Падение

Дизайнер обложки Rimmcha's Art

© Артем Рудик, 2025

© Rimmcha's Art, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-4665-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бафомет – Дивный новый мир

Явление первое – Вавилон Великий и его жрица

Сразу после того, как я родилась, на мир рухнули бомбы. Былой мир умер и переродился, как бабочка, выбирающаяся из кокона. Ценой одновременной гибели миллионов и жертвами миллиардов, мир прошёл процесс превращения в имаго. В свою финальную и завершённую форму.

К сожалению, я не могла лично наблюдать насколько новый мир совершеннее старого. И если с тем, что я не видела лично, как жили люди до ядерной войны всё, в целом, очевидно. То причина, по которой я ничего не знала о новом, была в моей странной семье, с которой я жила на уединённой северной ферме, среди бесконечных бореальных лесов.

Всю информацию о внешнем мире, что пролегал за пределами чащоб, я в основном получала от своего дяди, Феликса. Хотя он мне был скорее как брат или лучший друг.

Дядя многое знал о былом мире. Он был очень и очень старым лисом, хоть таковым и не выглядел. Его любимой темой была революция, случившаяся семьдесят лет назад. Её дядя застал и прожил от начала и до конца лично, будучи ещё юным, тридцатилетним мужчиной.

Выходило, что Феликсу стукнуло уже практически сотня лет. Когда я спрашивала его о том, как так вышло, он лишь отшучивался, что я бы удивилась куда больше, если бы мой отец решился рассказать мне, сколько ему лет…

К слову, хоть я и зову Феликса «дядей», собственно братом матери или отцу он точно не был. Но жил лис с нами в одном доме и работал не меньше и не больше других. Особенно он любил охотиться. Всегда приходил с огромной связкой самой разнообразной дичи.

А после, уже вечером, мы с ним сидели у костра, и я помогала ему очищать тушки. Свежуя трёхглазого кролика, Феликс снова завёл свою любимую историю:

– Когда-то я думал, что люди больше никогда не будут голодать… – он глянул на меня своим исковерканным проклятием чёрным, вспухшим глазом, – Знаешь, в те времена еда была простой и её едва-едва хватало, но сама надежда на лучшее делала её столь вкусной… Сейчас уже всё совсем не так. Надежды в нашем новом мире не осталось.

– А еда?

– А еда сама по себе стала лучше. Знаешь ли, в те времена не у всех были такие хозяйства и возможность поохотиться. В Великую Войну и после неё всё зверьё разбегалось от раскатов орудий, а все поля оказались выжжены. Так что и те, кому повезло владеть ружьём или скотиной, могли быстро потерять и то, и другое. А вот в городах вообще все голодали. Хотя, в них и сейчас голодают.

– А вот Вань-Шень говорил…

– Он рассказывает только половину правды. В лучшем случае.

– Но он чаще тебя бывает во внешнем мире, даже за Рубежом.

– Врёт. – лис загадочно ухмыльнулся, – За Рубеж ходить нельзя.

– И ты, конечно же, снова не объяснишь мне почему.

– Всё верно. – сказал Феликс, выпуская кишки кролику, – Но, может, однажды ты и сама узнаешь. Если захочешь.

– Я хочу, – я была серьёзна в этом вопросе, – действительно хочу.

– Ну, пока недостаточно, чтобы взять и уйти?

– И ты, и папа, загнётесь тут без меня!

– Что правда то правда, – дядя, отложив освежёванную тушку, похлопал меня по плечу, – Но ведь это и значит, что ты пока не НАСТОЛЬКО хочешь, разве нет? Уверен, будь у тебя повод, который перевесит печаль стариков, ты пойдёшь без всяких сомнений. И, лично я, не буду тебя останавливать. Как меня когда-то научил мой наставник: ошибки надо совершать самостоятельно…

– А где он сейчас?

– Кто?

– Наставник. Ты так часто о нём говоришь, но я так ни разу и не спросила…

– Боюсь, что он уже мёртв или что-то вроде того. Он, видишь ли, прямо как твоя мать, вроде всё ещё здесь, – он положил ладонь на грудь, – Но головой я понимаю, что жизнь его поменяла так, что и не узнать уже больше.

Феликс был прав… насчёт матери. Она ушла от нас с отцом много лет назад, и я до сих пор не знаю, что послужило тому причиной. И скорее всего она и правда сейчас уже совсем не та, какой я её помню, раз уж она даже весточки не передаст родной дочери.

Но мама и правда многое мне дала. Она научила меня сражаться и выживать. Показала, как строить и как разрушать. В общем, всё что касалось физического труда и самосовершенствования тела было её главной заботой. Мне думалось, что именно благодаря её тренировкам я могу не переживать о своей безопасности, если вдруг жизнь заставит меня покинуть родной дом.

Дом, к слову, построенный ей же. Папа в шутку называл маму «исключительно чудовищной и монструозной женщиной» за то, что она могла таскать огромные брёвна на своих плечах, не прилагая особых усилий. И за то, что могла голыми руками размолотить огромный пень.

Мне о такой силе только мечтать и мечтать. Кажется, что ей я всё-таки пошла больше в отца, в мирного и дипломатичного опоссума, предпочитающего действовать исключительно словом. Комплекция у меня была скорее его, чем дородная мамина. Тем не менее, мне хотелось быть не менее сильной и ловкой, чем она. Такой, чтобы нигде и никогда не пропасть.

Как… она пропала? Ха, увидеть бы её снова и узнать, что с ней сейчас сталось. Не думаю, что она…

– Вы собираетесь есть нормальную еду или уже нажарили пустой дичи? – отец появился у костра внезапно, прервав ход моих мыслей.

– Мясо это нормальная еда, Зефир. – сказал дядя.

– Если жрать только его, заработаешь цынгу. Не говоря уже о недостатке витаминов, кальция… – отец был медиком и часто вдавался в медицинские рассуждения.

– Бла-бла-бла… – Феликс изобразил говорящую голову рукой, – Не занудствуй попусту. Мы сейчас дочистим и придём, я не буду опять кормить Бафи одни сушёным мясом, не переживай.

– Вот чтобы ОПЯТЬ моя дочка неделю не ела нормально приготовленных овощей, я и «занудствую».

– Ты тогда прекрасно знал, на кого оставляешь ребёнка. Я не умею готовить, тем более комплексные обеды из трёх блюд…

– Пока вы спорите, еда наверняка остынет. – вмешалась в разговор я.

– Ладно, – дядя встал с насиженного места, – Пойдём поедим.

Мы пошли в поместье, вручную сооружённое моей мамой – недвижимое напоминание её незримого присутствия в моей жизни. Все втроём сели за небольшой еловый стол, на котором уже были расставлены многочисленные блюда, сделанные из того, что мы сами же и производили, или находили в окрестных лесах.

Кнёдлики были сделаны из заранее заготовленного картофеля, суп-грибница из собранных Феликсом грибов, овощные салаты с грядок, мясные пироги из недавно заколотой козы, сугудай из выловленной мной сегодня рыбы. Чай, бывший главным нашим напитком, привозил Вань-Шень из своих странствий. Мёд и молоко к чаю мы делали сами. Мёд вообще был главным блюдом стола и первым товаром на обмен. За счёт него, в общем, и жили, и торговали, а потому всегда ставили его в центр.

С ульями работала только я, ибо меня пчёлы вообще отказывались кусать и позволяли забирать столько рамок, сколько нужно. При чём не только пасечные пчёлы почему-то не реагировали на меня, но и дикие. Феликс даже пару раз брал меня в лес, чтобы достать дикого мёда из древесных ульев. А папа как-то попросил меня снять осиное гнездо. И то, и другое, я сделала без особых проблем, уж не знаю в чём тут секрет…

В общем, мы принялись за трапезу. Ели, болтали о ерунде, шутили. Когда на столе практически ничего не осталось, отец пристально следил за нами двумя, чтобы мы ели много и разного, снаружи послышался шум двигателя. Он мог означать только одно: приехал Вань-Шень.

Когда мы пошли его встречать, Феликс вдруг шепнул мне на ухо:

– Эй, хочешь послушать номерные сегодня со мной?

Я кивнула.

– Отцу не слова, – усмехнулся он и ткнул меня в бок.

Вскоре мы уже стояли на улице и помогали разгружать баулы с мотоцикла дракона-весельчака. Вань-Шень тоже был давним другом нашей семьи, хоть и не приходился никому из нас родственником, и даже жил не здесь, лишь раз в месяц или в два, приезжая погостить на пару дней. Тем не менее, он всегда привозил с собой вагон историй и новостей с «большой земли», вне нашего ранчо. Меня же, прежде прочего, интересовал лишь один вопрос:

– От мамы никаких вестей?

– Никаких, – он уже в который раз покачал головой и развёл руками, так на этот вопрос дракон отвечал мне уже много много лет.

– Ладно… – не менее лаконично и привычно сказала я.

Все стали расходиться по своим закуткам. Отец погнал меня спать, снова настаивая, что восьмичасовой сон залог любого здоровья. Формально подчинившись и прекрасно зная, что я уже достаточно взрослая, чтобы он не проверял моё отсутствие, я зашла в свою комнату и легла на скрипучую кровать.

Да, я уже переступила порог совершеннолетия и отец вполне мне доверял. А мне не хотелось нарушать его доверия. По крайней мере в открытую. Пусть считает, что я соблюдаю его правила. Я буду упорно добиваться того, чтобы он так считал. В конце концов, я не хочу его расстраивать, но и свободы хочу не меньше.

В общем, полежав пару часиков и убедившись, что внизу всё стихло, я тихонько вышла из комнаты и направилась по лестнице на первый этаж, к выходу. Я старалась ступать тихо так, как меня учил Феликс, чтобы доски подо мной не скрипели.

Он же мне когда-то рассказывал про наёмных убийц из далёкой азиатской страны, которые на всех наводили такой ужас, что любой уважающий себя хозяин поместья, делал в своём доме скрипучий пол. Такой, чтобы по нему нельзя было пройти незамеченным, и наёмник бы точно попался, проскрипев досками. У нас в особняке был такой же, пусть и никаких убийц мы тут не ждали.

Впрочем, опять же, я отлично кралась в темноте. А вот когда кто-то другой ходит по этому полу, он скрипит как бешенный. Такой звук я и услышала в одной из комнат по пути. Не без интереса я решила заглянуть внутрь, всё же и Вань-Шень и отец по-стариковски довольно рано ложились и видеть их в поздний час было очень странно.

Прислонившись к щели в двери, я увидела, как папа, мрачно шагает взад вперёд перед развалившимся на кресле драконом:

– Я не буду делать для неё ТАКОЕ! – сказал он, – Памперо давала нам прямые указания касательно девочки, ТАКОГО она точно не могла приказать.

– Хамсин, – я напряглась, услышав из уст Вань-Шеня имя матери, – настаивает на том, чтобы ты привёл ей Бафи. Она хочет видеть её подле себя. Думает, что уже пора.

– Памперо сказала действовать на своё усмотрение…

– Мы и действовали на твоё усмотрение. Теперь Хамсин хочет действовать на своё, – Вань-Шень покачал головой, – Я не встаю на её или твою сторону, я просто передаю её слова.

– Тогда передай ей мои: «Пошла к чёрту, девочка останется со мной».

– Хочешь, чтобы я остался без головы? К чёрту её посылай лучше сам, она тебя хоть любит. А вот про то, что ты не будешь выполнять её просьбу я скажу. Только учитывай, что у этого будут и последствия. Если я принесу ей отказ, она пошлёт сюда людей и возьмёт то, что ей нужно силой, ты же её знаешь!

– Да… Слишком хорошо… – отец задумчиво уставился в тлеющие в камине угли.

Со смятением от услышанного, я всё-таки добралась до выхода и тихонько выскользнула на улицу. Пробежав несколько десятков метров до радиобудки дяди Феликса, я вошла внутрь. Лис, в гарнитуре, уже ждал меня. Вместо приветствия я стала судорожно пересказывать то, что только что услышала.

Феликс внимательно меня выслушал, как только речь зашла о моей матери и том, что она с нас что-то требует, он совершенно потерял лицо. Кажется, он тоже был не в курсе происходящего, как и отец. Когда я закончила рассказ, он вскочил и стал собирать свою котомку:

– Чёрт, вот теперь дела наши плохи.

– Что? Почему?

– У меня не зря сегодня было плохое предчувствие. Твоя мать ужасный дипломат. Если уж она решила послать кого-то, чтобы передать послание, то это скорее объявление войны, нежели действительно попытка договориться, а это значит…

Будто бы в подтверждение его слов, вдалеке зазвучало множество двигателей. Феликс судорожно запихнул остатки вещей, схватил со стены свой «Оленебой» и, утягивая меня за собой, выскочил наружу:

– Они уже здесь. Бежим через лес.

– А как же папа?

– Ну, она его точно не убьёт. Он её мужчина. А вот какие у неё планы на нас, я бы предпочёл разбираться подальше от места, где она планирует их реализовывать…

Подгоняемая дядей, я бежала так быстро, как только могла, перепрыгивая коряги и упавшие ветки. Феликс не отставал несмотря на то, что тащил тяжёлое ружьё и постоянно боязливо осматривался. В лесу он чувствовал себя как рыба в воде. Долгие часы проведённые за загонянием дичи в силки не прошли даром для него.

А вот я то и дело оступалась, в один момент запнулась и прокатилась на пузе по склону пологого оврага, сухим мхом царапая открытый живот. Феликс остановился и помог мне подняться, подначивая не останавливаться. Когда я поднялась на ноги, над лесом воспылало громадное огненное зарево. Прямо со стороны нашей фермы… Неужели они…

– С ними всё будет в порядке, – дядя ответил на незаданный вопрос, – А вот с нашим ранчо… Чёрт! – его не меньше моего задевало то, что происходило за нашими спинами.

– Зачем она это… – я не могла подобрать слов, ком вставал в горле, а все мысли крутились вокруг судьбы отца.

– Обсудим это когда выберемся, – он быстро огляделся, – Я выведу нас из леса.

Больше ничего не сказав, он уверенно побежал в направлении той части леса, куда никогда ранее меня не водил. Я побежала за ним. Мой живот чесался и ныл от падения, пока я пыталась нагнать дядю, заметила даже, что на моей белоснежной шерсти выступила кровь.

Стоило мне это понять, как тут же, за нашими спинами послышался хруст веток. Две громадные тени на огромной скорости приближались к нам. Я замерла от страха. Прозвучал выстрел. Затем второй. Феликс поднял дымящийся дробовик «Оленебой». Его мутировавший глаз полыхал красным. Две туши рухнули всего в нескольких метрах от меня.

Это были монструозные люди-гиены, похожие скорее на чумных зверей, нежели на разумных антропоморфов. Будучи сражёнными, они тут же стали, шипя разлагаться.

– Гадство! – заключил дядя, – Скоро их здесь будут толпы! Видимо твари учуяли кровь.

– Кто это, чёрт возьми?

– Друзья твоей мамы или её слуги. А по совместительству кровососы, похуже комаров… – он прервался, когда в отдалении, со стороны ранчо послышался дикий вой, – И они взяли наш след.

– Что мы будем делать? – вечер как-то слишком быстро принял слишком много шокирующих поворотов, так что я была в полном смятении.

– Я думаю…

Снова послышался хруст. Глаз Феликса вновь загорелся. Тени выпрыгивали одна за другой. С одной стороны – выстрел. С другой – выстрел. С третьей – безупречное попадание прямиком в голову. Дядя был просто превосходным стрелком. Он быстро перезарядился. Затем высадил все пять дробин из магазина по следующей волне преследователей. С места он не сдвинулся.

– Думай Феликс, думай… – недовольно бубнил он себе под нос, понимая, что вечно отстреливаться не может.

Я тоже решила что-нибудь придумать. «Кровососы похуже комаров… учуяли кровь…» – слова дяди прокрутились в голове. Я ничего не знала об этих тварях и кем они являются, но почему-то мне подумалось, что ориентируются они по запаху. Как комары летят на пот, так и они, возможно, чуют именно аромат моей крови, значит, что можно замаскироваться… Чем?

Вокруг, впотьмах, решительно ничего не было видно. Однако тут до моего уха донеслось жужжание дикой пчелы… Решение пришло само собой. Уже через пару минут мы оба сидели на толстой ветке, около дикого улья и намазывались сладкой медовой патокой.

Я легко доставала побольше мёда из дупла дерева и намазывала его плотным слоем, особенно в районе подмышек, шеи и, конечно, раны. Кроме очевидно сильного сахарного запаха, что не выглядел странно прямо около его источника, мёд мог дать мне ещё и природный антисептик.

Это был очень плохой план, но именно он и сработал, обмазавшись мёдом, мы сидели на ветке, пока снизу носились зубастые твари, которых с каждым часом становилось только больше. Они рыскали по лесу, в поисках нас, но так и не смогли обнаружить. Наконец, когда наступил рассвет, они ушли.

Прождав, на всякий случай, ещё пару часов, мы наконец спустились с дерева. Феликс, покрытый засахаренной коркой на свалявшейся шерсти, довольно сказал:

– Не ожидал, что это сработает… Чёрт! Ладно, кажется, у нас появилась какая-никакая фора.

– И куда мы теперь?

– Есть одно место, не близко, но там мы сможем передохнуть и решить, что делать дальше. Чёрт, ну и ночка… Не знаю как ты, я бы кроме всего прочего ещё бы вздремнул, и, конечно, помылся бы.

Явление первое – Бафомет – Брошенные в космос камушки

Всего через час мы достигли безопасного места, о котором говорил Феликс. Это было маленькое урочище «Чёрный плёс» у одноимённого озерца. Когда-то оно было деревней, но теперь от неё остались только несколько сгнивших почерневших домиков, да полуразрушенный храм.

На его невысокой, сохранившейся наполовину, колокольне висело порванное красное полотно, на котором: «Отречёмся от старого мира!» Мы зашли внутрь полуразваленного здания, где было обустроено скромное, но чистое жилище, обставленное самодельной мебелью и украшенное советскими, довоенными плакатами.

Феликс сбросил свой вещмешок на землю и с тяжёлым выдохом уселся на разложенный на полу матрас:

– Ну всё, здесь мы будем на какое-то время в безопасности, – он вытер пот с засахаренного мёдом лба.

– У тебя всё это время было личное убежище?

– У каждого уважающего себя мужчины есть личный уголок, особенно когда он одновременно вечно под надзором «мамочки» Зефира и присматривает за чужим ребёнком. У меня оно вот, напоминающее о моём прошлом. Ты не поверишь, как здорово, бывало, сюда приходить и просто часами смотреть в потолок!

Я села рядом:

– Не пора ли рассказать мне, что происходит?

– А что нового я тебе ещё могу рассказать? Твоя мать зачем-то хочет тебя заполучить. Зефир сам мне сказал, чтобы я уберегал тебя от неё, если вдруг что. Думаю, он сам бы спохватился, чтобы я тебя отвёл в более безопасное место. Но мы с тобой ушли раньше и не прогадали. Боюсь, промедли мы, и Хамсин схватила бы нас.

– То есть ты не знаешь зачем я ей?

– Понятия не имею, я на этой ферме столько же, сколько и ты, если я и уходил куда-то, то только сюда. Мы могли бы, конечно, спросить у Вань-Шеня, но почему-то мне кажется, что он сейчас там же, где и твой отец…

– Как мы будем их спасать?

– Мы не будем их спасать, – покачал головой дядя.

– Как… не будем?

– Нет. Слишком опасно бодаться с твоей матерью. Лучше будет уносить ноги и как можно дальше. Мы спасались не для того, чтобы рисковать жизнями и совать голову в пасть зверя.

– Но как же, как же наша семья?

– Ну, за отца можешь не беспокоиться, он у Хамсин, как у бога за пазухой, а вот Вань-Шеня мне не жалко. Рисковать ради них жизнью – безумие. Скорее всего Хамсин этого и хочет, чтобы мы рисковали. Так мы быстрее попадём к ней в лапы. Понимаешь, что я имею в виду?

– Но когда в книгах родственников героев… – пыталась протестовать я.

– Во-первых, мы не персонажи книги. Во-вторых, мы не клинические идиоты. Я же рассказывал тебе к чему приключения приводили в моей жизни? Так вот, напомню: каждый раз, когда я ввязывался в какую-нибудь мрачную историю, всё заканчивалось просто ужасно. Однажды, я мстил за своего наставника и в итоге…

– …случилась ядерная война, а ты, мама и папа остались с ребёнком на руках, – вспомнила я.

– Именно. До этого я ввязался в раскрытие оккультных заговоров и остался без друга и былой жизни. Знаешь, если ты хочешь потерять всё, что тебе дорого, возможно даже и жизнь, то лучший способ для этого просто сдаться твоей матери. Возможно так, ты потеряешь даже меньше, чем если будешь бороться с ней!

– Ладно… Я поняла, – мне было неприятно это признавать, но дядя был прав. Если мама такая, какой её описывал папа, то биться с ней будет безумием, – Но что мы тогда будем делать?

– Обождём здесь пару дней, потом встретимся с космопоклонниками и попробуем достать автомобиль или, лучше, вертолёт. После мы узнаем у них, где будет безопаснее, на севере или юге, и отправимся туда прямым курсом. Что касается моих ближайших планов? Хорошенько поспать. Тебе советую того же. Но прежде можешь сходить помыться в озерце, оно должно быть довольно чистым. После конца света то, ха!

Обессиленный, он рухнул на подушку. Я же решила послушать его совет и отправилась к уединённой заводи. Скинув одежду, я медленно погрузилась в ледяную воду, а затем стала аккуратно счищать мёд с шерсти. Когда я попривыкла к воде, заряд бодрости, бывший со мной ещё с начала погони, окончательно спал. В мышцы прокралась ломота и усталость.

Очистив сахаристую корку, я легла на спину на водную гладь. Серое утреннее небо возвышалось надо мной. В голове роилось много мыслей о том, что делать дальше и что прямо сейчас происходит в моей жизни. Ни одной хорошей среди них не было…

Под адский рокот по небу пронёсся огненный шар, оставлявший за собой инверсионный след. Частое событие в этой местности. Это космопоклонники запускают очередную ракету в безлюдную пустоту вселенной. Захватив космодром «Плесецк», они только и занимаются тем, что отправляют людей в космос. При чём так, что они, очевидно, никогда больше не возвращаются. Всё во имя своего святого.

Действие абсолютно бессмысленное, но до чего же красивое… Ракета, прорезающая небесную твердь и вгрызающаяся в великую пустоту!

Я читала много книг про космические полёты, моей любимой была «Сирены Титана» Воннегута. На неё меня подсадил Феликс, а его, собственно, его наставник, Мартин. И вот, лёжа на глади тихого лесного озера и наблюдая полёт ракеты, мне вспомнилась фраза из этой книги: «Человечество вечно забрасывало своих посланцев-пионеров как можно дальше, на край света. Наконец, оно запустило их в космическое пространство – в лишенную цвета, вкуса и тяжести даль, в бесконечность. Оно запустило их, как бросают камушки».

Ракета взорвалась на высоте многих и многих километров, превратившись на несколько мгновений в красивое белое облако. Там где-то погиб человек. Заброшенный в космос камушек. Погиб счастливый, ведь он знал на что шёл и делал это ради своего божества. Но всё же его больше нет. Есть только обломки, падающие на землю стальным дождём.

А я лежу на воде, посреди леса. Будучи не брошенным камнем. Феликс более чем прав: геройство не закончится для меня ничем хорошим. Наверное, лучше будет скрыться, а не сражаться. Лучше ведь?

Пару дней мы и правда провели в выжидающей позиции: играли в карты, слушали номерные радиостанции. На сей раз не только ради развлечения. Феликс расшифровывал их числовые передачи в надежде найти объявление, которое будет полезно нам. Эти военные шифровки часто использовались выжившими-радиолюбителями, чтобы передать информацию о своей группировке, найти помощь в решении какой-нибудь проблемы, собрать спутников на путешествие или, как полагал Феликс, заманить кого-нибудь в ловушку.

Рация и радиопередачи вообще стали главным и единственным инструментом, связывающим уцелевшие анклавы цивилизации. Конечно, грустно было то, что ничего дельного на радиоволнах мы так и не поймали. Но хуже было то, что в один момент дядя поймал следующую шифровку:

– «…Павел, Олег, Кира, Андрей, Николай, Егор, Павел, Олег, Захар, Дмитрий, Николай, Олег» – повторил он очередную передачу, переписывая на листок столбиком имена, – Так, это очень-очень нехорошо! – сказал он, обращаясь ко мне, – Тут наши ориентировки, много угроз и просьба «сдать нас, пока не поздно».

– Мама?

– А кто же ещё? Чёрт, видимо у неё сейчас очень серьёзные позиции. Денег за тебя она обещает не мало… Будем надеяться, что по старой дружбе, космопоклонники нас не выдадут…

Делать нам было нечего. Плесецк, как рассказывал Феликс, ещё до войны был закрытым и удалённым городом. Сокрытый среди болот, лесов и озёр, он был исключительно уединён. Раньше его окружали малочисленные деревеньки, но теперь не осталось и их, поэтому город стал единственным оплотом цивилизации от Вологды до Онеги. Может быть, исключая какие-нибудь совсем мелкие поселения, о которых мы очевидно не знали.

В общем, помощь можно было найти исключительно там. В первую очередь, конечно, достойный транспорт, чтобы уехать подальше. На большее трудно было бы и рассчитывать. Не в космос же они нас отправят. Хотелось бы, чтобы не в космос.

В тот же день мы собрались и выдвинулись к Плесецку. Вскоре мы добрались до контрольно-пропускного пункта, что стоял на окраине города. Судя по виду, КПП был ещё довоенным. А вот стояли на нём два довольно молодых «послевоенных» парня в камуфляже. При нашем появлении один из них тут же сообщил что-то по рации, а другой поднял руку, приказывая остановиться:

– Эй! Кто такие?

– Торговцы мёдом, – сказал Феликс, поднимая над головой бутыль с мёдом, собранным на случай, если снова придётся маскироваться от гиен-вампиров, – С фермы неподалёку. Я тут часто бываю, вот дочь привёл, к семейному бизнесу приобщаю!

– Вот оно как… – солдат почесал голову, а затем обратился к своему напарнику, – Э, Лысый, передай начальнику, что деревенщины снова пришли!

Тот кивнул и снова обратился к рации. Спустя пару матерных обменов информацией, он крикнул:

– Всё в порядке, могут проходить! Пусть только скажут, что Гагарин – бог!

– Вы его слышали… – сказал стоявший перед нами.

– Гагарин – наш бог. – без особого энтузиазма сказал Феликс.

– Эта пусть тоже скажет! – он ткнул пальцем в мою сторону, – Или она не верит в Юрия Алексеевича?

– Верю, – сказала я, не с меньшей тяжестью, чем дядя, подчиняясь странному желанию обожествлять давно умершего космонавта, – Гагарин – наш бог.

– Ну хорошо, – сказал солдат, – теперь можете проходить. И да хранит вас с орбиты Юрий Алексеевич!

– Спасибо, наверное,. – сказал Феликс.

И мы прошли КПП. Территория космодрома была огромна: множество самых различных зданий, раскиданных по лесу и соединённых асфальтированными дорожками. Дороги были хорошо вычищены. Видимо сектанты неплохо следили за своей территорией.

Здания тоже выглядели вполне себе прилично, повсюду развевались советские флаги, фасады были белыми, а площади перед ними хорошо начищенными.

Перед одним из таких зданий, огромным офисным центром «звёздчатой формы», стоял отполированный, блестящий на солнце, бронзовый бюст мужчины с очень острыми чертами лица. Рядом с бюстом стоял караул в парадной форме. На табличке статуи было выведено: «Юрий Алексеевич Гагарин, космонавт, герой, первым совершил космический полёт вокруг земли».

Я, конечно, представляла этого человека другим… не таким… «идеальным греческим гражданином». В своих изображениях, что были на космодроме повсюду, он походил на древнего олимпийского бога, и внешностью, и позой, и вечной сияющей улыбкой. Нетрудно было поверить, что вокруг этого человека возник культ. Наверное, местные считали его кем-то вроде Прометея…

Мы вошли в «звёздчатое здание». Там нас встретил очередной военный и отвёл в кабинет к начальнику аэродрома. В этом кабинете, под очередным «олимпийским» портретом, сидел скорченный и сухой мужчина, единственной особенностью которого была небольшая медаль с какими-то египетскими рисунками и восьмью розовыми камнями. Старик сказал, обращаясь к дяде:

– Вы хоть знаете, КТО вас ищет?

– Нет, просто так бегали по лесу несколько дней. – съязвил лис, – А что, нас кто-то искал?

– Вам повезло, что я человек чести… и не очень хочу сотрудничать с этими кровососами-анархистами. Хамсин очень настойчиво пыталась меня убедить, чтобы я отдал девочку ей. Говорила, что она антихрист и нужно провести ритуал, чтобы завершить конец света! Посчитала нас милленаристами! Я, конечно, обещал ей, что выдам вас, но не очень хочу исполнять обещание…

– Есть какой-то подвох, по которому вы решили не быть человеком слова?

– Есть, конечно. В первую очередь мне не нравится тот хаос, который ваша гиена пока не принесла на наши земли, но, возможно, скоро принесёт. Кроме того, Гагарин никаких богов не видел, а значит и антихриста не существует. Тем более этот антихрист явно не в теле молодой девушки. Он же, ну антихрист… А ещё я хочу, чтобы вы для меня кое-что достали для меня.

– Вот с этого и стоило начинать, – покачал головой Феликс.

– Да ладно, ничего серьёзного я у вас не попрошу! Так, сущий пустяк – достать прах великого Гагарина из-под кремлёвской стены. Мы как раз отправляем эшелон с парой ракет, чтобы продать их Хамсин…

– Так-так-так… – Феликс явно был не готов к такому потоку новой информации, – Во-первых, это что, Москва под контролем гиены, которая покупает у вас ракеты и мы, на которых она охотиться, я напоминаю, должны приехать туда и достать чёртову банку с пеплом?

– Да, разве я о многом прошу? Съездите, заберите, передадите нашему человеку. Ни в какое другое место, кроме Москвы я вас отвезти не смогу. Вся страна под гиеной. И ладно страна, как бы не больше… – он угрюмо взглянул на карту СССР, висевшую на стене, – Здесь вас держать ещё более опасно, чем куда-либо везти. А вы, из Москвы, потом сможете добраться куда-то ещё… Я всё равно, что ваш ангел-хранитель! Точнее не я… – он откинулся на кресле и указал большим пальцем за спину, на портрет Гагарина, – Он!

Уже вечером нас посадили в один из грузовых вагонов длиннющего состава, вёзшего баллистические ракеты. Когда Феликс спросил у нашего добродеятеля, зачем моей матери ракеты, тот просто ответил: «Видимо, добивает тех, кто ей не нравится, судя по ней, не нравятся ей все, но она хорошо платит за каждую собранную ракету».

Да уж, последнее, что ожидаешь услышать о своих родственниках, живя в уединении на ферме среди леса, так это то, что они покупают и используют против кого-то ядерные ракеты. Это… большое открытие для меня. И я точно не знаю, что чувствовать по этому поводу. Феликс же, казалось, был совсем не удивлён. Но и для него судьба приготовила сюрприз.

Когда поезд стал медленно отбывать с погрузочной станции, на него в последний момент, в наш вагон, запрыгнул мужчина. Его вид был неизвестным мне зверем, похожим чем-то одновременно на опоссума, лису и собаку. Одет он был в военную форму цвета хаки и широкополую шляпу в одной части подколотой кокардой с короной. Движение были его плавны и экспрессивны. Первое, что он сказал, оказавшись перед нами было:

– О, как же тесен мир!

– … Мартин? – тут у моего дяди чуть челюсть не отвисла, – Какого чёрта ты тут делаешь?

– Провожу духовные поиски, mate! Тестирую разные пути к Богу. Буквально, хочется найти верный и посмотреть ему в глазёнки, я почему-то уверен, что у него именно глазёнки.

– Это я помню… – Феликс меньше всего ожидал встретить своего наставника и явно не находил слов, чтобы что-либо сказать. Насколько мне помниться, дядя не видел своего учителя больше двадцати лет.

– Ну так какие тогда могут быть вопросы? Я тут хотел посмотреть на этих странных парней, увидеть то, как они поклоняются своему «богочеловеку», а они оказывается просто бессмысленно пускают тонны металлолома на летающие и взрывающиеся гробы. Никакой мистики, mate! Начинаю сомневаться, что бог вообще есть. Ха! – он добродушно хохотнул, – А это у нас кто? – он глянул на меня, – Неужели Бафи-Бафомет? Выросла и вымахала вся в мать, неправда ли?

– Мартин! – Феликс очень завёлся и стал говорить неожиданно твёрдо, – Ни слова больше.

– О, я понял-понял, не стоит об этом говорить. – я не очень поняла о чём он не должен мне говорить, – Ха, тогда скажу кое-что про тебя! Ты стал очень похож на меня. Уже язвишь на постоянной основе, скептически смотришь на мир и водишь за нос свою подопечную, а, mate? Я вырастил себе достойную замену!

Дядя и правда был похож на Мартина, только, кажется, был не столь безрассудно весел и авантюрен, по крайней мере внешне. Но в их повадках, их манере речи и их словах, было что-то очень близкое. Только вот что?

– В смысле водит за нос? – спросила я.

– Не слушай его, Бафи. – сказал Феликс, – Этот тилацин просто смеется над нами.

– Именно, меня лучше не слушать, смотри какие звери вырастают из-за моих советов!

Мартин попытался обнять за плечо своего ученика, но тот отстранился:

– Ты же не просто так вынырнул из своих духовных поисков? Тебе что-то от нас нужно?

– Всем от кого-то что-то нужно… – наставник Феликса закатил глаза, – Но не мне! Я просто путешествую, и нелёгкая дорожка привела меня к возвращению в мой любимый город. Теперь, верно, я отправлюсь в него с вами, раз уж судьба нас опять свела!

– Ты не поедешь с нами! – запротестовал лис.

– Поеду. Что ты сделаешь, чтобы этого не случилось, mate? Сойдёшь с поезда в лес? Пожалуйста. Можешь попробовать от меня убежать и по прибытию. Но будь уже взрослым лисом, Феликс. Я тебе не враг. И мне нравится с тобой путешествовать. Давай сделаем это, как в старые добрые.

– Нам и правда будет хорошо иметь ещё одного спутника, если мы едем прямо во владения моей матери… – подала голос я, – Учитывая, сколько хорошего ты рассказывал про Мартина…

– О! Как мило, mate! Ты меня хвалил?

– Ну кое-чему ты меня научил…

– Ну вот, теперь ещё чему-нибудь научу. Поехали поболтаем с Хамсин или дадим ей в морду или что вы там планируете?

– А урну мы забирать не будем? – спросила я, вспомнив про просьбу начальника космодрома.

– С прахом Гагарина? – Мартин удивился, – Вы же не хотите на полном серьёзе за ней отправиться? Кроме того, вы и не сможете. Её больше нет.

– Как это… нет? А зачем же нас тогда отправили за ней? – я всё ещё слабо ориентировалась в происходящем хаосе.

– Ну, им нужен был какой-то повод, чтобы вас спровадить. Вернее сказать, им нужно было что-то, чтобы оправдаться перед своими людьми, что они вас так просто отпускают. Есть ли повод лучше, чем «сходи туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что?» Они же фанатики, им что ни скажи о кумире, они поверят! – тилацин хитро улыбнулся.

– Так это ты постарался? – спросил Феликс.

– Ха, ну а как вас так просто отпустили? – Мартин гордо выпятил грудь, – Конечно, я. Как узнал, что Хамсин сожгла вашу милую ферму и теперь рыщет в поисках вас, прибыл в Плесецк. Как чувствовал, что вы появитесь. А там уже было просто договориться. Ты знаешь, я просто очаровашка!

– Так чего ты хочешь, чёрт возьми?!

– Наверное, чтобы вы доехали до Москвы. Если бы я хотел, чтобы вас схватила Хамсин, я бы ничего и не делал. Так что ты можешь мне довериться. Я хочу, чтобы вы прошли ваш путь, куда бы он вас не привёл.

– Нет, так не пойдёт! Давай на берегу решим, чего ты добиваешься! Ответь честно хоть раз?

– Когда я тебе врал, mate? Хочешь правды? Я скажу лишь одно слово: «падение».

Поезд набирал скорость, мимо проносились мрачные еловые чащобы, болота и разваленные домики. Феликс молчал, тяжело дыша носом. Мышца на его скуле дрожала от волнения. По его щеке вдруг проскользнула слезинка. Он грузно выдохнул:

– Боже, во что же мы ввязались…

Явление первое – Бафомет – О, Новый Вавилон!

Всю поездку, ритмично качаясь под стук колёс, мы провели молча. Никто не проронил ни слова. Мимо проносились леса, поля и брошенные города: Няндома, Коноша, Вожегда, Вологда, Ярославль. От этих городов не осталось ничего, кроме зарастающих остовов панелек и брошенных на дорогах, ржавеющих автомобилей. Москва, почему-то мне представлялась точно такой же, разрушенной и разваленной, только чуть более большой.

Уж не знаю, каковы эти города были до войны, но сейчас они выглядели исключительно печально и пусто. Я наблюдала их в наушниках. В плеере играла группа Коммунизм, кассету привёз Вань-Шень, из Сибири. Война войной, апокалипсис апокалипсисом, а музыка пишется. И какая музыка!

Мне особенно запала в душу песня «Солдатский сон», про солдата возвращающегося домой, но только во сне. «Сон приснился мне, что я дома… Поглядишь в окно из вагона и подумаешь – ждут меня дома…» Голос неизвестного музыканта чутко трогал за струны души, его протяжные, заунывные мотивы брали до глубины души. Может причиной тому было то, что Феликс называл «русской душевностью», а может и просто тема была мне близка.

Наблюдая разрушенные дома, населённые только призраками, я думала о своём. О посиделках с дядей у костра, о папиной стряпне, об охоте и сборе мёда. О том, что этого, возможно, никогда больше и не будет. Только злая и неизвестная Москва, будто спрут тянущая ко мне свои щупала. Особняка, в котором я провела всю жизнь, больше нет, он разрушен и сожжён. А я мчу неизвестно куда, неизвестно зачем.

Теперь родной дом я увижу только во сне. И то только если когда-нибудь всё же начну видеть сны… Я сама не заметила, как заплакала. Феликс, сидевший рядом, не проронив ни слова укрыл меня своим пальто и погладил по голове. Я злилась на него за то, что он мне чего-то недоговаривал. Но, с другой стороны, я понимала, что у дяди были на то свои причины. И, раз так, я должна просто ему довериться. Мне больше всё равно не кому доверять.

Я обняла его и в объятиях уснула. Мне снова ничего не приснилось. А разбудил меня Мартин. Он стоял у длинных, сложенных стопками, деревянных ящиков и методично отковыривал их крышки:

– Почти приехали, сони! Пора менять транспорт!

Сняв-таки крышку с ящика, он обнажил ужасное. Это были гробы. Мы ехали с добрыми тремя десятками просто сколоченных гробов, а в каждом из них лежали бальзамированные тела. Мартин вытащил одного из мертвецов и выкинул его в открытую дверь вагона. Тело исчезло под колёсами поезда.

За проёмом виднелись неплохо сохранившиеся деревянные домики вперемешку с новенькими панельками, неаккуратно выкрашенным в красный. И тем, и другим было плевать на мёртвые тела, одно за другим выбрасываемые из поезда.

Освободив пять гробов, он постучал по одному из свободных:

– Давай, Бафи, залезай в коробку! Если мы оставим два пустых гроба, они, конечно, расстроятся, но не будут проверять остальные, ибо уже будут знать, где их обманули. А мы безопасно доберёмся… ну куда бы там Хамсин не девала мертвецов!

Я подошла и заглянула в оцинкованные внутренности ящика. От тошнотворного сладкого запаха, вырвавшегося наружу, меня чуть не вырвало. На дне ящика виднелись какие-то остатки мёртвого тела. Меня поёжило от мысли, что ТУДА надо будет лечь.

– Давай, mate, это всего лишь мертвечина, просто дыши ртом и всё будет хорошо! Это самый безопасный способ путешествия, уверяю.

– Он дело говорит, Бафи. – подтвердил Феликс, – Это надо перетерпеть. Я тоже пока не представляю способа проще.

Собрав волю в кулак, я залезла в ящик. Тилацин заколотил его, оставив мне небольшую щёлку, через неё поступал хоть какой-то свежий воздух, и я даже могла что-нибудь рассмотреть снаружи, если приложусь к ней глазом. За тем он заколотил и дядю, аргументировав это так:

– Пусть только мой ящик будет не заколоченным, я отлично притворяюсь трупом!

Когда мы все разлеглись, поезд начал сбавлять темп хода. Через какое-то время он остановился, протяжно скрипнув тормозами. Какие-то мужчины поднялись в вагон, переговариваясь о чём-то своём. Они взялись за мой ящик и стали выгружать его из вагона. Я, стараясь почти не шевелиться, прислонилась к щели. Снаружи, под утренним солнцем, на огромной разгрузочной платформе стояла она. Мама.

Огромная гиена в блестящих доспехах довольно осматривала ракеты, уперев руки в боки:

– Эти децилераторы продали нам верёвку, на которой мы их и повесим! Что за идиоты? – она покачала головой и вдруг зашагала прямо в мою сторону, – А тут у нас что? – она постучала по крышке моего гроба, – Украшения привезли? Вы их проверили хоть?

– Два пустых, а в остальном вроде всё нормально… – сказал один из рабочих, который меня нёс.

– Пустых? Чёртовы люди, обманщики каких ещё поискать! Уже трупы недовешивают, самцы ебанные. Никакой чести, одно торгашество! Ладно, везите их на ВДНХ. Скажите скульпторам, чтобы инсталляция была поэффектнее!

Она ещё раз постучала по крышке гроба, на секунду замерла, будто бы что-то почувствовав, а затем отошла командовать разгрузкой ракет. У меня же чуть сердце в пятки не ушло от всего этого действия. Интересно, чтобы мама сделала, обнаружив меня в ящике? Я бы её обняла крепко-крепко… Если бы она позволила.

Гробы погрузили в старенький тентовый грузовик, который с клёкотом куда-то покатил. Спустя некоторое время гробы достали, немного протащили по какому-то парку и, наконец, занесли в довольно хорошо сохранившиеся футуристичное здание, оформленное в стиле внутренностей космического корабля из фильмов, которые я смотрела.

Там мой ящик поставили на какой-то стол. Через несколько минут, насвистывая себе под нос незамысловатую песню, к нему подошёл какой-то молодой мужчина. Он стал отдирать крышку, а я замерла и закрыла глаза, стараясь не шевелиться и достоверно сыграть труп. Когда он, наконец, вскрыл гроб, даже присвистнул:

– Ничего себе, красотка! Небось ещё и совсем одна сегодня вечером… Я тоже сегодня одинок, все ушли на праздник… Можно немного и повеселиться…

Я почувствовала нутром, как он попытался меня коснуться, однако я пресекла эту попытку, открыв глаза и перехватив его руку. От такой неожиданности он даже не кричал, а просто взвизгнул и, шокированный, повалился на пол. Я вскочила, ожидая, что в помещении может быть кто-то ещё, но во всём огромном помещении, напоминавшем ангар, были только столы, да ящики.

Перемахнув через борт, я оказалась на полу, схватила лежавший там же скальпель и угрожающе направила на обидчика. Тут же, из ящика неподалёку, поднялся Мартин:

– О, какая славная у нас тут обстановка, mate! Держи его на той стороне скальпеля, а я пока найду нашего лиса.

Он стал методично, один за другим вскрывать гробы, то и дело повторяя: «Не тот, не этот». Патологоанатом в своём окровавленном фартуке молча съёжился и дрожал. Наконец, тилацин нашёл дядю и тот с грохотом выпал из гроба в обнимку с «Оленебоем»:

– Да уж, ну и поездочка…

Мартин помог ему подняться и слегка поотряхивал с него грязь и пыль. После они оба подошли ко мне. Тилацин сказал:

– Ну теперь можно и убить лишнего свидетеля.

– Не надо меня убивать! – взмолился человек в халате, – Я никому ничего не скажу!

– О восстании мертвецов? Возможно, но лучше перестраховаться. – произнёс Мартин.

– Я не могу его убить, – высказалась я, – Это же человек.

– Это всего лишь человек, – тилацин аккуратно взял меня за запястье, – Людей убивать очень просто.

– Эй, не надо заставлять её проливать кровь! – схватил уже его руку Феликс, – Тем более первую кровь. Бафи никогда никого не убивала.

– А по мне так самое время начать. – спокойно и на редкость серьёзно произнёс Мартин, – Или ты думаешь, что ей не придётся этого делать в будущем? Пусть лучше сейчас сделает шаг в сторону от человечности, чем струсит в критический момент. Мы на территории врага, я напомню.

– Я… – лис отпустил его руку, – Ладно, может быть ты прав.

– Дядя! – взмолилась я, последнее чего мне хотелось, так это убивать, – Мы не можем так поступить…

– Он нас сдаст, – заметил тилацин, – А тебе придётся запачкать руки кровью. Давай, если ты не можешь сама, то я тебе помо…

Мартин не успел договорить, перепуганный патологоанатом вскочил и предпринял отчаянную попытку побега, выцепив время за нашими спорами и побежав, пытаясь скрыться за стеной гробов. Его это не спасло, глаз Феликса загорелся, и он всадил ему пулю точно в основание шеи, стреляя так бесчувственно, будто бы целился в оленя, а не в человека.

– Проблема решена, – сказал лис, – Теперь у нас нет моральной дилеммы.

– Ты её просто отложил, mate, – Мартин покачал головой, – Потом, возможно, слом этого предела пройдёт куда болезненнее… Ладно, – он поободрел, – пойдём-посмотрим, что тут да как!

С этими словами он направился к выходу по длинному-длинному и широкому коридору, увешанному моделями космических спутников под потолком. Мы с Феликсом пошли за ним. Я про себя благодарила всех богов, что мне не пришлось никого убивать. Мертвец, ныне лежавший на полу, не был мне врагом и зла на него я не держала. И потому я чувствую себя паршиво от того, что мне пришлось наблюдать его смерть. Это… непросто переварить.

Ещё сложнее стало, когда мы вышли на улицу из роскошных остеклённых дверей, украшенных бронзовыми шестернями и колосьями пшеницы. Ведь на просторной кругло площади перед павильонном «Космос» стояла статуя, выложенная из человеческих костей. Статуя изображала антропоморфного зверя, державшего в вытянутой руке автомат, также сложенный из костей. На шее статуи болталась табличка, где красным было выведено: «Оружие тебя освободит!»

– Боже… – сказал Феликс, – Это что ещё за чёрт?!

– Новый Вавилон – новые правила и новое искусство, – сказал Мартин, – По городу много таких статуй. Хамсин специально скупает тела, чтобы показать своё презрение ко всему старому и изжившему себя, с помощью таких вот экспозиций. А ещё они внушают страх врагам. Политизированное искусство! – он усмехнулся, мне стало не по себе.

– Но это же…

– Презрение к покойникам? Для Хамсин это всего лишь мёртвые тела. И для местных тоже. По крайней мере, если они не хотят прослыть децелераторами!

– Деци… кем? – тут вопросы стали возникать уже у меня.

– Теми кто против анархии, равенства и прогресса, – пояснил тилацин, – Хамсин фанатичный сторонник ускорения и сделает всё, чтобы ускорить слом старого и наступление чего-то нового. Не важно чего, важны скорость и новизна.

– Ты же и сам был сторонником этих идей, – заметил Феликс.

– Я изменился, mate. Не то чтобы хаос стал менее мне симпатичен. Просто цели мои стали куда более трансцендентными… Падение – моя цель. К слову, о целях, что планируете делать дальше?

– Я думал, что у тебя есть хоть какой-то план…

– Есть, но ты же не любишь следовать моим планам, «они всегда заканчиваются плохо».

– В последнее время я начал думать. что мои заканчиваются ещё хуже.

– Ну… с хижиной под Плесецком так и получилось, mate. – тилацин пожал плечами, – В любом случае кое-что я предложить могу. Если вы хотите выбраться из города или хотя бы просто выжить, вам, то есть нам всем, нужны друзья. В Москве, не подвергнувшейся прямым ядерным ударам, нынче расплодилось много всяких анархистов. Выбирай – нехочу.

– А из кого выбирать то?

– А это мы с вами и пойдём выяснять! давайте, пошли… – он приглашающе махнул рукой и направился по асфальтированной дороге за статуей.

Мы пошли за ним, проходя мимо бесконечных вычурных зданий, построенных будто бы в римском или греческом стиле. Вычурные колонны, сложные барельефы, золотые статуи с венками, вездесущие мотивы сельского хозяйства, великолепные витражи… Всё это рисовало в моей голове образы павшего СССР, как этакой Римской Империи, о которой я читала в книжках. Только, наверное, более народной, что-ли… По крайней мере таким его рисовал мне Феликс.

Наверное, не удивительно, что Гагарин был так похож на олимпийца. В каком-то смысле он им и был. По крайней мере, в сознании людей. Особенно, верно, среди жителей «Третьего Рима», окружённых символами революций, побед и труда, навечно запечатлённых в камне.

Конечно, проходя по длиннющей площади, мимо павильонов, мы видели и очевидные плоды творения людей моей матери: около каждого павильона были украшенные самыми яркими цветами скелеты, в духе мексиканского культа Санта-Муэрте. Такое пренебрежение к смерти было для меня с одной стороны шокирующим, а с другой, где-то внутри, вызывало уважение и даже интерес.

Как спокойно относятся к смерти те кто делал эти статуи? Наверное, им просто плевать, раз они пренебрегают даже идеей захоронения ради искусства. Довольно эстетичного, хоть и пугающего искусства. Наверное, они и свои тела пожертвуют на такое дело…

Мы прошли по пустующей алее со множеством работающих фонтанов, вышли через колоссальную арку и оказались на огромной площади, мощённой каменной плиткой.

Как раз, мимо проезжал громоздкий восьмиколесный автомобиль. Судя по всему, сделанный на базе БТР-80, к которому вместо боевого отсека приделали что-то вроде невысокого автобусного верха. Мартин помахал водителю и тот подрулил к нам. Машина была высокой, куда более высокой, чем я её представляла по рассказам Вань-Шеня. Он говорил, что их всё ещё собирают на Горьковском автозаводе… удивительно, сколько всего сохранилось с ядерной войны!

Тилацин закинул блестящую монетку в открытое окно кабины водителя, а сам направился к пустующей секции, где должны пассажиры, сказав попутно:

– Вообще, проезд здесь бесплатный, любые траты добровольны. Но я предпочитаю платить за труд, – он поднялся на ступеньку и открыл дверь, приглашая нас внутрь, – Садитесь вперёд, люблю кататься, смотря в окно над водительской кабиной!

– А куда мы, собственно, едем? – спросил Феликс.

– Куда нас приведёт дорога! Автобусы здесь ездят исключительно хаотично. Но разве это не здорово?

Грузно выдохнув, лис помог мне подняться внутрь салона. Мы сели спереди так, что могли наблюдать дорогу перед машиной. В салоне было свежо, удобно и играла песня группы Гарин и гиперболоиды «Мама, мы все тяжело больны…» Я откинулась на кожаную спинку кресла и лбом прислонилась к холодному стеклу, осматривая гигантский парк.

Да уж… Странно начинается первое путешествие в моей жизни. И наверняка странно закончится. Я была в этом уверена.

Москва представала предо мной очень странным городом, особенно когда мы выехали на Проспект Мира. Во-первых, она поражала своими масштабами. Мегаполис был просто головокружительно большим. Во-вторых, былая столица отлично сохранилась со всеми аккуратными домиками, архитектурными ансамблями, парками, садами, широкими проспектами.

Все дома были ярко окрашены в самые разные неоновые цвета. Повсюду были граффити. Автомобили, в большом количестве курсировавшие по дорогам, были в большинстве своём «выживальческими» вездеходами, бронетранспортёрами и внедорожниками самых разных конструкций. Зачастую они тоже были подкрашены и причудливо разрисованы.

На дорогах царил хаос, никаких знаков, никаких светофоров, кто успел – того и дорога. Тем не менее, люди каким-то чудом разъезжались, и я не видела по пути ни одной аварии. А вот праздно гуляющих по улице людей с модифицированными телами и самой невероятной одеждой. Повсюду играла самая разная музыка, так что город походил на один большой фестиваль.

Сам по себе он ярко контрастировал с тем, что я наблюдала в городах по пути. Здесь не было разрухи, лишь управляемый хаос, со смешением былого и нового.

Повсюду висели большие полотна и транспаранты, изображавшие мою мать в самых разных героических позах, они содержали множество разных надписей: «Она – подарила вам свободу!», «Власти больше нет!», «Она ваша мама-анархия!», «Ускоряемся!», «Предателей прогресса ждёт наказание!», «Мы выжили благодаря ей!» и «Ни богов, ни господ!» Я смотрела на её лицо и у меня в голове никак не складывалась картинка…

Это точно была она, но всё же что-то в ней поменялось. В этом всём не было той теплоты и нежности, которую я помню, только пышущий, даже с изображений, пафос. Наверное, она и не должна представать на плакатах нежной и любящей, как и Гагарин не должен не быть на статуе олимпийцем, но всё же за всеми этой нерукотворностью будто бы совсем теряется человечность, ни как сострадание, а как обыденность с достоинствами и недостатками.

Когда мы проезжали по Большому Крестовскому мосту, даже Феликс прервался от разговоров про то, как же его любимый город изменился с последнего раза, когда он здесь был. Он уставился в окно, и я уставилась туда же. На фонарях, что были щедро расставлены по обе стороны путепровода, висели разложившиеся трупы с табличками на шеях.

«Политик», «предатель», «децелератор», «элитарист», «убийца», «вор», «верующий», «жаждущий власти», «насильник», «враг коммун», «вор общего» и так далее, и тому подобное… Это была настоящая галерея смерти, что выглядела даже более жуткой и пугающей, чем та скульптура из костей или «памятники» у павильонов ВДНХ.

Во-первых, из-за того, что каждый труп был подписан и аккуратно выставлен на всеобщее обозрение. А во-вторых поскольку прямо при нас, два человека-гиены вешали ещё свежего мертвеца с табличкой «политик». Мне было противно на это смотреть, и я хотела отвернуться, но не смогла и заворожённо наблюдала за действом. Феликс хотел было закрыть мне глаза, но Мартин его остановил, и я наблюдала эту картину до тех пор, пока автобус наконец не съехал с моста.

Вскоре мы сошли на базальтовую брусчатку у Сретенского бульвара. Дядя сказал, что тут неподалёку была квартира его друга. А Мартин сказал, что мы можем её забрать, ведь в этом городе больше нет собственности и каждый сам выбирает, где ему жить, даже если там уже кто-то живёт.

Мы направились к огромному дому на противоположной стороне улицы. Он походил на какой-то французский замок эпохи барокко, имел часовую башню, помпезные колонны, ниши со статуями каких-то греческих женщин и, конечно, был весь изукрашен неоновыми красками в духе остального города.

Мы прошли через арку, оказавшись во внутреннем дворе с крошечным сквериком. Вошли в подъезд. Поднялись по лестнице на последний этаж. Одна из дверей там стояла заколоченной. Феликс ловко отодрал доски, освободив путь внутрь. Мартин заметил:

– Надо же, как же давно я здесь не был…

Мы прошли в просторную и бедно обставленную квартиру, в которой собралось куча пыли, от которой я сразу же начала чихать. Дядя завороженно бродил по комнатам из одной в другую и причитал:

– Как же мало здесь изменилось, будто бы мы с Йозефом, вот за этим столом, день назад… – он сел на хлипкий стул на кухне, – Сколько лет… – по его щеке потекла слеза.

– Чьими стараниями всё это сохранилось? – задал риторический вопрос Мартин. По крайней мере, лис на него ничего не ответил.

– Ладно, самое время отдохнуть с дороги, а завтра уж и на нашей улице будет праздник! – сказал тилацин и вольяжно рухнул на пыльный диван.

Явление первое – Бафомет – Праздник на нашей улице

Наконец у нас вновь было время на то, чтобы выдохнуть и перевести дух. К вечеру, Феликс положил меня на кровать, на которой когда-то спал сам. И, поскольку диван был занят Мартином, сам лёг на кухне, сдвинув три стула в какое-никакое подобие кровати и подложив своё пыльное пальто вместо подушки.

Я долго лежала и не могла уснуть, в полутьме наблюдая игру света от уличных фонарей, пробивающуюся через широкое окно. Кроме того, мысли о том, что произошло за день никак не давали мне покоя. В общем, когда с улицы послышались какие-то крики и музыка, сна и так не было ни в одном глазу. Я решила немного подышать свежим воздухом и вышла на крошечный полукруглый балкончик.

Там уже стоял Феликс. Видимо у него тоже сна не было ни в одном глазу:

– Не спится, Бафи?

– Как-то не слишком… – я посмотрела на бульвар, где шагала огромная толпа, бросавшаяся какими-то порошковыми красками и горланящая песни, – Что происходит?

– Мартин сказал, что это шествие в честь «Дня Козы», видишь они бросаются порошком? Это прах смешанный с красителями. Ещё одно презрение к умершему… – он грузно выдохнул, – Да, «День Козы»…

– Это какой-то известный праздник? – я никогда о таком не слышала.

– Может быть для твоей матери… Фух… – он посмотрел на меня как-то чересчур внимательно и пронзительно, – Возможно, пришло время тебе кое-что рассказать. Вернее сказать, ВСЁ рассказать.

– Было бы неплохо… А то я всё ещё в некотором смятении…

– Я понимаю, но, знаешь, тяжело решиться на правду. Даже если эта правда ничего крамольного из себя не представляет. Просто… Это мучительно тяжело. Особенно когда речь о ТАКОЙ правде.

– Боже, не томи!

– Помнишь, тот начальник из космопоклонников говорил про то, что твоя мать сказала, что ты антихрист? Так вот, это правда.

– В… каком плане?

– В прямом. До того, как ты родилась, а родилась ты прямиком перед концом света, двадцать три года назад, было предсказано, что именно ты и станешь предвестником апокалипсиса. Самой смертью и самим злом. Твоя мама до сих пор искреннее в это верит. Когда она ушла из семьи, она ушла с целью подготовить мир к твоему приходу… Завоевать его для тебя…

– …что?

– Я же говорю, это не просто рассказать и ещё сложнее переварить. Всё, что делает твоя мать, она делает ради тебя, но видит в тебе исключительно зло и «завершительницу цикла». Твой отец и я были другого мнения. Мы считали, что тебя обойдёт судьба мессии конца света и воспитывали, как обычного ребёнка. Как ты могла заметить, свою позицию мы так и не смогли отстоять… – он снова тяжело выдохнул и опёрся на стальную балконную ограду, – На самом деле эта история началась вообще не с тебя и твоей матери. Она куда дальше и куда глубже. Скажи, ты что-нибудь знаешь о Памперо?

– Отец упоминал её в том раковом разговоре…

– Не зря. Именно её идеи верховодят твоей матерью. Памперо была кем-то навроде… пророка. Она была просто невероятна! Во всех отношениях: красива, умна, харизматична. Настоящая богиня, спустившаяся в наш мир и крайне уставшая от его убогости. «Дочь неба», так мы её звали. Ибо и я, и твоя мать, и твой отец, и Вань-Шень, и Мартин, входили в её круг. И Памперо учила нас всего двум вещам: всё в мире обречено на падение, и только в падении может быть свободно, и нет ценности выше, чем ускорение, ибо оно освобождает. И мы вняли этому учению, каждый по-своему. Так что, когда козочка ушла, мы все остались без почвы под ногами…

– «Козочка»?

– Памперо была козой, прямо как ты. Поэтому и «День Козы», я полагаю. Праздник в честь богини.

– А где Памперо сейчас?

– За Рубежом, наверное. А может мертва. Кто знает? Она освободила нас и привила свои идеи, а затем исчезла без следа. Возможно ушла на небо или что-то вроде того. Говоря о падении, Мартин хочет достичь её наплевательского отношения ко всему миру. Говоря об антихристе, твоя мать хочет построить мир на идеях тотальной свободы и ускорения, используя тебя как таран к достижению социальной сингулярности. Я пытаюсь освободиться от прошлого, а твой отец… Ну, наверное, он просто взял за тебя ответственность и сейчас стойко её несёт на своём горбу. Ответственности Памперо тоже нас учила. Каждый всё равно понял по-своему…

– Я… Мне нечего даже и сказать…

– А и не надо ничего говорить. Мир странная штука. И тут происходят странные вещи. Но знаешь что? Мы с тобой не опустимся до уровня Мартина или Хамсин. Вернее, ты не опустишься. Меня спасать уже поздно. А вот тебя запятнать я не позволю. Это моя ответственность.

– Спасибо. – сказала я, – Спасибо, Феликс… Но…

Он удивлённо посмотрел на меня. Тут же в горле встал ком, я не знала как сказать то, что пора было сказать, то что я носила в себе с самого начала этой запутанной и дикой истории, но даже сама для себя не могла сформулировать:

– Я поняла чего хочу, но не знаю, как об этом рассказать…

– Как есть, – он был всё ещё мягок.

– Теперь я хочу знать, что думают другие об этой истории. Я хочу знать мнение мамы, мнение папы, мнение Мартина тоже хочу знать Всё конечно путанно, но…

– Я понимаю, – лис кивнул, – тебе не хватает стариковских объяснений.

– Я просто не хочу и дальше оставаться в неведении. Мне надоело быть воланчиком, который кто-то куда-то запустил. Неизвестно зачем и почему. Мне хочется во всём разобраться.

– Есть только одна проблема…

– Она моя мама.

– Она наверняка меня не тронет, если я к ней приду. Я просто… Я хочу точно знать, чего она хочет.

– Это безумие!

– Это рациональность. Та, которой ты меня всегда учил. Трусости в твоих уроках не было…

– Я не трушу.

– Тогда, ты поможешь мне?

– Давай хотя бы не лететь на пулемёты грудью. Я помогу. Тем более, что мы оказались в лучшем для этого месте. Но мы всегда должны иметь пути к отступлению, ты меня понимаешь?

– Не совсем.

– Если ты хочешь пообщаться со всеми, придётся очень потрудиться, чтобы в конце всего у тебя остался выбор, понимаешь? Твоя мать не оставит тебе выбора. Мартин не оставит тебе выбора. Чтобы танцевать с ними по змеиным головам, надо иметь противоядие. А то рискуешь быть покусанной кобрами за пятки и ничего не сделать. Я через такое проходил. Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то такое же!

– И что ты предлагаешь для этого сделать?

– Есть у меня одна идея, – он кивнул в сторону толпы внизу, которая тащила огромное чучело белой козы, – Мы сможем найти друзей и здесь… Специфических друзей, но всё же.

– —

На следующее же утро, мы с Мартином поехали на встречу с неизвестным союзником на метро. Оно не только работало и было абсолютно бесплатно, но и одновременно являлось оживлённой торговой и музыкальной площадкой. Повсюду были расставлены лавочки с безделушками, на которых предлагалось обмениваться по бартеру. Местами сидели артисты и также собирали себе всякие приятные мелочи в обмен на свои музыку, картины или статуэтки.

Аккуратно петляя среди толпы, собравшейся на «Кировской», мы прошли в изукрашенный неоновой краской вагон. Внутри даже получилось сесть, ибо людей куда-то едущих было куда меньше, людей торговавшихся на станции. Наш путь был довольно близок, всего три станции до «Кропоткинской»: «Дзержинская», «Проспект Маркса» и «Библиотека имени Ленина».

Метропоезд гремел по рельсам, элегантные плафоны внутри тряслись, внутри было просто кошмарно шумно. Поездка в целом была невыносимой, также учитывая, что я ехала обмотанная в платок, в котором было жарко и через который невозможно было дышать. Всё потому, что Мартин сказал, что и моя мать, и её преданные сторонники любили ездить на метро, приближаясь к толпе, которую они возглавляли. Естественно, мне нужно было маскироваться, чтобы случайно не попасться им на глаза.