Мечта, нарисованная в небесах

Глава 1

Боясь потревожить покой родителей и слуг, Юки тихонько отворила дверь в задней части дома и украдкой вышла на террасу. Ее, облаченную в легкое, почти невесомое шелковое кимоно цвета заката, обволок прохладный вечерний воздух, насквозь пропитанный ароматом цветов и влажной земли. Зябко поежившись, она не спешно направилась по ухоженной дорожке к дальнему краю сада. Ее легкие шаги, словно порхающие бабочки, едва касались каменных плиток.

Немного страшно идти так, одной, без сопровождения даже доверенной служанки, но любопытство гнало вперед. Завтра фестиваль в честь праздника цветения. Значит, сегодня… Прямо сейчас случится нечто ошеломляюще прекрасное или, напротив, пугающее. И то и другое наводило трепет и подстегивало интерес. Что же будет? Юки задрала голову.

За высокой стеной из старинных сосен и кленов мир погружался в темноту, где в бесконечном бархате неба вспыхивали огненные узоры. Золотые и алые всполохи дрожали, как отблески пожара, как зарево, как мазки волшебной кисти. Северное сияние? Нет, слишком рано, солнце еще не село за горизонт. Тогда это то событие, что с нетерпением ждала Юки?

В свете последних лучей дракон – фантастическое создание из легенд – парил над вершинами деревьев. Его крылья, огромные и невероятные, были усыпаны искрами, точно ночными звездами. В каждом взмахе – грация и сила, завораживающая и прекрасная. Юки, затаив дыхание, следила за его полетом, и пульс учащался от восторга. Тонкими пальцами она осторожно сжимала мягкую шелковую шаль, которой укрывалась.

Всё ее существо наполнилось ужасом и восхищением. Драконы родом из мифов, скорее сказка, нежели реальность, но он – тут, перед ней! Настоящий, живой, рассекающий закатное небо и сотрясающий мир своим могуществом. Его чешуя мерцала всевозможными оттенками меди и золота, а хвост, подобно комете, оставлял за собой мигающие блестки.

Юки представила себя летящей вместе с драконом, свободной и легкой, как перышко. Мысли её уносились прочь, в мир неведомых далей и сказочных земель. Путешествия, приключения и бескрайние просторы, наполненные красками. Поэтические образы, словно крылатые существа, кружились в ее сознании. Каждая деталь – от переливающегося цвета заката до плавного движения дракона – запечатлевалась в ее памяти. Отныне их не вытравить ничем и никогда. Будто бы незримая нить протянулась между Юки и величественным драконом, и теперь ее душа там, с ним.

Внезапно тень, большая и зловещая, скользнула из-за стволов старых кривых кленов. Сердце подскочило к горлу, и Юки вздрогнула, отрывая взгляд от дракона. В густом сумраке, словно черное пятно, неясно вырисовывалась фигура. Страх, холодный и острый, пронзил Юки. Сделав глубокий вдох, она попыталась унять дрожь в руках. Крепче стиснула с ладонях накидку. Бежать! Скорее, домой! Но ноги, будто прилипли к земле, не повиновались.

До слуха донесся шорох – что-то двигалось в траве. Тень приближалась. Дыхание Юки участилось. Она напряглась, готовясь к худшему, и ее сердце, словно пойманная птица, забилось в клетке. Шевелиться Юки не могла, звать на помощь тоже. Ее сковало ужасом, как льдом. Она зажмурилась, и в этот момент волшебный полет дракона, который был источником вдохновения, растворился в страхе. По щекам покатились слезы, холодящие, как крупицы талого снега.

Сейчас Юки умрет. Боги накажут ее за своеволие и непослушание, за непочтительность к родителям и традициям, за неподобающие мысли и поведение. Шелест теней, ползущих в траве, становился громче. Шум нарастал, заглушая удары сердца. А затем закружил порыв ветра, следом характерно свистнула сталь, и Юки вдруг померещилось, будто она оглохла. Сад погрузился в неподвижную тишину.

Как долго продолжалось безмолвие, она не поняла. Постояв с полминуты и наконец совладав со страхом, Юки осторожно приоткрыла веки. Тени рассеялись, небо быстро окрашивалось в чернильный цвет, искры от драконьего хвоста испарились, как мираж. Не привиделось ли всё на самом деле? Не было ли фантазией и игрой воображения? Она с азартом ждала чуда и, быть может, придумала его сама. Подхватив подол платья, Юки стремглав кинулась к дому, мечтая уже не о полетах и приключениях, а о мягкой теплой постели.

Сегодня важный, едва ли не наиболее значимый день в году. Юки проснулась пораньше, едва забрезжил рассвет, чтобы успеть управиться со всеми делами. А какие планы могли возникнуть у юной девушки благородного сословия? Не на плантации же работать или белье на речке полоскать! Однако рукоделием и каллиграфией она тоже не собиралась заниматься, хотя вот на столе лежит и ждет своего часа недописанная поэма, что скоро потребует предоставить учитель. Юки бросила взгляд на бумагу, испещренную мелкими аккуратными строками, и сморщила нос. Совсем не того жаждала душа. Канцелярия и политика – удел отца и других мужчин клана, живопись и искусство пусть осваивает младшая сестренка, а Юки… Ее мечты затерялись в неведомой дали. Она призадумалась, выглянула в окно, выходящее в сад, и по спине пробежал холодок.

Мир в лучах восходящего солнца выглядел иначе, нежели на закате. На верхушках кленовых крон, в листьях и цветах распустившейся сакуры играли блики. Капельки росы переливались в траве и на изогнутых лепестках нежно-сиреневых ирисов. Ничто не напоминало о вчерашнем кошмаре. Ни хрупкая зелень, ни твердые деревья не таили в себе ни намека на тени, тогда как накануне кишели ими. Или всё-таки тот ужас существовал исключительно в сознании и не покидал пределов разума? Хорошо, если так, и Юки попросту теряет рассудок.

Она хитро улыбнулась сама себе. Поскольку она доказано сумасшедшая, то может творить разные глупости. Например, позволено гулять, где хочется, и отринуть сословные границы. Чтобы воплотить шалость в жизнь, всё припасено заранее: стратегия перемещений и маскировочный костюм. Оставалось набраться смелости и сделать первый шаг.

Юки пренебрегла традиционными одеждами из расписного шелка, приготовленными служанкой, и достала из узелка, спрятанного в углу за ширмой, костюм иного рода. Грубо сотканная рубаха и штаны из плотного льна покалывали кожу. В коротком, до колен, кимоно коричневого цвета Юки ощутила себя ощипанной птицей – почти обнаженной и невзрачной. Она заплела волосы в тугую косу и спрятала под темно-серым платком. Теперь на нее никто не обратит внимания, а если кто-то посмотрит, сразу отвернется. Добившись желаемого результата, Юки кивнула отражению, обулась в сандалии, сплетенные из соломы, и выскользнула за дверь.

Обитатели женской половины дома – мать и сестра – наверняка еще спали, так что Юки не таясь шла по коридору. Движения ее мягкие и плавные, и даже решись она пуститься в пляс и вскачь, ни единая половица не скрипнет. Пробуждения отца и слуг тем более не стоило бояться – и тот, и другие спозаранку на ногах, так что не проснутся от шума гарантировано. Главное, не попасться им на глаза.

Юки выбралась через черный ход для прислуги и направилась к маленькой неприметной калитке, которая открывала двери в большой мир. Прутья дверцы, увитые виноградной лозой, терялись на фоне высоких стен из толстого камня, так же кое-где украшенной живой изгородью, – если не знаешь, где искать, то и не заметишь, пробежишь мимо. Наверняка мать и сестра не догадывались о существовании лазейки из поместья. Да и надо ли оно им? Ведут размеренную жизнь, довольствуются тем, что имеют, и не помышляют о большем.

Юки же никогда не сидится на месте. С детства не отличалась кротостью и смирением. Едва научилась ходить, так прилипла к отцу и канючила: «Возьми в поход!» Вот он и брал, чтобы не ревела и не капризничала. Воспитал, называется, на свою голову непокорную дочь. Конечно, выбора у него не было: когда отказывал, она пряталась в обозе и всё равно странствовала по горам и долам вместе с отрядом – обнаруживали ее поздно, когда повернуть назад уже нельзя. Отец журил ее за проступки, но не злился по-настоящему, – любил, к тому же втайне мечтал о наследнике рода, который прославился бы подвигами, стойкостью и крепкой рукой. Увы, не благословили Небеса господина Фудзивару сыном, так что нашел он свое продолжение лишь в двух дочерях. Мать, к сожалению, после рождения младшего ребенка сильно занемогла. Отец же в мыслях не допускал взять вторую жену.

Думая о горькой доле родителей, Юки не заметила, как миновала стройные ряды пушистых слив и вишен, журчащий родник, бьющий из глубины озера, и очутилась среди хозяйственных построек. Амбары с зерном и овощами – чуть поодаль. Плотно примыкающие друг к другу загоны для скота источали жуткую вонь от смешения запаха навоза, прокисшей еды и прелой соломы. Висел в воздухе смрад чего-то еще, но Юки не принюхивалась, чтобы разобрать. Без того ощущала себя, будто нырнула в выгребную яму. Закрыв нос ладонью, она побрела, не разбирая дороги, как в тумане, к спасительной калитке.

До ворот оставалась пара десятков шагов, как вдруг из свинарника со звонким хрюканьем и кубарем выкатились две неясные фигуры, сплетенные в одну. Но не поросята – те не носят штаны и платья. На голове мужчины поблескивал шлем, что выдавало в нем стражника, и на поясе звенели ножны. Он прижимал вторую фигуру – женщину – к земле и огромной ручищей сминал ее пышную грудь, словно замешивал тесто. Служанке, очевидно, нравилась грубость и отвечала она томными стонами и хихиканьем.

Юки на миг застыла, ошарашенная непристойностями среди бела дня, и кинулась в противоположном направлении. Главное, чтобы не обнаружили и не признали! Лишь одна мысль вертелась в голове: если заметят, то поднимут шум, и не видать ей свободы больше никогда.

Подол цеплялся за высокую траву, пока Юки бежала к стене, отдаляясь от заветной калитки, но сейчас это мало беспокоило – сначала спрятаться и переждать, а после продолжить путь. Дверь конюшни тоже приоткрылась. Дыхание перехватило, и Юки, как загнанная лань, метнулась к разросшейся полосе акаций. Прыгнула в пушистую, испещренную желтыми крапинками зелень и одним махом очутилась на другой стороне.

– Уф-ф… – Юки присела и улыбнулась собственной ловкости и хитрости. Кто бы мог подумать, как сложно выбраться из дома в город? Но она почти дошла до цели. До выхода рукой подать. Ей бы вдобавок к быстрой реакции и смелости еще чуточку удачи…

В кустах акации, заросших папоротником, зашевелилось что-то большое и неуклюжее. Страшная тень вернулась! Вчерашний кошмар повторится! Сердце Юки оборвалось и ухнуло в пятки. Она едва подавила крик и вовремя зажала себе рот.

Нечто темное плюхнулось прямо перед ней, а через секунду приняло очертания человека. Серое, почти до черноты, кимоно, из-под которого выглядывают миниатюрные ноги в стоптанных сандалиях, растрепанная коса на непокрытой голове, бронзовые от загара руки, шея и лицо, и большие глаза – чересчур крупные рядом со столь не выдающимися чертами, похожие на две проржавевшие до основания монетки.

– Харука? – нервно хохотнула Юки и сама себя не расслышала. Голос пропал, как нельзя кстати именно сейчас, когда любой звук или шорох нарушит планы.

Она узнала служанку, хотя они редко сталкивались прежде. Та больше помогала младшей дочери господина Фудзивары, нянча ту еще младенцем. С тех пор немало лет минуло, и Харука из подростка превратилась в привлекательную стройную девушку. Главным ее недостатком, конечно, был цвет кожи, впрочем, все крестьянки с ним ходят – красота им ни к чему. И что она, интересно, делала в кустах? Тоже, как свинарка, с мужиком обжималась? Простолюдины и выглядели грубо, и вели себя, подобно скоту. Юки непроизвольно скривилась:

– Зачем ты там пряталась?

– Я искала заколку маленькой госпожи, – робко ответила служанка и, чтобы пунцовые щеки не выдали ложь, поклонилась, хотя и так сидела на корточках после падения.

Она стремительно подобрала в траве узкую и короткую, размером в палец, белую полоску и спрятала в рукав. Похоже на бумажный сверток. Точно не украшение. Да и что, времени другого не нашлось, кроме как с утра пораньше ползать по кустам? Не станет Айко, младшая дочь Фудзивары, гулять на заднем дворе и, значит, ничего здесь не теряла. Что же тогда подняла Харука? Послание от ухажера?

Юки грустно вздохнула, ощущая жжение в груди, – зависть. Невзрачным служанкам присылали любовные письма, а ей никто не адресовал ни строчки ни разу. Чиновники и воины, заезжавшие в замок Фудзивары, тайком и открыто восхищались его старшей дочерью, что читалось в их глазах, но ни один не выразил чувства словами. Стихи, наполненные загадкой и нежностью, доблестные мужи посвящали своим возлюбленным лишь на страницах романов, и девичье сердце тосковало о том, чего никогда не имело.

– Госпожа, – Харука выпрямилась, и от удивления глаза-монетки расширились еще больше, – почему вы?.. Что вы здесь делаете и в таком виде? Неужели?.. Вы хотели сбежать в город? – она ужаснулась собственному предположению и с дрожью в голосе прошептала: – Но там полным-полно знатных господ и их слуг! А если среди них затесались разбойники? Сейчас, в преддверие фестиваля, честным девушкам не место на городских улицах.

А служанка-то не только догадливая, но и рассудительная! Сразу сообразила, для чего Юки нарядилась в простое платье, и верно подметила: на улицах опасно. Что суровые воители, что лихие разбойники – для них, слабых женщин, всё едино. Однако отказываться от плана не хотелось, равно как и посвящать в него кого-то постороннего, пусть сопровождение слуги-мужчины и гарантировало минимальную защиту.

– Я не отступлю, – решительно заявила Юки, скорее для себя, чем для Харуки. – Что, пойдешь со мной?

Вдвоем не так страшно. Поколебавшись пару секунд, Харука неуверенно кивнула. Наверняка ее точно так же распирало от любопытства.

Они не скрывались, как воры или беглые каторжники, а двигались чинно и важно – просто служанки, отправленные на рынок за недостающими продуктами и товарами. Что может быть естественнее, чем выйти из поместья не через главные ворота, а воспользоваться незаметной калиткой? Ничего.

Она на воле! Оковы сброшены, словно у птички, чью клетку хозяин не запер на задвижку по рассеянности! Пусть временно расправила крылья и скоро вернется за решетку, но глоток свободы ей в сей миг дарован. Она может воспарить в небеса к мечте, к солнцу, к бескрайним просторам, где резвятся драконы далеко-далеко за горами.

Юки втянула воздух полной грудью и… поперхнулась. Вкус оказался не сладок. Пыль, прогретая зноем и не остывшая за ночь свежая краска, лошадиный пот, человеческие тела в грязной одежде – улицы пропитались смрадом. В темноте между домами рыбак вместе с женой и кучей ребятишек разделывали улов и тут же запекали в жаровне. Иными словами, пахло отнюдь не цветами. Оставалось лишь радоваться, что дорога предстоит короткая и не придется топать через весь город.

Они не разговаривали. Харука брела понуро, уставившись под ноги. Юки вертелась, вглядываясь в серые однотипные постройки, и не находила ничего примечательного. А ведь должна обнаружить что-то! Сердце стучало быстро и громко, наполняясь то ли тревогой, то ли восторгом. Наблюдая за полетом дракона, она испытывала нечто схожее. И сейчас снова искала, даже запрокинула голову: может, там, среди сияющей лазури и прозрачной дымки облаков, таится источник ее волнения?

Юки сделала еще шаг. Ее дернули за рукав, и она пошатнулась назад. Сверху накрыло вихрем пыли и песка, и оглушило какофонией звуков: грохот копыт, ржание лошадей, лязг металла и не менее стальной выкрик «не видите, куда идете, глупые куклы?!»

– Госпожа… – укоризненно пролепетала Харука. Она до сих пор удерживала Юки и вынуждала пятиться к стенам домов. Вырваться и пригрозить служанке поркой не хватило духа, и Юки посмотрела на людей, устроивших забег на спокойной улочке.

Впрочем, всадник на дороге был один, а прочие скрылись за очередным поворотом. Сквозь облако пыли проступили очертания черной, как сумеречная тень, фигуры. Доспехи, рукоятки мечей, взъерошенные волосы, немного не достающие до широких, словно принадлежащих легендарному богатырю, плеч, гневно прищуренные глаза под низко опущенными бровями – всё чернее самой жуткой ночи. Всадник потянул вороного коня за уздцы, направляя к девушкам, наклонился и скривил губы в ядовитой ухмылке:

– Я растоптал бы вас, разини. Смешал бы ваши потроха с грязью под копытами коня, да вот только скакун мой благородный, не чета таким дурам.

– Простите, – со слезами в голосе воскликнула Харука и согнулась в поясе, кланяясь тому, кто угрожал им жестокой расправой. Она снова потянула Юки, словно настаивала, чтобы та повторила за ней извинения.

Душа взбунтовалась. Горло перехватило, будто сжало сильной ледяной рукой. Никогда и ни при каких обстоятельствах Фудзивара Юки, достойная представительница клана, не склонится перед этим высокомерным грубияном, кем бы он ни являлся.

Она внимательно и открыто, подняв голову, будто бросая вызов, посмотрела в глаза мужчины. В глубине двух черных бездонных провалов мелькнули золотые искры, как отражение звезд, которые ночью светили на небосклоне и таяли на рассвете. Не обман зрения, не отголоски ярости и наверняка не настоящие звезды – в его глазах вспыхнула и угасла магия.

Он резко отвернулся, будто опомнился ото сна, ударил коня в бока и унесся. Клубы пыли и мелких камешков взвились на дороге и еще долго оседали в лучах солнца. Юки смотрела всаднику вслед, даже когда он скрылся. Ее сердце отбивало бешеную чечетку, как если бы она, а не группа воинов, спешила на турнир и гнала лошадь галопом. Тревога или восторг, или то и другое, не отпускали, хотя, казалось, встреча с таинственным человеком состоялась и ничего важного уже не произойдет.

– Вы сошли с ума! – Харука одернула Юки за рукав. – Разве можно так дерзко себя вести? Ему ничего не стоило убить нас.

– Но не убил же, – отмахнулась Юки. Она старалась выглядеть и говорить равнодушно, но внутри клокотал гнев. Незнакомец уязвил ее гордость и заплатит огромную цену. – Я запомнила его, – ехидно улыбнулась она. – Сегодня явится в мой дом и познает унижение, какого не испытывал прежде.

Она не придумала, как отомстит, но надеялась, что к вечеру решение само придет в голову. Времени у нее в избытке, а идеи озаряют нежданно-негаданно, как вдохновение или любовь. Впрочем, насчет второго Юки не была уверена.

– Вы не правы, госпожа, – покачала головой Харука и, чуть осмелев, продолжила: – Во-первых, мы изображаем крестьянок и ничего предосудительного он не совершил. Во-вторых, он не просто чей-то вассал. Это сам Такеда.

Имя грубияна она произнесла с благоговейным придыханием, словно упоминала не смертного, а высшее божество.

– И что? – Юки небрежно повела плечами. – Не помню такого среди правящих кланов. Зато я – Фудзивара, и мой род куда более значим и имеет вес.

– Да, быть может, за ним не стоят предки, которыми бы он гордился, но помните битву у реки Тацу два года назад? Такеда в одиночку противостоял армии, а когда подоспело подкрепление, враг был уже разгромлен.

– Слушай меньше баек. Это всё детские сказки. Не может один человек сражаться с сотней, – сказала Юки скептически и с долей издевки, но тут же задумалась.

А если не человек? Она вспомнила золотые искры в черных глазах, и сердце болезненно защемило. Он жуткий, как тень, а в глазах играет пламя, изрыгаемое могучими летающими ящерами-драконами. Он определенно не обычный воин. Но будь Такеда хоть трижды великим всенародным героем, расплаты ему не избежать.

Остаток пути они проделали молча, каждая думая о своем. Скоро плотные ряды построек сменились густыми зарослями высоких тонких деревьев, а мощенная булыжником дорога – мягким настилом травы. На повороте в рощу Харуку будто подменили. В городе она ощущала себя уверенней, хоть улицы и таили опасность, и держалась бодрее. Трусливая служанка тряслась и вздрагивала от каждого шороха, пугливо втягивала голову в плечи и озиралась. Юки, напротив, вздохнула свободней: после грязи, где пребывала с утра, она окунулась в чистоту и прохладу.

В воздухе витал аромат, не свойственный простому лесу. К испарениям почвы, сосновой хвои и весенних цветов добавлялся приглушенный запах жжения и сандала. Роща считалась священной, что уважали, казалось, даже хищники – не нападали, сосуществовали в ладу с людьми и животными слабее и меньше себя. Лишь изредка мелькали их силуэты да виднелся блеск глаз среди густо разросшегося бамбука. Если и был где-то оплот умиротворения и покоя, то здесь.

До слуха донесся нежный перезвон колокольчиков. Харука аж подскочила и сжалась в комок. Чего дурочка боится? Юки звонко рассмеялась, вторя мелодии, летящей из маленького храма неподалеку. Тот построили в центре рощи на небольшой опушке много веков назад. Не посвященный никому конкретно, не уставленный образами и статуэтками богов, он олицетворял дух всеобъемлющей природы – саму стихию.

– Мы почти на месте, – усмехнулась Юки. Ее начала раздражать паника служанки без повода, но она не показала виду. – Идем.

Додзё, лагерь для тренировок, занимал немалую площадь и включал в себя домики, где можно отдохнуть, кузницу и купальни, и даже стойла для лошадей. Господин Фудзивара постарался на славу и обеспечил воинов тем, что необходимо и в чем не было нужды. С трех сторон лагерь окружали высокие стены и только с четвертой к нему примыкала роща, создавая естественное ограждение из деревьев. Именно отсюда, за бамбуковым плотным забором, зрителю лучше всего наблюдать за поединками. К счастью, иных зевак, кроме двух девушек, не нашлось.

Юки прильнула к почти сросшимся стволам, и в просвет между ними ей отчетливо предстала арена для битвы. По краю неспешно прохаживались несколько человек: кто-то в богатых одеждах с особыми знаками отличия и гербами, а кое-кто невзрачные, как полевые мыши.

– Ой! – пискнула Харука и сразу понизила голос до шепота: – Я наступила на что-то мягкое. Может, здесь отхожее место самураев?

– Не богохульствуй, – шикнула Юки, но сама не удержалась от смешка. Харука неловко переминалась с ноги на ногу и пыталась посмотреть на подошвы сандалии. – Роща священна и не потерпит осквернения. Просто мох тут мягкий и рыхлый из-за сырости.

– Хорошо бы так, – протянула Харука и прижалась лицом к бамбуковой ограде, чтобы ничего не пропустить. – А то гадко и стыдно.

Юки последовала примеру служанки. Как раз вовремя.

Площадку, утоптанную до каменной твердости, пересекал незнакомый мужчина, волоча рядом меч. Острие шуршало и расчерчивало волнистую борозду. Он шел и шел – казалось, задался целью добраться до стены бамбука. Сердце Юки замерло и отяжелело. Нужно спрятаться за густой листвой, чтобы не заметил! Но она остолбенела, ее припечатало к прохладному дереву, и не было сил взглянуть на Харуку. Вероятно, та забыла о хозяйке и бросилась наутек – только пятки сверкали. Юки, как зачарованная, смотрела на идущего прямо на нее воина.

Молодой, стройный, крепко сложенный, высокий, как вековая сосна. Орлиный нос, превращавший мужчину, повернись он в профиль, в подобие хищника, прищуренные глаза окаймляли черные ободки ресниц, а в гладко зачесанных и собранных в узел на макушке волосах переливались медные отблески. Его походка, твердая и одновременно плавная, выдавала искусного бойца. Его осанка дышала благородством и величием, зато одежда указывала на обратное: старое, потускневшее кимоно из дешевого льна.

Он не дошел несколько шагов до стены деревьев, не поднял взгляд на Юки и наверняка не заметил ее. Поднял меч, взвесил его на ладонях и усмехнулся уголком губ:

– Не снимешь доспехи, Такеда? Будет жарко.

Он обращался к воину, идущему следом. Голос низкий, чуть хриплый, но отчетливый и глубокий. От этого звука, проникающего в самую душу, пробирал мороз и по спине ползли мурашки. Юки поежилась, но следить не перестала.

Взмахнув мечом, воин развернулся, и оружие застыло у горла оппонента. Такеда отпрянул, иначе погиб бы в первую секунду боя. Бездонная чернота его глаз вспыхнула золотом. Он сделал неуловимый жест рукой, и к нему подбежал приземистый, чуть сгорбленный человек, на ходу вынувший меч.

– Хочешь драться двое на двое? – хриплый голос прозвучал удивленно.

– Нет, – Такеда улыбнулся. – Двое на одного. Если ты, Котаро, позовешь слугу, – он приблизился на шаг, закрывая клинком лицо от возможной атаки, – я вырежу вам обоим глаза и заставлю съесть. Щенок волкодава не брезгует потрохами?

Слуга Такеды обошел противника слева, но тот не удостоил горбуна взглядом и прошипел:

– Твоими боюсь отравиться, поэтому скормлю воронам.

Слуга занес меч над головой и атаковал, но цель ускользнула. Котаро шагнул назад и вмиг скрестил оружие с Такедой. Громко лязгнула сталь, высекая искры, и отражение блеснуло в черных глазах. Разгорелся совсем не тренировочный бой, а смертельный.

Нечестная битва. Какая подлость – нападать вдвоем! Низость, недостойная воина. Юки сжала ладони на стволах деревьев, к которым прилипла всем телом, и пальцы укололо болью. Она не заметила, что ногти впиваются и царапают огрубевшую от времени кору.

– Заносчивый мерзкий тип, – пробормотала она и на секунду отвлеклась на стоящую рядом Харуку. Та восторженно приоткрыла рот. Кем любовалась глупая служанка? Отвратительным в своей напористости Такедой?

С той силой, что он бил, можно рассекать скалы. Он теснил соперника к слуге, который пугливо, как грызун, выпрыгивал из норы, чтобы нанести удар и юркнуть обратно. Нападал и отскакивал. Котаро не обращал внимания, уворачиваясь. Он двигался резво и грациозно, как парящий и вьющийся в небе дракон, парировал, но не нападал сам. Физическое превосходство было, несомненно, на стороне Такеды, и он шел напролом, махал мечом, что тот взлетал, как крылья мельницы. Он рубил путь вперед с упорством неутомимого горняка, долбящего камень. А Котаро уворачивался с легкостью перышка, ловко перемещался по площадке и не уставал. Казалось, могучий воин Такеда скорее выбьется из сил и сдастся. Впрочем, у подлеца вряд ли имелось уважение к поединку и сопернику, как не было и чести, – он не остановится.

Вскинув клинок, Такеда бросился на противника и что-то глухо прорычал. Котаро пошатнулся. За спиной появился горбун, как обычно ударить исподтишка, но ему наперерез вылетел новый боец, ранее не участвовавший в подлом сражении. Незнакомец принял удар слуги на лезвие своего меча и отбросил на несколько шагов.

Ура! Вот так молодец! Не побоялся вклиниться в чужую битву. Юки прикусила губу, чтобы не воскликнуть от радости. Сердце забилось чаще, но не в тревоге, а в предчувствии счастливого исхода.

Горбун, производивший впечатление трусливого хорька, продемонстрировал вдруг невиданную удаль и храбрость. Нового соперника, в отличие от прежнего, он не страшился. Быстро и решительно он обрушил серию ударов, под которыми незнакомец невольно отступал. Еще чуть-чуть, и горбун пробьет брешь в защите.

Котаро отвлекся от противостояния с Такедой, заметив угрозу для внезапного союзника. В несколько шагов преодолел расстояние между ними и ударил горбуна рукояткой по голове. Пожалел, а ведь мог убить. Слуга повалился, и не успело его тело коснуться земли, как место стычки заволокло черным туманом. Горбун канул туда, и его очертания задрожали рябью.

Что за магия? Юки потерла глаза, моргнула, но видение не исчезло. Горло сжало невидимой холодной рукой. Лед добрался до сердца, и то омертвело, перестав биться. Юки крепче схватилась за бамбуковую ограду, чтобы не упасть. Она не чувствовала ни рук, ни ног. Туман на додзё высасывал из нее жизнь, но отвернуться Юки не могла и зачем-то неслышно назвала молодого воина по имени.

– Котаро, – беззвучно выдала она по слогам, и каждый из них отозвался звоном колокольчика в груди. Три удара раскололи ледяную корку на сердце, и Юки, обмякнув, невольно опустилась на мох и колючую траву.

Битва продолжалась, и Юки не упустила ни единого мгновения поединка. Туман закружился спиралью, и из глубины вихря стрелой вырвался клинок. Меч едва коснулся незнакомого воина, и Котаро толкнул союзника, спасая от предательского удара в спину. Лезвие прошило дрожащий черными крапинками воздух и оросило его алыми брызгами. Из рассеченного плеча Котаро хлынула кровь. Зажимая рану ладонью, он выронил меч. Присел, чтобы поднять, и не успел. Замер. Вместе с ним перестала дышать Юки.

Черная дымка сгинула. На ее месте возникла четкая фигура Такеды. Он небрежно держал меч, прижимая лезвие к шее Котаро.

– Мои навыки выше твоих, мальчишка, – надменно бросил Такеда. Он наступил на клинок Котаро и отшвырнул. – Меч забираю на правах победителя. Если сунешься на фестиваль, там бой завершится точно так же: я смешаю тебя с грязью под моими ногами.

Котаро не ответил. Он так и не шелохнулся, пока Такеда не ушел с тренировочной площадки. Смотрел перед собой, а Юки уставилась на суровый орлиный профиль, сдвинутые брови, плотно сжатые губы, на медные переливы в туго завязанных на затылке волосах.

– Какой мужчина! – мечтательно протянула Харука.

– Да, – согласилась Юки. Увиденное произвело на нее неизгладимое впечатление и потрясло до глубины души. Никогда прежде она не встречала столь благородного и отважного, сильного и грациозного, чарующего обликом и повадками воина. Но интуиция подсказывала, что они говорят о разных людях.

– Госпожа, нам пора возвращаться, – внезапно засуетилась служанка, помогая своей хозяйке подняться.

Они действительно чересчур задержались. Скоро домашние обнаружат отсутствие Юки и поднимут шум. Ее начнут разыскивать сначала в поместье, а затем и за его пределами, устроят переполох, отец разгневается, мать впадет в панику. Господин Фудзивара скор на расправу. Пока не принялись вычислять виновных в исчезновении старшей дочери, следовало вернуться.

Обратный путь обошелся без происшествий. Беглянки благополучно добрались до увитой виноградником калитки и прошмыгнули, как мыши, каждая на свою территорию.

В поместье и вправду царила суматоха. Причиной, конечно, послужило не отсутствие Юки, а подготовка к закрытию фестиваля. Слуги суетились, как муравьи перед дождем. Они расчищали площадку для соревнования, сооружали места для зрителей, ставили небольшие шатры, где гости смогут отдохнуть от весеннего, но жаркого солнца, и перекусить. Работа на кухне тоже кипела вовсю. Вареное, жареное, печеное, сладкое, соленое, острое – яства, способные удовлетворить вкусы самых взыскательных особ. К полудню слуги превратятся в невидимок, дабы не оскорблять взор высокородных мужей и дам, поэтому они торопились закончить всё в срок.

Заскочив в комнату незамеченной, Юки скинула крестьянские тряпки и облачилась в подходящие ей по статусу одежды. Она не стала тревожить служанок и самостоятельно уложила косы в высокую прическу, закрепив простыми шпильками. Накрасилась тоже сама и подмигнула отражению: теперь никто не признает в ней простолюдинку, шатавшуюся по городским улицам утром. Едва она закончила наряжаться для приема гостей, как ее вызвал к себе отец.

Господин Фудзивара поджидал в саду, возле пруда, где сверкали чешуей карпы и сквозь прозрачную воду просвечивали серо-коричневые камешки, устилающие дно. Сосредоточенный взгляд и спрятанные в широких рукавах ладони не сулили добра. Чуть поодаль, на полшага в стороне замер истуканом мужчина в темно-синем кимоно с вышитым на вороте журавлем. Тот человек стоял, опустив голову, и взлохмаченные волосы, лишь немного не достающие до плеч, ниспадали на лицо, обрамляя его и пряча. Юки оступилась, в груди на миг похолодело, чуть только она глянула на него. Путь в оставшиеся несколько шагов она преодолела с еле бьющимся сердцем, которое заполнила необъяснимая тревога.

Когда Юки приблизилась, сдвинутые на переносице брови отца приподнялись в немом вопросе: кто, что и зачем сотворили с ее внешностью? Да, белил, пудры и румян она не пожалела, пытаясь измениться до неузнаваемости. Даже ресницы припорошило, как у настоящей снежной девы, ожившей во плоти из легенд. Впрочем, не перестаралась бы с краской, всё равно побледнела бы – кровь в венах застыла. Усилием воли не теряя сознание, на ватных ногах Юки присела в поклоне.

– Девочка, что с тобой? – забыв этикет, изумился господин Фудзивара. – Впрочем, – продолжил он невозмутимо, – пока тут никого нет, приведешь себя в порядок. Я лишь собирался без посторонних свидетелей представить вас друг другу. Наш почетный гость, – он кивнул в сторону застывшего рядом мужчины, – господин Такеда Рен.

У Юки сердце оборвалось, и она снова пошатнулась. Мир вокруг поплыл и подернулся туманом, удушающим, тяжелым и густым. Такеда – этот хам и подлец! Явился-таки! И ведь не просто пришел в числе приглашенных, а вдобавок удостоился чести встретиться с ее отцом и ею лично.

Такеда поднял голову, окинул Юки с головы до ног безразличным взглядом, пылающим золотыми искрами, и снова опустил.

– Вы прекрасны, госпожа, как мечта безнадежно влюбленного, и я счастлив, что увидел вас воочию так скоро.

Да уж, счастлив он! Никогда на Юки так не смотрели: с абсолютным равнодушием и холодностью. Даже дохлая крыса обычно вызывает у людей больше интереса. Впрочем, справедливости ради, изуродовать себя больше, чем это сделала Юки, – надо сильно постараться. Да и не желала она вызывать симпатию столь подлого и бесчестного человека.

Отвесив неискренний комплимент, Такеда умолк и обратился в истукан. Юки тоже ждала, когда ей позволят уйти – ее окутывал растущий ужас, будто бы этот человек нес погибель для всего сущего и в первую очередь для нее.

– Это всё, – наконец вымолвил господин Фудзивара и нахмурился: – Найди другую служанку, а ту отправь чистить конюшни, поскольку она ни на что не годна.

Юки торопливо засеменила домой – настолько быстро, насколько позволяли негнущиеся колени, ноги, утратившие чувствительность, и щемящее болью сердце. Отец, конечно, прав: она не может показаться гостям в нынешнем виде, поэтому, хоть и рисковала быть узнанной, чрезмерный слой пудры смыла. Будь что будет. В конце концов, даже если Такеда запомнил крестьянку, вряд ли побежит докладывать господину Фудзиваре, что столкнулся с его дочерью в городе. Сплетни воина не красят.

Господин Фудзивара нагрянул к Юки внезапно. Она растерянно смотрела, как он мелкими шажками выхаживает возле дверей, и не решалась заговорить первой. Наверняка его привело срочное и важное дело, и он пытался собраться с мыслями. Он редко наведывался в женскую половину дома, а сейчас, вопреки обыкновению, не навестил супругу и не осведомился о ее здоровье, а сразу отправился к дочери. Поведение отца настораживало.

– Ты достаточно взрослая, – начал он, будто бы выдавливая слова через силу, – чтобы задуматься о будущем. Мы с твоей матерью беспокоимся, что наша безвременная кончина лишит тебя защиты и поддержки, поэтому ты выйдешь замуж за господина Такеду.

Юки поперхнулась воздухом. Что за чушь городит ее отец? Отчего заговорил о смерти? И почему из всех знатных юношей выбор пал на самого подлого и мерзкого? Внутри всё перевернулось. Пальцы заледенели, она сжала их до онемения и дрожащим голосом произнесла:

– Я не согласна.

– В замужестве нет ничего страшного, – принялся увещевать он, словно уговаривал дитя или неразумное животное. Заметил, что ее руки трясутся, и неверно истолковал реакцию дочери. В действительности она не боялась, ее обуял гнев. – Ты обретешь сильного покровителя и станешь хозяйкой в его доме. В конце концов, пора подумать о создании семьи.

– Я не против брака, – поспешно выпалила Юки, – но только не с ним! Разве мало влиятельных родовитых кланов? Я приму любого: кривого, косого, немощного, молодого или старого. Пусть будет кто угодно, но не Такеда!

– Вопрос решен и не обсуждается, – отрезал господин Фудзивара, хмурясь. – Я слишком долго потакал твоим капризам, но ты должна когда-то повзрослеть и оставить беззаботное детство в прошлом. Понимаю, что господин Такеда мог тебе не понравиться, – его голос смягчился на миг, но тут же стал суровым, как закаленный металл. – Но это не имеет значения… Твое мнение, девушка, в вопросе замужества не имеет значения. Сегодня вечером, – он отворил дверь и шагнул за порог, – когда он одержит победу в турнире, мы объявим о вашем предстоящем браке.

Господин Фудзивара ретировался и оставил дочь размышлять о судьбе в одиночестве. Он считал, что обеспечивает ей безопасное счастливое будущее, а в действительности отнимал жизнь. Конечно, отец не изменит решения, сколько бы Юки ни упрашивала. Слезы и мольбы прозвучат, как требования маленькой избалованной девочки. У нее нет права на личный выбор. Что же делать? Как заставить отца отказаться от соглашения о браке? Ее желания не учтут, и подлец Такеда – всё-таки мерзавец, но не дурак – не упустит шанса породниться с кланом Фудзивара, какую бы страшную и глупую мегеру ему ни подсунули в качестве жены. Юки даже взгрустнулось: она не уродина, а напротив, красивая – тысячу раз слышала и от мужчин, и сама не слепая. Но ведь должен быть способ предотвратить свадьбу!..

Так и не придумав ничего толкового, Юки отправилась на прогулку. Свежий воздух, ласковые лучики солнца и аромат цветов, может быть, подкинут здравую мысль, потому что пока в голову пришли две, одна горше другой, идеи: сбежать из родного дома или оборвать свою жизнь. И то, и другое решение ее не устраивало. Оба варианта требовали подготовки, как моральной, так и физической, то есть того, чем Юки не могла похвастаться.

Сад наполняли запахи сладкой выпечки и распустившихся бутонов вишни и сливы, тихие голоса гостей, щебетание невидимых в кустах птиц. До торжественного закрытия фестиваля каждый приглашенный мог вдоволь насладиться великолепием природы и изысканностью кушаний, чтобы сохранить яркость воспоминаний на грядущий год. Юки остановилась под пушистым, как легкое, порозовевшее на закате облако, невысоким деревом так, что крона раскинулась над ее головой, едва не касаясь макушки. Безмолвная служанка застыла в паре шагов, ожидая приказов госпожи. Однако Юки не хотела есть или пить – ее занимала единственная мысль о навязанном браке.

Итак, отец сказал, что возвестит о свадьбе после турнира, когда будут чествовать победителя Такеду. А если он проиграет?.. Ох, нет, кто же его сумеет одолеть? Такеда яростен, как ураган, и могуч, как буйвол, и коварен, как змея. Вряд ли отыщется равный ему по мастерству воин. Разве что Котаро.

Воспоминание о сильном и грациозном юноше всколыхнуло душу Юки, и она торопливо прикрыла лицо веером, чувствуя жар на щеках. Перед мысленным взором возник его образ, плавность и быстрота движений, жесткий орлиный профиль и медно-рыжий блеск в черных волосах.

А через секунду мир накрыло туманом, темно-серой пульсирующей дымкой. Ноги подкосились, и Юки прислонилась к стволу дерева, возле которого стояла. Она несколько раз взмахнула веером, разгоняя духоту, и заметила неподалеку мужчину в синем кимоно с изображением журавля на воротнике. А вот и ее ненавистный жених-подлец! Он шагал прямиком к Юки. Недаром ей стало дурно. Бежать и прятаться бессмысленно – она не затеряется среди групп гостей, а лишь выставит себя не очень умной девицей, поэтому она притворилась, будто любуется нежно-розовыми лепестками вишни.

– Наряд принцессы идет вам больше, чем крестьянские лохмотья, – ровным тоном произнес Такеда. Получается, сразу признал в ней простолюдинку, которую встретил в городе, но не выдал ее отцу.

– Ах, это вы? – Юки притворно смутилась и закрыла лицо веером, оставив только глаза. – Надеюсь, вы сохраните мою тайну.

– А вы – мою. – Что подразумевал Такеда, было неясно, но он не стал вдаваться в подробности. – Так и должно быть в семье, не правда ли? Господин Фудзивара поведал об истинной причине моего визита? Турнир – лишь предлог. В действительности я намерен жениться на вас.

– Но вы совсем не знаете меня, – Юки попыталась воззвать к здравому смыслу и зародить сомнения в планах жениха. Если как следует подумает, то, может, поймет, что торопится со свадьбой. Но он мотнул головой и с категоричностью ответил:

– Того, что знаю, достаточно. Не сочтите за дерзость, но мои рабы наблюдали за вами, поэтому я уверен: вы – та, кто мне нужен. Что до вашего незнания… – Такеда помолчал несколько секунд и хмыкнул. – Неосведомленность обо мне не послужит преградой для совместной жизни. Или вовсе поспособствует гармонии и спокойствию.

– Но почему вы не выбрали другую девушку знатного рода? Ведь я… – Юки прикусила губу. Весомых аргументов не находилось. – Я вам совсем не интересна и ничуть не нравлюсь.

Даже сейчас, рассуждая о браке, Такеда скользил равнодушным взглядом по саду, не заостряя внимание на Юки, и временами будто бы смотрел сквозь нее.

– Ошибаетесь, – возразил он. – Вы мне чрезвычайно интересны. А я? – В его глазах загорелись золотые искры, словно кто-то развел костер в кромешной тьме. – Не любопытно, кто я?

– Нет, – еле слышно вымолвила Юки. Темный трепещущий туман опутывал ее горло незримой удавкой.

– Хм, вы и так видите мою суть. А я распознал вашу – ту, что никто не разглядит, и что я раскрою, когда обрету над вами власть. Пока же вы взбалмошная девчонка, которая не знает своего места, но не волнуйтесь, принцесса, я вам на него укажу. И сделайте миру одолжение, – Такеда шагнул вперед, резко сокращая дистанцию, и Юки вздрогнула. – Проявите почтение и не противьтесь моей воле.

Такеда отпрянул, развернулся и зашагал прочь. Тяжелая душная дымка испарялась вместе с ним, и петля на шее Юки ослабевала. Она вдохнула полной грудью воздух, напоенный цветами. Стало легче, но надолго ли?

Такеда говорил загадками, но кое в чем был открыт и честен. Если она выйдет за него, дальнейшее существование превратится в кромешные страдания, мир окутается мраком. И зачем только отец договорился о ее браке с ужаснейшим, отвратительнейшим человеком на всем белом свете? Может, его принудили дать согласие? Это объяснило бы разительную перемену в поведении господина Фудзивары, ранее отзывчивого и благосклонного к просьбам дочери. Если он руководствуется чужой волей, под давлением, то Юки обязана помочь. Сообща они одолеют любого врага.

– Что же с тобой сделать? – одними губами шептала Юки, глядя вслед Такеде. В ее арсенале только хитрость, а у него сила и магия.

Ах, если бы Котаро спас ее и избавил от нависшего проклятья – свадьбы. Но решится ли он участвовать в турнире и побороться за победу? Он не знает Юки, ни разу не видел ее, и муки несчастной девушки не тревожат его душу. А ее сердце трепещет от воспоминаний и отзывается мелодией, когда она, пусть мысленно, произносит его имя.

Противоположные мысли и чувства вызывал Такеда – страх, отчаяние и жуткий мороз на коже и под ней. Если бы взгляд испепелял, подобно дыханию дракона, Юки спалила бы его насквозь. Конечно, он не ощущал направленной на него ненависти и беззаботно, неспешно, словно размышляя или наслаждаясь красотами сада, брел по вымощенной галькой тропинке.

Вдруг из-за раскидистого, похожего на спустившееся с неба перистое облако, куста вынырнула Харука и едва не налетела на размеренно шагающего Такеду. В ужасе отскочила и замерла. Из ее рук выпал маленький белый предмет – как тот, что она потеряла перед Юки ранним утром. Вот уж действительно растяпа! Даже с приличного расстояния Юки увидела, как побледнела служанка и округлились ее глаза-монетки. Харука упала на колени, будто решила поклониться Такеде в ноги, потянулась к оброненной вещице, но ее опередила тяжелая ступня. Такеда придавил предмет сандалией и молча наблюдал, как бедная девушка пытается выдернуть свою вещь. Отчаянно, упрямо, но бессмысленно. Подошва его обуви будто вросла в землю – проще сдвинуть гору.

Наконец, Такеде наскучило смотреть на мучения служанки. Он приподнял ее лицо, удерживая за подбородок, повернул направо, затем налево. Разглядывал из любопытства или запоминал. Не разжимая пальцы, он отшвырнул Харуку от себя, и бедняжка, отлетев, упала навзничь. Такеда быстро подобрал белую вещицу, деловито спрятал ладони в широких рукавах и продолжил неторопливую прогулку.

Подлец без чести и совести! Еще и вор! Он прошел мимо, не удостоив вниманием сидящую на травяном ковре девушку, плечи которой сотрясались от рыданий. Харука беззвучно плакала, слезы катились ручьем, и она размазывала их по щекам. Метнуться следом, чтобы забрать вещицу, она не могла. Да разве отнимешь у могучего воина что-то, коли тот не пожелает отдать? Даже взрослому мужчине такое не по силам. Куда уж слабой девушке?

Пальцы Юки нервно дрожали. Она теребила легкие складки шелкового кимоно и, щурясь, прожигала спину Такеды. Не только ненависть закипала в душе, но и обида: за себя и Харуку. Он оскорбил их, унизил, обокрал. Справедливым наказанием для него будет позор, от которого не удастся отмыться никогда. В голову закралась мысль, потрясающая своей простотой и гениальностью, и Юки, прикусив нижнюю губу и рассеянно улыбаясь, направилась в мастерскую травника.

Глава 2

Такеда не только не выиграет турнир, но и вовсе не сунет нос на арену. Если же покажется зрителям, самому себе сделает хуже. Харука натолкнула Юки на внезапную идею. Увидев обиженную и плачущую служанку, Юки вспомнила нелепый инцидент в роще, после чего четко и ясно поняла, что заставит мерзавца испытать – нечто гадкое и постыдное.

С коварными планами мести Юки поднималась по деревянным ступеням, отворяла рассохшуюся скрипучую дверь и шагала к полкам с зельями. Она не обратила внимания на мальчишку, сидящего за столом и корпевшего над свитками. Мастерской заведовал совсем одряхлевший дед и, хоть являлся наилучшим специалистом по травам и иглоукалыванию, последним давно не занимался. Да и лечебные смеси почти не делал. Подслеповат стал, а седые кустистые брови, что нависали над маленькими глазками, зрения также не добавляли. Едва ли не всю работу свалил на хрупкие плечи ученика – смышленого деревенского мальчика. Сам по большей части дремал и нянчился с внуками, или с правнуками – кто уже разберет, которое из поколений он воспитывал?

– Сиди! – шикнула на него Юки, когда юный травник, завидев хозяйку, подскочил да чуть не грохнулся на онемевших от долгого сидения ногах. – Я просто кое-что возьму. – Ее взор уже бегал вдоль рядов с глиняными бутылочками. – Учителю можешь не докладывать, он всё равно не заметит, что чего-то не достает.

Так и есть: пересчитывать снадобья не станет, надписи на оставшихся не прочтет, а если спрашивать будет, то Юки найдет оправдание, зачем ей потребовались странные ингредиенты. Пока же она прокручивала в уме, что и в какой последовательности должна сделать.

Экстракт пижмы и вишни, выжимка из ростков чечевицы и плодов крушины – пузырьки с эссенцией и мазями перекочевали с полок в мешочек, надежно укрытый в складках многослойных одежд. Теперь не забыть наведаться незаметно на кухню, чтобы довершить приготовления. Забрав всё необходимое, Юки покинула мастерскую травника и двинулась дальше. Она прошмыгнула мимо кухарок, стянула со стола кусочек растопленного свиного жира. Спряталась за огромной, пышущей жаром печкой и зачерпнула в заранее прихваченную тряпицу немного древесной золы, которую служанки не успели выбросить.

На хозяйскую половину Юки возвращалась с чувством выполненного долга, гордая собой и вдохновленная. Решающий миг приближался неумолимо, как клонилось солнце к западу. Скоро месть свершится. Коварная и жуткая – под стать подлому грубияну Такеде.

Именитый воин и почетный гость расположился в гостевом домике, примыкавшем к жилым постройкам господина Фудзивары. Чем мерзавец заслужил высокого уважения и благосклонности, Юки искренне не понимала. Может, отца заставили? Конечно, он щедр и гостеприимен, но в некоторых, пусть и прославленных народом героях, нет ни толики благородства и достоинства. Зачем церемониться с людьми, преисполненными пороком? На отца подействовали либо угрозы, либо нечто, не подвластное человеческому разумению. Может, колдовство? В любом случае Юки позаботится, чтобы подлец убрался восвояси раз и навсегда.

Итак, Такеда решил провести последние часы перед турниром в уединении. Скромный ужин и тишина для молитвы – единственное, что он просил у господина Фудзивары, на что тот с радостью предоставил шикарные палаты, где не стыдно принять императора.

Служанка семенила мелкими шажками, двигаясь к гостевому домику. Пожилая, слегка располневшая, она потеряла былую грацию и до смерти боялась расплескать содержимое мисок. Юки резво перехватила поднос из ее рук, и женщина, тихо ахнув, присела в поклоне.

– Я отнесу, а ты возвращайся к своим делам, – холодно сказала Юки, но заметив в глазах служанки неподдельный ужас, приправила строгий тон добродушной улыбкой.

– Как так, госпожа?.. – заикаясь, ошарашенно пробормотала та. – Не по статусу… Этикет ведь…

– Вон пошла! – Юки махнула свободной рукой, словно отгоняла настырного москита. Другой держала поднос, прижимая к себе. Ей некогда было препираться со служанкой, и она снова сменила милость на гнев. – Будешь спорить, велю высечь.

Служанка еще раз поклонилась, но осталась на месте. До чего упрямые дурехи! Юки раздосадовано фыркнула. Не тратя время на дальнейший разговор, она, крепко ухватившись за выступающие края подноса, деловито направилась в гостевой домик. Длинный коридор, окутанный полумраком, быстро закончился расписной дверью – розовые пионы, возле которых кружились райские птицы и рассекали алыми хвостами белое поле. Они напоминали маленьких драконов, несущихся меж облаков. Оседлать бы древнего ящера и воспарить…

Юки тряхнула головой, изгоняя мечты, и присела на корточки. Она выудила травяные снадобья из вшитых в подол карманов и сняла крышку с самого горячего горшочка. Затем со следующего. В нос ударил запах маринада, рыбы и терпкого соевого бульона. Ужин и вправду оказался довольно-таки скудным: миска супа, еще одна с не отшлифованным бурым рисом и маринованный дайкон, уложенный горкой на тарелке. Наверное, прославленный воин и по совместительству бесчестный мерзавец соблюдал пост, поэтому отказался от мяса.

– Будет тебя веселенький вечер и ночь, – ехидно прошипела Юки и щедро сдобрила дымящийся паром бульон крушиной, тщательно смешанной с жиром и золой. – Вмиг от грехов очистишься.

И от содержимого желудка и кишечника заодно. Расстроится наверное, что до нужника не успеет добежать. Жаль… Было бы жаль, не будь он хамом и вором, и Юки не испытывала ни малейших угрызений совести. Она вернула крышки на место, чтобы еда не остыла. Откупорила фарфоровую пузатую бутылку, бросила туда выжимку из пижмы, чечевицы и вишни, после чего тщательно взболтала прежде чем закрыть. Эти нехитрые манипуляции, чтобы злодейский план сработал наверняка и полностью.

– И выспишься хорошенько, господин подлец.

Юки деликатно постучала, дабы возвестить гостя об ужине, и в ту же секунду рядом плюхнулась недавняя служанка, сотрясая пухлыми формами. Сотню демонов на ее голову! Напугала! Юки отшатнулась и сердито процедила:

– Я велела тебе не вмешиваться.

– Пощадите, юная госпожа! Меня накажут, если вы будете исполнять мои обязанности.

Договаривая, она уже отворяла двери, так что Юки ничего не оставалось, кроме как стремительно вскочить на ноги и спрятаться, чтобы избежать нежелательного внимания Такеды. Прижавшись спиной к стене, она проводила взглядом служанку. Та взяла поднос и шагнула в гостевые покои, после чего закрыла за собой двери. Крохотная щелочка, впрочем, сохранилась, к которой Юки незамедлительно припала.

Такеда сидел за низким брусчатым столиком, глаза были сомкнуты, ладони покоились на коленях. По обе стороны от него горели ароматические палочки, от них тянулись сизые струйки дыма и собирались витиеватым покрывалом над головой. Он приподнял веки, отреагировав на стук, дождался, когда служанка, преодолевая благоговейный трепет, поставит перед ним поднос, после чего заглянул в источающий пар горшочек.

– Стой! – голос Такеды пророкотал громом так, что вздрогнула не только шаркающая к выходу служанка, но и Юки. – Иди сюда.

Он запустил ложку в бульон, помешал, поднимая на поверхность крупно рубленую зелень и кусочки тофу, и вдохнул. Ноздри раздулись, как у разъяренного быка. Он перевел взор на служанку, стоящую рядом и опустившую голову, будто в признании вины.

– Ешь, – приказал Такеда.

– Что вы, господин, разве я посмею? – запричитала она.

Такеда поднялся резко, как на пружинах, сизая пелена разметалась клочками и поползла по углам. Служанка пошатнулась, сгорбилась и вжала голову в плечи, словно от грузного мешка, внезапно упавшего ей на спину. Черноту в глазах Такеды рассекли золотые молнии, губы искривились в гримасе ярости. Он схватил служанку за шкирку и с силой встряхнул.

– Что ты добавила в еду, грязнуля?! – прорычал он сквозь зубы. – Яд? Хотела отравить меня?

– Нет, помилуйте! – вскричала в испуге служанка. Она беспомощно колыхалась, как лоскут парусины или новорожденный котенок. Но даже если бы обмякла на руке Такеды, он наверняка не ощутил бы тяжести веса, с какой легкостью мотал бедную женщину из стороны в сторону. – Еда только что приготовлена, и никто ее не трогал. В доме не посмели бы! Клянусь, я ничего не делала и не желала зла. Сжальтесь, господин!..

Глухой к мольбам служанки, Такеда выволок ее на середину комнаты. Он отпустил жертву, но бедная женщина, как кролик под гипнотическим влиянием удава, не шевелилась. Жива она или уже скончалась от ужаса? Шумное неровное дыхание указывало, что длань смерти ее коснулась, хоть еще и не вынула душу из тела.

Юки, следящую за происходящим из коридора, трясло мелкой дрожью. Перед глазами расстилалась мутная рябь. Казалось, дым от ароматических палочек добрался до нее и проник в голову, лишив зрения. Это к лучшему. Юки не увидит, как по ее оплошности лишают жизни служанку. А ведь план был хороший и многообещающий! Если бы дуреха не вмешалась…

Как, при содействии каких темных сил, Такеда распознал, что в суп что-то подмешали? Неужели обладал поистине собачьим обонянием? Однако он не определил крушину и принял ее за яд – значит, чутья ищейки у него не было. Просто догадался? И как он теперь поступит со служанкой?

Юки уткнулась лбом в стену, холодную, как ледяная глыба. Сил уйти не доставало. Она, конечно, не увидит, зато услышит предсмертные крики и хрип служанки. Та расплатится за преступление хозяйки. Но это несправедливо! Разве не Юки затеяла вредительство против мерзавца Такеды, чтобы проучить его? Не Юки планировала месть? Если она, то и отвечать тоже ей. Сбежал бы трусливо дракон? Отвернулся бы Котаро от безвинно страдающего? Нет, они никогда бы не смалодушничали. Значит, и она не должна.

Имя юного доблестного воина мелодичным звоном распугало сизый туман в сознании и будто бы вдохнуло сил, добавило уверенности и осветило дорогу. Решительно и без промедления Юки распахнула дверь и громко произнесла:

– Не тронь ее!

Брови Такеды взметнулись. Не ожидал, подлец, жестких повелительных ноток в голосе слабой девушки. Юки уверенно шагнула вперед. Такеда усмехнулся: наверняка прочел на ее лице готовность драться за справедливость, которая рождалась внутри. Он наотмашь отвесил служанке оплеуху тыльной стороной ладони. От удара женщину развернуло кругом, и она ничком грохнулась на пол, а Юки аж подскочила от внезапной жестокости. Дыхание перехватило. Юки остолбенела, ощущая, как стынет кровь в жилах и леденеет сердце.

– Хотите сказать, что еда не отравлена? – Такеда невозмутимо вернулся к столу и перемешал порядком остывший суп. – Ежели так, принцесса, то разделите трапезу со своим покорным слугой. Понимаю, что вам по нраву изысканные яства, а не монашеская пища.

– Там нет яда, – пробормотала Юки. И куда исчез прежний твердый тон? Рассыпался в прах под искрящим золотым огнем. – Но порции так малы, – она прочистила горло, что, однако, не помогло, – и едва ли хватит, чтобы утолить голод одного. Кроме того приличия не позволяют ужинать вместе с мужчиной.

– Поздно вы вспомнили о приличиях, – хохотнул Такеда. – После того как вломились, как ураган, в мою комнату.

Лицо обдало жаром. Юки, горько сожалея, что забыла веер, потупила взгляд и отвернулась. Она покачнулась, пятясь к выходу, и пролепетала:

– Я ухожу немедленно. Простите за беспокойство. И… отпустите служанку.

– Я что, держу эту глупую бабенку? – передернул Такеда плечами.

Он откупорил фарфоровую бутылку и наполнил прозрачной, как слеза, жидкостью невысокую чарку с широкими краями. Пригубил, и сердце Юки восторженно всколыхнулось: сонное зелье мерзавец таки не учуял! Если первая часть плана – несмываемый позор – провалилась, то вторая сработала.

– Принцесса гнушается бедной пищи, – попенял Такеда и притворно вздохнул. Сделал глоток и подлил еще вина. – Но хотя бы не откажите в любезности испить со мной чудного нектара богов из личных запасов господина Фудзивары.

Вряд ли обычное рисовое вино можно было назвать божественным нектаром, но проверять Юки бы не рискнула. Она-то знала, какая доза снотворного там примешана – слону бы хватило. Она бросила прощальный взгляд на лежащую кулем служанку. Страшно оставлять ее на милость гнусного мерзавца, но выбор невелик. Юки стрелой метнулась к распахнутым дверям.

Опоздала. Древко стрелы хрустнуло и сломалось – путь преградила рука, упертая в стену. Такеда стремительно настиг беглянку, едва та кинулась к выходу. Оперение стрелы осыпалось – препятствие исчезло, но та же рука сжалась на шее Юки, и саднящая боль, подобно терновым шипам, опутала горло. Мир потемнел и покрылся колючей ледяной коркой, чернота заиграла золотыми вспышками. Юки отчаянно царапала и хватала стиснутые на шее холодные пальцы, но те оставались на месте, как клешни гигантского краба. На границе света и тьмы губ коснулась прохлада, и гортань опалило влагой. Юки сглотнула горечь, и по телу разлилось тепло.

– Вам не кажется, принцесса, – послышался голос Такеды, – что это похоже на некий обряд?

Он убрал руку, которой удерживал Юки, и отстранился. Отпустил, но она по-прежнему прижималась к стене, точно прилипла. Силы покинули ее окончательно. Горло саднило и жгло. Если это был нектар богов, то она ни за что не хотела становиться небожителем.

– Ты подлый мерзавец, Такеда! – зло процедила Юки и сипло кашлянула. Она медленно, еле переставляя ноги, по стенке двигалась к выходу. – Отпусти служанку и не трогай ее.

– Принцесса зря беспокоится, – протянул Такеда с ленцой и будто бы устало. Сонное зелье давало результаты, и он наблюдал за Юки сквозь полуопущенные ресницы. – Я разборчив, и меня ничуть не привлекает эта старая толстуха.

Юки пребывала не в том состоянии, чтобы спорить. Она выпила всего глоток, но хмель вкупе с травяной смесью мигом ударил в голову. Мир кружился, как сумасшедшие качели, терял четкость и плыл бешеной речкой. В коридоре Юки оглянулась на грохот – из дверного проема кубарем выкатилось бесчувственное тело служанки.

Жутко неудобная постель впивалась в бока несуществующими углами, отчего ломило каждую косточку и мышцу, о существовании которых Юки не догадывалась прежде. Она будто бы лежала не на футоне, а на горе булыжников. Лоб покрывала мокрая горячая тряпка. Юки раздраженно скинула ее и со стоном потянулась. До слуха донеслось взволнованное оханье и шорох грубого полотна – прислуживающая юной госпоже девушка, чье имя не откладывалось в памяти, придвинулась к постели.

Юки с трудом открыла глаза, но веки почти сразу опустились. Повернула тяжелую, весом с гору, голову и заметила, что за окнами темно, а комната освещается несколькими слабыми огоньками. Блеск свечей пронзил глаза раскаленными иглами, но, приложив героические усилия, Юки поднялась, чтобы сесть.

– Я проспала турнир? – Юки зевнула и чуть не шлепнулась обратно. Интересно, прескверное самочувствие вызвано вином или снотворным? Если первое, то как тяжко, должно быть, горьким пьяницам.

– Его перенесли на завтрашний день, ведь такая беда случилась, – девушка, сокрушаясь, всплеснула руками. – Вас нашли мечущейся в горячке, но, по счастью, в личных покоях. А господин Такеда… – она прижала ладони к лицу и покачала головой.

Неужели супчика отведал? Вот была бы радость. Увы, предвкушение триумфа быстро сменилось разочарованием, когда служанка продолжила.

– Его обнаружили бессознательного, точно мертвого. Поднос опрокинут, еда раскидана, а сам лежит возле стола и еле дышит. Сперва решили, что вовсе сердце не бьется – пульс уж больно слабый. Все переполошились, испугались, что достопочтенного гостя отравили, но лекарь вынес вердикт: просто спит, хоть и весьма крепко. Ох, еще с вами похожая хворь приключилась. Не до праздника сейчас. – Девушка перевела дух, взбудораженная рассказом. – Господин Фудзивара уехал в храм просить духов-заступников даровать вам обоим скорого выздоровления, а вашей матушке не докладывали о произошедшем.

Да, матери с ее больным сердцем лучше не знать о хулиганских проделках старшей дочери. Не оповещать ее было самым мудрым решением, даже если бы Юки вместе с глубокоуважаемым гостем скончались от яда. Правда, напасть случилась не из-за отравленной еды или таинственного проклятья, а попросту из-за сонного зелья, но знал об этом лишь один человек, и секрет навсегда покроется пеленой мрака.

План удался наполовину. От Такеды она не избавилась полностью, лишь отсрочив его участие в поединке. Теперь, чтобы разработать дальнейшую стратегию, требовалось время и тишина. Галдящая, как стая новорожденных птенцов, девушка не способствовала раздумьям, поэтому Юки, заверив служанку в абсолютном здравии и желании продолжить лечебный сон, отправила ее отдыхать. Едва стукнула створка двери, Юки резво вскочила… И тут же пожалела, что встала так внезапно. Пол заходил ходуном, мебель завертелась волчком, и в глазах помутнело. Утешало то, что Такеде наверняка еще хуже. И он, скорее всего, не пришел в сознание – как-никак выпил гораздо больше. Значит, грех не воспользоваться счастливым стечением обстоятельств.

Окруженная сумраком сначала коридора, а затем и сада, Юки плелась к гостевому домику. По пути ей никто не встретился. Свидетелями тайной вылазки стали лишь далекие, мерцающие холодным блеском звезды и желтый диск луны. Внутрь закралась печаль: ни единого дракона в небесной темноте. Зато свежий ветерок и терпкий аромат цветов прояснил путаницу и туман в голове, и та почти не кружилась спустя пару минут прогулки.

На верхней ступеньке крыльца Юки остановилась, борясь с нерешительностью и сомнениями. Конечно, честные девушки не ходят по ночам в покои одиноких мужчин, но тут дело особо важное. Во-первых, никто не видит, и закономерно, репутация не пострадает. Во-вторых, мерзавец Такеда после вина забылся мертвецким сном. И в-третьих, она должна восстановить справедливость и вернуть украденное. Она проберется в комнату и заберет вещь, принадлежащую Харуке. Только и всего.

Доказывая себе, что не совершает ничего предосудительного, Юки упустила момент, когда входная дверь сухо щелкнула и распахнулась настежь. Через порог шатко перевалился Такеда. Он проскочил бы мимо и, вероятно, слетел со ступенек, но взгляд задержался на Юки и уцепился якорем. Ее сердце испуганно подскочило, норовя выпрыгнуть птицей из клетки. Она сдавленно пискнула, подалась назад, и на запястье сомкнулись стальные кандалы. Рука вмиг онемела.

– Дрянная девчонка! – хрипло выдавил Такеда. Его шатало, словно под ногами была не твердая поверхность, а лодка, мечущаяся на штормовых волнах. Волосы растрепались и торчали, как иголки ощетинившегося дикобраза. Черноту глаз застилали золотые сполохи. Своим видом он напоминал демона из страшных легенд – вероятно, им и был.

Юки взвизгнула и дернулась назад снова, вырываясь из цепких оков. Что-то оглушительно хрустнуло, луч боли пронзил руку и застрял в горле, подавив очередной крик. «Свободна!» – пронеслось в голове, и она кинулась прочь вдогонку за мыслью. Плечо ломило и сводило судорогой, в висках стучало, и Юки не понимала, куда бежит.

Во тьму – именно туда стремилась, не осознавая. Она не свернула к своей половине поместья вовремя и заплутала в знакомом с детства саду. Юки не оглядывалась и лишь замечала очертания построек – кривых, зловещих, будто вставших на дыбы хищников. Сейчас достигнет угла свинарника, обогнет амбар, сделает крюк и выберется на дорожку к дому…

Она споткнулась. Вернее, преследователь догнал ее и толкнул в спину. От падения перехватило дыхание, а из глаз брызнули слезы. Юки не успела подняться или хотя бы полностью устрашится собственной беспомощности, как Такеда рывком, за воротник, поставил ее на ноги. Что теперь будет? Он убьет ее?

– Взбалмошная и непоседливая, глупая принцесса, – процедил он, и его голос отозвался прежней, уже привычной болью в сердце. Юки с шумом выдохнула и слабо пробормотала:

– Я буду кричать. Отпусти меня, мерзавец!

Взбрыкнула на всякий случай – только чтобы убедиться в силе его хватки. Держал крепко, а одна рука Юки ныла и висела плетью, лишая возможности бороться. Впрочем, любое сопротивление бессмысленно.

– Переполошишь дом, – каждый звук, произнесенный Такедой, вонзался тонким кинжалом в сердце. – Я прикончу слуг, которые выскочат на зов. Более того, – он наклонился к ее уху, – советую быть покладистой, не противиться мне и принять наказание за содеянное.

– Пусти! – только и могла твердить Юки, пока он шел в сторону амбаров и настойчиво тащил ее рядом с собой.

Какое такое наказание придумал мерзавец? Что он себе позволяет? Как смеет касаться грязными ручищами знатной благородной девушки?!

– Да кто ты такой, чтобы трогать меня?! – Юки взвилась в бессильной злобе, но снова тщетно. – Я расскажу отцу о твоем беспределе!

– Я твой супруг, принцесса, – таинственным шепотом заявил Такеда. Вообще-то, еще нет, но Юки не успела возразить. – Обмолвишься о событиях сегодняшней ночи кому-то из родни, я расправлюсь с каждым из них, – продолжил он тихим, по-змеиному свистящим голосом, и его слова были пропитаны ядом гадюки. – Если пикнешь или станешь вырываться, предам огню поместье Фудзивара вместе с обитателями. – И словно угрожающего тона было не достаточно, он сверкнул золотыми искрами в глазах. Демонстрировал, что способен выжигать пространство без настоящего огня, используя колдовской, и даже факел или свеча не понадобятся.

Такеда подтолкнул ее вперед, одновременно разворачивая к себе лицом. Еще шаг, и спина уперлась в сколоченную из шершавых досок амбарную стену. Его ладони стукнули по деревянной поверхности с обеих сторон от Юки, отрезая путь к спасению и справа, и слева. Она вздрогнула, как от удара, и отвернулась. Такеда оказался слишком близко. На коже ощущалось его дыхание, и в ушах звенело от гула магии, искрящейся в черноте его глаз.

– Свадебная церемония состоится для общества, – вкрадчиво прошипел Такеда, – а ты и так уже принадлежишь мне, поэтому считай это первой брачной ночью.

К свистящему шепоту Такеды добавился шорох среди высокой травы. От высоких зарослей акаций и папоротников, от мрачных углов строений и из небытия отделились трепещущие тени. Они не имели четких граней и дрожали, как огоньки на ветру. Черные языки пламени, те ползли и шуршали, словно переговариваясь.

Голова закружилась, сердце вновь обратилось в ледышку, конечности парализовало, и Юки едва не упала, желудок скрутило, внутренности окаменели. Пальцы Такеды коснулись пульсирующей жилки на ее шее, скользнули немного вниз и остановились. Он, казалось, раздумывал, как действовать дальше, а Юки зажмурилась и сжала зубы, подавляя крик. Ей вдруг вспомнилась свинарка и тискающий ее солдат, представилось, что мерзкий колдун начнет вытворять с ней то же самое, и к горлу подкатила тошнота.

– Прими свою участь с покорностью, принцесса, – ровно и без эмоций произнес Такеда. – Не брыкайся. Мои рабы не любят резкости. Зато им нравится теплое девичье мясо, и твоя маленькая сестренка придется им по вкусу. Желаешь спасти ее? – Вопрос не требовал ответа. – С этой ночи будешь носить мое клеймо и почитать меня как своего повелителя. И сегодня прямо тут я сделаю тебя своей женщиной.

Такеда шумно втянул воздух носом, наверняка собираясь что-то добавить, но хриплое низкое рычание оборвало его премерзкую, наполненную превосходством речь. Звук исходил из кустов акации. Пес? Откуда он появился? Как сумел проникнуть на территорию и затаиться в зарослях незаметно? Юки похолодела и задохнулась от незримой петли, накинутой на горло, – щиколотку тронуло ледяной иглой. Та уколола и исчезла – растаяла не по своей воле, а испугавшись яростного рыка.

Нечто большое и черное, размытой тенью вынырнуло под лунный свет на мгновение, пролетело потоком ветра и, увлекая Такеду за собой, растаяло среди травы. Звонко клацнули зубы. Оказавшись на земле, Такеда перекатился и выдернул из-за пояса оружие. Не поднимаясь, уподобившись зверю, на четвереньках, он рассек пространство перед собой, и на серебристой стали отразились блики не то небесного светила, не то хищных глаз невидимки.

– Мурасамэ! – яростно крикнул Такеда, обращаясь в пустоту. Вновь ударил мечом по воздуху. – Покажись, щенок, и дерись как мужчина! Мурасамэ!.. М… – возглас перерос в булькающее шипение. Такеда дернулся в конвульсиях, с его губ сорвалась кровавая пена. Через долю секунды он повалился лицом в траву и затих.

А еще спустя мгновение оцепенение схлынуло с Юки, и она со всех ног припустила бежать.

Глава 3

Юки не спала. Ей мерещились шаги за дверью, шуршание ползущих теней в углах, а стоило прикрыть глаза, как во тьме вспыхивали золотые искры. Едва удавалось задремать, лодыжку обхватывал колючий ледяной обруч, выдергивая из забытья. В результате, под утро Юки поднялась совершенно разбитой и уставшей, что не помешало собраться на прогулку с семьей, но повлияло, разумеется, на участие в праздных беседах.

Расстеленное между клумбами с ирисами одеяло вместило всех желающих: хозяйку поместья, двух дочерей и дальнюю родственницу, приехавшую погостить из Киото на праздник. Последняя рассказывала о красотах столицы, но единственной благодарной слушательницей выступала госпожа Фудзивара, неторопливо попивающая чай из тонкой фарфоровой чашки.

Десятилетняя Айко, расстроенная многочисленными табу, увлеченно рисовала на тонкой бумаге засушенные пионы. Бегать по саду и брызгать из пруда на мимо проходящих барышень и господ ей строго-настрого запретили, поэтому она занялась не менее интересным делом. Изображенные ею цветы, сложенные в букет, выглядели ломкими и угловатыми, поэтому Юки решила, что сестра воссоздает тушью ни что иное как икебану. Уточнять, однако, не стала. Если Айко старается и в результате должны были получиться свежие пионы, выводы старшей сестры сильно огорчат, а сегодня торжественное закрытие фестиваля, когда ничем не хотелось омрачать радость.

Несмотря на бессонную ночь, в душе царила безмятежность, вернулся покой и умиротворение. Вчерашний день был наполнен ужасом, и воспоминания о нем холодили кровь, но закончился кошмар событием, которое поселило нечто новое в сердце: Юки вновь поверила, что может обрести свободу. Отмена брачного союза с Такедой – всё, чего она желала, и, похоже, в ответ на мольбы боги ниспослали невидимого защитника. Бесчестный подлец, вор и колдун не выстоял в схватке против таинственного Мурасамэ или, возможно, даже погиб. Впрочем, если он мертв, то отчего в доме так тихо и никто не судачит о покойнике или исчезновении почетного гостя? Так или иначе, похожее на тень и рычащее, как пес, создание спасло Юки и доказало, что Такеда не всемогущ.

– У меня получается? – Айко тронула Юки за плечо и мигом отдернула вымазанные тушью пальцы. Испугалась, что испортит алую вышивку и белоснежный шелк накидки. Бросила косой взгляд на мать и облегченно выдохнула: та ничего не заметила, занятая чаем и болтовней с родственницей.

«Глядя, что ты собиралась нарисовать», – хотела ответить Юки, но сдержалась. Она снова посмотрела на черные мазки – полосы, закорючки, нити, и всё с нечеткими рваными краями. Ее икебана, пожалуй, высохла настолько, что рассыпалась на крупицы.

– Необычная манера, – задумчиво проговорила Юки. Неприятно было признаваться, что цветы сестренки производят отталкивающее впечатление. – Уверена, учителя оценят. Кого из художников ты брала за образец?

– Художников? – Айко приоткрыла рот, но недоумение быстро сменилось нетерпеливыми требованиями. – Ну, скажи! Ну, похоже или нет? Ты ведь больше меня видела. Разглядывала их когда-нибудь? Так что, похоже, а?

– Если честно, не очень, – Юки поджала губы. Если сестра разразится истерикой, она ее утешать не будет. – И чего их разглядывать-то? Я что, недоразвитая, чтобы ходить по саду и смотреть на них часами?

Зато чем-то она могла любоваться бесконечно. Пушистые бело-розовые облака вишен и слив, блеск разлитого по озерной глади сияния луны и солнца, золотисто-алые драконы в лучах заката – всё порождало восторг и восхищение. И чуть не забыла самое главное: прекрасный благородный юноша с мелодичным именем – Котаро.

В верхушке вишневого дерева прошелестел ветер, вихрем сорвал несколько лепестков, и те закружились в полете. Невесомые и нежные, словно вырезанные из легкой материи, они сталкивались друг с дружкой и звенели серебряными колокольчиками. Несколько упало в уложенные косы Юки – она поняла это по тихой переливчатой мелодии.

Айко тем временем хмыкнула и пожала плечами. Не обиделась. Взяла чистый лист бумаги и придвинула ближе к Юки, чуть подалась вбок, почти прижимаясь к сестре, и прошептала:

– Тогда нарисуй сама. Самого страшного, что видела.

Юки опешила. Что Айко предлагала изобразить? Самый страшный цветок? Кажется, они пионы обсуждали, нет? Разве те бывают страшными?

Взгляд скользнул по рисунку. Края «пионов» были настолько размытыми и прозрачными, словно подрагивали, как черные огоньки свечей. Стебли напоминали отростки-щупальца, которые наверняка кололи ледяным касанием. Это вовсе не цветы, это… Тени! Айко что, тоже видела их? Нутро скрутило холодом и, хотя ярко светило солнце, вдоль тела поползли мурашки.

– Доброе утро, дамы, – прогремел над головой знакомый до омерзения, до тошноты, голос.

А вот и он, виновник резко ухудшившегося самочувствия. Совсем не картинка пробрала морозом до костей, а приближение Такеды. Он не только не погиб накануне ночью, но сегодня был бодр, свеж и не кашлял. Нападение невидимого врага прошло без последствий и не нанесло ущерба? Или, может, Юки действительно свихнулась и придумала ночное происшествие, как и фантазию о драконах?

– Вы очаровательны, принцесса, – пробормотал Такеда негромким плавным тоном, опускаясь на одно колено перед Юки. – Сегодня пленили меня окончательно. Только что это?.. – он нахмурился на миг, неуловимым жестом снял усыпанную бело-розовыми лепестками веточку с ее макушки, и его лицо прояснилось. – В ваших волосах запутался мусор.

Скомкав в ладони, он отшвырнул цветок. Следом переключил внимание на госпожу Фудзивара, выразил холодную благодарность за оказанный прием, сказал что-то еще. Юки пропустила его слова мимо ушей. Она выхватила у сестры кисть, вопреки ожиданиям девочки придвинула ее рисунок, а не взяла чистый лист, и быстро провела над «пионами» линию. Еще несколько росчерков – и готовы лапы. Затем настала очередь головы с прижатыми ушами и раскрытой пастью.

– Он не страшный, – Юки посмотрела на скорчившую гримасу Айко, – а добрый. У него даже есть имя. Мурасамэ.

Она не смогла отказать себе в удовольствии понаблюдать за реакцией Такеды. Того аж перекосило. На мгновение, правда, но скривился он, будто слопал разом корзину лимонов с пучком свежего имбиря, после чего вновь надел маску безразличия.

– Фу, собака, – разочарованно протянула Айко. – Они мне не нравятся.

Да, Юки тоже не слишком любила собак, но этот конкретный пес, невидимка и призрак, невольно вызывал симпатию. Хотя бы потому, что защитил ее.

Ночной случай в саду ей не привиделся. Судя по тому, как изменился в лице Такеда, стоило упомянуть имя призрачного пса, всё происходило наяву. Однако не всё ли равно, если никому нельзя пожаловаться? Что она скажет отцу? Признается, что бродила по ночному саду в одиночестве и околачивалась возле покоев их гостя? Она повела себя глупо, легкомысленно и, чего греха таить, недостойно благородной девушки, так что о заступничестве господина Фудзивары можно было не мечтать. Юки не слишком надеялась на поддержку, а рассчитывала лишь избежать брака с ненавистным человеком.

Что хотел Такеда, доподлинно она не знала, но, похоже, планам мешали осуществиться многочисленные свидетели и яркое солнце над головами. Он, извинившись за причиненное беспокойство и, возможно, неудобство своим присутствием, попрощался с дамами до вечера. На закате лучшие воины Империи продемонстрируют искусство владения оружием и боевые навыки. Победитель получит помимо награды вечную славу и почет.

– Уж господин Такеда наверняка не за почетом сюда явился, а известно за чем, – заметила развращенная столичными нравами родственница, окинув Юки придирчивым взглядом.

– Как жаль, что ты уедешь от нас, сестренка, – едва не хныча, простонала Айко. – Твоя свадьба уже на следующей луне. А мне говорят, что после мы с тобой больше не увидимся, что дом Такеды слишком далеко и мне не позволят тебя навещать. Это ведь не правда? Я могу когда-нибудь приехать в гости?

– Мы будем видеться, когда пожелаем, – отрезала Юки, игнорируя возмущенные и нарочито громкие вздохи столичной родственницы.

Она высказалась без малейшего сомнения. Для начала потому, что желала утешить младшую сестренку. Во-вторых, чувствовала острую необходимость сказать что-то наперекор тетке с чересчур длинным носом, сующимся в чужое дело. И наконец, она не собиралась выходить замуж за Такеду и, следовательно, перебираться в его обитель, несомненно кишащую демоническими созданиями.

– Любезная тетушка, не сватом ли Такеды вы прибыли в наш дом? – пресекла Юки шумное проявление излишних эмоций со стороны родственницы. – Судя по тому, как рьяно вы радеете за его интересы.

Она не договорила. Ее прервало хлюпанье чая, которым внезапно занялась «тетушка». Родственница не нашлась бы, что ответить на вопросы, если бы те посыпались один за другим. Например, где подарки от жениха, как велика и достопочтенна его родословная и многие другие, что будоражат сознание всякой невесты и ее семьи.

– Кстати, о подарках, – вслух, хоть и полушепотом пробормотала Юки, частично озвучивая мысли. Она зачерпнула пригоршню обжаренных в карамели орехов из глубокой тарелки и зашагала к себе.

Что привезли сваты Такеды, разумеется, нисколько не интересовало Юки – и так понятно, что явились не с пустыми руками. Но она не хотела ни думать, ни видеть, чем наполнены сундуки, и отец, хоть и принял чужое богатство вместе с предложением о браке, будет вынужден их вернуть. А также забрать назад свое обещание отдать старшую дочь за Такеду. Ее честь, здоровье и жизнь не продаются за золото, самоцветы, шелка и стадо овец. Желание избавиться от бесчестного подлеца вытеснило мечты о далеких путешествиях и о драконьих полетах, которые казались романтичными в ночи и слишком нереальными при свете дня. Именно с просьбой о свободном выборе себе мужа она отправилась в храм, затерянный среди бамбуковой рощи.

На сей раз, совсем иначе чем прошлым утром, Юки проделала путь от поместья до леса. Не в образе крестьянки, а как госпожа, она миновала городские улочки в закрытом паланкине, отгородившись от посторонних глаз ярко расписным шелком занавесок. Только когда запах еды и грязи остался позади, она выглянула из-за покрывала, и на губах сама собой возникла улыбка: бренчащая свежесть и прохлада витала в прозрачном воздухе, аромат зелени и молодых листьев впитывался в кожу, хаотичный перезвон колокольчиков усиливался, возвещая о скорой остановке.

Небольшое сооружение с каркасом из обтесанных и выкрашенных в золото брусьев имело тонкие, как бумага, и твердые, как закаленная сталь, стены и казалось вросшим в землю. За века, возможно, оно и вправду слилось с природой. Каменное основание покрывал зелено-коричневый налет мха. И если за чистотой вокруг храма кто-то следил, тщательно выпалывая побеги бамбука и постригая траву, то чистить ступени, больше похожие на обломки скалы, неизвестный смотритель не утруждался. Вероятно, тут работал старый монах, давно сменивший общество собратьев на одиночество, – настолько древний, что поспорил бы количеством прожитых лет с самим храмом. Однако никто никогда не встречал ни единой живой души, кто ухаживал бы за зданием и прилежащей территорией. Может, трава тут не растет, деревья не пускают корни, лакированная поверхность натирается до блеска дождем, и ржа не властна над металлическими поделками.

– Ага, – иронично поддакнула себе Юки, – а подношения сами себя съедают.

Шагая по проторенной многочисленным людом тропке, она мимоходом отметила, что ее отец до сих пор в храме – его повидавшая виды, а оттого смирная, лошадка щипала юную поросль бамбука. Юки ступила под тории и дернула веревку колокольчика, висящего в углу высокой перекладины ворот. Язычок колыхнулся и тонкие медные стенки отозвались протяжной вибрацией. В тот же миг в тени храма шевельнулась нечто большое и темное, точно пятно густого мрака, и, разбуженное мелодией, юркнуло меж деревьев в чащу. Сердце ухнуло в пятки.

– Всего лишь зверек, – выдохнула Юки и прижала оледеневшую ладонь к неестественно горячему лбу. Не хватает отныне еще шарахаться от каждого шороха и движения, пугаясь и видя везде порождения злой магии.

Она перевела взгляд на лошадь – та непременно почует потустороннее. С позднего вечера животное покорно поджидало хозяина и только стригло ушами да било себя хвостом, отмахиваясь от надоедливой мошкары. Так и сейчас: не последовало никакой реакции на подозрительный сгусток тьмы.

Просто дикий зверь, привлеченный запахом еды, повторила мысленно Юки, успокаиваясь. Или загадочный надзиратель за порядком в храме, он же уборщик и древний старец. Впрочем, не чересчур ли шустро бегал дед для своего преклонного возраста? Может, всё-таки рысь или не в меру упитанный заяц? Юки мотнула головой: не за тем она тут, чтобы разгадывать тайны обитателей священной рощи. Она должна сосредоточиться на главном вопросе.

Юки поднялась по широким, как горные выступы, плитам, служащим лестницей в храм, и с усилием подвинула двери, столь тяжелые, будто выкованные из необработанной железной руды. Она застала отца неспешно шагающим к выходу. Господин Фудзивара на мгновение опешил, после чего в его глазах загорелась радость, сменив уныние и усталость.

– Юки! Доченька! – он едва не кинулся навстречу, но пресек порыв и ограничился улыбкой. – Хвала богам, ты в порядке. Надеюсь, господин Такеда тоже в добром здравии.

Да что может случиться с мерзким колдуном? Его ни одна зараза не проймет, ни единая напасть не одолеет. В противном случае давно бы собственными гнусными речами подавился насмерть.

– Да, – сдержано ответила Юки, выпалив гневную тираду исключительно в уме.

– Замечательно. Значит, я могу быть спокоен как за фестиваль, так и за будущее благополучие своих драгоценных детей. Я молился не только за ваше выздоровление, но и за ваш скорый и крепкий союз.

Юки невольно вскинула брови и скривилась: когда он успел усыновить проклятого бесчестного подлеца?

– Отец, – серьезно начала она, – я не выйду замуж за Такеду. – Юки воспользовалась моментом, когда господин Фудзивара потерял дар речи, и спешно продолжила: – Я понимаю твою к нему благосклонность. – В действительности она не понимала. – Признаю, что он величайший воин, смел и самоотвержен, доблести и силы ему не занимать, быть может, он сказочно богат и о таком перспективном супруге мечтает каждая юная особа. Но я… – Юки замолчала, видя, как грозовые тучи сгущаются в суровом взгляде отца. Еще чуть-чуть, и он разразится бешеной яростью.

– Вы с ним поженитесь! – выкрикнул он и мотнул головой, как ослепший от вида крови бык. – Ты не вправе перечить старшим и оспаривать их решение, а я и те, кто представляет семью Такеды, уже условились о вашей свадьбе. Капризов и отказа не приемлю.

– А я не приемлю Такеду в качестве супруга. Никогда! – от отчаяния достучаться до отцовского сердца и разума Юки сорвалась на крик, в котором, однако, не угадывалось ни истеричных, ни слезливых ноток. Ее голос звучал громко и твердо. – Я выйду замуж за первого встречного разбойника, но женой Такеды ни за что не стану!

Снаружи пронесся поток ветра, волна подхватила десятки колокольчиков разом и привела в неистовое движение, заставляя их переливаться звоном. Юки прикусила язык. Похоже, боги приняли ее высказанное сгоряча желание.

– Да как ты?.. – господин Фудзивара онемел повторно за короткий срок. Лицо побагровело, глаза едва не вылазили из орбит. – Как осмелилась произнести подобное кощунство в стенах храма?!

– И пусть, – упрямо процедила Юки. – Кто угодно будет мне милее, чем омерзительный подлый Такеда.

Господин Фудзивара не решился продолжить спор. То ли не рассчитывал переубедить непокорную дочь, то ли боялся навлечь гнев богов и превратиться в третий раз за утро в выброшенную на берег безголосую рыбу. Он сокрушенно покачал головой и покинул храм.

Юки огляделась. Не так часто она оказывалась тут одна, чтобы в подробностях изучить убранство. Справедливости ради, рассматривать особо нечего: стены увешаны вьющимися в разные стороны стеблями, которые, в свою очередь, увенчаны белыми бутонами и уже распустившимися шапками цветов; под самым потолком зияют оконца, похожие на бойницы, где непременно несут караул крошечные крылатые стражи, незримые людскому глазу; вдоль стен расположены узкие длинные столики, и на одном из них слабо дымятся пахнущие сандалом палочки. Вместе с сизыми нитями к небу поднималась просьба господина Фудзивары послать ей и мерзкому колдуну выздоровление. Судя по тому, как быстро Такеда пришел в себя, молитва не долго ждала ответа. Интересно, сколько времени займет исполнение ее невольного желания?

По соседству с горящими ароматическими палочками Юки положила букет пышных ирисов. Те в полумраке казались темно-фиолетовыми и оттого мрачными. Снятая с головы и нашедшая место рядом заколка в форме нежно-голубой бабочки скрасила гнетущее впечатление, добавила скромному подношению жизни. Юки грустно улыбнулась.

– Не знаю, о чем просить. Наверное, я уже услышана. Разве что о справедливости, о честном исходе сегодняшнего турнира. Я даже не желаю проигрыша Такеде, а лишь хочу победы достойному воину.

Она не осмелилась называть имя человека, которого считала заслуживающим почетного звания и награды. Появится ли Котаро на фестивале? Примет ли участие в битве? Она не знала и могла лишь лелеять мечты, где вновь увидит его.

Спустившись по ступенькам, Юки завернула за угол храма и очутилась ровно там, откуда в чащу недавно прошмыгнул невнятный темный силуэт. Из стены на высоте в половину человеческого роста выпирал деревянный выступ шириной в две ладони. Для каких целей использовали полку, не понятно, но как подставка для тарелки вполне годилась.

– Это для тебя, зайчонок-переросток, – улыбнулась Юки, разворачивая материю, куда перед походом в храм закутала миску с утомленным до состояния каши рисом. – И для тебя, неуловимый служитель, – она полила в тарелку молодого, но крепкого вина, которое припасла также заранее.

Она ощущала пристальный взгляд и была готова поклясться, что за ней наблюдал некто, обладающим разумом, а не бессловесный дикий зверь. В священной роще не водилось зла, поэтому некто, скользнувший темным пятном, очевидно настроен благожелательно и не причинит вреда. Природа и те, кто тут обитает, щедры и добры, если их не предавать.

– Прими угощение, дедушка, – с прежней улыбкой Юки поклонилась в пояс тому, кто прятался между густых рядов бамбука и кто выдавал себя внимательным взглядом, жгущим насквозь. Огонь не палил до боли, а скорее, согревал. Юки выпрямилась. – Или не дедушка, а заблудший в лесу путник… Или первый встречный разбойник…

От последней фразы стало не по себе, но не так, как становилось от близкого присутствия Такеды. Она ощутила не липкий леденящий укол страха, а пощипывание легких щекочущих мурашек, которые бегали не по коже, а отчего-то под ней – вдоль вен и заползая в легкие. Чувство не грядущего кошмара, а предвкушение интригующей авантюры.

Проходя под воротами с изогнутой к верху перекладиной, Юки вновь позвонила в колокольчик, а затем уселась в паланкин и велела слугам трогаться с места. Роща оставалась позади, а серебряные переливы еще долго откликались эхом в глубине души, повторяя мелодию, похожую на урчание котенка.

Юки пропустила выступление театральной труппы. Весь день до вечера провела в комнате, опасаясь столкнуться с отцом или Такедой, а из покоев сцена едва проглядывалась из-за заполонивших сад гостей. Единственное, что удавалось лицезреть без препятствий, были облаченные в броские одежды фигуры, мечущиеся по деревянному помосту, да бой шаманских барабанов и громкая игра флейты чарующим звучанием долетали сквозь распахнутые окна.

Спектакль завершился, яркие костюмы и маски мелькнули последний раз и скрылись, но зрители не спешили расходиться. Самое волнительное и долгожданное событие ожидало впереди. Юки, как бы ни противилась внутренне, была обязана присутствовать на закрытии фестиваля. Она не могла игнорировать поединок чести и доблести.

Чести – как же? Скорее, подлости и обмана, учитывая, что там будет участвовать Такеда. Наблюдать за тем, как он берет верх над противником и, возможно, не ловкостью и силой, а магией… Ничего хуже и омерзительней не сыскать на всем белом свете.

Господин Фудзивара с супругой и дочерьми занимали почетное, обособленно от прочих, место на возвышении. Натянутая над головами крыша из плотного белого шелка выполняла роль общего зонта, который укрывал от слепящих красной позолотой лучей заходящего солнца. Маленькие лавочки, служащие для отдыха, к началу турнира были заняты ровно наполовину: госпожа Фудзивара, не отличавшаяся крепким здоровьем, сразу воспользовалась возможностью присесть, младшая же дочь оголодавшей белкой кинулась на сладости, а жевать стоя ей показалось неудобным. Мать, заметив неподобающее поведение, сердито шикнула на девочку и немедленно приказала прикрыть рот веером или не чавкать так громко, если уж не в состоянии справиться с соблазном в виде засахаренной хурмы. По правде, фрукты, пусть и сушеные, выглядели весьма привлекательно, так что жадность Айко можно было легко понять.

После торжественной вступительной речи, из которой Юки не услышала ни слова, господин Фудзивара уселся на свое место и жестом подозвал старшую дочь. Та подошла, и он указал на серебряный поднос, стоящий на углу столика, в стороне от тарелки с лакомством для Айко. Там, укрытый куском материи, лежал некий предмет, чьи очертания наводили на мысль о фигурке животного.

– По окончанию состязания, – обратился господин Фудзивара к дочери, – вручишь приз победителю. Хотя вопрос вашей свадьбы давно улажен, думаю, господин Такеда будет польщен, получив особый дар из рук невесты.

– С чего вдруг вы решили, отец, – с холодной надменностью произнесла Юки, – что Такеда победит?

– Кто другой, если не он? – искренне подивился господин Фудзивара.

– Разбойник с большой дороги, горный отшельник, скучающий от одиночества монах, – лениво начала перечислять Юки, замечая, как темнеет от негодования лицо отца, раздуваются ноздри и напряженно двигаются желваки. – Да мало ли славных воинов в бескрайних землях?

Поддавшись любопытству, она приподняла ткань и взглянула на приз. Действительно зверь. Высеченный из белого камня тигр лежал, вытянув передние лапы и выпустив когти. Каждый штрих, каждая деталь была учтена мастером, создавшим из куска нефрита произведение искусства. Над скульптурой поработал истинный художник.

– Тонкая работа, – Юки наклонилась, притворившись, будто желает рассмотреть поближе, и шепнула: – Нет, уважаемый отец, замуж за Такеду я не пойду.

Удивительно, но она не страшилась отцовского гнева. Брак с подлым колдуном пугал сильнее во сто крат. Что сделает с непокорной дочерью господин Фудзивара? Убьет? Пусть! Между смертью и пленом у жестокого Такеды она выберет, безусловно, первое.

– Ты станешь его женой, – едва не шипя от злости, ответил отец. Говорил он тихо, не демонстрируя эмоций на публику, но грозно. – Вручишь Такеде награду, и я объявлю о вашем браке. Впрочем, я сию же минуту мог бы провозгласить о союзе моей старшей дочери и победителя турнира. Мне обещать тебя ему во всеуслышание?

Юки закусила нижнюю губу с досады. Господин Фудзивара настроен решительно, и ничто не остановит его, пожелай он обнародовать весть о браке дочери с победителем состязания. Пока о свадьбе не известно достоверно широкому кругу лиц, ее можно избежать, и Юки еще не теряла надежды. Едва брак станет достоянием общественности, она пропала. Осознав, насколько близка к погибели, Юки умолкла, выпрямилась и заняла прежнее место, рядом с младшей сестрой. Турнир начался.

Солнце почти спряталось за горизонт. Стремительно алеющее небо давало достаточно света, чтобы отчетливо различать противника, а лучи не светили в упор и не ослепляли бойцов. Ранний вечер – идеальное время, выбранное ради общего комфорта: и участников, и зрителей.

Ни один из них не был представлен, поскольку никто не сомневался в происхождении и добром имени соискателей приза. Назовут победителя – это главное. А прямо сейчас арену заполнили воины численностью не меньше двух десятков – точное количество Юки не сосчитала из-за того, что те не строились в шеренгу, а ринулись в бой, едва прогремел гонг.

В разной одежде, в доспехах и без оных, высокие и крепкие, кто полагался на мощь, худощавые и гибкие, как тростник, рассчитывающие на ловкость и точность. Они кидались в атаку и отбивали нападение одного, двух или сразу трех оппонентов. Выстроганные из дерева мечи – тренировочные, чтобы не превратить состязание в кровавое месиво, – гулко ударялись друг о друга, о тела соперников и крошились в щепы. Массовый поединок имел неоспоримые преимущества перед одиночным: зрелищность и быстрота, а в конце на поле брани останется стоять сильнейший.

Конечно, Такеда выделялся на общем фоне. Облаченный в неизменные черные доспехи, с растрепанными и успевшими посереть от пыли волосами, он врывался в скопление противника тараном и бил без разбора. Меч поднимался и летел в сторону, сшибая с ног. Кого-то Такеда сметал с пути ударом мощного, как молот кузнеца-великана, кулака. Его клинок запачкался кровью. Нескольким мужчинам не повезло особенно – с разбитыми головами, бесчувственных, их уволокли слуги. Атаковать Такеду никто не решался, собираясь кучками поодаль, но он сам с упрямством твердолобого быка вклинивался в чужой поединок. Он будто пробивал себе дорогу к выбранной заранее цели.

– Вот оно как, – пролепетала Айко. Она перестала жевать и во все глаза уставилась на побоище, которое устроил Такеда.

– Может, не нужно смотреть? – с сомнением предположила Юки. Девочке, наверное, рановато наблюдать за жестоким боем. Она сама-то губы в кровь искусала и тонкую накидку чуть не располосовала, теребя ткань и впиваясь в ту ногтями.

– Я спокойна, – возразила Айко. – С таким мужем тебе точно ничто не угрожает.

Юки в раздражении хмыкнула: да, с таким мужем угрожает только сам муж. Нынешние времена опасны, страну раздирают войны и бунты, каждый желает отхватить кусок земли пожирнее. Глава дома должен обладать достаточной силой, дабы сберечь себя и семью. Бесспорно, Такеда отразит нападение вражеского отряда, но кто защитит Юки от такого супруга? Кто спасет ее и вытянет из цепких лап?

– Котаро, – сама того не осознавая, она ответила вслух. Ее завороженный взгляд устремился к арене, где продолжалось сражение. Она вдруг различила настоящую цель, куда рвался Такеда. Он стремился туда же, куда всей душой тянулась Юки.

Вот он – высокий и статный, с орлиным профилем, с медными бликами в хвосте, собранном на затылке, в потрепанном временем кимоно. Он не привлекал внимание, сражаясь тихо, уклоняясь от ударов и легко справляясь с тем, кто осмеливался напасть. Его оружие действовало мягко, будто щадило противников. Он не напрашивался на драку и лишь оборонялся, словно оказался на арене случайно и против воли был втянут в состязание. В противоположность ему Такеда бился с четким намерением покрошить врага и победить.

Стремительно начавшийся бой множества клинков вскоре перерос в поединок. Их осталось двое, они сосредоточили взгляды зрителей и разделили симпатии на двоих. И не нужно было иметь провидческий дар, чтобы понимать: большинство желали победы знаменитому и величайшему Такеде. Присутствие второго, скромного неизвестного воина, вызывало недоуменные перешептывания в рядах гостей.

Первые атаки были точными и неуловимыми, словно вспышки молний между двумя исполинскими дубами. Мечи сталкивались с оглушающим звоном, от которого, казалось, дрожали листья на ветвях сакуры и старых кленов. Деревянные клинки будто превратились в стальные. Каждый удар высекал искры, ослепительные до рези в глазах, и Юки жмурилась, всё крепче и крепче сжимая шелковую накидку и сложенный веер.

Такеда шел напролом, и его меч безжалостно рубил… уже не противников, а воздух. Котаро без видимых усилий избегал контакта и, когда не получалось увернуться, легко отводил вражеский клинок своим. Наверняка подобная битва могла продолжаться до рассвета. Один ярился, как дикий вепрь, а на лице другого блуждала ироничная полуулыбка.

Разозлив соперника, дезориентировав его ловкими и быстрыми поворотами и грациозным уходом с линии атаки, Котаро остановился как вкопанный за спиной Такеды. Секунда тишины. Сердце Юки перестало биться. Такеда обернулся и отлетел от полученного в челюсть удара. Склонив голову набок, Котаро словно любовался результатом своего труда и потирал костяшки ладонью.

В толпе зрителей одновременно и как по команде прокатился возглас не то удивления, не то разочарования. А внутри Юки что-то вспыхнуло, да так горячо, что она едва не задохнулась. Она прижала сомкнутые руки к груди, боясь, что наполненное огнем сердце выпорхнет, если не удержать, и разлетится искрами фейерверка.

Еще не поднявшись, сидя на земле, Такеда вытер с подбородка кровь и что-то глухо прорычал. Глаза сверкнули золотыми всполохами. Кровь на пальцах потянулась вниз тонкими ниточками, почернела и, изгибаясь змейками, метнулась к Котаро. Их обоих окружило марево, тьму которого пронизывали дрожащие серебристые прожилки.

Юки поспешно огляделась: гости по-прежнему следили за происходящим на арене, но не проявляли обеспокоенности. Их не заботило, что в ход у бесчестного Такеды пошла магия? Никто не замечал колдовства? Похоже, никто. Юки тоже обратилась в истукан с постепенно леденеющим сердцем.

Такеда шевельнул рукой. Две фигуры, трепеща бесформенными краями, бросились на Котаро. Тот уклонился от первой, клинок рассек воздух, словно черный шелк. Фигура рассыпалась, и тем временем атаковала вторая. Развернувшись кругом, Котаро ушел вправо, разрезая тень пополам.

Много ли навоюешь деревяшкой против колдовства? Казалось, это невозможно, но в руках отважного воина клинок приобрел свечение. Тоже волшебство, или Юки принимала желаемое за действительное? Она беззвучно повторяла его имя, а когда в очередной раз в испуге закрывала глаза, рисовала в воображении безмятежно плывущего по небу дракона. Отчетливо виднелись огненные искры в лучах закатного солнца и в чистой лазури, подернутой розоватым сиянием. Вот бы улететь с ним прямо сейчас.

Такеда вскочил, и из земли вырвались сгустки тьмы. Их гигантские пальцы-отростки почти захлопнулись, поглотив Котаро, и снова он, уворачиваясь, отсек клинком их черные трепещущие конечности. Он двигался, словно ветер, легко, плавно, грациозно и неуловимо. В ответ на его внутреннюю силу пышные бело-розовые хлопья цветов осыпались и кружились в танце, не спеша опускаться на землю.

Изменившись в лице, Такеда что-то выкрикнул, и в воздух поднялся смертельный вихрь, стремящийся накрыть собой не только противника, но и арену, сад, зрителей и, быть может, мир. Черный ураган взвыл, и Котаро прыгнул навстречу буре. Тени поглотили его.

Юки сжала ладони, что-то приглушенно хрустнуло, и пальцы укололо ледяными иглами. Дыхание перехватило. Она пошатнулась, опустила мутнеющий взор на руки – веер переломился пополам, и белый шелк окрасился багряными точками.

Меч Котаро распорол теневой вихрь и, вонзившись в черные доспехи Такеды, разлетелся на куски. Колдун завалился на спину, точно деревянное оружие сразило его насмерть. Глаза закрылись. Он не шевелился и, казалось, перестал дышать.

По зрительской толпе прокатился невнятный гул. Гости выражали недовольство исходом поединка? Слышались охи и сдержанная брань, наверняка пара впечатлительных девиц грохнулась в обморок оттого, что идол рухнул с пьедестала.

Брови сошлись над хищно изогнутой переносицей. Котаро наблюдал молча, как слуги окружают Такеду, проверяют пульс и, шушукаясь между собой, уносят в шатер, раскинутый для раненых.

– Назови свое имя! – нарушил тягостную паузу господин Фудзивара, нехотя поднимаясь. Конечно, как чествовать победителя, когда не знаешь, кто он? Он смотрел хмуро, насупившись, затаив обиду за нанесенное оскорбление, гневно сверкая глазами.

– Я Котаро из дома Ямашира, – громко, хоть и слегка хрипло, ответил тот, подойдя ближе к возвышению, занимаемому хозяевами.

– Славный род, коему ты принадлежишь, – господин Фудзивара благосклонно кивнул. – Слышал о нем, жаль не имел счастья видеться лично с его главой. И ты, Котаро, достоин награды.

Он жестом указал Юки на фигурку, спрятанную под тканью на серебряном подносе. Дважды просить не пришлось. Схватив нефритового тигра, она едва ли не бегом заторопилась вниз по узеньким ступеням, наскоро сколоченным. Ее переполняла радость и безграничный восторг. Жаль, руки тряслись от волнения, как у пациента в предсмертной агонии. Как бы не испортить впечатление. Как бы не упасть.

Спустившись, Юки несколько раз глубоко втянула воздух и выдохнула, прежде чем направиться к победителю. Он стоял, не шелохнувшись и опустив взор. Приличия не позволяли смотреть в упор на благородную девушку, но из-под черной бахромы ресниц поблескивали багряно-карим оттенком глаза цвета темного чая. Пристальный, изучающий, хоть и украдкой, взгляд пронизывал насквозь, но не льдом, а щекочущим теплом. Юки остановилась напротив.

– Вы доблестно сражались, господин Котаро, – голос осип до полушепота и предательски задрожал. – Примите этот символ силы, храбрости и мужества в знак моей… – Юки осеклась, жар залил лицо. Она протянула нефритовую статуэтку и чуть согнулась в поклоне. Мысленно выругала себя: наверняка покраснела, что заметно даже сквозь белила и пудру. Вон как вскинул бровь в изумлении Котаро, и даже с ответным поклоном замешкался.

– В знак уважения от клана Фудзивара, – скороговоркой выпалила Юки.

Тигра она выпустила слишком рано. Пальцы разжались, и фигурка полетела вниз. Юки попыталась поймать, Котаро тоже. Схватили! Нет, белый тигр валялся на земле у ее ног и расплывался мутным пятном в обжигающем кожу круговороте. Вместо приза Котаро поймал и крепко обхватил ладони Юки. Всего секунда горячего касания, и он поспешно отпустил, шагнул назад и виновато потупил взгляд.

– Простите, госпожа Юки, – хрипло и почти не различимо прошептал он.

Проклиная себя за дрожь в руках и слабость в голосе, смущение и хлынувшую к щекам краску, она повторила ритуал с передачей награды победителю. На сей раз молча.

Обратно она шла чинно и степенно, скромно уставившись на сложенные в замок пальцы, которые по-прежнему ощущали на себе чужое прикосновение. Ураган бушевал внутри. Он знал ее имя, она вызывала его неподдельный интерес, он смущался не меньше, они почти разговаривали друг с другом. Он держал ее руки, лихорадочно трясущиеся, в своих сильных и уверенных, пусть и спонтанно.

Погруженная в мысли, она проплыла мимо отца и не сразу услышала тихие шаги за спиной. Возвышение, откуда хозяева праздника наблюдали за ареной, находилось на балконе, а тот вел прямиком в приемные покои господина Фудзивары – просторное помещение, похожее на императорский зал совета. Тут тоже вместилось бы немало министров.

Юки обернулась. Наверняка отец неспроста последовал за ней, да и ей самой было что сказать. Она прищурилась и вымолвила с плохо скрываемым вызовом:

– Итак, вы сдержите обещание и отдадите меня замуж за победителя турнира?

Ответом ей была звонкая пощечина, от которой Юки осела на пол, всколыхнув многослойные юбки. Из глаз брызнули искры, лицо пуще прежнего вспыхнуло огнем, в голове зашумело, точно зал вмиг наполнился десятками галдящих чиновников.

– Бессовестная! Неблагодарная! Нахальная! Непутевая! Бесстыжая!..

Хрип взбешенного господина Фудзивары доносился сквозь гул, постепенно затухая и становясь совсем неразборчивым. Пол холодил ладони – такой же ледяной и колючий, как тени подлеца Такеды.