Соль Средиземья. Самый длинный день в году
Влюбленному сладочнику
Таня прощалась с подмосковным вечером. Впервые в жизни она летела на море.
Беременная туча выменем накрыла высотки. Пара минут, и блестящий крест Храма распорет ее пополам. Город тонул в грязном молоке темнеющей пыли.
Таня села в экспресс до аэропорта, он поразил комфортом. Обычно она добиралась в аэропорт маршрутками или автобусом – так куда экономичнее. Сейчас, впервые за свои тридцать четыре года, чувствовала себя респектабельной женщиной.
Новенький вагончик задышал кондиционерной прохладой и особым вниманием мужчин, которое отмеряют ровно – от экспресса туда до экспресса обратно. Срамная мысль пришла на ум вслед за бесстыжим предчувствием.
Снимала на телефон цитаты про деньги: Таня считала это очень мотивирующим. Одну поставила заставкой: «Закон денег №14: завтра не существует – действуй сейчас».
Ночью в кафе, рядом с залом ожидания, бодрыми были только голоса из телевизора: грустно хохотал граф Калиостро, потом восторженной скороговоркой плел свою абракадабру спортивный комментатор со знакомым голосом.
Вялые предрассветные пассажиры таращились то друг на друга, то на табло, которое все знали наизусть. Прохаживаясь от нечего делать, пересаживаясь, меняя места, Таня разглядывала то тех, то других. Празднично улыбалась, плескалась в случайных взглядах, обнаружив, что самые сладкие из них – латиноамериканские.
Перед самым рассветом обжигалась водянистым кофе и вглядывалась в темноту за окном. Небо, наконец, вскрылось дождем. И под узеньким издевательством – козырьком крыши – жались к серой стене аэропорта курильщики. Они были почти мокрыми, жалкими, но на это не обращали никакого внимания, а только прикрывали ладонями самое дорогое – сигарету.
Стоило же любому из них вернуться в теплое здание, как он тут же оправлялся, выпрямлялся и становился таким же, как был до своего геройства – выхода под дождь.
Через час рассвет над Москвой сверкал счастьем в иллюминатор. Таня обжигала глаза, рассматривая розовые облака.
И не успела она поковырять тощую курицу в квадратике риса, как внизу засверкало серебро – это было море.
В автобусе до отеля Таня успевала смотреть в оба окна – свое и по другую сторону. Приветливые пальмы, кланялись ветвями: с приездом!
Девушка-гид – вежливая и отдохнувшая, бодрая, с абсолютно безупречной кожей, взмахом руки поворачивала головы туристов туда, куда ей было нужно:
– А это черепаший остров. Оберег этого края, символ счастья и сбывшихся надежд. А еще на этот остров ссылали неверных жен.
– А было ли наказание для неверных мужей? – крикнул кто-то с галерки автобуса. Прозвучали смешки.
– Было! Обратите внимание на удивительные розовые цветы вдоль дороги. Цветок розмарина очень ядовит. Про него есть красивая легенда. Когда жена подозревала мужа в неверности, она клала цветок розмарина рядом с его тарелкой. Мол, измени свое поведение, я все знаю. Если муж не прислушивался и продолжал грешить, в следующий раз она клала цветок ему в тарелку.
А сейчас мы заедем в тоннель любви. Закройте глаза и загадайте желание. Оно обязательно сбудется!
Таня закрыла глаза и загадала.
От трех вещей на свете спастись почти невозможно: от сладких воспоминаний, половой истомы и отельного гида.
Билет Таня купила за пять дней до вылета: как только шеф поставил подпись на ее заявлении. Дома потратила полночи – изучала отзывы об отеле. Советы выписывала в блокнот: где дешевле и надежнее купить экскурсии, поесть, купить обувь для пляжа.
Это спасло ее от разорения и гидовской бульдожьей хватки. Молодой человек лет двадцати пяти, в неуместном на курорте костюме при галстуке, без единой эмоции на лице ровным голосом описывал местные курорты.
– Кападокия – известнейший курорт побережья….
Он наседал на нее все жестче. Но она знала, что прогулки на яхте за углом, в местной лавке путешествий вдвое дешевле цены гида. Внутренне посмеивалась над ним и внимательно следила за тем, чтобы в одну минуту не пасть духом под напором и не согласиться на его предложения.
Наконец, гид захлопнул папку и поднялся.
– Звоните, если что понадобится.
Гид ушел ни с чем, а она отправилась на хамам.
Хамамщик, огромный турок с толстыми руками разглядывал ее. Махнул полотенцем на деревянную дверь.
– Пойдем.
Массаж делали его руки, а сам он громко пел, задумчиво намыливая Таню.
– У тебя идеальная фигура, – цокал он.
Он тяжело и веско отсыпал комплименты ей и ее еще белому телу. Эти булыжники оставили какие-то вмятины в сознании. В итоге, хамам разочаровал Таню.
На вечерней дискотеке, едва гаснет свет и зажигается мигающий неон, первые девчонки, кружа невесомыми сарафанами, выбегают в круг. «Лова – лова», выкрикивают. И Тане, наконец, становится понятно, что за возглас такой «лова – лова», сигнал, что подают хором друг другу вкупе с многозначительным подмигиванием девчонки определенного типа.
Таня в самодеятельном шоу не участвует. Безразлично, что певица знает пароль и верит в то, что любовь спасет мир. От отельного пива клонит в сон.
Зачем-то вяло вспомнились медвежьи руки хамамщика, такие сильные и нежные. Захотелось пойти в номер и помастурбировать.
Были здесь и симпатичные, но Тане было лень. Лень флиртовать, кивать, тратиться на ответы, словесный пинг-понг. Жаль расходовать энергию, за которой она приехала, на обычную взаимную охоту.
«Они сговорились, что отдых обязательно должен быть громким?» – думала Таня.
Второй вечер она наслаждалась одиночеством за столиком. И стала понимать тех, кто не танцует, а только смотрит. Ей хотелось встать, но держало стеснение.
Крикнув ей в ухо «Привет!» подсела Настя. Насте было сорок шесть. У себя в Уфе она работала педагогом-организатором в школе. Много и с удовольствием ела и пила то джин, то водку. Часто смеялась и тогда потряхивала крупными блестящими кудрями цвета чернослива. Таня искоса разглядывала ее нежное бирюзовое платье с глубоким декольте, кольца с огромными камнями, красный крошечный клатчик с вышитыми на нем тиграми.
Но особенно Таню поразил загар Насти: тело, крепко и надежно схваченное коричневым, казалось по-настоящему холеным, роскошным, дряблость декольте и под мышками смазывалась – наподобие эффекта расфокусировки в фотошопе. На комплимент Тани Настя призналась, что в мае вернулась из Сочи: ездила по протекции директора школы.
«Мне так никогда не загореть», – думала Таня и уже даже не завидовала.
Разделываясь с курицей, Настя рассказывала о конкурсе в Швеции, куда возила детей – учеников своей школы.
Рассказывала о странной системе образования в Швеции и удивительной истории любви шведского короля. Таня устало сутулилась, поддакивала, почти задавленная энергией соседки: «Откуда они ее берут?»
Во второй вечер в отеле она познакомилась с обаятельной белоруской Мариной. Лежали в гамаке у бассейна, нашли общие темы: политика обоих президентов и как ужасно то, что здесь безлимитная кола.
– Но все же хорошо придумали турки разбавлять джин и водку. Вот пью, а ни в одном глазу!
– Конечно, правильно, видимо, надоело чинить мебель после русских и чистить территорию.
Посмялись, наблюдая бабушек, приехавших с внучками. Бабульки пошатываясь, но геройски держась, проделывали путь от бара к гамаку и обратно.
В итоге выпили по три джина.
Таня маялась полночи – противно мутило и в голове мешались обрывки мыслей и фраз. После этого с облегчением вернулась к свежезаваренному кофе. Тянула его и тянула почти целыми днями, поражаясь крепости, мягкости и отсутствию усталости к концу дня, которое было расплатой за беспросветное «кофейничание» в офисе.
С тех пор к бару она не подходила: не пила ни разбавленного спиртного, ни колы.
Настя уговаривала пойти на яхте вдоль побережья. Когда? Да завтра! Она уже договорилась с Синдбадом, который продает билеты на пляже. Он проверенный.
В лавках, куда заходила Таня по дороге на пляж, ее уже соблазнили видами чудесного леса и нежного пляжа Фаселиса.
– Пенная вечеринка! Бухта Клеопатры! Яхта все включено! – улыбчивый кудряш тряс картинками с ослепительным морем и соблазнительными пляжами. Шоколадного цвета красотки и красавцы выплясывали на белоснежной яхте. Приглядевшись, можно было понять, что белая она от пены.
– Целый день, гид, экскурсия, обед, два – три остановка искупаться, – крутил свою пластинку продавец.
И она не смогла опомниться. Ни разу не была она на яхте, и на обратной дороге, уже воображая себе невесть что, зашла покупать. Но у продавца были клиенты, и она замешкалась. Передумала в одну секунду. И вышла из лавки.
Познакомилась уже с несколькими парами и женщинами, но со всеми становилось нестерпимо скучно уже через пару минут. Пожалуй, старая она уже для «лова –лова».
Летящие сарафаны на танцполе сменила иная публика. Вместе с другой певицей мечтали о «обожекакоммужчине» те, кому уже поздно что дочку, что сына. Пожилая барашкообразная блондинка в юбке воланами аля мода – 80, ритмично переступала под «мама Люба, давай», а худосочные подростки прыскали в кулаки.
Обычной кульминацией явилась подвыпившая леди, заведенная Тарканом. Персонал, в лучших традициях, мечтательно выстроился у входа на площадку.
Ночные дискотеки бороздили небо прожекторами, и носильщики везли тележки к ночному автобусу в аэропорт, когда Таня отправилась в номер.
Назавтра, в понедельник утром, Таня проснулась рано. Не в офис, а на яхт-прогулку.
Яхта разочаровала: тесная двухпалубная, без верхнего яруса, с продавленными диванами и полом, по которому будто слегка прошлись тряпкой, размазав грязь. Пассажиры собрались под стать яхте: казалось, одни местные и такие хмурые, словно едут не на остров, а на работу.
Как о чем-то нереальном, несуществующем, Таня вспомнила о своем московском офисе. Коллег, которые в это время, грея руки о стаканчик с кофе, курят на крыльце. В их глазах отражается серая стена дождя. Или, получив очередное письмо от клиента, носятся кто в бухгалтерию, кто в юротдел, кто в полиграфию…
Та жизнь была ненастоящей, лишней, а удобство, жара, море и чудеса принимались как должное. Вместе с Настей, не стесняясь, зная, что их не поймут, возмущались по-русски: «Как селедки в бочке…»
– Зачем они-то едут? – шепнула она Насте.
Та пожала плечами.
– А ты в Москве никогда на теплоходиках не катаешься?
Блеснуло удивление: да, что это я? Это же их страна.
Рядом сидела турчанка в белом платке, кофте с длинным рукавом и плотных черных брюках. Под черными, хорошо поношенными туфлями–лодочками без каблука – капроновые носки.
«В такую жару» – с жалостью рассматривала ее Таня.
Они с мужем и сыном заняли четыре места и молчали всю дорогу.
Тоня заметила ее только после того, как выпустила парок со стриптизером и поразилась, как красива, породиста турчанка. Черные длинные густые ресницы, понятно, что не накрашенные. Правильные черты лица и даже несколько большой нос не крал миловидности ее лица.
Вышли в открытое море, заглянули в пиратские гроты. Остановились в Фаселисе.
Из лодки выпрыгнул гид – турок, громко зачитывая список:
– ИгОр, Наталя, Сиркей, Павил…
К нему с опаской ступая по траве, подошла женщина.
– Сиркей? – спросил он ее.
– Нет, Наталья.
Фотографировались на руинах бань и зашли в самое сладкое – море. Стоит войти в
теплую, медовую воду, как чувствуешь ее – соль Средиземья. Она поднимается по ногам, оставаясь на теле, оседая на губах. Даже после вечернего чая проступает. Даже после джина не сходит.
Настя спустилась по узкой тропке, что лежала прямо на обрыве из острых скал. И уже плескалась в бухте Клеопатры, а Таня все смотрела на скалы, воду, подходящие яхты. И ни одной мысли не было в голове. Стоять так можно час, месяц, год, и все будет одно.
Настя и Марина, снизу махали ей:
– Таня, Таня, пойдем! Спускайся!
Таня смотрела на охающих людей и прикидывала, что будет, если соскользнет нога.
От нечего делать захотелось закурить. Но зажигалку она потеряла – когда на яхте с моря пошла пена, никто не смотрел, что падало со столов. Держа ладонь козырьком, оглядывалась на бухту Клеопатры и, впервые не жалея о своей нерешительности, тихо пошла к яхте.
И попала в гущу турок с ведрами грязи. Они клялись, что это грязь со дна моря, и если сделать обертывание этой красотой, то помолодеешь не хуже тех, кто отважился спуститься в бухту Афродиты, несмотря на опасность разбиться об острые камни.
Она смеялась, а два красавца с пышными кудрями зачерпывали черно-серую грязь и размазывали ее по бокам и ногам Тани. Такой она и осталась на фото: черная, с веселыми глазами.
– Как зовут?
– Тоня…
Таня забавлялась, меняя имя на похожее. Все менялось, история стиралась, становилось легче: это уже не ты. И тебе все можно теперь, потому что другой человек. Джекил, кому все позволено. На курорте хоть Афродитой назовись, и будешь Афродитой всю неделю или две.
Все верили, что она – Тоня. И на улочке, по которой она ходила на пляж и обратно четырежды в день, возле лавки путешествий и сладостей уже знакомые торговцы окликали ее: «Тонья, Тонья, привьет, как деля?»
Скользила взглядом по горам, синему морю, по пьяным, сонным и шумным пассажирам и наткнулась на взгляд. Он стоял, скрестив руки на груди, выпивая Таню, как свой джин со льдом. Красивый стриптизер.
На берегу он встречал пассажиров криками «свасива, свасива!» И держал какой-то расписной скворечник, куда предлагал бросить монетку.
В ванной по вечерам хорошо были слышны разговоры в соседних номерах. Там жили тетеньки, необъятной красоты, всегда крашенные в белое, пьяные женские голоса о чем-то просили и вполне разумные с акцентом – мужские им не отказывали. С жалостью и отвращением покидала Таня ванную и выселяла из своей головы фантазии о соседках и их гостях.
После трех дней в отеле уже знаешь своих и разглядываешь новеньких. Сегодня появились пока осторожное загорелое семейство казахов.
«Где они так загорают?», подумала Таня, разглядывая маленького худого казаха, его жену и тихого сына лет одиннадцати. Потом очнулась…
Наблюдая за ними, Таня тонула в зависти к непоколебимой безмятежности казашки, загоравшей в сплошном купальнике – ни одного лишнего движения, только медитативный покой на лице.
Оказалось, они жили в соседнем номере.
Нравилось наблюдать и за другой парой. Обоим не больше двадцати пяти. Загорелые, высоко себя несущие. Девушка была совершенна. На пляже, когда их лежаки оказывались рядом, Таня рассматривала ее, как живую картину. Про себя назвала её Афродитой.
Руки тренированные, но не слишком накачанные. Попка, – ахиллесова пята женщин, была круглая, маленькая. Даже уже подвисающие бедра не портили ее.
«Регулярный спортзал», – затосковала Таня.
Единственное, что они делали – мазались кремом для загара. Мазали сами себя, мазали друг друга. Потом делали селфи, после лежали молча, уткнувшись каждый в свой телефон. Переворачивались через каждые десять минут и снова делали селфи.
Из интереса Таня пыталась найти в ней изъян и не находила.