Отец

Повесть

– Опаздываете, уважаемый Алексей Иванович, – с улыбочкой заметила Алла Викторовна, заведующая пульмонологическим отделением. – Опять опаздываете.

Алексей Иванович Колосов, врач-пульмонолог, только что пришедший на работу, изобразил на лице виноватую улыбку.

– Да, пять минут девятого, – сказал он.

– Уже пять минут, – надавив на первое слово, поправила завотделением, всё также язвительно улыбаясь. – Заметьте, уважаемый Алексей Иванович, уже.

– Какие-то несчастные пять минут, Алла Викторовна, – попытался обратить ситуацию в шутку Колосов.

– Не согласна. За пять минут можно вола разделать… в зависимости от того, как работать, конечно.

Она склонилась над своими бумагами, немного помолчала, потом добавила:

– Постарайтесь больше не опаздывать.

– Хорошо. Я прошу прощения.

– Ведь это уже не в первый раз.

– Да, да. Я понял. Больше не повторится. Просто вчера… – и он сделал неопределённый жест рукой.

– Оправдания меня не интересуют, – не отрываясь от бумаг, и уже сухо произнесла Алла Викторовна.

– Конечно, конечно, – поспешно согласился Колосов, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой.

Это задело его. Во-первых, он ей никакой не мальчишка, а, во-вторых, она сама себе позволяет иногда… Себе и своей подружке Плесиной, второму пульмонологу отделения: покрывает опоздания, оправдывает, случается, что и подменяет её.

– А Марина Николаевна ещё не приходила?.. – спросил Колосов.

Завотделением подняла голову и посмотрела на него в упор.

– Алексей Иванович, – начала она своим обычным, отчитывающим тоном. – Вы, пожалуйста, за Марину Николаевну не беспокойтесь. Она очень добросовестный и пунктуальный работник. Вчера ей пришлось задержаться в отделении, и я сегодня разрешила ей подойти попозже.

– Я спросил просто так.

– К вашему сведению, у вас трое новых больных. Поступили вчера вечером. Так что времени на разговоры мало. А работы много.

Колосов не любил конфликтовать, и, несмотря на то, что его сейчас подзуживало ответить ей какой-нибудь вежливой гадостью, всё же сдержался.

– Я пойду покурю, – помявшись, сказал он то ли себе, то ли заведующей отделением. – Перед началом трудового дня…

Мимика начальника проигнорировала полупросьбу подчинённого. Тот, немного постояв в нерешительности, тихонько исчез за дверью. Алла Викторовна сурово блеснула ему вслед стёклами очков.

Колосов спустился в крытый переход между корпусами и вышел на площадку для курения. Там никого не было. Он сел на холодную скамеечку, зажал губами сигарету и щёлкнул зажигалкой.

– Выдра! – сказал он вслух и выпустил энергичную струю табачного дыма.

День как-то не задался. Вчера вечером он опять повздорил с Алёной. Она устроила ему на ночь глядя целый спектакль по выяснению отношений, и помириться сумели они только далеко за полночь. Он получил прощение, и после закрепления мира традиционным между мужчиной и женщиной способом, уже становящимся для Колосова более в тягость, чем в радость, они, наконец, уснули.

Понятное дело, что после тяжёлой ночи Колосова едва разбудил пронзительный писк проклятого будильника. Он решил полежать с закрытыми глазами ещё немного, но опять заснул и проспал ровно сорок минут. Обычно контролировал себя, но сегодня внутренние часы дали сбой. Спешно одеваясь, он бросил взгляд на сладко дремавшую полуприкрытую Алёну. Её обнажённое красивое тело почему-то совсем не показалось ему соблазнительным. Мало того, красота этого тела даже вызвала в нём сейчас какое-то странное раздражение. Он удивился, поймав себя на этой мысли. Застёгивая рубашку, замер на секунду и внимательно изучил взглядом точёное скульптурное произведение, называемое женским телом. Сколько же глупостей было и ещё будет совершено мужчинами ради него!.. Глупость?.. Эта мысль за время их совместной жизни с Алёной впервые пришла ему в голову.

Едва умывшись, Колосов убежал на работу.

Опоздал всего на пять минут, что, собственно, укладывалось в норму. И заведующая отделением придралась к нему совершенно не из-за копеечного опоздания. Просто после того, как он сошёлся с Алёной, медсестрой из соседнего этажом кардиологического отделения, отношение к нему со стороны Аллы Викторовны резко переменилось. И это неудивительно, так как она являлась тётей его жены, настоящей жены – Натальи. С Алёной Колосов пока не расписывался: так, жили в грехе.

Когда Наталья узнала об отношениях мужа с медсестрой, а решающую помощь в этом оказала ей именно Алла Викторовна, она собрала вещи и вместе с сыновьями ушла к матери. Не скандалила, не устраивала сцен, просто молча ушла и всё. Колосов был обескуражен, так как разбивать семейную лодку не входило в его планы. Просто отношения с Натальей давно утратили романтическую привлекательность, и ему вдруг захотелось чего-то нового. Он много лет оставался примерным мужем, не изменял жене и вот как-то тут, на сорок третьем году жизни, попробовал внести в своё размеренное, скучное существование лёгкий, пикантный штрих. Но так как в результате этого эксперимента семейная жизнь развалилась, то ему не оставалось ничего другого, как начать заново складывать отношения уже с другим человеком.

Тут выяснилось, что этот другой человек имеет другой характер, к которому нужно заново привыкать и с особенностями которого нужно мириться. Улыбающаяся, доброжелательная и очень симпатичная Алёна при более близком знакомстве оказалась представителем совершенно иного женского типа, не похожего на тот, к которому принадлежала его жена Наталья. Духовное несовпадение в их отношениях он почувствовал сразу, но пока имел возможность компенсировать этот минус физическим влечением к молодой, красивой женщине. Однако такой ресурс рано или поздно должен был истощиться, что Колосов прекрасно понимал, и вот сегодня утром прозвенел первый звоночек этой неприятной неизбежности.

– А правильно ли я поступил? – этот вопрос неотвязно преследовал Алексея Колосова всё утро. – Правильно ли я поступил?..

Собственно говоря, поступил не он, а Наталья, сделав решительный шаг, а он просто как всякий нормальный мужчина, решивший пошалить, надеялся, что об этой его шалости никто никогда не узнает. И привёл же чёрт иметь родственницей жены своего непосредственного начальника!.. А так постепенно бы всё возвратилось на круги своя, они с Алёной рано или поздно надоели бы друг другу, и семейная жизнь Колосовых вошла бы в прежнее русло.

Алексей Иванович стряхнул столбик пепла с сигареты на пол, долго смотрел на него, потом наступил и тщательно растёр.

– Выдра, – повторил он ещё раз и снова затянулся сигаретой.

Кроме того, после расставания с женой и детьми в его жизни потерялось самое главное, и ему теперь становилось всё неуютнее и труднее жить. Решение Натальи стало, конечно, решением в большей степени эмоциональным, несмотря на её внешнее спокойствие и уверенность в собственной правоте. Это, возможно, она уже понимала и сама, но поступок совершён, и в любом случае необходимо время для разрешения ситуации в ту или иную сторону.

Спустя почти полгода после разрыва с семьёй, Колосов на пятом своём десятке вынужден был признать, что половой удовлетворённостью не исчерпываются все радости жизни. Мало того, ему пришлось смириться с фактом, что любовь и занятие любовью – совершенно разные вещи, очень часто не совпадающие, а иногда и просто не имеющие друг к другу никакого отношения. Он убедился в том, что после удовлетворения физической потребности, наступает необходимость в удовлетворении потребности духовной, желание чувствовать возле себя человека родного, близкого, нужного. Ему было плохо без Натальи и без детей; червь сомнения, ворочавшийся последние полгода, теперь начинал его грызть.

Кто-то ещё вошёл в курительную, сел и затянулся, но Колосов, погружённый в свои мысли, даже не заметил этого.

Хуже нет, когда тебя точит сомнение. Вернее, даже не сомнение, а интуитивное ощущение начала конца того, что ты раньше придумал себе как твёрдое и основательное. И ты понимаешь, что этот процесс будет развиваться дальше, пока не придёт к логическому завершению, и что самое страшное – ты никак не можешь ни помешать ему, ни повлиять на него. Да… они расстанутся с Алёной – Колосов сейчас понял это очень ясно, сидя в холодной курительной комнате пульмонологического отделения второй городской больницы. Но это произойдёт не сейчас, не сегодня и не завтра – процесс разрушения отношений и умирания влюблённости будет развиваться медленно, у них на глазах, и им останется лишь бессильно наблюдать это его развитие. Грустно, но это неизбежный финал всякой влюблённости, не имеющей эволюционной силы перейти в уравновешенную и разумную привязанность.

Колосов не хотел, чтобы его дети продолжали расти без отца. У него два сына подростка, и оставлять их в этом возрасте на попечении одной матери крайне неосмотрительно. Даже хорошие дети, ненадолго оставшиеся без родительского глаза, под влиянием липких соблазнов окружающего мира, очень скоро могут стать плохими. Покалечить жизнь своим детям – это тот крест, который не унести ни одному отцу. Ни одному здравомыслящему человеку.

Алексей Колосов сам вырос без отца. Его родители расстались, когда ему было одиннадцать лет, столько же, сколько сейчас его младшему. Отец ушёл к другой женщине, и мать Алёши ненавидела его всю оставшуюся жизнь. Даже в свой смертный час она не простила ему предательства. Отца Колосов почти не помнил. Последний раз он видел его в свой день рождения, когда ему исполнилось двенадцать лет. Тогда произошла очень неприятная сцена, отец ушёл и больше никогда не появлялся. Все его фотографии мать уничтожила, и Алексей Иванович сейчас не смог бы даже вспомнить его лица. Собственно, он и не делал этого долгие годы и, только когда сам стал отцом подрастающих детей, начал задумываться о неизвестной судьбе когда-то близкого ему человека. Он не хотел, чтобы в его отношениях с сыновьями случилось то же самое. Он не хотел повторить судьбу своего отца.

Все эти мысли, взъерошенные и неупорядоченные, теснились в его голове, и он уже совершенно позабыл о неприятном тоне Аллы Викторовны, её замечаниях и осточертевших мелочных придирках. И вообще, нужно было приступать к своим обязанностям.

– Ладно, – сказал он, сделал последнюю затяжку, бросил окурок в урну и, вздохнув, направился в ординаторскую.

* * *

Колосов ознакомился с историями болезней вновь поступивших пациентов. Он никогда не запоминал фамилии больных. Какая разница, как их зовут. Его интересовали их болезни, а не фамилии. И сейчас, едва скользнув взглядом по анкетным данным, чуть остановив внимание на дате рождения, он отметил про себя, что двое новеньких совсем молодые ребята, а третий – пожилой мужчина, шестидесяти семи лет.

С дежурной медсестрой, молодой девушкой Таней, он обошёл свои палаты: прослушивал, простукивал больных, вежливо внимал каждой жалобе, согласно кивал головой или сосредоточенно молчал – словом, добросовестно делал всё то, что и должен делать врач на утреннем обходе.

– Осталась одна палата? – спросил он, когда они с медсестрой в очередной раз вышли в коридор.

– Да, девятая, – ответила та.

– В девятой у нас кто?..

– Лазарев и…

– Лазарева я выписал, – сказал Алексей Иванович. – Здоров. Хватит сидеть на казённых харчах. Будет дома долечиваться. Я назначил ему амбулаторное… Мы правы, Танечка?

– Да, – ответила Таня, улыбаясь. Цоканье её тонких каблучков гулко отдавалось в пустоте больничного коридора.

– Вот и отлично. А второй?..

– Второй новенький. Фамилия… Фамилию я забыла.

– Ладно, разберёмся.

Девятая палата была палатой на двоих. Больные сидели на своих кроватях и о чём-то беседовали друг с другом.

– Здравствуйте! – громко поприветствовал их Колосов.

Он сразу же понял, едва взглянув на вновь поступившего, что этого человека он уже где-то видел.

«Тесен мир, – подумал он. – Такой большой город, и всё равно попадаются знакомые лица».

Сначала доктор подошёл к Лазареву.

– Как я и обещал, – сказал он больному, – сегодня вас выписываю.

– Слава богу, – пробасил Лазарев, невысокий, плотный, краснолицый мужичок, лет семидесяти. – Надоело тут болтаться. Бабка без меня уже замучилась. Печку топить надо, уголь таскать. Ей нельзя тяжёлое.

– Вот и замечательно, – сказал Колосов. – Выписываем ей помощника.

– Хорошо, что ещё снег не лёг, да морозы не ударили, а то бы моей бабке совсем туго пришлось. Где это видано – на дворе восемнадцатое ноября, а на улице дождь.

– Да. Зима нынче задержалась… – согласился Колосов. – Задержалась… Я вам назначил дополнительное лечение, после выписки нужно будет подойти к участковому терапевту, он вам всё объяснит.

– Опять врачи. Я думал, что уже всё…

Колосов улыбнулся.

– Ничего страшного… э-э… Василий Тимофеевич. Мы сделали, что смогли, но необходимо немного долечиться в домашних условиях, там… витаминчики, алоэ, ну и походить на кое-какие восстанавливающие физиопроцедуры.

– Надоело, – проворчал больной. – Устал уже от всех этих процедур.

– Ничего не поделаешь… Немного подождёте, медсестра отдаст вам выписку из истории болезни. Не потеряйте, с ней к участковому терапевту. Остаточные явления после пневмонии могут сохраняться до полугода, а в вашем возрасте уже надо внимательно относиться к своему здоровью. Беречься и ещё раз беречься.

– Всё равно там будем, – вздохнул больной.

– Ну, чем позже, чем лучше, – ответил Алексей Иванович. – Желаю вам больше не болеть и не попадать к нам.

И он повернулся к новенькому. Задержав взгляд на его лице секундой дольше, чем это делал он обычно, Алексей Иванович ещё раз отметил, что этот человек ему определённо встречался раньше.

– Это наш новый больной, – сказала медсестра. – Поступил вчера вечером. Привезли на «скорой». Острая левосторонняя пневмония. Болеет, видимо, давно. К врачу не обращался.

– Да, я ознакомился. – Колосов взял у сестры историю его болезни. – Почему не обращались к врачу?

– Не знал. – Голос больного показался Алексею Ивановичу ещё более знакомым, чем его лицо. – Было недомогание, слабость, всё хуже и хуже становилось, а отчего – понять не мог.

– Температура была?.. Какая?

– Да так. Невысокая.

– Тридцать семь, тридцать семь и четыре, в этих пределах? – уточнил Колосов.

– Да, вроде этого было.

– Угу… – Врач раскрыл историю болезни. – Значит, иммунитет слабенький. Организм не реагирует.

– Вчера начал харкать с кровью. Сам испугался, по телефону позвонил, вызвал «скорую». Доктор прослушала меня и сразу же сюда привезли.

– Сколько болеете?

– Да порядочно. Наверное, около месяца.

– Это опасно, – сказал Алексей Иванович. – Так и лёгкие могут вывалиться.

– Ну, если бы знать, давно бы обратился.

– Где могли так простыть?

Больной неопределённо пожал плечами.

– Ещё в октябре под дождь попал… – начал он.

– Так, вы у нас кто? – перебил Колосов и, закрыв историю болезни, впервые внимательно посмотрел на фамилию больного.

– Тюжин я. Тюжин Иван Дмитриевич.

Доктор Колосов вдруг замер и очень медленно поднял взгляд на больного. Тот подумал, что врач не расслышал и повторил:

– Я – Иван Дмитриевич Тюжин.

Лицо доктора побледнело. Несколько секунд он смотрел на больного, затем опустил голову и опять уткнулся в первую страницу истории болезни.

– Так вот, – продолжал Тюжин. – В октябре как-то попал под дождь, вымок весь. Дождина был с сильным ветром, вот меня насквозь и продуло. Я думал – ничего, обойдётся. Да вот, видно, не обошлось.

– Что с вами, Алексей Иванович? – спросила медсестра, почувствовав неладное в состоянии доктора. – Вам плохо?

Колосов молчал.

– С тех пор недели три прошло, – продолжал Тюжин. – Всё и ходил так, с этим воспалением проклятым. И не подозревал даже. Вот ведь, бывает такое?..

– Алексей Иванович, – тихо окликнула медсестра, коснувшись рукой плеча доктора, – с вами всё в порядке?

Колосов продолжал пристально смотреть в историю болезни Тюжина. На лёгкое прикосновение медсестры и её вопрос доктор отреагировал очень странно. Не поднимая глаз и ни на кого не глядя, он протянул ей историю болезни и вышел из палаты. Больной, продолжавший свой рассказ, замолчал, оборвав его на полуслове. Он тоже понял, что что-то произошло. Медсестра мгновение колебалась в растерянности, не зная, что сказать, затем, извинившись перед больным, поспешно выбежала вслед за доктором. Колосов медленно шёл по коридору. Она догнала его.

– Алексей Иванович!

Тот остановился.

– Вы куда идёте, Алексей Иванович?

– В ординаторскую, – глухо ответил Колосов.

– Ординаторская в другой стороне.

– Ах да, – чуть слышно проговорил Колосов.

Лицо его по-прежнему было очень бледным.

– Да что же с вами? – Медсестра сделала шаг к доктору и энергично встряхнула его за плечи. – Придите в себя. Что случилось?

Колосов молчал.

– Вам плохо?

– Нет, мне хорошо.

– Так в чём же дело?

– Ни в чём.

– Неправда. Это больной так подействовал на вас?

– Нет, – отмахнулся Колосов, – он здесь ни при чём.

– А я говорю, что при чём. Именно из-за него вы так расстроились.

Колосов забегал взглядом по сторонам.

– Да я вообще не расстроился. С чего вы взяли?

– Посмотрите на себя. Вы белее, чем эта стена.

Доктор молчал.

– Этот человек ваш знакомый?

– Нет. Я его не знаю.

– Чем же он вас так напугал, Алексей Иванович? Давайте признавайтесь.

Колосов промычал что-то невразумительное.

– Ну, хорошо, – игриво сказала Таня. – Если у вас есть какая-то тайна, то я не настаиваю. Извините.

Колосов резко вскинул голову и впился глазами в медсестру. Выражение его лица мгновенно изменилось.

– Какого чёрта… – хрипло начал он. – Какого чёрта вы вмешиваетесь не в свои дела?! Кто вам дал право лезть в душу другого человека? Почему я должен выслушивать ваши дурацкие предположения?

Медсестра Таня растерялась. Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но, видимо, не нашла нужных слов. Лицо Колосова из бледного стало багровым, глаза сверкали, губы кривились и дрожали.

– Занимайтесь лучше своим делом! – Он не заметил сам, как перешёл на крик. – Прекратите раз и навсегда следить за мной! Я не обязан ни в чём перед вами отчитываться! Понятно?!

– Алексей Иванович…

– Я не знаю этого больного! Я уже сказал вам это и не намерен повторять двадцать раз, как попугай!

– Простите меня, ради бога… – на глазах медсестры заблестели слёзы.

– Просто мне всё это уже надоело! – продолжал кричать Колосов. – Одна меня отчитывает каждое утро, как школьника, придираясь ко всякой мелочи; вторая подозревает в каких-то тайнах, и каждой я должен что-то объяснять, как-то оправдываться!.. Я ничего никому не должен! Слышите меня? Ничего и никому!!