Истории, которые дышат
Книга 1. На грани
Глава 1. Понедельник, который всё начал
Марина проснулась от резкого сигнала будильника. 6:30. В голове гудело – как будто не спала вовсе. Она машинально протёрла глаза, встала и нащупала тапочки, стоявшие, как всегда, у кровати. Всё должно быть под контролем. Всегда. Это её правило. Иначе всё развалится.
На кухне первым делом ударил звук: кап-кап-кап – кран. Снова. Она вздохнула, подошла, попыталась туже закрутить вентиль – безрезультатно. Кап-кап-кап – насмешка, как будто он знал, что у неё нет времени его чинить.
– Катя! Подъём! – крикнула она в сторону детской.
В ответ – тишина. И только спустя полминуты:
– Я не иду.
– Что значит – не иду? У тебя контрольная.
– Всё равно! – уже громче и с вызовом. – Я не готова! Мне плевать!
– Катя… – Марина стиснула зубы, пытаясь сохранить спокойствие. – Я не могу сейчас это обсуждать. У меня аврал на работе. Собирайся.
– Ты не понимаешь! – донеслось с обиженным всхлипом. – Мне там плохо! Я ненавижу эту школу!
Марина уже стояла в дверях комнаты дочери. Катя лежала под одеялом, лицом в стену. Подростковая закрытость – знакомый глухой бетон. Марина чувствовала, как в ней нарастает раздражение, но проглотила его. Не сейчас. Не в понедельник. Не перед отчётом.
– Хорошо, – сказала она тихо. – Но мы поговорим вечером.
Катя не ответила.
На работу Марина бежала почти бегом – с сумкой, с термокружкой в одной руке, с папкой бумаг в другой. В маршрутке чуть не упала, когда водитель резко затормозил.
К девяти она уже впрыгивала в офис, запыхавшись. В бухгалтерии пахло кофе, ксероксом и цифрами.
– Марина Юрьевна, – мрачно сказал начальник, появившись у неё за спиной, – отчёт по кварталу у вас до вечера. Последний срок. Я не шучу.
– Конечно, всё будет, – она кивнула. Улыбнулась. Сделала вид, что всё в порядке. Что Катя не плачет по утрам. Что кран не капает. Что ей не хочется просто сесть и заплакать самой.
Она села за компьютер. Работа – островок стабильности. Марина вбивала цифры, сводила таблицы, строила формулы. У неё получалось. Контроль возвращался – хоть где-то.
В 18:45 в офисе уже почти никого не было. Она встала, потянулась, сохранила файл, перекинула его на флешку. Та самая флешка – синяя, с царапинами, надёжная как танк.
Закрыла ноутбук. Поправила волосы. Взяла куртку и сумку.
На выходе она ещё раз проверила: флешка в кармане? Да. Всё.
Но дома, когда Катя уже заперлась в комнате, и Марина достала ноутбук, чтобы перепроверить отчёт перед отправкой – флешки не оказалось. Ни в сумке, ни в карманах, ни в футляре для очков, ни в папке.
Пусто.
Пусто.
Паника пришла волной. Сначала жар в груди, потом липкий холод на ладонях. Сердце застучало. Она обыскала всю квартиру. Даже кухню, даже обувь. В голове вспыхнули картинки: как флешка выпадает в маршрутке. Как остаётся в офисе. Как её забирает кто-то чужой.
А на ней – всё. Таблицы, балансы, годовые сводки. И никаких копий. Только на ней.
Марина села на пол в коридоре. Обняла себя за плечи. Мир снова начал разваливаться – трещина пошла от мелочи, как всегда.
И впервые за долгое время ей захотелось – просто – исчезнуть. Хотя бы на пару дней. Чтобы никто не кричал. Чтобы ничего не капало. Чтобы не было отчётов, флешек, контрольных и вечных "держи себя в руках".
Но сейчас – только ночь. Завтра – вторник. А утром она пойдёт в офис. Искать флешку. Или… признаться. И пусть рушится. Пусть. Но уже честно.
Глава 2. Марина и Катя
(или Как не заметить, что твоя дочь стала взрослой)
Марина сидела за кухонным столом, подперев щёку рукой. Вторая чашка чая уже остыла, но она даже не почувствовала, как пролетело время. За окном моросил дождь – тихий, серый, беззлобный. Такой же, как вечер.
Катя была у себя. За закрытой дверью. Как и последние месяцы.
Когда Кате было восемь, она бежала к ней после школы с криками:
– Мам! А у нас сегодня в классе… – и пересказывала всё, включая, кто с кем поссорился, кто взял чужую ручку и как пахли булочки в столовой.
Сейчас ей двенадцать. И она всё чаще говорит:
– Оставь меня в покое. Я разберусь.
– Мне не надо твоё мнение.
– Ты не понимаешь.
– Ты всегда занята.
И что хуже всего – Марина начала верить последнему.
Когда Катя была совсем маленькая, Марина думала, что быть хорошей мамой – это кормить, стирать, водить на кружки и проверять домашку. Она справлялась. Она работала, но всегда готовила ужин, гладила форму, сидела по ночам с температурой и вырезала снежинки на утренник.
Она была уверена: если всё под контролем, значит, всё в порядке.
Но теперь Катя выросла. И контроль перестал работать.
– У тебя опять двойка по алгебре, – сказала Марина три дня назад. – Ты даже не пытаешься.
– Я стараюсь! Просто я тупая!
– Не говори ерунду. Нужно больше заниматься.
– Нет! Мне просто плохо! Ты не видишь?
– Катя, хватит истерик. У всех бывает тяжело. Я каждый день тяну всё сама, и ничего, справляюсь!
Тогда Катя захлопнула дверь так, что задребезжали стаканы в сушке.
А Марина осталась стоять в коридоре с ощущением, что сказала что-то ужасное. Только не могла понять – что именно.
Катя в последнее время почти не ела за общим столом. Ела в комнате. Слушала музыку в наушниках. Пропадала в телефоне. Вела какой-то дневник, который прятала в ящике под книгами. Иногда плакала по ночам. Марина слышала, но не заходила. Не знала, как. Боялась, что обидит неосторожным словом. Или что снова будет оттолкнута.
А ведь раньше… Они любили вместе печь пироги. Делали бумажные гирлянды на Новый год. Катя рисовала Мариныны портреты фломастером и говорила:
– Ты у меня самая красивая мама.
Теперь она смотрела на неё с подозрением. Иногда – с раздражением. Иногда – с грустью, будто что-то потеряла.
Сегодня, после работы, Марина открыла шкаф и достала старый альбом. Они давно его не смотрели. На обложке – наклейки с единорогами. Внутри – фотографии Кати с бантами, с зелёным шарфом в первый класс, с тортом на девятилетие. И фото – где Катя, смешно выпучив глаза, обнимает её за шею, а Марина смеётся в кадр.
Она вдруг поняла: они давно не смеялись вместе.
Вечером она подошла к комнате Кати и, колеблясь, постучала.
– Что? – глухо отозвалась дочь.
– Я просто… хотела узнать, как ты. Можно зайти?
Молчание. Потом:
– Заходи.
Марина открыла дверь. Катя сидела на кровати, в пижаме, с книгой на коленях. Под глазами – лёгкие тени. На лице – недоверие.
– Прости, – сказала Марина. Просто, честно. – Я совсем запуталась. Иногда кажется, что если не держать всё крепко – всё развалится. А потом понимаю, что держу крепко – и ты отдаляешься.
Катя смотрела молча. Потом отвернулась.
– Мне в школе тяжело. Меня дразнят. Я боюсь ходить туда. А ты только ругаешь. Думаешь, я просто ленивая…
– Прости, – повторила Марина. – Я правда не знала. Я не хотела… быть злой. Я просто устала. Но это не оправдание.
– Я тоже устала, – прошептала Катя.
Они сидели рядом. Просто сидели. Без крика. Без упрёков. Только тишина и немного тепла.
Потом Катя положила голову ей на плечо. Марина гладила её волосы и думала:
Может, контроль – это не главное. Главное – быть рядом. И слышать.
Глава 3. Найденное и потерянное
Утро началось со старого кофе и нового плана.
Марина почти не спала, ворочалась, перебирала в голове маршруты, сумки, карманы, диалоги с начальником, сценарии с увольнением и даже, в какой-то момент, варианты побега в глухую деревню без интернета.
В семь утра она уже стояла в офисе. Ранний доступ по электронной карте – один из бонусов. Свет ещё не включили, пахло пылью и ламинированными отчётами. Её рабочее место выглядело обычным: как и вчера – кружка, степлер, заклеенная кнопкой клавиша на клавиатуре.
Она подошла к стулу и, почти машинально, заглянула за монитор. Там, на подставке под бумагами, в щели между папками – что-то блеснуло. Синий корпус, с царапинами.
Флешка.
Марина замерла. Вдох. Выдох. Она медленно достала её, как будто боялась, что та испарится в воздухе.
Вот она. Живая. Целая. С данными.
Села. Включила ноутбук. Проверила.
Файл был на месте.
Всё – на месте.
И хотелось заплакать. Но не от паники, а от облегчения.
Марина отправила отчёт по почте начальнику и приложила комментарий:
"Исправленный финальный вариант. Благодарю за терпение."
Холодный профессионализм. Как она умеет.
Закрыв ноутбук, она почувствовала: словно с плеч сняли плиту. Хотелось пойти и купить себе шоколадку. Или пирожное. Или что-то бесполезное и радостное. Но она решила просто идти домой. Сегодня она заслужила тепло, плед и Катю. Может, даже посмотреть вместе мультик, как раньше.
Но дома всё было не так.
Почтовый ящик она открыла по привычке. Рекламки, счёт за воду, тонкий белый конверт с логотипом школы.
Внутри – короткое письмо от завуча. Официальное, сухое:
"Уважаемая Марина Юрьевна, Ваша дочь, Катя Л., отсутствует на занятиях уже третий день подряд без уважительной причины. Просим срочно связаться с классным руководителем и предоставить объяснительную."
Марина почувствовала, как мир снова начинает крениться.
Третий день?
Но Катя же… она же говорила, что "идёт". Уходила. Брала рюкзак. Делала вид.
Значит – врала.
Значит – всё не просто плохо. Всё гораздо хуже.
Марина прошла в квартиру. Катя сидела на диване, в наушниках, с планшетом. Домашняя. Спокойная. Как будто ничего не произошло. Увидев мать – чуть напряглась, но не убрала взгляд с экрана.
– Катя, – сказала Марина ровно.
– Что?
– Где ты была последние три дня?
– В школе… – прозвучало слишком быстро. Слишком неуверенно.
– Я только что получила письмо от завуча. Ты не была там ни в понедельник, ни во вторник, ни сегодня.
Тишина. Напряжённая, будто воздух стал гуще.
– Я… – начала Катя, – я просто не хотела туда идти. Меня…
Она замолчала. Марина сделала шаг ближе.
– Тебя что?
Катя опустила глаза.
– Меня дразнят. Девочки из класса. Говорят, что я странная. Что я всё время одна. Что я ботан… и что у меня "мамочка-контролёр". Я не хотела тебе говорить. Ты бы заставила идти. Как всегда.
Марина села рядом. Молча.
Это было как удар. Не от Кати. От самой себя.
– Я бы… – она запнулась. – Я бы действительно настояла. Потому что боялась, что ты упустишь важное. Но теперь я понимаю: ты упускаешь важное уже сейчас. Себя. Своё спокойствие. И я… я прошляпила момент, когда тебе стало по-настоящему плохо.
Катя шмыгнула носом.
– Я не хочу туда возвращаться. Мне страшно. Я каждый раз сжимаюсь, как только подхожу к школе. И у меня живот болит от страха.
Марина аккуратно взяла её за руку.
– Мы разберёмся. Вместе. Я поговорю с учителями. И если надо – сменим школу. Или найдём, с кем ты сможешь поговорить – не только со мной. Психолога, может быть. Только не держи это в себе, Катя. Мне не важно, что подумают соседи. Мне важно, что с тобой.
Катя молча прижалась к маме.
И снова – как в тот вечер – тишина и немного тепла. Но на этот раз – с пониманием, что решение одной проблемы не избавляет от других.
Они просто будут идти дальше. Вместе. Шаг за шагом.
Глава 4. Когда всё валится
Марина стояла в ванной и смотрела на кран, из которого не капала – не текла – не шла вода. Ни горячая, ни холодная.
Она повернула один вентиль. Пусто. Второй. Щелчок – и ничего.
Открыла кухонный. Глухо.
Попробовала смыть унитаз – тишина.
И только над раковиной, на старом шкафчике, отражалась в зеркале её растерянная, потрёпанная ночь без сна.
Воды нет.
Зазвонил домофон. Почтальон. Она спустилась – в сланцах и кофте наизнанку – и получила тонкое письмо из ЖКХ.
"Уважаемая Марина Юрьевна, уведомляем Вас о приостановке водоснабжения по причине задолженности за коммунальные услуги. Общая сумма: 12 540 руб. Вопрос перерасчёта по льготам, поданным в сентябре, остаётся открытым – документы не были приняты в срок."
Что?!
Она же лично относила документы на перерасчёт! Стояла в очереди, подписывала бумаги. Девушка на приёме кивала – мол, всё будет.
И вот – не приняли. Просрочка. Перерасчёта нет. А счёт – с учётом полной ставки, без скидок.
А она-то всё платила по старому.
Марина сжала письмо, как будто оно было виновато.
Позвонить в ЖКХ? Она уже представляла этот разговор:
– Девушка, я тут ничего не вижу…
– Вам надо было уточнить…
– Подождите на линии, я соединю…
В этот момент из-за стены раздался резкий металлический звук.
Кто-то – бил по батарее. Гулко, резко, как набат.
– Ну вот ещё! – прошептала Марина и вышла на лестничную клетку.
На пролёте ниже – дверь квартиры 48 приоткрылась.
Из неё выглянул Тимур – сосед снизу.
Высокий, щуплый, с торчащими волосами и в футболке с «JavaScript is my yoga». Айтишник, как она знала. Редко кого пускал в дом, работал из дома, вечно в наушниках, ходил на цыпочках и ел веганские супы, которые пахли на весь подъезд.
Он выглядел недовольным, но вежливым:
– Извините, Марина, у вас что-то… течёт. Или текло. В моей ванной потолок заплакал. Я стучал, чтоб вы услышали.
– Да у меня воды вообще нет, – взвилась она. – Я сама только что узнала, что задолженность, перерасчёт, отключение… У меня всё навалилось.
Тимур кивнул с понимающим видом, не осуждающе, а будто мысленно вызывал техподдержку.
– Слушайте, если нужно – могу глянуть на счётчики. Я раньше работал с этим, в техслужбе, в студенчестве. Может, смогу что-то подсказать.
– Спасибо. Может, потом. Сейчас… – она замялась. – Я просто немного… в шоке.
Он понял. Просто кивнул:
– Если что – постучите.
И закрыл дверь.
Тем временем – Катя молчала.
Она не вышла из комнаты утром. Не пришла на завтрак. Не сказала ни слова о письме из школы.
Марина не решилась затевать серьёзный разговор на фоне отключённой воды и своих трясущихся рук.
Но потом пришло ещё одно письмо – на рабочую почту.
Темой было: «Поздравляем Бориса Павловича!»
Марина замирает. Внутри холодеет.
День рождения начальника. Сегодня.
А она даже не позвонила. Не поздравила.
Ни открытки, ни сообщения.
Ничего.
Через двадцать минут – звонок с незнакомого номера.
Она берёт трубку.
– Марина Юрьевна, здравствуйте. Это Ольга из приёмной Бориса Павловича.
– Да?
– Он просит Вас зайти к нему в кабинет завтра в 9:00. "Поговорить о дисциплине и уважении". Так и передаю.
Марина опускается на стул. Голова гудит.
Работа – под угрозой.
Воды нет.
Катя замкнута.
Школа требует объяснений.
Начальник – разговор.
Она впервые за долгое время не может сдержать паники.
Слёзы сами идут. Без звука.
Она закрывает лицо руками и сидит в полной тишине.
Но в этот момент…
С кухни – лёгкое постукивание по полу.
Кошка их, старая Плюша, пришла и тёрлась об ноги.
Словно говорила: «Ты здесь. Ты живая. Ты не одна.»
За стеной – тикал старый настенный будильник.
И она вдруг поняла: нельзя всё держать самой.
Нужно – просить. Делегировать. Делать ошибки. Признавать усталость.
Она достаёт телефон, пишет Катиной классной:
"Здравствуйте. Спасибо, что написали. Хотела бы поговорить по поводу Кати. Признаю, проблема есть. Готова решать – вместе."
Потом пишет Тимуру:
"Если предложение в силе – буду благодарна, если глянете счётчики."
И наконец – пишет начальнику:
"Борис Павлович, прошу прощения, что не поздравила Вас лично. У меня сегодня произошёл личный кризис. Готова объяснить всё завтра. С уважением, Марина Л."
Отправила. Выдохнула.
Села на пол рядом с Плюшей.
Снова заплакала. Но теперь – чуть-чуть легче.
Глава 5. Чай с мятой и простыми словами
В тот день Марина шла по лестнице как по вязкому песку. Рюкзак с ноутбуком тянул плечо, в голове гудело после бессонной ночи, а в груди сидело что-то тяжёлое, как кирпич – тревога, усталость, чувство вины.
Дверь её квартиры была уже рядом, когда приоткрылась соседняя – напротив.
На пороге стояла Света.
В светло-серой домашней кофте, с заколотыми шпильками волосами и знакомым, чуть уставшим, но тёплым взглядом. От неё пахло чем-то вкусным: ванилью, пирогами и, как всегда, – чаем с мятой.
– Марина? – спросила она мягко. – Всё в порядке?
Марина даже не поняла сразу, что её лицо – вовсе не в порядке. Пока не увидела в отражении почтового ящика: бледная, с красными глазами, будто выжатая тряпка.
– Угу, – соврала она и потянулась к дверям.
Света смотрела на неё внимательно. Не навязчиво, а по-соседски, как человек, который умеет замечать, когда кому-то плохо по-настоящему.
– Послушай, у меня как раз пирог испёкся. Черничный. И чай уже на плите. Зайдёшь?
– Да ну… – Марина попыталась улыбнуться. – Я… не хочу мешать.
– Перестань, – отрезала Света. – Ты мне никогда не мешаешь. Заходи. Просто посидим. Пять минут.
Светина квартира пахла уютом.
Тут всё было не в моде, а по-настоящему по-домашнему: занавески в цветочек, старые фотографии в рамках, холодильник с магнитами, кресло с вязаным пледом.
На столе уже стояли две чашки – одна с ромашкой, вторая с мятой. И черничный пирог, к которому Света сразу же протянула нож.
– Кусочек?
– Спасибо, – выдохнула Марина и опустилась на стул, вдруг почувствовав, как ноги дрожат.
Минуту они просто сидели молча.
Света – с чашкой, легко покачивая ногой.
Марина – с комом в горле и крошками на коленях.
Потом Света тихо сказала:
– Знаешь, я ведь тоже думала, что справляюсь. Когда Мишка умер. Всё тянула. Дом, работа, смены… Никому не жаловалась. Не плакала. На автомате. А потом… стою однажды у кассы, покупатель мне говорит что-то, а я не слышу. В ушах звенит, в голове – пусто. Села прямо на пол. Заплакала. Как девчонка. И вот тогда ко мне подошла женщина, старенькая, из отдела овощей, и сказала: «Детка, ты не робот. Ты человек. Зови на помощь, пока можешь.»
Света посмотрела на Марину и добавила, тихо, но твёрдо:
– Ты не робот, Марин. Ты – человек.
– Я знаю, но…
– Нет, не знаешь. Знаешь – это когда позволяешь себе быть слабой. Когда не стыдно попросить о помощи. Когда не всё сама, понимаешь?
Марина сжала чашку. Горячая.
От этих слов внутри что-то рассыпалось. Как лёд на солнце.
Она тихо прошептала:
– Мне очень тяжело.
– Я вижу.
Света взяла её ладонь.
Просто – положила сверху свою. Без пафоса. Без длинных речей.
– Ты не одна, Марин. Я тут. Тимур вон – с виду странный, но парень хороший. Катя – да, трудный возраст, но ты ей нужна, не робот, не идеал, а ты. Живая. И я всегда рядом. Пирог – это не про сладкое. Это про плечо. Заходи, когда захочется просто молча посидеть.
Марина кивнула, и слёзы побежали сами.
Тепло и по-настоящему.
Она не знала, сколько они просидели.
Просто в какой-то момент засмеялись – Света рассказала, как пыталась завести кошку, но кот сбежал в соседний подъезд к более сытой хозяйке.
Марина смеялась сквозь слёзы.
И чувствовала: она возвращается.
Пока – только в себя.
Но это уже было началом.
Глава 6. Помощь и поддержка
Утро в квартире Марины началось с лёгкого шума – где-то капала вода.
Марина ещё не успела проснуться, когда услышала знакомый стук в дверь.
– Это я, Тимур, – послышалось из-за двери. – Можно? Я с гаечным ключом и ноутбуком.
Марина открыла, и на пороге стоял сосед сверху – с улыбкой и небольшой сумкой инструментов.
– Здравствуйте, – сказала Марина, немного вздыхая. – Спасибо, что пришли. Кран… ну, как сказать, течёт и капает без остановки. И вода – вчера вечером отключили.
– Сейчас всё посмотрим. А про воду – я помогу оформить заявление в ЖКХ онлайн. Там, говорят, можно быстро подать заявку на перерасчёт и восстановление водоснабжения.
Они уселись за кухонный стол. Тимур достал ноутбук, включил его и начал быстро вводить данные:
– Вот, нужно зайти на сайт ЖКХ вашего района, найти раздел "Обращения граждан", – объяснял он, показывая курсор. – Тут выбираем "Заявление на восстановление водоснабжения", указываем причину – задолженность, но с просьбой учесть перерасчёт.
Марина смотрела, как легко у Тимура всё получается. Её пальцы дрожали, когда она пыталась сама набрать что-то на клавиатуре, но он подбодрил:
– Не волнуйтесь, я помогу. Главное – нажать кнопку "Отправить". Вот и всё.
После оформления заявления Тимур подошёл к кухонному крану.
Он внимательно осмотрел соединения, крутил гайки, подтягивал детали.
Через минут пятнадцать:
– Попробуйте, – сказал он и включил воду.
Из-под крана потекла ровная струя, без капель и брызг.
– Ура! – улыбнулась Марина. – Спасибо большое!
– Ничего страшного, – ответил Тимур и даже немного смутился. – Если что, звоните.
Спустя час Марина уже собиралась на работу, когда в дверь позвонила Света.
– Пойду с тобой в школу, – сказала она решительно. – Я хочу узнать, что там с Катей.
– Зачем? – удивилась Марина. – Она же просто прогуливает.
– Не всегда причина в том, что дети ленятся, – ответила Света. – Иногда всё сложнее.
Они вместе направились к школе.
По пути Света рассказывала истории из своей жизни, как справлялась с трудностями и почему важно не оставаться в одиночестве.
Когда они подошли к школе, Света подтянула Марину к учительнице и спокойно спросила:
– Можно узнать, что происходит с вашей дочерью? Она много пропускает.
Учительница немного смутилась, но сказала правду:
– Катю травят одноклассники. Не просто шутят, а специально обижают. Девочки в группе шепчутся, смеются за её спиной. Катя замкнулась и боится идти в школу.
Марина почувствовала, как сердце сжалось. Она не ожидала такого. В её голове крутились мысли – что она могла пропустить? Как помочь?
Света взяла её за руку:
– Видишь? Это не просто капризы подростка. Это серьёзно. И мы с тобой – команда. Ты не одна.
Вечером, уже дома, Марина сидела с Катей за чашкой тёплого чая, который приготовила Света.
Она впервые спокойно спросила:
– Катя, расскажи мне, что случилось? Почему ты не хочешь идти в школу?
Дочь, смотря в чашку, тихо прошептала:
– Они… не дают мне быть собой. Смеются над мной, когда я что-то говорю. Хочется просто исчезнуть.
Марина обняла её и пообещала:
– Мы всё исправим. Вместе.
И в этот момент Марина поняла – с поддержкой друзей и открытым сердцем можно справиться даже с самой сложной проблемой.
Глава 7. Внезапный визит и новая надежда
Утро выдалось пасмурным, с едва заметным дождём за окном. Марина как обычно спешила: катастрофа с краном уже казалась вчерашним днём, но новые заботы не давали ни минуты отдыха. Она заглянула в телефон – и вдруг увидела сообщение, которое заставило сердце пропустить удар.
«Я в городе. Можем встретиться? – Игорь»
Игорь – бывший муж Марины, отец Кати, 42 года. Мужчина с серьёзным взглядом, вечно немного усталый, но надёжный, как старая машина. Работает в крупной строительной компании, часто ездит по командировкам, и видится с дочерью редко – работа и новая семья в другом городе отдалили их.
Цель его визита была изначально проста: по делам в городе и заодно увидеть Катю. Не больше, не меньше.
Марина удивилась и, честно говоря, почувствовала лёгкое напряжение – ведь последние несколько лет они почти не общались. Игорь всегда держался на расстоянии, уважая её выбор, но сейчас что-то было иначе.
Через час в дверь позвонили. На пороге стоял он – в аккуратной куртке, с небольшим рюкзаком и искренней улыбкой.
– Привет, – сказал он и посмотрел на Марину с усталой теплотой. – Можно увидеть Катю?
Марина кивнула и позвала дочь.
Катя вышла, смутившись и быстро бросилась в объятия отца.
– Папа! – сказала она, и в голосе слышалась смесь радости и сомнения.
– Я скучал, – ответил Игорь, крепко обнимая её.
В тот день всё казалось немного неловким, но тёплым. Игорь рассказал, что на работе сейчас напряжённый период – крупный проект, важный для компании. Он ездил по разным городам, пытаясь договориться с подрядчиками, но скучал по дому и дочери.
– Я хотел просто увидеть тебя и Катьку, – признался он Марине за ужином, – но вижу, что ты одна с кучей проблем. Если честно, хочу помочь.
Марина сначала улыбнулась скептически – привыкла справляться сама, не привыкла просить о помощи.
Но вечером, когда Катя опять ушла в себя, замкнулась в комнате, а телефонный звонок с работы начался – Марина поняла, что силы на исходе.
Она подошла к Игорю и тихо сказала:
– Останься с Катей. Я… я не вывожу одна.
Игорь посмотрел на неё с удивлением, а потом кивнул:
– Хорошо. Я рядом.
В этот момент Марина впервые почувствовала, что не всё потеряно. Что даже в самой сложной ситуации можно найти опору.
Глава 8. Всё по-прежнему, но уже по-другому
Прошло несколько недель. В квартире Марина стояла у кухни, проверяя кран – он больше не капал, вода текла ровно и спокойно. Небольшая победа, но для неё сейчас это многое значило.
Жизнь не превратилась в сказку.
Долги по ЖКХ висели тяжким грузом, заставляя экономить на всём.
Катя всё ещё порой уходила в тишину своей комнаты, грустила и замыкалась, словно пытаясь спрятаться от мира.
На работе Марина так и не получила долгожданного повышения – отчёт сдали вовремя, но начальник оставался строг и холоден.
Но что-то изменилось.
У неё появилась опора – настоящая и крепкая. Света, соседка с тёплым сердцем и чашкой чая, которая всегда была готова выслушать и помочь.
Тимур, сосед сверху, не только починил кран, но и теперь часто подбрасывал полезные советы, подмигивал из-за стены, тихо напоминая, что она не одна.
Игорь – бывший муж, который впервые за долгое время не просто появился на пару часов, а остался рядом, помогая с Катей, разговаривая с ней, возвращая дочь к жизни.
Марина сидела в кресле с книгой, но взгляд её был мягким, а на губах – редкая улыбка. Света зашла в квартиру, неся ещё один тёплый чай.
– Ты выглядишь иначе, – сказала она. – Как будто ты наконец-то вздохнула.
Марина подняла глаза и тихо ответила:
– С миром ничего не случилось. Это я изменилась.
Её голос был лёгким и спокойным, без прежней тревоги и усталости. Как будто она наконец поняла – жизнь не идеальна и никогда не будет, но сила жить и радоваться – внутри неё самой.
Она больше не пыталась всё держать под контролем. Теперь она знала: не нужно быть роботом, чтобы справляться с трудностями. Достаточно просто быть человеком – с ошибками, страхами и, главное, с помощью рядом.
И в этом была её настоящая победа.
Книга 2. Живи
Глава 1. Кто такой Антон и чем он живёт
Антону двадцать девять. Высокий, худощавый, с вечной сутулостью, будто за спиной не рюкзак, а мешок с заботами. Он не говорит о себе много – не потому, что нечего, а потому что не видит смысла. Что рассказывать? Живёт, работает, помогает бабушке, и как-то держится на плаву. Для себя.
Раньше, лет в двадцать, у него было много планов. Хотел быть дизайнером – поступал на архитектуру, но не прошёл по конкурсу. Потом учился на платном, бросил. Поработал в кофейне, подрабатывал в типографии, рисовал афиши друзьям за кофе и "спасибо". Потом жизнь сделала крутой поворот – заболела мама. Полтора года больниц, беготни, лекарств. А потом – тишина, которой не ждут.
После её смерти Антон остался с бабушкой – Вера Ивановна, 76 лет, бодрая, упрямая, вечно в движении. У неё артрит, гипертония и огород в голове – она всё ещё помнит рецепты, пестрит поговорками, и в любой ситуации говорит: "Зато не война."
Антон работает курьером. Не потому, что мечтал о доставке еды и документов, а потому что гибкий график, быстрые выплаты и возможность – не пропасть. Утром он просыпается в своей старой комнате с облупленными обоями, быстро умывается и делает чай в термосе – зелёный, бабушка приучила. Завтракает редко. В холодильнике – пара яиц, вчерашняя гречка и бабушкины соленья.
Он катается на велосипеде, рюкзак за плечами, и всегда с наушниками. Музыка помогает не злиться. Особенно по утрам, когда город пахнет выхлопами и булочками, а ты уже весь в спешке.
Антон – не нытик, но часто устает. От бессмысленности. От повторяющихся маршрутов. От того, что не живёт, а будто постоянно что-то исправляет – дыру в бюджете, дырку в рюкзаке, дырку в душе.
Но он не жалуется. Он просто делает. Потому что кто-то должен – отвезти лекарства бабушке, поменять лампочку, достать зарплату из терминала, заплатить за интернет. Ещё у него есть кот по имени Пельмень – он пушистый и очень громкий, особенно по утрам. Его приютили с улицы. Это было бабушкино решение, но кормит и лечит кота, конечно, Антон.
Иногда, поздно вечером, он садится на подоконник с чашкой чая и смотрит в окно. Не думает о глобальном. Просто смотрит. Как мигают окна, как едут последние автобусы, как у соседей на пятом опять горит синий свет телевизора.
У него нет девушки. Было пару попыток – но времени не хватало, или сил, или, может, веры в то, что что-то получится. Он не озлоблен, просто немного выцвел. Как футболка после десятой стирки – ещё целая, но цвет уже не тот.
Но в Антоне есть одно, что не сломалось. Он всегда возвращается. Домой – к бабушке, к коту, к заварке в термосе. Возвращается даже после плохих дней, когда всё идёт не так. Он не герой. Он просто человек, который не сдаётся. Каждый день – понемногу.
И в этом – его сила.
Глава 2. Утро, которое началось не так
Будильник прозвенел в 6:30, как всегда. Резкий, противный писк, будто кто-то сверлит мозг тонкой иглой. Антон не сразу открыл глаза. Несколько секунд лежал с закрытыми веками, будто надеясь, что если не двигаться – утро передумает наступать. Но утро не передумало.
Он потянулся, пощупал рядом подушку – кот Пельмень где-то ушёл, наверное, дежурит на кухне.
Сел на кровати, провёл рукой по лицу. Щетина колется, глаза щиплет, но вроде бы – встал.
На часах – 6:33.
До первого заказа – сорок минут. Он уже знал маршрут: бургеры с Невского на Петроградку. Потом – две доставки подряд, и к обеду должен быть свободен. В 13:00 – бабушка. Она просила не опаздывать. Сегодня у неё приём у терапевта, плановый осмотр, но важный. "Сама дойду, не переживай", – говорила. Но он знал: будет идти медленно, держась за заборы и стены, в голове – только бы не упасть. Поэтому и пообещал – прийти, забрать, отвезти домой.
Он быстро оделся: джинсы с тянущимися коленями, серая футболка, сверху лёгкая куртка на молнии – погода утром ещё прохладная. Накинул через плечо свой рюкзак: старый, потёртый, с одной висящей молнией – она давно сломалась, но пока держится. Закинул внутрь зарядку, бутылку воды, пару бумажек – на всякий случай.
На кухне Пельмень встретил его мяуканьем, виляя хвостом, как собака. Антон налил ему корм, параллельно ставя чайник. Заварил зелёный чай, как любил – покрепче, чтобы взбодрило. Перелил в металлический термос, плотно закрутил крышку. Вроде бы всё. Вроде бы успевает.
– Бабуль, я пошёл! – крикнул он в коридор.
Из комнаты послышалось сонное:
– С Богом. И в куртке не жарко?
Он усмехнулся, но не ответил. Было не до разговоров.
На улице уже светло, но воздух ещё утренний, с запахом асфальта, влажных кустов и кофе из соседнего киоска. Велосипед – у подъезда, привязан к перилам. Он отстегнул цепь, накинул рюкзак, надел наушники – включил свой плейлист: «Спокойный день». И поехал.
Первая доставка – как по маслу. Вторая – с заминкой, клиент перепутал адрес, пришлось покружить по кварталу. Потерял минут десять, но догнал график.
А вот на третьей – застопорилось.
Дом – новый, стеклянный, вход по коду. Код не работает. Он звонит клиенту – гудки. Ждёт. Звонит снова. Никто не берёт. Минут через десять пишет в чат поддержки – тишина. Смотрит на часы: 10:52. Ещё немного – и сдвинется всё расписание.
Он проходит круг вдоль дома, пробует зайти через парковку – закрыто. Садится на лавку. Проходит двадцать минут. Клиент наконец перезванивает – сонный голос:
– Ой, извините… Я заснул. Сейчас выйду.
Появляется парень в шортах, босиком, с телефоном в руке.
– Спасибо, брат… Ты не злишься?
Антон только молча кивает и уезжает. Без сил что-то отвечать.
На часах – 11:37. До автобуса до поликлиники – 11:45. Ехать до остановки – минимум семь минут. А если ещё и пробка?..
Он крутит педали быстрее. В ушах играет музыка, но уже не радует. Всё внутри сжимается. Опоздание – это не просто "не успел". Это как будто подвёл. Не чужого клиента – бабушку. Ту, кто всегда был рядом. Ту, для кого он – главное плечо. И он не хочет её подвести. Не сегодня.
Но уже чувствует: не успеет.
И день только начинается.
Глава 3. Всё сразу
Антон ехал быстро. Не просто быстро – на грани, как будто сам воздух сопротивлялся. В ушах шумело, ноги гудели, но он крутил педали и повторял про себя: «Успею. Ещё успею. Если без пробок, если зелёный на перекрёстке, если бабушка ещё не вышла…»
Именно в этот момент, когда голова была забита расчётами времени до минуты, случилось первое.
У пекарни на углу, где всегда пахло ванилью и хрустящей корочкой, какой-то парень выходил с коробкой пирожков. Антон чуть притормозил, чтобы объехать, зацепил колесом бордюр, сместился вбок – и зацепился рюкзаком за декоративный металлический заборчик.
Хруст.
Он почувствовал, как плечо резко дёрнуло вниз, и весь вес рюкзака повис у него на одном ремне. Второй – отлетел, как порванная нитка. Из кармана вывалился бумажный пакет с бургерами. Упало на тротуар, ударилось об асфальт, чуть расползлось по шву. Один бургер выкатился наружу.
– Ну класс, – прошипел Антон сквозь зубы, держа рюкзак за одну лямку. Плечо жгло – не больно, но резко, неприятно. Саднило.
Он присел, подобрал бургер, быстро убрал его назад, аккуратно поправил упаковку. Салфетками вытер крошки и пыль. Всё ещё можно было спасти. Может, клиент не заметит. Или заметит – и устроит скандал. Антон не знал, что хуже.
Он быстро перепаковал рюкзак, перетянул его через другую сторону – теперь вес неравномерный, и каждые несколько шагов он сползал. Плечо отдавало тупой, тянущей болью. Вроде пустяк, но неприятно.
Решил вызвать такси – быстро добраться до поликлиники, потом вернуться к доставкам. Открыл приложение. Указал точку. Сел на бордюр. Ожидание – 1 минута.
Жмёт: оплатить Apple Pay.
Карта отклонена.
– Что? – Он щёлкает ещё раз. Снова – отказ. Открывает банкинг. Пин-код неверный. Ещё раз. Ещё.
Карта заблокирована.
И тут до него доходит: утром, в спешке, он перепутал порядок цифр. Хотел перевести бабушке на коммуналку, а вбил старый пароль. Банк – строгий. Два неверных ввода – блок. Всё. Карта заморожена. Ни налички, ни резервной карты, ни сохранённого платежа. Только пуш-уведомление: «Обратитесь в отделение».
Он сидел на тротуаре, с кривым рюкзаком, с грязной упаковкой и заблокированной картой, как будто весь день собрался в кулак и ударил.
Он вздохнул, открыл чат с начальником – тот был онлайн.
Антон:
Извините, экстренная ситуация. Не смогу доставить следующий заказ вовремя. Нужно на час перерыв – бабушка в поликлинике.
Минуты две – тишина. Потом пришёл короткий, холодный ответ:
Менеджер:
Хочешь работать – работай. Нет – у нас таких сто человек.
Без "понял", без "спасибо", без "держись".
Антон сжал челюсти. Хотел написать что-то – резкое, честное. Но не стал. Просто закрыл приложение, встал, вздохнул, перекинул рюкзак на переднее плечо – неудобно, но хотя бы не давит на больное место.
Сел на велосипед. Осталось чуть больше четырёх километров. Еду сам, – решил. Медленно, грязно, но доеду.
Проехал квартал. Второй. В третий – на повороте – резко щёлкнуло под ногами.
Цепь.
Соскочила. Просто – в никуда.
Велосипед захлюпал педалями вхолостую, как будто сдался. Антон слез, попытался поправить – пальцы в чёрной мазуте, цепь не поддаётся. Он тянет, ругается вслух. Дворник рядом косо посмотрел и отвернулся.
Антон плюнул на землю, от злости, как будто хотел выплюнуть не грязь, а бессилие. Утер лоб – пот заливал глаза, футболка прилипла к спине. Всё – он идёт пешком. Тащит велик, перевешенный рюкзак, ноги гудят, руки грязные, а в голове одно: "Главное – успеть к бабушке. Остальное потом."
Он посмотрел на карту. До поликлиники – 4,5 километра.
Пешком – сорок пять минут, если быстро. Если сердце выдержит.
Он пошёл. Мимо людей с кофе. Мимо машин с кондиционерами. Мимо витрин с надписью «Скидки».
Пыль въедалась в кожу. Ноги сбивались. Но он шёл.
Потому что она – ждёт.
Глава 4. Кто держится – тот и живёт
Антон брёл по обочине, ведя велосипед за руль. Рюкзак перекосился, плечо ныло, руки липкие от цепной мазуты. В ушах всё пульсировало, как будто организм включил аварийный режим. Он почти не чувствовал шагов – просто двигался, чтобы двигаться.
На светофоре – короткая передышка. Он опёрся на велик, согнулся, чтобы отдышаться. Пахло пылью, горячим асфальтом и булками из ближайшего ларька. Он вдруг подумал, что с утра почти ничего не ел. Только чай.
Проехала одна машина. Вторая. Пара самокатов.
И тут – рядом с ним медленно подкатила старая «четвёрка», вишнёвая, с помятым капотом и облезшей краской по бокам. Водитель – пожилой мужик лет шестидесяти, в синей майке и очках. Он вытер лоб платком, выглянул в открытое окно.
– Эй, парень… тебе куда?
Антон замер. Потом сделал шаг ближе.
– В четвёртую поликлинику… Бабушку забрать.
Голос у него был хриплый, усталый, но спокойный.
– Садись, – сказал мужик. – Мне почти по пути.
Антон растерянно кивнул, но остался стоять.
– Да не бойся, не кусаюсь, – усмехнулся водитель. – Вел запихнём в багажник, рюкзак на колени. Что стоишь? Умрёшь тут, пока дойдёшь.
Антон смущённо подошёл. Хотел сказать: «Спасибо, не надо», но ноги уже шли сами. Он помог засунуть велосипед в багажник – колесо упёрлось в домкрат, но как-то влезло. Сел на переднее сиденье, прижал рюкзак. Внутри пахло табаком, пылью и ароматизатором «Сосновый лес». Машина дернулась и тронулась.
Они молчали почти всю дорогу.
Антон смотрел в окно – на знакомые улицы, по которым проезжал десятки раз. Сегодня всё казалось чуть тусклее. Или это просто он был выжат до капли.
Иногда водитель бросал взгляд в его сторону. Не спрашивал, не допытывался. Просто ехал, включив старое радио, где тихо играла «Машина времени».
Перед самым поворотом к поликлинике водитель неожиданно заговорил.
– Бывает, – сказал он просто. – Всё сразу. Всё навалится. Думаешь – не вытащишь. А потом глянешь назад – и сам себе удивляешься.
Антон повернул голову.
– Я уже не знал, как дойти, – тихо признался он. – Всё навалилось. Прям за один день.
– Такое не по графику. Оно по жизни, – сказал водитель. – Но ты держись.
Он заглушил мотор, посмотрел на Антона с каким-то почти отцовским вниманием.
– Кто держится – тот и живёт.
Антон кивнул. Горло сжалось. Хотел сказать «спасибо», но ком в груди не давал слову пройти. Просто кивнул ещё раз – медленно, крепко. Потом вышел, забрал велосипед.
Машина уже отъезжала, когда он вдруг махнул рукой.
Дед ответил лёгким кивком – и исчез за поворотом.
Глава 5. Не геройствуй. Живи.
Антон вышел из машины и осторожно поставил велосипед на стоянку. Его ноги были тяжёлые, как будто он прошёл не четыре с половиной, а двадцать километров. Спина ныла, плечо тянуло, руки были ещё в мазуте. Но главное – он шёл.
Вход в поликлинику встретил знакомым запахом медицинского холода и дезинфекции. В коридоре стоял гул голосов и шёпотов, кто-то тихо кашлял, кто-то листал бумажки.
Он быстро огляделся и увидел знакомую фигуру на скамейке у окна – это была бабушка. Она сидела, опершись на трость, в тёмном кардигане и с лёгкой улыбкой. Волосы у неё были серебристые, собраны в аккуратный пучок.
Антон подошёл к ней и почувствовал, как сердце ёкнуло.
– Бабушка… – начал он, голос слегка дрожал. – Извини меня. Я опоздал… Было много проблем – рюкзак порвался, карту заблокировали, велосипед сломался… Я старался, правда.
Она посмотрела на него своими тёплыми глазами, не перебивая. Потом медленно встала и мягко обняла.
– Глупый, – сказала она тихо и нежно. Её руки осторожно щупали его плечо, будто хотели согреть.
Антон почувствовал, как ком в горле сжимается. Он хотел что-то ответить, но не мог – просто стоял, позволяя бабушке держать себя.
– Ты пытался, – улыбнулась она, прижимая его ближе. – Это главное.
Он чуть отстранился и посмотрел на неё.
– Но не геройствуй, – сказала бабушка серьёзно, чуть наклонив голову. – Живи. Не надо себя ломать ради идеала или спешки. Главное – жить и ценить то, что есть.
Антон вздохнул и улыбнулся в ответ – сначала робко, потом всё шире.
– Я понял, – сказал он. – Спасибо, бабушка.
Она улыбнулась в ответ, и в её взгляде было столько тепла, что усталость и боль отступили, пусть ненадолго.
Антон почувствовал, что всё не так плохо. Не идеально, конечно, но есть надежда. А она – самая важная.
Глава 6. Не идеал, но надежда
Антон и бабушка медленно вышли из поликлиники. На улице вечерело – небо постепенно переходило из голубого в мягкий серо-розовый, а воздух был уже прохладнее после жаркого дня. Пахло свежестью и мокрой травой.
Велосипед остался стоять у кустов возле входа – Антон не стал даже пытаться его чинить сейчас. Рюкзак он держал в одной руке, и вес уже не казался таким невыносимым, как раньше. Плечо всё ещё ныло, но теперь боль не режущая, а просто фоновая, как напоминание о прожитом дне.
– Карту ещё не разблокировали, – сказал он тихо, глядя на пустой экран телефона.
Бабушка улыбнулась и сжала его руку.
– Ну и что? – ответила она мягко. – Сегодня ты уже сделал больше, чем мог. Это главное.
Они шли рядом по тротуару, не торопясь. Антон заметил, как листья под ногами шуршат, как далекие огни фонарей мерцают, как в воздухе слышится спокойствие.
Он вдруг ощутил, как внутри у него стало немного легче. День был тяжёлым, неудобным, полным неприятностей – но теперь, рядом с бабушкой, всё казалось не таким страшным.
Он больше не думал о том, что опоздал или не сделал что-то идеально. Он просто дышал, шагал, и чувствовал, что живёт.
– Спасибо, бабушка, – сказал он тихо.
– Не за что, – улыбнулась она. – Просто живи. Не геройствуй.
Антон кивнул, и они продолжили идти по тихой улице – медленно, спокойно, вместе.
День почти окончен. А впереди – новый.
Книга 3. Ты взрослый. Теперь я нуждаюсь в тебе
Глава 1. Галя и её мир
Галя – женщина 52 лет. Она всю жизнь проработала библиотекарем в маленькой городской библиотеке, которая располагалась на первом этаже старого дома недалеко от центра. У неё светлые, уже немного седые волосы, аккуратно заплетённые в косу, и добрые глаза, в которых можно было прочесть и усталость, и мягкость. На работе её любили – она знала все книги наизусть, помогала читателям найти даже самые редкие издания.
Каждое утро Галя вставала в шесть часов. Её день начинался с простого ритуала – чашка крепкого чая с лимоном и немного домашнего мёда, который она сама покупала на рынке у местного пчеловода. Потом она аккуратно застилала кровать, открывала окна, чтобы впустить свежий утренний воздух, и начинала убирать дом.
Дом у Гали небольшой, двухкомнатный, в панельной пятиэтажке. В гостиной стоял старый диван, покрытый вязаными пледами, на стенах висели фотографии – в основном снимки сына и мужа. Муж лежачий после инсульта – год назад он перестал ходить и говорить, но глаза его по-прежнему искренне смотрели на неё с любовью и доверием. Галя ухаживала за ним сама: меняла памперсы, давала лекарства, аккуратно помогала с едой. Это был её ежедневный труд, который отнимал много сил и времени.
Сын живёт отдельно, в соседнем городе. Он взрослый, но пока не очень самостоятельный – часто просил у неё денег и советов. Галя понимала, что сыну нелегко, но её сил тоже становилось всё меньше. Она старалась не показывать это на людях, всегда улыбалась и помогала всем, кто приходил в библиотеку.
Каждый день после работы она приходила домой и, не успев расслабиться, принималась за домашние дела. Вечером, когда муж засыпал, Галя садилась за вязание или читала книги. Она любила простые вещи – тихие вечера, запах свежесваренного чая, шелест страниц.
Иногда ей хотелось просто уйти от всего – от забот, от одиночества, от тяжести ответственности. Но она знала: муж зависит от неё, дом – это её крепость, а сын – её надежда. Она держалась изо всех сил, даже когда тело устало, а душа просила передышки.
В этом доме, в этих буднях, в этих заботах и была вся жизнь Гали – простая, неприметная, но наполненная любовью и терпением.
Глава 2. Последний рабочий день
Галя шла домой медленно, будто шаги становились тяжелее с каждым метром. Сегодня был её последний день в библиотеке. Никто не сказал прямо, почему – просто позвали в кабинет директора и сообщили, что её больше не будет в штате. Без объяснений, без жалости. Это прозвучало, как удар в сердце.
Она держала в руках свою старую сумку с ключами и некоторыми бумагами, которые успела собрать за день. В голове всё ещё вертелись мысли: «Почему? За что? Я же столько лет отдала этой работе…»
Сердце сжималось от несправедливости и боли. Она чувствовала пустоту, которая заполняла всё внутри, как будто что-то важное отняли безвозвратно.
Дорога домой казалась длиннее обычного. Весна только начинала входить в город – на деревьях распускались первые листочки, а на асфальте играли солнечные блики. Но для Гали этот свет был тусклым и неважным.
Подойдя к подъезду, она вздохнула глубоко и поднялась по лестнице. В их маленькой квартире было тихо, только тихое дыхание мужа слышалось из комнаты. Он лежал на кровати, неподвижный после инсульта, который случился год назад. Галя взглянула на него и почувствовала, как на душе стало ещё тяжелее. Этот человек, который когда-то был её опорой и поддержкой, теперь полностью зависел от неё.
Она села рядом, взяла его руку – холодную и безжизненную – и тихо прошептала: «Мы справимся, Петя. Я не оставлю тебя». Но сама верила в это с трудом.
Сейчас вся ответственность – за мужа, за дом, за сына, который далеко и тоже нуждается в помощи – лежала только на ней. Она чувствовала, как давление нарастает, как будто весь мир вдруг свалился на её плечи. Но опустить руки нельзя. Нужно было найти силы, чтобы продолжать идти вперёд, несмотря ни на что.
Галя убрала пальто, подошла к окну и посмотрела на улицу. Где-то там, за стенами квартиры, жизнь продолжалась – шумели машины, смеялись дети, горели огни витрин. А у неё – тихий, наполненный тревогой вечер.
Она села на стул у стола, взяла чашку с чаем, который уже остыл, и задумалась. «Что теперь? Что делать дальше?» – эти вопросы звучали внутри, но ответов пока не было.
В этот момент она впервые почувствовала, как тяжело быть одной на своем месте, когда всё вокруг рушится и некуда больше опереться.
Глава 3. Когда проблемы множатся
На следующий день после увольнения Галя проснулась раньше обычного. Её тело словно само тянуло к делам, которые нельзя откладывать. В доме было тихо – муж ещё спал, а солнце едва пробивалось сквозь занавески. Она сделала себе чай, налила в чашку тёплую воду с мёдом, но пить не хотелось. Мысли крутились в голове, не давая покоя.
Вдруг зазвонил телефон. На экране высветился номер сына. Галя глубоко вздохнула и нажала на кнопку ответа.
– Мама, привет… – голос сына звучал устало и чуть взволнованно.
– Привет, сынок, – ответила Галя с мягкой улыбкой, стараясь звучать спокойнее, чем чувствовала.
– Слушай, у меня проблема… на работе всё пошло наперекосяк, – он говорил быстро, как будто хотел поскорее всё рассказать. – Мне срочно нужны деньги, чтобы закрыть долг. Можно ли занять? Ну, большую сумму… Я обязательно верну.
Галя молчала. Ей хотелось помочь, очень хотелось, но её собственные финансы были на пределе. Деньги уходили на лекарства для мужа, на оплату лечения и уход. В её кошельке давно не было лишних рублей.
– Сынок… – наконец тихо сказала она, – сейчас у меня тоже очень сложно. Я не могу дать тебе эту сумму. Очень жаль.
– Мама, пойми, я без этого не справлюсь…
– Я понимаю, – сказала Галя, – но не могу. Надо искать другой выход. Обещаю, что как только появится возможность, помогу.
Разговор закончился, но в душе Гали осталась тяжесть. Казалось, что все её надежды и силы исчезают одна за другой.
В тот же день случилось ещё одно неприятное событие. Звонок в дверь. Открыв, Галя увидела молодого человека в форме – представитель компании, которая поставляла интернет.
– Здравствуйте, – сказал он вежливо, – мы вынуждены отключить интернет за неуплату. Ваш долг составляет уже больше месяца. Если не оплатите, доступ не будет восстановлен.
Галя опустила глаза. Она знала, что долг растёт, но надеялась, что как-то справится. Теперь мир вокруг неё стал казаться теснее и угрюмее.
Отключённый интернет означал потерю связи с внешним миром, невозможность искать работу, общаться, решать другие вопросы онлайн. Её пространство сузилось до четырёх стен и тяжёлой тишины.
В этот момент Галя почувствовала, как на неё наваливается усталость, беспомощность и страх. Казалось, что выхода нет – каждую минуту появляется новая проблема, а сил всё меньше.
Она села на кухонный стул, опустила голову на руки и тихо заплакала. Слёзы – это была не слабость, а способ выпустить накопившуюся боль.
Но даже в этом состоянии, глубоко внутри, она знала – нужно не сломаться, нужно искать выход, как бы тяжело ни было.
Глава 4. Точка усталости
Вечер опустился на город, мягко приглушая звуки и краски улиц. В их квартире стало тихо и пусто, будто время замерло. Галя сидела у окна в небольшой кухне, глаза устало смотрели на темнеющий двор за стеклом. Руки дрожали, а сердце сжималось от усталости, которой не было конца.
Она наклонилась вперед, уткнулась лицом в ладони, и первые слёзы сами покатились по щекам – неумолимые, горячие и бесконтрольные. Галя не сдерживала их – в эти минуты не было никого, кто мог бы её осудить или спросить, почему она плачет.
За спиной тихо поскрипывала кровать в комнате. Муж лежал неподвижно, только глаза его тихо смотрели на неё с едва заметной поддержкой. В его взгляде было что-то такое, что придавало силы, но не могло взять всю тяжесть её боли.
«Я больше не могу…» – думала Галя, но слова застревали в горле. Мысли кружились и путались, словно клубок ниток, который невозможно распутать. «Почему всё именно со мной? Почему теперь, когда я так устала?»
В её голове мелькали картины последних дней: увольнение, звонок сына, просьбы о деньгах, отключённый интернет, вечная забота о муже – всё словно навалилось одной горой. Было ощущение, что она стоит на краю пропасти, и если сделает шаг – падение будет безвозвратным.
Хотелось просто закрыть глаза и забыть обо всём. Забить на проблемы, на заботы, на этот тяжёлый груз, который лежал на её плечах. Но даже в самые тёмные моменты, когда силы казались иссякшими, страх перед будущим не давал ей покоя. Страх остаться одной, страх не справиться с уходом за мужем, страх, что сын не сможет помочь.
Галя сжала пальцы в кулаки, пытаясь собрать последние крупицы воли. Её тело было истощено, но в глубине души – где-то далеко – горела маленькая искорка. Искорка надежды, что завтра будет лучше, что появится выход, что не всё потеряно.
Она подняла глаза и взглянула на мужа. Его тихий взгляд был для неё как тихая гавань в шторме. Он не говорил, не мог, но просто его присутствие давало чувство, что она не одна.
Галя сделала глубокий вдох, села ровнее, протерла слёзы и тихо сказала:
– Я должна держаться. Ради тебя. Ради нас. Ради себя.
И в этот момент, несмотря на усталость и отчаяние, в её сердце зародилось маленькое, но твёрдое решение – не сломаться.
Глава 5. Первый шаг
На следующее утро Галя проснулась с каким-то странным, неуловимым ощущением – словно внутри что-то шевельнулось, зажглось слабым огоньком надежды. Она всё ещё чувствовала усталость, но теперь вместе с ней появилась небольшая решимость. Сегодня она решила сделать то, что давно откладывала – позвонить в профсоюз.
Дрожащими руками Галя достала из ящика стола записную книжку, в которой когда-то давно, много лет назад, аккуратно записала телефон профсоюза работников культуры. Эти цифры хранились как что-то важное, но никогда раньше она не думала, что придется ими воспользоваться.
Телефон лежал на столе, рядом стояла чашка с ещё тёплым чаем, но пить сейчас не хотелось. Сердце колотилось быстрее обычного, в голове крутились сомнения: «А вдруг не помогут? А вдруг там скажут – слишком поздно?»
Но она набрала номер. Звонок прерывался, потом раздался спокойный женский голос:
– Профсоюз работников культуры, здравствуйте, чем можем помочь?
Галя глубоко вдохнула и начала рассказывать о своей ситуации:
– Меня зовут Галина, я работала библиотекарем почти тридцать лет. Вчера меня уволили без объяснений. Я не знаю, что делать…
Женский голос внимательно слушал, не перебивая, и потом мягко ответил:
– Галина, вы правильно сделали, что позвонили. Мы поможем разобраться, какие у вас есть права. Увольнение без объяснений – это не всегда законно. Давайте я расскажу, что можно сделать.
Галя слушала, как ей объясняют порядок подачи жалобы, куда обращаться, какие документы нужно собрать. Говорили о возможности получить компенсацию, а также о праве на помощь от профсоюза. Всё казалось новым и немного сложным, но в то же время это был первый реальный план действий.
Женщина на другом конце провода предложила встретиться лично или продолжить общение по телефону, помочь заполнить заявления и поддержать в сложный момент.
Когда разговор закончился, Галя почувствовала, как внутри стало легче. Появилась ясность и, главное, ощущение, что она не одна. Что есть люди, которые готовы помочь.
Она положила трубку и впервые за долгое время улыбнулась. Маленький шаг, который казался таким страшным, стал первым мостиком к будущему.
Галя понимала: впереди ещё много трудностей, но теперь у неё есть поддержка и знания. И это давало силы – двигаться дальше.
Глава 6. Звонок сыну
Вечер опустился на город, но в маленькой кухне Гали было ещё светло – лампа на потолке мягко освещала комнату, создавая уют и тепло. Галя сидела за столом, в руках у неё был телефон. Она несколько раз брала трубку, потом откладывала – сомневалась, переживала.
Ведь звонок сыну после всех трудностей был не просто разговором. Это был шаг, который она откладывала долгие годы, скрывая свои проблемы и пытаясь справиться сама.
Но сегодня что-то изменилось. Она глубоко вздохнула, набрала номер и слушала, как телефон звонит. Сердце билось быстро, в голове крутились слова.
– Алло? – услышала она знакомый голос сына, слегка усталый, но живой.
– Привет, сынок, – начала она, стараясь говорить спокойно, хотя голос дрожал. – Это мама… Мне нужна твоя помощь.
На другом конце провода повисла пауза. Потом сын спросил осторожно:
– Что случилось, мам? Всё в порядке?
Галя собрала силы и сказала прямо:
– Ты взрослый. Теперь я нуждаюсь в тебе. Приезжай, пожалуйста. Мне нужна помощь.
В голосе прозвучала не только просьба, но и надежда – надежда на то, что сын услышит её и откликнется. Она почувствовала, как внутри что-то потеплело, словно тяжёлый груз чуть ослабел.
– Конечно, мам, – ответил он наконец. – Я приеду. Всё будет хорошо.
Галя улыбнулась, хотя слёзы навернулись на глаза – не от горя, а от облегчения и благодарности.
В этот момент ей стало ясно: она не одна. Вместе с сыном они смогут справиться с любыми трудностями.
Глава 7. Вместе – сильнее
Вскоре после звонка Галя услышала знакомый звук – дверь квартиры открылась, и в коридор вошёл её сын. Он выглядел немного усталым, но в его глазах горел огонёк решимости и заботы. Галя почувствовала, как сердце сжалось от радости и облегчения.
– Привет, мама, – сказал он, обнимая её крепко, как в детстве.
– Привет, сынок, – ответила она, сдерживая слёзы, но в душе ей стало теплее.
Они сидели за кухонным столом, который уже много лет видел их радости и горести. На столе стояли чашки с горячим чаем, в воздухе витал запах свежесваренного напитка.
– Давай вместе подумаем, что делать дальше, – предложил сын. – Нужно искать новую работу, может, начать с небольших объявлений или посмотреть, кто сейчас нанимает библиотекарей или других специалистов.
– Да, – кивнула Галя. – И ещё надо подумать, как организовать уход за отцом. Мне сложно справляться одной.
Они долго обсуждали, кто может помочь с уходом, какие есть службы поддержки, как правильно распределить обязанности. Сын рассказал, что сможет помогать с покупками и делами, которые раньше она делала сама.
– Мы справимся, – сказал он твёрдо. – Главное – не оставаться одному.
Галя слушала и понимала, что, несмотря на все трудности, вместе им будет легче. Жизнь не стала мгновенно проще, но теперь она не чувствовала себя в одиночестве.
В её сердце появилась новая сила – тихая, но крепкая. Она поняла: несмотря на всё, что случилось, она не сломалась. Её поддерживают близкие, и впереди ещё есть надежда.
В тот вечер, когда сын помогал накрыть на стол, Галя впервые за долгое время улыбнулась без грусти. Она знала – впереди трудный путь, но теперь она готова идти по нему вместе с теми, кто рядом.
Книга 4. Не копи в себе
Глава 1. Одна проблема
Никите семнадцать. Он учится в выпускном классе обычной городской школы и уже сейчас чувствует, как наваливается груз ожиданий: экзамены, ЕГЭ, репетиторы, поступление. Он вроде бы и старается, но постоянно чего-то не успевает, как будто всё время чуть-чуть опаздывает – не только по часам, но и по жизни.
Он живёт с мамой в двухкомнатной квартире. Папа ушёл, когда Никите было десять. Он иногда звонит, иногда даже присылает деньги, но особой связи между ними нет. Мама – главная в его жизни. И главная проблема. То есть… не она сама, а их отношения. Последние пару лет они будто говорят на разных языках. Она хочет, чтобы он «взялся за ум», «не распылялся», «собрался наконец». А он просто хочет, чтобы его не давили. И чтобы хоть кто-то спросил не «что ты сделал?», а «как ты?».
Утро началось, как всегда, с тревожного писка будильника. Он прозвенел в 6:45. Потом в 6:50. Потом в 7:00.
Никита в полусне ткнул кнопку, перевернулся на другой бок и провалился обратно в сон.
– Никита! – донёсся голос из коридора.
– Ммм…
– Опять спишь? Ты в школу собираешься или как?
Он открыл глаза. Часы показывали 7:27. Урок начинался в восемь, и до школы – двадцать минут пешком. Он сел на кровати, зевнул и пробормотал:
– Да иду я…
– Ты каждый день это говоришь, – голос мамы становился всё резче. – Каждый день просыпаешь, каждый день бегаешь, как ненормальный.
– Ну не начинай, – буркнул он.
– Не начинай? Да сколько можно! Я тебя будила три раза! Сам себе злобный Буратино!
Никита встал, захлопнул дверь в комнату. Мама продолжала с другой стороны:
– Я тебе говорила: вечером ложись раньше, телефон отложи, головой думай! Тебе же не в игрушки играть, а поступать скоро!
– Да отстань, мам! – выкрикнул он.
Всё. Пауза. Тишина. Только его дыхание и ощущение, будто он опять всё испортил. Он надел джинсы, футболку, натянул кофту. Кроссовки – у порога.
На кухне пахло жареными тостами и кофе, но он не пошёл туда. Просто прошёл мимо. Мама стояла у раковины, сжала губы в тонкую линию, ничего не сказала. Он тоже.
Никита захлопнул входную дверь чуть громче, чем надо было.
На улице было прохладно, но он не чувствовал ни ветра, ни запаха утреннего города. В груди – ком. Обиды? Вины? Раздражения? Всё сразу.
Он знал, что мама просто волнуется. Знал. Но всё равно злился. Потому что не хотел, чтобы с ним говорили, как с маленьким. Потому что хотел, чтобы кто-то просто сказал: «Я знаю, тебе трудно».
Он шёл быстрым шагом, ссутулившись. На лице – маска безразличия. Внутри – буря.
А впереди – контрольная по алгебре, которую он почти не готовил.
«Класс. Просто супер-начало дня», – подумал он.
И не знал, что всё только начинается.
Глава 2. Контрольная
Никита шагал по улице, засунув руки в карманы кофты. Воздух был свежий, немного колючий – май ещё не до конца согрел город. Он шёл быстро, но мысли плелись в разные стороны: о маме, о том, что сказал ей, о тостах, которые остались на столе, и о каком-то тупом чувстве в груди. То ли вина, то ли обида, то ли и то, и другое сразу.
На углу дома он бросил взгляд на часы на экране остановки: 7:52. И тут его словно ударило.
Контрольная. По алгебре. Первая пара.
Он выругался вслух и рванул вперёд. Сумка дёрнулась на плече, кеды заскользили по плитке, в ушах зашумело. Школа была в десяти минутах ходьбы – обычным шагом. Бегом можно было успеть, если очень повезёт. Он обогнал женщину с собакой, перелетел через лужу и свернул через двор – короткой дорогой.
Дыхание сбивалось, горло сжалось. Он почти не чувствовал ног. Всё тело работало на автомате. Он несся, как будто от этого зависела его жизнь. Может, отчасти – так оно и было.
Провал на контрольной – это минус в аттестат, это разговоры дома, это ещё один «вот-вот-вот!» от мамы.
Он добежал до школы в 8:04. Вбежал по ступенькам. Внутри пахло влажной тряпкой и булочками из столовой. Пробежал мимо гардероба, толкнул дверь на второй этаж. Кабинет 213.
Он добрался до двери – и остановился. Она была закрыта. Он постучал. Тишина.
Снова стукнул – громче.
Дверь приоткрылась, и на пороге показалась учительница алгебры – Татьяна Борисовна. Седые волосы собраны в пучок, серьёзное лицо, очки. Она посмотрела строго, без намёка на улыбку.
– Никита… контрольная началась десять минут назад.
– Я… Я опоздал немного… но я готов… – выдохнул он, пытаясь поймать воздух.
– Извините, вы не допущены, – сухо ответила она. – У нас чёткие правила. У вас будет шанс пересдать позже. Сейчас – нет.
И захлопнула дверь. Не злобно – но чётко.
Никита стоял несколько секунд, смотря на белую поверхность двери, как будто она могла передумать. Потом развернулся, прошёл до подоконника в конце коридора и сел.
Всё внутри опустело. Он чувствовал себя сломанной игрушкой. Бесполезным. Неуспешным. Одиноким.
В голове шумело. Не как от звука, а как от эмоций, которые не могут прорваться наружу.
Он опустил голову на колени. Хотелось провалиться в пол или исчезнуть хотя бы на пару минут. Он подвёл себя. Снова.
А ведь день только начался.
Глава 3. Углубление
Перемена тянулась, как жвачка без вкуса. Никита сидел на подоконнике и смотрел в пол. Класс гудел: кто-то шутил, кто-то спорил, кто-то уже делал домашку к следующему уроку. Все жили своей жизнью. Только он будто остался на обочине.
Он взялся за карман куртки – машинально, не глядя. Пусто. Прощупал другой. Потом задний карман джинсов. Поднялся, залез в рюкзак. В один карман. В другой. Тетради, обёртки от батончика, зарядка, ручки – а телефона нет.
Сердце чуть ускорилось.
«Ладно… может, дома оставил», – подумал он, но внутри уже зашевелилась тревога.
Он вспомнил: выходил из дома с наушниками в ушах. Значит, точно был с телефоном.
«Может, выронил… Может, на лавке…»
Мысли замелькали, как птицы, разбегающиеся в разные стороны. В горле сжалось. Без телефона он чувствовал себя голым. Без связи. Без опоры. Без плейлиста, который спасал по дороге. Без мессенджеров, где можно залипнуть, когда невыносимо.
Он резко поднялся и направился к Артёму.
Артём был его лучшим другом с шестого класса. Когда Никиту зажимали в углу коридора какие-то старшеклассники, Артём подошёл и бросил:
– Отстаньте, вы ж как тараканы. Только громкие.
С тех пор они держались вместе. Пары, перемены, игры, проблемы – всё делили на двоих.
Никита подошёл к нему – тот сидел на подоконнике в другом конце коридора, прокручивая что-то на телефоне.
– Слушай, дай позвонить. Я, походу, телефон потерял.
Артём даже не поднял головы.
– Опять?
– Ну… да. Может, дома забыл, но скорее всего – выронил. Мне бы просто маме черкнуть или себя найти.
– Сам виноват, что всё теряешь, – буркнул Артём.
– Чего?
– Серьёзно, Никит. Каждый раз одно и то же. То просыпаешь, то забываешь, то теряешь. Я не банк спасения. У меня тоже свои дела.
Никита застыл. Артём не говорил это со злобой. Просто устало. Но Никите было всё равно. Он не ожидал. От него – нет.
– Ну и ладно, – вырвалось раздражённо. – Я думал, ты друг. А ты – как все. Предатель.
Артём резко поднял взгляд. Их глаза встретились. Потом Артём отложил телефон и встал.
– Я просто устал. Всё время быть твоим «решением». Сори.
Он развернулся и ушёл в класс.
Никита остался стоять. Ощущение, будто его обрызгали холодной водой. Он развернулся, пошёл в другую сторону. Мир вокруг стал каким-то тусклым, будто свет уменьшили.
Он не пошёл в столовую с остальными. Купил себе булочку в буфете, кинул в карман и сел на подоконник у окна в пустом коридоре.
Он был не голоден. Он был опустошён.
В голове крутились мысли, как заевшая плёнка: «Контрольная – мимо. Телефон – пропал. Мама – зла. Друг – отвернулся.»
Он посмотрел в окно: дети на спортплощадке играли в мяч. Шумели, смеялись.
А у него внутри – тишина. И шум одновременно. Как будто всё грохочет, но звука нет.
Он уткнулся лбом в стекло.
Никита не плакал. Но если бы кто-то подошёл и сказал что-то доброе – мог бы.
Глава 4. Точка усталости
После последнего звонка Никита не вышел из школы – он вывалился из неё, как будто его выдавили изнутри. Он шёл медленно, ноги будто налились свинцом. Спина сгорбилась, взгляд скользил по асфальту, ни на чём не задерживаясь.
Обычно он шёл с Артёмом, споря о фильмах или играх, смеясь над одноклассниками и учителями. А сегодня – пусто. Ни смеха, ни слов, ни даже музыки в ушах.
Он потянулся к карману – по привычке, чтобы включить плейлист, но тут же вспомнил: телефона нет. Даже этого маленького островка комфорта не осталось.
Дети играли в песочнице, кто-то кричал, кто-то визжал от восторга. Один мальчик с пластиковым автоматом выстрелил в другого – тот театрально упал. Никита дёрнулся от звука и почувствовал, как внутри снова что-то сжимается. Все бесят. Все.
Машина проехала слишком громко. Мужчина закричал кому-то в телефон на противоположной стороне дороги. Птицы над головой – каркнули. Даже весенний воздух, наполненный запахом пыли и тополиного пуха, казался неприятным.
Он свернул в свой двор. И не пошёл домой. Остановился у лавочки у детской горки, той самой, на которой играл, когда был маленьким. Сел. Опустил плечи. Смотрел перед собой, но ничего не видел. Наушники он всё-таки достал – без них было совсем невыносимо. Засунул в уши – и услышал тишину. Даже не забыл, что телефона нет. Просто вдруг осознал это телом.
Никита сидел и молчал. В груди было чувство, будто внутри пустой ящик, и кто-то скребёт по его стенкам ложкой.
Усталость не просто от учёбы или ссор. А от самого себя. От того, что не получается быть «нормальным».
Что бы он ни делал – не так. Проспал. Сказал маме грубость. Потерял телефон. Обидел друга.
И вот он сидит. Один. Словно выброшенный на обочину.
– Ты чего такой мрачный, Никитка?
Голос вывел его из забытья. Он поднял голову.
Перед ним стоял дед Коля – сосед с первого этажа. Пенсионер. Небольшого роста, худой, с добрыми глазами и всегда в коричневой кепке. В одной руке – старая, потёртая сумка, в другой – свёрнутый газетный лист. Он всегда здоровался. Со всеми. Даже с теми, кто его не знал. И шёл медленно, как будто не спешил жить.
– Всё бесит, – буркнул Никита, опуская глаза.
– Хм, – протянул дед Коля. – Знаешь… Я когда-то тоже так сидел. На этой же лавочке. Смотрел на те же качели. Всё бесило. И работа, и семья, и соседи, и я сам.
Никита молчал. Он не хотел разговаривать, но и молчание уже давило.
– А потом, – продолжил сосед, – я стал записывать. Просто писать, что внутри. Неважно, красиво или нет. Матерился. Плакал. Смеялся – всё на бумаге. Писал – и вдруг чувствовал, что снова могу дышать.
Он достал из сумки старую потрёпанную тетрадь с выцветшей обложкой. Протянул её Никите.
– Возьми. Начни. Не копи в себе, Никитка. Внутри и так тесно.
Никита взял тетрадь. Сначала просто из вежливости. Потом – потому что рука не дрогнула. Она была тёплая от ладони деда. Обычная, школьная, в клетку.
Он посмотрел на неё, а потом – на деда.
– Спасибо.
Тот кивнул, улыбнулся уголком губ и пошёл дальше, медленно, как всегда. А Никита остался сидеть. В груди – всё ещё пусто, но уже не так больно. Будто кто-то тихо постучал в эту пустоту и сказал: «Я знаю. Ты не один».
И это уже было что-то.
Глава 5. Разрешение
Никита сидел на лавочке с тетрадью на коленях, и внутри было странное чувство. Не облегчение – ещё нет. Но и не та черная, плотная усталость, которая сжимала грудь час назад.
Он смотрел на обложку: старая, мягкая, с заломом в углу, от которого шёл тонкий светлый след. На ней ничего не было написано. Ни имени, ни класса, ни даты. Просто клетка и тишина.
Он поднял глаза на деда Колю, который всё ещё стоял рядом, придерживая сумку и глядя с лёгкой, спокойной улыбкой.
– Записывать что? – спросил Никита, немного настороженно. – Что я должен туда писать?
– Всё, – просто ответил дед. – Что чувствуешь. Что думаешь. Особенно когда бесит всё. Когда хочется всё к чёрту послать.
Никита скривился:
– А смысл? От этого же ничего не изменится. Я всё равно просыпаю. Всё теряю. Всё злю. Всё ссорю.
Дед опустился рядом на край лавочки. Неспешно, будто у него было всё время мира.
– Смысл не в том, чтобы всё поменялось сразу. – Он говорил тихо, не поучающе, а по-человечески. – А в том, чтобы ты не носил это всё внутри. Понимаешь? Бумага – она многое выдержит. А ты – не всегда.
Никита молчал. Эти слова попали куда-то глубже, чем он ожидал. Он не сразу ответил, просто смотрел на швы рюкзака у себя на коленях.
Дед Коля полез в сумку, порылся немного и достал другую тетрадь – аккуратную, хоть и старую. Края чуть потрёпаны, но листы целые. Запах бумаги – как у библиотеки.
– Вот. На первое время. Пиши. Не обязательно красиво. Не обязательно правильно. Просто – пиши. Когда не знаешь, куда себя деть. Когда плохо. Или даже когда хорошо – это реже, но тоже важно.
Никита взял тетрадь. Не потому что поверил. Не потому что сразу понял. А потому что не знал, что ещё делать.
Он встал, кивнул дяде Коле:
– Спасибо.
– Заходи, если что, – улыбнулся тот. – Или просто махни рукой.
Никита дошёл до дома медленно, на этот раз – не из усталости, а потому что хотел побыть с собой наедине ещё немного.
Когда он открыл дверь квартиры, мама была на кухне. Он услышал, как она говорит по телефону – о чём-то обычном. Про продукты, про соседку, про дождь. Он тихо прошёл в комнату, не поздоровавшись. Но уже не в злости, а в тишине.
Закрыл дверь. Сел за стол. Достал ручку. Открыл тетрадь. Листы были гладкие, чуть желтоватые. Клетка была такая же, как в школьных тетрадях – но почему-то это была другая клетка. Без оценок, без проверок. Простая. Живая.
Он глубоко вдохнул. И начал писать. Сначала – неровно, мелко, торопливо. Потом – медленнее. Глубже. Честнее.
«Сегодня я был зол. На всех.
Но, может, больше всего – на себя.
Я опоздал. Я накричал. Я испугался.
Я не знаю, как исправить.
Но я ещё здесь.»
Он остановился. Посмотрел на эти слова. Что-то отозвалось. Совсем чуть-чуть. Но внутри стало тише.
И это была первая ниточка к себе.
Глава 6. Финал – не идеал, но надежда
Утро. Будильник ещё не прозвенел – а Никита уже открыл глаза. Не резко, не вскакивая, как это бывало, когда он в панике вскакивал в последние минуты. Просто – проснулся сам. Без тревоги, без суеты. Потянулся. Посмотрел в потолок. В голове – всё ещё беспорядок, но уже не гул, а больше как шорох бумаги, знакомый и не пугающий.
Он встал. Оделся. Прошёл по коридору на кухню.
Мама стояла у плиты, как обычно. В халате, с заколотыми на скорую руку волосами. Ложкой мешала кашу, на плече – след от подушки.
Она услышала его шаги, обернулась – и замерла на секунду, будто ждала: будет ли снова бурчание, хлопанье дверью, напряжение.
А Никита просто подошёл.
– Я оставил тебе записку. Прочитай потом.
Он не сказал «извини». Не потому что не чувствовал вины. А потому что не хватило слов, и в этой фразе было всё, что нужно.
Мама удивлённо кивнула. Губы чуть дрогнули – и она ничего не сказала в ответ. Просто поставила перед ним тарелку с кашей. Он не отвернулся, не ушёл, не сказал, что не хочет. Сел. Ел. Молча. И этого было достаточно.
В рюкзаке, между учебниками, лежала тетрадь. На последних её страницах он написал перед сном:
«Мам, прости. Мне тяжело, но я учусь. Я не плохой. Я просто запутался. Твой сын.»
Он не знал, прочитает ли она сразу. Поймёт ли. Ответит ли. Но он написал – и это уже было шагом. Пусть и маленьким.
В школе день начался, как всегда. Шум, разговоры, запах маркеров и линолеума. На перемене он нашёл глазами Артёма. Тот стоял у окна, с кем-то говорил, держал в руках сэндвич.
Никита подошёл. Сердце билось чаще, чем хотелось. Но он подошёл.
– Прости, что наговорил тогда, – сказал он, не глядя прямо в глаза, но достаточно честно, чтобы было слышно – не на автомате.
Артём на секунду напрягся, потом пожал плечами:
– Бывает.
Помолчал. Потом добавил:
– Пойдём, у нас биология. Там Пономаренко опять тест устроил.
И они пошли. Просто. Рядом. Без громких слов. Но всё уже было иначе.
Телефон так и не нашёлся. Контрольную по алгебре не разрешили переписать – «правила есть правила».
Всё как было: оценки, учителя, домашка, школьный шум.
Но Никита чувствовал, что внутри что-то стало другим.
Он продолжал писать. Каждый день – хоть пару строк. О злости. О страхах. О надежде. О том, что не понимает. Иногда – о смешном. Иногда – просто стихи, пусть и кривые.
На обложке тетради теперь была наклейка. Он нашёл её дома, в старом альбоме с канцелярией. Там был солнечный человечек и надпись, которую он аккуратно вывел фломастером: «Записывай. Не копи в себе.»
Это не решало всех проблем. Но дышать стало легче. И жить – хоть чуть-чуть – спокойнее. Потому что теперь у него был свой способ не ломаться.