекарствами. Я перевернул листок, ожидая найти объяснение этому безумию. Неужели это написал сэр Эдвард Ашфорд – тот самый спокойный и рассудительный Эдвард, с которым мы когда-то учились в Оксфорде?

Мои пальцы непроизвольно сжали листок. Тогда в кабинет ворвалась медсестра с известием о приступе у одного из пациентов и отвлекла меня. Теперь, глядя на унылые болота, я пожалел, что прежде не обратил внимания на главное – почерк моего старого друга дрожал от страха перед тем, что, увы, не поддаётся лечению.

Мы с Эдвардом давно утратили связь. После окончания Оксфорда я начал практиковать в больницах Лондона, он же вернулся в родовое гнездо, находившееся где-то в Девоншире. От общих приятелей я знал, что его отец застрелился два года назад, а затем произошёл прискорбный несчастный случай с мачехой. Унаследовавший титул баронета Эдвард остался жить в старом поместье на болотах вместе с близнецами Томасом и Томазиной – его младшими братом и сестрой.

Не понимаю, что заставило меня отправиться в Дартмур. Я никогда прежде не был в этой холмисто-болотистой местности на юго-западе Англии. Мать Ашфорда скончалась во время нашей учебы, но я не смог тогда сопроводить своего товарища на похороны, так как сильно повредил ногу. А затем как часто бывает, наши пути разошлись. Некоторое время мы еще изредка обменивались сухими письмами, а потом Эдвард вовсе перестал отвечать и я расценил это как знак – наша дружба осталась в прошлом. Поэтому было странно спустя столько лет безмолвия получить его письмо с просьбой срочно приехать в Ашфорд-Холл.

Я долго колебался при мысли о том, что придется покинуть пациентов. Но, в итоге, передав дела коллеге, спустя сутки ранним утром выехал с Паддингтона первым классом на поезде Большой Западной железной дороги. В Эксетере пересел на местный состав Южно-Девонской линии, довезший меня до Кингсвира. Там перебрался на пароме через Дарт. А из Дартмута на почтовой лошади добрался до деревни Тотнес, где сел в дорожный дилижанс, следующий в Принстаун. Сойдя с него в Постбридже, вынужден был там заночевать – выехать в Моргейт удалось лишь на следующий день ближе к полудню, с трудом наняв извозчика на старой крытой повозке.

Дорога в деревушку оказалась хуже, чем я ожидал. Повозка кренилась, колеса увязали в грязи, а кучер то и дело слезал с козел, чтобы вытащить нас из очередной промоины.

В стороне лежало болото. Через него – прямая дорога в Моргейт составляла три мили. Но все знали: кто съезжает с колеи, рискует остаться в черной купели Молчаливой топи. По слухам, один дилижанс уже утонул, пытаясь сократить путь. Поэтому мы двинулись через Дартмит, где реки сплетались как змеи, а на развилке повернули к пустошам Крокерн-Пула. От него по тропе вдоль ручья преодолели еще пару миль. Дольше, но безопаснее.

В Моргейт прибыли ближе к вечеру, с небольшой задержкой из-за размытой дождями дороги у Дартмита. Я выгрузился у почтовой конторы, где в окнах уже мерцал свет ламп и замер в растерянности. Крошечная деревушка приветствовала меня пустыми улочками и мрачными тучами.

В стоявшей на отшибе скромной гостинице я попытался выяснить, не справлялся ли кто-нибудь о прибытии мистера Джонатана Рутленда и не присылали ли за мной повозку, а получив отрицательный ответ, поинтересовался, кто из местных отвезёт меня в Ашфорд-Холл. Тамошний конюх, узнав о цели моего путешествия, наотрез отказался ехать в поместье:

–Там и дороги-то нет, топи почти затянули. Остальное дождями размыло. Отвезу, но только когда подсохнет. Сейчас лезть туда – самоубийство. Коли вам не терпится, ступайте пешком.

Уговоры не помогли. Тусклое солнце садилось, от болот потянуло холодом, и я решился. Следуя наставлениям конюха, двинулся по торной тропе вдоль края Молчаливой топи до старого деревянного указателя, а дальше как было велено, твердо держался пути, отмеченного вербовыми кольями, воткнутыми местными пастухами.

И вот теперь стоял, беспомощно созерцая окружавший меня безрадостный ландшафт. Потом собравшись с силами, спрятал письмо в карман и зашагал вперед. Ноги вязли, а за стеной тумана, как незримое чудовище, глодавшее кости, чавкало болото.

Тропа оборвалась неожиданно – я свернул к «Гнилой гати», ряду полузатопленных бревен, терявшихся в бесцветной дымке. Осторожно ступил на первое – оно качнулось, выпуская пузыри зловонного газа.

Вскоре мои сапоги оказались полны воды, а очертания Ашфорд-Холла все не показывались. Я обратил внимание, что в Молчаливой топи не было слышно птиц, будто те боялись пробудить то, что спит в ее глубинах.

Не знаю, сколько я блуждал в тумане, прежде чем понял, что заблудился.

Я кружил на одном месте – следы моих же сапог, заполненные чёрной водой, встречались снова и снова. Я понимал, еще немного и станет совсем темно…. Тогда я здесь точно сгину.

Попытался крикнуть, но мой голос утонул в проклятой серой мгле. В ответ не донеслось ни звука – я слышал лишь противное чавканье грязи под сапогами и учащенный стук собственного сердца.

Каждый шаг давался с трудом, Молчаливая топь не хотела отпускать свою жертву. Я уже не чувствовал ног. Грязь засасывала медленно, но неумолимо – тяжёлая, как жидкий свинец. Туман сгустился, и в панике я перестал соображать, где небо, а где земля.

Пребывая в полнейшем отчаянии и проклиная собственную глупость, я оглядывался по сторонам, не зная, что предпринять.

И тогда увидел Её.

Незнакомка стояла неподвижно, в десяти шагах от меня. Высокая, худая, вся в чёрном – платье, перчатки, вуаль, скрывавшая лицо. Мне почудилось, что туман обтекает её, не смея коснуться.

Она не произнесла ни слова. Только подняла руку, задавая направление – чётко и уверенно, будто знала, куда мне нужно. Палец указывал точно на Ашфорд-Холл – я понял это сразу. Потому что через мгновение туман расступился, и вдали замаячили темные контуры поместья.

Я не верил в привидения или природных духов. Да и в тот момент мне было несущественно – живая эта женщина или нет.

Я просто пошёл.

Когда я обернулся, чтобы поблагодарить незнакомку – на том месте, где она стояла, виднелся лишь крохотный островок суши, покрытый жёлтым мхом.

Я выбрался на твердую землю, сотрясаясь от холода.

Неожиданная встреча взволновала меня. Разумеется, эта женщина была местной жительницей – кто еще мог так уверенно ориентироваться в болотах. В тумане ее силуэт показался призрачным, но теперь, когда возбуждение, вызванное страхом, утихло, я понимал – ничего сверхъестественного не случилось. Незнакомка помогла мне и просто ушла – быстро и бесшумно, как все здешние, привыкшие к этим гиблым местам.

Если мне доведется столкнуться со своей спасительницей снова – в деревне или у поместья – я непременно представлюсь и выражу признательность должным образом. Сейчас же мне предстояло потребовать объяснений у хозяина Ашфорд-Холла.

Сумерки уже сгустились, когда я, наконец, приблизился к поместью. То была мрачная громада из темного камня, с непомерно высокими окнами. Ни одно не освещалось, словно обитатели дома давно спали. Две массивные башни по бокам – наследство давней перестройки – придавали зданию сходство с крепостью.

Я замедлил шаг, сжимая ручку чемодана.

Дом стоял, окруженный чахлым садом. Железные ворота скрипели на ветру, а длинную аллею, ведущую к парадному входу, заполняла сырая листва.

Каменные стены, почерневшие от сырости, были покрыты лишайником, напоминавшим язвы. Взгляд мой скользнул по ощетинившемуся камышу, подступившему к самому дому и трещинам, обнажившим каменную кладку.

Глядя на это мрачное жилище, я вдруг остро почувствовал – что-то здесь не так. Не просто старый дом. Не просто гнилые болота вокруг.

Недоброе предчувствие стеснило грудь, пробуждая неистовое желание развернуться и покинуть Ашфорд-Холл, вернуться в Лондон, в привычную суету столицы.

Но я уже поднял тяжелый молоток на дверном кольце.

Я слишком устал и продрог. Мне был необходим ночлег и глоток чего-то согревающего.

Глухой удар отозвался эхом в пустых коридорах.

Я подождал и стукнул молотком еще раз, с удвоенной силой, разозлившись на Эдварда, оказавшего мне нелюбезную встречу и на самого себя, решившегося на эту авантюру.

Где-то внутри хлопнула дверь. В окнах на нижнем этаже появился тусклый свет.

Дверь со скрипом отворилась, и передо мной предстала женщина средних лет – без сомнения, экономка. Её строгий тёмный наряд, белый передник и связка ключей у пояса говорили об этом красноречивее любых слов. В руках она держала лампу, свет которой выхватывал из темноты ее угловатые, строгие черты. На миг на лице женщины проступило странное выражение. Не просто неудовольствие – что-то иное. Ужас? Гнев? Досада? Но почти мгновенно оно разгладилось, став абсолютно бесстрастным.

– Я – Джонатан Рутленд. Доктор Рутленд. Сэр Эдвард вызвал меня сюда письмом. Он предупреждал о моем приезде? Меня никто не встретил в Моргейте, и я шел пешком через болота…

Я говорил торопливо, словно опасаясь, что передо мной захлопнут дверь.

Брови экономки чуть заметно дрогнули, когда она заметила грязь на моих сапогах и пальто.

– Простите, сэр, – произнесла она ровным голосом, в то время как пальцы с силой сжали ручку лампы. – Нас никто не предупредил. Мы не ждали вас, тем более так поздно.

– Но Эдвард…. Сэр Эдвард…. Он писал мне, просил срочно приехать.

Я ничего не понимал. Поколебавшись немного, женщина отступила в сторону, пропуская меня в прихожую.

– Вам нужно обсохнуть и согреться, – избегая смотреть мне в глаза, она отвернулась. – Проследуйте за мной, доктор… Рутленд.

Ее тон был вежливым, но в прямой спине чувствовалось напряжение, когда она вела меня по длинному коридору.

– Меня должны были встретить в Моргейте, – сказал я, когда экономка устроила меня перед камином и вручила стакан с коньяком. – Я отправлял телеграмму из Лондона, указав дату прибытия.

На каминной полке стояли старинные часы. Я обратил внимание, что их стрелки замерли на 3:15, а стекло было протерто ровно на ширину ладони – будто кто-то каждый день проверял, не пошли ли они снова.

Вспомнив содержимое письма, я ощутил странное волнение, обычно мне не свойственное.

Женщина замерла с каминными щипцами в руках.

– Сэр, в поместье телеграфа нет. Все сообщения приходят в деревню, к миссис Кроули в почтовую контору.

– Но я специально адресовал…

– Если бы миссис Кроули получила ваше сообщение, – она аккуратно подбросила угля в камин, – она прислала бы своего сына с запиской. Никто не приходил.

Я порылся в карманах и наконец, извлек смятый дубликат телеграммы: «Прибываю 15-го. Встречайте в Моргейт. Рутленд». Как хорошо, что у меня привычка сохранять различные бумаги.

Экономка взглянула на телеграмму, но не взяла её.

– Провода до Постбриджа часто рвёт. А наш почтальон… – она поморщилась, – постоянно задерживает корреспонденцию. Особенно, когда идёт дождь. Сюда непросто добраться. Мы живем уединенно, можно сказать, обособленно. Так что, до нас ваше известие пока не дошло.

В её тоне не было извинений – лишь холодная констатация деревенских реалий. Теперь я понимал, почему никто не ждал меня в Моргейте.

– Сэр Эдвард… – снова начал я и тут же замолчал, увидев, как её плечи дрогнули под чёрной тканью платья.

Я почувствовал, как воздух в комнате сгустился. Экономка стояла неподвижно, держа в одной руке щипцы, а пальцы другой нервно перебирали край передника.

Она отвернулась к камину.

– Полагаю, мистер Томас Ашфорд или мисс Ашфорд… лучше объяснят. Вероятно, мне не следует…. Хотя сейчас, после случившегося…

– После случившегося?

Холод пробежал по спине.

– Кто-то умер? Говорите же! Прошу вас!

– Умер? Ох, не знаю… Могу ли я…

Экономка замялась в нерешительности. Тень скользнула по её лицу, когда она, наконец, выдохнула:

– Сэр Эдвард Ашфорд. Шесть дней назад…

Камин затрещал. Где-то в доме скрипнула половица. А я сидел, ошеломленный, сжимая в одной руке стакан, а в другой дубликат телеграммы – той самой, что никто в Ашфорд-Холле так и не получил. Телеграммы, адресованной человеку, который уже шесть дней как был мертв.