Холодное Блюдо
Я помню…
То, что Ленка подлая скотина, я понял с первого взгляда. Это меня, конечно, совсем не расстроило, наоборот. Я люблю таких скотин, мне сразу становится интересно. Я их ценю, как коллекционер, возможно, ценит редкую монету или как профессор может обожать эксклюзивный экспонат Кунскамеры. Красивая и гладенькая девочка-гадюка. Она пришла в коктейльном платье чёрного цвета, с ярко накрашенными губами, с короткой светлой причёской и тёмно-фиолетовым веером в белой изящной ручке. Томным взглядом, оглядев собрание, она, не спеша, словно бы любуясь собой со стороны, вышла на середину зала, вздохнула, сделала вид, что подавила зевок и раскрыла свой веер: на сине-фиолетовом фоне ярко алела роза. Точнее, это была не роза, присмотревшись, я увидел, что это сердце, порванное и растерзанное так, что со стороны действительно напоминало розу.
– А барышня-то с большой претензией на высокий пафос, – подумал я, продолжая с любопытством наблюдать за ней из-за пальмы. – То, что она провинциалка, сразу видно, хотя старательно делает вид, что не лохушка и «женщина с прошлым». Хм, интересно, что она будет делать дальше? Себя она показала достаточно вызывающе, теперь ждёт, кто из нашего бомонда сдаст себя первым. Лениво посмотрела вокруг, сложила веер и медленно повернулась вокруг своей оси. – Грубый ход, грубый… Хотя всегда действует на некрепкие мужские нервы. Сейчас к ней кто-нибудь бросится. Посмотрим, кто первый? Первый, значит, точно мимо. С ним благосклонно поболтают, а потом торжественно и мило окунут в дерьмо, когда рядом окажется кто-нибудь другой, желательно поинтереснее. В таких случаях бросаться первым, значит, точно выставить себя дураком. Первый нужен, чтобы показать, что ты – штучка дорогая. Первый – это баран на заклание. И второй. И, наверное, пятый и шестой тоже. Интересно. – Я, не спеша пригубляя коктейль, продолжал наблюдать за ней, оставаясь незамеченным. Мужская половина, забыв про разговоры и разинув рты, наблюдала за новым явлением в центре зала.
Ага. Первым бросился наш «галантный» Михалыч. Сорокалетний дамский угодник и «жентельмен», как он любит себя называть. Схватил бокал шампанского и, быстро семеня ногами, поспешил к новому объекту своего внимания, даже бабочка съехала на бок от усердия – боится, как бы кто не опередил его. Ну и придурок. Ха! Так спешил, что расплескал шампанское. Подошёл, поклонился и сказал, что-то цветистое. Ну-ну, спорю, что-нибудь вроде: «Мадемуазель, позвольте выразить своё восхищение столь пленительным видением… невыразимая прелесть вашего небесного облика…» и так далее. Мол, донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви… Знакомо, сто раз избито, и всё равно многие не учатся. Но наш Михалыч по-другому не умеет. На деревенских дур действует хорошо, но наша дама ведь с претензией на «непростоту». Интересно, как отреагирует? Ага. Улыбнулась, но не слишком широко, так, краешком губ, слегка наклонив голову. Самую малость. Молоде-е-ец… Не отвергая, он ведь пока нужен, чтобы не стоять одной, но и не приветствуя слишком явно, минимум вежливости с лёгким оттенком презрения. Бокал не взяла. Умница. Наш жентельмен протянул шампанское, а она, стервочка, чуть опустив ресницы, развернула свой веер растерзанным сердцем к Михалычу, словно бы отгораживаясь от него. Тот так и остался стоять с полупустым бокалом в руке, продолжая изрекать патоку – «я помню чудное мгновенье…»
А вот и второй баран. Граф Игнатьев. Это он на своих визитках так пишет: «Граф Игнатьев». Худой и бледный, всегда в тёмно-сером костюме-тройке, надменный и строгий, как англичанин девятнадцатого века, граф-жираф. Точнее баран. Видать, решил, что на фоне медвежьей «жентельменности» Михалыча его чопорное достоинство будет выглядеть выгоднее. Он был бы совершенно прав, если бы их, мужиков, было двое, но нас тут человек тридцать. Примерно треть пришла со своими дамами, но остальные-то свободны и соблазнительную девочку в центре зала вниманием вряд ли обойдут. А девочка и вправду неплоха: белая, словно бы светящаяся изнутри, кожа, большие голубые глаза, и такая нежная детская припухлость. Причём некоторые выпуклости были совсем не детскими. Хм, мягкая девочка. Интересно, кто её привёл?
Опаньки! Очередь третьего. Ряды поклонников растут. Ещё один представитель наших бравых самцов-бездельников поспешил проявить интерес к новому объекту. Лопатин Юра, бывший лучший друг Илюши Горина, до этого о чём-то весело хохотавший с Климом Борисовичем, бочком отыграл в сторону стола с напитками, взял высокий красивый бокал с каким-то коктейлем и медленно, чтобы не расплескать, двинулся в центр зала. Подойдя с другого бока, он степенно поклонился новой девочке и торжественно протянул ей бокал. Я не слышал, что он ей при этом сказал, но готов спорить, что-то вроде: «В это время суток считается хорошим тоном пить коктейль такой-то!». Девочка состроила хитрую гримаску, что-то между улыбкой и сомнением, но коктейль приняла и даже пригубила. Забавно было смотреть, как Михалыч нелепо топчется с шампанским, граф-жираф пытается произвести впечатление своим лоском (как он о себе думает), а Юрка Лопатин, ободрённый первым успехом, что-то вещает ей, показывая руками вокруг. Так-ак. Вот наш медведь-Михалыч попробовал вставить реплику, а незнакомка, мило улыбнувшись, ответила (я не расслышал), и Юрка с Жирафом засмеялись. Михалыч покраснел, и хотел было надуться, но незнакомка неожиданно чокнулась с ним бокалом и в наигранном смущении прикрыла лицо веером. Теперь заулыбался Михалыч, а Юрка с графом растерянно переглянулись. Понятно. Девочка будет делать реверансы всем по-очереди, пока не определится лучший. Потом уйдёт с ним. Или наоборот – ни с кем не уйдёт, чтобы получше раззадорить. А они уже раззадорены и порядком заинтригованы, что-то выспрашивают у неё… ах, ну да, интересуются, кто же её сюда привёл. Хм, действительно, кто?
О-ля-ля, теперь сюда движется наш Джигит! Асса! Менуэт плавно переходит в лезгинку. Сейчас наш Алим Халаевич со своим горским юмором, острым как кинжал, настрогает делов. Надо бы переместиться ближе к эпицентру событий, а то всё удовольствие останется за порогом слышимости. Я осторожно, стараясь не бросаться в глаза, начал фланировать между кадками с пальмами и лианами, обходя неожиданное сообщество со спины незнакомки и перемещаясь на другой фланг, откуда вести наблюдение было гораздо удобней. Не успев занять своё место, я увидел, что к маленькому вулкану в центре зала движется сам Клим Борисович, отец-основатель, так сказать, нашего Альянса. Первый среди равных. Ого! И ты, Брут? Становится совсем интересно. Теперь уже туда смотрели все: мужики – облизываясь, а женщины – с плохо скрываемой злостью. Только Илюша Горин, мой ровесник и некогда мой враг (о чём он так и не узнал), сидел в своём инвалидном кресле и взирал на происходящее с грустной отстранённостью.
Наш Негластный Альянс собирался каждый месяц, такие были правила. В нём состояли в основном удачливые перекупщики. Те, кто в своё время, благодаря уму или фортуне, умудрились поставить свои имена и подписи в хороших договорах и теперь благополучно почивали на лаврах или продолжали с разным успехом осваивать новые пространства бизнеса. Например, граф Игнатьев поднялся на мусоре, да-да. Он в своё время, в самом начале девяностых, когда Москва напоминала большую грязную свалку, подписал, на первый взгляд, совершенно бессмысленный договор о единоличном праве на уборку мусора в столице и области. Каким-то образом протолкнул через друзей в мэрии эту бумажку, ему её подписали и поставили все надлежащие печати. Вы думаете, Игнатьев, получив «лицензию», кинулся убирать мусор? Держите карман шире. Он просто положил бумажку в ящик и на время забыл о ней. С мусором всё так же, с горем пополам, продолжали воевать муниципальные службы. В мэрии, такое впечатление, даже и не подозревали, что этим теперь должен заниматься частник граф Игнатьев, и продолжали исправно числить эту обязанность за собой, выделяя бюджетные крохи, которые чудом доходили до городских служб. Хороша у нас Отчизна. Правая рука ни в одном глазу о том, что делает левая. Потом, когда прошло несколько лет, и у нас смекнули, что мусор тоже может быть источником дохода, стали появляться компактные зарубежные заводики по его переработке, и на этом стали делать хорошие деньги (дешёвое сырьё валяется прямо на дороге), наш Игнатьев сдул пыль с бумажки и побежал судиться с фирмочками посягнувшими на его святое право. Начал он с маленьких компашек, быстро разорил парочку и тут остальные кинулись к нему договариваться. Граф, за неплохой процент милостиво передоверял свои полномочия на уборку и переработку мусора, но уже каждой фирме выделяя районы и райончики на своё графское усмотрение. Конечно, каждый год соглашения переоформлялись. По слухам, похожие сделки он провернул ещё в Воронеже и вроде бы в Туле. Другие убирали мусор, а Игнатьев богател.
Михалыч же умудрился в период всеобщего хаоса воткнуться «в мясо». Теперь он тоже толком ничем не занимался, а только ревностно следил за тем, чтобы кто не нарушил его прав, освящённых договором, где он предусмотрительно поставил своё имечко: Парчун Вячеслав Михайлович. Просто посредник. Никто, по сути, но обойти нельзя. Да здесь большинство было именно таких. Перекупщики прав и возможностей, которыми сами не пользовались, но за деньги давали попользоваться другим. Кто-то воткнулся в сотовую связь – влез в права на частоту, когда о сотовой связи большинство населения ещё и не подозревала. Кто-то умудрился залезть в алкоголь, кто-то даже в обёрточную бумагу. Я, кстати, не исключение, хоть я и более молодая формация – интернет. Платные библиотечные сайты – это моё, сборники советских кинофильмов на ДиВиДи, это тоже моя вотчина, ну и ещё кое-что. Подсуетился в своё время, а теперь мне платят. Понемногу, по процентику, по пол процентика, но в куче набегает неплохо. Причём большинство людей в этом бизнесе о моей скромной персоне и понятия не имеют. Просто в некоторых финансовых документах стоит некий банковский счёт, когда деньги со сделок падают на него, некая их часть, автоматически падает дальше на ряд других счетов. Один из них мой. И это осознавать очень приятно. Другие несколько – это счета господ из власти, так сказать, мой «административный ресурс». Крайне полезная штука для тех, кто умеет им пользоваться. Всё получилось очень удачно. Потом, когда экономика начала матереть, люди, которые работали, получая наше разрешение, стали испытывать, мягко говоря, «дискомфорт», от того, что вынуждены платить, по сути, ни за что. Начались разного рода поползновения: настойчивые попытки выкупить права, запугивание и т.д. и т.п. Потом случилась парочка эксцессов, и одного парня даже сбила машина. Была ли это случайность? Всё возможно, конечно, но я в это не верю. Это должно было рано или поздно случиться. Такова жизнь. Никто не хочет кормить задарма. Вот и пришлось нам всем таким объединиться в своеобразный «Альянс бездельников». Нет, по документам мы представляли собой Фонд с умным названием и ворохом сопутствующих документов и даже пользовались услугами хорошего охранного агенства. Задач у Альянса было ровно две. Первая – сохранить свои права и капиталы. Вторая – заработать ещё больше денег. Работали, конечно, не мы, работали наши деньги. Была своя консалтинговая контора, через которую мы крутили финансы, и которая раз в месяц отчитывалась перед нами. Ежемесячные сборы проходили за городом в старом особнячке (то ли чья-то старая усадьба, то ли бывший деревенский партком), который был куплен и отремонтирован на деньги Альянса. На втором этаже был офис, а на первом, кроме служебных помещений, был большой зимний сад, в котором и проходили наши вечеринки, ровно раз в месяц. С утра мы заслушивали отчёт о состоянии дел, а после начиналась неофициальная часть. Желающие могли попалить из ружей на заднем дворе, поиграть в бильярд или в пинг-понг, а могли просто, не спеша поедать то, что приготовили нанятые на наши деньги повара и официанты. На столах был разложен набор закусок и выпивки по особому стандарту. Когда темнело, обычно все собирались здесь, в зимнем саду и, разбившись на небольшие группы, решали свои дела или просто болтали. Членам Альянса не запрещалось иметь дела друг с другом, при условии, что это не вредит общим интересам и не противоречит задачам Фонда. В общем, шла обычная корпоративка для бездельников Альянса, когда к нам на огонёк залетела птичка-Елена. Ленка. Скотина.
Я уже говорил, что люблю скотин. И я решил, что она будет моей. Мне так хочется. А для этого требуется всего-ничего – перескотинить её. Я подождал ещё немного, пока наше общество окончательно не разделилось на мужиков без дам возле незнакомки и мужиков с дамами в стороне от неё. Когда вокруг залетевшей птички столпилось достаточно народу, посыпались остроты и началась битва болванов за сердце прекрасной дамы, я вылез из-за своего укрытия и не спеша подошёл к скучающим парам, которые, словно застыв в анабиозе, тупо пялили глаза на столпотворение рядом с незнакомкой.
– Мужики и барышни! Что это мы с вами скучаем?! – воскликнул я, подхватывая большую бутылку «Столичной» со стола и направляясь к ним. – Отдых у нас или где? А ну давай по маленькой!
Мужики и их дамы, как будто очнулись, они повернули глаза в мою сторону, похлопали ресницами и, словно стряхнув с себя сонную одурь, радостно потянули рюмки.
– Огурцов сюда солёных! – крикнул я официанту. – И чёрного хлеба ломтями наломай. И сала настрогай копчёного. Шнель-шнель, комераден!
Я с ходу сделал комплимент одной девушке, потом другой, похвалил её кавалера, заговорщически подмигнул другому, напоминая ему кое-какие совместные шалости. Потом сразу рассказал анекдот про двух голубых на необитаемом острове, и все облегчённо засмеялись. Выпили. Закусили по-советски – солёными огурцами и колбасой. Я рассказал ещё один анекдот, кто-то из парней ещё, и скоро наша компания веселилась и хохотала на всю катушку, забыв недавнюю неловкость. Потом те, которые стояли возле птички-щучки стали понемногу подтягиваться к нам. Почему?
Всё очень просто. Вы читали «Герой нашего времени»? Нет, а зря. Классику надо знать. Ситуация один в один оттуда. Когда вы стоите в толпе мужиков и наперебой стараетесь произвести впечатление на одну женщину, вы – болван, один из многих. Но и эти болваны неоднородны, кто-то удачнее шутит, кто-то не очень. Кому-то больше внимания, кому-то меньше. Сразу отойти в сторонку гордость не позволяет, и «болванус обыкновенус» продолжает стоять и давить из себя остроты, чтобы не выглядеть полностью капитулировавшим. Но… ему уже неловко и остроты вымученные. Он мечтает уйти, ему уже плевать на прекрасную даму, просто хочется выйти из ситуации с наименьшими потерями для достоинства. И тут – о, чудо! – рядом стоит другая компания и о чём-то весело гогочет. «Болванус обыкновенус» радостно делает вид, что ему стало жутко интересно и он, якобы увлечённый, сохраняя достоинство, уплывает в сторону новой компании. А в ней веселятся просто так, потому что делить там совершенно нечего. Там у всех дам есть свои кавалеры и наоборот, а у кого нет, ни на кого не покушается, соответственно, психологический фон совершенно иной. Там битва, а здесь веселье. Чувствуете разницу?
Вот так. Постепенно спутники незнакомки один за другим стали вливаться в наш круг, в центре которого стоял я. Краем глаза я замечал быстрые взгляды, которые иногда бросала на меня эта птичка-рыбка-щучка. Взгляды злые, досадливые. Это – наслаждение, если кто понимает эту ситуацию. Здесь-здесь кроется тайна власти над женщинами – «зацепи её самолюбие». А дальше всё пошло по накатанной. От незнакомкиной орбиты отпочковывались её спутники и переходили ко мне. О! Тут есть ещё одна деталь – оставшиеся у птичкиного трона болванусы начинают радоваться, думая, что с каждым ушедшим соперником их личные шансы возрастают. А всё совсем даже наоборот. Они просто путают свои желания с желанием женщины. Прекрасная дама не хочет найти одного, самого верного рыцаря, на балу она хочет быть в центре внимания. А это внимание уходит от неё в сторону…
Ха, вот умора! А я блистал, как говориться, «Остапа несло», – уподобившись великому комбинатору, я даже предложил выпить за ирригацию Узбекистана, чем вызвал новый взрыв хохота.
В конечном итоге, вокруг птички-щучки остались только несколько самых верных поклонников: Михалыч, Жираф, Алим Халаевич, Клим Борисович и ещё парочка… не помню. Потом она что-то спросила, указывая в мою сторону. Клим Борисович, сготовностью тыкая на меня пальцем (тоже мне, эстет),
принялся ей что-то объяснять. Она ещё что-то спросила и, улыбнувшись, пошла в мою сторону. Пора было уходить со сцены. Я сказал какую-то очередную шутку, кто-то в ответ незлобно поддел меня самого, я посмеялся вместе со всеми и, извинившись, достал телефон и отошёл в сторону. Её злой и разочарованный взгляд я чувствовал спиной. Интересный экземплярчик пожаловал на нашу собирушку. Что ж, тем слаще будет сбить с неё спесь, приручить и заставить есть из рук. Мужчины (не путать с мужичьём), меня поймут. «Позвонив», я поднялся на второй этаж зимнего сада, откуда прекрасно просматривался весь зал. Когда заводила исчез, то компашка, совершенно естественно, снова стала распадаться на группки. Кто-то продолжал травить анекдоты, кто-то снова сконцентрировался вокруг незнакомки, а кто-то уже засобирался домой. Я ещё немного посидел в кресле на балконе, наблюдая за движением внизу. Там самые стойкие почитатели женской красоты уже пили «за Леночку!». Так я узнал, что щучку звали Лена.
Сейчас… Декабрь 2004
Ну, всё. Вещи были собраны, и такси ждало у подъезда. Я с кряхтением разогнул спину и оглядел квартиру. Электропитание везде отключено, холодильник тоже почти пустой, окна везде закрыты, всё ценное убрано в сейф, сумки стоят у входа. Всё, можно ехать.
– ПрЫнцеса Елена, такси до лазурного моря ожидает вас у подъезда! Точнее, меня. Успеете ли вы на него, целиком и полностью зависит от вас лично. – негромко объявил я.
– Сейчас. – Ленка показалась из спальни. – Я вот думаю, что мне одеть…
Понятно, эта неистребимая Ленкина черта – сев в первый класс, она начнёт немедленно разоблачаться. Ей ведь неймётся – просто так расположиться в самолётном кресле и спокойно посидеть до посадки ей невмоготу. Её «я вот думаю, что одеть» понимать надо так – я стараюсь сообразить, что бы такое нацепить, чтобы на улице было не холодно, но в тоже время, чтобы это можно было легко сбросить с себя в самолёте, и явить пассажирам первого класса свои зрелые дыни в почти полном объёме». Ленка обожала дразнить мужиков. Я часто позволял ей это делать, мне тоже порой бывало интересно наблюдать, как отвисают челюсти у окружающих. Однажды на пикнике подвыпившая Ленка, оставшись в трусиках-стрингах и налепив по листику на самые соски, танцевала при свете костра и распевала песенку про солнышко лесное. Разумеется, имея в виду, что это она – солнышко лесное. Мои знакомые смотрели на неё, забыв проглотить шашлык, который был во рту. Я сидел и посмеивался, глядя как моя ручная Ленка трясёт своим белёсым телом, а мужики неотвратимо идут к сердечному приступу. А Ленка, довольная произведённым эффектом, продолжала кружиться возле костра. Тоже мне, Солнышко Мясное.
Но сейчас, когда я уже был готов ехать, ждать Ленку лишних тридцать-сорок минут мне совершенно не хотелось. К тому же мы опаздываем – если на Ленинградке пробки, мы рискуем не успеть на самолёт.
– Короче, я обуваюсь и выхожу – непререкаемым тоном объявил я. – Вызовишь такси и сама доедешь. – Я присел на стул и принялся зашнуровывать ботинки.
– Ну, котик, ну, подожди! – Ленка выскочила из спальни в свитере, кинулась к вешалке и стала торопливо натягивать куртку.
– Не хочу я тебя ждать, скучно – равнодушным тоном бросил я, вставая на ноги.
– Ну, всё, котик, ну не сердись, я ведь уже готова. – Ленка застегнула пуховик и встала по стойке смирно, глядя на меня преданными глазами. – Мон женераль, я готова к походу! – Дурашливо пуча глаза, выдохнула она. Я оценивающим взглядом осмотрел её снизу-доверху.
– Ладно, смотри у меня. Будешь себя плохо вести, закопаю под пальмой. Ясно?
– Так точно! – хихикнула Ленка, почему-то уводя глаза в сторону.
– Вперёд. – скомандовал я, открывая дверь. Ленка, подцепив свой саквояж на колёсиках, вышла на лестничную площадку и нажала кнопку вызова лифта. Мне оставалось только вынести свою сумку и тщательно запереть дверь. В лифте Ленка снова завела свою шарманку, которой мыла мне мозги уже неделю.
– Ну, кисуля, ну ты согласен со мной? Ну, как будто в первый раз…
Не знаю, что долбануло в её не самую умную голову, но она вдруг решила внести в нашу поездку элемент романтики. Сделать, значит, вид, что мы не знакомы, в самолёте сесть на разные места, в Тайланде по прилёту вместе, но якобы поодиночке, добраться до курорта, а потом, словно бы случайно, встретиться на пляже и с ходу слиться в любви прямо под шум прибоя и шелест тропической зелени. Ну да, обычная бабья блажь. Романтику ей подавай, видишь ли. Она, дура, особенно настаивала на том, чтобы мы всё время не то, чтобы не разговаривали, а вообще делали вид, что не знакомы и не подходили друг к другу. Ленка крутила эту пластинку каждый день в течение последней недели. Я сначала смеялся над ней, потом просто отмахивался от этих идиотских предложений, Ленка делала передышку и начинала по-новой. Вчера я даже сказал, что если мне понадобится чувство новизны, я просто найду другую бабу, хотя бы и в Тайланде, но для этого мне совсем необязательно тащить Ленку с собой. Она обиженно надулась, а я посмеялся и решил, что она к этой теме уже не вернётся. Выходит, что я ошибался, даже у меня такое иногда случается. Сегодня с утра она начала петь ту же песню. Я только устало морщился в ответ на это.
– Ну, вот смотри, котик, я даже свой телефон специально дома оставила, чтобы мы не созванивались, и как будто незнакомы. А ты свой оставил? Я же просила тебя. – Ленка обиженно надула губки и отвернулась в сторону дверей. – Ты как хочешь, а я вот до того как встречу тебя на берегу моря, даже в твою сторону смотреть не буду. И не рассчитывай на секс до курорта. Следующий раз, когда ты прикоснёшься ко мне, будет только там, на острове, где будем только ты и я. Вот. – Она искоса, но стараясь казаться максимально серьёзной, посмотрела на меня. Я только ухмыльнулся в ответ на этот бред.
Первый этаж. Дверцы лифта тихо скрипнули, разъезжаясь в разные стороны, Ленка подхватила сумку и бегом бросилась наружу. В такси она решительно плюхнулась на переднее сидение, всеми силами стараясь показать, что она не со мной. Да, прав был Папанов – «если человек идиот, то это надолго». Я вразвалочку подошёл к такси и, не спеша, угнездился на заднем сидении. Шофер тронулся с места.
– До двадцати ноль-ноль успеем, шеф? – обратился я к водиле.
– Должны… – шофер рассеянно покрутил настройку радиоприёмника, – с утра на Ленинградке пробка была, передавали… сейчас рассосалось вроде бы. Хотя с этой Ленинградкой никогда уверенным быть нельзя… тем более новогодние праздники начинаются, все на юг едут. А у вас, когда самолёт?
– В двадцать один тридцать.
– Думаю, успеем. – кивнул водитель.
Неожиданно встряла Ленка.
– Дяденька водитель, а вы можете и машину вести, и одновременно мою честь от посягательств вон того вон, – Ленка показала на меня, – оберегать? Вы заслоните грудью мою девственную добродетель от покушений?
Бедный водила, наверное, подумал, что ослышался. Он очумело посмотрел на Ленку, потом растерянно перевёл взгляд на меня.
– Не обращай внимания, командир. – сказал я, – она у меня дамочка специфическая, иногда взбрыкивает. – Водитель похлопал глазами, ухватился обеими руками за руль, будто отгораживаясь от сидящей рядом Ленки, и сосредоточился на дороге. Ленка бросила на меня уничтожающий взгляд (на который я ответил ей хамской лыбой) и отвернулась к окну.
На Ленинградке, к нашему общему облегчению, движение было напряжённым, но вполне поступательным, так что в срок мы успевали. Это очень хорошо. Значит дальше всё пойдёт нормально. Билеты в первый класс были куплены заранее, задолго до дня вылета, комфортабельное бунгало на Ко-Самоне забронировано, деньги, билеты и документы лежали в кармане, так что беспокоиться было не о чем. Впереди десять дней отдыха от московской снежной слякоти и от тупых рож, с которыми порой поневоле приходится общаться. А ещё море, песочек, и моё Мясное Солнышко, которое покочевряжится, да будет вести себя так, как я скажу. А куда она денется с острова?
Впереди уже виднелись огни Шереметьева 2, когда мой сотовый телефон замяукал, говоря, что пришло смс сообщение. Мне почему-то стало неприятно от этого звука. Какой-то он был несвоевременный, из светлых грёз вернул меня обратно в машину. Я полез в карман за телефоном.
– Котик, ты всё-таки взял телефон? – обиженно протянула с переднего сидения Ленка. Я полностью проигнорировал её реплику и раскрыл мобильник. Сообщение меня рассмешило: «Если ты ведёшь себя как слон в посудной лавке, то хотя бы иногда оглядывайся по сторонам, чтобы узнать, чью посуду ты растоптал». И подпись – «Невропроктолог». Я ещё раз перечитал сообщение и хмыкнул. Мне сначала показалось, что написано «невропатолог», потом вчитался и понял, что нет – написано было «невроПРОКТОЛОГ». – Остро. Кто это мне такие сообщения шлёт, любопытно… Я посмотрел на номер 8. 926-446-1917. Хм, номерок-то знакомый, точно знакомый. Где-то я уже его видел. Где же, интересно? – Я сложил телефон и посмотрел на освещённое здание аэровокзала. Ну вот, почти приехали. Машин было много, народу – тоже, везде висели поздравления с наступающим праздником, перед въездом даже стояла украшенная ёлочка. Всё-таки цивилизуется наша держава – толстячок, а приятно. Я расплатился с водителем, отдав почти все оставшиеся рубли, потом мы подняли свои сумки и, не торопясь, стали пробираться ко входу в аэропорт. Да, из-за грядущих новогодних праздников народу было ужасно много. Сам Новый Год обещал быть только через пять дней, но люди уже спешили покинуть холодную Россию, чтобы там, в тропическом краю, под шум прибоя, беззаботно расслабляться под текилу в объятиях доступных местных девок. Ну что ж, каждому своё. Кому-то бабы – «пучок за доллар» и дешёвое пойло, а кому-то – 17-летний Маккалан и холёная беленькая Ленка-скотинка. У моей стервочки наверняка много заготовок, как разнообразить отдых в чувственном плане, готов спорить, одна гаже другой. Не имея возможности издеваться надо мной, (бедняжка, ну не получается у неё…) она всеми силами старается не обойти этой сомнительной честью окружающих мужчин. Отдых обещает быть занимательным.
Мы прошли контроль на входе и поднялись по эскалатору на второй этаж. Регистрация билетов на наш рейс уже шла. Мы прошли в зону оформления багажа и посадочных талонов, Ленка, демонстрируя обособленность от меня, принципиально отодвинулась в сторону и встала в конец другой очереди на рейс тайских авиалиний «Москва-Патайя». Так мы и стояли, двигаясь параллельно в разных очередях на один и тот же рейс. – Жалко, что первый и бизнес-класс не регистрируют отдельно, – с сожалением успел подумать я, когда мой мобильник снова тихонько замявкал. Пришло ещё одно сообщение от загадочного НевроПроктолога, но гораздо короче предыдущего: «Ехай, не обляпайся».
– Хм, странно, кому это надо? – Я уже начинал чувствовать глухое раздражение и смутную тревогу, как бывает, когда выходишь из дома, и вроде бы всё в порядке, но постоянно кажется, что ты что-то забыл или куда-то не успел. Не очень приятное чувство. Хотя, оно всегда так бывает – когда готовишься к чему-то хорошему, обязательно найдётся ложка дёгтя, которая подпортит ощущение праздника. Вот как сейчас… Я снова посмотрел на номер: 8.926-446-1917. – Кто же ты, уродец? – Думал я, медленно двигаясь в очереди на регистрацию. – Ладно, вернусь в Москву, пробью через знакомых, посмотрим, что за загадочный НевроПроктолог такой. – Я снова перечитал оба сообщения. Какую посуду он имеет в виду? У кого я там что оттоптал? Я мысленно перебрал в памяти последние события. Нет… Никого из серьёзных людей я не задевал. А несерьёзные… Да плевать на них! Если кто-то из мелочи, то они СМСками и ограничатся. Что им ещё делать? Мелко гадить, находясь на безопасном расстоянии. – Может пихнуть мессягу в ответ? – подумалось мне. – Да ну, много чести, – решил я, убирая телефон в карман. Подходила моя очередь.
Я перевесил сумку на другое плечо и достал билет и документы. За праздничный билет, тем более в первый класс, пришлось отвалить ого-го – всё-таки Новый Год. Покупать надо было загодя. Сейчас, например, вздумай ты улететь в тёплые страны, билетов днём с огнём не найдёшь. Все рейсы, что летят южнее Шанхая забиты под завязку, хоть в эконом, хоть в бизнес-класс. Да и «у целом по стране» в это время с билетами напряжёнка. Так что, пришлось через знакомого турагента подсуетиться заранее. Зато приятно – сейчас закончится эта нудная очередина, и мы пройдём на посадку в самолёт. Красавчик Боинг-747 тайских авиалиний уже стоит, ожидая меня. В то время, как обычное быдло будет пихаться в эконом классе, рассовывая по ящикам свои мешки и куртки, я вытянусь в просторном кресле первого класса на второй палубе и закажу себе хороший ужин и напитки в ассортименте. Отличное чувство, когда внизу копошатся обычные насекомые, а ты летишь, находясь даже на большой высоте выше них. – Надо было Ленке билет в эконом купить, – пришла в голову озорная мысль. Вот Ленка бы взбесилась, а я бы посмеивался. Ха! Вот была бы умора. – Ленка важно идёт на посадку в ВИП-салон, а вежливые стюардессы её разворачивают и, улыбаясь с плохо скрываемым презрением, тычут пальцем в эконом, где копошится с дешёвыми баулами пьяное мужичьё и их, с позволения сказать, дамы. Я представил себе Ленкино лицо и громко прыснул. Переведя дух, я покосился в её сторону – она уже прошла регистрацию и торопливо направлялась к очереди на паспортный контроль. – Ну-ну, куда ж ты так спешишь? – подумал я. – Самолёт без нас не улетит, а в дьюти-фри сейчас от народу не протолкнуться. О, идея! В самолёте надо её затащить в туалет и хорошенько отодрать. Не спеша и со вкусом, слушая её возмущённое повизгивание. Туалеты в первом классе просторные, есть, где разгуляться. Чтобы не ставила ультиматумов, о том, когда у нас будет очередной секс. Точно, так и сделаем! Будет ей полный туалет романтики и новизны.
– Ваш паспорт и билет, пожалуйста.
Я, не спеша, с достоинством, протянул и то, и другое. Измученный наплывом пассажиров, сотрудник аэропорта устало развернул мои документы и принялся щёлкать клавиатурой. А я стоял и представлял, как разложу пищащую Ленку на унитазе.
– Ласточкин Владимир, рейс TG-725, сообщением Москва-Патайя, – непонятно зачем уточнил парень за стойкой.
– Да, – я кивнул. Сотрудник кинул на меня быстрый взгляд и снова уставился в экран. Прошла ещё пара минут. Парень пялился в экран, а я стоял и скучал. Всё-таки ВИПов надо пропускать отдельной очередью на регистрацию. А то пока он найдёт меня…
– Извините, – вывел меня из раздумий голос сотрудника аэропорта, – но вашего имени нет в списке пассажиров.
Я удивлённо посмотрел на него, потом вздохнул, досадуя на тупость рядовых исполнителей и небрежно сквозь зубы процедил. – Ты не в эконом, ты в первом классе проверь. – Парень пожал плечами, – Я и там и там посмотрел. Вашего имени нет в списке пассажиров.
Я раздражённо усмехнулся. Этого быть просто не могло. Билеты в турагенстве брал я сам. Всё было заранее оплачено и завизированно. Билеты были выкуплены и находились на руках. Парень что-то путал, этого просто не могло быть. Я набрал воздух в лёгкие и медленно выдохнул. Парень смотрел на меня поверх очков.
– Проверьте ещё раз, пожалуйста, – с преувеличенной вежливостью попросил я.
– Хорошо, – парень снова уставился в экран. Народ сзади уже тихонько возмущался по поводу образовавшегося затора в очереди. Уроды, никакого сострадания к чужим проблемам. Так прошло ешё минут пять. Я уже немножко начинал нервничать из-за этой дурацкой заминки.
– Извините, – парень снова поднял на меня свои очки, – вашего имени нет в списке. Мне очень жаль.
– Послушай, дружок, – я взял в руки свой билет, – вот это что, по-твоему, билет в сортир? Я ведь умею читать, и тут написано, что это билет на самолёт, в первый класс, между прочим.
– Я всё понимаю, – парень был явно уязвлён моим тоном. – Но вашего имени нет в списке пассажиров. Я тоже умею читать, и вас я там не вижу.
– Может тебе очки купить вторые? – Какое-то противное чувство поднималось из живота к горлу. Я понимал, что это не может быть правдой, но внутри разливалось гаденькое липкое ощущение какой-то неотвратимой подлянки судьбы.
– Успокойтесь, гражданин, и не грубите. – Парень тоже начинал злиться. – Здесь нет моей вины. Возможно, вы сами отменили свой билет, и ваше место продали кому-то другому. А вы просто забыли об этом…
– Ты чё мне паришь, мужик! – у меня стали сдавать нервы. – Я что, ненормальный по-твоему? Какой, в жопу, «отменили билет»!!! Я что, полный дебил, по-твоему? Что я не помню, отменял я билет или нет? – От возмущения я уже орал в полный голос. Парень устало прикрыл глаза. В очереди начали шуметь.
– Мужчина, отойдите, если вы не едете! – Протявкала какая-то толстуха со склочным лицом.
– Вот именно, – добавил пузатый мужик с красной рожей, – не мешайте другим. Другие, в отличие от вас, едут.
– Верно, – зашумели другие, – освободите стойку! Если у вас отменился билет разбирайтесь в тур-компании, аэропорт ни при чём!
Хорошо им было так рассуждать. Я бы посмотрел на них, если бы им перед самым вылетом вдруг показали дулю вместо отдыха. Дешёвое быдло из эконом-класса, только о себе и думают. Только один человек из очереди, высокий и крепкий загорелый парень в синем свитере крупной вязки сказал миролюбивым тоном что-то вроде: «Не мешайте человеку, может это просто недоразумение и сейчас всё выяснится». Единственный нормальный среди дебилов, хотя мне от этого не легче. Что же делать? Я вскинул голову, ища Ленку, но она уже давно прошла паспортный контроль и скрылась из глаз. Блин! Я повернулся к парню за стойкой.
– Послушай, друг, – уже более спокойно обратился я к нему, – проверь ещё раз, ну, мало ли что? Может сбой в системе, а? – Но парень на мою просьбу не отреагировал, криво усмехаясь, он смотрел мне за спину. В тот же самый момент я почувствовал, как меня крепко взяли за локоть. Я дёрнул рукой.
– Спокойно, гражданин! – раздался металлический голос. Я обернулся, уже понимая, кого я там увижу. Ну, да, так и есть. Позади меня стояли два милиционера из охраны аэропорта. Я раздражённо попытался вырвать свой локоть из милицейской клешни. Не получилось, пальцы только сжались сильнее. Другой охранник сразу переместился мне за спину, готовый пресечь любое моё сопротивление. Вот б…ть!
– Что, гражданин, не живётся спокойно? Порядок нарушаете? – спросил первый, продолжая мёртвой хваткой держать меня за локоть.
– Да какой порядок?! Этот урод меня на посадку не пропускает. – Я ткнул пальцем в парня за стойкой.
– Не выражайтесь, гражданин. – Строго сказал мне милиционер, не отпуская моёй руки. – Что случилось? – обратился он к сотруднику аэропорта. Тот мотнул головой в мою сторону.
– Рвётся пройти на рейс, но его нет в списке пассажиров. Вот и всё. – Милиционер кивнул, и более ничего не уточняя, решительно потянул меня вон из очереди. Очередь одобрительно зашумела.
– Да, подождите вы! – Заорал я, вырываясь, – У меня же есть билет! Это какая-то ош… – Закончить фразу мне не удалось. Внезапно я почувствовал, как меня сзади обхватывают за шею, что-то твёрдое упирается мне в поясницу, меня выгибает вперёд, а первый милиционер делает быстрое движение рукой по направлению к моему солнечному сплетению. Дыхание моё пресеклось, в глазах потемнело, и я захлебнулся своим криком. Удерживаемый спереди и сзади сотрудниками милиции, я бессильно осел на пол.
– Так его! – сквозь шум в ушах услышал я чей-то одобрительный голос, – Расплодилось психов, нормальным людям пройти негде.
Я лежал и смотрел на грязный пол, на ботинки милиционеров и мне казалось, что всё это происходит не со мной, а я словно бы наблюдаю со стороны какое-то глупое кино. Только воздуха нет… и больно. Я лежал и разевал рот, тщетно стараясь поймать этот воздух – странное кино. Первый милиционер присел на корточки рядом со мной. – Ну что, гражданин, дёргаться больше не будем? – скучающим тоном спросил он меня.
– Не будем, – просипел я, силясь восстановить дыхание.
– Ну, тогда давайте вставать, – он потянул меня за руку наверх. Хватая воздух ртом, словно свежая рыба на разделочном столе в магазине, я кое-как утвердился на ногах. Перед глазами плыли тёмные круги. Сзади меня снова крепко ухватил за куртку второй охранник.
– Ещё раз дёрнешься, будешь в обезьяннике ночевать, понял? – сказал он мне. Я кивнул.
Я поднял свою сумку и под насмешливыми взглядами людей в очереди, блокируемый справа и слева милиционерами, вышел назад в общий зал. Мне было трудно поверить, что вот это вот только что случилось со мной. Меня не пустили на посадку, да ещё и избили на глазах у народа. Меня! Это случилось со мной! Мне хотелось думать, что это просто морок, потрясти головой и отогнать его. Однако, ни боль в дыхалке, ни сотрудники милиции, никуда не исчезали. Вместе с ними пришлось пройти в отделение, там меня посадили на скамью, просмотрели мои документы, что-то записали и, сказав больше не шалить, отпустили восвояси. Выйдя из отделения в общий зал, я устало опустился на пол и прислонился к стене. Меня всего трясло от унижения. – Почему, почему мой билет оказался отменён? Что за нонсенс? – Я залез в карман и достал телефон. Надо позвонить Ленке, сказать, что мы не едем. Я набрал её номер, но в ответ услышал лишь: «Аппарат абонента временно отключён или находится вне зоны действия сети». – Твою мать! Я ж совсем забыл, что эта дура решила оставить свой телефон дома. Вот идиотка! Теперь ждать, пока она хватится меня… – Ой, блин, – я даже застонал от отчаяния. – Она ж в свою дебильную игру играет, романтика, чтоб её… Идиотка. Тупая тварь. Скотина. Я весь кипел от позора и бессильной злости.
Я посмотрел на часы: 21.07. Сейчас полным ходом идёт посадка в самолёт. Ленка должна заметить, что меня нет на борту, бизнес-класс не такой большой. Должна заметить. Надо только подождать. Немного подождать. Я откинул голову на стену и закрыл глаза. Немного подождать.
Так я «немного подождал» до 21.30. Всё, посадка должна быть закончена и самолёт уже, наверное, отруливает от трапа. Значит сейчас выйдет Ленка и мы отправимся домой, а с утра я поеду в туристическое агенство разбираться, что это за бл…тво такое с билетами. Убью их всех, уродов. Твари, так обгадить отдых…
21.45. Ленки видно не было. Наверное, выходит из посадочной зоны. Пока предъявит документы, пока объяснит что к чему, пока выйдет… Ещё минут пятнадцать-двадцать, наверное, придётся прождать.
22.45. Я прождал час. Ленка не вышла. Я время от времени как дурак, звонил ей на мобильник, с тупой надеждой ожидая, что свершится чудо, и она поднимет трубку. Но чуда не произошло, совсем наоборот. Пришлось признать очевидную вещь – Ленка улетела без меня. Продолжая играть в свою тупую игру, она улетела одна. Вот в такие фекалины выливается тупая бабья блажь. Я сейчас ненавидел её, эту тварь, за то, что она летит в первом классе в то время, как я сижу здесь, в аэропорту, среди тупых люмпенов, простого мужичья, быдла. Они, радостные, стоят в очереди на свои рейсы, тупо ржут, мусолят в руках дешёвые билетики, передают друг другу водку в пакете. Уроды. Твари. Но они сейчас сядут в самолёт и полетят и завтра у них будет то, что по праву должно быть у меня. А я останусь здесь в этом вонючем аэропорту. Несправедливо униженный и лишённый своего законного права лететь сейчас высоко в небе и пить 17-летний Маккалан и Хеннеси Икс-О. А эти… Что они? Это тупое мужичьё даже не способно оценить аромат и вкусовой букет этого напитка. Им что – лишь бы алкоголь по дурной голове стукнул, и будет хорошо. Отребье, они и коллекционное вино выпьют залпом, а потом ещё поморщатся и пожалуются, что «кислятина». Уроды. Они недоразвитые уроды. Но они сейчас сядут в свой самолёт со своими тупыми толстыми жёнами-дурами и полетят на юг, а я останусь здесь, в этой грязной и холодной Москве. Это ведь несправедливо. Ненавижу их.
23.15. Всё, ждать больше нечего, пора домой. Я ещё раз оглядел зал с глупой надеждой, что может быть Ленка вышла и мечется сейчас между идиотов-пассажиров, разыскивая меня. Да, глупо, конечно. Никто меня не искал. Я повесил сумку на плечо и стал спускаться вниз по эскалатору. Сейчас приду домой, выпью чего-нибудь для успокоения нервов, а с утра поеду разбираться с козлами из турагенства. Я их по судам замотаю. Я этим сволочам такую антирекламу сделаю…
Но уехать домой оказалось не так просто. Почти все российские деньги я отдал таксисту по приезду в аэропорт. Осталась мелочь, с полсотни рублями. Твою, блин… За доллары таксисты ехать почему-то не хотели. Скрипя зубами, я снова отправился в здание аэропорта и стал искать обменник. Я обнаружил их аж целых три, но все они были закрыты. И на каждом была надпись, что они работают с 08.00 до 22.00. Что за тупые правила? Если аэропорт работает круглосуточно, то и обменники должны работать так же! Всё у нас через анальную жопу. Уроды!
В общем, я ничего не поменял, а таксисты за баксы ехать не хотели ни в какую. Я триста баксов предлагал, не хотят. Боятся, что фальшивые. Такое вот у этих козлов таксистское народное поверье под Новый Год случилось.
Потом мне кто-то подсказал, что можно уехать на рейсовом автобусе. На последнем. Обычном икарусе. Вот, блин, приехали. Делать-то ничего не оставалось, и я, дрожа от холода, сначала стоял на остановке с какими-то бабушками и толпой то ли турок, то ли армян и гадал, придёт автобус или нет. Автобус пришёл. А потом я ещё добрых два часа, стоя, растрясал кишки в обледенелом тарантасе до Речного Вокзала. Стоял и не верил сам себе – блин, бабла полные карманы, а еду как последний бомж. Вот жизнь, а? – На выходе заплатил 30 рублей.
Моя квартира располагалась недалеко от Речного Вокзала – хоть тут повезло. Хотя, тоже, как сказать… Возле метро стояло несколько такси, и ехать тоже отказывались. Причины было две: слишком близко (очередь они теряют, а денег не зарабатывают) и доллары, конечно. Не хотели брать, да что с ними такое? Под конец, мне, уставшему от всего пережитого, замёрзшему, голодному, пришлось унизительно умолять какого-то азербайджанца на убитой «копейке», чтобы он довёз меня до дома. Он в итоге согласился. За двести баксов! Мне уже было всё равно, лишь бы домой…
На этом мои приключения не закончились. Чтобы успокоиться, я решил выпить, но дома ни спиртного, ни закуски… ага, не было. Помня суету с долларами, я начал шарить по сусекам в поисках российских рублей. Во всяких карманах, в ящиках, в вазочке на холодильнике, где лежала всякая мелкая дребедень, я наскрёб порядка ста пятидесяти рублей с копейками. Это с учётом оставшихся двадцати. Вот и всё…
Ладно, на пару пива и чекушку какой-нибудь дрянной водки должно хватить. Раз уж начал сливаться с народом, то, видно, такова моя планида на сегодня. Уже плевать – нажрусь – и спать.
Однако с народом пришлось слиться гораздо ближе, чем я рассчитывал. На выходе из круглосуточного, немного в стороне мячили три тёмные фигуры. Я, притворясь, что их не вижу, попытался непринуждённо пройти мимо. Не получилось – один из них ловко заступил мне дорогу.
– Есть закурить? – Поприветствовал он меня дежурной фразой. Вот блин! Откуда они здесь? Зима на дворе. Ночь. Этим трём дебилам давно спать надо, какого они тут в холодину маячат…
– Не курю. – Ответил я чистую правду и попытался обойти его справа.
– Не спеши так, командир. – Другой парень встал с правого боку. На меня дохнуло кисло-прелым запахом табака и несвежего дыхания. А ещё остро запахло опасностью. Третий встал сзади. Сегодня со мной уже было подобное… в аэропорту. Но там была милиция, а эти… Свой травматик я оставил дома, людей вокруг не было, да и если бы были, какая разница, кто поможет? Я с ужасом понял, что меня сейчас будут бить и «возможно даже ногами», как Пашу Эмильевича. У меня, измученного и затравленного, начала падать планка. Эмоции с трудом удерживаемые внутри всё это время, требовали выхода. Страх и чувство зверя, загнанного в угол, ударили мне в голову.
– Поделись на пиво, командир. – Нависая надо мной, сказал первый парень.
– Хорошо, – проблеял я и, слегка сгинаясь, сделал вид, что полез во внутренний карман куртки. Спустя мгновение, рывком разогнувшись я ударил нависающего надо мной парня головой снизу-вверх в подбородок. Он охнул от неожиданности и упал на землю, а я стремительно рванулся вперёд… и тут же полетел вниз от подножки. Жалобно звякнули бутылки в пакете. Что-то разбилось. Я едва успел опереться на руки, как ощутил мощный пинок по рёбрам. Как будто поезд с разгону въехал в мои внутренности. Я хрипло хекнул, чувстуя, как сердце пытается вылететь через горло. Мне даже показалось, что меня подбросило. Но меня не отключило, я всё-таки встал, вернее, вскочил на ноги, каким-то животным инстинктом сумел увернуться от второго пинка, и вслепую несколько раз махнул пакетом зажатым в руке. Послышался удар, и скрежет разбитого стекла. Весёлый пинальщик схватился руками за лицо и страшно закричал. Я, всё ещё находясь в каком-то другом измерении, с размаху закатал ему ногой в пах и в этот момент сам поймал сильный удар в лицо. Я не упал, к моему счастью… я не знаю, кто ворожил мне, но я не упал. Я ещё раз махнул пакетом, но третий увернулся и снова попал мне кулаком по лицу. Я сделал рывок назад, парень бросился за мной и… подскользнулся.
Ноги несли меня прочь. Мне даже показалось, что у меня выросли крылья, так я быстро бежал. Заворачивая за угол, я бросил мимолётный взгляд на место сражения и успел увидеть, как один стоит на полусогнутых и шатается, а третий парень поднимает того, кому досталось по яйцам. Вернее, я потом, уже дома «прокрутил плёночку» и вспомнил то, что за мгновение успел запечатлеть мой перепуганный мозг.
Дрожащими руками я открыл квартиру, потом хорошенько, на все замки, заперев за собою дверь, опустился на стул. Я перевёл дух. Только сейчас я почувствовал, как ноют все кишки, и болит голова. Меня начинало тошнить. На подкашивающихся ногах я дошёл до ванной комнаты, взглянул на свою разбитую окровавленную рожу в зеркало и вдруг громко разрыдался. От всей этой несправедливости, от жалости к себе. От всего…
Я не знаю, сколько я так плакал, прошло минут десять, наверное. Потом, немного успокоившись, я смыл кровь с лица и, зашипев от боли, прижёг разбитые места перекисью водорода. Больно…
Губы с левой стороны оказались сильно разбиты изнутри, рассечена бровь (тоже с левой стороны), было больно дышать. Но зубы были на месте и даже, кажется, не шатались. Рёбра – я медленно вдохнул и выдохнул – вроде тоже были целы. И то радует. С одной стороны я бы хотел убить этих уродов, с другой – понимал, что ещё дёшево отделался. Мог бы там насовсем остаться. Что за день сегодня такой? Что меня ещё ожидает? Пожар? Наводнение? Русские погромы в Москве? Я постепенно успокаивался, дыхание моё выровнялось. Блин, сколько лет-то уже не плакал… Я отложил в сторону бутылёк с перекисью водорода, ещё раз взглянул на своё опухающее лицо, вытер слёзы и вышел из ванной комнаты.
В прихожей сильно воняло пивом. Я, постанывая, склонился над пакетом. Итог: одна бутылка с пивом была разбита, другая была целёхонькая, ну и водка, что ж ей сделается, была в норме. Это значит, я тому козлу по морде с размаху разбитой бутылкой въехал. Не слабо. Я впервые за последние часы улыбнулся и тут же зашипел от боли в разбитых губах. Теперь дня три-четыре придётся помучаться во время чистки зубов. Я поднял пакет, прошёл на кухню, вытащил целые бутылки, обтёр от пива и стеклянного крошева. Их я поставил на стол, а пакет с осколками выкинул в ведро.
Есть уже не хотелось, зато выпить – да. Но я всё равно открыл холодильник и посмотрел, что там осталось из еды. Так, всё скоропортящееся я выкинул перед отъездом в Тайланд. Хм, отъехал, блин… В холодильнике лежал сыр (пойдёт), кетчуп (посмотрим), маленькая баночка маринованых огурцов, Ленка покупала, вроде (тоже пойдёт), литровая полная бутылка пепси (однако, запивон) и маленький огрызок сырокопчёной колбасы. Тут надо сказать, что колбасу я с недавних пор не ем принципиально. Михалыч нам на очередной собирушке Альянса рассказывал про то, как её делают, с тех пор и зарёкся. Но сейчас она тоже пойдёт, как нельзя кстати. Хлеба не было.
Я кое-как накромсал найденное и бухнул кучей в одну тарелку. Налил себе полстакана водки и жахнул, не задумываясь. Дешёвая водка огнём ободрала саднящие губы и наждачкой проползла в желудок. Я схватил кусок колбасы с сыром, занюхал, прожевал… потом поднял глаза на пустую кухню, тёмную пустую квартиру… и снова заплакал. Мне стало так одиноко, так тоскливо. Даже мысль о том, что Ленка летит где-то там (через пару-тройку часов уже приземлится, наверное) не доставляла мне столько страданий, как это ощущение покинутости и одиночества. И я плакал. А плевать, меня же никто не видит. Минут через пять я проплакался и почувствовал себя намного лучше, бодрее. Я допил водку, открыл пиво, отхлебнул и понял, что мне уже хватит. Я встал и, забыв выключить на кухне свет, прошёл в спальню, как в тумане опустился на кровать. Кто-то в моей голове повернул выключатель, и я провалился в сон.
Утром я встал с ощущением тошноты и боли в желудке, с противным головокружением и, кажется, с температурой. Во рту был осадок от перегара и привкус крови. Нет, если на всё это обращать слишком много внимания, далеко мне не уехать. Я просто съел горсть таблеток, чтобы не отвлекаться на всякие глупости. За ночь мой организм хоть как-то, но отдохнул, психика приняла форс-мажор как данность, и настроение было мрачно-собранным. Мысли у меня потихоньку приходили в порядок. В уме начинала выстраиваться картина действий. Сегодня пятница – рабочий день. Так, первым делом в турагенство – спокойно, без криков и возмущений выяснить, что произошло с моим билетом. Второе – пробить через знакомых номерочек этого неизвестного НевроПроктолога. Я достал из ящика и внимательно осмотрел свой травматический «макарыч», искренне жалея, что это не настоящий боевой ПМ. Я ещё давно, сразу после покупки, отдал его одному знакомому специалисту, который путём нехитрых действий усилил его травматический эффект. Патрончики тоже были из «особых». Вместо обычных пятидесяти джоулей на выходе – сто двадцать. Из него я теперь готов всадить в харю каждой сволочи на пути. С некоторых сторон травматик даже лучше – его потом по резиновой пульке отследить невозможно. Как говорит тот же специалист по оружию, дядя Федор – «жизнь хороша, когда есть ППШа». Я поднял пистолет на уронень глаз и представил, как буду стрелять. Да, именно так – в харю! Вы думаете, я не смогу убить?
Вы меня плохо знаете.
Я помню…
С Илюшей Гориным отношения не заладились с самого начала. Он был такой весь… очень деятельный, никогда не сидел на месте. Сам открыл свою фирму по продаже канцелярских товаров из Китая, затем занялся одеждой. Потом на заработанные деньги выкупил какой-то развалившийся колхоз в Калужской области и начал заниматься свининой. Так он вышел на нашего «мясного» Михалыча, сумел с ним подружиться и даже влезть в эту сферу. Однако этого ему показалось мало, и кроме мяса, он начал организовывать «охоты». Да, именно так, в кавычках – «охоты». Милое, как оказалось, дело. Илья с Михалычем сначала дали маленький толчок, а дальше само пошло. Из нарождающегося среднего и «выше среднего» класса многие, пользуясь достатком, напокупали себе всяких ружей и карабинов, кто для самообороны, кто для охоты, и, конечно же, им очень хотелось пустить новую игрушку в дело. Ну, постреляли по бутылкам в лесу да на даче, но ни преступники, ни тем более дичь сама на выстрел не шла. Даже вороны – ушлые твари, при виде человека с «палкой» разом поднимались в небо. А ходить на настоящую охоту, это, извините, не каждому по плечу, да и по времени накладно. Так что пылились ружьишки, а гормон играл. Особенно пользовался любовью у «средних не очень новых русских» карабин Сайга-410. А что? Выглядит почти как автомат Калашникова, но сам по себе – гладкоствол. То бишь, по сути, охотничье ружьё. Разрешение получить легко. Покупает себе этот финансовый середнячок такой вот мальчиковый фетиш, и начинают у него чесаться ручки, завалить из него что-нибудь серьёзное. Поехать в тайгу и походить там пару-тройку суток, кишка тонка. А к зверю ещё незаметно на выстрел подойти надо… Ну не принимают лоси и косули кредитные карточки, ну тупые звери, что с них взять? Вот и предлагали таким, поохотится недалеко, в обширной лесополосе возле, якобы, заброшенного колхоза «Ленинский Фонарь», простите «Свет Ильича». Сочиняли сказку, что, мол, кабаны портят посевы и пугают нежных жителей из окрестных деревень. И особенно, про то, что завёлся там страшный зверь – ну просто огроменный кабан, прям как в песне – «то ли буйвол, то ли бык, то ли тур». И вот, значит, едет такой вот бизнесменчик-середнячок, лелеет в руках свой «автомат», горит желанием пристрелить зверя. В настоящей охоте, этот дядя понимает примерно столько же, сколько, допустим, в китайской грамматике. А работнички Ильи его по ходу накручивают. Страшный, мол, кабан, в прошлом месяце деревенского охотника порвал, тот еле жив остался, и далее в том же духе. Привозят они его в деревеньку, там встречат местный мужик (гид-экскурсовод, ага), идут они в баньку и… «ну, за охоту!». Когда осоловевший клиент засыпает крепким алкогольным сном, берут его Сайгу и меняют патроны с пули на мелкую дробь, причём подчас чередуя с пустышками (всё зависит от лохоуровня клиента). Сначала так не делали, но в целях экономии пришлось пойти на этот шаг – «дикие вепри» стали быстро заканчиваться.
Про свиней особо сказать надо. Это только на картинках они такие розовые и нежные, а в реальности этих самых свиней тьма сортов и видов, и некоторые из них выглядят весьма устрашающе, я уже не говорю про «мальчиков». Этих за год-полтора до двухсот килограмм раскормить можно. Выглядят они очень внушительно. Чёрные, здоровые, то ли хрюкают, то ли рычат – поди разбери.
Вот, а поутру, клиента будили ни свет – ни заря, давай, мол, в засаду – кабаны на жировку вышли. Тот, невыспавшийся, мало чего соображает, ещё и похмелье его точит, но, деваться некуда. Он встаёт, выпивает заботливо поданный рассол, одевается и идёт с местным в лесок. Сначал его поводят с пяток километров по округе, потом посадят «в засаду». Сидят они в кустах возле «кабаньей тропы», час проходит, полтора. «Охотник» уже клюёт носом, а «егерь» условленного часа ждёт.
И вот дальше начинается самая фишка. Наступает тот самый час, когда кабана «Мишку» или там «Пантелеймошку» выпускают «на тропу». Кабанчик, хоть и здоровенный, но кастрированный, нрава самого мирного, весело трюхает себе по известному ему маршруту, подбирая по пути кусочки чёрного хлеба, пропитанные чем-нибудь сладким. А наш охотничек уже заскучал, зевает, ему хочется поболтать, покурить и уже приходят мыслишки о том, что может зря он это всё затеял, может плюнуть на всё, да ехать домой… И тут вдруг на тебе! Из ельника, грозно топорща пятачок, вылезает огромная чёрная зверюга. Годовалый свин эдак на полтораста килограм. Подозрительно хрюкнув на сидящих в кустах людей, кабан чапает себе мимо. У «охотника» первую секунду шок. Потом он старается подавить в себе желание бежать далеко отсюда, и только в третий момент он судорожно пытается схватить ружьё, которое за ненадобностью уже успел прислонить к берёзке. И вот, наконец, оно в руках, приклад кое-как находит плечо. Выстрел. Как правило, мимо. Кабан замирает и с удивлением пялится на кусты. Второй, ба-бах! Третий! Дробь, расчитанная на уточку, как кипятком обдирает щетинистый бок «грозного вепря». Ужастный зверь издаёт не менее ужасное «Уи-и-и-и!!!» и бросается наутёк, в заросли, подальше от «меткого стрелка», домой, то есть в родной загончик, откуда был выпущен всего полчаса назад.
– Подранок, – сурово морщится «егерь», – Здоровый зверюга, жаль ушёл.
Всё. Охота окончена. «Охотник» дрожащими руками достаёт сигарету. Пытается прикурить. Потом с «егерем» они ещё с часок ходят по лесу ища следы крови. Обычно не находят. Но всё равно, у стрелка полные штаны радости и, конечно же, чувство, что в «следующий раз» обязательно повезёт.
Бизнес пошёл хорошо. Местные мужики с удовольствием нанимались к Илье разводить свиней и «ставить на маршрут». Единственно, что стройные ряды вепрей всё равно несли потери. Патроны не каждому удавалось подменить, да и порой нужно было, чтобы клиент оставался с добычей. Брали с них тоже прилично. В прейскурант входило и застолье, и банька, и услуги «егеря».
Далее об Илье. Наладив лоховскую охоту, он переключился уже на настоящую. В Московской и близлежащих областях, оказывается, немало мест, где есть зверьё. Илья сам увлёкся охотой по-взрослому. Ходил на волков с загонщиками. Параллельно привлекал к этому делу некоторых из нашего Фонда. Я уже говорил, что наши отношения как-то сразу не заладились. Ко мне Илья относился вроде бы ровно, но время от времени демонстрировал какую-то… не знаю, брезгливость, что ли. Не явно, а так, исподволь. Меня это поначалу не особо задевало, он мне был никто, не сват, не брат. Но как-то, на одном из собраний Альянса он дал себе волю чувствительно меня задеть. Выразился так… то ли бездельником, то ли маменькиным мальчиком меня назвал. Мол, он весь такой деятельный и вообще, неутомимый трудяга, а я диванный юноша, испорченный деньгами. Что-то в этом роде. Ещё не прямое оскорбление, но уже близко к вызову. И это меня задело сильнее. Потом прошло время, и собрались мы на охоту. На тетерева. Меня Лопатин Юрка потянул, он со мной тогда немного дружил, ну и с Ильёй тоже сходиться начал. Нас было пятеро на той охоте. Клим Борисович, Юрка, я и Илья со своей девушкой. Та тоже охотницей-рыболовкой оказалась. Илья, когда увидел, что я тоже пришёл, демонстративно скривился, но ничего не сказал. Перед выходом он долго и нудно объяснял нам правила охоты и стрельбы по тетереву. Что-то про тетёрку, про квохтание и ещё какую-то чушь. На меня он специально не смотрел, словно бы меня здесь и вовсе не было, поэтому я тоже к нему в рот не заглядывал. Встал себе в сторонке, вроде как плевать мне на то, что он говорит. Мне и правда, плевать было. Шарились мы по лесу долго, растянулись в цепочку, я с его девчонкой рядом оказался, ну перекинулись мы парой слов, что тут такого? А Илья шел, и взгляды косые на нас бросал. Меня это только радовало – пусть побесится, кто мне запретит с девушкой общаться, тем более она сама начала…
Потом мы тетеревов подняли. Они заухали, захлопали крыльями и на деревьях расселись. Все в жёлтой листве попрятались, а один давай каркать, надрываться. Наши стоят, глаза на деревья пялят и не стреляют, птицу, будто и не видят. Ну, я поднял ружьё, да по этой каркунье и засадил с обоих стволов. Попал, только перья полетели в стороны. И вот тут Илья повёл себя странно. Он отшвырнул своё ружьё и с матюками бросился ко мне, схватил за грудки и начал мне что-то орать в самое лицо. Я ничего разобрать не мог, попытался его от себя оттолкнуть, но он, мудила, подсёк меня ногой и швырнул на землю. Я от испуга и неожиданности так растерялся, что просто молчал. Клим Борисович и Юрка, конечно, вмешались, оттащили Илью, стали нас успокаивать. А я ничего понять не мог. Мы ведь на охоте, что ж такого произошло?
Юрка Лопатин мне потом объяснил, что перед выходом Илья нам именно подобную ситуацию и разжёвывал. Когда в воздух поднимается выводок – тетёрка со взрослыми уже детёнышами-тетеревами, то они рассаживаются на деревьях и тетёрка начинает квохтать, мол, сидите не высовывайтесь. В тетёрку стрелять нельзя, хрен знает, почему, но нельзя. Бьют мальчиков-тетеревов, но их надо разыскать на дереве, незаметно подкрасться на выстрел и тогда уже стрелять. Это было как раз то, что я так старательно прослушал. Но к Илюше Горину я с тех пор воспылал самой лютой ненавистью. За его заносчивость, за моё унижение. Он подошёл ко мне на следующей встрече Альянса, попросил прощения, сказал, что перенервничал накануне из-за своих дел в бизнесе. Мы пожали руки и разошлись. Но я его не простил. Я решил, что за такие фокусы ему полагается заплатить. И однажды я нашёл случай с ним поквитаться. У меня так интересно устроен мозг, что как только ему ставится задача, через какое-то время он сам выдаёт решение. Не надо напрягаться, не надо чертить графиков или устраивать напряжение интеллекта. Поставил задачу и отвлёкся. Потом, через какое-то время, от пары минут до пары недель голова сама выдаёт решение. Не всегда обычное, я оговорюсь, но всегда верное. Если, конечно, не морщить нос и не пасовать перед мещанской «моралью».
Я решил убить Илью Горина. Заодно и себя испытать, посмотреть, смогу ли. Да-да, прям по Достоевскому – «тварь я дрожащая или право имею». Главное, что и понимание, как это сделать, пришло само собой. Всё было просто, до банального просто. Это в фильмах показывают хитроумные комбинации по устранению кого-то там. Я же далеко ходить не стал. Чтобы убить человека, который про твоё намерение понятия не имеет, никаких изысков не требуется. Чем проще, тем лучше.
И как только я решил это сделать, мне сразу стало легче. Раньше, думая об Илье, я как бы говорил себе в уме: «Это тот человек, который меня унизил». Теперь же, встречая его на общих собирушках или ещё по каким делам, я говорил себе: «Это тот человек, которого я убью». Мне от этого было гораздо веселее.
Для начала я выждал время. Пусть всё хорошенько забудется, лишние ассоциации в головах у людей мне не нужны. Потом устроил всё, как обычное нападение шпаны. Подкараулил ночью Илюшу в закутке возле его дома, дал ему хорошенько битой по затылку, когда он закрывал свою машину. И вот, увидев его, даже не охнувшего, валяющегося у моих ног, я припомнил ему всё. Отвёл душеньку. Потом, чтобы отвести подозрения, забрал его бумажник, телефон, барсетку и прочую мелочь. Хотел даже забрать ключи и угнать его тачку, но решил, что это будет уже перебор. Я вернулся к своей машине, которую оставил аж за два квартала от места событий. Кошелёк с барсеткой выкинул в мусорку по пути, биту скинул туда же. Сердце весело билось во мне. – Йес! Йес! – радостно повторял я. – И нисколечко не страшно! Получил, гад, от маменькиного сыночка? Отбивная по-охотничьи…
Однако вышел прокол – Илья не умер. Врачи сказали, что, не считая ушибов и гематом, у него повреждён позвоночник, сильное сотрясение мозга и перелом правой ноги в области голени. Он оказался крепче, чем я думал. Вместе с Юркой Лопатиным мы даже сходили к нему в больницу. Я точно знал, что меня он видеть не мог, я ведь бил сзади, но какое-то тревожно-тянущее любопытство так и влекло меня к нему снова и снова. В больничной койке он был такой тихий и благостный, ну просто как сестра милосердия на пенсии. Куда подевался весь его гонор? С тех пор, про себя, я начал называть его не Ильёй, а Илюшей. Так как я к нему заходил достаточно часто, мы почти подружились, а вот Юрка Лопатин что-то к Илюше с тех пор подостыл.
Когда Илюша Горин пересел с больничной койки на инвалидную коляску, он первым делом отправился в церковь. Долго говорил о чём-то с батюшкой, молился. Откуда я это знаю? Так я сам его туда и привёз. Теперь в этой церкви Илюша частый гость. Я его уже не вожу, он как-то сам добирается, кажется, водителя нанял. Долгое время очень грустный был, всё переживал. А потом ничего, потихоньку к делам своим вернулся. Стал приезжать на ежемесячные собрания нашего Фонда. Я смотрел на него, такого тихого, и всё не мог для себя понять: как же всё-таки лучше – если бы я его убил, или так, как вышло?
Сейчас… Декабрь 2004
Это турагенство частично принадлежало одному из членов нашего Альянса, Анне Абрамовне. Мы звали её Анна Корефановна. То ли от того, что, по её собственному утверждению её отец был корифеем в какой-то там науке, то ли корефаном кому-то из советского правительства, то ли ещё почему, но большинство из нас не знало её настоящего отчества. Для всех она была Анной Корефановной. Она очень удачно вложилась в прошлые годы в туристический бизнес и так заключила договор с партнёрами, что, по сути, не рискуя, имела долю в этом деле. Агентство тоже очень известное, я бы даже сказал, слишком известное, чтобы я называл его вслух. Это отделение, куда пришёл я, находилось на Якиманке и обслуживало всех желающих из нашего Фонда. Не то, чтобы оно было особенным, просто сложилась такая практика, что все мы обращались именно туда. С лёгкой руки Анны Корефановны, разумеется. Я припарковал свой джип возле мебельного салона «Крафт» и бибикнул сигнализацией. Протопал мимо девушки на входе и сразу зашёл в ВИП-зал. Позвал знакомого менеджера. Сдержанным, почти ласковым тоном осведомился обо всём этом уродстве. В ответ меня сразу же огорошили. Оказывается, я сам позвонил и отменил свой билет. Вот так-вот!
– Владимир Сергеевич, я сам отменил ваш билет, вот этими вот руками. – Менеджер Никита, худенький белёсый мальчик, потряс кистьми рук. Руки бы эти ему отрубить… – Разве это были не вы? Вы позвонили и сказали, что это вы… – Он растерянно хлопал ресницами.
– Никита, это был не я. – С сухостью в голосе ответил я ему.
– Тогда я ничего не понимаю. – Удивлённо протянул менеджер.
– Я тоже ничего не понимаю, Никита. Поэтому и пришёл, чтобы понять. Вот и объсни мне, как это ты, без моего ведома, отменил мой билет, который я купил заранее. Через тебя же, между прочим, и покупал. – Не сводя с него угрюмого взгляда, процедил я.
– Владимир Сергеевич, – в отчаянии вскричал Никита, – я же вас лично знаю, вы всегда к нам приходите, вас Анна Абрамовна рекомендовала. Я ведь и подумать не мог, что это не вы. Вы позвонили, сказали, что из-за срочных дел не можете лете..
– Никита, сколько раз повторять – я не звонил! – Уже в голос рявкнул я. Никита осекся, судорожно вздохнул и закивал.
– Да… да, в смысле человек, назвавшийся вашим именем, сказал, что из-за срочных дел он не может лететь и попросил отменить его билет. То есть ваш билет. Вот…
– Та-а-ак, Никита, дружочек, я ещё раз официально заявляю, что это был не я. У меня не было никаких срочных дел, никуда я не звонил и ничего не отменял. Ты меня понимаешь?
– Тог.. тогда, кто же звонил? – по-детски глядя на меня, спросил менеджер.
– Никита, я не знаю. Я знаю то, что вчера в аэропорту мне пришлось пережить. Сначала был скандал у регистрационной стойки. Потом меня отлупили менты…
– Мамочка родная, это они вас так? – спросил Никита, глядя на моё лицо.
– Нет, это после них… Потом моя девушка улетела без меня, а я добирался домой на народном автобусе. И мне, между прочим, очень обидно от всего этого, – чеканя каждое слово, и глядя ему в глаза, со злобой произнёс я.
– Ой, мамочки, – испуганно по-бабьи протянул Никита.
– Да, вот именно, – согласился я с менеджером. – И что же мне теперь делать, скажи-ка, дружочек. – Сверля его глазами, спросил я.
– Простите, пожалуйста, – промямлил худенький Никита. – Я и подумать не мог… – Он беспомощно посмотрел на меня и упёр глаза в стол. Не хватало, чтоб он ещё расплакался. Наконец он поднял на меня свои глаза и, заикаясь, выдавил. – Это моя вина, я сообщу об этом Анне Абрамовне. Я готов понести ответственность. – Он весь съёжился и снова опустил глаза.