Жребий

– Кто ты?

– Я – твоя половинка.

– Ты одна?

– Да, как и ты.

– Я не один.

– Глупенький – я же одна.

– Нет, это не правильно, я всё придумал!

– Придумать можно лишь то, что есть в жизни.

(Из разговора, услышанного в аэропорту)

Глава первая

Кубики кувыркнулись в последний раз и замерли. Жребий брошен. Двое, он и она, определены. Они не будут знать друг о друге, их души не будут невольно тянуться стрелками компасов к полюсу предназначенному только для них. У избранных никогда не возникнет смутное чувство, точно у ребёнка прачки, нагулянного от дворянина: нет, я им неровня, во мне иная кровь. Не минует их школьная любовь, дружба, испытание души грузом чужой неразделённой любви, а парня холостяцкие отношения с женщинами. Но ждущее своего часа чувство, словно поводырь слепых, поведёт их по жизни, шепча про себя: не он, не она. Тайну: вы избранные и счастье твоей половинки зависит от тебя, откроют парню при самых чрезвычайных обстоятельствах.

Бог отошёл от стола – дело сделано.

– Ну, помощнички, – обратился он к Илье и Николаю, – сверху поглядывайте, да к избранным лишний раз не суйтесь. Не удержитесь, в сон кому залезете, лишнего языком не молоть. Ещё раз напоминаю: не гоните их навстречу друг другу, точно шар кием к лузе, окажутся, где надо, сами найдутся. Особо отмечу: сердец коснётесь едва-едва, раз, другой – и достаточно. Помните, Любовь из уважения доверила вам торжественный ритуал своего пробуждения. Если переусердствовать, она полыхнёт степным пожаром. – Бог строго посмотрел обоим в глаза, – Разбудите, далее вы по большей части зрители.

Бог сказал, предупредил, напомнил, строго посмотрел, но он знал: не удержатся, не справятся с переживанием души, «вызова на ковёр» им не миновать. Да, знал, не потому что он Бог, а как всякий мудрый, отзывчивый человек.

Снизу загудел прокуренный бас:

По-товарищески советую: за ними строже поглядывай. Размякнут, слезу пустят, самодеятельность развернут, потом не разгребёшь! Не в лесу живём, знаем.

– Советчик, уговор наш помнишь: к избранным не лезть.

– Внизу смачно плюнули, с обидой забасив, – Я, к ним? Ты меня уважаешь?

– Уже принял?

– «С утра накатил – целый день свободный». Люблю Михаила, умнейший человек.

– Не горячись, я так, чисто риторически, для общения.

– Уволь, отец родимый, набравшись опыта сотрудничества с влюблёнными, зарок дал: близко не подойду! Крайне непредсказуемая публика, ненадёжная. Бывало, всё подготовишь, направишь, в уши надуешь – действуйте! как в театре говорят: «Ваш выход, зритель ждёт!». И что увидел зритель? Ждали «Отелло», а разыграли преомерзительнейшую оперетку-экспромт! Результат сродни анекдоту цирковых: «Все (я) в дерьме и муке, только дядя (они, влюблённые) в чёрном фраке».

– Ты пойми, не понять нам людей в сердечных отношениях. Мы, как не пухни голова от вопросов, сторонние наблюдатели, а они в жизни задыхаются счастьем, мучаются, страдают, гибнут, прощают, ненавидят, опять прощают, но никогда не откажутся от любви, не смогут жить без неё.

–Всё равно не пойму, на кой бес себе маяту такую придумали? Счастья на земле не прибавляется, благополучные пары сосчитать, копыт хватит.

– Надеюсь, когда-нибудь поймёшь. Пойду, будет время, ещё поговорим.

Пора пускать парня по пути жребия, но житейский опыт, годы, прожитые на северах, отметают придуманные сюжеты. Действительно, зная природные реалии, благословить его на подвиг, оставив с переломанными ногами в жесточайшую пургу за сто километров от жилья и пытаться переубедить себя: ничего, парнишка шустрый, на локтях доскачет, неуважительно как к себе, так и к возможному читателю. Поэтому, в какое бы преодоление опасного для жизни случая я его не пристраивал, парень скоропостижно выпадал из игры. Рассматривал летний вариант, но, поверьте, выходила сплошная тягомотина. Пока на него в тундре кто-нибудь набредёт, заметят с вертолёта, доползёт до стойбища, забудешь, чего хотел написать. Оставлял у догорающего вертолёта – передумал, пилотов жалко, и не было у нас похожего случая. Вездеход пускал с обрыва. Получалось, водитель за компанию должен был ползать с ним по долине реки, обмораживая самые важные органы или погибнуть на месте. Закрестил вариант. Наши вездеходчики, чтобы с обрыва? пролопушили, не заметили? Нет, не смею оговорить, доставляли они нас из тундры к дому, как яички пасхальные к столу, целыми и невредимыми. Прервал переборы вариантов сам герой, привидевшись во сне: «О заполярье не понаслышке знаю, учую лажу героическую, упрусь – двух слов дальше не напишешь. Чего у тебя будет? повесть? роман? новелла? Сам не знаешь? Ладно, назовём: произведение. Название многоговорящее, с чувством и мне не терпится девочку эту увидеть. Начинай быстро, просто, жизненно». Проснулся, кофейку попил, меня и осенило, – Не надо нам тащиться за три перевала. Сломай ему ногу или вывихни, пургу метров так 30 в секунду, 15 метров до двери общежития через теплотрассу, не я их выдумал, на всех северах они есть. Условия, соответствующие его запросу: просто и жизненно. Не счесть случаев гибели людей, замёрзших в трёх шагах от дома.

Вперёд, герой! Жребий выпал на небесах, а на Земле всё от вас двоих зависит.

В Посёлке выражение: пурга разыгралась не имело того смысла как на «материке». Дуло всегда головы не поднять, ложись на ветер, не упадёшь. Различие было в количестве дней, которые она бесновалась. В тот день утро ничего не предвещало; в обед начало поддувать; потом снег, мусор, всё не устоявшее перед напором ветра понеслось, полетело под его завывание. В конторе женщин отпустили домой, живущим на окраине, в общежитие, выделили провожатых. Мужчины остались до конца рабочего времени и заодно на случай ЧП. Выдрессированные пургами службы поселка редко давали сбои, и все вовремя разошлись по домам. Обычное дело. Наш парень заскочил в магазин за привычным набором продуктов для холостяцкого ужина.

Позволю маленькое отступление.

Пробиваясь сквозь снежные вихри к теплым квартирам с забитыми продуктами сумками, люди утопали в сугробах, падали, спотыкаясь о рёбра застругов, летели кувырком с отвесных, спрессованных ветром наносов снега. Интересный момент: весной из сугробов начинали вытаивать банки зелёного горошка, колбаса, куски сливочного масла и прочие продукты, но спиртное среди «подснежников» не припомню.

Загрузившись позициями списка, отточенного холостяцким мудрым бытом: хлеб, яйца, колбаса «Одесская» (другой не завозили), бутылочка приятного болгарского вина, он двинул к месту проживания, рассекая молодым сильным телом осатаневшие струи снега. Одолев длинный прямолинейный участок пути с постоянно дующим вмордувиндом, оказался на траверсе торца соседнего с общежитием дома, где висел прожектор, как ориентир, чтобы никто по ошибке не завернул в тундру, когда снег и ветер не давали головы поднять. Взяв курс на румб правее, он вышел на финишную прямую, где почти в самом конце её влетел ногой в проволочную петлю. Повезло пареньку, пожалела судьба по доброте душевной, учитывая разнообразие членовредительного мусора, оставленного строителями.

Хм, подобная мягкотелость рока (неубедительные повреждения в свете последующих событий) меня определённо не устраивает. Чтобы не быть заподозренным в пристрастии к нагнетанию чернухи, приведу случай собственных страданий на просторах кочковатой тундры. Неприятность произошла в начале июня, когда ласковое солнышко Чукотки, лишь на малые сантиметры отогрело шкуру вечной мерзлоты, и нога, неосторожно поставленная на макушку кочки, резко скользила по травке, встречая не упругость, а каменную твёрдость природного растительного объекта. Я …

– Эй, старина, задубел, твою…

– Не капризничай, будь мужчиной, общественности определённо интересно познакомиться с тонкостями заполярных зон…

– К лешему твои тонкости, они мне, как костыли хромому знакомы! А любопытствующие несгибаемые приверженцы тёплых климатических зон могут в соответствующей литературе узнать особенности тундры от солифлюкции до термокарста.

– О, сколь я тебе признателен за упоминание сладкозвучных слов!

– Ыыыыы!

– Немножко о посохе пастушьем скажу – и к тебе.

– С каким людоедским наслаждением я насадил бы тебя на этот кривой шампур!

– Совершенно верно! – кривой. Гениальное изобретение пастухов-рационализаторов. Ты опираешься на него ладонью, он, благодаря своему изгибу, прокручивается под рукой, занимая самое устойчивое положение. Вы делаете шаг и переставляете посох, не выбирая места – он сам выберет надёжную точку опоры, опять же за счёт кривизны. Ко всему, его не надо высоко задирать как прямолинейную трость, приспособленную для прогулок по дорожкам английского парка, проворачиваясь в руке, он словно обтекает препятствие. Именно при его помощи я ковылял до палатки с потянутой лодыжкой около двух километров. Извини, дружище, для правдоподобности мы Вас коленочкой другой ноги о заледенелый натёк воды из теплотрассы – хрясь!

– Ууууууууу!

– Не ветер? Нет, ветер: шшшш. Чудненько, можно продолжать.

Резкий «стоп!» и бешеный удар пурги свалил беднягу на землю, причём нижняя часть ноги была зафиксирована нежданным капканом, а другая нога саданулась коленом о ледышку. Ветер, поглотив ненормативное восклицание пострадавшего, принялся трепать случайную жертву. Злая ирония судьбы: он валялся прямо под окном своей комнаты, светившей сквозь несущиеся струи снега мигающим жёлтым светом, а в какофонию пурги прорывался гул молодой жизни, резвящейся за стенами общаги. Он, как стрелка компаса, развернулся головой к ветру, восстановив направление. Теперь освободить ногу, попробовать встать. Ударившая боль не шутила: не умничай, ползи! А часики тикали. Ледяные струи прошивали с головы до ботинок. Снег с песком били в лицо, не давали дышать. Тело с трудом выполняло команды мозга. Расстояние, раньше преодолеваемое в несколько прыжков, казалось бесконечным. Близость теплотрассы усугубляла положение: из-под короба, идущего над землёй, дуло чище, чем из трубы. Галька не давала хорошо закогтиться, высушенная морозами и ветром, она текла под руками подобно льняному семени. Он напоминал жука, пришпиленного булавкой: лапками гребёт, а сам ни с места. Немного продвинуться удалось, под рукой был трап, но пальцы соскальзывали с обледеневших брусков-ступенек. Повернувшись на бок, попытался зацепиться за первую стойку перил. Ветер опередил, влепил заряд снега. Новая попытка оказалась успешней. Скоро он сполз к ступеням короткой лестницы перед дверью в общежитие. Радость была невелика, он крепко окоченел, потерял способность двигаться. Губы свело ещё раньше. Порывы пурги доносили обрывки песни «БОНИ М» – ребята веселились от души. – Хотя бы побежали к Карповым за коньяком, – поделился он мечтой с притихшей надеждой. Испугавшись, что она оставит его, приняв сказанное за предсмертный бред, с трудом выталкивая замерзающие слова, пояснил, – Традиция, понимаешь, традиция: на пике веселья непременно сбегать в соседний дом. Сначала надо поорать под окном: Карпов, у тебя есть коньяк? Потом, уже на лестничной площадке, не стуча в дверь, конкретизировать суть вопроса: Карпов, отдай нам коньяк! – Надежда приободрилась, – Ну, если непременно, то такое почитание традиции вселяет в меня надежду. – Тут же она свалилась в пессимизм и критику его мечты, – Нам неизвестно: когда они побегут. Это тоже, что зимой ждать голым автобус, не зная расписания. Вообще надеяться на мечту – путь в никуда. – Надежда откланялась. Он вскипел, – Закон подлости не даёт сбоев. А спасение, вот оно, на расстоянии вытянутой руки, кончики пальцев чуть-чуть упираются в дверь. Прямо дьявольское иезуитство! – На смену злости пришло безразличие, потянуло в сон.

Николай и Илья переглянулись.

– Пора вмешаться, иначе, – вздохнул Илья, – благое дело накроется медным тазом, парень натурально потерял интерес к жизни. Надо взбодрить, усилить мотивацию. Чаще её мужикам что, вернее, кто пришпоривает? Правильно – женщина. Я думаю, момент, соответствующий условию жребия, наступил, мы можем ему сказать: «Дружище, так-то и так, поэтому окоченеть на данном этапе тебе нельзя».

Избранный между тем делал попытки ухватиться за порог, теряя остатки сил. Мозг впал в прострацию и лишь повторял строчки: «А красивый твой скелет, может быть, отыщут люди через десять тысяч лет». Неожиданно куцая декламация оборвалась. Он отчётливо услышал голос, – Бардовщинкой услаждаешься, а не знаешь: на другом конце страны судьба одной девушки, твоей половинки, зависит от тебя. Заползёшь в тамбур, живым останешься – встретитесь, откроется вам любовь на всю жизнь. Замёрзнешь, кишка тонка окажется, век ей одной маяться! Сообразил? – не для себя ползёшь, для неё. – Голос вещал реальный, не порождённый бредом замерзающего сознания. Тот, которому он принадлежал, был где-то рядом. Парень, через силу ворочая головой, осмотрелся – никого. – Сказал, ушёл, бросил меня? Сволочь! – взвыл он и рванулся вперёд. Ярость была столь велика, что включилась в работу нога с повреждённой лодыжкой и другая, с побитым коленом, уже слабо тормозящая болью. Половина задубевшего тела висела через порог в тамбуре, отчаянно хватая руками всё попадающее под пальцы, он втянулся в теплое помещение. Со стуком захлопнувшейся двери понял: спасён – и отрубился.

Очнулся он в комнате с белым потолком, с видом на Надежду, Надежду Фёдоровну, врача поселковой больницы.

– О, воскрес наш «два в одном». Везунчик, быстро тебя доставили, уазик к общежитию не пробился, ребята на руках с «поля боя» вынесли.

– Почему «два в одном»?

– Ты совместил несовместимое: и ползун отменный, и летун. В приличном окостенении лестницу штурманул, а с койки столько раз взлетал, что не сосчитать. Девушку, напророченную тебе, рвался увидеть, сказать, что живой, клялся: одна не останешься. Скажи номер, позвоним, изведётся ведь дивчина.

– Не знаю я ни адреса, ни номера телефона и с девушкой этой не знаком. Одно знаю: живёт где-то на «материке» и встретиться нам надо, иначе обречена на одиночество. Мне в тамбуре был голос свыше.

– Уникальный случай, впервые слышу подобный романтический бред после выхода пострадавшего из бессознательного состояния. Интересно, искать как будешь? Только в Иваново не суйся, там ткачихи после первого вопроса: не ты ли моя суженая? – на атомы разнесут подарок неба. И в сельской местности сладко не будет, парни конкурентов-претендентов из соседних деревень с кольями гоняют и знать не желают о всяких предначертаниях. Расчертят без лекала и линейки. Сама деревенская.

– Зря Вы так, в Вас врач пересиливает женщину. Понимаю, велик соблазн заиметь нестандартный случай в картотеке, забитой описаниями видений прозаической белой горячки. Трудно устоять, только сомнительно, чтобы красивая и умная женщина не почувствовала сердцем божий промысел.

Лесть, в нашем случае озвученная правда, сработала. Порозовев, смущённо поправляя причёску, с укоризной в голосе Надюша проворковала:

– Трудно не согласиться с приятными доводами, но ты, пройдоха, подпортишь материал для статьи. Ситуация как на субботнике: некрасивые идут домой, красивые метут площадь.

– Эх, для науки в виде вашего обворожительного образа ничего не жалко. Хотите, напишу: моим выкрикам в бессознательном состоянии объяснения дать не могу.

– Вдруг с материка с молодой женой прилетишь, с половинкой. Не совестно будет перед самим собой, что глас провидения на лесть красивой врачихе променял?

– Совестно? Случится такое, грешок мой обратится в забавную историю. – Он пристально посмотрел на Надежду, – Ваши глаза выдают Вас: Вы верите мне, что в тамбуре голос был. Обещаю, я приведу её к Вам и скажу: «Наша с тобой Надежда Фёдоровна, она помогла нам, не посчитав бредом откровение небес». Кстати, результат общения с умной женщиной налицо, мне надо немедленно лететь на материк, лёжа на койке, я не могу надеяться на успешные поиски. Теория, мой друг, суха, а древо жизни зеленеет. Поверим теорию практикой. Отдадимся воле провидения. Что за день недели? когда самолёт? – лечу немедленно!

– Красота – страшная сила! Раневская, несомненно, имела в виду тебя. Своей помороженной физиономией ты и слепых распугаешь. Представить не могу, до чего надо в одиночестве озвереть, чтобы на подобную яичницу клюнуть. Ренегатством попахивает, только без народного средства не выкрутимся. Ради твоей суженой предам классическую медицину – буду лечить гусиным жиром. Одно волнует: не напрасный ли труд? вдруг оригинал пострашнее окажется?

– Я не Ален Делон, не жгучий брюнет с голубыми глазами, но девочек не пугаю, глаза они от меня не отводят. И ещё, у нас же откровенный, доверительный разговор? у мужчины красота второстепенная вещь, главное мужские качества, душа и, скажем, краеугольный камень мужского предназначения – половая функция.

– Ой, уморил! Представляю картину: найдёшь свою суженую, скажешь: «Я твой, а ты моя по воле небес, вместе по жизни пойдём! Страшноват? Привыкнешь, зато у меня выдающаяся, без гиперболы, функция». Повезёт, если она на филфаке учится или математичка, шанс зацепиться есть, пока сообразит, что термины родной науки лишь метафора. У тебя будет два варианта: сразу получить по морде или успеть покорить её внутренним миром. Надёжнее провернуть церемонию знакомства и покорение в сумерках, подальше от фонарей. – Надежда грустно вздохнула, – Увы, от красоты толку мало, много нас красивых да счастливых? И вас жизнь особо не жалует, пока молодые – бабоходы, пройдут годочки – лысина, алименты и укоры третей по счёту жены. Ладно, выздоравливай, у тебя будет по-другому, трудно будет, но по-другому. Сердцем чую.

В конторе горячка отчётов закончилась. Пятёрку на защите материалов никто не получил, да такое и невозможно. Попробуйте работать строго по инструкции – и вы завалите любое дело. Особо принципиальные оппоненты, нежелающие принимать реальное положение вещей, с примесью давних обид и ссор на профессиональной почве, выискивали пункты, подпункты, в конечном счёте, не влияющие на качество работ. Субъективная подрывная деятельность могла вылиться в оценку работ на три балла. Плакала бы тогда премия. Все знали друг друга, как облупленных, причины придирок были известны, но нервотрепка повторялась на каждой защите полевых материалов. Отстояв не просто качественный результат, но упорство еле сгибающихся от холода пальцев, зарисовывающих обнажение, держащих лоток, отмывая шлих в ледяной воде ручья; сырые палатки-маршрутки с коптящим примусом вместо печки; карпение над картами; ноги, стынущие в болотных сапогах, а короче: честно отработанный полевой сезон, отряды накрывали столы, заслуженно расслаблялись. Самое интересное, кроме коллег из других отрядов, заглядывали на огонёк и зловредные оппоненты. Почему? А потому, что когда-то их тоже ели поедом комары на марях, они пробирались через скалистые перевалы с навьюченными лошадями, знавали холод и затяжные дожди, стояли перед комиссией и сражались с оппонентами. Ещё, возможно, их принципиальность покусывала совесть или искренне хотелось доказать коллегам, что они ошиблись в проведении границ какой-нибудь геологической свиты. Одним словом, тянуло оппонентов к родным душам, невзирая на неминуемые разборки. На следующий день в конторе появлялись люди в… нет, не в «чёрном», в чёрных очках. Странно, особенно когда полярная ночь не за горами. После защиты наступал тягучий камеральный период, а случалось, и вынужденного безделья. Такова специфика работ, поэтому руководство не побуждало, но приветствовала: уход в плановый отпуск; в счёт очередного; за свой счёт. Люди нужны были летом. Поэтому наш искатель быстро оформил бумаги, получил деньги и через день уже летел прямым рейсом Посёлок – Москва на ИЛ-18, заполненным на треть. Не сезон. Вот весной начнётся кутерьма, севера от Мурманска до Уэлена двинутся на юга. Программа нашего героя не поражала оригинальностью: родители, друзья, поручения, заказы и чутко прислушиваться к внутреннему голосу.

Только в жизни обычно оригинальность и не нужна. Можно пойти за хлебом и огрести приключений больше, чем все дети капитана Гранта. Тем более то, что предрекал голос, было не поиском друзей в «Одноклассниках».

Глава вторая

Прилетев во Внуково, он позвонил родителям, и первый пункт списка отпал. Сегодня вечером они уезжали в санаторий, а далее по родственникам со всеми остановками.

А как он хотел? – родным писать надо чаще, звонить.

С друзьями повезло, были дома. Определив с ними стыковочные дни, отправился в Москву по адресам с посылками и письмами. Не откровение: подобное святое дело сопряжено с большими нервными и застольными нагрузками. Можно за пару дней обежать, объехать многих и в самом конце благородной мисси угодить в такое беспощадное радушие и хлебосольство, что казалось: ты Фока из басни «Демьянова уха». Сия чаша его миновала. Были чай, кофе, дотошные расспросы: как там доченька? как там сыночек? внуки? Грешок поболтать с хорошим человеком у него имелся, и данный пункт программы прошёл приятственно во всех отношениях. Переночевав у последних родственников северян из списка, ещё раз созвонился с армейским другом и выехал к нему пригородной электричкой.

С волнующим чувством он ступил на перрон. Пассажиры, точно муравьи, знающие свои дорожки и цели, быстро растеклись от вагонов, у которых он остался один. Друг встречать не пришёл. Прождав час в условленном месте, позвонил, трубка добросовестно передавала сигнал вызова, но ему не отвечали. Выход напрашивался один: погулять по улицам невольным туристом, периодически названивая до отхода последней электрички.

Любой провинциальный город в те годы и летом не соперничал развлечениями с Диснейлендом, а уж осенью и зимой подавно. Добросовестно выхаживая время сквозь падающий пушистый снег, он услышал знакомые ритмы «БОНИ М», те самые, когда пластался у общаги. Звуки неслись из здания напротив. Появилась естественная мысль: не плохо бы провести оставшиеся два часа в тепле, с танцующими девчатами, а последний звонок сделать с вокзала. Решено. В небольшой сумке были гостинцы, как и положено, если вы отправляетесь в гости, но истинное имя им было – дефициты: индийский чай со слоном и растворимый кофе, о существовании которого многие граждане страны и не подозревали. Любая вахтёрша не только бы пропустила, но и донесла бы на руках, куда вам надо, при виде того, что было доступно лишь блатным. Не тем блатным с косой чёлкой на глазах, золотой фиксой во рту и финкой за голенищем сапога, а тем, кто имел доступ к распределителям, подсобкам магазинов, торговым базам, имели знакомство, власть в особом мире под названием Советская торговля. Заинтересовавшиеся найдут ответы в повести «Змеелов» или одноимённом фильме. К нашему парню это не имело отношения, заполярье снабжалось на уровне Москвы.

Забыл пояснить. На танцы, устраиваемые в школах, институтах, ПТУ и так далее, чужаков пускали неохотно. Само мероприятие являлось пыткой и головной болью для преподавателей. Расстояние между партнёрами в медленных танцах год от года катастрофически стремилось к нулю, причём сильно сжатому, а быстрые танцы воплощали откровенное падение нравов и походили на ритуальные пляски людоедов. Ко всему, парни, разгорячённые афродизиаками (бутылка за 1р.47коп.), частенько бились за прекрасных дам и по поводу: рожа мне твоя не понравилась! А ещё, по укромным местам, ужас какой! за всеми не уследишь, целовались влюблённые парочки и не очень. Как там, у Овсиенко: «Может я смелая очень, что разрешила себя поцеловать?». Бедные наши учителя, воспитанные на вальсе и фокстроте, сколько же вы натерпелись, низкий вам поклон. Смирившись с рамками поведения и желаний, соответствующих возрасту, я не пробираюсь по водосточным трубам на танцы в школах и мне интересно: сохранилась ли уступка феминисткам белый танец? – когда приглашают дамы. В руках умненькой девочки он серьёзное оружие. Можно достаточно больно настучать по самолюбию парня, отомстить подруге, подать сигнал и надежду на романтические отношения. Надо признаться, случалось и девчата из-за парней бились, но значительно свирепее и беспощаднее (свойственная женщинам от природы моногамия жалости к сопернице не имеет изначально). Не пользоваться мне инетом, если вру, доподлинно известно, да что известно, лично знал, одна дивчина ходила на танцы с солдатским ремнём. Знаете, какая у него бляха? Ну, она этим ремнём и орудовала, если конкурентка пыталась позаимствовать её дружка на танец. За любовь надо бороться, особенно, если мужиков на всех катастрофически не хватает.

Когда едешь по трассе, на скалах, обратных сторонах аншлагов, дорожных знаков, читаешь страстные обращения к возлюбленным: «Оленька, я люблю тебя!», «Ленка! О, дождись меня!», «Ты ещё не свидетель Иеговы? Тог…», это не наше, дальше «Галя! Ты – солнце моё!» и т. д. в том же духе. Значит, есть она любовь! Главное в мире остаётся неизменным. Меняется количество макияжа, одежда, дозы силикона в ответственных местах, появляется пирсинг на пупке, татушки на соблазнительных зонах, а человек, по сути, остаётся прежним.

Пока наслаждались воспоминаниями наш герой, сделав шаг в сторону манящих звуков, остановился. Периферийным зрением он засёк в тени ларька движение некрупного объекта. В свете фонаря объект был определён как чёрный кот. Вид у него был без претензии на образ популярнейшего героя суеверий. Заурядный бродячий котишка со своими проблемами, которые будут решены в мусорных баках на задворках института. И всё же мутное волнение тронуло грудь, парень, до сего момента считавший атавизмами приметы любого толка, попятился назад. От неожиданного толчка в ногу он едва не упал – огромный пёс, боднув его боком, пронёсся на перехват кота. Котяра, просчитав со скоростью ЭВМ: забег на длинные дистанции сегодня не его конёк, рванул назад, исчезнув за чугунной решёткой парка. Пёс без сожаления и нервного лая: ушёл сукин кот! обнюхав литые завитушки ограды, задрал ногу, побрызгал на столб. Посмотрев на парня, словно говорил: «Делай как я на это дело – и вперёд!», потрусил на противоположную сторону улицы. Волнение ушло, в ушах зазвучали бодрые строчки песенки из фильма «Дети капитана Гранта»:

Кто весел – тот смеётся,

Кто хочет – тот добьётся,

Кто ищет – тот всегда найдёт!

Не последовав призыву участливого барбоса совершить ритуальное омовение столба, он твёрдым шагом пересёк улицу.

Поднимаясь по ступеням к вратам временного рая, встретил двух запоздавших студенток. Рассказав им коротко свою историю, растрогал отзывчивые девичьи сердца. Его предложение: подкупить вахтёршу девчата отвергли, зная её преданность инструкции: чужих не пускать! Пожарную лестницу, брезентовый шланг из окна третьего этажа отмели, оставив пошлую экзотику для неспособных достичь цели легальным способом. Одна из девчат предложила простое, верное решение: «В общежитии я не живу, у вахтёров информация о моей личной жизни весьма скудная, поэтому сработает легенда: ты мой жених, приехавший с Севера».

Умница! Навряд ли стражу ворот в мир удовольствий придёт в голову мысль, что человек, отслуживший в Армии… Простите, здесь архинеобходимо сделать отступление.

В те годы Армия имела незыблемый авторитет. Отслуживший парень воспринимался взрослым, серьёзным человеком, на которого можно положиться, поручить ответственное дело. Считалось: любому оболтусу служба в рядах СА вправит мозги, сделает дисциплинированным. На ребят, не попавших на военную службу, девчата смотрели косо, подозревая скрытую ущербность. Откосить от армии большинству в голову не приходило. Конечно, имелся небольшой процент лжепацифистов, но с такими не рассусоливали, могли и отметочку в паспорт влепить: уклонялся от выполнения воинской службы или ещё не слаще: недееспособный, а это крест на полноценности как гражданина. Такие были времена.

Несомненно, у вахтёрши, проводившей осенью сына в армию, наш герой не мог вызвать подозрение. Это вам не студентик, не нюхавший пороха, или оболтус с улицы, хлебнувший дешёвого вина, рвущийся на танцы потискать девчонок или подраться для куража. Легенда вынужденного лазутчика сработала безотказно. Слава женскому изворотливому уму! Воспользовавшись полноправно гардеробом и получив номерок, он степенно, как и подобает будущему мужу, поднялся с фиктивной невестой в манящий гулом молодых голосов и музыкой зал. Рассыпавшись благодарностями, за дверями он расстался со своими благодетельницами.

Ведущий сделал небольшой перерыв. По правилам боевого построения девчата и парни табунились у противоположных стен. Местами наблюдалась слабая диффузия противостоящих сторон на флангах, обусловленная неразлучными парочками. Глаза невольно спотыкались и задерживались на представительницах цветника, бушующего красотой молодости. Но целенаправленно искать здесь суженую парень не собирался. Ещё в больнице, когда впечатления стали терять яркость, его материалистическое мышление, оправив пёрышки помятые таинственным голосом, почти убедило его, – На грани между жизнью и смертью люди и не такое слышат. – Он возразил, – Надежда Фёдоровна с её медицинским опытом и знанием предмета могла в прах разнести претензии моего бреда на мистику, и всё же душой она приняла пророчество. – Чудак, душа-то женская, суеверия, вера в чудеса, романтика накрепко прописаны в ней, будь она хоть лифтёрши, хоть профессорши. – Спорить он не стал, только засыпая, губами, поехавшими в улыбку, прошептал,– А хорошо бы её найти. – Проснулся он с чувством, словно долго ждал праздник и вот сегодня, сейчас он придёт. Вчерашний короткий диспут вылетел из головы. Вспомнив разговор с Надеждой Фёдоровной, он засмеялся, – Ох, Вы шутница: Иваново, деревни и сёла. Ха-ха-ха! И в женские бани соваться не советуете? Дорогая моя Надежда, я понял: искать не надо, наша встреча будет такой же неожиданной, как голос в тамбуре и там, где её совсем не ожидаешь. – С такой, как сказал бы Кашпировский, установкой он без замирания сердца: а вдруг? скользил взглядом по девичьим лицам. Пройдясь ещё раз, похвалил себя, – Ты правильно думал: чтобы встретить свою единственную, достаточно найти место, где много девушек – слишком просто. Да! слишком просто. – Он уже прицеливался, какую из девчат пригласить на медляк, но сердце без объяснений вновь погнало его по кругу. На память он не жаловался и, подчинившись капризу внутреннего голоса, видя те же лица, ворчал, – Вот девушка у колонны по-прежнему оживлённо разговаривает с подругой. – Это было первым и последним примером его хорошей памяти. Брюзжание резко оборвалось, он безотчётно задержал на ней взгляд, она почувствовала, повернула голову, их глаза встретились. Он резко остановился, точно в стену упёрся. Сердце рванулось, замерло на мгновение, забилось, наполняя грудь тёплым томительным чувством. Видимо тоже происходило с девушкой: её лицо порозовело, она не слышала, не замечала, как подруга треплет за плечо, удивлённо повторяя, – Светка, Светка, ты куда улетела? – Проследив её взгляд и увидев парня в похожем состоянии, с глупейшей улыбкой на лице, чуть отойдя, заинтересованно стала ждать развития событий.

Он подошёл к ней, взял за руку и выдохнул:

– Я нашёл тебя.

– Я терялась?

– Ты ждала меня, ждала, когда я тебя встречу.

– Почему именно я?

– Так решило Небо.

– Почему я не знала?

– Ты почувствовала мой взгляд неслучайно – знание таилось в тебе до нашей встречи.

– Откуда ты взялся, оракул липовый!?

Светка была раздражена. Раздражал не парень, она сама, подсознательное приятие его слов, особенно своё поведение: стою, как дурочка замороженная, почему не отшила сразу? Желания отшить не было, что злило ещё больше. Он не походил на парней, которые клеились к девчатам и в танце старались прижать плотнее, а руку с талии опустить пониже. Их выбор партнёрши укладывался в формулировку: смотри, клёвая тёлочка, чувиха и т. д. Таких Светка раскусывала с первого взгляда по походке идущих осчастливить бедных овечек, по самодовольным физиономиям и кратко, доходчиво давала отказ. А приглашение парня на белый танец нашей норовистой подругой не припомнит никто. Синим чулком девушка не слыла, стены на молодёжных вечерах не подпирала, занятия танцами с дошкольного возраста заметно выделяли Светлану среди подруг. Конечно, приглашения она не всегда отклоняла, но это были проверенные совместной учёбой ребята, интересные собеседники, не смеющие и в мыслях допустить какую-либо вольность. Удивление и непонимание вызывало её согласие на танец с отдельными институтскими спортсменами, которые наверняка бы затруднились ответить, спроси их, на кого они здесь учатся. Она уважала их, понимала: не дала им природа тяги к знаниям, учёбе, но ребята честно выкладываются на тренировках, топчут свою дорогу в жизни, защищая честь института на соревнованиях. Когда накатывала сессия, спортивная братия частенько просила помочь с переводом, выручить конспектом. Они не прибегали к лисьим уловкам заполучить сыр, бухались в ноги: «Не погуби, матушка! проигрались, протренировались и всё мимо лекций». Дары в знак благодарности бескорыстная спасительница категорически отвергала. Они не подозревали, что коварная Светка, незаметно для других, взглядами и жестами понуждала пригласить себя на танец. Она взимала плату, как удовольствие видеть их мученические, судорожные движения. Простим ей этот не столь великий грех.

Её раздражение, разве мог он заметить – перед ним стояла ОНА! Ничего не существовало кроме бездонного океана серо-голубых глаз. Закричи она на него, затопай ногами, взгляд выдал бы её, он говорил: «Я знала: ты найдёшь меня!». Но Светка не была бы Светкой, если бы её упрямая натура сдала без боя стены своей неприступности: « Хорошо, появились бреши, местами мы уступаем, но не надейтесь – ещё не вечер!». Полнейший самообман, каждое мгновение вечера вопило о «сдаче противнику без боя». Малейшие признаки обороны растаяли, шло своеобразное братание. На парочку обратили внимание. Многие, хорошо знавшие характер Светки, буквально оторопели от происходящего. Парень взял её руку, другую положил на талию… не может быть! они пошли в танце под хрипловатый голос Челентано.

Автор – Сейчас всё встанет на свои места: она оттолкнёт наглеца и расстреляет из автомата!

ВЧ (воображаемый читатель) – Какой автомат?!

Автор – Не придирайтесь к словам, крышка парню, аминь!

Музыка смолкла. Не разнимая рук, они вернулись к колонне. Диск-жокей, в прошлом отвергнутый поклонник, до сих пор лелеющий ноющие раны мужского самолюбия, злобствовал и торжествовал: «Час отмщения настал! Давай-ка, Светуля, поучаствуй в небольшом психологическом эксперименте!». Обычно первый белый танец объявлялся значительно позднее, но злопамятный служитель поп-музыки изменил традицию для осуществления мелкопакостного плана: насладиться схваткой глупенькой девочки, наплевавшей на его неотразимость, с личной гордыней. Музыка пошла, Сальваторе Адамо заскрёб по девичьим сердцам. И… не успел сладкоголосый бельгиец дотянуть до конца первое слово, а Светка с полным отсутствием внутренней борьбы, не заморачиваясь лёгким поклоном головы, обращением с оттенком смущения: «Разрешите Вас пригласить?»… Повела? Не угадали, потащила парня в толпу танцующих! Потом, ну, дела, положила руки ему на плечи, прижалась головой к шее.

Она нас надула, скрывала ухажёра, не открылась лучшим подругам! Девчата решили слегка помстить скрытной обманщице, не иначе, в насмешку, откровенно висевшей на друге сердечном. Презрев мнение общественности, они теперь к колонне не уходили, оставались на месте, ожидая следующего танца. Диагноз один: «В головах избранных Небом произошёл программный сбой», а красиво говоря, они воспринимали сигналы окружающей реальности только конгениальные им. Любая мелодия, песня воспринимались ими как блюз, однозначно определяющий положение партнёров свойственным ему посылом томящейся души: «Я не слышу твоё сердце, ближе, ближе, обними крепче свою крошку»». Прошу прощения за несколько вольную трактовку блюзовых композиций, но я, по примеру чукчи, что вижу, то и пою.

Задуманное подругами состояло из двух пунктов: первое, развести забойной темой двух липучек; второе, всеми признанная краса института захватывает парня, а девчата отсекают Светку. Диск-жокей, потерпевший неудачу, с радостью одобрил план. Оружием возмездия выбрали хит «Чингиз Хан» одноимённой группы. Законченный флегматик и тот бы был порван разухабистыми ритмами. В конце концов, они же не окончательно свихнулись на сердечной почве? Томительное ожидание закончилось. Динамики загрохотали, пробивая напористыми ритмами даже дежурных преподавателей, заставляя их непроизвольно подрыгивать ногами. Напрасные хлопоты, наши герои не клюнули на хитроумную удочку, намного превосходя своей энергетикой немецкий хит. Но наши девчата – самые девчата в мире! Они не спасовали, дружно навалившись, тупо вклинились между ними, оттеснили, заполнили собой отвоёванный плацдарм. Половинки не отреагировали, не почувствовали угрозы, пережидали прохождение помехи. Время шло, они были разделены. Их охватила паника недосягаемости, как если бы между собакой и куском копчёной колбасы выросла прозрачная непреодолимая преграда. Истерзанные долгой разлукой сердца более терпеть изуверскую пытку не могли. Одновременно вытянутыми руками, словно лезвиями ножей, разлучённые распороли прыгающую ткань препятствия, стиснув между собой зазевавшуюся дивчину из «Армии спасения». Удивлённо взглянув друг на друга, разомкнули одну пару рук и, подобно рыбаку, избавляющемуся от всякого сора попавшего в сеть, вытолкнули другой парой заговорщицу на свободу.

Пропала, пропала наша Светка! Рухнул последний оплот неприступности и независимости. Впрочем, честно говоря, погибала она романтично, страстно, безоглядно.

Подруги, раззадоренные провалом акции, решили нанести удар по парню «руками» его очарования.

Иногда на танцевальных вечерах обкатывались музыкальные номера художественной самодеятельности. Один, в нём солировала Светка, по-современному, пела под фанеру, они решили опробовать на публике, точнее, вдарить по мозгам парня, покорившего их подругу. Сейчас фонограмма хлеб шоубизнеса. В наши дни на праздничных вечерах, КВН-ах и подобных мероприятиях имитация звёзд, особенно зарубежной эстрады, делала первые шаги и имела огромный успех. Негодяй диск-жокей, с радостью откликнувшись на их провокационную затею, подготовил нужную фонограмму.

Пожалуй, необходимо указать ещё один мотив мстительности, принявшей маниакальный оттенок, служителя современной музы Полигимнии.

Молодым поколениям представить невозможно, каких трудов, денег стоило иметь на магнитофонной плёнке записи зарубежных исполнителей любого направления. Если же человек сам представлял собой источник заветных бобин и виниловых дисков, он становился в глазах меломанов на одну доску с Богом. Так вот, наша занозистая особа, рушащая сейчас при попустительстве Небес свой рейтинг строптивости, имела широкий доступ к сокровищнице поп и рок-музыки. Однажды после уроков, она тогда в девятом классе училась, у подъезда их дома к ней подошёл парень по возрасту ровесник, а по внешнему виду «хиппарь», «волосатик», «битломан», ярый адепт Led Zeppelin, Uriah Heep, Deep Purple и прочих исчадий ада, по мнению работников культуры, воспитанных на песнях молодости 30-50-ых годов.

– Привет! Ты, Светка Туманова?

Светка с интересом энтомолога, увидевшего на собаке зелёную блоху, отступив на шаг, засунув руки в карманы пальто, снисходительно улыбаясь, вместо ответа стала рассматривать одежды в стиле «аля-рокер» лохматого незнакомца. Закончив осмотр, взглянула на часы.

– Извините, молодой человек, особа я весьма занятая, день расписан по минутам, времени на уроки этики для подобных экземпляров не имею. У Вас есть десять минут, чтобы обходительно представиться даме и кратко изложить причину нашей встречи.

Парень, известнейший в молодёжных кругах рок-музыкант, руководитель созданной им группы «Ледокол», имевший больше поклонниц, чем Мик Джаггер, посчитавший, что само его лицезрение уже подарок судьбы, снисходительно усмехнувшись, представился:

– Плант (ого, Роберт Плант, лидер Led Zeppelin, без наличия харизмы и реальных достижений подобную кличку не получишь!).

– Батюшки, иностранец! Не шпиён часом? Ну, как заметут меня с тобой? – в казённый дом отправят! Точно, шпиён, вонась, как по-нашему чешешь! – от души скоморошничала Светка. Она сообразила: рок-звезда испытывает трудности с переводом на русский текстов песен на английском, и, видимо, её слава победительницы всяких олимпиад «Говорим на английском» дошла до андеграундских подвалов городских рокеров.

«Новый Плант» был неглупый парень и не успел забронзоветь в своей всегородской популярности.

– Ты классная девчонка!

– Светка, оценив комплимент и приняв как извинение, просто, без всяких выпендронов, сказала, – Честно, время поджимает. Чего вам перевести и к какому дню?

– Как ты догадалась?

– Плантик, миленький, ясновидящая я, но опаздываю, как обычный человек. Не тяни.

Он вручил ей листок.

– Всё? – усмехнулась Светка, – давай остальное, что из кармана выглядывает.

Он, восхищённо глядя на неё, протянул рульку, стянутую резинкой.

– Телефонный номер написал?

– Да, там есть.

– Вечером позвоню, поговорим конкретно.

Плант смотрел на Светку подобно древнегреческим рапсодам, которым явился сам Аполлон.

Вскоре, благодаря переводческим трудам, она стала своим человеком в среде, в которую пытались попасть многие недалёкие девчата, принося в жертву доступность к телу из-за отсутствия ума и каких-либо талантов. Если есть предложение – найдётся и спрос. Но для Светки этот по своему суровый мир, подвергший и её испытанию, лишь прибавил славы, уважения и преданных друзей на долгие годы. Естественно, она не могла отказать себе увидеть адскую рокерскую «кухню» изнутри.

Подобные коллективы, не жалуемые очагами культуры (заводские клубы, ДК или Красные Уголки при ЖЭК-ах) несли на себе каинову печать изменников, предавших идеалы дедов и отцов, нежелающих в общем хоре тянуть аллилуйю: «Ленин всегда живой, Ленин всегда со мной…», и долго в одном месте не задерживались. Скорее, предлагали не задерживаться. Для решения «квартирного вопроса», головастый Плант привлёк в группу сына важной городской шишки, получив таким образом эгиду покруче чем у Зевса и постоянное место: небольшую комнатушку в клубе «Красных печатников» на приемлемом расстоянии от центра.

Не удивлюсь, возможно, пришедшей в вашу голову мысли: «Старая история, пай-девочку потянуло к плохим парням, знаем». Совсем нет, хотя совру, если не скажу: «Да, было, пили дешёвое вино, курили музыканты и маты проскакивали в далеко не светских разговорах». Только Светку влекло другое: ребята, в отличие от тусующихся в подъездах, творили настоящее дело своими руками. Ко всему, она сразу поставила условие: «При мне не курить и не материться, иначе – до свидания». Через короткое время, после двух знаменательных случаев, Светка обрела непререкаемый авторитет. Как-то «оберег» группы (сын шишки) решил познакомиться с переводчицей поближе. Он посчитал: «Зря, что ли, имеет кличку Ален Делон? Красавцу, властителю девчачьих сердец, позволено многое». – Он подошёл к сидевшей на стуле Светке, увлечённой срочным переводом, и положил ей ладонь на грудь.

ВЧ – На левую или правую?

Автор – Для вас имеет значение, есть разница? Или считаете: кем-то установлено, допустим, правая, имеет статус сигнальной кнопки: звонят – откройте дверь? Светка так не считала.

Она не завизжала, не подскочила, будто ей на грудь бросили лягушку, а движением руки, отгоняющей настырную муху, сбросила похотливую пятерню. Встав, аккуратно положила тетрадь и ручку на стул и отвесила задорную оплеуху, от которой «краса района», мелькнув новыми шузами, влетел задом в лежащий недавно отремонтированный барабан. Невезучий инструмент, глухо ухнув отреставрированной кожей, принял задницу самоуверенного охальника до самого пола, откуда был извлечён второй глухой звук. Светка, ограничившись показательной поркой, села и продолжила перевод, давая понять: конфликт исчерпан. Инцидент напоминал сцену из фильма «Оптимистическая трагедия», когда комиссарша, пристрелив матроса-анархиста за попытку насладиться ею, сурово спросила: «Кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?». Компания, наблюдавшая тестирование на доступность и чем оно закончилось, получила посыл: руками не трогать – барабанов не хватит. Важным было последующая реакция Светки. Она не принялась орать, хвататься за пальто, давая понять: один урод не в счёт, всех одним миром не мажу, в одну кучу не валю. Подобный аванс доверия, мнения: вы нормальные парни, ценится в любой компании. А отвага постоять за себя своими силами – гарант уважения любой публикой.

Плант оценил действия и молчание Светки.

– Чуваки, вопросы есть?

– Какие вопросы, Плант, у нас не барабанная фабрика!

К чести Делона обязан сказать: без давления коллектива, сам потом извинился. В будущем он стал примернейшим мужем, но видно, за старые грехи женские боги окрасили его беззаветную любовь к жене оттенком подкаблучности. О-хо-хо, грехи наши тяжкие, за всё в жизни надо платить. Светка же зла не держала, совсем не потому, что благодарила его в душе за осуществление тайной мечты, чтоб её потискали и тем самым потешили женское самолюбие небезразличьем к ней и прелестям их хозяйки. Она, посвящённая матерью в тонкости возраста бушующих гормонов, давно предполагала произошедший сексуальный демарш.

Другой случай покорил и бросил к её ногам не только команду Планта, а, пожалуй, всё рокерское сообщество города, погрузив многих в пучину рефлексии по поводу своих талантов, уже кажущихся дилетантским дёрганьем струн.

В творческую мастерскую рокеров она заглядывала нечасто, своих дел хватало. Обычно она приходила, если срочно требовалось поработать над текстом, зарифмовать (имелся у Светки и такой талант) или послушать новую отрепетированную композицию. В тот знаменательный вечер Светка, уютно устроившись на диване, с блаженством вытянув гудящие ножки после сегодняшних утомительнейших упражнений на занятиях танцами, чертыхнувшись, подняла трубку зазвонившего телефона. В трубке негромко прозвучал голос Планта, – Света, без тебя – крышка. – Истребительница крышек, вздохнув, ответила, – Иду.

Дело было серьёзное. Сейчас хорошо, хотя цензура по многим плачет, а тогда существовало много рогаток, преграждающих путь на сцену. Одно слово, противоречащее идеям Партии и правительства, могло свалить любого творческого колосса. А у пареньков текстик был по-молодёжному забористый, переведённые слова не желали рифмоваться с заклинаниями: любовь, комсомол и весна. Песню требовалось облагородить на худсоветовский лад (он утверждал репертуар). В дальнейшем, прикрываясь названием разрешённой песни, указанной в списке, на концертах выдавать оригинал. Естественно, через некоторое время их засекут, но публика успеет насладиться шедевром рока.

Светка принялась за нудную, кропотливую работу, стараясь меньше уродовать гениальный текст песни. Рифма не клеилась, стихотворные страдания шли на фоне непрерывных стонов измученной соло-гитары, терзаемой пареньком, недавно влившимся в коллектив. Светка тихо зверела, еле себя сдерживая. Возможно, ничего бы не произошло, да солист-виртуоз без тени сомнения заявил, – Поганин остался бы довольным! – Последняя капля терпения Светки упала. Швырнув на пол тетрадь, она подлетела к рокеру, погрязшему в заблуждениях относительно своего таланта, и бесцеремонно забрала инструмент. Подстроив струны и крутанув громкость, Светка выдала сложную импровизацию без единой запинки.

Простите, Николай Васильевич, немая сцена из «Ревизора» лишь слегка напоминала своим ошеломлением лохматых рок-н-ролльщиков, обалдело застывших в изумлении.

Отдав гитару и вернув ладошкой на место отвисшую челюсть паренька, Светка поучительно сказала:

– Паганин, не знаю, а Паганини навряд ли. Для многих он только скрипач-виртуоз, но, правда, был грех и гитарой увлекался, что весомо усугубляет последствия оскорбления инструмента и светлой памяти гения. Я не сомневаюсь, он не удержался бы оторвать тебе башку за свершённые надругательства. Если, конечно, ему будет не лень из гроба вставать.

– Это день позора, – сказал Плант, – Паганини, точно, не поленится, ночью нам головы и руки поотрывает. Что теперь, Светка, с этой правдой делать?

– Как что? Вам же с начальных классов долдонят: учиться, учиться и учиться! Не переживайте, я свою выходку оставлю в тайне, за славой не гонюсь.

ВЧ – Диск-жокей при чём?

Автор – Я о нём и забыл, пока Светкины подвиги да таланты расписывал.

Наша героиня не кричала на каждом углу о сотрудничестве и дружбе с парнями «Ледокола», не считая это чем-то особенным. Со временем подруги, узнав о её знакомстве с Плантом, раструбили новость во все концы. Когда Светка уже училась в институте, важная информация, дошедшая до слуха регента танцевальных вечеров, весьма обрадовала его: Туманова может стать неиссякаемым источником музыкальных новинок высочайшего качества, и совпадала с желанием закадрить её. Он не сомневался в успехе замысла, где корысть преобладала над чувствами нежными, опрометчиво полагаясь на опыт завоевания сердец прежних подруг.

Не по Сеньке шапка, дружок! Напрасно мечтаешь о вершине музыкального Олимпа в виде заветных магнитофонных бобин, у подножия которого толпятся, льстя и унижаясь в просьбах: запиши музычку, жалкие плебеи с шедеврами «Самоцветов» и разных «Гитар» на магнитных плёнках.

В один из дней Светка услышала коротенькое признание современного Германа (тот, из «Пиковой Дамы», парень, несомненно, подлец, только под окнами мёрз, рисковал здоровьем, добивался Лизы), – Ты мне нравишься. Встретимся вечерком? – Сняв с него модные тёмные очки, она неласково ответила, – Когда девушке в чём-то важном признаются, глаза не прячут. – Издевательски усмехнувшись, закончила «коротким прямым в челюсть», – Шиш тебе, а не записи! – так бы написал автор, будь он боксёр.

Пожалуйста, вот вам и объяснение. Признаюсь, один её подвиг я утаил, приберёг для, впрочем, для чего, ещё посмотрим. Возвращаемся в зал.

Новый план наказания скрытной Светки имел слабое место: разделение новых сиамских близнецов. Надо было не только ампутировать друга сердешного, но и достучаться до Светки, чьи умственные способности откровенно не внушали доверия, чтобы донести идею: сделать музыкальный подарок дружку. При удаче уговорить женскую часть симбиоза, замаячит надежда: мужская составляющая станет податливей резонам. Им повезло, одна девушка подрабатывала по вечерам в психбольнице и имела опыт общения с Наполеонами, жертвами инопланетян и прочими взлётами мании величия, буйной фантазии. Наши ребята заметно не уступали им по бардаку в головах. Я, не имея подобного опыта, не буду сочинять, как удалось одну уговорить подняться на сцену, а другого стоять перед огнями рампы и не лезть к микрофонной стойке, где уже стояла она, разрывающая одним взглядом его сердце в клочья. Фонограмма пошла. Он знал эту песню Бони Тайлер «Holding Out for a Hero», но Тайлер была где-то там, в Англии, а здесь, на сцене, бушевало пламя Светкиных волос, её чувства, слившиеся с музыкой, движения тела и рук. Зал ревел. Девчата напрасно готовились в любой момент пресечь атаку на сцену. Они не видели его глаз, они говорили, – Куда-то рваться, зачем? Её взгляд устремлён на него, она поёт только для него, откровенно признаваясь в своих чувствах!

Заговор потерпел полнейший провал, обернулся подарком очумелой парочке. Смолк последний звук; он протянул ей руку; она рядом. Подруги, обречённо вздохнув, растворились в толпе.

Глава третья

Всё приятное имеет свойство заканчиваться, завершился и судьбоносный для наших героев вечер. Они спустились в фойе, не разнимая рук. Вахтёрша онемела, увидев парня со Светкой. Заговорить она смогла, когда он вернулся с одеждой из гардероба.

– Давно, милая, этим промышляешь?

– О чём Вы, тётя Вера?

– Чужих женихов умыкаешь? – её палец упёрся в посланника Неба, – его же второкурсница Ольга привела, говорила: « Жених с Севера приехал, свадьба скоро».

Автор – Что я говорил?! Не говорил? Тогда подразумевал.

Та Светка, другая её часть, гордая, независимая, непредсказуемая, заслонённая очарованием встречи, эйфорией происходящего, малообещающе улыбнувшись, оттеснила глупенькую девочку от штурвала. Светка повернулась к нему спиной, движением головы и взглядом указала на пальто, он суетливо и подобострастно помог ей одеться. Она неторопливо поправила шарфик, застегнула пуговицы, аккуратно затянула пояс, неотрывно смотря ему в лицо. Он напоминал нашкодившего щенка, признающего свою проделку виляющим хвостиком, ждущего слов прощения от боготворимой им хозяйки. Её молчание терзало беззащитное щенячье сердце. Светка, слегка задев его плечом, прошла к выходу, остановилась перед дверью. Он молниеносно оказался рядом, распахнул створки, шмыгнул следом. В голове бедняги билось одно, – Она уходит! Всё рушится! То, что помогло встретиться, вернувшись бумерангом, разрушает.

Давно ли следующую подборку слов он насмешливо называл любовной пошлостью (ха-ха-ха, пришло время – соловьём зальёшься!).

Они полились из него неиссякаемым потоком: рыбка моя, солнышко, капелька, птичка и прочие уменьшительно-ласкательные. Несчастный умолял, следуя сзади, взывал верить, заходя с боку, забегал вперёд и, пятясь спиной, каялся. Он предвосхитил голливудское: это не то, что ты подумала! Оглушённый нежданной катастрофой мозг глупенького Пьерро не замечал: его оскорблённая Мальвина намеренно кружила перед институтом. Она водила жертву между выходящих на улицу, стоящих кучками, парами. Светка злорадно ликовала, – Все должны видеть его унижение! Гореть еретику на костре моей мести! – Вдоволь упившись публичной казнью, она вывела блудливого изменника из толчеи на тихую дорожку сквера, остановившись, поманила пальчиком и… ужаснулась: он держал свою куртку и её пакет в руках!

– Дурень, воспаление обеспечено! Мне назло?

– Нет, нет, нет, забыл, не до того было.

В голове застучало: пронесло, прощён.

– Невесту вспомнил, грех замаливал?

– Какая невеста, девчата придумали историю для вахтёрши – не по окнам же лазить!

– Смотрите-ка, наш-то, аристократ, ему парадный вход подавай и эскорт обязательно. – Светка игриво поинтересовалась, – Что так влекло Вас?

– До друга не дозвонился, последняя электричка нескоро, слышу: музыка, вот и решил время скоротать. Хорошо добрые люди не прошли мимо, помогли.

– Не виляй, добрые люди, две юбки сразу! – Она перешла на сочувствующий тон, – Хотя, конечно, понять парня можно: такой бабник своё не упустит.

– Поверь, за дверями зала мы расстались, покажи мне их сейчас – не узнаю лицо ни одной.

– Не сомневаюсь, лицо у вас на втором плане, первым делом вы пялитесь на ноги, грудь и что в профиль хорошо видно между ними.

– Не отрицаю, не отрицаю (он сообразил: спорить чревато) мужскую зацикленность на оценке антропометрических величин особей вашего пола. Но вспомни, мои глаза видели только твои и не шарили сверху вниз. Какие у тебя ноги понятия не имею.

– Ух мерзавец, выходит, ты допускаешь их возможное несовершенство и даже… ну негодяй, уродство?!

– В мыслях подобного не было. Ты для меня идеал и без медосмотра.

– Ха, таким ноги на фиг не нужны. Ты – грудной маньяк! Ага, в точку? Чтобы приобнять меня, и быстрый танец не был тебе помехой, а в медленном ты чуть ли не растворялся во мне.

Понимал, понимал: нельзя спорить, возмущаться, но не удержался. Зря. Для женщины правда то, что она думает и говорит в сию минуту.

Автор – А почему молчит другая Светка? Наивный, думаешь: она бросится на защиту, закричит: «Мне было хорошо, мы были одно целое, не могли рук разнять!»? Возможно, но пока мы с парнем коротенько умничали, обе Светки очнулись, – Ооо! я висла на нём словно голодная ткачиха, моряк в дальнем рейсе на буфетчице! Как растаяла неприступная твердыня, взгляда обороняющих глаз которой хватало отринуть лестницы нападающих от стен её. Мало того, я помогала ставить лестницу, бегала по стене, крича: «Сюда, сюда, вот она я!». Господи, позорище какое! Что вообще произошло? Распять обольстителя! Пепел неприступности стучит в моё сердце. – А садизм памяти, захлёбываясь наслаждением, подсовывал лица однокурсников, подруг. У одних с застывшим вопросом: «Неужели это Светка?» и презрительным злорадством у других: «Вот вам и недотрога!». – Ужас свершившегося овладел ею. Но сладостное, по сути предательское, чувство обволакивало, касалось сердца.

Наш дурачок, не почувствовав синхронного прозрения двух Светок, не удержался, ляпнул:

– Оёё, оказывается, я с безрукой танцевал! Понимаю, хотелось оттолкнуть, да нечем было. Бедненькая моя, представляю мучения девичьей гордости.

– Ответ последовал молниеносно. Светка вцепилась в шевелюру языкастого дискутёра и сладеньким голоском пропела, – Ты ещё пожалеешь о нашем пересечении.

– Убей меня! порви на части! Будь проклят мой язык! Сжалься, дай последнее слово перед казнью.

– Валяй, может, ещё отягощающего намелешь.

– Я не лип к тебе… ладно, лип, но это совсем другое – это стремление наших аур, созданных друг для друга, слиться.

– По-вашему, дедушка Фрейд ни при чём? Ловко, никакой сексопатологии и руки развязаны. Можно в оправдание подтянуть приливы неуправляемой нежности, требующей непрерывного контакта, по возможности плотного.

– Секундочку, можно хватку чуть ослабить? на носках стоять, уж сил нет. Отпускать не обязательно, я и через карающую руку чувствую волнующие токи, идущие от тебя.

– Лучше наоборот, вдруг взлетишь.

– Меня без того прямо подкидывает от близости к вашей особе. Не ошибусь, у тебя подобное ощущение и ты понимаешь: то божий промысел.

– У, прохиндей, и высшие силы в свои ряды!

Видно, события вечера крепко ударили парня по мозгам, если там зародилась оригинальная идея: разрядить обстановку шуткой, шуткой популярной за 7 тыс. км от этого места. Надо учитывать географию! За итальянскую прибаутку в Мексике могут зарезать, а шутника-эскимоса в Африке съесть. Доказано практикой. В ту пору на ТВ с успехом прошёл художественный фильм «Белый шаман». Многие фразы героев полюбились живущим на её просторах. Некоторыми из них он опрометчиво решил смягчить уязвлённое сердце подруги и, воздев руки, трагически воззвал к небесам:

– Мать Моржиха! Глупая нерпа ничего не понимает! Вернее, не желает из упрямства, признаться себе…

Защитники на оплывших стенах цитадели воспрянули духом, – Есть шанс очистить опозоренное знамя чести одним ударом!

Наивный кино-эрудит улыбался. Он ждал привычного ответа на шутку: она, ткнув в него указательным пальцем, произнесёт: «Пойгин плохой! Пойгин шаман!» и рассмеётся.

Ха, ха! – это я, автор, влез.

Такую весёлую разрядку ожидал бесхитростный переговорщик. В запале он не заметил освобождение шевелюры, поворот корпуса, отведённой руки разъярённой глупой нерпы. С шумом рассекая воздух, пакет Светки влепился в его башку. Хорошо гранит науки чистейшая метафора, там были конспекты (помните тетради в 96 листов?). Английский, философия, филология получили практическое применение. Странно, звук удара не соответствовал содержимому: чужеродное дребезжание разрушаемого механизма, хруст пластмассы и в довершение звон будильника! Дождавшись тишины, для большего эффекта, из утробы пакета с весёлым подвыванием вывернулась змея часовой пружины. Любитель цитат, сложившись гармошкой, осел на снег. Из-под волос к подбородку, оставляя красные дорожки, поползли капли крови. Увидев угасающим взглядом над её головой красный крест, произнёс, – Сделан неверный шаг. Господь покарал меня десницей этого ангела. Но сколь он предусмотрителен! (слева от креста, расплывающиеся буквы сложились в слово АПТЕКА). – Отключаясь, обречённо прошептал, – Она, без сомнений, моя половинка, но скоро сделает себя вдовой. – Полный отчаяния крик Светки, – Я убила его, убила! – вернул поверженного к жизни.

– Пора вставать, будильник звонил, мне к девяти на работу, – озабоченно произнёс он.

– Живой, живой, но свихнулся, – выдохнула Светка и вдруг заговорила на английском.

Автор – Перевести не могу, немецкий учил, только скажу: эмоциональная составляющая зашкаливала.

– Спятила! – ужаснулся он и, вскочив, затряс её за плечи, – Всё хорошо! У тебя шок, это пройдёт, я живой, к чёрту английский!

– Yes, Yes! Да, да!

Она рванулась и скрылась в аптеке. Скоро наш герой познал нирвану, утопая в запахе её волос. Нежные руки разящего ангела бинтовали поражённую голову, касались её и, по-моему, гораздо чаще, чем необходимо при перевязке. От близости Светки, нежная лапка счастья томительно сжимала сердце.

– Что за речь Вы с таким жаром произнесли на английском?

– Ругательства лондонских докеров.

– ???

– Удивляешься? Ты скоро меня и до площадной брани доведёшь. Если бы мама попросила отнести в мастерскую утюг? – я бы угрохала тебя тупой…

– Северянин! Мы на северах работаем, – он угодливо помог ей.

– Зачем потащила конспекты Ленке, согласилась взять будильник? Ленка не пришла. Мастер запил. Идиотка! – на танцы с макулатурой и будильником.

– Не клевещи на себя, недавние события показали, что перечисленные вещи полезно иметь, прогуливаясь с малознакомым парнем. Представить страшно твои испуги, окажись я нахальным негодяем.

– Не обольщайся, на пионера, переводящего бабушку через дорогу, ты не очень тянешь.

– Каюсь, заслуженно звезданула по тыкве. Откуда глубокое знание английского?

– Мама постаралась, в институте учим.

– Одни ругательства? Она докер в Лондоне?

– Светка засмеялась, – Дурачок, она врач, ругательства побочные знания из дополнительной литературы.

– Он задумчиво проговорил, – Одно уже неплохо: мама человек гуманной профессии. – Тревога замаячила на его лице, – Мама, случайно, так, чуть-чуть, не увлекается каким-нибудь сокрушительным видом спорта?

– Нет, но молоточек в кармане халата носит.

– Дома?

– На работе.

– Везунчик! иначе бы: здесь меня отделала дочка, домой придём, там мама с молотком в оборот возьмёт.

–Куда придём?

– К тебе. По гостям, помилуй, поздно шляться.

– По-моему, будильник нанёс лишь внешние повреждения, ты изначально не дружишь с головой. Хроник. С какого перепуга претендуешь на тепло и уют нашего крова?

– Ах, Свет очей моих, у тебя есть вариант, исключающий сострадание? Ты отдашь холоду ночного города на растерзание раненого на поле боя?

Он ждал ответа, тонул в её глазах. Не подозревал наивный, опьянённый чувством северянин, сколь коварен и изобретателен его идеал, материализовавшийся в Светке. Она же со снисходительной улыбкой разглядывала его как муху, попавшую на липучку.

– Веский довод. Следуй за мной. Нет, рядом, боюсь, слюной захлебнёшься.

Ошеломлённый надвигающимся счастьем быть в чертогах феи, он смиренно пошёл рядом. Если взглянуть сверху, на свежевыпавшем снегу их следы выглядели двумя графиками: прямая и синусоида, стремившаяся соприкоснуться с ней. Не сочтите язвой: а прямая-то повиливала! Неожиданное препятствие остановило построение математических линий. Пятеро парней, не ошибусь, отвергнутые ухажёры с наёмниками, перекрыли дорожку. Туманов не испугался, великое дело получить по морде. В жилах взыграла кровь древних витязей, бесстрашно и с огоньком (особенно, если противник З. Горыныч!) бившихся со злой силой, как из личных побуждений, так и по принудительным обстоятельствам за благосклонность в сердцах Василис, Марий и разномастных заморских дам. Пусть не боевая, но рана головы добавляла адреналина, словно роза, брошенная ему объектом любви перед началом ристалища. Подняв руку, зудящую в предвкушение удалой сечи, он, образно выражаясь, плюнул на гнилое мужское достоинство (в смысле: вам чужда мужская честь) кучки смелых под флагом с девизом: «Трое на одного? Энто мы завсегда готовы!»:

– Ребята, я вышел в плейофф, а вам надо побороться между собой за выход из группы. Понимаю, сподручнее метелить всем дивизионом, но приятнее в финальной встрече играть один на один. Впрочем, после будильника ваша идея выглядит мелкой и незначительной.

Она же вскочила на лавку и шипящим, злобным голосом, вогнавшим его голову в плечи, наводя страх и ужас, обрушилась на противника:

– Я сейчас так заверещу, что сюда полрайона сбежится. Я обеспечу вам ночь в обезьяннике. Обожающий меня папочка не откажет мне в маленькой просьбе оформить на каждого привод в милицию. Плакали тогда ваши мечты о тёплых местечках, переводчики говённые. Английский придётся в колонии для малолетних преступников преподавать. Уроды трусливые!

Мстители, ошеломлённые гневной тирадой, замерли. Только он почувствовал: их гипнотическое состояние иной природы. Сильная, жёсткая ладонь неизвестного, опустившаяся ему на плечо, подтвердила его интуицию. Он медленно повернулся. Экстрасенс, увиденный даже не в полном объёме, а за ним ещё двое кудесников, родили в голове хладнокровный вывод бывалого бойца, – Для меня и без тех двоих этого будет достаточно. – Возникший любимец богов кулачного боя энергично предложил:

– Давай?

– Что ещё остаётся делать в присутствие прекрасной дамы? – с философским вздохом выразил Туманов оценку ситуации, отметив про себя, – Очевидно, они искатели симпатий Светочки из жёстко конкурирующих кланов.

– Выбирай любого, – продемонстрировал великодушие честного воина новый противник.

– Ха-ха-ха! выбор шансами не блещет, вы ребята, точно под копирку отштампованы.

– Я о тех, – указал он пальцем на неподвижные фигуры.

– Тогда, если вы всех тут собираетесь утюжить, то я лучше на лавочке своей очереди подожду. Бегать от супостатов не в моих правилах.

– Гы-гы-гы, – загудел трубой воинственный атлет, – о, Светик кадра себе откопала – рыцарь! – Прокрутив какую-то забавную мысль, он затрясся от смеха, – Парни, он думает, что мы новые поклонники и собираемся поучить его, как наших девчат уводить.

– Туманов (а кому бы не полегчало?) протянул, словно туго надутый мяч проколотый гвоздём сдувается, – Понятно, группа поддержки. – Хотя понятно было одно: не по мою душу. Кивнув в сторону мстителей, стоящих изваяниями, он с интересом спросил цитатой из популярного фильма, – Динамо бежит? почему эти стоят?

– Все бегут, – ответил и союзник цитатой, – а эти ждут сигнала. Дисциплина, брат, в спорте без неё результатов не будет. Видишь ли, ревнивцы тренировку сорвали, теперь пусть поучаствуют в гонках за лидером. – Тренерским голосом он выдал инструкцию-предупреждение, – Бежать группой, никаких отклонений на вдруг понравившуюся дорожку, только по основной. – Пояснив Туманову, – Нам темп в данном упражнении сбивать нельзя, – спортсмен без прощальных поклонов дал команду, – На старт, внимание, марш!

Светка с нежность прошептала, – Это Паж, мой верный друг Паж. – Да, Паж, всегда незримым ангелом-хранителем, следивший за всем, что происходило вокруг и могло коснуться, грозить объекту его трепетной любви, проник в заговор отверженных поклонников и поднял по тревоге известных нам защитников спортивной доблести ВУЗа. Разгорячённые тренировкой, они сначала удивились, – Светика? защищать? – но ознакомленные с некоторыми эпизодами танцевального вечера, сочувствующе сказали,– Крепись, дружище, влюбилась твоя Светка.

Первокурсник Иванов, увидев первый раз первокурсницу Туманову, влюбился не стремительно, как гром грянул или сверкнула молния, скорее, точно болтик в машинном масле утонул – медленно, до самого дна своего сердца и её серо-голубых глаз. На своё несчастье он имел рост не выше, простите, аккуратных грудок впечатлившей его студентки. Впрочем, что для любви цифровые характеристики, правильные и неправильные черты лица и прочая внешняя лепнина и даже низость и высота души? – ничто, как для летящего снаряда заросли камыша – прошьёт и не заметит. Только влепившись в цель, рванёт одинаково, будь она хоть достойной крепостью, хоть гнилым пнём.

Автор – Хотел бы я увидеть особу женского пола, не почувствовавшую не то, что чью-то вспыхнувшую страсть к себе, а даже малейший звоночек симпатии в брошенном взгляде.

Светка незамедлительно определила жертву Амура, выпустившего стрелу с её стороны без принудительных побуждений. Сначала, зная из мамулиных книг (врача психиатра) достаточно о человеческих комплексах, порождённых различными физическими недостатками, влияющих на психику и управляемость эмоциями, она с досадой подумала: «Этот «ниже среднего» достанет меня основательно». Страхи были напрасными. Боря Иванов в качестве компенсации за недополученные сантиметры получил от судьбы гораздо большее, чем метр восемьдесят девять: отзывчивое сердце и чуткую душу. В первое время, что было, то было, он, как утопающий, только в водовороте чувств, хватался за малейшую соломинку повода быть к Светочке ближе, что-то сказать, попросить, задать вопрос, просто стоять рядом. На счастье обоих он скоро обуздал назойливость неуправляемых порывов ужаснувшей его мыслью: «Ты эгоист, ты не думаешь о её спокойствии, ты слышишь только голоса своих желаний». И с этого дня он, как бы пропал, исчез с её глаз, только позволяя себе издали обмирать хотя бы от мелькнувшего платья богини в коротком просвете между мельтешащих тел студентов или через по-осеннему голые кусты, наискосок, с параллельной дорожки сквера. Незаметно для неё, через вторые, третьи руки, он приводил к ней нужную книгу, журнал, билет на фильм, который, чтобы посмотреть, надо было штурмовать кассу с боем, вырываясь из очереди с заветной голубой бумажкой без доброй половины пуговиц и шнурков. Кто смотрел в первом прокате, в любом городе СССР, «Трёх мушкетеров» или «Развод по-итальянски», тот поймёт меня. Он предупреждал возможные для неё неприятности доступные его влиянию, жертвуя своим временем, опаздывая на лекции. Лишь одно позволял он себе, и то диктовалось ответственностью и обязательством перед старичком-искусствоведом, лично отдавать ей редчайшие альбомы с картинами лучших художников мира. Они оба имели дар рисования, только Светлана в школьные годы занималась в изостудии, а он, не принуждаемый родителями к системному развитию таланта под контролем специалиста, был вольным художником-самоучкой. Кстати, именно дарование владеть всем, что может оставлять след на любой подходящей поверхности, вселило глубочайшее уважение в сердца хулиганов родного микрорайона и даже сопредельных территорий. Случилось ему поздним вечером на подходе к своему дому предстать пред очами местной шпаны, изливающей скуку и вялую радость возможности поразвлечься, давя на «шпингалета» мощью коллективной смелости. Бить его не собирались, так, поглумиться превосходством (когда вас много, а жертва одна, очень у парней разбухает это гордое чувство), пофутболить от одного к другому и отпустить с такой же вялой, дежурной угрозой, живущей не одно столетие: больше не попадайся. Паж был не трус и, закалённый общественным отношением к себе на почве невысокого роста своего организма, хорошо изучил методом проб и ошибок психологию лжедоминантов. Самым мощным его приёмом было, на взгляд противника, нелогичное поведение. Проговорив голосом знатока, – Здесь не пойдёт, мало света, – он хозяином положения предложил, – лучше под фонарь, главные черты размыты. – Стая замерла; вожак из-за нестандартного поведения жертвы не мог сообразить: хвост столбом поставить или дружелюбно помахать? Для сохранения лица в глазах свиты, с усмешкой палача, согласился на смену лобного места, – Что ж, у каждого свои причуды. – В жёлтом круге источника уличного освещения коротыш совсем обнаглел. – Надеюсь, Вы не торопитесь? – вежливо, но с заметной иронией побеспокоился он о неизвестных ему планах на этот вечер предводителя местного дворянства, доставая блокнот и карандаш из сумки. Дворовые переглянулись. Предводитель сочувственно поинтересовался:

– Для завещания?

– Время покажет. Пока попрошу голову чуть левее, вверх и потерпеть.

Его карандаш быстро залетал по бумаге. Стая исчезла, она превратилась просто в любопытных пацанов. Заглядывая в блокнот, мальчишки посыпали восхищения:

– Даёт!

– Чувак, ты художник!

– Даня, ты офигеешь, один в один!

Ребята чуть-чуть заблуждались, не заметив в своём возбуждении одной особенности: Паж убрал все следы наносного, напускного в выражении глаз, чертах лица Даниила. С листа смотрел обычный парень с едва заметной грустинкой во взгляде. Даня, рассмотрев портрет, несмело попросил:

– Большой можно нарисовать?

– Мальчишки, охватив плотным кольцом мастера и модель, наперебой закричали, – И меня! меня! нас всех!

– Даня, а чего? пусть в наш секретный подвал придёт. Наш кадр!

– Такому что портрет, что трёх медведей на сломанной ёлке нарисовать – тьфу! Шишаков от зависти загнётся, – блеснул кто-то знанием из мира прекрасного.

– Паж укрепил свои позиции эрудицией, – Не скрою, лестные отзывы публики приятны, но вынужден вас поправить: не Шишаков, Шишкин и портретов он писать не любил, его кисть принадлежала пейзажам.

– То же нам, художник, – выразила общественность презрение к узости таланта Шишакова-Шишкина.

– Так строго судить не надо, талант загадочная вещь. Например, одному известному художнику никак не удавалось изобразить на картине задуманное освещение, и он обратился за помощью к великому мастеру света Куинджи.

Беседа получила неожиданное направление. К Пажу подскочил ловкий, пружинистый паренёк.

– Друг, выручи, дай прочитать о том, который Куинджу просил, и Шишкине. Классная, родители задрали: «Почему у тебя одни тройки в четвертях?». А пятёрку по физре будто не видят! Я прочитаю и скажу им: «Вот, может я, как они, в одном талантлив!».

Компания дружно захохотала. Даниил развеял его надежду на спасительные примеры, что не все мастера кисти и холста были круглыми отличниками:

– Колька, художники твоего батю не убедят – выпорет.

Светка автору – Бессовестный, заморозить нас хочешь? Ладно бы написал: «Я сделаю вынужденное отступление, а Туманов, обняв Светку…».

– Ага, размечталась, торопитесь Светлана Владимировна. Что благовоспитанный народ подумает о недавно неприступной Свете, реализуй я компрометирующие её мечты?

– Мне не стыдно – я столько его ждала.

– Умница, уж мне-то врать бесполезно. Потерпите, всё будет. Сейчас, между прочим, я расскажу о Вас.

– С удовольствием послушаю. О моём целомудрии не волнуйся, надо будет укоротить Ромео, он у меня бинтами вдоль и поперёк покроется.

Светлана хотела любить, мечтала о дне, когда сердце тихо тукнет: он. Увы, сердце молчало, оно холодным зеркалом лишь отражало лица, не таящая ледяная амальгама никого не впускала. И всё же любовь Пажа оно приняло, приняло как друга. Девичье сердце, согретое его неназойливым чувством без ревности, с трепетной заботой о её покое, ответило любви дружбой. Светка, при всём старании Пажа быть незаметным своими делами, понимала: какой ангел убирает возможные препятствия на пути её желаний, невидимой рукой ограждает от неприятностей. Он поселил в ней безмятежное спокойствие, словно у хрупкого, бесценного сокровища в надёжных руках мастера. До этого дружить у Светки не получалось, слишком был занят день. Короткие встречи на улице, «привет! как дела?» по телефону без долгих откровенных разговоров, да просто болтовни обо всём сразу, вряд ли кого бы настроили на крепкую дружбу с ней. Она была интересной девчонкой, в школе, в институте подруг и парней притягивал её незлой юмор, острый ум, искреннее сопереживание их неприятностей, радостей, но свободное время Светланы укладывалось в перемены между уроками и лекциями. Она постоянно спешила то в музыкальную школу, то в студию ИЗО, то на занятия танцами, конкурсы, олимпиады и ещё чёрт знает куда (ругательство я прилепил для усиления впечатления и сочувствия деве, загруженной кружками по интересам подобно героине стихотворения Агнии Барто). Ладно, нагрузки нагрузками, цейтнот цейтнотом, а сердцу хочется верного друга.

Однажды Боря Иванов, не предчувствуя сюрприза судьбы, сидел на подоконнике в коридоре института. Он честно, всеми силами боролся с шеей, упрямо тянувшей голову в сторону стайки студенток, среди которых блистала Светочка. Услышав её слова с нотками сдержанной торжественности: «Девочки, мне пора!», сопроводившие взгляд на него, сердце полетело вниз, в раздевалку, успев пискнуть: «Эти слова предназначены нам». И тут же, подтверждая прозорливость писка, Туманова пошла прямо на него (т. е. не на писк, на Борю). Иванов влип в угол окна. Глаза, не подчиняясь смущению, расширяясь словно у пешехода, смотрящего на летящий на него автомобиль, залипли на Светике. Туманова подошла, села рядом и сказала… совсем не тоном Онегина Татьяне на свидании под сенью парка холодно и поучительно: «Вы ко мне писали, не отпирайтесь. Я прочёл…», просто сказала, – Хочешь, будем дружить.

Светка автору – Чудовище, сколько ты будешь испытывать наше терпение?!

– Позвольте, я…

– Ничего мы тебе больше не позволим! Расписался, одними цитатами достал! Своих слов не найти? Я ему, считай, поклялась на время в монастырь уйти от соблазна, а он…

– Извините, сразу не отреагировал, уже мы?

– Ха-ха-ха, забыл, да? – на лавочке я не одна и не со случайным прохожим. Ты считаешь меня наивной, романтичной дурочкой? Хорошо, считай, а мы целовались. Пусть любовь меня затопила не полностью, но тепло её рук на сердце позволяют мне, чувствуя прикосновения его губ, думать: «Мой, мой навсегда. Имею право – и точка!». Закругляйся!

– Ладно, ладно, одно напишу, почему Боря получил прозвище Паж.

– Э, дружок, отдохни, засочинялся, без лишней писанины ясно. Закончили, домой веди!

– Тебя бы Льву Толстому в роман «Война и мир» подсадить, то-то бы школьники радовались: книга не толще «Холстомера» бы вышла. О, я же забыл рассказать, как ты Пажа защитила.

– Не велик подвиг. Взялся один умник его подколками унижать, причём специально при мне и других. Я, пригласив циника-интеллектуала в уединённое местечко, без раскачки провела приём. Скажу честно: перед тренером повинилась, объяснила нарушение главного принципа борьбы. Валентин Андреевич понял, простил. Затем ему говорю: «На первый раз я тебя пожалею, не скажу одним ребятам, которые, узнай, кто обидчик Бори, обойдутся с тобой менее снисходительно, чем я. – Теперь, всё, веди.

– О, счастливчик! – озарило его, – ангелок у аптеки лишь пожурил меня за неудачную цитату. Распались Светик на всю катушку, меня хоронили бы подобно мумии забинтованной с ног до головы. Но как она прекрасна, возбуждённая гневом! – Выражая восхищение, он воскликнул, – Воинственная дева, я мысленно представлял: ты, словно Валькирия, уносишь истерзанное тело воина в Валгаллу своего крупнопанельного рая. – Ошибочно решив, что хвалебную речь ей лучше внимать в его объятиях, вскочил на лавку, развёл руки. Сомкнуть не успел. От толчка вместо царства Одина полетел на заснеженный газон.

То была последняя вспышка её гнева. Светка с заботливыми нотками, поправляя волосы, поинтересовалась:

– Полёт прошёл нормально? – Вмиг гнев вернулся, – Мерзавец! Ты лежишь и не ловишь взгляд моих глаз, ты нагло пялишься на ноги!

Автор – Смею заметить, снизу они открываются полнее. Я и себе позволил бросить на них взгляд. Да, вероломность его оправдана.

– Ты похотливый, лживый засранец! – вскипела оскорблённая (заметно наигранно) и, закинув волосы за спину, кокетливо спросила, – Правда, хороши?

– Я не трус, только опыт общения с вашей светлостью мечется и не решается подсказать правильный, безопасный для здоровья ответ. Будь, что будет: прекраснее не видел!

– Вот как! Ты не исключаешь возможность увидеть лучше моих?

– Виноват, косноязычен, с пятого класса с русским не в ладах. Утверждаю окончательный вариант: они – краса природы совершенство!

– Своего придумать не мог, у Лескова спёр, жалкий плагиаторщик?

– Имею право, я тоже очарованный странник.

– Принято. Прощаю.

Спрыгнув к нему и низко наклонившись, Светка превратилась в беспощадную пантеру, внушающую трепет любовному пилигриму, запутавшемуся в её эмоциях. С улыбкой маньяка, спеленавшего жертву, промурлыкала, – Надеюсь, ты понял, что стезя направляющего тебя провидения полна опасностей?– Но огонёк смелости не угас в сердце героя, переиначив слова из старой сказки, он признался, – Лучше я погибну от руки этой прекрасной птицы! – и, отведя ладонями вуаль волос, чуть касаясь губ, поцеловал. – Светка томно и нежно прошептала, – Почему я тебя, гада развратного, не укокошила у аптеки?

Автор – Мой внутренний голос подсказывает: маловероятно при таких колебаниях настроения героини довести парня живым до её подъезда. Не смея ослушаться интуиции, аккуратно, не взбалтывая, телепортирую избранных в конечный пункт.

Материализовавшись на лестнице, Светка оступилась, слово чести! ненамеренно, что подтверждает мою беспристрастность. Он удержал её, но не удержался от поцелуя в подвернувшуюся щёчку. Что же это такое, в конце концов?! – звонкая оплеуха бодро зазвучала в тишине лестничного марша. Ааа, понятно, девушка заметила соседа Михалыча. Не спорю, реноме надо оберегать любыми доступными средствами.

Верхняя площадка огласилась рёвом сектора фанатов. Михалыч, свесившись через перила, поддержал её незамысловатой кричалкой: ай да Светка! Рукой со сжатым кулаком и направленным вниз большим пальцем потребовал смерти поверженному гладиатору. Он жаждал зрелищ. Хлеб в виде стакана водки уже ублажал чрево азартного римлянина. Судьба благоволила ему. Чуть ранее в комнате супруги он вскрыл хитро придуманный тайник с поллитровкой под её кроватью. И нате вам, бонус от богов, смешанные бои! Болельщик не его команды лишь распалил дух бойца. Глядя в глаза «благочестивой Марты», он иронично заметил, – Плата не столь высока. Как говаривал Генрих Наваррский: «Париж стоит мессы!» – и произвёл три касания: два в щёку и один в уголок губ. Чуть не свалившись на арену типового Колизея, римлянин взревел, – Убей, убей его!

Здесь я отказываюсь что-либо понимать. Светка, проигнорировав призыв, занялась туалетом: деловито поправила волосы, одежду, а разбушевавшемуся плебею заговорщицки прошептала, – Под кроватью твоей Катерины стоит начатая бутылка водки. Верно? – Фанат оказался под угрозой апоплексического удара, его заклинило. Мелькнула невозможная мысль, – Я перепутал, поставил пузырь под кровать Светки! – Мозг не участвовал в гениальной догадке, отчего в голове прозвучало, – Дебил, она живёт этажом ниже, или ты ночами шастаешь по чужим квартирам и прячешь под кроватями девушек водку? – Судорожно дёргаясь, побелев лицом, он прохрипел, – Наёмная шпионка! Нет, ты пытала меня! – Михалыч, чревато в поддатии озвучивать планов громадьё, – раскрыла Светка источник своей осведомлённости. Затем, оттянув пальчиком карман, голосом усталой кассирши авиакассы, попросила, – Документ, пожалуйста. – Парень засуетился, достал паспорт, опустил в бархатную темноту. Поднявшись на площадку её квартиры, позвонить не успели, дверь распахнулась сама. В проёме с тревожными лицами стояли родители Светки: отец в трусах и милицейской фуражке, мать в ночнушке с толстенной разделочной доской наперевес. В голове очарованного странника мелькнуло: здесь мало шансов переночевать. Взяв под руку, Светка втащила парня в круг своих родных.

ВЧ – На счёт ночёвки дерзнул или контуженый сам додумался?

Автор – Здесь с какого бока подойти. Для районов центральной России и прочих мест, давно обласканных цивилизацией, с вековыми традициями, согласен, подобная идея идёт вразрез с нормами приличия. Но зародилась-то она в голове парня, напитавшегося жизненными правилами, сложившимися в заполярных посёлках, а там людей на улицу не выгоняют. Тем более наш не на одной койке мечтал ночевать с напророченной.

ВЧ – На вокзал пусть чешет, в гостиницу, о, в «Дом колхозника», припоминаешь такое заведение?

Автор – Вы когда последний раз влюблялись? Забыли, на достижение какой цели направлена вся работа мозга?

ВЧ – Обижаешь! Помним: «Использовать любую возможность, самую бредовую идею, позволяющую быть рядом с обожаемым объектом, властителем дум».

Автор – Тогда подбиваем итог: парень в чужом городе; единственный знакомый на связь не вышел; встретил суженую, спятил от неё; имеет ранение головы, нанесённое тупым предметом.

ВЧ – Ладно, устраивает, пиши дальше.

Мать, просканировав дочь от головы до сапожек: причёска волосок к волоску, шарфик элегантно выглядывает из-под верха пальто, пуговицы на месте, пояс кокетливо свисает посередине, рисунок на колготках в линию, облегчённо вздохнула, не обнаружив следов вторжения. Вид спутника контрастировал с аккуратной выправкой дочери: похоже, его пропустили через мясорубку, без сомнения, дважды. Немного тревожила пунцовевшая свежестью щека спутника, свидетельствующая о пресечении или ответе на противоприличный ход. Повязка на голове с алеющими пятнами крови требовала немедленного объяснения. Мать спросила дочь на английском:

– You?

– Yes! I hit the alarm clock.

– Good! Very good!

Поражённый тонко намекнул на знание им некоторых английских слов:

– Она, она зарядила. Неудачная шутка. Раскаялся. Прощён.

– Похвальная откровенность. И кто мы такие?

– Он расплылся в широкой улыбке, поздоровался по-чукотски (правда, не совсем точно), – Етти!

– Снежный человек, что ли? – недобро спросил Иваныч.

– Не йети, а етти – здравствуйте по-чукотски.

– И?

– И должны ответить, но не и, а иии, что значит: да, ты пришёл!

– Может враскорячку присесть с почтительным: куу? – заершился Иваныч.

– Лишнее, лишнее, мы же не в кин-дза–дзе.

– Оставим выкрутасы, просто познакомимся, – сказала миролюбиво Людмила.

– Парень не успел произнести и полслова, как Светка, прикрыв ладошкой ему рот, несколько суетливо предложила, – Можно официальности добавить, документик имеется (пора уже и самой узнать имя).

Светка достала паспорт, раскрыла… и, рухнув на пуфик, безудержно захохотала. Её кидало вниз, и волосы жёлтым облаком взмывали вверх; расправившись, сжатая пружина смеха превращала голову в комету. Мокрые от слёз пряди сеткой покрыли лицо. Он пожирал её глазами, терял разум. Благоговение, безумное счастье видеть новое проявление богини, побудило обхватить её за талию и осыпать лицо поцелуями. Мать остолбенела. В ночнушке с глубоким вырезом и недостаточной длины для встречи гостей в прихожей, с разделочной доской в руках, она походила если не на валькирию, то на русалку точно. Но Иваныча волновали не слабо прикрытые прелести жены. Доска, вот что тревожило его. Зная взрывной характер супруги, вынужденной ошеломлением лишь наблюдать бесчинство наглого типа, муж выхватил сокрушительный предмет, предупреждая кровавый исход. – Теперь твоя очередь, очумелый кролик! – мысленно вынес он приговор и, схватив негодяя за воротник, отшвырнул к двери. В этот момент она распахнулась, парень влепился в Михалыча, который с криком, – Не могу больше подслушивать, хочу всё видеть! – ворвался в прихожую. Жертва неуёмного любопытства отскочила, словно мяч от штанги ворот, вылетев назад на площадку. Дверь закрылась. Людмила зажмурилась, открыла глаза, перед ней никого не было, только хохочущая дочь. – Показалось, – успокоил изворотливый женский ум.

Со Светкой случилась истерика. Мать усадила бедное дитя на диван и пару раз шлёпнула по щекам для приведения в чувство. Светка на секунду остановилась, достала из кармана какую-то синюю книжечку с золотым тиснением, заглянула в неё и вновь согнулась от хохота. Людмила выхватила книжечку, раскрыла – и окаменела, прочитав: Мембе Вемембе – гражданин республики Вонго, Король племени народа мевеке. В голове сверкнуло, – Вот откуда оно етти! – Ничего не соображая, подошла к венценосной особе, склонилась в низком поклоне, пролепетав, – Простите, Ваше Величество. – Что на фото лицо сплошное чёрное пятно её не смутило. Величество чуть зашло за спину стража порядка. Испуга не было, но прочувствовав схожесть мамы со вспыльчивой дочерью, венценосный интурист сообразил, – Расслабляться не стоит, превентивные меры не помешают. – Отступление, всего один шаг, далось с трудом, его тянуло вперёд. Там, нахохотавшись, придя в себя, Светка приводила волосы в порядок, но встав не у зеркала, а так, что бы вся была ему видна. Каждый наклон головы, движения руки с гребнем, нарочитое пренебрежение им, сдавливали грудь томительным чувством пылкому почитателю богини. Остатками мозгов понимал: прорыв невозможен, последствия будут катастрофическими. Невдомёк было пареньку: негодница вела игру, обдуманно измывалась над ним. Пока все были относительно статичны Иваныч, поправив трусы, ребром ладони проверив положение фуражки, рявкнул, – Смирно! Всем заткнуться! Форма одежды №3! Место сбора у стола в комнате! – Парню он почему-то не доверял, появись хоть нимб у него над головой, поэтому попросил жену принести одежду в прихожую.

Все собрались у стола. – Ты, негр, сядешь напротив моей дочери, через стол, ни слева, ни справа, через стол! – не оставляя лазеек неистовому поклоннику подобраться к дочери вплотную, приказал сурово отец. Сметливый африканец, быстро отделив пшеницу от плевел, выхватив главное: напротив дочери, через мгновение сидел на стуле, упёршись коленями в колени предмета обожания, держал за руки. Иваныч невозмутимо, известным приёмом, поместил его рядом с женой. Светка же, загадочно улыбнувшись, шмыгнула в свою комнату.

Людмилу устраивала диспозиция определённая мужем. Следить за ошалевшим иностранцем не имело смысла, он читался как кот, стремящийся на кухню, где со стола свисали сосиски. Дочь! – единственный объект наблюдения. А посмотреть было на что, распрощавшись с иллюзиями. Людмила, удивлённая её прытью, округлила глаза, – Ну, коза, быстро преобразилась! – В туфлях на высоченных каблуках, элегантном платье, открывающем руки и плечи, походкой модели к ним вышла, обращаюсь к индейским именам, Та-Которая-Разрывает-Сердце. Негодница, опустив лукавые глазки, кротким голоском извинилась:

– Простите, такой случай, не сразу решила, что надеть.

– Парень был на грани обморока. Взгляд застыл, рот приоткрылся, судорожно глотая воздух, он просипел:

– Это она, моя Светка, она не исчезнет?

– На счёт моя, ты сильно не разгоняйся, – съязвил Иваныч.

Эх, папуля, – подумала Людмила, – ещё разобраться надо, кто из двоих через ступеньку скачет.

– Светка посмотрела на парня, вскинув брови, удивилась, – О! у нас гость, и поговаривают иностранец, из Африки прибыл.

Иноземец засиял, болванчиком закивал головой. Людмила посмотрела на дочь взглядом смирившейся с сюрпризом судьбы.

– Садись, снайперша, в десятку влепила, до комы доведёшь лидера мевекского народа.

Светка, сев прямо, наклонила голову и, пряча глаза за чёлкой, поизучала парочку напротив. Откинувшись на спинку стула, слегка запрокинув голову, мило улыбаясь, поиграла глазами. Цель была поражена: король заёрзал, задёргался, подался вперёд. А безжалостная обольстительница продолжила дразнить. Чуть повернувшись на стуле, закинула ногу на ногу, правда, стол мешал их видеть, искоса взглянула на него с плутоватой улыбкой. Повернув голову в профиль, стала разглядывать ногти, изящно выгибая пальчики. Оставшись довольной их состоянием, положив руку на стол, поиграла пальцами. Опять села прямо, поворотом головы закинула волосы за спину, скрестила руки на груди и буквально вонзила в него взгляд.

Мать схватила венценосную голову, прижала к груди.

– Не смотрите туда, закройте глаза! Светка, прекрати, парню начисто башку снесёшь, как племенем-то повелевать будет?

Взгляд Ивановича затяжелел – он ревновал, как отец. Он безумно любил дочь, вернее обеих, но старшая уже выпорхнула, имела сына (с этим оригиналом мы познакомимся), а младшая пока, вот – уже пока! с ними, под заботливым крылом. И что же? Теперь нежные, ласковые словечки будут доставаться, откуда гада только надуло? лохматому африканскому обормоту. Немного сбивало пену ревности предчувствие: будет, будет случай с тобой посчитаться.

Автор – Интуиция бывалого опера никогда не подводила. Верно, будет случай, обещаю.

Иваныч, долбанув кулаком по столу, встал.

– Я, представитель госорганов, обязан установить личность, замечу, туманную личность, не ошибусь, самозванца, изощрённым способом проникшего в наш дом. – Словно желая пронзить проходимца вытянутым указательным пальцем, для большего впечатления, спросил на английском (сильно их мама натаскала!), – Ху из ху?

– Беспардонный захватчик, не оправившийся после сеанса гипноза, понёс, с ужасом понимая, полную тарабарщину, – Я есть недавно приехало ваша сторона, ваша города. Однако моя долга-долга (сбился на русско-чукотский личного изобретения) летел самолетка, звонилгын телефонкен тумгытум, друга, однако попадал на танцын институткен. Какомей! – Хватив воздух ртом, резюмировал на чистейшем «великом и могучем», – Вот.

Светка не захохотала, заржала, словно полковой конь, затопала ногами, застучала кулаком по столу. О-го-го-го металось по комнате, отскакивало от стен и потолка. Позволю заметить, ржание смягчалось женственными нотками. Бедняга сбрендил! Он извернулся, вскочил на стул. Вскинув руки к потолку, призывая Небо в свидетели, проорал, – Боги, вы видите, как она прекрасна! – Оставаясь на стуле, он бросал взгляды, призывающие поддержать акт экзальтации, слиться с его ликующим чувством. Странно, родители не спешили вставать плечо к плечу с буревестником любви. Светка, окончательно добитая пафосным обращением к силам небесным, согнувшись пополам, залитая слезами от хохота, перешедшего в повизгивание, ввалилась в свою комнату и рухнула на кровать.

Мать с профессиональным интересом рассматривала претендента на титул зятя, более походящего на её пациентов. Отец с трудом сдерживал гневное, с эгоистическим оттенком желание низвергнуть с пьедестала ополоумевшего трубадура. Уход Светки и последующая неодобрительная тишина, вызванная нежеланием родителей консолидироваться с ним, отрезвили опьянённого страстью африканского вождя. Он сел, помолчав, сказал севшим голосом:

– Извините, не могу с собой совладать, вижу вашу дочь – мозг отключается.

– Давненько такое у Вас? – поинтересовалась Людмила.

– Если часы не врут, 2 часа 45 минут.

– Она посмотрела на свои часы, – Приличный срок, целая вечность.

– Именно вечность! Мы знали друг о друге, а встретились лишь сегодня вечером.

– Это как же ты в своей Африке пронюхал о моей дочери? – вопрошающе вознегодовал персонаж, упрямо не желающий обретать статус тестя.

– Какая Африка!? сам вижу впервые этот документ! Согласен, на ваш взгляд я немного странноват, но помилуйте, шутки с паспортом не мой профиль. У нас пограничная зона, к документам мы относимся с пиететом.

– Упаси тебя бог шутить моей дочерью, иначе я тебе все профили переломаю! – прорвались словами чувства Иваныча.

– Всё, всё, дорогой, мы понимаем и уважаем твои душевные переживания. Послушаем молодого человека.

– Менее месяца назад со мной приключилась невесёлая история. Была жесточайшая пурга. Перед самым общежитием вывернул себе лодыжку и пока добрался до дверей, окоченел, обморозился и смирился со своей близкой кончиной.

– А я смотрю, у Вас кожица на мордашке свеженькая.

– Вам, как врачу, объяснять не надо действие на человека низких температур, их обезволивание. И, понимаю, трудно поверить, прямо над ухом слышу: «Замёрзнешь, останется твоя половинка, определённая Небом, на всю жизнь одна. Её судьба в твоих руках. Выкарабкаешься – встретитесь, дальнейшее зависит от вас».

Ну, жучило, наплёл, без лупы видно: проходимец по женской части. Обычному мужику подобное в голову не придёт. Ух, руки зудят! – про себя подумал Иваныч. Людмила тоже молчала. Внутри неё шла возня между женщиной и врачом.

– Молчите? воля ваша, убеждать что-то не хочется. Мне и будильника Светика достаточно.

– Вот оно что, вы за благую весть пострадали?

– Не совсем, правильнее, за некорректную аргументацию.

– Обниматься полез, гад?! – злобно вставил Иваныч.

– Нет, на лестнице, да, схлопотал за первый и единственный раз, – беззастенчиво соврал он.

– Ууу! – в ярости провыл ревнивец, схватив за грудки разоткровенничевшегося наглеца.

Тот не отреагировал на пятерню, терзавшую грудь. Смотря взглядом обречённого на стул Светули, с безразличием к самому себе подумал, – Интересно, меня ногами вперёд вынесут или есть надежда на костыли? – Людмила вернула мужа на стул.

– Отцепись от парня!

– И ты, Брут?

– Ой, нашему Цезарю заговоры и измена мерещатся. От этого рога не растут.

Иваныч, сам не зная зачем, провёл рукой по волосам.

– Людмила захохотала, – Ни за что не зацепился? уверен?

– До этой минуты не сомневался.

– То есть, сомнения начали грызть твою болванку для милицейской фуражки?

– Повода не давай. Про рога чего вдруг заговорила? секрет наружу рвётся, рассказать некому?

Людмила встала. Зять отъехал со стулом в сторону, ушёл с линии огня. Она придвинула свой стул к нему, села, приобняла за шею, вызывающе улыбаясь.

– Если изменить, то с королём! В Африку поеду. Лучше быть королевой в Вонго, чем здесь милицейской женой. Чего, чего ты там мямлишь? Светка? Что Светка? По статистике мужиков не хватает, но для тех, кто подарков с неба не ждёт, они на каждом углу пучками валяются. – Сорвавшись со стула, ухватила Иваныча за остатки волос, злобно зашипев, – Как в башку твою пустую пришло меня подозревать? Да за мной столько кобелей бегает, из «Макарова» впору отстреливать, и не один сукин сын не может похвастать успехами.

Какого оттенка её глаза, какой взгляд парню и представлять было не надо. Дежавю недавних событий дышало свежестью.

– Браво! МХАТ отдыхает. Станиславский бы от зависти катался по полу, дрыгал ногами и кричал: «Верю! верю!» – Светка, стоявшая незамеченной в дверях, аплодировала артистам домашнего театра. – Решили показать себя во всей красе? – смотри, какие мы весёлые ребята! А ты, королёк – птичка певчая, ишь расчирикался и соврал ловко, глазом не моргнул. Уж вывалил бы всё от начала до конца. – Посмотрев недобро ему в глаза, она поделилась ужесточением его перспектив, – Хотела изменить план возмездия, но здесь и паспорт липовый, и откровения за моей спиной.

Не вняв угрозе будущего своего благоденствия, он с извинением поклонился Людмиле Сергеевне, отвёл Светку в сторону и зашептал ей на ушко:

– Сказанное против меня притянуто за уши. Ты и я, правда? сильно соскучились друг по другу. Я знаю, чего мы оба хотим.

– Не соврёшь?

– Та ложь во спасение была, а тебе разве посмею.

– Боишься или из других побуждений?

– Ничего кроме одного побуждения – тебя.

– Пока я в обморок от счастья не грохнулась: чего желаем?

– Что бы я поцеловал…

– Папулю, в знак примирения?

– Примирение возможно, когда двое собачились. Я в военных действиях не участвовал, только безответно сносил удары и поношения. У него конкретно ко мне антипатия разгорелась или это обычная реакция?

– Ооо, – задохнулась возмущением Светка, – паразит, я тебе ухо откручу за твой язык паршивый! Обычная реакция? Ты подразумеваешь: парней я в дом толпами вожу? Получается, по пятницам, вечерами, ну, чтобы не заскучала, меня при родителях обслюнявливают всякие засранцы, вроде тебя, потом они скачут по стульям и орут недорезанными поросятами? – Она под невыносимой тяжестью догадки опустила голову, – Я… я поняла! Ты всю дорогу прикидывал: «Интересно, сколько мужиков имела до меня моя податливая крошка?».

Мать, видя накал страстей, жестом остановила и вернула на место Иваныча, решившего прервать затянувшийся диалог, – Мы поворковали, настала их очередь.

Спаситель девы от одиночества рухнул на колени. Губы судорожно дёргались, на лице, как на теле испуганного хамелеона, сменялись цветные пятна. Что делать, что говорить, он не знал. С одной стороны – дичайшее обвинение, с другой – приговор: виновен!

Автор – Эх, зря я подвергал сомнению признания писателей в том, что герои их произведений после нескольких глав повести или романа начинают совершать неожиданные поступки, говорить такое, чего они в мыслях не держали. Да, зря! Я пренебрёг откровением их опыта: сопротивляться бесполезно, предугадать невозможно. После обвинения Светки я сказал себе: «Каждый герой, будь он положительнейший из расположительнейших, конченый эгоист, захвативший кусочек моего мозга. От строки к строке его автономия будет расширяться, стремиться перерасти в полную независимость». Однако, по знаку зодиака я близнец, хитрый, скользкий тип, находящий выгоду для себя даже в нелицеприятной правде. В чём правда? Она в том, что мои слова, больше похожие на обвинение героев, по сути, капитуляция: сдаюсь на вашу милость. А выгода в надежде: после этого признания вы будете доверять мне, не считая, что для остроты сюжета я многое высасываю из пальца.

После оригинальной догадки героини я не знаю, что далее писать. Патовая ситуация, сродни той, как ответить женщине на вопрос, на который она знает ответ. Можно крикнуть в отчаянии: нет, нет, неправда! Но и другое истинно: она думает, что я сволочь последняя! А, пусть разруливает мать, дочка-то её.

Людмила в восхищении застыла с приоткрытым ртом, – Это что же она ему ввернула? Насколько я горазда в подобных делах, но такого сокрушительного результата не достигала. Всего пара предложений – и он прах у ног её! Не стыдно и опыт перенять. Глупо не перенять. Я горжусь своей девочкой! Не сомневаюсь, Светочка понимает, что лягнуть можно было мягче, однако, упрямство сразу лапки не опустит . Надо выручать дурачьё. – Она обняла дочь, – Бедный мой ребёнок, сколько на тебя навалилось. Не знаю, чего вы наговорили один другому, но согласись, в душе у вас подобного в помине нет. – Но Светку закусило, она, как поэт, родивший гениальную рифму, наслаждаясь, повторяла про себя жгущие сердце слова: податливая крошка, считая, что произнёс их он. Собственно, чему удивляться? ещё Надежда Фёдоровна прозорливо предупреждала о грядущих трудностях.

Оскорблённая дочка зашептала матери о мерзких размышлениях типа, топчущегося на коленях у их ног. Тип же мычал словно глухонемой; протянутые к ним руки дрожали; глаза умоляли верить ему; голова моталась, мол, я не такой. На его счастье материнское сердце не обманулось и раскусило вольную трактовку незлонамеренных слов бедолаги. Она поняла причину, заставившую дочь выбрать самый разящий вариант. До Светки дошло: мать на другой стороне, не поверила! Уязвлённая девичья душа бросила её в открытую схватку. Она впилась ему в плечи, затрясла, замотала во все стороны, крича в лицо, – Гад ты паршивый, у меня никого не было, я ждала только тебя, а ты: обычная реакция! Убирайся в свою заполярную Африку мерзавская твоя рожа! Хотя, нет, я всегда довожу до конца задуманное: первую ночь в нашем городе ты проведёшь на нарах в обезьяннике у папы в отделении! Он с удовольствием выполнит мой маленький каприз. Вы, смею заметить, точно забыли: у нашего бедного мальчишечки документиков нет. Господи, как страшно! вдруг он беглый али душегуб какой? Ничего, там, в картотеке-то тебя и посличают. Я буду спать в чистенькой постельке, а уж Вы, барин, не обессудьте, на вонючих досках с каким-нибудь алкашом в обнимку. Трепанув последний раз, села на стул и тихим, дрожащим голосом попросила отца, смотревшего на неё будто она Джульетта, оттяпавшая голову Ромео, – Уведи его, пожалуйста, побыстрее.