Катарина

Зимняя ночь,которая окутала город
безрадостными, хлесткими лицами с
мерлийскими нитями-это сам дьявол
решил спеть городу песню.
ГЛАВА 1 КАТАРИН
Зимняя ночь стояла лютой и беспощадной. Снег летел крупными хлопьями, хлестал лицо ледяными иглами, а ветер выл так, будто сам дьявол решил спеть городу похоронную песнь. По пустынной улице шагала Катарина – худощавая, в рваном платье и тонкой куртке, которая уже давно не грела. С каждого её шага доносился хруст настоптанного льда. Живот сводило от голода, но боль давно превратилась в привычный гул где-то под рёбрами. Она проходила мимо барной двери, из которой вырывался тёплый, пропахший водкой воздух. Несколько подвыпивших мужиков валялись у входа, ругались и смеялись. – Эй, призрак! – хрипло гаркнул один, заметив её. Катарина остановилась и подняла глаза. В тусклом свете фонаря её зрачки показались бездонными – голодными и злыми. Мужик, уже занёсший руку, чтобы схватить её за плечо, вдруг осёкся. В этой девушке было что-то такое, от чего даже пьяный мозг чувствовал опасность. – Ты… ты чего? Шутка же… – начал он, но договорить не успел. Катарина медленно вынула нож. Лезвие сверкнуло, отражая единственный фонарь. Мужчина попятился, споткнулся о мусорный бак и рухнул в перевёрнутое ведро с отходами. Банки и объедки разлетелись, жирная жижа брызнула на сапоги. – У-уё… уйди от меня! – заорал он, барахтаясь, бесполезно выставляя руки. Катарина наклонилась, коснулась ножом его подбородка и прошептала: – В следующий раз – не лезь. Потом развернулась и растворилась в метели. Через пару кварталов она нашла заброшенный двухэтажный дом: выбитые окна, дверей нет, на стенах чёрные потёки копоти. Пробравшись внутрь, Катарина подняла с пола старый матрас, раскинула на нём потрёпанное одеяло и прикрыла пролом в окне картоном. Нашла жестяную банку, набила обломками досок, высекла искру и развела маленький костер. Огонь трепетал, бросая ломкие тени. Тепло струилось, но желудок продолжал рычать. Она уже почти задремала, когда краем глаза уловила движение. В щели между шкафом и стеной кто-то шевельнулся. Катарина не шелохнулась, лишь крепче сжала рукоять ножа. Из-за шкафа выскользнул бродяга – грязный, обросший, с мутными глазами. В руках верёвка. Он приближался неслышно, как крыса, решив, что девушка спит мёртвым сном. Когда до неё оставалось меньше метра, Катарина молниеносно вскочила. Нож вспыхнул в пламени и впился мужчине в бедро. – А-а-а! – завопил тот, хватаясь за кровоточащую рану. Он рванулся назад, но девушка полоснула по его предплечью. Верёвка упала на пол. Бомж заорал, развернулся и, хромая, помчался прочь. Ветер мгновенно смёл кровавый след со ступенек крыльца. Катарина тяжело опустилась у тлеющих дров. Сил почти не осталось. Она прислонилась спиной к стене, держась за нож, и уснула сидя – но уже без страха. Впереди её ждала долгая ночь, а потом – долгая и отчаянная дорога мщения. Дядя, убивший её отца и брата, ещё не знал, что его время тоже тает, как январский лёд под огнём ненависти.
─────────ГЛАВА 2.СЛЕД НА СНЕГУ ────────────
Утро в промёрзшем городе напоминало серую кальку: ни цвета, ни запахов, только режущий свет с неба и вихри пороши, гуляющие между остовами домов. Катарина проснулась, едва сумев разлепить ресницы, слипшиеся от инея. Ночь ушла, но холод остался – теперь он, кажется, поселился прямо в костях.
Она спрятала нож во внутреннем кармане куртки и вышла наружу. Вчерашний метельный вихрь осел, утонув в сугробах высотой по пояс. Шаги вязли, зато кровь на снегу – след нападавшего – была почти незаметна. Девушка обернулась: ни одной души. Хорошо.
Цель сегодняшнего дня – достать еду, тёплую одежду и, главное, сведения. Без этих трёх пунктов до дяди Феликса – человека с длинными руками и ещё длиннее списком грехов – она не доберётся.
Сначала – рынок у старого вокзала. Место дурное, но здесь можно поменять что угодно на что угодно. Катарина нашарила в кармане дребезжащую мелочь и блеснувший обломок серебряного медальона – единственное, что осталось от матери. Решение было горьким, но голод оказывался горше.
Рынок встретил её запахом копчёных крыс, горячего масла и человеческой толкотнёй. Деревянные лотки стояли вперемешку с кострами в бочках. Люди торговали батарейками, патронами, консервами, краденым детским платьем – всем, что ещё держалось на плаву в этом утопающем мире.
Из дымной полутьмы материализовалась сухопарая фигура в шинели. С Северином – контрабандистом и слухачом – Катарина пересекалась лишь однажды, но запомнила его серые, лишённые искры глаза.
– Девчонка. – Северин кивнул, будто ждал. – Слышал, тебе нужна правда, а не роскошь.
– Сначала хлеб. – Она ткнула медальоном. – Потом правда.
Контрабандист поднёс серебро к глазам. По губам скользнула трещина усмешки.
– Годится. Держи. – Он бросил ей полотняный мешочек. Тепло, исходившее от буханки, обжигало ладони. Ещё бы – печь на рынке топили редко.
Катарина не сдержалась: откусила прямо тут, смакуя вкус дрожжей и соли, – первый настоящий хлеб за многие недели. Потом заправила остатки за пазуху и подтолкнула Северина к костру, где было чуть тише.
– Говори.
– Феликс сегодня в городе, – начал тот. – Две недели отсиделся на загородной базе, а ночью вернулся проверить «склады». По слухам, хочет вывезти оружие и исчезнуть до весенней оттепели. Если он уйдёт – его не поймать.
– Где склады?
– Южная промышленная зона. Старый химзавод «Астория». Снаружи – сторожевые, а под землёй тоннели. Получить карту? – Северин подмигнул. – Но карта обойдётся дороже медальона.
Катарина молчала. Ветер натягивал её куртку, будто считал дыры.
Северин растянул пальцы:
– Нужна услуга. Отработаешь – получишь схему подземки и, может, билет к самому Феликсу.
– Что за услуга?
– Вечером на рынок пригонят груз «фреона», – прошептал он. – На деле там люди – пересыльные рабы. Их держат во второй ветке туннеля за вокзалом. Перережь охрану, открой клетки. Тихо, без шума. Тогда я – твой должник.
Катарина собрала губы в тонкую линию. Любая задержка могла стоить шанса добраться до Феликса. Но оставить людей? Она вспомнила дрожащего парня из-под шкафа, верёвку, затянутую в узел. Второго выбора не было.
– До вечера далеко, – сказала она. – Схема будет у меня к рассвету.
– Тогда договариваемся. – Северин протянул руку. – В восемь ноль-ноль за вокзалом. Не придёшь – забуду имя Феликса.
Катарина пожала ладонь, чувствуя, как холод его пальцев спорит с раскалённым огнём внутри неё.
До наступления темноты оставалось всего несколько часов. Девушка спряталась в подвале полуразрушенной библиотеки, проверила нож, затянула тканевый ремень на талии. Пригодились и три самодельные «пищалки» – бутылочные осколки в жестянке, что звенят при малейшем касании; детская игрушка, превратившаяся в сигнализацию.
Она вышла из укрытия, когда солнце, водянистое и слабое, почти коснулось крыш.
Туннель за вокзалом дышал сыростью. Вход охранял всего один громила – пуховик, шапка с ушами, автомат через плечо. Катарина подкралась сзади: камень, точный удар в висок, – и тело с тихим всхлипом осело в снег. Она стащила автомат, проверила магазин: тринадцать патронов – больше, чем нужно.
Внутри туннеля пахло топлёной резиной и мочой. Железные двери, решётки, ржавые цепи. Двое охранников сидели за столом, споря о чём-то, перегоняли фляжку. Катарина подняла автомат, задержала дыхание, скользнула в коридор.
Две короткие очереди – и воздух наполнился порохом. Один охранник упал сразу; второй успел вскрикнуть, схватившись за плечо, но нож в грудь оборвал звук. Тело глухо грохнулось, затихло.
Девушка перерезала трос на вороте. Дверь клетки поехала в сторону:
– Ш-ш, – прошептала она пленникам, – тихо.
Голоса дрогнули, испуганные люди потянулись к свободе. Среди них – девочка лет десяти, старик с ободранным ухом, паренёк с бинтом на глазу. Катарина показала на выход:
– Прямо и налево – наружу. Там никого.
Она сунула автомат старшему из пленников:
– Если кто встанет на пути – стреляй. Понимаешь?
Тот судорожно кивнул. Люди один за другим потянулись к снегу, как к свету после тьмы.
В туннеле опять стало тихо. Катарина подняла патрон, перекатился гильзой в кулак, – тёплая бронза напомнила: время. Она вытерла нож, спрятала «пищалки» обратно – могут пригодиться на химзаводе.
Снаружи было уже по-ночному темно. На горизонте, в южной промзоне, вспыхивали редкие всполохи прожекторов. Там ждал Феликс – убийца её семьи, человек, который считал, что закрыл все долги кровью. Но сегодня Катарина переписывала бухгалтерию.
Она шагнула в ночь, слыша за спиной шелест освобождённых людей, словно подтверждение: долг Северина оплачен.
───────────ГЛАВА 3. «АСТОРИЯ» ──────────
Южная промышленная зона начиналась там, где город кончал-ся. Раз в полвека отсюда тошнотворным ветром доносило запахи кислот и фенолов, а ржавые силосы выглядывали из снежных барханов, как кости допотопного зверя. На контурном плане, который Северин сунул Катарине, завод «Астория» представлял собой переплетение корпусов, труб и подземных галерей; живую паутину, где любая ошибка означает смерть – быструю от пули или медленную от газа.
Девять вечера. По крышам хлестал обледеневший дождь, стробоскопами резал прожекторный свет. Катарина лежала на животе в промоинах дренажной канавы и наблюдала периметр.
Прямо перед ней тянулся двухметровый забор из сетки-рабицы, к которому на морозе примерзли полиэтиленовые пакеты, словно оборванные ленты. Вдоль сетки курсировали двое: один с карабином, другой с собакой-овчаркой. Чуть правее – сторожевая вышка, под ней дизель-генератор мрачно тарахтел, подсыпая в воздух кашель черной копоти.
«Давай, – напомнила себе Катарина. – Три вдоха. Раз, два…»
На «три» она метнула в бетонную канаву жестянку с разведённым растворителем. Хлопок – и густой, раздражающий дым выбросило вверх. Пёс залаял, дергая проводника. Охранник нагнулся, стараясь разглядеть источник вони; вышка тут же повернула прожектор к канаве. В тот миг, когда луч засвечивал клубы дыма, Катарина сорвалась с места – три шага по насту, прыжок, ладони ухватили сетчатую вершину. Лезвия кусачек щёлкнули: один, другой прут. Девушка протиснулась, порезав бедро, и оказалась по ту сторону забора, в узком кармане тени между цистерной и угольным бункером.
Собака продолжала тявкать, но теперь уже снаружи. Радио на поясе охранника хрипело:
– «Третий сектор, проверка!»
– Дымка какая-то, – отозвался тот. – Может, бочка сорвана.
– Пара минут на осмотр. Потом отчёт. Без паники.
«Без паники», – усмехнулась Катарина. Она уже скользила вдоль стены корпуса № 4, отсчитывая шаги: сорок два – дверь для обслуживающего персонала. Замок простой, реечный. Она вбила тонкую отвёртку, выкрученную заранее из электрического щитка в городе, надавила, повернула – щёлк. Внутри пахло мышами и гарью: похоже, котельная давно не работала, но трубы ещё держали тепло – пара десятков градусов выше улицы, достаточно, чтобы сразу запотели ресницы.
Катарина натянула респиратор. Северин предупреждал: в шахтах «Астории» полно просачивающегося аммиака. Одно вдыхание – и лёгкие разрывает сухой кашель, два – и падаешь, дрожа, как пойманная рыба.
Тоннель вёл под уклон. Железные ступени покрывал иней, но под ним слышался хрупкий стеклянный хруст: кристаллы льда, перемешанные с солью. Каждый шаг отдавал вибрацией в стальные стены, и Катарина шла, считая удары сердца, – чтобы за них не принялся считать кто-то другой.
Поворот, ещё один, и вот она в подземной галерее: потолок низкий, свода подпирают арки, кабель-каналы свисают лохмотьями. На полу валяются обрезки проволоки, замерзшие лужи машинного масла, обрывки старых фильтров. На стенах – свежие меловые стрелки. Северин предупреждал и об этом: «Считай стрелки – это точки сбора охраны при тревоге. Где их много – ходи тише».
Стрелки вели налево. Катарина повернула направо, к забракованному сектору вентиляции, о котором на плане было помечено: «затоплено». Если повезёт, там охраны не будет вовсе.
Раздвинув решётку, она пролезла в боковой отсек, где в стену впивались гигантские валы. Под ногами тёмная жижица прятала лёд и шпалы. Фонарь она не зажигала: свет означал бы смерть. Только слабое фосфоресцентное пятно цианистой краски на перчатке показывало, где у неё кончик ладони.
Внезапно сверху проскрипел металл – кто-то открыл задвижку. Луч фонаря полоснул щели между плитами перекрытия. Катарина сплюснулась у опоры, сжимая нож. Голоса:
– Говорю тебе, босс скоро смоется. Тонна стволов на базе, два грузовика готовы – и привет, север.
– Он с нами или без? – спросил другой.
– Ха. Феликс всегда. Если не хочешь остаться на дне реактора, суйся к нему только с грузом и улыбкой.
Шаги ушли вверх.
«Реактор», – отозвалось в памяти. Отец когда-то водил её на экскурсию в учебный технопарк: показывал макет реактора, рассказывал про цепные процессы. Тогда она хохотала, пытаясь представить, как маленькая искра запускает огромный взрыв. Сегодня эти уроки казались инструкцией к жизни.
Галерея вывела к лестничной шахте. Сняв варежку, Катарина проверила силу тяги: лёгкое движение воздуха тянуло вниз. Значит, внизу открытое пламя – котлы. И, вероятно, человек с ключами.
Она спустилась на четыре пролёта. Металл дребезжал, поддавая голосу завода. На площадке горел керосиновый фонарь; рядом, укутавшись в ватник, дремал техник. На поясе – связка пластиковых карт-идентификаторов, тех самых, что открывают электронные двери в «панцире» склада.
Катарина знала: если он заорёт, прибегут все. Если убить – найдут труп – эффект тот же. Нужен третий путь. Она вытянула из кармана шприц с остатком обезболивающего лидокаина – трофей с рынка. Доза лошадиная: пара миллилитров вызовет сон без побочных последствий.
Два шага – и игла уже прокалывала ватник под мышкой. Техник дёрнулся, попытался крикнуть, но голос потонул в лёгочном пузыре. Через десять секунд он клюнул носом, ещё через пять – дышал ровно и тихо. Катарина сняла карты, перетянула мужчине руки наручными стяжками, сунула в рот кляп.
Путь наверх был открыт.
Над складом № 7, как гигантский стальной улей, гудел основной корпус. Снег падал сквозь разбитый стеклянный потолок. На мостике, под лампами, стояли трое охранников. Но взгляд Катарины приковал четвёртый – тяжёлый силуэт в дорогом кожаном плаще, скрещённые руки и полубритая голова. Феликс. Даже отсюда невозможно ошибиться: те самые широкие плечи, на которых ещё год назад сидел её младший брат, смеясь, пока отец жарил рыбу на реке.
Катарина ощутила, как в груди зазвенели рёбра. Хищный голод превратился в камень.
Она отступила под балку, выровняла дыхание. До рассвета два часа. Грузовики – южные ворота. Значит, нужно закрыть ворота, пока Феликс не ушёл, и перерезать путь к ступеням вертолётной площадки. Северин говорил: на крыше запасной выход к пилоту.
На столе под мостиком лежал пульт. Катарина достала флаксон-мигалку – игрушечный маяк, который она взяла из разбитой пожарной машины. Повернула хронофитиль: пять минут. Защемив зубами чеку, поставила игрушку на край верхней решётки и поползла к северной стене.
Пять минут могут растянуться во вечность.
3:59. Первым взвизгнула сирена на игрушке. Мостик вспыхнул красным светом, нарушая привычный полумрак. Охранники подскочили, хватаясь за автоматы. Феликс развернулся, бросил короткий мат.
Катарина вскочила на нижний трап: магнитная карта щёлкнула в замке. Дверь склада распахнулась. Она потянула за аварийный рубильник – верещали реле, железные ворота, ведущие к грузовикам, опустились, преграждая выезд.
– Тревога! – куда-то завыл динамик. – Блокировка юг-три, сектор C!
Катарина скользнула в грузовой лифт и нажала «Roof». Лифт начал ползти, скрежеща. Позади застонали пули, пробивая перегородку. Она прижалась к полу, чувствуя, как веточки искр рассыпаются над головой.
Двери расползлись, выпуская её на крышу. Ветер рвал волосы, сугробы струились, как мука из прорванного мешка. У вертолётной площадки ждал «Кабан» – тяжёлый телохранитель Феликса, широкая башка над меховым воротником.
Он уже поднимал «Узи», когда Катарина метнула «пищалку». Баночка ударилась о бетон, крошив стеклянные обломки и визжа, как раненая птица. «Кабан» машинально повёл стволом, и этого хватило: в миг она сократила дистанцию, удар ногой под колено – сустав хрустнул. Пока он падал, нож легким мазком перерезал трахею. Хрип, пар кровавого пара – и тихо.
Чьи-то ноги тяжело затопали по трапу. Феликс. Девушка выдернула из кобуры «Кабана» короткий револьвер, – шесть патронов .357. Она встала у вертолёта, держа оружие двумя руками.
Феликс вышел из коридора, опираясь на перила. На него падал лунный свет, будто вычерчивая мелом. В руках – «Эм-пять», курок взведён.
– Кто бы сомневался, – хрипло сказал он. – Думал, слухи. Дочь Охотника. Живо, брось ствол – скажу, куда спрятал серёжки твоей матушки.
– Не понадобятся, – ответила Катарина.
Две тени замерли, разделённые двадцатью шагами и пятнадцатью годами ненависти.
Феликс первым нажал на спуск. Огонь вырвался вспышкой, отсёк левое плечо куртки Катарины – горячее, как прижог. Она рухнула на колено, но в ту же секунду вдавила крючок револьвера. Рикошет – ещё один – третий. Пули гремели, разбивая прожектор, секя листы жести.