Рассинхрон

Прилетев вечером в Бангкок, лучше всего не рвись сразу двигаться дальше, а оставь вещи в одном из гестхаусов улицы Рамбуттри – они тут на любой вкус. Прогуляйся по городу, съешь свою первую тайскую еду и попробуй выспаться, хотя кровать может оказаться неудобной.

Затем проснись во тьме до рассвета, в одно время вместе с монахами, что ходят босиком по асфальтовой мостовой, благословляя местных жителей, опускающих еду в их серебряные ведёрки, и в шесть утра сядь в свой рейсовый автобус, один из тех, что отходит с бульвара в конце твоей улицы.

Тогда уже в полдень ты окажешься на пристани и заметишь вдалеке первые острова.

Сейчас они ещё выглядят, как приклеенные к горизонту обрывки мятой, выцветшей на солнце бумаги, но когда корабль встанет на курс и понесется в открытом море, так, что ветер на верхней палубе примется срывать с головы кепку, вдруг окажется, что ты, наконец, вырвался за пределы внутреннего круга, растянутого не на километры, а на месяцы или годы твоей беспокойной жизни.

Здесь, на просторах Сиамского залива, по пути к россыпям островов заповедника Анг Тонг, обычно и случается тот момент, когда сердце, сжавшись и на мгновение замерев, переходит на иной, медленный, нежный и пронзительно тягучий ритм.

Зато теперь ты знаешь, что оно у тебя есть.

И каждая новая волна, новое слово, каждая выпрыгнувшая на твоём пути летучая рыба станут ключевыми деталями, из которых сложится личная карта твоего путешествия.

Через пару часов ты разглядишь впереди будоражащий сердце мираж – зависшее над горизонтом тёмно-синее облако – то, что средневековые европейские путешественники называли явлением «фата моргана». Медленно приближаясь, оно станет изменять свой размер и цвет до тех пор, пока ты не поймёшь – это и есть тот самый остров, к которому стремился.

Всё, ты достиг цели, успокойся.

А если в голове у тебя появится мысль – а вдруг это тоже мираж – просто вспомни мудрых людей, живших за две с половиной тысячи лет до нас и считавших миражом всю нашу жизнь.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Изначальный сигнал тревоги я получил, ещё только сойдя с корабля, но счёл его лишь маленьким странным происшествием и не придал особенного значения.

Сначала судно самой быстроходной тайской компании причалило к совсем небольшому островку Нанг Юань, и уже тогда стало ясно, в какой маленький и заповедный мир я попал.

А сам остров Тао – основная цель моего путешествия – возвышался над ним, как несколько покатых зелёных гор, со стороны казалось, что его можно за полдня обойти пешком, но я не верил в эту иллюзию близких расстояний и читал про суровые дороги в непролазных джунглях.

Тем временем мы пришвартовались в Мае Хад – главной части Тао. С трудом отыскав и вытащив свой рюкзак из-под чужих, таких громадных, что их штабели возвышались над головой, как мешки с песком из окопа времён Первой Мировой войны, в интернациональной толпе молодых людей я сошёл на пирс, проследовав к билетным кассам и маленькому залу ожидания, где дисциплинированно стояли отъезжающие пассажиры.

Но среди них сильно выделялась одна отчаянная темноволосая женщина, одетая, не смотря на жару, в чёрный комбинезон со следами краски и единственная, кто носила маску, причём тоже чёрную, но с белыми вертикальными полосами, словно хищные зубы. Скорее всего, она являлась художницей, потому что сделанное ей дальше напоминало акцию или перформанс.

Глядя на улыбки вновь прибывающих на остров, женщина вдруг выступила вперёд, пробравшись мимо двух сдерживающих толпу тайцев и, крепко зажав большую бутылку пива «Чанг», начала вдруг что-то кричать, размахивая руками, отчего золотистого цвета жидкость веером выливалась в воздух, создав вокруг её фигуры ореол кольцевых очертаний, напоминая карикатурное сходство с изображением индийской богини Парвати.

Идущие передо мной высокие татуированные ребята с заплетёнными дредами на мгновение дрогнули, но потом засмеялись и пошли дальше, тайские парни-контролёры так и застыли на месте, а она всё продолжала выкрикивать проходящим мимо молодым людям:

– Это остров смерти! Берегитесь! Они следят за вами! Они расчленят и разберут вас на части! Они … – я так и не разобрал английское слово, утонувшее в её голосе, что сорвался в этот момент на хрип – Они … вас!

Про то, что Тао в англоязычной прессе называют Island of The Dead все уже давно знают, нет смыла пересказывать все эти печальные истории и загадочные смерти, которые как-то часто происходят в этом весёлом месте, но – одному ли это мне показалось – будто та женщина действительно столкнулась с чем-то настолько жутким, что теперь бесконтрольно вырвалось из её охваченного страхом и мартовской жарой разума.

Возможно, стоило просто подойти к ней и подробно обо всём расспросить, впрочем, никто в этот момент так не подумал – мы все ощущали себя измученными путешественниками, доехавшими, наконец, до точки своего назначения.

На берегу дыхание дневного зноя стёрло все мысли, кроме основной – необходимость найти и заселиться в более менее подходящий гест. И кстати, что касается масок – в Москве в середине марта их было не найти, такая же ситуация оказалась в Бангкоке, где их носили только пассажиры наземного метро из аэропорта, а в самом городе это делали только редкие китайские туристы, на которых опасливо косились местные и фаранги. У меня после перелёта осталась всего одна, поэтому проходя вверх по одной из двух главных улиц «столицы» острова я на всякий случай искал взглядом аптеку или медицинскую лавку.

Мае Хад казался обычным азиатским посёлком со множеством кафе и магазинов, мне удалось со второй попытки найти просторную комнату с балконом. Правда, я не сразу обнаружил там отсутствие холодильника, а вода из душа при мытье заливала весь пол под раковиной, но это не расстраивало – у меня был ещё целый завтрашний день для выбора приличного жилья до конца поездки.

С балкона я рассмотрел маленький бассейн внизу, где, хохоча, плескались двое пузатых англоязычных парней, они хлестали пиво и флиртовали с тайскими барышнями, работницами гестхауса.

Кстати, они меня сильно удивили, когда переписывая при заселении паспортные данные, поинтересовались, сколько мне лет – и это не смотря на то, что все цифры были у них перед глазами. Сначала я подумал, что они не в состоянии вычесть в уме разницу между две тысячи двадцатым и тысяча девятьсот девяностым годом моего рождения, но потом вспомнил – здесь ведь официальное летоисчисление идёт от ушествия Будды в нирвану и по тайскому календарю у них сейчас не двадцатый, а 2563 год – они живут в совсем иной временной плоскости и просто не умеют воспринимать наши даты.

Наступал вечер, солнце всё ниже отпускалось над морем, и его гладь работала теперь как гигантская линза, отражая в нашу сторону ещё больше света, отчего жара в эти часы становилась невыносимой. Глядя на беспечных пузанов, мне тоже захотелось как-то отметить своё прибытие, но для завтрашнего раннего дела необходимо было оставаться трезвым.

Судя по отчётам других туристов – а чьим ещё советам следовать, если ты приехал сюда впервые – закат стоило встречать на ближайшем, тусовочном пляже Сэйри, но оказалось, что по берегу туда не пройти из-за стоящего на каменной гряде и закрытого для посторонних ресорта. Пришлось подняться на верхнюю дорогу, но зато там я сразу обнаружил уютный гестхаус, скорее даже напоминающий отель, с большим зелёным двором. Там мне сразу показали просторную комнату с холодильником, хорошим балконом и нормальным душем, отделённым от умывальной раковины.

Номер стоил тысячу бат против сегодняшних семисот, и хотя меня немного смущало соседство самой оживлённой дороги острова, я решил отметить его как запасной вариант.

Дальше по пути, за пустырём, располагался большой по территории и – судя по сверкающему виду – не так давно отстроенный буддистский комплекс с пагодой и открытыми беседками для молитв.

Его пространство поражало безлюдностью, там не было даже вездесущих маленьких собак, лишь пожилой монах в жёлто-оранжевом кашае орудовал длинной палочкой с остриём на конце, напоминающим штык, что-то вычищая среди растущих цветов.

Этот «ват» совсем не напоминал пышные храмовые комплексы, увиденные в Бангкоке, и выполнял лишь свою основную функцию – был создан для молитвы, поэтому поражал тихой красотой, как одинокая церковь, стоящая на обрыве северной русской реки. И тогда я впервые поймал себя на ощущении – какой же привычной и уютной оказалась эта картина. Происходящее не включало в себя экзотики, я даже не думал о том, что впервые нахожусь настолько далеко от дома, фактически – на другом конце земли – таким всё являлось узнаваемым и спокойным, будто я вернулся в места, где жил в своём детстве или какой-то его воображаемой модели.

Поэтому, не удержавшись, я сфотографировал склонённую фигуру монаха на фоне пагоды и двинулся дальше.

После спуска вниз дорога вывела меня прямо к памятнику Раме V – королю, отменившему рабство и сделавшему всё возможное, чтобы Таиланд не стал колонией одной из европейских держав. С ним несколько раз встречался даже наш Николай II, но о чём они говорили и какие у них были планы, мы никогда уже не узнаем.

Дальше начиналось самое просторное для взгляда и развёрнутое пространство острова – песчаная полоса длинной в пару километров – бары, дискотеки и дайвинг-центры, здесь совсем не было детей и пенсионеров – только молодёжь. По горячему песку было больно ступать босиком, но сделать это после изнуряющей московской зимы становилось особой радостью совершившего удачное бегство мечтателя.

В то время, когда на противоположной, восточной стороне острова уже наступали тусклые сумерки, здесь, у западного берега, солнце висело над блестящим зеркалом Сиамского залива, отражая ещё больше света, чем днём. В его сторону нельзя было смотреть без тёмных очков, от бликов на воде постоянно приходилось щуриться, но проходя вдоль берега и выбирая себе место с хорошим видом, я вдруг заметил, что с моего лица очень давно не сходит лёгкая, обращённая внутрь себя улыбка.

Больше всего мне понравилось одно заведение в окружении высоких каменных валунов, где стояли низкие деревянные столики и на песке лежали толстые мягкие подстилки. Там звучала такая предзакатная музыка, какой она и должна быть.

Я расположился рядом, не собираясь ничего заказывать, имея с собой лишь воду и купленный в 7/11 сэндвич с креветками.

Конечно, что попади сюда лет семь назад – в пространство, так похожее на берег мечты, я бы остался тут на всю ночь – пить, танцевать, знакомиться с людьми, хохотать, снова отплясывать и хлестать коктейли, не строя никаких планов, довольствуясь уже тем, что остров открылся мне, притянув на свою орбиту. Это место точно бы вскружило мне голову, но сейчас мне казалось важным встретить не только первый закат, но и рассвет. Ведь здесь у меня есть только двенадцать дней, и за них надо умудриться хоть что-нибудь понять про свою дальнейшую жизнь.

В половину седьмого пунцовый диск очень быстро ушёл за край моря, явив всем наблюдателям минут сорок блистательного действа, ставшего трепетом небесного полотна, метаморфозами облаков и сочного бунта цвета – по всей вышине расстилались всполохи и вихри, как на морских пейзажах Уильяма Тёрнера.

В рассыпанных вдоль берега многочисленных дискотеках зазвучало нечто тягучее и растянутое, словно раскачиваясь и поэтапно ускоряясь, как космический корабль в процессе приближения к скорости света на пути к дальним звёздам. И да, в восемь вечера – самое детское время – тут уже стояла чёрная ночь, поэтому звёзд было достаточно, выбирай любые, стоит лишь отойти от барного света. Так я и разглядывал созвездия, читая их имена в приложении на экране своего телефона, пока в девять не пошёл спать, ведь вся дорога от моего дома к этому месту заняла полтора дня, которые состояли из одних только пересадок.

И уже лёжа в кровати, которая оказалась на удивление удобной, я опять вспомнил женщину на пристани, но пока лишь как нелепый случай, не предполагая, что её омрачение – лишь одна из деталей в этом обширном пазле, который – как впоследствии оказалось – не заканчивается одним островом, а полностью распространяется на территорию Королевства Таиланд. Но – простите – всё это мы узнали гораздо позже, даже не смотря на то, что уже на следующий день я впервые увидел или ощутил «зыбь».

ВТОРОЙ ДЕНЬ. УТРО

Проснувшись по будильнику в четыре часа утра, я положил в рюкзак всё необходимое и спустился по вымершей улице, где давно погасли огни баров и гестхаусов, лишь внизу, у пирса, как маяк для лунатиков, сияло жёлтое чрево магазина 7/11 со спящими за кассами продавцами.

Подсвечивая фонарём, я прошёл южную окраину городка и взял курс на ближайшую гору, следуя по дорожкам мимо погружённых во тьму ресортов. Так как здесь вовремя осознали уникальность самого острова, то и не стали городить на берегу здания из бетона – все они деревянные, вписанные в пейзаж, сквозь них прорастают деревья, а огромные каменные валуны стали частью архитектурного замысла. Тут было не понятно, где заканчивается один отель и начинается другой, наткнулся ли ты на дикие непроходимые заросли или они специально созданы для того, чтобы за ними пряталась скрытая от посторонних глаз веранда, где стоит ванная с видом на морской горизонт.

В нужном месте я круто забрал вверх, карабкаясь по выдолбленным в земле ступеням. Надо мной сияли сотни звёзд южного полушария, а карта в телефоне давно показывала обрыв дороги, где исчезала даже осторожная пунктирная линия, но я всё равно продолжал движение по склону, используя для подъёма чьи-то тайные тропы или пересохшие с зимы русла дождевых потоков.

Десятки тысяч лет назад остров Тао был выступающей из воды конусообразной скалой, неприступным порождением геологической активности в недрах морского дна, затем его клин раздробился на отдельные глыбы и одни из них отошли к морю, а самые внушительные поросли лесом. Сейчас они выглядят, как высокие и покатые зелёные холмы и каких-то конкретных вершин здесь нет, только смотровые площадки.

Поэтому, когда после шести утра начало светать, я принялся искать место с видом, потратив на это ещё около получаса.

Наконец, мы с природой оказались готовы к встрече рассвета, но, в отличие от вчерашнего заката, он не особо впечатлял. Восточную часть острова прикрывали другие горы, над ними что-то просвечивало, но совсем невнятное, с моей же стороны до тёмного горизонта расстилалось тусклое полотно моря, а над ним висела сизая дымка – такое ощущение, что в оптике просто забыли навести резкость и красивейшие потайные пляжи виделись отсюда как невзрачные бледные кляксы.

Конечно, я не был разочарован открытым видом, но всё же представлял себе восход несколько иначе, впрочем, чего тут было ждать, ведь закатный берег предназначен именно для заката.

Но не успел я это обдумать, как вдруг, очень резко и неожиданно со всех сторон послышался металлический шум, будто под скалой включился и заработал гигантский механизм. Мне даже показалось, что всё это природное уединение – большая, хорошо проработанная иллюзия и внутри дикого острова покоится странная машина, о назначении которой можно только гадать, а приобщение к этой тайне – если меня обнаружат – грозит мне потерей памяти или какой-нибудь другой страшной утратой, например, одного из чувств.

Только много секунд спустя я осознал, что не нахожусь в фантастическом романе и это всего лишь цикады, которые проснулись с появлением солнца. Их безжалостный концерт совершенно выбивал из созерцательного настроения, но действовали они так слаженно и оглашенно, что я даже не удивился наступлению следующего, действительно невероятного события – лёгкой физической деформации самого пространства вокруг.

Началась она исподволь и в первые мгновения представлялась чем-то вроде осознанной галлюцинации, поэтому, когда ощущение времени замедлилось, будто в стеклянной колбе олицетворявших его часов вместо песка вниз стекало варенье или сгущённое молоко, я решил, что просто не выспался и меня колбасит после перелёта, автобуса и парома.

Затем реальность на моих глазах начала скручиваться и виться. Такой эффект можно наблюдать осенью когда ты открываешь окно тёплой комнаты и холодный воздух снаружи вступает с ним в резонанс, проявляясь трепетом самой структуры межпредметной пустоты, а сейчас сквозь неё начали проступать плавные движущиеся картины. Как кадры плёночной любительской киносъёмки протяжённостью не более нескольких секунд. Они были не случайны, складываясь в определённое повествование, и лучше всего проявлялись в однородном небе над морем.

В том кино я увидел подходящие к побережью большие военные корабли, а сразу за ними – просторный, полный дневного света коридор служебного здания, где какие-то высшие, скорее всего генеральские чины, ведут, как под конвоем, человека в парадной форме. Мне показалось, что он сильно смахивал на нового Короля, который в отличие от своего отца, так и не заслужил уважения в народе, потому что крутил интрижки с актрисами и стюардессами.

Затем пошли наслоения кадров, как в хронике – улицы Бангкока, где люди с автоматами жгут у шоссе костры, но при этом улыбаются и машут руками проезжающим мимо автобусам, где сидят туристы с окаменевшими от ужаса лицами; снова стоящие на рейде военные корабли и, завершающим финалом – многочисленные телеэкраны, и на всех показывают разные изображения пожилой женщины с грустной улыбкой, а под ней мелькают длинные подписи на витиеватом тайском алфавите.

Не знаю, сколько это продолжалось, но когда видения рассыпались и я остался в полной тишине, уже без скрежета цикад, оказалось, что с восхода прошло уже минут сорок. Сквозь плотную пелену леса просвечивало тёмно-оранжевое солнце, уже сам его цвет нёс в себе угрозу нового, изнуряющего по жаре дня, и я наблюдал за ним взглядом очнувшегося после аварии человека, смотрящего на мир через перебинтованные глаза.

Когда первое ощущение растерянности прошло, я выпил воды и начал обратный спуск в каком-то зачарованном состоянии и лишь спустя время разум выявил закономерный вопрос: «А что такое, вообще, сейчас было и как мне удалось это увидеть?» Будто я случайно наткнулся на поток мыслеобразов или поймал некую трансляцию, но для дальнейшего понимания, мне не хватает данных, поэтому принял это происшествие так же привычно, как и всё вокруг и теперь думал о том, что пора, наконец, поплавать среди рыбок и кораллов.

Но к ближайшей двойной бухте надо было ещё добраться, поэтому я решил приберечь сил на вечер, а оказавшись на цивилизованной тропе, где на ограде висели корзинки для мусора, устроил себе привал, позавтракал припасённым йогуртом, бананом и мандаринами, а затем двинулся в сторону столицы.

Там, по пути, располагался уютный микропляж Jamsom Bay, где висела табличка с предупреждением, что для всех, кто здесь не живёт, вход является платным и объявлением о запрете плавать в ластах. В восемь утра берег оказался пуст, лишь работник этого затерянного среди лесных троп ресорта неспешно разглаживал песок специальной, оставляющей волнообразные следы гребёнкой.

Пройдя в дальний конец этой маленькой, огороженной гигантскими валунами бухты, я оставил свои вещи, надел подводные очки и ступил, наконец, в прозрачную воду, где меня сразу окружили рыбки, так похожие на аквариумных – впрочем, из подобных мест их к нам и привозят – а когда я зашёл по грудь, набрал воздуха и нырнул, то, наконец, увидел, ради чего все сюда приезжают.

Полосатые рыбы величиной с ладонь с любопытством окружили меня ещё у берега, и чем дальше я продвигался, тем цветастее они становились. Морское дно плавно уходило вниз, явив затем шестиметровую глубину, где под тобой степенно бродили уже более крупные существа, а проплыв около ста метров, ты оказывался среди подводных скал с выступающими вершинами.

Здесь надо было замереть – тогда на тебя переставали обращать внимание, и повседневное движение обитателей рифа сразу оживлялось – откуда-то возникали целые стаи одного вида и ещё более причудливые одиночки. Всё это напоминало парад необычных автомобилей – настолько сильно различалось устройство их тел и связанный с этим функционал.

Отсутствие ласт не позволяло быстро уходить в глубину, но я всё-таки спускался к самому дну, рассматривая тех, кого мог раньше увидеть только на чужих фото или в тематических фильмах.

Россыпи кораллов посреди подводных лугов оказались хоть и скудными, но настоящими – не тёмно-зелёными наростами на камнях, а раскрытыми цветами и самые мелкие рыбёшки шныряли под их защитой.

Не знаю, сколько всё это продолжалось – из тёплого моря не хотелось выходить, а пестрота его придонных лугов превзошла все ожидания. Теперь мне стало окончательно ясно, что весь средний мир – сам городок и пыльные дороги с тарахтящим автотранспортом вокруг него – является лишь бестолковым приложением к волшебному нижнему, существующему под водой, и непостижимо отстранённому верхнему, с горными джунглями, где живут чьи-то видения.

На берегу я обсох, переоделся и принялся подниматься по тропе в сторону города. Мне очень хотелось чего-нибудь съесть и, как не странно для раннего часа – ещё и выпить. Не смотря на то, что подобные острова я видел до этого лишь в кино, меня – с одной стороны – не покидало знакомое ощущение, что я нахожусь чуть ли не на каникулах у бабушки, но с другой – после увиденного на рассвете земля немного уплывала из-под ног, эта смесь привычности и необычности сильно будоражила, я реально опасался эмоционального перегруза. Поэтому мне стоило держаться за что-то конкретное – закрепить на поясе балласт, прицепить гирю, способную удержать меня на земле и таким моментом могло стать алкогольное опьянение.

Возвращаясь при свете дня, я пытался рассмотреть, как выглядят скрытые лесом бунгало, цена на которые начинается с восьмидесяти долларов в сутки, но к ним было не подобраться – всюду висели таблички с надписью «дальше прохода нет, частная территория».

В одном месте дорога расширялась, открывая площадку перед рецепшен одного из таких ресортов, вход в него выступал стеной из стекла и темного камня, где внутри тебя ожидала прохлада кондиционера и приветливые работники в белых рубашках – похоже, вкрапления цивилизации в джунглях и являлись главной особенностью этого острова.

Там даже была парковка маленьких машинок, похожих на те, что ездят по полю для гольфа и они, как я понял, служили для развоза постояльцев по их отдалённым, вписанным в горный пейзаж номерам.

Устроено тут всё было на удивление предусмотрительно – когда тропа спустилась, наконец, к пляжам, то там, у шезлонгов, имелись даже сделанные из больших раковин пепельницы – странно, я ведь читал, что здесь на пляжах нельзя курить, а в туалете ресторана, куда можно было свободно зайти с дороги, у зеркал и белых умывальников лежали в корзинках скрученные полотенца для вытираний.

Дальше, уже у самого городка, начиналось жильё попроще, но в просторных двухэтажных гостевых домах номер стоил от полутора тысяч бат, а комнатки без балконов над лавками местных жителей меня не интересовали.

Присев в ближайшей едальне, где под огнём, нагоняя аппетит, шипел вок, а хозяйка что-то деловито раскладывала по стальным судкам за стеклом кухонной витрины, я поздоровался с ней по-тайски, она приветливо улыбнулась в ответ и мы быстро выяснили, какой из видов лапши стоит приготовить. Она на минуту бросила её в кипящую воду, затем ловко изловила и добавила на тарелку кусочки курицы, зелень, порезанный огурец и пророщенную сою, которую едят тут повсюду.

В ожидании завтрака я привычно посмотрел статистику новых случаев заражений в России и Таиланде, но так как у меня дома стояло совсем раннее утро, информация на сайтах ещё не успела обновиться. Впрочем, пока здесь всё казалось относительно безопасным, а после горячей еды поток мыслей слегка замедлился и, чтобы он окончательно не оскудел, я взял большую бутылку популярного местного пива с золотым львом на этикетке.

В девять утра было жарко, по боку от меня работал старый пластиковый вентилятор, шипение пивных пузырьков совпадало с его звуком, выстраивая дивный музыкальный ритм, напоминая шелест неслышных отсюда волн. Я ненадолго выпал в то привычно-необычное состояние при видимом отсутствии мыслей, которое современные нейрофизиологи называют работой дефолт-системы мозга, а затем вынырнул из него, прислушавшись к ощущениям своего разума.

С алкоголем у меня странные отношения, я не могу употреблять его слишком часто, и он действует на меня как-то особенно, наверно, здесь уместно слово «психоделически», так как я знаю, о чём говорю. Но если отбросить предположение, что утром на горе я надышался пыльцы каких-то растений, то был совершенно трезв, поэтому сейчас надо разобраться не с тем, почему я что-то увидел, а с самим его содержанием. Ведь в той трансляции речь шла не просто о военном перевороте, которые здесь случаются, а о неслыханном для этой страны деле – смещении короля!

Но другое дело, что Рама IX стал фактически прижизненным святым, а вот его татуированный сыночек, до пенсионерского возраста доходивший в принцах, уважение своих подданных так и не заслужил, и та грустная тётя, которую авторы послания или участники заговора видят более перспективным «лицом страны» – скорее всего сестра или ещё кто-то из семьи – надо будет загуглить, когда доберусь до своего компьютера.

Я допил пиво, расплатился, поблагодарил хозяйку и в воодушевлённом состоянии пошёл по дороге вдоль берега, попав в самую оживлённую часть городка, где идущая от его вершины главная улица заканчивалась у трёх пристаней острова, благодаря которым тут и осуществляется вся связь с внешним миром.

Мне казалось, что передо мной – здесь и сейчас – разворачивается некое важное событие, которое я должен исследовать, ведь в таких вещах и заключается всё самое интересное, способное произойти в нашей жизни. А что касается лично моей, то в ней любовь к литературе и истории сложилась в один тёплый клубок интеллектуальных нитей, и если уметь осторожно с ними обращаться, то они распадаются на отдельные истории – вот, что волнует и будоражит меня больше всего – тропы, что расходятся в глубине нашего прошлого. Иногда бездонного, как колодец, а иногда небольшого и прозрачного, как озеро в лесу, но на его дне всегда блестят разные мелочи – прекрасные частности, удивительные детали – нематериальный фундамент общей памяти, из которого и складывается наше сегодняшнее существование.

ВЕЧЕР

Зайдя в свой гестхаус, я принял душ и прилёг, но уже через час бодро вскочил и не сразу осознал, что проснулся в самое душное время дня, которое и планировал пропустить.

Выходить на улицу в это время не стоило, но я решил обследовать на предмет жилья верхнюю часть городка, и, передвигаясь в короткой тени домов, обнаружил лишь один подходящий вариант. Я попросил у смотрителя – хитрого тайского дедули – скидку с расчётом десятидневного пребывания, но он невозмутимо ответил, что скидка и так уже входит в названную им цену.

Улыбнувшись, я вышел на верхнюю дорогу, где по упоминанию в карте отыскал два местных супермаркета с самым большим выбором продуктов, но только здесь мне пока не попалось ни одного дома с кухней, чтобы готовить там самому, да и при недорогой цене лапши с курицей это имело смысл, лишь когда ты приехал сюда больше, чем на один месяц.

Несмотря на большой выбор ночлега, весь он оказался слишком уж «перевалочным» – либо шумные гестхаусы, либо мрачные комнатки для бэкпэкеров – осматривая одну из них, без окна и с шумным вентилятором на потолке, мне подумалось, что именно в такой обстановке отчаявшиеся путешественники и совершают те самоубийства, которыми так известен сейчас этот остров.

По всему выходило, что похожий на отель гостевой дом рядом с храмом является для меня оптимальным пристанищем на следующие десять дней. Я вернулся туда, выбил общую скидку в тысячу бат – стоимость одного дня проживания, и договорился о завтрашнем заселении в восемь утра.

В хорошем настроении я пообедал в заведении неподалёку, вернулся домой. Снова принял душ, прополоскав в раковине мокрую от пота футболку, взял с собой ласты, маску и трубку и присел в кафе у рецепшен, чтобы выпить чая перед походом в ещё одну далёкую бухту.

С чаем и кофе дела в Королевстве обстоят весьма плохо – мимо них ведь не проходил Великий шёлковый путь, такие же проблемы здесь с сыром и шоколадом, то есть сыр купить можно, но он будет привезён из-за тридевять земель и очень дорогой, особенно здесь. Ещё меня дико поразили цены на вино в супермаркете – белое австралийское вино стоило здесь, как моя комната в бангкокском гестхаусе, впрочем, путешествуя по стране лучше пить местный алкоголь, поэтому вечером я собирался прикупить себе тайского рома.

Но сейчас я достал из рюкзака три чайных пакетика, два из них подарил тем самым девочкам, которые не могли понять по моему паспорту сколько мне лет, а третий попросил заварить в большой кружке.

Весёлые девочки сказали, что запах чая прекрасен и, перед тем как уйти в свою офисную комнатку с компьютером, дали мне сахар и печеньку. Я присел за стол в конце веранды кафе, где не было никого, кроме наблюдавшего за мной из своего укрытия котёнка, лишь со стороны бассейна сюда пару раз донеслись чьи-то восторженные крики и громкий всплеск, будто кто-то прыгнул «бомбочкой» в воду.

Вот тогда я впервые её увидел.

Как один из тех высоких и статных кораблей, что даже не сможет причалить к острову из-за глубины осадки, она подошла к их комнатке-рецепшен и даже не стала заходить внутрь, лишь пригнула голову, чтобы не возвышаться над дверным проёмом. Твёрдым и спокойным голосом она сказала девочкам, что в этом гестхаусе жил её молодой человек, который пропал без вести 29 февраля, поэтому ей нужно уточнить все подробности его последнего дня пребывания.

И тогда работницы гестхауса совершенно дико напряглись.

Они выбежали из своего офиса и принялись негромко, но явно с наездом, говорить ей, что ничего не знают и теснить её к выходу с веранды.

– Гоу ту полись! – твердили они на своём «тайинглише», – Вей вос хир энд тук хис бэг!

Я с трудом понял, что они советует ей идти в полицию, которая уже побывала здесь и забрала его вещи, но меня сильно потрясла перемена в поведении работниц моего геста, ведь если со мной они были милы и смешливы, то при разговоре с европейской девушкой у них даже поменялся голос и в нём теперь явно преобладали каркающие интонации. Ростом они едва доходили ей до груди – ну, может, немного выше, но сразу приняли боевую стойку, набросившись на неё, как вороны на аиста, вот мне и пришлось в это вмешаться, иначе произошло бы что-то неприятное.

– Так, тихо, стоп! – от волнения выпалил я по-русски, а затем извинился и перешёл на английский, пытаясь стать в их ссоре кем-то вроде арбитра, а когда обратился к ней, то она ответила:

– Ну, отлично, теперь мы можем спокойно поговорить. Меня, кстати, Аня зовут.

Теперь мы все вместе присели за стол, ей налили чай, и нам удалось выяснить, что сначала полицию вызвал сам владелец гестхауса, когда Антон – так звали её друга – три дня не появлялся у себя в номере и уже подошёл срок его выписки.

В комнате оставался его рюкзак и все вещи, кроме тех, что он взял с собой тем утром, когда – по словам девушек с рецепшен – отправился понырять в Mango Bay – самую удалённую северную бухту, сказав, что договорился с человеком, который за небольшие деньги отвезёт его туда на весь день, а вечером заберёт.

– Плыть в Манго Бэй – это дорого, тем более одному, – добавила одна из девочек, – А дорога на севере плохая, нужен хороший байк.

– Так всё-таки как он туда поехал? – поинтересовался я, – Это самое важное – пропал он в море или в горах?

Тогда она словно застыла, лицо её окаменело – со стороны было видно, как включилась работа её памяти, что совсем не просто для жителей острова, которые – как я, в последствии, понял – не важные для них вещи забывают уже на следующий день.

– Он спрашивал нас про заброшенный отель и как туда попасть, – после паузы ответила девушка, – Говорил, что это нужно ему для работы, а потом сказал, что обо всём договорился и его туда тоже отвезут.

– Значит, он нашёл проводника, поехал с ним через джунгли, и там что-то случилось?

В ответ она неуверенно кивнула, а другая работница гестхауса продолжила о том, как через несколько дней, когда родителям и друзьям Антона удалось связаться с российским консульством, сюда приезжал следователь с материка. Вместе с полицейскими острова они выпили тут кофе, посплетничали о проказах туристов, мрачном имидже острова и ушли – вот всё, что они рассказали, и в их честности я не сомневался – мне даже не пришлось проверять их, как обычно делаю, когда хочу узнать правду. Впрочем, об этой свой особенности я расскажу позже.

Мы поблагодарили девочек, которые к этому моменту уже успокоились, Аня достала из рюкзака пачку сигарет и закурила, а я заметил, что местные полицейские совсем не интересовались последним маршрутом парня, а это означает, что ей надо идти в полицию и просить их, чтобы они осмотрели окрестности джунглей в районе этой бухты.

– Только они сразу начнут спрашивать, кем ты ему приходишься, поэтому сразу отвечай, что ты его невеста и у вас через две недели должна быть свадьба, – посоветовал я, – Иначе они серьёзно к тебе не отнесутся.

– Похоже, ничего другого мне не остаётся, – Аня допила чай и отставила кружку, где была изображена овечка с бантиком, имевшая настолько замысловатое выражение лица, словно решала какую-то серьёзную общемировую проблему или просто находилась под сильнейшими галлюциногенами.

– Только ты можешь мне показать, где здесь участок? Знаешь, как я сюда рвалась, когда через неделю стало понятно, что он пропал? С билетами было туго, но я купила самый дешёвый тур в Бангкок – сейчас же многие боятся уже сюда ехать – и вот только два часа, как с парома, только вещи бросила и успела душ принять.

– Тогда пойдём прямо сейчас, просто мне в другую сторону, а перед закатом ещё надо дойти до бухты и успеть поплавать.

Отделение полиции я заметил ещё вчера вечером на спуске к Сэйри благодаря тому, что у этого сооружения из стекла и пластика, размером не больше трансформаторной станции из московских дворов, стояли два совершенно шикарных домика для духов, где, напоминая инсталляцию из современного музея, расположилась здоровенная жареная курица, тарелочка с рисом, шоколадный батончик из магазина 7/11 и баночки со спрайтом и колой, откуда торчали коктейльные трубочки, чтобы полицейским духам было удобно пить и, судя по всему, они всегда оставались сыты.

Мы быстро собрались и вышли на верхнюю дорогу, где я показал Ане уютный зелёный двор Blue Way House, куда собирался завтра переехать, а она ответила, что после долгой дороги у неё не было сил куда-то идти, поэтому она сняла на сутки номер в ближайшей от большого пирса «Вилле Ананда» за полторы тысячи бат.

Когда мы миновали храм, и я показал ей дорогу вниз, то сказал на прощание:

– Давай вечером увидимся, ты мне расскажешь, как всё прошло и подумаем вместе, что дальше делать.

В ответ Аня усмехнулась.

– Ты совершенно не обязан мне помогать, – и посмотрев мне в глаза, добавила, – Но я буду ждать тебя в кафе у своего отеля или как тут такие места называют. Не знаю, что мне скажут в полиции, но в любом случае, придётся посоветоваться с тобой на счёт дальнейшей стратегии.

Солнце уже висело слишком низко над горизонтом, и я понял, что не дойду до вчерашнего места, а после заката в море появляются всякие ядовитые твари, встречу с которыми может и не покрыть моя тайская страховка для фарангов. К счастью, проходя по деревянному настилу мимо первого ресорта, я обнаружил совсем микроскопический, окружённый высокими валунами пляж.

Не смотря на отливы, расписание которых я ещё дома скачал со специального сайта для рыболовов, но только теперь осознал, насколько сильно может отличаться в течение дня уровень воды, здесь имелся удобный спуск в воду. А надев ласты с маской и проплыв самый опасный участок мелководья, где легко можно порезаться об острое коралловое полотно, наконец, достиг глубины, окончательно выяснив для себя, что именно тут я и обретаю внутреннее равновесие.

Спокойствие нижнего мира завораживало. Начинался вечерний пересменок, когда маленькие разноцветные рыбки спешно прятались по укрытиям, а их место занимали вышедшие из глубины быстрые серые тени. Но если даже и тут было, на что посмотреть, то какой же дивный подводный мир можно разглядеть на специальных, отмеченных на карте дайверских сетах? И как бы мне самому добраться до какого-нибудь отдалённого рифа, где можно увидеть черепах и акул, потратив при этом меньше, чем пятьдесят долларов за поездку?

Впрочем, подобные умозаключения быстро привели меня к мыслям о той труднодоступной бухте, куда отправился наш исчезнувший две недели назад соотечественник.

За прибрежными рифами уже зарождалась непроницаемая тьма, но метрах в двухстах от берега из воды возвышался небольшой бетонный монумент, где удобно было присесть, снять и промыть запотевшую маску, а поплыв от него к каменным скалам, я обнаружил небольшое кладбище затонувших кораблей, скорее даже – больших лодок, и тогда мне показалось, что они покоятся здесь, словно тайны исчезнувших на острове людей, о реальном количестве которых никто, по большому счёту, не знает.

НОЧЬ

Стоящая прямо на берегу моря Вилла Ананда представляла из себя два двухэтажных корпуса с балконами, стоящими ровно напротив – они так сильно напоминали советский санаторий, что мне бы точно не захотелось жить в таком месте, где все постоянно находятся на виду друг и друга, развешивают пляжные трусы и полотенца, курят и хохочут, громко слушая музыку.

Зато Аня ждала меня в кафе и как она призналась – пила уже второе пиво, возможно, именно поэтому она была весела и даже как-то оптимистично настроена.

– Слушай, они такие лапочки там, в полиции, едой меня накормили, а завтра мне дадут в помощь тайского русскоговорящего полицейского волонтёра, его выписали с соседнего острова Самуи.

– Поздравляю, это уже какой-то результат, их непросто уговорить что-то делать.

– То есть ты более менее в курсе, как тут всё происходит?

– Да нет, это моя первая поездка, просто я к ней готовился, кое-что читал, я ведь библиотекарь.

– Хм, интересно… Но я тоже никогда в Азии не была, поэтому для нормальных поисков мне так же необходим соотечественник, который хорошо сечёт, что к чему.

– На Тао много русских инструкторов по дайвингу, они в теме, только слишком заняты… Но я ведь тоже могу поговорить с людьми, кого-то расспросить.

– Да, с девочками сегодня у тебя неплохо получилось, а то я думала, что они сейчас вытащат свои швабры из подсобки и начнут ими отбиваться!

И она засмеялась.

– Просто та тема, которую ты им озвучила… понимаешь, хоть Таиланд и называют королевством улыбок, но все они несут с собой разные послания, каждый их вид – определённый месседж, который может считать только человек их культуры, улыбка – это их защита и главный способ оставаться закрытыми. Ты ведь наверняка перед приездом читала, что твой друг далеко не первый, кто тут пропал, видимо, все эти внутренние секреты острова являются действительно чем-то опасным и нам, фарангам, об этом вообще знать не стоит.

– Вот поэтому мне и нужен независимый эксперт, я даже могу ему немного платить…

Аня замолчала и неожиданно рухнула в непроницаемую задумчивость, глядя на ползущего по столу муравья, а я, воспользовавшись паузой, подошёл к бару, чтобы взять себе выпить.

Коктейли здесь стоили двести бат, что было дороговато даже для этого острова, в Бангкокских барах их, вообще, разливают всем по сто, поэтому я решил взять пиво, чтобы быть с ней на одной волне, но когда вернулся, её опьянение вступило в новую фазу, и она оказалась ещё более задумчивой.

– Ты сказал, что ты – библиотекарь, но чем именно ты занимаешься, переписываешь всякие бумажки, месячные отчёты?

– И этим тоже, – уклончиво ответил я.

Аня внимательно посмотрела на меня, будто оценивая. Я наблюдал, как в её характере проявляется некая надменность, но пока ещё никак на это не реагировал.

– Спасибо тебе за отзывчивость, но, знаешь, с нами непросто, мы – творческие люди, я – художник, а Антон – режиссёр, и это значит, что искать его надо не среди пассажиров корабля, а во всём бескрайнем морском пейзаже за бортом, его следы – не на тропе в джунглях, а вне её, понимаешь?

– Кажется, да.

– Поэтому я и не представляю с чего начать. Вот дадут мне завтра этого чувака, и мы начнём с ним тыкаться, пытаясь повторить маршрут Антона в какую-то затерянную бухту, куда ещё неизвестно, доехал он или нет…

– Аня, в любом случае – дорога туда одна. И это обитаемый остров, тут везде люди и, как уже тебе сообщал, я умею с ними говорить.

– Это твой талант? – она засмеялась.

– Я не шучу

Бутылку пива – как и всем остальным посетителям этого места – мне выдали в мягком цилиндрическом чехле, придуманном для того, чтобы не брать рукой влажное стекло, усеянное крупными каплями, как в рекламном ролике. Из-за жары конденсат на нём выступал с такой силой, что на столах расплывались круглые мокрые пятна, а само пиво стремительно нагревалось. Его приходилось пить быстро, но когда я заглотнул сразу половину, то осознал – раз ты желаешь прикоснуться к чужим историям, надо хоть немного приоткрыть доступ и в своё секретное отделение.

– Хочешь, кое-что покажу тебе прямо сейчас? – теперь я тоже улыбался и сверкал на неё пьяным блестящим взглядом.

– Ну, давай.

Я вздохнул сначала диафрагмой, а затем животом, как при глубинном погружении, и попросил её:

– Опиши мне своё первое детское воспоминание.

Обычно через подобную доверительную просьбу я и открываю шкатулку разума своего собеседника, для меня её вид напоминает внутреннюю часть пианино – пространство с натянутыми струнами, где покоятся цепи наших нейронных передач – узкие тропы, обжитые дороги и широкие автострады, проложенные непрерывными мыслительными процессами.

Аня хмыкнула.

– Ну, чего тут вспоминать… я разрисовываю фломастером обои в коридоре нашей квартиры на Фрунзенской набережной, у меня такое радостное возбуждение, я жду маму с папой, чтобы показать им свою работу и не понимаю, почему они в ужасе, неужели им не понравилось?!

– Отлично, – теперь я понял, что уже «прихватил» её, – А теперь – самое стыдное из последних.

– А это тебе зачем? – насторожилась Аня.

– Ты ведь должна знать, что именно я умею.

Конечно, существуют такие вещи, о которых и самому себе напоминать страшно. Они медленно парят среди наших мыслительных терзаний, погружаясь в глубину памяти, но не лежат там, как на дне колодца, а запираются в дальние выдвижные ящики, психологи называют это вытеснением. Поэтому, чтобы не казаться человеком, который склонился над тобой и выпытывает, я старался не смотреть ей в глаза.

Как правило, это успокаивает собеседника, а мне даёт возможность проскользнуть по его струнам, вот и сейчас, определив по звуку самую гулкую – ту, что занимает мыслительный процесс именно сейчас, я прихватил её и стал медленно, осторожно подтягивать или «настраивать», ожидая, как она запоёт.

– Я его обманула, – начала Аня после недолгой паузы, – А он считает, что предала. Нас взяли вместе на один проект, сильно ожидаемый, из-за него мы отказались от другой работы, более постоянной, но скучной, только потом его – ещё на стадии предпродакшна – заменили новым режиссёром – они не смогли там с главным продюсером договориться, а я не ушла вместе с ним, а осталась, потому что для меня это тоже было очень важно. Тогда он обиделся и уехал сюда, написал мне, что хочет расслабиться и поплавать. А новый режиссёр набрал свою команду и меня перед самым началом съёмок слили из постановки, так же подло, как и его… И, конечно, да – я жалею, что с ним не ушла, тогда бы он сюда не уехал, но вот теперь и я здесь, а его нет!

Я отпустил струну, чтобы она успокоилась. Аня сразу же закурила, взяла со стола бутылку, и лишь заметив, что та опустела, перевела взгляд на меня. В нём читалось удивление и – совсем в глубине – небольшой момент ужаса.

– Слушай, но ведь я совсем про другое хотела тебе соврать!

Она уже поняла, что произошло и наблюдать реакцию человека после того, как ты его «отпустил» – это и есть самое неприятное. Даже если ты и привык.

– Господи, да как ты это устроил? – сокрушалась Аня, – Я конечно, пьяная сейчас, но пока ещё никому не пробалтывалась!

– Ты сама спросила, в этом ли мой талант.

– Так ты умеешь вытягивать из людей правду?! А «библиотекарь» – это твоя кличка и прикрытие для ФСБ?

– Аня, тебе надо ложиться спать, а завтра утром мы встретимся и обсудим – если ты, конечно, хочешь после этого, чтобы я и дальше тебе помогал – как мы собираемся передвигаться по острову. И должен тебе тоже кое в чём признаться – водить скутер я не умею, а если б даже и умел, то по таким горам ни за что б на нём не поехал.

– Нет! – она вдруг стала очень серьёзной, – И я ведь до сих пор не спросила, как тебя зовут!

– Дима.

– Дима, если всё действительно так ужасно, то не оставляй меня, пожалуйста!

Лишь тогда я заметил, что в уголке её глаза уже долго копится крупная слеза и сейчас, смешавшись с тушью для ресниц, она сползла по её щеке густым чёрным следом.

Аня стёрла её салфеткой, но со своим бледным, не тронутым загаром лицом, напомнила теперь тёмную Мадонну с одноимённой картины Мунка.

А я посмотрел ей в глаза и сказал:

– Теперь ты понимаешь, почему девушки здесь не пользуются косметикой? Даже если ты не испытываешь грусти или радости, она тут обязательно потечет из-за жары.

И тогда слёзы, которые она стоически сдерживала двое последних суток, пока добиралась сюда из Москвы, наконец, пришли к ней.

Не смотря на то, что с соседних столиков на нас подозрительно косились – впрочем, здесь, наверняка, случались ещё и не такие драмы – я ждал, когда она выплачется.

Это заняло всего несколько минут, после которых Аня вновь взяла себя в руки, тогда я и рассказал ей про своё утреннее видение – ведь она должна понимать, что на этом острове всё не так просто.

И мне понравилась та серьёзность, с какой она принялась строить свои догадки, после чего ей уже без труда удалось вытянуть из меня обещание сводить её на «волшебную гору».

– Только имей в виду, что когда я зайду за тобой в пять утра, ты должна быть полностью собрана и готова к выходу, – проговорил я, вставая из-за стола и завершая свой инструктаж, – Восход ждать не будет.

Аня только собралась мне что-то ответить или возразить, но тут со стороны отельной кухни выпорхнула босоногая девочка лет трёх, в кремовом платье и двумя большими розовыми бантами на голове, она начала что-то петь, кружась между столами, пока не остановилась перед нашим, с удивлённым почтением взглянула на Аню и продолжила песню.

На лбу и щеках девочки красовались широкие белые круги – так поступают, спасая лица от солнечных ожогов, люди из соседней Мьянмы, которых тайцы нанимают в качестве гастрарбайтеров. Девочка пела Ане песню на бирманском языке, обращаясь уже лично к ней, и в этом пение заключался такой жизненный оптимизм, что Аня стала вдруг подпевать – точнее, издавать мурлыкающие звуки и на её лицо вновь вернулась улыбка.

А я попрощался и покинул двух девушек, которые, о чём-то похохатывая меж собой, вступили в диалог на лишь им двоим понятном языке.

…Уже у себя в номере, не переставая удивляться – насколько же здесь удобная кровать и приятные подушки – положив на них голову, я тотчас отправился в путешествие и благодаря фазе быстрого сна за мгновение оказался в Москве, где получил долгожданное сообщение от Нади.

Она писала о том, что сложные бюрократические препятствия наконец-то разрешены и всё готово к моему трудоустройству в её Музей, осталось только завтра утром подойти с документами в отдел кадров.

Поэтому когда по очереди прозвонили два первых моих будильника, просыпаясь и снова проваливаясь в воссозданную мечтающим разумом реальность, я долго не мог решить, где лучше сейчас очнуться – на тропическом острове, но ничего не зная о своём будущем, либо в занесённой мартовскими метелями Москве, но с таким приятным известием и ожиданием встречи.

ТРЕТИЙ ДЕНЬ. УТРО

Кому-то подобное может показаться не стоящим внимания или совсем обыденным, но этой зимой мне опять стали сниться сны. То есть, возможно, я не переставал их видеть, просто не запоминал – слишком рано и резко вскакивал по утрам, и они просто рассыпались, не успев прорасти – их хрупкость не соотносилась с теми ритмами дня, которые мне пришлось взвалить на себя, став работником библиотеки. Тогда казалось, что я ничего особенного не лишён, но когда мне снова удалось впустить в себя мир повседневных маленьких чудес, дремлющих в голове каждого человека, это стало для меня открытием, и я с опозданием осознал – какими же скучными были мои ночи последних лет.

И вот сейчас, на восходе, когда мы с Аней оказались в нужном месте, с ней явно что-то происходило, а я – в отличие от вчерашнего – не испытывал ничего необычного, меня вновь посетило ощущение обделённости, граничащей с пустотой.

В ушах стоял грохот от работы фабрики цикад, мир постепенно наполнялся светом, под нами простиралось охваченное сонным туманом тусклое море, Аня, войдя в похожее на транс состояние явно что-то наблюдала, а я сидел рядом, недоумевая, происходят ли такие вещи здесь всего один раз, либо это послание просто не мне сейчас адресовано.

Оставалось лишь ждать, а когда её трансляция закончилась и она очнулась, то первыми Аниными словами стала фраза «бархатные лиловые цветы».

– Ты видела их? – попробовал уточнить я.

– Нет, это Антон так пытался поговорить со мной, но там… как это сказать… были помехи.

– Ты точно уверена, что?

– Дима, это одно из наших кодовых понятий для общения! – взволновалась Аня, и я заметил, что её даже слегка подтрясывает, – Он здесь и он жив, но я не понимаю, в каком он состоянии, похоже, его заставляют делать что-то очень странное, но не уверена, что он сам до конца это осознаёт.

– Но это был добровольный момент ухода или его похитили и держат на веществах?

– Знаешь, мы ведь поссорились, как я говорила, поэтому он мне с острова не писал, но кажется, он опять ввязался, блин, вляпался в какую-то хрень!

– А что ещё ты видела и как выглядели эти помехи?

– Я скорее слышала голоса, но все они не по-русски, знаешь, такой шум, как после падения Вавилонской башни, где под обломками всё скрежещет и на разных языках раненные стонут… Но картинки тоже были, да, точнее – одна, как лепятся руками фигуры из глины, а потом они оживают и начинают между собой разыгрывать, как в кукольном театре.

– И что именно они разыгрывали?

– Не знаю, какие-то сцены, там всё непонятно.

– Если у меня трансляции не было, то не факт, что и ты увидишь её в следующий раз, – постарался подытожить я, – Для нас сейчас самое главное – твоя уверенность, что он здесь, но никаких других данных кроме этого всё равно нет.

– Слушай, я ведь вообще не ожидала, что так бывает, давай спустимся и подумаем, как дальше быть. И теперь я точно знаю, что ты не псих!

Имея достаточно времени до наступления жары, мы немного экстремально спустились по склону с другой стороны горы и – надо отдать Ане должное – с ней можно ходить в походы.

Вскоре мы вышли к двум бухтам под названием Sai Nuan 1 и Sai Nuan 2. Одна из них была маленькой и красивой, а в другой – с более каменистым дном и узким берегом, усыпанном обломками кораллов, располагались два кафе – дощатые сараи на камнях и сваях, словно их построили из подручного материала выжившие при кораблекрушении матросы, поэтому в одной бухте мы решили поплавать, а в другой что-нибудь съесть.

Ещё вчера я заметил, как, рассекая на скутерах, бывалые жители острова умудряются засовывать ласты в рюкзаки – так что снаружи торчат только «пятки», мне удалось повторить их трюк, а маска с трубкой много места не занимает. Я предложил Ане понырять с ними первой, а самому остаться на берегу с нашими вещами, но она достала из своего рюкзачка спортивные плавательные очки и, надолго исчезая под водой, пошла уверенным брассом прямо к линии горизонта, так что вскоре я окончательно потерял её из вида.

Пока её не было, мимо прошла лишь пара утренних европейцев. Они с улыбками здоровались со мной, а я пожелал им хорошего дня, размышляя в этот момент над тем, как я буду опрашивать расслабленных местных жителей, которые не совсем помнят, что они делали вчера, не говоря уж о событиях, имевших место три недели назад. Как вытаскивать это из их шкатулок, и на каких струнах мне придётся играть?

– Ну всё, я поплавала, – сообщила Аня, явившись откуда-то со стороны второй бухты минут через сорок, – Иди теперь ты и, кстати, там на тропиночке стоит доска, где сказано, что все кто сюда приходят, должны платить сто бат, поэтому давай я заберу наши рюкзаки вон в тот ресторан и чего-нибудь там закажу, а то другие места у меня доверия не вызывают.

– Возьми мне тогда омлет или тайской каши – если она там есть, и советую не просить у них европейский завтрак – это дорогое слишком удовольствие.

Я помахал ей ластами, а зайдя по пояс в воду, двинул к гряде камней у левой оконечности бухты.

Утреннее солнце прорезало глубину косыми лучами, крупные тёмные рыбы паслись у самого дна, а более мелкие и красочные кружили у коралловых скал, откуда за мной наблюдали разноцветные глазки маленьких анемон.

Всплывая, я замечал у самого зеркала поверхности узких и длинных барракуд, а в какой-то момент меня окружила стая серебристых рыб такой плотности, что я оказался спрятанным внутри неё, как в живом существе. Отступая и приближаясь, они чутко реагировали на движения моего тела, представляя особую стихию – само пространство колыхалось и вспыхивало, становясь разным по плотности и структуре, и я ещё раз задумался о том, как именно человеческие мысли сбиваются в стаи, становясь потоком.

Служит ли этому примером открытое мною место, и каким способом можно выудить из него необходимые нам для поисков образы?

…На берегу я быстро обсох – в половину десятого солнце стояло прямо над головой, оделся и присел за стол к Ане, где ей принесли салат с тунцом, которого, скорее всего, не выловили в море, а достали из холодильника, потому что никакого рыбного рынка на острове я так и не обнаружил.

Мне же в это время готовили блины, и запах скворчащего на сковородке теста стал ещё одной нотой в композиции, где море отдавало вкусом с детства знакомого лекарства, в редком ветре едва уловимо слышался шорох иссохших листьев, а на горячий песок уже было больно наступать.

– Над чем ты думала? – спросил я у неё.

– Да так, разное… но пока мы не встретимся с этим тайским парнем из полиции, мы всё равно не сможем ничего решить.

– В любом случае, про нашу гору ему знать не обязательно. Сейчас главный момент – восстановить путь твоего друга через джунгли. Одна из девочек говорила про заброшенный отель, но это совсем не по пути в Манго Бэй, а восточной части острова. Что ты про это думаешь?

– Нам всюду надо побывать.

На обратном пути мы решали, как нам называть пойманное нами явление. Сначала я предложил слово «трансляция» но мы от него отказались – оно уже слишком напоминало нынешнее положение дел, когда все ринулись осваивать прямые эфиры и конференции в zoom, поэтому мы решили отталкиваться от английского ripple, что означает «зыбь» или «рябь», идущая по нашей реальности, и это показалось нам более уместным.

Аня выписалась из своего отельчика, а я забрал рюкзак с вещами из номера и мы вместе дошли до верхней дороги к нашему новому месту жительства, который впоследствии стали называть «Дом голубой волны».

Здание с уютным зелёным двориком располагалось буквой П, мне дали ключ от показанного вчера номера, а Аню поселили в чуть более дешёвом в крыле напротив, она тоже попросила третий этаж, поэтому теперь, сидя на балконах, мы могли переговариваться через двор и смеяться.

В условленный час дня мы пришли к полицейскому участку на спуске к пляжу Сэйри, но тут нас ожидал первый сюрприз – он оказался заперт, мы долго стучались и заглядывали в окна, пытаясь что-то рассмотреть через опущенные жалюзи. Минут через сорок дверь изнутри распахнулась, и оттуда вышел заспанный полицейский и попытался миновать нас, смутившись при виде Ани – ведь вчера он был одним из тех, кто обещал ей помочь. На все наши вопросы он отвечал словом «вэйтин», что на тайском английском означало «ну, типа, ждите».

Тогда мы присели в тень на бетонный парапет, наблюдая, как по дороге в сторону Сэйри мимо нас фланирует нарядная интернациональная молодёжь тусовочной части острова, а в самое горячее время дня, когда пришлось проторчать на улице больше часа и у нас закончилась вода, Анин оптимизм стремительно улетучился.

– Ну и где этот мудак? – вопрошала теперь она, – Уже ведь все паромы пришли с материка! Или какой-то из них всё же утонул? Дима, ты не читал про это в новостях?

– Если там и есть, то на тайских сайтах, а я даже алфавит не понимаю.

– Надо же, а я думала – ты всё знаешь!

– Ладно, но пока мы ничем не заняты, давай поговорим о происходящем. Вот у нас есть остров, где исчезают люди, но есть ли у не связанных между собой случаев общие причины?

– Я слышала, что и на других островах не всё в порядке, просто это не афишируют, а здесь подобные вещи не смогли замолчать, особенно после истории с этими ребятами… ну ты в курсе.

В ответ я кивнул – Аня имела в виду самый мрачный случай – двойное убийство с изнасилованием в сентябре четырнадцатого года – именно после этого Тао и стали называть «островом смерти».

– Но сейчас я не об этом. Если Антон – как ты уверена – находится здесь, то не могут ли оказаться рядом и другие без вести пропавшие? Вот ты рассказала про другие голоса, это тебе случайно не напомнило как Данте с Вергилием сошли в Лимб и слышали там стенания неприкаянных душ, которых не взяли ни в рай ни в ад?

Аня только собралась что-то ответить, но в этот момент к нам подъехал тайский парень на электрическом квадроцикле. Он был в зеркальных очках, светлых брюках и серо-белой клетчатой рубашке, из чего я сделал вывод, что даже по столичным меркам этот человек является большим модником.

– Привет! – сказал он по-русски, и, взглянув на мою спутницу, с улыбкой продолжил, – Ты – Аня? Я – Атхит, полиция, волонтёр.

– Ну, слава Будде! – моя спутница встрепенулась, резко встав на ноги – Тебя ведь предупредили, что ты теперь со мной, и мы ищем следы моего пропавшего жениха?

Атхит кивнул, и Аня подошла к нему, нависая своим ростом над его фигурой.

– Для начала нам надо купить воды, проехать до Манго Бэй и опросить местных, всех кто двадцать девятого февраля мог его видеть, – деловито начала она, – А это Дима, и с нами он потому, что хорошо умеет собирать показания.

– Всё хорошо, кроме Манго Бэй, – отозвался тайский парень, ошеломлённый таким напором, и его улыбка стала более осторожной, – Это самый трудный для доступа край острова. Нам придётся оставить мой «эйтиви» – он указал на квадроцикл – Он, кстати, у меня единственный на острове, все остальные запретили – и идти ногами. Дорогу я не знаю и хоть туда мы дойдём по навигатору, но обратно, когда стемнеет – мы просто её не увидим, даже с фонарями. Там очень маленькие пути… понимаете?

– Тогда отвези нас в заброшенный отель, – отозвался я, – По карте это гораздо ближе.

Атхит наигранно вздохнул.

– Туда тоже надо долго идти, – он обратился ко мне терпеливо, как к ребёнку, которому необходимо разъяснить для всех понятные вещи, – А карта – это всего лишь нарисованная картинка и там не указан уровень страданий, который вы испытаете при подъёме на гору в самое жаркое время дня. И я вижу, что вы живёте в большом городе, вы много ходите пешком?

Говорил он внятно и хорошо, неспешно выстраивая фразы и по-азиатски пропуская букву «р». Тогда мне показалось, что Атхит – философ, но впоследствии я понял, что подобные высказывания и загадочные вопросы – это всего лишь маскировка и не желания предпринимать что-то прямо здесь и сейчас – обычное свидетельство расслабленного тайского образа жизни.

– Сколько это по времени? – Аня метнула на нашего нового провожатого решительный взгляд.

– Много. Два часа в одну сторону

– Так сейчас половина третьего, а закат в полседьмого, у нас есть целых четыре!

В ответ тайский парень сделал печальные глаза и покачал головой – такое ощущение, будто мы торговались с ним на рынке.

– А вот если ты вовремя приехал, нам бы не пришлось так страдать, поэтому вези! – непреклонно скомандовала Аня.

Атхит ещё раз оценил её боевой настрой и молча сел за руль, даже не пытаясь выдавить из себя одну из многочисленных видов улыбок.

Не мешкая, мы опустились на сидение за ним и его последний, уцелевший на острове квадроцикл – не знаю, почему их решили здесь запретить, возможно, они часто переворачивались на крутых склонах – дав задний ход, принялся выбираться на главную верхнюю дорогу.

ВЕЧЕР

Это был не гестхаус или ресорт, а именно бетонный отель с плоской крышей, совсем небольшой, вписанный в низину маленького мыса перед выступающей из воды скалистой грядой, низкий и приземистый, всего в два этажа.

У него был даже свой пляж размером с хоккейную «коробку» в московском дворе. Над ним среди деревьев возвышались бамбуковые бунгало с проломленными кое-где скелетами крыш, но иные из них неплохо сохранились.

Согласно фазам луны, здесь происходил сейчас сильнейший отлив – из воды выступали тёмные венцы кораллов, ходить по ним было опасно даже в специальных тапочках, поэтому мы сразу бросились обследовать тёмные внутренности строения.

Большую часть первого этажа занимало кафе с уцелевшими столами и стальными полками для еды на кухне, рядом валялись брошенные чайники и кастрюли; с разукрашенных надписями стен осыпалась штукатурка, выпадая целыми фрагментами, а пол был занесён песком и обломками пластика.

– Так он всё-таки работал? Я думал – его просто не достроили.

– А почему его закрыли, что пошло не так? – поинтересовалась Аня,

– Тут бывают наводнения, но вода приходит не из моря, а спускается с гор – это целые потоки из-за дождей. И самое опасное наводнение было девять лет назад, в январе, тогда туристов с острова вывозили военные корабли, – рассказал Атхит, тщательно подбирая слова, – Домов очень много пострадало, а если через дом прошла вода, то там надо или всё делать заново или бросать, вот они его и оставили.

– А где ты русский выучил? – допытывались мы у нашего проводника.

– Во Владивостоке. И заметьте, я не называю его «Владиком». Я два года жил и учился в Университете экономики и сервиса.

– Но почему именно в России?

Атхит на мгновение замялся.

– Скажем так, меня туда отправила семья, фактически в ссылку, как вашего Пушкина и Лермонтова царь куда-нибудь подальше тоже отправлял.

– Ого, – сразу оживилась Аня, заинтригованная его знанием русской литературы и скандальностью биографии, – А что ты натворил?

– О-о, это длинная история, но, думаю, у нас будет время, и я её расскажу.

Больше мы его ни о чём не расспрашивали, но мне уже тогда стало ясно, что этот парень нас ещё удивит.

В коридоре, куда наша компания проследовала в поисках лестницы, стены оказались расписаны целыми фразами на английском. Мы принялись их рассматривать, хрустя сандалиями по высохшим листьям, натыкаясь на брошенные шланги, сорванную электропроводку и детали от разбитого кондиционера, читая тексты, многие из которых оказались достаточно философскими.

Мне встретилось высказывание о том, что «Уезжая в «бумажные города» ты никогда не вернёшься назад», которое отсылало к нанесённым на карты несуществующим населённым пунктам, как иллюзиям нашей жизни. Или, например: «Путешествуй тропами, где висит знак «входа нет», они часто приводят к таким драгоценностям, как это».

А в пустом пространстве у ведущих наверх ступеней мы обнаружили единственную надпись на русском языке, фразу «Это – там» с подписью на латинице «Джонатан Свифт».

Буквы были вписаны в круг, от которого расходилась аккуратно вычерченная «роза ветров» как на старых картах эпохи географических открытий.

– Это же эпиграф к роману Александра Грина, – сказал я, – Про человека, который умел летать.

А Аня замерла и отозвалась далеко не сразу. Её голос стал тише, в нём появилась дрожь.

– Это ж его почерк, он был здесь…

– Да ты что!

Я принялся изучать равномерно вычерченные лучи «розы ветров», но они не указывали какого-то конкретного направления, хотя всё высказывание в целом наверняка имело значение для человека, вдохновлённого путешествием.

– Аня, по-твоему, что это что? Ни к чему не обязывающая символика художника или послание?

– Да просто картинка, Дим. Думаю, это самое первое место, которое он на острове осмотрел.

Мы сфотографировали оставленный Антоном знак и прошлись по второму этажу. Двери некоторых номеров оказались распахнуты, но туда не стоило заходить из-за устойчивого запаха плесени, съевшего мебель и остатки матрасов на кроватях.

Аня впала в задумчивость, а беспристрастный поначалу Атхит явно заскучал. Он всё время смотрел на свои дизайнерские ручные часы, имевшие избыточное количество стрелок, но при этом лишённые разметки циферблата, а когда мы взошли на пустую плоскую крышу, то объявил:

– Сейчас пять часов, двадцать минут, надо уходить, а то не выберемся до темноты.

А я увидел на крыльце одного бунгало человеческие фигуры и указал на них своим спутникам.

Когда мы добрались туда, карабкаясь по склону и держась за выступающие из земли древесные корни, то это оказалась русская хиппующая пара неопределённого возраста – парень с татуировками дельфинов и девушка с дредами. Впрочем, сама возможность жизни в таких условиях выдавала в них прожжённых путешественников. Они обосновались в наиболее уцелевшем домике, а при встрече первым делом поинтересовались, есть ли у нас зажигалка и можем ли мы её им оставить, на что-либо обменяв.

Аня зажгла сигарету и без вопросов отдала им свою, причём курить они у неё не стрельнули, но я всё-таки надеялся, что источник огня нужен им не для поджога джунглей, а, скорее всего, косяков.

– Вы тут, случайно, не видели в конце февраля русского парня?

– Да здесь полно соотечественников наших, правда, последнее время мало кто доходит, – ответила девушка, – Как, вообще, с людьми на острове, он что, пустеет?

– Сложно сказать, мы тут недавно.

– Но новости хоть читаете, как там с коронавирусом? А то сюда интернет не добивает.

– Европа вся на карантине, но здесь, – я на мгновение задумался, вспомнив утренние цифры по заболевшим на территории Королевства, число которых уже составило 147 человек, – Вроде пока спокойно…

– Но это только кажется, – неожиданно отозвался Атхит, – В Бангкоке сейчас решают, закрывать страну для фарангов или нет.

Услышав такую осведомлённость человека, которого они, похоже, приняли за нашего гида, хиппи внимательно просканировали Атхита, а парень с татуировками дельфинов осторожно спросил его:

– Вас сюда прислали по какому-то новому делу? Неужели опять чьё-то тело обнаружили?

– Не волнуйтесь, здесь никого не убили, но пропал человек, и для вас есть ещё одна проблема – если въезд сюда не закроют, то устроят обязательную регистрацию по отелям, поэтому вам лучше здесь не быть, – благодушно ответил им Атхит.

Тогда парень призадумался, а девушка с дредами спросила:

– Так как он выглядел?

– Такой высокий, светловолосый, – Аня достала из сумки телефон.

– Помнишь, тут был один? – обратилась обитательница заброшенного бунгало к своему спутнику, – Совсем розовый, как они, видно, что недавно сюда приехал…

Пролистав экран, Аня показала черно-белое фото Антона – симпатичного молодого человека лет двадцати пяти с открытой улыбкой.

В ответ парень кивнул

– Да, кажется, этот. Он ещё спрашивал нас про горные пещеры, где можно найти полудрагоценные камни, а мы сказали, что это всё байки местных жителей.

– Тут что, есть пещеры? – удивился я, так как думал, что этой зимой много прочитал об острове и знал даже про скелет кита, выставленный в одном из заведений, но мне не попадалось никакой информации о пещерах.

– Да вроде где-то есть, только в них самих ничего нет.

– Ясно, и больше он ничего не говорил?

– Говорил, что хочет пройти пешком до Манго Бэй и спрашивал, кто его может провести, но мы посоветовали найти любого тайца на скутере, доехать с ним на юг до конца дороги, а дальше самому с навигатором и картой.

– Ну что ж… – Аня замялась, словно собираясь что-то ещё спросить, но глядя на равнодушные лица пары, которая, судя по всему, провела здесь уже не одну неделю и достигла состояния некоторой отрешённости, – Спасибо вам…

– А вам за огонь.

Минут через сорок бодрого подъёма по разбитой дороге, мы вышли на вершину с прекрасной обзорной точкой на юго-восток. Отсюда был даже виден конусообразый Акулий остров, и я ещё раз удивился – как же здесь всё близко, казалось – до любой бухты подать рукой, однако путь к ним лежал через узкие тропы в непролазных джунглях.

И сейчас, когда закат происходил на «нашей», противоположной части острова, пустынные восточные бухты уже окутали неприглядные сине-серые сумерки – море сливалось с небом, и оставалось поспешить, чтобы не заблудиться в темноте даже с фонарями.

Но только мы двинулись вперёд, вокруг нас раздался стремительно нарастающий треск, к которому я так и не успел привыкнуть, поэтому только после секунд удивления, тревоги и любопытства, наконец, осознал – это включились цикады – значит только что село солнце.

– Как же они орут, – только и успела произнести Аня, когда я снова ощутил «зыбь».

– Аня, это опять! – только и успел произнести я, садясь прямо на тропу, – Дайте мне три минуты!

Ощущение мира замедлилось, как тогда, в первый раз, и через лёгкую рябь, волнующую реальность, вновь проступили медленные короткие образы. Но зато теперь я их ожидал, поэтому с лёгкостью принял.

…Это был пустой международный аэропорт Суварнабуми, окружённый военными – их я опознал только по высоким солдатским ботинкам, потому что все они были одеты в блестящие защитные костюмы с капюшонами и прикрывали лица прозрачными масками с респираторами.

Затем я попеременно увидел нескольких тайских мужчин, явно старше пятидесяти или даже шестидесяти лет. Каждый из них беспокойно спал в своей кровати и им снились какие-то документы, карты с расположением армейских частей вокруг Бангкока и перекрывшая дороги военная техника. Все они поднимались ещё в темноте, включали свет и тогда можно было разглядеть весьма дорогую – даже по европейским меркам – обстановку их домов и квартир, там они с помощью жён или слуг одевали генеральскую форму и съезжались на раннее утреннее совещание.

А финальными короткими сценами стали улицы, украшенные гигантскими фотографиями пожилой женщины с грустной улыбкой, и теперь, продолжая воспринимать трансляцию, я был уверен в том, что увиденное мной – образы пока ещё не осуществлённого, но явно запланированного военного переворота. Тем более у меня нашлось время выяснить, что приятного вида тётя – дочь покойного короля Рамы IX, зовут её – если я правильно перевёл – Маха Чакри Сиринтон и она имеет статус наследной принцессы, являясь при этом самым популярным в народе представителем королевской семьи.

Но сейчас мне необходимо было пробиться через завесу чужих посланий и вступить в диалог с Антоном – если Аня действительно его слышала и он находится здесь.

Для этого я открыл собственную «шкатулку разума» и заставил звенеть одну из струн, отправляя личное сообщение, а чтобы оно достигло адресата, включил туда Анин код – фразу «лиловые бархатные цветы» и его собственный символ, нарисованный на стене брошенного отеля. Всё это сопровождалось непрерывной просьбой «Отзовись!», которую я запустил в уже затухающую трансляцию и ощутил внезапную дрожь, получив ответ.

Да, я не ошибся – если утром он сумел почувствовать Аню, то сейчас достучался и до меня. Но это были не образы, а импульсы – проходящие насквозь острые иглы, каждая из них впивалась с болью, но лишь на мгновение, и я не знал, какие ощущения испытывает мой собеседник – насколько сложно удерживать ему этот контакт.

– Ты кто? И где Аня? – это было первое, что я «услышал».

– Она здесь и хочет тебя найти. Где ты и что с тобой происходит?

– Я не знаю. Всё плохо.

– У тебя есть хоть какой-то ориентир?

– Нет.

– Но ты можешь создать сигнал лично для неё?

– Да.

… – Дима, очнись, нам пора!

От дикого крика Ани прямо мне в ухо я распахнул глаза и сразу вскочил на ноги, чтобы не напрягать своих спутников и, особенно, полицейского волонтёра, которому ничего не надо про это знать.

Он уже смотрел на меня, как на припадочного и всё время хмурился, потому что последнюю часть пешего пути нам пришлось проделать уже в темноте, хорошо, что тот участок дороги был уже более целый, и мы могли различать его в свете фонарей. Аня и Атхит негромко обсуждали планы на завтра, а я просто шёл вслед за ними и переваривал произошедшее.

Атхит довёз нас до нашего нового дома, удобно расположенного на верхней дороге и мы договорились встретиться с ним в семь утра, а когда присели за столиком во дворе, Аня обрушила на меня всё своё негодование:

– Ну зачем ты отключился прямо при нём!? Не смог удержаться что ли? Мне такого пришлось ему наплести – что ты сгорел на работе и теперь у тебя приступы, вот ты и взял срочный отпуск, приехал подлечиться.

– Да всё так и есть, ты его ни сколько не обманула. Я даже удивлён, почему мне из библиотеки не строчат, сегодня же понедельник!

Ответив, я достал телефон, но тут же обнаружил в нём три письма со своей рабочей почты, какой-то шухер в чате для проведения мероприятий и одно сообщение от Нади.

Быстро ответив коллегам, где лежит то, что они не могут без меня найти, я решил посмотреть послание Нади чуть позже, а библиотечный чат и вовсе не открывать, поспешив вернуться к разговору, который происходил здесь и сейчас.

– Аня, это было важно! Сегодня утром ведь меня не накрыло, а сейчас он тоже меня услышал, и нам даже удалось – хоть и совсем чуть-чуть – с ним поговорить.

– Да ты что!!!

Аня выхватила из пачки сигарету, но вспомнив, что у неё нет зажигалки, выбежала на дорогу и, с третьей попытки прикурив у бредущих в сторону Сэйри молодых людей, спешно вернулась.

– Ну, говори!

– Короче, он где-то заперт. И если так интересовался пещерами, то, скорее всего, туда его и заманили. Но это мои догадки. Он не понимает, где он, но ответил, что может создать сигнал лично для тебя.

– И как он тебе это сообщил?

– Я не знаю, давай разойдёмся, примем душ, а потом нам надо поесть.

НОЧЬ

По понятным причинам, нам захотелось не только поесть, но и выпить.

Поэтому поужинав в одной из многочисленных едален вдоль верхней дороги, мы спустились вниз, чтобы выбрать спокойное заведение на берегу.

Наш «военный совет» начался в большом и пустом баре между пирсами двух компаний. Возможно, коктейли здесь и не дешёвые, но зато, в отличие от заведений Сэйри, стояла тишина, а сидеть можно было не только на стульях, но и на широком парапете, где лежали подушки и имелись низкие столики.

Прямо под нашими ногами темнел трёхметровый обрыв и шелестело песком приливное море, а вдалеке мигали редкие огоньки проходящих мимо рыбацких шхун.

Достав ноутбук и погуглив, мы нашли всего два не вызвавших доверия упоминания о пещерах Тао, в одном без всякой ложно скромности они были объявлены «мистическими», а в другом ещё более помпезно названы «алмазными», якобы, из-за сверканий каких-то камней в воде. Выглядело это полной ерундой – никаких горных источников на острове не существует, да и переливаться в мутных дождевых потоках здесь тоже особо нечему. Поэтому запальчивую фразу о пещерах, как местной достопримечательности, судя по всему, выдумали те, кто занимаются наполнением туристических сайтов, ведь главное, зачем все сюда едут – это подводные дайверские «сеты» и заповедный остров Нанг Юань.

– Ну, есть тут какие-то ямы в земле, но, скорее всего это ложный след, – подытожил я, – Хотя одна из версий – навешать приезжему лапши про пещеры, вызваться их показать, а затем похитить. И какие варианты – зачем он вообще им нужен?

– Наверняка ответ кроется в тех причинах, по которым он смог дать нам о себе знать, – рассудила Аня, – Значит, Антон умеет чего-то такое, что им необходимо.

– И если я случайно поймал поток, сильный, но адресованный явно не мне, а тебя он узнал и специально отозвался.

– Значит он сам и создаёт эту «зыбь», он же режиссёр!

– Да как такое возможно?!… впрочем, я ведь сам тяну струны людям из шкатулки…

– Какой шкатулки?

– Ну-у… это моя внутренняя кухня, так я называю, когда вхожу людям в память и заставляю их говорить правду… но не смотри так на меня дико, это всё очень личное!

Аня засмеялась, булькая трубочкой в своём коктейле.

– Ладно, пока у нас получается, что его похитили или даже наняли для работы, которую он, скажем так – как художник – способен осуществить, где-то здесь находится источник передачи и твой парень, скорее всего, тоже там заперт.

– С теми, кто всё это передаёт. И не думаю, что он там один – для сценария военного переворота точно нужна целая команда, плюс те, кто ведут трансляцию, как их называть, медиумы, что ли?

– Надо выяснить у Атхита, кто ещё пропадал на островах в последние месяцы и, кстати, что вы там говорили про какие-то подозрительные списки, пока мы сюда ехали?

– А-а, списки подозрительных лиц, но это наверняка окажутся всякие маргиналы, потому что когда я спросила его про настоящую мафию и правда ли, что делами острова заправляют так называемые «Пять семей», он сразу сделал вид, что меня не расслышал.

В ответ я понимающе хмыкнул. В одной из самых подробных англоязычных статей, которую ещё шесть лет назад перекатали себе все русские источники, действительно упоминалось это выражение. Так назывались первые поселенцы острова – семьи рыбаков, осевшие здесь в начале восьмидесятых и теперь ставшие его негласными хозяевами.

– И если кого-то из этих персонажей мы разыщем, то сможешь их допросить без знания языка? Наверняка они откажутся по-английски с нами говорить.

– Достать струну и услышать её звук я и так смогу, но тут важно хорошо сформулировать вопрос, особенно самый первый, когда я только настраиваюсь на человека, но, думаю, у нашего парня проблем с этим не возникнет.

– Кстати, как он тебе?

– Пока не знаю. И посмотрим, сможет ли он нас защитить, если тайцы, что-то скрытное или очень личное про себя рассказав, захотят потом нас побить – у них ведь понятие «потерять лицо» одно из краеугольных в социальной структуре общества.

– Ну, надеюсь до этого не дойдёт, и пошли что ли домой, после дня на такой жаре уже хочется и прилечь.

Мы допили свои коктейли и принялись подниматься по крутому склону центральной улицы, где практически нет тротуаров для пешеходов, а только узкие площадки перед магазинами.

Вечерний городок казался на удивление тих.

Не верилось, что ещё месяц назад он был под завязку забит дайверами и бекпекерами, а на дверях гестхаусов болтались бумажки с надписью «full», что на тайинглише означает «свободных мест нет». Теперь все теперь маленькие бары опустели, в аквариумах магазинов скучали лишь продавцы, а на входе в банки висели объявления, что открыты они только для тайцев и деньги не меняют из-за ситуации с «Covid-19», оставив для фарангов лишь жёлтые и синие уличные банкоматы.

В горящей синим операционным светом аптеке мы купили себе, наконец, маски – так, на всякий случай, ведь в Бангкоке их вообще было не найти.

Похоже, ритм острова уже сделал из нас «жаворонков», вынуждая рано ложиться спать, мы попрощались во дворе и разошлись по своим уютным номерам.

Приняв душ и добравшись до кровати, я прочитал, наконец, библиотечный чат, где обсуждались новые ограничения по количеству гостей мероприятий – не более пятидесяти человек, но меня это не встревожило. Такое количество публики для нашего зала – настоящий аншлаг, и случится он, если только я сумею затащить к нам в библиотеку хорошего писателя.

В чате вовсю продолжалось обсуждение срочных дел – ежедневные трепыхания, в половине случаев лишённые смысла, поэтому я поспешил открыть Надино сообщение и лишь тогда осознал – в Москве сейчас всего лишь пять часов вечера – полным ходом идёт рабочий день, а на улице ещё не стемнело, но неумолимо холодно и тревожно.

Надя написала, что сотрудник, на место которого меня собирались взять, неожиданно выпал на измену и стал затягивать с уходом, а в Москве сегодня объявили о скором закрытии школ на три недели и отмене всех больших событий в области культуры.

Я ответил, что всё понимаю – в январе, когда мы планировали мой переход на работу в её музей, «Чёрный лебедь» ковида ещё не взмахнул своими крыльями, да и билет в Бангкок я покупал ещё в прошлом году, а сюда приехал, когда ВОЗ уже объявил о пандемии. С работы меня отпустили с условием, что по приезду отсижу две недели карантина за свой счёт, я ведь всё равно собирался уходить, но только что ждёт меня теперь дома – совсем уже непонятно. Но когда прислал ей утреннее фото маленькой бухты, она ответила: «Да, такую поездку нельзя было отменять, но ты следи там за ситуацией, такое ощущение, что всё теперь меняется каждый день!»

Надя пожелала мне доброй ночи, а я ей – хорошего вечера, неожиданно быстро провалился в сон, но в три часа ночи очнулся от совершенно диких криков петухов – да, они принимаются орать тут ещё в темноте. Мне пришлось закрыть раздвижные двери своих стеклянных, ведущих на балкон стен и, спасаясь от духоты, включить кондиционер. Он разгонял воздух на самых медленных оборотах, время от времени внутри него с задумчивым шуршанием открывались и закрывались пластиковые детали – эти тихие, но неожиданные звуки в конце концов окончательно меня разбудили.

И хотя на часах было только пять тридцать, я решил встать, приготовить чай, почитать новости и спокойно позавтракать перед новым этапом поисков.

ЧЕТВЁРТЫЙ ДЕНЬ. УТРО

В семь утра Аня была невыспавшись или просто в задумчивом настроении, лицо её немного припухло от жары, а может она плакала ночью – мы ничего не обсуждали, просто поздоровались с Атхитом, сели на его квадроцикл и молча двинулись по верхней дороге в сторону юга.

Поначалу нашим ориентиром служила самая высокая на Тао покатая гора и, по мере приближения, слева от неё увеличивался в размерах заповедный остров Нанг Юань, всё время при этом оставаясь одновременно маленьким и большим, как церковный собор, построенный с соблюдением принципов золотого сечения.

Но вскоре Атхит резко свернул направо, объяснив, что когда мы окажемся на единственном пути в сторону Манго Бэй, то проедем по нему, сколько сможем и здесь уже надо действовать по ситуации и искать свидетелей.

Оказавшись где-то посередине острова, между двумя другими горами-холмами, дорога пришла в упадок; разбитая по краям, она, казалось, сама устала подниматься и падать, выглядя со стороны, как график функции с плавными линиями взлётов и падений или детский рисунок, изображавший волны.

Один раз мы заметили на обочине заброшенное жилище с тёмным дверным проёмом. У входа там опасно маячила собранная из мусора и деталей разбитых манекенов скульптура воина в шлеме из порезанных пластиковых бутылок и с лицом, сделанным из какого-то старого механизма, где явно просматривались глаза и искажённый жестокой улыбкой рот. В одной руке у него был детский пластикой меч, а другой он держал за волосы отрубленную голову куклы с голубыми глазами.

Мы поинтересовались у Атхита, что всё это означает, но полицейский волонтёр только пробурчал что-то по-тайски, возможно даже какие-то слова для отпугивания злых духов, ударил по газам и быстро проехал мимо.

Вскоре, миновав тяжёлый подъём, где я пару раз реально опасался, что наш транспорт опрокинется назад, мы остановились в поселении из нескольких домов, где самый богатый имел высокий забор, два этажа и торчавшую из-под крыши спутниковую тарелку. Подойдя к его воротам Атхит не стал сразу нажимать звонок, а сначала обратился к нам.

– Это первая и самая важная цель допроса, с неё надо начинать. Он не таец, не потомок первых жителей, но на острове уже пятнадцать лет. Его зовут господин Ли и церемонятся с ним только потому, что он платит, кому надо. Дима, – и тут парень впервые обратился ко мне по имени, – Аня мне сказала, когда ты вчера потерял сознание, что это побочное явление твое дара – заставлять людей говорить правду. И если это так, то сейчас он сильно нам пригодится.

Я бросил взгляд на Аню и быстро отвёл глаза, послав ей сигнал типа: «Зачем ты ему сказала?!»

Она его считала и так же мгновенно пожала плечами, типа: «Я просто объяснила, как ты полезен».

– Вчера я запросил Бангкок, – продолжал тем временем Атхит, – И мне прислали его досье, там много чего есть, но всё не доказано, но теперь они дали своё согласие и просят – как у вас говорят – «взять его за жабры». Пожалуйста, помоги мне его разговорить, и тогда – обещаю, я буду с вами в поисках до конца, чтобы не случилось.

Я опять сурово зыркнул на Аню, как бы говоря: «Ты видишь, он просто делает карьеру!», а она так же молча ответила мне глазами: «Мне это тоже не нравится, но вдруг всё-таки поможет!»

Не спеша с ответом, я осмотрел Атхита с ног до головы, подметив, что на нём сегодня не только другая одежда, но и обувь. Часы, слава богу, были те же самые – иначе я бы посчитал его сыном миллионера – и только тогда произнёс:

– Хорошо, договорились. Я сделаю, что смогу, только очень точно формулируй всё, что я ему буду говорить, каким бы странным тебе это не показалось. И ещё важный момент – тема детства. Разыграй её, пожалуйста, очень мягко и грамотно, как главный козырь.

В ответ Атхит собрал руки лодочкой, совершил «вай» и нажал на звонок.

Похоже, наше присутствие давно заметили, поэтому почти сразу дверь рядом с воротами открылась и прислужник в светло серой форме – по лицу и характерным скулам я принял его за камбоджийца, пригласил нас войти.

– Эту дверь нам тоже открыл Бангкок, – объяснил Атхит, предвидя наши вопросы, – Просто так он бы нас сюда не впустил.

В парадной части территории мы не заметили никаких служебных построек, только сад, но кусты и цветы росли не из земли, а стояли в горшках или висели в них на специальных перекладинах. Там же находился тайский «домик для духов», где стояла маленькая бутылка «спрайта» с торчащей из неё трубочкой – чтобы духам удобнее было пить, и лежал на блюде кусок жареной курицы с воткнутыми в неё ароматическими палочками.

Мы проследовали по дорожке к дому, а попав внутрь, словно оказались в современной городской квартире – белой гостиной, обставленной однотонными диванами и креслами из каталога. Одну из стен украшал внушительных размеров экран, служивший владельцу не только как телевизор, но и компьютерный монитор, за ним сейчас и сидел господин Ли – черноволосый мужчина явно старше шестидесяти лет.

Когда он встал, чтобы нас поприветствовать, я обратил внимание на его цепкий взгляд. Он не улыбнулся, не пожал нам рук, просто коротко кивнул и начал говорить на достаточно простом, но внятном английском:

– Мне звонили, предупредив, что вы придёте просить о помощи в поисках пропавшего русского, но не думаю, что готов её оказать. Это не в сфере моих дел.

Такое начало нас, в общем-то, не удивило, мы выжидали, понимая, что ведущую роль в этом диалоге должен выполнять наш проводник.