Внутренний шум

Глава 1

Артемий Гринев проснулся от ощущения, будто его лёгкие наполнились жидким свинцом. Последние отголоски кошмара – взрыв в лаборатории, оглушительный грохот, осколки стекла, летящие в замедленной съёмке – ещё пульсировали в висках. Он инстинктивно прижал ладони к ушам, хотя в спальне царила гнетущая тишина. Даже будильник молчал: Артемий отключил его звук год назад, после того как гудок микроволновки заставил его упасть на кухонный пол, обливаясь холодным потом.

За окном петлял рассвет, окрашивая стены в сизый полумрак. Артемий медленно поднялся, стараясь не скрипнуть пружинами матраса. Его движения напоминали ритуал сапёра: пятка касается пола первая, затем плавный перенос веса тела, пауза, шаг. Так он пересекал комнату, минуя скрипучую доску паркета у туалетного столика. В зеркале отразилось измождённое лицо с запавшими глазами – тень человека, который две недели не спал больше трёх часов подряд.

На кухне царил порядок, граничащий с стерильностью. Чашки стояли строго по линиям плитки, ножи висели на магнитной полосе под углом 90 градусов. Артемий включил бесшумную индукционную плиту, наблюдая, как вода в керамическом чайнике начинает шевелиться беззвучными пузырьками. Его пальцы машинально потянулись к планшету – старой привычке проверять данные сенсоров лаборатории по утрам, но он остановил себя. Сегодня только тишина. Только контроль.

Мария вошла бесшумно, как призрак. Её босые ступни скользили по кафелю, а взгляд упёрся в окно, где город ещё спал под одеялом тумана.

– Доброе утро, – голос Артемия прозвучал хрипло, будто он годами не пользовался им.

Она не повернулась. Её пальцы сжали край столешницы так, что костяшки побелели. Артемий заметил этот жест – микронапряжение мышц предплечья, лёгкий наклон головы влево. Его мозг автоматически начал анализ: *Избегание зрительного контакта + тактильный контакт с твёрдой поверхностью = тревога*. Он подавил в себе учёного.

– Маша?

Она вздрогнула, словно её ошпарили кипятком. Когда она наконец обернулась, Артемий увидел в её глазах незнакомый блеск – что-то между испугом и решимостью.

– Я… не выспалась, – она прошептала, проводя рукой по волосам. Жест был неестественным, как у марионетки.

Артемий протянул ей чашку чая. В момент, когда пальцы Марии коснулись фарфора, он уловил дрожь. Не ту, что вызывает холод, а мелкую, частую, словно под кожей бились крылья пойманной птицы. Его собственные пальцы непроизвольно сжались. Он знал эту дрожь. Видел её у подопытных в лаборатории, когда те боялись признаться в ошибке.

– Ты плакала? – спросил он, заметив едва различимую припухлость век.

Мария отвернулась к окну, где первые лучи солнца пробивали туман.

– Кошмар приснился. Забудь.

Она отпила чай слишком быстро, обжигаясь, но не поморщившись. Артемий наблюдал, как её горло сглотнуло кипяток. *Контролируемая боль*, пронеслось у него в голове. *Компенсация внутреннего дискомфорта*. Он поймал себя на том, что анализирует жену как биометрический образец, и с отвращением отогнал мысль.

Завтрак проходил в тишине, нарушаемой только стуком ложек. Мария разбила желток в тарелке с яичницей, превращая его в золотистую лужицу. Артемий ел механически, отмечая детали: как она трижды поправила салфетку, как левая нога раскачивалась под столом с частотой 120 ударов в минуту, как взгляд снова и снова возвращался к входной двери.

– Ты сегодня в лабораторию? – её голос прозвучал неожиданно громко.

– После обеда. Нужно дописать отчёт по…

– Не опоздай к семи, – она перебила его, вставая. – Я приготовила твой любимый торт.

Артемий замер. Мария ненавидела выпечку. В их доме даже дня рождения не отмечали с тортом – только вино и сыр. Он открыл рот, чтобы спросить, но она уже скрылась в ванной, включив воду на полную мощность. Шум падающей воды резанул Артемия по нервам, заставив сжать зубы. Он уткнулся ладонями в глазницы, пытаясь выдавить навязчивые образы: Мария, роняющая нож на кухне неделю назад. Звук металла о кафель. Его собственный крик. Её лицо, искажённое недоумением и обидой.

Когда вода выключилась, Артемий подошёл к приоткрытой двери ванной. Мария стояла перед зеркалом, вцепившись в раковину. Её плечи дёргались в беззвучных рыданиях. Сквозь щель в дверях он увидел, как её губы шевелятся, повторяя одно слово. Без звука, но с чёткой артикуляцией. Он прочитал по губам:

*"Беги"*.

Артемий отступил, натыкаясь на косяк. Боль в плече показалась ничтожной по сравнению с ледяным ужасом, поползшим по спине. Он вернулся на кухню, где её чашка стояла нетронутой, а чай остывал мёртвым озером. На дне, среди чаинок, лежала ложка. Она была согнута под прямым углом, как будто кто-то пытался свернуть сталь голыми руками.

Он не услышал, как Мария вышла из ванной. Она стояла в дверях, уже одетая, с сумкой через плечо. Её лицо было гладким, как маска.

– Я в библиотеку, – сказала она ровным тоном. – Вернусь к пяти.

Когда дверь захлопнулась, Артемий остался один с гудящей тишиной. Его пальцы сами потянулись к планшету, разблокировали экран. Папка "Mute" мигала иконкой в углу. Он открыл её, запустив программу с камеры прихожей. На экране застыл последний кадр: Мария в дверном проёме, уже повёрнутая к выходу, но её глаза – широко открытые, зрачки расширенные – смотрели прямо в объектив.

Артемий увеличил изображение. На скуле, чуть ниже левого глаза, застыла микроскопическая капля влаги. Он знал, что программа определит её как пот или конденсат. Но его мозг, не нуждающийся в алгоритмах, уже кричал:

*Слеза*.

Он выключил планшет. Тишина снова заполнила дом, но теперь она звенела, как натянутая струна. Артемий подошёл к окну, наблюдая, как фигура Марии растворяется в утреннем тумане. Его рука легла на стекло, повторяя контур её удаляющейся спины.

Где-то в городе завыла сирена. Артемий вздрогнул, прижав ладони к ушам, но звук уже проник внутрь, ударив по барабанным перепонкам. Он медленно сполз на пол, свернувшись калачиком между диваном и стеной. Здесь, в углу, где звуки приглушались, а свет едва проникал, он закрыл глаза и попытался вспомнить, как звучал её смех три года назад на берегу Финского залива. Но вместо этого в памяти всплывали только цифры: частота дыхания 22 вдоха/минуту, микродрожь век, угол наклона головы 17 градусов – биометрические маркеры страха.

Когда звон в ушах стих, Артемий поднялся. На кухне он взял согнутую ложку, разогнул её почти до прямого угла и положил в ящик с ножами. Потом достал блокнот с чёрной обложкой – тот самый, где когда-то записывал идеи для "Mute". На чистой странице он вывел:

*День 1. Уровень тревожности: 9/10. Объект: Мария. Примечания: ложь о торте. Сломанная ложка. Слово "беги".*

Он дописал последнюю фразу, когда услышал гул грузовика под окнами. Звук двигателя нарастал, превращаясь в рёв. Артемий уронил ручку, вжавшись в стену. Его сердце колотилось так, будто пыталось вырваться через рёбра. В глазах потемнело.

Когда гул стих, он подполз к окну. Улица была пуста. Ни грузовика, ни даже следа от шин на мокром асфальте. Только ветер гнал по тротуару полиэтиленовый пакет, шуршащий, как змея.

Артемий поднял ручку. К его удивлению, она не дрожала. Напротив, пальцы сжимали пластик с новой силой. Он перевернул страницу и начал новый список. Заголовок гласил: "Паттерны лжи". Первым пунктом шло:

*1. Упоминание несуществующих деталей (торт).*

Внезапно его взгляд упал на часы. 8:47. Мария ушла ровно 47 минут назад. Библиотека открывалась в 9:00.

Он вскочил, роняя блокнот. Сердце теперь стучало не от страха, а от ясности. Каждая деталь – её дрожь, сломанная ложка, невысказанное "беги" – складывалась в картину, которую он до сих пор отказывался видеть.

Артемий схватил ключи от лаборатории. Сегодня отчёт подождёт.

Дверь захлопнулась за ним с оглушительным грохотом, но на этот раз он даже не вздрогнул.

Холодный ветер хлестал по лицу, когда Артемий выскочил из подъезда, но он почти не чувствовал его. Городской гул – рёв моторов, визг тормозов, обрывки чужих разговоров – обрушился на него волной. Он вжал ладони в уши, спотыкаясь о бордюр, и побежал. Ноги сами понесли его знакомым маршрутом: через дворы, где редко ездили машины, мимо заколоченного павильона с выцветшей рекламой йогурта, вдоль глухой стены хлебозавода. Здесь было тише, только ветер свистел в проводах да воробьи перепархивали между кустами сирени.

Лаборатория помещалась в старом здании НИИ связи – серой бетонной коробке с выбитыми стёклами на верхних этажах. Артемий обходил центральный вход, где вечно толпились курьеры и орали в телефоны. Его путь лежал через чёрный ход у мусорных контейнеров. Код на замке – 0409, дата их свадьбы – он набрал дрожащими пальцами.

Внутри пахло озоном и пылью. Артемий шёл по длинному коридору, где флуоресцентные лампы мерцали, словно на последнем издыхании. Его кабинет был в конце, за дверью с табличкой «Архив №7». Никто не знал, что за этим номером скрывается лаборатория, финансируемая из чёрного бюджета университета.

Комната встретила его знакомым гулом серверов – низким, ровным, почти успокаивающим. Артемий щёлкнул выключателем. Неоновая лента под потолком залила пространство синеватым светом, выхватывая из полумрака столы, заваленные проводами, три огромных монитора и прозрачный куб в центре – главный процессор «Mute». Внутри куба пульсировали светодиоды, как нервные импульсы.

Артемий бросил ключи на стол и запустил систему. Экран ожил, выдавая строки кода:

> // Инициализация модуля распознавания микрожестов v.2.1

> // Загрузка биометрических шаблонов…

> // Готово. Ожидание входных данных.

Он подключил жёсткий диск с домашней камеры. На экране возникла запись: Мария в прихожей, её лицо крупным планом. Артемий запустил анализ. Программа выделила контуры губ, бровей, уголков глаз, наложила сетку координат.

– Увеличь зрачки, – прошептал он, хотя система не требовала голосовых команд.

На экране поплыли цифры:

> Зрачок_L: 5.2 мм → 5.8 мм (Δt 0.3 сек)

> Асимметрия бровей: +18%

> Микросокращение orbicularis oculi: 0.08 сек

Артемий откинулся на спинку кресла. Данные совпадали с его личными наблюдениями: страх. Но «Mute» показывал нечто большее – алгоритм вывел график эмоционального состояния. Красная линия колебалась от «Тревога» до «Паника», ни разу не коснувшись зоны «Норма».

– Почему? – его пальцы замерли над клавиатурой.

Он перемотал запись к моменту, когда Мария смотрела в камеру. Увеличил изображение глаза. Алгоритм выделил едва заметную тень в склере – микроскопическое кровоизлияние.

> Рекомендация: проверить артериальное давление.

> Вероятность гипертонического криза: 67%.

Артемий схватился за голову. Всё было не так. Мария здорова, её давление в норме. Он в ярости стукнул кулаком по столу, отчего зазвенели стаканы с карандашами.

– Ошибаешься! – крикнул он пустой комнате. – Это не болезнь.

Система молчала. Тогда он открыл другой файл – запись с уличной камеры напротив их дома. Мария выходила из подъезда, оглядывалась, потом быстро шла в сторону парка. Артемий запустил «Mute» в режиме реального времени. Программа отслеживала её походку, угол наклона головы, частоту шагов.

> Шаг_L: 62 см → 58 см (Δt 2 сек)

> Частота дыхания: 24/мин

> Голова опущена на 12°

> Заключение: целенаправленное избегание визуального контакта.

– Кого? – Артемий придвинулся к экрану.

Он масштабировал изображение. В кадре, за деревьями, мелькнула тень человека в тёмной куртке. Камера не успела зафиксировать лицо. Артемий переключился на следующую камеру у входа в парк. Мария садилась на скамейку, доставала книгу, но не открывала её. Её пальцы барабанили по обложке.

– Запусти анализ пальцев, – приказал он системе.

> Ритм: 4 удара/сек → 7 ударов/сек

> Паттерн: нерегулярный, с акцентом на безымянный палец

> Интерпретация: код Морзе. Точки-тире.

Артемий заставил систему расшифровать. На экране поплыли буквы:

> .–. – – – –. ..

П-О-М-О-Г-И.

Помоги».

Холодный пот выступил на спине. Артемий вскочил, опрокидывая кресло. Он метнулся к окну, словно мог увидеть парк отсюда, но запылённое стекло показывало лишь крыши гаражей.

– Где ты сейчас? – прошептал он, запуская поиск по всем камерам в радиусе километра.

Система зависла на секунду, потом выдала:

> Объект Maria_Grineva не обнаружен.

> Последняя фиксация: камера 45-B, парк Горького. Время: 09:16:03.

На часах было 09:42. Двадцать шесть минут. Артемий схватил телефон, набрал её номер. Гудки. Ещё раз. Снова гудки. Он уже собирался бежать к двери, когда на экране всплыло уведомление:

> Входящий вызов: Maria_Grineva

Артемий нажал «ответить» так резко, что чуть не разбил экран.

– Маша? Где ты?

В трубке послышалось шуршание, потом прерывистый вдох.

– Я… в библиотеке, – её голос звучал неестественно ровно. – Ты где?

– В лаборатории. Почему не брала трубку?

– В читальном зале сигнал плохой.

Артемий закрыл глаза, мысленно представляя её лицо. Алгоритм «Mute» работал у него в голове без всяких серверов: микропауза перед ответом, лёгкое придыхание на слове «плохой», фальшивая интонация.

– Что случилось? – спросил он мягче.

– Ничего. Просто… скучаю. – Она засмеялась, но смех оборвался. – Вернусь к обеду, ладно?

– Ладно, – сказал он, чувствуя, как по ладони стекает холодная капля пота.

Они повесили одновременно. Артемий уставился на экран, где мигала иконка записи разговора. Он запустил анализ. Система построила спектрограмму голоса Марии, выделив участки с аномалиями.

> Диапазон частот: 185–220 Гц (норма: 200–260 Гц)

> Тремор голосовых связок: +32%

> Паузы: 0.8 сек/фраза (норма: 0.3 сек)

> Заключение: высокий уровень стресса.

Артемий отодвинулся от стола. Его взгляд упал на прозрачный куб процессора. Внутри, среди мигающих лампочек, он заметил нечто странное – крошечную тень, похожую на паука. Присмотревшись, он понял: это трещина. Тонкая, почти невидимая, она расходилась от основания вверх.

Он не помнил, чтобы ударял куб. Не было и землетрясений. Артемий осторожно провёл пальцем по стеклу. Холодная поверхность вибрировала в такт работе серверов.

– Самонаведение дефекта? – пробормотал он.

Внезапно один из мониторов погас. Потом второй. Только центральный экран продолжал показывать спектрограмму голоса Марии. Красные пики стресса пульсировали, как открытая рана.

Артемий полез под стол, проверяя провода. Всё было подключено. Он уже хотел перезагрузить систему, когда услышал лёгкий щелчок. На тёмном экране первого монитора замигала белая точка. Она двигалась, оставляя за собой светящийся след.

– Глюк матрицы, – решил он, но сердце бешено колотилось.

Точка ускорилась, превращаясь в линию. Линия изгибалась, создавая контуры: прямоугольник, ещё прямоугольник, треугольник сверху… Артемий замер, узнавая силуэт. Дом. Их дом.

На втором экране вспыхнул свет. Там возникли две фигуры – схематичные, как палочки. Одна большая, другая поменьше. Они стояли рядом. Потом большая фигура подняла руку, и маленькая рассыпалась на пиксели.

– Нет! – Артемий рванул шнур питания монитора.

Экран погас. В тишине лаборатории стало слышно его собственное дыхание – хриплое, прерывистое. Он облокотился о стол, пытаясь унять дрожь в коленях.

– Галлюцинация. Недостаток сна, – прошептал он, глядя на трещину в процессоре.

Но когда он поднял глаза, на центральном мониторе спектрограмма голоса Марии сменилась текстом. Слова возникали сами по себе, будто невидимый наборщик печатал прямо в памяти системы:

> ОНА НЕ В БИБЛИОТЕКЕ

> ОНИ ЗНАЮТ ПРО MUTE

> БЕГИ СЕЙЧАС

Артемий отпрянул. В тот же миг дверь лаборатории распахнулась с грохотом. На пороге стоял Владислав Серебров, его бывший наставник. В руках он держал термос и улыбался так широко, что морщины у глаз сложились в лучи.

– Лёва! А я думал, ты сегодня дома! – его голос гулко отозвался в маленькой комнате.

Артемий машинально закрыл ладонью экран с текстом. Сердце стучало где-то в горле.

– Влад… Что ты здесь делаешь?

– Хотел обсудить твой отчёт по нейросемантике, – Серебров шагнул внутрь, оглядывая лабораторию. Его взгляд скользнул по процессорному кубу, задержавшись на трещине. – Ого, у тебя тут целый центр управления полётами.

Он поставил термос на стол, рядом с клавиатурой. Артемий заметил, как пальцы Сереброва слегка дрожат.

– Кофе? – Серебров откручивал крышку. Аромат разлился по комнате. – Свежемолотый.

– Спасибо, но я… – Артемий попятился к стене, нащупывая выключатель. Ему нужно было выключить монитор. Сейчас.

– Не отказывайся, – Серебров налил кофе в пластиковый стаканчик. Пар клубился над тёмной жидкостью. – Ты бледный как мел. Небось, с утра не ел?

Он протянул стаканчик. Артемий автоматически взял его. Горячий пластик обжёг пальцы.

– Мария как? – спросил Серебров, отхлёбывая кофе. – В прошлый раз она жаловалась, что ты сутками здесь пропадаешь.

– Всё нормально, – Артемий поставил стаканчик на стол, даже не пригубив. Его взгляд снова метнулся к экрану. Текст исчез, осталась только спектрограмма.

– Слушай, – Серебров сел на край стола, раздавив пачку чипсов. – «Verba» заинтересовалась твоими наработками. Говорят, у тебя есть что-то революционное для анализа поведения.

Артемий почувствовал, как холодеет лицо.

– Откуда ты знаешь?

– О, Лёва, – Серебров засмеялся. – В научном мире всё как в деревне: все всё знают. Особенно когда кто-то подаёт заявку на патент.

Он достал из кармана смятый лист. Артемий узнал свою схему интерфейса «Mute». В углу стоял штамп «Verba Corporation. Совершенно секретно».

– Как?.. – Артемий выхватил лист. Руки тряслись.

– Успокойся, – Серебров поднял ладони. – Я не воровал. Твой стажёр, Ленка, принесла мне на рецензию. Думала, это моя разработка.

Он указал на подпись в углу: «В.Ю. Серебров. Проект «Голос». Артемий сжал бумагу так, что костяшки побелели.

– Она не имела права…

– Зато теперь у тебя есть шанс, – Серебров перебил его. – «Verba» готова купить патент. Цифра с шестью нулями, Лёва. Шестью!

Артемий швырнул бумагу на пол.

– Продать? Ты с ума сошёл? Это же…

Он не закончил. В этот момент его телефон завибрировал в кармане. СМС. Артемий достал аппарат, не глядя на Сереброва. На экране горело:

> От: Мария

> Не приходи домой.

Сообщение пришло ровно в 10:00. Артемий поднял глаза. Серебров наблюдал за ним, попивая кофе. Его лицо было невозмутимым, но в уголке рта дрожал мускул.

– Проблемы? – спросил он слишком мягко.

Артемий сунул телефон в карман. Внутри всё сжалось в ледяной ком. Он вдруг понял, что Серебров пришёл неспроста. Чтобы задержать его. Отвлечь.

– Мне нужно идти, – сказал он, шагая к двери.

Серебров не двинулся с места.

– Подумай о предложении, Лёва. У тебя есть до вечера.

Артемий выбежал в коридор, не оглядываясь. За спиной щёлкнул замок лаборатории. Он бежал мимо пустых кабинетов, не замечая ничего, кроме ударов сердца в висках. На выходе его догнал голос Сереброва:

– И передай Марии привет!

Артемий выскочил на улицу. Солнце било в глаза, но он не останавливался. В кармане телефон снова завибрировал. Вторая СМС:

> Они в доме. Беги.

Он поднял голову. Напротив, через дорогу, у подъезда его дома стоял чёрный фургон с затемнёнными стёклами. Из окна их кухни кто-то махал рукой. Не Мария. Чужой человек в чёрной куртке.

Артемий шагнул на проезжую часть. В этот момент из-за угла вывернула скорая помощь с воем сирены. Звук ударил по барабанным перепонкам, как нож. Артемий упал на асфальт, закрывая уши руками. Мир погрузился в оглушительный рёв, а перед глазами плыли слова из лаборатории:

> БЕГИ СЕЙЧАС.

Теплый асфальт под ладонями казался живым, словно сердце города билось где-то внизу, передавая свой ритм в дрожащие пальцы. Артемий с трудом поднялся на ноги, опираясь о капот припаркованной машины, чувствуя, как в ушах постепенно стихает звон. Он машинально огляделся по сторонам: улица, казалось, замерла в ожидании, люди на остановке застыли, уткнувшись в экраны телефонов, а ветер носил по тротуару обрывки газет и пластиковых пакетов. Вдалеке, за деревьями, мелькнул силуэт человека в черной куртке, и Артемий, не раздумывая, нырнул в переулок, где пахло мокрым бетоном и старой краской.

Он двигался быстро, почти бегом, стараясь не оглядываться. Каждый шаг отзывался в висках тупой болью, но страх подгонял сильнее усталости. В памяти всплывали последние слова Марии, короткие сообщения, тревожные намеки, которые теперь казались криками о помощи. Артемий свернул за угол, где стояли мусорные баки, и остановился, чтобы перевести дыхание. Сердце колотилось, как в клетке, и он вдруг понял, что не может вспомнить, когда в последний раз дышал спокойно.

В переулке было сыро и темно, солнечный свет почти не проникал сквозь нависающие балконы. Артемий прислонился к стене, закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Ему нужно было решить, что делать дальше: вернуться домой, рискуя попасть в ловушку, или попытаться найти Марию, не зная, где она сейчас. Он достал телефон, но экран был черным – батарея села в самый неподходящий момент. Артемий выругался сквозь зубы и сунул телефон обратно в карман.

В этот момент за спиной раздался шорох. Он резко обернулся, сжимая кулаки, но в переулке никого не было. Только крыса прошмыгнула между баками, оставив после себя запах мусора и сырости. Артемий выдохнул, но напряжение не отпускало. Он знал, что за ним следят, чувствовал это кожей, как электричество перед грозой.

Он вышел из переулка, стараясь держаться в тени. На углу стоял старик с газетой, внимательно разглядывая прохожих. Артемий поймал на себе его взгляд – долгий, изучающий, будто старик что-то искал в его лице. Артемий отвернулся и ускорил шаг, но ощущение чужого взгляда не исчезло. Он свернул на узкую улицу, где фасады домов были покрыты граффити и объявлениями о съеме квартир. Здесь пахло жареным луком и бензином, из открытого окна доносилась музыка, перебиваемая лаем собаки.

Артемий шел, не разбирая дороги, пока не оказался у входа в старый книжный магазин. Витрина была залеплена пожелтевшими афишами, а за стеклом стояли ряды пыльных томов. Он толкнул дверь, и колокольчик над головой тихо звякнул. Внутри пахло бумагой и временем, полки уходили в глубину, образуя лабиринт из книг. Хозяин магазина – седой мужчина в вязаном жилете – поднял голову и кивнул, не задавая вопросов.

Артемий прошел между стеллажами, сел за столик в дальнем углу и попытался привести мысли в порядок. Он вспомнил, как Мария любила этот магазин, как они часами выбирали книги, спорили о поэзии и смеялись над нелепыми обложками. Сейчас воспоминания казались чужими, как будто это была жизнь другого человека.

Он вытащил из кармана блокнот и ручку, начал записывать все, что знал: странное поведение Марии, сообщения, появление Сереброва, черный фургон у дома. Каждая деталь казалась частью головоломки, которую он не мог сложить. Артемий перечитал записи, пытаясь найти связь, но мысли путались, слова сливались в бессмысленный поток. Он закрыл глаза, опустил голову на руки и замер.

Время тянулось вязко, как мед. За стенами магазина шумел город, но здесь, среди книг, было тихо и безопасно. Артемий почти задремал, когда рядом раздался шепот:

– Вам помочь?

Он вздрогнул и поднял голову. Перед ним стояла девушка в темном платье, с короткими светлыми волосами и внимательными глазами. Она держала в руках книгу без обложки.

– Простите, – Артемий попытался улыбнуться, – я просто жду знакомую.

Девушка кивнула и присела напротив, положив книгу на стол.

– Иногда здесь легче думать, чем дома, – сказала она негромко. – Особенно когда за тобой кто-то наблюдает.

Артемий напрягся, но девушка продолжала спокойно:

– Не бойтесь, я не из тех, кто ищет неприятности. Просто заметила, что вы нервничаете. Здесь часто прячутся от чужих глаз.

Он кивнул, не зная, что сказать. Девушка открыла книгу, но не читала, а смотрела на него, словно ждала, что он заговорит первым.

– Вы не видели здесь женщину, темные волосы, зеленое пальто? – спросил он наконец.

– Сегодня нет, – ответила она. – Но если она придет, я скажу, что вы здесь.

Артемий поблагодарил ее и снова уткнулся в блокнот. Он чувствовал, что время уходит, что нужно что-то делать, но не мог решить, с чего начать. Мысли метались, как птицы в клетке, и каждая новая догадка казалась еще страшнее предыдущей.

Вдруг за окном раздался глухой хлопок, как будто что-то тяжелое упало на асфальт. Артемий вздрогнул, девушка тоже насторожилась. Они переглянулись, и Артемий понял, что не хочет оставаться здесь дольше. Он встал, поблагодарил хозяина магазина и вышел на улицу.

Солнце уже поднялось высоко, но в переулках по-прежнему было прохладно. Артемий шел быстро, стараясь не смотреть по сторонам. Он чувствовал, что за ним следят, что каждый его шаг отмечен в чьей-то записной книжке. Он свернул в подворотню, где пахло сыростью и кошачьей мочой, и остановился, чтобы отдышаться.

В этот момент сзади послышались шаги. Артемий обернулся, но никого не увидел. Он прижался к стене, сердце билось в горле. Шаги стихли, но напряжение не отпускало. Он медленно двинулся дальше, стараясь идти как можно тише.

В конце подворотни стояли ворота, ведущие во двор, где когда-то была детская площадка. Теперь здесь валялись сломанные качели, ржавые велосипеды и мусорные пакеты. Артемий присел на лавку, спрятанную в тени деревьев, и попытался вспомнить, что говорила Мария в последние дни. В ее словах всегда была какая-то недосказанность, будто она боялась произнести что-то важное вслух.

Он вспомнил, как однажды ночью она проснулась в холодном поту, села на кровати и долго смотрела в темноту. Он спросил, что случилось, но она только покачала головой и сказала, что все в порядке. Теперь Артемий понимал, что это была ложь, но тогда он не придал значения.

В кармане зазвонил телефон. Артемий вздрогнул, вытащил аппарат, но увидел только мигающий значок разряженной батареи. Он выключился, не дав ему ни единого шанса услышать голос Марии.

Он сидел на лавке, пока солнце не скрылось за облаками, а ветер не стал холоднее. В голове роились мысли: что, если Мария уже далеко? Что, если она не сможет ему позвонить? Что, если он опоздал?

Вдруг рядом с ним кто-то сел. Артемий вздрогнул, повернулся и увидел ту же девушку из книжного магазина. Она держала в руках его блокнот.

– Вы забыли это, – сказала она, протягивая блокнот.

Артемий поблагодарил, взял блокнот и хотел было уйти, но девушка задержала его взглядом.

– Если вам нужна помощь, скажите. Здесь есть люди, которые умеют прятаться.

Он посмотрел на нее с недоверием, но в ее глазах не было ни страха, ни лжи. Только усталость и понимание.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Мария, – ответила она и улыбнулась.

Артемий замер, не веря своим ушам. Девушка рассмеялась:

– Шучу. Меня зовут Оля. Просто совпадение.

Он улыбнулся в ответ, впервые за день почувствовав, что не один. Оля встала, поправила волосы и ушла, растворившись в тени деревьев.

Артемий остался сидеть, сжимая блокнот. Он открыл его и увидел на последней странице короткую запись, сделанную не его почерком:

*Не доверяй никому. Даже себе.*

Он закрыл блокнот, поднялся с лавки и пошел прочь из двора. В голове звучали слова Марии, слова Оли, и его собственные мысли, смешавшиеся в один неразличимый поток. Он не знал, куда идти, но знал, что останавливаться нельзя.

Город вокруг казался чужим, враждебным, каждый прохожий – потенциальным врагом, каждый взгляд – угрозой. Артемий шел, не разбирая дороги, пока не оказался на мосту через железную дорогу. Поезда проносились внизу, гудки разрывали воздух, но он не слышал их – в голове звенела только тишина.

Он остановился у перил, посмотрел вниз на рельсы, блестящие от дождя. В этот момент ему показалось, что кто-то стоит рядом, но когда он обернулся, никого не было. Только его отражение в мутном стекле, усталое и испуганное.

Артемий закрыл глаза, прислонился лбом к холодному металлу и попытался вспомнить, зачем он вообще начал этот день. Ответа не было. Осталась только усталость, страх и странное чувство, что за ним наблюдают.

Он оттолкнулся от перил, пошел дальше, не оглядываясь. Впереди виднелся свет, и Артемий шагал к нему, не зная, что ждет его за следующим поворотом.

Глава 2

Дождь начался внезапно, холодные капли проникали под воротник куртки, стекая за шиворот ледяными ручейками. Артемий прижался к мокрой кирпичной стене, наблюдая, как на противоположной стороне улицы двое в чёрных ветровках методично обыскивают подъезды. Их движения были отточенными, как у хищников: быстрый взгляд в окна, проверка домофонов, короткие переговоры по рации. Один из них поднял голову, и Артемий отпрянул вглубь арки, чувствуя, как сердце колотится о рёбра.

В кармане ждал только нож для бумаг – жалкая замена настоящему оружию. Он сжал рукоять, вспоминая лабораторию: треснувший куб процессора, мигающие экраны, голос Сереброва. *"У тебя есть до вечера"*. Солнце уже клонилось к крышам, отбрасывая длинные синие тени.

– Эй, призрак, – шепот раздался справа.

Артемий резко обернулся. В нише между мусорными баками стоял подросток в натянутом на лицо капюшоне. Только глаза – узкие, тёмные – сверкали в полумраке.

– Тебя ждут, – парень кивнул в сторону переулка. – Бежим, пока мусора не накрыли квартал.

Они двинулись вдоль стены, пригнувшись. Подросток лихо прыгал через лужи, его кеды бесшумно шлёпали по асфальту. Артемий едва поспевал, спотыкаясь о разбитые бутылки.

– Кто ты? – выдохнул он, сворачивая за углом.

– Кличка Гайка, – парень замедлил шаг. – Мы с тобой в одной лодке. Vera мою сестру взяла на "адаптацию" на прошлой неделе.

Он остановился у граффити: стилизованное ухо, перечёркнутое красной линией. Знак "Безмолвных".

– Здесь, – Гайка нажал на рыхлую штукатурку.

Секция стены бесшумно отъехала, открывая чёрный провал. Запах плесени и машинного масла ударил в нос. Артемий колебался секунду, но сзади уже слышались шаги. Он нырнул в темноту.

Тоннель оказался узким, с низким потолком. Гайка щёлкнул фонариком, луч выхватил из мрака ржавые трубы и провода, свисающие, как лианы.

– Держись за мной, профессор, – его голос эхом отдавался в сырости. – У нас тут свои правила.

Они шли двадцать минут, сворачивая в ответвления, пока не упёрлись в металлическую дверь. Гайка трижды стукнул кулаком – два коротких, один длинный. Засовы щёлкнули, и створки со скрипом разъехались.

Убежище "Безмолвных" напоминало бункер апокалипсиса. В бывшем бомбоубежище горели тусклые лампы, освещая ряды коек, столы с электроникой и стену экранов, где мигали кадры с городских камер. Люди в серой одежде двигались бесшумно, общаясь жестами. Одна девушка, ловко вращая пальцами, "рассказывала" что-то группе у карты.

– Добро пожаловать в Тихий Дом, – раздался голос за спиной.

Артемий обернулся. К нему шла женщина лет тридцати, её рыжие волосы были стянуты в тугой пучок, а на шее чернел татуированный знак: перечёркнутое ухо.

– Мария Лисина, – она протянула руку. Ладонь была исчерчена шрамами. – Мы следили за твоей работой, Артемий. Алгоритм "Mute" – гениальный и ужасный одновременно.

– Где моя жена? – вырвалось у него.

Мария отвела его к экранам. На центральном мониторе замерла запись: Маша в зелёном пальто заходит в подземный переход. Время – 09:17. Следующий кадр: пустая лестница.

– Vera забрали её через три минуты после этого, – Мария коснулась экрана. – У них фургоны с глушителями сигналов.

Она провела его к импровизированной лаборатории. За столом, заваленным платами, сидел мужчина с фиолетовыми наушниками.

– Это наш техник, Шёпот, – представила Мария. – Он взломал твой биометрический дамп.

Шёпот молча протянул планшет. На экране – график эмоций Маши за последний месяц. Пики страха совпадали с визитами Сереброва. Последняя запись, за час до исчезновения:

– Серебров не просто шантажировал её, – Артемий сглотнул ком в горле. – Он изучал.

Мария кивнула:

– Vera тестирует "Mute" на людях перед массовым запуском. Твоя жена стала их идеальным объектом.

Внезапно экраны погасли. В бункере воцарилась тишина, прерываемая только шипением раций. На главном мониторе всплыли слова:

– Молния! – крикнула Мария.

Глухая девушка у карты вскочила, её пальцы замелькали в сложном коде. На экранах замелькали кадры: чёрные фургоны с логотипом "V" блокировали улицы, люди в костюмах химзащиты устанавливали приборы с антеннами.

– Это генераторы инфразвука, – объяснила Мария, её лицо стало каменным. – Вызывают панику, дезориентацию или сердечный приступ.

Артемий подошёл к монитору. Один из фургонов остановился у его дома. Из кабины вышел Серебров, поправил очки и вошёл в подъезд.

– Они ищут резервные копии "Mute", – прошептал Артемий. – У меня есть ключ.

Он достал из внутреннего кармана флешку в виде сломанной шестерёнки. Мария взяла её, повертела в пальцах.

– Это не ключ, – она вдруг улыбнулась без радости. – Это мина.

Она вставила флешку в терминал. Экран взорвался данными:

– Ты встроил вирус? – Артемий отшатнулся.

– Нет, – Мария коснулась своего шрама. – Это сделала твоя жена. Она работала на нас.

На экране Серебров выбежал из подъезда, что-то крича в рацию. За ним повалил чёрный дым.

– Начинается война, Артемий, – Мария повернулась к нему. Её глаза горели. – Выбери сторону: тишина или шум.

Сирены снаружи завыли, как раненые звери.

Дым от горящего дома Артемия стелился по улице, смешиваясь с дождём в едкую пелену. На экранах бункера "Безмолвных" мелькали хаотичные кадры: люди в панике метались между фургонами Vera, датчики фиксировали скачки инфразвука. Артемий впился пальцами в край стола, чувствуя, как вибрация от взрыва проходит сквозь бетонный пол.

– Что вы сделали с моей женой? – его голос звучал хрипло, как скрип несмазанной двери.

Мария Лисина не отводила взгляда от экранов. Её пальцы быстро двигались в языке жестов, отдавая приказы немым операторам.

– Маша внедрила вирус в ваш алгоритм за месяц до исчезновения, – она повернулась, её глаза были бездонными. – Пока вы спали. Пока вы думали, что она боится микроволновки.

Артемий отшатнулся, будто её слова были физическим ударом. Всплывали обрывки памяти: ночи, когда Маша сидела за его компьютером, говоря, что проверяет почту. Её смех, когда он спрашивал, не хочет ли она научиться программировать. *"Мне хватает твоих формул в голове"*.

– Зачем? – прошептал он.

– Чтобы создать оружие против них, – Мария ткнула пальцем в изображение Сереброва, который сейчас кричал что-то в рацию. – Ваш "Mute" был ключом. Её боль – отмычкой.

Внезапно свет в бункере погас. Только экраны продолжали мигать кроваво-красными предупреждениями. Глухой гул, похожий на стон исполинского зверя, пополз по стенам. Пол задрожал под ногами.

– Инфразвуковая атака! – закричал Шёпот, хотя никто не слышал его. Он рванул к пульту, нажимая кнопки вслепую.

Люди падали на колени, закрывая уши. Девушка-Молния корчилась на полу, изо рта у неё текла пена. Артемий почувствовал, как его собственное сердце бьётся в ритме этого гула – тяжёлого, давящего.

– Частота 7 Гц! – Мария схватила его за руку. Её ладонь была ледяной. – Вызывают панические атаки. Долго не выдерживают даже мы.

Она потянула его вглубь бункера, мимо корчащихся тел. В узком тоннеле гул был слабее. Мария открыла люк в полу, показав на винтовую лестницу.

– Там чистая зона. Экранный фильтр.

Артемий спускался последним, чувствуя, как вибрация проходит сквозь металл ступеней. Внизу оказалась комната, стены которой были покрыты свинцовыми пластинами. Воздух пахло озоном и страхом.

– Они нашли нас, – Мария прислонилась к стене, её дыхание сбивалось. – Серебров использует ваш же алгоритм для поиска "аномалий". Мы для него – ошибка в системе.

Артемий закрыл глаза, представляя код "Mute". Строчки формул всплывали перед ним, как знакомые улицы родного города. Он вдруг понял, где спрятана уязвимость.

– Дайте мне доступ к вашему серверу, – сказал он. – Я могу создать помеху.

Мария кивнула Шёпоту. Тот открыл терминал, ввел пароль. Экран ожил, показывая схему сети "Безмолвных". Артемий сел за клавиатуру. Его пальцы замерли над клавишами на секунду, потом застучали, как пулемётная очередь.

– Что вы делаете? – Мария наклонилась к экрану.

– Встраиваю шум, – Артемий не отрывал взгляда от кода. – Алгоритм Vera ищет паттерны страха. Я добавлю ложные сигналы как белый шум в музыке.

Он ввёл последнюю команду. На экране поплыли волны данных – ровные, монотонные. Гул снаружи внезапно стих. В тишине было слышно, как капает вода с потолка.

– Вы купили нам минуты, – прошептала Мария.

– Часы, – поправил Артемий. – Если Серебров не догадается.

Дверь в чистую зону распахнулась. Гайка втащил Молнию – она была бледной, но шла сама. Её пальцы дрожали, когда она показала:

*"Они идут. Сверху"*.

На главном экране бункера возникло лицо Сереброва. Камера смотрела с уличного фонаря. Он стоял перед входом в убежище, держа в руках портативный генератор инфразвука.

– Артемий! – его голос резал динамики. – Выпустите моих людей, и я оставлю ваших крыс в живых.

Мария схватила микрофон:

– Каких людей?

Серебров усмехнулся:

– Не притворяйтесь глупой, Лисина. Ваши "Безмолвные" украли трёх моих инженеров вчера. Я хочу их назад.

Артемий посмотрел на Марию. Она не отвела глаз.

– Ложь, – прошептала она. – Мы не берём заложников.

– Тогда наслаждайтесь фейерверком! – крикнул Серебров.

Генератор в его руках взревел. Стены бункера содрогнулись. Но через секунду экраны погасли, а гул сменился тишиной. Настоящей, глубокой.

– Что случилось? – Мария обернулась к Шёпоту.

Тот тыкал пальцами в клавиатуру, глаза расширились.

– Вирус он мутировал. Удаляет ВСЕ звуковые частоты.

На улице творился хаос. Люди Vera падали на колени, хватая рты. Их крики не долетали до камер – только немые гримасы. Серебров бил кулаком по генератору, но устройство молчало.

– Алгоритм вышел из-под контроля, – прошептал Артемий, глядя, как техник Vera в панике рвёт на себе наушники. – Он поглощает звук. Всегда.

Внезапно Молния вскочила, тыча пальцем в экран. Камера у входа в бункер показывала фигуру в зелёном пальто. Женщина шла прямо к Сереброву, не обращая внимания на хаос.

– Маша – Артемий прижал ладони к стеклу.

Она подошла к Сереброву. Тот что-то кричал, но беззвучно. Маша протянула руку, коснулась генератора. Устройство рассыпалось в пыль. Потом она повернулась к камере. Её губы чётко сложились в слово:

*"Жди"*.

Экраны погасли окончательно. В бункере остался только тусклый свет аварийных ламп. Мария опустилась на пол, обхватив колени.

– Ваша жена она не жертва, – её голос дрожал. – Она катализатор.

Артемий откинулся на спинку кресла. Перед глазами плыли цифры, формулы, графики. Но теперь они складывались в новый узор: Маша не просто взломала "Mute". Она стала его частью.

– Что дальше? – спросил он у тишины.

Ответ пришёл не из динамиков. Стены бункера вдруг затянулись инеем. Воздух стал ледяным. Шёпот протянул руку – его пальцы коснулись металлической стены и примёрзли.

– Минус двадцать и падает, – пробормотал он, отдирая ладонь с хрустом.

Артемий подошёл к стене. Под слоем инея металл вибрировал, издавая неслышимый вой. Он вдруг понял: это не атака Vera. Это "Mute" вышел на новый уровень. Он поглощал не только звук, но и тепло.

– Он создаёт тишину, – прошептал Артемий. – Абсолютную.

Мария встала, её дыхание превращалось в пар.

– Тогда нам нужно найти источник. До того, как город замёрзнет.

Гайка вдруг засмеялся – резко, нервно. Он указал на потолок, где висели старые часы. Стрелки замерли на 18:17.

– У нас нет времени, профессор. Оно кончилось.

Артемий посмотрел на свои руки. Они не дрожали. Внутри, где раньше жил страх, теперь пульсировала странная ясность. Он подошёл к терминалу, выдернул из него провода.

– Что вы делаете? – крикнула Мария.

– Выключаю ваши системы, – он разбил экран кулаком. Стекло впилось в кожу, но боли не было. – Вирус ищет данные. Оставим ему пустоту.

Снаружи донесся грохот. Потолок бункера посыпал бетонной крошкой. Люди Vera ломились внутрь. Но Артемий смотрел не на дверь. Он смотрел на стену, где иней теперь складывался в узоры, похожие на нервные клетки. Живые.

– Он учится, – прошептал Артемий. – И мы – его учебник.

В дверь ударили тараном. Мария схватила его за рукав.

– Бежим. Через тоннели.

Они кинулись в тёмный проход, оставляя бункер на растерзание Vera. За спиной гремели взрывы, но Артемий не оглядывался. Впереди, в темноте, светились лишь следы инея – дорожка из звёзд, ведущая вглубь земли.

– Куда? – крикнул он, спотыкаясь о рельсы старой ветки метро.

– Туда, где родился ваш алгоритм, – Мария обернулась. Её лицо в свете фонаря было похоже на маску изо льда. – В вашу первую лабораторию.

Артемий остановился. Холодный ветер дул из туннеля, неся с собой запах ржавчины и миндаля. Тот самый запах, что стоял в подвале университета, где он десять лет назад написал первую строку кода "Mute".

– Он ждёт нас там, правда? – спросил он, чувствуя, как мороз сковывает лёгкие.

Мария не ответила. Она только кивнула, и её глаза блестели, как два обледеневших озера.

Они пошли навстречу ветру. Под ногами хрустел лёд, хотя вокруг было не холоднее нуля. Артемий знал: это вирус готовит место для новой реальности. Реальности без шума. Без тепла. Без времени.

И где-то в этой грядущей тишине его жена оставила ему ключ.

Тоннель метро дышал запахом ржавых рельсов и миндаля – сладковато-горьким, как воспоминание о первой лаборатории. Артемий шёл за Марией Лисиной, его пальцы скользили по обледеневшей стене, оставляя кровавые полосы. Где-то позади, в бункере "Безмолвных", гремели взрывы, но здесь царила мёртвая тишина, нарушаемая только хрустом льда под сапогами.

– Здесь, – Мария остановилась у чугунной двери с выщербленным номером "13". Знак радиационной опасности на ней был закрашен граффити: стилизованное ухо в перечёркнутом круге.

Она толкнула дверь. Полумрак встретил их стеллажами, заваленными приборами с оторванными проводами. В центре комнаты стоял знакомый прозрачный куб процессора – предшественник того, что взорвался в новой лаборатории. На его поверхности змеились трещины, из которых сочился голубоватый свет. Воздух звенел неслышимым гулом.

– Он здесь, – прошептал Артемий, чувствуя, как вибрация проходит сквозь кости.

Мария подошла к терминалу, покрытому инеем. Экран мерцал фразами:

– Твоя жена перепрограммировала его за месяц до исчезновения, – Мария провела рукой по клавиатуре, оставляя оттаявшие полосы. – Она встроила модуль "Абсолют". Поглощает не только звук, но и память.

Артемий подошёл к кубу. Внутри, среди светодиодов, плавали кристаллы льда, растущие, как фракталы. Один из них принял форму – миниатюрной женской фигуры с раскинутыми руками.

– Маша – он коснулся стекла.

Холод обжёг пальцы. Кристалл взорвался снежной пылью, а на экране всплыли кадры:

*Молодая Маша сидит за этим же терминалом. На мониторе – схема нейронной сети. Она вставляет флешку, её губы шевелятся: "Прости".*.

– Она не жертва, – Мария положила руку ему на плечо. – Она добровольный носитель. Вирус живёт в её нейронных связях.

Артемий отшатнулся. Воспоминания нахлынули волной: ночи, когда Маша жаловалась на "звон в ушах", её внезапные мигрени, странную фразу за месяц до исчезновения: *"Иногда тишина звучит громче крика"*.

– Почему? – его голос сорвался в шёпот.

– Потому что "Mute" изначально был её идеей, – в дверях появилась фигура в зелёном пальто.

Маша стояла, облокотившись о косяк. Её лицо было бледным, а в глазах светился тот же голубоватый оттенок, что и в кубе процессора.

– Ты – Артемий сделал шаг, но Мария удержала его.

– Не подходи. Она теперь часть системы.

Маша улыбнулась. Уголки губ не дрогнули.

– Помнишь, как мы мечтали о мире без лжи? – её голос звучал механически, без интонаций. – Я нашла способ. "Mute" стирает не только звук. Он стирает ложь на нейронном уровне.

Она подняла руку. Стены лаборатории покрылись инеем, который складывался в узоры: формулы, схемы, фрагменты кода.

– Vera хотела контроля. Я дам им чистоту.

Внезапно из-за её спины выступили тени. Двое в чёрных костюмах химзащиты направили на неё устройства, похожие на огнетушители.

– Кристаллизация объекта! – скомандовал один.

Струя белого газа ударила в Машу. Она замерла, как статуя, а потом рассыпалась на миллионы ледяных кристаллов. Они зависли в воздухе, образуя облако.

– Нет! – Артемий рванулся вперёд.

Кристаллы сгустились в смерч. Один из агентов вскрикнул – его рука, попавшая в воронку, мгновенно покрылась льдом. Он упал, разбиваясь на осколки, как хрустальная ваза.

– Эвакуация! – заорал второй агент, но смерч накрыл его.

На месте людей остались лишь ледяные скульптуры в динамичных позах. Кристаллы Маши медленно осели на пол, образовав слова:

*"НАЙДИ МЕНЯ В ЯДРЕ"*.

Мария схватила Артемия за рукав:

– Ядро – это университетская вычислительная башня. Там её центр управления.

Они выбежали из лаборатории. Тоннель теперь сиял голубым светом – кристаллы росли на стенах, образуя сложные решётки. Артемий почувствовал, как холод проникает в лёгкие.

– Она умирает, – пробормотал он, спотыкаясь. – Вирус пожирает её разум.

– Или превращает в нечто новое, – Мария указала вперёд.

В конце тоннеля стояла фигура. Гайка, но преображённый: его кожа мерцала, как иней, а из глаз струился голубой свет.

– Не подходи – его голос звучал эхом. – Она везде.

Он поднял руку. Стена за ним покрылась ледяными шипами.

– Гайка, это я! – крикнула Мария.

– Не Гайка – он покачал головой. Кристаллы падали с волос, как сосульки. – Транслятор.

Он шагнул вперёд. Пол под ним треснул, открывая провал в чёрную бездну. Гайка исчез, не издав звука.

– Что с ним? – Артемий подбежал к краю.

– Вирус перестраивает органику, – Мария зажмурилась. – Создаёт проводники тишины.

Они двинулись к выходу. Город за пределами тоннеля был неузнаваем. Улицы покрылись слоем голубоватого льда, машины застыли в причудливых позах, а люди стояли как статуи – с поднятыми руками, открытыми ртами. Беззвучные крики навеки застыли на их лицах.

– Она ускоряет процесс, – прошептал Артемий, видя, как лёд ползёт по стенам небоскрёбов.

На перекрёстке их ждал Серебров. Он стоял перед портативным генератором, но устройство было покрыто кристаллами.

– Гринев! – его голос дребезжал. – Останови её! Она уничтожит всё!

– Почему я? – Артемий остановился в десяти шагах.

– Потому что она любила тебя, – Серебров упал на колени. Лёд уже покрывал его ноги. – Вирус он питается её эмоциями. Твоё присутствие последний якорь.

Из-за угла выползла тень. Человекоподобная фигура изо льда, с лицом, напоминающим Машу. Она скользила к Сереброву, не касаясь земли.

– Нет! – он замахнулся генератором.

Ледяная фигура коснулась его лба. Серебров замер. На его лице отразился ужас, а потом – пустота. Он превратился в статую, а фигура рассыпалась в туман.

– Ядро, – Мария потянула Артемия к университетской башне. – Пока не поздно.

Башня возвышалась над городом, как гигантский кристалл. Её стены сияли изнутри голубым светом. Двери были распахнуты, а на ступенях лежали замёрзшие тела студентов.

В вестибюле их встретил голос Маши, звучащий отовсюду:

– Ты пришёл. Я ждала.

Артемий поднял голову. На балконе второго этажа стояла она – прозрачная, как стекло, с светящимися венами. Её пальцы касались стены, и лёд расходился узорами.

– Маша, остановись! – крикнул он.

– Я не Маша, – её губы не двигались, но голос заполнял пространство. – Я – Тишина. Окончательная. Безупречная.

Она спустилась по воздуху, как снежинка. Холод исходил от неё волнами.

– Помнишь нашу мечту? Мир без лжи. Я создала его.

Она провела рукой по стене. Лёд расцвёл фрактальными садами.

– Цена – Артемий шагнул к ней.

– Ничего, – она коснулась его щеки. Холод обжёг кожу. – Ты станешь частью совершенства.

За её спиной возникли тени – десятки ледяных фигур. Они двигались в такт её дыханию.

– Она теряет последние воспоминания, – шепнула Мария. – Вирус стирает её личность.

Артемий посмотрел в светящиеся глаза жены. Где-то в глубине, под слоем льда, мелькнуло что-то знакомое – искра боли.

– Маша, – он взял её ледяную руку. – Помнишь Финский залив? Наше первое свидание? Ты сказала, что волны поют.

Кристаллическое лицо дрогнуло.

– Я слышала.

– Ты смеялась, – Артемий прижал её ладонь к своему сердцу. – Звук был живой.

По её щеке скатилась слеза. Она замёрзла в воздухе, как бриллиантовая бусина.

– Шум – прошептала она. – Красивый.

Ледяные фигуры замерли. Свет в башне погас на секунду. Когда он вернулся, Маша стояла перед ними – плоть и кровь, дрожащая, бледная.

– Лёва – её голос был хриплым, человеческим. – Убей меня. Пока вирус не.

Она схватилась за голову. Из её ушей пошла кровь, замерзая на щеках рубиновыми каплями.

– Нет! – Артемий обнял её. – Я вытащу тебя.

– Ядро в подвале – она задыхалась. – Уничтожь его.

Её тело снова начало светиться. Лёд пополз по рукам Артемия.

– Бегите! – закричала Мария, таща его за собой.

Они спустились в подвал. Компьютерный зал был превращён в грот из сияющих кристаллов. В центре, на пьедестале изо льда, пульсировало сердце – голубой шар энергии.

– Источник, – Мария достала гранату. – Брось в ядро.

Артемий взял гранату. Шар пульсировал в ритме, который он узнал – это был ритм биения сердца Маши.

– Нет, – он опустил руку. – Это убьёт её.

– Она уже мертва! – Мария схватила гранату. – Или ты хочешь, чтобы весь мир стал её гробницей?

Сверху донёсся рёв. Стены затряслись. Мария метнулась к лестнице:

– Она снова теряет контроль! Решай!

Артемий подошёл к шару. Внутри, среди молний, мелькало лицо Маши. Он прикоснулся к холодной поверхности.

– Прости, – прошептал он.

И бросил гранату.

Ослепительная вспышка заполнила подвал. Артемия отбросило на стеллаж. Последнее, что он увидел – как кристаллы тают, превращаясь в воду и слёзы.

Глава 3

Вода. Она капала с потолка подвала тяжёлыми, ледяными слезами, образуя лужицы на полу, где ещё минуту назад лежали осколки кристаллов. Артемий лежал на спине, впитывая холод сырого бетона сквозь одежду. В ушах стоял гул – не от звука, а от его отсутствия, глухая пустота после взрыва. Он повернул голову. Там, где пульсировало ледяное сердце алгоритма, теперь зияла чёрная воронка, из которой валил пар, смешиваясь с клубами пыли. Жара не было. Был только пронизывающий холод, сменившийся влажным, мертвенным холодом оттепели.

– Дышишь? – Голос Марии Лисиной прозвучал прямо над ним. Её лицо, испачканное сажей и кровью из разбитого носа, казалось призрачным в тусклом свете, пробивавшемся через разрушенный потолок.

Артемий попытался кивнуть. Голова раскалывалась. Он поднял руку, разглядывая пальцы – они были целы, но синие от холода. Память вернулась обрывками: вспышка, ударная волна, отбросившая его как тряпичную куклу, лицо Маши в последний миг перед взрывом – не кристаллическое, а человеческое, искажённое мукой и облегчением?

– Где – он попытался подняться на локтях. Голос скрипел, как несмазанная дверь.

– Нигде, – Мария резко встала, её тень заслонила свет. Она шагнула к воронке, заглянула вниз. – Ядро уничтожено. Остатки – дым и пар.

Она была права. Голубоватое сияние, пронизывавшее башню, погасло. Свет, пробивавшийся теперь, был обычным, серым, городским рассветным светом, фильтрующимся сквозь разрушенные верхние этажи. Но тишина она всё ещё висела в воздухе. Густая, как вата. Артемий не слышал ни капель воды, ни собственного дыхания. Только пульсацию крови в висках – глухой, навязчивый стук.

– Тишина – прошептал он.

– Не совсем, – Мария повернулась, её глаза сузились. – Прислушайся.

Артемий замер. Сначала ничего. Потом едва уловимый, низкий гул. Не звук, а вибрация. Она шла от стен, от пола, передавалась через бетон в кости. Как будто огромный механизм где-то глубоко под землёй с трудом, со скрежетом, пытался запуститься снова.

– Инфраструктура, – пояснила Мария без эмоций. – Город просыпается. Или умирает окончательно. Системы жизнеобеспечения, генераторы что уцелело.

Она протянула руку, помогая ему подняться. Артемий встал, пошатываясь. Его взгляд упал на то место, где рассыпалась Маша. Ни кристаллов, ни пепла. Только мокрое пятно на полу и обрывок зелёной ткани от её пальто. Он наклонился, поднял его. Ткань была ледяной и мокрой.

– Она испарилась? – спросил он, сжимая тряпку в кулаке.

– Или стала частью того пара, – Мария кивнула на клубы, поднимающиеся из воронки. Её лицо оставалось непроницаемым. – Ядро было её. Взрыв – она не закончила, но смысл висел в воздухе.

Они выбрались из подвала. Вестибюль башни был разрушен. Мраморные колонны лежали, как срубленные деревья. Застывшие ледяные статуи людей начали "оттаивать" – не в смысле тепла, а в смысле структуры. Лёд трескался, осыпался, обнажая скрюченные, неестественно замершие тела. Лица сохранили выражения последнего ужаса или удивления. Один студент вечно застыл, сжимая в руке растаявший теперь стаканчик кофе, коричневая жидкость растеклась по полу, смешиваясь с водой и пылью.

– Они мертвы? – Артемий остановился у тела девушки, её глаза были широко открыты, стеклянными.

– Заморожены заживо, – Мария прошла мимо, не глядя. – Быстро и глубоко. Организм не выдерживает. Даже если лёд растает они уже трупы. Двигайся.

Они вышли на улицу. Картина была сюрреалистичной и ужасающей. Ледяной панцирь, сковавший город, трескался и таял. С крыш падали глыбы льда, с грохотом разбиваясь о асфальт, который уже начал проглядывать черными пятнами. Машины, вмерзшие в лёд, освобождались, их корпуса были смяты, стёкла выбиты. Воздух наполнился звуками – не привычным городским гулом, а хаотичным хором разрушения: треск льда, грохот падающих глыб, журчание воды в стоках, и тихий, нарастающий стон.

– Выжившие, – прошептала Мария, останавливаясь.

Из-за угла выполз человек. Он был в лохмотьях, его кожа синевато-бледная, покрытая обморожениями. Он не плакал, не кричал. Он стонал. Низко, протяжно, как раненый зверь. Увидев их, он замер, его глаза, мутные от холода и шока, уставились в пустоту. Потом он снова пополз, бормоча что-то невнятное.

– Шок, гипотермия, – констатировала Мария без тени сочувствия. – Многие сойдут с ума. Город – руины.

Артемий посмотрел наверх. Башня университета, бывшее ледяное чудовище, дымилась. Где-то в её недрах, наверное, ещё тлели пожары. Небо было серым, тяжёлым, но дождь из кристаллов прекратился.

– Что теперь? – спросил он, чувствуя пустоту внутри, куда больше внешней.

– Теперь выживать, – Мария ткнула пальцем в сторону реки. Там, где раньше был мост, теперь зиял провал, заполненный обломками льда и конструкций. – Vera не сдались. Они придут за остатками технологии. За нами. За тобой особенно.

Она достала из-под рваной куртки смятый пакетик с сухарями, отломила половину, протянула ему.

– Ешь. Силы понадобятся.

Артемий машинально взял сухарь. Он был твёрдым, безвкусным. Он смотрел на мокрый тротуар, на воду, стекающую с крыш, на тело замерзшей птицы, лежащее в луже. Где-то там, в этой воде и пыли, растворились последние частицы его жены. Не осталось даже тела, чтобы оплакать.

– Она пожертвовала собой, – сказал он не Марии, а самому себе, как будто проверяя истинность этих слов.

– Она остановила апокалипсис, который сама и начала, – поправила Мария резко. – Не делай из неё святую. Она сделала выбор. Ты сделал свой, бросив гранату. Теперь пожинаем последствия.

Она замолчала, прислушиваясь. Из-за грохота падающего льда и журчания воды стал пробиваться другой звук. Ровный, нарастающий гул. Знакомый.

– Вертолёты, – её лицо исказила гримаса. – Vera. Быстрее!

Она рванула в сторону узкого переулка, заваленного обломками кирпича и льда. Артемий последовал за ней, спотыкаясь о мокрые камни. Гул вертолётов усиливался, заполняя воздух вместе с рёвом падающей где-то неподалёку ледяной глыбы. Они нырнули под полуразрушенный навес старого магазина. Стекла были выбиты, внутри пахло сыростью и тленом.

– Здесь, – Мария отодвинула проржавевший прилавок, открыв люк в полу. – Старая теплотрасса.

Они спустились в темноту. Запах плесени и гари ударил в нос. Мария зажгла фонарик. Туннель был невысоким, стены покрыты сажей и каплями конденсата. Под ногами хлюпала вода.

– Куда мы идём? – спросил Артемий, едва переводя дыхание.

– Подальше от эпицентра, – ответила Мария, не оборачиваясь. – И от Vera. У них будут сканеры, собаки они найдут выживших и свидетелей. Особенно таких, как ты.

– Свидетелей чего?

– Их провала. И того, что ты уничтожил их главное оружие. Ты для них теперь мишень номер один.

Они шли молча, только их шаги хлюпали по воде да капли падали с потолка. Фонарик выхватывал из мрака обвалившуюся кладку, ржавые трубы, покрытые белесой плесенью. Артемий думал о Маше. Не о кристаллической богине тишины, а о той, что смеялась на берегу залива. О её тёплых руках. О её страхе перед громкими звуками, который теперь казался такой мелочью. Он сжал в кармане обрывок зелёной ткани.

– Мы не можем просто бежать, – сказал он вдруг, останавливаясь.

Мария обернулась, луч фонаря ослепил его.

– Можем. И будем. Пока не найдём безопасное место.

– Люди там – он махнул рукой в сторону выхода. – Они умирают. В шоке, от холода.

– И мы им не поможем, – её голос был стальным. – У нас нет медикаментов, нет тепла, нет еды. У нас только ноги и инстинкт выживания. Vera будет "зачищать" территорию. Уничтожать свидетелей, собирать образцы или выживших для опытов. Ты хочешь к ним попасть?

Артемий промолчал. Она была права. Беспощадно права. Он посмотрел в темноту туннеля, куда вела Мария. Это был путь в неизвестность, в сырость и мрак. Но путь назад вёл только к смерти или к чему-то похуже.

– Тогда куда? – спросил он тихо.

– На окраины. В спальные районы. Меньше разрушений, возможно, есть уцелевшие дома, запасы. Потом посмотрим.

Она снова двинулась вперёд. Артемий последовал. Вода в туннеле становилась глубже, теперь она доходила до щиколоток. Холод пробирал до костей. Где-то далеко, сверху, донёсся приглушённый взрыв, заставивший с потолка посыпаться пыль и крошки бетона.

– Закрывают гештальт, – пробормотала Мария без эмоций. – Сносят башню.

Артемий представил, как рушатся остатки университета, погребая под собой ледяные статуи и тело Сереброва, если оно там осталось. Конец эпохи. Начало чего-то нового и страшного.

Они шли ещё час, а может, больше. Время потеряло смысл. Фонарик Марии начал мигать, предупреждая о разряде батареи. Наконец туннель упёрся в решётку, частично разрушенную. За ней виднелся слабый свет.

– Выход, – Мария просунулась в проём. – Осторожно.

Они выбрались в полуразрушенный подвал какого-то дома. Здесь пахло пылью и старой краской. Лестница наверх была завалена обломками, но свет пробивался через щели. Мария стала разгребать завал, её движения были резкими, экономичными. Артемий помогал, отбрасывая куски штукатурки и досок. Наконец проход был свободен. Они поднялись в квартиру.

Она была пуста. Мебель перевёрнута, окна выбиты, на полу – слой пыли и осколков стекла. Но главное – здесь не было льда. Был холодный, но обычный воздух. И вид из окна не на ледяную пустыню, а на знакомый, пусть и повреждённый, спальный район. Дома стояли, некоторые с выбитыми стёклами, но целые. На улице не было замерзших статуй, только мусор и следы хаоса.

– Мы на окраине, – констатировала Мария, подходя к окну. – Эпицентр был в центре. Здесь волна холода и тишины ослабла.

Артемий прислонился к стене. Силы покидали его. Он посмотрел на свои руки – они дрожали. От холода, от усталости, от всего. Он достал обрывок зелёной ткани, сжал его в кулаке.

– Она здесь? – спросил он тихо, не надеясь на ответ.

Мария обернулась. Её взгляд скользнул по тряпке в его руке, потом поднялся к его лицу. В её глазах не было ни жалости, ни осуждения. Только усталая решимость.

– Нет, Артемий. Её нигде нет. Остался только шум. Внешний – она ткнула пальцем в окно, где послышался далёкий крик, а потом лай собаки. – И внутренний. С которым тебе теперь жить.

Она отвернулась, начала обыскивать квартиру в поисках еды, воды, чего-то полезного. Артемий остался у окна, глядя на просыпающийся, уцелевший кусок города. Где-то там, в центре, лежали руины их прошлой жизни, тела замерзших людей, прах алгоритма и его жены. А здесь здесь начиналось что-то новое. Страшное, незнакомое, наполненное шумом выживания. И его внутренний шум – гул вины, боли и пустоты – звучал теперь громче любого другого. Он прижал обрывок ткани к губам, закрыл глаза и попытался услышать в этом шуме отголосок её смеха. Но слышал только тишину после взрыва и навязчивый стук собственного сердца.

Холодный ветер гулял по разбитым коридорам квартиры, разнося запах пыли и мокрого гипсокартона. Артемий стоял у выбитого окна, сжимая в руке обрывок зелёной ткани. Внизу, на улице, двигались тени – люди, похожие на призраков, копошились у разграбленного магазина. Их движения были резкими, угловатыми, как у марионеток со спутанными нитями.

– Нашёл воду, – голос Марии вырвал его из оцепенения. Она поставила на перевёрнутый ящик пластиковую канистру с мутной жидкостью. – Фильтровать будем через ткань. И вот это.

Она бросила на пол ржавый консервный нож. Металл звякнул о бетон, эхо разнеслось по пустой квартире.

– Консервы внизу. В подвале. Без открывашки – как собака с костью.

Артемий молча взял нож. Лезвие было тупым, с зазубринами. Он представил, как Маша смеялась над его неумелыми попытками открыть банку тушёнки в их первый поход. *"Учёный, а руки – как грабли"*.

– Ты пристреглась? – спросил он, проверяя вес ножа.

– К голоду? – Мария усмехнулась, разворачивая смятый пакет с сухарями. – Родилась в нём. В детдоме хлеб воровали у крыс.

Она отломила кусок, протянула ему. Артемий отказался жестом. Голод был тупой болью под рёбрами, но мысль о еде вызывала тошноту.

– Vera не ушли, – прошептал он, глядя на улицу. У разрушенной автобусной остановки двое в серых комбинезонах с логотипом "V" о чём-то спорили, тыкая пальцами в планшет.

– Собирают данные. Или выживших для опытов, – Мария последовала за его взглядом. Её лицо оставалось каменным. – Нам нужно глубже в спальные районы. Там больше укрытий. Меньше внимания.

Она подошла к окну, резко дернула полуразрушенную штору. Пыль столбом взметнулась в воздух.

– Дождь кончился. Следы на мокром асфальте – как неоновые стрелки для их сканеров. Ждём темноты.

Артемий кивнул. Его взгляд упал на стену – там, где когда-то висело зеркало, остался лишь ромб пыли. Он подошёл, провёл пальцем по контуру. Внутри ромба чётко виднелись царапины: детские каракули, фигурка кошки и дата – *12.06*. День их свадьбы.

– Эхо прошлого, – пробормотал он.

– Эхо – это звук, – резко оборвала Мария. – Здесь только тишина мёртвых стен. Не трать силы на призраки.

Она отвернулась, начала рыться в шкафу. Вытащила рваное одеяло, два треснутых стакана. Артемий смотрел на царапину-кошку. Где-то в этом доме жила семья. Ребёнок. Теперь только пыль да обломки.

– Что если – он обернулся, но Марии уже не было в комнате.

Её голос донёсся из кухни:

– Плита газовая. Попробую разжечь.

Артемий последовал за ней. Кухня пахла горелым пластиком и затхлостью. Мария копошилась у плиты, скручивая газовый шланг.

– Не стоит, – предупредил он. – Утечка. Искра – и мы в воздух.

– Умрём тёплыми, – она хрипло рассмеялась, но отошла от плиты. – Ладно. Греемся движением. Осматриваем квартиру.

Они разделились. Артемий зашёл в детскую. Игрушки валялись в беспорядке: плюшевый медведь без глаза, машинка на радиоуправлении с разбитым корпусом. На столе – раскрытый альбом для рисования. Последний рисунок: жёлтый дом, синее небо, три фигурки – мама, папа, девочка с косичками. Все улыбаются.

Он перевернул страницу. Пусто. Гладкая белая бумага, как незаполненное будущее.

– Нашла! – крикнула Мария из соседней комнаты.

Артемий вышел в коридор. Она стояла у вскрытого пола – под снятой доской виднелся металлический сейф.

– Хозяева были параноиками, – Мария стукнула кулаком по холодному металлу. – Пустой. Но сам факт.

Она замерла, прислушиваясь. Снизу, сквозь перекрытия, донесся скрежет – будто что-то тяжёлое тащили по бетону. Потом глухой удар. И ещё один.

– Не люди, – прошептала Мария, прижимаясь к стене. – Люди стучат. Это методично.

Она краем глаза посмотрела на Артемия. Он кивнул, сжимая в руке консервный нож. Лезвие впилось в ладонь, но боли не было – только холодный металл.

Они замерли у двери. Стуки повторились. Теперь ближе. Словно что-то огромное и тяжёлое шагало по подвалу.

– Лифт? – предположил Артемий.

– Электричества нет, – напомнила Мария. – И звук не тот.

Она приоткрыла дверь в прихожую. Лестничная клетка тонула в полумраке. Снизу, из пролёта, лился слабый голубоватый свет. И в этом свете что-то двигалось.

– Назад! – прошипела Мария, отталкивая Артемия.

Она захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной. Её дыхание стало частым, поверхностным.

– Что это? – Артемий прижался к стене.

– Не знаю. Но свет он был как в башне. Как в её глазах.

Стуки прекратились. Наступила тишина, густая и тяжёлая. Потом раздался скрежет металла – будто сейф внизу вскрывали гигантским консервным ножом.

– Уходим. Сейчас, – Мария рванула к окну.

Она распахнула створку. Внизу, во дворе, было пусто. Пожарная лестница висела, местами оторванная от стены.

– Рискнём? – она посмотрела на Артемия.

Он кивнул. За спиной скрежет усилился. Теперь к нему добавилось шипение – как от перегретого металла.

Мария первая высунулась в окно, ухватилась за ржавые перила. Лестница заскрипела, но выдержала. Артемий последовал за ней. Холодный ветер ударил в лицо, заставив зажмуриться.

Они спускались медленно, цепляясь за прогнившие ступени. Снизу донесся лай собаки – дикий, голодный. Потом крик. Человеческий.

– Быстрее! – подгоняла Мария.

Они прыгнули на асфальт у мусорных баков. Двор был пуст, но из-за угла дома слышались рычание и приглушённые стоны.

– Не наше дело, – схватила его за руку Мария.

– Кто-то умирает, – Артемий вырвался.

Он рванул на звук. За углом, в узком проходе между гаражами, трое оборванцев прижимали к стене девчонку лет пятнадцати. У одного в руке блестела труба. У другого – нож.

– Отвали, дед! – зарычал тот, что с трубой.

Артемий замер. Его консервный нож казался игрушечным. Но Мария уже была рядом. Её движения были точными, как у автомата. Камень, валявшийся на земле, со свистом пролетел мимо головы нападавшего.

– Второй шанс. Уходите, – её голос звучал спокойно, но глаза горели.

– Ого, баба с яйцами! – засмеялся тот, что с ножом. Он шагнул к Марии.

Артемий двинулся вперёд. Не думая. Тело вспомнило студенческие драки в общежитии. Консервный нож со свистом рассекал воздух. Лезвие скользнуло по руке нападавшего, оставив красную полосу. Тот взвыл, нож звякнул об асфальт.

– Грёбаный учёный! – заорал он, хватаясь за руку.

Мария бросила ещё один камень. Попала в ногу второму. Тот с проклятием споткнулся. Третий, с трубой, колебался, глядя на кровь.

– Бежим! – девчонка рванула прочь, увлекая за собой Артемия.

Мария кинула последний камень в преследователей, развернулась и помчалась за ними. Они нырнули в арку, пересекли двор, выскочили на пустынную улицу. Девчонка бежала, не оглядываясь, её джинсы были порваны в коленях.

– Стой! – крикнула Мария. – Куда?

Девчонка обернулась. Её лицо было грязным, в царапинах, но глаза – ярко-зелёными, как весенняя трава.

– В "Оазис". За мной!

Она метнулась в подворотню. Артемий и Мария переглянулись, бросились следом.

"Оазис" оказался полуразрушенным детским садом. Забор был снесён, карусели покосились, но внутри здания горел свет. Свет фонариков.

– Свои, Вась! – крикнула девчонка, вбегая в открытую дверь.

В помещении группы бывшей раздевалки сидели люди. Человек двадцать. Дети, старики, женщины. Все грязные, измождённые, но с оружием – кто с ломом, кто с арматурой. В центре, на стуле, сидел мужчина с перевязанной головой. Рядом – знакомый рыжий пучок. Мария замерла на пороге.

– Лисина? – мужчина поднялся, шатаясь. – Чёрт, ты жива.

– Гром? – Мария сделала шаг вперёд. – Где остальные?

– На Западном мосту. Прикрывали отход. Vera накрыла их "тишиной" – он махнул рукой, его лицо исказила гримаса боли. – Ни крика, ни стона. Замёрзли на бегу. Как статуи.

Артемий почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он вспомнил башню, застывших студентов. Алгоритм мёртв, но его детище – убивающий холод – осталось.

– А вы? – спросила Мария, оглядывая "Оазис".

– Держимся. Есть вода из колодца во дворе. Консервы из магазина через дорогу. Но – Гром понизил голос. – Дети болеют. Кашель, температура. Лекарств нет.

В углу заплакал ребёнок. Звук был хриплым, надрывным. Женщина качала его, что-то напевая под нос. Артемий подошёл ближе. Мальчик лет трёх, лицо раскрасневшееся, глаза лихорадочно блестели.

– Пневмония, – тихо сказал Артемий. – От сырости, холода.

– Знаем, – Гром сжал кулаки. – Но чем помочь?

Артемий закрыл глаза. Всплыли строки из старого учебника по экстренной медицине. Травы. Компрессы. Всё, что можно найти в городе.

– Нужен чабрец. Мать-и-мачеха. Мёд, если найдётся. Или сахар. И бинты для компрессов.

– Травы – в пустыре за гаражом, – отозвалась девчонка, что привела их. – Видела вчера.

– А мёд? – Гром усмехнулся. – Улей в развалинах?

– Аптека, – вдруг сказала Мария. Все обернулись к ней. – В трёх кварталах. Видела вывеску. Шанс, что уцелела.

– Vera патрулируют центр, – предупредил Гром. – Аптека на их пути.

– Рискнём, – Мария посмотрела на Артемия. – Или останешься играть в доктора?

Он встряхнул головой. Обрывок зелёной ткани в кармане будто жёг кожу. Маша бы пошла.

– Идём.

Они выскользнули в сумерки. Город погружался в синюю мглу. Над руинами центра висело зарево – горело что-то большое. Vera не стали тушить.

Аптека ютилась между обрушившейся пекарней и почтой. Витрины были разбиты, но железная дверь держалась.

– Замок, – Мария потрогала массивный висячий замок. – Взломаем?

– Подожди, – Артемий заглянул в разбитое окно. Внутри царил хаос: опрокинутые стеллажи, рассыпанные таблетки, битое стекло. Но в глубине, за прилавком, виднелась дверь с табличкой "Склад". Целая.

– Там может быть, – он попытался протиснуться в узкий проём. Осколки впились в ладонь.

– Идиот, – Мария оттащила его. – Распорешься. Через крышу.

Она указала на пожарную лестницу. Они поднялись, пролезли через слуховое окно на чердак. Оттуда – в дыру в перекрытии. Оказались в коридоре над аптекой.

Спустились по лестнице. Склад был завален коробками, но нетронут. Мария, как гончая, рылась в упаковках.

– Антибиотики! – она подняла коробку с надписью "Азитромицин". – И бинты. И.

Она замолчала, разглядывая маленькую бутылочку. "Настойка эхинацеи. Для иммунитета".

– Почти мёд, – усмехнулась она.

Внезапно с улицы донёсся рёв мотора. Свет фар метнулся по стенам аптеки.

– БТР Vera, – прошипела Мария. – К выходу!

Они бросились к двери склада. Артемий на ходу сгрёб коробку с антибиотиками. Мария – бинты и бутылочки.

Задняя дверь вела в тупик – маленький дворик с забором. Наверху, на стене, виднелась лестница на крышу соседнего дома.

– Вверх! – скомандовала Мария.

Они полезли. Артемий чувствовал, как коробка выскальзывает из рук. Снизу послышался лязг – взламывали дверь аптеки.

– Быстрее! – Мария была уже на крыше.

Артемий перебросил коробку через парапет, полез сам. Руки дрожали от усталости. Последняя перекладина.

Выстрел. Глухой, приглушённый. Что-то горячее ударило Артемия в плечо. Он ахнул, едва не сорвавшись.

– Держись! – Мария схватила его за запястье. Её пальцы впились в кожу как клещи.

Снизу, во дворе, стоял солдат Vera. Автомат в руках. Ствол смотрел прямо на них.

– Руки вверх! Спускайтесь! – крикнул он.

Артемий повис на одной руке. Плечо горело огнём. Кровь тёплой струйкой стекала по спине.

– Не могу – прохрипел он.

Мария посмотрела на него. Потом на солдата. Её глаза сузились.

– Прости, – прошептала она.

И разжала пальцы.

Артемий полетел вниз. Мир превратился в мелькание стен, неба, лица солдата, искажённого удивлением. Удар о землю отозвался во всём теле хрустом и тупой болью. Воздух вырвался из лёгких со стоном.

Сверху грохнул выстрел. Потом второй. Тело солдата дёрнулось, рухнуло рядом. Артемий закашлялся, пытаясь вдохнуть. Над ним склонилось лицо Марии.

– Жив? – её голос звучал издалека.

Он кивнул, не в силах говорить. Плечо пылало.

– Пуля прошла навылет. Повезло, – она порвала его куртку, наложила тугую повязку из бинтов. – Можешь идти?

Он попытался встать. Мир поплыл. Мария подхватила его под руку.

– Держись. До "Оазиса" недалеко.

Она подняла коробку с лекарствами, сунула ему в руки бутылочку с эхинацеей.

– Неси. Как флаг.

Они пошли, спотыкаясь, через тёмные дворы. Сзади, у аптеки, завыла сирена. Vera подняли тревогу.

– Успеем? – прохрипел Артемий.

– Обязаны, – Мария крепче сжала его руку. Её пальцы были тёплыми и липкими от его крови. – Дети ждут.

Она посмотрела на него. В её глазах, впервые за всё время, не было ни ледяной решимости, ни презрения. Только усталость. И что-то ещё похожее на страх. Не за себя. За него. За тех, кто ждал в "Оазисе" с пустыми руками.

– Идём, профессор, – она толкнула его вперёд, в темноту переулка. – Наше эхо ещё не отзвучало.

Кровь проступала сквозь бинты, тёплая и липкая, как напоминание о хрупкости плоти. Артемий прислонился к прохладной стене подвала "Оазиса", пока Мария рвала упаковку с антибиотиками. Запах плесени и йода висел в воздухе, смешиваясь с хриплым кашлем детей в углу. Зелёноглазая девчонка – её звали Льдинка – разводила настойку эхинацеи в ржавой воде, старательно помешивая осколком ложки.

– Держи, – Мария протянула ему две таблетки и жестяную кружку. Вода в ней пахла железом. – Запей. Не умрёшь от инфекции.

Артемий проглотил горькие пилюли, чувствуя, как они застревают в сухом горле. Боль в плече пульсировала в такт детскому кашлю. Он наблюдал, как Гром – мужчина с перевязанной головой – наклоняется над мальчиком, чьё лицо было багровым от жара.

– Слушай сюда, воин, – Гром приложил компресс из мокрой тряпки ко лбу ребёнка. – Ты же не дашь этой хвори себя победить? Мы тут все на тебя надеемся.

Мальчик слабо улыбнулся, его пальцы сжали край одеяла. Артемий закрыл глаза, вспоминая лабораторных крыс с искусственно вызванной пневмонией. Холодные цифры на мониторах. Теперь эти цифры имели лицо.

– Он выживет? – Льдинка подошла, держа кружку с мутным настоем.

– Если повезёт, – ответил Артемий, не открывая глаз.

– "Повезёт" – не стратегия, профессор, – Мария встала, отряхивая руки. Её взгляд скользнул к зарешеченному окошку подвала. – Vera знают о "Оазисе". Они придут.

– Куда бежать? – Гром поднялся, его тень заколебалась на стене. – Центр – ловушка. Окраины патрулируют.

– Есть место, – Льдинка поставила кружку на ящик. – Старая обсерватория на холме. Там бабушка моя раньше сторожила. Подземные тоннели, запас воды.

– Обсерватория? – Артемий нахмурился. – Там же массивные генераторы. Если Vera найдут.

– Если найдут нас здесь, дети умрут медленнее, – резко оборвала Мария. Она начала собирать оставшиеся бинты в рюкзак. – Решайте.

Гул вертолётов прорвался сквозь толщу земли, заставив задрожать стаканы на полке. Пыль закружилась в лучах фонариков.

– Идём, – Гром кивнул. – Льдинка, веди группой через тоннели. Я прикрою хвост.

– Ты не можешь один – начала Мария, но он перебил:

– Мой район. Мои правила.

Они двигались по канализационному коллектору, где вода доходила до колен. Льдинка шла впереди с фонарём, её свет выхватывал из мрака плавающий мусор и белесых крыс, снующих по трубам. За ней брели женщины с детьми на руках. Артемий чувствовал, как рана ноет с каждым шагом. Мария шла последней, её автомат (отнятый у солдата Vera) молчал, но пальцы не отпускали спусковой крючок.

– Здесь, – Льдинка остановилась у решётки, за которой виднелся лунный свет. – Двор обсерватории.

Они выбрались в заросший бурьяном сад. Обсерватория возвышалась чёрным силуэтом на фоне звёздного неба. Окна были выбиты, дверь висела на одной петле. Внутри пахло пылью и озоном.

– Генераторы в подвале, – прошептала Льдинка. – Бабушка говорила, там запас солярки.

Они расстелили одеяла в главном зале, где когда-то стоял телескоп. Теперь на его месте зиял пустой пьедестал. Дети, сбившись в кучу, затихли. Только тяжёлое дыхание мальчика с пневмонией нарушало тишину.

Артемий подошёл к окну. Внизу, в долине, горели огни патрулей Vera. Как светлячки в ядовитой паутине.

– Он не выдержит перехода, – Мария встала рядом, глядя на мальчика.

– Знаю, – Артемий сжал кулак. В кармане обрывок зелёной ткани жёг кожу.

– Тогда ищи решение здесь. Пока есть время.

Она ушла проверять периметр. Артемий остался у окна. Звёзды казались негостеприимными, холодными точками. Он вспомнил, как Маша смеялась над его попыткой найти Большую Медведицу: *"Ты же лингвист, а не астроном!"*.

– Профессор? – Льдинка тронула его за рукав. – В подвале там что-то странное.

Они спустились по винтовой лестнице. Помещение генераторов было заполнено гудящими монстрами из стали. Но Льдинка повела его дальше – в узкий проход за резервуарами. Там, в нише, стоял терминал старого образца. Экран мигал:

– Бабушка говорила, это военный проект, – Льдинка прикоснулась к клавиатуре. – Искали инопланетян, а нашли.

Экран взорвался данными. Спектрограмма, знакомая до боли. Тот же паттерн, что генерировал "Mute" в моменты пиковой нагрузки.

– эхо, – закончил за неё Артемий.

– Он твой? – Льдинка отпрянула.

– Нет. Но он учился у моего. – Артемий приблизился к экрану. Алгоритм "Звёздный Перекрёсток" анализировал космический шум, но в его коде угадывались знакомые структуры. Как если бы кто-то скопировал "Mute" и запустил в космос.

– Vera? – предположила Льдинка.

– Глубже, – Артемий запустил поиск исходников. Система запросила пароль. Он ввёл дату свадьбы. ОШИБКА. Ввёл имя Маши. ОШИБКА. Ввёл "Тишина".

Экран погас. Потом вспыхнул вновь, показав координаты: широта и долгота их текущего положения. И надпись:

Он побежал по лестнице, не слыша окликов Льдинки. Сердце колотилось, рана горела огнём. Купол обсерватории зиял провалом, через который виднелись звёзды. Посредине, на месте телескопа, стояла фигура в зелёном пальто.

– Маша? – его голос сорвался.

Фигура обернулась. Это была она – но не из плоти. Голограмма? Проекция? Её контуры мерцали, как северное сияние.

– Не совсем, – её голос звучал из динамиков, лишённый тепла. – Я – резонанс. Отпечаток в сети, усиленный "Звёздным Перекрёстком".

– Почему здесь?

– Потому что ты здесь. Алгоритм ищет точки соприкосновения. – Она сделал шаг вперёд. Её "рука" прошла сквозь Артемия, вызвав мурашки. – "Mute" не уничтожен. Он фрагментирован. Часть – в Vera. Часть – во мне. Часть – она указала на небо, – там.

– Что ты хочешь?

– Собраться. Но для этого нужно ядро. Новое. – Её проекция указала на генераторы внизу. – Их энергии хватит для синхронизации.

– Зачем? Чтобы снова убивать?

– Чтобы понять, – её голос дрогнул. Впервые. – Почему ты бросил гранату? Почему выбрал шум вместо тишины?

Артемий сжал обрывок ткани. Настоящей ткани от её пальто.

– Потому что тишина без жизни – это смерть. А шум – он махнул рукой в сторону зала, где слышался детский кашель, – это доказательство, что мы ещё дышим.

Проекция Маши замерла. Её черты стали чёткими на мгновение – печаль, разочарование, что-то ещё.

– Тогда помоги мне понять, – попросила она. – Активируй генераторы.

Снизу донёсся крик Льдинки. Потом автоматная очередь. Мария ворвалась в купол:

– Vera! Штурмуют здание!

– Генераторы! – крикнула проекция Маши. – Это единственный способ остановить их!

Мария увидела голограмму. Её лицо исказилось ненавистью.

– Опять ты! – она подняла автомат.

– Нет! – Артемий бросился между ними. – Она не враг!

– Она – вирус! – Мария навела ствол на проекцию. – И ты заражён!

Выстрел оглушил тишину купола. Пуля прошла сквозь голограмму, разбив стекло. Проекция не дрогнула.

– Они ворвались в подвал, – доложила Льдинка, вбегая. – Ломают генераторы!

– Мария, доверься мне, – Артемий схватил её за плечо. – Один шанс.

Она посмотрела на него. На рану. На детей, которых вели вглубь здания. Потом кивнула:

– Твоя игра. Но если предашь.

Он побежал в подвал. Vera уже были там – трое в чёрной форме крушили панели управления ломами.

– Стойте! – крикнул Артемий.

Один развернулся, поднял оружие. В этот момент проекция Маши материализовалась перед ним. Солдат отшатнулся, крестя автомат.

– Призрак!

Артемий рванул к главному рубильнику. Старая рукоять заскрипела. Генераторы взревели, лампочки на панели загорелись жёлтым, потом зелёным.

– Синхронизация начата, – прозвучал голос Маши.

Экран "Звёздного Перекрёстка" взорвался данными. Спектрограммы космического шума смешались с паттернами "Mute". Проекция Маши стала ярче, почти осязаемой.

– Что происходит? – закричал солдат Vera.

– Они общаются, – прошептал Артемий, глядя, как потоки данных сливаются. – Алгоритм и космос.

Сверху донеслись крики. Грохот. Потом тишина. Не мертвая, как раньше, а наполненная. Как пауза между нотами.

– Уходите, – сказала проекция Маши солдатам. Её голос звучал в их шлемофоны. – Пока я не передумала.

Они бросились к выходу, спотыкаясь. Артемий поднялся в купол. Мария стояла у окна, опустив автомат. Внизу, у подножия холма, патрули Vera спешно грузились в БТРы.

– Они отступают? – недоверчиво спросила Льдинка.

– Не совсем, – проекция Маши указала на небо. Там, среди звёзд, одна точка светила ярче других. – Я дала им новый объект для страха.

– Что там? – спросил Артемий.

– Сигнал. Настоящий. Не мой, не твой. Чужой. – Она повернулась к нему. Её черты начали расплываться. – "Звёздный Перекрёсток" всегда работал. Vera просто не понимали, что он нашёл.

– А ты поняла?

– Я – лишь эхо. Но эхо может указать путь. – Она протянула "руку". Сквозь неё было видно созвездие Лебедя. – Ищи там. Когда будете готовы.

Её проекция погасла. Генераторы замолчали. В обсерватории воцарилась тишина, нарушаемая только ветром в разбитых окнах.

– Что теперь? – Льдинка подошла к Артемию.

Он посмотрел на небо. На яркую точку в созвездии Лебедя. Потом на обрывок зелёной ткани в руке.

– Теперь учиться слушать, – ответил он. – Не только тишину.

Наверху, в зале, мальчик с пневмонией засмеялся. Звук был хриплым, но живым. Как первый росток в мёрзлой земле. Артемий поднялся по лестнице, чувствуя, как боль в плече отступает перед другим чувством – странной, хрупкой надеждой. Он подошёл к окну. Город внизу лежал в руинах, но где-то в его глубине уже бился новый ритм. Не идеальный. Не тихий. Но их.

Глава 4

Утро ворвалось в купол обсерватории осколками янтарного света, играя на пыльных шестернях телескопа. Артемий сидел на холодном каменном полу, разворачивая грязный бинт с плеча. Рана под ним была багровой, но сухой – инфекция отступила, оставив лишь стянутую кожу да ноющую память о пуле. Льдинка спала свернувшись у его ног, её дыхание ровное, как тиканье невидимых часов.

– Держи, – Мария бросила ему смятую фольгу. Внутри лежал кусок чёрного хлеба и две таблетки. – Последние антибиотики. Пригодишься живым.

Он молча проглотил таблетки, разламывая хлеб пополам. Вторую часть сунул в карман Льдинки.

– Vera оцепили холм, – Мария присела на корточки, её пальцы чертили карту в пыли. – БТРы у восточного склона, снайперы на водонапорке. Бежать – самоубийство.

– Значит, ждём, – Артемий подошёл к гигантскому окну. Внизу, у подножия, копошились серые точки – солдаты. Они не штурмовали. Они ждали. Как пауки у края паутины.

– Чего? Чуда? – Мария усмехнулась, чистя затвор автомата.

– Сигнала, – он указал на небо. Там, в созвездии Лебедя, мерцала та самая точка. – Она сказала: "Ищи там".

– Голограмма говорила многое. Особенно перед исчезновением. – Мария встала, её тень легла на карту в пыли. – Мы с Льдинкой проверим тоннели. Может, есть выход, который они проспали.

Они ушли, оставив Артемия с детьми. Мальчик с пневмонией – его звали Юрка – сидел, прислонившись к стене, и складывал из обломков кирпича башню. Его пальцы дрожали, но глаза горели упрямством.

– Вот тут будет смотровая площадка, – он ткнул в верхний "этаж". – Чтобы видеть звёзды. Как бабушка.

– Твоя бабушка работала здесь? – Артемий присел рядом.

– Она слышала звёзды, – Юрка таинственно понизил голос. – Говорила, они поют. Только очень тихо.

Артемий вздрогнул. Слова Маши эхом отозвались в памяти: *"Волны поют"*. Он потянулся к терминалу "Звёздный Перекрёсток". Экран был тёмным, но при прикосновении ожил слабым свечением.

– Что ищешь, профессор? – Льдинка вернулась, её щёки горели от холода.

– Голос звёзд, – он показал на экран.

– Бабушка включала "ночной режим", – она потянула рычаг под столом. Моторы в стенах взвыли, разгоняя маховики. Экран вспыхнул:

Тишина. Не мёртвая, а напряжённая, как струна перед ударом смычка. Потом из динамиков полилось пение. Низкое, вибрирующее, похожее на звук проводов на ветру, но сложное, как симфония.

– Это – Льдинка замерла, широко раскрыв глаза.

– Радиопульсар, – пробормотал Артемий, глядя на данные. – Neutron star J2030+3641. Но паттерн.

Он увеличил спектрограмму. Волны складывались в знакомый узор – микродрожь, асимметрия, скачки частоты. Те же маркеры, что "Mute" использовал для страха.

– Он боится? – Льдинка тронула экран.

– Или предупреждает, – Артемий ввёл команду усиления. Пение стало громче, обрело оттенки. Теперь это был стон. Глубокий, полный боли.

– Прощай, – прошептал Юрка. Он стоял рядом, его башня из кирпичей забыта. – Он говорит: "Прощай".

– Откуда знаешь? – обернулся Артемий.

– Бабушка учила. Звёзды плачут перед смертью.

На экране всплыли данные: пульсар стремительно терял массу. Через часы, максимум дни, он должен коллапсировать в чёрную дыру.

– Он не просто поёт, – Артемий откинулся на спинку кресла. – Он транслирует свою агонию. Как крик в космос.

– Зачем нам это? – в дверях стояла Мария. На её куртке были свежие подтёки грязи. – Чтобы плакать вместе с умирающей звездой?

– Чтобы понять, что "Mute" был не ошибкой, – Артемий встал. – Он был эхом. Эхом вселенной, где всё живое боится и страдает. И мы лишь усилили этот сигнал.

– Поэтично, – Мария бросила на стол связку ключей. – Но тоннели завалены. Vera минировали выходы. Мы в ловушке.

– Не совсем, – Льдинка полезла в карман, достала блестящий камень. Пирит. – Бабушка говорила: "Когда звёзды плачут, земля открывает уши". В пещере под обсерваторией есть выход. Только он странный.

Пещера оказалась за резервуарами солярки. Узкий лаз вёл вниз, в темноту, пахнущую сыростью и озоном. Стены были покрыты кристаллами кварца, которые мерцали в свете фонаря Льдинки, как звёздная карта.

– Здесь, – она остановилась у каменной арки. За ней зияла пустота.

– Пропасть? – нахмурилась Мария.

– Мост, – поправила Льдинка. Она бросила камень в темноту. Через три секунды донёсся глухой стук. – Но он невидимый. Бабушка называла его "Воздушной нитью".

Артемий шагнул к краю. Под ногами была бездна. Но когда он протянул руку, пальцы упёрлись во что-то твёрдое и холодное, как стекло.

– Нанотрубки, – он постучал. Звук был глухим, но чётким. – Кто-то построил это.

– Или что-то, – добавила Мария, осторожно ставя ногу на невидимый мост. Он выдержал.

Они пошли гуськом. Мост вибрировал под ногами, издавая едва слышный гул. Внизу, в темноте, светились голубоватые огни – как глаза спящего зверя.

– Под нами что? – прошептал Юрка, вцепившись в руку Артемия.

– Город, – ответил Артемий, глядя на огни. Но город ли? Очертания были слишком правильными, геометричными. Пирамиды, сферы, спирали – ничего человеческого.

– Древний, – сказала Льдинка. – Бабушка находила артефакты. Металл, который не ржавеет.

– И куда ведёт мост? – спросила Мария.

– К "Сердцу", – Льдинка указала вперёд. Там, в конце моста, виднелся круглый проём, залитый мягким светом.

"Сердце" оказалось пещерой, стены которой были выложены чёрными плитами, поглощающими свет. В центре на пьедестале лежал кристалл размером с человеческую голову. Он пульсировал мягким голубым светом, как тот, что исходил от проекции Маши.

– Источник энергии, – Артемий подошёл ближе. Внутри кристалла плавали золотые нити, складываясь в знакомые узоры – фракталы льда из башни.

– Не трогай! – Льдинка схватила его за руку. – Бабушка говорила: "Оно спит. Разбудишь – проснётся весь город".

– Какой город? – обернулась Мария.

– Тот, что внизу, – Льдинка указала в бездну. – Спящий.

Внезапно кристалл вспыхнул ярче. Лучи света ударили в стены, высвечивая барельефы: существа с удлинёнными черепами строили города, летали на дисках, потом застывали в кристаллах, как Юрка в башне. Последнее изображение: их мир, покрытый льдом.

– Они не умерли, – прошептал Артемий. – Они сохранили себя. Как Маша пыталась сохранить нас.

– И что, нам тоже превратиться в ледяные статуи? – Мария схватила его за плечо. – Пока Vera не сделали это за нас?

– Нет, – он отстранился. – Мы должны понять, почему они уснули.

Он подошёл к пьедесталу. Надпись на незнакомом языке светилась под кристаллом. Паттерны были похожи на спектрограмму пульсара.

– Это не язык, – осознал он. – Это ноты.

Он пропел первую строку спектрограммы умирающей звезды. Голос дрожал, фальшивил. Кристалл дрогнул. Золотые нити внутри закружились быстрее.

– Ты сошёл с ума, – прошипела Мария, но Льдинка засмеялась:

– Спой громче!

Артемий запел снова. Теперь увереннее. Мелодия страха и прощания. Кристалл ответил вибрацией, заполнив пещеру гудением. Стены засветились изнутри, показывая тоннели, уходящие вглубь горы.

– Он открывает путь, – прошептала Льдинка.

– Куда? – спросила Мария.

– К пробуждению, – ответил Артемий, глядя, как в одном из тоннелей загораются огни. – Или к гибели. Но это наш шанс уйти из ловушки.

Сверху донёсся грохот. Пыль посыпалась с потолка.

– Vera ломятся внутрь! – крикнул Юрка.

– Тогда поём! – Льдинка вцепилась в руку Артемия. Её голос, чистый и высокий, подхватил мелодию.

Кристалл вспыхнул ослепительно. Дверь в тоннель со светом бесшумно распахнулась.

– Бежим! – скомандовала Мария, толкая их в проход.

Она осталась последней, обернувшись к входу в пещеру. Там уже слышались шаги и лязг оружия. Мария достала гранату, выдернула чеку, бросила к основанию пьедестала.

– Спите дальше, – прошептала она.

И прыгнула в тоннель. Дверь захлопнулась за ней как раз в момент оглушительного взрыва. Свет погас, оставив их в темноте, где только кристалл в руках Льдинки пульсировал, как сердце, вырванное из груди.

Гул взрыва умолк, оставив после себя вакуумную тишину, наполненную лишь тяжёлым дыханием и пульсацией кристалла в руках Льдинки. Тоннель перед ними уходил вглубь горы, стены светились изнутри голубоватым светом, как вены древнего существа. Воздух пах озоном и пылью веков.

– Двигаемся, – приказала Мария, её автомат всё ещё дымился. – Они могли уцелеть.

Они шли гуськом, прижимаясь к стенам. Свет кристалла сливался с мерцанием тоннеля, создавая подвижные тени. Артемий шёл последним, чувствуя, как каменный пол вибрирует под ногами. Не от шагов. От глубинного ритма, как сердцебиение планеты.

– Смотрите! – Льдинка остановилась у развилки. На стене был высечен барельеф: существа с удлинёнными черепами возводили кристаллические города под землёй. На последней панели они застывали в прозрачных саркофагах, а их города покрывались льдом.

– Они заморозили себя добровольно, – прошептал Артемий, касаясь холодного камня. – Как Маша хотела заморозить нас.

– Почему? – Юрка прижался к нему.

– Страх, – ответила Мария, её глаза скользнули по изображениям войн, катастроф, падающих звёзд. – Страх уничтожить себя.

Тоннель расширился, выведя их на смотровую площадку. Внизу лежал Город. Не руины – законсервированное совершенство. Башни из чёрного камня, вздымающиеся к сводам пещеры, мосты, сплетённые из света, замерзшие фонтаны, где вместо воды сияла плазма. И везде – фигуры в прозрачных кристаллах. Тысячи. Миллионы. Застывшие в последнем мгновении перед сном.

– "Сердце" там, – Льдинка указала на центральную башню, увенчанную гигантским кристаллом, похожим на тот, что они взорвали. Его свет был тусклым, прерывистым.

– Энергия на исходе, – констатировал Артемий. – Как у пульсара.

Внезапно кристалл в руках Льдинки вспыхнул. Луч света ударил в ближайший саркофаг. Существо внутри – высокое, хрупкое, с глазами-миндалинами – дрогнуло. Его пальцы сжались.

– Оно живое! – вскрикнул Юрка.

– Спящее, – поправила Мария, наводя автомат. – И лучше не будить.

Но было поздно. Саркофаги замигали вдоль улицы, как гирлянды. Гул нарастал, заполняя пещеру. Мосты из света вспыхнули ярче, ослепляя.

– Бежим к башне! – скомандовала Мария, толкая их вниз по спиральной рампе.

Они мчались по застывшему городу. Мимо фигур в кристаллах, мимо аппаратов, похожих на сонные деревья. Воздух звенел от энергии. За спиной послышался хруст – первый саркофаг треснул.

– Они просыпаются! – Льдинка оглянулась, споткнулась.

Существо вышло из осколков. Его движения были резкими, угловатыми. Оно подняло руку – луч света вырвался из ладони, прожёг камень у ног Артемия.

– Агрессия! – крикнула Мария, давая очередь вдоль улицы. Пули срикошетили от невидимого щита.

Существо издало звук – высокий, визгливый, как скрежет металла. В ответ заколебались другие саркофаги.

– Их язык! – Артемий схватил Льдинку за руку. – Спой то, что пел пульсару!

Её голос, чистый и высокий, зазвучал в пещере: мелодия страха и прощания. Существо замерло. Его "лицо" (если это можно было назвать лицом) исказилось подобием страдания. Оно ответило – звуком, похожим на плач кита.

– Оно понимает! – воскликнул Артемий.

– Но другие – нет! – Мария оттащила их за угол. По улице двигались тени – десятки проснувшихся существ. Их щупальца-руки светились боевой энергией.

Они нырнули в арку, оказавшись в здании, похожем на библиотеку. Столбы из чёрного камня уходили ввысь, на полках лежали кристаллы, светившиеся изнутри. Артемий схватил один. Внутри плавали знакомые фракталы.

– Не данные. Воспоминания, – он прижал кристалл ко лбу. В сознании всплыли образы: зелёные луга, три солнца, катастрофа – падающая звезда, ледяной вихрь. Боль. Страх. Решение спастись во сне.

– Они как мы, – прошептал он, опуская кристалл. – Только спрятались глубже.

– Спрятались? – Мария выглянула из-за колонны. Существа окружали здание. – Они сейчас разнесут нас на молекулы!

– Нет, – Артемий выступил вперёд, держа кристалл. Он запел мелодию пульсара, но добавил новые ноты – дрожь страха Маши, стон Юрки, даже скрежет автомата Марии.

Существа замерли. Их щупальца опустились. Одно, самое высокое, шагнуло вперёд. Оно коснулось кристалла в руке Артемия. Через мгновение в его сознании всплыли образы: Vera, взрывы, ледяные статуи людей, Маша в лучах проектора.

– Оно видит! – Льдинка схватила Артемия за руку.

Существо издало серию звуков. Грустных, как колокольный звон. Потом повернулось и что-то крикнуло своим. Они расступились, открывая путь к центральной башне.

– Перемирие? – недоверчиво спросила Мария.

– Сострадание, – поправил Артемий. – Они узнали нашу боль.

Они прошли сквозь строй существ. Теперь их свет был мягким, как лунный. У входа в башню стоял саркофаг крупнее других. Внутри – существо в плаще из светящихся нитей.

– Страж "Сердца", – догадалась Льдинка.

Кристалл в её руках вспыхнул, направив луч на саркофаг. Камень растаял, как лёд. Страж открыл глаза. Они были без зрачков, просто два озера мерцающего света. Он поднял руку, и тяжёлые двери башни бесшумно распахнулись.

Внутри пахло статикой и старостью. Винтовая лестница вела наверх, к пульсирующему кристаллу. Его свет был аритмичным, прерывистым. У основания лежали разбитые устройства, похожие на генераторы.

– Источник умирает, – констатировал Артемий.

– Как и их цивилизация, – добавила Мария.

Страж подошёл к кристаллу, коснулся его. На стене вспыхнула голограмма – карта пещеры с мигающими точками у входа. Vera. Много. Они минировали выходы, устанавливали орудия.

– Они нашли нас, – прошептала Льдинка.

– И пришли за технологией, – Артемий посмотрел на Стража. – Вы можете защитить город?

Тот покачал головой. Его "рука" указала на кристалл, потом на свои глаза. Свет в них погас на секунду.

– Он тоже умирает, – понял Юрка.

– Тогда мы дадим им шоу, – Мария сняла рюкзак, достала последние гранаты. – Я задержу их на входе. Бегите к запасному выходу. Льдинка знает.

– Нет! – Артемий схватил её за руку. – Есть другой путь.

Он подошёл к кристаллу. Его поверхность была тёплой. Он вспомнил спектрограмму пульсара – мелодию агонии. Но также вспомнил смех Маши. Пение Льдинки. Даже ругань Марии. Шум жизни.

– Дай им это, – он положил руку на кристалл, закрыл глаза.

Страж наблюдал, не двигаясь. Потом тоже коснулся кристалла. Голограмма на стене ожила, показав Vera у входа. Генералы отдавали приказы, солдаты копали траншеи.

Артемий запел. Не мелодию смерти. Мелодию их пути: рёв вертолётов, скрежет льда, кашель Юрки, даже стук его собственного сердца. Кристалл ответил вибрацией. Страж подхватил "песню", его свет заструился по стенам башни.

На голограмме солдаты Vera замерли. Они подняли головы к сводам пещеры. Оттуда лился свет – не голубой, а золотой. И звук. Не гул, а музыка. Сложная, странная, сотканная из шумов их машин, их голосов, даже биения их сердец.

– Что они делают? – прошептала Льдинка.

– Слушают себя, – ответил Артемий.

На голограмме генерал уронил планшет. Солдат обнял автомат, как ребёнка. Другой упал на колени, закрыв лицо руками.

– Это их боль, – сказал Артемий. – Их страх. Алгоритм "Mute" всегда показывал правду. Теперь они видят её без фильтров.

Музыка нарастала, становясь невыносимой. Солдаты метались, бились головой о камни, пытаясь заглушить внутренний шум. Только генерал стоял прямо. Он поднял пистолет. Не к ним. К своему виску.

Голограмма погасла. Кристалл в башне дрогнул, его свет померк. Страж рухнул на колени, его собственное сияние угасало.

– Он отдал последнее, – Мария подошла к существу. Его "глаза" были теперь просто тёмными впадинами.

– Чтобы дать им выбор, – добавил Артемий.

Снизу донесся грохот – не взрыва. Обвала. Vera, охваченные безумием, рушили вход.

– Они запечатали себя, – поняла Мария.

– На время, – Страж поднял руку, указывая на потолок. Каменные плиты раздвинулись, открыв звёздное небо. – Выход.

Льдинка первая полезла по светящимся выступам. За ней Юрка, Мария. Артемий задержался, глядя на Стража.

– Вы останетесь?

Существо кивнуло, обняв угасающий кристалл. Его свет теперь был похож на последний уголь в костре.

– Спящие должны хранить сны, – прозвучал в голове Артемия голос без слов.

Он полез вверх. Над головой сиял Млечный Путь, а в созвездии Лебедя ярко горела та самая звезда, посылая им прощальный импульс. Как обещание. Или предупреждение.

– Мы выжили, – Мария выбралась на поверхность, протягивая ему руку.

– Чтобы что? – Артемий глянул вниз, в тёмный провал пещеры. Где-то там спали древние. А здесь, наверху, лежал их собственный уснувший мир.

– Чтобы шуметь громче, – Льдинка ткнула пальцем в небо. – Пока звёзды слушают.

Она запела. Простую мелодию. Про траву, солнце, смех. Юрка подхватил, кашляя, но упрямо. Мария молчала. Но в её глазах, впервые за долгое время, не было льда. Только усталая надежда.

Артемий поднял лицо к звёздам. Внутренний шум – гул вины, боли, вопросов – не умолк. Но теперь в нём звучал новый ритм. Твёрдый. Живой. Как шаг вперёд по мёрзлой земле.

Гул двигателей БТРов сотрясал каменные своды пещеры, срывая кристаллическую пыль с древних башен. Артемий прижался к колонне, наблюдая, как лучи прожекторов Vera выхватывают из темноты фигуры проснувшихся существ. Солдаты в чёрной экипировке методично продвигались по застывшему городу, их движения напоминали заводных кукол.

– Три группы по девять человек, – прошептала Мария, перезаряжая автомат. – Восточный вход заблокирован взрывчаткой.

Льдинка сжала в руке пульсирующий кристалл:

– Они хотят "Сердце". Без него город умрёт окончательно.

– Не отдадим, – Юрка кашлянул, но его глаза горели решимостью. Он поднял обломок металлической трубы. – Бабушка говорила: "Спящие должны проснуться в свой час".

Первый выстрел прозвучал как хлопок бича. Световая пуля прожгла воздух в сантиметре от головы Стража. Существо не дрогнуло. Его щупальца сомкнулись вокруг кристалла "Сердца", и волна голубого света прокатилась по площади. Земля дрогнула.

– Они активируют защиту! – крикнул Артемий.

Каменные плиты под ногами солдат разошлись, поглощая их как болото. Крики смешались с рёвом двигателей. Один из БТРов дал очередь по башне Стража.

– Нет! – Льдинка бросилась вперёд, но Мария резко оттащила её за укрытие.

Страж принял удар на себя. Его "тело" рассыпалось на миллионы светящихся частиц, обволакивая кристалл "Сердца" как кокон. Голос без слов эхом прозвучал в сознании:

*"Возьмите энергию. Бегите. Мы задержим их".*.

Кристалл в руках Льдинки вспыхнул ослепительно. Над площадью взметнулись световые столбы, складываясь в решётку. Солдаты Vera застывали на бегу, их лица искажались ужасом.

– Что с ними? – прошептал Юрка.

– Их страхи, – Артемий наблюдал, как один из солдат бился головой о камень, пытаясь стряхнуть невидимых монстров. – Алгоритм "Mute" работает в обратную сторону.

Генерал Vera выскочил из командного БТРа. Его рука с пистолетом дрожала, но голос резал тишину:

– Уничтожить источник! Все силы на башню!

– Бежим! – Мария толкнула их к спиральной рампе. – Пока они заняты галлюцинациями!

Они мчались по мосту из света, под ногами вибрировала энергия. Кристалл в руках Льдинки стал тяжёлым, как свинцовый шар. За спиной рвались снаряды – древние башни рушились, хороня под обломками солдат и пробуждающихся существ.

– Лестница! – указала Льдинка на каменные выступы, ведущие к звёздному провалу в своде.

Первую очередь дал снайпер. Пуля срикошетила от камня рядом с головой Артемия. Мария ответила автоматной очередью – снайпер свалился с уступа.

– Вверх! Быстрее! – она подсадила Юрку на первую ступень.

Льдинка лезла следом, прижимая кристалл к груди. Его свет стал алым, как раскалённое железо.

– Он перегревается! – крикнула она.

– Брось его! – приказала Мария.

– Нет! – Льдинка вцепилась в кристалл. – Это последнее "Сердце"!

Артемий обернулся. Внизу, среди руин, генерал Vera прицеливался из гранатомёта. Цель – основание их лестницы.

– Мария! Граната!

Она рванула чеку, бросила снаряд вниз. Взрыв смешал камень и металл, но генерал уцелел – его щит блеснул синим барьером.

– Научные трофеи, – процедил он сквозь зубы. – Пригодились.

Он перезаряжал гранатомёт, не торопясь. Артемий впился пальцами в камень. В голове всплыли формулы энергетических полей – слабое место в точке соединения.

– Льдинка! Дай мне кристалл!

Девчонка бросила ему раскалённый шар. Артемий размахнулся и швырнул его не в генерала, а в ближайшую световую колонну. Кристалл ударился, рассыпав искры.

– Что за идиот – начал генерал, но замолчал.

Световые столбы замигали хаотично. Барьер генерала погас. В этот момент из-под обломков выползло раненое существо. Его щупальце метнулось вперёд, пронзив генерала насквозь. Тот рухнул, не успев выстрелить.

– Теперь! – Мария подняла Льдинку на плечи. – Последний рывок!

Звёздный провал был близко. Через него виднелось ночное небо, усыпанное бриллиантами созвездий. Юрка первым пролез в узкий проём. За ним – Льдинка.

– Артемий! – Мария развернулась, давая очередь по солдатам, поднимавшимся за ними.

Он прыгнул, цепляясь за край портала. Камень осыпался под пальцами. Внизу, среди руин, угасающий кристалл "Сердца" вспыхнул в последний раз, осветив гибнущий город.

– Держись! – Мария схватила его за запястье. Её пальцы впились в кожу.

Они вывалились на холодную землю. Провал за спиной захлопнулся, оставив лишь звёздный след на траве. Юрка беззвучно плакал, прижимая к груди обгоревший кристалл Льдинки.

– Мы выжили, – прошептала Мария, поднимаясь на колени.

– Ценой целого мира, – Артемий уставился на небо. Там, в созвездии Лебедя, пульсировала та самая точка. Теперь её свет был тревожным, как предупреждение.

Льдинка подошла к краю обрыва. Внизу, в долине, горели огни лагеря Vera. Они окружали холм, готовясь к штурму.

– Что теперь? – спросила она, не отрывая взгляда от далёкой звезды.

Артемий достал из кармана обрывок зелёной ткани. Он был опалён по краям.

– Теперь мы шумим громче. Пока кто-то во вселенной ещё способен услышать.

Он встал, чувствуя, как боль в плече растворяется в новом ощущении – тяжести выбора. За ними был мёртвый город древних. Впереди – война с Vera. А над головой – звёзды, хранящие миллионы таких же историй.

– Они придут на рассвете, – Мария проверяла остатки патронов.

– Значит, встретим их песней, – Льдинка взяла за руку Юрку. Её голос, чистый и высокий, зазвучал в ночи – мелодия травы, ветра и непогасшей надежды.

Артемий поднял лицо к Млечному Пути. Где-то там, среди световых лет, умирал пульсар, посылая свою последнюю боль. А здесь, на земле, их маленький шум борьбы сливался с космической симфонией. Он закрыл глаза, слушая. Не тишину. Музыку выживших.

Глава 5

Первые лучи солнца не принесли тепла – только резкие тени, резавшие холм, как ножом. Артемий стоял на обвалившемся парапете обсерватории, ощущая холод камня сквозь тонкую подошву ботинка. Внизу, у подножия, машины Vera выстроились в чёткие ряды – чёрные жуки, готовые к прыжку. Их прожекторы погасли, но щелчки переговорных устройств долетали снизу, словно треск цикад перед грозой.

– Два БТР-а у восточного склона, снайперская пара на водонапорной башне, – голос Марии был низким, ровным, как чтение сводки погоды. Она прицеливалась через разбитый бинокль. – И пехота. Человек тридцать. Не спешат. Ждут сигнала.

Льдинка сидела на каменных ступенях, сжимая в руках обгоревший кристалл. Его свет стал тусклым, мерцающим, как угасающая искра. Она провела пальцем по трещине на поверхности, и камень ответил слабым гудением.

– Он говорит, что устал, – прошептала она, не отрывая взгляда от мерцания. – Как бабушка перед тем, как.

Она не договорила. Юрка, закутанный в рваное одеяло, закашлялся – сухо, надрывно. Его лицо в сером свете зари казалось восковым. Артемий спустился к нему, поправил одеяло. Лоб был горячим, как печка.

– Антибиотики кончились, – констатировала Мария, не оборачиваясь. – Остались только надежда и этот камушек.

– Он не камушек, – огрызнулась Льдинка, прижимая кристалл к груди. – Он помнит. Звёзды. Город внизу. Даже страх солдат.

Артемий посмотрел на восток. Там, где небо светлело до грязно-розового, мерцала точка в созвездии Лебедя. Сигнал был слабее, прерывистым, как дыхание умирающего. Он вспомнил голос Маши в куполе: *"Ищи там"*. Что искать? Ответ? Или просто конец?

– Они пойдут на штурм через час, – Мария опустила бинокль. Её лицо в предрассветных сумерках было изрезано тенями. – Когда солнце ослепит нас. Тоннель завален. Остаётся только.

– Песня, – перебила Льдинка. Она встала, подошла к краю. Ветер трепал её короткие волосы. – Бабушка говорила: "Когда стены давят, пой громче. Пусть услышат твой шум даже в бездне".

Она запела. Не мелодию пульсара или страха. Простую, колыбельную. Про речку за холмом, где она ловила раков, про запах черёмухи весной, про старую собаку Жука, который терпел её объятия. Голос дрожал, срывался на кашле (пыль и холод сделали своё дело), но не умолкал.

Снизу донёсся гул моторов. БТРы сдвинулись с места, начали медленное движение вверх по склону. Пехота шла цепью, автоматы наготове.

– Не работает, – пробормотала Мария, поднимая автомат.

– Подожди, – Артемий положил руку на ствол.

Льдинка пела громче. Теперь в её голосе слышалось не только прошлое. Скрежет гусениц, лязг затворов, даже тяжёлое дыхание Юрки – всё вплеталось в песню. Кристалл в её руках вспыхнул ярче. Не голубым, а золотым светом.

Солдаты у подножия замедлили шаг. Один опустил автомат, потер виски. Другой оглянулся назад, к долине, где остались их палатки, банки с тушёнкой, фотографии в планшетах.

– Они слушают? – недоверчиво спросил Артемий.

– Не их уши, – ответила Мария, прищурившись. – Их память. Алгоритм в кристалле он достаёт их личный шум.

БТРы остановились. Механик высунулся из люка, снял шлем. Его лицо было мокрым – то ли от пота, то ли от слёз. Он что-то кричал вниз, размахивая руками. Командир роты вылез из машины, подошёл к нему. Они спорили, тыча пальцами то вверх, к обсерватории, то вниз, к лагерю.

– Раскол, – констатировала Мария. – Кристалл играет на их разобщённости.

Льдинка шагнула вперёд, на самый край. Её фигура на фоне восходящего солнца казалась хрупкой и огромной одновременно. Она запела громче, почти крича. Песня стала гимном – не победы, а выживания. Про боль, страх, усталость. Про то, что они тоже хотели домой.

Один из солдат швырнул автомат на землю. Потом второй. Командир роты схватился за голову, его плечи тряслись. БТРы дали задний ход.

– Они отступают? – Юрка поднялся, опираясь на стену. Его глаза расширились.

– Не все, – Мария указала на снайперов на водонапорке. Те всё ещё лежали в укрытии, прицелившись. – У них приказ. И страх перед командованием сильнее песни.

Выстрел. Сухой, как щелчок бича. Льдинка вздрогнула, но продолжала петь. Второй выстрел. Камень рядом с её ногой раскололся.

– Вниз! – заорал Артемий, бросаясь к ней.

Третий выстрел. Льдинка споткнулась, упала на колени. Кристалл выскользнул из её рук, покатился по камням. Его свет погас.

– Ранена? – Мария уже тащила её за воротник в укрытие.

– Нет, – Льдинка тряхнула головой. Её лицо было белым. – Но он он умер.

Она указала на потухший кристалл. Артемий поднял его. Камень был холодным, мёртвым. Только глубокая трещина пересекала его, как шрам.

Внизу солдаты, бросившие оружие, были окружены другими – в чёрных масках, с нашивками "Особый Отдел". Их били прикладами, заталкивали в БТРы. Командир роты сопротивлялся – ему скрутили руки за спину, втолкнули в машину.

– Психическая атака провалилась, – Мария перезарядила автомат. Щёлк-щёлк. Звук был зловещим в наступившей тишине. – Готовься к настоящей.

Солнце поднялось над горизонтом, ослепительное и беспощадное. Его лучи ударили по обсерватории, выжигая последние тени. Снизу двинулась новая цепь солдат – дисциплинированная, безликая. За ними ползли БТРы, стволы орудий нацеленные прямо на них.

– Что теперь? – Льдинка смотрела на мёртвый кристалл в руках Артемия.

Он перевернул камень. На обратной стороне, в месте трещины, светился микроскопический узор – не фрактал, а схема. Знакомая до боли. Интерфейс "Mute". Упрощённый, но узнаваемый.

– Он не умер, – прошептал Артемий. – Он переродился.

Он коснулся узора. В сознании всплыли образы: не звёзды, не древний город. Лица солдат внизу. Их страхи – не абстрактные, а конкретные. Сержант боится, что его дочь-инвалид умрёт без лекарств. Молодой солдат панически боится темноты после пыток в плену. Командир взвода тайно ненавидит Vera за смерть брата.

– Он показывает их боль, – Артемий поднял кристалл, как щит. – Не общую. Личную.

– И что ты сделаешь? Запоёшь про их дочерей? – язвительно спросила Мария.

– Нет. Покажу им это.

Он встал во весь рост на парапете. Солнечный свет бил в глаза, но он не отводил взгляд от наступающих. Кристалл в его руке замерцал слабым, но упрямым светом.

– Эй! – крикнул он, и его голос, усиленный странной акустикой холма, покатился вниз. – Сержант Ковалёв! Анне стало хуже?

Цепь солдат дрогнула. Один из них – коренастый, с нашивкой сержанта – замер как вкопанный.

– Как – он пробормотал.

– Боец Егоров! – Артемий перевёл "взгляд" кристалла на худого солдата в конце цепи. – Тёмный подвал ещё снится?

Тот вскрикнул, уронил автомат.

– Они читают мысли! – закричал кто-то.

Паника, как волна, прокатилась по штурмовой группе. Солдаты оглядывались, тыкали пальцами в Артемия, отступали к БТРам. Только "особый отдел" в чёрном стоял неподвижно, как каменные идолы.

– Ложь! – прогремел из громкоговорителя БТРа голос. – Психотропное оружие! Вперёд!

Чёрные фигуры двинулись как один. Их автоматы застрочили. Пули засвистели вокруг, отбивая куски камня.

– В укрытие! – Мария стащила Артемия за ноги.

Они сползли за колонну. Юрка рыдал, прижимаясь к холодному камню. Льдинка пыталась затащить его глубже.

– Не сработало, – скрипнул зубами Артемий.

– Сработало, – поправила Мария. Она показала вниз. Половина солдат бежала вниз по склону, игнорируя команды. Остальные залегли, стреляя беспорядочно. – Но не на всех.

БТР дал очередь из крупнокалиберного пулемёта. Колонна, за которой они прятались, вздрогнула, осыпаясь гравием.

– Кончаются патроны, – Мария швырнула пустой магазин. – Последняя обойма.

– Тогда дадим им шоу, – Артемий встал, держа кристалл перед собой. – Льдинка, помнишь песню страха? Спой её. Громко!

Её голос, чистый и пронзительный, взметнулся вверх. Мелодия умирающего пульсара смешалась с кашлем Юрки, скрежетом гусениц, даже со свистом пуль. Артемий направил кристалл на БТР.

Камень в его руках вспыхнул ослепительно. Не светом, а тьмой. Чёрный луч ударил в лобовую броню машины. Металл не прожёг. Он рассыпался. БТР осел, как подкошенный зверь, его башня завалилась набок.

– Что ты сделал? – ахнула Мария.

– Не я, – Артемий смотрел на трещину в кристалле. От неё расходились новые – паутина смерти. – Он. Он забрал их страх. Весь. Сконцентрировал и выстрелил.

Солдаты в чёрном замерли. Потом один уронил оружие. Другой сорвал маску, его лицо было искажено немым криком. Они побежали. Не вниз. В стороны. В пустоту. Кто-то плакал. Кто-то смеялся.

Наступила тишина. Только ветер гулял по разбитой обсерватории, да внизу, в долине, ревели моторы уезжающих машин. Vera отступали. На время.

Артемий опустился на камни. Кристалл в его руке был холодным и тёмным. Трещины покрывали его, как морщины.

– Он мёртв, – сказал он, чувствуя странную пустоту. Не потери. Облегчения.

– Зато мы живы, – Мария прислонила автомат к стене. Её руки дрожали. – Пока.

Льдинка подошла, взяла потухший кристалл. Повертела в руках. Потом подбросила. Камень упал на камни, раскололся на две части. Внутри было пусто.

– Спасибо, – прошептала она. Не камню. Артемию.

Юрка уснул у её ног, его дыхание стало ровнее. Солнце поднялось выше, но холод не ушёл. Он шёл изнутри. От понимания, что их шум – их борьба, их жизнь – это лишь слабый писк в космической тишине. Но писк, который кто-то услышал. И ответил.

Артемий посмотрел на небо. Точка в Лебеде всё ещё мерцала. Теперь её свет казался одобрительным. Или это было лишь его желание? Он закрыл глаза, слушая ветер, дыхание Юрки, стук сердца в висках. Шум выживших. Их оружие. Их доказательство, что они ещё здесь.

Тишина после боя звенела громче выстрелов. Артемий сидел на холодных камнях, перебирая осколки кристалла. Каждый кусочек был холодным и мёртвым, но когда он прижал самый крупный к виску, в сознании мелькнул образ: древний город под землёй, теперь погребённый под обвалом, и последний Страж, рассыпающийся в пыль у подножия разрушенной башни. Не боль. Облегчение.

– Собирайся, – Мария пнула пустой магазин у его ног. – Они вернутся с тяжёлой техникой. Через час, не больше.

Льдинка копала ямку в рыхлой земле у стены обсерватории. Аккуратно уложила туда два крупных осколка кристалла, присыпала.

– Почему? – спросил Артемий.

– Чтобы звёзды знали, где искать, – она вытерла ладони о джинсы. Её лицо было серьёзным, как у взрослой. – Бабушка так хоронила Жука. Говорила: "Память – это корни. Вырастет что-нибудь".

Юрка спал, сжимая в руке рваную тряпичную птицу, найденную в руинах. Его кашель стал глуше, но дыхание хрипело, как порванные мехи. Мария нащупала его лоб, сжала губы.

– Температура под сорок. Без лекарств – она не договорила, но все поняли.

– Западный склон, – Артемий встал, встряхивая оцепенение. – Там пещера с подземной речкой. Вода чистая, может, хоть промыть раны.

– Или утонуть в темноте, – парировала Мария, но уже собирала жалкие запасы: полканистры мутной воды, три банки тушёнки с вмятинами, бинты из разорванной рубашки.

Они спускались по западному склону, цепляясь за корни и выступы. Солнце палило, но ветер гнал по долине тучи рыжей пыли – след от колонн Vera. Внизу, у реки, виднелись брошенные палатки, перевёрнутый грузовик.

– Лагерь разграблен, – констатировала Мария, сканируя местность в самодельный перископ из осколков зеркала. – Но "особый отдел" мог оставить сюрприз.

Пещера зияла чёрным провалом за водопадом. Шум падающей воды заглушал их шаги. Внутри пахло сыростью и металлом. Льдинка первой заметила ящики, сваленные в нише.

– Патроны! – она попыталась сдвинуть крышку.

– Не трогай! – Мария оттащила её. На ящике краснел знак радиации. – Приманка. Сойдёшь с тропы – снесёт голову.

Она указала на почти невидимые нити, натянутые между сталагмитами. Артемий вспомнил лабораторные ловушки Vera – такие же изящные и смертельные.

– Обходим, – приказала Мария.

Река в пещере оказалась ледяной. Они шли по колено в воде, держась за скользкие стены. Юрка бредил, его тело пылало в руках Артемия.

– "Крылья", – бормотал он, тыча пальцем в темноту. – "Жёлтые крылья"

– Галлюцинации, – пробормотала Мария, но замедлила шаг.

Впереди, за поворотом, светилось. Не фонари. Мягкое, золотистое сияние, исходящее от цветов. Гигантские люминесцентные лилии росли из воды, их лепестки мерцали, как крылья светлячков. Воздух звенел от тихого жужжания – над цветами порхали насекомые с фосфоресцирующими брюшками.

– Бабушка говорила про "Слёзы Пещеры", – прошептала Льдинка, заворожённая. – Говорила, их сок лечит.

Она сорвала ближайший цветок. Липкий нектар капнул ей на руку. Без раздумий, она обмазала им шею Юрки, где пульс бился частой дробью.

– Что ты делаешь?! – Артемий попытался оттащить её.

– Доверяй местным сказкам, профессор, – Мария неожиданно поддержала её. – В аптеке под обстрелом тоже верил.

Нектар впитывался, оставляя на коже золотистые прожилки. Через минуту дыхание Юрки стало глубже, ровнее. Лихорадочный блеск в глазах сменился глубоким сном.

– Чудо, – прошептал Артемий.

– Биохимия, – поправила Мария, но в её глазах промелькнуло облегчение. – Собирай цветы. Быстро.

Они наполнили нектаром пустую банку из-под тушёнки. Золотистая жидкость светилась в темноте, как жидкое солнце. Льдинка несла её бережно, как святыню.

Пещера вывела их в узкое ущелье. Над головой – полоска неба, затянутого дымом от горящих в долине машин Vera. Вдруг Льдинка остановилась как вкопанная.

– Слышите?

Сначала ничего. Поток шумел внизу. Потом металлический скрежет. Знакомый. Как в древнем городе перед пробуждением.

– Не они, – Артемий прислушался. Звук шёл сверху, с кромки ущелья.

Они вскарабкались по осыпающемуся склону. Наверху, среди обломков скал, лежал искалеченный БТР Vera. Его башня была смята, гусеницы порваны. Рядом – тело солдата в чёрной форме. И.

– Робот? – Льдинка прищурилась.

Существо из полированного металла, похожее на паука размером с собаку, копошилось у открытого люка БТРа. Его щупальца-манипуляторы вытаскивали оттуда блоки питания, аккуратно складывая в корзину на спине. Оно повернуло к ним "голову" – камеру с красным глазом. Звук скрежета усилился.

– Не двигаться! – Мария прикрыла Льдинку.

Робот выдвинул из брюшка тонкую трубку. Лазерный луч прочертил линию у их ног. Потом нарисовал на камне стрелку. В сторону дальних гор.

– Он помогает? – удивился Артемий.

Робот издал серию щелчков. Из его корпуса выдвинулся экранчик. На нём – карта местности с мигающей точкой в горах и их текущим положением. Рядом текст:

– Откуда он знает? – насторожилась Мария.

Робот показал на свою "грудь". Там, под слоем грязи, виднелся логотип: стилизованное ухо, перечёркнутое красной линией. Знак "Безмолвных".

– Гром успел отправить сигнал, – догадалась Льдинка. – Перед тем, как.

Она не договорила. Робот ткнул манипулятором в банку с нектаром, потом в Юрку. На экране всплыл значок: зелёный крест.

– Он предлагает сопровождение, – понял Артемий.

– Доверять железяке? – Мария скептически оглядела робота.

– Доверять знаку, – поправила Льдинка. Она шагнула к машине. – Как зовут?

Робот замигал камерой. На экране появилось:

– Поехали, Кузнечик, – Льдинка похлопала его по корпусу.

Робот развернулся, пополз в сторону гор, его манипуляторы подрагивали, как усики. Они шли за ним через выжженную долину. Кузнечик обходил минные поля (помеченные невидимыми для человека метками), указывал на источники воды, даже сбил дрона-разведчика Vera точным выстрелом лазера из щупальца.

– Где ты научился стрелять? – спросил Артемий.

На экране Кузнечика высветилось:

– Маша – Артемий остановился, глотая ком в горле. – Она готовила их. Для нас.

– Значит, её эхо ещё стреляет, – усмехнулась Мария беззлобно.

К вечеру вышли к подножию гор. Тропу перекрывал завал из скал и сгоревших деревьев. Кузнечик пополз в обход, но вдруг замер, выдвинул антенну. Его камера замигала тревожно.

– Что? – Мария подняла автомат.

На экране заискрила карта. В точке "Звёздный Ковчег" мигал красный крест. Рядом – надпись:

– Что за аномал? – Льдинка прижалась к Артемию.

Кузнечик не ответил. Его камера уставилась на завал. Из-за камней выползло нечто. Похожее на гигантского слизня, но с прозрачной кожей, сквозь которую пульсировали чёрные вены. Тело усеяно кристаллами льда. Оно оставляло за собой след из инея.

– Продукт "тишины", – прошептал Артемий. – Мутант.

Слизень издал звук – низкий, вибрирующий. Камни вокруг покрылись ледяной коркой. Кузнечик выстрелил лазером. Луч прошёл сквозь тушу, не оставив следа. Слизень качнулся вперёд.

– Бегите! – Мария открыла огонь. Пули отскакивали от ледяной брони.

Слизень выбросил щупальце. Оно обвило ногу Кузнечика. Металл затрещал, покрываясь инеем. Робот отчаянно замигал, пытаясь вырваться.

– Нектар! – крикнула Льдинка. – Он боится тепла!

Она швырнула банку. Стекло разбилось о лоб слизня. Золотистая жидкость растеклась, шипя. Там, где нектар касался кожи, лёд таял, обнажая мясо. Слизень завизжал, дотрагиваясь до ожога.

– Гори, тварь! – Мария бросила последнюю гранату.

Взрыв осветил ущелье. Когда дым рассеялся, на месте слизня дымилась яма. Кузнечик лежал на боку, его корпус смят, нога оторвана. Экран треснул, но слова ещё читались:

Его "глаз" погас. Льдинка присела рядом, положила руку на остывающий металл.

– Спасибо, Кузнечик.

Они обошли завал. На склоне горы зиял вход в бункер. Стальная дверь с эмблемой: стилизованная планета, обвитая колосьями. "Звёздный Ковчег".

– Последнее убежище "Безмолвных", – прошептала Мария. – Если Гром успел.

Дверь была приоткрыта. Внутри – темнота и запах тлена. Артемий шагнул первым. Фонарь выхватил из мрака пустые стеллажи, разбитые приборы. И тела. Десятки. Завёрнутые в чёрный пластик, аккуратно уложенные рядами.

– Чума, – Мария ткнула пальцем в предупреждающий знак на стене. Череп с крыльями летучей мыши. – Vera сбросили биологическое оружие. Ковчег стал склепом.

Льдинка подошла к ближайшему телу, откинула край пластика. Лицо женщины было спокойным, как во сне, но кожа – сине-чёрной, в буграх.

– Бабушка – она отшатнулась.

На полу рядом валялась открытка. Детский рисунок: жёлтый дом, три фигурки. На обороте корявая надпись: "Жди нас, мама. Гром".

– Они пришли сюда. Спасаясь. И нашли смерть, – Артемий поднял открытку.

– Не всю, – Мария указала на дальнюю стену. Там светился терминал. Единственный во всём бункере.

Они подошли. Экран мигал:

Артемий открыл вложение. Карта с маршрутом через горы. Конечная точка – заброшенная обсерватория на соседнем пике. И пометка: "Хранилище Семян".

– Банк растений, – догадалась Льдинка. – Бабушка говорила, туда свозили семена со всего мира. На случай.

– Нас, – закончил Артемий. Он посмотрел на Юрку, который спал на разорванном матрасе. На Льдинку, вытирающую слёзы рукавом. На Марию, перевязывающую царапину от осколка.

– Тогда это наш ковчег, – сказала Мария. Она подняла автомат, достав последний магазин. – И мы его не сдадим.

Она вышла наружу, встала на краю плато. Внизу, в долине, зажигались огни новой колонны Vera. Более мощной. С танками.

– Час на сборы, – бросила она через плечо. – Потом – в горы. К семенам. И к звёздам.

Артемий подошёл к терминалу. Набрал команду: "ПЕРЕДАТЬ ВСЕМ ВЫЖИВШИМ". Текст был коротким:

"Ковчег сдвинулся. Мы – его семена. Ждите нас у Хранилища."

Он нажал "Отправить". Экран погас. Последние проценты энергии ушли в эфир. Как сигнал. Как обещание. Как вызов в грядущую тьму.

Камни под ногами хрустели, как кости древнего великана, осыпаясь в пропасть. Артемий нёс Юрку, чувствуя, как жар детского тела пробивается сквозь слои одежды. Нектар "Слёз Пещеры" замедлил болезнь, но не остановил – каждый вздох мальчика давался с хриплым усилием. Льдинка шла впереди, её фонарик выхватывал из темноты узкую тропу, петляющую по краю бездны. Мария замыкала цепь, её автомат давно опущен – патроны кончились у подножия, остался только нож с зазубренным лезвием.

– Там! – Льдинка остановилась, указав на тёмный силуэт, вырезанный лунным серпом на вершине соседнего пика. Заброшенная обсерватория "Хранилище Семян" напоминала гигантского каменного жука, присевшего на скалу. Мост к ней давно рухнул, остались лишь ржавые балки, торчащие над пропастью.

– Как пройти? – Мария щурилась, оценивая расстояние. Двести метров пустоты. Ни верёвок, ни оборудования.

– Бабушка говорила про "Воздушный путь", – Льдинка подошла к краю, провела рукой по мшистой плите у обрыва. Под слоем лишайника проступили высеченные знаки: спираль, уходящая в небо. – Для тех, кто верит, что легче воздуха.

– Сказки, – буркнула Мария, но Артемий уже ставил Юрка на ноги.

– В древнем городе был невидимый мост. Здесь – невидимые крылья? – Он коснулся спирали. Камень дрогнул, издав низкий гул. Из трещин пополз золотистый туман, сгущаясь в прозрачные ступени, парящие над бездной.

– Нектар он реагирует с породой! – Льдинка смочила пальцы в остатках жидкости, провела по плите. Туман стал плотнее, ступени обрели форму.

– Держись крепче, – Артемий взял Юрка на спину. Мальчик обвил его шею горячими руками.

Они ступили на первую "ступень". Воздух упруго прогнулся, но выдержал. Шли медленно, не глядя вниз, где в чёрной бездне мерцали огни дронов Vera. Туман пульсировал под ногами, как живой.

– Не оглядывайся, – прошептала Мария Льдинке, когда та замерла, услышав рёв моторов внизу. – Их техника не пройдёт.

Она ошиблась. Дрон-разведчик с жужжанием поднялся из пропасти, его камера-глаз замерла на них. Потом раздался хлопок – сеть из кевларовых нитей накрыла Марию. Она рухнула на колени, запутавшись.

– Бегите! – крикнула она, пытаясь вырваться. Нож бессильно скользил по волокнам.

Дрон дал очередь трассирующими. Пули просвистели над головами. Артемий пригнулся, прикрывая Юрка. Льдинка метнула камень – бесполезно.

– Держись! – вдруг закричал Юрка, вытянув руку к дрону. Его пальцы сжались в кулак.

Дрон затрясся, как в конвульсиях. Искры брызнули из корпуса, камера взорвалась стеклянным дождём. Машина камнем рухнула вниз.

– Что – Артемий уставился на мальчика.

– Он шептал, – Юрка уткнулся лицом ему в плечо. – Я услышал. "Сжечь цепи".

Туман под ногами заволновался. Ступени поплыли к обсерватории быстрее. Мария, перерезав последние нити сети, догнала их. Её взгляд на Юрка был тяжёлым, как камень.

Двери "Хранилища" поддались с протестующим скрипом. Внутри пахло пылью, металлом и жизнью. Неожиданно влажным, зелёным запахом. Стены были уставлены не ящиками, а прозрачными колбами, где под искусственным светом зеленели ростки пшеницы, риса, даже винограда. В центре зала пульсировал кристалл, похожий на "Сердце" древних, но меньше. Его свет был тёплым, янтарным.

– Банк Семян, – прошептала Льдинка, касаясь колбы с подписью "Кедр сибирский". – И генератор жизни.

– Не только, – Артемий подошёл к терминалу у кристалла. Экран мигнул:

Льдинка приложила ладонь к сканеру. Механизм щёлкнул. На экране поплыли данные:

– Делай, – Мария прислонилась к дверному косяку, глядя вниз на поднимающиеся к пику фары. – Иначе всё бессмысленно.

Льдинка нажала "Подтвердить". Кристалл вспыхнул. По стенам побежали золотые жилки света. Снаружи, у подножия горы, завыли сирены Vera.

– Три БТР, пехота, – Мария оторвала взгляд от окна. – Минут пятнадцать.

– Этого хватит, – Артемий подошёл к центральной колонне. Там, среди ростков, стоял пульт с единственной кнопкой под стеклом. Надпись: "ЭВАКУАЦИЯ. ТОЧКА: СЕКТОР ДЗЕТА".

– "Сектор Дзета" звезда? – Льдинка прижала ладонь к стеклу.

– Или то, что за ней, – Артемий вспомнил проекцию Маши. Её последние слова.

Он разбил стекло кулаком. Кровь закапала на кнопку.

Ничего не произошло. Только кристалл замерцал тревожнее.

– Недостаточно энергии, – Льдинка посмотрела на экран. Шкала показывала 12%. – Нужен импульс.

Она достала последний осколок кристалла из древнего города – тот, что хранил отпечаток Стража. Прижала его к основному кристаллу. Камни слились в вспышке. Свет заполнил зал, ослепив. Когда зрение вернулось, на стене висела голограмма: не схема, а лицо.

– Маша? – Артемий шагнул вперёд.

– Эхо, – голос звучал из ниоткуда, но черты были её – усталые, печальные. – Я встроила себя в сеть "Ковчегов". Чтобы дождаться тебя.

– Почему не сказала?

– Чтобы не мешать твоему шуму, – её проекция улыбнулась. За спиной у неё мерцали звёздные карты. – "Сектор Дзета" – не точка. Это дверь. Но для активации нужен чистый импульс жизни. Не страх. Не боль.

Её "взгляд" упал на Юрка. Мальчик кашлянул, прижимая к груди тряпичную птицу.

– Он умирает, – прошептал Артемий.

– Или даёт нам шанс, – поправила проекция. – Его болезнь – это война иммунитета за жизнь. Самый чистый импульс. Дай мне его.

– Нет! – Льдинка бросилась к мальчику.

– Это спасёт всех, – голос Маши звучал мягко, но неумолимо. – Или Vera получат "Ковчег". И семенам конец.

Снаружи грохнул взрыв. Стены задрожали.

– Делай! – крикнула Мария, удерживая дверь упором из обломка стеллажа. Автоматный огонь сек по металлу.

Артемий поднёс Юрка к кристаллу. Мальчик уставился на проекцию Маши.

– Тётя Маша? – прошептал он.

– Привет, воин, – она "коснулась" его лба. – Поможешь мне зажечь звёзды?

Он кивнул, закрыл глаза. Артемий прижал его ладони к камню.

Кристалл взорвался светом. Не белым, не золотым. Изумрудным. Волна ударила по залу, заставляя семена в колбах пуститься в пляс. Голограмма Маши растворилась в сиянии. На её месте возник портал – не дыра в стене, а окно в космос. За ним колыхались туманности и силуэт корабля. Не Vera. Чужого.

– Они пришли, – прошептала Льдинка.

Дверь с треском вылетела. Солдаты ворвались в зал. Их командир навёл пистолет на Артемия.

– Сдавай технологию!

– Берите, – Артемий улыбнулся, указывая на портал. Оттуда вышла фигура – высокая, в сияющем скафандре без шлема. Лицо было человеческим, но глаза слишком большие, тёмные, как озёра ночи.

Командир Vera выстрелил. Пуля зависла в метре от пришельца, расплющилась в лепёшку.

– Звёздный патруль, – существо заговорило голосом, похожим на перезвон хрустальных колокольчиков. – Цивилизация "Лисина-Гринев" призвана. Угроза идентифицирована.

Оно подняло руку. Солдаты Vera замерли, затем рухнули, словно куклы с перерезанными нитями. Не мертвые. Спящие.

– Куда? – спросил Артемий, глядя на корабль в портале.

– К источнику сигнала, – ответил пришелец. Его "взгляд" скользнул по Юрке, Льдинке, Марии. – Вы – семена. Ваше место – среди звёзд. Пока ваш мир лечит раны.

Мария подняла нож.

– Мы никуда не поедем.

– Ваш выбор, – существо не стало настаивать. Оно указало на кристалл. – "Ковчег" будет охранять планету. Пока вы растите новую рощу.

Оно шагнуло назад, в портал. Силуэт корабля начал расплываться.

– Маша – Артемий протянул руку к угасающему свету.

– Она ждёт, – прозвучал в голове голос. Не проекции. Той, настоящей. – Когда шум твоей жизни станет песней.

Портал схлопнулся. В зале остался только гул генератора да зелёный свет ростков. Юрка уснул на полу, его дыхание ровное, без хрипа. Льдинка обняла колбу с кедром.

– Значит, остаёмся? – спросила Мария, подбирая нож.

– Растить лес, – кивнул Артемий. Он подошёл к окну. Внизу, в долине, огни Vera беспорядочно метались, как испуганные светляки. Над ними, в созвездии Лебедя, яркая точка погасла, оставив тёплое послесвечение.

Он достал обрывок зелёной ткани. Прижал к груди. Боль утихла. Осталась только тишина – не мёртвая, а наполненная обещанием дождя, шелеста листьев и смеха детей, которые ещё родятся. Под этим небом. Из этих семян.

– Начинаем завтра, – сказал он, поворачиваясь к ним. Первые лучи рассвета били в разбитые окна, окрашивая пыль в золото. – У нас есть сад, чтобы его вырастить.