Подари мне этот день

Размер шрифта:   13
Подари мне этот день

Глава 1

Рэйдженал Скай

ПОДАРИ МНЕ ЭТОТ ДЕНЬ

2025 г.

Рэйдженал Скай

Посвящается самому необычному человеку в моей жизни.

Наша «случайная» встреча стала для меня

самым неслучайным событием в жизни.

Спасибо за то, что открыла для меня второе дыхание

в этой жизни. Твои глаза и любовь к этому миру

вдохновили меня на создание этой книги.

У всех нас есть множество вопросов о нашей жизни, о ситуациях и моментах, в которые мы попадаем. Почему с нами происходят те или иные события? К ним ведут наши действия? Последовательность принятых нами решений? А может быть проделки судьбы? У каждого из нас есть множество вопросов о нашей жизни, о ситуациях и моментах, в которых мы оказываемся. Почему с нами происходят те или иные события? Являются ли они результатом наших действий и принятых нами решений? Или же это просто случайность? Для человека, который строго следует логике, «судьба» – это всего лишь отговорка, на которую можно списать все свои неудачи и ошибки. Для Эвин Лейсли, главы хирургического отделения неотложной помощи, мы – сами создаём свою судьбу и принимаем решения, которые могут изменить нашу жизнь навсегда или заставить нас плыть по течению серых будней. Её жизнь – это чёткая граница между чёрным и белым, где спасение чужой жизни стало обыденностью. Но что, если один день может изменить всё, одно событие может перевернуть вашу жизнь с ног на голову? Что, если от одного человека будет зависеть весь ваш привычный мир? Что, если жизнь пациента не только в руках, держащих скальпель? Что делать, если все ваши попытки терпят неудачу, а чья-то жизнь, находящаяся в ваших руках, рушится, как карточный домик? Как сохранить контроль над ситуацией, когда вы не знаете, какой шаг предпринять? Уйти? Отступить? Или положиться на «судьбу»? Ведь если вы можете помочь кому-то, значит ли это, что вы появились в его жизни не случайно, или это просто ещё одно звено в цепи событий, которые мы называем «судьбой»?

ГЛАВА I

Наверное, интересно знать кто управляет нашими желаниями? От чего или кого зависит наш выбор и как его изменить? Можем ли мы вообще, предугадать исход наших действий, что-то поменять в своей жизни? Или выбор – это всего лишь иллюзия, данная нам для убеждения собственного разума, чтобы нами было проще манипулировать. Нами или Нам? Игра слов не более. Эти мысли всегда роятся кучей в голове после тяжёлых суточных смен, проведенных в стенах больницы. Почти двадцать лет практики так и не научили Эвин не принимать работу как личное. Для неё, как человека посвятившего почти всю свою жизнь работе, это было просто не возможно. Работа была не просто личным, она была вторым домом. Что бы и при каких обстоятельствах не происходило, для Эвин, больница всегда оставалась тем самым маленьким островком безопасности, где ей было комфортно в любое время суток, это было место, где она могла контролировать всё, ну или почти всё. Постоянные звонки по ночам, работа допоздна, куча бумаг, и ещё больше людей, жаждущих хотя бы минутку твоего внимания, так бывает когда ты весьма успешный врач одного из ведущих медицинских центров. Это нельзя объяснить словами, но… если ты рождён для этой профессии, наверное, ты поймёшь.

Но чем мы платим за свой успех? Триумфом, слезами, двукратным количеством переработанных часов, которые вряд ли когда-то будут оплачены, а может быть заслуженным уважением, признанием коллег, или хроническим недосыпом, постоянным стрессом, и полным истощением нервной системы? Возможно, на этот вопрос ответ у каждого найдётся свой.

Связка ключей звонко ударилась о высокую барную стойку, прервав поспешный ход мыслей, не давая спутанному сознанию найти ответы на бессвязные, не имеющие никакого смысла вопросы, постоянно крутящиеся в голове.

– Я дома! – Не очень громко крикнула Эвин. Сняв кашемировый плащ, она неаккуратно повесила его на старую, извитую, напольную вешалку, по своему дизайну и внешней истёртости больше походившую на предмет из середины шестнадцатого века. Пытаясь скинуть жутко неудобные туфли, Эвин поморщилась, ощущая длинными пальцами рук появившиеся на ногах мозоли. Она сама не всегда понимала, для чего люди носят столь неудобную обувь, для неё кроссовки всегда были законодателями моды, в любых обстоятельствах и при любой погоде. Но по какой-то причине, будь это официальный стиль, которого старались придерживаться большинство сотрудников больницы, или же статус, который как считала Эвин совсем не сочетался с комфортом, она каждый день отдавала предпочтение неудобному бежевому каблуку с широкими белыми вставками, придающие этим туфлям достаточно официальный вид. А может быть дело было вовсе не в самих туфлях, а в человеке, о котором напоминала эта жутко неудобная обувь, или возможно в том моменте, который она так отчаянно пыталась запечатлеть в своей памяти. Зачем или для кого? Для неё? Это навряд ли. Наконец-то избавившись от туфель, Эвин медленно прошла в сторону кухни, устало шоркая ногами по серому, порядком изношенному ковру. Его возраст, как и возраст напольной вешалки, могла определить, разве что только её прабабушка, возможно потому что присутствовала при изготовлении этого самого ковра. Ремонт, в старом доме, переходившем столько раз, словно раритетный магический предмет, от поколения к поколению, навеивал множество воспоминаний. И хоть бабушка Эвин и говорила о том, что «пора вносить в свою жизнь большие изменения», но менялась в этом доме только пыль на полках, и то нерегулярно. Эвин многократно пыталась что-то изменить, но любые идеи, как правило, оставались лишь планами на будущее, и судя по рабочему графику, очень далёкими.

Включив чайник на максимум, она закрыла металлическую крышку. Длинные тонкие пальцы зацепили резинку для волос, устало стянув ее, тем самым позволив тёмным каштановым локонам упасть на плечи. Эвин бросила резинку к ключам и направилась к гостиной. Медленно и не охотно сняв с себя бледно розовую кофту, так часто согревающую её в тяжёлые рабочие будни, особенно в ночные смены, Эвин бросила её на кресло, стоявшее почти у самой входной двери.

– Я дома. – Снова повторила она, пройдя в гостиную.

Самое интересное в этом доме было, пожалуй, полное отсутствие дверей, не считая ванной комнаты и уборной. Странно, но весьма симпатично, все переходы от комнаты в комнату смотрелись гармонично и аккуратно, в бежевых, голубых, белых и переходных тонах. А отсутствие телевизора Эвин всегда объясняла тем, что он занимает слишком много места в доме, а толку от него куда меньше, чем от компактного ноутбука. Эвин тихо прошла вглубь гостиной к светло-коричневому дивану с кожаными подлокотниками чуть темнее основного цвета, будто пытаясь подкрасться к кому-то незамеченной.

– Тебе когда-нибудь стыдно бывает? – Намного тише произнесла она, присаживаясь на самый край дивана. – Я к тебе обращаюсь, молодой человек.

– Ма. – едва слышно вымолвил чёрный кот. Своими «габаритами» и окрасом явно не вписывающийся в миниатюрную и светлую гостиную, как впрочем и во весь дом. Толстое чёрное пятно, весом около пяти-шести килограммов, весьма любопытно выделялось на общем фоне светлых тонов. Его точный возраст Эвин сказать не могла, хотя и в подробностях помнила тот день, когда он появился. День защиты её докторской работы, когда в клинике её уже ждала должность заместителя заведующего отделением оперативной хирургии. Она так долго уговаривала отца, чтобы он разрешил взять ей машину, несмотря на то, что на тот момент ей уже было двадцать пять лет, отец считал, что водить машину не женское дело, и даже наличие прав и опыт в школе экстремального вождения не были аргументами для строгого, но заботливого отца. Но в этот день Эвин всё же удалось убедить папу в том, что машина вернётся в целости и сохранности, а учитывая всю ответственность, ей придётся ограничить себя в употреблении спиртного на мероприятии после защиты и официального назначения её в должности, как самого молодого практикующего хирурга. Когда под весом аргументов отец наконец-то согласился, то счастью Эвин не было границ, точнее были, ровно до того момента, как она села за руль и повернула ключи в зажигании. Двигатель сделал несколько холостых оборотов и заглох. Попытка номер два, также не увенчалась успехом, впрочем, как и последующие двадцать две. Дождавшись отца, она виновато протянула ему ключи. Джетро, дважды попробовал завести, но всё напрасно. Не долго думая, он открыл капот машины, и начал зрительно обследовать каждую деталь, спустя минут двадцать, а может и больше, что-то недовольно ворча себе под нос, отец зашёл в дом весь перепачканный маслом и бензином, держа в руке за загривок не менее «чистого» кота. Тот был мало похож на что-то живое, совсем чёрный как уголь, и только два испуганных ярко жёлтых глаза со сверкающими огромными зрачками, выдавали в этом комочке грязи живое существо. Спустя пару десятков купаний было ясно, что черный цвет – его природный окрас, а любовь к машинным двигателям осталась на опалённых ужасно коротких усах. Несмотря на усердные поиски бывших или будущих хозяев беспризорнику, вскоре семейным советом было принято решение оставить малыша, в качестве подарка Эвин на грядущую помолвку, как и автомобиль, в котором этот неожиданный «подарок» решал переждать холодное утро.

Гарри, именно так его назвали почти пятнадцать лет назад, в честь знаменитого волшебника, а не из-за его схожести с подгорелой картошкой, был из тех котов, которые спали по «двадцать пять» часов в сутки. Но когда Эвин приходила домой, а это обычно случалось не так часто, кот преданно встречал её у порога и заботливо провожал до своей миски. После переезда родителей и пережитого развода, кот стал напоминать аквариумную рыбку, которая в свою очередь напоминала Эвин, что она живёт не одна, а с толстым чёрным существом, которое минимум семь раз в день наведывается проверить степень наполненности своих мисок. Несмотря на то, что Гарри очень редко проявлял желание к поглаживанию и общению, он был тем самым, не маленьким, напоминанием о том, что какой бы интересной и ответственной не была работа, дома у Эвин тоже есть своя зона ответственности, и не смотря на отсутствие какого-либо желания возвращаться туда, повод на это был неизменным.

– Ты совсем обленился. – С улыбкой протянула она, проведя рукой по его блестящей чёрной шерсти.

– Ма – снова ответил кот с некоторым возмущением на то, что к его «королевской» шерсти посмела прикоснуться чья-то рука. Спрыгнув с дивана, он лениво потянулся и посмотрел на Эвин своими огромными жёлтыми глазами. Гарри был не особо разговорчивым, а даже если бы и был, то, наверное, молчал. Что он мог сказать женщине, которая работала больше чем он способен спать? Женщине, пережившей смерть близкого человека, променявшей семью на работу. Что он мог сказать той, чей брак успешно развалился за пару-тройку лет. Эвин сама прекрасно знала на что шла и о своих решениях не жалела, или в крайней мере пыталась себя в этом убедить. Кот демонстративно потянулся, всем своим видом показывая, что ему всё равно дома Эвин или нет, но время полдника нарушать нельзя, и медленной походкой направился к миске, покачивая кончиком хвоста из стороны в сторону.

– Ну да, еда на первом месте. – С ухмылкой протянула Эвин и направилась следом за котом, пытаясь коснуться пальцами его хвоста. В каком бы настроении не прибывал Гарри его хвост всегда был поднят вверх, как свидетельство того, что кто бы не находился в квартире, он находится на его территории. Этот факт всегда вызывал улыбку у девушки, будто бы кто-то, не интересующийся зоопсихологией, мог это знать. Но главное, что Гарри это знал.

Открыв пачку сухого корма, она отсыпала ему в миску два стакана, и немного подумав, досыпала еще один. Такая работа предусматривала думать шага на четыре вперёд. Неожиданный вызов, незапланированная операция, задержка на работе, кот ей не простит, если останется наедине с пустой миской. По части питьевого режима переживать не приходилась, почти по всему дому были расставлены небольшие чашечки с водой. Одна глубокая рядом с миской для корма, вторая поменьше и прозрачная в гостиной, ещё одна на окне в маленьком коридоре. Ну и разумеется, зная, что кошки предпочитают живую воду, Эвин приобрела весьма интересный механический водопад, от которого Гарри был без ума, первые пару минут, но спустя сутки, как и все кошки, потерял к нему интерес.

Эвин очень старалась убедить себя в том, что при необходимости срочного отъезда или задержке на работе, кот продолжительное время не будет ни в чём нуждаться, и она будет спокойна. У врачей, особенно с таким графиком редко бывают друзья, которых можно было бы попросить иногда приходить кормить кота, пока ты в разъездах или же стоишь за операционным столом. А все, кого она могла назвать своей семьёй, были за много миль от Кортленда.

Бросив в большую кружку чайный пакетик и залив его кипятком, она отогнала все дурные мысли прочь, и села за барную стойку. Ту, что была единственным совершенным изменением в доме, вместо неё раньше стоял ветхий старый стол. Семья Эвин, как и сама она не бедствовали, деньги в семье были, и при желании можно было сделать хороший и качественный ремонт, или вовсе переехать в большой дом, но Эвин было не до этого. Работа её интересовала куда больше ремонта. Родители, давно мечтавшие о переезде, всё же исполнили свою мечту, приобретя частный дом в Колорспрингс, где отец с выходом на пенсию смог спокойно открыть небольшой мини-бар. Маленький городок позволил его начинанию стать весьма популярным среди местных жителей, а после смерти его жены Джудит, отца и вовсе стало не вытащить оттуда. О том, чтобы переехать в другой дом или квартиру, Эвин даже не раздумывала, так как на это нужно потратить много сил и времени, а ни того, ни тем более другого у неё в запасе не было. К тому же, как рациональному человеку, ей казалось бессмысленно переезжать в большой дом, если жить в нём преимущественно будет один кот. А из когда-то большой семьи осталась лишь она, отец, бабуля Рози – мама Джетро, и дедушка Эн, сокращенно от Энигана, отец матери Эвин. Почти все из семьи жили отдельно, и как привыкла повторять бабуля Рози -«мы все обречены на одиночество». Так как этот факт не имел научного подтверждения, Эвин старалась его игнорировать, но при этом никогда не спорила с Рози, чтобы не давать повода для пересказа всей истории её семьи.

Кот непродолжительно похрустел парой сухариков, чем отвлёк Эвин от медленно клонивших её в сон мыслей, и потеряв интерес к своей миске, отправился обратно в сторону дивана.

– Лентяй. – С улыбкой вымолвила Эвин. Не смотря на свою лень, в этом чёрном комке шерсти она видела не просто кота, а своего маленького друга. Он оставался тем самым напоминанием о том, что дома её всё-таки ждут, и ни горы пациентов, ни благодарности в письменном виде, и даже удачные операции, не могли этого заменить. Ощущение того, что ты возвращаешься не в пустую холодную квартиру, как это обычно бывало у многих её коллег, наверное, это чувство было дороже всего на свете.

Свист, раздавшийся с кухни, заставил Гарри пригнуться к полу, но стоило Эвин выключить газовую плиту, как свист, от металлического чайника постепенно утих. Кот неодобрительно дёрнул хвостом и уселся в середине гостиной, будто бы забыв, куда и зачем шёл. Эвин вновь налила в кружку горячей воды и, бросив туда очередной чайный пакетик, открыла дверцу холодильника. На одной из полок как обычно лежал мармелад, не тот что продают в пакетиках в сахарной пудре, а обычные мармеладные мишки, продающиеся в гипермаркетах, это была единственная сладость, которая находилась в доме постоянно. Конфеты, шоколад, который дарили благодарные пациенты всегда оставался в больнице, или полагался к чаю мед персоналу, так что почти у всего коллектива сложилось мнение о том, что Эвин и вовсе не любит сладкое, в каком бы не было оно виде. Но на самом деле доктор Лейсли сама с трудом могла найти нужные слова, чтобы ответить на этот вопрос. Шоколад она любила, и лет в восемнадцать уплетала его с большим удовольствием и в больших количествах, а потом как-то настал момент, и она перестала его есть, совсем, и до сих пор не могла точно сказать, когда это случилось и почему, а если признаться честно, этот вопрос её и вовсе не интересовал. Любимые мармеладки всегда занимали почётную полку холодильника, даже когда там и вовсе ничего кроме них не было, а такое случалось часто. Эвин по большей части предпочитала заказывать еду. В свои редкие выходные она иногда позволяла себе запастись продуктами и что-нибудь приготовить, но стоило начаться рабочим сменам, и большей части «жителей» холодильника была уготована участь покрыться очаровательными пушистыми созданиями, под общим названием плесень.

Выудив из общей коробочки пару штук, Эвин с удовольствием закинула их в рот, сполна насладившись хоть какой-то едой за прошедшую смену. Дни выдались сумасшедшими, и не смотря на то, что в графике все её смены были расписаны лишь в день и составляли по 12-14 часов, на деле она не редко проводила в клинике даже больше чем врачи ординаторы. Эвин постоянно находила повод задержаться на работе, будь это телефонный звонок, плановый обход, беседа с коллегами или внутреннее собрание. И даже если она не находила повод, то повод обязательно находил её, и вместо двенадцати часов получалось все сорок восемь. Даже после резедентуры многие врачи воспринимали ее как ординатора, но только лишь пока она не вставала за операционный стол, тут ей не было равных, не только во всей больнице, но и во всём штате. И никто не отменял экстренные операции, а её квалификация в сфере реаниматологии делала её ещё более бесценным сотрудником. Поэтому то время, что она не проводила в своём отделении, она, как правило, проводила, помогая молодым специалистам в операционных.

Очередной чайный пакетик отправился в урну, которая наполнялась от силы не более одного раза в неделю, ну или в моменты, когда Эвин выкидывала просроченные продукты из холодильника. По части чая, а он почти так же как и мармелад, присутствовал на кухне всегда, она могла выпить не одну и даже не две кружки. К удивлению коллег, кофе Эвин не любила, не то чтобы совсем, некоторые сорта она всё же пила, с огромным добавлением шоколада или молока, но на столько редко, что в доме кофе не было, за последние девять лет никогда, да и её любимая фраза по этому поводу всегда гласила: «Я найду себе более интересный способ заработать тахикардию» – это сказал кто-то из парамедиков скорой, когда она стояла в очереди в буфете, и почему-то эта фраза ей очень понравилась.

Снова погрузившись в свои мысли, Эвин медленно сделала пару троек глотков и поставила кружку на подстаканник. По расписанию завтра должен быть выходной, но кого это волнует, она была почти уверенна в том, что с утра раздастся телефонный звонок, и в трубке она как обычно услышит панический голос дежурной врача ординатора, который сообщит, что срочно нужна её помощь.

Не выпив и половины чая в этот раз, Эвин устало задёрнула все шторы, попытавшись создать искусственную темноту, она настолько устала от света, что даже лёгкий полумрак давал ей возможность расслабиться и успокоиться. Ещё одно обычное утро дома, она стянула брюки и бросила их на кресло, не обращая ни малейшего внимания на недовольного кота, на которого приземлилась одежда, футболка кстати, полетела на него же.

– Сиди на своём диване. – С улыбкой бросила Эвин и скрылась за дверью душа. Лёгким движением сняв бельё, она зашла в душевую кабину. Закрыв стеклянные двери, Эвин включила воду на максимум, пытаясь сделать её как можно горячее, один из способов смыть с себя всю прошедшую смену и освежить голову. Обычно утром, перед сменой температура воды была настолько низкой, что даже зеркало в ванной не запотевало, а кот брезгливо выглядывал из-за двери, опасаясь намочить, хоть дюйм своей «королевской» шерсти. Холодная вода всегда помогала проснуться и выглядеть бодро даже при отсутствии кофе и двухчасовом сне. Но после смены, температуре воды полагалось быть максимально горячей, чтобы расширить сосуды и позволить организму расслабиться. Ванны у Эвин не было, она не любила её принципиально, объясняя это тем, что ванна не удобна, и довольно длительный приём водных процедур отнимает кучу времени, хотя и в душе она проводила не менее часа. Порой просто стоя под потоком воды, давая ей смыть с себя весь негатив, всю боль, гнев, обиду, все неудачи и потери, то, с чем она не могла смириться, то, что всегда выбивало ее из колеи. Эвин верила, что если что и исцеляет душевные раны, то это не алкоголь, а вода, обычная вода, один приём душа, и она чувствовала себя как будто заново рождённой. Она любила воду, как и её сын. Спустя девять лет после его смерти она продолжала слышать его смех всегда, когда принимала душ, постепенно вода стала её успокаивать всё больше и больше, и она нашла в себе силы жить дальше, во что бы то ни стало. Придя вновь в себя и почувствовав в себе прежние силы, Эвин помыла голову, постояла еще чуть больше десяти минут под непрерывным потоком воды, позволив ему смыть с себя последние капли мыла, и рабочей усталости, а затем вышла, укутавшись в бежево-голубое полотенце. Не смотря на длинные волосы на пару сантиметров ниже плеч, высыхали они достаточно быстро, и медно-каштановый цвет держался куда дольше юношеской чёрной краски. Будто бы зарядившись энергией, Эвин быстро поднялась на второй этаж, по резной, деревянной, винтовой лестнице. И накинув на себя лёгкую майку и спальные серые шорты, больше напоминающие пляжные трусы от купальника, рухнула на огромную двуспальную кровать. Лестница сразу вела в спальную комнату, точнее это был чердак, который когда-то был умело переоборудован в комнату с минимальным набором мебели, так как крыша была высокой, почти в плотную к ней стояли несколько шкафов, забитые научной литературой, и парой художественных книг. С права от лестницы в углу находился незамысловатый деревянный стол, весь заложенный бумагами, где-то под ними обычно находился ноутбук. У стола всегда стояла чёрная урна, так как количество мусора от работы за компьютером значительно превышало то количество, которое составляли испорченные продукты. Большая двуспальная кровать также стояла у стены, прямо напротив лестнице. Эта комната была значительно темнее тех, что располагались на первом этаже. И освещалась, в дневное время естественным светом из окон, а в ночное, двумя маленькими светильниками в стиле старого Лондона, один располагался у стола, второй у кровати.

Буквально спустя пару секунд послышался скрип и недовольное «Ма», которое раздалось с лестницы. Эвин улыбнулась своим мыслям, она знала, что это Гарри лениво преодолевал винтовую лестницу. Когда она была на работе, кот проводил всё своё время на первом этаже, но когда Эвин возвращалась, Гарри преодолевал всю свою лень и поднимался к ней. Сквозь сон она услышала осторожные кошачьи шаги по шуршащему одеялу, и почувствовала нежное прикосновение к своему боку мягкой кошачьей шерсти. Кот, устроившись рядом, тихо замурлыкал, позволяя Эвин провалиться в долгожданный сон. Она не знала, что готовило завтра, неожиданный выходной или обычный вызов на работу. Сегодня она знала одно, она позволит себе уснуть под тихое мурлыканье чёрного кота, благодаря которому она действительно понимала: Я – дома.

Глава 2

Глава II

Для того, чей стакан на половину полон,

жизнь открывает больше возможностей,

чем для тех, чей стакан наполовину пуст.

Рэйдженал Скай

Неделей ранее…

– Знаешь, если я возьму на себя все операции в этой больнице, то, думаю, мы смело сможем уволить как минимум десяток врачей. – Голос Эвин звучал громко и недовольно, прижимая трубку стационарного телефона к уху, она свободными руками перелистывала файлы с документами, бережно собранные и поданные ей на подпись медсестрой.

– Я думаю, ты преувеличиваешь, они не такие бездельники, какими кажутся. – Послышался голос мужчины в телефонной трубке, на что Эвин закатила глаза и уставилась на стоявшую рядом медсестру.

– Прости, Эмили, как вчера выразился Доктор Ганри о пациенте с бронхитом. – Вопрос был явно риторическим, но всё же медсестра неуверенно ответила.

– Он сказал, что этот случай не для него, пускай им займутся ординаторы.

– Вы слышали? – Еще громче спросила Эвин. – Видите ли, но у нас врачи уже не хотят принимать больных с простым бронхитом, и между делом говоря, это оказалась пневмония, еще 72 часа и счёт пошёл бы на минуты.

– Я вас услышал Доктор Лейсли. – Снова раздался спокойный, ровный, мужской голос в телефонной трубке. – Будьте уверены, я подумаю над вашими словами, и обязательно приму меры.

– Я буду на это надеяться, Доктор Савети. – Эвин ещё обмолвилась парой слов с мужчиной на другом конце провода и, поблагодарив его за уделенное ей время, положила телефонную трубку на место.

– Позвольте заметить, – тихо, едва слышно прошептала Эмили, она не боялась доносить свои идеи до коллег, но в то же время не хотела подливать масло в огонь. – Вам не стоит так пережевать по этому поводу. – Она опустила взгляд, заметив, что Эвин смотрит прямо на неё и начала теребить пуговицу на халате, – Том, то есть Доктор Ганри, – тут же поправила она себя, – никогда не отличался трудолюбием, даже в отделении первичного приёма.

Эвин всё еще молча смотрела на Эмили, так что той пришлось ненароком пожалеть о сказанном. Она стояла, сверля взглядом пол, в который раз упрекая саму себя за то, что не может во время замолчать.

– Я знаю Эмили, – наконец-то заговорила Эвин, выдержав неприлично долгую паузу. На удивление Эмили голос её звучал спокойно, уверенно и даже непривычно мягко. – Доктор Ганри, отправится мыть полы и выносить утки, каким бы квалифицированным специалистом он не являлся. Его должность не позволяет ему халатно относиться к своей работе. И если он боится опустить голову и посмотреть на это, так как от этого его корона может сползти, что ж, тогда я лично собью её с его головы. И передай ассистентам, что я не подпишу квоту на расходные материалы, пока они не будут соответствовать действительности. – Она протянула документы Эмили, и когда та наконец-то подняла голову, добавила. – И ещё, никогда не опускай глаза, я люблю разговаривать с живым человеком, а не с его макушкой.

Эмили радостно кивнула, заметив, что доктор Лейсли улыбнулась, и забрав папку с документами, поспешила скрыться из виду вовсе.

Эвин поправила фонендоскоп и покинув кабинет, направилась по широкому коридору, к большой вывеске, гласившей «Отделение Эндоскопии, визуальная диагностика». Во время отсутствия Алана Савети, главврача, ей приходилось выполнять функции не только заведующего отделением экстренной хирургии и главного хирурга больницы, но и брать на себя обязанности директора. Эту работу она ненавидела больше всего. Не потому что приходилось общаться со всей больницей, это она делала практически каждый день, а потому что приходилось следить за каждым врачом, медсестрой, фельдшером, парамедиком, ассистентом и прочим персоналом больницы. В каждом отделении были лодыри и лентяи, которые занимали должность не подходящую им, но вполне устраивавшую их по зарплате. Эвин приходилось не раз удивляться и задаваться вопросом, неужели так сложно воспитать грамотного врача, а не терпеть этих нахлебников. Но увы, грамотных и сильных врачей было не так много, поэтому наведываться в каждое отделение лично и напоминать о том за что люди получают свою зарплату приходилось регулярно. Пожалуй единственными к кому не было ни каких нареканий, являлись парамедики, так как эти ребята нередко доставляли пациентов из своих машин напрямую к столу хирурга, с ними Эвин общалась очень часто, но порой не помнила их лица. Она чаще запоминала номера жетонов или номер бригады, в которой работал тот или иной курсант или парамедик, но вот с лицами и именами порой была большая проблема. Основной причиной этому являлось нововведение городской администрации, согласно которому парамедики и бригады, состоящие из военных врачей, являлись «плавающими» должностями, и их постоянно перекидывали от больницы к больнице. Единственный, кому везло, был старший парамедик, его прикрепляли на постоянную основу к одной больнице, и его задачей было формирование бригад и соблюдение очередности при выезде на вызов. К счастью Эвин в больнице эту должность занимал Мет Пирсон, пройдя военную подготовку он всё же остался на гражданской работе, из-за сложившихся обстоятельств, и как и полагалось военному, был весьма дисциплинирован и ответственен. Поэтому, в тяжёлые смены Эвин могла не спускаться в гараж, где стояли машины, она знала, что даже в загруженные будни у ребят чистота и порядок, а в ординаторской парамедиков и тем более. Так как они редко заходили в свою «берлогу» – так они в шутку называли комнату, выделенную специально, чтобы они могли отдохнуть на сутках и подкрепиться. Чаще всего весь состав смены, а туда входили две-три бригады, всегда крутились у своих машин, показывая друг другу какие-нибудь навороченные гаджеты, рассказывая интересные истории или обсуждая кто и как провёл свои выходные. По поводу остального персонала Эвин не была на сколько довольна, хирурги часто ленились, постоянно сбивали график операций. В терапии всегда царил полнейший бардак, так как всего лишь две медсестры не могли справиться со всей работой в огромном отделении. Но хорошая взбучка, хотя бы один раз в неделю могла исправить всё, и Эвин её устраивала. Врачи начинали помогать медсестрам, и даже между отделениями порой можно было увидеть моменты взаимопомощи. Эвин не любила руководить таким объёмом работы, ей нравилось быть «королевой» операционной, но быть во главе всей больницы ей не хотелось никогда. Не смотря на это, она усвоила главное правило, что лучший и самый быстрый способ объединить людей в единое целое это дать им общего врага. И она была готова дать им его, пускай и в обличии себя. Когда Алан находился в больнице, такого не происходило, все старались работать, иногда ленились, но это больше было от усталости и избытка ночных смен. Не смотря на всё своё спокойствие и умиротворённый внешний вид, доктор Савети, дал всему персоналу больницы понять одну вещь: если в первый раз он предупреждает, то во второй последует увольнение, без компромиссов и поблажек для кого-либо. Поэтому в его присутствие весь персонал старался не отлынивать от дел, или по крайней мере создавать видимость работы. Но стоило главврачу уехать из больницы на пару дней или даже месяцев, почти все считали своим долгом немного передохнуть на рабочем месте. Эвин понимала, что многие ребята устают, и сверхурочная работа выматывала их окончательно, поэтому была не против отдыха, но если он не путался с ленью. Поэтому напомнить врачам о своём долге и о клятве, которую даёт каждый при выходе из дверей родного института, она была обязана. Спустя пару лет работы многие уяснили одно, тех, кто не хотел работать, здесь держать не будут, и с Эвин Лейсли пытаться создавать видимость работы – не получится. Политика была строгая, но справедливая. Медицинский центр был одним из крупнейших медицинских учреждений, имеющий новейшее оборудование в хирургическом отделении, с первым и самым масштабным отделением экстренной хирургии. В четырёхэтажном здании также размещалось отделение первичного приёма терапии, находившееся на первом этаже и делившее этот этаж с холлом для приёма экстренных пациентов, гаражом парамедиков и столовой. Весь второй этаж занимало отделение хирургии, со множеством различных коридоров и ходов, ведущих и в интенсивную терапию, и реанимацию, и даже весьма неприятную гнойную хирургию или, как называли её врачи между собой, «грязная» хирургия. Третий этаж делила плановая терапия и педиатрия. И четвёртый был одним из самых загруженных не только в плане пациентов, но и согласно отделениям. Здесь располагалось отделение психиатрии, физиотерапии, лаборатория, и диагностические помещения для терапии. Ну и по своей природе, в подвале здания размещалась парковка и всеми нелюбимый морг. Сам медицинский центр не являлся элитной клиникой, и оперировали здесь от простого аппендицита до сложных операций на головном мозге и восстанавливали пациентов после тяжёлых травм. Что касается реабилитационного отделения, то оно, пожалуй, было тут куда больше всех видов отделений хирургии вместе взятых, хоть и по месту занимал чуть меньше. Эвин гордилась этой клиникой, ведь здесь она начала свой путь врача, здесь развивалась, выбрала направление хирургии и реаниматологии и успешно провела не одну сотню операций.

– Доктор Эвин Лейсли. – Раздался чей-то приятный, до мурашек знакомый голос позади.

Эвин обернулась, и её мысли вновь развеялись в воздухе. К ней направлялась молодая дувушка, с чьего лица практически никогда не сходила радостная улыбка.

– Ты же не увиливаешь от меня, правда? – Подойдя ближе, заговорила Кики. На вид ей было не более двадцати пяти, но на бейдже уже была надпись «Старший врач отделения педиатрии». Она являлась единственным врачом, не поддерживающим официальный вид. И если бы не бейдж то с уверенностью можно было сказать, что в психиатрическом не досчитались пациента. Две синие косички, заплетённые назад, с яркими красными лентами, проколотая бровь, выразительно подчёркнутые глаза с длинными стрелками. Мягкие тапочки – лапки зелёного цвета, а под расстёгнутым белым халатом виднелась ярко жёлтая форма с динозавриками и другими различными зверушками. Всё тело по какой-то причине кроме головы было усыпано татуировками, каждая из которых была посвящена какому-то человеку или событию, даже в честь Эвин была отдельная татуировка. Маленькая рыжая лисичка, держащая кружку кофе в своих лапках, надпись на которой гласила «Новый день». Её значение, Эвин до конца никогда не понимала, а спросить как-то не решалась. Словно тайное значение этой татуировки было приятнее её понимания.

– От тебя? – Улыбнулась Эвин, стараясь как можно сдержаннее демонстрировать свои эмоции. – Мне никогда не уйти. – Она вновь развернулась к своему маршруту, девушка последовала за ней.

– Ты ведь уже сделала то, что обещала? – С едва заметной улыбкой спросила Кики, всеми силами стараясь сделать так, чтобы её голос звучал менее навязчиво.

Эвин нахмурила брови, пытаясь вспомнить то, что она обещала коллеге, которую порой смело могла назвать своей подругой. Кики всегда донимала Эвин странными просьбами и вопросами, врывалась в кабинет без стука, вызывала срочно в отделение, таким образом, приглашая её на обед, зная, что только так она придёт. Никто в клинике не заботился о ней так, как это делала Кики. Приехав работать в медицинский центр, в первые свои смены она жутко растерялась, и сперва Эвин не на шутку подумала, что перед ней весьма нерадивый студент, ни разу за семь лет не державший в руках книгу. Но уже в первую ночную смену с ней, Эвин поняла насколько ошибалась. Не смотря на свой внешний вид, Кики с отличием окончила старшую школу, а в институте и вовсе перепрыгнула два курса. Кто бы мог подумать, что под маской девочки с синими волосами может скрываться маленький гений. Кто-то называл Кики ходячей энциклопедией, кто-то странной, кто-то даже занудой. Многие из комитета по этике твердили, что ей не место в больнице. Но каждый раз Эвин удавалось доказать, что Кики специалист в своём деле, и её квалификация не вызывает сомнений. Эвин любила эту девочку по-своему, она была открытым, светлым человеком. Эвин никогда не слышала, чтобы у неё были какие-то проблемы или жалобы на что-то, дети её на удивление любили, и ни пирсинги, ни модные татуировки, а тем более синие волосы их не смущали, что нельзя было сказать об их родителях. Хоть и все из них после первого же приёма и беседы с доктором Кики, понимали фразу «первое впечатление, обманчиво». Даже Эвин приходилось называть девушку просто Кики, так как её фамилия была из двух слов и на столько длинной, что даже мелким шрифтом не вмещалась на именном бейдже. Поэтому, абсолютно все в клинике звали её по имени, – Кики.

– Если ты напомнишь мне, что я обещала, – медленно протянула Эвин, – я обязательно отвечу на твой вопрос.

Глаза Кики увеличились в размере раза в два если не больше, она остановилась и набрала в лёгкие побольше воздуха, задержав дыхание, это был своего рода протест, когда Эвин что-то забывала, она проделывала этот трюк чтобы заставить её вспомнить. Каждый раз клянясь, что в следующий раз не будет дышать пока Эвин не вспомнит.

– Кики, ты умрёшь от гипоксии, потому что я и вправду не помню. – Постаралась разубедить её Эвин, но это было бесполезным. – Я обещала обед? Ужин? – Глаза Кики сузились, так она обычно выражала презрение, а щёки начали краснеть от напряжения. – Ты повредишь свой гениальный мозг, а не хочу быть в этом виновата. – Но и это не убедило девушку.

– Мне нужно время, чтобы вспомнить, – развела руками Эвин. – Я должна была тебе чем-то помочь? – Кики отрицательно покачала головой. – Я должна была куда-то пойти? – На этот раз Кики кивнула, пытаясь сдерживать дыхание, Эвин закатила глаза, пытаясь вспомнить, что обещала подруге. – Какое-то место? – В надежде спросила Эвин заметив, что проходящий мимо медперсонал начал оглядываться на уже начавшую синеть Кики.

– Ты доведёшь себя до гипоксии, часть клеток, твоего гениального мозга погибнет, и я лишусь возможно единственного адекватного врача, – вновь попыталась разубедить её Эвин, – ты хоть знаешь, как тяжело найти толкового педиатра?

Кики не сдавалась, прищуривая глаза и сжав кулаки, давая понять, что всё зависит от Эвин.

– Хорошо, я должна была куда-то с тобой сходить? Можем сходить прямо сейчас?

Кики с шумом выдохнула и начала глубоко дышать, пытаясь восстановить уровень кислорода в организме.

– Я умру. – Прерывисто выкрикнула она. – И эта смерть будет на твоей совести.

– Я боюсь, что там места не хватит. – С улыбкой сказала Эвин.

Кики позволила себе отдышаться, никак не отреагировав на чёрный юмор подруги.

– Концерт! – Воскликнула девушка. – Ты обещала мне, что сходишь со мной на концерт! А для того чтобы тебе хоть куда-то со мной пойти, тебе нужно найти ассистента! – Развела руками Кики, видимо пытаясь привлечь к себе внимание не только Эвин.

Эвин закатила глаза и вновь направилась дальше по коридору, давая понять, что разговор окончен. Но от Кики никто просто так не уходил.

– Ты же обещала! – Взмолилась она, пытаясь поспеть семенящей походкой за доктором Лейсли. Её зеленые тапочки, стильно подходившие под цвет динозавриков на форме, издавали забавные пищащие звуки, стоило Кики чуть выше поднимать ноги. По её мнению, это весьма веселило детей, а так как большинство из них не сильно доверяли врачам, внешний вид Кики давал им возможность раскрепоститься и не закрываться в себе. Со временем и врачи привыкли к её внешнему виду, а её приезд на работу на спортивном мотоцикле с кучей воздушных шариков всегда заставлял улыбнуться даже самых взрослых пациентов.

– Ты же МНЕ обещала! – вновь произнесла Кики, поставив ударение на самое главное слово, это заставило Эвин остановиться.

За годы своей практики Эвин нарушила множество правил и запретов, но одно оставалось неизменным. Клятва при выпуске из института это единственное обещание, которое врач имеет права давать. Она прекрасно понимала причины этого устава, ведь данное слово нельзя забрать обратно, и не всегда ты в силах что-то изменить. Но и это правило у Эвин получилось нарушить. Когда отец Кики поступил в отделение экстренной помощи, Эвин удалось успокоить подругу, лишь дав обещание, что всё будет хорошо. Именно в тот день Эвин в первые в жизни громко и уверенно сказала: «Я ТЕБЕ обещаю!». Это было её первое обещание. Первое обещание данное подруги, которое ей не получилось сдержать. Эвин не понимала по какой причине Кики сохранила к ней самые тёплые чувства, и почему никогда не обвиняла в смерти единственного, любимого для неё человека.

И сейчас Эвин прекрасно осознавала, куда клонит Кики. Эвин не могла снова нарушать обещание данное ей, какое бы и при каких условиях оно не было дано.

– Во-первых! – Весьма серьёзным тоном начала Эвин, – Ты используешь запрещённые приёмы. Во-вторых, – она нахмурила брови и не сводила взгляда с дверей отделения, куда она так отчаянно пыталась сбежать. – Я обещала подумать.

– Ты обещала, что выберешь себе стажёра. – Снова взмолилась Кики. – Ты сможешь переложить на него часть работы, и к тому же, должен же кто-то тебе помогать, ну или хотя бы почту приносить.

– Почта мне приходит на электронный ящик. – Упрямо не сдавалась Эвин. – И вспомни, что было с прошлыми стажёрами.

– Нуууууу….. – задумчиво протянула Кики, театрально закатив свои карие глаза. – Не сравнивай.

– Давай-ка я тебе напомню, – Эвин скрестила руки на груди и сделала вид, что вспоминает. – Например, тот мальчик из Северного колледжа.

– Ник?

– Он самый. Возомнил себя хирургом, и начал операцию без меня.

– Зато было весело. – Улыбнулась Кики.

– Весело было мне. – Поправила её, Эвин, – И пациенту, которого я благодаря его усердию зашивала в двух местах, а могла бы и в трёх, если бы кофе был погорячее.

– Ну, зато он понял, что хирургия это не его, и сейчас работает в лаборатории. – Оптимистично заявила Кики.

– А теперь давай вспомним ту сладкую парочку, приехавшую сюда, одними из первых в прошлом году.

– Ты про тех, которые… – смутилась Кики.

– Про тех самых. – Эмоционально продолжала вспоминать Эвин, – Тех, что устроили мне сцену из порнофильма в хирургии, а потом в ординаторской, и бог знает, где ещё они этим занимались.

– И как они только до педиатрии не добрались. – Одновременно с ужасом и иронией произнесла Кики.

– Очень смешно. – Закатила глаза Эвин, – Мне продолжать?

– Не стоит, остальных я тоже помню. – Вскинула руки Кики, едва сдерживая смех. – И Тома, который выпал с третьего этажа пытаясь показать фокус детям, и Эри, которая как-то умудрилась засунуть пальцы в розетку.

– И не только пальцы. – С ужасом добавила Эвин.

– Оу, а про это я не знала! – С восторгом захихикала Кики.

– Теперь знаешь!

– Но были ведь и хорошие. – Не могла успокоиться Кики, пытаясь доказать Эвин необходимость в стажёре. – Зак, например.

– Да, один единственный, который после года обучения решил, что ему куда интереснее работать с не совсем живыми людьми.

– Эти стажёры будут другими. – Навязчиво прошептала Кики. – Просто скажи, что хотя бы посмотришь их личные дела, и я от тебя отстану.

Эвин в который раз за беседу сделала глубокий вдох, и громко выдохнула.

– Хорошо, – сдалась она, – я посмотрю личные дела каждого стажёра и выскажу своё мнение по каждому, а именно минимум десяток причин, по которым я бы не взяла ни одного из них.

– Ты ведь их даже не видела. – Разочарованно опустила руки Кики.

– Скоро увижу. – Кивнула Эвин и, развернувшись, направилась к входу в отделение «Оперативной Хирургии».

– Ты МНЕ обещаешь? – Крикнула ей в след Кики.

– Я ТЕБЕ обещаю. – Ответила Эвин, не оборачиваясь, и тихо добавила – но точно не сегодня.

День близился к своему завершению, Эвин почти закончила работу с бумагами, сегодня ночь она проведёт дома. Отдав свою смену молодому врачу ординатору, так отчаянно пытавшемуся отработать больше часов, так как от них зависела его зарплата. Скот Тёрнер появился в клинике весьма недавно, но был куда способнее большинства врачей, отработавших здесь не первый год. Молодой врач был почти на десять лет младше Эвин, у него уже была семья и двое крохотных детей – близняшек, которых он усердно пытался содержать на весьма небольшую зарплату врача. После его продвижения по карьерной лестнице Эвин и Алан приняли решение, что поднять ему зарплату не будет преступлением перед персоналом клиники, да и по бюджету больницы это не ударит. А хорошего специалиста необходимо обеспечивать достойными условиями работы. Эвин была рада отдать ему часть своих ночных смен, так как после выматывающих операций, которых за день было не две и даже не пять, не больно есть силы на ночные обходы и проверки отделений. Скот был весьма ответственный в плане работы, во время пересдачи смен он точно докладывал всю информацию о каждом пациенте, вёл личный дневник, куда записывал всю необходимую для него информацию, которую он боялся забыть, или что было особенно важно. Со временем он научился доносить всю информацию без блокнота, но всё же не переставал записывать туда необходимые детали. Поэтому Эвин считала, что отдать ему пару своих смен будет чем-то вроде награды за его трудолюбие и отдачу работе.

Последний месяц Эвин почти не отходила от операционного стола, возможно тому виной аномальная жара, из-за которой люди совершают весьма необдуманные поступки из разряда «смотри как я могу». А может быть новый мото–сезон со множеством неопытных молодых мотоциклистов и случаев участившихся аварий с ними. Из-за чего она каждый раз переживала за Кики, предпочитая получать от неё вечерние и утренние уведомления о том, что она добралась до дома или работы. В навыках и здравомыслии подруги она не сомневалась, а вот в других участниках дорожного движения у неё такой уверенности не было.

Закинув в сумку последний не знакомый документ, прочесть который полагалось дома, она обратила внимание на ряд аккуратно сложенных папок, лежавших прямо на краю стола. Она открыла первую попавшуюся и пробежалась глазами по первым строкам. «Личное дело Кейли Джесси Райт».

– О господи, – вздохнула она, – стажёры. – Эвин не была против обучения молодых ребят, она была против, выступать в роли обучающего, так уж сложилось, что ей попадались весьма нерадивые интерны. Так что для себя она сделала вывод не заниматься тем, что у неё не получается, а именно подбором и обучением новых сотрудников, и уж тем более выбрать для себя интерна для неё казалось задачей весьма некомпетентной. Ведь все её стажёры так и не приблизились даже к пониманию слова интерн, не то что бы к самой должности.

Эвин открыла ящик стола, кинула туда папку и сверху полетело еще четыре, в самый нижний ящик. «Я обязательно этим займусь!» пообещала она себе, но не сегодня. Она отогнала дурные мысли и постаралась забыть презрительный взгляд Кики, в конце концов это не первостепенная задача, стажёры могут подождать, а вот план операций на следующий месяц-нет! Она кинула в сумку блокнот, в котором обычно планировала состав операционной бригады, время и день проведения операций; на должности главного врача она получала уникальную возможность планировать операции первой, все остальные должны были подстраиваться в свободное время если им нужна была центральная операционная, или подходить к Эвин заранее и просить выделить место для операции. Это было весьма удобно, не создавалось путаницы, и каждый врач мог спланировать себе график. Сам график составлялся таким образом, чтобы хотя бы один хирург и одна операционная были свободны каждый день на случай экстренных пациентов. В начале молодым врачам не нравилось, что приходится под кого-то подстраиваться, но потом все и сами пришли к выводу, что такой метод заполнения графика весьма удобен и практичен.

Эвин ещё раз внимательно осмотрела стол, боясь что-то забыть, вернуться на работу не составляло проблем, у неё была машина, хоть водить она и не любила, но комфорт ценила больше всего, а машина была ему равнозначна. Как бы то ни было, но Эвин понимала, что приди она в клинику в свой выходной, то, скорей всего, там она его и проведёт, если не по просьбе одного из врачей, то по просьбе пациента. А именно от них скрыться было куда сложнее. У Эвин не получалось запомнить всех пациентов, которые когда-либо были у неё, но вот они её знали отлично, поэтому фраза «Здравствуйте, Доктор Лейсли» где-нибудь на улице – пугала её больше всего.

Она провернула ключ в замочной скважине, и убедившись, что дверь кабинета заперта, направилась к центральному выходу из медицинского центра. Не смотря на престижный вид больницы, ремонт был проведён далеко не во всех отделениях, и так как Эвин занимала кабинет Алана Савети, то и о ремонте тут речь не шла. Алан не считал нужным в первую очередь отремонтировать свой кабинет. Поэтому Эвин приходилось довольствоваться старой расхлябанной дверью, которая постоянно открывалась, если не была закрыта на замок, и небольшими дырами в окнах, которые регулярно заклеивались бумажным скотчем.

На мгновение внутри появилось странное предчувствие, незавершённого дня. Решив свалить всё на личные дела стажёров, Эвин постаралась отвлечь себя, хорошо, что под рукой всегда был подарок Кики, весьма незаурядный плеер, маленький, компактный, размером со спичечный коробок, чёрного цвета с матовым покрытием, он не отличался крутым дизайном или множеством крутых фишек. Здесь было всего пара кнопок, но вот плей-лист составляла сама Кики, и даже не смотря на ту непонятную музыку, которую она слушала, музыка, записанная в плеере, была совершенно другой, Эвин она нравилась, а в сочетании с наушниками, поглощающими шумы становились лучшим спасением от окружающего мира. Эвин открыла дверь клиники, подставляя лицо прохладному ветру, эти вечера были просто спасением от аномальной жары, в наушниках заиграла Lindsey Stirling и потрясающее, чистое звучание электронной скрипки наполнило этот вечер волшебством. Впереди ждала долгая дорога домой.

Глава 3

Глава III

А потом вдруг увидишь, я живу, хожу, дышу,

вот это и есть по-настоящему в первый раз

(с) Рей Бредбери. «Вино из одуванчиков»

Наши дни….

Телефонный звонок заставил проснуться. Нащупав под подушкой нарушителя спокойствия, Эвин нажала на зелёную трубку и поставила на громкую связь.

– Доктор Эвин Лейсли, пожары, наводнение, нападение улиток, что у вас? – Попыталась пошутить она.

– Если бы я любил морепродукты, то точно не устроился бы работать на скорую. – Послышался голос в телефоне. Это был Мет, его Эвин узнаёт с первого слова, такого акцента и манеры речи не было ни у кого из медперсонала в клинике.

– Я так понимаю, выходной на сегодня отменяется? – Тихо прошептала Эвин, пытаясь разглядеть время на стоявшем на тумбочке будильнике.

– Простите босс. – Снова послышался голос в телефоне. – Привезли пациента, состояние на данный момент стабильное, но он требует только вас. Вы его должны помнить, – повисла небольшая пауза. – Девид Малински, у него неоперабельный случай.

– Да, я его помню, – перебила парамедика Эвин. – Патологическое расширение правого желудочка, хроническая почечная недостаточность, и если он так и не бросил злоупотреблять сигаретами, то обширное метастазирование в лёгких. – Она вздохнула, словно переводя дыхание, понимая, что метастазы в лёгких больше связаны с первичной легочной опухолью, нежели с сигаретами. – Я его помню.

– Мы на вас рассчитываем? – Для галочки спросил Мет, он прекрасно понимал, что доктор в любом случае приедет в течении максимум пары часов, но по правилам должен был уточнить. – Док, если хотите отдохнуть, только скажите, но понимаете, я обязан был Вас оповестить.

– Да, Мет, не переживай, я буду… – Эвин помедлила и снова посмотрела на часы, – через полтора, два часа. Займите, пожалуйста, чем-нибудь мистера Малински.

– Будет сделано! – Послышалось в телефоне, и Мет отключился.

Эвин вытянула руки, сцепив их в замок, и постаралась разглядеть узоры на потолке, но отвыкшие от света глаза, начали быстро уставать.

– Как думаешь, Гарри, его действительно что-то беспокоит или ему просто стало скучно. – Тихо спросила она, переведя взгляд на место, где должен был лежать кот, но в ногах было пусто, а чёрный хвост уже мелькал в проёме лестницы. – Ну конечно, зачем со мной разговаривать, внизу полная миска еды. – Недовольно бросила Эвин, и последний раз потянувшись, поняла, что пора вставать.

Солнце скрылось за тучами, хоть и Гидрометцентр не предвещал плохой погоды, но если судить по хмурому небу, без дождя сегодня точно не обойдётся, подумала Эвин, решая, что надеть. И как бы долго порой она не стояла у шкафа решение было одно – чёрные джинсы, белая футболка, кофта с длинным рукавом, кашемировый плащ и повседневные туфли с бежевым каблуком. Стянув с полки ключи, Эвин остановилась у двери.

– Ну что тебе?

Гарри сидел мордочкой к дверям и недовольно помахивал хвостом.

– Другого-то места для медитации не нашлось? – Она подхватила его на руки и, посадив на кресло вновь направилась к двери. На что кот отреагировал презрительным взглядом.

– Еда у тебя есть, вода тоже. – Крикнула Эвин и закрыла за собой дверь. Вынув из-под дворника машины очередное предупреждение за стоянку в неположенном месте Эвин бросила листок в бардачок автомобиля и, вставив ключи в зажигание, повернула их. Раздалось два громких хлопка, и из-под капота повалил белый дым.

– Да ладно. – Не веря своему «счастью», вслух заговорила она сама с собой, а возможно и с автомобилем. Вынув ключи, Эвин вышла из машины и открыла капот. Её обдало облаком белого дыма, скорее напоминавшего пар, прокашлявшись, Эвин захлопнула капот. – Да быть того не может. – Снова возмутилась она. С момента выхода из дома её не покидало странное чувство, как будто за ней следят. Обернувшись в сторону дома, Эвин увидела большое чёрное пятно, сидящее по ту сторону окна.

– Если там ещё один кот! – Крикнула Эвин, но кажется Гарри на это было абсолютно всё равно. – Мы его не возьмём! – продолжала возмущаться Эвин, выудив из кармана свой телефон, она открыла записную книжку и найдя номер отца нажала на вызов. После пары гудков в трубке послышался электронный голос. «На данный момент абонент не может ответить на Ваш звонок…»

– Ты серьёзно? – Вновь возмутилась Эвин. – День не задался с утра. – пробурчала она себе под нос. И дождавшись пока на автоответчике включится запись продолжила, – Пап, Моя потрясающая машина снова отказывается работать, ты не мог бы позвонить Ларри. Не хочу сама ему звонить, ты же знаешь его причуды. – Она немного замялась, подбирая слова. – Мне пора на работу, ключи будут под водительским сиденьем. Спасибо, люблю тебя. – С этими словами она отключила вызов и, закинув ключи под водительское сиденье, захлопнула машину. Район был достаточно мал для краж и угонов, а стоящая машина у дома, как правило, свидетельствовала о том, что Эвин дома, так что она спокойно оставляла автомобиль открытым.

Ларри был хорошим другом отца, и прекрасным механиком, но, к сожалению жутко болтливым человеком, и платой за банальный звонок, будь то консультация, или случайный набор номера, было выслушивание историй, начиная с момента как Ларри пошёл в школу, и заканчивая его внуком, который часто жалуется на боли в коленях. Эвин не была против медицинских консультаций по телефону, она была против консультаций конкретно Ларри, так как все рекомендации и советы подвергались жёсткой критике, сопровождавшейся множеством рецептов от его бабушки, основой для них, как правило, составляли травы, которые росли практически за его домом. Поэтому Эвин предпочитала не звонить первой НИКОГДА.

Делать ничего не оставалось, как искать другой транспорт для передвижения. Такси было самым крайним из всех вариантов, Эвин терпеть не могла обкуренные, грязные салоны автомобилей, пропитанные запахами кока-колы и прелых чипсов, вместе с их владельцами, которые постоянно пытаются завести с тобой разговор. Разумеется, она понимала, что не все такси, и уж тем более водители были такими, однако она всегда исходила из своей удачи, и если в этом городе и есть самый старый и медленный автомобиль в такси, то он непременно приедет к ней на вызов. Если не своя машина, то уж лучше общественный транспорт. Там вероятность того, что с тобой попытаются завязать диалог минимальна.

Ускорив шаг, Эвин направилась в сторону автобусной остановки, пытаясь вспомнить, когда последний раз ездила по покупным билетам, не считая дальних маршрутов. «И какой вообще маршрут идёт до Медицинского центра?». На её счастье прямо рядом с клиникой располагалась большая просторная остановка, которой и дали название: остановка «Медицинский центр», что было написано на большинстве транспорта, идущего в том направлении. Забежав в раскрытые двери одного из автобусов, Эвин заплатила за проезд и села на свободное место.

Тучи собирались всё сильнее, и в течении следующих пяти минут всё небо затянуло серым мрачным цветом. Сунув руку в карман, Эвин выругалась про себя, осознав, что плеер остался в машине. Включив телефон, она ввела в поисковике «Активное метастазирование в легких, процент выживаемости» и ткнула пальцем в значок на экране, символизирующем поиск. К ее удивлению загрузка была настолько медленной, что она начала рассматривать маленькие трещинки на защитном экране телефона, ковыряя их пальцем, пытаясь вспомнить, где успела его разбить.

– А мы ведь даже и не замечаем происходящего. – Раздался тихий голос рядом.

Эвин повернула голову, она даже не заметила, как к ней радом подсела пожилая женщина, которой без сомнения уже шёл восьмой десяток, а будь она с тростью можно было дать и больше. Её старое зелёное пальто было всё измято и начинено множеством заплаток. А тёмно-коричневый платок на голове совсем не подходил в тон и частично закрывал короткие седые волосы. Но Эвин больше заинтересовало её лицо, она не походила на современных новомодных бабушек, что наносят тонны косметики, яркую красную помаду, и начиная с пятидесяти ходят на инъекции ботокса, надеясь, что их лицо будет подтянутым и молодым.

– Старость нужно встречать достойно. – Словно читая её мысли, столь же тихо заговорила бабушка.

– Простите? – Эвин не совсем понимала, к чему относятся обе её фразы. А загрузка на телефоне продолжала наматывать круги, так что у неё был повод отвлечься.

– Жизнь, – снова заговорила бабушка, – Вы видите её фрагменты, но не целиком. Вы думаете о завтрашнем дне, сожалеете о прошлом и совсем не живёте в настоящем. Мы все так слепы, и думаем, что не нуждаемся в помощи. Нам всем нужна небольшая остановка, но мы боимся, что после неё не сможем сесть на нужный маршрут.

На секунду Эвин показалось, что мысли пожилой женщины просто спутаны, она неоднократно сталкивалась в больнице с пожилыми пациентами, чьё сознание было настолько запутанным, что даже составить элементарное предложение было задачей весьма непосильной. Или может быть, что старушка была совсем одинока и просто решила с кем-то поговорить, а о чём совсем не знает.

– Вот Вы например, – бабушка перевела свои затуманенные глаза на Эвин, старость сделала их тусклыми, голубой оттенок почти превратился в серый, и Эвин не совсем могла понять видит ли бабушка её, или просто слышит. – Вы держите в руках телефон, маленький кусочек железа, который способен на длительное время увести Вас от реальности этого мира, и Вы даже не заметите, как проедите свою остановку.

– Я знаю где мне выходить, к тому же водитель объявляет каждую остановку. – С улыбкой заговорила Эвин, стараясь как можно вежливее относиться к возрасту пожилой женщины.

– Но кто Вам объявит её в жизни? – Вновь спросила бабушка. Эвин не совсем поняла вопрос, а если быть точнее, совсем не поняла, о чём она говорит.

– Вы настолько увлечены были своим маленьким телефоном, что даже не заметили, как пошёл дождь.

Эвин обернулась, и в правду, всё стекло в автобусе было усеяно каплями от дождя. А по дороге уже бежали большие лужи.

– Но у меня нет зависимости от телефона, я прекрасно могу обойтись и без него. – Вновь улыбнулась Эвин, смотря на бабушку, которая теперь не спускала глаз с капель дождя на стекле, хоть и на секунду Эвин показалось, что она смотрит намного дальше них. – Телефон – это просто удобный гаджет для связи, он делает жизнь проще, удобнее, почему бы этим не пользоваться?

– Вы пытаетесь в этом убедить меня или себя? – Неожиданно спросила бабушка, голос её прозвучал немного громче обычного. – Я всего лишь пожилой человек в автобусе, которого Вы, наверное, больше и не встретите, меня Вам убеждать не за чем.

На мгновение Эвин улыбнулась своим мыслям, и действительно, зачем ей её убеждать, она не понимала и половины из того, что говорила ей эта женщина в возрасте, или просто не думала над её словами. Мало ли что может быть в голове у пожилого человека, их сознание обычно спутано, а мысли не связанны, слова не всегда имеют большое значение.

Вдруг бабушка полезла в свой карман в пальто, выудила оттуда небольшую монетку, и протянула её Эвин.

– Моего мужа нет уже больше десяти лет. – Снова тихо заговорила она. – Когда он был на войне, то писал мне каждый день, я получила более тысячи писем, а если быть точнее, тысяча триста восемьдесят восемь писем. – Бабушка вздохнула и со смехом добавила. – Надо же, я не помню завтракала ли сегодня, но точно помню количество написанных им писем. Когда он пришёл с фронта, то дал мне эту монету.

Эвин приняла её из рук бабушки, это был не рубль, не пени, не цент. Эвин видела множество зарубежных и старых денег, но эта не походила ни на одну из них, старой чеканки, со стёртыми названиями монетного двора. По середине было не аккуратное отверстие, через которое была пропущена красная нить и крепко завязанная на бессчётное количество узлов.

– Ему подарил её маленький мальчик, которого они спасли из-под обстрела. Мальчик сказал, что это плата за его жизнь, а больше у него ничего нет. – Бабушка улыбнулась, вновь устремив взгляд куда-то дальше автобусных стёкол. – Тогда эта монета была ещё целой. Джошуа носил её в нагрудном кармане вместе с письмом, которое написал мне, хотел показать, как вернётся, ему она очень нравилась. – Её взгляд снова стал неясным. – Он должен был вернуться через полгода, но его дивизия попала под обстрел, выжили лишь пару бойцов, – голос бабушки дрогнул и, немного помолчав, она продолжила. – Джошуа был одним из них, одна из пуль пробила эту монетку и едва не достала до сердца. Когда он вернулся ко мне, то завязал эту нить и сказал «мысли о тебе вернули меня живым». Он отдал её мне и как всегда потом говорил: «то, что произошло там, изменило его жизнь». Вы скажете, что это лишь случайное стечение обстоятельств, – будто бы читая мысли Эвин говорила старушка, – или чудо, но я склоняюсь к тому, что есть люди способные изменить нашу жизнь. Когда он спас жизнь тому ребенку, он спас себя.

Эвин протянула монетку обратно старушке, но та лишь отрицательно качнула головой.

– Я свой век уже прожила, эта вещь очень дорога мне, и я не хочу, чтобы она была забыта или похоронена со мной в земле. – Старушка немного поколебалась и продолжила. – Слишком многое мы хороним напрасно. Подарите её человеку, который изменил Вашу жизнь, пусть её история, не закончится напрасно.

Водитель объявил остановку, и бабушка поднялась со своего места. Она сделала пару шагов, затем обернулась к Эвин, которая не понимающе смотрела на монету.

– Мой Джошуа видел не фрагменты, он видел всю жизнь, от и до, он видел, как она зарождается, и видел, как она уходит. Он научил меня видеть свет и тьму, радость и печаль, добро и зло, одно без другого существовать не может. – Старушка вновь повернулась к уже открывшейся автобусной двери. – Жизнь – это не ожидание завтрашнего дня, жизнь – это то что у нас есть сейчас.

С этими словами она вышла из автобуса и скрылась в толпе. Эвин в недоумении уставилась на оставленную ей монету. Безделушка с ниточкой с историей достойной книги, не у каждого человека есть такая история, как у этой монеты. Эвин сунула её в карман и вновь уставилась в экран телефона, на котором мелькнуло «загрузка прервана, интернет соединение отсутствует».

– Замечательно, – Прошептала она и, убрав телефон в сумку, начала медленно считать капли на окне.

Скользя задними шинами по мокрому асфальту, автобус выехал на мост, продолжая плавное движение. Эвин начало понемногу клонить в сон, если за рулём автомобиля она хотя бы смотрела на дорогу, то здесь наблюдать приходилось только за каплями, бьющимися о стекло. Но мысли у неё были заняты совсем другим, она уже позабыла о бабушке так незаметно скоротавшей ей время в поездке, Эвин думала, что же сказать её пациенту Девиду. Диагноз весьма тяжёлый, и если отмести все его прочие болезни, один только первичный рак лёгких, который встречается не так уж и часто, убивал его изнутри, а слабое сердце, не могло активно сокращаться, застой крови приводил к накоплению жидкости в плевральной полости, в лёгких. Девида привозили в больницу, «тонущим» – если можно так выразиться, он словно захлёбывался водой, дважды парня откачивали с отёком лёгких, всё это могло привести к плачевному исходу, но каждый раз врачам удавалось сохранить ему жизнь и стабилизировать общее состояние. А его требование лечащего врача могло означать лишь одно. Он отказывается от дальнейшего лечения и хочет подписать документ об отказе от реанимации. И просить об медикаментозной эвтаназии. Таков закон, если человек не хочет больше жить, заставлять его никто не имеет права. С тем же успехом можно было официально разрешить самоубийства, – со злостью подумала Эвин. Ведь спасая таких людей, мы своего рода тоже препятствуем их предпочтению умереть нежели жить. Она всегда заводилась с пол-оборота, когда речь шла о жизни и её прерывании. Ведь задача врачей – лечить своих пациентов, а не бездействовать при их смерти и уж тем более не способствовать этому. Но можно ли было состояние Девида назвать жизнью? И чем необходимо руководствоваться, когда возникает вопрос о жизни и её прекращении, выбором пациента? Родственников? И как можно оставаться компетентным в подобной ситуации?

Громкий гул прервал ход её мыслей, она взглянула в сторону шума. Впереди на мосту большой грузовик занесло в сторону, протаранив разделительное ограждение, он выехал на встречную полосу, снося собой часть машин неуспевающих затормозить или сменить направление. Водитель автобуса резко ударил по тормозам, из-за мокрого асфальта и плохого сцепления с дорогой заднее шасси занесло, и автобус начало разворачивать. Эвин постаралась схватиться за поручень, но её, как и большинство пассажиров отбросило в сторону. Упав вниз, Эвин постаралась тут же подняться, но что-то тяжёлое придавило её к полу. Кожу на лбу сильно зажгло, словно к нему приложили раскалённое железо. В ушах раздался громкий пронзительный визг, крики людей, скрежет металла. Запах протёртых шин, гари и бензина ударил в нос. Эвин постаралась сосредоточиться, но в глазах всё потемнело, и спустя секунду она потеряла сознание.

Глава 4

Глава IV

Я потратила уйму времени, когда думала

«а вдруг я бы выбрала другое».

И тут я поняла, что люблю жизнь, как она есть.

Жить нужно сейчас, Это всё, что ты должен.

(с) Bones.

Голова жутко гудела как будто после большой и продолжительной вечеринки. Открыв глаза, Эвин не сразу удалось понять, что случилось, инстинктивно она попыталась дотронуться до жутко болевшей точки на голове, сильное жжение заставило её отдёрнуть руку. Пальцы, коснувшиеся раны на голове, были покрыты кровью.

– Чёрт побери. – Выругалась Эвин, пытаясь сфокусировать зрение и осмотреться. В ушах до сих пор звенело, а перед глазами всё плыло. Постепенно зрение начало возвращаться, и расплывчатая картинка стала более чёткой. Она лежала на разбитом стекле, от чего на руках били мелкие порезы, пальто было безнадёжно испорчено, но это меньшее о чём приходилось волноваться, из открытой раны на голове сочилась кровь. Сочилась сильно, она попыталась приложить рукав плаща, чтобы хоть как-то остановить кровь, но боль была невыносимой, и Эвин вновь отдёрнула руку. Очевидно, что во время заноса, автобус перевернуло, и в данный момент охваченные паникой люди пытались выбраться из салона сквозь разбитые окна. Хорошо осмотревшись, Эвин увидела рядом поручень, ухватившись за него, она попыталась встать, но жуткая боль пронзившее запястье не позволила ей этого сделать. Эвин с усилием выдохнула, и схватившись за поручень второй рукой, поднялась на ноги. Тело жутко болело, головокружение заставило её действовать медленнее. Она неоднократно оказывалась в подобных авариях, но как опытный врач, а не пострадавший, поэтому сейчас голос в её голове, обычно называющийся разумом, противоречил сам себе. Одна часть её твердила выбираться из автобуса, другая же требовала осмотреть место происшествия и помочь пострадавшим. Эвин хотела было идти к окну, но остановилась, и принялась внимательно осматривать разбитый автобус. Он практически опустел, тут оставалась только молодая пара, помогающая друг другу выбраться из автобуса, девушка, пытавшаяся что то найти между сидениями, и два рослых парня, помогавшие пожилому господину покинуть автобус. Очевидно, что пострадавших было не так много. Эвин с облегчением вздохнула и выбралась из автобуса через разбитое лобовое стекло, с ужасом осознав, что ошиблась. На мосту образовался настоящий кошмар. Скользкая трасса и плохая видимость дороги, превратили начавшуюся аварию в фильм ужасов или катастрофу. Эвин насчитала более трёх десятков машин, попавших в эту западню, и это лишь те, которые она видела. Эвин постаралась сосредоточиться. Глубоко вздохнув она медленно выдохнула, не больно, а значит, рёбра не сломаны. Сознание ясное, её немного тошнит, но не сильно, а значит есть сотрясение, левое запястье ныло, возможно растяжение или разрыв мышц, но угрожающих жизни травм нет. Она осмотрелась вокруг и, заметив рядом машину, поспешила к ней. На переднем сиденье был мужчина без сознания с обширной раной на голове, на пассажирском переднем сиденье была девушка, она тяжело дышала, но была в сознании. Эвин бросила скользящий взгляд на заднее сиденье, никого. Ей пришлось приложить не мало усилий, чтобы открыть дверь со стороны водителя, левое запястье начало ныть сильнее. Эвин пыталась поставить диагноз оценив характер боли, но мысли в голове роились, путались, периодически подступала тошнота, и она отметила для себя, что решит эту проблему в больнице, а сейчас ей нужно было сосредоточится на помощи пострадавшим. Она проверила пульс у мужчины. Ритмичный, хорошего наполнения, дыхание сохранено, глубокое. У девушки же дела обстояли не так хорошо, травма груди вероятней всего вызвала пневмоторакс закрытого типа, что при избыточном накоплении воздуха в грудной клетке могло вызвать сдавливание лёгких и в последующем смертельный исход. Необходимо было сделать отверстие в грудной клетке, к счастью, ей не пришлось вспоминать фильмы, где это делают шариковой ручкой. К машине уже мчались парамедики. Больница находилась в паре километров от моста, а значит в пути уже не одна бригада.

– Мужчина, приблизительный возраст тридцать – тридцать пять лет, без сознания, жизненно важные показатели стабильные. – Доложила Эвин, подбежавшему к ней молодому парню. – У девушки закрытый пневмоторакс, необходимо срочно удалить воздух из грудной клетки, дыхание тяжёлое.

–Мы ими займёмся. – Кивнул парамедик и тут же подбежал к девушке. – Вы врач?

– Да, она врач. – Не дал заговорить Эвин, чей-то голос позади. Она обернулась, к ней спешил Мет, держа в руках вызывную сумку с экстренным набором для оказания первой необходимой помощи.

– Где Ваша машина? – Тут же скомандовала Эвин. – Мне нужно обработать рану. Я плохо вижу из-за крови. Смогу помочь здесь, но мне нужно ясное зрение, а еще желательно перчатки и фонендоскоп.

– Вам самой нужно в больницу. – Заявил Мет, осматривая её рану на голове и вынимая из кармана фонарик. – Голова не болит? Приступы тошноты?

– Послушай меня. – Эвин заговорила куда суровее, в её голосе послышались нотки раздражения. – Здесь как минимум сотня людей, которым требуется экстренная помощь. Я в состоянии оценить свою трудоспособность, и на данный момент мне просто нужна салфетка – остановить кровь, а людям там может понадобиться намного больше. Так что приступай к работе, и скажи, где чёрт возьми ты поставил машину.

Мет поёжился, спорить с начальством было неуместно, к тому же если самочувствие Эвин было в норме, можно было не беспокоиться. Парень повернулся и указал пальцем на два мигающих огонька в конце этой жуткой «пробки». Эвин положила свою руку ему на плечо, тем самым показывая своё одобрение, этот жест как бы говорил: «Всё хорошо, справимся». Она всегда так касалась младшего персонала, когда «перегибала палку», словно одновременно прося прощение и подбадривая их.

Эвин пыталась пробиться к машине скорой помощи, по пути помогая тем, кому можно было помочь, не имея под рукой совершенно ничего, видя перед собой расплывчатую картинку, она мало что могла сделать. Эвин помогла молодому парню выбраться из перевернувшейся машины. Затем вытащив оттуда его сестру, направила их к врачу, уже спешившему к ним. Проходя мимо другого автомобиля, она заметила парня на переднем сиденье. Один из спасателей извлёк из этой машины ребёнка, маленького мальчика лет пяти, может даже меньше, и с ним на руках отправился к машинам скорой помощи, где несколько бригад врачей из разных больниц уже оборудовали экстренный пункт для приёма пострадавших, проведения неотложных хирургических вмешательств и не только.

– Эй, – окрикнула она спасателя. – А как же парень?

– Мне жаль. – Не поворачиваясь к ней, откликнулся мужчина. – Но рук не хватает, сейчас в приоритете живые.

Эвин вновь повернулась к парню, сидевшему за рулём, и только сейчас заметила на его синей рубашке большое пятно крови, из шеи торчал едва заметный осколок чего-то металлического, глаза были приоткрыты, дыхания не было. Подойдя ближе Эвин увидела шнурок на его шее с чёрной биркой. Обычно при таких масштабных катастрофах спасателям и всему медицинскому персоналу, участвующему в помощи пострадавшим, выдавалась специальная цветовая схема, прямоугольная картонка, состоящая из четырёх цветных полосок, на шнурке, которую вешали пострадавшим на шею, нижний цвет – зелёный – обозначал, что пациент стабильный: царапины, ушибы; следующая – жёлтая – переломы, более тяжёлые травмы, желательная госпитализация в ближайшее время. Затем красный – тяжёлый пациент, требующий скорейшей госпитализации. И последняя самая верхняя полоска, ту, которую ненавидели всё врачи, спасатели и волонтёры: чёрная – критический пациент. Человек, которому нельзя помочь здесь и сейчас, пациент который скорей всего умрёт даже при оказании необходимой помощи. Врачи ненавидели это, порой приходилось вешать на человека чёрную полоску, не смотря на то, что он был ещё в сознании, дышал, смотрел на них. Чёрная полоска была сигналом для других врачей, она словно кричала «проходи мимо, здесь ты ничем не поможешь». Это помогало врачам экономить время, но какой ценой? Видя черный цвет бирки спасатель или врач был вынужден пройти мимо, даже если человек ещё дышал или звал на помощь.

Эвин развернулась и вновь направилась к машине скорой помощи. Парень уже не дышал, чёрная бирка означала одно, кому-то придётся рассказать меленькому мальчику, которого тот спасатель достал из раскарёженного автомобиля, что его брат, отец, дядя, независимо кто сидел за рулём, больше никогда не вернётся домой.

Эвин глубоко вздохнула, ей придётся взять себя в руки, это не в первой, она уже была на подобных происшествиях, и знает протокол. Обойдя очередной автомобиль, она увидела девушку на земле с чёрной биркой, перевернутая машина закрывала всё, что ниже живота, а стекло глубоко вошло ей в живот, при этом количество крови под ней свидетельствовало о том, что девушка погибла сразу в момент аварии или же настолько быстро истекла кровью, что смерть была мгновенной.

– Их будет много, – заговорила Эвин сама с собой, стараясь принять случившееся. – Жертв этого кошмара. Она прошла буквально пару шагов и услышала сильный гулкий кашель за спиной. Как бы не болела голова, и она сама не нуждалась в медицинской помощи, а факт оставался фактом, там кто-то мог быть зажат автомобилем, или в тяжёлом состоянии, там мог быть тот, кто нуждался в помощи. Медиков по близости не оказалось, и она поспешила на звук. Вернувшись обратно Эвин застыла в ужасе. Та самая девушка с чёрной биркой, в луже крови, со стоном пыталась подняться и освободиться, уперевшись руками в зажавшую её машину.

– Стой, нет, нет!! – Эвин подбежала к девушке и плавно убрала её руки с машины. – Будешь дёргаться, и тогда уже точно никто не поможет.

Девушка на мгновение успокоилась, на её голове виднелся сильный порез, всё лицо и волосы были перепачканы кровью, очевидно, что она мало что видела, но по крайне мере слышала, а это уже было огромным плюсом.

– Мне нужна помощь! – Крикнула Эвин настолько громко, насколько это было возможно. – Тише, всё будет хорошо. – Попыталась успокоить девушку Эвин. Вероятнее всего, то что девушка жива объяснялось тем, что жизненно важные органы не были задеты или осколки от стекла в них не давали открыться кровотечению, судя по крови на асфальте она потеряла больше двух литров крови, но была ли эта кровь только её, сказать было невозможно, а если и представлялся шанс сохранить ей жизнь, то только немедленной госпитализацией на операционный стол. Но если она начнёт дергаться, то скорей всего, это всё закончится плачевно. Единственной надеждой, что она доживёт до больницы оставалось то, что девушку вытащат немедленно и на свободной машине отправят в больницу. – Здесь нужна помощь! – Снова крикнула Эвин – Всё будет хорошо, слышишь? – На этот раз она обращалась к девушке, зная, что она её слышит.

– Даже если бы Вы были врачом. – Еле слышно прохрипела она – я бы Вам не поверила.

– Тише. – Громко скомандовала Эвин, – Тебе нельзя говорить, просто постарайся дышать.

– Доктор Лейсли? – Удивился один из спасателей, подбегая к ним. – А Вы как здесь? Вы в порядке?

– В отличии от неё в полном. – Нервно огрызнулась Эвин, на мгновение её взбесило то, что спасатель не обратил внимание на зажатую девушку, а решил завести разговор. Она помнила, что большинство спасателей и врачей стараются не смотреть на пострадавших с чёрными бирками, как говорили психологи, это помогает потом не видеть кошмары по ночам.

Эвин узнала спасателя, на одном из менее страшных вызовов уже работала с этим парнем, но ни как не могла вспомнить его имя.

– Мне нужна твоя помощь. – Обратилась она к парню.

– Доктор Лейсли, мне жаль. – Тихо прошептал он. – Но Вы же видите…

– Сказать, что я вижу? – С явным раздражением сказала она. – Я вижу живого человека, у которого по какой-то причине остановилось кровотечение, и если она до сих пор жива, значит, кто-то зря списал её со счетов. Так что не стой столбом. Принеси болгарку, нужно срезать эту часть машины, чтобы можно было достать её, не извлекая стёкла.

– Да, доктор. – Несмотря на тяжёлый костюм парень быстро помчался к машинам, не прошло и больше минуты, как он вновь появился в поле зрения, ведя за собой парамедиков с носилками.

– Я так понимаю, до машины Вы так и не дошли. – Ехидно улыбнулся Мет. – Вам лучше отойти.

Эвин послушно отошла в сторону.

– Мы накроем тебя одеялом, хорошо? – Обратился Мет к лежавшей на земле девушке, та едва заметно кивнула.

Эрик Браун, наконец вспомнила Эвин, как зовут этого мальчишку спасателя, весьма решительный парень, но вот системы он боялся и всегда старался действовать по правилам, ну или по приказу вышестоящих людей. Не хотел брать на себя ответственность, возможно именно поэтому и завис на звании сержанта.

Когда мешавшая часть машины была срезана, под девушку медленно и крайне осторожно подложили брезент, нужна была ткань, чтобы перетащить её на носилки, подкладывать их сейчас под неё было смертельно опасно.

– Всё будет хорошо – Повторила Эвин, и даже сама не поверила своим словам. – Как тебя зовут?

Девушка лишь прохрипела что-то неразборчивое в ответ. И отключилась. На сонной артерии хорошо прощупывался пульс, слабый, но ощутимый.

– Потеряла сознание от боли? – Уточнил младший парамедик у Мета.

– Скорей всего. – Пожал плечами тот, аккуратно переступая через препятствия на пути, необходимо было как можно быстрее доставить девушку в больницу.

Двое парамедиков осторожно занесли её в машину скорой помощи, из живота и груди всё ещё торчали куски стекла, и малейшее неосторожное движение могло спровоцировать или массивное кровотечение, или повреждение жизненно важных органов.

– Ставь внутривенный катетер! – Скомандовала Эвин, обращаясь к Мету, – Необходимо поднять давление и устранить шоковое состояние.

– Вы думаете она уже в шоке? – Поинтересовался молодой парамедик, фиксируя ремни носилок в машине скорой помощи. Очевидно он был стажёром, к Мету как к одному из самых опытных врачей – парамедиков, прошедших военную подготовку и побывавшем в крайне жутких катастрофах, часто приставляли молодых ребят.

– Уже не меньше часа. – Ответила Эвин, взяв пачку салфеток, она протёрла лицо и, смочив одну из них в спирте плотно приложило к ране на своей голове, сморщившись от боли. Это было весьма неприятно, но единственный быстрый способ остановить кровь и позволить ей продолжить работу.

– Езжайте по Бейвил-стрит, так будет быстрее.

– Вы с нами не едите? – Удивился Мет.

– Нет, здесь ещё много работы. – Отрезала Эвин, оборачиваясь в сторону аварии.

– Вы издеваетесь? – Неожиданно возмутился он. Мет слез с машины и подошёл к Эвин. – Вы только что заставили спасателя вытащить человека, обречённого умирать из-под той груды металлолома. А сейчас хотите её бросить. Мы доедем до клиники и что? – Мет развёл руками. – Ей нужен хирург, ей нужны Вы! Она не справиться.

– Я не… – попыталась возразить Эвин, одновременно возмущённая и крайне удивлённая тону младшего медперсонала, но Мет не дал ей закончить.

– Вы должны ей помочь! Таких как она будет десятки. В клинике от Вас будет больше пользы, тут справятся и ординаторы, и интерны. За операционный стол их не поставишь.

Мет говорил вполне жёстко и убедительно, Эвин сама понимала, что за операционным столом от неё будет больше пользы, чем здесь. Она кивнула и залезла в машину скорой помощи, у пострадавшей девушке уже стоял венозный катетер, куда с большой скоростью при помощи системы капался физиологический раствор. Это должно было помочь артериальному давлению не падать, что поможет предотвратить состояние тяжёлого шока, который может привести к коматозному состоянию и, как следствие, к смерти.

Эвин быстро начала перебирать препараты, находившиеся в скорой, параллельно подключая монитор для измерения параметров сердечной деятельности. Сорвав чёрную бирку с шеи девушки, она демонстративно выкинула ее из скорой.

– Ещё поборемся. – Тихо прошептала она, подключая шприц с дофамином. – Ещё поборемся.

* * * * *

По приезду скорой операционная была уже готова. Отделение терапии и экстренного приёма насчитывали десятки людей. В больницу был вызван весь персонал, находящийся в отпусках, на больничных или даже после суточной смены. Бригада, состоящая из анестезиолога, двух ассистентов, второго хирурга и трёх медсестер, уже находилась на месте. Пока девушку готовили к операции, Эвин успела переодеться и привести себя в порядок, не считая двух порезов на голове в сочетании с небольшим синяком, пары мелких порезов на руках и боли в области кисти, всё было, как всегда. Она в свой выходной на работе, на секунду она задумалась, что было бы если бы её не вызвали сегодня? Или если бы машина завелась?

– Всё готово! – Отвлёк её от мыслей знакомый мужской голос.

–Алан? – Не веря своим глазам, заговорила Эвин. – Но Вы должны были приехать через неделю!

– Я твой хирург и ассистент в этой операции. – Пробурчал глав врач, – чем ты не довольна?

Операцию начали в полной тишине, и лишь спустя почти пол часа Эвин позволила себе заговорить на отвлечённую тему.

– И всё же, вы тут, а не на конференции в Лителсквей.

– Неплохо подмечено. – Улыбнулся доктор Савети. – С тех пор как большинство хирургов предпочитают чесать языками, а не оперировать, на этих конференциях слушать стало нечего.

– Было настолько скучно? – Не отвлекаясь от операции, поинтересовалась Эвин.

– Больше, чем Вам кажется. – Алан взглянул на монитор и вновь на пациента. Но как я успел услышать у Вас тут крайне весело. – С явным сарказмом в голосе заявил он.

– Смотря о чём идёт речь. – С едва заметными паузами заговорила Эвин.

Алан вздохнул, обычно он был не многословен. Его задумчивые тёмные глаза редко пылали беспокойством, ни гнева, ни злобы, они не излучали – никогда. Мужчина полностью выглядел на свой возраст, и даже седина ему была к лицу.

– Поверь, об этом подвиге уже знает вся больница. – Громко заявил анестезиолог. Рик или, как его привыкли называть в больнице, доктор Пакмен, как и все анестезиологи больницы по какой-то неведомой причине был весьма молчалив, но при этом умел вовремя влезть в любой разговор. – Вы решили начать открытую войну с системой?

– Выразитесь точнее. – Также медленно протянула Эвин.

– Я о Вашей пациентке, с черной биркой. – Пояснил доктор Пакмен. – Этой девушке здесь быть не должно. Её травмы не совместимы с жизнью, а степень сотрясения ее мозга можно прировнять к фатальному.

– Но, тем не менее она здесь, и всё ещё дышит, – не меняя тона в голосе, высказалась Эвин. – И к Вашему замечанию, самостоятельно.

– Будет проблемно вытащить вот этот осколок, – заговорил Алан, сменяя щекотливую тему. Разговоры в операционной разрешались, даже на личные темы, но вот для конфликтов места здесь не было. – Она истечёт кровью, прежде чем мы успеем что-то предпринять.

– Я планирую наложить зажим по обеим сторонам от осколка, так что бы краниальная вена оказалась зажата, тогда у меня будет время чтобы склеить её, и не допустить потерю большого количества крови. – Посветила Эвин в свои планы доктора Савети.

– Но тогда ты перекроешь кровоток, у тебя будет меньше тридцати секунд, иначе последствия будут необратимыми.

– Доктор Савети, с каких пор Вы стали относиться ко мне как к студенту? – Недовольно возмутилась Эвин, поднимая глаза на хирурга.

– Я просто соскучился. – Улыбнулся он. – К тому же эта рана на твоей голове, хотелось бы удостовериться, что ты мыслишь более чем ясно. – Маска на его лице скрывала не бритую щетину, очевидно, что последнюю неделю, проведенную в Лителсквей, доктор Савети возможно даже не выходил в холл, где читали лекции, а просто слушал их по открытой веб связи. Учитывая его возраст, который подходил к шестидесяти трём годам, Алан не очень любил модные технологии, но имея трёх очаровательных внуков всё же обучился премудростям интернета и веб камеры.

Эвин улыбнулась, вспоминая как была свидетелем этого не простого обучения, и продолжила процедуру. Наложив зажимы, она аккуратно вытащила осколок и наложила швы на вену настолько быстро, что любой флеболог мог бы позавидовать.

– Всегда завидовал Вашим длинным и изящным пальчикам. – Медленно протянул Алан.

– А Ваши, Вас уже не устраивают? – Ехидно улыбнулась Эвин, зная, что Алан всегда ищет повод упомянуть о том, на сколько грубы и не сносны его руки.

Она аккуратно, последовательно осмотрела каждый орган, помимо печёночной вены, пострадала ещё диафрагма, часть осколков пришлось вынимать из кишечника. Чтобы достать один из них пришлось сделать торакотомию, он застрял рядом с сердечной мышцей, слегка зацепив аорту. Эвин быстро удалила все осколки и перед тем как смело сказать, что операция закончена, девушке сделали томографию, чтобы убедиться в отсутствии кровотечений и оценить жизнеспособность мозга, за который так сильно «переживал» доктор Пакмен. Окончательно убедившись в том, что жизни её пациента ничего не угрожает. Пострадавшую перевезли в реанимацию, подключили к кардиомонитору. Аппарат искусственного дыхания, на котором студенты прошлого года в шутки написали маркером «ИВЛ –Амар две тысячи», был подключён к системе дыхания, и не смотря на то, что девушка во время всей операции дышала самостоятельно, врачи решили не рисковать, аппарат был оснащён лучшими сенсорными датчиками, благодаря которым в случае остановки дыхания пациента, вентиляционная система запускалась автоматически.

Когда все ушли, Эвин осталась стоять у кровати неизвестной девушки. Операция прошла довольно успешно, МРТ головы показало небольшие изменения, сотрясение могло повредить сознание. И даже несмотря на то, что все мониторы указывали на стабильное состояние пациента, Эвин понимала, что следующие сутки станут решающими. Но сейчас, девушка была жива, её сердце билось, и активность мозга была сохранена, это единственное что на данный момент было важным для Эвин. Совместными усилиями врачам удалось ликвидировать геморрагический шок, поднять давление и восполнить потерянные объёмы крови, но его последствия могли стать необратимыми. Эвин ясно понимала это, но не хотела даже задумываться о том, что с вероятностью более шестидесяти процентов эта девушка не переживет грядущую ночь.

– Еще поборемся. – Медленно прошептала она. В голове неожиданно всплыли моменты ее первых дней в больнице. Когда Алан Савети, после показательной операции сказал одну любопытную фразу. Он обращался ко всем студентам, но по какой-то причине из более чем двадцати человек он сфокусировался на Эвин. «Вы учитесь не для того что бы стать лучше всех, вы учитесь для того, чтобы однажды стать единственным препятствием между пациентом и смертью!»

Эвин улыбнулась, не смотря на жуткую головную боль, сегодня она победила, сегодня у нее получилось стать этим препятствием. Она пережила страшную аварию на мосту, она спасла жизнь этой неизвестной девушки, а значит, этот день был прожит не зря.

Мониторы показывали стабильные цифры, показатели жизнедеятельности на которые каждый день приходилось ориентироваться врачам, были в норме. Но несмотря на это, Эвин подошла ближе и самостоятельно перемерила показатели пульса и дыхание. Сердцебиение было чистым, ритмичным, словно и не было ни каких швов на сосудах, и на столько обильной кровопотери. Она сообщила Эмили, которая дежурила сегодня в хирургии, что необходимо через пару часов проверить дыхательный контур. Аппарат искусственной вентиляции лёгких не вытащит эндотрахеальную трубку самостоятельно. Эвин хотела, чтобы рядом с пострадавшей всегда был человек, на случай принятия экстренных мер.

В подключенной капельнице, медленно, капля за каплей, титровался обезболивающий препарат. Переливание крови уже было сделано в операционной, во вторую капельницу подключили ещё пятьсот миллилитров чистой плазмы. Порой Эвин удивляло то на сколько любят перестраховываться врачи, и может быть, если бы она не видела произошедшего на мосту, назначенное лечение сколько-нибудь отличалось от того, что прописали неизвестной девушке на данный момент.

Эвин хотела было направиться к выходу, как раздался предупреждающий сигнал, затем щелчок. Аппарат для искусственной вентиляции лёгких подал сигнал о слабом давлении воздуха, но спустя секунду отключился. Эвин вновь вернулась к кровати девушки и проверила подлинность данных, соединительную трубку, всё было в порядке. На мониторе горела кнопка «отключен», а интубационная трубка продолжала потеть, это свидетельствовало только об одном, девушка дышит, и дышит самостоятельно.

– Доктор Лейсли! – Послышался голос у дверей. Эвин обернулась и увидела стоящую в дверях Эмили, рукава её халата были перепачканы кровью, наплыв пациентов за этот вечер и ночь превышал все допустимые пределы, так что медсёстры работали, не покладая рук, а менять испачканную форму, не было ни времени, ни малейшего смысла.

– Привезли ещё двоих. – Сообщила она, пытаясь отдышаться, – операционная почти готова.

– Я иду. – Кротко ответила Эвин, и Эмили скрылась за дверью.

Эвин подошла к девушке, лежащей под множеством пищащих мониторов, отображающих её состояние цифрами в реальном времени.

– Ещё поборемся – тихо прошептала она, подойдя ближе и взяв её за руку. – Ты главное не сдавайся.

Глава 5

Глава V

Мы строим свою жизнь из хаоса, надежды и любви.

(с)Энджила Монтенегро.

– Разрешите? – Алан Савети появился в дверях совсем неожиданно, несмотря на предварительный стук который Эвин скорей всего просто не услышала. Улыбнувшись девушка прикрыла крышку своего ноутбука.

– Вы можете и не спрашивать. – Устало прошептала она. – Это Ваш кабинет.

Алан закрыл дверь и, пройдя мимо длинного стола, сел на ближайший к Эвин стул. Несмотря на свой возраст, выглядел он достаточно молодо, многие не давали ему и пятидесяти пяти, хотя сам он в шутку говорил, что не замечает лет, проведённых в больнице, а если бы и замечал, то дал бы себе не меньше восьмидесяти. Доктор Савети был одним из тех врачей, что проводили на работе почти всё свободное время, его телефон был всегда включен, в любое время дня и ночи он отвечал на звонок после первого же гудка. А если нет, то скорей всего был в операционной, на это время он оставлял телефон своему старшему помощнику и просил отвечать только на звонок входящего абонента с именем «Моя Любовь».

– На данный момент, это твой кабинет. – Улыбнулся Алан и развёл руками, он никогда не скрывал истинную причину своих действий, но когда ему было неловко что-либо спросить или сказать, он всегда начинал приглаживать свои посидевшие короткие волосы. – Я ещё не приступаю к своим рабочим обязанностям. – Медленно говорил он. – Не случись эта трагедия, и меня бы тут не было. – Алан был рассудительным пожилым человеком, и Эвин понимала, что он не стал бы тратить своё время чтобы зайти к ней и объяснить причину своего столь раннего возвращения. Он провёл рукой по своим посидевшим с годами волосам, и Эвин тут же поняла, что разговор будет долгим.

– Да. – Едва слышно заговорила Эвин, стараясь не выдавать своих подозрений. – Жуткое происшествие. – Она замолчала, на мгновение перед глазами замелькали картинки с момента аварии, скрежет резины по мокрому асфальту, крики людей, звон бьющегося стекла, резкий свет в глазах, потом тьма, и больше ничего.

– Доктор Лейсли! – Достаточно громко отвлёк её от мыслей Алан.

– Да? – На секунду Эвин потеряла ориентацию в пространстве, так что ей потребовалось время, чтобы прийти в себя.

– Я спросил, Вы в порядке, но кажется ответ мне не нужен.

– Простите. – Снова тихо заговорила она, закрывая лицо руками. – День оказался очень долгим.

– Вам нужен отдых.

– Есть статистика по аварии, сколько погибших, сколько выживших? – Попыталась проигнорировать его слова Эвин, в надежде что удастся перевести разговор в нужное ей русло.

– Доктор Лейсли.

– Я хочу посмотреть, сколько всего пострадавших, сколько смогла принять наша больница, и сколько…

– Эвин! – Алан настолько громко сказал её имя, что ей пришлось замолчать. Что касалось доктора Савети он никогда никого не называл по имени, всегда обращался по фамилии с приставкой Доктор, тем самым пытаясь показать своё уважение.

– Я должен был удостовериться, что Вы меня слышате. – Сказал он в оправдание своего не прилично громкого тона и обращения, будто бы читая её мысли. – Вам нужно отдохнуть. Как Вы себя чувствуете? Вы прошли осмотр после аварии? И сразу скажу, что наличие швов на Вашей голове, не считается.

– Я в порядке. – Так же тихо прошептала она. – Мне наложили три шва, небольшая гематома в области ушиба, связки на руке восстановятся. – Она опустила глаза вниз, стараясь не встречаться взглядом с доктором Савети.

– Вам нужно отдохнуть. – Прошептал Алан мягким мужским голосом, каким обычно отцы читают сказки своим детям. – Вы себя измотали, эта авария, затем та девушка. Сколько операций вы ещё провели после неё? Четыре? Пять?

– Алан я… постаралась возразить Эвин. Но доктор Савети был не приклонен.

– Я говорю, что Ваш рабочий день на сегодня окончен. – Он встал из-за стола и направился к выходу. – Поезжайте домой, примите душ, и поспите немного, не хочу больше видеть вас сегодня в больнице.

– Мне нельзя домой. – Едва слышно заговорила Эвин, так что Алану пришлось обернуться. – Стоит мне закрыть глаза и… – Она помедлила, будто пытаясь вспомнить слова, – я будто бы оказываюсь там, запах бензина, обгоревшей кожи, крики людей. Я не могу. – Полушёпотом призналась Эвин.

Алан вновь прикрыл дверь и подошёл ближе.

– Это нормально. – Также тихо прошептал он. – С таким в один момент не справляются. – Алан взял стул и сел рядом с Эвин. – Когда я был в военном госпитале, я не понимал, что происходит вокруг. – На моём первом же боевом выезде наш отряд встретил сопротивление повстанцев, и мы потеряли больше десятка человек. – Алан помедлил, подбирая слова, – Там был мальчик, маленький мальчик лет семи, в его руках была боевая граната. Я был врачом, врачом, посланным лечить солдат, местных детей. Я был послан чтобы спасать жизни… – Алан улыбнулся, но в той улыбке было больше тоски и скорби нежели радости. – Я вытащил пистолет. – Тихо продолжил он, – как оказалось я спас больше двух десятков мирных жителей и наших солдат, но для этого я забрал его жизнь. Я видел, как его глаза потемнели, видел, как он заплакал. – Алан взял Эвин за руку, и накрыл своей рукой. – С тех пор я поклялся, что никогда не возьму в руки оружие. И вот спустя ни один год я смог с этим жить, но не без посторонней помощи.

Эвин откинулась на стуле, отпустив его руку, давая понять, что сейчас последует возражение.

– Алан я…

– Даже пожарные и спасатели посещают психологов, это нормально, и в этом нет ничего страшного.

– Нет. – Твёрдо отрезала она.

– Он у нас замечательный молодой человек. – Перебил её Алан, давая понять, что не намерен выслушивать её пререкания. – Я знаю, Доктор Лейсли, Вы их не любите, но по крайней мере сможете выместить на нём свою накопившуюся агрессию. – Алан улыбнулся в ответ на улыбку Эвин, вставая со стула. – Они у нас всё равно на долго не задерживаются.

– Я подумаю. – Уже громче ответила Эвин, понимая, что спорить бесполезно. Но всё же её голос звучал не привычно тихо даже для неё.

– Вы не просто подумаете, – загадочно протянул Алан, Вы предоставите мне заключение о состоянии своего физического и психологического здоровья, чтобы получить допуск к работе.

– Что? – Непривычным возмущённым тоном вскрикнула Эвин.

– А что. – С явно довольной ухмылкой на лице заговорил Алан. – Я всё ещё здесь начальник, имею право требовать.

– Да Вы шутите. – Почти умоляющим голосом прошептала Эвин, голова ужасно гудела даже после порции обезболивающего, так что на спор сил просто не было.

Алан вновь подошёл к двери, но не спешил выходить.

– Двадцать шесть. – Едва расслышала Эвин, тихий шёпот доктора Савети.

– Что?

Алан стоял в открытых дверях, так что свет падал на него из коридора, и Эвин невольно поморщилась, так как его безупречно белый халат, надетый к концу смены, был слишком ярким на свету, а в кабинете горела лишь лампа, и в коридоре больницы было намного светлее.

– Вы хотели знать сколько погибших. – Мрачно заговорил он. – На сегодняшний день и час, двадцать шесть погибших, почти сотня раненых, из них около тридцати в тяжёлом состоянии. Отделение реанимации переполнено. Ещё семеро уже пришли в себя после операций, двоих выписываем через пару дней, состояние более чем стабильно. И это только данные, которые есть у нас. – Алан смотрел в коридор, как будто желая как можно скорее покинуть кабинет. – Поименные списки мы уже формируем.

– А по той девушке информация есть? – Сжимая в руках карандаш от нетерпения, спросила Эвин. – Ту, что я привезла.

– Я звонил Вам по этому поводу, но Вы не брали трубку.

– Я…. – Эвин зажмурила глаза, снова вспоминая события той аварии. – Я оставила сумку во автобусе… – рассеяно ответила она, понимая, что даже не вспомнила о ней после аварии. – Чёрт, – неловко выругалась она. – Там были все вещи.

– Хммм, наверняка они в бюро находок или полиции. – Задумался Алан и хотел было выйти, но Эвин его окликнула.

– Так что по поводу девушки?

– Ах да, – Алан вновь посмотрел на Эвин. – Боюсь ничего не нашли, по ней пока нет информации.

– Ни документов, ни телефона? – Рассеяно переспросила Эвин, поднимаясь со стула, – совсем ничего?

– Ни документов, ни телефона. – Повторил её слова Алан, – по ДНК совпадений не нашлось, по базам полиции она тоже нигде не числится, совсем ничего. – Пожав плечами, он кивнул напоследок. – Буду ждать Вас с результатами Вашего обследования. – С этими словами он покинул кабинет, не дожидаясь ответа Эвин.

– И вам доброй ночи, – прошипела себе под нос Эвин, вновь закрыв лицо руками, голова жутко болела, и сил доказывать кому-то, что она в состоянии работать и принимать ясные решения у Эвин просто не было.

Сквозняк еле заметно раскачивал дверь кабинета. После последствий аварии в приёмном отделении царила жуткая неразбериха, там были сотни людей, родственники, знакомые, коллеги, друзья. Кто бы и зачем не пришёл сюда, все жаждали получить ответы, так что врачам пришлось вывесить списки пострадавших, которые в данный момент находятся у них. Кто-то плакал от счастья, кто-то от горя. Эвин не хотела знать всю правду, просто не могла… на её глазах умирали и взрослые, и дети, и старики, но сложнее всего приходилось с подростками, у них своё мировоззрение на окружающие их вещи, и подобрать к каждому из них нужные слова, порой казалось просто невозможным. Дети об этом не думали, большинству было просто всё равно, они не понимали, что происходит. Старики рассуждали по-своему, говоря, что прожили отведённое им время, чтобы ни было впереди. Взрослые же, а именно те, кому далеко за тридцать, переживали это как-то по-своему, кто-то отстранялся, кто-то улыбался каждой шутке и пытался рассмешить других, кто-то впадал в панику. Невозможно было предугадать поведение каждого из них, но поведение их родственников предугадать можно было всегда, все они были убиты горем от отчаянья и скорби, и какой бы исход не готовила судьба, они всегда подозревали худшее. Хотя, судьба – понятие относительное, Эвин никогда не верила в её существование. Судьба не решала ничего, решал человек, врач! И ресурс организма больного, а именно его физическое состояние, генетика, распространённость заболевания и желание поправиться.

Эвин бросила карандаш на стол и закрыла крышку ноутбука. Продолжать работу, ей впервые в жизни совсем не хотелось, больше всего её мучил вопрос, почему по той девушке с операционного стола, до сих пор нет никакой информации. Должны были сверить хоть какие-то данные, по номеру машины, водительского удостоверения, в кармане куртки должно было быть хоть что-то, столько вещей и неужели ни каких документов? Она взяла ключи от кабинета и направилась к выходу, но стоило ей приоткрыть дверь, как её едва не сбили с ног. Кики заключила её в объятья с такой силой, что Эвин едва смогла сделать вдох.

– У тебя нет ни стыда не совести, и мне кажется ты этим гордишься! – Завопила она, явно переполненная лишними эмоциями. – Я так рада что ты жива!

– Ненадолго. – Пытаясь вздохнуть, прошептала Эвин.

– Ой, прости. – Кики ослабила хватку. – Тебе больно?

– У тебя два дня выходных, – нахмурилась Эвин, прижимая больную руку к груди. – Что ты здесь делаешь?

– Я видела этот кошмар по телевизору, а потом они начали оглашать списки, я позвонила детективу Торну, ну ты помнишь Крисса Торна, он ещё меня звал пойти с ним пить чай, но я отказалась потому…

– Ближе к делу. – Осадила ее Эвин холодным, невозмутимым тоном, так как Кики страдала СДВГ и могла перескакивать от темы к теме бесконечно.

– Ну да, Торн сказал, что в вещдоках есть твои документы. – Кики попыталась скрыть слёзы, но у неё вышло крайне плохо. – Я начала тебе звонить, но ты не брала трубку… И я подумала… что ты…

– Так. – Эвин притянула девушку к себе и крепко обняла, на сколько позволяла боль в руке. – Было бы логично подумать, что если мои вещи находятся в полиции, то возможно и телефон там же. – Попыталась донести свою мысль до девушки Эвин, но видимо Кики была не в состоянии слушать.

– Ты не представляешь, что тут творилось. – Хлюпала она носом, уткнувшись в плечо главы отделения.

– Я не могу слушать эти рыдания. – Вздохнула она. – Со мной всё в порядке. А тебе, между прочим, завтра на смену, сколько сейчас времени?

– А тебе, между прочим, не мешало бы обследоваться. – Сквозь слёзы промычала Кики, отстранившись и указав на разбитую голову Эвин.

– Я в полном порядке. – Попыталась заверить её Эвин, но видимо и сейчас Кики её не слушала. – Ты сговорилась с доктором Савети?

– Эвин, ты же знаешь… – Попыталась что-то сказать Кики, но Эвин ее перебила.

– Послушай, – она взяла девушку за плечи и постаралась заглянуть ей прямо в глаза. – Я в полном порядке, эта царапина на голове меня из строя не выведет, я видела много вещей, это просто очередной трудный день. И всё.

Кики вытерла слёзы, стараясь не выглядеть расстроенной, она знала, что ей не удастся переубедить Эвин, как бы она ни старалась, и даже фишка «ты же МНЕ обещала» – здесь тоже не сработает. К тому же Эвин ей ещё ничего не обещала.

– Если вопросов и нареканий больше нет. – С улыбкой прошептала Эвин, – Я бы хотела навестить своего пациента.

Кики, не скрывая своего разочарования, вышла из кабинета. Эвин последовала за ней. Повернув ключами в замке, она прижала к себе серую папку с надписью: «Джейн Доу двадцать шесть ноль четыре». – Так обычно именовали пациентов, о ком не было никакой информации.

– Я понимаю твоё беспокойство. – Постаралась успокоить её Эвин, – Всё хорошо, я проведаю пациента и обещаю тебе, что поеду домой… – Эвин немного опешила, вспомнив, что машину ей к больнице никто не подгонит. – Ну… то есть вызову такси, на автобусе я, пожалуй, больше не хочу.

– Я могу тебя подвести. – Радостно закричала Кики, так что Эвин оглушил её вопль. – У меня всегда второй шлем в запасе.

– Ну уж нет, ты не заставишь меня сесть на эту двухколёсную машину смерти. – Улыбнулась Эвин, ещё крепче прижимая к себе папку.

– Да брось, будет весело, я не буду гнать. А ты поймёшь, что это не так уж и страшно. – Улыбка Кики заставила Эвин рассмеяться.

– Нет. – Твёрдо ответила она. – Может, в моей жизни и случится когда-нибудь безвыходная ситуация, которая вынудит меня сесть на твоего монстра и доверить тебе свою жизнь, но точно не сегодня.

– Но когда-нибудь… – Прошептала на ухо Кики. – этот день настанет, она забежала в лифт и нажала цифру «-1», – место, где находилась парковка.

– Звучит как угроза. – Постаралась как можно громче сказать Эвин, но её голос вновь прозвучал совсем тихо, словно шёпот. Кики кивнула, давая понять, что чётко её расслышала. – И будь осторожна на дороге, пожалуйста!

Эвин вздохнула, улыбаясь своим мыслям, в юности её очень привлекали мотоциклы, она даже задумывалась над тем, чтобы приобрести себе, но сначала долгие выматывающие будни на работе, затем свадьба, а Джейсон всегда был против опасного рода техники, поэтому она и не настаивала. Затем маленький ребенок… А потом, жизнь и вовсе повернула всё так, что было совсем не до этого, а Кики она всем видом пыталась показать, что боится этого вида транспорта. Может, для того чтобы придать уверенности девушки, а может, потому что знала, если снова сядет на эту машину, то уже не сможет себе в ней отказать. В любом случае правды не суждено было узнать никому.

Эвин шла по длинному коридору, в какой-то степени ей не хотелось идти в реанимацию, она не знала почему. Ей казалось, что она будто бы открывает коробку, в которой находиться Кот Шрейдингера. Ей хотелось бы думать, что дела у неизвестной ей девушке обстоят намного лучше, чем на самом деле, но после операции прошло уже более двадцати часов, и если ей не сообщили о её состоянии, то скорей всего, она ещё не пришла в себя. «Не торопи события» – вспомнились ей слова Алана. Но события по своему определению, это то, что происходит, наступает в произвольной точке пространства и времени, это не определённая часть действий, поэтому и торопить его по своей сути было не возможным. Она не всегда понимала то, что говорил Алан, иногда он говорил какие-то очевидные вещи, которые она не понимала, о судьбе, о не случайных случайностях, и прочем, в большинстве случаев она пыталась с ним спорить, а иногда просто выслушивала его точку зрения на происходящие вокруг вещи.

Наконец-то дойдя до дверей реанимации, Эвин взглянула на давно потрескавшуюся табличку, которую хотели заменить ещё в предыдущем месяце, но Алан уехал, а Эвин про неё и вовсе забыла. Ожидание щекотало нервы больше, чем незнание, глубоко вздохнув, она открыла дверь, зайдя в реанимацию, и тут же замерла.

– Простите? – У окна вдали реанимационной палаты кто-то стоял, в кожаной куртке, чёрных рваных брюках, и мотоциклетных ботинках, она узнала их, потому что Кики носила точно такие же. – Вам сюда нельзя, – Как можно строже постаралась сказать Эвин, охваченная мимолётным страхом, понимая, что посторонним здесь находиться строго запрещено. И как вообще сюда позволили кому-то войти?

Услышав её слова, девушка обернулась, и Эвин ещё больше охватил страх.

– Да Вы с ума сошли, Вам нельзя вставать. – Завопила она, – Вы перенесли тяжелейшую операцию, Вам лежать как минимум месяц!

– Простите. – Хрипло прошептала девушка. – Я не знала.

Эвин на секунду поразили слова девушки, она встала и оделась, чтобы посмотреть в окно? И почему ей никто не сказал, когда эта девушка пришла в себя, она пациент заместителя главы отделения этой больницы, а никто из медперсонала не удосужился известить её об изменениях в состоянии пациента. ЕЁ пациента!

– Откуда ты взяла одежду. – На секунду Эвин подумала о том, что вся одежда девушки находится на хранении в специально отведённой ячейке у дежурной медсестры. То есть или ей кто-то принёс одежду, или она сама взяла её. Но откуда она знала, где лежит одежда, и почему вернулась обратно в палату?

– Ты несколько часов лежала на операционном столе, сутки назад на тебе вообще висела черная бирка, думаешь можно после такого вставать и пытаться сбежать?

– Но я не пыталась сбежать, я…

Дверь позади Эвин захлопнулась, и она обернулась на резкий звук, окно в реанимации было приоткрыто, поэтому сквозняк с шумом захлопнул дверь. Эвин выдохнула, обернувшись назад к девушке, и вновь замерла, перед ней было только приоткрытое окно.

– О нет, – Едва слышно вымолвила она и бросилась вперед. Выглянув в окно, она смогла разглядеть только проезжающие машины, свет фонарей, пешеходов, всё. Голова резко закружилась, и Эвин поспешно отошла от окна. Внизу на асфальте никого не было, а значит, она не прыгала. Эвин с шумом закрыла окно, не понимая, что происходит, и прошла к кровати в реанимации, она находилась за разделённой перегородкой, поэтому при входе её не было видно. К своему удивлению Эвин обнаружила, что девушка всё ещё лежит под аппаратами, без сознания.

– Какого чёрта, – тихо прошептала она, переводя взгляд с двери на девушку, жизненно важные показатели которой оставались в пределах нормы, в капельнице, где была донорская кровь уже находился физиологический раствор, во второй внутривенный катетер, который установили уже после операции, по-прежнему титровали обезболивающий препарат, чтобы снизить болевую чувствительность. Все наркотические и седативные препараты Эвин отменила сразу после операции, она хотела, чтобы девушка пришла в сознание как можно быстрее, Эвин боялась, что её мозг мог получить необратимые повреждения, а согласно данным МРТ диагностики, повреждения были. Эвин хотела, как можно скорее убедиться, что всё в порядке.

– Я же видела. – Почти шёпотом произнесла она.

– Что ты видела? – В дверях реанимации стояла Кики, она появилась на столько резко, что Эвин подпрыгнула от неожиданности.

– Ничего. – Резко ответила она, стараясь скрыть своё смятение. – Что ты здесь делаешь, ты же должна уже быть дома? – Возмутилась Эвин, стараясь перевести тему разговора.

– Один из твоих хирургов заблокировал мой мотоцикл. – Она оперлась на стену и скрестила ноги, так что Эвин снова обратила внимание на ботинки.

Эвин вновь подошла к окну, и открыв его почти перевесилась через карниз.

– Ты с ума сошла! – Кики схватила её за плечи и потянула обратно. – Самоубийства совершаются в одного, а не при свидетелях.

– Я что-то видела, – задумчиво протянула Эвин. – Или кого-то.

– Кого?

– Мотоциклетные ботинки. – Тихо прошептала она, так что Кики едва её расслышала.

– Что? – Кики посмотрела на свои ботинки. – Ну да, расхлябанные малость, может, в следующем сезоне прикуплю себе новые. – Кики нахмурилась. – Я две недели назад сидела в твоей машине и их скотчем заматывала, только не говори, что не помнишь этого.

– Ты ехала на мотоцикле. – Еще тише прошептала Эвин, возвращаясь к кровати своего пациента. Медсёстры полностью очистили её лицо от засохших пятен крови и вымыли волосы, это было одним из правил гигиены. И больница их строго соблюдала. Эвин задумалась над своими же словами, снова переведя взгляд на ботинки Кики. Она пыталась понять, что она видела у окна, и видела ли она это вообще. Но даже если это и была галлюцинация, она тут же вспомнила курсы по патологической психологии. Одновременная визуальная и звуковая галлюцинация свидетельствует о сильном психическом расстройстве, как правило, связанным с полученными травмами. Неужели она настолько сильно ударилась головой? Или, может быть, эта травма эмоциональная, не физическая? На секунду ход её мыслей возобновился, что если это просто визуализация образа, который она выдела на месте катастрофы?

– Если тебя это так расстраивает, я куплю новые. – Обижено бормотала себе под нос Кики.

– Что? – Эвин пыталась собраться с мыслями, но в голове всё перемешалось.

– Я говорю, что, если тебя так расстраивают мои ботинки, я куплю новые. – Повторила Кики. – Обещаю, завтра же после смены.

– Возможно, нужно искать мотоцикл, – зашевелила губами Эвин, снова пытаясь собраться с мыслями.

– Что? – Растерянно спросила Кики. – Зачем его искать? Он на парковке, его просто заблокировали, я не протиснусь.

– Что? Ах, да, – наконец-то услышала подругу Эвин. – Давай найдём того негодяя, кто тебя заблокировал!

– Не меня, а мой мотоцикл. – Поправила её Кики.

– Не важно! – Эвин вытолкала Кики из реанимации с таким энтузиазмом, что та даже немного обрадовалась, что удалось расшевелить подругу. Закрывая дверь, Эвин в страхе бросила взгляд на окно, но там никого не было. В её голове вновь повторился вопрос Кики «Что ты видела?»

– Ничего – полушёпотом ответила себе Эвин. – Ничего.

Глава 6

Глава VI

Всё возможно, если никто не доказал,

что этого не существует

(с) Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Дары Смерти».

МРТ аппарат стих, и зафиксированный стол начал медленно выдвигаться из страшной белой «трубы», которую так боялось большинство детей. Поэтому приходилась накидывать на неё большую цветную ткань и говорить им, что это пещера, и нужно лежать тихо пару минут, пока мы прячемся от монстра, который должен пройти мимо.

Эвин выдохнула, когда наконец-то стол полностью выехал на свет, а к ней вышел доктор Гасти, он был большим специалистом в области инноваций клиники, в частности МРТ и КТ диагностики. Он также проводил УЗИ и Рентген, но редко, так как всегда называл их прошлым веком, а новый томограф вселял в него столько уверенности и счастья, что он готов был не просто подтвердить или опровергнуть диагноз, но и сам назначить лечение.

– Могу вас поздравить, Вы не беременны! – Воскликнул он, гордо снимая фиксирующие повязки с Эвин.

– Знаешь, я просила тебя голову мне посмотреть, а не то, что ниже. – С явными нотками сарказма заговорила Эвин.

– Там ничего не оказалось. – С юмором произнёс он, – поэтому я решил глянуть в других местах.

Эвин стукнула его освободившейся рукой, и тот, сморщившись, засмеялся. Гасти всегда был улыбчивым и смешным парнем, и несмотря на то, что ему близился четвёртый десяток, вёл он себя как будто ему ещё и до девятнадцати жить да жить. При этом, маленьким мальчиком его было назвать сложно, изысканная кухня его жены и любовь к спортзалу сделали своё дело, порой он больше напоминал грозного вышибалу в элитном клубе нежели врача.

Продолжить чтение