Хорошая примета

© К. Матуш, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Пролог
– Да где ее черти носят, у меня сейчас нос отвалится!
Облачко пара у лица Благи растаяло, оставив на очках морозные искры.
Я поежилась:
– Может, пробки.
– Ага, пробки. Опять, наверное, у зеркала проторчала. «Розовая или алая», – спародировала подруга интонации княжны.
– Иди, если хочешь. Я автобус дождусь, брат с утра еле завелся, вдруг у них тоже машина сломалась.
Благана поджала губы и саркастично кивнула. Ну да, Ольгин отец скорее Сивку-бурку вещую каурку напрокат возьмет, чем свою царевну на автобусе отправит, но сейчас я готова поверить и в это.
– Пусть хоть на ступе летит, Кикимора ряженая…
Натянутый на лицо шарф задубел, и каждый приветственный кивок ледяными иглами впивался в щеки. Я скрючилась и рьяно пыталась засунуть руки по локоть в карманы, потому что варежки не спасали, а муфта не самый модный аксессуар в этом сезоне и пылится на верхней полке в шкафу. Наверняка моду придумывают люди, которые больше пяти метров по морозу и не ходят. Вообще пора запретить задавать тренды на зиму!
Блага уже бормотала известные проклятия, чтобы не больно, но поучительно, когда из-за поворота вынырнул черный внедорожник «ТТТ». Пританцовывая, мы отошли от школьных ворот и нахохлились, уподобившись снежным бабам на главном проспекте.
Дверь машины распахнулась, едва она успела затормозить в паре метров от нас.
– Благана! А ну заткнись! – заорала Ольга. – У меня уже голова зудит. Не дай Влас опять перхоть будет, я тебя к Митяю приворожу!
– Ты лучше пунктуальность к себе приворожи! Время видела?
Ольга запахнула шубку из лисицы, брезгливо опустила свои красные сапожки на снег и засеменила к багажнику:
– Едренкина холодрыга… Ну задержалась, подумаешь! Вот, – вытащила она небольшую черную сумку. – Как договаривались.
Я взяла сумку и протянула взамен папку с тетрадями. Ольга повернула голову и кому-то лучезарно улыбнулась, после чего заграбастала папку и сунула ее за пазуху.
– С вами приятно иметь дело, – подмигнула она мне и легкой поступью двинулась ко входу.
Без шапки, без варежек, а идет по снегу, как по подиуму. Разницу между пухом старого гуся и мехом молодой плутовки я хорошо понимала, но что-то подсказывает: если бы мою куртку не дырявили мириадами обережных стежков, было бы теплее. Железобетонная логика: загнусь когда-нибудь от холода, но зато фиг кто меня до того момента сглазит.
Мы проводили взглядом княжескую паву и быстро двинулись следом. Наша одежда за время ожидания будто покрылась слоем льда и теперь тихо потрескивала.
– Познакомила на свою голову, – причитала Блага, ослабляя шарф.
В лицо ударил горячий воздух тепловентилятора, и мы за секунду переместились из морозилки в печку. Зимой все коридоры школы по обыкновению были заставлены горшками с цветами, которые переносили со внутреннего двора, и пахло здесь как в оранжерее. Еще и факультатив Благаны внес свою лепту, заняв все верхние полки в раздевалках сухоцветами и пробирками.
– И куда вам столько, – сказала я, глядя на ящики, полные желудей. Взгляд зацепился за синее пятно на полу. – Это еще что такое?
Благана стащила с головы шапку, и курчавая золотая шевелюра укутала ее широкие плечи. Она подошла ближе и с любовью уставилась на питомцев класса «В»:
– Зимний пруд.
– Пруд, значит. – Я разглядывала детский надувной бассейн, где плескались жабы. – И на кой? Помнится, прошлую зиму они неплохо и в банках пережили.
– Ну ты садюга, Мила. Жалко же!
– В банках жалко, а в котел, значит, не жалко? Думаешь, джакузи – это их последнее желание?
– Это мое последнее желание! – захохотала подруга. – А они тут и плодятся хорошо, глянь, – показала она на стайку мальков. – Экзамены в следующем году.
– Вилочки и крючочки, – кивнула я.
– Именно.
Мы прошли к самым дальним шкафчикам. Я огляделась, будто не все здесь еще в курсе моего плачевного положения, и стянула куртку. Новая рубашка к новому семестру с ожерельем оберегов на подоле, горловине и рукавах свисала почти до пят, и был в ней всего один плюс: валенок только носы и торчали.
Благана даже не сдерживала смешки, оценивая мой винтажный наряд, испещренный алым шитьем вдоль и поперек, потому что похожа я была на бабу на самоваре.
– Ну а что, зато никакой синтетики, защита от сглаза, нечистой, кикимор, чароврат. А это что? – уставилась она на вышивку на груди. – Леля?
– Н-да…
– И зачем, скажи на милость, матушка впаяла тебе оберег обаяния и привлекательности на самое видное место?
– А ты как думаешь? Мне уже семнадцать, Блага.
– Точно-точно. Еще три года, и она запишет тебя в вековухи.
– Не слышу сожаления, – усмехнулась я.
– Не дождешься! – Блага послала мне воздушный поцелуй и принялась закатывать рукава. – Ну давай, показывай, чем нас на этот раз порадуют модные дома, может, чего велико будет.
Мы расстегнули сумку и с лицами заядлых модниц начали оценивать шмотки. Нашим гардеробам до бомонда было как до Тридевятого царства, у Ольги же вещей попроще не водилось, а щедрости ей не занимать, особенно после того как в прошлой четверти за мои сочинения, мои практические и мои домашки ее физиономию повесили на доску почета. Ходят слухи, отец ей за это пони подарил, а тут всего лишь новая лимитированная коллекция от ЛадыЛюкс, которую волхвы благословляют перед каждым показом.
Я скинула валенки и быстро залезла в новые джинсы с дырками на задних карманах. Обереги на такой одежде тоже были, но в большинстве случаев изящной полоской на подгибах, а не на всю штанину.
Мать узнает – придушит.
Ну хоть сомневаться в качестве шитья не приходилось. Это вам не массмаркет; у люксовых брендов технологи вмиг работы лишаются за некачественный товар, ведь люди, которые это носят, богатые и успешные, а значит, сглазу подвергаются ежесекундно. По силе модное шитье, конечно, в разы уступало материнским стежкам, но лучше уж так, чем в рубахе!
– Издевательство какое-то. – Благана достала из сумки блузку и приложила ее к себе. – У вас за два года вообще размер не изменился.
– Врожденная грация. Не попишешь. – Я, посмеиваясь, примеряла кардиган, с которого даже этикетку не срезали.
– Ты губу-то закатай, грация. Как теть Ведана тебя еще насильно кормить не начала? Только про таких, как Ольга, говорят: стройная березка, а ты просто худая, как скелет. Чуешь разницу?
– Бе-бе-бе…
Я запрятала платье-рубаху в шкафчик, туда же скинула валенки и потянулась снимать с себя килограммы серебряных оберегов.
– Ты это, – указала Благана на подвеску, – молвинец хоть оставь.
– Думаешь?.. Он у меня на носках еще есть.
– Ноги-то ноги, но грудь тоже не мешает прикрыть. Я не хочу опять смотреть, как ты при смерти от ОРВИ валяешься.
И долго она будет припоминать мне случай трехлетней давности?
Спорить я не стала, вернула кулон на шею и сама удивилась вырвавшемуся вздоху облегчения. Вряд ли кто-то в школе будет мне завидовать или наводить порчу, но за время каникул я всегда успевала привыкнуть к своей обережной броне и теперь чувствовала себя без нее будто голой. Голой и модной.
Отлично!
Глава 1
Два года спустя
Рюкзак с методичками и тетрадями валялся в углу в грязной луже. Я сидела на подоконнике и молча наблюдала, как на брошенной рядом с ним зачетке расплывались отметки. «Зачет, зачет, отлично, зачет, отлично» – теперь всего лишь чернильные пятна на белых разлинеенных страницах. Я прислонила голову к холодному окну и прикрыла глаза.
Когда мы приходим на этот свет, наша жизнь похожа на новенькую накрахмаленную скатерть. Сначала мы стараемся вышить на ней только самое нужное, переплетаем узоры и смыслы, надежды и опасения, а потом ставим поверх вишневый компот, жареные пирожки, кашу из лебеды и понимаем: жизнь – это не узоры на скатерти. Это пятна на ней.
Если держать скатерть в чистоте, толку от нее будет как от муфты, которая вот уже второй год греет полку в шкафу. Жизнь надо жить, не бояться пятен, разочаровываться, обижаться и прощать, злиться и радоваться. Все нужно принимать с одинаковой благодарностью, ведь если плохо сейчас – это чтобы потом не было еще хуже, – прописные истины, только что толку, когда применять их на практике не получается!
Я ожидала, что окончание первой сессии принесет как минимум облегчение, но вместо него на голову свалилась депрессия, от которой я теперь силилась избавиться под грустный бит, приглушенный свет и метель за окном.
Дверь в комнату медленно приоткрылась, и в проеме показалось нахмуренное лицо:
– Ноешь еще?
Я отвернулась к окну:
– Отвали.
Третьяк прошел в комнату и тихо прикрыл за собой дверь.
– Я бы отвалил, да у меня из рук все валится!
– Ну простите великодушно! Иди к Олегу жить, наша халупа обречена.
– Да еще чего. Ты сама там больше часа не выдерживаешь, а вчера еще Дашка пошла. Я в няньки не нанимался. И что с зачеткой? Святые боги, Милослава, возьми себя в руки.
– Плевать мне на зачетку, – пробормотала я, разглядывая вихри снежинок под фонарями.
– Ну точно, поэтому ты тут сидишь и ноешь.
Треня начал усаживаться на другом краю подоконника, теребя мою зачетку.
– Только не говори, что пришел меня успокаивать.
– И не думал. Но перед мамой не мешало бы извиниться.
Я злобно глянула на брата, который наконец-то перестал ерзать, свесил одну ногу к батарее и устроил голову на откос. Шатенистый, сутулый, нос картошкой – мамкин на миллион процентов, вот и выпендривается. Защитник!
– И не подумаю. Можно было меня хотя бы похвалить, – буркнула я, возвращаясь взглядом к окну.
– Не начинай, Мила. Ты же знаешь, она всегда радуется твоим пятеркам.
– Как-то незаметно.
Кровать скрипнула, и комнату озарила молниеносная вспышка камеры.
Домовой бросил на перепуганных нас извиняющийся взгляд и начал устраиваться на моем плюшевом Чуде-Юде. Экран смартфона в его руках не гас, наверное, никогда, и это еще одна причина, по которой я изначально была обречена на пожизненный провал.
Никто из родных не признается, чьей идеей было подарить домовому новомодный гаджет, но тогда и подумать не могли, что он подастся в блогеры. Вся моя колыбельная жизнь стала достоянием общественности: ручки, ножки, глазки, «А вот Мила делает первые шаги. А вот Мила кашу ест. А вот Милослава купается!» Хештег «Мила-Славная-Мила» стал в нашем доме настоящим проклятьем.
В детстве я болела куда чаще, чем всем бы того хотелось, и никто не мог понять, что провоцирует эти недуги, пока однажды Олег не застукал Соседушку рядом с моей кроваткой. Тот сториз в свет так и не вышел, а мы наконец-то разобрались, откуда у меня то язвочка на ножке, то лысина, и почему обереги не спасают. Еще и мамины суеверия наложились, ведь если бы она так свято не верила, что всему миру есть дело до ее дочери, ни одна зараза бы ко мне не прилипла!
Сглазить маленького ребенка легко и без злого умысла, понятно, что Дедушка такой цели не преследовал, но когда тот канал удалили, и мои фотографии пропали из ленты, все прошло само собой. Все, кроме привычки обвешивать меня оберегами, из-за чего я до сих пор страдаю! Фотографирование членов семьи теперь под строжайшим запретом, но зато полстраны уже знает в этой квартире каждый угол и каждую семейную сплетню, потому что спустя десять лет Дедушка-Соседушка завел себе новый блог.
Мы с Треней уставились в окно, ожидая, когда мохнатому наскучит слушать тишину и он свалит на кухню к плите, где такой дворец себе отгрохал, что Царевна Любава обзавидуется.
– И не выгонишь же… – шепнул брат.
Я уперлась лбом в стекло. Солнце уже зашло, снежинки сыпались на дорогу, пряча за белоснежным настилом трещины асфальта, и я вновь подумала о скатертях. На кровати валялось смятое полотно итоговой практической работы, которое не терпелось сжечь, ведь стелить такое на стол – все равно что дом проклясть. «Отлично» мне за нее скрепя сердце поставили, но по вздернутым бровям преподавателей было понятно, что они чуют в ней недобрые кощуны[1] и без моих красных глаз. За такую халтуру впору отправлять на пересдачу, но кто эту молодежь знает – может, сердце очень не вовремя разбили?
За обереги нужно браться в тишине внешней и внутренней, душу вкладывать, однако жизнь не особенно подстраивается под сессии, так что на первый раз мне дали поблажку. Концентрации и самоконтролю посвящено немало академических часов, ведь ты создаешь обереги не для себя, а значит, и думать надо не о своей жизни, а о пользе для окружающих. Радует только, что дипломная работа не предусматривает шитье ковра. Этому учат в техникумах, наше дело – контроль изделия, а с чутьем у меня все было отлично независимо от настроения.
Я с начальной школы хотела поступить на кафедру декоративно-прикладного искусства и народного промысла, и меня взяли туда с распростертыми объятиями, в частности благодаря олимпиадам, где мои рушники[2] всегда занимали первые места: спасибо маме и нашему домовому, шитье я расшифровывала с полувзгляда, а кривые стежки могла определять с закрытыми глазами одним пальцем на ощупь.
Специализация в наше время редкая, а если учесть группу символогии, которая в этом году вообще могла не набраться, и вовсе подарок судьбы. По крайней мере, так мне когда-то казалось.
В детстве меня было не оторвать от иглы. Третьяк, Дан и Олег ходили расшитые с головы до пят, потому что Милослава рукодельница «коих свет еще не видывал». Мне тогда казалось, без оберегов даже в туалет выйти опасно, и только ближе к тринадцати вера пошатнулась. Одноклассники зачастую единственным Зничом[3] на рюкзаке обходились, чтобы пятерку на контрольной получить, и зачем я все обложки себе расшила, им было непонятно – отсюда издевки, насмешки, модные шмотки за домашнюю работу и чуть не убившее меня ОРВИ.
Все меньше людей чтят традиции. Символике находят новые применения, переиначивают смыслы, и специальность, которая когда-то виделась мне незаменимой на производстве и в жизни, скоро станет никому не нужным архаизмом.
Недавно мы с одногруппницами ходили на выставку одного из крупнейших автоконцернов, где с видом опытных ищеек исследовали кожаные чехлы на сиденьях новеньких машин. И каково же было удивление, когда никто из нас не смог найти истинного шитья ни на одном из них!
Всем стало плевать. Понятно, что, если на машине не гонять, цел будешь и без всяких оберегов, но дело было не только в этом. Вера – вот что главное. Если носитель не верит, оберег не будет работать, сколько бы сил и любви ни вложил в него создатель. Люди отдают сотни тысяч за одежду с первоклассным шитьем, на которое кто-то потратил не один год, делая по стежку только в самые счастливые моменты жизни, вкладывая в свое дело всю радость и благодать, а потом какой-то пижон бахвалится этим перед друзьями как каким-то аксессуаром, сводя все старания к нулю. И еще удивляется, отчего его ставка в казино не зашла, ведь тут есть символ на удачу!
Я хотела востребованную специальность, чтобы попасть на высокооплачиваемую работу и ни от кого не зависеть, мама хотела, чтобы я училась в лучшем вузе области и нашла там хорошего жениха. Наши планы на мою жизнь разнились, но все дороги вели в ЦИНХ. Только теперь мы поняли, что специализация не такая уж престижная, а завидные женихи чихать хотели на обережную магию и вообще не воспринимают подобное всерьез.
Всю сессию атмосфера в доме накалялась, и сегодня конфликт наших с мамой интересов рванул, поддавшись общей волне негодования. Неудивительно, что Третьяк в такой обстановке не может репетировать, даже Хозяину в домике не сидится. Вся квартира на измене, того и гляди пауки к соседям сбегут.
– Третьяк, ты вот мне скажи. Тебя ведь в детстве очень бесило ходить в расшитых мной штанах?
– Чего? – отвлекся брат от узоров на окне. – Шутишь, что ли? Если бы так, я бы не стал молчать. Да и оберегов тебе тогда не доверяли, а от машинки и Добрыни какой вред?
– И пользы маловато…
– Что за мысли, Мила? – Треня тяжело вздохнул и усмехнулся. – Знаю, теперь тебе кажется, что весь мир скоро ушьет себе оберегами дверные коврики и забудет о них, но это не так.
Я не выдержала и всхлипнула:
– Как же не так, если все к этому и идет!
– Прекращай истерику. Подумаешь, пусть они носят и делают что хотят, Милослава. Раз им смешно, пусть так, дольше проживут. Тебе до этого не должно быть никакого дела. Мы обычные люди, которые верят в силу рода и счастье, и нас это бережет. Сначала шитье, потом домовых лелеять перестанут, и что тогда нам делать прикажешь? Выгнать Дедушку, чтоб как все?
Мы обернулись на кровать, с которой на нас вовсю таращились два сверкающих маленьких глаза. Материал для нового поста готов!
– Хозяин в доме – это другое, – шепнула я, вытирая нос.
– Нет, Мила. Это то же самое, да, Соседушка? – Домовой уверенно кивнул и тихо хмыкнул. – Видишь? Он тоже наш оберег. Если бы не он, мы бы похоронили Дана еще пять лет назад. Я вообще не понимаю, как можно не воспринимать силу предков всерьез.
– И я из-за вас не понимаю! А если бы мы были нормальными, никто бы не косился на меня как на умалишенную сектантку!
– Это не ты не понимаешь, это они не в состоянии понять тебя и твой труд!
– Ну конечно! Мой труд, который к окончанию института вообще будет никому не нужен…
– Глупости. Просто ты бесишься, вот вокруг тебя одни злыдни и маячат. Мы как будто одни такие на весь св… О, – Третьяк прервался на полуслове, уткнулся носом в окно и расплылся в улыбке. – Да ты глянь!
Я проследила за его взглядом и сквозь снежную пелену рассмотрела под фонарем быстро улепетывающий могучий силуэт.
Женщина в вывернутой наизнанку шубе и с горой платков на голове наворачивала круги по двору, заглядывая то в одну тень, то в другую. Раз она словно растворилась в метели, а затем возникла у торца соседнего дома будто из воздуха.
Мы как завороженные прилипли к окну и наблюдали за самоотверженной работой снарядихи. В любую погоду, всегда потемну, они готовы часами бродить, сохраняя молчание, только бы запутать нечисть, и все это не ради себя.
Уж традиции сватовства нескоро нас покинут. Одно дело обереги, а другое – выдать любимого сыночка за какую-нибудь ряженую. Вряд ли теперь на смотринах кто-то сено под рубаху пихает, но повод сунуть нос в личную жизнь детей слишком весомый, чтобы относиться к сватовству легкомысленно или отказываться от приданого.
Хоть это радует. Иначе бы наша сваха точно сбрендила без работы, а заодно и меня с ума свела.
Я отвернулась и слезла с подоконника.
– Третьяк, не смотри.
– Все-все. Ты куда?
– Извиняться, – махнула я брату и вышла из комнаты.
Мама сидела в зале за ноутбуком и, задумчиво мыча, занималась своим любимым делом – сватками. Ее сайт знакомств был достаточно популярен в миру, потому что регистрировались там один раз и на всю жизнь. Денег сватовство много не приносило, но жить безбедно нам это не мешало. Традиционно молодожены дарили ей только дорогущие шали и платки, которые уже не умещались в переоборудованную под гардероб кладовку, но из-за «народного» класса специальностей у нас была уйма государственных субсидий. Моя специализация тоже предусматривала пожизненные льготы. Пусть престиж и зарплата будут небольшими, сниженная ипотечная ставка и скидки на коммуналку останутся со мной навсегда.
Я тихо опустилась в кресло и замерла.
Понятно, что, если бы не работа отца и поддержка братьев, толку от этих скидок было бы немного. Для того чтобы платить коммуналку, квартира нужна, а за красивые глаза никто ее не даст; неудивительно, что маму так волнует моя личная жизнь, а точнее, ее отсутствие. И поэтому нет ничего странного, что завидные женихи плевать хотели на традиции и веру, – за нее не доплачивают.
Хотя жить это тоже не мешает. Олег, например, бортничество освоил, и денег это приносит немало, хоть бизнес и хлопотный. Даже рискнул и в медведя ради дела обратился, чем снискал себе еще пару, пусть и пустяковых, но проклятий от матери и жены. Дан забил на присущую всем нам консервативность и ударился в айти, но жениться без материнского одобрения даже не думал, и стоило оно ему немалых трудов, ведь суженая у него – ведьма в пятом поколении. А Треня на балалайке играет. Все вроде бы как успешные люди, и никого не смущают льняные рубахи и валенки.
Я похлопала себя по щекам и глубоко вдохнула. Пора бы и мне успокоиться. Третьяк прав, все эти идиоты совсем не показатель. Сила рода, сила внутри нас, она теплится независимо от того, верим мы в нее или нет, но, если верим, она не просто теплится, а пылает.
Розовый махровый бант на мамином банном обруче задорно дрогнул, когда она кивнула паре фотографий на экране. Мужчины и женщины, сотни людей – и всех она и ее сотрудницы знали не только по электронным анкетам. Если кто-то в течение недели после регистрации так и не приглашал сваху на знакомство, его аккаунт попадал в пожизненный бан всех свах города. Конечно, безбрачия это не сулило, но определенное пятно на репутацию накладывало.
Я представила, как мама блуждает по чужим дворам, среди горящих огней многоэтажек, в дождь или метель, и мне стало стыдно. Никто из родных не сомневается в своей жизни, в выборе, который до нас сделали наши прапрабабушки и дедушки, – ведь если бы не он, не было бы нас. В тепле, сытости, здравии.
Мне нравится шитье, у меня отлично получается, и тогда почему я начала этого стесняться?
Дура потому что.
– Мам.
– М?
– Прости меня. Ты не виновата, что я учусь на технолога-семантиста. Это мой выбор.
Мама крутанулась на стуле и с прищуром на меня посмотрела.
– Вот, значит, как, – обиженно сказала она.
– Ну мам. Ты же знаешь, я не со зла. Просто все эти… Я не буду сомневаться. Больше. Никогда. Наш род на мне не сложится. Обещаю.
Мама прыснула, сложила руки под грудью и улыбнулась:
– Я уж думала, мы в твоем воспитании что-то упустили!
– Упустили! Надо было мне не Лелю вышивать, а Богодара или Вайгу. Глядишь, здравомыслия бы прибавилось.
– Чего нет, того не прибавится! – крикнул из-за моей спины Третьяк.
В дверь постучали.
– Опять ключи оставил, – буркнула мама, сетуя на забывчивость отца.
– Дождалась, мордофиля[4], – шепнул мне крадущийся на кухню Третьяк. – Мама пирог испекла в честь окончания твоей несчастной сессии, теперь только крошки доедать будем. Надо было раньше извиняться… Иди держи!
Пирог?! Так вот зачем он успокаивать меня пришел, ушлый голодный индюк!
Я выбежала в коридор и распахнула дверь, готовая отвлекать отца песнями и плясками, чтобы брат успел стащить нам хоть пару кусков, но уперлась взглядом в незнакомое раскрасневшееся лицо.
– Мир вашему дому, добрые люди! – звонко пронеслось по коридору.
С мокрой шубы свахи на пол стекали ручейки, а на голове образовался настоящий сугроб, сверкающий, как горная пика.
Я сделала шаг назад и испуганно обернулась сначала на мать, потом на брата, которые уставились на нас с не менее ошарашенными лицами.
Женщина переступила порог, шаркнула плечом о косяк и низко поклонилась.
– Слава дедам и прадедам, счастлив будь дом родной, – сказала она, выпрямилась и махнула маме. – Ну что ж! До меня дошел слушок, у вас тут курочка, талантов мешок. Так позвольте ж войти, про нашего петушка донести!
Глава 2
– «…Про нашего петушка донести!» – в сотый раз зачитывала Благана взорвавший интернет пост одного болтливого домового.
– Блага, клянусь, я понятия не имею, кто ее прислал. Меня же сразу в комнате закрыли!
– Ну да, ну да, – причитала подруга. – Даже не догадываешься?..
– Прекращай дуться! Да если бы я знала, я бы…
– Чш-ш! Ладно, ешь давай. Уже уши навострили…
Я чертыхнулась и затихла.
Для полного счастья мне только слухов и не хватало, правда.
Центральная столовая была полна народу, и как бы ни хотелось, мы с Благаной и без криков привлекали немало внимания. Моя белокурая подруга совершенно не вписывалась в современные стандарты красоты, зато моя мама, когда впервые ее увидела, готова была всех троих сыновей сватать. Белокурая, белолицая, с румянцем, который не сходит даже во сне, и в то же время здоровая, как богатырь, а тут еще я рядом в шитом очелье[5] с серебряными ряснами[6] аж до талии.
Сегодня мама наряжала свою единственную дочь без скандала. У меня язык к нёбу присох, когда она со слезами на глазах вытащила из шкатулки обод, который еще наша прапрабабушка расшивала, и торжественно вручила мне за завтраком.
Спрятать очелье в шкафчик рука не поднялась, да и вчера я поклялась себе не обращать внимание на несведущих недотеп, а теперь скукожилась, как первый блин на сковороде, боясь даже глаза от стола оторвать. Ну хоть без заушников и колец обошлись!
Рядом кто-то захихикал. Благана выпрямилась и строго глянула мне за спину.
– Забей. Пусть смеются.
– Я их прокляну всех… Придурки.
– Они твоих проклятий не стоят.
– Несварение?
– Мигрень меня бы устроила.
– Ну хоть так!
Мы посмеялись и вернулись к еде.
Народная медицина занимала немало места в жизни подруги, а где знахари, там и ведьмы. Еще на посвящении в студенты их заставили подписать грамоты, запрещающие использование навыков во вред кому бы то ни было, но порча прерогатива общечеловеческая, и диплом для этого не нужен.
Когда Благана поступила на мед, времени на гулянки у нее не осталось, поэтому чаще мы встречались за обедом на нейтральной территории, где успевали обсудить все и сразу. Естественно, темой этой недели будет мой неназванный женишок.
На наш столик с грохотом опустился разнос.
– В экономическом о сватовстве никто не слышал, – сказала Ольга, присаживаясь рядом.
– Ничего удивительного, – Благана крутанула вилкой. – Мне кажется, жених сам о нем не знает, иначе бы пришел. С букэтом!
– Так, может, он постеснялся! Тоже мне, новости. К нам каждую неделю свахи с караваями приходят, а женихов и след простыл.
– Ты себя-то не сравнивай! Дочурка мэра на выданье или свахи. Хотя тут как посмотреть… – покосилась на меня Благана.
– Кстати, – задумалась я. – Мама эту сваху явно первый раз в глаза видела, а она всех в городе знает. Вы бы ее шубу заценили… Там явно какой-то бобр, да и вязь на платках, как кочан капусты.
Подруги переглянулись. Ольга отодвинула от себя салат и сложила руки на груди.
– Значит, не городские, – деловито произнесла она.
– Это понятно. Кому тут сдалось ко мне свататься, я вас умоляю, – я так тряхнула головой, что рясны зазвенели.
– Блин, я из поселковых никого не знаю, – пробормотала княжна. – Может, у Митяя спросим?
– Угомонись, Ольга.
– Ладно. Сами как-нибудь узнаем, не хватало еще, – опасливо оглянулась она.
Теперь наша компашка стала привлекать еще больше внимания. Разряженная я, красотка-богатырь и разряженная красотка-княжна. Город наш не маленький, прослыть в школе посмешищем – еще не значит отмываться от этого весь институт, но здесь всех нас ждала новая слава.
Мы быстро управились с обедом и договорились на выходных собраться у меня на «шабаш», как называла наши посиделки мама. Была даже идея погадать на суженого, на которого подругам не терпелось посмотреть так же сильно, как и мне, но у всех вовремя включились мозги. Подобное всегда привлекает в дом чернуху, а прошлые гадания закончились для нас с Благаной бунтом нашего Соседушки, воском на стенах и последующей глобальной уборкой в течение всех святочных каникул. Да и с проклятием шить то еще приключение (впрочем, как и лечить).
Знахарка пошла на автобусную остановку, а я с комфортом расположилась на переднем сиденье красной «Волги», которую подарил Ольге отец в честь окончания школы. И вот что ни говори, а подобная жизнь не может не баловать. Конечно, тут не то что на хромой кобыле, на танке не подъедешь.
Но плюсы тоже, несомненно, были. Алая, расшитая мамой блуза к новому семестру и очелье привлекали слишком много внимания, и пока мы шли по институту, меня аж корежило, а княжна подобного даже не замечает, потому что окружена повышенным вниманием с детства.
Мы зашли в аудиторию и замерли.
– Не поняла, – оглядела Ольга пустые парты. – У нас отмена?
Я посмотрела на часы.
– Да с чего бы, еще тридцать минут. Просто не надо было так гнать, – сказала я, вешая сумку на спинку стула. – Доездишься…
– Сплюнь! – взвизгнула княжна, плюнула через левое плечо и три раза обернулась. – Чур меня! Обалдела, что ли?!
– Типун мне на язык, – извиняясь, брякнула я и под пристальным взглядом подруги стукнула три раза по парте.
Когда в десятом классе ее святая вера в свою привлекательность переросла в настоящее помешательство, проблемы не заставили себя ждать, и никакие заговоры не спасали от порчи, сглаза или наговоров. Зазналась, на обереги вообще забила, и в итоге за летние каникулы перед выпускным классом лишилась половины блестящих волос, заполучила лишний десяток килограмм и чуть не ослепла на один свой изумрудный глаз.
Детство кончалось, а она мало того что красна-коса, так еще и с приданым, которому весь город завидует.
Кто бы мог подумать, что мы будем учиться в одной группе. Я полагала, отец пристроит ее куда-нибудь в юридическую академию, с такими связями и экзамены проспать можно, но после всех неурядиц Ольга яростно ударилась в символогию. Естественно, с целью утереть всем нос на выпускном, а потом стать Богиней бала в институте и самой завидной невестой, и все это с целыми зубами.
Как мы в итоге поняли, отец воспринял ее внезапное обращение к предкам и традициям очень даже благостно, то-то она учится со мной, хотя до поступления даже иглу в руках ни разу не держала. Пара рукопожатий, и князь – образцовый отец, чья красавица дочка не по клубам и бутикам ходит, а народным промыслом во благо семьи занимается. Он даже на работу теперь носит только пиджаки, которые Ольга украсила своей неловкой вышивкой. Но поясница у него больше не болит, а значит, главное она в это вложила.
Когда я увидела княжну в коридоре приемной комиссии, испугалась было, что придется и тут за нее домашнюю работу делать, но за весь первый семестр Ольга обращалась только за советами, и ни разу не попросила сделать что-то за нее.
Поначалу одногруппники относились к ней враждебно, а когда она принесла свою скатерть на экзамен, так и вообще впали в ступор. Вкривь, вкось, еще и шитье начального уровня, но зато люксовыми освященными шелковыми нитями. Наши с ней скатерти даже грозились вывесить в главный холл в качестве учебного пособия. Мои идеальные стежки и вопиющее кощунство, и ее узорчатая путаница с сильнейшим фоном добродетели.
Конечно, Ольга планировала зарабатывать этим на «карманные» расходы, но в основном считала подобные навыки очень нужными для домохозяйства. В частности, для шопинга. Однако она была честной и старательной, а еще любила наряжаться в сарафаны, поэтому дружба между нами завязалась как-то сама собой. Благана просто относилась к ней как к нашему новому питомцу, – с любовью, но не серьезно.
Мы скинули верхнюю одежду, сели за свою парту и уткнулись в смартфоны. Через пару минут начали подтягиваться остальные. Всего в группе шитья нас было шестнадцать человек. Шестнадцать девиц, которым женихов теперь только по селам и искать, где мода еще не сильно интегрировалась в умы.
Повезло же, что никто из одногруппниц пока не прознал, где в сети публикуют всю мою подноготную, иначе вопросов к новому оберегу на голове возникло бы больше, – а так полюбовались, потискали, и ладно.
Наших на потоке распознать было нетрудно. Все в равной степени трепетно относились к роду и памяти предков, а когда чувствуешь силу оберегов, отказаться от нее очень сложно. Одногруппницы могли позволить себе балахоны с заводским шитьем, однако под ними всегда держали кучу браслетов и ожерелья.
Всех нас подкосила сессия вкупе с походом на выставку. Тут и к ведунье не ходи: на лбу горело разочарование, и очельем его не спрятать. Но не только мы с Ольгой сегодня пришли расшитые еще круче, чем в прошлом семестре. Девчонки вплели кольца в пряди у висков, Кола даже бубенцы нацепила и теперь позвякивала на каждом шагу. Про старосту и говорить нечего – кокошник ее голову вообще не покидает.
Я тыкалась в настройках новостной ленты, чтобы вытащить из игнор-листа блог «Соседские Байки» и в следующий раз реагировать на подобные вбросы моментально. Ух и получит же он когда-нибудь от матери… Хрен ему в следующий раз, а не пирог. Даже крошек не оставлю. Вот вроде дитя суеверий, а верит в них через раз. Черти что, а не Хозяюшка. Спасибо хоть без имен, и понять, о ком речь и к кому пришли свататься, невозможно, пока не побываешь у нас в гостях.
– Социальные сети развращают, – пробормотала я, мониторя ленту.
– И не говори, черта проделки! – подхватила Ольга. – Может, удалим?
– Удалим. Но сейчас не время, вдруг Хозяину завтра приснится мой суженый – он же сразу подписчикам пойдет докладывать.
– Вот блин, точняк. Надо включить оповещения…
Я обернулась на модницу:
– А тебе нелишне удалить их еще вчера. Зубы давно лечила? Селфи того не стоят, Ольга. Ты столько пережила, заново отвыкать хочешь?
– Да я не буду больше фоткаться, – сказала охотница до лайков. – На каких-нибудь котиков подпишусь, щеночков там.
В аудиторию павой вплыла Сеня. Мы с Ольгой уронили гаджеты и раскрыли рты от восторга.
– Есения, свет очей моих, – завыла Вецена. – Что это за модный приговор?!
Она в обед до дома, что ли, сгоняла и переоделась?.. И так сарафан был что надо, а теперь вообще глаз не оторвать, жаль, не все поймут. У меня от обиды за увядание нашего промысла опять заслезились глаза.
Староста улыбнулась.
– Достало меня все. Пусть валят к чертям со своими джинсами, – бросила она, поправляя косу под кокошником. – Иначе с такими настроениями мы и до третьего курса не дотянем. Увижу кого-нибудь в спортивных штанах – на пары не пущу!
– Еся, ты коней-то попридержи! – смеясь, прикрикнула Ольга. – Оно, конечно, красота, но перегибать не стоит. Я себе только скороходы новые взяла.
– Во дела, кажется, я знаю, чем мы займемся на следующей практичке. Сеня, что за корона, мать честная, дай примерить!
Любая одежда в наше время была украшена шитьем, но только подобная работа, материнская или профессиональных вышивальщиц, ярко выделялась. Однажды я решила, что все это из-за обычной пестроты, но на той же выставке мы убедились: бездушное шитье, хоть красно-синее на белоснежном, блекнет без резонирующей в каждом стежке силы предков, чего не скажешь даже о самой простой настоящей обережной вышивке.
Мы столпились над старостой, как над музейным экспонатом. Нечасто удается потрогать настолько древнее наследство, подпитанное не одним поколением. Кокошник, сапоги и туника на ней буквально светились первоклассным шитьем.
Есения – потомственная вышивальщица. Все женщины в ее роду постигали эту науку не ради богатого приданого или от безделья, а по призванию, и неудивительно, что ее депрессия даже не коснулась. Того и гляди введут нам форму. Уж если наш брат падет духом – точно пиши пропало.
– Это что за техника, не пойму… – всматривалась Ольга.
– Это «Тамбовский крест», княжна.
– А. С квадратиком.
От изучения подола нас отвлек грохот у входа. Я нехотя оторвала взгляд от искусно вышитой Богини с ручками в виде ткацких гребней и уставилась на взявшуюся не пойми откуда гору тряпок на раскройном столе.
– Это все?! – крикнул чернявый парень в дверях.
Ответом ему стала еще пара красно-белых кульков, которые легли поверх и без того внушительной кучи тряпья. Мы с одногруппницами расступились, давая Есении дорогу.
– Что за хлам? – указала она на стол.
– Воу-воу! Чуть больше уважения, красотка, – замахал руками какой-то шебутной тип в спортивном костюме. – Я смотрю, мы точно по адресу! – оценил он нас, а скорее, наши наряды и кивнул в проход, откуда показались еще трое парней. А потом еще четверо. Мы синхронно отступили назад.
Есения подошла к столу и принюхалась.
– Спортивная форма, – не скрывая презрения, бросила она.
Чернявый в костюме нахмурился:
– Ты не гони. Только из химчистки.
– Замечательно, и что она здесь делает?
Вперед вышел парень под два метра ростом, золотой и лощеный, как мамин сервиз. Мы его хорошо помнили: на церемонии поступления он толкал со сцены пламенную напутственную речь. Сегодня вроде не праздник, но его красная рубаха так же была аккуратно подпоясана отменным кушаком, а на груди красовался Всеславец. Сильный родовой оберег, на обычную цацку не похож – значит, наш новый друг не любит конфликтовать.
– Я Белогор, – протянул он Есении руку. – Капитан нашей команды по клюшкованию, пятый курс, факультет промысла, гончарка.
– Есения, староста группы, – приняла Еся руку и опять глянула на стол. – Что происходит, Белогор?
– Вас должны были предупредить, но раз уж такое дело, сейчас объясню, – он стащил тряпку со стола и расправил ее до обычной кофты с цифрой «десять». – У нас через два месяца начинается чемпионат, и в этом году на совете было принято решение выигрывать! – с улыбкой сказал парень нам и заодно столпившимся за его спиной товарищам по команде. – Деканат препятствовать не стал, я только с собрания. В общем, решили, что вы нам поможете. Пойдет в зачет курсовой. Такие дела.
– Чего-чего?.. – промычала Ольга. – Хотите, чтобы мы на этом обереги вышивали?! – ткнула она пальцем на стол.
– Ну да, какие-то проблемы?
Я подошла к столу, взяла чью-то кофту и, сжав в кулак часть рукава, отрицательно покачала головой.
– Нет, капитан, – сказала Есения. – Вам, наверное, лучше к ювелирам. Пусть обручи сделают или кулоны командные. Зарядите их на тренировке, и в путь.
– В прошлом году мы так и поступили, но начиная с этого серебро и все, что «не форма», запрещено. Травмоопасно.
– А что насчет старшего курса? Почему мы?.. – брезгливо таращилась Вецка на кучу тряпок.
– Второй курс обшивает шахматистов, третий расформирован, четвертый борцов, а пятому не до того. Так в чем проблема, я не пойму? Я же сказал, в зачет пойдет. Не верите мне, сейчас Анастасия Станиславовна придет, подтвердит, – настойчиво затараторил парень, когда понял, что на нас его обаяние не очень-то действует.
– Эй, че за настрой такой враждебный, – вклинился чернобровый. – Мы вообще-то честь института защищаем!
– Тихо, – махнул ему рукой Белогор. – Есения?
– Дело не в настрое. С этим нельзя работать. Мила, что скажешь?
Все обернулись на меня.
– Полиэстер семьдесят процентов, спандекс двадцать процентов, еще и перлон. Здесь ни одно шитье не удержится, эти тряпки мертвы.
– Ни за какой зачет, Белогор, – отрезала староста. – Или ты стал бы лепить из пластмассы?
Капитан поморщился и тряхнул головой:
– Понял. Но тогда почему самбовки взяли?
– Самбовки из хлопка, – сказала Вецка. – А это голимая синтетика.
– Еще и фабричная, – подтвердила я.
Знакомое хмыканье дрожью отозвалось в позвоночнике. Вся группа резко расправила плечи и расплылась в улыбках. Модуль Станиславовны и так сеял в нашем коллективе немалую панику, грозя чередой бесконечных пересдач, а тут настоящий внеплановый экзамен по вдохновенному чистосердечию!
Профессорша, цокая каблучками, шустро прошла в кабинет и с интересом уставилась на стол.
– Амилан, – строго сказала она, забросив булыжник в мой огород.
– Полиамиды не мой профиль, – отозвалась я в оправдание за незначительную ошибку.
Его там не больше восьми процентов, и надо было прицепиться!
– Настасья Станиславовна, так как? – посмотрел на нее Белогор.
– Завтра к семи привезут рулоны, разгрузите и на тренировку.
Девчонки содрогнулись. Шить?! Мы вообще-то в портнихи не нанимались, не проще ли в ателье отнести?
– О! Так новую будем делать? Понял, а ну-ка выносим обратно, – указал он товарищам на форму.
– Пойдет в зачет на второй курс, – строго глянула на нас Станиславовна, припоминая модуль по кройке.
– Отлично! Вот и договорились! – крикнул нам с порога Белогор.
Специально тут спектакль устроили! Ну конечно… Все на кафедре должны понимать, что работать с синтетикой нельзя, – уже и ткани заказали.
Кабинет быстро опустел, отчего нависший над нами тлен стал еще очевиднее. Вряд ли кто-то из одногруппниц сразу после этой сессии планировал досрочно сдавать следующую!
Седовласая преподавательница, чью выправку мы любили сравнивать с веретеном, обвела нас строгим взглядом и постучала по столу:
– Девушки, могу я узнать, чем вызвано ваше негодование?
Все потупились, Есения сделала вид, что поправляет тунику и не расслышала вопроса, и надежда у нас оставалась только на Ольгу, чьими родственными связями мы теперь готовы были пользоваться без зазрения совести. Княжна, да форму шить?! Никог…
– Ну ладно, – спокойно сказала Ольга. – Может, идея не такая и плохая.
Еся поперхнулась, ее кокошник съехал на лоб и чуть не упал.
– Уже лучше, – кивнула нам преподавательница и зашагала к выходу. – На сегодня все, Людмила Ивановна ждет в мастерской, соберете комплекты для работы, и завтра к восьми часам как штык на парковке.
– Зачем?.. – шепнула Вецка.
– Поедете с «Лучами» в академию, у них товарищеский матч. Вы должны знать, с чем имеете дело, или собрались работать вслепую?
Есения молча кивнула в уже закрывающуюся дверь, и все мы уставились на Ольгу.
– Белены объелась?! Неужели у сборной народного института спонсора нет? Может, городские власти поддержат? Пошьют где-нибудь, разве мало у нас ателье, которые с обережным работают? – умоляюще произнесла я.
Ольга пожала плечами и присела на парту.
– А что такого? Это наша команда, другие курсы поддержали, почему мы должны отказываться? Белогор и попросил вполне искренне.
– Ах вот оно что, – усмехнулась Есения. – Белогор.
– Ой, прекращай! Ничего подобного, – отмахнулась Ольга. – Анастасия Станиславовна же сказала, в зачет пойдет, – в следующем году мороки меньше будет. У меня уже весь дом рушниками завален, скоро придется сарай для приданого оборудовать, да и куда приятнее вышивать не в короб, а для дела!
– Ну ладно, – староста кивнула княжне и строго взглянула на остальных. – Ольга еще не знает, что на самом деле значит «шить не в короб», будем считать посвящением.
– А что? – встрепенулась княжна. – Сложно?..
Я постучала себя по лбу и натянула улыбку:
– Не-а. Легче легкого.
Рано или поздно это должно было произойти, вот и проверим заодно, насколько наша вера в собственное ремесло окрепла. Закалка, о какой не приходилось и мечтать; может, княжна наконец-то отстанет от нас со своими навязчивыми бизнес-идеями модного бутика.
Глава 3
Я забежала на парковку, когда наш красно-белый автобус уже катился к выезду, натянула капюшон и нырнула внутрь, проклиная тот день, когда впервые взяла в руки иглу.
– Милослава! Тебя г-г-г… Мать честная…
Я не сдержала визг облегчения и быстро плюхнулась на свободное место рядом с Ольгой. Хвала Богам, наших посадили на передние сиденья, и мне не придется позориться, устраивая дефиле через весь автобус!
Есения дернула меня за сарафан через проход и хлопнула по коленке:
– Мила, спокойно. С этим ничего не поделаешь.
Ольга заерзала:
– Едрить этот мадрить, ты б хоть позвонила, я бы прихватила чего!
Я скинула куртку и взвыла. Глаза заплывали, забег выдался марафонский, и единственное, чего мне сейчас хотелось, – это чтобы одногруппницы ослепли хотя бы минут на пять.
А как прекрасно все начиналось! Вчерашний вечер прошел в нашем доме в благостной тишине, мне даже приснилось, что «Лучи» берут первые места во всех видах соревнований – от шахмат до плавания. Вера в лучшее окрепла, радости от авантюры, в которую нас ввязали, прибавилось, но все это вдребезги разбилось о полки в шкафу, которые поутру я обнаружила абсолютно пустыми.
– Я на такой случай в бассейне запасную одежду держу, тут на Волжской, они с шести работают, – сочувственно говорила Вецена.
– О, я тоже! Там за годовой абонемент персональный шкафчик дают.
– Отличная идея… Возьму н-на заметку, – сбивчиво цедила я.
Не было сомнения, что все сокурсницы прошли через подобное уже не раз и не два в своей жизни и сейчас отлично понимают мое гневное отчаяние. У меня на подобные случаи тоже когда-то был собран «тревожный чемоданчик», только летом мы с матерью вроде как договорились, что одежду я буду выбирать себе сама, и мы его разобрали. А теперь я сижу в льняной рубахе, валенках, увитых зелеными лентами, и сиреневом сарафане в цветок, где на языке шитья крупно светится надпись: ХОЧУ ЗАМУЖ!
– И куда на этот раз? – спросила Ольга, когда я наконец отдышалась.
Девчонки повставали с сидений и облепили меня со всех сторон, нагло игнорируя причитания водителя о безопасности движения.
– Не поверите!
– Ну?!
– К соседке!
– От жесть…
– Это еще что, мою одежду вообще сожгли перед поступлением, – вздохнула Есения.
– Ты зачем матери рассказала, курица? Мои об этом узнают только после защиты диплома!
– Да откуда я знала?! Шутите! Она даже виду не подала, что ее это заботит. Только кивала и улыбалась! Я уж решила, что наконец-то можно жить спокойно…
Девчонки захмыкали:
– Усыпила твою бдительность. Идеальный план.
– Гениально, точно.
– Твоя мама же сваха, да, Мила?
– Н-да…
– Ну что сказать. Профи!
Утром пришлось убить целый час на тщетные поиски нормальной одежды, а потом нестись по снегу, как резвый олень, и даже удивительно, как бабушкин раритет на мне выдержал и не пошел по швам.
Сначала была идея просто обрезать его до туники, ведь мои шерстяные колготки смахивали на вполне сносные штаны, но даже в гневном припадке рука не поднялась. Прабабушка молилась, вышивала, и все это, бесспорно, от большой любви, такое попробуй срежь – сам себя проклянешь.
И как я только подумать могла, что мама меня в джинсах из дому выпустит! Такое событие: сборная института в тесном сотрудничестве, еще и визит в академию, где сотни завидных женихов.
На этот раз Третьяк обещал меня поддержать, потому что даже на его консервативный взгляд мамкиного симпатяги наша сваха перегибает палку. Можно было хоть сапоги оставить!
Наверное, благодаря в том числе и моим рассказам мама наконец-то поняла, что нынче молодым людям все эти сарафаны и румяные щеки не очень-то сдались, вот и перестраховывается, чтоб никакой Джексон на меня и глаз положить не вздумал. Совсем в меня не верит!
– А, Ольга! – вспомнила я. – Здебор!
– Чего?..
– Здебор, зовут его так! Женишка. Представляешь, до этого как воды в рот набрала, а вечером вчера выложила как на духу. Мол, юношу этого Здебор звать, он добр, умен, хорош собой, и вообще мечта.
Еська свесилась в проход:
– К тебе сваты приходили?
– Сваха, одна пришла, пару дней назад. Мне поучаствовать не дали.
– И что за Здебор?.. – задумчиво произнесла княжна. – Чет я таких не помню.
– Не ты одна. Не было у нас такого в школе, мы вчера с Благой часа три вспоминали.
– Ну имя неплохое, – сказала Еся. – Приветливый, гибкий, предрасположен к сильной любви.
Все уставились на старосту:
– Да ты шутишь. Кто ж в наше время жениха выбирать по имени будет?
– Мама моя! И твоя, кстати, тоже. А еще ее мама, и ее, – водила ладонью Есения, намекая на всех собравшихся. – Ладно тебе, с этим надо просто смириться. Нет, я не имею в виду замуж по указке, но лучше не спорить, уж поверь.
– Вот, кстати, да, – вступилась Кола. – К нам когда приходят, я тоже только улыбаюсь и молча киваю. Пусть думают, что я в этом очень заинтересована, мол, приглядываюсь, замуж невтерпеж, тогда меньше лезть будут.
– Точно-точно! Схема рабочая, только стоит показать, что ты замуж не хочешь, все, пиши пропало, – сказала Вецка. – Меня мать полгода назад уже сама сватать собиралась, повезло вовремя себе любовь выдумать, теперь все молчат в тряпочку. Уж двадцать первый век на дворе, насильно отдать закон не позволит, но чтобы лишний раз приключений на жопу не искать, лучше просто не перечить.
Мне мать ни одной анкеты не показала, благо, на ее профессиональный взгляд, свататься к парню последнее дело, а сама бесится, что претендентов на мое сердце не мелькает каждую неделю по три. Понятно, что я «у мамы самая красивая!», только не помешало бы трезво оценивать ситуацию. Была бы я как Благана: белокурая и крепкая… но я, как и Треня, вся в мать: мелкая, чернявая и худая, и эти парадные одежды смотрятся на мне хуже, чем на вешалке.
Мы выехали за город, и в надежде успокоиться я очень некстати переключила внимание со своей несчастной персоны на окружающих. Ольга отвернулась к окну и замерла, будто впервые в жизни видит заснеженное поле, остальные уткнулись в смартфоны или задумчиво пялились в потолок, только бы не встречаться со мной взглядами.
– Да вы издеваетесь, – проворчала я.
Вырядились, как на выпускной! И ладно бы тоже в сарафанах, так нет: джинсы, юбки, брюки, на Вецке новый спортивный костюм с вышитыми лампасами. Хоть одна бы в рубахе пришла! Еська даже без кокошника, еще и платье напялила. И они мне тут про традиции рассказывали…
Я, конечно, тоже планировала сегодня надеть что-нибудь из парадного, но и подумать не могла, что у нас тут кастинг в модельное агентство намечается.
Зуд в носу возобновился, глаза опять заплыли.
– Да ладно тебе, Мила, – спохватилась Ольга. – Ты отлично выглядишь!
– Да-да! Очень красивый сарафан!
– И колготы что надо.
– А помада тебе не идет, ты вот как есть красотка.
Я привстала и потянулась за сумкой, игнорируя сочувственные речи. Спасибо хоть все цветастые, как рушники, и у меня есть шанс затеряться в толпе. Я скинула валенки и достала из сумки школьные кеды Третьяка. Вот почему с обувью сообразила, а до джинсов не доперла? Какая разница, оверсайз же в моде!
– Мила, – Есения уставилась на кеды, – не пори горячку, там мороз, вдруг у них стадион открытый.
– Не страшно, – буркнула я, справляясь со шнуровкой. – У меня колготки с пятерным начесом.
Я закончила с переобуванием, когда автобус съехал с трассы и остановился перед высокими коваными воротами. Мы прилипли к окнам, как охочие до новых территорий туристы. Нечасто удается побывать в закрытых учебных заведениях подобного элитного типа, и все мы ожидали увидеть как минимум новомодные корпуса со сверкающими панорамными окнами и парковку, заставленную спорткарами, но уже минуты три катились по брусчатому пустырю.
Все академии располагались за городом, у них была своя инфраструктура, и по рассказам, даже лучше столичной. Здесь студенты жили весь учебный год и бывали в городе только по выходным. Высшая медицина, экономика и юриспруденция, технологии и дизайн. В рекламе такие места не нуждались, потому что поступить сюда можно только по семейному поручительству или по другим внушительным связям, и поэтому для нас они представляли немалый интерес.
Ольга повела плечами и заерзала:
– Ну это точно не дизайн. Сеня, а мы в какую академию-то едем?
Староста натянула на голову платок и потупилась:
– А я не уточняла, думала юридическая, откуда в художке команда по клюшкованию, там девки одни…
Я отвлеклась от череды черных двухэтажных построек по бокам и свесилась в проход, чтобы разглядеть в лобовое стекло главный корпус. В глаза бросились мощные резные ставни из красного дерева. Какой-то Кощеев дворец, а не учебка…
– Уж точно не мед, – сказала я.
На прогрессивную общину, коими виделись нам все академии, это место вообще не походило. Мне, конечно, впору радоваться, вдруг и сарафанами тут никого не удивишь.
Автобус остановился, и мы нехотя потянулись на улицу, где сбились в плотный комок, опасаясь сдвинуться с места. Центральное здание академии было поистине исполинских размеров и нависало над нами вычурной громадой, как черная грозовая туча.
Но стоит отдать должное организации – вся немалая мощенная камнем территория оказалась очищена от снега, и валенки не зря остались валяться под сидением в автобусе.
Клюшкари были одеты в красные с желтыми полосами спортивные костюмы, и когда они вооружились огромными сумками с экипировкой, мы с девчонками стали не так ярко выделяться, хоть все равно наша пестрая компания смотрелась здесь как горстка леденцов в вороненом котле.
– Красота, – не стесняясь, оценил нашу ошалелую компанию физрук, по совместительству главный тренер. – Да нам с такой группой поддержки и обереги не нужны!
Мы скромно улыбнулись Петру Степанычу и медленно двинулись вслед за парнями ко входу. В том, что заведение элитное, никто из нас не сомневался уже после ворот. Обрамленные витиеватой ковкой из черненого серебра входные двери и вычищенный двор это подтвердили, но, когда мы зашли внутрь, скрыть восторга все равно не удалось.
Мы, сгрудившись у самого порога, старались вести себя как воспитанные городские особы, ведь золотыми шпросами на высоких окнах, бархатными шторами с кисточками и коврами на каждом углу нас не удивишь, но главное здесь было не в роскоши. Каждый дюйм академии был пропитан духом нави, силой заговоров и благословений. Если бы мы не работали с подобным изо дня в день, могли бы и не заметить, однако обережная вышивка очень развивает восприимчивость. Там и стежок чувствовать надо, а здесь каждый карниз сделан вручную с большим трудом и благодетельностью. Мы старались держаться изо всех сил, но уже спустя минуту охали, как деревенщины.
– Да-а-а, Петро. Я смотрю, честно выигрывать вы не собираетесь! – громогласно прокатилось по залу. – Это что за красны девицы?!
Мы встрепенулись, отложили изучение резных сюжетов на перилах и дружно поклонились стоящему на лестнице невысокому мужичку в черном костюме, которого даже не сразу заметили. Холщовые штаны и простая подпоясанная красным кушаком рубаха на нем чем-то напомнили мне пижаму Олега, только сидели они как брюки и смокинг. Мужик с интересом рассматривал нас и улыбался, подкручивая седые усы. Где-то я его уже видела…
– А ты как думал! В этом году брошены все силы, – ответил ему физрук. – Это наши вышивальщицы. Хотят изучить предмет для «секретной» курсовой работы, – перешел он на шепот. – Надеюсь, не проблема?
– Шутишь? – Мужик внезапно нахмурился и так же резко воссиял. – Наши двери для народников всегда открыты. А для красавиц и подавно!
– Это что за богатырь-угодник в отставке?.. – шепнула Ольга.
В голове будто лампочка зажглась. Да это ж Сорочинка! Кто-то позади поперхнулся на вдохе. В глаза сразу же стали бросаться молоты Сварога, без которого тут не обошлась ни одна картина и резьба. И как сразу не доперли?! Конечно, для нас это фактически родные стены, и за академию это место никто не считал. Юридический… Как же.
– Что ж! Я рад приветствовать вас в стенах Сорочинской академии, чувствуйте себя как дома, – улыбнулся мужчина нам и перевел взгляд на спортсменов. – А вы чего встали? Дорогу забыли, карту начертить?! – рявкнул он так грозно, что даже у меня нога дернулась.
Перед нами стоял Горислав Деянович, директор академии, с которой у нашего института издавна сложилась крепкая дружба. Даже в приветственных буклетах Сорочинке был посвящен один маленький абзац. Сюда можно попасть и без связей, родственных или блатных, достаточно родиться с проклятием или получить его в течение жизни – и смело паковать чемоданы.
Каждое лето в сети появляется куча объявлений, где обещают проклясть ваше чадо «быстро, эффективно и безболезненно», чтобы повысить шансы на поступление в подобное место. Здесь продолжали развивать ведические традиции, волхование и зелейную фармацевтику, ведь это настоящий чернокнижный НИИ!
Наша группа завистливо поджала губы. Покровительствующий бес хоть и проклятие, но открывает совершенно другие перспективы. Уж местные специалисты в миру точно будут нарасхват. Мы даже погадать боимся, потому что потом иголку в руках не удержим, а здешним студентам подобное нипочем, и по сути это был тот же народный институт, только с немного иным уклоном.
Сила духа не имеет окраски, она олицетворяет силу рода и магию окружающего нас мира, где перед бурей всегда затишье, после дождя радуга, после грома молния, а после ночи рассвет. Двойственность мира присутствует в каждом из нас, но если ювелиры на нашем потоке специализируются на обережной магии, здесь студенты смело работают с воинской или тяжелой бытовой, и учатся тут потомки ведунов и ведьм, оборотни и прочие счастливчики, к которым ни одна порча уже не прилипнет. Поговаривают даже, что род Горислава Деяновича берет свои корни от Яги.
На третьем курсе у нас будет здесь несколько выездных лекций в модуле «Погребального шитья», где семантика очень уж отличается от привычной обережной и требует тесного знакомства с Навью.
Директор повел нас за собой по просторным коридорам академии с экскурсией, когда приметил на лицах неподдельный восторг и любопытство.
– Потрясающе…
– Ты на перила глянь, сколько ж им лет, пятьсот?
Мы поднимались по широкой лестнице, спотыкаясь на каждом шагу. Всем вмиг стало плевать и на манеры, и на женихов, потому что даже рамы для картин тут были вырезаны из дерева-громовицы. Благана Перуну молится каждый день, только чтобы одну щепу урвать, ведь дуб, пораженный молнией, для знахарок дороже золота, а тут из него, наверное, даже парты сделаны!
В коридорах стояла не свойственная учебному заведению тишина. Лекции в разгаре, и на них вряд ли кто-то будет спать. Вылететь из академии можно на раз-два, а дальше только в менеджеры и дорога, ведь с проклятием да без диплома – прямой путь в шарлатаны, а там и до тюрьмы недалеко. У меня даже на маму работает парочка свах, закончивших подобные вузы, ведь приворот снимать дело далеко не белое: иногда такая сильная магия попадается, что и черта просить о помощи приходится.
– Что ж, красавицы, – директор глянул на часы. – Готовность – час, свободному перемещению не препятствую, но рекомендую не опаздывать, – он строго на нас посмотрел и указал рукой: – Выход на арену в конце коридора.
Мы благодарно поклонились в могучую спину директора и столпились в кружок. Половина группы сразу предпочла занять места на арене, чтобы не опоздать и не сыскать себе проклятья, остальные горели желанием изучить здесь каждый угол и вообще не смотреть матч, но разгуливать без сопровождения не рискнули и идею поддержали, а меня последние пятнадцать минут волновал совсем иной вопрос…
– Есть у кого с собой ножницы?
Есения и Ольга зарылись в сумки:
– Зачем тебе?
– У меня есть, на, – протянула мне княжна маленькие маникюрные ножнички.
– Идите, я догоню, – я оглянулась в поисках уборной и, прихрамывая, двинулась в противоположную сторону.
Боль в ногах уже отзывалась пульсацией в висках, и никакие обереги не спасали. Когда дома я примеряла кеды брата, совсем не подумала о колготках, которые в пять раз толще, чем домашние носки, а теперь готова была биться головой о стену, только бы Боги ниспослали мне пару лаптей.
Повезло, что на мне три слоя одежды, и дрожь в коленях останется незамеченной, как и замятые пятки. И надо ж было додуматься!
Взгляд зацепился за знакомую картину в золоченой раме. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и замерла. Да чтоб им тут жилось хорошо, хоть стрелки бы нарисовали!
– Чур меня, – шепнула я, когда поняла, что блуждаю по кругу вот уже минут двадцать.
Нужно возвращаться. Арена, должно быть, немаленькая, заныкаюсь на последний ряд и просто сниму это шерстяное подобие колготок, и стрижка ворса не понадобится.
Я вжалась в стену, скинула пуховик и стала осматривать сарафан на предмет красных нитей, которые можно срезать без вреда для здоровья. Уже ловко отпарывая одну из лент на подоле, я не смогла сдержать смешка. Самое подходящее местечко для снятия оберегов, ничего не скажешь.
Я вытянула из ленты нитку, приложила ладони с зажатой шелковинкой к лицу и дунула.
– Горячи слезы проливаю, семь печалей на ветру колышутся, да пути не слышится, – бормотала я заговор. – Ниточка блаженная, горем умытая, стелись скатеркой, веди удачу и взгляда ясного в придачу. Улыбается солнышко ясное и за собой радостно манит, со счастливым оборотом знается, да истина не ошибается.
Я дунула в ладони еще три раза, повязала нить на палец и всмотрелась в «компас», который благодаря стараниям вот уже третьего поколения женщин в нашем роду будет точнее любого ДжиПиЭс.
Ниточка натянулась алой стрелой в обратном направлении. Я подхватила пуховик и побежала по коридору, стараясь не отвлекаться на манящие барельефы и панно из красного дерева. Точно чертовщина: чуют заплутавшую, вот и резвятся. Нечасто тут подобные недотепы разгуливают, так что мне нечего и обижаться. Пошалят да успокоятся.
Я свернула раз пять, когда указатель уперся в массивную дверь с искусной резьбой. Тонкие деревянные грани косами переплетались в затейливые узоры, рисуя идеальный рунический оберег, вплетенный в изящные крылья птицы-павы. Мне удалось разглядеть почти весь символический словарь, прежде чем я осознала главное. Что-то не припомню ее на своем пути… Мимо такого разве пройдешь?
Я тряхнула рукой, но нитка буквально примагнитилась к двери. Арена же наверняка круглая, и проходов на нее должно быть поболее одного. Может, это короткий маршрут? Я аккуратно толкнула незапертую дверь и прошла внутрь.
Всюду располагались стеллажи со стеклянными отполированными витринами, на стенах были развешаны рушники, скатерти, оружие и какие-то грамоты, а в центре на деревянной стойке красовался герб академии: Молот Сварога[7] с гравировкой в виде звезды Руси, которая в десятки раз усиливала и без того надежного помощника в постижении силы и мудрости предков.
Я огляделась в поисках табличек «съемка запрещена» и, не обнаружив ничего подобного, принялась шарить по сумке и карманам в поисках смартфона. И не сразу сообразила, что он остался валяться на кровати, ведь карманов мой древний сарафан не предусматривал!
Цокнув от обиды, я медленно двинулась к виднеющейся в другом конце зала двери, стараясь запечатлеть все это хотя бы в памяти.
Да тут можно избавиться от депрессии за считаные секунды…
Сильные обереги хранят память и молитвы всех, кто когда-либо к ним обращался, поэтому наши ученые нашли феномену исповеди вполне научное объяснение: когда тебя окружают память и молитвы сотен людей, твои проблемы становятся не страшнее песчинки соли в бочке меда.
Палец кольнуло, я отвлеклась от ветхой палицы на стойке и отметила изменившееся направление компаса, который теперь настойчиво требовал подойти ближе к витрине, где красовались какие-то костюмы.
– Да что ж такое… Чур меня…
Синий бархатный кафтан с золотым шитьем на рукавах и полах и кушак накрепко приковали мое внимание. Наверное, впервые за долгое время я смотрела на шитье, которое не могла расшифровать с полувзгляда. Невообразимой сложности работа. Я знала почти все про обереги, но здесь симвология свернулась в затейливый глубок, из-за чего сюжеты не поддавались простым трактовкам.
В основном вышивками украшалась женская одежда, потому что нам требуется куда больше защиты. Да и вся шитая символика в большинстве случаев уподоблялась женщине: рожаницы, оленицы-матери, Макошь и дочери. Намеки на мужчин если и встречались, то очень редко, и никогда в центре сюжета, как здесь.
Рядом висели еще три подобных комплекта одежды, но синий явно выделялся. Только на нем вышивальщица самоотверженно отпускала сына, мужа или брата не просто на войну, а на верную смерть. Поэтому большую орнаментируемую часть занимал Даждьбог на коне, направлявший свободную душу к свету. В Ирий[8]. Она знала, что он не вернется, и сделала все, чтобы облегчить ему смерть. Вышивальщицей наверняка была ведьма, ведь непоколебимая вера аж сочилась даром предвидения.
Я не помню, как достала из сумки тетрадь и карандаш, но на первой странице уже отчетливо виднелась схема, где я начала отмечать детали и стежки, которые могут указать на время и место. Если сравнить техники, вычислить это будет несложно, главное, зарисовать, ведь вживую я такое вряд ли еще где-то увижу. Теперь, если подумать, фоткать и рука бы не поднялась.
Это же с ума сойти: черное шитье о большой любви! Да я себя не прощу, если не разберусь в каждом стежке этой истории…
У одной стрелки я пометила «время», у другой «место» и в заголовке листа крупно вывела «БИТВА?», место которой мне помогут просчитать на историческом факультете.
– Битва при Константинополе, – раздалось у меня над головой. – Шестьсот двадцать шестой.
Карандаш выпал из рук. Я медленно отвела взгляд от тетради и наконец-то вспомнила, кто я, где я и что тут делаю. Кед на ногах уже не было, пуховик валялся неподалеку, а я практически легла на пол, уткнувшись в тетрадь, – и все это посреди учебного дня в зале славы Сорочинки. Сдурела?!
Рядом со мной кто-то сидел. Судя по всему, на корточках, потому что мне удалось разглядеть только носы кроссовок и колени. Мужские колени. Я тоже села и сложила руки поверх сарафана.
– В-вы уверены?.. – Я уставилась на кафтан, будто так и надо.
– Абсолютно. Человека, который это носил, звали Лучезар. Лучезар Казимирович, можешь пометить, – ткнули мне пальцем на тетрадь.
Я послушно кивнула и постаралась ровно вывести имя героя, которое мне так любезно подсказали. И что дальше делать?! Вдруг сюда вход воспрещен всем, кроме учащихся? А если за такое попрут из института?! Но я же не собиралась ничего красть или осквернять, у меня исключительно профессиональный интерес…
– А-а-а, – быстро соображала я. – Как звали вышивальщицу?
– Тут не подскажу. Имени мы не знаем, но бабушка говорит, «что-то на “В”».
Бабушка?!
– В-ваш пращур?
– Пра-пра и так десять раз.
– О-о-о…
В уши врезался звон колоколов, очевидно, извещавший студентов о начале перерыва. Или учебы. Или матча!
Я сунула тетрадь в сумку, подскочила и осмотрелась в поисках обуви, избегая глядеть на собеседника. Сколько я здесь уже торчу?! Есения меня придушит…
Парень кашлянул. Я обернулась и увидела в его руках свои красные потрепанные кеды. Он опустил их на пол передо мной и снова кашлянул. Сейчас на моих щеках наверняка такой румянец, что никакая свекла не нужна… Стыдоба!
Я благодарно кивнула и влезла в обувь, как в тапки, чем заслужила еще и хриплый смешок. Мой взгляд скользнул по черно-белой спортивной форме, явно принадлежавшей команде соперников, и я облегченно выдохнула. Это не преподаватель и не директор. Клюшкарь!
– Заблудилась, – брякнула я, глядя в потолок.
– Да я уж понял.
Парень встал, повернулся к выходу и махнул рукой «за мной».
Я старалась не отставать, но затекшие ноги, испуг и кеды этого просто не позволяли. Временами приходилось подбирать сарафан и трусцой догонять спину с цифрой «пять» на кофте, и хвала Богам, незнакомец не оборачивался.
– Теперь только прямо, – указал он на дверь в конце коридора. – Потом вниз по трибуне, думаю, разберешься.
– Спасибо, – кивнула я, справляясь с одышкой.
Вот так забег вышел!
Парень обернулся так резко, что я даже не успела испугаться, и в меня уперлись два светящихся янтарных глаза:
– Тебе спасибо.
– За что?..
Клюшкарь быстро обогнул меня по крутой дуге и крикнул уже в спину:
– За победу!
Глава 4
За указанной дверью оказался очередной коридор, только на этот раз мощенный светло-серой плиткой. Таблички с указанием направлений и секторов были здесь на каждом шагу. Я подошла к одной из них, но как ни всматривалась, буквы и цифры плясали в глазах незнакомыми символами.
По лбу скатилась капля. Я скосила глаза на грудь. Спокойно, сарафан не колышется так явно, как кажется, и сердце остается на месте.
– Ч-чур меня…
– Мила, твою жуть за перемать! Где тебя носит?! Я чуть с ума не сошла, уже думали, сгинула в этих лабиринтах!
– З!
– Чего?
– Заблудилась!
Ольга схватила меня за руку и куда-то поволокла. Ступенька, еще одна – и мы вышли к заполненным трибунам, где, судя по гомону, уже собралась вся академия. Предсказуемо все местные студенты были в форменной однотонной льняной одежде и даже в одинаковых пуховиках. У девушек волосы собраны в аккуратные косы, на платьях лишь тонкие лаконичные узоры, а на юношах – брюки и рубахи с похожими рисунками. О строгости местных правил мы хорошо знали, наши преподаватели частенько заикались, что пора бы их перенять и уравновесить разномастную институтскую солянку.
У прямоугольника игрового поля красовались «Лучи», а чуть выше, на местах сразу за ними – одногруппницы. Цветастые и сосредоточенные, как на контрольной. Теперь я нашла бы наших и без компаса, потому что они выделялись здесь, как клумба на поле стерни.
– Милослава, – строго посмотрела на меня Есения, когда мы с княжной наконец-то добрались до своих мест и уселись, – что случилось?
– Ничего, все нормально, просто чуток заплутала. У них тут все коридоры на одно лицо!
Деревянная решетчатая перегородка, отделяющая нас от игроков, содрогнулась, когда прямо на прутья заскочил шальной чернобровый клюшкарь.
– Нашлась пропажа! – заорал он, привлекая внимание всей команды.
Петр Степанович обернулся и пригрозил мне кулаком.
– Да ладно вам. Что тут со мной может случиться? Это же не глухая чаща!
– Да ну здрасте. Мы уж думали, тебя, такую сладенькую, кто-то съел!
Я только рот успела открыть, как по затылку шутнику прилетело клюшкой. Он взвыл и соскочил с ограды, выставляя свою клюку на манер шпаги.
– Вадим, отвали, – строго сказал ему Белогор. – Помело, а не язык.
– А что я такого сказал?! – взъерепенился парень. – Ты обернись! Кошмар, как они тут существуют, я не пойму. То ли дело наши, – с довольным видом осмотрел он нас. – Всех бы в жены взял!
– Губу закатай! – прикрикнул ему кто-то со скамейки.
Девчонки засмеялись, и атмосфера немного разрядилась. Теперь главное – глядеть только на поле и не оборачиваться. Про чащу я, конечно, брякнула, но примерно так себя здесь и ощущала, среди ровных однообразных льняных стволов. Вадим прав, так и с ума сойти можно. Для нас красочность уже дело привычки, и жизни без нее мы не видели.
Форма на наших парнях сегодня была знакомая. Красно-желтые кофты с лучами Ярило[9] на спине, красные перчатки и щитки на предплечьях и голенях. Мы почему-то ожидали, что экипировка будет напоминать хоккейную, но ни шлемов, ни наплечников на игроках не было, как и коньков.
«Слишком травмоопасно».
Я привстала и повисла на перегородке.
– Белогор, – позвала я капитана.
– Что такое?
– А что на вас за обувь? – указала я на его ноги, которые отсюда было не рассмотреть.
– Бутсы, – задрал он ногу, демонстрируя кроссовки с деревянными шипами.
Староста подошла ближе.
– Раз мы тебя все равно отвлекли, хоть правила нам объясни, – сказала она. – Мы же за этим здесь. Пора бы вникать в суть нашей «секретной курсовой».
– Смотрите сюда, – махнул рукой Белогор, привлекая внимание других одногруппниц. – Это поле для клюшкования, – он указал за спину. – От хоккейного отличается льдом, которого тут нет. Только примятый снег. Поле разделено на две зоны, нашу и… и не нашу. После первого периода мы меняемся. Цель игры – закатить мяч в лунку. Лунки расположены по бокам, – развел он руки. – Сегодня играем классику, до трех голов в каждом периоде.
– А сколько периодов?
– В тренировочных и отборочных по три, в полуфиналах и финалах чемпионата третий только в случае ничьей.
По стадиону прокатилась волна аплодисментов.
Я проследила за взглядами команды и выгнулась в проход, где буквально в паре метров от нас стали появляться игроки в черно-белой форме. Они спускались к соседней лавке у кромки поля и доброжелательно махали клюшками в разные стороны.
Белогор расплылся в улыбке и зашагал к соперникам, которых наша команда встречала как старых друзей. Вероятно, так оно и было, ведь вряд ли спортивный этикет требует приветственных объятий.
– Ну звезды, – присвистнула Ольга.
– «Молоты», – поправила ее Есения.
– Да хоть «молодцы»! Какая к черту разница, если все богатыри как на подбор, – сказала Вецена. – Но наши мне все равно больше нравятся, че эти лысые какие-то?..
Все парни у «Молотов» были обриты практически наголо. Местные правила прически так-то не запрещают, может, традиция?
– Обновляются, наверное, перед началом сезона, – произнесла Ольга. – Я слышала о таком. Скорее всего, пока чемпионат не закончится, черт им больше не помощник.
– Вполне возможно.
– И как им не холодно.
Уж не знаю кому как, а мне до зубного скрежета захотелось раздеться. Лоб взмок, щеки снова вспыхнули, и едва затихший мандраж разгорался с новой силой. Седьмой, второй, третий, четвертый…
Белогор указал на нас какому-то парню с капитанской повязкой и звонко рассмеялся.
– С такой группой поддержки мы не проиграем! – крикнул он.
Капитан «Молотов» демонстративно покрутил головой.
– Думаю, ты кое-что упустил, – намекнул он на толпу в их поддержку.
– Дело ж не в количестве, Данияр, – заметил Вадим, – а в качестве!
Белогор снова замахнулся клюкой на болтливого товарища. Капитан «Молотов» закатил глаза и усмехнулся, после чего приветственно нам помахал.
– Кажется, меня только что приворожили, – сказала княжна, поправляя воротник шубки.
– И меня.
– Мне тоже так кажется.
– И как делить будем?
Девчонки захихикали.
Ну конечно, капитан «Молотов» – высоченный брюнет, широкоплечий, с точеным лицом и обаятельной белозубой улыбкой. Да на него только посмотри косо – тут же наверняка орава влюбленных ведьм проклянет, и пискнуть не успеешь.
Вообще все тут богатыри как на подбор. Из всей толпы выделялся только Вадим. Он один был смуглым и ростом едва выше княжны, тогда как остальные парни на первый взгляд будто тянулись к третьему метру, за редким двухметровым исключением.
В нашей команде было двенадцать человек, пятеро из них готовились к игре, остальные же кутались в куртки и устраивались поудобнее. У «Молотов» скамейка запасных была в три раза многочисленнее, но, к сожалению, на куртках не указывались номера, а я кроме цифры «пять» и желтых глаз ничего не помню!
– Мы этим шахматным доскам не проиграем!
– Это мы еще посмотрим! – ответили Вадиму со скамейки соперников.
Чернобровый приложил к глазам ладонь козырьком и сощурился:
– Так вы у ведуньи своей спросите, она подтвердит! Что-то я ее, кстати, не вижу… Приболела?
Данияр хлопнул себя по лбу и посмотрел на краснеющего от ярости Белогора:
– Ничего личного, брат, но седьмой под юбки отправится первым.
– Не возражаю, – кивнул Белогор.
У скамейки соперников послышалось оживление.
– Помяни черта! – взвыл Вадим. – Видите? Я же сказал, даже валенки припасла, готовится отдыхать.
Да вот же он…
Я блуждала взглядом от нашей скамейки до сопернической, чтобы пялиться не так явно и не выдать волнения, которое взялось не пойми откуда!
Из-за стрижки казалось, будто голова пятого посыпана пеплом, ведь клюшкарь был практически седой. Как-то сейчас он кажется больше, чем до этого. Может, из-за шипов и экипировки?..
Мы сидели выше лавок на пару метров, и на игроков приходилось смотреть сквозь прутья ограждения, которым я была несказанно рада, – отличная маскировка.
И зачем ему валенки? Наши оставили все, кроме курток, в раздевалке, да и у «Молотов» в валенках никто не сидел. Мерзлявый?
Парень поставил обувь у скамейки, подошел к нашим и протянул руку Белогору.
– Вадим первый ложится? – уточнил он вместо приветствия.
– Да, мы уже договорились.
– Идите вы нафиг! Нашли кого сливать. Вам без меня не победить!
– Тихомир, – обратился к парню его капитан, – есть хорошие новости?
Тихомир, значит. Отличное имя, и трактовка не нужна, все налицо. Спокойный и благостный, как идол на капище, хотя явно имеет черноту за душой, не зря глаза блестят, как два светоотражателя. Это его Вадим «ведуньей» назвал? На мой взгляд, для ведьмака он как-то крепковат.
– Хороших нет, – подмигнул он Вадиму. – Только отличные.
– Это вряд ли, – улыбнулся Белогор.
– Прости, Бел, но мы сегодня не проиграем.
Капитан «Лучей» перекинул клюшку на плечо и выпрямился. Кто-то из одногруппниц охнул. Ну да, на самом деле богатыря тут было всего два, оба капитаны, потому что тот же Тихомир будто скукожился до размеров чернобрового рядом с ними.
– Вот как, – хмыкнул Белогор. – И что на этот раз? Опять прадед шепнул?
Тихомир нахмурился.
– Ты-то куда, что за сказки, – отмахнулся он.
– Не тяни, – толкнул его Данияр. – Так что? Можно не напрягаться?
– Напрячься придется, но мы не проиграем. – Над скамейками повисла звенящая тишина. Он что, пророк?! – Я нашел сирень с пятью лепестками.
Есения прикрыла рот, чтобы не засмеяться, но остальные сдерживаться не стали, и громогласный хохот обрушился на все три ряда. Я вжалась в сиденье. Сирень?!
– Ага, зимой! Охотно верю, – заливался Вадим.
Капитан приложил ладонь к голове товарища:
– Вроде здоров…
– Да ну вас! Я хоть раз ошибся?
– Цветы по зиме не лучшая примета, – серьезно сказал Данияр. – Ты уверен?
– Конечно. Целая ветвь, и вся в пятилистниках! Я такого вообще никогда не видел.
– И ты, конечно же, съел один и загадал победное желание?! – продолжал веселиться Вадим.
– Пока не съел, оставлю на финал, – парировал Тихомир. – С вами и так расправимся.
Ольга, хохоча, толкнула меня в бок:
– А забавный! Видала, с какой серьезной миной вещает? Сирень так-то далека от спорта. Там и хорошего не много.
– Вот-вот, – подхватила Есения. – Тут больше о любовных тревогах речь, хотя пятилистники, несомненно, к удаче.
Я отвернулась, застегнула молнию на пуховике и поджала губы. Либо этот ведун сбрендил, либо рассказывает про вышивку на моем сарафане!
Рот непроизвольно открылся.
«За победу!»
Судья у противоположной кромки поля дал свисток. Табло под куполом арены зажглось парой алых цифр, парни разошлись по сторонам и выстроились всей командой у лавок. Чтобы оторваться от «не нашей» половины поля, я замотала головой, напевая про себя «Калинку-малинку», – еще не хватало, чтобы записали в изменники.
Теперь остается надеяться, что Тихомир все это не всерьез. С другой стороны, силу оберегов явно чувствует и расшифровывать умеет, и тогда лучше уж на свой спортивный лад, чем прочти он мне мольбу о скором счастливом замужестве.
Спасибо, мама, от души! Не удивлюсь, если после прихода той свахи она заподозрила, что на Милу парни вешаются, как скворцы на спелую черешню, а дочь, нахалка, просто нос воротит. Отсюда и взялись эти сарафаны, которым место рядом с бархатными кафтанами за стеклом! Позорище…
И не зря же она сегодня смоталась на работу аж на три часа раньше, совесть все же есть и иногда просыпается – в глаза дочери стыдно было смотреть. Я же чувствую, как эти одежи давят на меня своим «хочу замуж»!
Десять игроков построились в центре поля, вновь обменялись рукопожатиями и разбежались по своим позициям. У «Молотов» к экипировке добавились черные шапки – как мы поняли, не столько из-за холода, сколько из соображений безопасности. Волосы для мужчин все же не просто украшение. Одно дело лысиной по снегу тормозить, другое – шевелюрой. Хотя приятного, один черт, немного.
Игра началась.
К нам тренер отправил парня со скамейки запасных в качестве комментатора, и очень кстати, потому что спустя пять минут мы бы скорее назвали это побоищем, чем игрой. Мне доводилось видеть трансляции подобных матчей, все же когда-то мужчин у нас в доме было больше, чем женщин, но одно дело по телевизору, и совсем другое – из первого ряда.
Гул болельщиков, скрип снега, треск клюшек, игроки, которые в мгновение ока превратились из дружелюбной братии в рыкарей волкодлаков, – все это сплелось в мощнейший фон, который вкупе с азартом пробирал нас до дрожи.
Белогор занял позицию у лунки и оправдывал собственное имя на весь миллион процентов. Когда чья-то клюка прилетела ему в голову, он даже не дрогнул, врастая в свою позицию «отбивалы», как скала. Другую лунку от игроков ожидаемо защищал Данияр. Вадим играл на позиции центрального нападающего и отлетал от капитана «Молотов», как воланчик от ракетки, – легко и далеко, но он был меньше и шустрее, и это явно играло нам на руку.
Толкаться, отстранять соперников клюшкой, сбивать с ног – правила допускали практически все, кроме откровенного мордобоя. Единственное, что наверняка было запрещено, – это касаться мяча чем-либо, кроме клюшки. Наш «тройка» уже получил за пас с ноги первое предупреждение, еще два – и вылетит в зрители.
– …сегодня количество замен ограничено только размером скамейки. В крайнем случае отправим кого-нибудь из вас! – пошутил в наши перепуганные лица висящий на ограде комментатор Борислав.
Ростом едва выше Вадика, светлый, румяный, миловидный, настоящий Иванушка, и сдалось ему это клюшкование! Мы посовещались и решили, что шахматы бы больше подошли. Или комментаторство.
– А Вадим молодец, ты глянь, – восхитилась Ольга.
– Вообще не говори, я даже не ожидала, – поддакнула Вецка.
– Вадя маленький, да удаленький. Юркий. Вы не обращайте внимания на его длинный язык, он так-то нормальный парень, просто немного шальной. Поэтому и играет в нападении.
Я сложила руки на груди, откинулась на спинку и нагнала на лицо равнодушия.
– Да? Про центрового соперников так и не скажешь, – выдала я и поперхнулась слюной. – Ну… Что шальной.
– Тихомир-то? Тот еще черт-тихий омут, ты глянь, у него бешеная скорость. Он крупный, таких редко берут в нападение, но он свое место, можно сказать, выгрыз.
– Медведь? – уточнила Есения.
Я навострила уши.
– Нет, под Ярило. Волк.
Вот оно что. Отсюда серая шерсть на голове и светящиеся глаза. Можно было и самой догадаться! Если седьмой сын или очень некстати вещицу проклятую перешагнул, оно и пройдет когда-нибудь само собой. Одно время на оборотничество мода была, повально все копили – кто на лапы, кто на хвост. Благо прошла. Но Олег, например, очень доволен своим проклятьем: за такие деньжищи только рискни разочаруйся, жена бы его прибила. А так лучший нюх на мед в городе. Только оборотничество по рождению не очень удобная штука, однако все лечится, а кому-то и не мешает. У нас препод по высшей математике медведь, только смотришь: человек, моргнул – а он уже лапой пишет.
С поля донесся звонкий треск. Княжна взвизгнула. Мы повскакивали с мест и увидели, как Вадим кубарем катится под лавку «Молотов» с обрубком вместо клюшки. Нас окутало протестующим свистом. Ноль-один! Мы радостно закричали и захлопали в ладоши.
– Какой кошмар! – заорала Ольга. – Разве так можно?!
Парень, подрагивая, поднялся на четвереньки, тряхнул головой и отбросил от себя деревянный обрубок.
– Нормально, – вздохнул Борислав. – Жить будет.
– Шутишь?! – верещала Ольга. – Да у него кровь идет! Вон, на лбу!
– Ну зашел неудачно, нечего котелок под удар подставлять. Сейчас подлатаем.
Игра и не думала останавливаться. Только Вадим встал и поднял пустые руки, как ему на смену пулей вылетел другой игрок.
Чернявый дохромал до базы, рухнул на скамейку и зарычал. Придурочную улыбку, которая, казалось, не покидает его даже во сне, сдуло без следа.
– Ну получат сейчас, ироды…
– У вас кроме мази нет, что ли, ничего?!
– Бинты ему пока без надобности, – оправдывался перед беснующейся княжной Борис.
– Так, сиди, щас пластырь найду, – причитала она, зарываясь в сумку.
Мы надулись, чтобы не заржать. Смешного в моменте было немного, но самодовольная чернобровая рожа расцветала буквально на глазах, и смотреть на это без улыбки казалось невозможно. Плюс, мы ведем – отличные новости!
– Да ладно тебе, красавица, – сказал Борис, со своей высоты попинывая Вадима по плечу. – Тут царапина. Миллиметр! Больше симулирует.
– Ни фига себе! Ты видел, откуда я летел? Там метров десять со свистом! Больно вообще-то…
Болельщики черно-белых вскочили, арена содрогнулась, и нас накрыло громогласным ором. Один-один.
Вадим выхватил новую клюшку из стойки и шустро поднялся:
– Да чтоб его! Степаныч, выпускай!
Тренер махнул рукой, и запасной игрок быстро вернулся на скамейку, поравнявшись с Вадимом аккурат на оранжевой линии разметки. Ольга обреченно плюхнулась обратно. Наш шальной за эти считаные секунды очень подрос в глазах всей группы. Метров до четырех, как минимум! Игрок, несомненно, важный, и когда он орал, что мы без него проиграем, вроде как даже не шутил.
– Борис, почему Данияр сказал, что его будут сливать?
– У нас тренировочный матч, и это нормальная практика, смотри. Они пытаются выбить его с поля в три клюки, но оставляют центр пустым, и у нас появляется шанс прорваться к лунке и забить. Вадим – основной игрок, естественно, без него команда ослабеет. Они рискуют, мы рискуем, они тренируют защиту, мы нападающих. Во втором периоде поменяемся местами.
– А в третьем?..
– А в третьем будет мясо, – улыбнулся мне Борис.
В следующий раз Вадим вылетел с поля спустя аж десять минут, когда мы вели два-один. На этот раз бинты ему тоже не понадобились, но дойти до скамейки уже помогали, придерживая с двух сторон. Счет сравнялся. Мы следили за игрой как завороженные, бормоча неразбериху себе под нос. Вроде никто не запрещал болельщикам читать заговоры на победу, и пусть мы явно проигрывали в количестве, Вадя прав, качество тут важнее. Хотя в этом мы, скорее всего, тоже проигрываем…
Пусть поступить в Сорочинку куда проще, чем в другие академии, однако общая строгая дисциплина и работа с черновиной закаляют дух и характер. Там любой заговор – филигранная работа, ведь с обережной магией сложно переборщить, чего не скажешь о темной.
Я поежилась и пошевелила пальцами на ногах. Околела окончательно, а еще два периода, которые неизвестно насколько растянутся. Попытка влезть в кеды провалилась, потому что они просто задубели, и в итоге я осталась практически босая.
Пойти погреться в академию теперь представлялось мне кошмаром. Сарафан не сможет не привлекать внимания, про пуховик и подумать тошно. Была бы юридическая или дизайн – там единицы умеют вышивку читать, да и сами любят нарядиться по последнему писку, пусть и не в сарафаны, но явно во что-то цветастое, а здесь…
Вадим отдышался и снова ринулся в бой. Ольга на сей раз аплодировала уже не так активно и больше вздрагивала после каждого удара. Достается парню знатно, с этим не поспоришь, однако еще одно очко – и придет черед следующего бедолаги.
Про Тихомира Борис не соврал, с его быстрыми рывками я уже знакома, только в масштабах поля это выглядело куда более впечатляюще. После того как «Молоты» надели шапки, различать их стало еще сложнее, да глаза привыкали, и того же предсказателя я спокойно примечала и периферийным зрением.
Он не такой крупный, как капитаны, но побольше Вадима, и значит, сбить с ног его сложнее, а в полет отправить и вовсе невозможно, однако тогда на случай крупного нападающего должна быть какая-то иная тактика. Просто вырубят его с первой минуты и все?..
Борис объяснял, что на чемпионате такой яростной игры не бывает, и можно болеть не хватаясь за сердце, но уровень «ярости» в нашем понимании явно разнился. Парни и без того кидались друг на друга, толкались, пару раз Тихомир умудрился так вовремя присесть, что наши перелетали через него с тройным сальто и без всяких подсечек. И что-то мне подсказывает, подставляться ненамного приятнее, чем падать.
Цифра «пять» снова мелькнула перед глазами и исчезла. Наверняка здешние студенты смотрят на нас свысока, спасибо хоть смеяться надо мной не стали. Все мы в одной лодке: мамашки местных студенток, наверное, даже спрашивать не будут, выдадут за самого породистого, а там и слюбится.
У нас и своих женихов полно, все доброжелательные, сильные, спортивные. Многие так же с факультета народного промысла, а значит, никаких Джексонов.
За Белогором уже очередь, наверное, стоит, а к остальным можно и присмотреться. Через месяц двадцатый год пойдет, страшно представить. Мама наверняка напялит белые траурные одежды, и как я задую свечи, станет торжественно посвящать меня в вековухи. И вроде врать себе не хотелось, ведь кому из нас замуж не охота, а все как-то не ладится. На сглаз провериться, что ли?
Площадка подозрительно затихла, скамейки запасных поднялись. Мы синхронно обернулись на Бориса, но тот тоже замер, напрочь забыв о несведущих болельщицах.
– Что происходит?
– Понятия не имею…
– А куда они все?
Площадка опустела, по три игрока от каждой команды выбежали за пределы поля к лавкам, и в зоне остались только два капитана и нападающие.
– Борис, матрену-ену! Что такое?! – заерзала княжна.
– А! Дуэль, – ответил он, не отрываясь от игры. – Смотри, судья поднял флажок. Сейчас он выкинет мяч, и у них будет одна попытка, чтобы забить. С каждого по атаке, или заканчиваем этот период ничьей.
Отличные новости. Значит, игровое время все же ограничено, и мне не придется прозябать тут до вечера. В следующий раз пойду на матч в тулупе и трех шалях! А в ботинки вставлю папины стельки с подогревом. Надо было Есении эти кеды у меня просто конфисковать, тут что в валенках, что без – один фиг привлекаешь внимание.
Прозвучал свисток, и мяч покатился на центр. Вадим рванул с места заранее и даже первым успел к мячу, но Данияр тут же оставил лунку и побежал к другой, а Тихомир догнал нашу пятерку подсечкой и точным ударом отбросил мяч прямиком капитану под клюку.
Ольга подскочила, и мы потонули в радостных воплях болельщиков черно-белых. Три-два.
Тихомир задрал клюшку над головой и улыбнулся.
Рано радуешься, щеночек, у нас еще полно времени отыграться, тем более бой был неравный. Сейчас тебя потаскают по кромке двадцать минут, там и посмотрим.
Вот если бы не глаза, был бы шанс и лицо рассмотреть, а так примагнитился и завис. Интересно, в обычной жизни он хоть линзы носит? А то ж невозможно!
Меня кто-то толкнул в плечо. Все встали встречать «Лучей» аплодисментами, кроме одной невоспитанной курицы. Я тряхнула головой и подскочила, напрочь забыв о босых онемевших ногах, из-за чего тут же влетела со всего маху в перегородку и только чудом не вывалилась к скамейкам! Капюшон налетел на голову. Я быстро выпрямилась, хлопнула в ладоши – и не сразу поняла, что происходит.
Борис, который буквально секунду назад висел рядом на перегородке, теперь валялся в куче снега неподалеку, а меня буквально пригвоздило к полу.
Я опустила глаза. Сквозь прутья решетки меня за лодыжки придерживали руки в черных перчатках. Вдох встал поперек горла, когда я рассмотрела под собой два желтых кружка.
– Стоишь?
Я с усилием кивнула.
– Точно? Отпускаю?
Я снова кивнула.
Хватка на ногах ослабла, и я зажмурилась, борясь с желанием врезать себе по щекам, чтобы проснуться.
– Едрить колошматить… Мила. Ты почему босая?!
Я упала обратно на сиденье и согнулась, шаря в поисках кед.
– С-слетели просто, все нормально! – выкрикнула я. – Они уже в который раз слетают…
И как он успел заметить?! Наши еще даже с поля не вышли!
На ногах меня удержало не чудо, а вот дожить до вечера без инфаркта мне только оно и поможет.
– И что за рожи?! Это всего лишь первый период, отыграемся! – раздался звонкий голос Вадима. – Я не понял. Что случилось?
– Да если бы я знал, – ответил ему Белогор. – Боря, все нормально?.. Ты че там валяешься?
– Мать честная… Я ч-ч-чуть дух не испустил.
– Вы бы это видели, – сказал кто-то со скамейки. – Она падать начала, прям вот сюда, через ограду, я только успел руки задрать, как подлетел Тихомир. Он… Я не понял, что он сделал. Придержал, походу.
Я выпрямилась и уперлась взглядом в лицо капитана.
– Все нормально? – щурясь, спросил он у меня.
– Нормально! В-все супер, просто резко встала, ноги онемели, не устояла.
– Вот черт, он реально будущее видит, что ли, – пробурчал Вадим.
Под негодующие взгляды «Лучей» Тихомир вернулся на нашу половину и перекинул через перила пару валенок, после чего опять просунул руки между прутьев и стащил с меня кеды, в которые я так и не смогла влезть.
– Обувай, – указал он на валенки и махнул кедами. – Это я забираю.
– Ты полегче, Тиша, – встрял Вадим. – Мы уж тут как-нибудь разберемся…
Белогор подошел ближе и хлопнул Тихомира по плечу.
– Спасибо, после игры вернем, – сказал он и посмотрел на меня. – Вот, Маруська! Какие кеды в такой мороз! А ну обувай!
Я послушно натянула один валенок и потянулась за вторым. Сейчас главное – выйти из ситуации с минимальными потерями для репутации. Вроде ничего страшного не произошло…
Глава 5
Я съежилась и старалась успокоиться и не принимать каждый чих на свой счет. История с переобуванием длилась буквально пару минут, но, без сомнения, благодаря ей меня все и запомнят. И ладно бы просто посмеялись, так нет же!
Рассусоливать Тихомир явно не привык, откровенной агрессии или неприязни не выказывал, валенки принес, а все равно капельки внутреннего «Вадима» ему как-то недоставало. Еще и под Ярило ходит! Оптимизм, доброжелательность, общительность, эмоциональность – вообще не его профиль, наверняка поэтому его кто-то и проклял. Ярило, например. Сделал бы он лицо попроще – глядишь, ненавидели бы его не так активно, да и меня заодно!
Девчонки теперь хихикали и косились на меня, как на предателя родины. Здесь патовая ситуация была с двойным дном: очень романтично, но жутко и совсем «не по-командному». Благана, конечно, узнает, ржать будет, до посинения.
Я опустила взгляд на торчащие из-под сарафана войлочные носы. Были бы у меня такие валенки, я бы их, наверное, даже не сняла, ведь просто серые и расшитые под купеческие сапоги серые – разные вещи. Эти были мне велики даже несмотря на колготки. Ноги моментально согрелись, но что-то подсказывало: больше от души, которая ушла в пятки, чем от шерсти.
И где он их взял? Свои отдал или какие-то дежурные?..
Тут и дар не нужен, кеды он в руках уже держал, температуру на родной арене хорошо знает, вполне мог предусмотреть если не падение, так что-нибудь подобное. Он же пас капитану отдал и остался на нашей половине, и нет ничего удивительного, что первый подоспел. После свистка и шел прямиком на нас – это я знала наверняка, потому что так таращилась, что аж на собственную команду не обратила внимания.
Тихомир клюшкарь, отсюда наблюдательность. Еще неизвестно, сколько он надо мной в зале стоял. Может, за пару секунд и пятилистники рассмотреть успел? Белогор тогда брякнул что-то в стиле: «дед шепнул» – вероятно, это какой-то очередной предматчевый ритуал. Сходить к предкам за советом, помолиться и в том духе, а тут я, жопой кверху. Со стороны точно куст сирени на черноземного цвета полу.
Трактуй как хочешь, а знак и правда неплохой.
Ребята ушли в раздевалку на перерыв, и мне теперь остается только молиться на победу. Ведь если «Лучи» проиграют, и кто-нибудь усмотрит на мне сирень, слишком велик шанс вылететь из «группы поддержки» за пособничество соперникам. Кто меня потом до оберегов допустит? Побоятся еще, что специально буду портить.
– Эй, – буркнула я, – у меня от вашего мычания уже в ушах звенит. Ну дал он мне валенки, так что теперь, вернуть и околеть, потому что «не наших» будет?
Есения вздохнула и обернулась:
– Будет всем нам уроком. Матчи не поход в ресторан, можно было догадаться. У меня даже в сапогах ноги замерзли.
– Мила, ты их хоть проверила? – дернула меня за капюшон Вецка. – Вдруг там бесовщина какая-то…
– Обычные валенки, гвоздей внутри не наблюдается, зубы не болят, голова не зудит, – я задрала сарафан. – Даже шитья нет, только эмблема института. Форменные, наверное.
Еся нагнулась и указала пальцем куда-то на пятку:
– А это что?
Я подогнула ногу и уложила ее на колено:
– Не знаю… Буквы какие-то…
– Это инициалы, – сказала Ольга. – «Т.Р.». Он же Тихон, или кто там.
– Тихомир.
– Ну тебе виднее, мы уже поняли!
– Да хватит! Мы просто в коридоре столкнулись, когда я заблудилась, он мне дорогу до арены показал, даже не представился! Сказал «тебе прямо» и шустро умотал. Он видел, что я в кедах, наверное, поэтому и валенки принес. Будь у вас возможность помочь, вы бы так не сделали?! – в бешенстве протараторила я.
Еся прикрыла рот.
– Спокойно, красна девица! – уставилась на меня Ольга. Девчонки надулись от смеха. – Ты глянь, волчица, как защищает! Мы ж молча завидовать не умеем, тебе ли не знать! Никто тебя ни в чем не обвиняет, как и спасителя твоего. Меня от него, правда, в дрожь бросает, но линзы снимет – будет больше на человека похож.
– Линзы? Я думала, это у него волчье…
– Да ну! Волчьи глаза так не блестят и не светятся. Это ж специально под снег очи, антиблик и прочее, чтоб не слепило. Видимо, у парня со зрением проблемы. Астигматизм, может быть.
– Откуда ты все это знаешь? – восторженно посмотрела я на подругу.
– Так мы ж на Шерегеш который год семьей ездим, там каждый второй в таких.
Восторг сдуло:
– А. Понятно.
Меня по новомодным горнолыжным курортам никто не возит, откуда бы знать, а в городе такое без надобности: там и снега чистого не сыщешь, только реклама на каждом углу неоном слепит. И надо ж было подумать, что это из-за проклятия! Может, он и кличку свою ведьмовскую из-за линз получил, а окружающие теперь прикалываются? Ведь такое если разок приросло, как капля дегтя, то хрен вытравишь.
А мне теперь как от этого избавляться? Хотя, может, я преувеличиваю значимость ситуации и все о ней уже завтра забудут?
Я зарылась в сумку, в которой после зарисовок на полу был знатный бардак. Надо хоть спасибо ему сказать, может, леденец завалялся…
– О! Идут.
…карандаш в благодарность дарить как-то странно, ручки все девчачьи, как на подбор, у них тут, наверное, и свою канцелярию в избытке выдают. Леденцов не нашлось, зато имелся ладинец из бисера. Мама в этот раз потрудилась на славу, даже мешочек травяной нашелся. Я уткнулась носом в красный тряпичный сверток с аккуратной алой ленточкой. Ну конечно, петрушка, зверобой и полынь, чтоб раз и навсегда. Да она такими темпами сама меня к кому-нибудь приворожит!
– Мила, – позвала меня Ольга.
– Чего?.. – отозвалась я, укладывая весь хлам обратно в сумку.
– Э, товарищ, те медом намазано, что ли? А ну брысь отсюда! Это наша половина!
Я подняла голову и прикусила язык. Ведун запрыгнул на лавку напротив и склонил голову.
– В нашей академии «вашей» половины быть не может, – спокойно ответил он Вадиму. – Но чувствуй себя как дома!
– Тихомир! А ну иди сюда, черт! – крикнул ему Данияр.
Седой скользнул взглядом по прутьям где-то у моих ног и сам себе кивнул. Проверяет, не сняла ли я валенки, что ли?
– Спасибо! Очень выруч-чил, – спохватилась я.
– На здоровье, – сказал парень.
Данияр в три шага оказался у нашей лавки. Он передал Белогору мои кеды и сдернул товарища на землю.
– Я не понял, – сказал капитан «Молотов». – Ты у нас решил в красно-желтое переодеться? А ну иди на базу…
– Да иду я, – отмахнулся Тихомир. – Все отлично.
Белогор положил мою обувь на край лавки и усмехнулся:
– Мы проследим, чтобы не снимала.
– Хорошо, – махнул ему пятый, не оборачиваясь.
Нет. Завтра об этом вряд ли кто-то забудет.
Вадим запрыгнул на ограждение.
– Не обращай внимания! Его манерам в глухой чаще учили! – крикнул он так громко, чтобы соперники его обязательно услышали.
Тихомир обернулся и показал чернобровому средний палец.
– Придурошный! – хохотнул Вадим, после чего склонился ко мне и перешел на шепот: – Короче, смотри сюда. Мы начнем, и где-то минут через пять-десять можешь сн…
– Вадим! Слез оттуда! Милослава, не слушай его! – крикнул Белогор.
Вадим надулся и послушно спрыгнул вниз. Ольга встала и свесилась к лавке:
– Да что происходит?!
А еще про меня что-то вякает. Защитница!
На свое комментаторское место вернулся Борис и сказал:
– Все нормально, Ольга, Вадим просто дурачится. Выиграть хочет!
– Так, а при чем тут Милослава?
– Милослава, можно сказать, и ни при чем. Просто Тихомир, он, как бы выразиться, очень суеверный.
– Офигеть, – буркнула княжна, усаживаясь обратно. – Все понятно. Он ей валенки дал, а теперь переживает, как бы она их не сняла, и заодно с него удачу.
Я поджала ноги под сиденье.
Вот это точно – офигеть. Суеверный оборотень-ведун. Конечно, если он так свято во все это верит, то оно на нем и работает безотказно. Увидел пятилистник – точно к победе, увидел бабу с метлой, развернулся и по другой дороге пошел – так, что ли?
Суеверия и приметы – очень мощная вещь, когда в их силу искренне веришь. Почти обереги, только с отрицательными побочками. Мы на Ольгином примере убедились: раньше с какой ноги порог ни переступит, все нипочем, а теперь только попробует с левой зайти – сразу то споткнется, то уронит чего. Мелочи они мелочи, а приятного мало. Тут еще и вся команда верит в его «предсказания», чем подпитывает и без того рисковую забаву. Если там крайняя степень верований, то он и не ошибается никогда, ведь ему сам мир предсказывает.
Мне чрезмерное суеверие представлялось хождением по лезвию. Добрую часть примет вообще лучше не знать, тогда и силы они иметь не будут. Удивительно, конечно. Ведь бесилась, что люди от традиций отходят и верить во все духовное перестают, а сама туда же.
Получается, Тихомир не просто вручил мне валенки, а с риском для себя, и если я искренне их приму, то ему фарта добавится, а если сниму – убавится. Но я вообще-то за «Лучей» болею. Обалдел совсем?!
Седой споткнулся на ровном месте и едва устоял на ногах, но его догнал быстрый удар клюшкой в спину, и он рухнул.
Это просто совпадение…
Тактика на второй период изменилась. Вадим по-прежнему без устали носился, но Белогор поменялся местами с парой защитников поменьше и занялся охотой на волков. Тихомир быстрее, однако нашему капитану было достаточно просто оказаться рядом. Длинные руки и ноги, уйма силищи, Белогор даже по полю практически не перемещался, разгуливая вдоль поперечной линии в центре. Часто он просто вскидывал клюку, вынуждая пятого нырять в сторону, где его встречали другие.
– Вот жесть! – Княжна обмахнулась платком. – Я до последнего периода просто не доживу!
– Да и Род с тобой, главное, чтобы Вадим дожил! – засмеялись девчонки.
Дуэт совести с головой яростно вопил болеть за своих, но с каждым ударом по этому щенку валенки будто пускали корни в мои ноги. Остервенело, часто опрометчиво он бросался в атаку, отлетал и бросался снова, и все это сопровождалось яростным рыком.
Я дрогнула. По лицу-то зачем?! Белогор задрал клюшку и кивнул, извиняясь за грязный прием, который вряд ли был запланирован, просто Тихомир слишком резко и неудачно отклонился.
Волк вылетел за разметку и схватился за нос. На замену ему даже никто не вышел, просто пихнули в ноздри пару ватных тампонов и выпустили обратно.
Это так он верит в победу? Можно было хоть дух перевести, посидеть минутку, и без него бы справились! Или что, на приметы надейся, а сам не плошай?
Плечи повело. Что ж они в третьем периоде творить будут? Как-то «скорой» на парковке не видно, да и наверняка подустанут, прыти поубавится, и удары станут уже не такими сильными.
Тихомиру влетело с двух клюшек по щиткам на ногах, он запнулся и рухнул на нашего «вратарского заместителя». Мяч закатился в лунку, клюшка в щепки, болельщики в экстазе. Один-ноль, не в нашу пользу.
– Мила, – толкнула меня Есения в плечо, – надень капюшон.
– Зачем? – хихикая, переспросила я и осеклась.
Весело мне?!
Я быстро накинула капюшон, застегнула ворот пуховика, натянув его до самого носа, и задержала дыхание, ощущая себя оберегом на лысой горе. Если этот волчий козел меня приворожил, я его прибью!
Нет. Быть не может. Приворот бы я наверняка почувствовала, да и Ольга рядом, заметит в случае чего – она ведь знает об этом все, никак ворожили уже раз пятьдесят. Я не удивлюсь, если у них дома живет персональная ведунья на этот случай: слишком уж завидная невеста.
Под приворотом совсем другая реакция – до жути хочется объятий, здесь же этим и не пахнет. Просто спорт такой дикий, как тут не переживать! Наверное, просыпаются материнские инстинкты, вот и дергаешься и за своих, и за чужих. Права мама была: замуж пора; пусть эти мысли и провоцируют травы и обереги, а истина недалеко.
Опустив взгляд на ограждение, я старалась не смотреть на поле, но совсем отключиться и оглохнуть не получалось. Если Ольга вздрогнула – Вадиму опять попало, если Есения причитает – значит, атака провалилась, если он рычит – значит, скоро нам опять забьют.
Арена содрогнулась. Два-два. На этот раз период грозил закончиться в два раза быстрее. Я выглянула из-под капюшона. Вадима опекают, но уже не так активно, вот он и забивает, а нам прилетает от других нападающих, пока в центре Белогор резвится с Тихомиром в персональные догонялки. Волк до лунки всего один раз добежал, однако умудрялся раздавать пасы направо-налево, отдаваясь на растерзание нашему капитану. Отличная тренировка, ничего не скажешь.
Ольга подскочила. Вадим круто обогнул лунку соперников и стремглав ринулся к нашей прямиком через центр. Белогор отпрыгнул в сторону, уступая дорогу, и открыл пятого, который присел, готовясь к встрече. Клюшка Вадима копьем полетела прямиком ему в голову, чернобровый остался без снаряда, но даже не затормозил. Удар пришелся Тихомиру в плечо, он уклонился, защищая голову, однако буквально подставил второе плечо под нашего.
Ольга взвизгнула. Вадим запрыгнул на волка и подлетел, как на трамплине, впечатывая того в землю со всей дури. Белогор зашвырнул мяч к лунке и следом отправил свою клюку, которую чернявый словил прямо в полете.
Три-два.
У меня скрутило живот. Тихомир распластался на снегу и не двигался. Он там вообще живой?!
Борис подвинулся и загородил мне обзор. Все вокруг прыгали и аплодировали, раздался свисток, а я вмерзла в сиденье, не в силах сдвинуться с места.
– Боря, все нормально. Я здесь.
– Ну-ну!
– Мила! Ты видала, че он сделал?! Едеренькина мать, что за супергерой?!
Я присоединилась к поздравлениям, когда наши игроки вышли за пределы поля, и старалась не пялиться в центр, где столпились черно-белые.
Вадим теперь вполне оправданно вышагивал с лицом чемпиона. Он запрыгнул на лавку и глубоко нам поклонился:
– Вашими молитвами!
– Нашими инфарктами! – ответила ему побледневшая Ольга.
Ребята засмеялись. Я изобразила улыбку и кашлянула.
– Мила, – шепнул мне Борис, – это нормальная практика, не переживай ты так. Он круто получил, плечо и нос, теперь будет лежать, щас еще в сугроб зароется.
– Зачем?..
– Боль снять, да и с фингалами потом ходить кому по нраву?
Я передернула плечами и наконец-то смогла вдохнуть полной грудью:
– Понятно!
На этот раз уходить в раздевалку никто не стал. Охрипший физрук, который все два периода орал, как ошпаренный, объяснял тактику на финальный период и пихал клюшкой никак не унимавшегося Вадима.
Меня его бахвальство, хоть и оправданное, начало неистово бесить. Как и Ольга, которая своим «антисглазом» заплевала тут каждый сантиметр.
– Да хорош уже! – прикрикнула я. – К такому ни одна зараза не прилипнет.
– Ну конечно! Зараза штука непривередливая.
Тихомир поднялся спустя пару минут и, прихрамывая, поплелся к своей лавке. Вот сказала Ольга про линзы – и его желтые глаза перекочевали из разряда волшебных в обычные с астигматизмом и уже не завораживали. Хорошо это или плохо, я пока не решила.
Так-то вроде пацан как пацан. Вздернутый курносый нос, лоб обычный человеческий, губы тоже. В общем, с обложки глянца не сошел, но и не урод, хоть красный и помятый, как зимнее яблоко.
– Вот видишь, ему весело, – кивнул мне Борис. – Там как на собаке все заживает.
Ну да. Он же волк.
Ольга плюхнулась на сиденье и потянула меня за собой.
– Мать, да не пались ты так, – шепнула она, когда я села обратно. – Сейчас распугаешь всех.
– Кого? – непонимающе посмотрела я на подругу.
– Кого-кого, – она указала на ограждение и видневшуюся за ним лавку. – Всех!
– Отстань от нее, Ольга, вдруг судьба.
– Хреньба! Нафиг он такой суеверный нужен, это бабская прерогатива.
– С чего бы? – нахмурилась я.
– Ну как… Это ж неспроста. Ты сама подумай! Если он верит в приметы, значит, в себя не верит, а неуверенный в себе мужик – все равно что тюфяк. Или перекати-поле, куда дунуло, туда и понесло.
Я раскрыла рот, но не смогла найтись с ответом.
– Я согласна, Мила. Был у меня такой. Там ни предложения не дождешься, ни поцелуя, только и будет что мяться да оглядываться постоянно. Надо оно тебе, время терять?
Ладони взмокли. И почему так обидно?!
Никак мама опять права была со своим: «Годы летят! Вот увидишь, скоро будешь влюбляться в любого, кто пальцем поманит. Довыпендриваешься!»
Влюбляться я, конечно, раньше влюблялась, но проходило это, как простуда. А чтобы с первого взгляда и вообще никогда. И что сейчас пошло не так? Линзы? Седина? Характер у него не сахар, это очевидно уже сейчас, а в груди все равно печет. Подарков мне, что ли, никто не дарил? Взгляд снова упал на валенки. Да это и не подарок, вернуть же придется.
А если мне кто-нибудь место в автобусе уступит – тоже все, пиши пропало, айда сарафан свадебный примерять? Было бы у меня поклонников как у княжны, я бы, наверное, и внимания не обратила, подари он хоть луну. А так растаяла, как снежинка, из-за каких-то валенок.
– Опять двадцать пять!
– Не ори, Вадик, – отмахнулся от чернобрового Тихомир.
Вадим спрыгнул с лавки и преградил ему дорогу:
– Че надо? У нас тут для тебя свободных душ не завалялось! Иди вон свой огород пахать.
Тихомир оскалился:
– Я на твой огород не претендую. Просто хотел… Руку пожать. Отличный маневр вышел!
– Брешешь?..
– Придурок, чтоб тебя. Красиво же, я не ожидал!
– Это секретный прием, – задрал нос Вадим и принял руку со звонким шлепком. – Еще не такое увидишь!
– Милослава! Как дела? – тут же крикнул Тихомир, не сводя с него глаз.
В груди екнуло. Откуда знает, как меня зовут?! Я почувствовала на себе всеобщее внимание и подобралась. Откуда ты знаешь, оттуда и он! Пусть хоть черт шепнул, какая разница?
Человек доброе дело сделал, может даже, без задней мысли, так что хватит позориться. Он же меня первый раз в жизни видит, да и победа всяк волнует его больше. Я подобрала сарафан и вытянула ногу к ограждению, демонстрируя мысок валенка между прутьями:
– Отлично!
Желтые глаза сверкнули. Вадим хотел отступить, но рукопожатие явно оказалось крепче, чем он рассчитывал.
– Бел…
В следующее мгновение Тихомир дернул чернобрового на себя и перепрыгнул, как через гимнастического козла, после чего нырнул к лавке, стащил оттуда мои кеды и рванул обратно на свою половину.
Неужели боится, что они меня тут раньше времени переобуют?!
Глава 6
Есению подозвал Степаныч.
Пришло время заняться делом и распределить между собою игроков. Вышивка должна быть персонализирована, но с командным мотивом, а в игре как нигде заметно, кому чего нужно прибавить, а чего убавить. Для этого мы и здесь.
Пока на тех же «Молотах» кроме Сварога ничего не было, однако что-то подсказывает, на чемпионате они нас еще удивят. Сегодня я впервые увидела черное шитье, и по мощности оно не уступит даже самому благостному. Серебро обладает куда более выраженной силой; неудивительно, что до этого на вышивку и внимания никто не обращал, а теперь в игре все средства хороши.
Еся вернулась с исписанными листками и ожидаемо начала с капитана.
– Белогора я беру на себя, – уверенно сказала она.
Завистливый гомон облаком опустился на трибуну.
– Неужели кто-то сомневался? – озираясь, шепнула Ольга.
– Мила и княжна работают с пятым. «Вадим Захарович, третий курс, строительство», – игнорируя причитания, продолжила Есения зачитывать список с распределением.
Я в нашем негласном рейтинге занимала почетное второе место, вот и вручили второго ведущего игрока. Вышивала я куда аккуратнее старосты, вот только духовности мне недоставало – все из-за сомнений и самокопания, которые вечно одолевают мою больную голову.
Ольга радостно потерла ладони. Игроков меньше, кто-то будет работать парами, одну княжну оставлять рановато, а у меня с ней самые близкие отношения. Ход тоже вполне ожидаемый.
– «Седьмой, Благояр Всеволодович, народный промысел, гончарка, четвертый курс. В следующем году займет место Белогора». Гордяна. «Третий и четвертый, Добран и Колояр Изяславовичи, историко-географический, пятый курс, могут играть по отдельности, но в паре показывают наилучший результат». Вецена, Дана и Желя.
Братья? Ну да, Тихомиру чуть ноги синхронно не отсекли своими клюшками.
– Отлично, – кивнула Вецка. – Бравые парни.
– С основой закончили. Теперь скамейка запаса…
Шепот становился все громче. Тем для обсуждений теперь на сто перерывов хватит. Сколько у нас там женатых, трое из двенадцати? Скромная и молчаливая прежде Забава устроила с Истой настоящие торги за Бориса. Обе девушки обладали практически равными навыками и вообще не скрывали предпочтений, что для меня стало настоящим откровением.
Нужно брать себя в руки и чаще слушать маму. Она же профессионал, ей виднее, не зря ее пророчества начинают сбываться с космической скоростью. Все замуж хотят, действительно, чего стесняться? Мне и лет уже не пятнадцать, того и гляди придется анкету на известном сайте заводить и воплощать мамин главный кошмар, ведь молодух там не водилось.
Парни столпились у лавки и с интересом наблюдали за нашей «любовной биржей». Борис в итоге отошел к Исте, но пришлось забрать из тройки братьев Желю, чтобы пристроить туда Забаву.
Ольга явно опасалась, что с намечающимися перестановками нашего нападающего могут угнать, поэтому решила сыграть на опережение и быстро ретировалась докладывать Вадиму «отличные» новости. Вряд ли он, конечно, тут кому-нибудь еще сдался, девки только и могли что радоваться – это ж такую соперницу бес попутал. Где Вадик, а где Борис или Белогор, но у княжны приоритеты расставлены, ей нужен «самый лучший, самый видный и веселый, чтоб нескучно!», одним словом – выпендрежник. Однако о вкусах спорить бесполезно. Особенно с женщиной. Особенно о мужчинах.
Я тоже покинула поле ожесточенных сражений, облокотилась на ограждение и быстро нашла в черно-белой толпе желтые глаза, хотя планировала посмотреть куда-нибудь в другую сторону. Точно «довыпендриваюсь», потом как влюблюсь сдуру в не пойми кого…
Да чем этот плох?
Тихомир активно разминался в окружении товарищей по команде и совсем не выглядел как «перекати-поле». Пусть не богатырь, но человек наверняка хороший. Подумаешь, суеверный, может, ему так жить проще – на неуверенного в себе он точно не похож. Я бы даже сказала, наоборот. Пришел, команды раздал, кеды забрал, ушел. Разве тюфяк так сумеет?
Данияр перехватил мой взгляд и нарочито прошелся по его маршруту до самой головы Тихомира. Я сразу нахмурилась и отрицательно замотала головой, но он уже хлопнул товарища по спине и теперь указывал в мою сторону. Предатель!
Ну и ладно…
Я девочка, а он сегодня мой Иван-царевич и волк в одном лице, хочу и смотрю! Это ж надо, не дал спикировать лицом в снег с такой высоты – все равно что жизнь спас. А еще дорогу показал. Имею полное право влюбляться хоть с первого взгляда, и никто меня не осудит. В любом случае я ведь не собираюсь ему письма писать или увиваться хвостом, у нас и возможности такой не будет.
Тихомир прищурился, скользнул взглядом до ограды и вопросительно вздернул брови. Все за обувь переживает.
Я снова высунула между прутьев носок валенка, на что он поджал губы и удовлетворительно кивнул, и вроде бы отлично «поговорили», но отворачиваться Тихомир не стал и замер столбом посреди разминки, сложив руки на груди.
Ну ладно… Мы вроде как даже знакомы. Хоть и не знакомились.
Я приложила руку к своему плечу и дернула головой, в ответ он покрутил локтем и показал «класс», после чего стукнул себя пальцем по носу и снова сощурился.
Ну ничего, и это пройдет, – пожала я плечами и улыбнулась.
Тренер «Молотов» вернулся со «стратегической» папкой в руках и позвал всех строиться, наши олухи быстро забили на вышивальщиц и поползли «разминаться» поближе к их стройным рядам. Это подумать только, один наш Степаныч с заправленными в валенки спортивками и их команда консультантов в фирменных одеждах. Казалось бы, такая разница, а счет равный. Потому что не важно оно все, и тут, и там одни и те же люди с клюшками и безудержным стремлением к победе. Все как в любви.
– Мила, ты че там делаешь?
Вадим ушел, и делать Ольге сразу стало нечего…
– Воздухом дышу.
Тихомир встал в строй в самом конце, обернулся, закрыл глаза и лениво покачал головой – мол, «достали эти разборы, я и так молодец». Суеверия вообще-то к дисциплине приучают, а тут почти что хулиган!
Ольга свесилась с ограждения и закрыла мне обзор:
– А…
– Милослава, а че происходит?
– Разговариваем мы, – буркнула я. – А на что похоже? Уйди, – легонько толкнула я ее в плечо.
– Ты не забыла, случаем, за кого мы болеем?..
Вот пристала! Нет бы радовалась, что претенденток на сердце ее супергероя нет, откуда этот патриотизм проснулся? Некоторые девчонки из группы, оказывается, вообще были уверены, что у меня если не муж, то жених точно есть, отсюда все эти «Миле пофиг, давайте ей всех женатых отдадим!»
Парни вокруг не вьются, мама сваха, вот пасьянс и сложился совсем не в ту степь.
– Не забыла я.
Вецка подперла меня с другой стороны:
– Ты смотри, Мила, аккуратнее, может, это все неспроста. Сорочники привороты еще на вступительных экзаменах сдают.
Теперь на меня было устремлено еще с десяток сочувствующих глаз.
– Да отстаньте вы, – спокойно сказала Есения. – Пусть милуются, вам-то что.
Ольга обернулась на старосту:
– Здрасте приплыли! Мы вообще-то тут за победой.
– И чем Милослава нашей победе помешает, интересно?
– Ну она за соперников болеет, как-то неправильно…
Вот умеет же бесить! Нашла себе фаворита, теперь будет выделываться перед ним что есть мочи.
– Ольга, парень меня сегодня очень выручил, предлагаешь на него как на врага смотреть? – Я старалась говорить спокойно, ведь спектакль уже вышел далеко за пределы наших пары рядов. – С чего ты взяла, что я за них болею?.. Тихомир же не вся команда!
– Всего лишь одна пятая! – проорали нам со скамейки черно-белых.
– Да хоть два и три четверти! – ответил им чернобровый. – Пусть только хвост тут свой покажет!
Девчонки ошарашенно на меня уставились, а «Лучи» разделились на два лагеря: кто-то ржал, а кто-то Вадим. Вот теперь хуже точно некуда!
Я накинула капюшон, вернулась на свое место и прикусила язык. За кого хочу, за того и болею, можно подумать, остальных победа в игре интересует больше семейного счастья!
Весь день наперекосяк. Можно было и мимо ушей пропустить, вот Белогор, например, хоть и капитан, а взгляда порицающего себе не позволил. Потому что он как раз уверенный в себе парень, и ему хоть с группой поддержки, хоть без нее – все победа светит!
Ольга села рядом и качнула меня, утыкаясь плечом:
– Ладно тебе, не дуйся.
– Они все еще ржут?.. – проворчала я, боясь носа показать.
– Ну да. Извини. Чет меня приложило. Я и не думала, что такая азартная! – хихикнула княжна.
– А я и не думала, что мне теперь нельзя на парней смотреть, если они не в красно-желтом!
– Ой все. Я же извинилась!
Мы замолкли, но смешки вокруг не утихали. Ольга заерзала. Вот вечно с ней так! Сначала делает, потом думает и, главное, свято верит, что «извини» – это лекарство от всех болезней. Если уж так приглянулся ей этот придурок чернобровый, может, мне попроситься у Еськи в пару к кому-нибудь другому? Подумаешь, ну нашьет она ему квадратных солнц, зато от души!
Ольга снова толкнула меня в плечо.
– Отстань.
И что смешного?!
Рядом кто-то кашлянул. Я приподняла голову и увидела на месте рыжей шубы черные штаны и пару знакомых коленей.
Как он сюда залез?!
«Неприступная скала» и «вся внимание» во мне яростно сражались за пальму первенства, отчего голова постоянно дергалась, хорошо хоть в эту трубу капюшона еще три таких влезет, и вряд ли это было заметно.
– Щас будет истерика, – тихо сказала я, вглядываясь между прутьями, где на трибуну еще никто не таращился.
– Он всегда такой, не обращай внимания, – шепнул Тихомир.
Ольга встала аккурат перед нами и повернулась лицом к арене. Уже лучше, чем «извини»!
Тихомир пригнулся, ткнул пальцем мне на руку и раскрыл ладонь.
Я всмотрелась. Кроме путеводной нитки, которая уже намоталась кольцом, в руках у меня ничего не было. Неужели ее хочет?
Я оттопырила палец, и раскрытая ладонь качнулась. Ну ладно, леденцов у меня все равно нет, а это всего лишь заговоренная на счастливый путь нитка из заговоренной на любовь ленты, ерунда какая… Такая ерунда, что увидь сейчас кто-нибудь, как я ее разматываю, вышвырнут отсюда и никакие волки не спасут.
Ниточка повисла в моих руках, Тихомир перевернул ладонь и стукнул себя пальцем по запястью. Лицо онемело от улыбки, но пальцы даже не дрогнули, затягивая узелок.
Народ внизу оживился.
– Даник, что-то потерял? – спросил Белогор.
Мы замерли.
– Одного волка в овечьей шкуре, – ответил капитан «Молотов» где-то у нас под ногами. – Не пробегал?
– Ах ты ж падла! – взревел Вадик.
Тихомир натянул перчатку, подскочил и перелетел через ограду вниз.
На арене раздался свисток, после которого я, кажется, оглохла, ослепла и отключилась.
Нитку… Это ж надо было рассмотреть! Какой тут к черту астигматизм, когда у него не глаза, а микроскопы!
Ольга шустро вернулась на свое место, и я даже через капюшон чувствовала ее влажный, преисполненный надежд любопытный взгляд. И ладно бы только ее!
– А ну прекратили, – шепнула я, натягивая капюшон до треска на швах. – Услуга за услугу. Он должен был что-то у меня взять, чтоб не оставлять должницей, так положено.
– И что ты ему дала?
Девки засмеялись.
– Сердце свое, конечно! – Я вложила в эту фразу весь возможный сарказм, но получилось все равно как-то неубедительно. – Леденец, что ж еще…
Ольга сплюнула, кто-то постучал по сиденьям, кто-то по перегородке.
– Соберитесь, – строго сказала Есения. – Теперь все внимание на поле. У нас примерно полчаса, чтобы сделать выводы, потом Петр Степанович даст нам ксерокопии тестов с оценкой физической подготовки, но я боюсь, мы там и с Божьей помощью не разберемся…
Игроки распределялись по полю. Есения достала блокнот и осталась стоять, и вроде бы от нас того же не требовала, но в итоге все поднялись и вооружились кто тетрадью, кто функцией заметок на телефоне.
Борис с запасными продолжали пробежку вдоль кромки, мы остались без комментатора, и следовало как-то сосредоточиться, однако мой взгляд постоянно соскакивал с Вадима на Тихомира, который из-за своей позиции был где-то рядом.
Я нахмурилась. Да что ж из меня за вышивальщица! Хоть на медитацию записывайся или в клуб покера, чтоб разобщенность сердца с мозгом не бросалась в глаза. Края капюшона обрамляли лицо, но и это не помогало сфокусироваться; в придачу ко всему глаза начали заплывать от лавины сходящего напряжения, и все сливалось в пеструю кашу.
Мяч покатился к центру. Игра началась. Я протерла глаза, проморгалась и дышала через раз, надеясь собрать себя в кучу хоть к концу игры.
Вадиму, на мой взгляд, в спортивном плане хватало всего и с лихвой, чего не скажешь о житейском. Но загаси мы ему вспыльчивость, на игре это наверняка отразится не лучшим образом. Маневренность – его главный козырь, значит, за основу можно взять ветер, иначе получится энергетическая сумятица, и толку от этого будет немного. Вадиму так точно, только начнет больше дергаться.
Штаны расшивать и вовсе бесполезно – штанина далековато от земли, а щитки наверняка пластиковые, и никакой ювелир не возьмется за гравировку.
Мы следили за игрой и попутно пытались определиться хотя бы с цветом вышивки. Нужно что-то одно, но мощное. Сейчас солнце на спинах было сделано в лоскутной технике, больше для красоты и в качестве символики, множить его не имело смысла, однако что, если…
– Еся, – позвала я старосту, когда игра застопорилась из-за замены сразу двух клюшек у наших синхронистов, – у меня есть предложение.
– Так.
– Может, мы уйдем от желтых тканей и вышьем Ярило?
Девчонки загомонили. Староста задумчиво поджала губы.
– Одно дело обручи на полах, другое оберег во всю спину, мы не успеем, – сказала Вецка.
– Зачем во всю спину? Так же обручем, только не на полах, а на груди. Как раз под номером на спине пройдут полосы стихий, кому какие нужнее, а в центре на груди соединятся в небольшой Ярило, – объясняла я, показывая на себе.
– Хорошая идея, мне нравится, – кивнула Есения. – Сможешь расчертить с местом для ряда?
– Смогу.
– Тогда я помогу рассчитать волны и зигзаги, чтобы со стороны смотрелось комплектом, а там выберем каждый сам себе.
– Отлично, я согласна, с меня нитки, – сказала Ольга.
– Сеня, что за ткани?
– Понятия не имею, может, шелк, но ста процентов точно не будет. От спандекса не уйдешь, это все же спортивная форма.
Я поморщилась. И так персонализированная работа не из легких, да еще и синтетика в составе. Точно пора на медитацию…
Мы быстро сошлись во взгляде на общую концепцию, но постоянно цеплялись то за одну деталь, то за другую, а потом ударились в изучение лунного календаря – в общем, делали все, чтобы больше не следить за игрой, однако вопросы быстро закончились, и треск клюшек начал постепенно завоевывать внимание.
Один-один.
Борис нас предупреждал, что будет «мясо», но к такому разве подготовишься?.. Тут не то что вышивка, доспех нужен. Если в первом и втором периодах страдали в основном двое, то сейчас даже ребята со скамейки запасных не успевали садиться. Степаныч выпускал всех по очереди, чтобы не тормозить атаку из-за очередного вылета за пределы поля, а они случались чуть не каждую минуту.
Я не могла уследить за мячом, который за секунду мог переместиться от одной лунки к другой. Вадим отлично справлялся, и смотреть на него за игрой было одно удовольствие. Рот закрыт, рожа сосредоточенная, серьезный и собранный, как девичья коса. Вот бы и в перерывах так!
Тот же Тихомир только клюшку выставит, а наш уже использует ее как шест для скоростного разворота, цепляя своей. Отличная тактика: нет силы – используй чужую. Я впервые видела подобное, и не поразиться было невозможно. Точно капля на раскаленной сковороде.
Тихомир размахнулся и запульнул свою клюшку аккурат в техническую зону с сугробами и снежными пушками, выбежал за пределы поля и стремглав рванул к своей скамейке, с которой, видимо, никто не собирался выходить ему на замену.
И зачем?..
Он вметнул руку, на ходу принял брошенную кем-то новую клюшку и сразу же вернулся в игру. Я не могла понять, что изменилось, пока они не встретились с Вадимом лицом к лицу.
Если до этого при столкновении с соперником клюшки смотрели в разные стороны, то теперь Тихомир стал для наших «зеркальным» – он просто поменял хват под левую руку. Видимо, клюшки для левшей тоже какие-то другие, хотя, казалось, большую часть игры их все держат двумя руками и перекидывают из стороны в сторону.
Вадик такого явно не ожидал и запустил мяч прямиком под удар сопернику.
Два-два.
Наши теперь постоянно спотыкались, заходя на атаку не с той стороны, и мне в какой-то момент даже показалось, что так Тихомир управляется с клюшкой быстрее, чем до этого. Если он левша, то каким чудом два периода правой играл?..
– Кошма-а-ар, – завыла княжна, хватая себя за щеки.
– Не говори, я больше не пойду на это смотреть, – сказала Желя. – У меня нервов не хватит, как после такого работать?!
– Я тоже больше ни ногой. Ни за что!
– Да ладно вам, это ж вс…
Громкий свист прервал наши стенания, я обернулась так резко, что хрустнула шея, и увидела задранный красный флажок. Площадка пустела.
Опять дуэль?
Вадим согнулся, свесил руки почти до земли и начал раскачиваться, потряхивая плечами.
– Это что за шаманские танцы? – поинтересовалась Вецка.
– Напряжение, наверное, снимает, – шепнула Ольга.
Тихомир же сделал все наоборот: выпрямился, закинул клюшку за спину и потянулся.
Какая-то у них чересчур ответственная позиция, я бы фиг на такое согласилась, а они «перекати-поле, неуверенный». Теперь и княжну понять стало как-то проще. Приятно, наверное, когда твой парень так выделяется. Может, Тихомир такой же «звездун», как и Вадик, только латентный?
Тихомир поставил клюку на снег, обернулся на трибуны и показал «класс». Болельщики «Молотов» приветствовали его знак радостными криками. На мгновение я приняла это на свой счет, хоть с такого расстояния было не разобрать, куда он на самом деле смотрит. Щеки от обиды надулись сами собой. Какая-то замухрышка в бабушкином сарафане, размечталась…
А вдруг?
Судья дал свисток. Мяч покатился к центру, Вадим сразу кинулся к нему, не обращая внимания на соперника, который остался стоять на месте. Тихомир вскинул руку перед собой и просто выбил клюшку из руки нашего нападающего, когда она оказалась перед его лицом. Из-за рывка Вадик не успел затормозить, чтобы быстро подобрать снаряд, и оставил Белогора одного между двух черно-белых, которые немедленно ринулись к лунке, молниеносно передавая друг другу мяч.
Три-два.
Ольга схватилась за голову. Я прикрыла глаза и потонула в радостных криках болельщиков, ощущая себя одновременно и победителем, и проигравшим.
Вадим брел к базе, попинывая снег, и хмурился, но убитым горем не выглядел, в отличие от своей главной болельщицы. Волны бы ему точно не помешали… Слишком опрометчивый – если к этому привыкнуть, можно целую комбинацию пресекать одним точным ударом.
«Я хоть раз ошибся?»
– Построились! – крикнул Белогор.
Парни из нашей команды начали выстраиваться у лавки лицом к нам. Выиграть хотелось всем, на их лицах явно читалось разочарование, но это не мешало им подначивать Вадика или пихать друг друга локтями. Обидно, однако, может, оно и к лучшему: нужно ошибаться на тренировках, чтобы на чемпионате быть готовыми ко всему.
Белогор встал в начало строя и улыбнулся.
– Благодарим болельщиков за поддержку! – крикнул он.
«Лучи» синхронно поклонились и замерли.
Никто из нас подобного жеста не ожидал, поэтому если бы Есения не спохватилась и не начала хлопать, мы бы так и стояли столбами.
От желания сейчас же сесть за вышивку пальцы на руках защипало. Все сегодня постарались на славу. Два года «Лучи» занимают третье место, и пора бы нам сворачивать с «бронзовой» дорожки.
Наши собирали инвентарь, Степаныч пошел пожимать руки тренерам «Молотов», а черно-белые всей толпой выстроились у правой трибуны благодарить болельщиков таким же поклоном.
Традиция, значит.
– Борис? – позвала я, когда «Лучи» потянулись в раздевалку. – Ты там нигде мои кеды не видишь, случайно?
– Сейчас посмотрю!
Степаныч махнул нам спускаться к проходам в раздевалку. Девчонки от радости, что не придется тащиться через заполненные коридоры, мгновенно воспряли духом.
– Мила? Идем? – дернула меня Ольга.
Я свесилась с перил. Борислав разговаривал с каким-то парнем из команды тренеров и, посмеиваясь, указывал в мою сторону.
– Погоди. Не пойду же я босиком.
– А, блин. Я забыла уже.
– Минуту! – крикнул нам парень и скрылся в проходе в раздевалку.
Он их аж внутрь уволок?!
– Еще небось на цепь куда-нибудь прицепил, чтоб наверняка, – сказала Ольга.
Тренер вернулся с парой кед в руках и передал их Борису. «Молоты» уже «отблагодарили» левую трибуну и собирались в центре аккурат перед нами. Я схватила обувь и уселась переобуваться. Надо бы побыстрее свалить отсюда, пока передача валенок не обросла еще мириадой сокровенных смыслов. Хотел выиграть? Выиграл, я болела как могла, а теперь меня должна заботить только одна команда. Самых старательных, самых лучистых и самых что ни на есть своих. После поклона нашей команды совесть яростно ревела. Бесстыжая курица со счастливой сиренью!
Я влезла в кеды. Он их на батарею там, что ли, пристроил? Теплые!
Чтоб я еще раз без леденцов из дома вышла! Можно было в валенок закинуть…
– Мила, – ткнула в меня пальцем Ольга.
– Все, бежим.
Я схватила валенки и поднялась.
«Молоты» выстроились напротив цепочкой, закинули руки друг другу на плечи, и только Тихомир стоял чуть впереди.
Наши взгляды встретились, он улыбнулся и согнулся в поклоне почти до земли. Я вздрогнула и бегло оглянулась.
– Спокойно, – шепнула княжна. – Он ждал, когда ты встанешь, значит, это персональный. От «одной пятой». Давай, не тупи!
– А что делать?.. – пробормотала я.
– Откуда я знаю. Хлопни хоть! Ты ж болела…
Хвала Богам, наши уже скрылись в раздевалке, и никто не видит, как я тут в воздухе переобуваюсь в черно-белое!
Я сложила ладони в неуклюжей пародии на хлопок, который растворился в аплодисментах за спиной. Хотелось заорать на всю трибуну, что это только мое, и плевать было даже на проклятия.
Тихомир выпрямился. Я отвернулась и схватилась за капюшон.
– Мать вашего черта с два, я тоже так хочу, – прошептала княжна.
– Уходим!
Я подобрала сарафан и побежала к лестнице. Перемахнув разом через все ступени, приземлилась на снег и круто поскользнулась. Вышвырну все кеды из дома! Валенки я прислонила к лавке и, не оборачиваясь, кинулась к приоткрытой в раздевалки двери.
– Ты попрощаться не хочешь?! – крикнула мне в спину княжна.
– Нет!
Глава 7
Желтый свет фонарей потонул в сверкающем мраке, и редкие снежинки кружились маленькими звездочками. Вечер для начала декабря стоял на удивление теплый, и мне нестерпимо хотелось зарыться в сугроб. Я расстегнула воротник и скинула капюшон.
Того и гляди пар из ушей повалит – не голова, а кипящий самовар…
Весь день после матча княжна компостировала мне мозги, от чего отвлеклась только на десять минут, которые крутилась вокруг Вадима с мерной лентой. Вот не вякни она: «а если бы!», я бы, может, и не думала об этом, а теперь как не думать, когда оно звенит в каждой извилине!
Тогда побег виделся мне единственным шансом на спасение, дышать и так трудно было, а сейчас откуда-то стали появляться здравые мысли. Если бы я не струсила, мы бы, может, обменялись номерами. Почему нет? В главный корпус студентам Сорочинки смартфоны приносить запрещено, но в общежитиях наверняка даже интернет есть.
Одни «если бы» в уме, и все, как назло, складываются в куда лучшую картину, чем эта!
Я зашла в подъезд и лениво стряхнула с валенок снег. Собиралась устроить маме разбор полетов, чтоб раз и навсегда отпала затея лепить из меня царевну, а теперь и слова грубого сказать язык не повернется. Только благодаря валенкам и сарафану этот день отличался от тысячи других. Окончание матча до сих пор стояло в глазах с подписью «…и жили они долго и счастливо». Как в сказке, которая по моей глупости закончилась, едва начавшись!
Замок щелкнул, я зашла в коридор и сразу столкнулась с отцом, который, видимо, решил пересобрать этажерку в прихожей.
– О! Явилась, – приветствовал он меня, наскоро запихивая весь хлам обратно на верхнюю полку. – Мы тебя уже потеряли.
– Еще и девяти нет, – сказала я, скидывая валенки. – Ты чего делаешь?
Отец тяжело вздохнул и постучал себя по голове:
– Не могу ключи найти. Дедушка тоже не видел, уже три куска пирога скормили, молчит как партизан.
– Найдутся. Может, в мастерской?
Я сняла пуховик, отец бегло меня осмотрел и нахмурился:
– Иди туда, ждут тебя. Я даже участвовать не хочу, сами с ней разбирайтесь.
– Чего? – испуганно вытаращилась я. – Опять сваха пришла?
– Она и не уходила! – посмеялся отец и пошел рыться в кухонных шкафах. В прошлый раз второпях ключи с перечницей перепутал, теперь опять весь дом придется переворачивать.
Я опасливо прошла в зал и замерла на пороге, перебирая в голове памятные даты, чтобы найти причину столь внезапного сбора семьи.
Мама сидела в своем рабочем кресле и всеми силами делала непричастный вид. Треня удобно разлегся в кресле, Дан и Олег расположились на диване. Давненько мы не собирались, я уж и завидки свои забыла. Старшие братья были очень похожи на отца и совсем не похожи на мать. Олег живот со своей «сладкой жизнью» все же отъел, но худа ему это не делало, как и шкура медвежья вместо волос, а природная стройность не сильно портила Дана. Высокие, голубоглазые и нос горбатый, не то что мы с Треней. Две мамкины картошки…
– Ну очуметь можно, – шепнул Дан, глядя на меня.
– А я говорил, – кивнул Треня.
Олег встал с дивана, подошел ко мне и положил руки на плечи:
– Все нормально?
– Ну да, а что случилось?.. – уставилась я на брата.
– Она уже и привыкнуть успела! – прикрикнул Дан. – Ты давно на смотринах была, мама? Неужели сейчас кто-то такой разряженный ходит?!
– Еще и в сирени вся, – строго сказал Олег и обернулся на мать. – Ты куда спешишь? Ей и двадцати еще нет!
– Да что такого, – спокойно отвечала наша сваха на претензии. – Красивый сарафан. Считай, семейная реликвия, бабка наша в нем замуж выходила. Мы вот с отцом когда познакомились, я в нем была. Скажи им, Василий!
Мама обернулась на мужа, который уже шебуршился по ящикам трюмо.
– Да-да, в нем и была, я аж молодость вспомнил, – подтвердил он.
– Замечательно, – сказал Дан. – Значит, мы для Милы ищем жениха «шестьдесят плюс». Я правильно понял?
Олег принюхался. Его нос тут же потемнел и растерял все человеческие очертания. Пушистые уши оттопырились:
– Я не пойму, – тихо сказал он. – Тут не только сирень. Он в анютиных глазках вымочен, что ли?
Дан хлопнул себя по лбу:
– Ей же не тридцать лет, ты на кой ее ворожишь?! А вдруг какой-нибудь придурок попадется, а? Мы что потом делать будем?
– На случай «придурков» у нее есть вы, – хмыкнула мама. – Отворожите.
Я застыла на проходе. Неужели они тут все собрались, чтобы защищать меня? Втроем на мать напали, и этот балалаечник туда же!
– Да ладно вам, – сказала я. – Мама же как лучше хочет. Замуж так-то пора…
– Куда тебе там пора? – нахмурился Олег, приходя в форму. – Ты ее не слушай, Милослава, ты еще молодая, тебе оно не надо. Как сложится, так и сложится. Что я, зря работаю, что ли?! Уж вытянем как-нибудь.
Мама нахмурилась:
– Я как будто стараюсь, потому что нам ее кормить нечем! Что за глупости?! Двадцать лет через год, а всего одна сваха заявилась, и та не пойми что и от кого! Вы мне тут не рассказывайте, прогрессивные нашлись. Белояре сколько лет было, а, Олег? То-то я припоминаю, как ты в свои пятнадцать тут готовый свататься носился. А ты че смотришь? Сколько лет было Каролине, когда мы свадьбу играли? Месяц, как восемнадцать? А сейчас, видите ли, мода пошла на «попозжа»! Я с этим каждый день дело имею, мужик до гроба жених, а цветение – оно не вечно. И неча тут!
Олег сел обратно на диван, положил локти на колени и сцепил руки в замок. Сейчас будет скандал.
Когда Треня обещался помочь, я и подумать не могла, что он тяжелую артиллерию привлечет. В итоге еще и потребует за это забрать его очередь на генеральную уборку! Ведь Олега переубедить очень сложно, а он отчего-то решил чуть ли не жить меня к себе забрать, пока мы тут не «наворотили делов».
И с чего они, интересно, взяли, что мне замуж рано?! Половина одноклассниц еще в школе если не свадьбу, то помолвку играли. Даже отец не вякает, а этим откуда надобность взялась? Понятно, что они переживают, но сами-то молодух выбирали, а когда мама им говорила, что рано еще, истерики устраивали.