Земская воля, или Истоки общественного самоуправления
От автора
Эта книга – не просто исторический рассказ. Это зеркало, в котором можно разглядеть настоящее и, возможно, наметить путь в будущее.
Хотя действие романа разворачивается в провинциальном уездном городе XIX века, все персонажи, все конфликты и открытия, стремления и сомнения – о нас с вами. О тех, кто верит, что перемены начинаются не с высоких указов, а с человеческого участия, ответственности и силы сообщества.
Каждый герой этой книги вымышлен, но каждый из них – собирательный образ. Это люди, которые ежедневно делают выбор: оставаться в стороне или включаться в общее дело. И именно их действия – пусть даже незаметные на первый взгляд – меняют жизнь двора, улицы, района и целого региона.
Мне хотелось показать, что общественное самоуправление – это не абстрактная теория. Это живая ткань, сплетённая из заботы, труда и доверия. И у каждого из нас есть возможность вплести в эту ткань свою нить.
Если вы, читая эту книгу, узнаете в героях себя или задумаетесь, каким мог бы быть ваш вклад в общее дело – значит, она написана не зря.
Глава 1: Прибытие
Пронзительный свисток паровоза разорвал сонную тишину привокзальной площади. Поезд из Петербурга, выпустив облако пара, замер у деревянной платформы станции Заречье.
Алексей Нестеров стоял у окна вагона первого класса, разглядывая унылый пейзаж провинциальной станции. Редкие пассажиры, в основном крестьяне да мелкие торговцы, сновали по перрону. Носильщик в выцветшей форме дремал у своей тележки.
«Годы идут, а здесь ничего не меняется», – пробормотал Алексей, поправляя манжеты накрахмаленной рубашки.
Пять лет назад он покинул это место с твердым намерением никогда не возвращаться. И вот теперь выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета с блестящими перспективами вынужден вернуться в эту глушь из-за смерти отца и вопросов наследства.
– Прибыли, Ваше благородие, – кондуктор почтительно распахнул дверь купе. – Заречье.
Алексей вздохнул, поднял саквояж и, набросив пальто, направился к выходу. Прохладный майский воздух ударил в лицо запахом сирени и прелой листвы.
– Алексей Михайлович! Господи, неужто Вы?! – к нему бросился пожилой возница в потертом армяке. – Да я б Вас не признал, кабы не телеграмму получил! Возмужали-то как!
– Здравствуй, Тимофей, – Алексей пожал руку старику, которого помнил с детства. – Отец распорядился экипаж прислать?
Улыбка Тимофея погасла.
– Так ведь батюшка Ваш… – он замялся, словно не решаясь произнести слово «умер».
– Я знаю, – оборвал его Алексей. – Потому и приехал.
Пока Тимофей грузил чемоданы, Алексей оглядел станцию. За пять лет почти ничего не изменилось – те же облупившиеся колонны, та же треснувшая вывеска. Прогресс, о котором так любили рассуждать в петербургских гостиных, обошел Заречье стороной.
Выехав со станции, экипаж двинулся по разбитой грунтовой дороге. Верстовые столбы мелькали за окном, а вместе с ними – картины российской глубинки: покосившиеся избы, чахлые поля, тощий скот на пастбищах.
– А что, дорогу так и не починили? – спросил Алексей, когда колесо экипажа в очередной раз провалилось в глубокую колею.
– Да кто ж чинить-то будет, барин? – вздохнул Тимофей. – Земство хотело, да денег не собрали. Купцы говорят – пусть дворяне платят, дворяне – пусть купцы, а крестьянам и вовсе не до того.
– Всё как всегда, – хмыкнул Алексей. – Каждый за себя.
– Оно конечно, – согласился старик, но как-то неуверенно. – А только при покойном батюшке Вашем иначе было. Он ведь в земской управе состоял, многое сделать успел. Мост через Студёную начали строить…
– Который двадцать лет строят и никак не достроят? – перебил Алексей с усмешкой.
Тимофей обиженно замолчал.
Дорога пошла вниз, к реке. Вдали показались купола церквей Заречья. Город, некогда процветавший на торговом пути, теперь выглядел заброшенным. Только у пристани виднелись признаки жизни: грузчики разгружали небольшую баржу.
Экипаж остановился у переправы через реку Студёную. Старый паром, скрипя, перевозил телегу с мешками. На берегу собралась небольшая толпа – крестьяне с возами, несколько горожан.
– Что здесь происходит? – спросил Алексей.
– Паром теперь по расписанию ходит, – пояснил Тимофей. – Третий день так. Говорят, мост совсем плох стал, сваи подгнили. Урядник запретил по нему ездить после того, как подвода купца Саввина чуть не провалилась.
– И что теперь, все через паром?
– Так-то да. Беда только в том, что паром старый, много не увезёт. А ведь из деревень каждый день народ едет.
Словно в подтверждение его слов на другом берегу появилась крестьянская подвода, гружённая мешками. Возница что-то кричал и махал руками, но паромщик только разводил руками.
– Опоздал, – вздохнул Тимофей. – Теперь до вечера ждать придется.
Алексей равнодушно смотрел на эту сцену. Таких картин безысходности и неустроенности он навидался еще в студенчестве, когда ездил с народниками по деревням. Именно тогда и пришло понимание: Россия – это болото, и никакими благими намерениями его не осушить.
– Помню, отец говорил о проекте каменного моста, – произнес Алексей, когда они наконец переправились и экипаж покатил по мощёным улицам города.
– Был такой, – оживился Тимофей. – Михаил Андреевич всю душу вложил. Земство уже и деньги выделило, и камень завезли. Да только после смерти председателя управы всё застопорилось. Новый-то больше о своём кармане печется.
Экипаж въехал на Дворянскую улицу. Здесь стояли добротные каменные особняки, утопающие в зелени садов. Дом Нестеровых выделялся среди них строгой классической архитектурой и огромными окнами.
– Приехали, барин, – Тимофей остановил лошадей у ворот.
Алексей вышел из экипажа и посмотрел на родовое гнездо, которое не видел пять лет. В памяти всплыл образ отца – высокого седого человека с умными глазами, который вечно был занят какими-то общественными делами. «Каждый должен служить общему благу», – любил повторять Михаил Андреевич Нестеров. Алексей давно перестал верить в эти слова.
– Кто сейчас в доме? – спросил он, поднимаясь по ступеням.
– Я да жена моя, Агафья. Ухаживаем за домом, как батюшка Ваш наказал. Экономку пришлось отпустить – средств не хватало.
Алексей кивнул. Отец никогда не был богат, весь доход от небольшого имения уходил на его благотворительные затеи.
В доме пахло воском и травами. Полумрак прихожей, старые портреты на стенах, знакомый скрип половиц – всё вызывало непрошеные воспоминания.
– В кабинете Вас ждут, – неожиданно произнес Тимофей.
– Кто? – удивился Алексей.
– Нотариус, Семён Маркович. Сказал, важное дело до Вас есть.
Алексей нахмурился. Он планировал отдохнуть с дороги, а потом заняться формальностями с наследством.
Кабинет отца остался таким же, каким Алексей его помнил: книжные шкафы до потолка, массивный письменный стол, старинная карта уезда на стене. За столом сидел худощавый человек в строгом сюртуке.
– Алексей Михайлович! – он поднялся навстречу. – Рад видеть Вас, хоть и при печальных обстоятельствах. Семён Маркович Гринберг, уездный нотариус.
– Здравствуйте, – сухо ответил Алексей. – Полагаю, Вы по поводу завещания?
– Именно так, – нотариус достал из портфеля бумаги. – Ваш батюшка оставил весьма… нестандартное распоряжение.
Он протянул Алексею документ. Пробежав глазами первые строки, Алексей почувствовал, как внутри поднимается волна раздражения.
– Это что, шутка? – он бросил бумагу на стол. – Я не могу продать имение в течение года? И обязан лично участвовать в земских делах?
– Таково условие, – развел руками нотариус. – В противном случае имение отойдет земству для устройства больницы.
Алексей сжал кулаки. Даже из могилы отец продолжал навязывать ему свои идеалы.
– И как Вы предлагаете мне поступить? У меня работа в Петербурге, перспективы…
– Это Ваше решение, – спокойно ответил нотариус. – Но позвольте заметить: Ваш отец был мудрым человеком. Возможно, у него были причины поставить такое условие.
После ухода нотариуса Алексей остался один в кабинете. За окном сгущались сумерки, где-то вдалеке прогудел пароходный гудок. В гостиной часы пробили шесть.
Он подошел к окну. С холма, на котором стоял дом, открывался вид на весь город: купола церквей, дымящие трубы небольших фабрик, россыпь деревянных домишек и, конечно, река с недостроенным мостом – две опоры, торчащие из воды как памятник несбывшимся надеждам.
«Год, – подумал Алексей. – Целый год в этой глуши».
В дверь тихо постучали. Вошла седая женщина с добрым морщинистым лицом.
– Агафья! – впервые за день Алексей искренне улыбнулся. В детстве эта женщина заменила ему рано умершую мать.
– Алёшенька, – она всплеснула руками. – Какой же ты стал! Совсем как отец в молодости.
– Только характером не в него, да? – усмехнулся Алексей.
– Характер – дело наживное, – загадочно ответила Агафья. – Ужинать будешь? Я щи сварила.
– Буду, – кивнул он. – Только сначала выйду, пройдусь по городу. Надо размяться с дороги.
Выйдя из дома, Алексей направился к реке. Майский вечер был тёплым, в палисадниках цвела сирень. Город готовился ко сну – в окнах зажигались огни, на улицах становилось малолюдно.
Спустившись к реке, Алексей остановился у моста. Вблизи разруха выглядела еще удручающе: прогнившие доски настила, полуразрушенные опоры, предупреждающие знаки. Несколько мальчишек удили рыбу с берега.
«И ради этого отец потратил полжизни?» – с горечью подумал Алексей.
– Осторожнее, сударь, там ненадежно! – окликнул его женский голос.
Алексей обернулся. К нему приближалась молодая женщина в простом, но опрятном платье, с небольшим саквояжем в руке. Её каштановые волосы были забраны в строгую прическу, а в карих глазах читались ум и решительность.
– Благодарю за заботу, – сухо ответил Алексей, – но я вполне способен сам оценить опасность.
– Как знаете, – женщина пожала плечами. – Но на Вашем месте я бы поостереглась. Этот мост – символ всех наших бед: начали с энтузиазмом, а закончили… – она махнула рукой на разруху.
– Вы, я смотрю, из местных философов? – с легкой насмешкой спросил Алексей.
– Я из местных врачей, – спокойно ответила она. – Варвара Андреевна Морозова, земский доктор. А Вы, судя по столичному акценту и скептическому взгляду на нашу действительность, должно быть, приезжий?
– Алексей Михайлович Нестеров, – представился он, слегка удивленный её прямотой. – Сын… покойного Михаила Нестерова.
Лицо женщины изменилось.
– Михаила Андреевича? – она с искренним сожалением покачала головой. – Примите мои соболезнования. Ваш отец был одним из немногих, кто действительно заботился о благе уезда. Его очень не хватает земству.
– Благодарю, – Алексей почувствовал легкое раздражение: похоже, весь город считал его отца чуть ли не святым.
– Вы надолго к нам? – поинтересовалась доктор Морозова, внимательно изучая его лицо.
– Пока не решил, – уклончиво ответил Алексей. – Дела наследства требуют времени.
В этот момент со стороны реки донеслись крики. Одного из мальчишек, видимо, снесло течением – он барахтался у опоры моста, цепляясь за выступающие балки.
Варвара Андреевна мгновенно бросила саквояж и побежала к воде. Алексей, помедлив секунду, последовал за ней.
– Держись, сейчас! – крикнула она мальчику и, не раздумывая, вошла в воду.
Алексей оценил ситуацию: течение было сильным, но не смертельным. Мальчик вполне мог бы выбраться сам, если бы не паника.
– Стойте, – он схватил Варвару за руку. – Так вы оба утонете. Нужно действовать иначе.
Он быстро снял пальто, схватил валявшуюся на берегу длинную жердь и протянул ее мальчику.
– Хватайся и держись крепко!
Ребёнок, справившись с первым испугом, ухватился за жердь. Алексей, напрягая все силы, вытащил его на берег.
Мальчишка, весь мокрый и дрожащий, сидел на песке, а его товарищи радостно галдели вокруг.
– Спасибо, барин! – выдохнул он. – Я думал, всё, конец мне.
– В следующий раз будь осторожнее, – строго сказал Алексей. – Река не прощает ошибок.
– Как и жизнь, – тихо добавила Варвара Андреевна, с новым интересом глядя на Алексея. – А Вы быстро соображаете в критических ситуациях.
– Университетская гребная команда, – пожал плечами Алексей. – Случалось и не такое.
– Что тут происходит? – раздался властный голос. К ним подходил полицейский урядник в форме.
– Ничего особенного, господин урядник, – ответила Варвара. – Мальчик чуть не утонул, но благодаря господину Нестерову всё обошлось.
– Нестерову? – урядник пристально посмотрел на Алексея. – Михаила Андреевича сын? Наслышан, наслышан. Фомин, Степан Ильич, урядник Заречья.
Он протянул руку, которую Алексей пожал с необходимой вежливостью.
– Надолго к нам? – поинтересовался урядник.
– Все об этом спрашивают, – усмехнулся Алексей. – Пока не знаю. Как решатся дела с наследством.
– Что ж, добро пожаловать, – кивнул Фомин и, обращаясь к мальчишкам, грозно добавил: – А вам, оболтусы, запрещаю здесь рыбачить! Мост аварийный, ещё не хватало, чтобы кто-то утонул. Марш по домам!
Ребята, подхватив удочки, быстро скрылись. Урядник, козырнув, тоже удалился.
– Вот так и живём, – вздохнула Варвара Андреевна. – Всё запрещаем, но ничего не делаем для исправления. Мост разрушается, дорога в ужасном состоянии, в деревнях за рекой тиф… А земство бездействует.
– Вы так говорите, будто я могу что-то изменить, – заметил Алексей.
– А разве нет? – она пристально посмотрела на него. – Вы сын уважаемого земского деятеля, образованный человек с петербургским опытом. Возможно, именно такого свежего взгляда нам и не хватает.
Алексей невесело рассмеялся.
– Боюсь, Вы ошибаетесь во мне, Варвара Андреевна. Я не питаю иллюзий относительно возможностей что-то изменить. Россия слишком… – он запнулся, подбирая слово.
– Инертна? Косна? Отстала? – с вызовом подсказала она. – Все эти слова я слышала сотни раз от таких же разочарованных идеалистов. Но знаете, что я Вам скажу? – её глаза сверкнули. – Пока мы сидим и рассуждаем о неисправимости России, люди умирают от излечимых болезней, дети тонут в реках, а мосты разрушаются. Кто-то должен действовать здесь и сейчас. Ваш отец это понимал.
Она подняла свой саквояж и, не дожидаясь ответа, направилась прочь. Через несколько шагов обернулась:
– Возможно, мы ещё увидимся, Алексей Михайлович. Надеюсь, к тому времени Вы решите, зачем на самом деле вернулись в Заречье.
Алексей смотрел ей вслед, чувствуя странное смешение раздражения и невольного уважения.
Небо над Заречьем окрасилось в тёмно-синие тона. Из-за реки доносился собачий лай и приглушённые голоса крестьян, возвращавшихся с поля. Алексей в последний раз взглянул на полуразрушенный мост и медленно побрел обратно к дому.
«Год, – снова подумал он. – Всего один год».
Он и представить не мог, насколько этот год изменит его жизнь.