Жертва. Первый том
Пролог
Жизнь иногда бьёт нас, это, конечно, очень неприятно,
но придёт день, когда ты поймёшь,
что ты не жертва, а боец,
что справишься со всеми своими бедами.
«Холм одного дерева (One Tree Hill)»
Брук Дэвис
В клане1 Раоки рождение принцессы Ганвы должно было принести
чувство легкости и неслыханной радости. Но когда королева Элизабет впервые увидела дочь – ребёнка с волосами белее снега и глазами, пылающими, как закат, стало ясно, что от её не стоит ждать нежностей.
Королевская кровь? Да. Но в жилах Ганвы текла иная сила, чужая для
её родителей – Генриха, чей редкий взор на Ганву был ледяным, и Элизабет, чья любовь тонула в ужасе.
Ганва росла колючей в роскоши дворца. Она не доверяла
никому, отшатывалась от прикосновений, а в её оранжевых глазах читался вызов. Её мечты были кощунством: не трон, не богатство, а… что-то невысказанное и опасное. Мать пыталась задарить ее шёлками и лаской, но Ганве не нужны были подарки. Ей нужна была сила.
Падала ли она? Не раз. Но каждый раз поднималась, стиснув зубы, с
ещё большей яростью. Она была грозой в облике принцессы. Но никто в Раоки даже не подозревал о том, какой огонь разожжет в Ганве Секта Тени.
Глава 1. Путь атакующего
Разве вся моя жизнь не была подготовкой к защите?
Сократ
I
Ночь. Природа ожила. И первым делом решила она взыграться: ливень, гроза и гром. Она чувствовала. Она видела, что произошло… Оттого и горько плачет ливнем. Глаза её сверкают грозой сострадания.
Она проклинает громом тех, кто сотворил ужаснейшую вещь и сделал непоправимое с тем, кто беззащитен.
Кто это свершил?
Над кем надругались?..
Ливень проникал даже в лес, несмотря на то, что тот был невероятно густым. Сильнее того беспокойного ливня не видели никогда раньше в клане Раоки. Всюду был слышен его безудержный рёв.
А лес тот был густой настолько, что только мрачные деревья и были видны: ни неба, ни земли. Корни сами становятся землёй, голые ветви – небом, а стволы – это серые мёртвые стены. Всё это создаёт коридор, ведущий в неизвестность.
По этому коридору еле-еле, качаясь из стороны в сторону, идёт Ганва…
– А-а-а! – стонешь ты, крича от боли невыносимой.
Ганва, ты вся дрожишь от холода, от слёз природы, от темноты ночной, от того ужасного, что приключилось с тобой. Одежда же твоя разорвана в клочья, видно, раньше это было платье, до того, как…
– Д-да разве я это заслужила?! А-а-а! Почему? Ну почему? ЗА ЧТО?!
Какая твоя стезя? Полна страданиями она. Твой путь был предначертан самой судьбою, что избрала тебя жертвой, ибо истинно это: не быть тебе хищником в мире страдающих.
Дитё, невинное ты существо. Но оскорблённое и поруганное.
И презренна ты для хозяина своего – Всевышнего. Отрёкся он от тебя, оставил на съедение дьяволам Тёмным. Так будь же вечным мучеником в лапах Темноты… Ты уже поняла, Ганва: Света нет. Так закрой глаза свои. Нет смысла дальше продолжать идти, смотреть в этот коридор неизвестности.
Ты уже окутана этим бессилием…
– Я-я так больше н-не могу, не могу, не могу! – сказано тобою с диким рёвом, и ты теряешь сознание. – Не могу…
Беспомощность повалила ее, и она упала замертво.
Смерть и правда была к ней близка как никогда. Пусть отдохнёт на холодной сырой земле после Ада, проведённого Сектой Тени. Ада, что сжигает рассудок…
II
Только через три дня после этого события Ганва пришла в себя. Она очнулась в неизвестном ей месте – в какой-то богато обставленной комнате, где она лежала в постели.
– А? А-а-а… Где… где это я? Что это… з-за место? – дрожащим голосом, полным недоумения, проронила она.
Вдруг в комнату вошёл мужчина. Увидев, что Ганва открыла свои глазки, он весь засветился от радости и мигом подбежал к ней.
– Ганва, Ганвочка! Наконец-то ты пришла в себя! Чудо ты моё! – улыбаясь и сияя от счастья, воскликнул мужчина.
– …
Мужчина хотел обнять Ганву, он был вне себя от радости. Его глаза были полны искреннего счастья, ведь она наконец-то очнулась после трёхдневного сна. Но Ганва в его объятиях озверела:
– Хватит! Хватит! Х-ХВАТИТ! – задыхаясь от душевной боли и плача, закричала Ганва. – ч-что вы делаете! Отстаньте! Мне больно! БОЛЬНО!
– Ганва… – с волнением и грустью произнёс мужчина её имя. Ганва отодвинулась от него подальше, на другой конец кровати, глаза её горели чрезвычайной недоверчивостью. Она прижала к себе одеяло, как будто пытаясь защититься им от незнакомца. Её сердце так бешено колотилось, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди, а дыхание было таким частым, будто бы она весь день бежала что есть мочи, не останавливаясь ни на секунду. Её трясло. Слёзы то и дело скатывались по бледным щекам. Она вспомнила, что произошло с ней, и от этого ей стало тошно и страшно. Ужас охватил её с ног до головы.
– А-а-а-ах-ах! – тяжело дышала Ганва.
Мужчина посмотрел на неё своими уже ставшими грустными глазами, но при этом он слегка улыбнулся.
– Я понимаю… Тебе сейчас тяжело, как никогда ранее. В ту ночь я не спал. Меня тревожило некое чувство… Чувство, что пробирает до жути. Чувство холода и одновременно неутихающей ярости. И вдруг в мыслях моих стали появляться фразы: «С Ганвой беда приключилась», «Она сейчас испытывает эти эмоции». Я не вижу тебя, но зато думаю о тебе много и часто. Я как во сне выбежал из дома и кинулся вглубь леса. Там я нашёл тебя, лежащую, словно мёртвая… Я сделал всё для твоего спасения, всё… – сказал мужчина с тоской и болью во взгляде. – Я тебя практически не видел никогда, Ганвочка. Мне тебя не показывали… Как же я рад, рад просто увидеть твоё личико, ты бы знала, Ганва, – пересиливая внутреннее отчаянье, заулыбался он.
– К-кто ты… К-кто т-ты такой? – дрожащим голосом спросила Ганва.
Незнакомец надолго задумался и наконец дал ей ответ:
– Я твой… дядя… Да, так будет лучше всего. А зовут меня Гавриил! Дядя Гавриил, получается, – улыбаясь, добавил мужчина.
– Дядя Гавриил…
Гавриил, на удивление, был очень похож на Ганву: такие же пламенные, оранжевые глаза, тот же светлый, почти белый, цвет волос, они также, как и у неё, растрёпаны. Только у него волосы были немного кудрявее. То же лицо, но обладающее более грубыми, мужественными чертами. Кажется, этих двоих действительно что-то связывает, но что – мы пока не знаем…
Дядя Гавриил, собираясь уходить, хотел погладить Ганву по голове, но он только успел чуть-чуть дотронуться до её волос, как девочка сразу же снова отодвинулась от него.
– Понятно… – расстроено проронил дядя Гавриил.
– …
– Ладно, Ганва, скоро увидимся. Я пошёл… А ты пока отдыхай, Ганвочка. До встречи! – улыбаясь, сказал он.
– Д-до встречи… – тихо ответила ему Ганва.
III
Прошло две недели с момента первой встречи Гавриила и Ганвы.
Ганве стало намного лучше. Она уже могла спокойно встать и пойти куда только вздумается, ей было дозволено всё. Но она всё равно сидела в своей комнате с утра до ночи.
Стоял не знойный, тёплый день. Лазурное прогретое небо с пышными облаками, освещенными лучами солнца, создавал она душе спокойствие и умиротворение.
«В такой чудесный день хорошо было бы погулять. Может, Ганва захочет пройтись вместе со мной. Надеюсь, мы отлично проведём время и… возможно, после прогулки она станет больше мне доверять. Хочу, чтобы она хотя бы могла идти со мной за руку… Хотя бы это… Только об этом и мечтаю. Пока время не истекло, ведь уже завтра нам придётся расстаться. Вряд ли ещё когда-нибудь у меня появится возможность… Время, чтобы стать с ней ближе. Поэтому я сделаю всё, чтобы сегодня же она начала мне немного доверять!» – всё раздумывал и раздумывал дядя Гавриил.
Дядя нашей героини так и сделал, он позвал её прогуляться вместе с ним. Ганва долго колебалась, но всё же решилась на этот шаг, говоря себе: «Всё же он мой дядя… родной человек, так почему же я не могу пойти с ним погулять?»
И вот они вышли из дома. Светло-зелёные кроны деревьев укрывали Гавриила и Ганву от яркого солнечного света. Лишь изредка крохотные лучики пробивались сквозь густую листву, чтобы упасть на еле прогретую землю. В этом когда-то страшном сером коридоре стало так уютно и прохладно. Теперь и не поверишь в то, что тут было так угрюмо и мёртво…
А наши герои тем временем уже начали своё общение. Ганва, правда, отвечала неохотно и односложно, она вообще не хотела тогда разговаривать. Ей это давалось тяжело. Гавриил это понимал, но он не хотел, чтобы девочка закрылась и от него, и от других насовсем. Поначалу он вёл с ней беседу на легкие, незатейливые темы, но вскоре они переросли в нечто неприятное для Ганвы.
– Ты выспалась, Ганва?
– Да.
– И даже солнце не мешало спать?!
– Нет.
– Ты сегодня за завтраком плохо поела, обычно утром у тебя аппетит хороший, а тут… Может, что-то случилось, Ганва?
– Нет… Всё хорошо.
– Хочешь домой, к братьям, к маме и… Генриху?
– Не очень…
–А как твоя мама поживает, Ганва? Я давно её не видел.
– Неплохо.
– Наверное, она с трудом управляется с подданными, чтобы они не начали протестовать. Это она на своих хрупких плечах все держит… Ганва, ты береги маму, береги ради меня! А то меня не подпускают к твоей семье… Просто для Генриха, мужа твоей мамы, я – «плохой человек»… Но кто на самом деле из нас плохой? – Гавриил произнес последнюю фразу шёпотом, но вскоре уже нормальным голосом продолжил диалог: – Ладно, Ганва… Я что-то о своём разболтался. Генрих… он хоть видится с тобой, разговаривает?
– Папа со мной не общается. Я его почти не вижу. Но если мы вдруг повстречаемся глазами, то он смотрит на меня так, как будто бы… боится. Я, наверное, страшная, да? – с грустью задала она вопрос дяде.
Гавриил остановился, раздумывая, как объяснить девочке странное поведение. Он долго смотрел на неё, перед тем как заговорить.
– Нет, Ганва, нет! Ты – красивая девочка! – с нежностью произнёс Гавриил. – Я просто не знаю, как тебе объяснить, почему… Ты на него не обижайся. Он не виноват в этом… Прости ему это, Ганва.
– Почему я должна ему это простить? У всех-всех-всех отцы как отцы,
а у меня… а у меня… Он даже видеть меня не хочет! Почему, дядя, он не виноват? – плача, крикнула она. Гавриил присел и прикоснулся к щёчкам Ганвы.
– А давай… это пока что будет для тебя маленький секрет. Тебе сейчас просто незачем знать его. Ну а потом, когда придёт время, ты всё узнаешь. Договорились? – улыбаясь, сказал дядя.
– Договорились… – недовольно буркнула Ганва.
IV
Они продолжали идти в молчании. Только когда они уже направлялись домой, дядя вновь завёл разговор с племянницей:
– Как у тебя с учёбой дела? Справляешься? – заботливо спросил Гавриил.
– Да. У меня, правда, врачевать плохо получается…
– А у братьев твоих как с учёбой? Во владении мечом они, скорее всего, стали искусными мечниками?
– Владение мечом… Мечники… – пыталась вспомнить Ганва, где-то ведь она слышала эти слова… Видно, уловила их в спорах самих братьев о том, кто из них лучший во владении мечом, кто из них «настоящий мечник».
– Что такое, Ганва?
– Что это и кто это? Я слышала эти слова, они мне знакомы, но я только отчасти понимаю, что они обозначают…
– Слушай меня внимательно, я расскажу тебе по-своему о значении этих слов. На самом деле, каждый человек должен быть под защитой. Младенца в утробе защищает от преждевременной смерти тело собственной матери. Отрока защищает от бед и напастей отец, готовый вступить в бой за своё чадо… Человек, у которого нет того, кто мог бы стать для него щитом, должен сам стать им. Он может быть ранен врагом, но должен остаться в живых и не попасть в плен. Если говорить про атаку, то человек, который атакует, будет держать других людей подальше от себя. Он будет более самостоятелен и независим от обстоятельств. Этот человек будет продолжать идти дальше, ведь он умеет за себя постоять, он будет идти… даже наперекор всем остальным – такие люди и есть мечники. Меч для них это не просто орудие – это средство для собственной защиты и атаки. Я надеюсь, ты поняла, Ганва. Владение мечом помогает защититься от плохих людей. И можно защищать не только себя, но и других, близких тебе людей. Если уж человеку суждено идти тернистой дорогой, то этот навык в пути ему обязательно поможет.
– Можно ли мне… Можно ли мне взять в руки меч и защититься от них, от этих плохих людей? – возбужденно спросила Ганва. Видно, на неё очень сильно подействовали слова Гавриила.
– Ганва…
– Я… я хочу защищаться, я хочу быть атакующим! Дядя, я желаю этого и только этого! – горящими глазами смотрела на него Ганва.
Улыбаясь, Гавриил ответил:
– Я рад, что у тебя появилась такое непреодолимое желание стать атакующим… – Но тут он одумался, поняв, что сказал, и начал сам себе противоречить: – Но это совершенно не то, что тебе нужно… Ты не для того создана, чтобы становиться мечником.
– Ну и пусть я создана для иного! Я пойду против всех и вся, как это делает атакующий!
Гавриил наклонился к Ганве, взял её руки в свои и сказал важные слова, которые звучали для нашей героини, как благословение на дальнейший путь:
– Если уж твой огонь в глазах негасим, если уж тебя не останавливают предрассудки, следуй за своей мечтой и не останавливайся, Ганвочка! – и с нескрываемой теплотой Гавриил продолжил: – Ты и вправду настоящее чудо. Чудо, которому я желаю всего самого наилучшего. И если самым лучшим вариантом будущего для тебя станет владение мечом, то я буду только рад этому. Но будь аккуратнее с этим – это занятие вовсе не игра…
– Я поняла вас, дядя Гавриил! Я буду продолжать, я буду стремиться – обещаю, дядя!
– Я надеюсь, что обещание твоё такое же, как и мое… Такое же твёрдое и нерушимое. Да, Ганва, такое же?
– Такое же дядя, такое же! Ха-ха-ха! – засмеялась Ганва.
– В первый раз за всё время, проведённое с тобой, я слышу твой смех и вижу твою улыбку. Улыбайся и смейся почаще, Ганва, улыбка тебе к лицу! – с теплотой произнёс Гавриил.
Ганва сделала каменное лицо и ответила дяде со всей серьёзностью:
– А вот больше и не буду улыбаться и смеяться…
– Ха-ха-ха-ха! – Гавриил тут же заулыбался, засмеялся.
А Ганва вместе с ним:
– Ха-ха-ха!
Наша героиня никогда ранее не испытывала такого тёплого, радостного чувства, как с дядей. Гавриил подарил ей цель на всю оставшуюся жизнь, тёплые воспоминания и понимание того, что её кто-то ждёт и хочет видеть. Ганва и правда стала больше доверять Гавриилу, всю оставшуюся дорогу домой она шла с ним за руку. И кажется мне, она никому так не доверяла, как Гавриилу. Эти взаимоотношения были пиком доброты, радости и счастья для Ганвы.
V
На следующий день Ганву забрали во дворец. Она вернулась к матери, братьям и отцу. Отношение к ним у неё поменялось: Ганва для себя поняла, что они не смогут подарить ей те эмоции, которые она испытала с дядей Гавриилом. Она ощутила, что он для неё не просто знакомый. Это родной, очень близкий ей человек. С которым, увы, у неё была всего одна встреча. И с которым вряд ли она увидится снова… Но в памяти её навсегда останутся воспоминания о проведённом с ним времени. Девочка и вправду начала осваивать владение мечом, наперекор всем. Ганва с горящими глазами отправлялась на тренировки по владению мечом. Она не жалела себя во время занятий, тренировалась усерднее всех и достигла выдающихся успехов в столь юном возрасте. Она верила: путь атакующего – это её путь.
Глава 3. Надежда на светлое будущее
Жизнь есть вечная надeжда. Как только она умирает, человеку уже нечего делать на этой земле.
Д. Волкогонов
I
– Я родился в юго-восточной части нашего клана, в маленькой деревушке, расположенной у подножия горы Свет. Издавна считалось, что моя деревня – это местозарождения нашей веры: Мира, Света и Тени, оттого и жители её очень религиозны.
Но я никогда не был настроен против неё, даже наоборот, исполнял всё правое из Закона Праведного.
Из-за этого меня и любили. Я изо всех сил старался помогать жителям деревни и делал для них все, что мог, лишь бы им облегчить жизнь. Вот, помню, как я в свои шесть лет помогал бабушке Евдокии…
– Здравствуйте, бабушка Евдокия! Вам чем-нибудь помочь? – вежливо спросил Сиф.
– Да, милок, будь добр, о скотинке моей позаботься. Коров моих выведи на луг, да свиней моих покорми. Сын мой, Пётр, ушёл на сенокос, а я уже старая совсем стала, тяжело мне… Сходи, Сиф, пожалуйста, – сказала бабушка Евдокия дрожащим от старости голосом.
– Конечно, бабушка, вы же знаете, я всегда рад вам помочь! – тепло ответил ей Сиф.
– Ну, с Миром… Ступай!
Первым делом Сиф набрал воды из колодца, затем пошёл за кормом для свиней, а потом, с объедками и пойлом, отправился в свинарник покормить свиней.
– Соскучились, хрюшки? Я вам есть принёс!
Как только Сиф произнёс эти слова, свиньи сразу же захрюкали, видно, и вправду были рады его видеть вновь.
– Ох, вот так… – приговаривал Сиф, накладывая в корыто корм. А потом он обратился к животным: – Сейчас вы спокойно поедите, а вот и вода!
Покормив свиней, Сиф отвёл на луг коров:
– Отличное место, чтобы поесть траву, как думаете, коровки?
– Му-у-у! – промычала одна корова.
Покончив со всеми делами, Сиф подошел к Евдокии:
– Бабушка, всё сделано, как ты велела. Свиней покормил и коров отвёл пастись.
– Ох, ну какой же ты чудесный помощник, Сиф, наверное, мама гордится тобой!
–Мама?.. Нет… – тихим шёпотом произнёс Сиф, пряча свои забинтованные руки, что были все изранены, но вскоре обычным голосом, негромким, спокойным и нежным продолжил: – Моя тётя Маргарита мною гордится! Она говорит мне так: «Я горжусь тобой, помощник ты мой маленький».
– Ты и вправду хороший мальчик. Давай я тебе гостинцев дам, заодно и маму, и тётю Маргариту свою угостишь. Ступай к бабушке… – сказала с добротой Евдокия.
Сиф подошёл к бабушке, и она протянула ему баночку мёда.
– Мёд! Спасибо, бабушка Евдокия!
– Не за что, сынок, а теперь иди домой. Домой, где тебя любят и ждут… Пока, Сиф, хорошей дороги!
– До свидания, бабушка! – уходя, попрощался Сиф.
Сияя от счастья, он пошёл к тётушке Маргарите. Она для него была самой настоящей матерью. Как сын и мать, они проводили вместе время.
– Тётя Маргарита, тётя, я вернулся! И мне даже за работу бабушка Евдокия мёду дала, как гостинец.
– Привет, солнце моё! Мёду Евдокия дала?.. А знаешь что, Сиф, давай пряники на меду испечем? Говорят, очень они вкусные, душистые, пряные, м-м-м, просто пальчики оближешь, – предложила Маргарита с материнской нежностью в голосе.
– Да-да, тётя! Давай приготовим!
– Только чтобы их приготовить, нужно месяц ждать.
– МЕСЯЦ! О-о-о-ой это же так до-о-олго! – разочарованно протянул Сиф.
А Маргарита ласково ответила ему на это:
– Но зато результат того стоит. А потом, я уверена, ты скажешь, что не зря ждал столько времени.
– Ну, хорошо. Сделаем! – загорелся вновь Сиф.
И они начали месить тесто. Маргарита и Сиф с этим быстро, легко и весело управились. Наш шестилетний герой тогда весь был в тесте:
– Кулинар ты мой, хех, как же ты так весь в тесте-то испачкался?
– Я старался не испачкаться, – ответил Маргарите Сиф, – но ничего не вышло! Ну, что дальше делать с тестом? – нетерпеливо спросил он.
– Теперь пока все, надо ждать месяц.
– Я думал, что ждать нужно будет в конце, – расстроился Сиф.
– Ну что ты, естественно, нет, тесто ведь должно настояться, и как раз-таки за это время оно сделается таким, каким должно быть. А ты за это долгое-предолгое время должен у меня помыться, понял, Сиф? – сказала, улыбаясь, Маргарита.
– Хорошо, тётушка, – всё так же немного расстроено ответил ей Сиф.
Сиф продолжил рассказывать Ганве о своём прошлом.
– Так проходил каждый мой день. Утром я приходил к тёте Маргарите, днём помогал людям, а вечером снова направлялся к тётушке. Но самое страшное всегда происходило ночью, когда моя мать врывалась в дом выпившая, разозлённая на меня непонятно за что.
– ЩЕНОК НЕСЧАСТНЫЙ! Где ты, тварь?! СДОХ, КАК Я ТЕБЕ ВЕЛЕЛА?! Ты ведь мне жизнь загубил! ВСЮ ЖИЗНЬ! Из-за тебя, ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ! – кричала вне себя от злости на Сифа «мать». И безумно смеялась. – Ха-ха-ха-ХА-ХА-Ха!
«Мать» Сифа замолчала и начала прислушиваться… Она услышала всхлипывания мальчика, доносившиеся из-под кровати.
– А-а-а! – горько плакал Сиф.
– Ах, вот ты, где! ЖИВОЙ ЕЩЁ, ПОДОНОК! – оскорбляла Сифа «мать», вытаскивая из-под кровати.
– Нет, нет, нет! Не хочу, чтобы меня били!
НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ НАДО МНОЙ ИЗДЕВАЛИСЬ! НЕТ, НЕ ХОЧУ! – надрывался в крике Сиф.
– Заткнись! ЗАТКНИСЬ! ТВОЯ ЖИЗНЬ – МОЯ ИГРУШКА!
ЭТО ТВОЯ ПЛАТА ЗА ТО, ЧТО ТЫ МНЕ ВСЁ СЛОМАЛ! Я могла жить счастливо с ним, А ТЫ! ТЫ, ВЫРОДОК, ВСЁ! ВСЁ!.. – в полном безумии кричала она.
Достав наконец Сифа из-под кровати, она начинала его избивать. С невероятной жестокостью, издеваясь над ним и вправду как над ничего не чувствующей игрушкой. И снова появляются на теле у Сифа огромные синяки и раны. Но больше всего страдает душа мальчика, ведь родная мать с невыносимой жестокостью относится к нему, своему сыну, которого она носила под сердцем. Её ненависть сжигала Сифа пламенным костром – это было настоящей пыткой для него.
Утро следующего дня. Сиф лежал на полу – видно, потерял сознание от кошмара, происходившего прошлой ночью. Практически всегда был такой исход, после каждой страшной ночи. Его детский рассудок не способен был вечно переносить этот Подземный мир2.
Вскоре мальчик открыл глаза… «Матери» не было дома. Видимо, снова сидит в трактире на деньги, которые добыла, работая ночной бабочкой. Однако были дни-исключения, когда она и не пила, и не удовлетворяла похоти мужчин, но её всё равно не было дома. Чем же она тогда занималась? Сиф не знал, куда и зачем она уходит, хотя, честно говоря, ему это было совершенно безразлично.
Она всегда неожиданно для него появлялась и так же внезапно исчезала…
Каждую ночь ему как будто снился один и тот же кошмар, который рассеивался с лучами утреннего солнца. Однако разум и тело не давали ему обмануться, напоминая, что это не был кошмарный сон…
– Но утром… Я практически не чувствовал боль от увечий, ведь я знал, что их залечит тётушка Маргарита. При мне она всегда улыбалась, но я и тогда знал, что в глубине души она печалится из-за меня, из-за моих проблем и постоянной боли.
– Привет, мальчик мой… – Маргарита грустными глазами осматривала Сифа и, глотая слезы, дрожащим голосом продолжала: – Ты снова весь в увечьях…
– Аг-га-а-а! – сквозь слёзы ответил ей Сиф.
– Сейчас, сейчас, мой хороший!
И Маргарита принялась лечить его.
Она была в этом деле мастерицей и знала множество целебных трав. Взяв одно растение в кладовой, Маргарита помыла и мелко порезала его. Получившуюся кашицу она разложила в марлевые мешочки и, приложив их к увечьям, наложила повязки. Так она перевязала самые большие раны. А маленькие синячки и ранки она помазала лечебной мазью, приготовленной из различных растений.
– Вот так… – сказала Маргарита тихо, аккуратно смазывая синяки Сифа. – Скоро всё пройдет, маленький мой!
– Ай-ай тут больно! – завопил вдруг наш герой, и Маргарита тут же принялась дуть на ранку.
– Так лучше, Сиф? – спросила, улыбаясь, Маргарита.
– Да… Так лучше, – подтвердил мальчик. – Спасибо, тётушка, мне теперь совсем не больно!
После этих слов Маргарита нежно прижала его к себе, и они долго-долго сидели так в обнимку. Наконец Маргарита с огромной материнской любовью поцеловала Сифа в лоб, сказав при этом с еле заметной грустью:
– Горе ты моё луковое, выздоравливай поскорее…
II
На этом месте Сиф прервал свой рассказ. Его глаза с ненавистью смотрели в пустоту, в никуда, он уже больше не мог сдерживать свою ярость.
– Будь я проклят! Будь я проклят! БУДЬ Я ПРОКЛЯТ! – закричал он.
– Ч-что случилось, Сиф?! – обеспокоенно спросила Ганва.
– ЗАЧЕМ Я ЗАДЕРЖАЛСЯ?! – завыл Сиф, как дикий зверь.
– Сиф… Тише, тише! Это все позади! Успокойся, я с тобой… Тебя больше никто не тронет. Тише, Сиф, тише…
– Д-да, да, Ганва, всё позади, и ты со мной… – Сиф немного покраснел, вздохнул и продолжил рассказывать про свою нелёгкую судьбу. – Моё опоздание изменило совершенно всё в моей жизни в ужаснейшую для меня сторону…
В тот день Сиф весь сиял от счастья и радости. Этой энергией его зарядила тётя Маргарита. Они отлично провели тогда время, смеялись, радовались. Были, проще сказать, счастливы. И он не хотел уходить из этого счастливого и хорошего места.
– Тётя Маргарита, можно я у тебя останусь на ночь? Ты же знаешь, тётушка, каким я к тебе приду завтра утром. Тётя, я не хочу от тебя уходить!
– Я знаю, Сиф, каким ты придёшь завтра утром ко мне… Но понимаешь, ангелочек мой… Никому несдобровать, если ты у меня останешься, мальчик, миленький! Я сама бы хотела оставить тебя у себя, но… не могу… Я боюсь… иначе…твоя мама… тебя… Извини, Сиф, я не хочу даже об этом думать. – И слёзы ручьём полились из глаз Маргариты, сквозь них она снова сказала: – Не могу, Сиф, мой мальчик…
– Тётушка Маргарита, не плачь, пожалуйста! Хорошо, я не останусь на ночь, но можно мне хотя бы ещё немного у тебя побыть? Можно я тут задержусь?
– Сиф… – Маргарита хотела, видно, сказать Сифу «нет», но не смогла, и лишь печально произнесла: – Да… Хорошо, Сиф. – И тут же отпустила голову, будто бы поняла, что дальше, после этого согласия, её будут ждать жестокие муки. И не только её, но и Сифа тоже.
Однако мальчик был настолько счастлив, что даже не заметил, как опечалилась и помрачнела тетушка… Он был безумно рад, что останется у тёти Маргариты немного подольше.
Вся его радость улетучилась, когда мальчик походил к своему дому: На пути ему повстречалась «мать». Она с дикой ненавистью посмотрела на него. Подбежав к Сифу, она крепко схватила его за руку и потащила домой… А там его снова поджидал обычный кошмар в виде Ада на земле.
– К КОМУ, К КОМУ ТЫ ХОДИЛ, ПРИДУРОК! Отвечай, отвечай, отвечай!
– НИ К КОМУ, НИ К КОМУ! – ответил ей со слезами на глазах Сиф.
– ХОДИШЬ, ХОДИШЬ!
«Мать» схватила Сифа за запястье и со страшной силой швырнула его в стену.
– АХА-А-А-А! – застонал Сиф от боли.
– ЭТА СУКА ЗАЛИЗЫВАЕТ ТЕБЕ РАНЫ! ЕСЛИ БЫ НЕ ОНА, ТЫ БЫ ДАВНО СДОХ, ЩЕНОК! – в порыве ярости закричала она.
После такого удара о стену Сиф уже ничего не понимал… Перед глазами плавал размытый силуэт «матери», а перед его мысленным взором пролетела вся его короткая жизнь, как будто это был его предсмертный час….
– Боль… Боль, боль… Снова боль… В самом деле, я, находясь рядом с этим человеком, чувствовал только это. Порой я так мечтал, чтобы всё это было не так… Я бы хотел не знать свою родную мать.
А Маргариту я хотел бы назвать мамой. Она и вправду была ею для меня, ведь именно мать должна дарить такие чувства, как любовь, забота, ласка, доброта, милосердие, радость, счастье… и много-много чего ещё, и всё это я получал от Маргариты. С ней, с моей настоящей мамой, солнце всегда было желтоглазым, ярким, небо всегда было ясным, лазурным, и трава была изумрудная, вся усыпанная капельками росы. Мир был прекрасен с ней, с тётушкой… Моя Маргарита всегда была слишком хороша для роли просто тёти. А моя «мать» … Она всегда была слишком плоха для роли матери.
Боль, боль… Боль и боль… Снова – боль… Я… хотел убежать! Я всё время хотел убежать от «матери» и не попадаться ей на глаза. Куда угодно, но только чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать этого всего.
Это – не мама, это – чудовище! Так отвратительно понимать, что это близкий тебе по крови человек. НЕТ! Я уверен, не кровь и плоть делает нас родными! Не твоё биологическое происхождение сближает тебя с другим человеком. Истинно роднят нас чувства: любви и заботы, ласки и тепла – эти чувства получаем мы от того человека, чьё сердце узрело и приняло тебя, как своего. И который испытывает потребность, наравне с потребностью дышать, дать тебе те тёплые чувства, в которых ты до невозможности нуждаешься… Поэтому тётушка… Она мне родная! Только она! И я не собираюсь признавать кого-то своим настоящим родителем, кроме неё. Она… она моя мама!
Сиф начал пробуждаться от своих мыслей, всё сильнее и сильнее чувствуя боль от ударов «матери». Она всё так же добивалась имени того, к кому он ходил… «Мать» уже была не в силах ждать ответа. Самый быстрый способ получить имя «этой суки, что зализывает раны Сифа» – поставить под угрозу жизнь мальчика. Так она и сделала. «Мать» начала душить… Душить собственного сына, которому она сама же подарила жизнь. Но она была слепа к таким вещам. Мёртвое, чёрствое сердце не сможет снова стать живым и любящим, если оно не хочет замечать самого дорогого вокруг себя, что приносит истинное счастье.
Сиф к тому времени уже посинел, глаза его закатились, он так хотел сделать хотя бы ещё один глоток воздуха, но не мог:
– А-ха-ах-а!
– ОТВЕЧАЙ, ВЫРОДОК НЕСНОСНЫЙ! Как зовут эту суку, что не даёт тебе нормально сдохнуть?! Отвечай, недоумок! ОТВЕЧАЙ! – с яростью, с ненавистью смотрела на него «мать».
– Ах-ах-кх-кх-а… Не-н-кха-ха!
Сиф старался сказать хоть что-то, и наконец с его губ слетели звуки, похожие на слова:
– Не–кха-ха–с-скажу-кха-ах!
– АХ, ТЫ НЕ СКАЖЕШЬ?!
«Мать» отпустила его горло… Она была в бешенстве и в отчаянии из-за того, что Сиф так и не сдал эту «суку». Наш герой – настоящий воин и боец, который не сдаёт то, что так важно и дорого ему… «Мать» продолжала избивать, оскорблять, делать с ним всё что угодно, чтобы только выпытать имя человека, из-за которого он до сих пор оставался жив. Сиф лежал весь в собственной крови… Рассудок его помутился. Ему казалось, что «мать» снова ушла прочь из дома. Сиф тогда совсем не понимал, ночь на дворе или день и где он: лежит ли он сейчас на коленях у тётушки Маргариты и чувствует её нежное тёплое прикосновение к своему лицу или валяется на холодном полу, а по телу его стекает свежая, горячая кровь. Он ничего не соображал… Думая, что он один дома, он решил поговорить сам с собой:
– Я-я мо-мо-молодец… М-молодец, я н-не сказал… Я-я-я не-е выд-дал т-т-тётушку… Тётушку Маргар-риту. Я х-хоро-оший, тёту-ушка? Да-а? —Затем Сиф, представляя, что с ним говорит Маргарита, ответил сам себе:«Д-да, мо-ой мил-лый ма-альчик, ты са-амый-са-а-амый хо-о-орошенький у ме-еня-я». А потом продолжил, играя уже свою роль: – Хоро-о-оший я, я-я мо-олодец! Маргарита, тётушка, спа-асибо… – Сиф заревел от счастья, он не замечал физическую боль, что нанесла ему «мать». Он порхал от любви, от нежности, заботы, от того, что представил снова эту ласку любимого человека. Сейчас его физическое состояние было ужасным, но как только он окунулся в грёзы, это состояние пропало. Радость была на душе мальчика, несмотря на все серьезные увечья… Но знал бы несчастный, что фраза эта выдаст того, чьё имя он так берёг…
– ХА-ХА-КХА! ХА-ХА! ГЛУПО, ХА-ХА, КАК ЖЕ ГЛУПО!
Выстоять эти удары в абсолютном молчании, и тут. ты, идиот, называешь её имя в разговоре с самим с собой!!! ХА-ХА-КХА! ТУПОЙ, НЕДОНОШЕННЫЙ РЕБЁНОК! – даже в диком безумии невозможно было произносить это так, как делала она. С такой ненавистью, с такой яростью и бешенством оскорблять и хохотать мог только сущий дьявол.
Услышав от Сифа имя «Маргарита», женщина сразу же побежала к ней, сказав напоследок такую фразу: «Теперь я знаю, кто тебе не даёт покинуть этот мир… Поэтому умрёт этот человек, а затем и ты!»
III
Восточная деревня маленькая. И конечно, все в ней друг друга знали. Поэтому «матери» не составило никакого труда найти Маргариту… Но я не стану рассказывать вам, что случилось после того, как «мать» пришла к тётушке Сифа.
Мы узнаем об этом вместе с Сифом.
…Утро определило, каким будет наступающий день, какими будут вечер и ночь. Этот день был окутан мраком. Казалось, облака уже целую вечность закрывают солнце. Светило как будто ослепло, не видя земли. Оно видело только летающую пыль и эти тёмно-серые тучи. Одним словом, природа предвещала беду…
Сиф очнулся на залитом кровью полу, его била мелкая дрожь. Подставляя под себя руки, он смог лишь чуть-чуть приподняться над полом. Все тело его ужасно болело, но всё равно он пытался встать. Мальчик хотел дойти до тётушки Маргариты. Единственная цель, что так влекла его: дойти до тётушки, увидеть её. Через боль, через муки, но сделать это. И он дошёл до неё, но их встреча оказалась наполненной не прежней лаской и заботой, а невыносимой болью.
Когда он пришёл к тётушке Маргарите, её не оказалось в прохожей, где она обычно встречала Сифа тёплыми объятиями, называя ласково: «мальчик мой», «ангелочек мой», «хорошенький мой». Он пошёл в кладовую, туда, где хранились, сушились целебные травы: «Может, она прибирается там или ищет какое-то растение для приготовления снадобья?» – Но нет, там её не было.
Сиф отправился на кухню, туда, где Маргарита проводила большую часть своего времени, однако и там он её тоже не нашёл:
«Что случилось, где тётушка Маргарита?!» – взволнованно сказал себе Сиф.
Мальчик увидел чуть приоткрытую дверь в одну комнатку, в которую он никогда не заходил, Маргарита не пускала его туда. Эта комната была её спальней. Сиф зашёл туда и увидел… нет, не растения. Он увидел доспехи, и сразу промчалось у него в голове: «Что? Как? …Тётя Маргарита? Она воевала, сражалась… Нет, нет, нет, не сражалась, но что-то ведь она мне говорила про войну». И он начал вспоминать, что же такое рассказывала ему тётушка про вражду, борьбу, войну…
– Тётушка, тётушка! – прибежал как-то к Маргарите запыхавшийся Сиф, его глаза горели ярче некуда в тот момент. – Можно я с друзьями в войнушку поиграю, это же так здорово! Я проверю свои силы там и, возможно, в будущем, как и все мои друзья, стану воином! Даже дядя Артур со своими товарищами, когда я с ними ходил рыбу ловить, всё говорили и говорили мне: «Мы в твоём возрасте мечтали в армию вступить!» Я тоже так хочу: стать солдатом и пойти на войну!
– Сиф, что ты такое говоришь?! Какая война, мальчик мой? – в тревоге закричала тётушка Маргарита, хотя она никогда не повышала голос. Видно, её очень встревожили эти слова, и Сиф это сразу же понял.
– Тётя, ну что в этом страшного? Я одолею всех-всех своих врагов! Ты же говорила мне, что я сильный, когда… Когда я тебе больше банки с компотом помогал таскать. Так что же мне не победить?!
– Нет, Сиф, не в этом дело, я уверена в том, что ты всех победишь, просто… Война – это страшная вещь, и мечтать о том, чтобы на ней побывать – ужасно… Просто невозможно передать весь кошмар борьбы. Ведь каждый стоит за себя, за свою точку зрения, однако при этом прикрываясь защитой родины. Никто не хочет признавать себя виноватым. Враждующие только перетягивают на себя одеяло правды, которой ни в войне, ни в бойцах нет и никогда не было… Истинная правда всегда на стороне народа, тех, кто видит и осознает весь ужас кровопролития. Но их никогда не слышат, их не хотят слышать…
– Т-тётушка, неужели ты была на войне? – дрожащим голосом, полным изумления, спросил Сиф.
– Был у меня такой период в жизни… – тихо и с грустью ответила Маргарита.
– Расскажи, пожалуйста, про это, тётя Маргарита.
– Ладно, мой мальчик, возможно, ты хотя бы будешь иметь представление о войне… Это были годы Гражданской войны. Двадцать два года тому назад меня призвали в армию, как человека, которому под силу вылечить бойцов. На тот момент мне было всего-навсего шестнадцать лет, но я справлялась со всеми поставленными передо мной задачами. За это время я повидала многое… Многое, о чем рассказывать тебе не хочу, Сиф! Поверь мне на слово – это ужасно, всё ужасно! – На глаза тётушки навернулись слезы, и она произнесла: – Я не хочу даже это вспоминать, Сиф, мальчик мой, не заставляй меня рассказывать об этом, прошу тебя!
– Извини, тётушка, я не хотел тебя расстраивать… Хорошо, я не пойду играть с ребятами, я останусь с тобой! И больше ни слова про это.
…Сейчас Сиф вспомнил этот эпизод, после чего продолжил монолог с собой: «Эти доспехи она, наверное, носила во время боя, когда лечила воинов. Я долго думал тогда об этом и всё себе говорил: ну не может быть, чтобы тётушка, хрупкая моя тётушка, была на войне. А всё оказалось правдой… Это подтверждение её словам».
В комнате было полно разных вещиц, которые для Маргариты явно имели особое значение. Вот какие-то окровавленные старые бинты, тут же почему-то лежит глазная повязка, а здесь, на стене, висит портрет какого-то мужчины, видно, это был командир. Спальня походила на музей, посвященный той самой Гражданской войне, о которой рассказывала Сифу тётушка Маргарита…
В углу комнаты Сиф увидел кровать, на которой лежала сейчас Маргарита:
– ТЁТУШКА, ЧТО С ТОБОЙ?! Ты вся такая… ТАКАЯ ИЗРАНЕННАЯ! – закричал в ужасе Сиф при виде Маргариты.
Оно и понятно… Маргарита была сине-гранатовая из-за ранений и увечий, нанесенных ей «матерью» нашего героя. Практически всё тело несчастной женщины было в бинтах, скорее всего, она пыталась себя вылечить, но это было без толку. Народная медицина, увы, справляется только с малыми увечьями, но при более серьёзных повреждениях (даже если быть экспертом в этом деле) врачевание травами не поможет. И многое тётушке Маргарите просто уже не вернуть в прежнее состояние: у неё были выбиты зубы, большая часть волос была выдрана с корнем. Казалось, что на кровати лежит не та красивая, милая женщина, которую знал и любил Сиф, а какое-то непонятное существо.
Маргарита остекленевшим взглядом смотрела в потолок, совершенно не моргая. Когда она поняла, что к ней пришёл Сиф, она медленно-медленно повернула свою безостановочно трясущуюся голову в его сторону. И шепеляво, таким же трясущимся голосом, еле слышно произнесла:
– М-мальч-ч-ши-и-к мой, м-милы-ый мо-ой! – И она зарыдала вне себя от горя, взглянув на нашего Сифа.
Сиф был абсолютно весь в ушибах, синяках и ранах, а на шее его ярко алела полоса, будто бы ему на ночь, как собаке, нацепили узкий ошейник-удавку… Спина мальчика была покрыта сплошной синевой. Красные от ран и ссадин худенькие руки бессильно свисали вдоль изувеченного тела.
– С-сиф-в, со-о-олнче м-моё, ч-щтослуч-щи-илось с-с то-бою?! – сквозь слезы прошепелявила Маргарита.
– А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТОБОЙ, ТЁТУШКА?! – кинулся Сиф к Маргарите, не в силах больше сдерживать слезы. – Тётушка моя, это я! Я В ЭТОМ ВИНОВАТ, ВО ВСЁМ!
Маргарита с большим трудом, всё так же дрожа от того, что ей пришлось пережить, дотянулась до лба Сифа и поцеловала его своими пересохшими, потрескавшимися губами, после чего снова решила сказать ему пару слов.
– Т-ты не-е в-винова-ат, м-мил-лый м-мой, н-не вин-новат. А… – Снова оглядев мальчика, Маргарита проговорила, с трудом пытаясь подняться с постели. – Я д-должна в-вылечить те-ебя, С-сиф.
– Тётушка не вставай! – вскричал он в беспокойстве. Но Маргарита его не слушала, она взяла трость, с которой породнилась со вчерашней ночи, и тяжело-тяжело, медленно-медленно пошла к выходу из спальни, направляясь к кладовой, чтобы найти нужные растения для лечения Сифа. Но она не смогла дойти даже до двери. Маргарита упала, и трость её откатилась в сторону.
– Тётушка, тётушка, не ходи туда, прошу тебя! – подбежал к ней Сиф, подавая ей в руки трость. – Не исцеляй меня, тётушка, давай лучше я… вылечу тебя, тётя!
– М-ма-а-л-лен-нький, т-ты у меня, п-похоже, в-вырос. Бо-ольшой с-стал, об-бычно я т-тебе увечья леч-щу, а т-тут т-ты м-меня т-теперь.
IV
Сиф помог Маргарите дойти до кровати, и тётушка его сказала слова, которые Сиф запомнит на всю оставшуюся жизнь… Сейчас эти слова Сиф собирается повторить Ганве:
«Сиф, я сейчас гляжу на тебя… и в моих глазах тебе вовсе не одиннадцать, ты в моих глазах старше этого возраста. Я вечно тебя видела в одном возрасте – в пятилетнем, и я совершенно не заметила, как ты у меня вырос. Ты всегда оставался для меня маленьким, беззащитным, тем, кому всегда была нужна моя поддержка. А сейчас… Когда мне необходима помощь, если бы ты был мал, ты бы не смог мне её отказать. А ты, оказывается, уже… Ты уже взрослый, мой мальчик… Ты – взрослый, самостоятельный. Я очень рада этому… – говоря это, тётушка прослезилась.
– Почему она так сказала, Сиф? – спросила Ганва.
– Я у неё тоже тогда спросил: «Почему?» А она, помолчав, ответила: «Я рада… Что я для тебя уже не жизненно важный орган, без которого ты в скором времени сгинешь. Теперь ты можешь справиться сам, ты самостоятельный, ты взрослый, ты ответственный. Поэтому… Когда моя рука перестанет держать твою и когда я уже просто не смогу вести тебя за собой по тропе бытия… Я смогу с Миром отпустить тебя… По этой тернистой дороге жизни… Ты сможешь, ты справишься – я верю». Я тогда совершенно не понимал, что она мне говорит. Но я запомнил эти слова, чтобы потом понять их смысл…
После этого наставления Сиф принялся лечить тётушку Маргариту, он втирал мази в её увечья и перевязывал бинтами, поил ее настоями из целебных трав, всё ради того, чтобы тётя чувствовала себя хоть немного лучше…
Уже вечерело. Маргарита со слезами на глазах отправила Сифа домой. Наш герой не понимал этих слёз. Он думал, что всё это из-за физической боли, по его вине. Но на самом деле причина слёз Маргариты была более глубока… Её душа, имея много увечий, которые ещё болят, выносила свою скорбь, муку через слёзы наружу. «Через пару часов настанет моя роковая ночь», – думала тягостно Маргарита, ничего не сообщив об этом Сифу.
Придя домой, Сиф застал там «мать»… Это было удивительно, ведь она никогда не появлялась дома в такое раннее время.
– Ха! – усмехнулась она и довольно спокойным тоном продолжила: –
Опять к ней ходил? А знаешь ли ты, что… Ну, что это я… не время сейчас, не время…
– ТЫ С ТЁТУШКОЙ ЭТО СДЕЛАЛА?! ЗАЧЕМ?! – закричал в бешенстве Сиф. Этот вопрос его тревожил больше всего.
– Ха-ха! Ну, я, а что?
– «А ЧТО»?! ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ГОВОРИШЬ, «МАТУШКА»?!
– Вот это да! Никогда я не видела тебя таким злым, ты ведь был обычным щенком, а тут… Я, наверное, просто дала тебе волю… Ну, давай, пока ты и твоя тётушка живы, ПЕРЕГРЫЗИ МНЕ ГОРЛО! Ха-ха, да, ты – НИЧТОЖЕСТВО! – подзадоривала его «мать».
– «Пока ты и твоя тётушка живы» – что ты имеешь в виду?!
– ХА-ХА-ХА! – разразилась «мать» безумным хохотом, а затем продолжила свою речь: – ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ? Думаешь ты долго, долго, ДОЛГО! Ты хоть знаешь о том, что сeгодня ночью… Настанет смертный час твоей любимой тётушки?! Знаешь об этом или нет?! Или она промолчала, чтобы не нарушить твой покой?! А?
– ЧТО?! ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ?! – звенящим от боли голосом закричал Сиф.
– Ох, Тень, мой благодетель, спасибо, что избавишь меня от этого мальчишки… Спасибо, милостивый Тёмный государь. – «Мать» начала молиться дьяволу Теню, чтобы тот принял жертву, страдалицу Маргариту, как дар. – Великий дьявол Тень, благослови меня, внешнюю твою рабыню, на молитву. Дьявол Тень, прими ты старческую жертву мою. И сделай Тёмным моё сердце! Благослови меня на жестокость с телом жертвы сей. Облей меня чёрной кровью своею, да будет так!»
Сиф, слыша её молитвы, пытался сообразить, что всё это значит: «Она поклоняется д-дьяволу… Почему? Как? Зачем? Что? Для чего она это делает?! Неужели она всегда была приспешницей дьявола Теня?! Это всё объясняет… Мне безумно страшно! Она сама как бес!!! Я не хочу об этом думать, не хочу…» – Такие мысли пролетели в голове у Сифа.
– Как хорошо делается на душе, когда обратишься к Теню…Ой, я тебя, наверное, напугала, ты не бойся, я же твоя мама, а ты мой сын. – «Мать» сказала это с совершенно другими глазами, совершенно другим голосом и с приятной улыбкой на лице.
– НЕТ! НЕТ! НЕТ! ТЫ – НЕ МОЯ МАТЬ! ТЫ – НЕ МОЯ МАТЬ!
– Раз ты так думаешь… ТОГДА ТЫ УМРЁШЬ ВМЕСТЕ С МАРГАРИТОЙ! И ТВОИ МУКИ ПРОДОЛЖАТСЯ! – с безумием в глазах закричала она.
«Мать» хотела снова начать избивать Сифа, но тот вырвался от нее, прокричав при этом:
– Ты не посмеешь меня больше избивать! Я этого не допущу!
– ОТКУДА В ТЕБЕ ВДРУГ ВЗЯЛАСЬ ЭТА СМЕЛОСТЬ?! А?
– Я не стану отвечать тебе на этот вопрос, ведь на мои вопросы ты не даёшь ответа!
В это время за маленькими окошками захудалого домишки, в котором жил Сиф с «матерью», показались люди… Много людей…Они шли с факелами, видно, на площадь, где должно было произойти нечто важное… И это было аутодафе нашей тётушки.
После избиения Маргариты «мать» сразу же отправилась в церковь, к священнослужителям, чтобы оклеветать тётю, и у неё это получилось. Она сказала: «Маргарита поклоняется дьяволу. Я наблюдала за ней и видела своими собственными глазами, как каждую ночь она уходит из деревни в неизвестном мне направлении. Она явно посещает Секту Тени, возвращаясь домой с дьявольскими глазами. Да она сама – дьявол! Духовники мои милостивые, ведь поговорка наша именно про неё нам и глаголит: «В тихом омуте Тёмные водятся», она – живой пример этому! Священники мои, давайте проведём аутодафе над ней без инквизиции, ведь смысла допрашивать такую как она – нет. Вы же знаете, как я благочестива. Мои слова – истинная правда! Прошу, давайте избавим от неё нашу Восточную деревню».
«Мать» Сифа имела огромное влияние на жителей поселения. Она была для всех мужчин в деревне страстной, великолепной в своём деле жрицей любви. От неё теряли голову… Она была воплощением эталона красоты того времени: блондинка с вьющимися волосами и высоким лбом, глаза которой отдавали прекрасным, неповторимым зелёным оттенком. Очи её на всех смотрели весело и радостно (но только не на Сифа, для него их взгляд всегда был жестоким, яростным и безумным). Она была бледна как смерть, но всё же её ланиты горели нежным румянцем. Тонкие как ниточки губы для всех виделись милыми и изящными. Аккуратная маленькая грудь, узкие бёдра и немного выпирающий живот – всё было в ней прекрасно, и это играло важную роль.
Ко всему прочему, она была великолепным оратором и чудесным лидером. Она могла повести за собой полки. Ей это было по силам.
Поэтому даже священники были ею очарованы и поддались на её просьбы.
Было сделано всё, о чем она просила священников. Сегодня весь день (пока Сиф лечил Маргариту) трубили об аутодафе… И каждый житель деревни о нём знал. Но давайте вернёмся к Сифу и его «матери»…
– Скоро ты получишь ответы на все свои вопросы… Просто пойди туда, куда все они идут, посмотри, что там происходит с твоей тётушкой, ПОСМОТРИ! ВПЕРЁД ЖЕ!
V
Не теряя ни минуты, Сиф помчался в центр деревни. На главной площади уже собралась огромная толпа, люди переговаривались между собой, глядя на Маргариту, привязанную к столбу, и на инквизитора, который готовился к своей речи. Тётя Сифа находилась в том же ужаснейшем состоянии. Стоя с отпущенной головой, она понимала: это конец.
– ТЁТУШКА! – прокричал Сиф на всю площадь. Вдруг сзади его обняла старушка Евдокия и чуть слышно сказала ему:
– Тихо, Сиф, тихо… Ты, наверное, не знал. Ты, я надеюсь, просто не знал…
– Бабушка Евдокия, что вы говорите? Не знал? Чего я не знал?!
– Кх-Кхм… – прокашлялся инквизитор, собираясь начать свою речь.
– А вот слушай, сынок, слушай, – прошелестела Сифу на ухо Евдокия.
– Жители Восточной деревни, сейчас священный суд инквизиции торжественно совершит общее аутодафе над Маргаритой, что была для нас лекарем и врачевателем. Все те, кто так или иначе примут участие в совершении аутодафе или будут на нем присутствовать, смогут воспользоваться всеми духовными милостями, какими располагают наши священнослужители. Врачевательница Маргарита приговаривается, по милосердию Мира, Бога нашего, к сожжению на костре. И я призываю на сцену свидетеля, у которого из уст будет лететь истина от самого Господа Бога.
Тут вышел человек в длинной чёрной мантии. Его невозможно было разглядеть, но Сиф сразу понял, что это его «мать».
Безумно улыбнувшись, она начала произносить свою клевету:
– Под покровом ночи каждый Божий день она выходила за пределы нашего Светлого, религиозного поселения. И куда она отправлялась? Куда?! В антиСветлую группу людей, называющих себя «Сектой Тени».
– О, ужас! – закричал народ, шокированный подобной информацией.
– И представьте себе… Представьте себе её нахальство, её наглость, когда она возвращалась в нашу с вами Светлую деревушку! Она ведь всё портит, портит людей, портит землю нашу, на которой мы живём. И вам, братья и сестры, не противно от этого?!
– Противно! – крикнула в ответ молодая женщина.
– ПРОТИВНО! – баритоном подтвердил какой-то мужичок-работяга.
– А её лицемерная, добрая улыбка, которую мы все принимали за настоящую? Не отвратительно ли это?! Её руки бесчестны уже давно, а она нас ими исцеляла! В нашу кровь из-за неё попали Тёмные пороки и недуги. Мы заражены Тенью из-за неё!
– ЗАРАЖЕНЫ! – повторили хором мужчины.
– Ужасно, ужасно понимать, что она занималась таким непристойным делом у нас, здесь – в религиозном центре нашего клана Раоки!
– Это ужасно, мамочка?! – спросила девочка у своей матери.
– Это ужасно, Констанция! Но ничего, сейчас душа этой еретички очистится от пороков через огонь.
– А тогда пусть горит! – своим детским голосом громко сказала Констанция.
– Вот умница, всё ты у меня понимаешь! – улыбнулась мать, поглаживая девочку по голове.
– Видишь, Маргарита, все против тебя, даже твои «любимые», «невинные» дети. Они чувствуют исходящую от тебя угрозу и зло. Они – дети – хотят от тебя избавиться! Избавить деревню от тебя! Слышишь ты меня?!
– С-слыш-ч-шу… – проронила чуть слышно в полном бессилии Маргарита.
– Так скажи же всем! ТЫ ПРИЗНАЁШЬ СВОЮ ВИНУ ВО ВСЁМ СОДЕЯННОМ?! – обращаясь к Маргарите, громко крикнула «мать», чтобы её услышаливсе присутствующие.
Маргарите ничего не оставалось делать, кроме как просто сказать: «Да, я виновата». У неё не осталось сил, чтобы опровергать свою виновность. Да если бы она даже и стала доказывать свою безгрешность, ей бы всё равно никто не поверил. Слишком уж убедительно прозвучала речь «матери» Сифа.
Поэтому Маргарита сказала:
– Я-я в-виноват-та… Да. Вино-оват-та.
– Мучитель, подойдите сюда, душите её, она признала свою вину! – позвала «мать» Сифа палача для совершения пытки. И каратель начал душить Маргариту.
«Зачем? Почему?» – спросите вы. Дело в том, что Маргарита признала свою вину и благодаря этому раскаянию её пытка должна пройти менее болезненно. Поэтому её сначала убьют, а потом сожгут на костре…
Сиф не мог на это смотреть, он вырвался из рук бабушки Евдокии и кинулся к помосту с душераздирающим криком:
– Что вы делаете?! ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ С МОЕЙ ТЁТУШКОЙ МАРГАРИТО-О-ОЙ! ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Н-НЕ ВЕРЮ! Водить за нос вы можете кого угодно и как угодно, но меня, моё сердце и чувства вы никогда не обманете! Какие бы вы тексты красноречиво не излагали! ВЫ НЕ ОБМАНЕТЕ МЕНЯ! НИКОГДА!
Сиф, увы, опоздал, палач уже задушил Маргариту. Но несмотря на это мальчик всё равно забрался на помост и обнял мёртвую Маргариту:
– ЗАТО ОНИ ТУТ «СВЕТЛЕЕ» ВСЕХ И ВСЯ, ТЁТУШКА! ДА ОНИ НА САМОМ ДЕЛЕ ДЬЯВОЛЫ ВСЕ, БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ! ВСЕ ОНИ!
– ЩЕНОК, ДА ТЫ У НАС, ПОЛУЧАЕТСЯ, ТАКОЙ ЖЕ?!
– Такой же? – переспросил какой-то мальчишка, приятель Сифа.
– Похоже на то… Но против веры не попрёшь! СЖЕЧЬ ЕГО ВМЕСТЕ С МАРГАРИТОЙ! – закричал вдруг дядя Артур, предложение поддержали его друзья:
– ДА! СЖЕЧЬ-СЖЕЧЬ-СЖЕЧЬ!
– Хороший паренёк был, но что поделаешь – СЖИГАЙТЕ!
И все жители поселения громким хором закричали: «СЖЕЧЬ, СЖЕЧЬ, СЖЕЧЬ, СЖЕЧЬ, СЖЕЧЬ, СЖЕЧЬ, СЖЕЧЬ!»
Каратель начал поджигать Маргариту. Сифа не привязали к ней, он и без того изо всех сил вцепился в неё. Он хотел сгореть заживо вместе с Маргаритой… И вот уже все вокруг них охватил огонь… Но Сиф всё так же стоял рядом с умершей тётушкой, пока в голове его не промелькнули её слова: «Я рада… Что я для тебя уже не жизненно важный орган, без которого ты в скором времени сгинешь. Ты можешь справиться, ты самостоятельный, ты взрослый, ты ответственный. Поэтому… Когда моя рука перестанет держать твою и когда я уже просто не смогу вести тебя за собой по тропе бытия… Я смогу с Миром отпустить тебя… По этой тернистой дороге жизни… Ты сможешь, ты справишься – я верю».
«Она говорила про этот день. Она говорила про этот час… Я уверен, она бы сказала это же сейчас, если бы была жива… Она хотела и хочет, чтобы я остался в живых. Это ведь её послание сейчас мне. Это её предсмертное желание, – пришло на ум Сифу. – Значит, я должен исполнить её последнее желание… Её вера в меня держится сейчас за меня, а не наоборот. Поэтому я должен выжить – это мой долг перед тётушкой. Мой долг…»
Собравшись с силами, исполненный чувства долга и ответственности перед своей тётушкой, Сиф выбежал из пламени.
– СМОТРИТЕ, СИФ ВЫБЕЖАЛ! – прокричал один отрок.
– Ну что вы стоите?! ЖИВЕЕ, БЕРИТЕ ВИЛЫ, ФАКЕЛЫ! ДОГОНИТЕ ЕРЕТИКА! И ОТПРАВЬТЕ, КАК ДОГОНИТЕ, ВО ДВОРЕЦ, СРАЗУ НА СТРАШНЫЕ МУЧЕНИЯ! ДОГОНИТЕ ЕРЕТИКА! – закричала «мать» Сифа, обращаясь к жителям деревни.
VI
Жители похватали всё, что им было велено, и побежали за Сифом.
А наш герой мчался во весь дух, но силы его, увы, были не бесконечны. После пятнадцати минут безостановочного бега он был полностью измотан. А что было после того, как его настигли односельчане, он вообще не помнил.
– Я был без сознания вплоть до того момента, когда меня принесли во дворец… Но на ум мне приходит мысль, что, наверное, я зря выбежал из огня. Ведь я мог там окончить свою жизнь вместе с близким мне человеком, а тут я умру один… И ради кого я сейчас живу, ради чего? Ради тётушки, но всё же это так бесцельно – жить ради умершего… Ведь живой не должен жить умершим, иначе он сам станет подобен мёртвому, – закончил свой печальный рассказ наш герой.
– Ну что ты такое говоришь, Сиф… Не зря, всё не зря! Ты жив, и это главное! Если захочешь, ты сможешь многого достичь и доказать, что твоя тетушка не зря верила в тебя. Возможно, у тебя впереди долгая жизнь, полная интересных событий и новых встреч… Вот, например, ты уже встретил меня… Разве и вправду всё зря?.. Знал бы ты, Сиф, как я хочу, чтобы всё это было не напрасно!
– Ты так сильно переживаешь за мою жизнь?..
– Ты хороший, добрый человек, у которого всё впереди. Ты не должен так думать. У каждого в жизни бывают трудности, но это не повод умирать из-за них. Не живи случившимся с тобою невзгодами – это самое главное. Иначе и вправду… и вправду… – говорила Ганва Сифу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Но давай… Все наши проблемы переживём вместе!
– Да, Ганва, мы справимся… Вместе! – сказал Сиф. На щеках мальчика заиграл румянец, а лицо озарила улыбка. Ганва нежно обняла его, и Сиф, глядя на девочку, подумал: «Теперь ты, Ганва, – моя единственная надежда на светлое будущее. Главное, чтобы эта надежда не разбилась на тысячи осколков… Но на этот раз я свою надежду сберегу во чтобы то ни стало».
Глава 4. Справедливость
Нравственные качества справедливого человека вполне заменяют законы.
Менандр
I
Сиф и Ганва долго сидели рядышком, разговаривая о добром и позитивном.
Теперь, когда они были вместе и беседовали о разных приятных вещах, они как будто позабыли, что находятся в темнице, наполненной кромешной тьмой и небывалым ужасом. Наоборот, она даже казалась им чем-то светлым и хорошим. Им было так хорошо вместе, что они не замечали вокруг себя ничего плохого… Однако рано или поздно все хорошее заканчивается.
Ночью одна из служанок решила проверить, спит ли Ганва. И когда увидела, что Ганвы нет в постели, она забила тревогу, да такую, что весь дворец стоял на ушах. Начались поиски, к которым были подключены все, кто находился во дворце, обыскивали каждый уголок. И вот очередь дошла до Франца и Альберта – охранников темницы. Может, они в курсе побега Ганвы? Королева поставила задачу гонцу – Гэвину, выяснить, что стражи знают об исчезновении нашей героини.
– Знай, Гэвин, к этому поручению необходимо отнестись со всей ответственностью, – наставляла его королева.
– А я что же, безответственный? – обиженно возразил тот. – Я всегда был серьёзен!
– Не надо мне рассказывать, знаю я вашу «ответственность». – Мать Ганвы хмуро посмотрела на гонца. – Или не помните, что было, когда я вас отправляла в Ижюсфэе, чтобы проверить обстановку в этой деревне? Слухи ведь ходили, что в этой деревне тогда разбойников и бандитов много развелось.
– Ну не надо уж это припоминать, матушка!
– Матушка?! Да какая я тебе матушка, видно сразу, что просто не хочешь, чтобы твой, так скажем по-простому, по-народному, «косяк» всплыл снова, и чтобы твоя «матушка» пристыдила такого как ты – пьяницу.
– Нет, ничего не говорите, прошу вас! – начал умолять королеву гонец.
– А я все же напомню, возможно, вы станете ответственнее подходить к государственному делу! Помните ведь этот проступок, когда вы показали всю свою «серьёзность»?
– Не стоит! – прокричал Гэвин.
– МОЛЧАТЬ! Ещё смеешь мне тут перечить… Ещё хоть слово, и ты отстранен от службы!
– …
– Итак, напоминаю тебе о твоём плохом поступке. Отправляю, я, значит, тебя, «уважаемый друг»… Куда? Правильно, в деревню Ижюсфэе, чтобы проведать жителей, посмотреть на обстановку в целом, мало ли, и вправду грабители развелись. Тогда я оправила тебя – нового гонца. ТЫ, как получил несколько серебряных, видно, СРАЗУ отправился в трактир – вот какой ты «ответственный!» А что дальше? – Дальше ты с товарищем своим, с вином, начал писать на пергаменте корявыми буковками: «ВсЁ хоРоШО И чИСтО». Хорошо, что добрые люди смотрели за тобой, как за дитём малым и доложили мне. Я отправила в Ижюсфэе другого человека… А ТЫ! Если бы не твоя семья, которая тебя же устроила сюда, ты бы уже давно был бы ОТСТРАНЕН! Скажи им спасибо, и руки поцеловать не забудь… – произнесла с насмешкой королева Элизабет.
– Ладно, всё, я исправлюсь. Только дайте мне шанс, и я и вправду изменюсь: буду подходить с ответственностью к государственному делу.
– Даю тебе всего один шанс. А теперь отправляйся в темницу и выведай про мою белокурую оранжеглазую десятилетнюю дочь. И поспеши! – поторопила его королева.
Посланник королевы побежал что есть мочи в темницу, у входа в которую его встретили Франц и Альберт.
– Здравствуйте, стражи-товарищи! – поздоровался запыхавшийся от бега Гэвин. – Я гонец, меня прислала королева.
– З-здрав-вствуйте… – спрятавшись за Франца, проронил, дрожа от страха, Альберт. – Ч-что в-вам здесь н-нужн-но? Ф-фран-нц, он-н нам-м – вр-раг?!
– Альберт, ты слепой и глухой? Он наш! – рявкнул Франц на напарника. А после обратился к гонцу: – Он трус, не обращайте на него внимания. Зачем вы сюда явились? По какому делу?
– Видите ли… Пропала дочь королевы Элизабет. Её везде ищут и не могут найти. Может, вы видели её или что-нибудь знаете про то, куда она подевалась?
–Франц, а у Её величества разве есть дочь?
– Извините его, он совсем того, этот Альберт. Даже не знает, что у королевы дочь есть… – разгневанный Франц адресовал последнюю фразу Альберту. Потом он продолжил говорить, снова обращаясь к гонцу: – В любом случае, мы не слышали и не видели ничего заслуживающего внимания… Мы же вон где находимся – на глубине, в темнице, до нас все новости доходят только на утро…
– Ну, ладно… Извините, что потревожил, – сказал расстроенный Гэвин, уже собираясь уходить.
– Стойте! – вдруг остановил гонца Франц. – Я тут поймал… одну преступницу сегодня ночью, сообщите об этом королеве. Ей тоже полагается казнь… Решиться спасти этого… мальчишку-еретика, ворвавшись в темницу – такое явно ей с рук не сойдет.
Гонец в раздумьях замолчал, но потом всё же решил задать Францу важный вопрос.
– На сколько лет выглядит эта преступница?
– Девчонка, она сверстница того еретика. Лет так десять-одиннадцать…
– Хм… – гонец вспомнил последние слова королевы, обращённые к нему: «А теперь направляйся в темницу и выведай, не знают ли охранники что-нибудь про мою белокурую оранжеглазую десятилетнюю дочь».
– Что такое, гонец? – спросил его Франц.
– Покажите мне эту преступницу… Возможно, что это и есть королевская дочь… Все варианты, даже самые невероятные, нужно учитывать и проверять.
Франц, Альберт и Гэвин направились в сторону шестьдесят четвёртой камеры.
Туда, где были заключены наши герои. А когда пришли, увидели такую картину: Ганва спала на груди у Сифа, обняв его за шею, а мальчик неподвижно сидел, уперевшись щекой в макушку Ганвы, и нежно поглядывал на спящую.
Сиф был встревожен приходом Франца, Альберта и гонца.
«Что им здесь нужно?!» – в мыслях спросил он себя.
Тут Франц подошёл ближе и, поднеся факел к лицу Ганвы, спросил у Гэвина, не это ли королевская дочь. Гонец внимательно посмотрел на Ганву и радостно воскликнул:
– Да-да, это она!
Ганва проснулась из-за всего происходящего и сонно спросила своего нового приятеля:
– Что происходит, Сиф?
– Я не знаю, Ганва. Только ты не волнуйся, я надеюсь, скоро всё уладится… – сказал шёпотом он.
Тут Франц взял Ганву за запястье.
– АЙ! – вскрикнула девочка от неожиданности.
– ФРАНЦ, НЕМЕДЛЕННО ОТПУСТИТЕ ЕЁ! – Кандалы на руках не давали Сифу сдвинуться с места, поэтому он мог лишь яростно кричать. – ЗАЧЕМ ОНА ВАМ ПОНАДОБИЛАСЬ?! ВЫ ВЕДЬ САМИ ЗАКЛЮЧИЛИ ЕЁ ЗДЕСЬ, В ТЕМНИЦЕ! Зачем?!
– Франц, неужели это правда? Вы сами, по собственной инициативе, ничего не сообщив начальству, посадили девочку в темницу без суда и следствия?! Дочь… королевы?
Франц не хотел говорить на эту тему, поскольку считал своим долгом задерживать и заключать под стражу всех, кто вел себя неподобающе. И ждать, пока наверху примут решение, он не собирался. Он всегда был нетерпелив и горяч.
II
– Моя обязанность – охранять, – заговорил наконец Франц. – И я должен задерживать даже таких наглых и уверенных в себе детишек. Я не воспитатель, я не родитель, который всего-навсего отправит в угол. Я – страж.
Я тот, кто защищает этот свет от нечестивых уродов, держа их в темноте и под замком. Я охраняю спокойствие крестьян, дворян, духовенства и правительства.
И для меня преступник – в любом возрасте преступник, потому что каждый может в любом возрасте оказаться в таких обстоятельствах (например, плохое воспитание, унижение, поражение тебя как личности, а также связь с плохими людьми), которые ведут к нарушению закона. Сначала по мелочи: украденное на рынке яблоко, драка со сверстниками до крови и увечий, прогул церковных богослужений… А потом по-крупному: кража имущества у дворян и благочестивых людей, убийства ради развлечения, отступление от веры и в итоге – вступление в Секту Тени… – Франц повернулся к Сифу, грозно глядя на него. – Пусть меня казнят за это, пусть. Я всё равно буду верен своему делу. Ведь я его исполняю, как будто несу священное бремя. Оно – моё. И я его не брошу даже в тисках смертельных пыток. Раз пошёл по дороге, выбранной тобой обязанности, – так дойди до конца этого пути. Ибо если ты свернёшь с него, то чего-то стоящего ты явно не достигнешь, а получишь только обрывочные умения и навыки, которые в будущем тебя не поведут за собой, не помогут преодолеть дебри трудностей, что требует опыта. Поэтому изменить своему делу – значит обречь себя на тяжкие испытания.
Ладно, что-то разговорился я тут… Ведите девчонку во дворец.
– ФРАНЦ, СКАЖИТЕ МНЕ, ЗАЧЕМ?! – вдруг вскрикнул Сиф.
– А пусть она сама тебе скажет, «зачем» и «почему».
– Ганва?.. – обратился Сиф к ней.
– Я просто… Королевских кровей… Я сбежала, но меня… нашли. Если бы этого не случилось, то я бы не ушла. Меня нашли, но я успела сделать то, что хотела. Я выяснила о тебе самое главное. Сиф, обещаю, я приложу все усилия для того… – Тут Франц сердито посмотрел на Ганву. – Ну, в общем, я надеюсь, что ты уловил мои мысли. До скорой встречи, Сиф! – сказала она с еле заметной улыбкой на лице.
– До скорой встречи, Ганва… – тихо ответил мальчик.
Гонец повел Ганву во дворец. И каково же было удивление королевы, когда она узнала, что Ганва была вместе с «еретиком». Она могла предположить всё, что угодно, но только не это. И тогда королева решила наказать свою дочь за то, что она водится с такими, как Сиф. Ганва была заперта в своей комнате; ей не разрешалось выходить оттуда, гулять по дворцу; в этот день она должна была голодать, есть и даже пить ей запрещалось. «Жестоко», – скажете вы. Но какой поступок, такое и наказание. Всё же её поведение было в глазах благочестивых людей ужасным и безнравственным.
Во время своего наказания Ганва долго размышляла, справедливо это или нет: «Стоит ли мне обижаться на это? Грустить и унывать? Любой другой на моём месте так бы и сделал, причитая: «Так не честно! Где справедливость?! Это безжалостно!». Но что мне об этом им кричать? Они все равно не поймут. Люди, что смотрят только на поверхность, никогда не смогут понять чего-то истинно глубокого.
С такими людьми не о чем говорить, им нечего доказывать. Потому что они и вправду не поймут и сочтут это за плохое, преступное.
… А что сказать по поводу наказания? Всё это придумано для раскаяния для того, чтобы пристыдить меня. Чтобы мне стало невыносимо находиться в этой комнате со своим душным грехом. Но ведь у меня своя правда, я видела то, что не видели они. Я слышала то, что не слышали они. Променять правду на стыд для ублажения других – это ли не страшно? Пусть они считают меня за человека, у которого в приоритете находится гордость. Пусть… Но это никогда не сломит мою истину».
Вечерело. Ганва думала, как ей выбраться из комнаты, ведь скоро настанет смертный час Сифа. Ганва обещала ему, что спасёт его от косы смерти и избавит от пыток. Она, по крайней мере, думала об этом…
Когда наши герои прощались в темнице, Ганва (сама не понимая до конца, что её толкает на все эти поступки – то ли простая доброта, то ли что-то иное) очень хотела помочь Сифу добиться спокойствия, радости и справедливости в жизни.
А за Сифом в то время уже пришёл Франц:
– Эй, еретик, сейчас пойдёшь готовиться к своей смерти. Ты рад, что избавишь этот свет от такого как ты?
– …
– Ха! – прозвучал смешок стража. – Твоя принцесса не спасёт тебя. Её, я слышал, наказали, и поделом ей…
Сиф упрямо склонил голову и решил опровергнуть слова Франца:
– Неправда… Я не верю вам, Франц! Она обещала, и она сделает всё ради того, чтобы мне помочь. Ганва – самая добрая и милосердная, рассудительная и справедливая. Она… она найдет выход из этой ситуации, я знаю это! Я верю той, что спасёт меня, а не вам.
– Как знаешь… Но настоящая ли эта твоя «спасительница». Истинный Спаситель – он для всех благодетель, а не только для тебя… единственного, – ответил Франц, освобождая Сифа от кандалов.
Но тут же, не давая свободы его рукам, страж нацепил на них колодки и повел нашего заключённого на центральную городскую площадь.
Ганва предчувствовала, Ганва понимала, что вот-вот начнётся аутодафе Сифа. Решения нужно было принимать здесь и сейчас. Идти на любой риск.
Необходимо было только каким-то образом выбраться из дворца. Она надела свою броню (вдруг придётся защищаться от преследователей после спасения Сифа), длинный плащ, взяла с собой меч в виде крюка и завершила свою экипировку серебряной маской, скрывающей ее лицо. И вот она уже готова.
Девочка решила покинуть дворец через окно в ее спальне. В последний раз окинув взглядом комнату, она вылезла в окно и оказалась на свободе. Ганва попала на валганг – боевой ход, который располагался на крепостной стене дворца. В то время он серьёзно охранялся в связи с последними событиями. Ганва знала это, однако она всё равно решила пройти по боевому ходу. Как не крути, рисковать бы ей пришлось везде.
– Смотрите, сержант, кто это?! – закричал один рядовой.
– ЯСЕН ПЕНЬ, КТО ЭТО! – рявкнул на рядового сержант гвардии. —ЗАДЕРЖАТЬ ДЕВЧОНКУ! Раз-два, раз-два, раз-два! ЖИВЕЕ!
«Мне даже как-то приятно, что охранять меня поставили гвардейский полк. Но слабые не могут держать в оковах сильного, ведь он все равно сразу же вырвется. Во мне видят силу, поэтому и ставят гвардейцев. Проверю-ка, точно ли они рассчитали мою силу и силу своих подчинённых.
– Стойте, где стоите, Ганва! Знаете ведь, чем это для вас кончится! Зачем продолжаете?! – громко сказал сержант.
Ганва в ответ усмехнулась, доставая из ножен свой меч:
– Знаю, только вот вы не знаете причин, по которым я это продолжаю.
Ганва пошла напролом, раня гвардейцев. Очень быстро, одного за другим, она всё время атаковала рядовых.
Они пытались оказывать сопротивление, но без толку:
– Ч-что нам делать, сержант?! Мы не можем ей противостоять! – закричал в панике один из гвардейцев.
– Не подводить нашего капитана, не подводить капитана! Не позорить честь нашего командира тем, что мы не можем схватить десятилетнюю девчонку, не позорить честь нашего командира! – надрывался сержант. – ВСЕ СЛЫШАЛИ МЕНЯ?!
– ТАК ТОЧНО, СЕРЖАНТ! – откликнулись гвардейцы.
Ганва в это время продолжала двигаться вперёд, изящно и уверенно атакуя своих противников. Здесь были кровь и раны, но не было тут смертельной бойни. Атаки её были умеренны. Целью Ганвы было не убивать противников, а спасти ни в чём не повинного Сифа от аутодафе. Истребить гвардейцев – это не то, к чему она стремилась.
И вот уже всем рядовым были нанесены серьезные ранения. Остался только сержант, он подготовился к нападению, но перед этим сказал:
– Мне говорили, что вы, Ганва, обладаете огромным потенциалом во владении мечом, но чтоб таким…
III
Но Ганва не слушала его похвалы, она как молния бросилась в атаку.
Она усвоила урок своего прошлого наставника, силы которого она уже давно превзошла. Он высказывался об этом так: «Разговоры во время поединка никогда не приветствуются, сам говорящий должен понимать, что его концентрация внимания падает. А у противника появляется время для того, чтобы нанести болтуну смертельный удар».
Ганва, помня наставления прошлого учителя, совершила тот самый смертельный удар, сама того не желая. Она пробила доспехи сержанта, и ей оставалось совсем немного, чтобы разрезать его на две части. Но наш сержант оказался крепким орешком.
Он схватил слабеющей рукой меч Ганвы и сжал его с такой силой, что даже свою руку изранил до крови об этот острый крюк. Затем выдернул оружие из своего тела, изо рта у него полилась кровь, и, еле держась на ногах, он, задыхаясь, сказал свои последние слова Ганве:
– К-кха-ха… молодец, девочка… Продолжай в том же духе. Я верю… к-х… в тебя…
И окровавленный, с открытыми стеклянными глазами, он упал прямо на Ганву.
– АХ… А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! – закричала Ганва, поняв, что она совершила. Ужас охватил её. Она убила… Убила человека. Голова её раскалывалась от осознания содеянного. В тот момент Ганве хотелось вырвать своё сердце и вставить его сержанту, лишь бы он ожил. Она не хотела жить с таким грехом на душе. Но, увы, мой друг, этот грех она не искупит… Совершён первый, будет и второй, а затем третий, четвёртый…
Не совершай таких скверных действий, которые будут повторяться множество раз.
Но вернёмся на валганг. На крик прибежал легко раненый гвардеец и увидел своих израненных товарищей и убитого сержанта, что оставался по приказу командира за старшего.
– С-СЕРЖА-А-АНТ! – всхлипывал гвардеец. – Э-э-эх, сержант! Молодым погибать – это ведь бессмысленно, сержант. Зачем ты нас покинул, верный товарищ? Зачем, братец?!
Понемногу подтягивались остальные рядовые, они поняли, что произошло с их сержантом.
– Теперь он навсегда останется молодым. А он ведь только-только дожил до черты своего двадцатилетия. Земной возраст его остановился… Начался новый возраст с момента, когда его победила смерть. Он был настоящим героем, который отважился взять на себя командование гвардией. Он был настоящим героем…
– Надо отправить гонца на аутодафе, к самой королеве, все должны знать о том, что здесь произошло! Так, я думаю, сказал бы наш сержант, поэтому пойдёмте, раз-два, раз-два, раз-два! Живее! – произнес со слезами на глазах другой рядовой.
Ганва же к этому времени уже успела убежать. Она направлялась к месту проведения аутодафе, в то время там уже зачитывался смертный приговор:
– Жители-с города Храбрости сим извещаются, что суд инквизиции города и клана Раоки торжественно совершит аутодафе над еретиком Сифом одиннадцати лет отроду. Все жители-с, что примут участие в совершении очищения еретика или будут присутствовать на указанном аутодафе, воспользуются всеми Светлыми милостями, какими располагает первосвященник. Еретик приговаривается к месяцу пребывания в Пыточном гробу.
Пыточный гроб – это металлическая клетка, которую подвешивали на большой высоте, и которая полностью обездвиживала жертву. Смерть в ней была долгой и мучительной. Плоть приговорённого клевали птицы, а прихожане кидали в заключённого камни. И в этой клетке Сифу предстояло пробыть месяц, даже после своей смерти он должен был висеть там.
И Сифа подвесили… Его долго оскорбляли, кидали в него камни, проклинали, поливали грязью. И у нашего героя начались галлюцинации:
– Боль… но… МНЕ БОЛЬНО!
– БОЛЬНО?! МАЛО ЛИ, ЧТО ТЕБЕ БОЛЬНО, ЩЕНОК НЕСЧАСТНЫЙ! – закричал один из жителей.
– Щ-щенок? Я был уже щенком…
«ЩЕНОК, ДА ТЫ У НАС, ПОЛУЧАЕТСЯ, ТАКОЙ ЖЕ?!»
«ЭТА СУКА ЗАЛИЗЫВАЕТ ТЕБЕ РАНЫ! ЕСЛИ БЫ НЕ ОНА, ТЫ БЫ ДАВНО СДОХ, ЩЕНОК!»
«ЩЕНОК НЕСЧАСТНЫЙ! Где ты, тварь?! СДОХ, КАК Я ТЕБЕ ВЕЛЕЛА?!».
– Не переживай, «мамочка», я сейчас же умру, сейчас же…
– Как это же хорошо! Ты избавишь меня от бед, и я наконец-то принесу тебя в жертву Тени. Я очень рада!
– А? Как ты оказалась здесь, на высоте…
– Я просто пришла тебя поблагодарить за то, что ты сейчас умрёшь, – улыбнулась «мать».
В Сифа снова бросили камень:
– Ай-ай, БОЛЬНО! – завопил наш герой.
– Привет, мой мальчик! Тебе больно?
Маргарита тут же принялась дуть на место, куда прилетел камень:
– Так лучше, Сиф? – спросила, улыбаясь, Маргарита.
– ТЁТУШКА! ЧТО ПРОИСХОДИТ?! БУДТО ПАРАД ПРОШЛОГО, Я НЕ ХОЧУ ЕГО ВСПОМИНАТЬ! Я… Я… хочу убежать!
Я всё время хотел убежать от «матери» и не попадаться ей на глаза.
Куда угодно, но только чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать этого всего. Это не мама; это – чудовище! – Так отвратительно понимать, что это близкий тебе по крови человек».
– Я чудовище для тебя? – спросила его снова «мать».
– Хватит! Хватит! ХВАТИТ! Я СХОЖУ С УМА, Я СХОЖУ С УМА, Я СХОЖУ С УМА! Я не должен это видеть!
В голове Сифа всё перемешалось, он ничего не понимал, хоть и был в сознании. Он пришёл в себя, когда была уже глубокая ночь.
– Ночь. А я… здесь. Ганва… Ганва так и не смогла. Хотя… она не обязана спасать меня. Но… но… Я бы хотел ещё бы раз взглянуть на неё. Она уже сделала для меня большое дело… она подарила мне надежду накануне смерти, тогда, когда даже и речи не могло о ней идти… Жизнь моя не столь важна, как подаренная ею надежда. Ганва, я буду хранить её вечно, даже после своей смерти я буду хранить надежду, которую ты мне подарила…
Вдруг… На площади появился неизвестный в серебряной маске. Он огляделся вокруг, потом достал из ножен меч в виде крюка и кинул его в канат, на котором был подвешен пыточный гроб. Меч попал в канат и перерезал его, пыточный гроб упал и раскололся на две части.
– Ты цел, Сиф? – спросил незнакомец, снимая маску.
– Да… Ганва, это ты! Я так рад! Я очень рад увидеть тебя снова!
– Ты весь в ранах… Мы сейчас пойдём ко мне домой, я всё объясню матери, и тебя обязательно вылечат! – сказала с нежностью Ганва.
– Я уже, кажется, вылечен… – покраснел Сиф.
– ЭЙ, КТО ТАМ?! – закричал какой-то человек из темноты.
– Быстрее, Сиф, побежали отсюда, пока нас не заметили!
– Побежали!
И они отправились во дворец. А там их уже поджидал гвардейский полк. По приказу королевы их сразу отвели в тронный зал.
– Королева Элизабет, мы привели, привели их!
– Отлично, а теперь идите с Миром. Я должна их допросить…
– Здравствуй, мама, – поклонилась Ганва и тихо сказала Сифу: – Поклонись, Сиф, так положено. – Сиф так и сделал.
Королева, пристально глядя на Сифа, спросила Ганву:
– Ты хочешь осквернить всех и вся, Ганва?
– Я никого не оскверняла, и не хочу… осквернять. Что для вас низко, то для меня высоко.
– ВЫСОКО БЫТЬ ЕРЕТИКОМ?! – закричала вдруг королева.
– Я все объясню тебе, матушка… Сиф вовсе не еретик. Он тот, которого заточила в цепи клевета ненавидящего его. Он не должен страдать из-за ненависти другого! Это безнравственно. Сиф хороший человек. Он помогал жителям деревни, был добр ко всем… Просто из-за неприязни собственной «матери» он был оклеветан и подвергся пыткам. Я не знаю, мама, как там проводилась инквизиция, что его приняли за еретика. Но то, что это ложь, наговор, лукавство – это я знаю точно.
– И что ты мне предлагаешь, Ганва?! Оставить эту крысу у себя во дворце?
– Он не крыса, он – человек! Никто не смеет, кем бы он ни являлся, оскорблять другого! Ты, матушка, ему не бог и не родитель давать такое имя! Кто даёт такое оскорбление как имя другим, тот сам с этим именем и ходит! – в бешенстве закричала Ганва, взяв Сифа за руку. – Я не позволю оскорблять того, кого я спасла!
– Ганва… – окликнул её Сиф.
– Сейчас, Сиф, подожди немного.
– Смелая, смелая дочь. Ты мне напоминаешь своего отца, – улыбнулась королева. – Он тоже защищал слабых. В тебе его кровь… И частичка его всегда с тобой и со мной, когда я на тебя посмотрю…