Энергормы. 3 том. «Город мёртвых тел»

Глава 1
Глава 1. Проклятый.
Он лежал, как труп – огромный, безжизненный, покрытый паутиной трещин и ржавчиной. Некогда многомиллионный мегаполис, где-то здесь, до хаоса обломков и стеклянной крошки, когда-то жили люди, смеялись дети, гудели машины, горели неоновые вывески. Теперь же от былого величия осталось лишь напоминание – полуразрушенные скелеты домов, ободранные до каркаса, с выбитыми окнами и провисшими проводами.
Город стал другим. Не просто разрушенным – он изменился. Звёздная пыль пропитала бетон, асфальт, металл. Кое-где здания начали… мутировать. Стены покрывались наростами, словно опухолями, стекло переливалось странным сине-бирюзовым светом, а ночью некоторые руины начинали дышать – слабо, но явственно, как будто внутри них по-прежнему что-то жило.
Над всем этим хаосом одиноко возвышался шпиль энергощита. Он был когда-то частью защитной системы города, но теперь щит давно не работал. Шпиль накренился, как зуб, вот-вот готовый выпасть из десны времени. Его верхушка торчала к небу под странным углом, будто кто-то невидимый потянул её за край и чуть не оторвал. Внутри него всё ещё светились остатки ядра Эвонитты, как маяк, указывающий на самый центр преисподней на земле. Но сейчас это была просто гигантская игла, застывшая над могилой.
Под землёй жизнь продолжалась.
Метро стало сердцем нового мира. Тоннели соединили убежища, бункеры, заброшенные станции и даже целые подземные поселения. Люди вырезали новые проходы, расширяли старые пути, делали ловушки для тех, кто мог прийти следом. Здесь было сыро, темно, страшно – но безопаснее, чем наверху.
Поверхность принадлежала им. Энергормам.
Некоторые были почти узнаваемы – хищники крупнее и сильнее любого зверя, крылатые твари с глазами, полными холодного пламени, существа, чьи тела были смесью камня и плоти. Иногда – совсем чужие, не имеющие ничего общего с земными формами жизни. Все они охотились круглые сутки, иногда в одиночку, чаще – стаями. Их ядра из звёздной пыли светились в ночи, как маленькие звёзды, питая их дикой силой, которую человек не мог обуздать.
Весна пришла осторожно, как вор. Она пробиралась сквозь грязь, слякоть и вечную пыль разрушения. Где-то в щелях между плитами начал пробиваться первый зелёный цвет. Деревья, если их вообще можно было так назвать, вновь пытались расти, хотя многие из них были уже не деревьями, а чем-то странным, с листвой, мерцающей в сумерках, как будто в ней тоже проснулась звёздная пыль.
Именно здесь, среди всего этого, жили трое детей.
Сталкеры. Выжившие. Вечные беглецы. Или же последнее поколение нового мира.
Они знали каждый метр этих улиц. Каждую петлю в подземельях. Каждый звук, который стоит игнорировать, и тот, что лучше послушать. Они не боялись энергормов. Или, по крайней мере, умели делать вид, что не боятся.
Им предстояло узнать, что в этом городе есть нечто большее, чем просто руины и страх.
Кто-то пришёл сюда. Извне. И оставил след.
Дети двигались, как тени. Бесшумно. Словно сами были частью мёртвого города – его дыханием, его памятью, его болью.
Дима шёл первым. Его голубоватая кожа блестела от пота и бетонной пыли, смешанной с весенней грязью. Он прижимал ладонь к груди, словно хотел заглушить не свой собственный пульс, но каждый звук вокруг отзывался в теле колющим эхом. В голове стучало, будто кто-то невидимый бил по наковальне где-то глубоко внутри. Где-то вдалеке капала вода. Кап. Кап. Кап. Это был почти безобидный звук, но для Димы он резал кожу, будто иголками.
Он остановился, подняв сжатую в кулак руку. Лера и Валя замерли за спиной.
– Тихо, – прошептал он, не оборачиваясь.
Где-то в развалинах старого универмага, за обрушившимся фасадом, что-то скреблось. Что-то маленькое, и не одно.
Лера присела на корточки, прижав к груди самодельное оружие в виде перевёрнутого топора – рукоятка от лопаты, пара лезвий, скреплённых проволокой. Она держала его так, будто это был подарок, который боишься уронить. Её рыжие волосы торчали из-под розовой шапочки, как пламя, вырывающееся из трубы. Пуховик скрипел на швах, перетянутый скотчем, будто боялся распасться.
Валя стояла чуть позади. Её кудрявая русая голова поворачивалась то вправо, то влево, будто она искала следы чего-то знакомого среди руин. Юбка, надетая поверх штанов, мешала и цеплялась за всё подряд, но девочка не жаловалась. Она знала: если начнётся бег – сорвёт её сразу. Но ей хотелось быть красивой. Хоть немного.
– Дим, ты слышишь? – шепнула она.
– Я всегда слышу, – ответил он, не открывая глаз.
Тишина после этих слов была страшнее любого крика.
Они двинулись дальше. По завалам, через обломки лестничных пролётов, вдоль стен, покрытых странной растительностью – листья мерцали, как будто в них тоже жила звёздная пыль. Местами грунт проседал под ногами, и приходилось перепрыгивать или идти по руинам, где когда-то был второй этаж. Теперь это был край света.
Дима вёл их напрямик, потому что знал: под землёй сейчас опаснее. Проход в метро, который они обычно использовали, затопило. Вешняя вода пробила брешь в старом туннеле, и теперь там было полно энергормов воды. Он чувствовал их звуки – плеск, свист, бульканье.
Им нужно было добраться до старого рынка. Там, в подземном складском помещении, ещё можно найти припасы. И, может быть, карту – ту самую, которую оставил один сталкер перед тем, как исчезнуть.
Лера поскользнулась на мокром камне. Успела ухватиться за ржавую трубу. Дима обернулся, на лице мелькнуло беспокойство. Валя протянула руку.
– Давай, – прошептала она. – Всё в порядке. Мы почти на месте.
Но никто не верил в это. Ни одна душа. Потому что в Мёртвом городе «почти» ничего не значило. Здесь даже мысли могли убить.
Дверь супермаркета, или то, что от неё осталось – обломок пластика и стеклопластика, – скрипнула под рукой Димы. Он выглянул первым. Воздух был плотным, как вода. Сырость, запах гари, ржавчины и чего-то ещё – тёмного, непонятного, живого.
Трасса расстилалась перед ними, будто мёртвая артерия города. Машины – остовы, черепа техники. Некоторые по какой-то причине дымились. Кто-то недавно здесь охотился, и огонь был частью их оружия. Или их жертвы.
– Пригнитесь, – прошептал Дима, не поворачиваясь к девочкам. Его кожа чесалась. Где-то рядом шевелилась энергия. Не просто звёздная пыль. Живая. Охотящаяся.
Лера взяла его за руку. Холодная ладошка. Она ничего не сказала. Уже научилась молчать, когда надо.
Валя стояла чуть позади, прижав к себе медное кольцо на указательном пальце. Аркан. Самодельный. Не очень мощный, но, если повезёт – защитит хотя бы от иллюзий. Её кудрявые волосы торчали из-под платка, будто хотели убежать отсюда раньше самой хозяйки.
– Бежим до автобуса, – сказал Дима. – Маленькими перебежками. Как нас учили.
Он первый шагнул в свет. Если это можно было так назвать – серое, бесцветное небо, просачивающееся сквозь облака пепла и пара.
Первая перебежка. Потом вторая. Тень за машиной. Затаились. Лера задержала дыхание. Вдалеке завыло что-то нечеловеческое. Энергорм. Возможно, один из тех, кто мог искажать восприятие – хищник, который играл с разумом, как кошка с мышью.
Автобус встретил их запахом смерти. Обгоревший корпус, пропитанный чем-то горелым. Внутри не было сидений – только каркас, обожжённые трубы и пятна крови. Человеческой? Возможно. Здесь всё было возможно.
Дима усадил Леру в угол, где пол и стена встречались. Оттуда её было труднее вытащить, но и выбегать – тоже.
– Сиди, – сказал он. – И старайся дышать тише.
Валя присела рядом. Руки дрожали. Она посмотрела на него:
– Что там?
– Шум.
Слово повисло между ними. «Шум» для Димы – это не просто звук. Это боль. Это сигнал. Это предупреждение.
И тут раздался крик.
Пронзительный, скребущий, как стекло по металлу. Из руин выскользнула тень. Маленькая. Похоже на собачью. Но глаза… глаза светились, как угольки в печи. Энергорм-падальщик. Не опасный сам по себе, но всегда знающий, где бродят настоящие хищники.
Сигнальщик.
Дима выхватил рогатку. Палец на резинке. Выдох. Выстрел.
Камешек, обмотанный заражённой звёздной пылью проволокой, нашёл цель. Тварь дернулась, взвизгнула и обмякла.
– Прости, – прошептал он, почти беззвучно.
Это было глупо – говорить с мёртвой тварью. Но он помнил: даже они были когда-то животными. До кометы. До звёздной пыли.
– Девочки, приготовьтесь, – сказал он, не оборачиваясь. – Следующий рывок будет сложнее.
Валя надела кольцо на палец. Лера сжала топорик, как игрушку, которую не хочешь отдавать. Она знала: если ударит – может и не попасть. Но не отступит. Ни за что.
Где-то вдалеке загрохотало. Не гром. Это город готовился к новому дню. К новым охотам. К новым жертвам.
Тишина в автобусе была тяжёлой, как бетонная плита. Лера сидела, прижавшись к обгоревшей стенке, и дрожала – не от холода, а от боли. Живот скручивало так, что казалось, будто внутри кто-то дергает за нитки. Она пыталась дышать глубже, но каждый вздох отзывался болью.
– Потерпи, – шепнула Валя, гладя её по растрёпанной голове. – Скоро мы достанем еды. Обещаю.
Дима стоял у окна, которого уже давно не было, и слушал. Не просто слышал – прислушивался к тому, что нельзя увидеть глазами. Его кожа покалывала, будто иголками набили её электричеством. Где-то там, за завесой тумана и руин, шевелилась опасность. Много опасностей. И они были на пути детей.
Минуты тянулись медленно. Дима молчал. Только веки его подрагивали, словно он читал невидимую книгу звуков, которую никто другой не мог услышать.
Валя не выдержала:
– Дима, ну что там? Давай уже идти дальше.
Он не ответил сразу. Просто открыл глаза. Серые. Холодные. Мрачные.
– Нельзя. Сигнальщик, что я подстрелил, успел позвать хищников. Теперь их несколько. Они рыщут. Но пока ещё не поняли, где мы.
– А когда поймут, тогда что? – прошипела Валя, сжимая кулаки. – Нам нельзя здесь торчать! Нужно идти. Там, в узких проходах под землёй, у нас есть шанс отбиться!
Дима кивнул. Коротко, как кукла.
– Тогда мы пойдём быстро. Без остановок. Пока не доберёмся до павильона.
Валя посмотрела на Леру. Та сидела, закусив губу до крови, и молча кивнула. Её розовая шапочка с оторванным помпоном трепетала на ветру, как последний клочок детства.
И дети побежали.
Сапожки Леры скользили по мокрому асфальту, бетонным обломкам, грязи. Она дышала часто, шумно, но старалась не отставать. Валя бежала рядом, подгоняя её шёпотом:
– Держись, Лер. Мы почти…
Но она не договорила. Дима внезапно замер, прижав ладонь к бетону разделительного заграждения. Он оглядел улицу, потом резко потянул девочек в укрытие – между двумя машинами, обросшими растительностью и покрытыми странной переливающейся люминесценцией паутиной.
Лера задохнулась. В горле перехватило.
– Дима, ты чего? – прошептала Валя, но вопрос завис в воздухе, как дым.
Она сама всё увидела.
В его глазах был страх. Не обычный, не тот, который вызывает энергорм или голод. Это был страх перед чем-то большим. Чем-то человеческим.
Шаги. Бег. Перебежки. Кто-то двигался в их сторону. Систематично. Целенаправленно. Не монстры. Люди.
Сталкеры. Но не свои. Ни один из них не носил знаков поселения, где дети нашли приют. Ни одного знакомого лица. Ни одной приметы тех, кто мог бы им помочь.
Дима прижался к холодному металлу машины. Его кожа стала темнее, почти серой. Он больше боялся не зубов или когтей. Он боялся рук. Людских рук. Оружия. Предательства. Забытых законов.
– Почему остановились? – повторила Валя, но, увидев выражение его лица, добавила:
– Что такое?
Дима не ответил. Только прошептал, почти беззвучно:
– Не дышите.
Где-то совсем рядом, за сизой дымкой и туманом, поднятой нагретым асфальтом, шаги становились ближе.
Кто-то шёл. Кто-то искал. И этот кто-то знал, что они здесь.
Дети затаились. Воздух стал плотным, как грязь под ногами – вязким, тяжёлым, почти несносным. Лера дышала коротко и часто, прижавшись к ржавому борту машины. Её пальцы судорожно сжимали самодельный топорик. Казалось, что даже этот маленький кусок металла может защитить. Может, удержать страх на расстоянии.
Дима слушал.
Он всегда слушал больше, чем видел. Его кожа была живым эхолотом, ощупывающим пространство вокруг. И сейчас она говорила ему: опасность рядом. Смерть уже прошла мимо – но оставила след.
Шаги замерли. Тишина натянулась, как струна. Затем – хрип. Резкий, животный. Словно кто-то выдавил воздух из груди. И сразу после этого – треск. Как будто ледяная корка лопнула под ногой. Это энергорм. Охотник. Хищник. Он шёл на людей. Не медленно, не осторожно – уверенно.
– Бей! – раздался крик.
Автоматная очередь ударила по тишине, как молния. Где-то совсем рядом взвыло что-то нечеловеческое. Монстр. Выпускал иглы – смертельные, острые, быстрые. Они втыкались в металл, дерево, плоть.
Кто-то вскрикнул. Человек. Упал. Тело пригвоздило к кабине старого грузовика. Дима услышал это. Не глазами – всем телом. Он чувствовал, как жизнь покидает человека. Как звук обрывается, становится глухим.
Потом – граната. Грохот взрыва ударил по ушам, по коже, по внутренностям. Дима дернулся, как от удара током. Боль. Горячая, острая. Она вспыхнула во всём теле, будто его окунули в кипяток. Он закричал – один короткий, безвольный крик. Но сразу прикрыл рот рукой. Слёзы хлынули из глаз, горячие и солёные. Из носа потекла кровь.
Всё замерло. Только звон. Бесконечный, жужжащий звон в голове.
Тело онемело. Потом начало возвращаться к жизни, покалывая, как будто тысячи иголок втыкались в кожу.
Издалека доносилось:
– Чисто!
– Всё?
– Да, убит.
Бой закончился. Энергорм повержен. Но новая опасность только начиналась.
Лера молча вцепилась в кожаную куртку Димы. Валя застыла, как кошка перед прыжком. Её пальцы сжимали медное кольцо-аркан так сильно, что костяшки побелели.
И тогда они услышали шаги. Тяжёлые. Сапоги по мокрому асфальту. По щебню. По грязи.
Первый человек вышел из тумана. Высокий. С плечами, широкими, как дверной проём. Лицо скрывал капюшон, но ухмылка – довольная, как у хищника, нашедшего добычу – не оставляла сомнений.
Он остановился в нескольких метрах от укрытия детей. Его автомат был направлен прямо на них. На кончике ствола ещё дымилась пороховая вспышка.
– Ну ты был прав, – сказал он, не отводя глаз от Димы. – Это дети.
Голос его был спокоен. Почти весел. Но в этом голосе не было доброты. Только интерес. И опасность.
За его спиной показались другие. Трое. Может, четверо. Оружие наготове. Шаги замерли. Время тоже.
Дети оцепенели. Ни один мускул не дрогнул. Ни один вздох не вырвался лишним.
Страх, беспомощность, непонимание, что делать дальше?
Ответа не было. Только взгляд взрослого, полный чего-то страшного.
Чего-то человеческого и потому – самого опасного.
Сталкеры окружили ребят плотным кольцом. Грязные, злые, с оружием на изготовку и глазами, в которых давно погасло всё человеческое. Один из них вышел вперёд – высокий, широкоплечий, с лицом, изрытым шрамами, как трещинами в старом асфальте. Он был главным. Или по крайней мере так считал.
– Так, что тут у нас за улов? – проговорил он, рассматривая детей, как добычу. – Пацан и две девчушки.
Он подошёл к Вале. Не спеша. Как хищник, который уже знает: добыча не убежит. Сорвал платок с её головы. Запустил пятерню в кудрявые волосы, дернул немного. Девочка вскрикнула – коротко, резко, как от удара.
– А голосок-то у неё ничего, – сказал он, ухмыляясь. – Жаль маловата. Но кто нам мешает, а?
Группа раздалась смехом. Низким, злым. Как будто они давно не слышали ничего весёлого, кроме стонов жертв.
Валя замерла. Ужас сковал её внутри. Она знала, что это значит. Знала, что будет дальше. И всю себя ненавидела за то, что не может сопротивляться. Не может бежать. Не может даже закричать.
Дима, ещё не отошедший от взрывной боли после гранаты, поднялся. Медленно. Его кожа горела, но не от звуков. От ярости.
Он шагнул вперёд. Размахнулся. И ударил.
Кулак врезался в щёку главаря. Тот лишь чуть отвёл голову, но удар достиг цели. По уголку его рта поползла тонкая красная полоска крови.
– Не трожь её! – прохрипел Дима.
Ответ пришёл быстрее, чем эхо удара.
Главарь даже не поморщился. Просто ударил обратно. Резко. С силой. Как топором по дереву.
Дима отлетел. Врезался в остов машины. Грохот металла слился с хрустом его собственного тела. Он осел на землю, как мешок с песком. Щека вздулась мгновенно. Глаз заплыл. Кожа на лице налилась багровым цветом.
– Сидеть, пёс! – процедил мужик. – Благодари бога или дьявола, что ты одарённый и мы не прибьём тебя как собаку, лопатой. А вот мелкая… – он кивнул на Леру, – будет обузой.
Лера икнула. Её сердце перестало биться на одно мгновение. Воздух в груди превратился в камень. Она понимала, что это не просто слова. Это решение. И оно было принято без её согласия.
Главарь отвернулся. Подошёл второй сталкер – в кожанке, с дробовиком наперевес. Что-то прошептал ему на ухо.
Главарь кивнул.
– Фортуна благосклонна к вам всем, детишки, – сказал он, поворачиваясь к детям. – Вы будете жить. Мелкая будет работать от зари до зари, пока ласты не склеит!
Смех снова прокатился по группе. То же самое выражение лица. То же самое чувство силы. То же самое ничто внутри.
Руки детей связали быстро. Шершавый канат впился в запястья. Дима пытался сопротивляться, но получил ещё один удар. В живот. На этот раз он не закричал. Только согнулся, пытаясь дышать.
Их повели. Вдоль трассы. Вглубь города. Туда, где свет совсем исчез. Где дома были не просто разрушены – они были мертвы. Словно сами знали, что служат убежищем для таких, как эти сталкеры.
Валя шла, опустив голову. Лера плакала. Дима молчал. Он больше не слушал. Он чувствовал. Чувствовал каждый шаг. Каждую боль. Каждое предательство.
И знал одно: Этот город ещё не забрал их. Но скоро мог забрать.
Валя шла, как во сне. Ноги подкашивались, будто не хотели идти туда, где её ждало рабство, боль и унижение. Тело сопротивлялось. Каждый шаг был словно приговор. Она слышала истории – о том, как детей забирали в банды, как «везунчики» становились личной прислугой, а потом просто исчезали. Другие – те, что не повезло больше – служили живым щитом, приманкой для монстров или чем-то ещё… худшим. Но даже самая страшная история не могла сравниться с тем, что происходило внутри неё.
Она думала: «пусть лучше я умру от когтей энергорма, чем позволю этим людям сделать из меня вещь».
Дима, постепенно оправляясь от ударов и боли от взрыва, начал слышать. Сначала это были обрывки звуков – хлопанье крыльев высоко над головой, скрип ржавого металла на ветру, чьё-то дыхание за стеной руин. А потом он услышал голоса. Шёпот. Не сталкеров. Чужие.
– Это дети, надо помочь.
– Если мы будем вмешиваться по любому поводу, мы так и останемся здесь. Не забывай о цели.
– Если в вас ещё жив человек… Я иду.
Дима понял: помощь идёт. Но сказать об этом он не мог. Ни слова. Ни намёка.
Но в этот миг Валя решилась. Резкий пинок – нога одного из сталкеров подогнулась, стоящих рядом. Он вскрикнул от неожиданности и скорчился, а Валя уже бежала. Связанные руки болтались за спиной, мешали, но она бежала. Как раненое животное. Как последний свободный кусочек детства, вырывающийся из лап злого мира.
Три коротких выстрела разорвали воздух.
Автоматная очередь.
Валя споткнулась. Её тело дернулось, как будто невидимые нити оборвались. И она упала. Лицом вперёд. На мокрый, грязный асфальт. Из-под неё расплывалась лужа крови. Красная. Горячая. Жизнь утекала.
– Нет! – закричал Дима. Его голос вырвался из груди, как вой.
Колонна замерла. Сталкеры переглянулись. Главарь медленно подошёл в плотную к стрелявшему. Молча. Глаза – черные, как ночь без луны.
– Зачем?
Сталкер попятился. Губы задрожали.
– Я машинально… Что-то бежит – я стреляю…
Главарь не дал ему договорить.
Удар пришёлся под дых. Почти незаметный. Но такой силы, что здоровенный мужик согнулся пополам, как бумажный лист. Он задохнулся. Упал на колени. Из горла вырвался хрип.
– Ты потратил драгоценные патроны, – прошипел главарь, склонившись к нему. – На труп. Ты знаешь, сколько они стоят? Ты знаешь, что теперь вместо девки ты будешь работать втройне?
Мужчина не ответил. Только хватал воздух ртом, как рыба на суше.
Лера плакала. Беззвучно. По лицу катились слёзы. Она не понимала всего, но чувствовала одно – Валя больше не встанет.
Дима смотрел на неё. На то, как её тело лежит среди грязи и крови. И в этот момент он понял: что это был их последний поход.
Колонна снова двинулась вперёд, будто и не было ничего – ни выстрела, ни падающего тела, ни крика Димы, разорвавшего воздух. Сталкеры шли молча, каждый ушёл в свои мысли или в свою роль: охранник, палач, наблюдатель. Только шаги да скрип резины по бетону напоминали, что это не сон.
Дима больше не слышал тех людей в руинах. Тех, кто шептал о помощи. Возможно, они потеряли интерес. Или оцепенели от увиденного. А может, просто исчезли, как дым в ветренную погоду. Но он знал: они были. Он их слышал. И теперь их голоса сменились другими – более животными, более древними. Вой хищника, насытившегося плотью. Где-то далеко, за пределами видимости, энергорм завершил охоту. Теперь ему нужно было только одно – плодиться.
Это был старый инстинкт. Атавизм, сохранившийся из доисторического мира. Мир мутировал, но законы жизни остались прежними. Рождение. Рост. Убийство. Смерть. И снова рождение.
Дима знал этот цикл лучше, чем кто бы то ни было. Он видел, как рождаются монстры.
Сначала – заражённая местность. Земля, пропитанная элементами, начинала гудеть. Не слышно, но ощущалось телом. Потом – ядро-семя. Оно возникало словно ниоткуда, как капля масла на воде. Ядро росло, питаясь элементом, а затем вокруг него формировалась оболочка – хризолита, как его называли учёные, – живое яйцо, пульсирующее и дышащее. И только после этого из него выходило существо – новое, чужое, готовое к охоте.
Именно поэтому «проклятие» у Димы не было случайным. Это была плата за знание. За понимание. За то, что он видел, как мир перерождается.
Теперь он шёл на ватных ногах. Щека горела, глаз заплыл почти полностью. Каждый шаг отзывался болью в теле, но он шёл. Потому что проклят – вот почему он ещё жил. Вот почему они с Лерой пока ещё дышали.
Рядом, в нескольких шагах, шла Лера. Её голова была опущена, руки связаны. Она больше не плакала. Просто шла. Без слов. Без движений. Только взгляд вперёд, как будто она уже знала, что её ждало впереди.
Дима думал:
"Мой дар… моё проклятье, только поэтому я ещё жив. Только поэтому я могу защитить её. Леру. Свою сестру. Неважно, что меня ненавидят за мои способности. Неважно, что люди считают меня странным, или даже опасным. Если бы не это, нас бы давно не стало."
"Валя…"
Он не мог закончить мысль. Просто повторял имя. Снова и снова. Как молитву. Как прощание.
«Валя, прости. Лера и я пошли в поход по её инициативе. Она рассказывала о карте, которую оставил дядя на старом рынке много лет назад. На карте был обозначен тайник с продовольствием. Если бы он существовал… Если бы мы его нашли… То поселению под землёй, где четыре семьи едва выживали, не пришлось бы столько месяцев голодать. Мы бы выжили. Не пришлось бы бежать на поверхность. И мы не попали бы в руки этих людей.»
Но цена оказалась слишком высока.
Выжить – не всегда значит победить. А иногда – это просто продолжение боли.
Без конца.
Дима услышал едва уловимый свист. Не гул мотора, не вой энергорма – нечто новое. Что-то чуждое законам этого мира. Он остановился, как вкопанный. Воздух вокруг замер.
– Лежи, – шепнул он Лере, но она уже упала сама – инстинкт выживания сработал раньше слов.
Свист повторился. Ещё тоньше. Ещё затаённее. И будто бы даже не слышно было выстрела.
Главарь пошатнулся.
Он дернулся, как кукла на ниточке, которую внезапно оборвали. Кровь брызнула из груди, а его глаза остались открытыми – недоумёнными и пустыми. Он рухнул лицом в грязь, автомат выпал из рук с глухим стуком.
Колонна замерла. На мгновение – абсолютная тишина. Даже дыхание стало опасным.
И снова – свист.
Ещё один сталкер покатился по земле, хватаясь за плечо. Его крик заглушило кое-что ещё страшнее, чем недоумение: понимание.
– Откуда?! – заорал один из сталкеров, прижимаясь к обломкам машины.
Но ответа не было. Никто не видел источника. Только пули летели, медленные, почти ленивые, но смертельные. Они не рвали воздух, они плыли, как тени среди мрака.
Ещё один свист. Пуля ударила в металл – рикошет. Осколки бетона взметнулись вверх, одна попала Лере в щеку. Она не вскрикнула. Только сжала зубы.
Дима всё понял.
Это был выстрел из дальнобойного оружия с глушителем. Медленные пули. Высокоточные. Это не были случайности.
– Лежи тихо, – прошептал он сестре и остался стоять.
Он напряг всё тело. Прислушался. Не к словам, не к шагам, не к дыханию – к вибрации. К малейшему колебанию воздуха. К движению частиц, которые неслышны для обычных людей.
И тогда он услышал это. Тихий, едва уловимый звук выстрела.
Не из автомата. Не из дробовика. Из чего-то другого. Чего-то, что могло убить без предупреждения.
– Там! – крикнул кто-то из сталкеров. – На крыше торгового…!
Но голос оборвался. Новый свист. Новый удар. Тело упало.
От большой группы осталось пять человек.
Они рассредоточились, прячась за обгоревшие корпуса машин, стараясь дышать бесшумно, двигаться без следа. Но страх уже разъедал их. Они знали – смерть рядом. И она играет.
И вот появились двое. Они вышли из тумана, будто сами родились из него. Быстро. Слажено. Один – высокий, в камуфляже, с винтовкой через плечо. Второй – ниже, широкоплечий, с гранатомётом и коротким стволом на поясе.
Первая граната полетела в укрытие, где прятался один из сталкеров. Вспышка. Грохот. Металл скрутило, как бумагу. Огонь вырвался наружу, осветив лица умирающих.
Дима почувствовал удар в грудь. Не физический – звуковой. Громкий взрыв болью отдался в теле. Он сжал зубы, чтобы не закричать, но не смог удержаться. Собравшись, он бросился в сторону – в кювет, заполненный водой и мусором. Туда, где звуки будут заглушены водой, станут мягче. Туда, где его «дар» станет менее болезненным. Потому что именно это и делало его особенным. И проклятым.
В этот момент он чувствовал каждый звук, каждую вибрацию, каждую каплю крови, которая покидала тело одного из сталкеров. Он чувствовал, как в голове одного из них взорвалась пуля, как второй начал задыхаться от раны в животе, как третий начал молиться, хотя давно забыл слова.
Он слышал смерть. И знал, что она здесь не просто так.
Эти люди пришли не ради денег. Не ради власти. Они пришли за ними. За детьми.
Последний из сталкеров, тот, кто не успел даже толком спрятаться, выскочил из-за машины с поднятыми руками. Его лицо было белым от страха, рот дрожал.
– Я сдаюсь! Забирайте всё! Хабар, детей, оружие… только не..!
Одиночный выстрел, перебил его – обычный, из военной винтовки – пробил его грудь. Он дернулся, будто его ударили невидимой рукой, и рухнул на землю. Глаза остались открытыми. В них застыло недоумение: «но я же сдался.»
Солдат только фыркнул:
– Мусорная крыса.
Второй военный уже подхватывал Леру. Девочка брыкалась, царапалась, кричала:
– Пустите! Пустите! Я никуда не пойду!
Но он не обращал внимания. Просто закинул её через плечо, как мешок с картошкой, и пошёл прочь от трассы, туда, где между руин ещё держался туман.
Дима выбрался из кювета, весь мокрый, покрытый грязью и лужей крови, которая не была его. Он шатался от боли в теле, но глаза – они были ясными. Он сделал Лере жест: «Тихо». И она замолчала. Только сжала кулачки, стараясь сдержать слёзы.
– Спасибо… что помогли, – прошептал он, чуть заикаясь.
– Да не за что, – ответил солдат, беря его под руку. – Правда, спасение вас в план не входило. Но один детектив… очень человечный он, вот. Ему спасибо скажете.
Они двинулись следом за товарищем. Лера постанывала. Болел живот. Болело всё внутри. Она не понимала, куда её несут. Кто эти люди. Почему взяли их. Почему не убили.
– Вас же трое детей было? – спросил солдат. – Успел улизнуть?
Дима опустил взгляд.
Голос предательски задрожал.
– Нет… Убили. Девушка Валя. Они планировали её сдать в рабство. И она…
Он не смог закончить.
Сжал зубы. И только про себя трижды повторил: «Это моя вина».
«Если бы сказал «нет». Если бы не согласился. Если бы не повёл их на поверхность, уверенный в своём проклятом даре. Если бы не надеялся, что сможет защитить. Если бы…»
«Чёрт», – едва слышно прошипел он себе под нос.
– Жаль девчушку, – сказал солдат. – Но тут ничего не попишешь. А вообще, чего это вы одни без взрослых вышли на поверхность?
Дима молчал.
Ответ был прост – голод.
– У нас в поселении я второй по старшенству. Мы долгое время голодали, – наконец сказал он. – Самый старший дядя Володя отказал Вале и она пошла ко мне. Она постоянно повторяла, что где-то в районе старого рынка есть спрятанная карта. На ней указано место, где спрятан тайник с едой.
Солдат протянул:
– Вот оно что… Голод и лютого зверя из норы вытащит.
Они шли молча. Только Лера всхлипывала, прижав руки к животу. Только шаги скрипели по мокрому асфальту. Только в голове у Димы снова и снова вращалось одно имя: Валя. Живая. Смеющаяся. Упрямая.
Убитая.
Он знал, что никогда не забудет этого дня. Не потому, что его спасли. А потому, что спасли слишком поздно.