Нескучный муж

История первая. Ты мне нравишься!

Когда Фома с Прохором вошли в концертный зал ДК, свободных мест уже не было.

Шквал аплодисментов захлёстывал зал. Поклонившись, солист сошёл со сцены, но зрители продолжали неистово аплодировать. И ему пришлось вернуться.

– Спасибо, – произнёс он в микрофон. – Большое спасибо всем вам.

– Бис! Бис! – кричал весь зал в ответ.

– Благодарю, – откликнулся солист. – А сейчас, с вашего позволения, я исполню песню, которая была написана мною незадолго до приезда к вам.

Зрители зааплодировали. Зазвучала фонограмма, и певец запел.

– Прохор, пошли ближе к сцене! Плохо слышно.

Идя по залу, Фома посматривал на счастливчиков, сидевших в мягких креслах, и думал: «Чёрт их… вот ведь одним есть, а другим – шиш под нос, и жуй всухомятку, стоя у сцены, как памятник». Но вдруг он заметил два свободных кресла в третьем ряду, рядом с девушкой. Он подошёл к ней и, наклоняя в полупоклоне голову, с лёгкой улыбкой вежливо спросил:

– Мадемуазель! Простите за беспокойство! Вы не будете возражать, если я и мой достопочтенный друг присядем рядом с вами? Обещаем вести себя прилично.

Девушка шевельнулась в кресле и удобно в нём расположилась.

– Будьте любезны! Сядьте уж! Не мешайте людям смотреть, – вознаградила она Фому за приятность его обращения и устремила взгляд на сцену.

С её позволения они заняли места. Прохор обосновался в крайнем кресле, между ним и девушкой сел Фома.

Затаив дыхание, Фома вслушивался в слова песни. Да так ничего и не понял.

В голове у него мысли бегали бестолково, как тараканы в пустой коробке. Он оценил лишь голос певца и изысканную мелодию. Недоуменное выражение разлилось по всему лицу Фомы и даже на кресло стекло. Фомы и даже на кресло стекло. «Ничего не пойму, – подумал он, кривя рот. – О чём эта песня? По радио слушаю – понимаю, а тут хоть плачь, – не пойму! То ли слова картавит, то ли дикция плохая».

Озадаченное лицо Фомы предстало перед лицом девушки.

– А вы случайно не знаете, о чём эта песня? – спросил он вежливо.

– О любви! – отозвалась она.

– Ух ты! О любви! Надо же! А почему слов не разобрать?

– Она на английском… – начала объяснять девушка.

В этот момент по каким-то причинам акустическая система зазвучала на полную мощность. И из всего, что она сказала, Фома лишь расслышал последние слова «…ты мне нравишься!»

– Это хорошо! Ты мне тоже! – пролетел над головой девушки голос Фомы, как реактивный самолёт, и унёсся к Прохору.

– У нас с ней любовь с первого взгляда! Понял?! – прокричал он, краснея, во весь голос под грохот барабанной дроби.

– Я уже догадался! – прогремел в ответ голос Прохора (о песне), под соло ревущей эл. гитары. – Слово «LOVE» на нашем – любовь.

– Вот и я говорю: …с первого взгляда. Нравлюсь… ей… Она тоже… – пронёсся над головой Прохора голос Фомы, как сверхзвуковой самолёт, и вернулся к девушке.

– Девушка…

После слова «девушка» из акустической системы звук улетел на тот свет и предстал перед престолом Всевышнего. А над залом, как из лопнувшей шаровой молнии, прогремели слова Фомы «…выходи за меня замуж!»

Шквал аплодисментов взорвал тишину. Зрители встали и дружно закричали:

– Браво! Браво! Горько! Горько!..

Девушка вскочила с места и со словами «ненормальный, идиот…» побежала к выходу. Вслед за ней, пожимая плечами, – Фома. За ним – Прохор.

Выскочив на улицу, Фома догнал девушку и спросил:

– Девушка, в чём дело? Что-то не так?

– И он ещё спрашивает: в чём дело? Я разве давала повод?..

– А ваши слова «ты мне нравишься!» Это что? Шутка?

– Это песня так называется, – пояснила девушка.

Фома почувствовал неловкость за свой некорректный поступок и извинился.

– Простите. Я не хотел обидеть. Это он во всём виноват, – и кивнул на Прохора.

Прохор опешил, но не обиделся. Быть может, внутренний голос подсказал ему, что в такой ситуации наилучший выход – валить на друга.

Девушка вдруг улыбнулась, и синие глаза её заблестели. Этот блеск и смущённый румянец на лице лишь прибавили ей очарования.

Фома изучающе посмотрел на неё. И увидел, какая она вся складная, лицом милая, смотрит на них доверчивым взглядом и уже не обижается. Ему стало легче. Он улыбнулся и сказал:

– Давайте хотя бы познакомимся. Меня зовут Фома. Этого типа – Прохор. А вас?

– Валя.

– Хорошее имя, – похвалил Фома. – И кто же так назвал, папа или мама? – и получил в ответ непонимающий взгляд. – Извините! – сказал он виновато. – Просто так… поддержать разговор. Прохор может подтвердить.

– Верно! – выпалил Прохор. – Как и то, что мой друг Фома, если бы в цирке от его услуг не отказались, мог стать профессиональным клоуном. Он ведь, когда врёт, стоит на воздухе, не касаясь земли. Вы что?! С нами крестная сила!

– С вами что?! – полюбопытствовала Валя.

Фома засмеялся и пояснил:

– Фразу «С нами крестная сила!» Прохор перенял у нашего начальника. Она означает «ужас». Для начальника – подъём собственного духа.

– А где вы работаете? – поинтересовалась Валя.

– А работаем мы, Валюша, в организации по оказанию ритуальных услуг. Вот смотри… – и протянул ей визитную карточку, где чёрным по белому написано:

Ритуальные услуги

Могильщик – Фомичёв Фома Петрович

Быстро и качественно

С нами крестная сила!

– Ну, ребята! С вами не соскучишься! Я уж начала думать, что вы театралы, а вы…

Валя рассмеялась, и в её глазах засияли весёлые искорки. В какую-то минуту ей показалось, что она их знает много лет. Валя вдруг подумала: «Выглядеть чудесно, – это ведь полдела. Какое значение имеет внешность? Важно только то, что внутри».

(А у героев рассказа Фомы и Прохора, что внутри, то и снаружи).

Прохор вскоре попрощался и ушёл по каким-то неотложным делам, а Фома с Валей, оставшись наедине, продолжили прогулку по вечерним улицам.

Стоял прекрасный летний вечер. На детских площадках играли дети, мальчики постарше катались на велосипедах, весело перекрикиваясь; время от времени мимо проезжали машины.

История вторая. Была не была!

В один прекрасный день, придя на работу, Фома зашёл в кабинет к начальнику попросить отпуск.

– Ишь ты, какой галстук нацепил! – воскликнул начальник. – И кого же хоронить собрался в таком шикарном наряде?

– Никого, – ответил Фома.

– А по какому случаю парад?

– Женюсь.

– Да ну!

– Вот и ну! Семейный образ жизни буду вести!

– Молодец какой! А кто невеста?

– Валюша.

– Какая Валюша?

– Обыкновенная Валюша.

– Нет, Фома, она необыкновенная. Обыкновенная девушка только при виде такого чуда, как ты, в обморок упадёт. Глянь на себя в зеркало. На что ты похож? Ты же безобразие холостяцкое!

– Потому и женюсь, – сообщил Фома радостно. – Буду жить, как в раю. Утром просыпаюсь, а Валюша тут как тут: не желаешь ли чего, Фома? Может, кофе в постель подать?!

– Чудак! – воскликнул начальник. – Пойми своей головой. Ты сейчас кто? Свободный человек – личность, понимаешь. До обеда что пьёшь?

– Пиво, – похвастался Фома.

– А после?..

– Будто сами не знаете, – смутился Фома.

– Ну вот. А женишься, будешь дуть кофе с какао!

Фома сморщил физиономию.

– То-то! – воскликнул начальник. – Твой дружок Прохор лучше тебя, а не женится! Одним словом, вступай в законный брак. Мы тебя благословим. Через месяц, другой взбесишься! Что это я говорю? Сам узнаешь!

– Не хочу! – проворчал Фома, скривив при этом значительно губы.

– Чего не хочу?

– Жениться не хочу!

– Странно, только что хотел. Нет уж, Фома, изволь держать обещанное слово. Это что же выходит, заморочил девушке голову – и в кусты! Нехорошо!

– Стало быть, из-за обещанных слов я должен свободы моей драгоценной лишиться? Нет уж! – сказал Фома решительно, быть может, в первый раз от роду.

– Фома, ты зачем ко мне приходил? Отпуск взять?

– Это теперь не имеет никакого значения.

– Имеет, Фома, имеет. Бери отпуск и быстрее в ЗАГС, пока Валюша не передумала. И никого не слушай. Живи своей головой.

– А свобода?..

– Да чёрт с ней! Ты, главное, меня не забудь пригласить на свадьбу. Лети, голубчик, лети! Упустишь счастье!

– А, была не была! – голосом счастливчика воскликнул Фома и пропал за дверью.

История третья. Женитьба Фомы

Шумел, гремел весь посёлок: «Фома празднует свою свадьбу». Наехало много гостей. На автомобиле «запорожец» приехал живущий через два дома и его друг Прохор.

Дивились гости пышному свадебному наряду невесты, но ещё больше дивились перевоплощению Фомы в жениха.

Во дворе к столам подкатили бочку с пивом, на столы немало поставили ящиков вина, шампанского и другого продукта. Вежливо усадили гостей. Музыканты в руки взяли музыкальные инструменты и замерли в ожидании.

Присутствующие благословили молодых, в их адрес выкрикнули «горько». И всё вокруг повеселело. Музыканты громом грянули музыку, молодёжь понеслась. Изрядно выпив, вслед за ней пустилось и старшее поколение, стараясь переплясать молодость.

Свадьба длилась до полуночи, и справляли так, как вряд ли где уже справляют. Плясали все, и даже те, что не умели вовсе.

Настала пора расходиться, но мало кто решался: многие гости остались ночевать во дворе; где подкосились ноги, там и лежали, храпя во весь свадебный двор, а большинство заснуло под столами и лавками раньше намеченного срока.

К Фоме незаметно подкрадывался хмель, потихоньку и осторожно, словно на цыпочках. И спустя немного времени Фома перестал чувствовать окружающий его мир. Ноги под ним обмякли, и голова вместе с туловищем рухнула на землю.

Свернувшись в клубочек, Фома тут же уснул, и ему приснился сон: тамада, расхаживая между столами, веселит гостей… Как вдруг закричала молодёжь и, пятясь, стала показывать пальцами на тамаду.

– Смотрите! Смотрите!.. – кричала молодёжь, прижимаясь плотнее друг к другу. – Тамада…

– Беда!.. – шумело старшее поколение.

Фома посмотрел на тамаду и ужаснулся: из головы тамады росли рога, а изо рта лезли два острых клыка. Тамаду изогнуло дугою, между лопатками показался растущий горб, волосы поднялись дыбом, нос вытянулся и заострился, глаза помутнели, губы отвисли, вместо голоса – рычание.

Невесть откуда возникла старуха с иконой в руках. Подняв икону высоко над головой она громко забасила: «Сгинь, нечистая сила! Пропади пропадом! Ступай в Ад!»

Гости подхватили и хором забубнили, повторяя каждое слово, сказанное старухой.

Оборотень-тамада вихрем пронёсся мимо Фомы, со всей силы ударив большим кулачищем ему в лоб, сорвал с невесты фату и с диким воплем через рога водрузил себе на голову. Но Фома мужественно встал на защиту своей невесты. Тамада не успел и глазом моргнуть, как Фома уже стоял перед ним с половником в руках. Проворно хватил им тамаду по рогам, отчего тамада рассвирепел и повалил его на землю. Фома пытался подняться, но не мог, иссякли силы. Тамада топнул ногой, земля вокруг содрогнулась, и Фома полетел в пропасть.

Очнувшись после сна, Фома открыл глаза и увидел, что за столами сидят черти и поют песни, а правит пир всё тот же оборотень-тамада. Голоса чертей, что женского пола, тянут мелодию вверх, к вершинам, а те, что мужского пола, басами удерживают её над землёй…«Во, гуляют! Точь-в-точь, как у нас», – подсказал Фоме его внутренний голос. Но тут голова закрутилась, обвела глазами весь двор и обнаружила, что за столами у забора стоит «запорожец», а в нём резвятся чертенята. «Сейчас я вам устрою!» – подумал Фома и, собрав в себе все силы, поднялся с земли, схватил оглоблю, что валялась здесь же, и, высоко подняв её над головой, пустился бежать к машине, сколько было духу, со словами: «Задам переполоху! Ад вверх дном поставлю! Ха-ха…»

Автомобиль «запорожец» зарычал, нырнул в забор и скрылся из виду.

У Фомы от такого успеха глаза загорелись. Как безумный, он закатился дьявольским хохотом и двинулся в сторону столов. Со стороны казалось, что им управляет бес, влезший в него и изнутри дёргающий за жилы, отчего смех раздавался ещё громче и страшнее. Помутневшие зрачки расширились, и Фома был похож на воскресшего покойника. Как бешеный нёсся он с оглоблей в руках, не чувствуя ни себя, ни страха.

.....

Но, не тут-то было! У столов он был схвачен чертями и повален на землю.

– Душно мне! Душно!.. – то яростно вспыхивал, то угасал голос Фомы.

– Скорую!.. Скорую!.. – кричала невеста, умоляющим голосом ребёнка.

Через несколько минут завыла сирена, и во двор въехал автомобиль. Открылась дверь, и на землю ступили спасители в белых халатах.

Получив дозу успокоительного укола, Фома, затихая, шептал: «Ангелы-хранители! Ангелы-спасители! Ангелы…»

История четвёртая. Квартирный вопрос

После свадьбы перед Фомой во всей своей красе встал квартирный вопрос. Молодым нужна квартира. Без квартиры семья не может существовать.

Фома отправился в жилотдел и несколько часов простоял в очереди. В конце рабочего дня он вошёл в кабинет, где ему сказали, что он может получить квартиру, но… чуть позже.

В «чуть позже» могут быть: и день, и месяц, и долгие годы. Фому очень интересовал вопрос: где будет жить его семья? В холостяцкой жизни такого вопроса не возникало. Большинство ночей Фома проводил там же, где и работал. А работал он в организации, которая занималась оказанием ритуальных услуг.

Начальник с пониманием относился к его проблеме и с удовольствием давал ему ключ от полуподвального помещения. И Фоме добро – и сторожа не надо. Из неудобств – отсутствовало электричество, да в зимний период без печи холодновато было. Однако какое удобство испытывал начальник. Утром приходит на работу, а могильщики, как пионеры « … готовы!» (У Фомы часто гостили коллеги по работе). Главным делом было живых от мёртвых отличить. И всего-то.

Вот и ходил начальник между гробами да за нос щипал; кто не реагировал, накрывал крышкой и заколачивал гвоздями. Однажды живого чуть было не зарыли; начальник за нос ущипнул, а тот не отреагировал. Крышкой сверху хлоп… да на кладбище… Хорошо, что протрезветь успел, а то бы распрощался с белым светом.

.....

Фома в очередной раз пришёл в жилотдел.

Начальник жилотдела, толстый, с распухшим, будто от укусов пчёл, лицом человек, сидел в мягком кресле за дубовым столом и кряхтел. С двух сторон от него сидели его подчинённые.

– Пожалуйста, дайте квартиру, – попросил Фома, сверля глазами пол. – Я женился, а жить негде. Хотя бы однокомнатную. Обещаю быть хорошим семьянином.

– Нет, – осекающимся голосом сказал начальник.

– Чего нет? – спросил Фома, отрывая глаза от пола.

– Квартир нет, – ответил начальник.

Фоме показалось, что жаркой волной хлынувшая в голову, горячо застучавшая в висках кровь разорвёт ему сейчас сосуды.

– Н-но п-почему? А-а нам г-где жить? – заплетающимся языком спросил он.

Начальник смотрел на него спокойным взглядом, и лишь его толстые розовые щёки подрагивали от потряхивания невидимой Фоме под разделившим их столом ноги.

– Где хотите, – ответил он без малейшей тени неловкости на лице.

– Хоть на Луне! – хихикнули подчинённые.

– А что, на Луне квартиры есть? – спросил Фома.

– А ты слетай да узнай! – хихикнули подчинённые.

– Видно, и дальше в гробу спать придётся, – пробормотал Фома себе под нос.

В гробу теплее, чем на голой земле, – пояснил начальник. – У нас очередники ждут, и ничего! А у тебя хоть такая жилплощадь, да есть.

У Фомы сдали нервы.

– Я на вас жалобу напишу в правительство! Я такой же человек, как и вы, и также хочу жить по-человечески!..

Начальник жилотдела, с вытаращенными глазами, несколько минут сидел без движения, затем взял ручку и выписал ордер на проживание в общежитии.

.....

Не прошло и часа, как Фома уже стоял перед комендантом общежития. Представил ордер по всей форме. Печать и подписи налицо.

Комендант, взглянув на ордер, на Фому, затем опять на ордер, буркнул:

– Могу дать две комнаты.

– Да куда нам две?.. Нам одной хватит, – взбодрился Фома.

– В одной комнате семье проживать не положено. Только в двух… – пояснил комендант.

«Вот, жена обрадуется, – подумал Фома. – Две комнаты…»

Комендант повёл Фому смотреть комнаты.

На первом этаже подошли к двери под номером 13, комендант ключом ковырнул в замочной скважине, открыл дверь и вежливо попросил Фому войти первым.

– Это твоя комната, – сказал комендант. – А вторая – жены.

Фома повертел головой.

– А где вторая?.. – спросил он.

– На третьем этаже, – ответил комендант, улыбаясь.

– Поиздеваться решили?! – не выдержал Фома, догадавшись, откуда дует ветер.

– Да бог с тобой! – сказал комендант, всё так же улыбаясь. – У нас не семейное общежитие, и потому совместное проживание мужчин и женщин запрещается. Вот тебе ключ от второй комнаты, и живите счастливо!

.....

Ночами Фома писал письма в правительство, а утрами поднимался на третий этаж, завтракал у жены и уходил на работу.

Так продолжалось год, а на второй явился почтальон и вручил письмо.

Фома в очередной раз пришёл в жилотдел. Все были на своих местах, будто ждали. Он вынул письмо из кармана и положил на стол. Начальник опустил голову и закряхтел: «Кхы, кхо, кху…» – и так далее. Затем последовала тишина – минуты три, а может, дольше… Никто же не смотрел на часы.

Очнувшись, начальник поднялся со стула, подошёл к Фоме и заговорил:

– Нехорошо, Фома, поступаешь. Нехорошо. Мы о тебе переживаем, сутками головы ломаем, думаем, где взять лишний квадратный метр, чтобы твоя семья жила и ни в чём не нуждалась. Ты, конечно, будешь удивлён, но твой вопрос уже решён. Заглянув в далёкое будущее, посовещавшись и придя к единому мнению, наш жилотдел решил вручить тебе ордер на получение трёхкомнатной квартиры, – и вручили.

Фома, поблагодарил и поспешно удалился.

.....

Чтобы время даром не терять, семейная пара отправилась посмотреть на свою просторную жилплощадь. Нашли улицу, а затем и квартиру, которая, как и комната в общежитии, была под номером 13. Но Фому не это волновало. Он стоял и подсчитывал затраты, которые понесёт их семейный бюджет на ремонтно-строительно-капитально-восстановительные работы.

«Пусть будет так! – подумал Фома. – Не лучший, но и не худший вариант».

История пятая. Смерть и воскрешение Фомы

Водитель копался под капотом своего железного «коня» и думал: «Навязали не вовремя… Мне в мастерскую ехать, а в кузове гроб стоит. Дома разгрузить? Жена не разрешит. Что же делать?..»

Сзади кто-то негромко спросил:

– Василий, ты скоро поедешь?

Водитель обернулся: спрашивал Фома.

– Подбросить, что ли?

– Да.

– Сейчас… – Василий опять уткнулся в мотор. – Свечи замучили… – поскоблил, протёр, продул и вкрутил опять.

Фома стоял и смотрел ему в спину.

– Готово, – сказал водитель, закрывая капот. – Залазь. Поехали.

Пока ехали по дороге, не общались. Машина время от времени вздрагивала. Василий крутил баранку и ворчал: «Старый тарантас! Давно пора списать и на автокладбище отправить! Ты гляди!..»

Фома сидел с ним рядом и безучастно смотрел вперёд.

Когда они подъехали к дому Фомы, Василий неожиданно спросил:

– Фома, можно я у тебя гроб оставлю? А то мне холодильник надо увезти в ремонт. Завтра на обратном пути и гроб и тебя заберу. Выручай, дружище!

– А чего не выручить-то, места хватает, – отозвался Фома.

Водитель включил заднюю передачу и подрулил к дверям дома. Сняли с кузова гроб и занесли в дом.

Василий поблагодарил Фому, сел в машину и поехал.

Едет он и вдруг видит: навстречу ему по обочине дороги идёт жена Фомы. «Есть повод пошутить», – подумал он. Остановился, приоткрыл дверь, подозвал её и сообщил:

– Валя, как не скорбно, а сказать тебе должен. Горе у тебя, понимаешь! Но ты не переживай, в твоём доме гроб всего одну ночь постоит, а утром я его с Фомой…

Не дав Василию договорить, Валя схватилась обеими руками за голову, рванула с места и, разливаясь в бурных рыданиях, скрылась из вида.

«Неудачная шутка!» – подумал водитель. Хлопнул дверью и поехал дальше.

.....

На фарфоровых тарелках лежала тонкими ломтиками нарезанная колбаса. На цветной доске – сыр, и в трёхлитровой банке – солёные огурцы. Меж тарелками стояла бутылка с водкой. Все эти предметы помещались на маленьком столике уютной кухни. За столом на табуретке со стаканом в руках сидел Фома и снимал стресс после тяжёлого погребального дня.

Изрядно охмелев, он пошёл прилечь на кровать, но запнулся о гроб, упал в него и уснул.

Прибежала зарёванная жена. Видит – стоит гроб, а в нём – Фома. Постояла она над мужем в глубокой печали и побежала оповещать соседей.

Собрались добрые люди. С пола подняли гроб с Фомой и взгромоздили на табуретки. Усопшему на лоб положили траурную ленту, на груди сомкнули руки, между пальцами вставили зажжённую свечу и со скорбными лицами сели с ним рядом.

Валя не выдержала и сквозь слёзы запричитала:

– На кого ты меня оставил! Да как же я без тебя жить-то буду! Ах, коли бы не пил, цены бы тебе не было. Прости ты меня окаянную! Наперёд бы знала, что помрёшь, я бы пылинки с тебя сдувала и нехороших слов тебе не говорила. Ну и пусть, что пьющий, грех-то не великий. А у кого мужья непьющие?! Ну, у моей подружки Людки! Так разве он мужик?! Гвоздя в стену забить не может…

Свеча догорала, и Фома сквозь сон начал ощущать жжение между пальцами и слышать плач своей жены. Ничего не понимая, он приоткрыл глаза, и его взору представилось необыкновенное зрелище: он присутствует на своих похоронах. Фома тут же закрыл глаза и стал размышлять над тем, что происходит.

Свеча всё сильней жалила пальцы и мешала быть мёртвым. От боли Фома готов был уже зареветь и стать живым, как вдруг Прохор, словно читая его мысли, из пальцев изъял догорающую свечу и вставил свежую.

«Ну, Прохор, выручил ты меня! Считай, что я твой должник, – прокрутил в голове Фома и домыслил: – Воскресну, отблагодарю, а пока извини…»

– Надо же совсем тёпленький! – произнесла жена покойного мужа, ладонью коснувшись его щеки. – У других-то покойники холодные. А всё потому, что Фома добрый был.

Фома лежит и думает: «Всё же иногда надо умирать, хотя бы потому, что многое о себе узнаешь. В жизни только и слышал – никчемный мужик да пьянь подзаборная. Оказывается, я не такой уж и плохой человек».

Дверь со скрипом отворилась, и в траурных платочках вошли Валины подруги – Лариса и Вера. Пособолезновали и уселись перед гробом.

Первой из подруг заговорила Лариса:

– Фома, земля тебе пухом. Ты уж на нас не обижайся, коли что не так было. В жизни всякое бывает…

Не дожидаясь конца Ларисиного доклада, слово взяла Вера:

– Ты, Фома, был настоящим мужиком. Повезло Валюше. А я дура! Ты же хотел на мне жениться…

«Вот брешет! Я хотел на ней жениться. Щас! – внутри себя свирепствовал Фома. – Человек помер, мало им, так они ещё и свои грехи хотят к нему в гроб положить. Ничего, я ещё разберусь с вами! Вы у меня поплачете!»

За Фому вступился Прохор:

– Вы что, девки, чушь несёте! Насколько я помню, да и Фома мне говорил, что из вас двоих ни одна ему не нравилась.

«Так их, так, молодец, Прохор! – в глубине души радовался Фома. – А то удумали над покойником глумиться».

– Да хватит вам ворошить прошлое! – забыв о своём горе, в перепалку вмешалась Валя. – А то, за кем бегал Фома, я и сама знаю. Он ни одной юбки мимо себя не пропускал. Эта болезнь у него ещё в молодости началась.

«Ты смотри, как Валюша запела. Вместо того, чтобы мужа в последний путь отправить с незапятнанной репутацией, она туда же… – плакала душа Фомы горькими слезами. – Нехорошо вдове о своём родном муже такое говорить. Надо соблюдать приличия!»

.....

Приближалась ночь. Соседи разошлись по домам укладываться спать. У гроба остались жена покойного, её подруги и Прохор. Через некоторое время и их потянуло ко сну.

Зевнув в ладонь, Прохор обратился к Вале:

– Валюша, ты бы шла да отдохнула у кого-нибудь из подруг, а то завтра у тебя будет трудный день. Иди, а я посижу до утра, мне, холостяку, какая разница, где быть. Дома я один, а здесь с Фомой потолкую, как-никак друзьями были.

Валя согласилась и ушла с подругами отдыхать, оставив тело мужа на его друга.

Оставшись наедине с покойником, Прохор сходил в кухню, там из ящика вынул бутылку с водкой, из шкафа взял стакан, тарелку с салатом и вернулся на прежнее место. Сел у гроба, Фоме на грудь поставил тарелку с салатом, наполнил стакан, произнёс слова «за упокой души грешной» и выпил залпом содержимое стакана.

Фома по такому случаю хотел было уже восстать из мёртвых, но побоялся, что от его воскрешения у друга не выдержит сердце, и потому решил воскреснуть после того, как Прохор напьётся «за упокой» и отойдёт ко сну. Он лежал и жадно считал граммы, уплывающие в желудок своего друга.

Наполнив очередной стакан, Прохор полез в тарелку за салатом и нечаянно ткнул вилкой покойнику в руку. Отчего последний вскрикнул и восстал из гроба.

Встретившись лицом к лицу с покойником, Прохор почувствовал весь ужас своего положения. Ему казалось, будто сердце покинуло его. Растерянный и наполовину отрезвевший, он начал вспоминать молитвы, какие только знал. В его голове невольно мелькнула мысль: «Может, это горячка? Надо пойти в кухню и умыться холодной водой». Хотел сдвинуться с места, но его ноги не слушались. Он стоял как вкопанный и как попало бубнил молитвы, едва шевеля дубовым онемевшим языком. Напротив него всё так же неподвижно стоял гроб с восставшим покойником.

Вдруг гроб зашатался, и на плечо Прохора легла рука «мертвеца». Лицо Прохора задрожало и онемело. Он стал чувствовать, как из его деревянного тела выходит дух. Зубы его начали ударяться друг об друга, судорожно задёргались губы. Страхом пронизало всё тело, а впереди – нескончаемая адская ночь. Где-то во дворах завыли собаки, и от их воя сердце Прохора застучало, как молот по наковальне. Хмель соскочил с него тут же. Будто и не пил вовсе. «Чёрт меня дёрнул с покойником остаться наедине», – в душе покрыл себя бранью Прохор.

«Труп», опираясь на его плечо, начал подниматься и уже через мгновение стоял перед ним в полный рост. Прохор содрогнулся, и холод чувствительно пробежал по его жилам от мозга до кончиков пальцев ног. И вдруг он видит, что «труп» пытается вылезти из гроба. Хрипло вскрикнув, Прохор дёрнулся, и гроб вместе с «покойником» с грохотом упал на пол.

Дальше: тишь да гладь да божья благодать. Гроб стоял неподвижно, рядом с ним лежал покойник.

«Чего мне бояться? – подумал Прохор вдруг. – Он же мёртвый. Ну, выпил лишнее – оттого и померещилось. Со страху гроб с Фомой зря почём уронил. Ладно, утром подымем», – и пошёл в кухню. Там из ящика вынул очередную бутылку, из шкафа взял закуску и там же уселся за стол. Налил в стакан водки, выпил, закусил, затем второй… третий…

И тут у Фомы терпение-то и лопнуло. Восстав из мёртвых, он поднялся с пола и крикнул другу:

– Прохор, ну ты и подлец! Своего лучшего друга чуть не убил.

«Опять началось, – внутри себя выругался Прохор. – Надо прекращать пить, не то умом тронусь».

Послышались шаги: топ-топ-топ… и в дверном проёме возник «покойник», с теми же словами:

– Прохор, ну ты и подлец! Своего лучшего друга чуть не убил.

Прохор посмотрел на него растерянным взглядом и заговорил:

– Фома, ты мёртвый, а значит, ничего не чувствуешь. Бери стул, подсаживайся к столу и рассказывай, где обосновался? Я слышал, что нашего брата не очень-то в Раю жалуют? Можешь не отвечать, я и так знаю, что тебе дорога в Ад. Да только гляжу, и там тебе не очень рады. А может, тебя за мной прислали?! А? Покойник Фома?!

– Да никто меня никуда не прислал, – отозвался Фома. – Просто водитель попросил, чтобы гроб у меня до утра постоял. А я грешным делом в нём уснул. Вот и всё!

Пропустив мимо ушей сказанное Фомой, Прохор продолжал думать, что сидит с покойником; та же самая скованность, какая была прежде. Изрядно выпитое спиртное и бледность лица придавали ему какую-то каменную неподвижность.

– Знаешь что, Фома, я вот на тебя смотрю, и мне кажется, что какая-то чертовщина в твоём доме творится, хоть закрывай глаза и беги, беги, беги…

– Никакой чертовщины в моём доме нет, – начал говорить Фома в оправдание, но его речь была прервана Прохором.

– Хороший ты был человек, Фома! Хороший был человек! А пропал ни за что. Наверное, Богу так угодно. За твою усопшую душу! – сказал Прохор, влил в себя спиртное и высказал своё мнение: – Фома, а я знаю, отчего ты пропал: оттого, что ты людей на тот свет отправлял. Хоронил, хоронил. И вот оно неотвратимое возмездие…

Фома понял, что друга ему не убедить, потому что алкоголь в сочетании с нервным шоком сделали своё дело. Он подумал и решил свою роль доиграть до конца.

– Слушай, Прохор, – спросил «покойник», улыбаясь во весь рот, – а не хочешь ли ты на том свете побывать? Я бы для тебя индивидуальную экскурсию там устроил. Сильно уж хочется гидом побыть.

– А что! Была не была, где наша не пропадала. Забирай меня, Фома, с собой!

Раздался петушиный крик, затем другой – водителя…

Фома говорит:

– Пора собираться в путь!

Из дома вынесли гроб и понесли к машине.

А с лавочки напротив старик шумит:

– Что, Фома, решил без посторонней помощи уйти?

– Ну, а чего людей мучить! – бросил в ответ Фома.

– Это правильно! – крикнул старик.

Фома с Прохором погрузили гроб, сели с ним рядом и поехали…

.....

Встав пораньше, Валя, Лариса и Вера пошли сменить Прохора и подготовиться к похоронам.

Подходят они к дому, а с лавочки всё тот же старик шумит:

– Валя, гроб с Фомой увезли, и Прохор уехал.

Валя – в дом. Нет никого. Она с подругами побежала в организацию, где трудился Фома.

Прибыв в заданную точку, Валя открыла дверь, ведущую в кабинет начальника, и вошла. Начальник сидел за столом и, склонив голову, что-то писал. Его курчавая голова, лысеющая на затылке, была словно присыпана пеплом. Но вот он положил ручку в сторону, собрал бумагу в стопку, поднял голову и, взглядом смерив только что вошедшую к нему в кабинет жену Фомы, начал откровенно разглядывать её, как разглядывают в музее картину, пытаясь понять замысел творца. Ничего не поняв, он спросил:

– Ты что-то хотела? – и вежливо добавил: – Садись на стул, пожалуйста.

Однако Валя не откликнулась на приглашение «сесть», а предпочла непременно задать встречный вопрос. Носовым платочком утерев накатившуюся очередную слезу, она спросила:

– Фому на какое кладбище увезли?

– На старое. Сегодня там всех хороним, – вежливо ответил начальник и тут же поинтересовался: – Случилось что?