Между мной и демоном

Пролог
Он появился в её жизни, как буря – без предупреждения, без прощения. Она чувствовала его до того, как увидела: запах дыма и кожи, напряжение в воздухе, будто что-то древнее проснулось. Он не спрашивал разрешения. Он просто смотрел – и мир вокруг исчезал.
– Ты знала, что позвала меня, – прошептал он, приближаясь. Его голос был низким, обволакивающим, почти звериным.
– Я… – она хотела сказать «нет», но язык предал её. Сердце билось в унисон с его шагами.
– Так и должно быть. Страсть не просит разрешения. Она берёт.
Он схватил её за запястье – не грубо, но властно. А потом… она уже не думала.
Амели проснулась с шумным вдохом, сердце пропустило удар. Она тяжело дышала, а в комнате ещё будто и впрямь витал этот неуловимый запах. Девушка застонала, уткнувшись лицом в подушку, затем нехотя поднялась и, шатаясь, подошла к окну. Свежий ночной воздух немного отрезвил, но не развеял дрожь.
Он приходил к ней уже год – во снах, но ощущалось, будто наяву. Как будто тонкая грань между сном и реальностью стиралась именно тогда, когда она произносила его имя в темноте.
Амели запустила пальцы в свои каштановые волосы, распутывая спутанные пряди, и вгляделась в уличную темноту, словно надеясь разглядеть там что-то – или кого-то.
– Это всё сон… Очень реальный сон, – пробормотала она, пытаясь убедить себя. Сделала шаг, потом ещё один – и, как испуганный ребёнок, быстро юркнула обратно под одеяло, будто монстр вот-вот схватит её из темноты. Зачем? Куда? – не знала. Но знала точно – он был ближе, чем казалось.
Сквозь плотно сомкнутые веки пробивался лунный свет. Амели снова свернулась калачиком, прячась от своих мыслей. Тишина окутывала комнату – слишком плотная, слишком живая.
И когда сон начал стелиться на неё, как густой туман, в комнате снова повеяло прохладой. Едва ощутимый аромат – древесный, с дымком и чем-то древним, – вернулся. Она узнала его. Её тело узнало его.
– Ты опять здесь, – прошептала она в полусне.
Ответа не последовало. Но воздух дрогнул.
Одеяло слегка шевельнулось, и её сердце глухо ударилось в груди. Амели медленно вытянула ладонь из-под ткани, будто пытаясь прикоснуться к самому сну.
И тогда – чьи-то пальцы. Тёплые. Невесомые. Но настоящие.
Они коснулись её запястья.
Глава 1
Дом, где просыпаются тени
Иногда, чтобы разбудить тьму, достаточно одного взгляда… или одного холста.
Вот так назову главу
Утро с ярким солнцем пришло резко, как удар, заставляя вырваться из цепких и липких рук беспокойного сна.
Амели открыла серо-голубые глаза, чувствуя, как по лбу стекает тонкая испарина. Каштановые волосы спутанно разметались по подушке, а руки и ноги казались затёкшими – как будто что-то держало её всю ночь, не давая пошевелиться. Грудь тяжело поднималась, дыхание всё ещё не выровнялось.
Уже несколько недель она пыталась собраться с мыслями, с силами, чтобы взяться за новый холст. Заказчик был, перевод с предоплатой давно пришёл – а она оставалась пустой. Пустой сосуд, не способный наполниться вдохновением. Всё, что она ни начинала, казалось фальшивым, мёртвым. Как будто что-то внутри неё иссякло.
– Надо что-то менять, – сказала она себе, умываясь холодной водой. В зеркале отражалась не художница, а женщина с тонкими чертами, усталым взглядом и почти болезненной бледностью.
Она вспомнила о доме.
Старый, с высокими потолками, потрескавшимися стенами, запахом дерева и… чего-то неуловимого. Что-то в нём всегда цепляло её, хотя и вызывало тревожное волнение. Она давно там не была – ровно год прошёл с той поездки. Тогда, в одиночестве, она написала картину и уехала. Но после того всё начало меняться. Сны. Видения. Его присутствие.
И вот теперь, словно по внутреннему зову, она снова собирается туда.Дом встретил её тишиной и легким скрипом пола под ногами. Всё осталось на своих местах – мебель, покрытая пылью, книги, полузасохшие травы в стеклянных бутылках, полное ощущение времени, которое будто остановилось.
И – картина.Она висела в гостиной, на том же гвозде, где она оставила её. Пейзаж. Лесной склон, небо в тумане, и на переднем плане цветы. Тогда она не заметила ничего странного, но теперь взгляд сам замирал на этих цветах. Они выглядели… мёртвыми. Лепестки – серые, безжизненные, словно иссушенные до того, как были написаны. Стебли – согнутые, безжизненные.
– Почему я это не увидела тогда?.. – прошептала она.Амели тяжело вздохнула, оглядываясь по сторонам. Пыль, беспорядок, скрип половиц – всё это раздражало. Она не понимала, почему вернулась именно сюда, но отступать было некуда.
Её взгляд снова упал на картину.
Что-то внутри сжалось. Она резко подошла и сорвала с кофейного столика старую ткань, наброшенную небрежно, словно в спешке. Покрыла ею холст, будто пряча не только изображение, но и всё, что с ним связано.
Скорее, чтобы не думать, Амели надела лёгкий светлый сарафан, собрала волосы и принялась за уборку. Пыль клубилась в солнечных лучах, вино лилось в бокал почти автоматически. Она пила большими глотками, с каждым чувствуя, как в груди поднимается глухое напряжение.
Май в этом году был на удивление тёплым. Окна распахнуты, ветер играл с занавесками, в комнату проникали запахи леса и пение птиц. Природа будто обволакивала дом – но от этого становилось только тревожнее. Её не пугало, что кто-то может нарушить тишину снаружи.
Её пугали сны.
С каждым вечером они становились всё ярче. Всё отчётливее. Всё опаснее.
Она сделала ещё один глоток – долгий, обжигающий, – и на мгновение прикрыла глаза.Солнце клонится к закату, и свет в доме становится мягким, словно мед растекается по стенам. Воздух густеет. Амели сидит на полу у раскрытого окна, обняв колени, босые ступни касаются тёплых досок. Пустой бокал стоит рядом.
Ветер играет её волосами, и где-то в этой лёгкой суете листьев ей слышится шёпот. Наваждение. Или предупреждение.
Её веки становятся тяжелыми. Голова чуть склоняется к плечу. Полутёмный дом обнимает её тишиной, но в этой тишине есть что-то… неправильное.
И снова – этот запах. Сначала еле ощутимый: древесный, терпкий, с нотой дыма и чего-то… первобытного. Он как след от прикосновения, которого не было, но кожа помнит.
Скрип.
Половица.
Амели вздрагивает. Тишина возвращается, но всё уже не так. Она встает, опираясь о стену, её дыхание сбивается. Комната кажется иной. Чужой. И в то же время – слишком знакомой.
– Это ты? – её голос звучит хрипло, почти на выдохе.
Ответа нет, но в животе скручивается тёплый, опасный клубок желания и страха.
Она подходит к картине, рукой убирает ткань. Цветы всё так же мертвы. Пейзаж будто выцветает с каждым днём, теряя краски. Или – отдавая их чему-то, что в ней самóй.
– Почему я снова здесь? – прошептала она.
Но вопрос повис в воздухе, не дождавшись ответа.
Только вечер, плотный, живой, тёмный – обвивал её тонкой нитью ожидания.Амели подошла к окну и, сделав последний глоток, поставила бокал на подоконник. Вино приятно жгло горло и уже растекалось теплом по телу, смягчая углы тревоги. Она уселась на старый потертый диван у стены, поджав под себя ноги, и с ироничной усмешкой покачала головой.
– Ну и дура, – пробормотала она. – Придумала себе демона… художница, называется.
Смех вырвался почти неожиданно – звонкий, лёгкий, пьяный. Он отозвался в стенах, будто кто-то в темноте услышал и улыбнулся в ответ.
– Может, мне просто не хватает секса… или вдохновения. А может, и того и другого, – продолжала она уже громче, чувствуя, как приятная волна вина расслабляет, делает мысли рассыпчатыми, неопасными.
Она поднялась, включила приглушённый свет настольной лампы. Его жёлтое сияние разлилось по полу, цепляя ножки мебели, её обнажённые плечи, и тени, легшие на стены, начали двигаться медленно, как будто жили своей жизнью.
– Всё. Хватит, – сказала она себе твёрже, размахивая рукой. – Завтра – новая попытка. Надо привести себя в порядок.
Сняв сарафан, она подошла к кровати в белье – простом, мягком, почти детском, с тонким кружевом. Укрывшись одеялом, она позволила себе закрыть глаза, чувствуя, как вино и усталость тянут её вниз, в дрему, как в тёплую воду.
Но перед тем как сознание поплыло, она снова уловила его запах.
Тот самый. Ни с чем не спутаешь.
Глаза её на миг распахнулись – пустая комната, тихая ночь.
– Я всё ещё схожу с ума, – прошептала Амели.
И сон утащил её обратно. Туда, где он ждал.…Сон накрыл её быстро, как морская пена – лёгко, но неотвратимо.
Сначала – лес. Мягкий мрак. Воздух густой, насыщенный. Она идёт босиком по влажной земле, в белом платье, которое прилипает к коже. Тишина. Но чувствуется: он рядом.
– Ты снова сбежала, – голос – низкий, опасный, идущий не извне, а будто прямо из неё.
– Я не… – её голос дрожит. – Это сон. Я не звала тебя.
– Лжёшь. Даже сейчас ты хочешь, чтобы я коснулся тебя.
Он появляется из тьмы. Высокий, в чёрном, его глаза – не совсем человеческие, что-то в них дрожит и пылает. Амели пятится, но он мгновенно преодолевает расстояние, хватает её за запястье.
– Ты рисовала меня, ты напоила меня своим желанием, своей тоской. Ты создала меня, художница, – рычит он. – И ты будешь моей.
Он резко прижимает её к себе. Она чувствует жар его тела, его дыхание у шеи, пальцы, сжимающие бедро сквозь тонкую ткань. Её разум туманится, но вдруг – вспышка боли.
Он вонзает зубы в её плечо.
Она вскрикивает, не отступая, а замирая – между страхом и сладким безумием. Губы его прижаты к её коже, язык скользит по следу укуса, и он шепчет:
– Носи это, как клеймо. Чтобы помнить, кому ты принадлежишь.
-–
Амели проснулась с криком. Сидя на кровати, прижав ладонь к плечу, она тяжело дышала. Сердце бешено стучало.
И тут её пальцы нащупали что-то. Тепло. Чуть влажно. Она метнулась к зеркалу.
На коже – след. Ровно там, где он укусил её. Красноватые, слегка припухшие отпечатки зубов. Не глубокие, но… слишком реальные для сна.
Её дыхание перехватило. Она прислонилась к стене, не отрывая взгляда от зеркала.
– Это… невозможно, – прошептала она. Но плечо пульсировало. И в комнате, будто насмешкой, всё ещё витал его запах.
Она снова села на край кровати, прижимая пальцы к укусу. Плечо горело – не от боли, а от чего-то странного… будто это было нечто сокровенное, интимное. Как тайна, которая теперь принадлежит только ей.
– Бред… это просто сон, – прошептала она. – Я… слишком много выпила. Я устала. Я…
Слова не имели веса. Рациональность рассыпалась, как пыль на старых подоконниках. Она снова взглянула в зеркало. След не исчез. Даже казался чуть более отчётливым. Как поцелуй, отпечатавшийся на коже. Как предупреждение. Как метка.
И почему-то мысль об этом пугала её меньше, чем должна была.
Амели подняла руку и коснулась отпечатка – нежно, почти с трепетом. И внутри, где-то между рёбер, что-то отозвалось дрожью.
– Носи это, как клеймо… – повторила она его слова вслух. И вместо страха почувствовала… тепло.
Словно его присутствие всё ещё витало в комнате. Будто он смотрел.
В этот момент скрипнул пол за стеной. Или показалось?
Она вздрогнула, быстро натянула на себя одеяло, почти рассмеялась от своей реакции. Но смех замер в горле. Потому что запах всё ещё был – древесный, тёплый, с дымной, первобытной нотой.
Она прижалась к подушке, завернувшись с головой, как ребёнок.
– Раэль… – вырвалось у неё. Тихо, будто имя само попросилось наружу.
Имя. Она не знала, откуда оно пришло. Но оно пришло.
Утро пришло тяжело, медленно, как густой туман, вползающий под дверь. Голова гудела, виски сжимало тугой болью, и каждый звук казался излишне громким. Амели села на кровати, прикрыв лицо рукой, и жалобно простонала, потирая виски.
– Да не умеешь ты пить… – пробормотала она, обращаясь сама к себе. Голос хрипел, в нём слышалась усталость и лёгкое раздражение.
Комната была полутемной – занавески всё ещё прикрывали окна, пропуская лишь тусклый, утренний свет. Всё казалось на месте, но ощущение… нет, оно не ушло. Напротив – будто осело в воздухе, впиталось в простыни, в её кожу.
Она провела пальцами по плечу.
След укуса был там. Немного побледневший, но вполне различимый.
– Господи, – выдохнула она, вглядываясь в зеркало напротив кровати. – Это правда было…
Внутри поднялось знакомое чувство – не страх, не боль, а… странное волнение. Тревожное, сладкое, неуместное.
Она встала, босиком прошла по прохладному полу к окну, отдёрнула занавески. Солнечный свет ударил в глаза, вызвав короткий спазм. День начинался. Но теперь, с этим клеймом на плече и тяжестью в груди, казалось – она уже не та, что просыпалась здесь вчера.
И всё вокруг это чувствовало.Душ оказался ледяным. Водяные струи обжигали кожу не теплом, а холодом, будто наказывая за что-то, чего она не помнила. Амели зябко повела плечами и пробормотала сквозь зубы:
– Да, утро задалось…
Она закрыла глаза, прислонившись лбом к холодной кафельной стене. Мысли путались. Что это было прошлой ночью? Сон? Видение? Реальность, которая не может быть реальностью?
Она не могла понять своей реакции. Страх ли делает её такой нервозной? Или… то, что разливалось внутри – как вязкий, густой мёд – вовсе не страх, а нечто иное. Голодное. Живое. Опасное.
Может, она и вправду сходит с ума? Или, чего доброго, это просто гормоны, обезумевшие от долгого воздержания? Секс в её жизни давно стал темой, которую легче не поднимать.
Амели… Тихая, неприметная. В колледже её называли «мышкой». Она не протестовала. На свидания почти не ходила. Пару раз – да, пробовала. Но реальность была куда жёстче и безжалостней любых любовных романов. Мужчины, что попадались ей, были или надменны, или грубы, или попросту скучны.
Её передёрнуло от воспоминаний.
Нет, девственницей она не была. Однажды – под давлением тела, обстоятельств и иллюзий – она позволила случиться этому. Без трепета, без желания. Не было ни страсти, ни огня, о котором с восхищением шептались её однокурсницы. Всё вышло… механично. Пусто. Грязно, если быть честной с собой. Даже противно.
После этого она замкнулась в себе. Решила, что это не её. Что, может быть, любовь – выдумка, секс – инструмент, а вся эта страсть – просто химия и маркетинг.
И вот теперь… После ночи, в которой не было прикосновений в реальности, но было всё – от дрожи до жара – она вдруг проснулась иной.
С потревоженным телом.
С голодной кожей.
С головной болью и укусом на плече.
«Может, я не безумна, – подумала она, выключая душ, – может, он и вправду был. Может, он… ещё придёт».Амелия была из тех, кого можно не заметить в толпе – если не приглядеться. Худощавая, с тонкими запястьями и чуть сутулой спиной, словно всегда пыталась спрятаться в самой себе. Длинные каштановые волосы вились капризно и упрямо – каждое утро она собирала их в небрежный пучок, из которого всё равно выпадали пряди, лаская щёки и шею.
Её лицо – тонкое, с мягкими скулами и мечтательным взглядом, будто она всегда находилась где-то вдалеке, в своих мыслях. Карие глаза с янтарными искорками задерживались на деталях, которые другие пропускали мимо – трещина на стене, отблеск света в пылинках, увядший цветок у дороги. Она словно жила в полутоне – тише, глубже, нежнее, чем все вокруг.
Скромная, застенчивая, в одежде предпочитала простоту: свитера, платья свободного кроя, выцветшие рубашки. Её стиль был непоказным, но в этом читалось что-то своё, особенное – как в вещах, которые не для других, а для себя.
Иногда от неё пахло кофе с корицей и старой бумагой. А ещё – тем, что нельзя объяснить словами: ожиданием, грустью.Она вышла из душа, вытерлась наспех, бросив полотенце на стул, и потянулась за своей электронной сигаретой. Щёлк – мягкое облачко пара окутало губы, оставляя лёгкий вкус ванили и никотиновую горечь, которой, несмотря на все попытки, она так и не смогла избавиться. Обычные сигареты она бросила давно – с того самого вечера, когда, задыхаясь от дыма и боли в груди, поклялась себе начать сначала. Но вот уже третий год этот слабый компромисс – пар, иллюзия – оставался с ней, как напоминание о привычках, от которых труднее всего уйти.
Она затянулась снова, сидя на краю кровати, и проводя пальцами по влажным прядям каштановых волос, которые уже начали пушиться в беспорядке. Всё-таки лучше сразу собрать их, – подумала она, небрежно скрутив волосы в привычный пучок.
Амели оделась в простые шорты и безразмерную серую футболку, которая всё время норовила сползти с одного плеча, обнажая светлую кожу. Волосы она собрала в небрежный пучок, как обычно – торопливо, почти машинально, оставив пряди, падающие на виски. Электронная сигарета нашлась на подоконнике. Несколько затяжек – привычных, утешающих, как жест, ставший ритуалом.
Она бросила взгляд на пустой холст у стены. Он смотрел на неё с немым укором. Вдохновение всё ещё не пришло, только тревожное послевкусие ночи.
Вздохнув, она налила себе кофе и вышла на веранду. Воздух был прохладен, утренний, с лёгким ароматом мха и влажной древесины.
– Ал, надо быть логичной, – пробормотала она себе под нос, садясь на деревянный стул и обхватывая ладонями кружку.
Она пыталась всё разложить по полочкам. Сон – это сон. Иллюзия. Даже если он вернётся… она в своём пространстве, в своей голове. И она установит правила. Она же хозяйка.
Только укус… с ним было сложнее. Логика тут спотыкалась. Но она заставила себя выпрямиться.
– Старый дом, рядом лес. Может, паук. Или, чёрт возьми, куница, – она усмехнулась, почти зло. – Аллергическая реакция. Вот и всё.
Она сделала ещё одну затяжку. Горячий пар обволакивал горло, мысли начинали упорядочиваться. Рациональность, как старая подруга, возвращалась, помогая выдавить тревогу из груди.
Но где-то глубоко внутри – под кофе, под дымом, под хрупкой логикой – сладко пульсировала память о сне. О нём.
О прикосновении, которое не могло быть настоящим.
––‐–
Работа не шла. Амелия стояла перед холстом, поигрывая кистью в пальцах, словно та могла сама найти направление. Линии не складывались, образы путались. Всё в ней было разбросанным – мысли, чувства, даже дыхание.
Она сделала пару мазков, не удовлетворённая, вытерла кисть о ткань старой футболки и вздохнула.
– Ладно, хватит на сегодня, – пробормотала себе под нос.
Решив, что свежий воздух прояснит голову, она взглянула на часы – было около полудня. Самое время выйти. Взять с собой лёгкую куртку, наушники, а может – и сигарету. В голове засела мысль: пройтись по лесу. Недалеко, просто почувствовать под ногами мягкость земли, услышать шорох листвы и, может быть… перестать думать о Нём.
Или хотя бы попытаться.
Тропинка вела Амелию всё дальше от дома, мягко петляя между деревьями. Лес дышал – влажно, терпко, насыщенно. Где-то далеко щебетала птица, ветер чуть тронул ветви, и всё вокруг затихло, будто слушая её шаги.
Она шла медленно, в наушниках звучала инструментальная мелодия, но мысли были громче. Земля под ногами пружинила, кусты пахли зеленью и прошлым летом. Она достала электронную сигарету, сделала пару затяжек, задержала пар во рту, будто хотела выкурить тревогу.
Вскоре тропинка вывела к старому пеньку, окружённому мхом и небольшим склоном, устланным сухой травой. Рядом шумел ручей – не слишком громко, ровно настолько, чтобы казаться убаюкивающим.
Амелия подошла ближе. Присела. Положила рядом куртку и легла на бок, смотря вверх, в прорехи листвы, где мягко колыхались пятна света. Было тепло. Невесомо.
Сон подкрался незаметно. Приятный, тихий, вязкий, как сироп. И всё бы ничего… если бы не ощущение, будто кто-то рядом наблюдает за ней. Не злобно – просто внимательно. Слишком внимательно.Пространство дрогнуло. Всё стихло – даже шелест листвы, даже стрекот где-то в глубине леса. Время будто затаило дыхание.
И тогда она почувствовала: не просто кто-то смотрит, а Он здесь.
Амелия резко открыла глаза – и увидела тень. Высокая, неясная, она стояла у самого края поляны, словно выросла из воздуха. Затем медленно, с ленивой грацией, шагнула ближе. Она узнала взгляд – глаза, преследовавшие её в снах, жгли сквозь толщу реальности.
Поднявшись на локтях, Амелия попыталась говорить, удержать дрожь в голосе:
– Ты… ты в моих снах. Ты – плод моей фантазии…
Слова прозвучали глухо, почти шёпотом, но она старалась казаться твёрдой.
Тень рассмеялась – низко, глухо, с хищной насмешкой. Очертания мужчины становились яснее: тёмная кожа, мускулистое тело, будто выточенное из чего-то первобытного. В нём было что-то звериное – не внешне, а в движениях, в том, как он стоял, как смотрел. Плавная, опасная мощь.
Глаза его были пронзительны, холодно-завораживающие, как у крупной кошки, которая точно знает, на кого охотится.
Амелия замерла. Казалось, если он двинется – даже чуть-чуть, – её сердце просто остановится.–
– Ты… – она сглотнула, медленно поднимаясь, – не настоящий. Сон. Всего лишь сон. И я… не боюсь тебя.
Он шагнул ближе. Земля под его ногами не издала ни звука. Его движения были слишком плавными, слишком беззвучными для человека.
– Тогда почему у тебя дрожат пальцы? – голос был глубоким, бархатным, с хрипотцой, как раскалённый металл в темноте. – Почему твоё сердце бьётся так, что слышно даже мне?
– Это… адреналин, – выдохнула она, стараясь не отступать. – Или гормоны. Или аллергия на твою… персону.
Он усмехнулся, наклоняя голову, будто изучал её.
– Всё ещё пытаешься убедить себя, что я не реален?
– Потому что иначе мне придётся признать, что я схожу с ума, – прошептала она. – А это куда хуже.
– Может, ты просто слишком долго пыталась быть нормальной. – Его голос стал тише, почти интимным. – Прятала себя. Прятала желания. Прятала то, кем ты есть на самом деле.
– Я знаю, кем я есть, – возразила она. – И я не хочу играть в твои игры.
– Не ты ли их начала, Амелия? – Его взгляд скользнул по ней, как прикосновение. – Ты вызвала меня. Ты нарисовала меня. Ты мечтала обо мне.
Её дыхание сбилось.
Он шагнул ближе. Так близко, что воздух между ними стал горячим и плотным.
– И теперь я здесь.Не зная, откуда в ней берётся эта храбрость – может, от страха, а может, от желания вернуть себе контроль – Амелия выпрямилась и сделала шаг вперёд, навстречу ему. Сердце стучало где-то в горле, но голос её был твёрд.
– Хорошо. Если ты плод моей фантазии – тогда подчиняйся мне. Ты в моём сне. А значит, здесь действуют мои правила.
Он замер, и уголки его губ чуть тронула полуулыбка – не доброжелательная, но и не злая. Просто… заинтересованная.
– Правда? – протянул он. – И что прикажешь мне делать, хозяйка?
Она не ожидала, что он подхватит игру. На секунду это её сбило, но она стиснула зубы, не позволяя себе дрогнуть.
– Исчезни, – прошептала она, глядя ему в глаза. – Растворись. Проснуться – вот чего я хочу.
Он не сдвинулся с места.
– Я бы исчез… – сказал он, его голос стал ниже, почти ласковым, – если бы ты действительно этого хотела.
Он наклонился чуть ближе, и его взгляд потемнел, стал обжигающим.
– Но ты не хочешь просыпаться, Амелия. Не сейчас. Не от меня.
Её дыхание участилось. Пальцы дрожали, но она всё ещё стояла. Не сбежала. Не отвела взгляда.
– Убедишь меня, – сказала она тихо. – Или убеди себя. Но знай – если это игра, я буду играть до конца. С тобой или против тебя.
Раэль рассмеялся, низко и глухо, будто звук поднимался из самой земли. Он сделал шаг назад, но не отступил – он уступил. Пока.
– Тогда игра начинается, – сказал он, и исчез так, будто никогда и не стоял перед ней.Она не бежала домой – шла, стараясь держать спину прямо и голову высоко, будто могла удержать в себе всю ту странную храбрость, которая вдруг дала ей голос перед ним. Но внутри было тревожно. Гулко. Пусто и… полно одновременно. Как перед бурей.
В доме царила тишина, но не покой. В каждой тени казалось – он наблюдает. Она машинально поставила чайник, но не дождалась, пока он закипит, прошла в мастерскую. Пустой холст снова ждал. Он был белым, как снег, но теперь звал её – не взывая, а приказывая.
Пальцы потянулись к кисти. Амелия начала с лёгкой тени, размытого силуэта, как всегда. Но линия за линией, мазок за мазком – он появлялся. Его профиль, как выжженный в памяти. Его тёмные, пронизывающие глаза. И… крылья. Чёрные. Распластанные за его спиной, будто он стоял, развернувшись в полную силу – демон и ангел, охотник и пленник.
Амелия замерла, в руке дрожала кисть.
– Нет… – прошептала она, – я не это хотела рисовать.
И в ту же секунду в комнате раздался смех. Его смех. Глубокий, знойный, касающийся её кожи, будто прохладный шелк.
По позвоночнику пробежали мурашки. Она вцепилась в край стола, едва удерживая равновесие.
– Раэль… – имя сорвалось с губ.
Тишина. Но холст больше не был пустым. И она знала – он снова рядом.
Сердце билось в груди, как в клетке. Амелия отступила от холста, ударилась о край стола, кисть выпала из рук. Грудь сдавило – дышать стало трудно. Паника накатывала, волнами, липкими и холодными. Это был не просто страх. Это было ощущение, будто её разум трескается – не выдерживает реальности, которая внезапно перестала быть только её.
– Это неправильно, – прошептала она, сжимая виски. – Это сон… просто сон…
И тогда – руки. Тёплые, сильные. Словно из воздуха, они легли на её талию, плавно, но уверенно. Поднялись выше – к плечам, к шее. Они не сдерживали – нет. Они ласкали. Направляли. Заставляли забыться.
– Тише, – прошептал голос у самого уха. – Не бойся меня… или ты предпочитаешь теряться в собственной лжи?
Его прикосновения были почти нежными – почти. Потому что в них чувствовалась сила. Сдержанная, хищная, с каждой секундой всё менее терпеливая.
– Почему ты дрожишь? – Он приблизился ближе, тень его тела – за её спиной. – Я приходил к тебе с желанием, не с болью. Но ты… ты отворачиваешься.
Амелия закрыла глаза. Она чувствовала, как его пальцы скользят по её коже, будто он читал её дыхание, изучал реакцию. В этом прикосновении не было грубости – только владение. Как будто она уже была его.
– Отпусти, – прошептала она, сама не веря своим словам. Они прозвучали слишком слабо.
Раэль напрягся. Он не кричал, но в его голосе зазвучал металл.
– Ты злишь меня, Амелия. – Его пальцы сомкнулись чуть крепче, прижимая её к себе. – Ты зовёшь меня – и убегаешь. Ты рисуешь меня – и отрекаешься. Чего ты хочешь? Скажи.– Я не звала тебя! – выдохнула она, отстраняясь, но он не позволил. Его ладони вновь сомкнулись – одна на талии, другая скользнула к горлу, не сжимая, а просто обозначая границу. Властную, безапелляционную. Холодную в своей притягательности.
– Не лги, Амелия, – прошипел он, его губы почти касались её уха. – Ты зовёшь меня каждую ночь. Каждым вдохом. Каждым мазком по холсту. Ты вплела меня в себя – и теперь хочешь вырезать?
Она дернулась, гневно и беспомощно. Внутри всё пульсировало – страх, ярость, возбуждение. Как яд, медленно растекающийся по венам.
– Убери руки. Это не реальность. Ты – просто проекция, игра сознания!
Он усмехнулся. Голос стал ниже, темнее, словно шепот пламени:
– Игра? О, девочка… – Рука на её шее сжалась чуть крепче, всё ещё не причиняя боли, но подчиняя. – Так давай играть. Посмотрим, кто проиграет первым.
Она вздрогнула. Паника уже не звучала в ней отчаянно – она начала сливаться с другим чувством. Тем самым, вязким, горячим, что бродило в ней уже несколько дней. Раэль это почувствовал – и замер, наслаждаясь, как хищник в засаде.
– Ты сама не знаешь, чего боишься больше – меня… или того, что хочешь меня.– Я не хочу… – начала было она, голос дрожал, но не от страха – от бешеной, невыносимой смеси ощущений.
Но он уже склонился ближе, его пальцы сжали её шею чуть крепче – не до боли, а до подчинения. Язык скользнул по её коже, прямо по тому месту, где остался след укуса. Его зубы снова коснулись её, царапая, вырывая из неё предательский стон, а горячее дыхание разлилось по её венам, как расплавленный металл.
Он зашептал:
– Девочка… – голос был низким, сдержанным, хищным. – Я нетерпелив. Я дам тебе ещё одну ночь. Всего одну. А потом…
Он отстранился, и её кожа вдруг словно остыла без его жара.
– Потом я приду. И возьму то, что моё.
И исчез. Просто – как тень, как дым.
Амелия осталась одна. Дрожащая. Разорванная между ужасом и тем… что тянуло её в пропасть всё сильнее.Когда он исчез, словно растворился в воздухе, вместе с тенью и давлением, державшим её в плену, Амелия рухнула на колени.
Ноги подогнулись, тело предательски задрожало – не от страха, а от переполняющей волны. Как будто её кожа всё ещё помнила его пальцы. Его зубы. Его голос.
Она вцепилась пальцами в землю, согнувшись, стиснув зубы, не давая себе закричать.
– Чёрт… – прошептала. – Что ты делаешь со мной?
Грудь сжалась, дыхание сбилось, по спине ползли мурашки, как тени. И слёзы – не от боли, а от ужасающего, сладкого, парализующего желания, которого она не хотела признавать.
Но что-то в ней… уже не принадлежало ей.
Глава 2
Иногда ночь даёт больше, чем день… Но и отнимает безжалостней.
Была уже глубокая ночь. Амели сидела на кухне, подперев голову рукой, и в сотый раз прокручивала всё произошедшее. Внутри неё бушевал ураган: страх, злость, сомнение.
Она то отрицала – нет, это просто галлюцинации. То злилась – почему она вообще позволила ему прикоснуться. То пыталась понять – кто он, почему её, почему сейчас.
Она снова взглянула на чашку с остывшим кофе, но пить не хотелось. Казалось, даже вкус пропал – вместе с ощущением реальности.
Дом молчал. Стены впитывали её мысли, не давая ни ответа, ни сочувствия. Только тишина, в которой слышно было, как стучит её сердце.
“Зачем ты пришёл?” – мысленно бросила она в темноту.
А потом встала. Медленно, почти не чувствуя пола под ногами, прошла в мастерскую. И снова – холст.
Он. Его глаза. Его силуэт. Чёрные крылья – они появились сами собой. Словно рука не ей принадлежала.
Амели дрожала, но продолжала мазок за мазком. Пока не услышала…
Смех. Тот самый. Низкий, ленивый, растекающийся по позвоночнику.
Она резко обернулась. Пусто.
– Уходи… – прошептала она, сама не зная, к кому обращается.Она закрыла уши руками, словно могла так заглушить этот неестественный смех, мотала головой, шепча одними губами:
– Я закончу твой портрет… и ты исчезнешь…
Губы тряслись, голос почти не звучал, но она повторяла это, как заклинание. Словно краски и кисти – её единственное оружие. Как будто, дорисовав его до конца, она сможет загнать его обратно – туда, откуда он пришёл.
Но чем дальше она писала, тем яснее становилось: портрет не изгнал его. Он знал. Он ждал. Он наслаждался её отчаянной попыткой от него избавиться.
Из уголка комнаты потянуло холодом. И снова – голос. Шёпот, тёмный, глубокий:
– Закончи. Но не думай, что сможешь спрятаться за холстом, Амели.
Она замерла, дрожащей рукой прижимая кисть к холсту. Раэль был рядом. Она чувствовала его дыхание, ощущала, как воздух рядом с ней стал плотным, влажным, наполненным им
Как она уснула в мастерской – Амели не знала. Будто кто-то нажал кнопку, и сознание просто погасло.
Проснулась от странного холода, дрожи в спине и чувства, что за ней кто-то наблюдает. Подняла голову – затекшую, гудящую от неудобной позы – и сразу встретилась глазами… со своим страхом.
Он смотрел на неё. С холста. Его взгляд был точен, как живой. Хищный. Почти презрительный. Раэль.
Амели застонала, медленно выпрямляя затёкшие плечи. Мышцы ныли, спина болела, кисть в пальцах высохла, будто вцепилась в неё и не отпускала всю ночь.
– Проклятье… – выдохнула она, откидываясь на спинку стула. – Даже во сне ты не оставляешь меня.
Холст молчал, но взгляд с него – нет. Её разум будто продолжал слышать его голос, эхом пробирающимся в грудную клетку.
"Я наблюдаю, Амели. Всегда."Дом будто вымер. После вчерашнего всё стихло – как последняя вспышка, угасающая в пустоте. Воздух стал тягучим и неподвижным, звуки исчезли, как будто кто-то нажал «пауза» на самом времени. Ей давно не снились сны. Не снился он.
Амели вздохнула с облегчением – долгим, почти вымученным. Как будто наконец позволила себе вдох без страха. Она заблокировала внутри себя что-то важное, почти живое. Запретила чувствовать. Запретила звать.
Только тишина. Чистая, ровная.
Она добилась того, чего хотела.
Он ушёл. День прошёл удивительно спокойно. Амели позволила себе расслабиться, и впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности. Она не оборачивалась через плечо, не вслушивалась в тишину дома. Всё казалось обычным, будничным, даже приятным.
Небо заволокло тучами, обещая майскую грозу – ту, что приходит внезапно, с запахом мокрой травы и тяжёлым, влажным воздухом. Но это её не пугало. Наоборот, гроза казалась уютной, живой.
Она съездила в город, купила новые кисти, краски и, остановившись у небольшой лавки, на мгновение замерла у полки с вином.
– Вечер будет прекрасен, – шепнула себе под нос, выбрав бутылку красного.
Всё просто. Спокойно. Она даже подумала, что могла бы не выходить в город ещё несколько дней – у неё было всё, что нужно. Или почти всё.
Амели растянулась на полу у панорамных окон, кутаясь в лёгкий плед. На коленях стоял бокал вина, рядом – бутылка, раскрытая наполовину. Она наблюдала за небом – медленно ползущими тучами, редкими вспышками света в их глубине. Воздух наполнялся электричеством, пьянящим и притягательным.
Она пригубила вино. Его терпкость обжигала, но сегодня – приятно. Тело, наконец, оттаивало от тревоги. Дождь ещё не начался, но окна уже покрывались испариной. Было тепло. Тихо. Почти хорошо.
И вдруг – вспышка. Молния, будто нож, рассекла небо, и в ту же секунду – голос. Тёмный, глубокий, вибрирующий прямо в грудной клетке:
– Я пришёл выполнить своё обещание, маленькая художница.
Сердце сбилось с ритма. Бокал выскользнул из дрожащих пальцев, ударился о пол, разлетелся осколками, как и её иллюзия покоя.
Раздался гром – мощный, сокрушительный, и в этом грохоте потонул её крик. Он застрял где-то в горле, не сорвался с губ. Она лишь широко распахнула глаза, не в силах пошевелиться.Инстинкт оказался быстрее ужаса. Амели вскочила с пола, не чувствуя ни осколков, ни боли, лишь одно – бежать. Сквозь кухню, по коридору, распахнув дверь, босиком по мокрой траве. Она не оборачивалась, не думала – лишь вырваться, скрыться, раствориться в лесу, в темноте, в грозе.
Но она не успела добежать до первого дерева.
Что-то – нет, кто-то – настиг её, словно тень, сливающаяся с ветром. Сила удара прижала её к шершавому стволу с такой мощью, что из лёгких выбило воздух. Вспышка молнии осветила его лицо – близко, слишком близко.
И в ту же секунду хлынул дождь – стремительный, ледяной, размывающий очертания, сливающий их тела в одно.Он держал её крепко, как охотник – свою добычу. Спина Амели болезненно прижималась к мокрому дереву, а его ладони сжимали её запястья, не оставляя и шанса на сопротивление.
– Не убегай, – прошептал он, почти ласково, наклоняясь ближе. Его лицо было влажным от дождя, чёрные волосы прилипали к вискам, а глаза… В них плескалась ярость, нетерпение и нечто куда более опасное – желание. – Я ведь предупреждал.
Амели задыхалась, капли стекали по её шее, смешиваясь со слезами – от страха, от бессилия, от боли.
– Пусти… – выдохнула она, и голос её был дрожащим, едва слышным.
Он рассмеялся – низко, срываясь, как гром, и резко отпустил её руки, но не отступил. Напротив, его пальцы легли на её подбородок, приподнимая лицо.
– Думаешь, можешь нарисовать меня и изгнать? – Его взгляд обжигал сильнее, чем ливень. – Я уже в тебе, Амели. В каждом твоём сне. В каждом вдохе. И я пришёл взять то, что мне принадлежит.
Он провёл губами по её щеке, скользя к уху, не касаясь по-настоящему – лишь обещая.
– Сегодня ты узнаешь, что значит принадлежать.
Амели попыталась вырваться – изо всех сил, ногами, руками, плечами, всем телом. Её ногти впивались в его запястья, но он не шелохнулся, будто гранит. Его тело было слишком сильным, слишком реальным.
– Отстань от меня! – закричала она, но её голос потонул в громе.
Он склонился ниже, взгляд стал холоднее.
– Ты знала, чем это закончится. Ты рисовала меня. Ты кормила меня своими снами. А теперь – хочешь спрятаться?
Он ударил её спиной о дерево, грубо, будто пытаясь встряхнуть до самых костей. Её затылок отозвался болью. Его рука легла ей на шею – не душил, но держал крепко, угрожающе.
– Мне нравится, когда ты боишься. В этом есть правда. – Он провёл языком по её щеке, как зверь, метящий своё. – Но я не зверь, Амели. Пока нет.
Она задыхалась, сдерживая рвущийся крик, но тело предательски дрожало.
– Не трогай меня… – выдохнула. Он усмехнулся.
– Я возьму столько, сколько захочу. И когда захочу. Но не сегодня. Я же обещал, помнишь?
Он отпрянул, внезапно отпуская её, и она повалилась на мокрую землю.
– Ещё одна ночь. Насладись ею. Ты ведь любишь оттягивать неизбежное.
Он исчез так же внезапно, как появился – тьма проглотила его, оставив только мокрый лес, ливень и женщину, лежащую в грязи, с бешено колотящимся сердцем.Крик, рвущийся изнутри, наконец прорвался. Хриплый, сдавленный – как у раненого зверя. Она вцепилась пальцами в землю, мокрую, холодную, цепляясь за неё, будто могла остановить реальность.
– Нет… – прошептала, захлёбываясь от рыданий. – Нет, нет, нет…
Осознание ударило, раздавило – он был настоящим. Он придёт. Он возьмёт. Это не сон. Не иллюзия. Не выдумка художницы, мечтающей о страсти.
Её дрожащие руки копали землю, будто ища спасения, опоры. Грязь застревала под ногтями, дождь хлестал по спине, но она не чувствовала ничего, кроме безысходности.
"Я больше не принадлежу себе", – промелькнула мысль, как приговор.
Её горло горело от крика, мышцы ныли, волосы прилипли к лицу. Она сидела на коленях, в темноте, в лесу, и не могла понять, как вернуть себе контроль. Если он действительно демон – как сражаться с тем, кто проникает в сны и под кожу?
Но… несмотря на ужас, в груди пульсировало нечто другое – ядра гнева, вызова, дикого, отчаянного сопротивления. Он хочет её страх. Но получит ли?
Она поднялась на дрожащих ногах, задыхаясь. "Ты не сломаешь меня", – мысленно прошептала.
Дом встретил её тишиной. Панорамные окна отражали молнии и её бледное лицо – словно тень самой себя. И в этот момент она поняла: эта история только начинается.Горячая вода лилась с её плеч, как дождь, но не приносила облегчения. Амели стояла под душем, сжимая мыло в руке, будто оно могло стереть воспоминания, прикосновения, страх. Руки дрожали, пальцы теряли силу. Казалось, кожа саднит от невидимого жара, но то, что она пыталась смыть, было не грязью – это было внутри.
Она закрыла глаза. Только звук воды. Только шум в ушах. Она снова была у дерева. Брызги грязи, вспышка молнии, его тело, сливавшееся с тьмой. Его голос.
"Я пришёл выполнить своё обещание, маленькая художница…"
Амели задохнулась, оттолкнулась от стены и выключила воду. Зеркало запотело, но в нём всё равно было видно её отражение. Она вытерла ладонью стекло – и замерла.
На спине – садины. Тёмные, рваные. Словно когти, словно ветер и дерево пытались разорвать её в тот миг, когда он прижал её к коре. Она провела пальцами по ребру – содрогнулась. Ни одна из этих царапин не болела… пока она их не увидела.
Как же она не почувствовала этого раньше?
– Это не сон… – прошептала она, и голос предательски сорвался.
Колени подогнулись, и она опустилась на кафель, прижавшись лбом к холодной плитке. Её вырвало – не телом, а сердцем. Протест, страх, отвращение, обида… всё смешалось. Она хотела забыть. Хотела исчезнуть. Она кричала внутри – а снаружи было только дыхание и дрожь.
Но внутри, за страхом, нечто тёмное, глухое… начинало шевелиться.
И это не была ненависть.От эмоционального истощения её просто выключило. Без силы сопротивляться, без желания думать. Она даже не помнила, как доползла до кресла у окна, укуталась в старый шерстяной плед, пахнущий пылью и ветром. Тело отказывалось чувствовать, а разум – воспринимать.
Сон накрыл её, как тихий яд. Без снов. Без лиц. Только пустота, в которой наконец не было страха.
…А когда она открыла глаза, всё уже было залито кровью заката.
Алый свет разливался по комнате, проникая сквозь стёкла, окрашивая стены в оттенки огня. Небо будто пылало – густое, тягучее, мрачное. Такое не обещает вечернего спокойствия. Такое обещает только одно: конец.
Амели с трудом села, плед сполз с плеч. Она чувствовала, как сердце в груди сжалось в комок.
– Как казнь… – прошептала она, не отводя взгляда от багрового горизонта.
Что-то в этом небе кричало ей бежать. Или – склонить голову.
А может, просто ждать.
Он был рядом.
Она это знала.Но он не пришёл.
И это оказалось самым жестоким. Не ярость, не прикосновение, не доминирование – а пустота. Холодная, выверенная пауза. Отсутствие, которое душило сильнее, чем любое присутствие.
Когда она уже смирилась. Когда сдалась. Когда приняла, что он придёт, и будет больно, страшно, невыносимо – он не пришёл.
И это было изощрённой пыткой. Умной. Тонкой.
Как будто он знал: в эту ночь она будет ждать. До хриплого вздоха. До дрожащих пальцев. До болезненного замирания сердца на каждом скрипе пола.
Он не явился. А в её голове что-то медленно рвалось. Лист за листом. Слой за слоем.
Мучительно. Почти нежно.
Так не убивают. Так переписывают душу.Утро не принесло облегчения.
Свет пробивался сквозь окна, цеплялся за пыль в воздухе, будто сам не знал, зачем пришёл. Амелия лежала на кровати, глаза были открыты, но взгляд – пустой. Она не спала. И не бодрствовала. Просто… существовала.
Тело ныло, будто каждый мускул запомнил прошлую ночь, даже если память пыталась вытолкнуть её из сознания. Она встала, как автомат, прошла в ванную, умылась холодной водой. На лице – безразличие. Ни страха, ни злости, ни слёз.
Дом был тих. Подозрительно, мучительно тих.
Она заварила крепкий кофе, но не почувствовала вкуса. Её пальцы дрожали, когда она подносила чашку к губам, и она наконец осознала: она ждала. Всю ночь. Всю эту чёртову ночь. А он не пришёл. Он дал ей испуг, дал ожидание – и отнял развязку.
Амелия села на пол у окна. Накрылась пледом, как щитом, и смотрела на лес, ставший вдруг чужим.
– Всё, – прошептала она. – Хватит.
Но она знала, что лжёт. Себе – в первую очередь.
Она заставила себя подняться. На столе в мастерской всё ещё лежал холст – тот, где он смотрел на неё своим нечеловеческим взглядом. Амелия отвернула его к стене, будто отрезая источник тревоги.
Она поставила перед собой чистое полотно, натянула тонкую футболку, закрутила волосы в пучок, затянула его карандашом – привычным жестом, в котором было что-то умиротворяющее.
Кисть легла в пальцы как продолжение руки. В красках не было вдохновения, только стремление вернуть контроль. Работать. Успокоиться. Превратить ночь в абстракцию, в мазки, в выдумку. Он… просто хотел её напугать. И ему это удалось. Но на этом всё.
"Не более чем демон в снах. Иллюзия. Тень."
Она почти убедила себя в этом. Почти. Облегчение пришло, как лёгкий ветерок, скользнув по коже и оставив за собой мурашки. Сердце билось уже не в страхе, а в слабой надежде, что, может быть… всё позади.
И всё же – на мгновение, словно кто-то прошёл за её спиной, лёгкий холодок пронёсся по комнате. Она вздрогнула, но не обернулась.
Работа шла.
Она надела легкое платье, накинула сверху кардиган – было прохладно после грозы – и отправилась в лес. Тропинка, чуть влажная, покрытая упавшими иголками сосен, шуршала под ногами, а в воздухе висел терпкий запах сырой земли и зелени.
Амели шла медленно, вглядываясь в деревья. Не было ни страха, ни ощущения чужого взгляда. Только тишина, нарушаемая редким пением птиц. Она шла туда, где часто думала. К камню, окруженному густыми кустами – укромное местечко, где она любила сидеть, когда приезжала сюда год назад.
Сев на холодный камень, она обняла колени и посмотрела в небо. Серое, молчаливое, спокойное. Так же, как и внутри неё.
– Может, мне стоит попытаться… – прошептала она, не зная, к кому обращается.
Отношения. Простые. С обычным мужчиной. Без этого безумия. Без страха. Без… его. Может, она просто устала быть одна? Может, тело и душа лишь просят тепла и защиты, а не мрака и бурь?
Амели тихо усмехнулась своим мыслям. Где она найдёт кого-то здесь, в этом забытом богом месте? Но даже мечта об этом – как лекарство. Как попытка вернуться к нормальной жизни.
Она просидела там долго. А когда вернулась – в её глазах было то, чего давно не было: тихая решимость.
––
Она стояла у прилавка с вином, задумчиво крутя бутылку в руке, когда кто-то неловко задел её локоть.
– Прости, – мягкий мужской голос, тёплый и вполне земной. – Ты не поранилась?
Она подняла глаза. Перед ней стоял мужчина, высокий, с немного небрежной, но обаятельной внешностью. Простая футболка, джинсы, внимательный взгляд и лёгкая улыбка.
– Всё в порядке, – она кивнула, убирая прядь за ухо.
– Я Саша. Мы, кажется, не встречались? Я тут недалеко живу. Иногда заезжаю в этот магазин.
Он говорил просто, спокойно, и почему-то это вызвало у неё внутреннюю дрожь.
Не от страха. От непривычной… нормальности.
Вечер медленно опускался на землю, окрашивая небо в дымчато-сиреневые оттенки. Амели, с сумками в руках, вышла из небольшого магазина и на мгновение остановилась, вдохнув тёплый воздух, наполненный ароматом грозы и леса. Вино в одной руке, кисти в другой – почти обычный вечер. Почти.
– Тебе помочь? – знакомый голос прозвучал сбоку.
Она обернулась. Саша стоял у своего авто, придерживая дверцу, и улыбался как-то… по-человечески.
– Дорога здесь кривая, не хочу, чтобы ты упала с этим стеклянным грузом.
– Спасибо, я справлюсь, – ответила она, но, сама того не заметив, позволила ему взять у неё бутылку.
Они прошли несколько шагов вместе.
– Ты здесь надолго? – спросил он.
– Пока не знаю, – уклончиво ответила она.
– Если захочешь компанию – я часто гуляю по берегу у старой мельницы. Там красиво. И тихо.
Он сказал это просто, без нажима. Как будто не добивался встречи, а просто… оставил дверь приоткрытой.
Она кивнула, не обещая, но и не отказываясь. Впервые за долгое время этот день казался обычным. Без тени. Без темноты.Вечер медленно опускался на землю, окрашивая небо в дымчато-сиреневые оттенки. Амели, с сумками в руках, вышла из небольшого магазина и на мгновение остановилась, вдохнув тёплый воздух, наполненный ароматом грозы и леса. Вино в одной руке, кисти в другой – почти обычный вечер. Почти.
– Тебе помочь? – знакомый голос прозвучал сбоку.
Она обернулась. Саша стоял у своего авто, придерживая дверцу, и улыбался как-то… по-человечески.
– Дорога здесь кривая, не хочу, чтобы ты упала с этим стеклянным грузом.
– Спасибо, я справлюсь, – ответила она, но, сама того не заметив, позволила ему взять у неё бутылку.
Они прошли несколько шагов вместе.
– Ты здесь надолго? – спросил он.
– Пока не знаю, – уклончиво ответила она.
– Если захочешь компанию – я часто гуляю по берегу у старой мельницы. Там красиво. И тихо.
Он сказал это просто, без нажима. Как будто не добивался встречи, а просто… оставил дверь приоткрытой.
Она кивнула, не обещая, но и не отказываясь. Впервые за долгое время этот день казался обычным. Без тени. Без темноты.Вечер медленно опускался на землю, окрашивая небо в дымчато-сиреневые оттенки. Амели, с сумками в руках, вышла из небольшого магазина и на мгновение остановилась, вдохнув тёплый воздух, наполненный ароматом грозы и леса. Вино в одной руке, кисти в другой – почти обычный вечер. Почти.
– Тебе помочь? – знакомый голос прозвучал сбоку.
Она обернулась. Саша стоял у своего авто, придерживая дверцу, и улыбался как-то… по-человечески.
– Дорога здесь кривая, не хочу, чтобы ты упала с этим стеклянным грузом.
– Спасибо, я справлюсь, – ответила она, но, сама того не заметив, позволила ему взять у неё бутылку.
Они прошли несколько шагов вместе.
– Ты здесь надолго? – спросил он.
– Пока не знаю, – уклончиво ответила она.
– Если захочешь компанию – я часто гуляю по берегу у старой мельницы. Там красиво. И тихо.
Он сказал это просто, без нажима. Как будто не добивался встречи, а просто… оставил дверь приоткрытой.
Она кивнула, не обещая, но и не отказываясь. Впервые за долгое время этот день казался обычным. Без тени. Без темноты.Она приехала домой когда уже сдержалась с лёгкой улыбкой этот панюрень в магощине показался ей неплохим она открыла вино и налила в бокал
Амели застыла. Вино плеснулось через край бокала, не успев коснуться губ. Он стоял позади, дышал в её шею, а его пальцы обжигали кожу сквозь пряди волос, будто сами были пламенем.
– Ты… – голос сорвался, и она сглотнула. – Ты не должен был…
– Что? – перебил он мягко, почти ласково, проводя языком вдоль её уха. – Не должен приходить? Или не должен делать это…
Он резко дёрнул её назад за волосы, заставляя откинуть голову. Бокал упал, разбился, но она этого почти не услышала – всё заглушил стук её сердца. Он обвёл пальцами её подбородок, приподнимая лицо, заставляя смотреть прямо в его глаза – тёмные, затягивающие, хищные.
– Ты же знала, что я приду, – прошептал он. – Я дал тебе ночь. Разве ты не ждала?
Амели дрожала, но не отвечала. Она пыталась сохранять достоинство, силу, но тело выдавало её предательство – дыхание сбилось, щёки залились жаром, и то напряжение, что копилось с первой встречи, теперь взрывалось изнутри.
Раэль толкнул её к стене, прижав спиной, и вновь приблизился вплотную.
– Хочешь, я исчезну? – его губы почти касались её. – Скажи. Только… не ври.
Она стиснула зубы, зажмурилась, но ответа не было. Только тишина и биение сердца, разбивающееся о рёбра.
– Вот и я так думал, – выдохнул он, и его пальцы скользнули по её шее, туда, где остался след его укуса.
Он не оставил ей выбора. И она снова почувствовала – он не просит. Он берёт. Но в этот раз она уже не была прежней.
Он зарычал, и в этом звуке не было ни капли человеческого. Пальцы вцепились в её волосы, и прежде чем она успела хоть как-то вывернуться, он толкнул её к стене – сильно, грубо. Воздух вышел из её лёгких с болезненным всхлипом.
– Я устал ждать, Амели, – прорычал он ей в ухо, прижимаясь всем телом. – Устал от твоих бегств, от иллюзий, что ты можешь ставить мне правила.
Она зашипела, извернулась, ногтями царапая его плечо – но он поймал её запястья, сжал их, будто стальные тиски, и прижал над её головой. Лицо – близко. Его дыхание обжигало, его глаза пылали яростью.
– Ты хочешь почувствовать страх? – прошептал он. – Я покажу тебе, как он пахнет. Как он вкусен.
– Отпусти… – сдавленно выдохнула она, извиваясь, пытаясь вырваться.
– Поздно, маленькая художница, – он прикусил её губу до крови. – Ты сама меня позвала. Сама нарисовала. Теперь я – твоя тень, твой демон. И ты будешь моей.
Он отпустил одну руку, только чтобы сорвать с неё тонкую ткань кофты, и снова поймал её, когда она попыталась ударить. В ней взыграла паника, сопротивление стало яростным, отчаянным. Она билась, как загнанное животное, вырываясь, крича, но он только усмехался, чувствуя её страх – и то, как под ним пряталось другое.
– Ты дрожишь не от ужаса. Это – другое. Я чувствую тебя лучше, чем ты сама.
– Нет! – закричала она, но голос предательски дрогнул.
И в тот миг он отступил на полшага – резко, как будто что-то в её крике задело его глубже, чем ожидал. Он смотрел на неё долго, молча. Потом хрипло прошептал:
– Ты ещё не готова… Но ты будешь. Обещаю.
Он исчез, оставив её на полу, в слезах, с порванной одеждой и сердцем, стучащим, как барабан войны.Она села на пол, тяжело дыша. Тело дрожало, но не только от страха – от напряжения, злости, стыда, желания, непонимания… от всего сразу. В груди будто колотилось стадо разъярённых птиц. Амели сжала кулаки, и с яростным вскриком ударила ладонями по полу, звонко, глухо, безысходно.
– Проклятый дом… – выдохнула она, запрокинув голову и чувствуя, как по щекам катятся слёзы.
Но вдруг… среди всей этой боли и трепета, словно чужая мысль, словно капля чужой воли – в ней поселилась идея. Упрямая, дерзкая.
Он не тронет меня без моего согласия.
Сначала она испугалась этой мысли. Потом – позволила себе повторить её. Шёпотом. Громче. И вдруг впервые за много дней – улыбнулась. Пусть криво, пусть с мокрыми ресницами, но искренне.
Он – демон. Он – тень. Но даже он подчиняется правилам.
И теперь она знала, в чём её сила.
Глава 3
«Ты сама впустила меня. А теперь дрожишь от того, как глубоко я в тебе пульсирую».
Дождь лил стеной. Холодные капли стекали по её коже, но Амели едва это чувствовала. Её спина была прижата к стволу старого дерева, шершавого, будто живого. Он держал её крепко – слишком крепко. Близость была пугающей и опьяняющей.
– Я говорил, что приду и возьму, что хочу, – прорычал он ей в ухо, язык скользнул по щеке, по шее. Она вздрогнула, попыталась сопротивляться, но он лишь сжал её сильнее.
– Ты злишь меня, – глухо выдохнул он, его голос стал ниже, тяжёлый от сдерживаемой ярости. – Ты всё ещё думаешь, что можешь бороться со мной?
Она хотела ответить, но голос застрял где-то в груди. Он рванул на ней одежду, губами обжёг её грудь, покусывая, оставляя влажные, горячие следы. Язык – обводящий, выжигающий – заставил её запрокинуть голову и простонать, забыв обо всём.
А потом – резкий провал.
Амели села в постели, судорожно хватая воздух. Её сердце колотилось в груди, лоб был влажным, ладони дрожали. На мгновение она прикрыла глаза, улавливая остаточный привкус его дыхания, голос, что всё ещё звенел в ушах.
Она знала, что это был всего лишь сон.
Но всё тело отзывалось, будто это происходило на самом деле.
И странное, почти насмешливое ощущение – как будто он знал, что именно она увидит во сне. И нарочно вложил в него себя.
И она – в унисон с этим ощущением – выдохнула
Она проснулась рано, как будто внутри неё что-то всё ещё пульсировало. Подушки были скомканы, волосы спутаны, но тело… тело казалось живым, будто его действительно касались. Она долго сидела на краю кровати, опустив босые ноги на прохладный пол, пытаясь отделить сон от яви.
Он был слишком реальным.
Слишком чувственным.
Слишком её.
Она сварила кофе, не чувствуя вкуса. Дождь за окном стал тише, но капли всё ещё стекали по стеклу, словно отголоски его прикосновений. Амели провела рукой по шее, где, как ей казалось, должно было остаться его дыхание.
Холст ждал. Но кисти казались тяжёлыми. Она снова и снова смотрела в окно, выходила на веранду, бродила по дому, потом по лесу.
Всё в этом дне напоминало ЕГО: шорох листвы, прохладный ветер, едва уловимый запах влажной земли… и жар внутри, неумолимо нарастающий.
Она вспоминала, как он прижимал её к дереву.
Как рычал ей в ухо.
Как она терялась между страхом и желанием.
К вечеру она уже не могла скрыть дрожь в пальцах. Тело жаждало продолжения, хоть разум и шептал о безумии. Сидя в мастерской, она скользнула пальцами по шее, ниже… и закрыла глаза.
Сны были ложью. Но ощущение было настоящим.
Её губы разомкнулись в беззвучном стоне.
Её сердце билось как в ту ночь.
Она боялась засыпать.
И жаждала этого пуще всего.
Решив в который раз отвлечься и хоть немного унять жар, разгорающийся внутри, Амели задумалась о новом знакомом. Мысль о нём была как глоток холодной воды после пламени сна – не слишком желанная, но, возможно, необходимая.
Выйти из дома, развеяться, позволить себе передышку… почему бы и нет?
Она сидела у окна, задумчиво глядя, как вечер мягко и небрежно рассыпается на полу её мастерской. Тени легли на начатую работу, краски застылой волной напоминали о том, что её реальность не ограничивается одним сном… хотя именно он не давал ей покоя.
Холст с его образом продолжал лежать в углу, молчаливый и притягательный, как будто сам знал, какое место занимает в её мыслях. Амели вздохнула. Поднялась. Подошла.
Развернула его к себе.
Её глаза встретились с его. И в этот миг – будто замкнулся круг. Что-то хищное, темное, знакомое и сладко болезненное прошлось по позвоночнику, мурашками разлетаясь по коже.
– Что ты делаешь со мной… – прошептала она, не зная, обращается ли к холсту, себе или к тому, кто давно уже наблюдает за ней изнутри её собственных желаний.
-–
Ночь прошла слишком быстро, оставив после себя лишь ощущение выветрившегося сна. Амели не снилось ничего – только пустота. Ни теней, ни слов, ни его. И почему-то это кольнуло. Не тревогой, нет… чем-то глубже. Обидой? Пустотой? Она не могла точно сказать. Но проснулась с этим странным чувством, будто её предали – тихо, без шума, просто не придя.
Амели проигнорировала это ощущение. Она не собиралась снова утопать в догадках и тени. День только начинался, и она заставила себя встать, одеться и выйти. Городок был небольшой, но оживал под утренним солнцем, как будто ничего сверхъестественного никогда здесь не случалось.
Она шла по улице, наслаждаясь обычными звуками и запахами – свежим хлебом, кофе из открытых дверей кафешек, шелестом газет.
Они встретились у фонтанчика в центре. Он ждал её с чуть смущённой улыбкой и двумя стаканами кофе.
– Ты выглядишь как человек, которому нужно что-то сладкое, – сказал он, протягивая ей стакан.
– И немного простоты, – усмехнулась Амели, принимая кофе.
Он не знал, насколько она права.Парень был настолько прост и дружелюбен, что рядом с ним Амели почувствовала… тишину внутри. Не ту гнетущую, в которой раздавались отголоски чьего-то голоса, а спокойную, ровную, человеческую. Он не задавал лишних вопросов, не вторгался, просто рассказывал о жизни в городке, о вкуснейших булочках в пекарне его тёти и о том, как каждое утро кормит голубей.
Она смеялась – искренне, впервые за долгое время. Он показался ей почти детским, солнечным, настоящим. И в этой настоящести было что-то странно лекарственное. Её плечи расслабились, дыхание стало ровнее, внутри на время стихло эхо чужого имени.
– Мне нравится с тобой, – вдруг сказала она, чуть удивившись самой себе.
Он улыбнулся, будто не придавая этим словам особого значения, и просто предложил:
– Пойдём, покажу тебе самый красивый вид на озеро?Они шли по тропинке, усыпанной жёлтыми листьями, чуть скользкой от недавнего дождя. Воздух был прозрачным, звенящим, пахнущим сырой корой и кострами. Парень шёл рядом, слегка наклоняясь к ней, рассказывая что-то весёлое – она не всегда вслушивалась, но смеялась вместе с ним, потому что это был смех света, а не тени.
В какой-то момент они вышли к обрыву. Внизу, в обрамлении сосен, лежало озеро – тёмное, спокойное, как зеркало, в котором отражалось небо.
– Красиво, правда? – он посмотрел на неё с теплотой, почти с восторгом.
Амели кивнула, но в груди уже дрогнуло.
– Да, – ответила она, и тут же услышала внутри:
“Не твоё.”
Слово пришло ниоткуда. Глубокое, холодное, как дыхание в спину. Она обернулась – рядом был только он, живой, простой, тёплый…
Но что-то внутри встало дыбом.
Он протянул ей руку – не навязчиво, просто как знак: “ты не одна.”
И в этот момент её ладонь вздрогнула. Потому что где-то на границе сознания вспыхнуло другое касание – грубое, обжигающее, как жара после мороза. То, от которого по спине бегут мурашки не от нежности, а от того, как тебя читают насквозь. Как берут.
Она отдёрнула руку.
– Извини…
– Всё в порядке, – он чуть смутился. – Мы можем просто постоять.
Она улыбнулась. Но взгляд её был уже не с ним. Потому что где-то глубоко Раэль уже наблюдал. Ждал. И улыбался по-своему.Они шли обратно молча. Простые фразы, редкие взгляды. Парень рассказывал про местный рынок, про бабушку, что печёт лучшие пироги в округе, про то, как часто ходит к озеру, когда ему нужно подумать.
А она… Она слушала, но чувствовала, как с каждым шагом становится тяжелее дышать.
Дом уже виднелся за деревьями – старый, с высокими потолками, потрескавшимися стенами, запахом дерева и чего-то… неуловимого. Он как будто выжидал, прислушивался к её приближению.
– Хочешь, провожу до двери? – спросил он, немного неуверенно.
Амели качнула головой:
– Нет. Спасибо. Мне нужно побыть одной.
– Хорошо… Может, как-нибудь ещё увидимся?
Она кивнула, но ничего не ответила. Развернулась и пошла. Одна.
Едва закрыв за собой дверь, она замерла.
Дом встретил её тишиной, в которой звенел воздух.
Она медленно разулась, прошла в мастерскую, взглянула на холст, всё ещё стоящий у стены. В сумерках казалось, что его глаза… следят.
И тогда она услышала:
– Ты веселилась?
Голос. Глухой. Насмешливый. Совсем рядом.
Раэль вернулся.
Амели вздрогнула, как от резкого порыва ветра. Голос был повсюду – внутри, сзади, сбоку. Словно он обнимал её из тени.
– Ты позволила ему смотреть на тебя, говорить с тобой… коснуться? – продолжил Раэль, мягко, но с опасной нотой, скользнувшей между слов.
– Это была просто прогулка, – холодно ответила она, не оборачиваясь. Она чувствовала, что если сейчас посмотрит на него – потеряет себя.
– Просто? – он усмехнулся. – Ты слишком легко забываешь, кому принадлежишь. Но я напомню.
Что-то невидимое коснулось её запястья – лёгкое, как шёлк, но цепкое, как кандалы. Её дыхание сбилось.
– Ты позволила чужому быть рядом. За это нужно платить. – Его голос понизился, стал почти интимным. – Ты знала.
Амели сжала пальцы в кулаки, отступая к окну, туда, где ещё оставалась вечерняя прохлада. Она пыталась думать, пыталась удержаться в реальности, но его присутствие затмевало всё.
– Уходи, – прошептала она. – Я не твоя игрушка.
Раэль оказался совсем близко – не касаясь её, но почти. Воздух между ними дрожал.
– Нет, не игрушка… Моя. Каждый вдох, каждый сон. Ты наполнила меня своей кровью, Амели. И теперь – я здесь.И вдруг – пустота.
Он исчез.
Раэль ушёл так внезапно, что Амели показалось, будто из её тела вырвали часть плоти. Исчезло прикосновение, исчезла борьба, исчез сам воздух, которым она только что дышала.
Её дыхание сбилось, грудь сжала тоска. Она резко обернулась, словно инстинкт знал – он всё ещё здесь. И – да. Он стоял в тени, ухмыляясь, наблюдая за её дрожью. В глазах – тьма, вечность, голод.