Тайна рутьера
Часть первая. Наемник
Подвиг – это все, кроме славы.
Иоганн Вольфганг Гете
Глава первая. Лодочник
Я нашел его на берегу подле лодки, где он чинил сети. С сожалением посмотрев на свои замшевые, стачанные по моде сапоги, вымазанные в чем-то мерзком, пока сюда шел, я, тем не менее, дружелюбно произнес:
– Бог в помощь! Хозяин!
Его сутулая спина в мешковатой куртке, сшитой из кусков невыделанной кожи, слегка вздрогнула. Он медленно обернулся и глянул на меня через плечо. Поколебавшись, лодочник стащил с головы шапку. Жизненный опыт подсказывал ему, что кем бы ни был подошедший чужак, меч на его боку сам по себе является достаточным основанием для почтительности. То, что он пробормотал на наречии, лишь отдаленно напоминающем французский язык, могло быть истолковано как что угодно Вашей милости. Так и пошел ты к дьяволу! Выбирать приходилось самому. Я истолковал его тарабарщину в свою пользу и продолжил едва наметившийся диалог.
– Мне нужно в Мо, Лодочник. Я хорошо заплачу.
В подтверждение своих слов я хлопнул рукой по кошельку, висящему на поясе, который издал приятный любому уху звон. Добрые намерения явно повысили мой статус во мнении лодочника, и он снизошел до более пространных объяснений.
– Никак не можно, Ваша милость. Никак. Я бы со всем удовольствием, деньги всем нужны, да жизнь, вить, дороже. А у меня семья, детки, трое. Нет, ваша милость, не повезу. Даже не просите!
Другого ответа я и не ждал. В харчевне неподалеку меня уже просветили насчет Речной Крысы. Так звали разбойника, засевшего в полуразрушенной башне на излучине и грабившего без разбора всех путников, проплывающих по реке. Успех его шайке обеспечивало то обстоятельство, что у ближайших к реке местных господ руки не доходили. Вспыхнувшая между феодалами война занимала все их силы. Вот только мне нужно было попасть на тот берег во что бы то ни стало. Замок Мо, являющийся конечным пунктом моих странствий, находился именно там, да еще в таком месте, что если дорогу к нему не закрывали естественные преграды, вроде поросших лесом гор, то эту обязанность брали на себя люди. Здешний граф воевал со своим вассалом и перекрыл заставами все дороги. Короче, я хотел переплыть реку и как можно скорее. А разбойников я не боялся с тех пор, как начал бриться. То есть уже довольно давно.
Я повернулся к лодке и сделал вид, что тщательно ее осматриваю. Даже обошел вокруг. Хозяин, следя за мной, выглядел обеспокоенным, насколько было возможно что-либо заметить на его невыразительной физиономии. Намеренно отвернувшись, я сказал:
– Крепкая посудина. Выдержит и коня. Плыть на такой лодке одно удовольствие.
Возбужденное кудахтанье за спиной явилось неразборчивой ремаркой на мои слова. Не обращая на лодочника внимания, я продолжил забрасывать наживку:
– Скажи-ка, коли не было бы никакой Речной Крысы. Какую цену ты брал за перевоз?
– Два серебряных денье,1 господин. Это по-божески. Да.
– Цену ты завысил. Ну все равно, сколько нужно тебе заплатить, чтобы твоя жадность перевесила страх? Три монеты? Четыре? А может, пять?
С каждым произнесённым мною словом возбуждение лодочника нарастало. Он топтался рядом, ведя отчаянную борьбу с самим собой. Я повернулся к нему:
– А шесть? Подумай, шесть серебряных кружочков. Кто из твоих приятелей смог бы заработать такие деньги за какие-то два часа?
И тут его прорвало.
– Ах, Ваша милость, нешто можно так? За шесть-то монет я на многое пойду! На многое! А все же боязно. Третьего дня один рыбак из соседней деревни торговца взялся отвезти на ярмарку. Так и нет, как нет. Ни его самого, ни лодки, ни торговца того шустрого. Ясно, что попались они на зуб Речной Крысе. Вот вы, ваша милость, что ли из другого теста? Стрелы вас не берут, да? Поостереглись бы. А то еще лучше поезжайте вниз по реке, там за милую душу вас перевезут. Ей-ей!
Мысль лодочника была дельная, но только удлиняла мой путь в несколько раз. А еще мне не терпелось встретиться с этой Крысой. Ну, хоть тресни.
– Погоди. Со мной тебе нечего бояться, – значительно сказал я. – Потому как я не торговец, а солдат. Рутьер. Ты, наверное, слышал. Так зовут наемников.
– Спаси, Господи! Не знаю, кто и страшнее вашего брата.
– Вот, вот, – сказал я покровительственно. – Меня тоже можешь бояться, ибо мне ничего не стоит пролить христианскую кровь. Твою, к примеру. Говорю тебе, соглашайся, чтобы не пожалеть потом.
Я многозначительно положил руку на рукоять меча. И может быть, я нагнал на него страху еще большего, чем страх перед Крысой? А может, обуяла его жадность? Но лодочник сдался.
– Быть по вашему. Отвезу вас за шесть монет, но половину вперед.
– Согласен, – рукой в перчатке я стукнул его по плечу. – Жди меня здесь, я схожу за своими пожитками.
Ругаясь в полголоса, я двинулся обратной дорогой, старательно выбирая места посуше. Недавно прошедший дождь делал мои усилия напрасными. Грязь кругом стояла непролазная. Я мог бы сразу взять свои вещи, не так уж их было много. Да, мой друг Шарлемань настоял, чтобы я вернулся за ними. Он и еще двое моих бывших товарищей по оружию сопроводили меня сюда. И негоже было отвечать неблагодарностью. С прошлого вечера они засели в харчевне и пили всю ночь напролет. После нескольких «сухих» дней пути мои приятели решили возместить недостаток жидкости в своих телах, усиленно вливая в себя то скверное вино, что еще хранилось в подвале харчевни. Меня тоже не миновала эта участь. Лишь просидев за дружеским застольем до полуночи, я настоял отправиться на «боковую» отговорившись необходимостью продолжения пути следующим днем.
Наконец, изрядно помесив грязи, я выбрался на пригорок и по мокрой траве дошел до низкого и продолговатого каменного строения, крытого камышом. Сейчас ко мне была обращена его задняя, глухая, без окон сторона, так как фасадом харчевня, а это была она, выходила на дорогу. Пройдя мимо пахучей выгребной ямы, я обогнул здание по узкой тропке и оказался во дворе, или, вернее, в его подобии. Низкая ограда из известняка была разрушена и сохранилась лишь местами, ни для кого не представляя преграды. Дощатая, наполовину ушедшая в землю конюшня, притулившаяся с боку, больше походила на какой-то сарай. И только лошадиное ржание, доносившееся оттуда, позволяло угадать её предназначение. Посреди двора находился обложенный камнем колодец. Из него как раз брала воду рослая, не первой молодости служанка лет за двадцать, в затрапезном платье и покрытом жирными пятнами фартуке. Судя по ее горящему румянцем лицу и неласковому взгляду, брошенному на меня, она вдоволь вкусила от рутьеров и сомнительных комплиментов, и наглых поглаживаний, на которые Шарлемань был большой мастак. Впрочем, он, вояка, с малолетства никогда не доходил до прямого насилия в отношении женщин, столь привычного в наши дни.
Я толкнул тяжелую, разбухшую от льющих беспрерывно дождей дверь и вошел, пропустив вперед служанку, в мрачноватое, сильно закопченное помещение, освещенное лишь пламенем очага и чахлым светом из маленьких, похожих на бойницы окошек, полуприкрытых ставнями. Трое моих приятелей сидели у противоположной глухой стены, прямо напротив входа. Хотя, если быть совсем точным, сидели только двое, а голова третьего покоилась на столе среди объедков. Сидящие наемники тоже выглядели осоловевшими. Однако мой приход не прошел для них незамеченным. Шарлемань, увидев меня, с такой радостью двинул кулаком по столешнице, что опрокинул глиняный кувшин, оказавшийся пустым, и это для меня было совсем не удивительным.
– Жолли2, ты вернулся? Черт меня дери, только один человек во всей армии герцога способен проявлять вежливость по отношению к самой последней шлюхе! И это ты, Клод-Франсуа. Садись скорее! Ты, верно, успел проголодаться? Хозяин готовит нам рагу из говядины. Он, правда, не ручается, что мясо не старовато, зато отвечает за его съедобность, причем собственной головой.
Тут Шарлемань, прозванный в армии так за внушительную благообразную внешность, необычайно высокий рост и недюжинную силу, смел со стола все, что на нем находилось, не исключая и головы уснувшего Фавра. Бедняга свалился на грязный камышовый пол и растянулся там, продолжая слегка похрапывать. Жилистый и худой Колен Гомер, по прозвищу Гнус, успевший подхватить другой кувшин, протянул его мне. Я сделал несколько глотков кисловато-терпкой жидкости, сообразив, что пью сидр.
– Да, брат, – заметив, что я недовольно поморщился, грустно сообщил Гнус. – Вино закончилось. И была его тут самая малость – едва-едва утолить первую жажду трем усталым путникам. Вот и приходится нам, как распоследним мужланам, пить эту гадость.
Гнус раньше был послушником в монастыре и сохранил от тех лет некоторую велеречивость в разговоре.
– Эй, хозяин! – закричал Шарлемань. – Ты скоро? Бегом тащи жратву сюда. И не забудь свое пойло! В нём стоило тебя утопить. Да не водой же запивать добрую еду?
На кухне громче загремели посудой.
Ну как – обратился он ко мне. – Нашел лодку?
– Нашел, – отвечал я.
– Когда отчалишь?
– Вот прямо сейчас. Пожитки заберу и в путь.
– Сначала закуси с нами. Не дело пускаться в путь на голодный желудок, – он непритворно вздохнул. – Плохо, брат. Скучно без тебя будет.
– Ничего, ты найдешь способ повеселиться, – утешил я его.
– И то правда, мы с Гнусом и Фавром всегда найдем себе дельце, – он весело захохотал.
– Ладно, поезжай. И не забудь прислать весточку, коли что случится.
– Может, тебе нужна помощь против этого грызуна? – вмешался Гнус. – Терпеть не могу этих тварей, что обирают добрый народ, а сами даже не солдаты.
– Зачем? Сам справлюсь.
Шарлемань внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я знал, что моего решения путешествовать дальше в одиночку он не одобрял. Даже считал большой глупостью. Лишь разница в положении не позволяла ему высказать мне это без обиняков.
Служанка принесла поднос. На нем стояло внушительное деревянное блюдо с ушками, от которого исходил аромат тушеного мяса и овощей, залитых густым соусом, и лежали четыре ложки, тоже из дерева, походившие на маленькие лопаты, лишь с небольшим углублением. Шарлемань не утерпел смачно хлопнуть служанку по заду и захохотал в ответ на ее возмущенную брань.
– Эй, козочка, хватит бодаться! Лучше бы присела рядом. Я тебя не съем. Готов спорить на что угодно, что мужа у тебя нет. А я бы тебя приласкал, моя крошка. Сердце у меня большое и ласковое, а душа добрая.
– Что-то не слишком она торопится к твоему большому сердцу. Уж не греет ли она постель нашему хозяину? – встрял Гнус, успевая быстро жевать, не закрывая рта. Служанке пришлось подойти к столу еще раз, чтобы принести большой кувшин с сидром. Она зашла с моей стороны, загородившись столом, но Шарлемань протянул свои длинные руки и успел ущипнуть ее за пышную грудь, прежде чем она вырвалась. Ухмыляясь во весь рот, он взял ложку и приступил к еде, а за ним и я с Гнусом. Втроем мы так налегли на рагу, что уже скоро стали скрести по дну блюда, прерываясь только на то, чтобы выпить сидра. О бедном Фавре никто и не вспомнил, пока он сам не проснулся и не подал голос:
– Что? Уже обед?
– Завтрак. Но ты его проспал. Несчастный! – объявил ему Гнус.
– Так вы что, все съели?
– А как ты думал? Засоня!
Тут над столом показалась косматая голова Фавра с грязной соломой в волосах. На него больно было смотреть. Так он оплакивал свой несостоявшийся завтрак.
– Дайте хотя бы попить, – сказал он, хватая кувшин. Он запрокинул его над головой. И сидр излился ему в глотку. Все молча наблюдали за тем, как он пил, пока не опустил на стол уже пустую посудину.
– Ну и брюхо у тебя, Фавр. Прямо бочка без дна, – ухмыльнулся Шарлемань.
– Хозяин! Тащи еще кувшин! – крикнул Гнус.
Тот только покачал головой и побежал в погреб. Беспокойные гости были просто набиты серебром. И он не хотел упускать своей выгоды. Рутьеры, коли досидят до вечера и за все заплатят, принесут немалую прибыль. Все эти мысли были просто написаны у него на лбу, когда он поставил на стол следующий кувшин и солонину для Фавра. Я смотрел на все происходящее с улыбкой. Мои товарищи, конечно, грубые и неотесанные, но не раз и не два защищали мне спину.
Однако меня ждал лодочник. И времени засиживаться не было. При первом ударе церковного колокола, прозвучавшего где-то вдалеке, я сказал, что мне пора, и поднялся из-за стола. Моя поклажа была невелика. Дорожный кожаный мешок с одеждой, арбалет и сумка, в которой я хранил связку арбалетных болтов. Поверх кольчуги из тонких колец, доставшейся от плененного мною рыцаря, и панциря, стоившего немало денег, я натянул сюрко3. Шлем с забралом пристегнул специальным ремешком к поясу, арбалет повесил за спину, а плащ накинул на плечи. Меч же всегда висел у меня с левого бока. И без него я и не мыслил выходить на люди уже лет этак семь. Снарядившись таким образом, я повернулся попрощаться и увидел, что Шарлемань встал со скамьи и опоясывается мечом.
– Куда это ты собрался? – спросил я удивленно и с некоторым раздражением. Не люблю, когда мне перечат.
– С тобой, – коротко отвечал он.
– Но мы же договорились. Разве нет? Не нужно, чтобы нас видели вместе. Если хоть кто-нибудь из замка опознает тебя, вся наша затея рухнет в одночасье.
– Одного я тебя не пущу. Вот и весь сказ, – он упрямо продолжал собираться. – Не волнуйся, я не выйду из лодки и тотчас же уплыву обратно. И, если хочешь, надену капюшон.
Я лишь махнул рукой. Спорить с Шарлеманем было бесполезно. Упрямством он походил на осла. Мне показалось, что он задумал все еще раньше, когда узнал про Речную Крысу. Потому и убеждал меня не брать с собой вещи.
– А мы? Мы с вами! – завозился Гнус, пытаясь встать и тут же падая обратно. Фавр замычал с полным ртом, согласно кивая головой.
– Вы сидите здесь, прикрываете наши тылы. Ясно? Нас четверых будет слишком много для бедной мыши, – Шарлемань передернул своими широкими плечами. – Да смотрите, не обижайте крошку служанку. Шкуры спущу.
– А хозяина?
– Его можно, но не до смерти.
Услышав эти слова, хозяин бросился к Шарлеманю.
– Господин солдат! Разве я не обслуживал вас со всем старанием? Чем вы можете быть недовольны? И вы даже не заплатили мне ничего, кроме двух денье.
– Не голоси так. Я всего лишь пошутил. Никто не собирается тебя трогать. И вот, держи еще. Эти будут покрупнее.
Серебряный лиард4 перекочевал из руки Шарлеманя в руки хозяина, начавшего кланяться чуть ли не до земли.
– Лучше раздобудь где-нибудь бочонок вина, я щедро заплачу тебе за него. Надоело пить эту мочу.
– Не извольте беспокоиться. Все сделаю.
Хозяин снова поклонился.
Но Шарлемань уже не обращал на него внимания. Сделал служанке козу и скорчил такую умильную рожу, что она не выдержала и прыснула в кулак.
– Ладно, пойдем, – он взял свой английский лук.
– Прощай, Жолли! Бог даст, свидимся, – сказал Гнус, приветственно поднимая руку.
– Прощай, – как эхо повторил за ним Фавр. – Не дай себя укокошить и не поддавайся девкам.
– Не дам и не поддамся. Прощайте, ребята!
Я дружески пожал им руки, а Шарлемань погрозил кулаком. И мы с ним вышли из харчевни.
Глава вторая. Речная Крыса показывает зубы
Лодочник ждал нас даже с некоторым нетерпением. И не он один. Изможденного вида, но еще сохранившая миловидность женщина в грязно-сером платье и мальчик в одной саржевой длинной рубахе лет двенадцати составляли ему компанию. Не трудно было догадаться, что это его жена и сын. Лодочник наверняка собирался отдать им половину платы. Увидев двоих вместо одного, он испугался, что у него просто отнимут лодку, и стоял словно пришибленный. Жене передался его испуг, и она прижала к себе сына. Неудивительно: грозный вид Шарлеманя в боевом снаряжении внушал страх и бывалым воякам, не то что простым обывателям.
– Сколько ты обещал ему за это корыто? – хмуро осведомился он, не понижая голоса.
– Думаю, этот «рекоход» согласится и за половину. Да еще станет благодарить.
Лодочник испуганно втянул голову в плечи и окинул рутьера злым взглядом. Но я не собирался делать из него недруга и положил свою руку на плечо Шарлеманю.
– Остановись. Это моя сделка, и я решаю, кому и сколько платить. Раз ты со мной, так держи язык за зубами. А хочешь покомандовать, возвращайся в харчевню. Я все сделаю сам. И без обиды.
– Будет тебе, Жолли. Что ты взъелся на меня? Плати, сколько пожелаешь. Я не вмешиваюсь. А вот прогнать меня тебе не удастся, чтобы ты не говорил. Я дал себе слово доставить тебя к замку. И сдержу его.
Для меня слова наёмника были новостью, но особенно не удивили. Я знал, что если Шарлемань что-то пообещает, то обязательно выполнит.
– Не буду спорить, – сухо сказал я и, шагнув к лодочнику, протянул тому три монеты, каждая достоинством в один денье.
– Держи. Все без обмана.
Кланяясь, лодочник с благодарностью принял их. Тем не менее, на лице его проступило раздумье, не попробовать ли серебро на зуб. Однако боязнь вызвать мое неудовольствие такой неучтивостью, видимо, победило, и лодочник просто передал монеты жене.
– Садитесь в лодку, ваша милость, сейчас поплывем, – сказал он, искоса поглядывая на Шарлеманя. Тот заметил его взгляд и рассмеялся:
– Ах ты хитрый черт! Значит, я, по твоему уразумению, в господа не подхожу? Учти это, Жолли. Ты не похож на простого солдата.
Я не стал ему отвечать, а забрался в лодку и сел на скамью, наблюдая, как лодочник прощается с семьей, в чем-то их убеждая. Шарлемань передал мне лук, помог лодочнику столкнуть лодку в воду и легко вскочил в нее сам, расположившись по соседству со мной.
– Стойте! Стойте! – раздавшиеся сзади крики заставили нас обернуться. Хозяин замер, держась за корму. Двое лохматых и полупьяных солдат могли смутить кого угодно. Фавр и Гнус, бряцая оружием и загребая грязь сапогами, шли к нам.
– Чего вам надо? – рявкнул Шарлемань, но голос его для меня прозвучал неубедительно. Конечно же, они сговорились, пока я ходил на берег. И сейчас разыгрывали передо мной пьесу собственного сочинения.
– Не сердись, мужик! Без вас нам стало невмоготу. Всегда все делали вместе, а сейчас, значит, будем порознь, – Фавр скорчил гримасу, означавшую у него раскаяние. – Прости нас, Клод. Мы не станем бросать тебя перед хорошей потасовкой.
– Мы услышали от местного парня, что у Крысы недавно появилось пополнение. Так что там целый выводок крысят. Зачем же нам разлучаться? – встрял Гнус.
– И правда, зачем? – я изобразил широчайшую улыбку. – Ладно, друзья, можете не переживать. Садитесь в лодку, коли пришли. И, Бога ради, перестаньте нести бред. Раз от вас не отделаться, так и быть, плывите со мной.
Рутьеры мигом взобрались на лодку и расселись по скамьям, преданно заглядывая мне в глаза. Последним в лодку сел хозяин. Он перекрестился, возведя глаза к небу, и взялся за шест. Отталкиваясь им от дна, лодочник направил свое суденышко на середину реки. Я посмотрел назад. Мальчик махал отцу рукой, а жена шла по песку и что-то беззвучно шептала. Скорее всего, молилась.
Когда шест перестал доставать до дна, лодочник сел за весла. Он ворочал ими неторопливо и даже вяло. Однако лодка продвигалась вперед довольно быстро, так как помогало течение. Река в этих местах была широкой, да к тому же разлилась весной, когда в горах стаял снег. И сейчас, в конце апреля, вода еще не сошла. День был ясным, видно далеко. Мы внимательно смотрели по сторонам в поисках опасности, но единственными нашими соседями были подмытые и унесенные рекой деревья, превратившиеся из-за скопившегося на ветвях мусора в настоящие плавучие островки.
– Что-то не пойму, – сказал Гнус, обращаясь к Шарлеманю. – Отчего владетель Мо не покончил с Речной Крысой раньше? Неужели у него недостаточно воинов, чтобы уничтожить это крысиное гнездо в башне?
– Не знаю. Но скорее всего, у него и впрямь мало людей. Зато много проблем. Крыса грабит на реке, а рыцарю надо защищать своих крестьян. Думаешь, что в его лесах не водятся разбойники? Да и вообще-то, излучина не является его землей, она принадлежит монастырю, – ответил Шарлемань. Он был родом из тех мест и хорошо разбирался в подобных вопросах.
– Ну, монахам-то с ним не справиться. Разве что они призовут на его голову небесные кары, – усмехнулся Гнус и подмигнул лодочнику, смотревшему на нас, открыв рот.
– Не бойся, дядя, с нами не пропадешь, – добавил Фавр, ударив себя в грудь кулаком, от чего пошел звон. Так старый мятый нагрудник отозвался на кулак хозяина.
Как ни странно, но лодочник в правду поверил нам, перестал дрожать, и лодка пошла быстрее. А Шарлемань улыбнулся ему во всю ширь рта, демонстрируя отсутствие двух нижних и одного верхнего зубов. В нашей связке он играл подчиненную роль, но никогда этим обстоятельством не тяготился, уступая мне первенство добровольно. Хотя рядом с великаном Шарлеманем я казался субтильным и тонкокостным подростком, несмотря на свои пять французских футов и пять с половиной дюймов5.
Прошло около четверти часа, прежде чем лодка достигла излучины. И с каждым гребком весел полуразрушенная башня на песчаном берегу в окружении камышовых зарослей становилась все ближе. Ее уже можно было хорошо рассмотреть. Она вздымалась прямо из воды, а разрушенная кровля придавала ей мрачный и жутковатый вид. Впрочем, сколько я ни всматривался, повернувшись к башне лицом, там не было видно никакого движения.
– Тихо, – сообщил я, обращаясь к Шарлеманю. – По первому впечатлению, единственные обитатели башни – совы, которые, как известно, днем спят.
– Боюсь, нам с тобой предстоит работёнка, Жолли. Когда вокруг так тихо, да еще белым днем, то и без ученого астролога я предскажу засаду так же точно, как то, что вот-вот чихну,– ответил мне Шарлемань.
Тут он действительно чихнул, да так оглушительно, что лодочник от неожиданности едва не выронил весло. А Гнус едва не упал со скамьи от смеха. Рутьеры все это время подшучивали друг над другом и обдавали перегаром.
– Добрый чих, – заметил Фавр. – Звучит, что бомбарда!
– Греби давай! – приказал лодочнику Шарлемань, а Фавру хотел дать подзатыльник, но тот увернулся. При всей своей проявляемой по каждому поводу дурости, Фавр был отличным воином, сильным и ловким. Шарлемань вынул из колчана несколько стрел и разложил их на скамье впереди себя. Я же достал свой арбалет, любовно погладив его ложе. Он предназначался для всадника, который при необходимости мог удержать его в одной руке. Отсюда небольшие размеры и относительная легкость. Если он и уступал тяжелым боевым арбалетам в дальности стрельбы и мощи удара, то ненамного. Я не раз испытывал его надежность и полагался как на верного друга. Уперев арбалет в дно лодки, я натянул воротом тетиву и наложил болт.
– Как далеко стреляет твой малыш? – осведомился Шарлемань, внимательно наблюдавший за моими манипуляциями.
– На двести шагов. Прицельно меньше. А вот с тридцати не промажу. В куриное яйцо.
– Добавь еще что тебе не нужно брать поправку на ветер.
– Да не нужно.
– Не буду спорить. Я, как и ты, начинал службу арбалетчиком. Мало какая цель оставалась на ногах после моего выстрела, но лук я люблю больше. Пока ты сделаешь один выстрел, я успею выпустить пять или шесть стрел. И поразить целую кучу врагов.
– Хвастун!
– Кстати, не худо бы тебе нацепить шлем, как это сделали они.
Шарлемань показал на Фавра и Гнуса, успевших полностью снарядиться и надеть на головы салады6. Свой шлем Шарлемань снимал, лишь ложась спать.
– И к тому же трус. – Говоря это, я отстегнул шлем от пояса и надел на голову, а сверху натянул капюшон плаща.
– Пытаешься выдать себя за мирного жителя? Ну-ну, – хмыкнул Шарлемань.
Нашу шутливую перепалку прервал лодочник.
– Ваша милость, – сказал он, обращаясь ко мне и опасливо понизив голос. – Я слышу всплеск весел.
Мы настороженно оглядели реку, но кроме нашей лодки на воде ничего не было видно. Напротив, на берегу, в недалекой рощице было тихо, не слышался ни треск сухих сучьев, ни гомон встревоженных птиц- верных признаков возможной засады. Тем временем лодка приблизилась к башне.
– Тебе не показалось? – спросил лодочника Шарлемань. – Я вот ни черта не слышу, да и не вижу тоже.
Лодочник замотал головой, но тут раздался характерный свист, и в скамейку рядом с Шарлеманем воткнулась арбалетная стрела, пришпилив его плащ. Она прилетела с берега. И посмотрев на башню, мы увидел на ней человека, подававшего недвусмысленные знаки править к нему. В руках у него был большой арбалет. И судя по выстрелу, он неплохо с ним управлялся. Недвусмысленный жест вести себя осторожно.
– Ах ты гад! – прошипел Шарлемань, вытаскивая стрелу и освобождая плащ. – Я сейчас тебе покажу.
– Не торопись, – остановил его я. – Что-то тут не так. Стрелок не рискнул бы угрожать нам в одиночку. Он прекрасно видит, что нас четверо и мы вооружены. Значит, здесь нас ждет засада.
– Ладно, я подожду, – согласился Шарлемань. – Только недолго.
– А ты, приятель, – обратился я к лодочнику. – Поворачивай прямо к башне. Только смотри, не усердствуй. Потихоньку. Нам надо осмотреться.
Разбойник на башне принял наше повиновение как должное и, насколько мне было видно, стоял с разряженным арбалетом.
– Стоп! Не двигайся! – вполголоса приказал я лодочнику. – Я понял, откуда они появятся. Лодка спрятана в камышах!
– Но там уже земля, – тихо возразил Шарлемань.
– Фальшивая. Деревянный помост с насыпанной сверху землей и вставленными в нее камышами.
– Точно! Теперь вижу! – Шарлемань повернулся к лодочнику. – Суши весла! Сам ложись на дно и лежи тихо!
Тот без звука подчинился.
– Начнем с того. На башне, – сказал я.
– Бей, – согласился Шарлемань, ухмыляясь во весь рот. – А я уж следом.
Я прикинул расстояние и, почти не целясь, выстрелил. Мой болт попал разбойнику в грудь и сбил того с ног, но не убил. Я видел, как он снова поднялся, хоть и с трудом. Шатаясь, разбойник скрылся в башне. Значит, у него под одеждой была надета кольчуга.
– Хороший выстрел, – одобрил Шарлемань. – И кольчуга у парня добрая. Не сносить мне головы, коли не так!
Мы были совсем рядом, когда маскировочная стена была сброшена в воду, и нашим взглядам предстал плот, на котором находилось человек шесть-семь вооруженных бойцов. Выходит, я слегка ошибся, думая про лодку. Двое целились в нас из арбалетов, двое гребли большими веслами, а остальные изготовились к нападению. Шарлемань поднялся, широко расставил ноги и натянул лук. Первой же стрелой он сбил с ног одного арбалетчика в самый момент выстрела, и стрела того улетела вверх. Второй арбалетчик успел выстрелить, и болт угодил мне в панцирь, опрокинув на скамью. Удар был силен настолько, что я почувствовал себя так, словно меня лягнул бык. Даже в голове загудело. Хорошо, что панцирь болт не пробил, оставил лишь небольшую вмятину. Арбалеты, они тоже разными бывают. Этот большой мощностью не обладал. На время я выбыл из игры, оставшись наблюдателем начавшейся схватки. Второй стрелок со стрелой в груди упал в воду, а Шарлемань отложил лук и взялся за меч. В следующее мгновение наша лодка столкнулась с плотом. Удар вышел сильным, нас тряхнуло, а Гнус покачнулся, зацепился ногой за скамью и с криком свалился в реку. Шарлемань удержался на ногах и одним прыжком оказался на плоту, вступив в схватку с разбойниками, нимало не заботясь о посыпавшихся на него со всех сторон ударов. Фавр последовал его примеру и тоже перескочил на плот. Вдвоем они повели бой сразу с несколькими противниками, умело орудуя мечами. Гнус вынырнул и схватился за борт, а я протянул ему руку. Но тут в лодку прыгнул еще один разбойник, решивший уничтожить наши тылы. Это был высокий и крепкий мужчина, одетый в потертый кожаный дублет, шнуровка которого едва сходились на его широкой груди. Понять, сколько ему лет, было затруднительно, ибо его лицо заросло густой рыжей бородой, так что взгляду открывались лишь широкий приплюснутый нос и яростные серые глаза под мохнатыми бровями. Лоб закрывал шлем, из-под него вылезали снизу длинные слипшиеся от пота пряди волос, таких же рыжих, как и борода. К тому же от него воняло хуже, чем от старого козла. Даже моему носу, привыкшему к далекому от благоухания солдатскому запаху, стало невмоготу. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие в сильно закачавшейся лодке. И я, отпустив руку Гнуса, свалившегося обратно в реку, выпрямился и вытащил меч.
– Ты умрешь, собака! – провозгласил он приговор, осыпав меня настоящим потоком грязных ругательств.
– Дело за малым. Пробуй, убей, – ответил я ему, ставя ногу пошире для большей устойчивости. Однако скрестить его с вражеским клинком удалось не сразу. Лодка продолжала покачиваться. Наконец он, изловчившись, ударил сверху. Я отбил удар, ощутив всю его силу. У рыжего была прыть бывалого солдата. Я еще не совсем пришел в себя и потому только оборонялся, отражая его удары. Рыжий разбойник совсем разошелся и позабыл о важности сохранять равновесие. Слишком размахнувшись, он сначала едва не завалился назад, потом качнулся вперед и благополучно наткнулся на острие моего меча своим упитанным животом. Разбойник странно хрюкнул и сделал попытку достать меня мечом сбоку. От этого усилия он еще сильнее нанизался на острие, повредившее что-то у него внутри. И его последний в жизни удар вышел слабым. По крайней мере, кольчугу ему пробить не удалось. А вот когда он завалился на меня, я и в правду чуть не умер, едва не задохнувшись от его смрада. Огромным усилием, так, что вздулись жилы, я опрокинул его за борт. Пусть идет на корм рыбам. Не копать же могилу такому грязнуле.
Первым делом я посмотрел, как идут дела у Шарлеманя и Фавра, и поспешил им на помощь, потому как дела эти могли быть и лучше. Плот был не такой уж большой, чтобы носиться по нему. И сражающимся приходилось топтаться на месте, иначе они рисковали свалиться в воду. Пока я успокаивал рыжего, разбойники заметно уменьшились в числе. Сейчас двое из них бились с Шарлеманем, а еще один пытался добить Фавра. Правая рука рутьера повисла вдоль тела, и тот держал меч в левой, а разбойник теснил его к краю плота. Оставив Гнуса залезать на борт самостоятельно, я перебрался на нос лодки. Увы, она успела отойти от плота, и я вряд ли смог допрыгнуть, учитывая вес доспехов. Помощи от лодочника тоже ждать не приходилось, он прятался на корме. Оставался мой арбалет, тетиву которого я успел натянуть сразу после выстрела. Нужно было лишь наложить стрелу, что я и проделал в мгновение ока.
– Фавр, пригнись! – крикнул я, поднимая арбалет. Рутьер упал на колени, и я выстрелил. Болт вонзился в горло разбойника, тот зашатался и опрокинулся на спину. Фавр милосердно прекратил его мучения, сбросив в реку. Тем временем Шарлемань разъярился настолько, что сбросил с плота не только своих противников, но заодно и себя. Вода в реке забурлила, словно там пробудился ото сна огромный кракен, и в месте падения окрасилась кровью. Прошла минута. И на поверхность выплыл один мой друг. Он забросил на плот меч и схватился за борт своими ручищами, скаля свои крупные белые зубы:
– И что, никто не собирается меня вытаскивать?
Вопрос был риторическим. Подтянувшись, он легко взобрался на плот, несмотря на шлем и кольчугу.
Разбойников оказалось семеро. Если не считать того, кто был на башне. Теперь все семеро были мертвы. Мы отделались довольно легко. Серьезную рану получил один Фавр. Ему не только порезали до кости руку, но и ощутимо прокололи бок. Шарлемань отделался одними ушибами, да, как и Гнус, купанием в холодной воде. Про себя промолчу. Благодаря прилетевшей стреле, я поучаствовал в драке лишь слегка. И хорошо! За десять лет военной службы я навидался всякого и ранений получил достаточно, чтобы не переживать из-за своего малого участия в предприятии по искоренению братства Речной Крысы.
– И как? Разве ты справился бы один, – спросил меня перевязанный Фавр. – Брать нас не хотел. Тут бы тебя и похоронили.
– Не стану спорить с вами, – ответил я. – Приношу свои извинения, друзья. Пожалуй, я недооценил крыс. Все могло кончиться плохо.
– И на том спасибо, – откликнулся Шарлемань. – Почаще слушай советы бывалых людей, Жолли. Дольше проживешь.
Он хотел еще что-то сказать, но умолк под моим выразительным взглядом. Впрочем, Шарлемань старался не переходить черту в наших отношениях и редко брал на себя роль старшего брата.
– Надо погреться у костра, – сказал Гнус. – Неровен час простужусь. Выпить бы тоже не мешало.
– И еще пошарить в закромах у этих дохлых мышей, – оживился Фавр. – Они держали всю округу в страхе столько времени. Должны же накопить добра.
– Быть по вашему, – согласился я. – Высаживаемся на берегу.
Следующий час прошел в хлопотах. Пока Фавр в качестве часового вел наблюдение за рекой, Шарлемань и Гнус обшаривали весь берег в поисках поживы. Я обследовал башню.
Когда-то она представляла собой четырехугольное, сложенное из камней разного размера с широким основанием сооружение, сужающееся кверху и завершающееся открытой площадкой. Но беспощадное время сохранило лишь часть из того, что было построено.
В нижней части, где был раньше вход, зиял неровный пролом, заросший травой. Все деревянные перекрытия между этажами были в свое время сожжены. Но первый этаж оказался вполне обустроен. Здесь и прятались разбойники. Я нашел здесь сложенный из ракушечника очаг, закопченную посуду и тюки с одеялами. Разбойники не следили за чистотой, и повсюду были разбросаны черепки, остатки пищи и пустые кувшины. По одной из стен шли каменные узкие ступени наверх. И там, на самом верху, были положены в виде помоста несколько толстых досок. Концы их упирались в выбоины каменной кладки. Получилось что-то вроде смотровой площадки. Обзор отсюда был просто великолепным.
Я увидел не только реку, но и верхушку колокольни дальнего монастыря, укрывшегося за лесом. А вот замка Мо я не разглядел. Лес, тянувшийся в глубь от берега, рос и на предгорьях, закрывая обзор. Нечего сказать, укромное местечко выбрал себе Речная Крыса. Когда я спустился с башни, мои друзья уже собирались в обратный путь. Их добыча оказалась весьма скудной. Они нашли только сундук с добротной одеждой, видимо, отобранной у путников. Гнус, объясняя необходимость смены своего мокрого платья боязнью заболеть, успел переодеться и щеголял в вещах, ранее принадлежавших богатому горожанину. Не иначе. Я опустил в руку лодочнику целый турский грош7. Это было больше, чем мы уговорились. Но он заслужил серебро, рискуя пострадать в схватке.
– Спасибо, ваша милость, – сказал он мне, кланяясь и стараясь на этот раз, говорить понятно. – Пусть и натерпелся я страху, да в накладе не остался. И деньги заработал, и плот вон даром достался. Век за вас будем всей семьей молиться. Это ж теперь я поднимусь. Ого!
Я, когда вас вез, всю дорогу Бога просил, чтобы всех нас в живых оставил. Да, молился. Крыса ведь ни одной лодки мимо не пропускал. Всех топил. Вот радость-то мне великая. Жив я, жив, Господи! – он едва не плакал от радости.
– Ты лучше ответь, чудило, кто из них Крыса? Может, рыжий? – вмешался в наш разговор Шарлемань.
– Нет. Рыжего звали Лис. Он был самый свирепый. А Крыса на башне сидел. Он же одноногий, только из лука стрелять. Говорили, что Крыса в войну ступню потерял.
Да, теперь, Ваша милость, его совсем обездвижили. Слава тебе, Господи!
– Так ты знаком с Речной Крысой, – удивился я. – И что же ты молчал, олух?
– Как знаком, Ваша милость. Только видел разок – другой, издалека. Люди-то говорили промеж собой. Я и слушал. А кто его близко видел, те уже, благодаря вашей милости, не на этом свете, а на том. Туда им и дорога. Крыса. Он никому, кроме своих, не показывался. Нет. И еще всегда лицо прятал под капюшоном, чтобы не узнали, значит.
– Надо бы его выловить, – задумчиво сказал Шарлемань – Насколько я знаю крыс, они жутко живучи, перебитая лапа или отрубленный хвост не заставят их прекратить таскать еду у людей. Сейчас, понятно, мы его не найдем. У него наверняка есть укромная норка про запас. Не зря же мы не нашли здесь денег. Но если судьба вас столкнет на этом берегу, не раздумывай, Жолли. Добей. Иначе он ударит тебя исподтишка и загрызет насмерть.
– Хорошо, я воспользуюсь твоим советом, если будет случай. А теперь тебе пора. Ты слишком заметен, чтобы оставаться здесь долго.
– Ну, до встречи, Жолли! – сдавил меня в объятии Шарлемань. – Буду ждать от тебя вестей.
Я кивнул и повернулся к Гнусу, ждущему своей очереди. Последним ко мне подошел Фавр. Лицо его было бледным, но он крепился.
– Лечись, – сказал я, обнимая его. – Чтобы, когда я вернусь, был в полном порядке.
– Не беспокойся, крысиный укус мне не страшен, – заверил меня Фавр.
Он сел в лодку, и лодочник взялся за весла. Шарлемань и Гнус решили остаться на плоту, помогая переправить его на тот берег. Крепкая веревка связывала его с лодкой.
– Эй, друзья! – окликнул я их.
– Что?
– Спасибо за помощь. Не знаю, что бы я делал, окажись один.
– Перестал бы придуриваться. И благодарить нас не за что. Лучше будь осторожней.
В долине тебе некому будет прикрыть спину.
Слова Шарлеманя пробудили во мне доброе чувство по отношению к товарищам, и мне даже стало немного грустно, как бывает при расставании с добрыми друзьями.
Лодочник, шустро работая веслами, выгребал против течения. И лодка с плотом медленно удалялись от меня, направляясь к другому берегу.
Глава третья. Замок
Я выбрался из леса через час после полудня. Путь по лесу занял два часа. Да еще мне потребовалось время, чтобы хорошенько рассмотреть местность и устроить неподалеку тайник. Найдя приметную, но укромную полянку, я вырыл кинжалом небольшую аккуратную яму как раз между двумя небольшими елями, и уложил в нее, завернув в плащ, панцирь, арбалет, связку стрел и большую часть монет, оставив себе одну мелочь. Сюда же сверху лег меч, изготовленный знаменитым льежским оружейником, о чем говорило клеймо. Он стоил гораздо больше годового жалованья обычного наемника. Потому вполне резонно мог возникнуть вопрос. Зачем человек, обладающей такой превосходной вещью, нанимается к захудалому вассалу, а не ищет службы повыгоднее?
В моем случае лучше было обойтись без подобных вопросов. Закопав свой клад, я привел полянку в обычный вид, уничтожив все следы своего пребывания, и зашагал дальше. Теперь на мне кроме кольчуги, был надет потертый кожаный дублет, перепоясанный широким ремнем, на котором висели длинный кинжал в простых ножнах и замшевый кошелек. Скромная одежда и тощий заплечный мешок придавали мне вид обычного путника, вынужденного путешествовать на своих двоих.
Заросшая травой лесная дорога, пропетляв между холмами, вывела из бора в долину, в центре которой возвышался одинокий замок, построенный на высоком холме. Он-то и был целью моего путешествия. Позади него, чуть в стороне, текла небольшая речушка, впадающая за лесом в Лану – большую и судоходную реку. Утолив жажду водой из ручья, я умылся, пригладил растрепавшиеся в пути волосы и неспешным шагом двинулся к деревне, расположенной перед холмом. Единственная грязная от дождей улица. Дома, больше похожие на хижины под соломенными крышами, боязливые и настороженные взгляды крестьян, наблюдающих исподтишка за чужаком, запах навоза, настойчиво смущающий обоняние. Сколько подобных селений перевидал я во время войны? Да, пожалуй, столько же, сколько и замков. Приходилось мне участвовать и в осадах, и в штурмах. Тот, что находился сейчас передо мной, мог по праву считаться одним из самых неприступных. Несмотря на отсутствие рва, замок был прекрасно защищен обрывистыми склонами холма, а дорога к воротам шла настолько круто вверх, что ни рысью, ни галопом по ней было не проскакать. Небольшой по размерам, с толстыми и высокими стенами, мощным барбаканом и высящимся над всеми укреплениями донжоном, замок смотрелся грозно, хотя ворота его были гостеприимно открыты, а решетка поднята. Над донжоном развивался стяг владельца с изображением белого сокола на красном фоне.
Не торопясь, я дошел до края деревни, оказавшейся довольно большой, где справа стоял обветшалый придорожный трактир, слева – невысокая каменная церковь, а за ней кладбище. Очень удобно осаждающим, подумалось мне: есть где отдыхать и хоронить убитых. А главное – все рядом. От околицы до барбакана было примерно два полета стрелы.
Первым делом я зашел в трактир. Ну, где еще можно узнать местные новости и осмотреться? Я толкнул низкую дверь и, чуть пригнувшись, шагнул внутрь. В помещении было пусто и темно, даже ставни еще закрыты. Хозяин стоял ко мне боком, что-то пересыпая из мешка в чугунок. Невысокий, добродушного вида пузан. Он тут же бросил свое занятие и вышел из-за стойки.
– Что угодно, – задал он нейтральный вопрос, присматриваясь ко мне.
– Я бы выпил пива, хозяин. Мне пришлось долго идти пешком, и в горле здорово пересохло.
– Этого добра нам не занимать! Сейчас подам, путник. А не желаешь ли пообедать? Время-то подходящее.
Я позавтракал довольно давно, но грубая трактирная пища меня не привлекала. После небольшого обсуждения мы с хозяином остановились на яичнице с сыром и копченом мясе. Он ушел готовить, а я уселся за стол и стал смаковать вполне приличное пиво. Когда мне принесли горячую сковородку, и я отведал яичницу из свежих яиц, хозяин угостил меня уже бесплатно, последними слухами. В основном они касались местных крестьян. Я узнал, кто тут побогаче, а кто победней, чью дочку обрюхатил проезжий приказчик и подобную же чепуху. Проявив выдержку, дослушал все до конца и лишь затем задал вопрос:
– А как тебе ваш господин? Не подумай ничего плохого, хозяин. Просто я хочу наняться к нему на службу. Вот и хотелось узнать. Что он за человек, как относится к своим слугам, а главное, сможет ли платить за работу, не скупясь?
Чтобы разговор шел без сучка и задоринки, я угостил трактирщика пивом, до которого тот оказался большой любитель. Зато все, о чем сплетничали за спиной рыцаря де Фруссара, стало достоянием моих ушей. В ворохе самых различных сведений, по большей части совершенно бесполезных, я все же отыскал жемчужное зерно. Больше месяца назад рыцарь стал гораздо зажиточней, чем был до того. Он даже расплатился с долгами и стал позволять себе гостей.
– Нанимает ли он солдат? – этот вопрос напрашивался само собой.
Трактирщик почесал всей пятерней лохматую шевелюру и покачал головой.
– За последний месяц нет. Один, наоборот, ушел. Да по правде, и ходил к нему наниматься всякий сброд. Гарнизон-то в замке неполный. Стражники у меня частые гости. Слышал, что отбиться отобьются, а для похода людей мало. Глядишь, повезет тебе солдатик. Запомни, всем там заправляет кастелян. И слугами, и гарнизоном.
– В замке нет капитана?
– Нет! Последний ушел еще осенью. Не поладил с Гийомом.
Я щедро расплатился со словоохотливым хозяином и покинул трактир.
Пиво не способствует ходьбе на гору. Мне пришлось изрядно вспотеть, покуда я добрался до ворот. Пройдя сквозь барбакан, я вступил на грязные плиты замкового двора. Стражник, парень лет двадцати, в поношенном, когда-то синего цвета сюрко с линялым гербом сеньора на груди, до того подпиравший внутреннюю стену барбакана, встрепенулся при моем появлении, преградив путь копьем.
– Стой, приятель! Кто ты и зачем явился в замок?
Я еще ни разу не встречал вежливого привратника, и этот не составлял исключения. Существует множество способов поставить на место подобных грубиянов. Например, добрая затрещина, удар плетью или ножнами меча, если сидишь в седле. Правда, при этом лучше быть рыцарем. Я в своей нынешней ипостаси им не был и, кроме того, собирался наняться на службу к рыцарю де Фруссару, чью эмблему таскал на себе стражник. Значит, он мог стать моим товарищем. И начинать плодить врагов сразу по прибытии не входило в мои планы. Поэтому я улыбнулся этому вшивому недоноску и вежливо ответил, кто я и что мне нужно:
– Да вот, служивый, слышал я, твоему господину нужны воины. Так решил попытать счастья. Только ты скажи мне, выгорит ли такое дело. Или, может, я зря стаптывал сапоги, карабкаясь на вашу горку?
Стражник прислонил к стене копье, сдвинул шлем на затылок и придирчиво оглядел меня с ног до головы. Точно сам был владетелем этих мест.
– Как тебе сказать. Солдаты нужны. Но чтобы с опытом. Так-то господин. Набрал было крестьян в свой отряд, да толку от них никакого. Дурачье сиволапое, лишь даром хлеб жрут. А ты откуда будешь?
Я усмехнулся про себя. Так тебе все и скажи. Любопытство-то как одолевает.
– Я-то не здешний. Говоришь, попробовать стоит?
Стражник ничего не успел сказать, так как рядом с нами появился высокий, крепко сбитый мужчина в таком же сюрко, но более новом и из лучшей ткани. На боку у него висел меч в простых кожаных ножнах с серебряными насечками и, судя потому, как подобрался мой собеседник, был из командиров. Его черные с проседью волосы, остриженные под горшок, даже на взгляд казались жесткими, а это первый признак суровости характера.
Пронзительные черные глаза свирепо смотрели из-под нависших густых бровей. Кожа на лице была морщинистой и коричневой от загара. Седая бородка с редкими вкраплениями черных волос аккуратно подстрижена. Несомненно, ее обладатель следил за своей внешностью. По виду ему было лет пятьдесят. Старый, короче.
– Что здесь происходит? – осведомился он строгим тоном, окидывая меня испытующим взглядом.
– Вот наниматься пришел, господин Гийом! – выпалил стражник, выпятив подбородок.
– Так значит, – мужчина явно ко мне присматривался. – Ты солдат?
– Верно, господин, – спокойно встретил я его взгляд, всем видом показывая, что он для меня пока не начальник и тянуться перед ним я не собираюсь. Так вот он какой, кастелян Гийом.
Я видел, что ему хотелось осадить меня с самого начала, но стерпел.
– Тогда пойдем со мной.
Только это и сказал.
Он повернулся и, прихрамывая, направился к донжону. Я двинулся следом. Мы шли по двору, и я с любопытством смотрел по сторонам. По окружающей обстановке часто можно судить о том, какова дисциплина в гарнизоне. Получалось, что на уровне немного выше среднего. Крысы не шныряли под ногами, охапки гниющего навоза не вздымались выше головы, и никто не шатался без дела. Это по первому впечатлению. А оно, впрочем, редко бывает справедливым. Все хозяйственные постройки, помещения для слуг и казарма располагались вдоль стен, примыкая к ним вплотную. В центре стояла квадратной формы главная башня, сложенная из крупных, гладко отесанных камней. К входу в нее вела деревянная лестница, которую при необходимости можно было сжечь. Слева, между донжоном и стеной находилась небольшая часовня с круглым витражным окном над входом. За башней виднелся маленький фруктовый садик с цветником. Подобные часто разводили в замках, чтобы было место для отдыха. По лестнице мы поднялись на площадку перед входом в донжон. Там, у тяжелой двери, обитой железными полосами с большим количеством гвоздей, стоял еще один привратник с мечом и щитом, без слов пропустивший нас внутрь. Я бывал в замках, где донжон использовался только для военных нужд, да как последний оплот обороны. А сам хозяин жил вместе с семьей в отдельном доме, чисто настоящем дворце. Здесь было не то. Главная башня являлась жилым помещением, и строилась она именно с таким расчетом, потому что, несмотря на толщину самих стен, внутри оказалась очень вместительной. Так строили наши предки в давние времена. Нынче в моде другое. Узкая каменная лестница, закрученная спиралью, очень удобная для обороны, привела нас на второй этаж, прямо в большой зал – главное помещение башни. Он не произвел на меня особого впечатления: огромный камин напротив дверей, топившийся и летом, задрапированные гобеленами стены с развешенным оружием и охотничьими трофеями, стол для трапез. Сейчас слуги убирали с него посуду после завершившегося обеда. По залу гуляли сквозняки, а маленькие окна в верхней части стен пропускали мало света. И потому здесь даже днем горели светильники.
Тут-то я и увидел рыцаря де Фруссара, владельца лена Мо. Он стоял в самом центре зала, принимая доклад от какого-то толстяка. Мой сопровождающий остановился, ожидая, когда рыцарь освободится и делая мне знак держаться рядом. И я воспользовался случаем, чтобы хорошенько рассмотреть своего будущего хозяина. Рыцарь был молод, не больше двадцати трех–двадцати пяти лет. Хорошего роста, широкоплечий, с прямыми темно-русыми волосами до плеч, без усов и бороды, одетый неброско и небогато. Черты лица были соразмерны и привлекательны для женщин. Только сильно скошенный назад лоб немного портил впечатление. Глубокие синие глаза смотрели открыто и дружелюбно. Мне подумалось, что де Фруссар человек хороший и добрый. На нем не было рыцарского пояса и золотых шпор, а о происхождении говорил лишь красивый кинжал в дорогих ножнах с рукоятью, украшенной сапфирами. В таком возрасте стать опоясанным рыцарем значило успеть повоевать, если ты, конечно, не принадлежишь к знатному и богатому роду. Де Фруссар не принадлежал. Он был лишь владельцем двух небольших деревень и вассалом графа де Бютаржи. Шарлемань рассказывал мне, что де Фруссар стал опоясанным рыцарем года четыре назад. Сейчас, когда его сюзерен затеял войну с собственным вассалом, непокорным и своенравным бароном де Кюиссе по прозвищу «Кабан» он должен был рано или поздно выступить в поход под знаменами графа.
Рыцарь завершил разговор и отослал толстяка прочь. Озабоченный чем-то, он не сразу заметил нас, но, увидев, оживился и подозвал к себе.
– Кто с тобой, Гийом, – спросил он. И я в который раз подвергся тщательному осмотру.
– Пришел наниматься в гарнизон, – сказал тот.
Я вышел вперед, обогнув Гийома, и вежливо поклонился.
– Господин, меня зовут Клод-Франсуа Малон. Я сержант.
Так у нас называли конных воинов, носящих доспехи. Я выдавал себя как раз за такого.
– И что тебя привело в мой замок? – улыбаясь, спросил Фруссар.
Я улыбнулся еще шире:
– Последнее время мне не очень везло. Перемирие, будь оно неладно. Вот я и поиздержался. Будучи неподалеку, узнал, что в ваших краях затевается маленькая война, а вы набираете солдат. И я решил попытать счастья.
– Точно. Я ищу воинов для службы в замке. Но солдат, если я его возьму, должен быть очень хорошим.
– Слова ничего не скажут. Испытайте меня, господин.
– Само собой. Мне нужно убедиться, насколько хорошо ты владеешь воинским умением.
– Прикажете спуститься во двор? – спросил Гийом.
– Да. Проведем проверку там.
На лице рыцаря блуждала туманная улыбка.
– Гийом, – обратился он к старому воину. – Кого мне выставить против нашего соискателя?
Тот усмехнулся в усы:
– Конечно, Жиля! Он крепкий малый, и искать долго его не придется.
– Ты прав. Позовем Жиля. Эй, кто тут есть? Жиля ко мне! Быстро!
Какой-то слуга рысью умчался исполнять поручение и вскоре вернулся с человеком-горой. Таким, по крайней мере, он мне показался с первого взгляда. Выше меня на полголовы, да и весил не меньше двухсот парижских фунтов8. Что и говорить, парень был тяжеловат и жирноват, а потому вряд ли двигался быстро. Одевался он с претензией на моду и щеголял в оранжевых штосах, которые в сочетании с зеленым, изрядно потертым пелиссоном9 делали его похожим на жонглера. Я бы все-таки отнес его к категории доверенных слуг, потому что он очень почтительно выслушал рыцаря и склонил голову в знак повиновения.
Глава четвертая. Проверка
– Возьми два тупых меча, – сказал Гийом, обращаясь к молодому солдату. – И принеси сюда.
Мы находились на открытой площадке перед казармой, где тренировались солдаты. Место было ровное и открытое для публики, чем не преминули воспользоваться обитатели замка. Рыцарь уселся на принесенный слугой стул, чтобы наблюдать за боем с удобством. За его плечом примостился вертлявый паж. Пришли поглазеть и свободные от службы солдаты замкового гарнизона. Из дверных проемов выглядывали любопытные лица прислуги. Юнец принес мечи и отдал мне и Жилю. В руке последнего тот казался игрушкой. Жиль с силой разрубил им воздух. Признаться, я выглядел не столь внушительно. Если бы бились об заклад, большинство поставило бы на Жиля. Но выиграли бы те немногие, что поставили на меня. Мне достаточно было и минуты, чтобы понять: этот самодовольный здоровяк ни в каких боях, кроме тренировочных, не бывал. Да и откуда здесь взяться сражениям? Боевой опыт можно было приобрести, воюя за соседей. Немцев или французов. Так поступали все, кто хотел освоить военное ремесло.
Гийом с невозмутимым лицом повернулся к нам. И возвестил:
– Деретесь! До победы!
Затем добавил, обратившись ко мне:
– Продержишься против него пять минут, и господин тебя возьмет.
Я неторопливо снял с плеча мешок, отстегнул пояс с кинжалом и кошельком и уложил свое добро на камень, служивший для посадки на коня тяжело вооруженному рыцарю.
– Начали, – будничным тоном произнес Фруссар.
– Если захочешь сдаться, подай знак, – самоуверенно прогудел Жиль. – Я и тупым мечом могу лишить жизни.
– Хорошо, – согласился я. Не переча такому славному бойцу.
Драка на мечах – искусство. Одной силой победить сложно. Жиль прежде всего рассчитывал на свою мощь. Он не стал медлить и сразу же нанес сильный удар сверху вниз. Но я успел отскочить, и он промахнулся. Второй такой же я парировал, подставив свой меч, и чуть не взвыл, осушив себе руку до самого плеча. Силища у Жиля была, как у ярморочного медведя. Чтобы восстановиться, мне пришлось немного побегать от него, не подпуская слишком близко. Такая манера ведения боя не добавляла мне очков в глазах рыцаря и Гийома, зато сохраняла здоровье. Я всякий раз увертывался от проносившейся мимо туши, быстро вспотевшей и все сильнее устававшей. Когда Жиль в очередной раз бросился в атаку с поднятым вверх мечом, я пропустил его мимо себя и легко обезоружил. Не соображая, что произошло, он ошалело мотнул головой, тупо глядя на свою пустую ладонь. По тишине, возникшей сразу, я понял, что сумел поразить зрителей. Но рыцарь не останавливал боя, следовательно, его надо было продолжать.
– Подбери, – сказал я и ногой подтолкнул оружие поближе к Жилю. Тот смотрел на меня так, будто я совершил чудо на его глазах. Не удержавшись, я подмигнул ему. Жиль подобрал меч и снова ринулся в атаку. На меня обрушился настоящий ливень из мощных ударов, каждый из которых мог покалечить, если не убить, достигни он цели.
Я отразил их все. Не скажу, что мне пришлось легко, но мои учителя в свое время вдолбили весьма полезные навыки, не единожды спасавшие мне жизнь в бою. Сообразив, что мою защиту ему не пробить, Жиль сменил тактику. Подобравшись поближе, он протаранил меня своим телом, отбросив на несколько шагов. Я не удержал равновесия и упал на плиты, перекатившись по ним подальше от своего врага. Жиль бежал следом, тряся жиром, и все время пытался достать мечом. Он не думал об осторожности и должен был поплатиться за это. Лежа, я отвел его клинок своим мечом. Подставил ему одну ногу, а другой толкнул под колено. От его падения содрогнулись стены замка. Так мне показалось. Я вскочил на ноги и успел наступить Жилю на руку с мечом, прежде чем тот сделал попытку подняться. Мой меч коснулся жирной складки на его шее.
– Достаточно! – воскликнул де Фруссар. – Калечить его не обязательно.
Рыцарь повернулся к Жилю.
– Эй, увалень, вставай, чего разлегся. Тебе надо больше упражняться с оружием, любезный, иначе потеряешь свою должность. Ступай отсюда!
В голосе де Фруссара, однако, я заметил довольство. А вот поверженный одарил меня откровенно ненавидящим взглядом. Я ответил ему усмешкой. Итак, одного врага я себе уже нажил, хотя совсем этого не желал.
Думаю, что де Фруссар намеренно стравил нас, преследуя свои неясные мне пока цели. Успокаивая дыхание, я медленным шагом подошел к рыцарю и слегка поклонился:
– Вы удовлетворены моим умением, господин?
Тот переглянулся с Гийомом.
– Что же, первое испытание ты выдержал. Теперь ответь-ка на пару вопросов.
– Спрашивайте, господин.
– Откуда ты родом? И из какого сословия?
– Я бургундец, родился в графстве де Бютаржи и с детства много путешествовал. Мой отец был торговцем шерстью.
– Сколько тебе лет? И давно ли ты служишь?
– Двадцать девять. В армии я одиннадцатый год. Служил арбалетчиком в войске герцога Бургундского, а последние четыре года – сержантом.
– А был ли ты при Отэ10?
– Так точно, Ваша милость. Мне пришлось поучаствовать в том сражении. При атаке льежцев я получил мечом по голове и едва не отдал Богу душу. Вот этот шрам на лбу, господин. Память с того дня.
– Ладно. На какое жалованье ты рассчитываешь?
– Полагаю, что солдат с моим опытом может надеяться на четыре денье в день.
– Четыре денье? Ты случайно не перепутал мой замок с герцогским монетным двором, сержант? Я деньги не печатаю. Мои условия таковы: еда и питье вдоволь. И два денье в день. Коня, обмундирование и снаряжение получаешь от меня. Порчу имущества вычту из платы. Договор заключим на год. Если ты мне подойдешь, тогда можешь надеяться на постоянную службу. Твоим единственным начальником, кроме меня, будет кастелян, так как капитана в моем замке нет. Слушаться его беспрекословно. Он объяснит тебе правила и расскажет о твоих обязанностях. Телесные наказания у меня в гарнизоне применяются только за воровство. За остальные проступки – тюремное заключение. Если согласен, то по рукам. Что скажешь?
– Вынужден согласиться, господин. Мне выбирать особо не приходится, а условия приемлемые.
– Отлично! Что ж, забирай свое добро и пойдем в башню. Гийом, будь добр, распорядись, пусть отец Жером принесет в зал лист бумаги и чернила. Капеллан напишет договор, впишет в него твое имя и прочтет вслух, чтобы ты знал, что подписываешь, а вместо подписи подойдет и крест. И еще, ты показал свое искусство, но главная проверка будет в настоящем бою. После него я решу, могу ли тебе доверять. Если ты ее не пройдешь, я порву наш договор и выгоню тебя вон.
– Справедливо, господин.
Мы вернулись в зал и стали ожидать священника. Он появился почти сразу.
– А вот и святой отец, – рыцарь махнул ему рукой. – Отче, я беру на службу нового солдата. Надо сделать запись договора. Повтори еще раз, как тебя зовут.
– Клод-Франсуа Малон.
Капеллан, исполнявший, как обычно и бывает, должность секретаря, кряхтя, уселся за стол и стал царапать гусиным пером по серому листу бумаги. От усердия он высунул измазанный чернилами язык. Насколько мне было видно со своего места, дело с написанием букв продвигалось медленно, с ошибками и многочисленными помарками. Сам святой отец, весьма цветущий мужчина, чуть старше моих лет, в черной сутане, не скрывающей округлого живота, видимо, не слишком усердно учился письму. И секретарские обязанности доставляли ему немало хлопот. Он провозился с двумя строчками не менее получаса, пока не поставил последнюю точку. Посыпав песком на листок, капеллан собрался начать чтение, широко открыв рот, но я остановил его.
– Не стоит утруждать себя, святой отец. Я умею читать и могу сделать это сам.
Изумление, вызванное моими словами, было почти всеобщим. Исключение составлял один кастелян, принявший мое объяснение как должное. Он как-то по-особенному посмотрел на меня. Отец Жером сунул мне в руки лист, и я громко прочитал текст договора, после чего поставил внизу свою подпись.
– Так ты грамотный человек, Малон! – радостно воскликнул рыцарь. – Признаться, кроме жены, моего пажа и отца Жерома в замке не найдется грамотеев. Меня самого учили чтению и письму, но впрок эти премудрости мне не пошли. Что написано, я с грехом пополам еще разберу, а писать уж увольте. Хорошо, что подпись ставлю.
Де Фруссар весело рассмеялся.
– Ох, немало розог всыпали мне святые отцы из соседнего монастыря, дабы вдолбить латынь, а все без толку. В тринадцать я стал пажом при дворе моего сюзерена. На том мои ученые занятия и закончились. Ну а спустя два года я уже был оруженосцем и таскал за графом щит. А ты где обучался? Тоже в монастыре?
– Нет, мессир. Сначала в городской школе в Луре. А потом в университете в Эрфурте.
– Ты был школяром?! И знаешь латынь?
– Да, мессир. Читаю и пишу на ней. Я закончил факультет свободных искусств.
– То-то я смотрю, твои манеры и обхождение не похожи на солдатские. Как же так вышло, что вместо лекций или заседаний в парламенте11 ты оказался на полях сражений?
– Судьба, господин. Мои родители скончались от мора, когда мне не исполнилось и девятнадцати. Денег для обучения не стало, а заниматься преподаванием, что давало бы приработок, разрешалось лишь с двадцати лет. Помыкался я, помыкался, был в услужении, составлял прошения, писал частные письма и едва не умер от голода. Плюнул тогда на всю свою ученость, да и завербовался в солдаты.
– И тебе ни разу не захотелось вернуться к прежним занятиям?
– Нет, господин. Мечом я владею не хуже, чем пером. И пока идет война, первое умение будет цениться выше второго.
– Хорошо сказано. Мне самому признаться, чтение пригодилось в десять раз меньше, чем фехтование. А сколько раз последнее спасало жизнь. Гийом, возьми сержанта и отведи его в казарму. Расскажи все, что ему положено знать. Выдай оружие и все необходимое. Покажи коня. Пусть поест и отдохнет. Сегодня его не трогай, а завтра он приступает к службе. Все.
Ступайте оба.
Мы поклонились и вышли.
Казарма в замке не имела многих отличий от подобного рода помещений, в которых мне приходилось бывать прежде. Это была большая комната, примыкающая к оружейной с одной стороны и кухне с другой. В ней размещалось десятка два железных кроватей. На одних лежали постели, другие же были свободны. Гийом сказал мне, что гарнизон составляли одиннадцать солдат. Со мной будет двенадцать. Я не был удивлен этим обстоятельством. Стража в замках зачастую была малочисленна. Неприступные стены и башни давали возможность обороняться небольшими силами и решали продовольственный вопрос во время осады. Сейчас в казарме никого, кроме нас не было. Все находились при деле. Кастелян показал на пустующую кровать в углу.
– Будешь спать здесь.
Он уселся на соседнюю и стал объяснять мне мои обязанности и полномочия. Я выслушал все, не высказывая недовольства тем обстоятельством, что ничего нового начальник мне не открыл. Я должен был ходить в караулы, стоять на часах и участвовать в обязательных тренировках. Мне лишь вспомнились слова Шарлеманя о том, что после службы у герцога всякая иная покажется не в пример легче. Закончив, Гийом осведомился, будут ли у меня вопросы.
– Вроде бы все понятно. Хотел лишь поинтересоваться, есть ли поблизости бордель?
– Нет, – хмуро ответил кастелян¸ – Потаскух и без того хватает. Но будь осторожен, не подцепи дурную болезнь. А теперь пойдем на конюшню, познакомишься с конем. Оставь свои пожитки на кровати. У нас не воруют.
Конь мне понравился. Это был пегий жеребец в годах, привыкший к седлу. К сожалению, у меня не было с собой ничего съестного, и я только погладил его по шее. Я спросил, как его зовут. Гийом пожал плечами.
– У него нет прозвища. Пегий. И все. Он сменил не одного хозяина. Ты тоже можешь не задержаться.
Я мог бы возразить кастеляну, что с конем нужно дружить, но не стал ничего говорить. Было заметно, что я не всем в замке пришелся по нраву.
– Что ж, солдат, коли ты налюбовался конем, я отведу тебя на кухню. И после того, как поешь, можешь отдохнуть. Тебе принесут одежду, примеришь. Если что не так, портниха подошьет.
На кухне хозяйничала озорная женщина лет за тридцать. У нее было довольно приятное лицо, раскрасневшееся у очага, и сдобная фигура. Она покрикивала на двух своих помощниц помоложе и вовсю гремела горшками. Двое слуг, совсем мальчишки, лет по двенадцать, с унылым видом носили дрова и воду со двора. Им тоже досталось за неповоротливость.
– Какого дьявола ты сюда приперся, Гийом? И что за мужичка притащил с собой? Староват он, чтобы быть твоим сыном, и слишком молод для брата.
– Хватит молоть чепуху, Доминика. Тебе надо просто накормить этого парня. Отныне он служит в замке.
Он махнул мне рукой и поспешно вышел. А вслед ему несся задорный смех поварихи.
– Что же, давай знакомиться, мальчуган, – сказала она мне, улыбаясь так, что стали видны все ее оставшиеся зубы. Кстати, сохранившиеся были отменной формы и завлекательной белизны.
– Я Доминика, родилась и выросла в замке. Не обращай внимания на нашу перепалку с Гиймом. Мы давние враги с того самого времени, как я отклонила его сватовство. Выбрала другого храброго малого, а он возьми и отдай Богу душу. С тех пор я одна, а годы идут, вот я и вымещаю зло на Хромом Гийоме. Так зовут его за глаза. А кто ты?
– Я прозываюсь Клод-Франсуа, а если короче, то зови меня Жолли. Это милое прозвище я получил из-за шрама. Так что я ничуть не лучше вашего Хромого.
– Шутник! Сравнил себя с кастеляном! Да ты и впрямь красавчик! Я говорю правду, шрам совсем не портит твое лицо.
– Спасибо на добром слове, Доминика. Рад, что свел с тобой знакомство.
– Ты еще больше обрадуешься, когда отведаешь ее стряпни, – сообщила мне одна из кухарок. – Матушка Доминика превосходно готовит.
– Не называй меня матушкой, маленькая дрянь. Лучше ступай, помоги своей товарке, а на стол я накрою сама, – она подмигнула мне. – Ишь, чертовка! Никогда не упустит случая напомнить мне о возрасте.
Доминика быстро наставила на стол всякой всячины, что я даже растерялся, с чего начать. Сыры трех или четырех сортов, копченый окорок, тушеная зайчатина и суп. Аромат от него просто восхитителен. Какая разница с моим завтраком! Повариха подала мне и кубок, полный свежим анжуйским вином, терпким и с приятным послевкусием. Пока я насыщался этим разнообразием, она присела напротив, наблюдая за тем, как я ем. Все время, что я находился за столом, я ощущал на себе ее заинтересованный взгляд. Стройные кухонные пигалицы также поедали меня своими большими оленьими глазами и задорно выставляли вперед свои грудки. Удовлетворив любопытство Доминики, подробно расспросившей меня о возрасте, семье и занятиях, и плотно поев, я смог вставить свой вопрос в тот короткий промежуток времени, потребовавшийся ей, чтобы долить вина в мой оловянный кубок.
– Ответь мне, Доминика. Не прогадал ли я, поступив на службу к твоему господину?
– Можно сказать, что нет! Его милость – человек спокойный и обстоятельный, даром что молод. К слугам он относится по-доброму. Даже когда кто-нибудь провинится, наказание он назначает слишком мягкое.
Она выразительно повела глазами на своих помощниц, хихикающих в углу.
– А мне показалось, что в замке царит строгий порядок.
– Так оно и есть. Здесь всем распоряжается Гийом, а у него строгость в крови. Разве ты не знаешь поговорку, что и у доброго короля есть злые слуги.
Она оперлась грудью о стол, приблизила ко мне свое лицо и прошептала:
– Особенно берегись ее милости. Коли ты ей не придешься по нраву, не будет тебе здесь жизни.
– Она такая стерва? – удивился я.
– Ну, уж не знаю, такая или нет, но наш господин ни в чем ей не отказывает. Она получает все, чего захочет. И надо сказать, что мадам Габриэлла – женщина красивая и ладная. Любого мужчину заставит ходить по веревочке. Ей прислуживают две служанки и телохранитель Жиль, который всюду сопровождает ее.
– Такой огромный толстый малый?
– Да, он самый. Наглый и грубый приставала. Моим девчонкам проходу нет. От него держись подальше. Больно мстителен.
– Тогда, Доминика, считай, что твое предупреждение запоздало. Я победил его в поединке на мечах.
– Так это ты его покалечил? Девчонки трепались о каком-то сражении во дворе. Мне было недосуг смотреть. Готовила для госпожи.
– Нет, не покалечил. До этого дело не дошло, но ему досталось. Но больше, пожалуй, пострадала его гордость.
– Значит, жди от него всяческих козней.
Она было нахмурилась, но тут же снова заулыбалась.
– И все-таки, какая хорошая новость! Здорово, что ты выбил из Жиля пыль. Слышали, козочки? Досталось вашему обидчику! Поделом ему! Ах, Жолли, ты только появился в замке, а уже сколько перемен!
– Погоди, Доминика. Поговорим обо мне после. Расскажи лучше, кто еще живет в башне и чего от них ждать, чтобы мне меньше попадать впросак.
– Нашел, кого спрашивать. Я весь день суечусь возле очага. В башне и не появляюсь. Ну ладно, коли просишь, расскажу, что знаю. В башне живут господин с госпожой, его сестра, паж Фабиан и отец Жером. Их комнаты занимают второй и третий этаж. Сестра господина. Ее зовут Элинор, младше его милости. Ей всего семнадцать. До недавнего времени госпожа Элинор воспитывалась в монастыре бенедектинок. А два месяца назад господин привез ее домой. В замке болтают, что он хочет выдать ее замуж. Но только кто женится на бесприданнице? Наш господин едва сводит концы с концами.
– Если она молода и красива, желающие найдутся.
– Здесь судить не берусь. Я ее не видела.
– Как? Разве она не выходит к столу?
– Нет, она всегда кушает в своей комнате.
– Ей что, носят еду?
– Только до порога. При ней неотлучно находится служанка, приехавшая вместе с ней.
– И почему такие строгости?
– Поговаривают, что девушка сильно больна. А ведь раньше, до монастыря, она была сущий сорванец. Большей егозы я в жизни не встречала.
– Годы меняют людей, – глубокомысленно изрек я.
– Ну да, – вмешалась в разговор одна из помощниц. – Так меняют, что даже цвет глаз у ее милости стал другой.
– Откуда ты знаешь?
– Госпожа не все время сидит в своей спальне. По утрам она гуляет по саду, и я однажды с ней там столкнулась. Так вот, раньше она была смугляночка с карими глазами, а сейчас бледна, что твой мел. И глаза у нее серые.
– Болтушка, – осадила девушку повариха. – Ты могла не разглядеть толком. Если глянуть мельком, можно и ошибиться. А бледна она из-за того, что все время сидела взаперти за монастырскими стенами. Но то, что живет сейчас ее милость затворницей, это сущая правда.
– А что скажете о капеллане? – спросил я, меняя предмет разговора.
– Пускает слюни на каждую юбку. А так ничего, мужчина видный и обходительный. А уж голосина у него любой церковный хор перепоет.
– Ай, ай, ай! Доминика! Ты не почтительна к святому отцу.
– Пусть простит меня Господь. Я сделала это не со зла.
Женщина состроила постную физиономию, передразнив капеллана.
– Аминь, – я поднялся из-за стола и искренне поблагодарил повариху за вкусный обед.
Причем я вкусил до отвала не только телесной пищи, но и пищи для ума. И мне было над чем подумать.
Глава пятая. Гости
Прошла неделя с того дня, как я нанялся на службу. Первое время частенько попадал впросак. И понятно, нюансы и тонкости службы в замке мне никто заранее разъяснять не собирался. По мнению старожилов, я должен был набить все шишки самостоятельно. В этом и заключалось настоящее веселье. Я терпел все: мелочные придирки на пустом месте, скрытые ухмылки и прямые насмешки. Не сердился. Нет. Напротив, все обращал в шутку и первым смеялся над своей неопытностью. Не я придумал скромные радости служивых, не мне их и прекращать. Это был правильный расчет. К концу недели я освоился в казарме и на стенах. Дежурства нес безукоризненно и не спал на посту. Кроме Жиля, явных недоброжелателей у меня не было. Кастелян если и испытывал ко мне недобрые чувства, то не стремился их выказывать. Еще парочка воинов-старожилов, также носящих статус сержантов, попытались было указать на свое старшинство, но очень вежливо. Моя безоговорочная победа над телохранителем госпожи Габриэллы не способствовала стремлению меряться со мной силами. С остальными обитателями замка, не считая прислуги, я почти не виделся. Лишь раз проходившая мимо госпожа де Фруссар окинула меня мимолетным взглядом и надменно кивнула на мой уважительный поклон. Сестру рыцаря я не увидел за эту неделю ни разу. И она единственная в замке возбуждала мое любопытство. Ничего, говорил я себе, рано или поздно я проникну если не во все, то в большинство тайн, которые хранит замок. Иначе зачем я проделал такой трудный путь? Чтобы занять место замкового стражника?
На восьмой день в замок пожаловали гости. И по этому поводу хозяева устроили если и не пир, то небольшую пирушку. И я был назначен присутствовать в зале в качестве оруженосца де Фруссара. Из-за бедности у рыцаря не было оруженосца-дворянина, поэтому эту почетную должность исполнял кто-нибудь из сержантов. Теперь настала моя очередь. Я хорошенько вымылся теплой водой. Спасибо любезной поварихе, надел дублет и сверху новенький сюрко с гербом рыцаря на груди. Простой меч в кожаных ножнах я повесил слева. А свой кинжал – справа. Деревянным гребнем пригладил волосы, оставив лоб открытым. И посчитал, что затраченных усилий достаточно, чтобы не выглядеть огородным пугалом.
В положенное время я оказался в зале. В нем ничего не изменилось, разве что свечей горело гораздо больше. И все одно углы тонули в полумраке. За столом, покрытым белой скатертью, сидели сам де Фруссар, его жена, капеллан и гости: пожилой дворянин, девушка, годящаяся ему в дочери, если не во внучки, и молодой человек лет двадцати пяти, лютня и нарядная одежда которого выдавали в нем менестреля. Я занял место позади кресла рыцаря, рядом с пажом, стоящим за госпожой. Чтобы не попасть впросак, во время обеда я попросил Фабиана подсказывать мне, что делать, и тот пообещал. Я не так часто бывал в дворянском обществе, больше наблюдая рыцарей в походных условиях. Поэтому уж раз представился случай, я решил внимательно понаблюдать за собравшейся компанией, чтобы извлечь для себя пользу и расширить свои представления о куртуазном обществе, пусть и провинциальном.
Прежде всего сам Реджис де Фруссар, восседавший во главе стола. Сейчас он смотрелся по-иному, чем обычно. На рыцаре была дорогая одежда из двух вертикально разделенных цветов. Бархатный красно-зеленый камзол с большим количеством нашитых мелких пуговиц и пристегнутыми рукавами. В разрезы их проглядывало белое тонкое полотно рубашки и шоссы из шелка таких же цветов. На ногах рыцаря были туфли-пулены из черной замши с загнутыми вверх носами очень умеренной длины. Только кинжал, висевший в посеребренных ножнах на поясе владетеля Мо, оставался тем же. Волосы молодого рыцаря были тщательно расчесаны, а концы завиты. В целом мой господин выглядел красиво. И только находясь в непосредственной близости от него, можно было заметить, что одежда носилась более чем долго и успела слегка вытереться.
Его жена Габриэлла де Фруссар сидела по левую руку от мужа. На ней был черный шелковый роб с узким лифом и широкой длиннющей юбкой, украшенной каймой, с вышитыми на ней золотом цветами. Узкие, изрезанные причудливым рисунком рукава подчеркивали изящество и тонкость ее рук. Само платье было спереди подоткнуто так, что виднелась не только нижняя, ослепительной белизны юбка также из шелка, но и кончик маленького красного башмачка, позволяющий вообразить и невидимую под платьем ножку. На безукоризненной формы шее блестела в свете свечей золотая цепочка с кулоном из аметиста. Пышные пшеничные волосы были убраны в высокую прическу, украшенную жемчужной сеткой. Лицо с открытым лбом и выщипанными в тонкую линию дугами бровей по нынешней моде чуть нарумянено и подкрашено. Впрочем, мне, небольшому знатоку женских уловок так и не удалось установить, натуральные у мадам ресницы или результат ухищрений, настолько они были длинны и пушисты и так красиво оттеняли голубизну ее глаз. Могла ли Габриэлла считаться красавицей? Не мне судить. Скажу только, что черты ее лица отличались соразмерностью и четкостью линий. Тонкий изящный нос можно было по праву назвать римским, а вот рот с полными ярко-красными губами, пожалуй, был великоват. Но сама она производила ошеломляющее впечатление на окружающих. Возможно, в этом виноваты и использованные ею притирания и благовония, от аромата которых кружилась голова. И не только муж, а и старик, и молодой менестрель не могли оторвать от нее глаз. Мне повезло, что я стоял позади и любоваться ею мог лишь сзади, да иногда в профиль, когда она поворачивалась к мужу. Зато от аромата спасения не было. Удушливый и кружащий голову, он заставлял бредить наяву. Хорошо, что под одеждой я носил ладанку, уберегающую как от сглаза и порчи, так и от женских чар.
Следующим, на кого я обратил внимание, был пожилой рыцарь, как я узнал позже, один из соседей де Фруссара, остановившийся у него проездом. Он приехал со своей юной женой. Рыцарь предпочитал просторную одежду неярких цветов. Его котарди12 из тонкой шерсти, выкрашенной в голубой цвет, доходил до колена. Льняные белые шоссы были заправлены в дорожные сапоги. Изрядно поредевшие седые волосы с лысиной на макушке достигали плеч, а лицо, украшенное такой же седой бородой, было испещрено глубокими морщинами, похожими на шрамы. Когда он улыбался, во рту виднелись редкие гнилые зубы. На мой взгляд, возраст этого рыцаря был очень почтенным.
Его жена могла соперничать с мадам Габриэллой лишь молодостью, так как ей едва ли исполнилось шестнадцать. В платье зеленого бархата, более простого фасона и не столь вычурно украшенном, в бургундском чепце13, скрывавшем волосы, она просто терялась на фоне хозяйки замка. Впрочем, ее свежее личико с мелкими приятными чертами и едва заметными следами сведенных прыщей выглядело достаточно привлекательным. Еще девушка была широка в кости и, следовательно, способна к усиленному деторождению. Это обстоятельство должно давать мужу надежду на продление рода и опасение за вполне вероятное появление рогов.
Пятым за столом сидел менестрель. Он сменил свое дорожное платье на красивый наряд столь ярких цветов, что напоминал весенний сад. На нем была приталенная безрукавка из пунцового шелка. Сами рукава с множеством узелков и разрезов белого и черного цвета соответственно, держались на широких желтых лентах. Шоссы же, плотно обтягивающие ноги, сочетали в себе не два, а гораздо больше цветов – от белого до фиолетового. Черные волосы странствующего певца вились от природы, обрамляя красивое, смуглое от загара лицо, как у человека, проводящего много времени в дороге. Молодой человек наверняка имел происхождение, достаточное для того, чтобы находиться за одним столом с рыцарями и их дамами. Он из кожи лез вон, дабы угодить Габриэлле, и совсем не обращал внимания на жену старого рыцаря, что погружало последнюю в уныние.
Слуги чинно следовали к столу и обратно к дверям зала, разнося различные блюда и вина. В скупости и отсутствии хлебосольства молодого рыцаря трудно было упрекнуть. На оловянной посуде подавались запеченные перепелки и цыплята, копчености, соления, супы, свежий мед и несколько сортов вина. В отличие от обеда, ужинали обычно неспешно, смакуя удовольствие от еды и выпитых напитков. Вечерняя трапеза в замке де Фруссара не являлась исключением из данного правила. Первое время за столом были слышны лишь чавканье, хруст костей и короткие возгласы о том, что попробовать и как. Но к концу первого часа, когда все более или менее насытились, беседа оживилась. Хозяева и гости живо болтали между собой, не забывая межу тем и набивать животы. Мне с моего места было хорошо слышно, о чем говорили за столом. Начали с нашего господина, бургундского герцога, провозгласив тост за здоровье нашего герцога Жана Бесстрашного.
Пожилой рыцарь, поставив на стол кубок, вытер губы тыльной стороной ладони и произнес тоном человека, привыкшего к уважению:
– Наш добрый герцог взялся за дело рьяно. Дай ему Бог долгих лет жизни. Король французский Карл ему благоволит. Беда в том, что тот погружен в дела настолько, насколько позволяет ему болезнь. Ведь известно, что он понемногу сходит с ума. Ничего. Указы герцога от имени короля позволят укрепить государство.
Высказавшись, старый рыцарь гордо посмотрел вокруг.
– Арманьяки14 не смирятся с этим, – вставил менестрель, заслужив этим хмурый взгляд рыцаря, которого он перебил. Но так как де Фруссар почтительно молчал, рыцарь продолжил развивать свою мысль:
– Пока не прекратятся внутренние свары, благоденствие не наступит. Не будь я Колен де Бракери.
– Поговаривают, – осторожно вставил капеллан. – Будто герцог передал налоги в руки откупщиков.
– Если это так, то прежде чем наполнить казну, они набьют свою мощну доверху, – мрачно предрек старый рыцарь.
Де Фруссар счел своим долгом заступиться за герцога:
– Его высочеству трудно приходится, а без казны шевалье ему не на что содержать армию. Он и так распустил некоторые свои отряды. На моей земле, в лесу прячется одна шайка. В ней полтора десятка человек, причем многие из них бывшие солдаты. Они пока не трогают моих вилланов, но рано или поздно это случится. А ведь отнимая у крестьян скот и продукты, они вредят моему хозяйству. В разрушенной башне прятался разбойник по прозвищу Речная Крыса. Он перекрыл путь по реке. От этого страдала вся торговля. По просьбе настоятеля монастыря я дважды пытался захватить его, но каждый раз его кто-то предупреждал. Хвала Господу, что совсем недавно какие-то наемники разгромили его шайку. И плаванье по реке снова стало безопасным.
– Точно, – невпопад согласился старый рыцарь. – В конечном счете страдаем мы. Я уже и забыл, когда мне платили оброк полностью. Чуть же надавишь на вилланов посильнее, так они берутся за дубины и цепы.
– А междоусобные войны, – гнул свое де Фруссар. – Я должен защищать свои земли, но граф велит мне набирать воинов для похода на Кабана.
– Кабан напал на земли его тещи и обобрал их до нитки. Его светлость не мог спустить своему вассалу подобную дерзость. Жаль, что я стар, иначе сам бы выступил в поход. Но я уже с трудом держу в руках меч. А воинов графу все же пришлю. Эх, не вовремя мы затеяли это богомолье!
– И зачем же вы его затеяли, господин де Бракери? – вступила в разговор Габриэлла. – Что заставило вас покинуть свой уютный замок и отправиться в путь?
– Вот уже скоро год, как я женился, – с достоинством проговорил рыцарь, огладив рукой бороду. – Но Бог до сих пор не дал нам с Луизой ребенка. Поэтому мы и едем в монастырь помолиться Святой Марии.
При этих словах жена его покраснела, а Габриэлла шепнула мужу, но так, что я услышал:
– Если он так хочет ребенка, пусть отправляется на войну. Глядишь, и будет ему приплод.
Де Фруссар неодобрительно покосился на нее, но промолчал.
– Расскажите лучше, Амори, что слышно при дворе нашего сеньора? Вы ведь едете оттуда, не так ли? – спросила она у менестреля, ласково тому улыбаясь.
– О, госпожа, сейчас графу не до празднеств, он готовится к войне. А где звенит оружие – поэзии делать нечего. К тому же во всем дворе не найдется дамы, сравнимой с вами красотой! Если же я не вижу перед собой предмет восхищения, я чахну.
Сотворив этот неуклюжий комплимент, менестрель скромно потупил глаза.
– Неужели? – колокольчиком залилась Габриэлла. – Я рада, что вы столь высоко цените меня, Амори. Но хоть что-то при дворе происходило? Не правда ли?
Менестрелю только такого поощрения и не хватало. Он тут же вывалил целый ворох слухов и сплетен, потому что был набит ими под завязку. Ему удалось завладеть вниманием не только женщин, но и мужчин, включая капеллана. Но стоило ему перейти к описанию любовных шалостей младшего брата графа, де Бракери громко выразил протест.
– Остановитесь, молодой человек! Незачем нам слушать истории, не приносящие чести ни тому, кто их рассказывает, ни тем, кто им внимает.
– Ну, полно вам, господин рыцарь, – возразила Габриэлла своим медовым голоском. – Наш гость не хотел вас обидеть. Эти истории давно украшают любой обед в пределах графства, превратившись в устные предания. И мы лишь немного позабавились, послушав, на какие ухищрения идет молодость в удовлетворении своих желаний.
– Вы, безусловно, правы, госпожа, – со вздохом согласился Бракери. – Я понапрасну накинулся на вас, юноша. С возрастом ощущаешь, как уходят не только силы, но и веселость.
– Ну и хорошо, – примирительно сказала Габриэлла. – Давайте лучше послушаем нашего любезного менестреля. Амори, как я знаю, вы великолепно поете песни и баллады. Не исполните нам что-либо на ваше усмотрение?
Менестрель недолго отнекивался. Он лишь скромно заметил, что немного простужен и потому голос у него хрипловатый. Затем Амори взял в руки лютню, настроил ее, пощипав струны, и сказал:
– Я спою вам балладу Гийома де Машо, стихи которого отличают безупречность и изысканность. Как никого более.
Сам я тонкого слуха не имею, но признаюсь, что заслушался. Амори пел так нежно и прочувственно, что дамы стали вытирать глаза платочками, а мужчины мечтательно улыбаться. Когда певец смолк, похвалы, расточаемые слушателями, были совершенно искренни, и если бы я имел право говорить, то обязательно присоединил бы к ним свой голос. Все наперебой стали просить спеть что-нибудь еще, и Амори вновь взялся за лютню, зазвучавшую на этот раз громко и весело.
– Я позволю себе еще раз обратиться к поэзии де Машо. Название песни «О тех, у кого нет денег» говорит само за себя, – улыбнулся менестрель и запел уже совсем по-иному, весело и разудало. Едва певец с последним аккордом отложил лютню, как де Бракери грохнул кулаком по столу, заходясь от смеха:
– Клянусь, что не встречал песни правдивее. Одно перечисление напастей чего стоит! Да и ты горазд петь, паренек, ничего не скажешь. Вон, даже святого отца проняло, – он показал пальцем на раскрасневшегося капеллана, тут же скромно потупившего глаза.
– Отлично исполнено, – подтвердил де Фруссар.
– Дорогой Амори, – чувственно проговорила Габриэлла. – Не зря о вас идет слава, как о превосходном певце.
– Благодарю вас, госпожа.
Поклонился менестрель с довольным видом.
Как и подавляющее большинство людей его ремесла, он, оказывается, был весьма тщеславен. Де Фруссар предложил тост в его честь. Слуги наполнили кубки, и все дружно выпили.
– Что не говори, – протянул старый рыцарь, сыто рыгнув. – А в нынешнее время у нас не до забав. То одно приключится, то другое. Оно и раньше бывало всякое. Да только теперь напасти со всех сторон атакуют. Люди забыли Бога. Вот что!
После этих слов де Бракери воцарилось молчание. Отец Жером порывался что-то сказать, но так и не решился. Надо было срочно менять тему разговора. Тут-то граф де Фруссар вспомнил про меня.
– А я нанял солдата, бившегося в войсках Жана Бесстрашного! И скажу, что выучка у него превосходная. Вы же знаете здоровяка Жиля Пуле? Так вот, этот парень так отделал его в схватке на мечах, что любо дорого было смотреть. Эй, сержант, подойди ближе и встань так, чтобы тебя смогли рассмотреть.
Мне пришлось обогнуть стол, чтобы я был виден всем присутствующим. Встав перед ними, я отвесил почтительный поклон и застыл, точно изваяние.
– Вид у него бравый, – заметил рыцарь. – Хотя твой Пуле – настоящий мешок. Побить его много ума не надо. Как тебя зовут, малый? – обратился он ко мне.
– Клод-Франсуа Малон, господин, – бодро ответил я.
– Ты действительно служил у герцога?
– Да, господин. В его охране.
– И каков он из себя?
Ну и детские вопросы задает старикан, – подумалось мне. – Хочет знать, не лгу ли я?
– Из себя он очень величественный и умный. Настоящий правитель.
Де Бракери захохотал.
– Понятно, почему ты не хочешь о нем говорить. Наш герцог неказист на вид. Что же, ты больше не в войске?
– Наш отряд распустили после смерти капитана. Вот я и подался на вольные хлеба. Год жил без забот, да деньги кончились раньше, чем рассчитывал. Пришлось мне снова наниматься.
– Эко складно ты говоришь. Среди вашего брата мало таких говорунов.
– Я из школяров, господин.
– Вы не поверите, но он умеет читать и писать, да еще знает латынь, – заявил де Фруссар.
– Ученый солдат, – хмыкнул старик. – Это все равно, что скрестить быка с лошадью. Толку не будет. Излишняя ученость, воину, мальчик, только во вред. За всю мою жизнь я был знаком с двумя учеными мужами. Один погиб на турнире, получив копье в брюхо, и его ученейшие кишки точно также вывалились на песок, как и какого-нибудь олуха. Другой стал в итоге судьей. Это сам по себе незавидный конец. Что на это скажешь?
– Скажу, что обучение я так и не закончил.
– Вот это другое дело. А почему ты не говоришь о своих подвигах?
– Меня не убили, господин. По-моему, в этом и есть мой главный подвиг.
– Да за словом ты в карман не лезешь. И мне нравится твоя скромность. А то бредни «бывалых» вояк вызывают тошноту. Послушай их. Так они убили врагов больше, чем население нашего графства. Воюй, парень! Война – это лучшее из всех занятий на земле. И единственный честный способ улучшить свое положение. Я знавал воинов, заслуживших в бою рыцарское звание.
– Кстати, – оживился Амори, – в битве при Отэ один из воинов был посвящен в рыцари самим герцогом. Сейчас вспомню, как его звали. Кажется, Сен-Буа. Он сумел выдвинуться, хотя и вышел из простых солдат. Впрочем, имя у него вроде бы дворянское. Ты знал его, сержант?
Мне показалось, что менестрель как-то странно на меня посмотрел.
– Не близко, господин.
– Это тебе, паренек, пример того, что на войне нет ничего невозможного, – назидательно заметил де Бракери. – Эй, налейте ему выпить. Парень заслужил кубок хорошего вина. Ты ведь не будешь возражать, Реджис, коли твой сержант выпьет?
– Я тоже присоединяюсь к просьбе господина де Бракери, – произнесла дотоле молчавшая Габриэлла. – Пусть выпьет. Солдату это не помешает. Жаль только, что у него шрам.
Вот стерва! Мой шрам на левой брови, давно затянувшись, стал малозаметен. Прозвище мне дали по свежим следам, а прошло уже пять лет. Слова госпожи де Фруссар показывали, что ей очень захотелось мне досадить.
– Пустяк, – вступился за меня старый рыцарь. – Шрамы нас, мужчин, только украшают. И сразу видно, трус он или нет. Те, кто бежит, получают раны в иных местах.
Он сам засмеялся своей шутке.
– Пей, сержант! Надеюсь, я не прогадал, взяв тебя на службу, – разрешил мой новый господин.
– За здоровье прекрасных дам и доблестных рыцарей.
Я поднес кубок к губам и выпил его содержимое, не пролив ни капли. После чего, поклонившись, вернулся на свое место. Ужин подошел к завершению. Скоро гости и хозяева отправились спать. Гийом, распоряжавшийся всем, отпустил меня в казарму. Во дворе я с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Признаться, подобные обязанности мне не пришлись по нраву. Когда я проходил мимо кухни, кто-то коснулся моей руки и потянул за нее.
– Кто здесь? – спросил я.
– Тише, – прошептал женский голос, по которому я узнал Доминику.
– Пойдем со мной, Жолли.
Она повела меня на кухню, дышащую остывающим жаром, и зажгла свечу.
– Знаю, что провести на ногах несколько часов, наблюдая за тем, как господа набивают себе желудки, утомительно. Не хочешь ли немного поесть перед сном?
– Ты моя добрая фея, Доминика, – от души высказался я.
В сущности, мне досталось отведать те же яства, что ели за ужином рыцари и дамы. Доминика молча сидела напротив, и на лице ее блуждала улыбка, значение которой я мог без труда угадать. И я не удивился тому, что после ужина кухарка снова взяла меня за руку и увлекла в маленькую каморку за кухней, служившую ей спальней.
– Если не возражаешь, Жолли, я хотела бы убедиться, насколько хороши в любовных утехах солдаты, вернувшиеся с войны, – сказала мне женщина хрипловатым от возбуждения голосом.
Глава шестая. Первая встреча с Элинор
В тот день я стоял на западной стене. Это самое спокойное место в замке. Стена выходит на обрывистый склон, по которому взобраться вверх почти невозможно. Однако часовой стоит и здесь. Разумно, ведь беда может подойти с любой стороны. Я прохаживался по парапету, мурлыкая себе под нос старую солдатскую песенку. Голоса внизу заставили заглянуть во двор. Прямо подо мной находился сад. Правда, назвать его садом можно было с натяжкой. Всего-то несколько фруктовых деревьев да густые кусты роз, между которыми были протянуты тропинки, посыпанные песком. В середине сада возле маленького бассейна стояли скамьи. На одной из трех сейчас сидели две девушки. Сверху я видел их спины и непокрытые головы. Понятно, что в повседневной жизни при отсутствии гостей многие правила не соблюдались, и женщины-дворянки могли ходить с непокрытой головой. Но говорили не они. Со стороны донжона к ним шла Габриэлла, а за ней, в трех шагах позади, семенила камеристка Меик, обычно смешливая и игривая девушка. Сейчас она терпеливо выслушивала громогласную речь хозяйки, время от времени вставляя высоким испуганным голоском:
– Да, госпожа! Хорошо, госпожа! Простите меня, госпожа!
Голос же Габриэллы в этот момент никто не назвал бы медовым. Нет, он был визгливым и неприятным. До сих пор мне не пришлось быть свидетелем подобного поведения жены рыцаря, и я с интересом прислушивался к эпитетам, которыми она награждала малютку Меик. Наслушавшись вдоволь, я хотел отойти, но тут Габриэлла подошла к девушкам, одна из которых торопливо поднялась со скамьи, а другая продолжала сидеть. Вставшая, а это была служанка, сразу же отошла к Меик, и обе встали с другой стороны фонтана. Наверное, Габриэлла не хотела, чтобы они слушали разговор. Вот теперь госпожа де Фруссар заговорила тихо, и я ее не слышал. А мне очень хотелось послушать. Я даже лег на камни и осторожно высунул голову, рискуя, что мои странные действия увидит часовой с противоположной стены. Тщетно! До меня долетали какие-то обрывки фраз, не позволяющие понять их смысл. Ясно было лишь то, что разговор этот неприятный. Наблюдая за дамами, я предположил, что они обмениваются колкостями и, если судить по жестам, готовы вцепиться друг в друга. Чем же сестра рыцаря так досадила его жене? Габриэлла стояла ко мне лицом, и я видел сверху, как оно покраснело. Вот она размахнулась, точно хотела дать Элинор пощечину. Не получилось. Девушка первой толкнула женщину в грудь. Габриэлла поневоле отступила на шаг назад. Ее рот широко раскрылся. Опомнившись, она первым делом огляделась по сторонам, причем взглянула и наверх, на стену. Но я вовремя понял ее намерение и успел спрятаться. Когда же я вновь выглянул, то увидел, как Габриэлла идет к бассейну, высоко держа голову. Звонкая оплеуха, доставшаяся Меик, показала всю силу ее гнева. Госпожа де Фруссар покинула сад, а служанка вернулась к Элинор. Они пробыли в саду еще с четверть часа, после чего тоже ушли. Мне же было о чем подумать. Кажется, отношения между Габриэллой и Элинор далеки от родственных. Конечно, их можно объяснить хотя бы тем, что при будущем замужестве сестры брат должен будет отдать мужу земли, которыми сейчас пользуется как ее опекун. Но я был склонен думать, что дело здесь совсем в другом и вовсе не связано с родственными отношениями. Мне же захотелось познакомиться с Элинор. Беда в том, что осуществить свое намерение мне было ох как не просто. Кастелян установил среди нас строгие порядки. И у меня было мало свободного времени даже для того, чтобы болтаться по замку без дела. Я терпеливо ждал, когда представится случай. Каждое утро Элинор гуляла в саду по часу и более. Оставалось только найти подходящий случай для знакомства. И вот однажды господа де Фруссары отправились на прогулку. Утром им оседлали лошадей, и кавалькада, состоящая из рыцаря, его жены, пажа, служанки, Жиля Пуле и Юбера, молоденького стражника с миловидным лицом, выехала из замка. Я был среди тех, кто отдыхал после ночного дежурства, и понял, что мне предоставляется шанс, не использовать который было бы глупо. Укрывшись в часовне, я сделал вид, что погружен в молитвы, а сам ждал, когда Элинор выйдет в сад. Однако посидеть в одиночестве мне долго не удалось, потому что появился капеллан. Отец Жером до того не питал большого желания разговаривать со мной, подчеркивая свое положение, и ограничивался наложением благословения. Сегодня, как назло, он решил изменить обычную практику.
– Не желаешь ли исповедоваться, сын мой? – подступил он ко мне с извечным вопросом духовного лица.
– Благодарю вас, святой отец. Не хочу отнимать у вас время.
– Что ты, что ты! Я всегда готов помочь и возвратить заблудшую овцу в стадо Господнее.
– А почему вы решили, что я отбился от стада? – спросил я.
Мой вопрос завел Пастыря в тупик. Я еще при первой встрече предположил, что отец Жером недалекого ума и под его представительной внешностью скрывается обыкновенная серость. И оказался прав.
– Разве ты не был наемником, сын мой?
– И что? Как это связано с грехами? Я примерный христианин, святой отец! Регулярно хожу в церковь, молюсь и причащаюсь. А последнюю исповедь я принес преподобному отцу Стефану, настоятелю собора Святого Венигна Дижонского. И было это в прошлом месяце. Какая же я заблудшая овца?
Моя отповедь совершенно уничтожила отца Жерома. Он стушевался и стал мямлить, что долг каждого христианина и пастыря душ в особенности делать все для спасения ближнего, и он просто хотел убедиться, насколько я тверд в вере. Пока мы так перепирались, дверь часовни открылась. И вошла Элинор. За ней появилась служанка. Это была рослая девица с цепкими глазами, больше походившая на охранницу. Она сразу же, как вошла, пробежала взглядом по часовне и, убедившись, что кроме нас в ней никого нет, спокойно встала у двери. Отец Жером тут же поспешил к сестре рыцаря и угодливо спросил, в чем она имеет нужду и не может ли он помочь госпоже Элинор.
– Я хотела бы помолиться, святой отец, и сделать это в одиночестве, – проговорила девушка, обмакнула пальцы в чашу со святой водой у входа и перекрестилась.
Я стоял и разглядывал ее, но не впрямую. Нет, делая вид, что молюсь. Она была на вид лет шестнадцати. Ее волнистые черные волосы, заплетенные в обыкновенную косу, оттеняли белизну лица. Большие серые глаза смотрели из-под длинных ресниц решительно и твердо. Лицо ее было красиво, хотя черты не отличались правильностью: чуть вздернутый нос, маленький рот. Руки отличались белизной и соразмерностью. Платье из фиолетового бархата подчеркивало стройность ее девичей фигуры. Девушка тоже посмотрела на меня и спросила у капеллана:
– Кто этот человек? Раньше я не видела его в замке.
– Я солдат, госпожа. Служу рыцарю де Фруссару, – опередил я отца Жерома.
– Набожный какой, – усмехнулась она и прошла вперед, к алтарю, чтобы сесть на переднюю скамейку. Я же остался на месте и делал вид, что истово молюсь. Отцу Жерому тоже пришлось угомониться и принять позу скорби. Я успел прочитать «Отче наш» десять раз, прежде чем девушка пошевелилась. Вот, она встала, попросила благословения у отца Жерома и снова подошла к чаше. Я заранее подготовился и оказался у дверей в тоже время, что и Элинор. Опустил руку в воду и сразу почтительно протянул ее девушке. Она улыбнулась и слегка коснулась моей руки своими прохладными пальцами. Мы одновременно осенили себя крестным знамением, и девушка вышла из часовни. Я заметил, что служанка, прежде чем выйти, окинула меня подозрительным взглядом. А мне показалось странным, что та не проявила должной набожности, притом что жила в монастыре. Я вышел из часовни и направился на кухню. Ну что же, я должен себя поздравить. Не прошло и двух недель моей жизни в замке, как я смог убедиться, что та, ради которой я появился в Мо, находится здесь.
Доминика, как и всегда, трудилась из всех сил. Она закатала рукава платья на руках, чтобы они не мешали, и большой скалкой раскатывала тесто. Увидев меня, она быстро раздала своим девчонкам и поварятам задания и выпроводила вон.
– Приветствую тебя, добрая Доминика, – шутливо сказал я.
После ночи в ее постели нам удалось повторить произошедшее только одиножды. И на этот раз в чулане на мешке с мукой, да и то в присутствии кошки, неодобрительно наблюдавшей за нами сверху. Приходилось соблюдать осторожность. Я не хотел, чтобы Хромой Гийом прознал о наших отношениях. По-моему, он все еще ревновал Доминику и не оставлял надежды добиться ее расположения.
– И я тебя, Жолли! Если хочешь перекусить, то у меня найдутся пирожки с капустой и ветчина, – сказала кухарка, подойдя ко мне так близко, что я ощутил жар, идущий от ее тела.
– Нет, я не голоден. Но благодарю тебя за заботу.
Я ласково коснулся ее щеки рукой.
– Тогда, может, выпьешь стаканчик сидра?
– Не откажусь.
Доминика была очень заботлива, а в голосе прорезалась хрипотца. Я хорошо понимал ее настроение. Увы, мы оба были на службе, и время полностью нам не принадлежало.
Она принесла мне стакан, и я пригубил яблочный сидр.
– Жолли! Ты чем-то озабочен?
– Я сейчас встретил служанку. Ту, которая прислуживает сестре нашего господина.
– А ты говоришь о Тильде?
– Ее так зовут? Скажи, она здешняя? Ты знала ее до монастыря?
– Почему ты спрашиваешь? Неужто хочешь переметнуться к ней? Ох, Жолли, я ревную!
– Перестань, Доминика. Я не променяю тебя на какую-то кислую девицу. Просто она показалась мне какой-то необычной, не похожей на прислугу. Потому и спрашиваю. Здесь что-то не так.
– Ладно, скажу. Тильда не отсюда. До того, как она появилась здесь вместе с Элинор, я ее не знала. И ты прав, девица гордая, ни с кем не знается. Да и появляется на людях только чтобы взять еду. Носит ее сама, никому не доверяет.
– Значит, она приходит сюда каждый день по три раза? Почему же я встретил ее только сейчас?
– Ты не понял. Она ждет в башне на первом этаже, а туда поднос приносит одна из моих девочек.
– Какие тут строгости. Не понятно только, почему? Встретил я и госпожу Элинор. Она мне не показалась больной.
– Не могу ничего тебе сказать. Кто знает все, так это Гийом. Но у него не выпытать.
– Рыцарь ему доверяет. Так?
– Так. Да и как иначе? Гийом служил еще отцу Реджиса. Он стал доверенным слугой до того, как наш хозяин вырос и стал взрослым.
Доминика нахмурила лоб и задумалась.
– Знаешь, – сказала она, – А ведь Тильда приходила сюда однажды. Уж не вспомню почему. Так вот, я столкнулась с ней в проходе. И представь себе. Эта девчонка носит при себе кинжал. Да, да! Так и есть. Он висит у нее в ножнах под верхней юбкой.
– Ты уверена, что это был кинжал?
– Жолли! Я с двенадцати лет прислуживала на кухне и навидалась всяческих ножей.
У Тильды там был стилет. Узкий, но длинный. А уж как я это углядела, лучше не спрашивай.
Улыбка появилась на ее пунцовых губах, и я не мог удержаться, чтобы не сорвать с них, уходя, поцелуй. Все складывалось. Нет, я проделал путь в Мо не зря. Девушка, которую де Фруссар выдает за свою сестру, здесь на положении пленницы, а ее служанка еще и ее тюремщица.
Глава седьмая. Разбойники
Очень скоро случилось событие, позволившее рыцарю де Фруссару проверить меня в деле. Накануне вечером в замок прибежал насмерть перепуганный староста из Жиро – второй деревни рыцаря, расположенной в двух лье от первой. Он рассказал, что на их селение напали разбойники, обосновавшиеся в лесу по соседству. Первое время они не трогали крестьян, ограничиваясь данью в виде козы или овцы, но рано или поздно такое соседство должно было плохо кончиться. И вот наступил день, когда разбойники подвергли деревню настоящему разграблению. У вилланов отобрали много мелкого рогатого скота и домашнюю птицу. А у мельника взяли деньги, собираемые для рыцаря по праву баналитета.15 Обобрали и самого старосту, а также увели с собой в лес трех девушек, среди которых была и дочь мельника. Староста клялся, что знает место, где скрываются бандиты, и сможет показать дорогу. Чаша терпения де Фруссара была переполнена. Он обещал, что сам разберется с шайкой. И отдал приказ выступать на следующее утро.
Если разбойники вели себя так нагло, значит, были уверенны в своей безнаказанности и никуда не собирались убегать. Староста утверждал, что в деревню их пришло человек пятнадцать. Скорее всего, они считали себя достаточно сильными для отпора. Рыцарь де Фруссар располагал лишь двенадцатью воинами, владеющими оружием, не считая Гийома и Жиля. Последний именовался телохранителем госпожи Габриэллы и не входил в состав гарнизона. Бросить замок совсем без защиты рыцарь не мог, да и верховых лошадей на всех солдат не хватало. Поэтому Фруссар оставил в замке Хромого Гийома, Фабиана, Жиля и еще трех воинов. А остальных посадил в седла.
И вот ранним утром, едва наступил рассвет, маленький отряд из десяти всадников во главе с рыцарем выехал из замка. Нужно ли говорить, что в его рядах был и я, верхом на Пегом, время от времени косящим на меня печальным глазом. Зато вооружен и экипирован я был на славу. Поверх моей собственной кольчуги на мне был нагрудник и сюрко с нашитым гербом. Голову защищал бацинет16 с забралом, до того послуживший много лет верой и правдой. Кольчужный горжет вокруг шеи, наплечники, наручи и наколенники довершали мое защитное снаряжение. В левой руке я держал небольшой деревянный щит треугольной формы с нашитыми железными полосами. На боку висел одноручный меч в кожаных ножнах. За спиной тяжелый арбалет. В правой руке копье. Подобно мне были вооружены и остальные воины. Только вместо кольчуг на них гамбезоны, а сверху нагрудники или бригандины17. Сам рыцарь облачился в легкие боевые доспехи, поверх которых на нем была белая туника из тонкой шерсти, и вооружился двуручным мечом, висевшим у него за спиной. Шлем рыцаря, имевший забрало в виде клюва, был приторочен к седлу. Его крупный рыцарский конь вороной масти в нетерпении грыз удила, удерживаемый от рыси железной рукой седока. Позади одного из воинов сидел староста, взятый проводником. Я ехал во втором ряду вместе с Юбером. У него с веснушчатого лица никогда не сходила простодушная улыбка. Другие солдаты посмеивались над ним, называя дурнем, потому что он и в правду вел себя порой как олух. Но солдат из него был неплохой, благодаря природной силе и безрассудной храбрости. На тренировках мы часто составляли пару, и я неоднократно убеждался в его рвении. Парню просто не хватало навыков. Впрочем, если быть до конца справедливым и пусть это не покажется хвастовством, все солдаты гарнизона уступали мне в мастерстве, и ни одному из них не удалось победить меня в учебных боях. Я не успел ни с кем сдружиться, однако общался со всеми, подкупив их тремя кувшинами вина, выпитого за мой счет. И все же охранять свою спину я не доверил бы никому из них, кроме, пожалуй, Юбера.
Когда наш отряд въехал в первую деревню, перед церковью нас ожидала дюжина вилланов с копьями и большими дощатыми щитами в руках. У некоторых за плечами были луки. Это и был отряд, набранный рыцарем для участия в войне с Кабаном. Предводительствовал ими, как шепнул мне Юбер, сын старосты. Он отличался более уверенным видом и тем, что носил старый помятый нагрудник и шлем.
– Господин, – подойдя ближе, он поклонился рыцарю. – Мы готовы.
– Все в сборе? – спросил де Фруссар, скептически осматривая сбившихся в кучу вилланов.
– Все, господин, – заверил его предводитель крестьянского воинства.
– Построй их, – приказал рыцарь.
Стараниями сына старосты, мужики встали в один ряд в относительном порядке. На всех них были серые домотканые верхние рубашки, такие же или черные шоссы и капюшоны.
– Слушайте меня! – громко возвестил де Фруссар, выехав вперед. – Вы знаете, что на соседнюю деревню напала шайка бандитов. Я хочу с ними покончить. Вы пойдете со мной. Я надеюсь на вашу храбрость и стремление защитить свои дома и семьи.
Говорил рыцарь резко, будто вбивал гвозди. Наверное, он считал, что иначе мужики его не поймут.
– Предупреждаю: если кто струсит, того я повешу на самом высоком дубе. Ясно? Тогда вперед!
Де Фруссар счел выступление законченным, повернул коня и шагом выехал на дорогу. Следом двинулся по двое наш отряд, а за ним в разнобой зашагали вилланы.
Путь до Жиро занял у нас около двух часов. Деревня показалась неожиданно, едва мы поднялись на пригорок, с которого просматривались домишки крестьян и темнеющий в дали лес. Издалека она казалось вымершей, неслышно было даже собачьего лая. Староста деревни, звали его Кодо, объяснил, что собак разбойники убили во время грабежа. Мы спустились с пригорка и вступили на деревенскую улицу, сейчас совсем пустынную. Но только вилланы поняли, кто мы, как стали выходить из своих домов, радостно нас приветствуя. Они низко кланялись своему сеньору, наперебой жалуясь на постигшие их напасти. Худые лица, протянутые мозолистые руки и глаза, в которых страх чередовался с надеждой, – все это заставило дрогнуть мое сердце. Я видел, что и де Фруссар был задет за живое. Окруженный вилланами, он молча выслушал жалобы и, когда их голоса стихли, сказал, обращаясь к толпе:
– Я обещаю вам, люди, что накажу виновных и верну ваших детей и собственность. Кто захочет отомстить, может идти со мной. Шестеро угрюмых мужиков, сжимая в руках вилы, присоединились к пехотинцам. Среди них были отцы и братья похищенных девушек.
– Пора! – де Фруссар поднял вверх руку в перчатке, и наш отряд вновь выступил в путь. Теперь мы двигались без дороги по высокой траве, обходя овраги и канавы. Миновали луг, пересекли болотистую низину и оказались вблизи леса, тянущегося в обе стороны на тысячу туазов. Этим лесом когда-то владели предки рыцаря, но к тому времени, когда он наследовал лен, ему принадлежала лишь его часть. Какое-то время мы перемещались вдоль леса, пока дядюшка Кодо не указал нам на неприметную со стороны прогалину, ведущую вглубь. Теперь староста шел впереди, показывая дорогу. Лесная тропа привела наше воинство к широкому и извилистому оврагу, преградившему путь. Здесь был сделан привал. Мы спешились, а вилланы опустились на землю. Все старались вести себя тихо. Разбойники были уже недалеко. Рыцарь сначала посовещался со старостой, а затем подозвал меня. Я отдал повод Юберу и подошел к де Фруссару.
– Слушай-ка, Малон, – сказал он мне, – Кодо говорит, что разбойники свили себе гнездо на лесной поляне. Вон за той чащей. То есть до их лагеря всего ничего, чуть больше тысячи шагов. И туда можно добраться двумя путями. Догадываешься?
– Полагаю, что один путь ведет по оврагу.
– Точно! Но пройти там можно только пешим. Много сваленных деревьев. Надо идти влево. Верно, дядюшка? Тогда выйдешь прямо к лагерю. И там, если предположить, что они не упились до смерти, наверняка у выхода из оврага есть часовые.
– А каков второй путь, господин?
– Второй гораздо длиннее. Так, Кодо?
– Да, мой господин, надо обогнуть овраг и двигаться дальше прямо через лес. Потом надо свернуть влево и ехать до тех пор, пока не увидите небольшую горку. Вот за ней и будет лагерь. С той стороны широкий склон. По нему можно проехать верхом.
Доложил староста, приплясывая от волнения.
– Сколько это займет времени? – спросил рыцарь.
– Верхом около часа, господин.
Фруссар задумчиво посмотрел вдаль. За овраг.
– План мой будет таков, – наконец произнес он. – Пусть у нас и численный перевес. На самом деле большинство наших воинов не имеют военного опыта. Поэтому правильным будет предпринять конную атаку на лагерь. Хотя сержантов у меня маловато. Разбойники не ожидают нападения. И такого удара не выдержат. Если я смогу их рассеять, дело, считай, выиграно.
– Но для полной победы, господин, необходимо закрыть им путь отступления через овраг, – почтительно произнес я.
– А ты знаешь толк в военном деле, Малон. Вот тебе я и поручаю перекрыть им отход и отдаю под твое начало всех пехотинцев. Ты спустишься с ними в овраг, пройдешь по нему до тех пор, пока не поймешь, что лагерь близко. И затаишься, ожидая моего сигнала. Это будет труба. Когда я протрублю два раза, ты должен быть готов и построишь людей так, чтобы они закрыли проход. Да смотри, чтобы тебя не обошли с флангов. Выставь стрелков повыше.
– Хорошо, господин.
– Моя атака наверняка застанет их врасплох. И они побегут прямо на тебя, оказавшись между молотом и наковальней. И если ты удержишь свою позицию, мы разобьем их начисто. Таков мой план. Что скажешь?
– Весьма удачный план, господин. По крайней мере, лучшего я не вижу.
– Рад, что ты схожего мнения. Итак, жди зова трубы.
Де Фруссар приказал солдатам садиться на коней. Моего Пегого отдали старосте, и смену седока тот воспринял с философским спокойствием. Всадники, ехавшие гуськом, один за другим исчезли за деревьями. Прежде чем спуститься в овраг, я осмотрел свое войско. Большинство крестьян были еще не старые люди, но встречались и отцы семейств, заросшие окладистыми бородами. Вид у всех был решительный. Конечно, против конных воинов им было не выстоять, всадники разметали бы их в считанные минуты, но натиск пеших разбойников они должны были выдержать, особенно при численном перевесе. Да и среди разбойников большинство – те же бывшие вилланы, не так уж далеко продвинувшиеся в солдатском ремесле. Во всяком случае, я надеялся, что это так.
Начал я с того, что сказал, как ко мне обращаться, и потребовал беспрекословного повиновения.
– Запомните, я сам убью того, кто струсит и попытается сбежать! Наша цель состоит в том, чтобы своим строем перегородить овраг. Мы должны стоять твердо, не давая разбойникам прорваться сквозь наши ряды. А для этого нужно держаться вместе, заслоняясь щитами и выставив вперед копья. Есть среди вас хорошие стрелки из лука?
Вверх поднялись несколько рук. Я отобрал шестерых.
– Пусть трое из вас поднимутся на край оврага с одной стороны, а трое с другой. Будьте готовы стрелять в любого, кто прорвется сквозь наш строй или же попытается пройти по краям оврага. Ясно?
Мне ответил нестройный хор голосов.
Что ж, сейчас они собирались сражаться за свои интересы, и мне оставалось надеяться на их твердость.
Глава восьмая. Бой в овраге
Я построил крестьян в походный порядок. И мы стали спускаться в овраг. Все его дно поросло молодой травой и ежевикой. Тут и там валялись трухлявые стволы деревьев.
Едва приметные следы, оставленные разбойниками, показывали, что мы движемся в верном направлении. Мои подчиненные шли по дну оврага, стараясь излишне не шуметь. Вилланы помалкивали. Слышалось только их тяжелое дыхание и негромкое бряцанье оружия. Пришлось пройти шагов пятьсот, прежде чем овраг повернул.
Я сделал знак остановиться и ждать. А сам, оставив шит и копье, пригибаясь, прошел вперед, прячась за кусты, в обилии растущие в этом месте. Когда я осторожно выглянул из-за них, то увидел, что овраг впереди сужается и начинает подниматься вверх. Буквально в ста шагах я заметил яркое пятно одежды одного из часовых, как и я, прятавшегося в кустах. Где-то должен быть и другой, но его не удалось высмотреть. Мне очень хотелось проползти к поляне и посмотреть поле боя своими глазами. Но все же, если меня обнаружат, неизвестно, как поведут себя вилланы. Де Фруссар дал мне поручение, чтобы проверить, на что я гожусь. И разочаровывать его не входило в мои планы. При некотором размышлении от мысли прокрасться на поляну я не отказался, а просто решил быть очень и очень осторожным. Также крадучись, я вернулся к крестьянам. И велел им сесть в траву. Назначив старшего и велев соблюдать тишину, я положил оружие на траву и вернулся к повороту.
В кустах я лег на землю и медленно пополз вперед. Для часовых я был невидим, но приходилось тратить много усилий, чтобы нижние ветви кустов не качались, выдавая мое продвижение. Я порядком устал. Ползти приходилось все время вверх. Я все чаще вытирал пот со лба, к которому мигом приклеивалась паутина. Когда я преодолел большую часть пути, мне стали слышны звуки, идущие с поляны. На первый взгляд складывалось впечатление, будто рядом находится деревня. Я явственно различал блеяние коз, стук топора, плеск выливаемой воды. Оказавшись в нескольких шагах от первого часового, я обполз его по широкой дуге и смог увидеть поляну. Она была широкой, со всех сторон закрытой деревьями, укрывавшими ее от посторонних глаз. На самой ее середине был сооружен большой шалаш. Вход у него был в центре, как раз напротив дымящегося костра, где в огромном котелке, подвешенном над огнем, варилась мясная, судя по запаху, похлебка. Слева от костра, у самых деревьев, был сделан навес из ветвей. Тут и приютилось разношерстное стадо, украденное у вилланов. Какой-то малый в кожаной куртке с нашитыми на нее медными бляхами рубил на дубовом пне дрова.
Еще один, я видел лишь его сутулую спину, колдовал над варевом. Понять сколько всего человек находилось в разбойничьем лагере было трудно. Наверное, большинство из них еще спало. Мне из-за шалаша не видно было другого конца поляны. Но если судить по верхушкам деревьев с той стороны, они росли не так густо. Всадники могли там проехать, что и давало Фруссару возможность провести атаку в конном строю. Главное, я убедился, что разбойники не ждут нападения и ведут себя очень беспечно. Тот из часовых, какого я разглядел не сразу, за все время моего движения не изменил своего положения ни на йоту. И даже не пошевелился. Он попусту спал. Да и второй бездумно таращился в небо и насвистывал что-то себе под нос. Выяснив все, что было можно, я также тихо стал отползать назад, пока не скрылся в густом кустарнике. Возвращаясь назад, я подумал, что первым делом все кусты нужно было вырубить, и тогда путь по оврагу был бы на виду. Впрочем, люди, занимающиеся разбойничьим промыслом, редко проявляли желание к тяжелому труду. Вернувшись к своим людям, я присел подле своего оружия и, встретив тревожные вопрошающие взгляды, ободряюще улыбнулся, показав, что все в порядке.
Теперь нам предстояло только ждать. Наступила тишина, нарушаемая журчанием ручья неподалеку, пением птиц и стрекотанием кузнечиков. Мне на рукав опустилась божья коровка и шустро поползла по нему к ладони. Я чуть шевельнул пальцами, и она, расправив крылышки, улетела. Меня от всей этой благости даже потянуло в сон. Я участвовал во многих боях и сжился с тем обстоятельством, что смерть может настигнуть в любой момент, а вот отдых всегда важен. Прошло около часа. Я уже подумал, что у рыцаря что-то пошло не по плану, но тут низкий звук боевой трубы разнесся над лесом.
Вилланы вскочили на ноги. Одни держались бодро и крепко сжимали копья, другие, и таких было, к сожалению, большинство, боязливо переминались на месте, готовые, как мне показалось, к поражению и необходимости дать деру.
– Построились! – громко и уверенно скомандовал я.
– Вперед!
И первым бегом стал подниматься вверх по оврагу, показывая своему воинству пример. Вилланы устремились за мной с громким топотом. Тяжелый бег с оружием сопровождался неизбежным шумом. Но часовых на своем посту уже не было. Благодаря отсутствию дисциплины у разбойников, мне удалось не только беспрепятственно добежать до поляны, но и успеть выстроить вилланов в боевой порядок, закрыв им дорогу. Сам я встал впереди и видел, что разбойники сгрудились на дальней стороне поляны, откуда атаковал владетель Мо. Нас же пока никто не замечал. Я услышал близкий топот коней и понял, что атака началась. Разбойники были вооружены до зубов, и, насколько я мог судить, их было человек двадцать. По истошным крикам и командам было ясно, что они пытались остановить рыцаря и его людей. Но безуспешно. Конные воины де Фруссара легко смяли заслон и прорвались на поляну. Бой разбился на отдельные схватки, и очень скоро несколько разбойников повернули назад и побежали к нам, надеясь спастись в овраге. Вот пришел и наш черед. Я сделал шаг вперед, зная, что от моих действий зависит настрой вилланов. Впереди всех бежал какой-то бородатый мужчина, размахивающий мечом. Щита у него не было, зато торс закрыла ржавая кольчуга с короткими рукавами. Он вырвался шагов на пять, и угроза, исходившая от него, могла повергнуть в трепет неопытных воинов, какими были мои вилланы. За ним бежали еще трое, полные решимости прорвать наш строй. Я крикнул, чтобы лучники стреляли. Они выполнили приказ слишком медленно, и стрелы не причинили нападающим никакого вреда. Первый разбойник попытался миновать меня, но я заступил ему путь, и наше столкновение стало неизбежным. Тогда он набежал на меня и с ходу ударил мечом сверху. Я принял удар на свой щит, подставив его так, чтобы тот пришелся вскользь. И сразу же ударил сам. В скоротечном бою нет времени, как в рыцарском поединке, охаживать друг друга до тех пор, пока не выявится победитель. Все решала быстрота и сноровка. По тому, как бородатый разбойник отпрыгнул в сторону, и острие моего меча лишь скрежетнуло по кольчуге, стало ясно: воин мне противостоял опытный. И он, правильно оценив меня, решил не связываться. Поэтому, взмахнув мечом и описывая им над головой круговые движения, он обрушил всю силу клинка на древко выставленного копья одного из вилланов. Тот выронил его и попятился, нарушая строй и пытаясь закрыться щитом. Разбойник вклинился внутрь строя, в левой руке его появился кинжал – страшное оружие в подобной тесноте, и я в один миг недосчитался двух человек, получивших раны. Я мог остановить бородача в самом начале его маневра, но мне не хватило времени, потому что второй разбойник налетел на меня, и удар, предназначенный одному, достался другому. Меч раскроил ему голову, и он упал навзничь, заливаясь кровью. Оставшиеся разбойники обогнули меня, предпочитая в качестве врагов бедных крестьян. В сумятице боя они смешались и подались в стороны, и разбойники попытались прорваться. Им это удалось бы, потому что бородач своим напором испугал вилланов до крайности, и на его пути никто не хотел становиться. Единственным смельчаком оказался мельник, обуреваемый желанием поквитаться с обидчиками. Он заступил дорогу разбойнику, размахивая длинным крепким суком. Тот вознамерился ткнуть мельника мечом в живот, но его выпад был отбит. Бородач отступил, пригнулся, пропустив над собой конец дубины, и затем одним движением лишил мельника его оружия. Безоружный виллан получил удар в пах, согнулся, и на его голову обрушилась тяжелая крестовина меча. Мельник упал ничком на землю и замер. Теперь дорога для разбойника была свободна. Ибо все остальные отпрянули. Лишь один стрелок пустил в него стрелу, застрявшую в кольчуге. Я уже был в двух шагах от удачливого бородача, намереваясь лишить его жизни посредством хорошего удара сзади. Мой меч обрушился на его голову. Но разбойнику словно черти ворожили. Он точно почувствовал мое присутствие за спиной и отпрыгнул в сторону. Острие меча лишь вновь процарапало его кольчугу. Крутнувшись, бородач нанес мне удар сбоку, под который я подставил щит. Зато кончик моего меча рассек его волосатое горло, откуда хлынула потоком кровь. Бородач выронил оружие, схватился обеими руками за шею, зашатавшись и упав на колени. Глаза его закатились, и гримаса надвигающейся смерти исказила лицо. Он упал лицом вниз рядом с мельником и остался недвижим. Мой пример воодушевил крестьян, и они вновь сомкнули ряды. Один из разбойников все же сумел прорваться и побежал от нас вниз по оврагу. На этот раз стрелки оказались на высоте, и он упал, не добежав до поворота, сраженный стразу двумя стрелами. Другой оскалил зубы, словно волк, и, обхватив меч обеими руками, устремился на крестьян. Первым под его удар попал замешкавшийся молодой парень, до того неудачно ткнувший в него копьем. Вторым – сын старосты, которому он рассек плечо. Но тут кто-то из вилланов ударил его копьем сзади, угодив точно между лопаток. Разбойник закричал дурным голосом, задергавшись на копье, пока чья-то милосердная дубина не избавила его от мучений. Больше врагов перед нами не было, и я принялся наводить порядок. Раненых нужно было перевязать и отнести в сторону. У убитых разбойников я разрешил забрать все ценное, чем поднял настроение оставшихся в строю вилланов. Пока я занимался всем этим, то внезапно ощутил, что на поляне все идет совсем не так, как должно. Я прислушался. На той стороне шел бой, исход которого был пока неясен.
Глава девятая. Победа
Как я узнал позже, сначала все шло хорошо. Де Фруссар и его люди ворвались на поляну, имея преимущество в неожиданности и слаженности наносимого удара. Противостоящие им разбойники были разрознены и сначала не оказали большого сопротивления. Они метались по поляне, только защищаясь и не пытаясь контратаковать. Уже пятеро разбойников лежали на земле, в то время как из воинов рыцаря был ранен и ссажен с коня только один. Де Фруссар торжествовал, предвкушая близкую победу. Но все в одночасье переменилось. Арбалетная стрела, прилетевшая откуда-то сверху, вонзилась в спину одному из его воинов, с легкостью прошив стеганный гамбезон. Взмахнув руками, тот свалился на землю. Вторая пробила шею другому всаднику, а третья воткнулась в защищенный лишь попоной круп рыцарского коня. Еще две длинные стрелы с гусиным оперением отскочили от миланских доспехов самого рыцаря. Де Фруссар едва успел высвободить ноги из стремян, прежде чем его конь зашатался и стал падать. Не меньше двух стрелков с каждой стороны поляны упражнялись по ним, как по мишеням, сидя высоко на деревьях. В несколько мгновений всадников осталось шестеро, причем пораненные стрелами, потерявшие седоков лошади носились по поляне, внося в происходящее еще большую сумятицу. Оправившиеся от натиска разбойники перешли в атаку. Неожиданно де Фруссар столкнулся с умелым противником, который смог организовать действенную оборону в самый кратчайший срок. Рыцарю нужно было идти на соединение с вилланами, и чем скорее, тем лучше. Опыт подобных схваток настойчиво советовал именно это. Однако потеря боевого коня, стоившего больших денег, повергла Фруссара в такую ярость, что он безрассудно бросился на разбойников, в одиночку стремясь достать их своим двуручным мечом. Увы, латные доспехи делали его неповоротливым, и враги большей частью избегали его ударов, уводя рыцаря в сторону от его солдат, вынужденных сражаться самостоятельно. Оставаясь в седлах, солдаты отбивались от нападавших разбойников, подставляя себя и своих лошадей под стрелы. Еще один воин рухнул под ноги коня. А лошадь солдата по прозвищу Зяблик, того самого, кого я встретил первым, придя в замок, была убита стрелой и, падая, придавила тому ногу. В таком беспомощном состоянии он становился легкой добычей, и двое разбойников тут же бросились к нему. Юбер, сохранивший присутствие духа, загородил Зяблика, рубясь направо и налево. Чтобы к нему не подобрались сзади, он крутился, словно волчок, так и не подпустив врагов к поверженному товарищу. Де Фруссар тем временем, гоняясь за другими разбойниками, оказался на краю поляны и не был в состоянии оказать помощь своим воинам, также как и они ему. Двое всадников были прижаты к деревьям.
А я в это самое время отбивался от тех разбойников, которые пытались сбежать, и не видел, что происходило на той стороне поляны. Лишь поняв, что до победы далеко, я оставил крестьян сторожить проход, а сам отобрал пятерых вилланов со щитами и всех стрелков и повел их на помощь рыцарю. Когда мы миновали шалаш, в нас тоже полетели стрелы. Двое были сразу ранены, другие остановились, прячась за щиты. Я приказал лучникам стрелять по деревьям, укрываясь за щитами, а сам побежал туда, где бился с двумя разбойниками Юбер. Ему удалось спрыгнуть с раненной лошади, когда один из разбойников, подобравшись сзади, перерезал ей сухожилья. Он еще сражался, хотя из глубокого пореза на плече сочилась кровь. Парень сильно ослабел, его движения становились замедленным. Двое конных солдат отражали нападение нескольких разбойников. Одна из стрел ударила в мой щит, другая воткнулась в землю рядом с ногой. Я бежал изо всех сил, кидаясь то влево, то вправо, и счастливо избежал попаданий. Когда я оказался рядом с разбойниками, по мне перестали стрелять, боясь задеть своих. Забегая вперед, скажу, что наши лучники умудрились-таки сбить двух стрелков.
– Держись! – крикнул я Юберу. – Я уже здесь. Эй, псы, ко мне!
Тот из разбойников, что находился ближе, сразу же повернулся и направился в мою сторону. Он был вооружен топором на длинной рукояти и тут же пустил его в дело, нанеся удар по щиту. Сталь топорного острия пробила его почти насквозь, в нем же и застряв. Я рванул левую руку вверх, отводя щит вместе с топором в сторону и получив возможность нанести удар мечом по открывшемуся разбойнику. Мой клинок опустился на его плечо, прикрытое кольчугой. Он разрубил кольчужные звенья и глубоко вошел в тело, прорубив ключицу. Разбойник закричал, медленно опускаясь на землю. С трудом вырвав меч из раны, я встретил второго бандита, бросившего Юбера, чтобы разобраться со мной. Он оказался здоровенным увальнем. Отбросив бесполезный теперь щит, я с мечом в руке пошел ему навстречу. Разбойник напал первым, размахивая мечом, как дубиной. Удары его были сильные и такие же бестолковые. И мне легко удавалось уворачиваться от них. На нем была лишь одна шерстяная камиза, покрытая кровью в тех местах, где его достал меч Юбера. Он тяжело дышал, со свистом вдыхая и выдыхая воздух. Я был свежее, меньше устал и не собирался затягивать схватку дольше необходимого. Когда разбойник особенно сильно взмахнул мечом, я, уловив момент, круговым поперечным движением распорол ему живот, и он рухнул на траву, зажимая рану обеими руками. Пот заливал мне глаза. В шлеме было жарко, но приходилось терпеть. Усталость навалилась на меня с такой силой, что руки и ноги сотрясала дрожь. Превозмогая желание отдышаться, я помог Юберу вытащить Зяблика из-под лошади, и мы оттащили его под деревья. Я осмотрелся. Солдаты, к которым присоединился и Юбер, успешно теснили пеших разбойников и не нуждались в моей помощи. А вот рыцарь… Я посмотрел в сторону, откуда неслись крики и звон стали. Де Фруссар стоял, прислонившись к дереву и отбиваясь мечом от нападавших на него трех разбойников. Еще один, находясь сзади, натягивал арбалет. Мне надо было торопиться, пока он не выстрелил. Болт, пущенный с такого расстояния, пробил бы любые доспехи и просто пригвоздил бы рыцаря к дереву. Бегом преодолев отделяющее нас расстояние, я оказался подле арбалетчика, когда он уже наложил стрелу и собирался стрелять. Заслышав мое приближение, он успел лишь посмотреть на меня, а в следующее мгновение я опрокинул его на землю и с силой воткнул меч в грудь так, что острие прошло сквозь тело и застряло, видимо, в позвоночнике. И выдернуть его мне удалось не сразу. Никто из разбойников не повернулся, так они были поглощены схваткой. Де Фруссару пришлось нелегко. Его латы были во вмятинах от ударов, забрало на шлеме поднято, чтобы увеличить обзор. Вот он отбил чужой меч, и тут же на него обрушился топор, отведенный в сторону и вскользь зацепивший рыцаря, прорвав тунику и оставив след на стальном нагруднике.
– Господин! – крикнул я. – Не нужна ли вам помощь?
Вопрос был риторическим, и ответа на него я не ждал. Зато разбойники обернулись. И тот, кого про себя я назвал главарем, сказал:
– Займись им, Легран!
Мужчина с косматой черной шевелюрой, в измазанном и порванном сюрко, в дыры которого проглядывала кольчуга, развернулся и пошел на меня с мечом. По тому, как осторожно этот Легран подходил и не спешил нападать, можно было догадаться, что воин он опытный. С ним на быструю победу рассчитывать не приходилось. Я нанес удар первым, он отбил и сам ударил сверху. Я парировал и сразу же сделал несколько быстрых выпадов, один за другим, заставив его уйти в оборону, а затем отскочил назад, выжидая. Моей целью было вывести его из себя, и я ее добился. Он пошел в атаку. Мощные удары посыпались на меня, как из рога изобилия. Наши мечи с лязгом высекали искры. И скоро я пропустил удар по шлему, от которого зазвенело в голове. Воспользовавшись моей заминкой, разбойник ударил меня ногой в грудь, и я упал на землю. Он в мгновение ока оказался рядом и с утробным хеканьем опустил меч, вонзившийся в землю, так как я успел откатиться в сторону. Следующий удар я парировал мечом, который так и не выпустил из рук, причем настолько удачно, что Легран потерял равновесие и оперся о свой меч. Рывком переместившись, я лягнул его, угодив сапогом по запястью, и он свалился, выпустив рукоять. Из моего положения достать его клинком было делом сомнительным. Я лежал головой к нему. Мне пришлось сначала приподняться, чтобы развернуться к нему, а он тоже не лежал без движения, и в результате мы сцепились друг с другом и стали бороться. В такой схватке меч мне помочь не мог. Враг был намного тяжелее и вскоре подмял меня под себя. Удерживая мою руку с мечом, он второй рукой стал бить меня по забралу, но лишь отбил себе кулак о железо и зашипел от боли. Будь мы без кольчуг и другой амуниции, дело пошло бы быстрее, а так мы походили на перевернутых жуков. Разбойник быстрее меня выбился из сил, удары его стали ослабевать. Я напрягся и скинул его с себя, заодно высвободив руку с мечом. Мне пришлось дважды приложить его рукоятью по лбу, прежде чем он обмяк и дал мне возможность подняться на ноги. Я выпрямился и занес меч. Легран же смог только встать на четвереньки. Лезвие меча резко опустилось на его незащищенную шею. До этого мне не приходилось рубить головы, и я удивился, с какой легкостью она отделилась от своего владельца. Обезглавленное тело распласталось на земле. Из шейного обрубка толчками вытекала кровь, окрашивая зелень травы в красный цвет. Пальцы мертвеца еще несколько мгновений скребли землю, пока не успокоились навсегда.
Я так устал, что с минуту стоял без движения, представляя собой отличную мишень. И стрела, пущенная с дерева на той стороне поляны, едва не пробила мне лопатку, принеся ощутимую боль в ушибленном месте. Погрозив невидимому за листвой стрелку кулаком, я перевел внимание на де Фруссара.
Пока я сражался с Леграном, рыцарь продолжал биться с двумя врагами. Он сильно устал и пропустил удар топора, разрубивший ему латы на левом плече. Разбойник поплатился за свой успех. Рыцарь сделал выпад и пронзил его насквозь. Но на это ушли все силы. Он в изнеможении прислонился к стволу, опустив свой двуручный меч, ставший слишком тяжелым. Против него остался один главарь, торжествовавший победу и уже занесший меч над рыцарем. Однако его клинок встретился с моим мечом. Я успел закрыть своего господина, упредив роковой удар. Разбойник, кого я окрестил главарем, был в рассвете сил, лет тридцати пяти-сорока. Его кожаная одежда выглядела опрятной, кольчуга под ней дорогой работы. Меч в его руках раньше принадлежал не меньше, как рыцарю. За годы войны я много раз встречал подобных типов. Происходя из самых низов, они, благодаря силе и природной сметливости, смогли стать солдатами вовсе не для того, чтобы проливать свою кровь за кого бы то ни было. Нет, война явилась для них средством к быстрому обогащению и легкой наживе. Такие не брезговали ничем. Попадется под руку купец, останется ощипанным точно цыпленок в супе. Бедный крестьянин и тот расстанется и с последним грошом, и с одеждой. Девушка или женщина будут лишены чести, а если заартачатся, то и жизни. И только того, кто сильнее, они не тронут, рыча от бессилия и в душе желая ему скорой смерти. Сначала наемники, потом дезертиры. Они все их окружающее считали своей добычей, не гнушаясь грабить даже церкви и монастыри. Некоторым из них везло настолько, что они становились капитанами и командовали отрядами наемников, как, например, Ла Бун, возивший за собой двадцать возов с награбленным добром. Он не сошелся в цене своих услуг с герцогом Блуазским, и тот приказал накормить его золотом до отвала. При всей своей жадности этот обед бедняга не переварил. Другие же сбивались в шайки, наводившие ужас на земли несчастной страны, грабя, насилуя и лишая жизни ее население. Все они достаточно хитры, чтобы не стать быстрой жертвой правосудия, но веревочка их рано или поздно свивается в петлю.
Я с силой отбил удар, так что главарь пошатнулся и отступил назад.
– Сдавайся, – сказал я, глядя прямо в его маленькие злые глазки. – И я похлопочу перед господином, чтобы дуб, на котором тебя повесят, стоял вблизи от дороги, и все желающие смогут любоваться и плевать на твой труп.
– Умри! – прохрипел он и так рубанул мечом, что на моем клинке осталась зарубка.
– Хорошая сталь, – одобрил я, не успокаиваясь. – Не подаришь на память о нашей встрече?
Грязная брань – это все на что разбойник оказался способен. Я увернулся от следующего его удара и опробовал прочность кольчуги, ударив сбоку. Пусть ее и не пробил. Гримаса от боли на физиономии главаря говорила сама за себя.
– Если сможешь, возьми его живым, – раздался позади голос рыцаря.
– Постараюсь, господин, – ответил я, усмехаясь.
Главарь тоже растянул губы в улыбку. Нет. В какой-то волчий оскал, показав желтые зубы. Он угрожающе водил мечом, медленно подступая ко мне. Я видел, что он не готов умирать, обнаружив во мне опасного противника, и склонялся к бегству. Главное – сохранить собственную жизнь, а там будет видно. Сейчас главарь, нанося удары и отражая их, перемещался так, чтобы подставить меня под прицел стрелка. Стрела, пущенная в грудь, даже не пробив кольчугу, остановит меня и даст ему возможность скрыться. Он забыл о де Фруссаре. Слишком слабый, чтобы вступить в бой, рыцарь добрался до арбалета, поднял его и прицелился в стрелка, в азарте слишком высунувшегося из ветвей. Арбалетный болт сбросил того с дерева, как спелый плод. Лишь на миг главарь отвел глаза, и меч опустился. Я ударил по нему сверху, выбив его из рук. Разбойник нагнулся и выхватил из голенища сапога нож. Одним прыжком он оказался передо мной и ударил ножом в шею. Я подставил левую руку. И клинок зазвенел о кольчугу. Мой меч опустился плашмя на голову главаря, зашатавшегося от удара. Кулаком левой руки я сбил его с ног и затем придавил грудь коленом. Шорох крестьянских башмаков по траве заставил меня поднять голову. В нескольких шагах от меня стояли вилланы.
– Вяжите его, – приказал сидевший на земле де Фруссар окрепшим голосом.
Последний оставшийся в живых лучник попытался убежать, перелезая с дерева на дерево. И ему почти что удалось скрыться, если бы не сук, обломившийся под его тяжестью. Вилланы поймали его и притащили на поляну, попутно избивая. Я увидел его лежащим на земле и скулившим без умолка от боли в сломанных ребрах. Лицо его с выбитым правым глазом, окровавленное и опухшее от побоев, походило на страшную маску. Это был совсем молодой паренек. Он прижимал к груди левую руку с раздробленным запястьем. Вилланов можно понять. Пережив страх и унижения, лишившись с таким трудом заработанного добра, они вымещали свой гнев на том, кто оказался в досягаемости.
По распоряжению рыцаря трупы разбойников снесли в одно место, покидав друг на друга и предварительно избавив от всего, что имело бы хоть какую-то ценность. Всего их было восемнадцать. Кольчуги, гамбезоны и другие предметы военного снаряжения были сложены отдельно, рядом с оружием. Мертвых лошадей расседлали и сняли с них уздечки. Убитых солдат положили отдельно, раненных перевязали. Немного в стороне сидели, словно нахохлившиеся воробьи, три девушки. Они прильнули друг к другу, пряча расцарапанные, в синяках лица и кутаясь в разорванные, превращенные в лохмотья платья. Вилланы поглядывали на них с жалостью. Кому захочется брать замуж обесчещенных? Мельник, не до конца пришедший в себя от удара разбойника, стоял подле дочери, миловидной и большеглазой брюнетки, и гладил своей большой ладонью по ее растрепанной голове.
Наши потери оказались значительны: трое солдат и пятеро крестьян. Де Фруссар, Юбер, Зяблик и еще двое солдат, а также восемь вилланов получили раны. Были убиты две лошади и две ранены. В довершении ко всему рыцарь лишился своего боевого коня.
Де Фруссар едва сдерживал свой гнев, и только желание повесить пойманных разбойников принародно помешало рыцарю покончить с ними в лесу. Впрочем, при тщательном обыске поляны был найден тайник. Где еще можно разбойнику спрятать добычу? Или в дупле, или в земле. Де Фруссар послал вилланов проверить деревья. Из дупла вынули внушительный кожаный мешок, набитый серебряными и золотыми монетами разного достоинства. Даже навскидку там лежало не меньше, чем сто ливров18– цена отличного рыцарского коня. Таких, какой был у де Фруссара, можно будет купить целых два. Если же добавить сюда добытое военное снаряжение, то приход был точно выше расходов. Так что при всех издержках рыцарь оставался не в накладе. А уничтожив крупную шайку, он показал всем свою силу. И теперь мало кто отважится впредь обосновываться самовольно в его владениях. Одежду разбойников, утварь и оставшиеся припасы де Фруссар раздал крестьянам в знак возмещения ущерба.
Я подошел к рыцарю, сидящему на седле подле кострища.
– Господин, вы звали меня?
– Да, Малон. Пленный парень твердит, что их было двадцать один. Значит, один ушел.
– Может быть, – я пожал плечами. – Прикажете обыскать лес?
Рыцарь пристально посмотрел на меня. Решая, смеюсь ли я или говорю серьезно.
– Нет, если он скрылся во время боя, нам его не найти. Черт с ним. Думаю, назад он не вернется. Но все-таки будь настороже. По словам разбойника, это лучник, и очень хороший.
– Как прикажете, господин.
Только к вечеру мы выбрались из леса. Много времени ушло на копание могилы разбойникам и перенос убитых и раненных туда, где их подобрали крестьянские повозки. Обоих разбойников привязали к лошадям. Де Фруссар, уже без доспехов, сложенных на телегу, поглаживая поврежденное плечо, ехал рядом со мной, как с равным, признав тем самым мой военный опыт. Как бы то ни было, а мое участие в бою оказалось решающим.
И на моем счету было шесть разбойников. Юбер и Зяблик смотрели на меня с восхищением и благодарностью. Им я сохранил жизнь. Рыцарь же выразил свои чувства в следующих словах:
– Я рад, Малон, что не ошибся в тебе. Само собой разумеется, что испытание ты прошел. Я рад случаю, предоставившего мне такого отличного бойца. В гарнизоне ты точно будешь не лишним.
– Благодарю вас, господин! А если вы и заплатите мне за троих, то буду счастлив, – позволил я себе шутку, прижимая руку к сердцу и склоняя голову.
Рыцарь ее оценил и скорчил притворно грустную мину:
– Платить тебе в три раза больше я не в состоянии. Увы! Я поступлю по-другому. Ты ведь знаешь, что господин граф, мой сюзерен, ведет войну? Я собираюсь набрать побольше солдат и увеличить гарнизон. Хочу сделать тебя капитаном. Эта должность пустовала.
И увеличу тебе жалованье. Будешь получать четыре денье в день. И меч разбойника дарю тебе. Заметь, раньше принадлежал безусловно богатому рыцарю. У меня и самого оружия такого качества не слишком много. Но ты заслужил меч по праву. Владей!
– Благодарю еще раз, Господин! Вы очень добры. Я постараюсь быть достойным вашего доверия.
– Не сомневаюсь! – де Фруссар одобрительно хлопнул меня по плечу. Для этого ему пришлось сблизиться и ехать со мной стремя в стремя. Что ж, доверие моего господина дорого стоило. Я ехал и думал о том, что уже второй раз проделываю все с самого начала и строю карьеру с нуля.
Глава десятая. Исчезновение кастеляна
Двадцатый день пребывания в замке Мо начался для меня с проверки часовых на барбакане. Часть наших солдат находились на излечении. Де Фруссар набрал новичков для восполнения потерь, понесенных в стычке с разбойниками. Теперь гарнизон насчитывал восемнадцать человек. Когда в строй вернутся раненые, будет двадцать. Только новоиспеченных солдат приходилось всему учить. Даже тому, как стоять на часах. Новички были обычными крестьянскими парнями, и бой с разбойниками был их боевым крещением. Чтобы в короткий срок превратить бывших крестьян в воинов, Гийом и я муштровали их по очереди с утра до вечера. Все эти дни на замковом дворе слышны были звуки ударов мечей о щиты и свист спускаемой тетивы. Форсированность обучения определялась желанием рыцаря иметь хоть какие-то боеспособные силы для защиты замка. Новости, дошедшие до нашей глуши, были не утешительны. Граф собирался в скором времени выступить в поход на Кабана. А это означало войну, которая обязательно затронет и нас. Хромой Гийом принял мое повышение не слишком любезно. Я узнал, что он даже спорил с рыцарем из-за него. Но де Фруссар уперся и не пошел на попятный. Отца Жерома он заставил написать новый договор. Для многих в замке перемена моего положения оказалась неожиданной, а для некоторых и нежелательной. К числу последних относились Жиль Пуле и капеллан.
Это майское утро выдалось солнечным и свежим. Дышалось легко, свежий ветерок ласкал лицо и ерошил волосы. Я как раз собирался спуститься с барбакана, когда увидел поднимающегося по лестнице поваренка Жака. Мальчуган, слегка запыхавшись и шмыгая по привычке носом, сказал мне тоном взрослого человека:
– Господин, вас вызывает к себе его милость.
Ничего не подозревая, я спустился во двор и направился к своему сеньору. Рыцарь де Фруссар находился в конюшне, осматривал свое недавнее приобретение – вороного испанского жеребца. Тот был крупным, с мощными ногами, широкой грудью и с изящной небольшой головой. Испанские лошади отличались смелостью, покладистым нравом и стоили дорого. Рыцарь купил коня у проезжего барышника позавчера, после длительного торга и теперь проводил в конюшне больше времени, чем в собственной спальне. Однако, гладя коня по шелковистой коже, де Фруссар выглядел озабоченным и даже хмурым.
– Малон, – обратился он ко мне, – куда-то запропастился старина Гийом. Ты не встречал его?
– Нет, господин. Сегодня я его не видел.
– А вчера? Мне сказали, что вы вместе были в трактире.
– Не совсем так. Я пришел в трактир позже. Кастелян уже был там.
– Расскажи-ка поподробней, как все было. Я знаю Гийома, сколько себя помню. Он никогда не пропадал надолго, не предупредив заранее. А сегодня я послал за ним, и оказалось, что его нигде нет. Может вчера что-то случилось?
– Прошу прощения, господин, я не заметил ничего странного. Когда я пришел в трактир, кастелян уже сидел там и, увидев меня, позвал за свой стол. Он пил вино и угостил меня. А потом я его в свою очередь. Мы посидели часа два, может больше. Потом я собрался уходить, а господин Гийом оставался еще в трактире. Я же пришел в замок и сразу завалился спать.
– То есть ты не знаешь, возвратился кастелян в замок или нет?
– Да, господин. Я этого не видел. Надо спросить у Юбера. Он стоял в карауле у ворот ночью.
– Юбер клянется, что ворота были закрыты. И он, кроме тебя, никого больше не впускал.
– Кастелян в деревню приехал на своем коне.
– В конюшне, как видишь сам, его коня нет.
Действительно, гнедой жеребец кастеляна отсутствовал.
– Запутанное дело, господин! – только и смог сказать я.
– Да уж запутанней некуда. Я послал за кастеляном утром. Постель его была пуста и даже не расстелена. Тогда я отправил слуг на поиски. Они обошли все помещения. Выясняется, что Гийома не было и ночью. Вы вчера о чем-то говорили с ним? Он никуда не собирался?
– Господин, – взмолился я. – Вы же знаете, что наш кастелян всегда держался особняком.
О чем мы говорили? О прошлогоднем урожае винограда, о вашем новом жеребце, о том, как продвигается обучение солдат и о всякой чепухе, не стоящей внимания. Ах да! Вспомнил! Он сказал, что последние дни его все чаще тревожит старая рана, сильно болит по ночам. Он хотел наведаться к нашему лекарю. Это все, что я могу сказать.
Де Фруссар нахмурился:
– Надо начать поиски кастеляна. Мы поступим так. Бери с собой троих солдат. Садитесь на коней и прочешите всю округу. Возможно, что мои опасения не имеют под собой почвы, и старый греховодник задержался у какой-нибудь своей зазнобы. Дай-то Бог! Опросите людей в деревне, обшарьте каждый закоулок. Я хочу знать, что случилось.
– Слушаюсь, господин.
Интересно, куда же исчез Хромой Гийом,– рассуждал я позднее, покачиваясь в седле во главе маленького поискового отряда. Первым делом я направился к трактиру. Каурого у коновязи не было. Я велел солдатам ждать и вошел в трактир. Хозяин сказал мне, что Гийом уехал сразу после меня. Он слышал, как тот уезжал. Трактирщик предложил мне вина, но я отказался, было не до того. Выйдя, я приказал своим солдатам спросить вилланов, видели ли они Гийома. Те с большим усердием взялись исполнять приказание, превратив расспросы в допрос с пристрастием. Особенно усердствовал Триктрак, солдат, получивший свое прозвище за пристрастие к этой азартной игре. В одном доме он каждого члена семьи допрашивал отдельно, чтобы они якобы не смогли сговориться. Кончилось тем, что отец пошел посмотреть, почему допрос его дочери в сарае длится так долго. Он застал дознавателя за далеким от следствия занятием и деревянной лопатой навернул его по голому заду так, что Триктрак вынесся со двора, словно ошпаренный. После этого я увел свое воинство за околицу, от греха подальше. Мы объехали все окрестности вокруг замка, но так ничего и не нашли.
Исчезновение кастеляна меня взволновало не меньше, чем рыцаря. А даже больше.
Я ведь тоже далеко не все рассказал господину. На самом деле разговор с кастеляном в трактире был не столь уж пустопорожним. Начнем с того, что меня чрезвычайно удивило его приглашение. За все мое пребывание в замке такое случилось впервые. Гийом был много выше нас по положению и от солдат держался на расстоянии. Со мной до этого он не перекинулся и парой слов вне службы. Даже мои заслуги в победе над разбойниками и превращение в капитана ничего не изменили в наших отношениях. Да я и не стремился что-то менять. Поэтому насторожился. С чего бы кастеляну сближаться со мной? Может быть, он хочет что-то выведать у меня? Посмотрим.
Итак, тогда я вежливо принял его приглашение и уселся напротив. Гийом налил мне вина в кружку, и мы выпили. Хромой Гийом слыл неразговорчивым человеком. Солдаты рассказывали мне, что в трактире он мог пить часами, не говоря ни слова и используя лишь жесты. Сначала мы с ним и правда не говорили. Вернее сказать, молчали, попивая неплохое для сельского трактира вино. Когда у кувшина показалось дно, Гийом наконец раскрыл рот:
– Около трех недель назад кто-то уничтожил банду Речной Крысы, окопавшуюся в башне на реке. Ты что-нибудь слышал об этом, Малон?
– Вроде бы что-то такое мне рассказывали, но подробностей я не помню.
Гийом испытующе посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд.
– Странное дело. Это случилось именно в тот день, когда ты явился в замок.
– Совпадение.
Я спокойно допил вино, поставил кружку на стол и жестом попросил хозяина принести еще кувшин. Гийом продолжал сверлить меня глазами.
– Не хитри со мной, сынок. Ты сказал, что к нам пришел прямиком из Понталье. Как же ты переправился на наш берег?
– На лодке.
– На лодке? И река была свободной?
– Я отвечу, если вы скажете мне, почему вас это интересует? Как кастелян замка, вы должны быть рады, что кто-то сделал за вас работу.
– Земля, где стоит башня, принадлежит монастырю, – хмуро сказал Гийом. – Ее подарил тому еще отец Реджиса де Фруссара. А на счет тебя… Почему-то мне кажется, что ты не просто так притащился в наше захолустье. С твоим воинским умением можно было найти работенку и получше, да и почище. И ты не прост, Клод-Франсуа Малон. Далеко не прост. Есть в тебе двойное дно. Не знаешь, что от тебя ждать. Это плохо. Меня напрягает, когда я чего-то не понимаю. Усек?
Конечно, я усек, но говорить правду этому хитрецу не собирался. В моем положении проще было все отрицать и врать напропалую. Но только не в том, что можно проверить.
– Хорошо, господин, я отвечу. Когда я оказался на том берегу, то встретил в харчевне трех рутьеров. Думаю, им заплатили за то, чтобы они уничтожили банду на реке. Мы разговорились, и я решил отправиться с ними. Мне ведь все равно нужно было на вашу сторону. Получается, что я тоже приложил к этому руку. Скрывать не стану.
– Похоже, ты вознамерился повывести всех разбойников в округе. Благое дело, Малон. Гляди, только не надорвись.
– А разве не долг солдата – защищать обывателей?
– Ты, я смотрю, любишь бросаться красивым словцом. Хочешь казаться добропорядочным христианином? Твое право. Оспаривать его не стану, но не верю таким, как ты. Знаешь, как говорят? Мягко стелет, да жестко спать. А теперь скажи, зачем ты здесь? Что тебе нужно? И постарайся быть убедительным. Хотя бы из уважения к моим сединам.
– Можете мне не верить, господин, но у меня свои причины спрятаться подальше. Я кое-что натворил в Бургундии. И во владениях герцога меня ждут с распростертыми объятиями. Пришлось спешно покинуть те места. Вот и все.
– Что же такого ты натворил? Ограбил, убил? Или все вместе?
– Я вижу, вы мне не верите. Напрасно. И без уголовных преступлений найдется за что посадить в тюрьму того, кто навесил рога судье города Невера.
Я без зазрения совести скормил Гийому ложь, очень похожую на правду. С одним моим приятелем случилось именно такое.
– Похоже. Ты достаточно смазлив для подобной проделки. Значит, в замке тебя ничто не держит?
– Кроме жалованья и доброго отношения моего хозяина.
Гийом ничего на мои слова не ответил, и мы продолжили набираться вином. Следующий кувшин оплатил капитан. Мы успели располовинить его, прежде чем он снова заговорил:
– Ты мне симпатичен, парень. Что-то в тебе есть. И я не хочу, чтобы ты попал в беду. Раз ты утверждаешь, что тебе все равно, где прятаться от герцогского правосудия, предлагаю тебе бросить службу у рыцаря де Фруссара. Здесь тебя ждет большая беда, Малон.
– Не понимаю, – сказал я. – Почему?
– Ты был неосторожен и заимел врагов. Да, понимаю. Ты в чести у господина и отменный вояка. Теперь командуешь гарнизоном. На зависть быстрое повышение. Только от удара из-за угла не защитишься. Опять же, Жиль. Не относись к нему с пренебрежением.
– А что Жиль? – перебил я его тираду.
– Жиль клянет тебя на все корки и на всех углах. Он скотина, каких поискать. Потому я и предостерегаю тебя. И даю дружеский совет: уноси отсюда ноги, пока не поздно. И как можно скорей. Граф, сюзерен нашего рыцаря, как ты знаешь, начал войну с Кабаном. Ему нужны воины, особенно такие, как ты. Он с удовольствием тебя возьмет. И не простым воином, а сержантом в собственный отряд.
– Мне же потребуется экипировка и хороший конь, – с сомнением протянул я. – Без этого меня примут лишь копейщиком. Но я пока заслужил один меч.
Хромой Гийом оживился. Видимо, он ждал подобных слов от меня.
– У меня с собой есть деньги. Десять ливров. Возьми их. Этого хватит на лошадь и все снаряжение. Даже с лихвой.
Он бросил на стол кожаный кошелек, издавший звон. Признаться, речь кастеляна повергла меня в настоящее удивление. Хромой Гийом меня покупал и покупал дорого. Вернее, откупался от возможных неприятностей, которых ждал с моей стороны. Интересно было и то, с какой легкостью он кидался столь солидными деньгами. Точно, их у него было много. Гораздо больше, чем мог бы иметь кастелян захудалого замка. Я даже подумал, что если попрошу удвоить сумму, отказа не будет. Вот как его припекло. Однако я не собирался покидать замок, особенно сейчас, поэтому пододвинул кошелек обратно к хозяину.
Хромой Гийом не смог сдержать своего изумления.
– Тебе мало? Я могу дать еще. Для такого хорошего солдата, как ты, Малон, я могу пойти на траты. Только не думай, что пред тобой сидит дойная корова. Но пару-тройку грошей накину, так и быть.
– Нет, – для убедительности я покачал головой. – Мне было бы вполне достаточно и этих денег, коли я их заработал. Но брать их, не заслужив, не в моих правилах. А еще я не люблю, когда меня принуждают к чему-либо. Если бы я захотел уйти, то ушел бы сам, без всяких просьб. Но мне нравится его милость, нравится замок и еще множество вещей в нем.
Я останусь. И будущее меня не пугает.
Пока я говорил, Гийом сверлил меня взглядом, в котором была ненависть. Вот кому я всерьез насолил. По набухшим жилам на шее я видел, что он готов взорваться, давая выход своему гневу. Мне даже показалось, что кастелян готов был пустить в ход оружие. Я даже немного напрягся, готовясь к возможной схватке. Прошла минута, и Гийом одумался. Рука его с рукояти кинжала вернулась на стол.
– Ладно, пусть будет так, – сказал он, кривя губы то ли в улыбке, то ли в многообещающей усмешке. – Как говорится, хозяин – барин. Пока все наперебой хвалят тебя, начиная с его милости и заканчивая дурачком Юбером, тебе кажется, что все идет превосходно. Однако твоя жизнь может перемениться в одно мгновение. И тогда ты пожалеешь, что отказался уйти. А пока забудь, приятель, наш разговор. Считай, что я пошутил.
В его последних словах я ощутил открытую угрозу, но он стукнул своей кружкой о мою и выпил. Я тоже. Кастелян надолго замолчал, о чем-то задумавшись. Кошелек он вернул на свой пояс. Мы допили вино, и я встал, собираясь расплатиться за очередной кувшин. Хромой Гийом меня остановил.
– Не надо, я тебя пригласил. Так что выпивка за мой счет.
Он тоже поднялся из-за стола и повернулся к хозяину.
– Пойду освежусь, а ты поставь-ка еще кувшинчик.
Я не послушался и бросил трактирщику монету, подхваченную им на лету. Какое-то мальчишеское чувство охватило меня. Хотелось поступать наперекор кастеляну. Во всем.
– Пойдем-ка, Малон, я тебя провожу, – и Гийом вышел вслед за мной. На улице было темно, луна спряталась за облаками, замок на холме казался черной громадой, и дорога к нему едва просматривалась. Прежде чем идти, я подошел к придорожной канаве облегчиться. Кастелян встал рядом. Когда я завязывал гульфик, то почувствовал, как Гийом положил мне руку на плечо и заговорил шепотом, хотя кому тут было нас подслушивать:
– Послушай меня, Малон. Хорошенько послушай! Я тебя испытывал. И понял, что ты мне врешь. Я пока не знаю, что тебя держит в замке. Пока. Но что-то держит. И сильно! Не дай Бог, ты прибыл по мою душу. А есть у меня такая догадка. Заруби у себя на носу: я буду следить за каждым твоим шагом, за каждым твоим чихом. И коли увижу, что ты копаешь под меня, не жди пощады!
Он сдавил мне плечо сильными пальцами и тут же отпустил. Его тяжелые шаги стали удаляться от меня. Затем скрипнула открытая дверь трактира. Я постоял немного, обдуваемый вечерним ветерком и приводя мысли в порядок, а затем зашагал в замок.
Я находился уже на полпути, когда услышал позади цокот копыт по камням и обернулся. Меня нагонял всадник, ехавший рысью. Трудно было не опознать в нем кастеляна даже в темноте. Я остановился и подождал его. Гийом подъехал ко мне слева и остановил коня.
– Знаешь, парень, я передумал. Почему бы нам не выяснить все прямо здесь?
– Что же нам надо выяснить? – удивился я. – По-моему, мы уже обо всем договорились. Я остаюсь в замке, а вы, господин, будете за мной неуклонно следить. И если мое поведение покажется вам сомнительным, то вы со мной разберетесь.
– Не заговаривай мне зубы! Щенок! А ты знаешь, я понял, что тебе здесь нужно. Мне с самого начала, с твоего появления, мучило подозрение, что я откуда-то тебя знаю. Или, вернее, не тебя, а другого человека, на которого ты сильно смахиваешь.
– Я сильно смахиваю на своего отца! – резко сказал я. – Вы это хотели мне сказать? Вы знали его, не так ли? В таком случае, нам на самом деле надо выяснить все до конца!
Господи, благодарю тебя за появление луны в просвете облаков. Свет ее отразил блеск кинжала, занесенного над моей головой. Вот как решил прояснить все Хромой Гийом! Убить меня и разом покончить с историей, тянущейся из прошлого. Не появись луны и будь я менее осторожным, кастелян нанес бы мне удар в шею. Но я разглядел угрозу и вовремя отскочил назад. Острие кинжала промелькнуло прямо перед глазами. Я схватил Гийома за правую руку, удерживая ее. Несколько мгновений мы молча боролись. Кастелян попытался ударить меня по голове левой рукой, в которой держал поводья. Я отстранился.
Лошадь, переступавшая с ноги на ногу, мешала нам бороться, и оттого наши усилия не могли увенчается победой одной из сторон. В конце концов конь неожиданно повернулся боком вправо и сильно толкнул меня в грудь. Я на мгновение ослабил хватку, и острие кинжала, повернутое в тот момент к кастеляну, вонзилось тому в правый бок. Он поразил себя сам и вскрикнул от неожиданности. Я тотчас усилил натиск на его руку, и кинжал глубже погрузился в рану. Хромой Гийом зарычал сквозь зубы и рванул повод. Конь сделал скачок, отбросив меня назад. Не удержавшись на ногах, я упал прямо на обочину. Кастелян же дал коню шпоры и ускакал. Когда я вскочил на ноги, то лишь услышал постепенно затихающий топот копыт. Первым моим порывом было догнать кастеляна и вытрясти из него правду. Откуда он знает моего отца? Он погиб двадцать лет назад. Убит на проезжей дороге в пятидесяти лье отсюда. Обычное нападение разбойников. Какое отношение имеет к этому Гийом? Успокоившись, я решил, что не буду пороть горячку и узнаю все со временем. Увы, кастелян такую возможность мне не оставил.
Итак, той ночью мы расстались врагами. Мне тогда показалось, что он уехал в направлении деревни. И в замок Гийом больше не явился. И это очень странно. Рана, нанесенная Хромым Гийомом самому себе при моей помощи, не была серьезной. А значит, он не смог бы потерять сознание и упасть с лошади. Выходит, Гийом жив и где-то скрывается. Он хотел, чтобы я уехал, но покинул замок сам. Честно говоря, я не понимал произошедшего, и оно вызывало мое сильнейшее любопытство. Еще я подумал, что возможно, кто-то из обитателей замка знает больше, чем говорит, и связан с кастеляном. Узнать, кто этот человек и проследить за ним – таков был мой план.
А пока я выполнял распоряжение де Фруссара. К обедне мы прочесали всю округу вдоль и поперек, но хромой Гийом как в воду канул. Никто его не видел, никто о нем не слышал. Я вернулся в замок и доложил рыцарю о результатах своих поисков. Фруссар отверг саму мысль, что Гийом мог уехать по своей воле, не предупредив.
– Его что-то вынудило, не иначе. Раз ты все здесь осмотрел, то после обеда поезжай к башне Речной Крысы, – сказал мне рыцарь.
Сторожевая башня на реке была построена в очень давние времена и много раз меняла владельцев. Гораздо позднее, лет сто назад, она была взята штурмом и сожжена. Потому долгое время постоянными обитателями ее были лишь совы. Да вот не так давно башня понадобилась разбойникам, чтобы грабить на реке. Я снова проделал путь, каким пришел в замок, но на этот раз гораздо быстрее. Оставив лошадей в лесу под надзором одного солдата, я в сопровождении Триктрака пошел к башне по едва заметной тропинке. Пропетляв по ней между камышами, мы вышли к убежищу Речной Крысы. Здесь было мрачно, несмотря на светившее солнце, и не покидало чувство, что за тобой наблюдают. Запах экскрементов и гниющих водорослей не мог развеять даже сильный ветер, дующий от реки. И мне показалось, что с того раза, как я был здесь с рутьерами, ничего не изменилось. Осмотр башни также ничего не дал. Для очистки совести я поднялся на башню, оказавшуюся пустой. С того времени, как мы уничтожили шайку, здесь никто не жил. Место выглядело заброшенным. Я спустился вниз и вышел в пролом. Триктрак как раз показался из камышей.
– Там есть маленькая тропка, – сообщил он. – Ведет в камыши. Куда-то туда.
Он показал рукой на косу. Мы прошли по ней до узкой протоки, где из воды торчал деревянный кол. К нему и была привязана лодка, от которой остался узел на колу. Кто-то нетерпеливый просто обрезал веревку, не утруждая себя распутыванием узла.
– Один из путей отхода, – сказал я Триктраку. – Речная Крыса был тут как дома. Ладно, давай возвращаться.
На обратном пути неподалеку от деревни мы увидели кучку крестьян, ведущих лошадь. Я поскакал навстречу и увидел, что это гнедой конь Хромого Гийома. Вилланы поймали его, когда он пасся на речном лугу. Неужели кастелян хотел, чтобы в замке подумали, будто он утонул?
Глава одиннадцатая. Отъезд рыцаря
Со времени таинственного исчезновения Хромого Гийома прошла неделя. И эти дни продолжались его безрезультатные поиски. Обшарили даже реку в поисках трупа, но ничего не нашли. И де Фруссар приказал их прекратить. Теперь я все время посвящал своим прямым обязанностям: проверял посты, осмотрел стены как изнутри, так и снаружи, а также побывал во всех замковых помещениях, особенно уделив внимание тем, в которых до сих пор не был. Первой на очереди была тюрьма, располагавшаяся в сыром и мрачном подземном этаже донжона. Я спустился туда по каменной лестнице, сопровождаемый Юбером. Сейчас тюрьма была пуста, но цепи, висевшие на вбитых в стены крюках, ждали будущих постояльцев в полной готовности. Даже солома на каменном полу была чистой. Закрыв засовы, мы спустились по лестнице еще ниже, туда, где находился запасной колодец. Он был квадратным, сложенным из крупных камней, высотой в половину человеческого роста, закрытый деревянной крышкой. Воды в нем было в достатке. Сюда никто не заходил, так как все пользовались колодцем во дворе замка. Затем я поднялся наверх донжона и постоял на смотровой площадке. Донжон был сделан на славу, и взять его представлялось очень трудной задачей. Осмотрев замок, я с чистой совестью отправился к себе. Меня тянуло заглянуть в покои сестры рыцаря, но я сдержался.
Вообще же должность капитана имела неплохие преимущества: я занял отдельную комнату над казармой, рядом с комнатой кастеляна, больше не стоял на часах и мог принимать пищу на кухне отдельно от всех. И так как подавала мне обед Доминика, то лучшего трудно было желать.
Сразу после полудня в замок прискакал гонец от графа де Бютаржи. Он с трудом сполз с седла взмыленного коня и был препровожден к рыцарю. Очень скоро за мной пришел паж. Шевалье де Фруссар выглядел крайне озабоченным. Окинув меня хмурым взглядом, он произнес:
– Я должен с тобой поговорить, Малон. Следуй за мной.
Рыцарь провел меня в библиотеку. Так называлась комната под смотровой площадкой донжона. Пусть книг здесь было совсем немного, зато оружия в избытке. Сбоку, на фоне окна, пропускавшего тусклый свет из маленьких стекол, забранных в свинцовые переплеты, мне была хорошо видна усталость, появившаяся на его лице.
– Ты знаешь, что сегодня в замок прибыл гонец?
– Да, господин.
– Хорошо! Так вот, он привез приказ его сиятельства. Я должен выступить со своим отрядом ему на выручку. Дело спешное. Не далее как завтра утром я ухожу, забрав с собой всех, кого только можно. Однако оставить замок и свои земли без защиты я не могу. Пусть нападения и не ожидается, а поберечься все же стоит. Сначала я хотел взять тебя с собой и сделать своим оруженосцем, но со смертью Гийома мои намерения изменились. Я оставляю в замке небольшой гарнизон и назначаю тебя кастеляном на время моего отсутствия. Мне больше некому доверить замок. Ты же не только отличный солдат, но и хороший командир, в чем я мог убедиться во время схватки в лесу и последующих событий.
– Благодарю вас, господин!
– Ладно, теперь слушай. Это еще не все, о чем мне надо поговорить. Я доверю тебе одну важную тайну, и ты дашь мне клятву, что станешь хранить ее ценой собственной жизни.
– Клянусь!
– Знай, что если ты проболтаешься, пусть даже по недомыслию, тебя ждет смерть.
– Я буду хранить тайну, господин, можете не сомневаться, – сказал я торжественно, а внутри у меня захолодело от предчувствия удачи. Я стиснул кулаки, боясь выдать себя.
Шевалье де Фруссар провел рукой по клинку меча, висящего на стене. Словно собирался с мыслями.
– Ты, верно, знаешь, что с нами живет моя сестра? И она слывет затворницей, даже ест отдельно ото всех, – спросил он, пристально смотря мне прямо в глаза.
– Конечно, господин. Слуги любят чесать языками.
– Так вот, в покоях моей сестры живет совсем другая девушка. Ее зовут Ивонн де Гайлар, и она племянница Кабана.
Мне стоило огромных усилий изобразить на лице искреннее удивление, граничащее с изумлением.
– Как! Племянница барона де Кюизе у вас? Но почему?
– По приказу графа. После того, как барон начал войну и даже осадил один из замков его сиятельства, эта девушка попала в руки одного из графских патрулей. Ее привезли в мой замок. Чтобы сохранить тайну, мне пришлось выдать ее за свою сестру, до сих пор находящуюся в монастыре. Ты, наверное, заметил, что один часовой всегда находится внутри башни? Так вот, он охраняет ее. Граф также приставил к ней свою служанку. Для его светлости девушка – лишний козырь. Но стоит ищейкам барона пронюхать о ней, и пиши пропало.
– Тогда почему Его сиятельство требует вас к себе? Если ваш отряд нужен для обороны замка?
– Да потому что барон вступил на земли графа и грабит их. Чтобы изгнать Кабана, Его сиятельству понадобятся все его вассалы, и без решающей битвы не обойтись. Я получил четкий приказ двигаться к нему навстречу. На тебе, Малон, теперь будет лежать ответственность за оборону замка в случае нападения. Я не думаю, правда, что это произойдет. Все знают, что мой замок взять очень трудно.
– И все же возможно, господин. Например, барону это может быть по силам.
– И даже ему потребуется время для осады. Но барон не станет дробить свои силы накануне сражения.
– От сердца отлегло, господин.
– Не шути так, Малон. Будь я полностью уверен в своих словах, не было бы нужды доверять тебе замок.
– Простите, господин. И у меня есть вопрос.
– Говори.
– Кто еще знает о тайне? Ведь я должен знать, кому довериться.
– О том, кто содержится в замке, знают всего трое. Вернее, знали, – поправился он. Я, моя жена и Гийом. Я говорю тебе все это на тот случай, если произойдет что-то непредвиденное. Ты должен будешь позаботиться о девушке.
– Кого вы оставите мне, господин?
– Кроме тебя оставлю пятерых. Подбери их сам. Но помни, выбирать придется из новичков.
– Господин, дайте мне хотя бы двух настоящих солдат!
– Кого ты хочешь?
– Юбера и Триктрака.
– Согласен. И в замке останется Пуле. Я бы взял его с собой, пусть бы попробовал сражение на вкус. Но моя жена настаивает, и я не стану ей отказывать. Он тоже будет подчиняться тебе.
– Ясно, господин!
– Хорошо, – де Фруссар улыбнулся. – Теперь, когда я разделил свои заботы с тобой, добрый мой Малон, ноша моя стала легче. Пойдем, поможешь мне приготовиться к походу.
Сборы шли в течение всего дня. Де Фруссару был нужен боеспособный отряд с достаточным количеством воинов. Костяк его составили те самые вилланы, с которыми мы ходили на разбойников. Всего рыцарь выставил пять всадников и девять пехотинцев. Последних он вооружил и снарядил из собственных запасов. Каждому достались щит, шлем, нагрудник из кожи, копье и меч. Оруженосцем рыцаря стал Фабиан, которому на Пасху минуло пятнадцать. Мальчишка просто сиял от счастья и готов был есть и спать в кольчуге. Итак, копье рыцаря, так обычно назывался личный отряд, было небольшим, всего пятнадцать человек, не считая его самого. Я бы на месте сюзерена моего господина, оставил бы де Фруссара в замке, но видно, графу не хватало бойцов, раз он созывал всех.
Вечером я столкнулся во дворе с капелланом. Он остановил меня и заговорил:
– Я услыхал о твоем новом повышении, Малон. Ты теперь не просто капитан. Шевалье возложил на тебя обязанности кастеляна. Высокое доверие оказывает тебе господин де Фруссар! Я вижу, что Господь не оставляет тебя своими милостями.
Елейный тон отца Жерома не обманул меня. Он пытался меня укусить.
– Ведь я его верный и благодарный сын, – таким же тоном ответил я, решив не уступать святому отцу в притворстве. – Почему бы Господу и не встать на мою сторону?
– С твоим появлением, Малон, происшествия стали сыпаться на наши головы, как из рога изобилия, – зашел отец Жером с другой стороны. – Не хочу сказать, что ты их подстраиваешь, но выглядит это подозрительно. Многие здесь удивляются быстроте, с которой ты возносишься вверх. И сомневаются, заслуженно ли она.
– В чем вы меня обвиняете, святой отец? – притворно вознегодовал я. – Мы все в руках Божьих. И не кажется ли вам, что именно Божественное провидение направило меня сюда, провидя происшествия, случившиеся здесь после моего прихода? Разве не с моей помощью господин де Фруссар уничтожил разбойников, творящих зло на его землях? А пропажа кастеляна? На кого бы возложил его обязанности наш господин, не будь меня здесь?
Не давая святому отцу ответить, я важно продолжил:
– Думаю, отче, что мы, то есть вы и я, должны теперь вместе охранять нашу паству и отгонять от нее врагов рода людского. Вы – богослужениями и молитвами, я же – мечом и крестом.
Надо было видеть растерянную мину, появившуюся на лице Жерома, пока он меня слушал. Я же почти откровенно потешался над капелланом, сохраняя при этом постный и смиренный вид. Где этому святому олуху было тягаться с тем, кто выстаивал и побеждал в кипучих студенческих богословских диспутах? Конечно, как покажет будущее, я поступал неразумно, настраивая его против себя. У меня и так нашлось достаточно недоброжелателей, не стоило самому прибавлять их количество. Но уж больно надоедал мне этот мерзкий святоша, и захотелось его немного осадить. Также, как еще раньше осадил Жиля. Мы повстречались с ним на лестнице в башне. И я, спускаясь, со всего маха наступил ему на ногу. И немного на ней постоял.
– Держи язык за зубами, – шепнул я ему, наблюдая, как его лицо меняет свой цвет. – Учти, теперь ты в моем подчинении, голубчик.
Он даже не попытался оттолкнуть меня. И правильно сделал. Я бы с большим удовольствием выбил пыль из его одежды.
Глава двенадцатая. Госпожа Габриэлла
Когда следующим утром де Фруссар выступил в поход, смотреть на это зрелище пришли не только все домочадцы, но и жители деревни. Сам рыцарь ехал впереди на боевом испанском коне, сидя, словно влитой, в стальном седле, украшенном серебром. Шелковая туника небесно-голубого цвета с искусно расшитым гербом была надета поверх стальных лат, начищенных до зеркального блеска. Голову де Фруссара закрывал шлем с синими перьями и поднятым забралом. Его любимый двуручный меч висел с левой стороны, притороченный к седлу. Ехавший за ним Флориан в латах и бархатном сюрко держал в руках копье рыцаря с колышущимся на ветру флажком. Пятеро конных воинов, составлявшие свиту, двигались следом. Последней шла пехота, кое-как державшая строй. Топающие не в такт ноги поднимали дорожную пыль, еще долго клубившуюся позади.
Я удостоился чести наблюдать за отъездом с барбакана в обществе мадам Габриэллы и отца Жерома. Капеллан все время неодобрительно косился на меня и встал так, чтобы находиться между мной и женой рыцаря. Похоже, он находил мое соседство опасным для нее. Между тем госпожа де Фруссар мужественно терпела ветер, теребящий ее убор, и махала платком в след супругу, как и подобает прекрасной даме. На этот раз на ней было платье из темно-красного бархата, украшенное бисером. Когда же отряд рыцаря скрылся за холмом, мадам Габриэлла позволила себе покинуть наблюдательный пост и сойти вниз мимо мнущегося на ступеньках Жиля. После моего предупреждения на лестнице он стал вести себя осторожнее и перестал злословить на мой счет на кухне.
Всю первую половину дня я мотался по замку, лично проверяя, как у всех идут дела. Мои подчиненные должны знать, что я, пусть и не Хромой Гийом, буду наводить порядок не менее строго. Побывав в конюшне и удостоверившись, что за оставшимися лошадьми надлежащий уход, я поднялся на стены. С уменьшением гарнизона в дневное время дежурили двое, а в ночь – один, так как ворота барбакана были закрыты. Удостоверившись, что все идет своим чередом, я вместе со взявшимся помогать Триктраком стал проводить занятие с двумя новичками, тренируя их в стрельбе из арбалета.
После обеда я только собрался немного вздремнуть, как меня неожиданно вызвала к себе в покои Госпожа, прислав за мной Меик.
– И что нужно от меня твоей госпоже? – недовольно поинтересовался я.
Вместо ответа девушка закатила глаза вверх и пожала плечиками.
Ломая голову над тем, что нужно Габриэлле, я поспешил в донжон.
Госпожа де Фруссар ожидала меня в маленьком зале. Она сидела в кресле перед камином, в котором лениво потрескивали сосновые поленья. В комнате было тепло, если не жарко.
Я с любопытством прошелся взглядом по стенам. Беда замков – это сквозняки. У жены рыцаря эта проблема решалась при помощи ковровых гобеленов, плотно пригнанных к стенам. Движения воздуха поэтому почти не ощущалось. Сейчас Габриэлла была с непокрытой головой, волосы заплетены в тяжелые косы. Глаза устремлены в камин, на губах мечтательная улыбка.
– Вы звали меня, Ваша милость? – я склонился перед ней в куртуазном поклоне.
Она отняла взгляд от огня и сурово посмотрела на меня.
– Капитан, не забывай, что я являюсь хозяйкой в замке и потому требую должного почтения.
Странная отповедь с ее стороны вызвала у меня удивление.
– Ваша милость, прошу прощения, но я не понимаю, чем вызвано ваше неудовольствие? Что я сделал не так?
– Ты не явился ко мне с докладом, а между тем это твоя обязанность. Мне пришлось посылать за тобой. Это неслыханно!
– Прошу прощения, госпожа! Меня никто не предупредил об этом.
– Пока моего мужа нет в замке, ты должен делать доклад каждый день в послеобеденные часы.
– Даже если вы отдыхаете, Госпожа?
– Твое дело явиться и ждать, сколько будет нужно. Ты меня понял?
– Да, Ваша милость.
– Вот и хорошо, – она откинулась в кресле и потянулась, словно кошка. С ее губ не сходила едва заметная улыбка.
– Подойди ближе, – потребовала она, маня пальцем.
Я приблизился, гадая, что ей надо, хотя смутная догадка мелькнула у меня в голове. Не надо быть провидцем и астрологом, чтобы понять намерения женщины, выставляющей перед мужчиной соблазнительные изгибы своего тела.
– Напомни, как тебя зовут, капитан?
– Малон, Госпожа.
– Скажи мне, Малон, все ли в порядке в замке? И нет ли поблизости врагов, от которых ты обязан меня защищать?
– Ваша милость может не беспокоиться, ваше спокойствие не будет потревожено. Никто не проникнет в замок беспрепятственно.
– Рада услышать такой ответ, капитан. И смотри, ты головой отвечаешь за мою безопасность.
– Буду стараться, Госпожа.
Я переступил с ноги на ногу, беседа с хозяйкой стала меня утомлять, пусть бы уже выкладывала, что ей от меня надо.
– Хорошо, Малон, с твоими обязанностями мы покончили. Однако я еще не отпускаю тебя.
– Весь к вашим услугам, Госпожа.
– Скажи, ты ведь много путешествовал и воевал, не так ли? Значит, хранишь, наверное, в своей памяти кучу всяких интересных историй. Почему бы тебе не рассказать какую-нибудь из них? Я до них большая мастерица. Садись, – она указала на скамеечку рядом с собой. – А я буду слушать.
Мне оставалось лишь молча повиноваться. Я с трудом уселся на низкую скамейку, не зная, куда деть колени и посмотрел на нее снизу вверх.
– Чтобы такое ей рассказать? Дьявол! – подумал я в раздражении.
Ничего толкового на мысль не приходило.
– Признаться, Госпожа, я не совсем готов к рассказу. Да и мои слова могут показаться вам слишком грубыми. Они больше к месту на бивуаке у походного костра, чем в дамском будуаре. Боюсь, что некоторые выражения заставят вас покраснеть. К великому моему сожалению, я плохой рассказчик. Вам будет скучно со мной. Прошу простить меня, госпожа.
– Мой храбрый капитан! – услышал я в ответ. – Ты ни в чем не виноват передо мной. И не думай, будто я не привыкла к простой речи и грубым выражениям. Я не упаду от них в обморок. Наоборот, крепкое словцо только украсит твой рассказ, как добрый суп выиграет от щепотки перца. Я вижу, что ты парень скромный, не любишь хвастать заслугами. Но ты обучался в университете, так что должен уметь красиво говорить, этому вас учили на диспутах. Наслышана я о студентах и их пирушках. Больших забияк и нечестивцев трудно даже представить. И мне не приходилось слышать о паршивых овцах в их стаде. Так что, мой милый, не играй в грубого вояку, коли не таков.
Вот так отповедь! Да, Габриэлла была одарена не только красотой, но и бойким умом.
Собравшись с мыслями, я поведал Габриэлле солдатскую байку про рыцаря и горожанку, все же опустив наиболее похабные выражения. Она очень живо отреагировала на эту историю и долго смеялась. А успокоившись, тут же потребовала другую. Как будто невзначай она переменила позу, слегка натянув и подняв низ платья, и среди кружев я увидел обтянутые шелковыми чулками щиколотки. Эта стерва еще и испытывала меня! Однако, если таким образом Габриэлла де Фруссар решила проверить свою привлекательность на мне, ей стоило сразу задрать подол до живота и раздвинуть ноги как можно шире. Я не собирался реагировать на ее позу и продолжал сидеть с каменным лицом.
Не реагируя на ее уловки, я спросил почтительным тоном:
– Может быть, в следующий раз, госпожа? Боюсь, что дела службы призывают меня.
Порой изображать из себя непонятливого дурака полезней, чем казаться умником.
– Ты торопишься, капитан? Хорошо, расскажешь новую историю в следующий раз. И пусть она будет такой же веселой. Договорились?
Я клятвенно обещал ей это. И был отпущен восвояси.
Габриэлла сегодня показала мне, кто есть кто в этом замке. И дала понять, что с ней лучше ладить. Ладно, кто против? Только остановится ли она на веселых историях? Или ей нужно больше? Я смог убедиться в ответе на третий день нашего существования без рыцаря. Это была уже третья история, и рассказывал я ее не в маленьком зале, как раньше, а в будуаре госпожи де Фруссар. Я было заподозрил неладное, но в передней комнате сидела за вышиванием Меик, и подозрение оставило меня. Сначала все шло как и прежде. Габриэла сидела в маленьком креслице у столика, а я в шагах пяти от нее на табурете, сиденье которого было обито бархатом, так что было гораздо удобнее, чем на скамейке. После обычного доклада жена рыцаря устроилась поудобнее и повелела мне начинать.
Я подготовился заранее, и моя история полилась без сучка и задоринки. Ядреных выражений я теперь не стеснялся, они-то и вызывали смех Габриэллы. И вот я закончил и умолк. Жена рыцаря захлопала в ладоши и затем сказала:
– Браво, Малон! Сегодня ты меня потешил как нельзя лучше! У меня даже слезы выступили от смеха. Возьми, налей себе вина. У тебя ведь пересохло в горле от долгой болтовни.
Пока я наливал из изящного серебряного кувшина белое вино и пил, Габриэлла успела принять на редкость соблазнительную позу. Посмотрев мне в глаза, она улыбнулась и провела розовым язычком по губам. Чувства, охватившие меня, были противоречивы. Когда тебя соблазняет красивая женщина, остаться равнодушным к ее чарам вряд ли получится если ты полон сил, и твой возраст не достиг старости. Мой пополневший гульфик тому прямое доказательство. Вот только предаваться страсти в объятиях дворянки для меня в нынешнем обличии и при тех планах, которые сюда и привели – большое безрассудство. Мой рассудок не был настолько затуманен, чтобы я не отдавал отчета в том, что происходит. А происходило следующее: меня обольщала жена моего сеньора, дворянка не с одним поколением знатных предков. И в этой истории, в случае ее огласки, виноватым окажусь, если что, только я. Поистине, жена рыцаря была наделена похотью сверх всякой меры. Что бы ей не подождать мужа? Постель-то и остыть не успела. На худой конец, взяла бы себе святого отца. Тот-то только слюни на нее не пускает. А вот зачем Габриэлле понадобился простой солдат? Сама же утверждала, что я некрасив. Мне стало не по себе. Для большей свободы действий требовалось иметь Габриэллу в союзниках, а не врагах. И что будет, откажи я ей? Пожалуй, большего врага мне тогда не сыскать. Она же шаловливо провела пальцами по волосам, шее и губам, как бы выставляя себя напоказ.
– Иди ко мне, капитан! Ближе, я хочу разглядеть твой шрам.
Голос ее сделался столь сладким и призывным, а грудь так бурно вздымалась, что могло показаться, будто добродетельная женушка рыцаря вся пылает любовной страстью. Я встал перед креслом и, склонившись над ней, позволил провести рукой по моему лбу. Прикосновение, ласковое и легкое, заставило меня придвинуться ближе, и обруч из сомкнутых рук повис на моей шее. Лицо Габриэллы оказалось совсем рядом. Я ощутил ее порывистое дыхание, запах вина изо рта и сильный, кружащий голову аромат, шедший от волос. Она сама поцеловала меня, и ее язычок толкнулся в мои зубы.
– Дай женщине, что она просит, от тебя не убудет, – мелькнула запоздалая мысль.
И я сжал тонкую упругую талию.
– Ну же, не медли! – прошептала она мне на ухо.
Когда рука Габриэллы забралась мне за пазуху, я вдруг вспомнил, что в передней находится Меик, а дверь даже не заперта на засов. Любой, кто войдет, стоит ей закричать, подумает о насилии, и тогда мне конец. Что, если это и есть ее план? Меня даже бросило в жар от такого предположения. Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, в то время как Габриэлла прижималась ко мне своей роскошной грудью, огонь которой я чувствовал даже через одежду.
– Подождите, госпожа, я закрою дверь, – я мягко отстранил ее.
– Сюда никто не войдет без разрешения, – возразила она.
– Так будет надежнее. Я привык защищать спину.
Я подошел к двери и, прежде чем задвинуть засов, бросил взгляд через плечо. Габриэлла стояла там, где я ее оставил, и внимательно наблюдала за мной. Взгляд ее больших глаз, до того томный, был сейчас трезвым и расчетливым. При этом она продолжала призывно улыбаться мне, а грудь ее бурно вздымалась. Закрыв засов, я повернулся и пошел к Габриэлле, оказавшейся уже возле алькова, забранного занавесом из зеленого шелка. Взяв меня за руку, она откинула его и провела внутрь, где стояла большая кровать – супружеское ложе четы де Фруссар. Я чуть замешкался, боясь помять ее пышное платье. И Габриэлла, хихикнув, словно девчонка, шепнула:
– Смелее, Малон! Я знаю способ, при котором платье не пострадает!
Занавес вернулся на место. Отгородив нас от остального мира.
Глава тринадцатая. Ночной визит к тетушке Бертине
Мне порой казалось, что о нашей связи знают и судачат все, начиная с Меик и заканчивая поваренком Жаком. Я стал очень подозрительным. Внимательно вслушивался в любые разговоры, стараясь по долетевшим до моих ушей обрывкам понять их содержание. Каюсь, что подслушивал под дверями, стремясь вызнать правду. Но, на мое удивление, меня и Габриэллу как будто укрывал волшебный плащ, делавший нас невидимыми. Все в замке шло своим чередом, я не слышал хихиканья за спиной, а стража и прислуга держались вежливо и услужливо, как и подобает при моем нынешнем положении. И даже Доминика вела себя со мной по-прежнему ласково, время от времени навещая ночью. Было от чего задуматься!
Сегодня я рассказал Габриэлле шестую историю. И в третий раз она была столь же неистовой, что и в первый. Тем не менее, наше свидание завершилось не так, как обычно.
– Малон, – сказала госпожа де Фруссар, когда я собрался уходить и цеплял на себя пояс с мечом, – выполни одну мою просьбу. Сегодня я поеду на прогулку. Приготовь вечером к семи часам трех лошадей. Для меня, Меик и себя. Ты будешь нас сопровождать. Один. Такого храбреца вполне достаточно.
Я знал, что время от времени Габриэлла выезжала на прогулку и возвращалась порой затемно. Обычно вместе с ней отправлялись камеристка, телохранитель и еще двое конных сержантов. На моей памяти такое было пару раз. Но сейчас же она потребовала меня. Почему? Я выдержал ее немигающий взгляд и спросил:
– Так ли необходимо мое участие в прогулке, госпожа? В замке у меня много дел. Вы можете взять с собой Жиля и Юбера.
– Все те же дела, что и при Гийоме, который не стеснялся уезжать, когда только ему заблагорассудится, – презрительно хмыкнула она. – Не стоит мне перечить, Малон. Отправиться со мной и в твоих интересах тоже.
Прозвучало весьма загадочно. Что ей нужно? Посмотрим. Мне оставалось склонить голову в поклоне и удалиться.
В этом году май к середине выдался солнечным и жарким. Прохлада наступала лишь вечером. За четверть часа до указанного мне времени я приказал оседлать лошадей, вывести их и привязать снаружи у коновязи. Мне пришлось прождать почти до заката, прежде чем Габриэлла в сопровождении Меик появилась во дворе. Я лично подсадил госпожу на коня, а служанке помог Юбер, назначенный мной старшим дозорным. Стемнеть еще не успело, но солнце уже нависло над деревней, собираясь на покой.
– Госпожа, мне позволено будет узнать, куда мы направляемся? – спросил я, когда мы поехали по дороге прочь от замка.
– Не беспокойся, Меик хорошо знает дорогу. Тебе следует просто ехать за нами и молчать.
Сейчас голос Габриэллы ничем не напоминал тот, что еще звучал в моих ушах во время любовных игр. Я предпочел занять место позади. Без возражений. Раз благородная дама желает показать свою власть, то на здоровье. Никто не мешает.
Мы проехали деревню и свернули к лесу, выбравшись на ту дорогу, которой я попал в замок после схватки с бандой Речной Крысы. Наши лошади шли шагом, и пока мы ехали мимо леса, дневной свет окончательно погас. Я недоуменно смотрел на сгущающиеся тени и гадал, куда несет нелегкая мою госпожу. То, что мы не просто прогуливались, сомнений не вызывало. Уж больно целеустремленно двигались в одном направлении. Прошло не меньше часа, прежде чем мы повернули еще раз, вступив на лесную тропу, достаточно широкую, чтобы ехать один за другим. Как по заказу, на небо взошла луна и осветила наш путь своим призрачным светом. Меик ехала первой, потом Габриэлла, я же замыкал нашу кавалькаду. По тому, как спокойно прокладывала путь девушка, я догадывался, что дорога ею хорошо проторена. Вот она остановила коня, осматриваясь, затем проехала между зарослями кустов на показавшуюся за ними поляну. Габриэлла смело последовала за ней.
Мне оставалось двигаться следом. Было тихо, даже птицы угомонились. На краю поляны Меик сказала:
– Здесь нам надо сойти с лошадей и привязать их. Дальше лучше идти пешком.
Я спрыгнул с коня, подошел к Габриэлле и, подставив руки под ее колено, опустил даму на землю. Меик справилась без моей помощи. Привязав коней к стволам деревьев, мы прошли через поляну. И только тут я заметил укрывшийся в темноте под большими елями домик. Свет из одного окна был едва виден. Я сообразил, что Меик по нему и ориентировалась. Значит, нас ждали.
– Кто может обитать в таком месте? – подумал я. – Одна нечисть.
Дом был небольшой, сложенный из темного камня и покрытый старой черепицей. Все окна, кроме одного, закрыты ставнями. Сумрачное место. Не хватает уханья сов и волчьего воя. У низенького, поросшего плющом заборчика с висящей на одной петле калитке Габриэлла остановила меня:
– Подожди нас снаружи, Малон. Мы пригласим тебя позже.
Госпожа и служанка подошли к двери, и Меик негромко постучала.
– Кто здесь? – спросил низкий женский голос.
– Это мы, тетушка Бертина, – откликнулась Меик.
Заскрежетал засов, и дверь чуть приоткрылась. Видно, хозяйка желала удостовериться, что гости именно те, за кого себя выдают. После чего обе женщины проследовали внутрь. Я же остался стоять у забора, с любопытством осматриваясь. Дом был укрыт со всех сторон. Не зная дороги, до него не доберешься. Кто может жить так уединенно? Обыкновенно, такие места пригодны для тех, кто занимается заговорами и приворотами и побаивается инквизиции. Не стоило и сомневаться, куда еще могла отправиться поздним вечером такая женщина, как Габриэлла? Не молиться же она сюда явилась. Нет, ей понадобились снадобья и заговоры. Сколько бы колдуний не сжигали на кострах, их количество не убавлялось, потому как был постоянный спрос на колдовство и чародейство.
Тихое рычание вспугнуло мои мысли. Я повернул голову. В двух шагах от меня стоял огромный пес, покрытый лохматой шерстью, с большой лобастой головой. Он доходил мне до пояса. Длинный красный язык торчал из раскрытой пасти. Пес смотрел на меня, не мигая. Наверное, решал, какой моей частью тела лучше будет поужинать.
– Просто так, дружок, я тебе не дамся, – сказал я тихо. – Придется потрудиться.
Пес склонил голову на бок, словно и вправду прислушивался к моим словам.
Я пошевелился, ожидая более грозного рычания. Вместо этого пес уселся на задние ноги и поводил головой по сторонам. Мне показалось, что он был настроен ко мне вполне дружелюбно. Тогда я тоже присел у забора, прислонившись к нему спиной и примостив меч на коленях. В ответ пес уселся у моих ног. Как это ни странно прозвучит, но я и сам почувствовал симпатию к лохматому существу. Так мы и сидели, пока дверь не открылась, и выглянувшая из-за нее Меик позвала меня в дом.
Внутри он оказался еще более маленьким, чем снаружи. На закопченных, давно не беленых стенах висели пучки сушеных растений и трав. Посредине комнаты, углы которой терялись в тени, находился открытый очаг, дым от которого поднимался вверх и уходил в дыру в дощатом потолке. Я встречал такие в самых нищенских лачугах, но там дым просто выедал глаза. Здесь же его совсем не ощущалось. Наоборот, в доме было свежо и стоял стойкий травяной запах. Большее же удивление вызвала у меня сама хозяйка.
Я ожидал увидеть древнюю старуху, согнутую, сморщенную, с большим крючковатым носом и красными глазами. Да, именно такую я видел на миниатюре в книге сказок, которую читала мне в детстве мать. Тетушка Бертина была женщиной преклонных лет, в опрятной одежде, с лицом, на котором не было даже бородавки, по которой и можно опознать ведьму. Густые седые волосы были убраны под чепец, лоб гладкий, с небольшими морщинами, даже основная часть зубов сохранилась во рту. Только глаза мне ее не понравились. Темные, глубокие. И уж больно тяжелым и недоверчивым был их взгляд.
А ведь встретишь такую благонравную старушку в городе и вовсе не подумаешь, что она – колдунья. Может, и правда она знахарка и лечит людей от болезней? Таких часто принимали за ведьм, а они приносили пользу людям. Как-то получил я рану копьем в бок, и она долго не заживала, гноилась. Мне повезло купить на рынке у такой же вот старушки мазь, и уже через два дня рана зарубцевалась. Видно, и Габриэлла тоже покупала здесь притирания и благовония. Не даром же от нее так умопомрачительно пахло. Подумав так, я приободрился. И, как оказалось, зря. Бертина эта не знахаркой была, а самой настоящей колдуньей.
Итак, когда я вошел, хозяйка стояла у очага и помешивала какое-то варево в маленьком котелке над огнем. Габриэлла же сидела за столом и читала старую книгу. А может, и не читала, написано-то в ней было не на французском и не на немецком, просто водила пальцами по строчкам. Могу, как бывший студент, сказать одно, за такую вот книгу из телячьей кожи легко выменять боевого коня со всем снаряжением. Меик же вела себя у тетушки Бертины, как у себя дома. Женщина, язык не поворачивается назвать ее старухой, говорила девушке, что ей подать, а та быстро находила и несла. Я потоптался у двери, и хозяйка сказала мне:
– Что ты там мнешься, солдат? Подойди поближе, хочу тебя рассмотреть толком.
Смотри, если хочешь, – подумал я и шагнул ближе к очагу.
Она уставилась на меня. И вот тут-то я испытал ее силу. Что-то такое, с чем нельзя было справиться, побороть. Я мало чего боялся на свете и привык во всем полагаться на себя. Учась в университете, в грош не ставил всю эту магию, смеялся над людскими предрассудками. И сожженных на кострах женщин и старух считал жертвами людской злобы и суеверия. Может, и были среди них настоящие ведьмы, но явно не в таком большом количестве. Настоящая-то вовремя глаза отведет, ее и не заподозрят. А сейчас меня охватил ужас, и волосы сами собой зашевелились на голове. Тетушка Бертина глянула на меня так, что все вокруг померкло, и я видел лишь ее лицо, светящееся в темноте. Мне стало не по себе. В горле пересохло и запершило, а тело не онемело, нет, но налилось неприятной тяжестью. Я хотел отвести от нее глаза и не смог. Будто бы она заглядывала мне в душу, проникая в самые сокровенные мысли и чувства. И еще мне стало трудно дышать, словно нос и рот залепили воском! Я хотел рвануться, ухватить ведьму за волосы и зашвырнуть подальше, а вместо этого едва не задохнулся. Не могу сказать, сколько времени длилось ее воздействие на меня. Мгновение? Несколько минут? Мне показалось, что час. Когда Бертина отпустила меня, отведя свой взгляд, я даже пошатнулся и вынужден был облокотиться рукой о стол. Да и в себя пришел не сразу. Но вот глазам вернулась резкость, ушам – слух, а дыханию уже ничего не мешало вбирать в легкие воздух. Только тут до меня дошло, что все это время Габриэлла что-то бормотала, какие-то слова, похожие на заклинания. Меня охватила такая злость, что я едва сдержался, чтобы не выругаться на нее.
– Не сердись, солдат, – сказала колдунья, точно читая мои мысли. И теперь в ее глазах не было ничего сверхъестественного, обычный человеческий взгляд старой и мудрой женщины. – Я не желаю тебе ничего плохого. И твоя госпожа сделала то, о чем я ее попросила. А мне не отказывают, сам видишь.
– Скажи это на эшафоте, – пробурчал я. Ко мне возвращалось мое обычное настроение.
Бертина рассмеялась во весь голос, вызвав изумление у моих спутниц.
– Вот поганец! Дерзит мне, хотя у самого душа в пятки ушла! Садись-ка за стол, мне надо поговорить с тобой. Подвинься, госпожа! У меня в гостях все равны. Да и не госпожа ты ему. Еще надо посмотреть, кто кому из вас господин.
У меня и кровь остановилась в жилах. Так я перепугался. Мало того, что ведьма испытала на мне свои чары, так еще и выдать хочет! Я замер, а рука вцепилась в рукоять меча. Не попробовать ли мне все здесь сокрушить и списать потом на колдовство?
– Не бойся, – услышал я у себя в ушах голос Бертины, хотя мог поклясться, что губы ее были сомкнуты. – Мои слова доходят до тебя одного. Они же ничего не слышат. Я много чего узнала о тебе, юноша. Приманила черного ворона, глядь, а в руках-то белый сокол. Не тот ты, за кого себя выдаешь, и не с добром явился. Да я тебя не выдам. Пользы от того для меня никакой. Пускай все идет своим чередом. Я ведь чего тебя позвала? Хотела понять, кто мне мешает? Сильно мешает. Ну, не выходит, как я загадала. Раньше всегда выходило. Неужто простой стражник на моем пути встал? И не сдвинешь его? Нет, непростой! Пес мой тебя сразу раскусил. Ластился, поди? То-то! А он не то что волка – человека в миг разорвет. И знай, милый! Трудная у тебя дорога. И много ты на себя взвалил. А справишься ли? Бог весть! Только помни: ту пелену, что вас с госпожой покрывает, никто не порвет. Никто, кроме ее самой! И тогда берегись! Больше ничего не скажу.
Признаться, речь Бертины я до конца тогда не понял, очень уж она вышла туманной. Уяснил лишь, что Габриэлле обо мне колдунья говорить не станет. И за то спасибо! И это она сделала так, что мои встречи с Габриэллой не видны обитателям замка. Про такое я и раньше слышал. И знал, что подобные заговоры стоят дорого. Славно, что плачу за них не я, а Габриэлла. Ей за это и ответ держать.
– Ну что же ты скажешь о нем? – спросила дама де Фруссара хозяйку. Робко так спросила, без обычной своей напористости.
– А что мне сказать? Капитан твой дело хорошо знает. С ним ты в безопасности. Такой тебя от себя самой спасет. Да вижу я, не слышишь ты моих увещеваний. Все одно поступишь, как задумала. Но помни: на темной стороне ему не стоять. И я тут ничего поделать не могу, не обессудь. А вот для задуманного даю тебе, что просила. Смотри, только племянницу мою береги! Пока она при тебе, волос с твоей головы не упадет.
Разговаривая, Бертина продолжала помешивать варево. Потом серебряным черпаком набрала из котелка гущи и перелила во флакон, сразу же заткнув его пробкой.
– Возьми, госпожа. И помни: не больше одного раза в день.
Вернулись мы в замок к полуночи. Я сам расседлал лошадей, почистил и дал им овса. Выйдя из конюшни, поднялся на барбакан и постоял вместе с часовым, выслушав его жалобы. Мне не спалось. И это понятно. Ведьма, причем настоящая, не гадалка какая. И этот серый пес при ней. Я, когда дом ведьмин покинул, начало меня тряси, словно лихорадку подхватил. Лишь в лесу отпустило. Понятно. Все это неспроста. Я-то все голову ломал. Почему, как окажусь рядом с Габриэллой, то собой не владею? Вот и выходит, что госпожа де Фруссар не зря знается с колдовскими силами. Влип. Ох и влип! Я осенил себя крестным знамением и слегка приободрился. Ничего, госпожа – не ведьма. А предупрежден, значит вооружен. Сдаваться на милость вздорной стервы не собираюсь. Сумею защититься.
Я, кстати, о многих защитных средствах слышал. Сам предпочитал носить на груди ладанку Девы Марии. Обычно она висела на шнурке в кожаном мешочке. Правда, сейчас там совсем другой предмет. Вспомнив о нем, сунул руку за пазуху и похолодел. На шее ничего не было. Меня прошиб пот. Неужто потерял?
Только раздеваясь, у себя в комнате я нашел на своей постели мешочек с порванным шнурком, хотя мог поклясться, что еще утром тот был цел и висел у меня на шее.
Глава четырнадцатая. Нападение
Беда пришла не сразу. Через пять дней. Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Сон был настолько крепким, что я не сразу понял, на каком я свете и что происходит. Тем не менее, долгая привычка заставила меня рывком сесть и взяться за кинжал. Передо мной с зажженной свечой в руке, переминаясь, стоял солдат.
– Что случилось? – спросил я ворчливо. – Зачем ты будешь меня среди ночи? Пожар, что ли, случился?
– Капитан, беда! В замок прибежал староста, говорит, что к нам идет чье-то войско.
– Чье войско? Может это наш сеньор вернулся?
– Нет, капитан. Это чужое войско. Староста говорит, что оно уже недалеко от деревни.
– Ладно, ступай. Я сейчас приду. И засвети мне свечу, бестолочь!
Когда за солдатом закрылась дверь, я стал одеваться, гадая, кто же к нам пожаловал. Недостаток сведений зачастую приводит к ошибкам. Наспех, собравшись и опоясавшись мечом, я вышел из комнаты. Во дворе замка все было тихо. Я задрал голову и поглядел на небо. Далекие звезды безучастно взирали на меня с высоты, предлагая выкручиваться самому. Староста ждал меня у ворот, переминаясь с ноги на ногу. Он в излишних подробностях рассказал, как решил проверить капкан на лису, поставленный за общинным лугом, и услышал приближение войска. Пока мы разговаривали, в ворота уже прошли первые из вилланов, оказавшиеся быстрее других. Навьюченные добром, они безропотно выстраивались во дворе, ожидая приказаний. При осадах все, кто успевал, прятались в замке. В деревне оставались лишь слишком жадные, уповавшие на авось, или те, кому нечего было терять. Я дождался Доминику и поручил ей расселить семьи крестьян по жилым пристройкам. Она в этом была гораздо более сведуща, чем я.
Через час, когда поток беженцев иссяк, с барбакана меня позвал часовой, и я почти бегом поспешил наверх. Оттуда было хорошо видно, как по деревне движется темная масса и выплескивается в обе стороны, охватывая замок. Даже на глазок видно, что это был большой отряд в несколько сотен человек. В ночном воздухе звуки разносились далеко, и нам было слышно бряцанье оружием, обрывки команд и ржание лошадей. Вскоре то тут, то там запылали костры. Да, это, конечно, не друзья де Фруссара пожаловали к нам в гости. И не Кабан, чье знамя я бы обязательно разглядел. Потому как факелы заметались среди крестьянских дворов, легко предположить, что начался грабеж. Откуда здесь взялось войско? А главное, зачем? Вот над чем стоило поломать голову. Врагов было столько, что через очень небольшое время все крестьянские припасы будут съедены. А надеяться на быструю сдачу замка было бы верхом легкомыслия, сколько бы людей его не обороняло. Впрочем, я не хотел делать скорых выводов. Наступающий день должен был многое объяснить.
– Значит так, – сказал я часовому. – Гляди в оба! Без толку шум не поднимать. Если враги подойдут к самому замку или будет происходить что-то необычное, дашь знать мне или Юберу. Он будет меня замещать.
– Капитан, это правда враги? – осторожно спросил меня солдат, опасаясь отповеди.
– Враги! Кто же еще? Но нам бояться нечего. Замок неприступен. Запасов у нас хватит на полгода. А наш господин скоро узнает о беде и придет на помощь.
Приободрив солдата, я спустился вниз и направился в казарму. Будить Юбера и двух других мне не пришлось. Они проснулись сами от шума во дворе. Я сказал, чтобы они поднимались на стены. Эту ночь все одно уже не уснуть.
Вернувшись в свою комнату, я снял с себя сюрко и перевязь с мечом. Надел кожаный дублет и натянул на голову капюшон, скрывший лицо. За пояс засунул кинжал с тонким и острым лезвием. В таком виде меня было легко принять за солдата вражеской армии. Затея была проста. Зная по своему опыту, какая бывает неразбериха при разбивке военного лагеря, да еще в темноте, я подумал, что неплохо было бы наведаться туда и выяснить, кто решил напасть на замок. Пока он плотно не окружен, я легко могу выйти через потайную дверь в стене. Позже, скорее всего, придется ее завалить камнями для пущей безопасности. О своем замысле провести разведку я сказал только Юберу. Захватив все необходимое, я выскользнул во двор, обошел донжон, прошел по саду и оказался там, где была калитка. Ей пользовались при необходимости отправить на разведку лазутчика или послать гонца за помощью. Найти эту дверь было не просто, так как сначала надо было спуститься по каменным ступенькам вдоль стены вниз. И там, в углублении пряталась толстая дубовая, обитая медными гвоздями низенькая дверь, запертая на замок. Он мог открываться с обеих сторон двери, поэтому мне были не нужны помощники. Я достал из кошелька на поясе ключ, внешним своим видом походивший на небольшой клинок. Вертикально вставил его в замочную скважину и повернул в замке. Засов внутри механизма пошел назад, выходя из углубления в стене. И я открыл ее без особого труда. Снаружи дверь была замаскирована плющом, покрывавшим южную стену замка на довольно большой площади, и кустами шиповника. Не забыв снова закрыть ее и продравшись сквозь заросли, я неспешным шагом отправился в путь, но не по дороге, а по неровному склону, все время забирая вправо. Мне понадобилось не меньше получаса, чтобы приблизиться к лагерю. Чем ближе подбирался я к нему, тем тише двигался, а затем и вовсе пополз, не поднимая головы, пока не увидел прямо перед собой белую солдатскую палатку. Значит, линию часовых я уже миновал, если она тут была. Я перевернулся на спину и немного полежал, прислушиваясь, потом сел и, наконец, поднялся на ноги. Бросив осторожный взгляд по сторонам, с радостью отметил, что никто из солдат не обратил на меня внимания. Постояв у палатки, я пошел по лагерю усталой походкой пехотинца и, выйдя к одному из костров, присел рядом с другими. Солдат в выщербленной каске подозрительно покосился на меня, но я протянул ему флягу, предусмотрительно захваченную из замка. В ней было неплохое вино, и он, сделав несколько больших глотков, с видимым сожалением вернул ее назад. Я хорошо знал солдатскую жизнь и не боялся разоблачения. Все армии похожи, и быт их одинаков. Во время последней войны я и Шарлемань однажды слишком задержались в одном местечке и не заметили, как туда вошли арманьяки, враги бургундцев. Чтобы не стать пленными, нам пришлось снять значки бургундской армии и вступить в ряды французской. Почти неделю мы провели среди арманьяков и не заметили больших различий.
Скоро, благодаря вину, разговор стал оживленнее, и я без всяких расспросов узнал то, что хотел. К нам «на огонек» заглянули два отряда наемников под командованием капитанов Жана Эпинэ по прозвищу «Толстый Жан» и Ле Парро. Его кличку «Неудачник» знал любой, кто служил в армии герцога. Мне приходилось встречать Неудачника раньше, но мы не были представлены друг другу. Тем не менее, я хорошо осведомлен о его жестокости и жадности, превышающих по концентрации все другие пороки. Не думаю, что его компаньон слишком отличался от него. И оба были настроены по отношению к нашему замку решительно. Назавтра уже назначили штурм. Мой сосед все время жаловался на стертую ногу и опустошал между жалобами мою флягу. Оставалось выяснить, зачем наемникам понадобился наш замок. Дисциплина у них была слабая, и эти ребята не любили рисковать своими шкурами без выгоды. А штурмовать замки – та еще работенка. Кипящая смола, камень или стрела поджидают тех, кто идет на приступ. Нужна была веская причина, чтобы решиться захватывать наш укрепленный замок. Мне даже пришла дикая мысль, что их нанял барон де Кюиссе для освобождения своей племянницы, но тогда я тотчас ее отставил. Я бы первым узнал об этом. Да и не в характере Кабана платить деньги кому бы то ни было, даже за своих близких родственников.
Я, понятно, не был дураком настолько, чтобы задать вопрос прямо. Ведь предполагалось, что все участвующие в этом деле знают, что почем. И я сидел у костра до тех пор, пока сосед, которого звали Ив, не заинтересовался, где я достал такое крепкое вино.
– Я могу достать еще. У одного моего приятеля припрятан целый бочонок в обозе. Но он не из тех, кто подает милостыню, – сказал я со значением.
– Дружище, я сейчас на мели, но как захватим замок, дам тройную цену, – пообещал Ив.
– Мертвый должник также бесполезен, как и дохлая мышь, – заметил я.
– Брось! Фруссара в замке нет, как и его солдат. Правда, стены высоки, да взобраться на них все одно можно. Дело одного дня. Так сказал Толстый Жан, а я ему верю.
– Тогда у всех будут деньги. И цены вырастут.
– Не думаешь же ты, что все получат поровну лакомую добычу? – Ив хитро подмигнул мне. – Кто первым доберется до кладовых, тот и окажется в выигрыше. А я знаю, где искать, будь уверен, приятель. И за твою доброту я скажу тебе.
Он зашептал мне на ухо, и я с трудом сохранил спокойствие. Так поразило меня сказанное.
– Отлично! – с воодушевлением сказал я. – Пойду поищу своего приятеля и как найду, то сразу вернусь к тебе.
Я хлопнул солдата по плечу и поднялся. Пора было возвращаться восвояси. Лагерь наемников понемногу затихал. Я сделал вид, что ухожу внутрь лагеря, обошел палатки, лег на землю и пополз обратно к замку. Меня никто не заметил, и я благополучно миновал линию более чем редких часовых. Дальше было проще, и вскоре я уже запирал за собой дверь изнутри.
Уже далеко не ранним утром в большом зале собрался совет во главе с госпожой де Фруссар. Кроме ее и Меик, на нем присутствовали капеллан и старший из слуг по имени Никез, отвечавший за припасы и хозяйственные работы. Мое появление в полном боевом облачении повергло сугубо мирное население замка в глубокий трепет. Даже Габриэлла выглядела встревоженной и сразу же потребовала объяснить ей, что происходит. Я рассказал о результатах своей ночной разведки, приведя этим отца Жерома в полное уныние.
– Скажи, капитан, сможем ли мы отбиться от такого большого войска? – с надеждой спросил капеллан.
– Замок настолько неприступен, что взять его штурмом, даже притом, что у нас совсем мало солдат, будет для врагов затруднительно, – успокоил я всех. – Для удачного штурма потребуется гораздо больше, чем две сотни наемников, окруживших замок.
– Значит, они скоро уйдут? – обрадовалась Габриэлла
– Вряд ли, госпожа. Есть кое-что, что удержит их на какое-то время.
– Но почему, Господи? Почему они пытаются нас захватить! – воскликнул отец Жером.
Я обежал взглядом встревоженные лица обитателей замка.
– Они считают, что у нас хранится графская казна.
Гром и молния вызвали бы меньше изумления. Тишина наступила такая, что было слышно дальнее шуршание мыши под полом. Габриэлла даже раскрыла рот. Я успел досчитать до двадцати, прежде чем раздались возгласы:
– Какая казна?
– Откуда?
– Бред!
– Золото и серебро, которое граф де Бютаржи укрыл от врагов в нашем замке, – пояснил я.
– Наемники, окружившие замок, считают, что его привез мессир де Фруссар из своей последней поездки.
– Это полная чушь! У нас нет никакого золота, – отмахнулась Габриэлла.
– Надо немедленно сообщить им об этом! Немедленно! Я сам готов это сделать, – заявил отец Жером.
– Сомневаюсь, что они поверят. Даже вашему слову, святой отец.
– Что же делать, капитан?
– Защищаться. Поверьте мне, ваша милость, стоит им обломать о нас зубы, и в их рядах начнутся разногласия. А там и господин Реджис что-нибудь придумает.
– Откуда же он узнает?
– Я взял на себя смелость, госпожа, отправить гонца к вашему мужу. И надеюсь, что он благополучно доберется в Бютаржи.
– Кого ты сделал гонцом? Это надежный человек?
– Да, госпожа, надежней некуда. Это младший сын деревенского старосты. У него в замке осталась невеста, не считая матери и отца. Он разобьется в лепешку, но доставит послание.
– Ты сам написал письмо?
– Нет, ваша милость, я его не писал. Гонец все передаст на словах. Так безопаснее, если он попадется наемникам либо кому-то еще.
Глава пятнадцатая. Переговоры и штурм
Находясь на барбакане, я наблюдал за действиями неприятеля. Наемники выстроились перед лагерем в боевом порядке. Осадных сооружений у них не было. И сейчас они спешно сбивали большие щиты, предназначенные для защиты стрелков, и готовили из бревна таран, надеясь пробить им ворота. Я тоже не сидел без дела и сделал свои приготовления. Четверых солдат гарнизона я поставил во главе отрядов, собранных из вилланов и замковой обслуги. В каждом по двадцать человек. Распределил их в четыре смены, чтобы люди на стенах находились и днем, и ночью. Юбера назначил командиром барбакана, самого уязвимого места, который надо было защищать в первую очередь. В помощь ему были приданы самые лучшие силы, включая Жиля Пуле. Габриэлла любезно предоставила его мне, и я тут же отправил его на башню. По моему мнению, наемники собирались штурмовать именно барбакан. И таран им был нужен, чтобы разбить ворота. По моим прикидкам, им требовалось еще не меньше двух часов, чтобы завершить работы. Однако наш барбакан был хорошо приспособлен к обороне, и даже взятие первых ворот не означало победы. Врагу надо было преодолеть препятствие в виде железной решетки и выбить вторые внутренние ворота. Я же твердо намерен был им помешать.
Пока мы наблюдали за наемниками, из их рядов отделились трое верхом на лошадях и поехали к замку. Ехавший первым всадник с белым флагом, приблизившись, протрубил в трубу, привлекая внимание. Я помахал в ответ, и два других, обогнав первого, подъехали к барбакану. На одном были стальные латы и блестящий шлем с плюмажем из белых перьев. Так украшать себя мог только Ле Перро, хваставшийся своим якобы благородным происхождением. Грубые черты его костистого лица с не сходившим с него злобным выражением и приземистая фигура крестьянина, на мой взгляд, со всей определенностью опровергали его утверждение. Другой всадник был безмерно толст, и кольчуга едва налезала на его телеса. Он то и дело смахивал с багрового лица пот рукавом.
– Эй, на барбакане! – зычно крикнул Толстый Жан. – Я капитан Эпинэ. Со мной капитан Ле Перро. Мы хотим провести переговоры.
– Слушаю, – откликнулся я.
– С кем я говорю?
– Я капитан замковой стражи. Зовут меня Клод-Франсуа Малон, – представился я полным именем. Что вы намерены нам предложить?
– Мы предлагаем вам сдаться, – важно сказал Ле Перро.
– На каких условиях?
– Вы открываете ворота. И мы даруем жизнь всем живущим в замке.
– Щедрые условия! А как же имущество?
– Все, что ваши люди смогут унести на себе. Остальное будет нашим, – заверил Толстый Жан.
Я не стал бы доверять словам капитанов и в том случае, если захотел бы сдаться. Жизнь они могли оставить, а вот на сохранность золота или девственности я бы не поставил и куриного пера.
– Послушай-ка, капитан, – снова вмешался Ле Перро, – Что-то морда твоя мне знакома. Мы встречались?
– Я служил несколько лет в войсках герцога. Точнее, в его охране.
– Тогда понятно! Из наемников, значит? Так вот, друг, давай договоримся. Не будь дураком, сдай замок, и ты получишь свою долю. Я обещаю. Наши ребята потрясут замковые закрома, не без того. Но затем мы уйдем и никого не тронем. Как тебе предложение?
– А если я скажу, что вы ошиблись или введены в заблуждение? Того, зачем вы явились, здесь нет.
– А откуда ты знаешь, что мы ищем?
– Слухами земля полнится.
– Ясно. Кто-то из наших баранов проговорился. Две доли, капитан. А не согласишься, я прикажу взять тебя живым и содрать кожу. И если ты встречался со мной раньше, то должен знать, что я так и поступлю.
– Да, я знаю. Как и то, что тебя, Ле Перро, зовут «Неудачником» из-за того, что твои намерения часто таковыми и остаются.
– Дерьмо! Ты пожалеешь о своих словах, Малон. Ох, и сильно пожалеешь! Я намотаю твои кишки вокруг шеи!
– Господа, я не сдамся! И золота в замке нет. Это мое последнее слово. Вам же пора отсюда убираться. А то у моих людей руки чешутся разрядить в вас свои арбалеты.
Стараясь не показать, насколько они озаботились моим предупреждением, парламентеры повернули коней и отправились к своему войску. Только под горку их лошади сами собой пошли рысью.
Я обернулся к своим людям, стараясь по их лицам понять, испуганны ли они. Все вроде бы держались спокойно, и взгляда никто не отвел.
– Ну, теперь готовьтесь. Скоро начнется. Будет штурм.
Да, людей у меня было немного, опыта у них не хватало, зато оружия больше, чем достаточно. Я приказал поднять на стены и барбакан все имеющееся и зарядить все арбалеты. К тому же четверых расторопных малых из числа слуг поставил на зарядку. И потому мы могли бы стрелять почти безостановочно.
Тем временем отряды наемников пришли в движение. Впереди несколько человек катили таран. Он представлял собой прямоугольную деревянную раму на колесах, посредине которой на цепях раскачивалось огромное бревно. Сооружение было очень тяжелым, и тащить его в гору – задачка не из легких. Наемники наступали со стороны барбакана. По-другому к замку было не подобраться. Но все же небольшие отряды обошли замок со всех сторон, полностью его окружив. Отдельные шустрые молодцы даже попытались вскарабкаться по склону к стенам замка. Мои стрелки подстрелили двоих, и их пыл иссяк. Наемники принялись обстреливать стены из луков и арбалетов, но все их выстрелы пропали втуне. Я ждал, пока таран подтащат поближе. Однако и наемники были не дураки. Они выставили впереди тарана два больших деревянных щита, за которыми шли лучники, начавшие по мере приближения пускать в нас стрелы. Несколько солдат налегке, с веревками и крюками в руках устремились к воротам и спрятались под самыми стенами. Их целью было взобраться на барбакан. Стрелы врагов забарабанили по камням и каменным плитам. Одна из них ударилась в мой нагрудник и отскочила. Жилю стрела попала прямо в лоб, закрытый шлемом, но он даже не дернулся. Надо бы его прозвать Железный Лоб. Остальные укрылись в нише, куда стрелы не долетали. Я же оставался на месте, чтобы видеть, что происходит, а Пуле торчал перед бойницей из глупой храбрости. В общем, обстрел не приносил нам вреда. Я запретил стрелять раньше времени, чтобы каждый выстрел попал в цель. Мы терпеливо ждали. Когда таран приблизился на расстояние в семьдесят шагов, я приказал всем занять свои места у бойниц и приготовиться. Сам тоже взял арбалет и прицелился из бойницы. Барбакан был чудо как хорош. Его строил настоящий мастер фортификации. Бойницы были устроены так, что из них можно было вести прицельный обстрел, оставаясь в укрытии. Я выкрикнул команду, и мы начали стрелять. Первые же выстрелы принесли потери неприятелю. Из десятка солдат, обслуживающих таран, четверо выбыли из строя. Я отложил разряженный арбалет и взял новый. Тщательно прицелившись в лучника, пускавшего стрелы одну за другой и почти не прячущегося, я нажал на скобу и с удовлетворением отметил попадание болта ему в грудь. Тяжелая стрела пробила кожаный нагрудник, и лучник свалился со склона. Я вновь поменял арбалет и сбил с ног солдата, тащившего таран. Наши стрелы, бившие с такого близкого расстояния, находили новые и новые жертвы, а поток же стрел противника не приносил ни малейшего вреда. С большим трудом, теряя с каждым пройденным шагом своих солдат, неприятель приблизился к барбакану вплотную. Я помнил про тех смельчаков, что несли веревки с крюками. Они не оставляли надежды зацепить их за выступы на стенах. И я приказал арбалетчикам их не трогать, чтобы понапрасну не изводить стрелы. Забросить крюк можно было лишь в тех местах, где находились специальные желобки. По ним текло кипящее масло. Котел как раз начинал булькать. И вот, когда несколько десятков рутьеров вместе с тараном оказались перед воротами, а кое-кто уже полез по веревкам вверх, я дал команду лить масло. Впрочем, исполнять ее пришлось самому, вместе с Жилем. Мы надели толстые рукавицы, схватили наполненный горячим маслом котелок за ушки и, наклонив, направили кипящую струю в каменный желоб. Крики и вопли солдат, раздавшиеся снизу, дали понять – масло сделало свое дело. Большая часть варева досталась врагам, тащившим таран. Они бросили его и разбежались. Я спросил, готова ли смола, варившаяся в другом котле. Ответ был утвердительным. Она полилась вслед за маслом прямо на сам таран. Юбер подал мне лук и стрелу с наконечником, обмотанным горящей тряпкой. Я натянул его и пустил стрелу в бревно. Таран запылал. К нему теперь было нельзя даже приблизиться, так жарко он горел. Дружный вопль ярости и разочарования, изданный обозленными наемниками, сопровождал последующую отчаянную атаку на барбакан. Враги толпились под стенами так густо, что ни одна наша стрела не пропадала даром. Казалось, они просто изгрызут стены и ворвутся в замок. Так их было много. Будь у меня человек тридцать хороших арбалетчиков, я бы просто потопил их штурм в крови. Но с моим количеством бойцов и их умением, я лишь разжигал их злобу, нанося небольшие укусы. Наемники приставили свои лестницы к стене барбакана и полезли наверх один за другим. Их лестницы оказались коротковаты и не доставали до верха. Все же один из солдат очень высокого роста схватился руками за верхний выступ стены между зубцами, подтянулся и забрался на стену. Другой солдат с арбалетом прикрывал его снизу, держась за лестницу одной рукой. Он выпустил стрелу в виллана, попытавшегося оттолкнуть лестницу от стены шестом. Еще немного и верзила спрыгнул на площадку. Наемник одним ударом меча покончил с другим вилланом, оказавшимся рядом. Третьего скинул со стены. Наконец стрела, пущенная одним из стрелков, достала наемника, и он свалился вниз. Подоспевший Жиль сбросил лестницу вместе с арбалетчиком. Враги еще около получаса пытались штурмовать замок, но все их усилия оставались напрасными.
И они, наконец, отошли. Урон, нанесенный им, был значительным, но не настолько, чтобы заставить наемников убраться совсем. Убитых, оставшихся лежать под стенами, было не меньше полутора десятков. Раненых и обожженных гораздо больше: человек тридцать. И все же, насколько я мог судить, наемники собирались продолжать осаду. Хотя следующего штурма ждать пришлось долго. Прыти у вояк явно поубавилось. Наши потери состояли из одного убитого и четырех раненых. Неплохой счет.
Мы продолжали находиться на стенах, но кроме угроз и отдельных прилетавших издалека стрел, за весь день больше ничего не случилось. Я мог поздравить свой гарнизон с первой победой над врагом. Справедливость требовала включить в число отличившихся Жиля Пуле. Скрепя сердцем, я похвалил и его. Не думаю, что он переменил свое мнение обо мне, но сейчас нужны были все способные стоять на стенах.
Вечером я расставил караулы и отпустил остальных своих воинов отдохнуть. Одна смена из четырех должна была находиться в полной готовности и поспешить на стены при звуках тревоги. Я еще раз обошел двор. Вокруг было тихо, часовые несли службу, и придраться было не к чему. Проходя мимо кухни, я вспомнил, что почти ничего не ел за весь день и здорово проголодался. Я был совсем не прочь перекусить, и даже острый язык доброй Доминики не охладил мое намерение. Я вошел в кухню, где всегда поддерживали огонь в очаге, и застал там все поварское сообщество. Меня забросали вопросами об обороне, и я поспешил всех успокоить, утверждая, что беспокоиться не о чем. Мне подали мясо тушеного кролика в ароматной подливе, и я даже не заметил, как опустошил блюдо. Доминика разогнала собрание и принесла кувшин красного вина, подогретого с пряностями.
– Выпьем за храбрость нашего гарнизона и за их доблестного капитана, – предложила она и первой осушила свой кубок. Я выпил вино, и оно как-то сразу ударило мне в голову. Немудрено, ведь я не спал почти всю ночь и весь день пробыл на ногах. Поэтому я поспешил удалиться, чтобы хоть немного поспать. Ночью мне вновь предстояло проверять посты. Я сделал вид, что не понял немого призыва Доминики и, придя в свою комнату, завалился на постель, избавившись лишь от железа.
– Сколько еще тревожных ночей мне предстоит? – подумалось мне, прежде чем я провалился в сон.
Глава шестнадцатая. План Габриэллы
Второй и третий дни осады прошли относительно спокойно. Я надеялся, что мой гонец уже добрался до графского замка и сообщил о нападении. Наемники действовали по заведенному распорядку. Каждое утро они выстраивались за щитами, подходили на сто шагов и начинали обстрел из луков и арбалетов. Мы пережидали его, укрывшись в безопасных местах. Я приказал не отвечать на их стрельбу. Зачем тратить стрелы зря? Отстреляв, наемники уходили в лагерь. Мне было не понятно, на что они надеялись. Уже меньше чем две сотни воинов не смогут одолеть гарнизон и взять замок штурмом. А для длительной осады у них нет ни времени, ни припасов. Но они не уходили. И их поведение вызывало у меня беспокойство. Было и еще одно обстоятельство, внушающее мне опасение. Во второй день после обеда несколько наемников подошли поближе и стали кричать нам всякие обидные слова. Их особенно забавляло, когда кто-то из стражников не выдерживал и пускал в них стрелу из арбалета, втыкающуюся в землю.
Один из этих зубоскалов подошел совсем уж близко. Я взял арбалет и прицелился. С такого расстояния попасть в наемника было трудно, но выполнимо. Я подождал и плавно нажал на спусковую скобу. Болт попал точнехонько в середину груди. И не его вина, что латы рутьера оказались на редкость прочными. Тут солдат поднял забрало на шлеме и насмешливо помахал мне рукой. Будь я неладен, если мне не улыбался Хромой Гийом! Во всяком случае, мне так показалось. Казалось бы, что ему делать среди врагов? Но что-то ведь ему нужно? И почему он показался мне? Я никому не сказал об этом случае, решив продолжать наблюдать.
Сегодня после обеда я, как обычно, поднялся в покои госпожи для доклада. Осада слегка подправила наш обычный распорядок. Сказок я больше не рассказывал, да и в будуар меня не звали. Выслушав мой доклад, Габриэлла напомнила о моем обещании показать ей лагерь наемников. Я не стал возражать и сопроводил ее одну, без Меик, на смотровую площадку донжона. Пока мы поднимались по лестнице, она крепко держалась за мою руку и прижималась всем телом, выказывая свое ко мне расположение. На площадке она долго вглядывалась вдаль, словно ждала, что сейчас из-за леса появится войско ее мужа и спасет нас всех. Потом она тщательно рассмотрела лагерь наемников и кольцо палаток, охвативших замок.
– Скажи мне, капитан, они не уйдут? Ты ведь утверждал, что замок им не взять.
– И сейчас утверждаю тоже самое.
– Тогда почему эти наемники не уходят?
Я пожал плечами. Что, собственно, она от меня хочет? Я не оракул и не гадалка. Спросила бы свою ведьму.
– Думаю, они надеются на милость Божью.
– Мы тоже надеемся на нее. Я не расположена выслушивать твои шутки, Малон. Итак, мы ждем моего мужа, верно?
– Да, Госпожа. Верно!
– А они? Что ждут они?
Хотел бы я это знать.
– Госпожа, шевалье де Фруссар вернется в замок. Граф де Бютаржи обязательно его отпустит. Вы же сами знаете почему. Нам же остается продержаться до прихода вашего мужа. Повторю, наемникам замка не взять. Для этого нужны осадные башни и требушеты,19 которых у них нет. У наемников всегда была слабая дисциплина. Они подчиняются своим командирам, пока те дают им возможность пограбить. При длительных неудачах начинается бунт. Поэтому рано или поздно, но они уйдут.
– А наши деревни? Что будет с вилланами?
– Ничего хорошего. Их ограбят до нитки и заберут все, до чего дотянутся жадные руки грабителей. И еще женщины.
– Что будет с ними?
– Солдаты изнасилуют всех, кто мало-мальски привлекателен. А строптивых и непослушных убьют.
Габриэлла передернула плечами.
– Смотри, – сказала она, указав на суетящиеся вокруг какой-то конструкции фигурки. – Что они собирают?
– Требушет, Госпожа.
– Ты же говорил, что у них нет осадных приспособлений.
– Госпожа, – терпеливо сказал я. – Им будет мало одного требушета. Чтобы построить один, наемники провозятся не один день. А может и целую неделю. Их же надо десяток, чтобы причинить нам настоящий урон.
Габриэлла подошла ко мне совсем близко. На меня пахнуло ее ароматом. Тем самым, что лишает воли и передает тебя во власть желания.
– Я не об этом хотела с тобой поговорить. Видишь, мы тут одни. Знай, я рискую своей честью только для того, чтобы нас никто не подслушал.
Я прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Разговор с Габриэллой начинал мне нравиться.
– У меня есть план, как нам избавиться от наемников.
– Я весь во внимании, Госпожа!
– Давай отдадим рутьерам Ивонн де Гайлар. Пусть стрясут деньги с ее дяди. Требование будет одно. Они немедленно уходят.
Я опешил и невольно отступил назад.
– Но, ваша милость! А как же господин де Фруссар? Он поклялся своей честью! Его вассальный долг состоит в том, чтобы подчиняться повелениям графа де Бютаржи.
– Я все знаю. Но сейчас на наши земли напали враги и уничтожают наше добро! Граф не должен был требовать от Реджиса участия в войне. Ты не подумал, Малон, что из-за этого нападения мы окончательно разоримся? Нет? Напрасно! Третий год подряд наши вилланы не выплачивают оброк в полной мере. Налоги герцога растут каждый год. Я скажу тебе так: каждый день пребывания на нашей земле наемнических отрядов делает моего мужа все беднее и беднее. Я все решила, и тебе нужно подчиниться!
В голосе Габриэллы зазвучал металл. Лучше бы она визжала, топала ногами и дралась.
В спокойствии супруги рыцаря я усмотрел непреклонность. И все же попытался протестовать.
– Госпожа, вы вольны отдавать любые приказы, но комендантом замка ваш муж поставил меня. Он дал мне наказ защищать замок и всех его обитателей. Значит, и Ивонн де Гайлар! И я, даже если бы захотел выполнить ваше требование, то не смог бы это сделать, не потеряв своей чести.
– Честь у наемника? Перестань! Разве при других обстоятельствах ты не был бы среди этих?
– Честь наемника, Госпожа, заключается в выполнении договора. Я служу Вашему мужу и получаю за это жалованье. И пока он мне платит, я буду выполнять его и только его приказы!
Габриэлла промолчала. Я видел, что мое нежелание уступить привело ее в недоумение. По-моему, она была уверена, что я с радостью с ней соглашусь и буду безропотно повиноваться. Получив неожиданный отпор, она стала искать другие подходы и завела речь о деньгах. Я скорчил гримасу и поспешил ей сказать, что в замке нет такого количества денег, которым можно подкупить меня. У Габриэллы оставалось одно единственное средство убеждения, но всегда действенное. И она не замедлила им воспользоваться.
Придвинувшись ко мне как можно ближе, Габриэлла улыбнулась ласково и тихо сказала:
– Капитан, я могу заплатить тебе и иным способом. Ну не дуйся. Лучше обними меня. Пойми, я хочу сделать лучше для нас всех. Давай пошлем к ним капеллана. Мы ничем не рискуем. Если они согласятся на наши условия, отдадим им девчонку. А нет, так что же, будем воевать.
– Вам не жаль святого отца?
– Они не посмеют поднять руку на служителя церкви. И даже если его убьют, он в любом случае попадет на небеса. Но я думаю, что мы сможем договориться.
Я немного растерялся. Вот ведь и безжалостная, и твердолобая какая! Но тут мне пришло в голову привести ей действенный аргумент.
– Хорошо! Допустим, что переговоры пройдут успешно, и наемники согласятся на ваши условия. Вы уверены, госпожа, что после того, как мы передадим им девушку, они и на самом деле уйдут?
– А почему нет?
– Да потому, госпожа, что у нас нет средств их заставить. Они заберут племянницу де Кюиссе и продолжат осаду. О таком исходе вы не думали? Поймите, рутьеры – люди опасные и свирепые. Я немного знаю их командиров. Они делают лишь то, что им выгодно. И они не настолько умны, чтобы продумывать свои шаги. В результате ваш муж потеряет честь, а вы все равно будете разорены.